Передача права на использование произведения по договору
Проблема состоит в том, что в отношении авторских прав существование этих двух различных форм распоряжения правом не обеспечено достаточной правовой дифференциацией. В настоящее время ЗоАП (п. 1 ст. 30) определяет, что авторский договор является единственной формой передачи авторских прав. Это означает, что данная форма охватывает рее случаи передачи прав на произведение, включая и вариант, когда речь в договоре будет идти именно об отчуждении права, а не только о выдаче лицензии. Сюда же относятся и случаи, когда права передаются не автором, а правопреемником. Такой широкий подход к понятию авторского договора обычен для российской теории авторского права (см., например, определение, данное М. Кирилловым: "Договоры, заключаемые с автором по поводу использования его произведения, называются авторскими договорами”).
Близость различных форм распоряжения в ЗоАП выражается не только в достаточно широком определении, но и в том, что ограничения уступки рассматриваемого права практически сводят уступку к предоставлению временного пользования. Рассмотрим эти ограничения подробнее.
Одной из важнейших особенностей перехода права на использование произведения с помощью авторского договора является ограниченность передачи права, выражающаяся в том числе и в сужении возможности последующего отчуждения права. В целом сужение сферы свободы договора не является чем-то исключительным в современном обществе. “В настоящее время ясно, что экономического равенства в прямом смысле не существует и что индивидуальные интересы должны подчиняться интересам общества. Поэтому произошло коренное изменение как в общественной оценке договора, так и в политике законодателя по отношению к нему, и право сегодня во многом препятствует свободе сторон заключать договор по их усмотрению”, — писал В. Ансон.
Однако в ЗоАП ограничения оборота установлены исходя только из самостоятельных побуждений, а не из общей стратегии регулирования авторских прав. В результате такой правовой режим может оказать угнетающее воздействие на оборот прав.
На распоряжение правом на использование произведения оказывает существенное влияние негласное признание приоритета интересов автора (как более слабой в экономическом отношении стороны). При этом, однако, надо учитывать, что зачастую интересы обеих сторон договора могут противоречить интересам общества (так, в свободном использовании произведения не заинтересован ни автор, ни его контрагент). В связи с этим за рамками обеспечения справедливого вознаграждения автору и его личных неимущественных прав законодатель не должен стремиться устанавливать серьезных различий в правовом статусе правообладателей. В этом отношении представляется справедливым установление для автора и его правопреемников равных возможностей по распоряжению правом на произведение.
Первоначальное отчуждение права на использование произведения может быть осуществлено только автором — физическим лицом. Дальнейшее отчуждение возможно любым лицом — как физическим, так и юридическим. Поскольку авторские права сами по себе не относятся к объектам, оборот которых ограничен, беспредметным становится обсуждение вопроса о требованиях, которым должен отвечать контрагент автора. Нет необходимости и обосновывать возможность заключения договора лицом, не имеющим лицензии на соответствующую деятельность, ссылкой на особый “подрядный” характер авторского договора (как это делают некоторые авторы). Есть или нет у лица лицензия на издательскую деятельность, может ли оно реализовать приобретенные права — не влияет на возможность приобретения и отчуждения права. Иной подход означал бы незаконное ограничение правоспособности лица. Отсюда следует, что российское законодательство не ограничивает объем приобретаемых правомочий в зависимости от особенностей приобретателя.
Правопреемник автора должен иметь достаточные возможности по дальнейшему распоряжению приобретенным правом. Бернская конвенция (ст. 1) требует от государств-членов обеспечить достаточную и эффективную охрану прав авторов и всех других обладателей авторского права. Эта фраза подчеркивает, что иные обладатели авторского права находятся в том же положении, что и сами авторы. Между тем ЗоАП отходит от этого принципа: п. 4 ст. 31 запрещает дальнейшую уступку приобретенных прав в случае, если нет прямого разрешения в первоначальном договоре.
