Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. Связаться с автором
Нынешняя осень, — по—видимому, самый трудный, самый опасный период за все годы радикальных экономических реформ, переживаемых Россией. Тот обвал, о возможности, более того, о неизбежности которого и у нас и за рубежом уже давно предупреждали многие, наконец, произошел. «Лавина» сдвинулась с места и пошла вниз, хороня под собой всю денежно-финансовую систему страны. Вопрос теперь в том, можно ли остановить эту «лавину» на полдороге или она пройдет весь путь до конца, превратив в итоге российскую экономику в груду развалин.
Сегодня никому не ясны не только наши более или менее отдаленные перспективы, не ясно даже ближайшее будущее в пределах нескольких осенне-зимних месяцев. В чем же причины нынешнего «кризиса внутри кризиса», что было сделано за последние годы не так, и есть ли выход из создавшегося положения, или мы обречены и дальше лишь беспомощно взирать на то, как рушится огромная страна?
Диагноз происходящего очевиден: это давно назревавшая расплата за ту умозрительную, догматическую политику, которая упорно проводилась в последние годы. В моем представлении, политика эта основывалась на одном: на нескольких самых примитивных положениях, почерпнутых из начального курса макроэкономики, читаемого в зарубежных университетах. К реальной жизни, а тем более, к жизни такой специфической страны, как Россия, эти положения имеют весьма отдаленное отношение или вообще никакого. Недаром даже американский профессор Дж. Сакс (оказавшийся, пожалуй, наиболее трезвым из всех наших незадачливых внешних советчиков).
Причины нынешнего кризиса
Убежден: причины нынешних наших бед лежат отнюдь не в экономике. Они кроются прежде всего, в морали, психологии, общем взгляде на жизнь нашей политической и деловой «элиты». А если упростить проблему — в не учете или, вернее, полном откровенном циничном пренебрежении к такому первостепенному фактору экономической жизни, как доверие людей, доверие «человека с улицы» к своему государству, к своему правительству, к жизни вообще. В конечном итоге все — общий экономический климат в стране, успех или, наоборот, отторжение реформ, устойчивость денежно-финансовой системы, бюджет и налоговые поступления, производство, инвестиционный процесс, социальная стабильность и пр. — зависит оттого, доверяет ли человек установившимся вокруг него условиям жизни или живет в постоянном страхе, в ежедневном ожидании какого-то нового удара со стороны властей, будь то конфискация его сбережений, резкое падение или вообще невыплата его зарплаты, очередная вспышка некомпенсируемой инфляции, лишение привычных социальных благ и многое другое, за что, по нашей традиции, власти не только никогда не извиняются, но даже и не считают нужным толком объяснить людям, что же, собственно, произошло. Эта мысль — не открытие, она весьма и весьма банальна, но что же делать, если в ней вся суть того, что фактически привело нынешнюю Россию на грань катастрофы?
Началось все с ничем не оправданной и вовсе не обязательной конфискации сбережений, подорвавшей раз и навсегда доверие и населения и предприятий к только что возникшему Российскому государству и правительству реформаторов. Конечно, все помнят про «денежный навес», полностью разрушивший российский потребительский рынок. Но разве конфискация «излишних» денег без всяких объяснений и оправданий была тогда единственным способом решения проблемы? Можно было «заморозить» эти сбережения на годы вперед (но при соответствующей индексации и государственных гарантиях их последующей выплаты); добровольно-принудительно превратить значительную их часть в долгосрочные государственные обязательства с ежегодной выплатой более или менее разумных процентов; отчасти направить эти деньги на приватизацию государственной собственности; осуществить и какую-то иную далеко идущую комбинацию. Но ни при каких обстоятельствах нельзя было допускать такого «шока», который мгновенно превратил большинство российского населения из сторонников в противников реформ, что со всей очевидностью и доказали парламентские выборы.
Но этого оказалось мало. Все последующие действия правительства реформаторов лишь углубляли пропасть между народом и новой властью. В России стремительно начали возникать огромные состояния, но все они создавались такими способами, которые в глазах «человека с улицы» не имели никакого морального оправдания.
