Из всех современных нам учреждений в области уголовного судопроизводства ни одно не заслуживает такого внимания, как институт суда присяжных. Притом нет ни одного учреждения, которое понималось бы столь односторонним образом его защитниками и противниками.
Положение суда присяжных в различных государствах земного шара может быть сведено к двум типам:
1) суд присяжных является плодом исторической судьбы народа, вытекает, путем различных комбинаций социальной и политической жизни, из древнейших форм народного быта, без коренных реформ и преобразований по воле законодателя; таков суд присяжных в Англии, Шотландии, Ирландии и перенесенный в С. Америку;
2) суд присяжных является нововведением, подражанием, сделанным в политических видах, именно для ограждения прав личности против произвола правительственной власти, вводится по требованию народа, в период его борьбы с правительством, притом в тот период, когда народ начинает побеждать эту власть; при этих условиях суд присяжных необходимо получает преимущественно политическую окраску, которая в первом типе отходит на второй план; суд присяжных делается орудием, театром и знаменем борьбы народа с правительством, а посему самое учреждение его делается враждебным правительственной власти.
Правительственная власть старается ограничить его, старается подчинить его коронным чиновникам и, убивая его политическое значение, приданное ему историей его возникновения, убивает неизбежно и его юридическое значение как народного представительства на суде, народного правосудия. Образцом такого положения суда присяжных являются Франция, Германия и остальные государства Европы, кроме России, которая стоит в особых условиях. Кто защищает суд присяжных во Франции и Германии? Та часть граждан, которая стоит в оппозиции правительству. Кто нападает на суд присяжных? Представители правительственной власти, коронные судьи и чиновники. Ничего подобного не видим мы, напр., в Англии; там коронный судья не враждебен супу присяжных, наоборот, они составляют одно целое. В России суд присяжных не является ни плодом исторической жизни Русского народа, ни результатом борьбы народа с правительством; он есть нововведение, подражание, но политический элемент борьбы ему чужд: он дан Монаршей волей без ограничения Монарших прав, дан с единственной целью улучшить правосудие, введя в него живой, народный элемент как необходимое условие правильной уголовной юрисдикции. Прогрессивная часть русского общества далеко не единодушно желала суда присяжных; консервативная восставала против него несмысленно, не понимая его значения, как восставала против освобождения крестьян и других реформ. Лица, несомненно принадлежащие к прогрессивной части общества, лучшие силы общества были против суда присяжных, представители же правительственной власти за него. Во всяком случае, практика.
Западной Европы показывает нам, что суд присяжных имеет двоякое значение: политическое, как орудие охраны личности от произвола правительственной власти, и юридическое, как способ участия народных представителей в отправлении правосудия. Народные представители являются здесь не полными судьями, отправляющими функции судебной власти в целом их объеме, а лишь частичными судьями, решению и ведомству которых подлежит фактическая сторона каждого дела, а не юридическая, т.е. не приложение закона к деянию, а констатирование и определение преступного деяния, его внешней и внутренней стороны. Этим суд присяжных отличается от другого вида народного представительства на суде, от выборных судей. Известно, что в истории каждого народа был период, когда суд отправлялся народными представителями или органами верховной власти, но с участием народных представителей.
Затем в большинстве государств это начало народного представительства умерло и суд сделался прерогативой верховной власти. Англия сохранила этот остаток древнего правового быта, конечно, изменив его сообразно изменившимся условиям жизни и новым требованиям, из них вытекшим; суд присяжных в Англии есть новейшая форма этого первообраза. В других же государствах суд присяжных есть совершенно новое, подражательное учреждение, явившееся вследствие сознанной необходимости передать часть судебных функций в руки народных представителей. Оставив в стороне политическую сторону вопроса, мы должны обратить внимание на юридическую, т.е. на определение тех функций, которые, согласно требованиям науки, должны быть отданы в ведомство присяжных, как народного элемента в суде.
При разрешении каждого уголовного дела суду приходится разрешать пять вопросов:
• во-первых, вопрос о факте в тесном смысле, т.е. простое констатирование того факта, в котором предполагается преступный элемент, напр., было ли совершено умерщвление; во-вторых, подходит ли действие подпонятие преступления;
• в-третьих, подсудимым ли совершено оно;
• в-четвертых, имела ли воля подсудимого то направление, которое необходимо для преступности действия, находился ли подсудимый в состоянии вменяемости и может ли быть деяние ему вменено;
• в-пятых, какому наказанию должен подлежать подсудимый на основании закона? Нельзя не видеть, что первые четыре вопроса, охватывая собою фактическую сторону в обширном смысле, сливаются в один общий вопрос: виновен ли подсудимый в совершении такого-то преступления?
