Обычной практикой экономических расчетов в энергетике является учет стоимости ископаемых ресурсов по их рыночным ценам. Однако я предлагаю принять к сведению и намного более проблемное второе измерение цены — ущерб, наносимый окружающей среде и здоровью людей при использовании угля, газа и нефти. Попытки таких расчетов предпринимались и ранее, однако, вследствие сложных и неоднозначных методов подсчета такого ущерба, каждая конкретная цифра с неизменным успехом забалтывалась в разговорах. Сегодня мы вынуждены признать, что издержки на охрану окружающей среды столь значительны, что дальнейшее их игнорирование в экономических расчетах, прикрываемое сложностью численных оценок, безответственно и губительно. Добавим сюда и третье измерение политические издержки. Здесь сложность численных оценок компенсируется относительно несложными качественными оценками.
Уже сегодня ощутимый экологический ущерб, причиняемый нынешним энергетическим и экономическим хозяйствованием, стал зловещим предзнаменованием, знаком беды для XXI века. Хищническая разработка полезных ископаемых усиливает международную напряженность, которая неизбежно перерастет в общемировые конфликты по-разному и в разное время на разных континентах, но везде самым пагубным образом воздействуя на ценностные ориентиры общества, грозя навеки похоронить саму идею возможности «всеобщего мира». Конфликты XXI столетия, возможно, произойдут в результате «борьбы цивилизаций», как предсказывал Сэмюэль Хантингтон. Но американский политолог описывает лишь границы разделения, но не глубинные причины надвигающихся конфликтов: укрепление потенциально опасного «ископаемого» ресурсного базиса.
Многократно высказанная надежда, что зависимость человечества от ископаемых ресурсов побудит главных действующих лиц мировой экономики к согласованным действиям, а, значит, послужит укреплению мира, является иллюзией и недостижимым идеалом. Борьба за доступ к этим ресурсам неизменно обостряется, все чаще переходя в вооруженное противостояние. До сих пор эти кризисы и конфликты, от Иракадо Чечни, оставались локальными, но они являются только увертюрой к общемировым конфликтам, которые затронут устои и ценности всего человечества. Какой опасностью грозит цивилизации исчерпание недр, я хотел бы описать ниже.
Противоречие между формальными заявлениями и фактическими действиями ответственных лиц невообразимо, но оно именно таковым и является. Несмотря на предостерегающие прогнозы динамики разрушения окружающей среды безответственным энергопотреблением; несмотря на громкие политические заявления и решения на самом высоком национальном и международном уровнях по его сокращению; несмотря на улучшение положения в некоторых энергоемких технологиях и очевидное приближающееся исчерпание ресурсов мировое энергопотребление ископаемых видов энергии постоянно увеличивается, притом быстрее, чем раньше. Мы, кажется, неудержимо приближаем тот самый момент, когда поставщики ископаемых ресурсов, которые продолжают делать все для расширения рынка сбыта, не смогут удовлетворить возросшие потребности этого рынка.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Так как цены на электроэнергию непрерывно снижаются из-за открытости электроэнергетических рынков, вероятно, что энергопотребление возрастет даже еще быстрее, чем ожидает IEA. Единственная реальная возможность стимулировать быстрое повышение эффективности использования энергии это повышение цен на нее. Именно этой разумной политике глобальный рынок противодействует более, чем когда-либо, поскольку повышение цен на энергию неблагоприятно воспринимается как экономистами, так и политиками, причем для последних оно неприемлемо в такой степени, что превратилось в своего рода табу. Мировой рынок энергии властвует над судьбами мира, и такое положение вещей, учитывая экологические последствия, превращает идеи свободного рынка в догму.
Преобладающая часть энергопотребления, согласно вышеприведенному прогнозу, обеспечивается за счет источников ископаемой энергии, при незначительно повышающейся доле ядерной энергии и незначительном приросте доли возобновляемых видов энергии. Так как Международное агентство по энергии — это общая организация правительств ОЭСР, инвесторы энергетической отрасли ориентируются на ее прогнозы и оправдывают этими прогнозами соответствующие инвестиции. Правительства стран ОЭСР, которые взяли на себя обязательство понизить энергопотребление, нисколько не обеспокоены этими прогнозами, сделанными их собственным агентством, сколь бы настораживающими они не выглядели со стороны. Это похоже на самообман или, скорее, на сознательную мистификацию. Тоже самое относится и к ЕЭС, которое охотно клеймит США как самого большого расточителя энергии среди промышленно развитых стран, и к странам третьего мира, где наблюдается большой прирост энергопотребления. Но ни страны ОЭСР, ни страны члены ЕЭС не хотят обсуждать вопросы снижения потребления энергоносителей.
Поскольку электрический ток большей частью производится на крупных тепловых электростанциях, именно они имеют преимущество в инвестиционных планах, несмотря на самые большие потери при преобразовании первичной энергии в конечную. Каждый шаг по повышению потребления электроэнергии, выработанной на тепловых станциях, противоречит обязательствам по охране окружающей среды. Рост технических показателей эффективности преобразования энергии нивелируется общим энергетическим балансом: эффективность энергопреобразования падает. Одновременно мы наблюдаем и усиление зависимости промышленно развитых стран от импортеров первичной энергии.