Еще более укрепили убежденность российского человека в том, что наступила эра криминального государства и этому государству ни в чем нельзя верить, следующие явления:
— «ваучерная афера» и фактически бесплатная раздача в ходе приватизации огромной государственной собственности между «своими» — номенклатурой и несколькими удачливыми выскочками;
— режим «экспортных квот», позволявший нашим «скоро-богатеям», используя колоссальную разницу между внутренними и мировыми ценами, в мгновение ока превращаться в долларовых миллионеров, да при том еще и оставлять основную часть своей «добычи» за границей; таможенные льготы разного рода «ветеранским», «спортивным» и церковным организациям, особенно на спиртное, табак, многие виды продовольствия, автомобили;
— «прокрутка» огромных и фактически бесплатных бюджетных денег через уполномоченные банки, дополненная впоследствии продажей им краткосрочных государственных обязательств под невиданный в мире процент;
— самый черный, безнаказанный криминал вроде финансовых «пирамид», подпольного производства и контрабанды спиртного, расхищения и продажи военного имущества, коррупции, рэкета, торговли наркотиками и пр.
Одновременно вопреки всем и теоретическим и практическим резонам проводилась политика чрезмерного сужения денежной массы, создания искусственного денежного «голода», лишившая подавляющее большинство предприятий всяких средств к существованию, как текущих, так и инвестиционных. Факт остается фактом, и оспорить его сегодня не может никто. В любой здоровой экономике количество денег в обращении составляет ныне порядка 70—100% к ВВП, в России — всего 12—15%. В результате, совершив полный круг, мы вернулись фактически в столь привычное для нас по прежним временам состояние безденежной, натуральной экономики: только около 30% экономического оборота сегодня обслуживается нормальными деньгами, 70% —это бартер и разного рода денежные суррогаты.
Отсюда и всеобщие неплатежи: бюджет годами не платит предприятиям за выполненные государственные заказы, не выплачивает пенсии, зарплату работникам бюджетной сферы. Предприятия не платят налоги в бюджет, друг другу, банкам, своим работникам, не делают отчислений в Пенсионный и другие фонды и т. д. Образовался «заколдованный круг», и виновник его — прежде всего бюджет, ибо, как известно, рубль, вовремя не выплаченный из государственной казны, порождает до 6 и более рублей неплатежей по всей цепи экономических отношений.
Неплатежи государства по своим обязательствам во всем мире считаются либо банкротством, либо преступлением, в нашей стране — это всего лишь «антиинфляционная политика». И удивительно не то, что у нас теперь возмущенные толпы людей регулярно перекрывают железнодорожные магистрали, а то, что протекает это в более или менее ненасильственных формах. Сложившаяся ситуация лишь подрывает остатки доверия населения к рынку и рыночным отношениям, хотя ни рынок, ни рыночные реформы сами по себе здесь, конечно, ни при чем, дело лишь в психологии, умственных способностях и уровне профессионализма тех, кто взялся проводить реформы.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Но и этого мало. В своем «антиинфляционном» рвении наше правительство и Центробанк вместо регулируемой эмиссии — вполне, между прочим, законного и практичного средства покрытия бюджетного дефицита в умеренных (но именно в умеренных!) масштабах, применяемого во всем цивилизованном мире, решили использовать принцип финансовой «пирамиды», обеспечив по выпускам разного рода краткосрочных государственных ценных бумаг (займов) фантастический уровень прибыли Центробанку, Сбербанку и другим участникам этого спекулятивного рынка — от 50 иногда до 200 и более процентов годовых. Результат — все свободные деньги ушли из реальной экономики на рынок ГКО, ибо кто же будет работать из нормальных 5-10% годовой прибыли.
