Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. Связаться с автором
Так называемое законное представительство в буржуазной науке гражданского права составляет наименее исследованную область. Это обнаруживается уже при первых шагах ознакомления с литературой по данному вопросу, в которой можно найти лишь общие и зачастую разноречивые суждения о законных представителях.
Проблемы законного представительства не привлекли к себе сколько-нибудь серьезного внимания русских юристов. Многочисленные и сложные вопросы, возникающие при рассмотрении деятельности родителей, усыновителей, опекунов в качестве представителей, не разработаны в русской дореволюционной цивилистике. То же приходится сказать и о других случаях законного представительства.
В иностранной буржуазной литературе отдельные сопоставления и сравнения законных и добровольных представительств носят в общем весьма поверхностный характер по сравнению с детальными исследованиями вопросов добровольного представительства.
Не забываем поделиться:
Разумеется, буржуазные ученые уклонялись от постановки вопроса о классовой природе и экономическом содержании институтов, порождающих законное представительство, и о назначении последнего в капиталистическом обществе.
Как в основе добровольного, так и законного представительства лежит частная собственность. Законный представитель в буржуазном обществе также устанавливает экономические отношения между третьими лицами и представляемым. Законное представительство в буржуазном обществе вызвано к жизни необходимостью охраны и управления частной собственностью недееспособных и других лиц. Этот тип собственности всецело определяет классовую природу и назначение законного представительства.
Типичным и наиболее важным видом законного представительства является представительство опекунов. Буржуазные цивилисты характеризуют опеку как институт общеполезный, отвечающий интересам всего классового общества, тогда как в действительности за ним скрываются только интересы частных собственников. Иногда иллюстрации к этому утверждению можно найти в описаниях опеки буржуазными юристами. Вот одно из таких мест: «В своей жизни мы встречаем десятки и сотни детей, круглых сирот, которые не состоят под опекой, а находятся просто на попечении добрых людей. Случаи эти большей частью бывают тогда, когда у малолетнего нет вообще имущества». И далее: «Поэтому та опека, о которой мы будем говорить ниже, бывает, главным образом, тогда, когда у малолетнего есть лично принадлежащее ему имущество».
Следовательно, опека, а вместе с ней и законное представительство за несовершеннолетних в капиталистических государствах, есть явление, присущее только буржуазному быту. Они предназначены сохранить юному сочлену господствующего класса его частную собственность, т.е. возможность дальнейшей эксплуатации чужого труда и обогащения. «На чем основана современная буржуазная семья? На капитале, на частной наживе». Эти слова Коммунистического манифеста полностью приложимы к современной буржуазной опеке во всех ее видах и к связанному с ней законному представительству.
Забота о личности несовершеннолетнего в буржуазной опеке имеет второстепенный характер и полностью подчинена главной цели сбережению частной собственности. Опека поэтому не предназначена для детей трудящихся.
По указанным причинам институт опеки и связанное с ним законное представительство для пролетариата при капитализме лишены всякого значения, как, впрочем, и другой институт буржуазного семейного права.
«Пролетарий не имеет собственности; его отношения к жене и детям не имеют ничего общего с буржуазными семейными отношениями».
Законное представительство в СССР базируется на общественных отношениях социалистического общества, определяемых социалистической системой хозяйства и социалистической собственностью на орудия и средства производства. В законном представительстве возникает необходимость в различных случаях, но доминирующую в них роль играет опека.
Буржуазный институт опеки был уничтожен Октябрьской революцией, как и другие институты буржуазного семейного права. «Особенно гнусное, подлое лицемерное неравенство в брачном и семейном праве, неравенство по отношению к ребенку уничтожено Советской властью полностью». Был создан социалистический институт опеки. В основе опеки над несовершеннолетними лежит забота Советского государства о детях, не имеющих родителей. В этом виде опеки выражается воспитательная функция нашего государства. Поэтому опека над детьми учреждается, в отличие от буржуазной опеки, и при отсутствии у них имущества. Отсутствие у ребенка имущества восполняется той материальной помощью, которая оказывается ему за счет фонда всенародной собственности. Но опека служит не только охране личных и имущественных интересов детей и других недееспособных. Она используется для охраны личной собственности безвестно отсутствующих и умерших, в последнем случае в интересах наследников.