Даже если не было бы экологических проблем или если бы их последствия были преувеличены, тенденции использования ископаемых ресурсов все равно вызывали бы тревогу уже по причине скорого их исчерпания. Но чем быстрее мы приближаемся к этому моменту, тем настойчивей отбрасывается мысль о грозящем тупике, хотя в «Глобальном отчете» президенту США Картеру были представлены важнейшие данные о приближающемся исчерпании недр. С тех пор мало что изменилось, однако приведенные в отчете темпы прироста были, как выяснилось позднее, явно завышены. Этого оказалось достаточно, чтобы энергетические концерны и зависимые от них правительства дали отбой. Предостережения, часто повторяемые и оттого кажущиеся преувеличенными, все менее серьезно воспринимаются общественностью. Общественное мнение, по чисто психологическим причинам, хватается за каждую соломинку, за каждое успокаивающее представление, что все еще не так уж и плохо. Общественность жадно ловит любое сообщение об открытии новых месторождений, новых источников энергии, даже если его потенциальный вклад в мировое энергопотребление сомнителен. Так было встречено в декабре сообщение о том, что французский нефтяной концерн открыл «огромное месторождение в Анголе» потенциалом в 730 млн. баррелей, при этом забывали добавить, что это количество нефти составляет современное десятидневное мировое потребление! Еще один мотив сторонников нынешнего положения таков, что факты не укладываются в общую концепцию экономического развития; в особенности они мешают каждому новому шагу в расширении производительных сил для повсеместно открытого мирового рынка. Дискуссии о приближающемся оскудении привычных источников энергии раздражают главные действующие лица мировой экономики, которые ставят на ускоряющуюся индустриализацию стран третьего мира и их рынки и рассчитывают на ресурсы России. Все катится к самой большой в мировой истории «битве в пути» экономического роста, которая, возможно, будет последней битвой и приведет к хаосу.
Многие пытаются подарить себе и другим веру в «благополучное завтра», оперируя различными данными о потенциальных запасах ископаемых ресурсов. Попробуем оценить достоверность таких данных. Страны-экспотреры ископаемых энергоносителей, как правило, завышают свои запасы, чтобы при ежегодном распределении квот ОЭСР получить более высокие квоты на разработку недр. Кроме того, большие потенциальные запасы улучшают привлекательность их для международных кредитов. Оценки запасов нефти немного выровнялись в последнее время, тем более что не так уж и важно, хватит ли их дольше на 10 или на 20 лет. Оптимизм здесь уже неуместен. «В основном уже все найдено», лаконично констатируют Йорг Шиндлер и Вернер Циттель.
Вытекающие отсюда оценки и мнения включают в себя так называемые нетрадиционные нефтяные ресурсы: тяжелую нефть, горючий сланец и нефтяные месторождения в глубинных водоемах и полярных регионах. Их потенциал преувеличивается, поскольку затраты на добычу экстремально высоки, производительность скважин очень мала, а сопутствующие экологические нагрузки ужасны. В то время как нефтяные месторождения необходимо лишь пробурить, в случае с горючими сланцами вся земля или сланец должны быть сначала выкопаны, а затем промыты и высушены, это несколько похоже на разработку месторождений бурого угля и столь же энергоемко. Колин Дж. Кэмпелл из Женевской «Petroconsultant», одной из самых авторитетных консультационных фирм в этой области, приходит к выводу, что реальные запасы нефти составляют около 180 млрд. т. Производительность месторождений будет постоянно падать. Отсюда получается, что уже при остающейся годовой добыче нефти в 3,32 млрд. т. месторождения будут исчерпаны к 2050 г. А если принимать в расчет данные «US Geological Survey» (118 млрд. т), то исчерпание наступит уже в 2030 г. Если исходить из прогноза 1ЕА, согласно которому будет достигнута годовая добыча в 4,46 млрд. т, исчерпание нефтяных месторождений по расчетам Кэмбелла должно наступить уже в 2040 г.! Исходит даже из того, что к 2020 г. годовая добыча нефти достигнет 5,26 млрд. т, что перед лицом растущей автомобильной промышленности и объемов грузоперевозок, особенно воздушных, вполне реально. Таким образом, запасы нефти уже к 2035 г. будут полностью выжаты, и это еще при самой оптимистичной оценке имеющегося в распоряжении потенциала! Совершенно понятно, что в такой ситуации политические кризисы мирового масштаба наступят гораздо раньше, чем иссякнет последняя капля.
Получается, что при неизменной годовой добыче в 2,3 трлн. м3 резервы исчерпаются через 5765 лет. Но именно для добычи газа характерны самые большие темпы прироста, так что резервы могут исчерпаться еще до 2040 г.! В оценках запасов природного газа также часто апеллируют к нетрадиционным месторождениям: в горных массивах содержится около 2 трлн. м3 — это соответствует сегодняшней годовой добыче и едва ли оправдывает огромные затраты на добывающую технику. Запасы природного газа из угольных пластов составляют, по различным оценкам, около 130 трлн. м3 но добыча требует сопутствующей тотальной добычи угля и, тем самым, многократно повышает уже сегодня невыносимое давление на окружающую среду. Для использования потенциала газа из осадочных пород глубоких недр Земли, составляющих до 10 трлн. м3, нет никакого серьезного расчета затрат на добычу. Спекулятивным доводом является и предложение использовать газ из гидратов в районах вечной мерзлоты Аляски, Гренландии, Канады, России, Антарктики и океанских шельфов, доступные ресурсы которых оцениваются в 1000 трлн. м3. Но для того, чтобы получить доступ к этим ресурсам, нужно было бы упразднить такие соглашения, как Договор об Антарктике, не говоря уже об отсутствии приемлемых технологий и огромных затратах на добычу. Совершенно умалчивается в таких расчетах и о чрезвычайном экологическом вмешательстве в экосистему океана. Итак, есть множество причин, чтобы в расчетах на будущее исходить исключительно из традиционных резервов газа.