Незабвенный Мавроди, «Чара», «Хопры» и прочие мошенники продержались благодаря этой афере года два, не больше, наше государство — почти четыре, но финал был и не мог не быть (об этом тоже предупреждали многие) тот же самый — крах, прекращение платежей по ГКО и полная, теперь уже очевидная для всех бессмысленность подобного способа мобилизации денег в бюджет. И кстати, почему этот метод объявили «антиинфляционным»? Его нельзя назвать даже скрытой, подавленной инфляцией, поскольку реальная цена денег в результате массированного выпуска ГКО открыто и сразу поднялась до заоблачных высот. А какая, строго говоря, разница, на что выросли цены — на спички, на мыло или на кредит в банке?
Вместе с тем очень скоро свою полную несостоятельность доказала и близорукая примитивно-фискальная налоговая политика правительства реформаторов. Она не просто довершила развал огромной части реальной российской экономики, а вытолкнула более 40% ее в теневую, т. е. полностью неналоговую, сферу. Может быть, наши налоговые органы своими участившимися «конногвардейскими» атаками и вытрясут какие-то крохи из нескольких зазевавшихся рыночных торговцев или частично преуспеют в выжимании еще каких-то дополнительных средств из наших «естественных монополий». Но вернуть ушедших в «тень» при нынешнем уровне налогообложения и технике сбора налогов они, несомненно, никогда не смогут.
Между тем многие традиционные доходы Российского государства, например акциз на алкоголь, уже целые годы как полностью или частично отданы подпольным производителям и контрабандистам спиртного. Еще недавно этот акциз обеспечивал 20—25% доходной части бюджета страны, сейчас — вряд ли более 2%. По оценкам, до половины спиртового оборота на российском рынке ныне вообще не облагается никаким налогом. А сколько сегодня составляет бюджетный дефицит? Порядка 30% по отношению к его расходной части и 50% к его доходам. Если удастся вернуть производство и оптовую торговлю спиртным под государственный контроль, одна только эта мера может принципиально изменить драматическую ситуацию с бюджетным дефицитом. Но видимо, нашим властям легче было создать целую налоговую полицию, чем сделать то, что, не мудрствуя лукаво, умели делать наши деды и прадеды.
Далее. Для психологии наших реформаторов в высшей степени характерно и то не поддающееся никаким разумным объяснениям пренебрежение, с которым они относились к инвестиционным возможностям индивидуального клиента банка. И денежно-финансовые власти страны, и контролируемый ими Сбербанк, да и многие наши коммерческие банки все эти годы не только не старались привлечь должным образом в организованную банковскую систему личные сбережения граждан, но зачастую действовали наоборот: стоит вспомнить, к примеру, тот фактически минусовый процент по частным вкладам, который длительное время удерживал Сбербанк. Между тем во всем цивилизованном мире главный инвестор — это не Рокфеллер (и, следует добавить, не наши «олигархи»), а та старушка, которая решилась доверить банку свои «гробовые».
Россия же в этом смысле уникальная страна: у населения сегодня по карманам и под матрацами рассовано, по разным оценкам, порядка 40-60 млрд. долл., а в организованную банковскую систему на валютные вклады оно вложило от силы 23 млрд. долл. Конечно, какая то часть этих остающихся вне банковского оборота денег находится в деле, преимущественно у «челноков», но основная-то их часть лежит втуне. Причина одна: полное, абсолютное недоверие людей и к государству, и к банкам, хотя некоторые из них в последние годы выплачивали по частным вкладам исключительно высокие проценты, И, как показали недавние события, это недоверие оказалось совершенно оправданным: кто не вложил деньги в банк, выиграл, а кто вложил — проиграл.
Судя по высказываниям некоторых наших еще недавно официальных лиц (в частности, А. Лившица), правительство, видимо, всегда считало впустую лежащие сбережения делом второстепенным, которым можно пока и пренебречь. И это при том, что сегодня одни только долларовые сбережения населения по сумме почти равны всей этой пресловутой «пирамиде» ГКО, включая и то, что купили нерезиденты. Конечно, чтобы восстановить доверие людей, мобилизовать (но ни в коем случае не отнять) эти деньги, необходима была огромная и политическая, и юридическая, и экономическая, и пропагандистская работа, нужны были соответствующие законы о банковских гарантиях и многое, многое другое. Но вычеркнуть полностью проблему подобных масштабов из списка приоритетов государства и правительства? Нет, это все-таки непостижимо.