Социалистическая природа института опеки в СССР определяет последовательно демократический характер законного представительства. Законными представителями у нас могут быть все совершеннолетние граждане независимо от пола, национальности, расы, религии, имущественного, служебного положения и т.д.
Само название «законные представители», как заметил еще Кронид Малышев, понятное, но, к сожалению, двусмысленное и сбивчивое: «из него как будто бы следует, что представительство по доверенности незаконно, тогда как на самом деле доверенность служит столь же законным основанием представительства, как и другие акты и отношения, с которыми по закону связывается право представительства».
Во второй половине прошлого столетия законное представительство обычно именовалось «необходимым». Однако оно не имело ничего общего с тем явлением римского права, которое называлось «необходимым представительством». Как известно, под этим именем в историю права вошло особое право домовладыки на приобретение всех выгод из действий подвластных, независимо от их воли. «Необходимого представительства» этого рода не было ни в русском, ни в иностранном праве вследствие иных социально экономических условий.
Термин «необходимое представительство» в русском праве и науке гражданского права употреблялся совсем в ином смысле. Законным или необходимым называлось представительство, основание которого усматривали в законе. Термином «необходимое представительство» обозначали представительство родителей, опекунов и юридических лиц. Иногда этот тип представительства назывался «обязательным представительством».
В более поздних работах русских цивилистов (начала 20го столетия) термины «необходимое представительство», «необходимый представитель» встречаются все реже и реже. Общее признание получает выражение «законное представительство», вытеснившее термин «необходимое представительство».
Чаще всего законными представителями называют представителей, восполняющих отсутствующую у представляемого дееспособность: родители, усыновители, опекуны. Советское гражданское законодательство исходит именно из этого понимания термина «законные представители». Оно использует оба выражения: «законное представительство» и «законные представители».
Термин «законное представительство» более удачен, чем другие, названные выше. Все же он весьма неточен. Он возник на том этапе развития учения о представительстве, когда любое основание права представительства, не заключающееся в волеизъявлении представляемого, отождествлялось с законом.
Между тем, как мы показали при рассмотрении вопроса об основаниях представительства, существуют различные обстоятельства (в том числе волеизъявление), с которыми закон связывает возникновение полномочия. Волеизъявление, следовательно, такой же юридический факт, как и другие. Все они — основания представительства (или, иначе, полномочия). Поэтому волеизъявление столь же «законно», как и остальные юридические факты, не заключающиеся в волеизъявлении представляемого. Но основания между собою отличаются, эти различия нельзя игнорировать, не нанося ущерба правильности выводов о видах представительства. В широком смысле всякое представительство, основанное на факте, санкционированном законом, является законным. В узком и более точном смысле законное — это представительство, характеризующееся возникновением полномочия у представителя только лишь в силу его отношения к другому лицу и независимо от воли обоих. Для появления полномочия в этих случаях не требуется, следовательно, ни предварительного волеизъявления со стороны представляемого, ни административного акта о назначении на ту или иную должность.
Среди перечисленных в ГК и КЗоБСО случаев законного представительства только некоторые подходят под признаки законного представительства в собственном смысле слова.
Представителями по закону следует считать только тех лиц, которые становятся представителями, т.е. приобретают полномочие непосредственно по прямому указанию правовой нормы. Типичными в этом отношении представителями являются родители и усыновители. Значительная часть представителей, обозначаемых «законными», в действительности являются представителями по назначению. Их назначают (или организуют) государственные или иные органы. Полномочия такие представители получают на основании закона не непосредственно, а лишь в силу факта их назначения административным актом или избрания на определенную должность.