При вычислении резервов каменного угля исходят из расчетов общих запасов в размере около 560 млрд. т. При современном годовом уровне добычи его хватит на 169 лет. Однако именно в случае с каменным углем и речи быть не может о постоянном уровне добычи, пока не произойдет решительный переход на возобновляемые энергоносители. В этом случае время распоряжения угольными ресурсами сократится до 123 лет в связи с исчерпанием запасов нефти и газа: если энергетика и тогда будет опираться на ископаемые ресурсы, уголь не сможет покрыть спрос электростанций, нужды обогрева и потребность в жидком топливе, которое получают с помощью газификации и ожижения угля. При таких предпосылках и угольные месторождения явно истощатся до 2100 года. Существуют расчеты, учитывающие, сверх общего количества, еще и около 500 млрд. т запасов бурого угля. Но эти запасы, как уже было сказано, могут использоваться только на месте добычи, где уголь обогащается, почему они и не фигурируют, в большинстве случаев, в международных статистических сводках. Кроме того, бурый уголь является безусловным рекордсменом по эмиссии загрязнений из всех ископаемых энергоносителей, так что его сжигание в огромных количествах может привести к нежелательным изменениям климата.
Годовая добыча урана составляет в настоящее время около 60 000 т, что, по данным Всемирного энергетического совета, при достигнутом уровне потребления, соответствует 41 году до исчерпания то есть до середины 30-х гг. XXI века. Ресурсы можно разделить по их доступности и затратам на те, добыча которых обходится до 80 долларов США за 1 килограмм (таких запасов около 2 млн. т) и те, которые стоят до 130 долл./кг (еще около 2 млн. т). Оставшиеся запасы от 8 до 10 млн. т выходят за эту ценовую границу. Спорно, однако, есть ли здесь вообще какой-то прирост в добыче, поскольку все большее число стран отказывается от ядерной энергии, например, в США с 1973 г. не построено ни одного нового реактора, в Германии и планируется полный отказ от них. Насколько реализуется планы постройки новых реакторов в России — неизвестно, так же как неясно будущее атомных реакторов в Японии, Китае, Индии, Бразилии и в некоторых других странах. Франция, Великобритания и Бельгия не планируют в будущем использовать ядерные реакторы. Будущее реакторов небыстрых нейтронах также весьма проблематично, в связи с внезапным прекращением подобного проекта в Германии, отключением реактора Super-Phenix во Франции после менее 200 дней работы, а также после негативного опыта Японии. Рассеялись и другие атомные иллюзии, как, например, возможный переход в ближайшем будущем от энергии расщепленного атома к энергии ядерного синтеза, который был обещан к 2050 г. Эти иллюзии исчезают вместе с ослабевающей готовностью правительств предоставлять суммы с десятком нулей для очередного опытного реактора. Однако атомная энергетика спекулирует на исчерпании ископаемых энергоносителей и на том, что возобновляемые энергоносители якобы невыгодны с экономической точки зрения — для того, чтобы снова, как птица Феникс, восстать из пепла...
Лимиты запасов металлического сырья
Говоря о близком исчерпании сырья, мы имеем в виду также запасы ископаемых углеводородов для химической промышленности или запасы металлического сырья. В отношении первых временные границы идентичны данным о нефти, угле и газе — только в случае решительного снижения энергопотребления можно было бы продлить жизнь «ископаемой» химии: около трети ископаемых ресурсов используются сейчас скорее как топливо, чем как химическое сырье. Для металлического сырья — по причине его разнородности, возможностей взаимозаменяемости и повторного использования — характерна большая гибкость, чем для ископаемых энергоресурсов. Металлическое сырье имеет большое значение особенно для производства специальных конструкционных материалов, например, для высокотемпературных производственных процессов, авиационной и военной индустрии.
Для некоторых металлов, несмотря на все оговорки о взаимозаменяемости и повторном использовании, могут возникнуть проблемы ограниченности запасов в самое ближайшее время. Вторичное использование возможно не в каждом случае — это зависит от того, как перерабатывается сырье и какие металлические сплавы при этом производятся. Для большинства металлов существует возможность разрабатывать даже очень бедные месторождения, однако это требует большого расхода энергии на отдельных этапах добычи и переработки, и, как следствие, более высоких затрат.
Мировое противоречие между истощением ресурсов и растущим спросом
Конечно, приведенные временные границы могут быть отодвинуты, если мы научимся использовать ресурсы более рационально и, как следствие, спрос на них частично снизится. Однако какое это будет иметь значение после того, как из-за растущего энергопотребления из недр Земли будет выжата последняя капли нефти, а затем и последний кусок угля? Научные данные говорят о грядущих аномалиях климата и связанных с этим проблемах. В процессе эволюции планеты путем фотосинтеза, который образовал углерод в растениях, произошло выделение кислорода, с которым смогли развиться дышащие легкими живые существа. Их жизненная основа исчезнет, если кислород будет истрачен в процессе сжигания углеводородных соединений. Уже давно ясно, что существующие месторождения полезных ископаемых нельзя доводить до полного исчерпания. Экологические пределы дальнейшего сжигания ископаемых ресурсов, скорее всего, будут достигнуты раньше, чем кончатся запасы ископаемого топлива. Если человечество достигнет предельной нагрузки на планетную экосистему, ущерб будет уже непоправим, с ним невозможно будет справиться ни политическим, ни экономическим путем: последуют драматические похолодания или потепления на всех континентах, смертоносные наводнения и ураганы.
Но даже если положение обострится намного позднее, чем ожидается, кривые понижающейся физической доступности ископаемых энергоресурсов и кривые потребления перекрестятся неизбежно. Уже с приближением точки пересечения неизбежен экономический хаос. Экзистенциальный кризис заденет не только те страны, которые не могут позволить себе дорого платить за энергию, но и в устойчивых промышленно развитых странах начнутся бесчисленные катаклизмы, вызванные катастрофическим ростом цен на энергию, скачкообразно растущей безработицей, а значит, и синхронными всплесками политической напряженности и насилия. А если точка пересечения будет действительно достигнута, человечество вступит в период самой большой бойни ада, в котором едва ли останется место для разумных действий.