Есть и еще одна серьезнейшая, по существу трагическая проблема в этом же роде — продолжающееся бегство отечественного капитала из страны. По разным оценкам, из России за 90-е годы эмигрировало порядка 300—400 млрд. долл., что более чем в 1,5—2 раза превышает нашу задолженность внешнему миру, а с учетом до сих пор, не выплаченных многих внешних долгов нам — в 3 раза. Не мир сегодня финансирует нашу страну, а ослабевшая, находящаяся в глубоком кризисе Россия продолжает финансировать мир. Кто виноват в этом хроническом экономическом кровопускании — долгий разговор, но уж, во всяком случае, не США, не Германия, не МВФ и даже не Дж. Сорос. Сами мы и виноваты, и прежде всего, виновато правительство реформаторов, не сумевшее (а может быть, и не хотевшее) поставить действительный заслон перед подобной утечкой, как по нелегальным, так и по официальным каналам.
Еще одна тяжелейшая стратегическая ошибка последних лет — допуск в страну доллара и установление с самого начала нереального, неоправданно высокого курса рубля по отношению к нему. Конечно, каждая экономика (особенно находящаяся в переходном состоянии) нуждается в каком-то устойчивом «якоре». Но вместо того чтобы использовать в этих целях наш же собственный опыт 20-х годов (между прочим, успешно повторенный потом в Китае Дэн Сяопином) и выпустить параллельную, стабильную и полностью конвертируемую национальную валюту с твердым курсом («червонец»), мы «пригласили на эту роль» чужую, никак не подконтрольную нам валюту, превратив таким образом доллар в истинного хозяина российской экономики. При этом установили амбициозный, взятый с потолка, резко заниженный его курс, на простую поддержку которого Центробанк истратил за последние годы несколько десятков миллиардов долларов, тем самым пустив их, попросту говоря, на ветер.
Более того, эти столь нужные нам резервы наделе были истрачены на то, чтобы затруднить российский экспорт (особенно экспорт с повышенной обработкой) и в то же время поддержать наших внешних конкурентов и импортеров продукции, создавая тем самым новые рабочие места за рубежом, а не у себя в России. В это же время Китай, Индия и большинство других стран, осуществляющих сегодня массированный прорыв на мировые рынки, многие годы специально держат курс своей национальной валюты в 4—5 раз ниже ее действительной покупательной способности, чтобы только помочь своим экспортерам. В результате накопленные валютные резервы у нас сейчас около 12 млрд. долл., а в Китае (даже без Гонконга) — около 200 млрд. долл. Несмотря на искусственно завышенный курс рубля, Центробанк пытался даже установить твердый валютный коридор вплоть до 2001 года. Спрашивается: зачем?
Создалась, таким образом, в высшей степени уродливая система организации главных финансовых потоков в России. С одной стороны, все нормальные источники образования государственных (бюджетных) доходов были либо полностью, либо частично парализованы: прямые и косвенные налоги, нормальный эмиссионный доход, таможенные сборы, рублевые и валютные сбережения населения, выручка от продажи государственной собственности по реальным, а не бросовым ценам, возможная продажа земли, доход от государственного кредита и многое другое. Главные деньги страны ушли за границу.
С другой — прямые иностранные частные инвестиции притекали лишь «тонким ручейком». Государственный же бюджет все годы реформ строился, по существу, на двух совершенно ненадежных опорах, позволявших, однако, хоть как-то покрывать его дефицит: на «пирамиде» ГКО, включая и валютную ее составляющую (более Уз) и на прямой помощи некоторых наших внешних партнеров и международных финансовых организаций.