Господствует взгляд, что представительство, основывающееся на предписании административных органов, «не отличается в основном в практике и в науке от законного представительства». Оправдывают подведение под рубрику «законного представительства» случаев представительства по назначению тем, что те и другие представители обладают «правом представительства», не основанном на воле представляемого в отличие от добровольного представительства, основанного на воле представляемого.
Мы здесь вплотную подходим к вопросу о критериях разграничения добровольного представительства и законного представительства (в широком смысле). Этот вопрос ставился в теории неоднократно.
Критерий для разделения представительства на добровольное и законное юристы старой школы (начиная с Савиньи) искали в различии положения представителя законного и добровольного при совершении ими сделки. В то время как первый является контрагентом третьего лица, добровольный представитель таковым, по их мнению, не может считаться. Контрагентом должен признаваться только принципал. Отрицание за добровольным представителем роли контрагента вытекает из теории представительства Савиньи, который считал представителя орудием воли принципала.
Концепция Савиньи применительно к законному представительству потерпела полный крах, поскольку представляемый, будучи неспособным, не имеет воли. Позднее стали разграничивать представительство по тому признаку, что добровольное представительство основывается на воле представляемого (или представляемого и представителя), а законное — на воле (предписании) закона, который только определяет его существо и объем «права представительства». Этот критерий неверен потому, что без закона невозможно и добровольное представительство. Кроме того, бывают случаи добровольного представительства, не основанного на воле представляемого. Например, при выдаче доверенности родителем или опекуном другому лицу от имени представляемого. Налицо добровольное представительство, хотя его источник — это воля законного представителя, а не представляемого. И при добровольном представительстве закон нередко определяет объем полномочия (например, прокурора).
Часть авторов обращают главное внимание на участников сравниваемых отношений представительства. Исходя из личности представляемого, определяют законное представительство как представительство за недееспособных в отличие от добровольного представительства как представительства за дееспособных.
Выдвинутый критерий также является неправильным. Он соответствует только положению родителей, усыновителей, опекунов, но законное представительство этими случаями не исчерпывается. Оно может существовать и для дееспособных. Здесь берется наиболее частый случай законного представительства и возводится в принцип вопреки фактам.
Другие противопоставляют законное представительство за недееспособных представительству, установленному полномочием, т.е. сделкой. Такой метод разграничения есть результат смешения различных моментов в фактическом составе представительства: основания и участников отношения. Взяты несопоставимые понятия и поэтому сам по себе этот метод порочен. Ошибка состоит и в том, что нельзя включать в круг представляемых при законном представительстве только недееспособных.
Некоторые авторы отличительный признак хотят найти «во внутреннем существе обоих видов представительства». Это существо они видят в непосредственной власти, которая принадлежит представляемому в отношении рода и способа реализации и окончания добровольного представительства. Наоборот, законное представительство имеется там, где оно не зависит от воли представляемого в силу самого отношения между ним и представителем. Частная воля на начало, объем, окончание законного представительства не оказывает никакого влияния.
Против этого положения можно возразить, что и при добровольном представительстве представляемый не всегда может воздействовать на представителя или прекратить полномочие (мы имеем в виду случаи выдачи опекуном доверенности от имени подопечного). Наоборот, при законном представительстве представляемые иногда могут вызвать окончание представительства. Кроме того, этот критерий осложняет разграничение законного и добровольного представительства, так как требует предварительного изучения отношений между представляемым и представителем. Мы считаем, что решающий критерий для размежевания законного и добровольного представительства нужно искать в различии оснований возникновения полномочий в этих случаях. Предпосылкой добровольного представительства является полномочие, созданное сделкой. Полномочие законного представителя основывается на любых иных юридических фактах.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Именно в этом лежит объяснение тому, что при добровольном представительстве представляемый, как правило, может воздействовать на деятельность представителя и прекращать ее, а представляемый при законном представительстве, поскольку он сам в силу своей недееспособности или по другим причинам не устанавливал полномочия представителю, не может непосредственно отменять это полномочие или воздействовать на представителя.