Личность лица, которое будет осуществлять использование, имеет для автора определенное значение, однако это значение в большинстве случаев невелико. Следует исходить из презумпции безразличия для автора личности приобретателя прав по договору. Автор и в этом случае имеет возможность доказать исключительность сложившейся ситуации, кроме того, он мог прямо ограничить последующую передачу прав в договоре (если личность приобретателя для него очень важна). ЗоАП закрепляет прямо противоположный вариант: для возможности последующей уступки прав по договору необходимо прямое указание в договоре.
Другое существенное ограничение оборота авторских правомочий основано на закреплении в ЗоАП срочности авторского договора (п. 1 ст. 31). В договоре должен быть указан конкретный срок передачи, иначе у автора появляется право расторгнуть его по истечении 5 лет.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Складывается ситуация, когда отчуждение обязательно является срочным; автор сохраняет контроль за дальнейшим оборотом отчужденного права, и независимо от количества отчуждений по истечении установленного срока право вновь возвращается к нему. Фактически автор передает право использования не полностью, оставляя титул обладателя правом за собой. Разделение права на использование на большое количество отдельных правомочий способствует такой ситуации. Здесь видно, что упомянутое выше несоответствие в ст. 30 ЗоАП (употребление одновременно выражений “передача” и “разрешает”) не просто неточность. Имеется в виду именно не отчуждение права, а его временный переход с правом ограничить автора в возможности аналогичного использования. В патентном законодательстве в таких случаях речь идет, соответственно, об “исключительной” или “полной” лицензии, но это совсем не то, что полная уступка права. Сложившуюся ситуацию В. И. Корецкий определил следующим образом: “Передача же автором... по договору своих отдельных правомочий для использования произведения есть... не что иное, как разрешение, данное автором, использовать его произведение в течение определенного срока на условиях договора”.
Отсюда видно, что в ЗоАП практически речь идет только лицензионных договорах, но не об отчуждении права по договору. Не случайно Э. Гаврилов указывает на сходство авторского договора по российскому праву с арендным.
Такое сужение возможных форм оборота права представляется неоправданным. Невозможность распорядиться правом означает невозможность эффективно его использовать, что фактически приведет к занижению платы, получаемой автором. “Когда авторское право становится передаваемым, то это не только отвечает интересам организаций-пользователей, но и, на наш взгляд, укрепляет всю систему авторского права, повышает ее значение, что косвенно улучшает социальное положение и самих авторов”. Справедливость существования возможности полностью передать имущественные права неоднократно отмечалась исследователями. Так, по мнению Г. Шершеневича; “...если издатель при заключении договора уплатит автору условленное вознаграждение за уступленное ему право издания, то едва ли можно признать правильным и справедливым, чтобы издатель не мог распоряжаться приобретенным им правом по своему усмотрению и был связан волей автора и его правопреемников в отношении переуступки этого своего права другому лицу, в случае, если бы такая переуступка требовалась выгодой или необходимостью для него”.
Невозможность полностью передать право на использование произведения означает сохранение договорных отношений между автором и правопреемником до момента возврата права автору. Независимо от изменения сторон “напряженность” отношений сохраняется. По мнению Г. Шершеневича: “Издательский договор вследствие устранения издателя из отношения по не зависящей от него причине, смерти, несостоятельности не прекращается ео ipso, а только может быть прекращен по воле автора, следовательно, указанные обстоятельства являются только поводом к возможному прекращению договорного отношения”. Такое изменение баланса интересов в пользу автора представляется необоснованно нарушающим не только потенциальные интересы приобретателя права на использование произведения, но и его правопреемников. Более того, у автора есть возможность воспользоваться своим правом отзыва и прекратить дальнейшее использование произведения (возместив приобретателю убытки). Несоответствующий же договору преждевременный возврат автору данного права невозможен без принудительного изменения основного договора. Неудивительно, что издатели начинают требовать создания и предоставления им самостоятельного “издательского права”, дающего возможность неограниченного использования произведения.