Этот апокалиптический сценарий, к сожалению, более чем вероятен, и постоянное увеличение потребления делает его все ближе и реальнее. Кроме того, ожидается, что повсеместно вырастет городское население: 75% жителей Северной Америки были горожанами, к 2025 г. их число предположительно составит 80%. В Западной Европе ожидается увеличение городского населения за тот же период с 80 до 85%, в Восточной с 65 до 75%, в Латинской Америке с 70 до 84%, в Африке с 33 до 55% (!), а в Южной и Юго-Восточной Азии с 28 до 48% (!) такие результаты принесет названным странам столь желанная ими индустриализация. Урбанизация означает значительное увеличение потребления энергии и ресурсов. Под напором этих данных лопаются как мыльные пузыри идеи и надежды на снижение зависимости от ресурсов. С большой долей вероятности темпы прироста потребления ресурсов еще более увеличатся. Это означает, что мировая экономика все быстрее подходит к истощению ископаемых ресурсов. Поскольку исчерпание традиционных запасов нефти и газа, вероятно, наступит между 2030 и 2040 гг., этот период времени приближает также и финальную агонию мировой экономики. Тогда человечество будет вынуждено вести не имеющую аналогов в истории борьбу за выживание. И проиграет ее, если «ископаемая» мировая экономика доведет до крайности свои оргии пиромании. Если человечество будет загнано к точке пересечения кривых наличия и спроса, ему угрожает самый жестокий военный конфликте истории—действительно мировая война.
Эти реальные и зримые угрозы маскируются общиной протагонистов традиционного энергохозяйства. Их собственные прогнозы резервов совпадают с собственными темпами прироста. Представляются перекрестные расчеты о том, во сколько раз быстрее иссякнет следующий ископаемый источник, если он должен заменить уже иссякший. Так энергетические цепи превращаются в цепи ментальные. Из этого состояния есть один единственный вывод — поставить на альтернативную энергетику, но, если и приходят к этому выводу, делается это робко и боязливо. Между тем адепты устоявшегося ресурсного энергохозяйства постоянно завышают размеры последних подземных запасов. Каждая «ископаемая» утопия объявляется ими спасительной, а глобальная солнечная перспектива — нереалистичной. Конечное объявляется бесконечным, а неограниченное ограниченным. Это противоречие мы вынесли еще из XX века, и оно может привести к трагедии век XXI.
Подготовка к ресурсным конфликтам
Единственная надежная возможность избежать глобального ресурсного конфликта это сконцентрировать все усилия на том, чтобы как можно скорее ограничить использование ископаемых энергетических наркотиков. Но, вместо этого, увеличивается добыча и прокладываются дополнительные пути транспортировки ископаемых ресурсов, чтобы их поток не иссяк. Мы наблюдаем всестороннюю подготовку к ресурсным конфликтам, а вместе с тем и ренессанс геополитики: о таких ценностях, как демократия и права человека, вспоминают, как правило, лишь тогда, когда меры по их защите случайно совпадают с более глубокими интересами — вспомним хотя бы войну в Персидском заливе. Рамки политических интересов в прошлом всегда благоволили к расширению сферы влияния, ради увеличения политического и экономического потенциала, сточки зрения долгосрочных интересов собственной безопасности или же для того, чтобы присоединить дополнительные области для поселения. Сегодня прямые действия по аннексированию чужих территорий осуждаются международным правом и мировой общественностью. Имея надежные аграрные технологии и стабильную численность населения, крупные промышленно развитые страны больше не нуждаются в расширении своих территорий. Возможности транспортировки и коммуникации, как и структуры международных концернов, делают ненужным непосредственный политический контроль над новыми рынками.
Классическим методом геополитического обеспечения ресурсами была колонизация. Однако обладание колониями накладывало бремя политической ответственности и вызывало необходимость содержать войска. Колониализм стал неэффективным и неудобным, а национально-освободительные движения, воодушевленные демократическими идеями XX века и поддержанные международной общественностью, покончили с ним. Со времени завоевания независимости Индией и успешной коммунистической революции в Китае непосредственно после Второй мировой войны колониализм был обречен.
Современный колониализм мирового капитала значительно эффективней, но реализуется он уже с помощью ресурсных концернов. Никто больше не нуждается в бремени непосредственной политической ответственности, экономятся средства на полиции и органах управления. Нужно только обеспечить, чтобы правительства не прерывали поток ресурсов в промышленно развитые страны. Все попытки помешать этому были рано или поздно разгромлены. Главная забота — надежное политическое влияние и возможно более низкие цены на сырье. Когда правительства стран поставщиков сырья национализировали добывающие компании, чтобы обеспечить себе большую часть фактического дохода, приносимого ценными бумагами, это не означало полную потерю источников сырья: в арсенале политиков остались различные экономические инструменты влияния, вплоть до экономического эмбарго. Самый современный метод — это «привязать» кредиты, например, Международного валютного фонда, к требованиям большей свободы в экономике и приватизации государственных предприятий. Даже картель ОПЕК, который с помощью своих втрое взвинченных цен на нефть спровоцировал мировой экономический кризис, едва ли когда-нибудь еще сможет выступить подобным образом: сегодня страны—поставщики нефти владеют большими долями в предприятиях промышленно развитых стран, так что они больше не заинтересованы в экономических обвалах в развитых странах. Кроме того, промышленно развитые страны ловко используют расхождения интересов и политические конфликты между странами—поставщиками нефти по известному принципу «разделяй и властвуй».
Попытки стран—поставщиков сырья выровнять интересы ради повышения прибыли, предпринятые в рамках ЮНКТАД (Конференция ООН по торговле и развитию), никогда не удавались. Слишком велики расхождения интересов стран, расположенных на разных континентах. Они уступают при малейших намеках на помощь в промышленном развитии; у некоторых из них связи элиты с бывшими колониальными державами до сих пор чрезвычайно сильны; слишком велико и западное влияние на международные организации, чтобы могли удаться попытки создать противодействие интересам промышленно развитых стран.