Таким образом, можно сказать, что суду, при рассмотрении каждого уголовного дела, предстоит разрешить два главных вопроса:
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
1) вопрос о виновности: было ли совершено преступление и виновен ли в нем подсудимый, иначе: виновен ли подсудимый в совершении такого-то преступления (Schuldfrage)?
2) вопрос о наказании: какому наказанию подлежит подсудимый по закону за то преступление, в котором он признан виновным (Straffrage)?
Существует и другая группировка вопросов, подлежащих разрешению суда: первый вопрос — был ли совершен известный факт, в соединении с третьим — подсудимым ли он совершен, отделяется под именем вопроса о факте (Thatfrage) от трех остальных вопросов, которые в свою очередь соединяются под именем вопроса о праве (Rechtsfrage). Это деление, основанное на отделении в тесном смысле фактической части деяния, есть произведение узкого формализма и не заслуживает уважения, так как стремится отделить внешнюю сторону деяния от внутренней; по отношению же к суду присяжных оно может лишь ввести в заблуждение, придавая общепринятому выражению: «присяжные должны судить о факте» слишком узкое значение. В действительности вопрос о виновности: было ли совершено преступление и виновен ли в нем подсудимый, или иначе: виновен ли подсудимый в совершении преступления, есть такой вопрос, разрешение которого не зависит от права, от закона, а вытекает из совокупности тех обстоятельств, при которых совершено деяние.
Для того чтобы разрешить, его не требуется знания определений закона, а совершенно достаточно иметь здравый смысл и желание отнестись к разбираемому делу внимательно, взвесив все обстоятельства, как субъективные, лежащие в личности обвиняемого, так и объективные. Отсюда следует, что разрешение вопросов не только о факте, но и о виновности может быть без вреда для правосудия изъято из ведомства судей-юристов и отдано в руки судей — народных представителей. Но этого мало; тут заключается лишь возможность, но не необходимость суда присяжных. Рассмотрим дело с другой стороны и мы убедимся в его необходимости. Закон по существу своему есть консервативный элемент в правовой жизни народа; закон является лишь тогда, когда потребности народной жизни его вызовут; следовательно, должна прежде образоваться потребность в правовом определении известных жизненных отношений, а затем уже является закон, удовлетворяющий этой потребности; всякий закон, установленный законодателем помимо этой потребности, опередивший ее, или останется мертвой буквой, или будет бессмысленной тягостью для граждан; таким образом, мы видим, что закон по существу своему должен служить выражением этой потребности, тех жизненных отношений, которые возникли раньше его, а, следовательно, мы должны признать существование таких периодов, когда потребность в законе существовала, но самого закона не было, т.е.
мы должны признать, что закон относительно своего возникновения всегда или весьма часто бывает недостаточно прогрессивен.
Величина таких промежутков зависит от того, на сколько государственный строй данной страны дает доступ потребностям народной жизни и, следовательно, самому народу к участию в деятельности законодательной, но существование промежутков во всяком случае есть общее правило. С другой стороны, каждый возникший и установленный закон остается действующим, признается в полной силе до момента своей отмены, которая равным образом может воспоследовать лишь тогда, когда прогресс народной жизни сделает необходимой такую отмену, так как существующий закон перестает удовлетворять новым потребностям и новым взглядам или даже становится в противоречие с ними. Таким образом, и здесь существует промежуток, в который закон не соответствует потребностям общества уже тем самым, что существует. Положительное право поэтому будет всегда отставать от прогресса общественной, народной жизни, будет для нее консервативным элементом, а между тем закон прилагается к фактам не прошедшей, а новой жизни и должен соответствовать прогрессивным стремлениям общества.