Этот способ разграничения видов представительства базируется на чисто юридических понятиях в отличие от метода Розенберга и его последователей, которые свои эмпирические наблюдения избегают выразить в достаточно определенных юридических признаках.
Не препятствует отнесению к добровольному представительству установление полномочия сделкой, к совершению которой представляемый обязан по закону. Напротив, к законному представительству (в широком смысле) следует отнести те случаи, когда полномочие возникает не как прямое следствие сделки (договора), а как ее побочный результат. Основанием полномочия здесь служит правоотношение, которое создается в результате совершения этой сделки. Так, например, каждый из товарищей, заключивших договор полного товарищества (ст. 302 ГК), приобретал полномочие на основании закона. Сам же договор полного товарищества мог и не предусматривать полномочия. Закон здесь устанавливал полномочие как побочное юридическое следствие заключенного договора.
Под законное представительство подойдут и те случаи представительства, в которых представляемый может вызвать прекращение полномочия, действуя для этого в установленном порядке, например, наследники, вступившие в управление наследственным имуществом и заявившие об этом органу опеки, прекращают тем самым действие полномочия опекуна, назначенного в силу ст. 69 КЗоБСО для защиты интересов отсутствующих наследников.
Признавая разные основания у законного и добровольного представительства, некоторые авторы отрицают различие между законным и добровольным представительством. «Практически различие между законным и добровольным представительством лишено всякого значения, так как деятельность представителя законного по своему содержанию и способу проявления совершенно идентична с деятельностью представителя по полномочию».
Профессор Шерешевский полагал, что и в советском гражданском праве юридическая природа обоих видов представительства, добровольного и законного, одна и та же: представитель «законный» действует так же, как представитель «добровольный», деятельность обоих производит совершенно одинаковые последствия: непосредственное возникновение прав и обязанностей, вытекающих из этой деятельности, в лице представляемых. Разница только в том основании, с которым действующее право связывает в одном и другом случае данное представительство: при так называемом законном представительстве основанием является непосредственное веление закона, а при «добровольном» — воля представляемого лица. Это высказывание профессора Шерешевского мало чем отличается от его рассуждения, цитированного выше и относящегося к русскому дореволюционному праву.
Нельзя согласиться с утверждением автора, что деятельность представителя добровольного и законного по своему содержанию и способу проявления идентичны. Мы намерены доказать, что различие между этими двумя видами представительства существуют не только в их основаниях.
Диаметрально противоположную точку зрения по сравнению со взглядом профессора Шерешевского защищал Днистржанский, признававший оба вида представительства совершенно различными юридическими институтами, связанными под общим названием «представительство» исключительно внешней формой.
Оперируя модными «социологическими» выражениями, автор утверждает, что различие между названными видами представительства кроется в самой их сущности и соответствует различию принципов коллективного и частного хозяйства. Для частного хозяйства характерно добровольное представительство, для общественного хозяйства — законное. Представительство отца, опекуна, попечителя, юридических лиц есть социально-правовой институт с особыми целями и средствами. Их основа — семья и другие социальные союзы. Это не представители, а органы этих объединений (семьи и других общественных образований). Отличие от добровольного представительства имеется также экономическое. Экономическое положение, например, опекуна иное, чем представителя. Отсюда, как думает Днистржанский, проистекают и другие черты отличия. Добровольные представители обладают в принципе неограниченным «правом представительства», ибо принципал может ему предоставить полную свободу с целью достижения им наибольшей выгоды. Представители по закону (их Днистржанский называет необходимыми) не могут пускаться на спекуляции и свободно совершать различного рода операции с имуществом представляемого.
Рассуждения Днистржанского поэтому порочны в своей основе. Прежде всего явно несостоятельна его попытка представить капиталистические союзы и объединения в качестве общественных образований, основанных на коллективном общественном хозяйстве.