Таким образом, ЗоАП не дает возможности использовать договор в качестве формы отчуждения авторского права. Довольно четкие в этом отношении формулировки (“имущественные права... могут передаваться только по авторскому договору”, “авторский договор должен предусматривать ...срок и территорию...”) не позволяют говорить о том, что наряду с лицензионным договором, предусмотренным ЗоАП, может существовать и непредусмотренный им договор об отчуждении прав.
Выдача лицензии по своей природе является предоставлением ограниченного права. Особенности правового регулирования авторских прав, влияющие на их оборот, выступают при рассмотрении лицензионного договора чрезвычайно ярко.
Закон требует прямого указания в договоре передаваемых прав. Это требование не означает введение в содержание договора новых элементов — данное правило имеет процедурный характер и определяет порядок оформления договора.
Причина этого в следующем. Характерной чертой отношений сторон по таким договорам является значительная разница в экономическом положении сторон. В подавляющем большинстве случаев сторонами договора будут автор и средство массовой информации или издательство. Различие в положении сторон вынуждает законодателя обеспечивать максимальную точность в определении условий договора. В связи с этим предметом договора не могут быть права, неизвестные на момент заключения договора. По этой же причине все права, прямо не переданные по договору, будут считаться непереданными.
Указанное уточнение условий договора со стороны закона обычно проводится в интересах автора. В ряде случаев (но не в российском законодательстве) такие условия устанавливаются и в интересах правообладателя — для обеспечения возможности эффективного использования приобретенных прав. Так, при неясности договора предполагается, что издатель периодического издания (за исключением газет) приобретает исключительное право на воспроизведение и распространение произведения, вошедшее составной частью в издание, если прямо не оговорено иное (ст. 38 Закона ФРГ). Англосаксонская система исходит из других критериев: как замечает М. Жосселен, в странах этой системы делается акцент на обеспечение свободного распространения произведений при условии соблюдения общих норм, регламентирующих коммерческие сделки, а устанавливаемые законодателем ограничения призваны прежде всего облегчить реализацию контрактов в авторско-правовой сфере. Это принципиально иной подход: защищается не определенная социальная группа, а оборот в целом.
Другая сторона уточнения передаваемых прав — возможность их дробления. Автор может разграничить условия использования произведения между различными пользователями, что приводит к потенциальному увеличению их числа.
Необходимость точного определения объема передаваемых прав приводит к запрету заключения договора в отношении будущих произведений, что было широко распространено (с теми или иными ограничениями) ранее во многих странах. Однако при этом необходимо провести разграничение с разрешенным договором заказа, который всегда имеет в виду будущее произведение. За рубежом уступка прав на будущие произведения также часто ограничена. В качестве исключений признаются соглашения в области издательского договора о преимущественном праве в отношении еще не созданных произведений определенного жанра или на результаты творчества автора в одном жанре на протяжении пяти лет (ст. 34 французского Закона) и генеральные договоры, в силу которых авторское общество передает театральному антрепренеру право представлять в течение срока действия договора имеющиеся или будущие произведения (абз. 2 и 3 ст. 43). В Германии передача прав на будущие произведения возможна, но требуется письменная форма договора; признается право любой стороны по истечении пяти лет расторгнуть договор, отказ от этого права недействителен (ст. 40).
Сущностное обоснование данного запрета лежит в проявлении “нечеткости” формы произведения. Присущая форме произведения некоторая ее неопределенность многократно усиливается, когда речь идет о будущих произведениях. Поскольку невозможно однозначно идентифицировать будущее произведение, уступка в определенной части прав на будущие произведения будет означать установление абсолютного контроля над творчеством автора.
Указанное свойство произведения находит свое проявление и в том, что приобретатель прав получает право контроля не только в отношении одного совершенно определенного произведения, но и в отношении неопределенного множества его вариаций. Незначительное изменение автором своего произведения не дает возможности вывести его из-под контроля приобретателя прав. Только создание совершенно нового произведения даст автору возможность вновь распоряжаться правами на использование. Это показывает, что определенное свойство произведения может одновременно влиять на права как автора, так и пользователя.