Бесспорно, во всех печальных событиях последних месяцев был и определенный элемент невезения: во-первых, общая неустойчивость финансовых рынков развивающихся стран, породившая повальную панику среди портфельных иностранных инвесторов (в том числе и держателей наших ГКО) и, во-вторых, крутое падение мировых цен на нефть, разом снизившее общие доходы России от экспорта примерно на 10-15%. И все-таки объяснять нынешнее бедственное положение только, так сказать, обычной «ломкой» закоренелого наркомана, внезапно лишенного привычной иглы, т. е. регулярных финансовых вливаний извне, было бы непростительным упрощением. Не по внешним, а именно, по внутренним нашим обстоятельствам так больше продолжаться не могло. «Здание» российских финансов должно было рухнуть, и оно рухнуло в первую очередь из-за нежизнеспособности самой его «несущей конструкции». Внешние факторы лишь ускорили этот обвал.
Пренебрежение российских властей доверием населения, доверием внутренних и внешних инвесторов особенно наглядно выразилось в решениях и последовавших затем заявлениях (и действиях) первых российских официальных лиц. Внезапное прекращение всяких платежей держателям ГКО — надо было это делать? Убежден, не надо. Это в первую очередь проблема отношений между Минфином, с одной стороны, и Центробанком и Сбербанком как главными держателями ГКО, — с другой. Они вполне могли между собой договориться о реструктуризации, о пролонгации, о «замораживании» своих портфелей этих бумаг. Но не обваливать столь беспощадно коммерческие банки, имевшие когда-то неосторожность (или глупость, или жадность) поверить Российскому государству. Следовало ли так бесцеремонно, так внезапно, без консультаций с кем бы то ни было объявлять трехмесячный мораторий на выплаты иностранным партнерам? Убежден, нет. Сколько теперь пройдет времени, прежде чем России вновь начнут хоть как-то доверять на международных финансовых рынках? А денег в мире сколько угодно, и нам вплоть до этого злосчастного дефолта продолжали давать их на вполне приемлемых условиях, и облигации наши за рубежом продолжали покупать. Да, в конце концов, неужели нельзя было цивилизованно договориться с нашими партнерами об отсрочке, тем более что уж кто, а они то никак, ни с какого боку, ни раньше, ни сегодня не были заинтересованы в нашем банкротстве.
А все эти решения Центробанка, эти заявления несостоявшегося нашего старого-нового премьера? Индексация зарплаты, пенсий и рублевых вкладов населения в соответствии с уже наметившимся резким взлетом цен? Не будет. Проценты по вкладам? Платить не будем. Гарантии возврата по валютным вкладам? Пожалуйста, переводите их в Сбербанк и будьте любезны получить их после 15 ноября в рублях, в соотношении хорошо если 20 копеек на рубль, а то и вовсе не больше гривенника. Если население вроде бы простило Российскому государству конфискацию, то эти последние попытки новой повальной конфискации (да еще, как говорится, на ровном месте) оно уж вряд ли когда-нибудь забудет. И с любыми надеждами, скажем, «втянуть» валютные сбережения населения в организованный экономический оборот и тем самым расширить и укрепить банковскую систему страны теперь можно, несомненно, проститься на многие годы вперед. Все это, между прочим, из-за каких-то нескольких десятков, в худшем случае — сотен миллионов долларов, которые надо было найти, чтобы при возникновении паники коммерческие банки ни в коем случае не останавливали платежи по вкладам населения.
Интересно знать: по какому такому недоразумению наших реформаторов называют сегодня «монетаристами»? Наверное, отец «монетаризма» М. Фридмэн каждый раз скрежещет зубами, когда слышит о своих якобы последователях в России. Превратить огромную страну в царство всеобщих неплатежей, загнать ее в «каменный век» натурального обмена, подорвать все основы нормального денежного обращения, убить в населении всякое доверие к национальной валюте, к банковской системе, к денежно-финансовым властям и после этого называться «монетаристами», т. е., по-русски говоря, «денежниками»? Звучит это все-таки странно.
Возможности выхода
Утешает одно: не мы первые и, вероятно, не мы последние в мире, кто оказался в таком отчаянном положении. Можно, конечно, доказывать (и даже доказать), что ничего, кроме какого-то нового повторения, нас впереди не ждет. И все-таки полу-банкротство — это еще не банкротство. Крах, всеобщий паралич, полное прекращение всех внутренних и внешних платежей с непредсказуемыми политическими, социальными и экономическими последствиями, безусловно, возможны, но лишь в том случае, если мы как страна, как общество, как народ полностью утратим всякие инстинкты самосохранения. Но выход все же, по моему убеждению, есть. Понятно, что он не может быть безболезненным, что он потребует мобилизации всех духовных и материальных сил страны и какого-то минимума национального единства, национального понимания и согласия. Но он все-таки есть.