Возьмем пример: в нашем праве существует еще наказание для самоубийц, неотмененное, хотя и не вошедшее в Уложение о наказаниях: тело самоубийцы должно быть оттащено палачом в бесчестное место; нечего и говорить, что современное общество с ужасом отвернулось бы от такого зрелища, я закон между тем существует, хотя и не прилагается на практике. Другой пример. Детоубийство по нашему праву наказывается весьма строго, а между тем новые суды весьма в редких случаях обвиняют детоубийц, так как наказание, положенное в законе, не соответствует взгляду общества на это преступление и на те мотивы, которыми оно вызывается. Еще: опьянение по нашему праву вообще не имеет влияния на ответственность, а в Сельско-Судебном уставе пьянство считается даже самостоятельным проступком, подлежащим наказанию, хотя и слабому; новые суды почти всегда принимают опьянение за основание к снисхождению. Отсюда один вывод, что для приложения положительного права к современной жизни необходим институт, который сообщал бы ему гибкость, посредством которой закон, не смотря на свою консервативность, являлся бы справедливой нормой для каждой новой жизненной комбинации. Гибкость эту может дать лишь такое учреждение, которое в своем составе имеет общественный, жизненный элемент. Таким учреждением является суд присяжных, посредством которого правосознание народа постоянно и равномерно входит в право и в его приложение.
Судья коронный или выборный теряет мало помалу способность быть живым органом общественной совести; он может знать отлично закон, но жизнь от него ускользает. Сида за своим кодексом, он забывает, что жизнь в своем развитии не ждет формальных определений закона, что возникают новые отношения, новые явления, не подходящие под старые условия, которые предусмотрены законом.
Судья изо дня в день сталкивается с преступниками и в нем мало помалу притупляется чувство сострадания к падшему человеку; в каждом преступнике он начинает видеть простой объект для приложения наказания. Кроме того, обязанность судьи, прилагающего наказание, состоит в подведении частного случая под общую норму закона. Уменье и беспристрастие его выражаются более всего в том, что он облагает одинаковые преступления одинаковыми наказаниями; более всего подрывается доверие к судье тем, если он по двум, по- видимому, одинаковым делам даст два различных решения.
Поэтому он в бесконечном разнообразии юридических и фактических отношений неизбежно старается уловить общие родовые черты и по ним классифицирует деяния, подлежащие его обсуждению; постепенно он теряет охоту и способность вглядываться во внутреннее значение проходящих перед его глазами фактов и индивидуальные черты действующих лиц. В каждом новом деле он старается прежде всего схватить ту общую сторону, которой оно соприкасается с массой других, по внешнему виду подобных дел, и все менее и менее интересуют его особенности, лежащие в лице преступника и в обстоятельствах преступления. Несмотря на все разнообразие обстановки действующих лиц, он видит в них только нарушителей закона, которые должны быть наказаны; из двух интересов, которыми обусловливается наказание, интереса общественного и интереса частного, лица подсудимого, первый все более и более заслоняет в его глазах второй. Чем искуснее он становится в применении закона, тем одностороннее определяет он деяния; навык облегчает ему решение юридического вопроса, вопроса о наказании, и притупляет его взгляд при рассмотрении фактической стороны, т.е. вопроса о факте и виновности. Напротив, присяжные могут самым полным и беспристрастным образом разрешить вопрос о факте и о виновности; впечатлительность их не притупляется привычкой к ремеслу; они могут беспристрастно сопоставить и интерес общественный, и интерес лица подсудимого. Таково значение суда присяжных, побудившее науку права признать его необходимым в уголовном процессе установлением. Конечно, и суд присяжных может оказаться плохим орудием правосудия, если он составлен из людей грубых и невежественных, если присяжные лишены всякой самостоятельности и независимости, но ведь это возможно и относительно самих судей: результаты будут одинаковы. С другой стороны, суд присяжных в периоды политической борьбы партий может оказаться орудием этой борьбы, перенеся ее в трибуналы и преследуя лиц противной партии, в особенности обвиняемых в преступлениях с политическим характером; но и это возможно, даже еще в большей степени, для тех судов, где не существует присяжных, так как присяжный заседатель не зависит от господствующей партии, а действует только под влиянием собственных убеждений. Что касается до политического значения института суда присяжных, т.е. значения его как орудия в борьбе с произволом правительственной власти или как средства, путем которого народ может охранять основные законы страны и ее устройство и лишать действительности новые законы, несоответствующие и противоречащие потребностям общества, то эта сторона вопроса, хотя имеет в себе громадный интерес, не может подлежать нашему рассмотрению, так как не входит в область науки процесса. То же должно сказать и о социальном значении суда присяжных как средства привлечь народ к общественной деятельности, возбудить в нем общественные интересы и обратить его внимание на те условия общественной жизни, под влиянием которых развиваются преступления. В заключение я должен сказать, что суд присяжных, не только в приложении к известной стране, но и вообще, в принципе встречает много противников; особое стремление к уничтожению суда присяжных существует в наше время в Германии.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