Многие методы промышленно развитых стран в проведении своих сырьевых интересов явно сомнительны. К ним относится целенаправленное использование конфликтов и войн, а порой и подстрекательство к ним, между различными странами—экспортерами сырья. Саддам Хусейн, например, в 80-х годах служил орудием развитых стран Запада против исламского фундаментализма в Иране: ему позволяли вести жестокую войну, пока он не перешел дорогу своим западным покровителям, ущемив их нефтяные интересы. Западные промышленные круги не остановились и перед тем, чтобы поддерживать коррупционеров, разрушающих свои страны, пока они помогали течь сырьевому потоку. Так было, например, при свержении Мобуту в Заире, последователь которого Кабила добился власти при американской поддержке, поскольку он обещал лучше обслуживать американские ресурсные интересы. Первым делом Кабила заново распределил в завоеванных областях права на добычу полезных ископаемых. За вооруженным сопротивлением, которое между тем было ему оказано, стояли другие западные ресурсные концерны. Так же финансируют военных главарей, чтобы сместить других военных главарей, которые могут помешать потоку ресурсов: в Сомали нет до сих пор действующего государства, но между тем процветают многочисленные американские фирмы. Даже фундаменталистские региональные организации, как, например, Талибан в Афганистане, поддерживались США после того, как российские войска были выведены оттуда и был ликвидирован коммунистический режим и это несмотря на негативный опыт США в столкновении с исламским фундаментализмом в Иране. Единственно возможное объяснение такого политического абсурда — это гарантии, обещанные Талибаном, предоставить транзит нефти из закавказского региона бывшего Советского Союза через Афганистан для американских нефтяных концернов. Новое прямое доказательство вмешательства в политику ресурсных концернов — обеспечение армий наемников современнейшим оружием, включая самолеты. Например, южноафриканская корпорация «Стратегические ресурсы» сама занимается ресурсным бизнесом и имеет солидное представительство в Лондоне: она осуществляет обеспечение безопасности горнопромышленных предприятий и позволяет вербовать себя правительствам или оппозиционным силам в Африке для ведения военных действий. Когда же страны поставщики сырья становятся неуправляемыми, когда даже контролируемые ресурсными интересами мировых экономических держав правительства теряют свой авторитет и не могут быть заменены на более функциональные тогда снова возвращаются армии с Запада. Чаще всего делаются попытки обосновать это акциями гуманитарной помощи, хотя в действительности во многих регионах царит хаос. Для «гуманитарных акций» получают даже мандат ООН. Но решение о том, где появятся такие помощники, и, соответственно, где они не появятся, обычно продиктовано, если присмотреться повнимательнее, сырьевыми интересами, особенно в Африке. Конференция верхушки НАТО в Риме после развала Варшавского пакта сформулировала «Новую стратегическую концепцию союза», выраженную в итоговой декларации: «Наша стратегическая концепция допускает, что безопасность союза должна рассматриваться в глобальной взаимосвязи. Это подразумевает многочисленные риски, включая распространение оружия массового уничтожения, прекращение обеспечения жизненно важными ресурсами и акты саботажа и террора». Было решено образовать «союзы быстрого реагирования наземных, воздушных и морских вооруженных сил, которые в состоянии реагировать на широкий спектр непредвиденных ситуаций».
Вновь возрожденная политика это, таким образом, старая ресурсная политика. Все более откровенно представители главных промышленных держав подчиняют целые регионы своим сырьевым интересам и Жертвуют для этого другими основными принципами международной политики. Яснее всего проявляется это в отношении к бывшему Советскому Союзу, особенно к России. Не стабилизация России и поддержка демократических устремлений стоит на переднем плане политических стратегий, и не попытка остановить угрожающий распад государства, которое до сих пор является мощной ядерной державой. Наибольший приоритет здесь имеет контроль над источниками ресурсов, с нейтрализацией российского влияния. Цель — направить в каналы западных интересов ресурсы новообразованных независимых государств в прикаспийском регионе — Азербайджана, Казахстана и Туркменистана. Интересы США в Средней Азии, как отмечает Збигнев Бжезинский, бывший советник президента США по национальной безопасности, в своей книге «Большая шахматная доска», — это исключительно ресурсные интересы, требующие «глобального господствующего положения» США. Своим тезисом он изобличает часто приукрашиваемую ложь о приближающемся ресурсном кризисе как химере или голой расчетно-технологической проблеме.
На практике эта политика проводится не только на Ближнем Востоке и в Африке — она служит для глобального обеспечения ископаемыми ресурсами. «Скорый апокалипсис... в обеспечении минеральными ресурсами», гласил тревожный заголовок одной из статей в американской «Defense Week». Для богатой сырьем Южно-Африканской Республики этот страх имел даже положительный эффект: после того, как западные державы долгое время оказывали поддержку режиму апартеида, они, вслед за изменением курса тогдашнего американского президента Картера, начали держаться на расстоянии от своих расистских друзей, как только политический климат, в особенности благодаря растущему влиянию Советского Союза в пост колониальной Африке, стал слишком накаляться. Однако, это был не только идеологически нагруженный конфликт Востока и Запада, который доминировал над всеми политическими действиями США во внешней политике, как представлено в большинстве исследований и комментариев. Геополитические, стратегические ресурсные интересы постоянно играли более определяющую, а часто и доминирующую роль в самом конфликте Востока и Запада. В США часто и открыто велись дискуссии об этом, в то время как европейцы замалчивали это положение, испытывая своего рода пост колониальный стыд. Причем, понятие «стратегические ресурсы» трактуется двояко: как место, где в земных недрах какой либо страны залегает важнейшее сырье, либо как принадлежность этой страны к области стратегических интересов американской внешней политики. Политические интересы США на Кавказе и в Средней Азии имеет ту же подоплеку. Систематически предпринимаются попытки путем «нео-континентальной политики» с «явно антирусским акцентом», как это описывает Гернот Эрлер в книге «Глобальная монополия», положить конец любому российскому влиянию в этих регионах. Однако в этих евразийских областях пересекаются интересы России, Китая и Индии, причем последние два государства самые многонаселенные и при этом самые бедные ресурсами страны мира; добавим сюда и интересы исламских государств, а также Европейского союза. Таким образом, вышеназванные регионы угрожают превратиться в главное место борьбы за истощающиеся в глобальных масштабах ресурсы.