Никакой «хороший» сценарий в перспективе, по крайней мере, ближайших месяцев, а вероятно, и полутора—двух лет теперь уже, похоже, ниоткуда не просматривается. Чудес на свете не бывает, и нет сегодня рецепта быстрого оздоровления нашей денежно-финансовой системы и всей нашей экономики. Перед страной, думаю, только три выхода, три возможных сценария: «плохой», «очень плохой» и «катастрофический».
«Плохой» сценарий. Источников восстановления равновесия в бюджете, на денежно-финансовом рынке и в целом в экономике любой страны, попавшей в сходное положение, немного. Все они известны, и все они в той или иной мере должны быть сегодня использованы.
Первый источник — рост доходов государственного бюджета и сокращение его расходов. Многое из того, что предложило в своей «антикризисной» программе правительство, отправленное 23 августа текущего года в отставку, было разумно, и эту программу в некоторых главных, особенно налоговых, ее пунктах необходимо выполнять. Однако в перспективе, по крайней мере, нескольких ближайших месяцев здесь, конечно, вряд ли можно рассчитывать на какие-то существенные положительные сдвиги.
Вместе с тем в принципе резервы заметного роста доходной части бюджета у нас огромны:
— снижение уровня налогообложения и на этой основе — резкое расширение налогооблагаемой базы, вплоть до возвращения значительной части ушедшей «в тень» экономики обратно в налоговую систему;
— установление государственной монополии на производство и оптовую торговлю спиртным;
— увеличение таможенных сборов, акцизов и рентных платежей;
— дальнейшая приватизация государственной собственности, но не по воровским, а по более или менее реальным ценам;
— продажа земли и др.
Однако главным, центральным звеном в налоговой политике сегодня должно стать экстренное погашение бюджетной задолженности перед промышленностью за уже выполненные государственные заказы: известно, что 1 руб., выплаченный по государственным обязательствам, дает сейчас казне минимум 2 руб. бюджетных поступлений в виде уплаченных налогов.
Восстановление государственной монополии на производство и оптовую торговлю спиртным, несомненно, потребует мощнейшего административного нажима в целях преодоления неизбежного сопротивления легальных и подпольных частных производителей и контрабандистов этой продукции. Но в принципе одного этого источника было бы достаточно, чтобы почти покрыть нынешний бюджетный дефицит.
С краткосрочной точки зрения вряд ли можно ожидать существенных результатов и от попыток заметного сокращения бюджетных расходов. Сокращать то, как того требуют некоторые наши зарубежные советчики, по сути нечего. Что сокращать? Отказаться от здравоохранения, образования, науки, армии, поддержки северных территорий? Любой, не потерявший еще окончательно чувство реальности, понимает, что это будет гибель для страны. «Запустить» сейчас коммунальную реформу или, скажем, освободить предприятия от всей социальной сферы? В идеале, наверное, было бы хорошо. Но пытаться это сделать сегодня, когда социальная напряженность в стране вот-вот достигнет роковой черты, нереально, и пора, мне кажется, чтобы не раздражать людей, вообще прекратить всякие разговоры на этот предмет, хотя бы на несколько ближайших лет.
Второй источник — займы внутри страны и за рубежом. Здесь тоже наши возможности достаточно ограниченны, хотя они все же есть. Теперь, после принудительной конверсии государственных краткосрочных обязательств в долгосрочные, идея «пирамиды» ГКО как главного средства покрытия бюджетного дефицита, видимо, на годы вперед исчерпана (помимо всего прочего, она уже просто стала для бюджета абсолютно неэффективной). А долгосрочные государственные займы на 10—20 лет, да к тому же под достаточно скромные проценты, еще надо научиться размещать: понадобятся, несомненно, годы, чтобы рынок вновь поверил в надежность российских государственных ценных бумаг вообще.