На возможность использования исключительной или полной лицензии может влиять и антимонопольное законодательство. В известном решении о фильме “Мясник” Суд Европейского Сообщества допустил возможность таких лицензий, несмотря на общий запрет соглашений, ограничивающих действие свободной конкуренции внутри Общего рынка. Однако и в этом случае было прямо указано на необходимость изучения обстоятельств каждого дела, так как по сути такие ограничения являются нежелательными и в ряде случаев могут приводить к созданию неоправданных барьеров. Вмешательство в оборот авторских прав под предлогом необходимости обеспечения высокого уровня конкуренции возможно и в нашей стране: п. 2 ст. 2 Закона РФ “О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках” допускает применение этого закона к отношениям, регулируемым авторским правом, в случаях, когда соглашение направлено на ограничение конкуренции. Неопределенность этой формулировки создает риск оспаривания со стороны государственных органов прежде всего, договоров о предоставлении исключительной лицензии, что делает их менее устойчивыми.
Возможность использовать произведение может быть ограничена также установлением предельного срока, в течение которого должно начаться такое использование. Если автор получает процентные отчисления от прибыли, то неиспользование произведения в течение длительного срока может поставить начинающего автора в тяжелое положение. Специальные правила, устанавливающие срок начала использования, содержатся, в частности, в датском Законе “Об авторском праве” 1961 г.: если произведение не издано в течение двух лет (музыкальное — в течение 4 лет) после сдачи автором рукописи или экземпляра, он приобретает право досрочного расторжения договора (§ 36). В нашей стране установление подобного правила возможно договорным путем.
Упоминавшиеся выше ограничения права на использование произведения остаются действительными и при правопреемстве. Таким образом, при переходе лицензии право на использование произведения переносится в ограниченном объеме. Каждый последующий переход вносит дополнительное ограничение.
В качестве определенного противовеса этому в зарубежной судебной практике отмечалась необходимость отличать от договоров, условия которых были выработаны в течение длительного времени в той или иной сфере (и условия которых презюмируются справедливыми), договоры типа “Take it or leave it” (“соглашайся или уходи”), устанавливаемые влиятельным экономическим субъектом. В этом случае уже лицо, предлагавшее договор присоединения, будет доказывать в суде справедливость ограничений, налагаемых на другую сторону. Практически полное отсутствие в нашей стране договоров, выработанных деловой практикой (а не волей экономически сильного субъекта), означает, что в большинстве случаев именно на лицо, предлагающее некий типовой вариант договора, следует возлагать обязанность обоснования справедливости соответствующих условий договора.
В настоящее время существование определенных гарантий для автора во многих случаях связывается с предоставлением правопреемнику возможно полной свободы использования приобретенных прав. Так, В. Нордерманн на конференции по авторскому праву, проходившей в Гамбурге, отмечал: “Автор должен получить справедливую часть от любого использования его работы. Издателю должна быть предоставлена свобода использовать работу когда и как угодно”. Такая позиция предполагает и ограничение принципа свободы договора в том смысле, что каждая сторона не может отказаться от указанного подхода. Этот принцип становится центральным при определении, кому из сторон отдается предпочтение при установлении тех или иных аспектов использования произведения. При таких условиях во многих случаях наиболее подходящей может оказаться выплата вознаграждения в виде процентного отчисления от получаемых при использовании произведения доходов; справедливость вознаграждения автора требует и свободы использования прав приобретателем. Вознаграждение в виде процента от дохода как основной вариант был закреплен и в ЗоАП (п. 3 ст. 31).