По случаю конференции верхушки НАТО в Вашингтоне, посвященной 50-летнему юбилею организации, была утверждена и открыто сформулирована предложенная еще в Риме стратегия по превращению НАТО в доминирующую военную силу, призванную поддерживать западные ценности и интересы, при этом оба понятия были представлены как синонимы. Между тем не только почти во всех странах НАТО были сформированы «силы кризисного реагирования», которые должны увеличиваться год от года), но НАТО отныне ясно декларирует свое право, в случае необходимости, вмешиваться военным образом в другие регионы без мандата ООН. Кроме того, НАТО активно занимается расширением числа стран членов организации.
После расширения НАТО на Восток, на очереди расширение в Азии. Уже сейчас страны — поставщики нефти и газа на Кавказе и в Каспийском регионе являются так называемыми «странами—сотрудниками НАТО» — от Азербайджана до Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана. Эти страны нельзя назвать демократическими — они находятся скорее во власти кланов и олигархий. Тем не менее, с ними обращаются как с претендентами на членство в НАТО. Единственный мотив НАТО — ресурсы этих стран, которые должны найти путь на Запад под сопровождением военной охраны НАТО. Такое развитие позволяет предвидеть серьезные проблемы, если НАТО захочет укрепить свои позиции на пути привилегированного доступа к последним крупным запасам ресурсов — непосредственно у входа в Китай и Индию, которые с их растущим населением, составляющим сегодня в совокупности свыше двух миллиардов человек, имеют наибольшую потребность в дополнительных ресурсах; а также посреди территории бывшего СССР, население которого должно чувствовать себя оскорбленным из-за такого расширения НАТО в Азии. Логическим следствием этого был бы тройной союз между Китаем, Индией и Россией, а затем и сместившийся в Азию конфликт между Востоком и Западом, который одновременно стал бы конфликтом между Севером и Югом с новыми витками гонки вооружений, в том числе и ядерных.
Такие потребности сталкиваются с непропорционально большими все более растущими потребностями в импорте энергии промышленно развитых стран. Неблагоприятное развитие ситуации способно привести не только к экологической катастрофе, но и к холодной войне.
Однако вместо того, чтобы перейти на возобновляемые ресурсы, ресурсная геополитика готовится к тому, чтобы настроить заинтересованные страны друг против друга или нейтрализовать потенциальных конкурентов. Есть два способа добиться цели. Первый это непреклонное следование правилам открытого мирового рынка. В этом случае «западные» промышленно развитые страны с их транснациональными предприятиями, капиталом для инвестиций, покупательной способностью, техническими преимуществами и доминирующим влиянием на международные институты обеспечивают себе солидную долю в распределение ресурсов. Второй способ предполагает создание военно-технического преимущества и возможности действовать по всему миру, чтобы в случае необходимости поставить на место других претендентов на ресурсы.
Многие эксперты ожидают, что виновниками многих войн являются конфликты вокруг доступа к жизненно необходимым запасам воды. Подобные конфликты тлеют, прежде всего, между странами, водоснабжение которых зависит от одних и тех же источников. Те области, которые географически находятся в непосредственной близости к источнику, имеют лучшие возможности по сравнению с соседями: Судан по отношению к Египту (вдоль Нила) или Турция по отношению к Ираку (вдоль Евфрата). Эти споры тоже существенны, но они все же ограничиваются определенными регионами. В отличие от них, конфликты вокруг ископаемых ресурсов имеют глобальные масштабы, даже если они до сих пор поверхностно разрешались на региональном уровне. Однако в ситуации глобального сокращения ресурсов понятия политической морали и политическое поведение коренным образом изменятся. Даже если не дойдет до глобальных войн, гонка вооружений продолжается — а это неоспоримый критерий повышения международной напряженности.
Очевидна связь между ядерным вооружением в исламско-индийском регионе и ресурсным конфликтом. Ведущие промышленно развитые страны участвовали в свержении монархии в 1979 г. И в изоляции Ирана, как они стояли рядом при незаконченной экзекуции Ирака. Очевидно, что при этом речь шла о наказании строптивых, поскольку эти государства осмелились поставить под сомнение иерархию, сложившуюся вокруг общего ресурсного котла. Наносимые время от времени чувствительные ракетные удары по Ираку объясняют пресечением его ядерных амбиций; но именно такие акции побуждают другие страны, в предчувствии глобального ресурсного конфликта, к тому, чтобы ускорить усилия по ядерному вооружению: если они станут атомными державами, то американская супердержава уже не сможет обращаться с ними так же, как с Ираком. Эта мысль объясняет планы ядерного вооружения Ирана. Индийско-пакистанскую ядерную гонку вооружений объясняли в первую очередь их взаимным конфликтом, однако настоящий мотив, вероятнее всего, — это желание ослабить шантаж со стороны ядерных держав. Китайские политики также обосновывают свое бескомпромиссное нежелание отказываться от ядерного оружия тем, что растущий спрос Китая на импортируемые ресурсы требует усиления политической значимости.