Ленин, характеризуя капитализм в империалистической стадии, писал: «Производство становится общественным, но присвоение остается частным. Общественные средства производства остаются частной собственностью небольшого числа лиц».
Днистржанский хочет полностью разделить добровольное и законное представительство и признать их самостоятельными институтами. При этом он игнорирует их юридические признаки. Он пренебрегает анализом соответствующих правоотношений и регулирующих их правовых норм. Он руководствуется лишь различиями в экономическом и семейном положении законных и добровольных представителей, но при этом фальсифицирует факты, создавая вымышленное деление хозяйства на частное и общественное. Такой метод разграничения правовых явлений антинаучен. Один и тот же юридический институт может выражать в общих понятиях и нормах несколько видов экономических отношений, но объединяемых родовыми признаками, Было бы совершенно не научно дробить его на отдельные самостоятельные, изолированные части, соответствующие этим отношениям, пренебрегая совпадающими юридическими моментами, составляющими характерные черты данного института. Нельзя, например, образовать из купли-продажи два института в зависимости от того, покупает ли вещь физическое лицо или юридическое, если в том и другом случае основные юридические признаки одинаковы. Между тем Днистржанский проделывает именно такую неправильную операцию. Не доказав, что регулирование отношений законного представительства является принципиально иным, чем добровольного, Днистржанский сделал поспешный вывод о том, что они составляют самостоятельные юридические институты. Остается непонятным, что же имел в виду Днистржанский, говоря о внешней форме. Если речь идет о правовой форме (а не только о словесной), то тогда он противоречит себе, ибо представительство он сам понимает как внешнее юридическое отношение.
Право и есть форма для экономических и иных общественных отношений. Констатируя, что законное представительство и добровольное объединяются общей формой, автор тем самым их признает, не желая того, одним институтом.
Днистржанский, таким образом, окончательно запутался в вопросе о роли и взаимосвязи экономических и юридических отношений. Он игнорировал последние при решении поставленного правового вопроса о том, является ли представительство единым юридическим институтом.
Единственный правильный метод решения этого вопроса заключается в том, чтобы, исходя из общественных, экономических отношений, регулируемых нормами о представительстве, выяснить различия в правовой регламентации отдельных видов общественных отношений и установить, действительно ли столь существенны эти различия, чтобы ради них пренебречь сходством в регулировании этих отношений и разделить представительство на два самостоятельных института.
Разграничение на основе общего критерия, предложенного нами выше, добровольного и законного представительства в широком смысле, только первый шаг к раскрытию содержания законного представительства и его особенностей. Эта задача требует дифференцированного изучения явлений, охватываемых понятием законного представительства.
Основные проблемы, ожидающие решения в советской науке гражданского права, можно сформулировать следующим образом:
1) какие случаи охватывает законное представительство и в чем состоят их юридические особенности;
2) возможно ли выделение законного представительства как особого вида в составе института и учения о представительстве, или его следует рассматривать как самостоятельный институт права, совершенно отличный от добровольного представительства.
Представители за неспособных по закону и по назначению
Статья ГК РСФСР признает родителей, усыновителей, опекунов и попечителей законными представителями несовершеннолетних, достигающих 14 лет. Законодатель в ст. 9 ничего не говорит о малолетних, но в теории и на практике принято считать родителей, усыновителей и опекунов законными представителями малолетних. От имени последнего совершаются сделки их законными представителями. Правильность этого вывода косвенно подтверждается примечанием к ст. 430 ГК, в котором упоминается, что «законным представителем может быть истребована доля наследника, зачатого при жизни наследодателя, но родившегося после его смерти. В тех случаях, когда наследство еще не поделено между наследниками, вместо истребования доли через суд законный представитель совершает сделку от имени малолетнего в виде принятия его доли. По смыслу ст. 11 ГК законные представители действуют от имени малолетних и несовершеннолетних до 14 лет.