Вместе с тем активная политическая и дипломатическая работа, в конце концов, может, по-видимому, убедить наших внешних (и правительственных, и частных) кредиторов предоставить России отсрочку - т. е. пролонгировать наиболее горячие и горящие наши долги. Не следует исключать и возможности нового (по все вероятности, действительно последнего) финансового вливания извне порядка 10-15 млрд. долл., поскольку никто из наших внешних партнеров никак не заинтересован в полном экономическом, а, следовательно, и политическом крахе страны с таким огромным ядерным потенциалом, как Россия. Но надежд на возобновление массированного притока портфельных, да, вероятно, и прямых иностранных частных инвестиций в ближайшие несколько лет, по-видимому, не существует.
Возможно, оно и к лучшему. Это заставит любое наше правительство полагаться в будущем преимущественно на собственные доходы и источники накопления, а не строить все свои планы и действия, как это было до нынешних потрясений, в расчете на то, что любые «дыры» в бюджете можно заткнуть, протянув руку за очередным внешним подаянием. Да и политически, думаю, это, в конце концов, пойдет лишь на пользу новой России.
Впрочем, некоторые возможности снижения нынешней напряженности в отношениях с нашими внешними кредиторами все же, видимо, остаются. Имеется в виду, прежде всего возможный обмен по договоренности ГКО, находящихся в руках у нерезидентов, на долгосрочные государственные российские обязательства. Заслуживают, несомненно, внимания предложения и об обмене просроченных обязательств на участие внешних кредиторов в капитале фактически обанкротившихся российских банков и компаний, а также о расширении допуска иностранных банков на российские рынки. В подобных предложениях есть свои серьезные плюсы, но есть и очевидные минусы.
Третий источник — сбережения населения и российские капиталы, эмигрировавшие за границу. Реальные возможности здесь сегодня тоже минимальны. Те примерно 20 млрд. долл., в рублевых сбережениях, которые имелись у населения, серьезным резервом не являются; уже начавшийся процесс их быстрого «усыхания» в результате девальвации и наметившегося роста инфляции (если, конечно, государство эти сбережения не индексирует) станет, скорее, еще одним фактором политической и социальной нестабильности, чем государственным резервом. Имеющиеся на руках 40—60 млрд. долл., в твердой валюте сегодня, после фактического краха всей российской банковской системы, население ни государству, ни банкам уже не доверит ни при каких обстоятельствах, по крайней мере, в ближайшие годы. И никакие административные меры здесь тоже ничего не дадут.
Но если правительство сможет удержаться от примитивнейшего, традиционного соблазна «заморозить» все рублевые и валютные вклады населения или просто не проводить индексацию в соответствии с ростом цен; если оно не пойдет на прекращение свободного размена рублей на доллары и долларов на рубли; если оно не остановится перед дефакто национализацией или хотя бы полунационализацией наиболее проблемных банков, чтобы при любых обстоятельствах гарантировать их платежи и сохранность вкладов населения; если оно будет поддерживать достаточно разумный уровень учетной ставки и процента по депозитам; если оно начнет выпускать валютные облигации под привлекательный и гарантированный процент и сумеет убедить как мелких, так и крупных инвесторов в их надежности; а также при соблюдении многих других «если» есть все же реальные шансы, в конце концов, побудить людей когда-нибудь вытащить их валютные сбережения из-под матрацев и вложить в ближайший банк. Но именно когда-нибудь, а не сейчас.
В отношении же «сбежавших» за границу денег, думаю, никаких иллюзий строить не следует. Было бы уже хорошо в близкой перспективе хотя бы перекрыть каналы их текущего оттока. Возврат же их, если он когда-нибудь вообще будет, это, видимо, дело не ближайших лет и даже не первого десятилетия XXI века.