В ряде случаев выплата может производиться в виде фиксированной суммы (ЗоАП упоминает и выплаты “иным образом”), причем денежная сумма может быть выражена и в некоем эквиваленте (например, иностранной валюте) или определенном количестве минимальных размеров заработной платы. Такие выплаты могут оказаться целесообразными при незначительности произведения, в отношении которого происходит уступка прав. Условием выбора этой формы, согласно ЗоАП, является невозможность выплаты процентных отчислений в связи с характером произведения или особенностями его использования. Эта формулировка представляется слишком неопределенной — на “особенности” использования произведения можно ссылаться почти в каждом случае. В целях стимулирования более эффективной эксплуатации произведения может оказаться целесообразным применение комбинированного варианта (можно предусмотреть и последующий зачет полученной суммы при выплате процента от дохода).
Свобода договора в определенной мере ограничена и установлением в ряде случаев минимальных ставок авторского вознаграждения и индексации выплат. В России установлены минимальные ставки в отношении публичного исполнения произведений, воспроизведения произведений путем звукозаписи, путем сдачи экземпляров звукозаписи и аудиовизуальных произведений в прокат, воспроизведения произведений изобразительного искусства и тиражирования в промышленности произведений декоративно-прикладного искусства. Такой подход не характерен в целом для современного авторского законодательства. Как правило, решение вопроса оставляется на усмотрение судьи, но судебная практика вырабатывает определенные ориентиры. Например, в Великобритании при издании учебной литературы доля автора в общей сумме доходов составляет обычно около 50%, при издании массовой литературы — может быть больше (от 60 до 90%). В случае издания научной литературы процент гораздо ниже: зачастую для издателя выгоднее получить 10% от продажи издания массовой литературы, чем 50% от продажи какого-нибудь учебника.
Иногда правила устанавливаются и в отношении фиксированных выплат, хотя определить здесь единый подход труднее (доходы от использования произведения в каждом случае могут сильно различаться). Логично было бы трактовать понятие “автор” для целей применения минимальных ставок в узком смысле, не включая в него правопреемников. Для правопреемников автора приобретение прав — это обычная коммерческая деятельность , не связанная с творческой работой над произведением.
Указанная выше зависимость доходов автора от успешности деятельности приобретателя прав приводит в ряде стран к установлению обязанности приобретателя по эффективному использованию произведения. Речь идет не просто о создании нового ограничения права использования, но о гораздо большем: перерастании приобретаемого права в обязанность. В этом случае влияние оказывается уже на весь комплекс имущественных прав приобретателя. Такая обязанность может проявляться в различных формах. Так, французская судебная практика признает, что издатель, который приобрел в числе других прав и право на воспроизведение звукозаписи, обязан сделать все возможное для обеспечения изготовления и распространения в соответствующих экземплярах звукозаписей, независимо от того, в состоянии ли он самостоятельно осуществлять необходимые действия. Вторая форма, существующая в той же стране, — обязанность издателя постоянно использовать произведение и осуществлять его коммерческое распространение в соответствии с профессиональными обычаями. Законодательство или сложившаяся практика может препятствовать приобретателю в осуществлении определенных действий без согласия автора (так, по германскому Закону для повышения изначальной цены продаваемого произведения требовалось согласие автора).
Отсюда видно, что такие обязанности могут носить как пассивный характер (ряд коммерческих действий должен быть согласован с автором), так и активный характер (обязанность обеспечить определенный уровень использования произведения).
Обеспечение исполнения указанных обязанностей приобретателя прав может также осуществляться путем предоставления автору особых прав, например права досрочного расторжения договора в случае неиспользования произведения либо нежелания издателя осуществлять издание нового тиража.
Стремление обеспечить приемлемую легкость оборота прав сказывается и в определении формы заключения договора. Если в XIX в. в России требовалось, чтобы договор о передаче авторских прав был совершен в форме нотариального акта и, кроме того, приобретатель прав должен был сделать заявление о переходе к нему прав в течение года после смерти автора, то в настоящее время допускается максимальная простота заключения договора: договор должен быть заключен в письменной форме (п. 1 ст. 32 ЗоАП); в периодической печати допускается и устная форма. В. Чертков полагает, что отсутствие обязательной письменной формы в периодической печати означает и отсутствие гарантий как у авторов (недостаточно определено время опубликования, размеры вознаграждения и т. п.), так и у редакций (нет гарантий, что автор не передаст произведение другому лицу). Он считает целесообразным введение упрощенных письменных форм. Представляется, что такие формы в большинстве случаев будут действительно очень упрощенными, так как автор вряд ли сможет добиться серьезного изменения типовой формы.