В КЗоБСО РСФСР термин «законные представители» вообще не употребляется. В отношении родителей даже нет прямого указания на то, что родители являются представителями своих детей при совершении за них сделок. О представительстве родителей в ст. 43 КЗоБСО сказано следующее: «Защита интересов несовершеннолетних детей личных и имущественных — лежит на родителях, которые являются представителями детей на суде и в других учреждениях». В этом абзаце подчеркнута роль родителей только как представителей в процессе и в отношениях с различного рода учреждениями. Но отсутствует квалификация родителей в качестве представителей детей во всех остальных правоотношениях, и в первую очередь в договорных.
Несмотря на некоторую неточность норм ГК и КЗоБСО, относящихся к представительству родителей, теория и практика в общем правильно рассматривают родителей как законных представителей своих детей при совершении сделок, а также в суде и других учреждениях. На усыновителей в вопросе представительства следует распространять те нормы КЗоБСО, которые относятся к представительству родителей, поскольку «усыновители по отношению к усыновляемым и их потомству в личных и имущественных правах и обязанностях приравниваются к родственникам по происхождению» (ст. 64 КЗоБСО).
Правило о представительстве опекунов сформулировано в законе более полно и четко, чем это сделано в отношении родителей. Так и в ст. 69 КЗоБСО имеется следующее место: «опекуны от имени и в интересах подопечных осуществляют права и выполняют обязанности последних». В ст. 86 эта мысль выражена словами: «Опекун может совершить все сделки, которые мог бы совершить сам подопечный, если бы обладал дееспособностью».
В инструкции Наркомпроса РСФСР, Наркомздрава РСФСР и НКО РСФСР, утвержденной СНК РСФСР «О патронировании, опеке и усыновлении детей, оставшихся без родителей», сказано уже определенно: «Опекуны во всех случаях являются законными представителями опекаемых» (ст. 26). Опекуном ребенка признается без особого назначения лицо, взявшее его на основании договора патронирования (ст. 6 постановления ВЦИК и СНК РСФСР С.У. РСФСР, № 9, ст. 49). Поэтому следует заключить, что оно является вместе с тем законным представителем патронируемого.
Опека устанавливается не только над личностью недееспособного, но отдельно и над его имуществом, если оно находится не в месте жительства подопечного. Такого основания для назначения опекуна над имуществом подопечного КЗоБСО РСФСР не предусматривал. Его ввела названная выше инструкция (ст. 29). О положении опекуна над имуществом как законного представителя в инструкции ничего не сказано. Поэтому представительство опекунов этой категории должно регулироваться той же ст. 86 КЗоБСО. Они являются так же, как и опекуны над личностью недееспособного, «законными представителями».
Статья 9 ГК правильно относит опекунов к числу законных представителей. Но в общем контексте статьи ссылка на опекунов не только излишня, но и неверна, так как несовершеннолетние, достигшие 14 лет, не могут иметь опекунов, а следовательно, совершать с их согласия сделки. Эта ошибка была внесена в ст. 9 при изменении редакции (С.У., № 115, ст. 770).
Упоминание в статье ГК о попечительстве, наряду с родителями, усыновителями, опекунами, как о законном представительстве несовершеннолетних не вполне ясно. Ни ст. 9 ГК, ни ряд статей КЗоБСО, касающихся деятельности попечителя, не дают оснований для такого вывода. Именуя в статье ГК попечителя законным представителем, редакторы статьи должны были иметь в виду представительство в гражданских имущественных отношениях, и главным образом в сделках. Между тем роль попечителя при заключении сделок несовершеннолетним нельзя расценивать как представительство.
Попечитель, как указывают ст. 9 ГК и ст. 90 КЗоБСО, дает лишь согласие на совершение сделок несовершеннолетним. Правовое положение попечителей обрисовано также в ст. 70 КЗоБСО. В ней сказано, что они оказывают этим лицам в соответствующих случаях содействие при осуществлении ими их прав и при выполнении ими их обязанностей, а равно охраняют их от злоупотребления со стороны третьих лиц. Слово «содействие» не может означать представительства.