В целом западные затраты на вооружение ни в коем случае не снизились лавинообразно, как следовало бы ожидать после окончания противостояния Восток — Запад, несмотря на повсеместно возникающие бюджетные дефициты. Если затраты на вооружение составляли, согласно расчетам лондонского международного Института стратегических исследований (International Institute for Strategic Studies), у НАТО — 585 млрд. долларов, а у Советского Союза — 343 млрд. долларов, то расходы НАТО составляли все еще 454 млрд. долларов, в то время как затраты России упали до 64 млрд. Если 48% всех мировых затрат на вооружение составляли затраты стран-членов НАТО, то сейчас они достигают 57%, и это без многочисленных «стран сотрудников НАТО». Опасность терроризма — это малоубедительный довод для такой гонки вооружений, поскольку террористов невозможно победить с помощью армий. Опасность со стороны России на фоне ее внутренней борьбы за выживание и распадающейся армии невероятна. Остается признание необходимости вмешательства в региональные кризисы, которые в большой степени прямо или косвенно являются конфликтами из-за ресурсов. Необходимо признать, с точки зрения мировой политики, что страны, имеющие растущую потребность в ресурсах, в будущем будут претендовать на явно большие доли в подходящем к концу общем количестве ресурсов, что приведет к образованию альянсов против американско-европейско-японского тройного союза, который до сих пор контролирует доступ к ресурсам. Если объединятся, например, Китай с Россией или Индией; или Россия с Ираном и даже не принятой в ЕЭС Турцией; или, возможно, Турция с Ираном, Пакистаном и Китаем, — то последствия могут быть весьма драматическими. Или Япония отклонится в сторону и объединится с Китаем, чтобы вместе и, возможно, даже с участием Индии и Индонезии обратить взгляд на австралийские ресурсы. То, что Турция, не в последнюю очередь по слишком настойчивым рекомендациям США, должна стать членом ЕЭС, также имеет под собой ресурсно-политическую основу, а именно — чтобы эта страна не вошла в какие-либо другие союзы. Не случайно Южная, Юго-Восточная и Центральная Азия — это именно те регионы, в которых резко возросли затраты на вооружение.
От ресурсного эгоизма к распаду ценностей и общества
Множатся примеры распадающегося политического устройства и кровавые столкновения: Россия и Сомали, Индонезия и Мексика, Конго и Шри-Ланка, Югославия и Алжир, Ангола и Грузия, Нигерия и Афганистан, Руанда и Узбекистан.
Конфликты в этих странах обусловлены политическими, религиозными или национальными причинами, но все они являются предчувствием конфликтов, которые могут докатиться и до Западной Европы, поскольку:
• с неизбежным уменьшением мировых запасов полезных ископаемых резко обострится борьба вокруг их несправедливого распределения;
• расширяющиеся, обусловленные ископаемыми ресурсами, экологические катастрофы, наряду с возможными ядерными катастрофами, опасно уменьшают шансы на выживание все большего количества людей.
Возникает опасность чрезвычайного сужения жизненного пространства, которое вновь приведет в действие исторические механизмы отбора среди людей, причем они будут безжалостней, чем когда либо. То, что на первый взгляд может показаться этническим или религиозным конфликтом и вынуждает к вмешательству просвещенные силы правопорядка под лозунгами прав человека, в действительности обусловлено лишь ресурсным эгоизмом последних.
На горизонте XXI века вырисовывается одичание и беспощадность внутри и межгосударственных отношений и прогрессирующая беспомощность государственных систем: наступает либо состояние анархии, как в Сомали, либо дальнейшее расщепление, как в Советском Союзе (а возможно, вскоре и в самой России), которые также могли бы наступить где-нибудь в Индонезии, Китае или Индии. Не стоит рассчитывать на то, что смена политического строя всегда происходит так относительно мягко и благополучно, как в бывшем Советском Союзе — то есть без угрозы мировой войны. То, что страны Европейского Союза были бы защищены в случаях основательных экономических потрясений, вызванных ресурсным голодом, более чем сомнительно.
Методом «мирового управления» удается сдержать некоторые конфликты, которые вспыхивают между непримиримыми непосредственными противниками. «Авторитеты» извне могут при случае выполнять роль сдерживающей силы и помогать при этом конструировать новый общественный порядок. Это возможно до тех пор, пока противоречия в интересах еще можно сгладить, а миротворцы вмешиваются действительно ради общечеловеческих ценностей защиты людей и справедливого выравнивания интересов. Однако если в конфликтах из-за ресурсов задет нерв крупных развитых экономик, то бескомпромиссно и неудержимо вступают в борьбу политические и экономические «глобальные игроки», преследующие свои эгоистические интересы. А поскольку у доминирующих стран вследствие этого отсутствует не только необходимый и принимаемый противоборствующими сторонами авторитет, но и реальное желание справедливо выровнять интересы, то подобная помощь от «глобальных игроков» в случае ресурсных конфликтов неизменно оказывается неэффективной.
Политические «глобальные игроки» все вместе являются, по меньшей мере, косвенными виновниками экологического уничтожения окружающей среды, а также социальных конфликтов, которые возникают вследствие непропорционального доступа к ресурсами. До сих пор они не были способны к глобальной ответственности, хоть и представляли собой единственную в своем роде глобальную власть. Они ставят, прежде всего, на экономические структуры, которые выкристаллизовались при сложившейся традиционной системе эксплуатации природных ресурсов для производства продуктов питания, энергии и сырья. Эти экономические структуры оказались пригодными не только для того, чтобы снабжать жизненно важными материалами по выгодным ценам. Экономические «глобальные игроки» в форме «corporate empires» оказались в рыночной системе мировой экономики превосходящими все другие практикуемые экономические формы, как с точки зрения эффективности, так и с точки зрения широты их коммерческого предложения. Отсюда делается вывод: такие структуры, а именно транснациональные корпорации — и есть единственно возможные для экономического обеспечения жизни.