Для неисключительного лицензионного договора характерна меньшая строгость формы в связи с тем, что неисключительное право не столь значимо для сторон. В ряде случаев допускается заключение договора и путем совершения конклюдентных действий. В качестве примера можно привести и довольно старый спор. Автор статьи об особом способе обработки кожи посылал в газеты экземпляры своего произведения, предлагая напечатать его за плату в 4 марки, при этом он требовал уведомления о принятии статьи и сохранял за собой право перепечатки. Одна из газет без предварительного уведомления напечатала статью и предложила указанную плату в 4 марки. Но автор предъявил иск в связи с нарушением условий договора и потребовал выплаты вознаграждения в размере 21 марки. Иск был удовлетворен.
Как видно из изложенного, распоряжение правом на использование произведения по договору является достаточно конфликтным моментом в обороте рассматриваемого права, причем выбор того или иного варианта в разрешении возникающих проблем весьма сильно влияет на его экономическую ценность и способность обеспечивать контроль над использованием произведения. Неудивительно поэтому, что детальная регламентация авторских договоров обычна для многих стран (вплоть до существования самостоятельных законов на эту тему). Недостаточность регулирования в российском праве по этому вопросу очевидна.
Право на произведение, созданное по трудовому договору или договору заказа
Как отмечалось выше, действующее российское законодательство не дает возможности полноценного отчуждения права на использование по договору. Практически единственным случаем будет создание произведения по заказу — по отдельному договору или в рамках общего трудового договора.
Выделение этих двух видов служебных произведений основано на различной степени свободе автора в установлении основных характеристик работы. В первом случае автору дается прямое указание о создании определенного произведения. Указание должно быть достаточно ясным и определенным. Во втором случае нет прямого указания работодателя на создание какого-то произведения. Это означает, что для применения режима служебного произведения потребуется доказать, что создание произведения вытекало из служебных обязанностей. Отсутствие прямой связи между служебными обязанностями автора и созданием произведения будет означать невозможность признания такого произведения “служебным”. Можно предположить, что работодатель будет пытаться как можно шире определить в договоре случаи, которые, не являясь прямым выполнением служебных обязанностей, будут подпадать под режим создания служебных произведений. В Великобритании была сделана попытка разъяснить это правило (в деле Shroeder Music Publishing v. Macaulay 1974 г.): несмотря на то, что ограничения будущей деятельности автора, возникающие в связи с договором, в большинстве случаев не требуют оправдания, такое обоснование может быть потребовано в случаях, если эти ограничения не являются необходимыми или если средства принуждения исполнения такой обязанности автора могут иметь “деспотический” характер.
В целом можно признать, что баланс прав сторон в отношении режима служебных произведений смещен в сторону прав работодателя.
Но и у автора есть возможности защитить свои интересы:
1) за автором сохраняются личные неимущественные права;
2) у автора произведения, включенного в составное произведение, ость право на самостоятельное использование своего произведения (п. 1 ст. 11 ЗоАП);
3) он обладает правом на вознаграждение. Ценность этих инструментов для автора различна. Очевидно, что автор в любом случае может отстаивать свои личные неимущественные права и это будет, пожалуй, самым мощным его оружием в случае конфликта с работодателем. Неотчуждаемость этой группы прав от автора традиционно признается российской доктриной.
Введение специального режима служебных произведений позволяет работодателю избежать ограничений, предусмотренных в отношении авторских договоров. Однако эти ограничения вновь возникнут, если работодатель захочет передать свои права другому лицу. Фактически эти действия окажутся вне сферы регулирования авторского права, поскольку других видов договоров (кроме авторских) закон не предусматривает.