Содействие несовершеннолетним при совершении ими сделок выражается, в частности, в том, что попечитель дает на них согласие (ст. 9 ГК и ст. 90 КЗоБСО). Следовательно, попечитель не является, судя по тексту ст. 70 и 90 КЗоБСО, представителем несовершеннолетнего. Последний выступает от собственного имени, попечитель же оказывает ему лишь «содействие», выступая не вместо него, а наряду с ним.
В советской литературе по вопросу о том, является ли попечитель законным представителем лиц ограниченной дееспособности, высказаны разные мнения.
Некоторые авторы вообще отрицают законное представительство попечителя. Так, Я.М. Магазинер в своем учебнике «Хозяйственное право» писал: «Законное представительство есть представительство либо недееспособного (представляемого опекуном), либо юридического лица (представляемого его органами)».
Тот же взгляд, видимо, разделяла М.В. Зимелева: «Законными представителями являются представители недееспособных лиц (родители и опекуны несовершеннолетних, опекуны душевных больных)».
Несомненно, что подобные суждения находятся в противоречии со ст. 9 ГК, которая и попечителей причисляет к законным представителям.
Другие авторы, например, Стучка, ограничивают деятельность попечителя как законного представителя только выступлениями в суде.
Но роль попечителя в качестве представителя в суде в советской науке гражданского процесса не освещена.
Третья группа авторов, касаясь вопроса о законном представительстве попечителей, делает лишь ссылку на ст. 9 ГК, и все внимание сосредоточивает на опекунах как законных представителях недееспособных.
На основании рассмотренного нами законодательного материала мы в основном присоединяемся к тем высказываниям в нашей литературе, согласно которым попечитель выступает в качестве представителя лишь в гражданском процессе.
Однако мы считаем, что действующее законодательство не исключает возможности признания попечителя представителем в тех случаях, когда в связи с болезнью или временным отъездом лиц, находящихся под попечительством, попечители вынуждены совершать за них и от их имени неотложные сделки. На попечителей по аналогии следовало бы распространять тогда действие ст. 86 КЗоБСО РСФСР, устанавливающей границы полномочий опекунов.
Заботу о несовершеннолетних осуществляют кроме законных представителей, упомянутых в ст. 9 ГК, нередко и другие лица, в том числе отчим и мачеха, дед и бабка, граждане, взявшие к себе детей на постоянное воспитание с иждивением. Им часто приходится вступать в правоотношения с третьими лицами в интересах несовершеннолетних. Совершать сделки от имени несовершеннолетних они не вправе, пока не назначены опекунами или попечителями. В последнем же случае лишь при указанных выше обстоятельствах: болезни, отсутствия частично дееспособного лица в месте совершения неотложной сделки. Следовательно, они должны выступать от собственного имени при заключении сделок, хотя бы выгоды из них предназначались несовершеннолетним.
Исключения из этого правила, по нашему мнению, возможны лишь для так называемого фактического усыновления, установленного судом, о котором в разъяснении Верховного Суда РСФСР, протокол № 2 сказано, что если «отношения между лицом, принявшим ребенка на воспитание, и приемышем фактически подходят под материальные признаки закона об усыновлении, суд вправе на основании ст. 4 Гражданского процессуального кодекса применять к этим делам Закон об усыновлении со всеми вытекающими правами и обязанностями». Пленум Верховного Суда СССР дал указание об установлении в судебном порядке фактов усыновления.
Статья 423, говорящая о лице, взявшем ребенка на постоянное воспитание с иждивением, не определяет правоположения этого лица по отношению к ребенку. О том, что такое лицо является законным представителем последнего, в законе не сказано. Мы полагаем, что к подобным случаям, при наличии признаков фактического усыновления, может быть применено разъяснение Пленума Верховного Суда. Это позволит на основании судебного решения рассматривать таких лиц законными представителями детей, так как усыновление, признанное судом, порождает те же последствия, что и совершенное в законном порядке.