Однако противоречие очевидно:
• С одной стороны, транснациональные предприятия постоянно расширяют поле деятельности не только собственными усилиями, но и благодаря политическим решениям (например, благодаря образованию ВТО, которая не делает различий между технологиями, загрязняющими и щадящими окружающую среду, возобновляемым и невозобновляемым сырьем), а также благодаря тому, что правительства на национальном и международном уровне все более облегчают деятельность транснациональных компаний. Едва ли есть хоть один инвестиционный проект таких предприятий, для которого не найдется субсидии не важно, путем ли предоставления бесплатных площадей и инфраструктуры, освобождения от налогов или путем прямых финансовых вливаний. Едва ли найдется хоть одно из крупных коммерческих слияний предприятий, которое бы не приветствовалось или даже не поддерживалось активными действиями правительств тех стран, где они находятся. Поскольку правительства больше не видят себя строителями будущего, они надеются перепоручить эту роль транснациональным предприятиям. Инициатива для соглашения MAI (Multinational Agreement on Investment) соответствует этой мысли. По этому соглашению, действие которого было на время приостановлено, иностранные инвестиции, а это почти все инвестиции транснациональных концернов должны быть защищены от изменений социального, налогового и природоохранного законодательства. Правительства должны были бы возместить концернам убытки, понесенные вследствие таких изменений. Это означало бы то же, что и освобождение «corporate empires» от национального правопорядка, превращение их в экстерриториальные институты с неограниченной властью, однако освобожденные от политической и социальной ответственности.
• С другой стороны, это глобальные последствия для окружающей среды и социальные потрясения, которые нигде не будут настолько тяжелы, как в сельскохозяйственных областях стран третьего мира, где надвигается самый большой социальный и культурный крах в мировой истории. Там три миллиарда человек, то есть половина земного населения — кормятся сельскохозяйственным трудом. С ориентацией сельского хозяйства на мировой рынок эти люди становятся еще зависимее от транснациональных концернов — производителей продуктов питания, которые, согласно своей производственно-экономической логике, нацелены на массовое производство на крупных сельскохозяйственных предприятиях. Обладая монополией на покупку сельхозпродукции, они могут спровоцировать соответствующие изменения в региональных хозяйственных структурах, и все это «на рыночном уровне». Весьма вероятно, что два из этих трех миллиардов потеряют средства к существованию, не имеют никакой другой перспективы. До 170 млн. занятых в сфере сельского хозяйства в Китае к началу нового столетия окажутся безработными, согласно расчетам китайского социолога Фенг Ленруи. Это четверть трудоспособного населения Китая.
Итак, мы видим: либо будет выбран путь к солнечным ресурсам и, одновременно, к сельскохозяйственным структурам, которые не следуют промышленному, ориентированному на мировой рынок образцу — либо мы придем к разрушению базовых ценностей нового времени, поскольку глобально-экономический «реализм» построит именно такой мир. Все будет подчинено неограниченному доступу к ресурсам и их беспрепятственному использованию — от идеи международного равенства интересов до идеи сохранения основ жизни, от идеи социального равенства внутри общества до идеи демократического конституционного государства. Тогда в будущем все будет возможно от летаргических провалов развития до громкого превращения в «общество забав, потехи, удовольствий», от суматошных конфликтов распадающихся внутри себя обществ до откровенного использования военной силы в экономических интересах, от постепенного разрушения национального порядка до крушения с трудом возведенного и зыбкого международного порядка и к «господству хаоса» (Самир Амин).
Нет ничего более важного для человечества, как обеспеченность ресурсами. От того, как будет решаться этот вопрос — в интересах одной части человечества или для всего человечества будет зависеть возможность возникновения экстремальной ситуации, беспощадной и жестокой. Беспощадность, жестокость начнутся, как только угроза обеспечению ресурсами превратится в непосредственную опасность. Едва ли можно представить, что предстоит пережить мировому сообществу, если оно не выберет возможность перехода к солнечным ресурсам, включая возвращение к сельскохозяйственным способам производства, которые поддерживают плодородие почв и чистоту водных источников.
Если бы единственным политическим выбором было потребление ресурсов или отказ от них, человечество не имело бы по всей вероятности никаких шансов избежать самоистребления. Требование ограничения прав доступа к ресурсам, каким бы оправданным оно ни казалось, неприемлемо. Кто должен быть ограничен и в каком виде ресурсов, кому нести ущерб, во имя чьих интересов? На эти вопросы нет удовлетворяющего всех ответа. Слишком элементарны потребности в ресурсах, и слишком неравномерно они распределены географически, чтобы для этого мог быть найден международный консенсус, не говоря уже о глобальном. Слишком многие нуждаются и хотят большего, а к ограничениям не готов никто.
Поэтому выход из создавшейся ситуации видится только в переходе к возобновляемым ресурсам. То, что мы никогда не ступали на этот путь, не сделав даже робкого шага, сторонники мировой экономики, основанной на ископаемых ресурсах, оправдывают такой же «ископаемой» аргументацией: прежде чем в наш век глобальной конкуренции начать заботиться об окружающей среде, нужно «дорасти до этой роскоши» путем дальнейшего экономического роста в традиционных рамках. Такая «экономическая философия» — это скорее некрософия, смертоносная идеология, построенная на убеждении, что за охрану окружающей среды. Якобы надо платить свободой, и оправдывающая уничтожение основ жизни. Такая философия еще долго (доколе?) будет причинять ущерб. Мы не имеем права и далее следовать этой «мудрости», культурная гегемония которой и так уже слишком затянулась.
Приходит отец домой, а его ребенок плачет. Отец спрашивает ребенка: - Почему ты плачешь? Отвечает ему ребенок: - Почему ты мне папа, а я не сын тебе? Кто же это плакал?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