Даже при максимально возможном приобретении прав по трудовому договору объем прав работодателя на произведение будет ограниченным. Представление, что при отчуждении автором прав “контрагент получает право делать с купленным произведением все, что захочет: переделать его, исказить, сделать урезки или прибавления, держать его под замком в сундуке или печатать”, осталось в прошлом. Система взаимоотношений автора и работодателя, как замечали Б. Антимонов и Е. Флейшиц, будет одновременно состоять из трудовых и авторских правоотношений. При этом существование трудового договора будет являться только одним из элементов сложного юридического состава, приводящего к возникновению авторских правоотношений. Влияние трудовых отношений будет ограниченным, и в любом случае оно не будет решающим в связи с использованием произведения. Признание же существования единого авторско-трудового отношения означало бы возможность применения методов трудового права к гражданско-правовым отношениям.
Наличие в системе взаимоотношений автора и работодателя трудовых и авторских правоотношений означает необходимость различать ситуации, когда произведение создается в связи с существованием трудового договора или по авторскому договору. Показательно следующее дело: П. обязался изготовить для помещения в альбоме 300 фотографий; однако издание альбома впоследствии было приостановлено, и издательство, расторгнув договор, потребовало возврата аванса.
В ряде случаев заказчик не сможет претендовать на приобретение права на использование произведения в полном объеме (прежде всего если заказ был сделан вне рамок предпринимательской деятельности лица). Так, в случае выполнения портрета по заказу очевидно, что заказчик не рассчитывает на многие виды использования произведения. Он может быть заинтересован в приобретении права на публичный показ, в редких случаях — в праве на воспроизведение, распространение и т. п. Такие права заказчику предоставляются обычно судебной практикой, а в ряде стран и законами. Однако в любом случае для заказчика будет важно иметь возможности запретить другим лицам использовать это произведение. Так, § 27 Закона Швеции “Об авторском праве на литературные и художественные произведения” 1960 г. определяет, что в случае, если портрет выполнен по заказу, автор не может осуществлять своего права без согласия заказчика или, в случае смерти заказчика, пережившего супруга и наследников.
Наряду со служебными произведениями и произведениями, созданными по договору заказа, может быть выделен и третий вид — произведения, созданные с использованием централизованных государственных ассигнований. В этом случае отсутствуют трудовые отношения непосредственно между создателем произведения и государством. Такая ситуация возникает в силу особого положения государства. В остальном же отношения развиваются по схеме, описанной выше.
Наследование авторских прав
Переход по наследству возможен только для имущественных прав автора. В то же время защита личных неимущественных прав автора необходима и после его смерти, в целях чего ЗоАП устанавливает бессрочность охраны права авторства, права на авторское имя и права на защиту репутации автора. Автор может прямо указать лицо, на которое он возлагает охрану таких прав, причем эти полномочия охраны интересов автора будут осуществляться пожизненно. В случае отсутствия указания такого лица охрана прав автора осуществляется его наследниками или специально уполномоченным органом Российской Федерации (в случае если наследников нет или их авторское право прекратилось). Французские юристы считают подобные права наследников носящими “негативный” характер.
Каждый человек за свою жизнь создает какие-то объекты авторского права, что говорит о почти неизбежном вхождении прав на использование произведений в наследственную массу. В связи с этим следует заметить, что авторские права войдут в наследственную массу автоматически, даже при отсутствии специальных действий наследодателя или наследника. По мнению В. Толстого и В. Серебровского, принятие авторского права не может быть осуществлено путем конклюдентных действий и требует подачи заявления нотариусу. Представляется, однако, что следует согласиться с мнением Т. Чепиги, отмечавшей, что принятие всего наследства путем совершения конклюдентных действий включает и авторские права. Авторские права не требуют регистрации и в случае отсутствия широкой известности автора могут не выделяться в составе имущественной сферы лица. Однако автор может получить известность после смерти. В этом случае резко возрастает стоимость прав на использование даже таких небольших произведений, как письма или дневники. И здесь установление правообладателя оказывается связанным с трудностями. На момент же наследования может казаться, что дневники наследодателя ценности не представляют, но нельзя обязывать каждого наследника на всякий случай идти к нотариусу и перечислять все, что могло быть создано наследодателем.
Особенностью наследования авторских прав является сопровождение собственно права на использование произведения правами, связанными с обеспечением личных неимущественных прав автора. Наследник решает вопросы обнародования произведения, осуществляет защиту репутации автора. Другой особенностью наследования права на использование произведения является то, что наследник приобретает это право всегда в меньшем объеме, чем оно было у автора: право наследника всегда ограничено во времени (чего не будет, например, в случае с правом собственности).
Указанные особенности могут различаться в зависимости от страны. В том, как законодательство решает вопрос о судьбе прав на произведение после смерти автора, отражается общественное мнение по поводу соотношения коллективных и индивидуальных интересов. Праву известен такой инструмент, как платежи в общественные фонды за использование произведения. Предложения закрепить такой вариант, как правило, поднимаются при разработке соответствующих авторско-правовых законов. Однако господствующей стала “индивидуалистическая” тенденция. Это проявляется, в частности, в ставшем распространенным в последние годы увеличении срока действия авторского права с 50 до 70 лет “post mortem auctoris”. Сюда же относится и переход права защиты репутации автора из ведения специально созданных органов или авторских обществ к наследникам автора. В рамках этой тенденции был написан и ЗоАП.
Российское законодательство не предусматривает специальных правил для наследования авторских прав. Так же поступают многие другие авторские законы мира, хотя и с отдельными уточнениями. В частности, французский Закон об авторском праве 1957 г. устанавливает специальный узуфрукт на авторские права для пережившего супруга, давая этим ему преимущество по сравнению с другими наследниками автора (ст. 24). Причем этот узуфрукт может частично уменьшаться в пользу наследников, имеющих право на обязательную долю, что соответственно расширяет сферу его применения. В этом правиле проявляется сформировавшееся в общественном мнении представление о доходах автора от использования произведения как о некотором вознаграждении со стороны общества.
Если умирает один из соавторов, его право переходит к его наследникам. Однако может сложиться ситуация, когда такой переход права будет невозможным (в случае отсутствия наследника, лишения наследников права наследования, отказа наследников). В литературе было высказано мнение, что авторские права соавтора, не имеющего наследников (как при раздельном, так и нераздельном соавторстве), прекращаются и не переходят к другим соавторам. Видимо, следует согласиться с этим мнением, так как увеличение долей соавторов не может быть произведено на основе правила о приращении долей — соавторы не являются наследниками.
Возникает и еще одна проблема — судьба прав на произведения, опубликованные после смерти автора. ЗоАП упоминает такую ситуацию лишь однажды: в ст. 27 устанавливается срок действия авторского права на такие произведения. Исходя из того что существование права использования произведения не зависит от обнародования самого произведения и возникает в момент создания произведения, можно прийти к выводу, что срок, упомянутый в статье, указывает только на момент прекращения права. Дата обнародования в этом случае будет означать момент начала отсчета срока, но право будет, действовать и до указанного момента. Отсюда следует, что право на конкретное произведение возникло при жизни автора и должно было попасть в наследственную массу. Таким образом, вполне возможно установить конкретного наследника, который и будет обладать правом на использование произведения до истечения 50 лет с момента обнародования. Поскольку обнародование может состояться и через значительный срок после смерти автора, право может последовательно перейти через несколько этапов наследования.
Как и любые другие имущественные права, право на использование произведения может переходить по завещанию или по закону без особых изъятий. Однако исключается выморочность имущества: в тех случаях, когда другое имущество переходит к государству, действие авторского права прекращается. Таким образом, единственным субъектом, который не может быть правопреемником авторских прав в порядке наследования, оказывается государство.
Современный предмет, который мы называем также, как во времена Лермонтова называли конверт с письмом, написанным орешковыми чернилами. Что это за предмет?