Четвертый источник восстановления равновесия в денежно-финансовой системе, принудительного обесценения государственных внутренних долговых обязательств и снижения дефицита платежного баланса — девальвация рубля. Этот источник использован, девальвация дефакто уже произошла, государственные долги к концу сентября текущего года обесценились примерно в 3 раза. Если у наших денежно-финансовых властей еще осталось хоть какое-то чувство меры, думаю, этого уже хватит, и дело теперь за тем, чтобы не допустить дальнейшего обвального падения курса рубля по отношению к доллару. Попытки обесценения государственных обязательств за счет ускоренной девальвации будут, убежден, лишь контрпродуктивны, учитывая нынешнее напряженное экономическое и социальное положение в стране.
Прогнозы — дело, конечно, рискованное и неблагодарное. Но думаю, если правительство и Центробанк все же сумеют погасить нынешнюю панику, курс рубля остановится где-то у той отметки, которая будет соответствовать его реальной покупательной способности в сравнении с другими мировыми валютами. Если инфляция будет умеренной, то в первой половине следующего года, вполне возможно, этот уровень составит примерно 20 руб. за 1 долл. Может быть, конечно, и больше, если темпы неизбежной в нынешних условиях инфляции правительство и Центробанк, в конце концов, полностью выпустят из под контроля.
Инфляция в стране в ближайшие годы неизбежна, весь вопрос лишь в том, каких масштабов она достигнет. Сегодня все разговоры о допустимости и желательности «нулевой инфляции» в российской экономике — это лишь пустая и вредная, дезориентирующая людей демагогия. Везде и всюду у государства есть право на свой законный (но, конечно, ограниченный) бесплатный эмиссионный доход. И не российскому государству, имеющему такой бюджетный дефицит и практически прекратившему платежи по своим обязательствам, отказываться сегодня от такого дохода. Попробовали заменить старый добрый печатный станок «мавродиевской пирамидой» ГКО, и что из этого получилось?
Ф. Рузвельт путем строго дозированной и контролируемой эмиссионной накачки денег оживил американскую экономику и вытащил страну из кризиса. А перед ним, следует добавить, не стояли такие дополнительные проблемы, как массовые неплатежи государства по давно уже выполненным промышленным заказам, многомесячные задержки пенсий и зарплаты бюджетной сфере и дефицит госбюджета таких размеров, что покрыть его никакими «естественными» путями, как теперь стало совершенно очевидно, невозможно.
Пятый источник — эмиссия. Вынужденный источник, более того, в наших конкретных условиях, по существу, можно сказать, предреволюционный источник. Недаром говорят, что «эмиссия — это альтернатива гражданской войне». Но, к сожалению, другие источники сегодня либо недостаточны, либо уже исчерпаны.
Неизбежная эмиссия должна быть, однако, во-первых, очень ограниченной, не допускающей разгона инфляции с недавних 10% до не более чем 25—30% годовых, во-вторых, строго целевой, «точечной», направленной, прежде всего на оплату уже давно выполненных госзаказов и погашение в ближайшие же месяцы задолженности по пенсиям и зарплате, в-третьих, не столько эмиссией наличности, сколько кредитных денег. Некоторые эксперты сходятся на том, что эмиссия могла бы составить в ближайшее время 50—60 млрд. руб. Это позволило бы «расшить» до 20—30% всех накопившихся в стране неплатежей, имея в виду те самые 6 руб. последующих платежей по всей цепи экономических отношений, которые порождает каждый выплаченный бюджетный рубль. Эмиссию подобных масштабов российская экономика на первых порах может поглотить даже без заметных последствий для уровня цен (как, следует напомнить, она поглотила летом трлн. руб., которые были выпущены в поддержку президентской избирательной кампании). Слишком велик искусственно созданный денежный «голод» в стране и столь необходимо для реальной экономики, для запуска производства возобновление платежей бюджета по своим обязательствам, т. е. получение предприятиями, наконец «живых» денег. А уж сорвемся ли мы потом или нет в гиперинфляцию (50% и более годового роста цен), это будет зависеть, прежде всего, от компетентности наших как исполнительных, так и законодательных органов и, конечно, от чувства реальности и самосохранения всех этих наших зарвавшихся «олигархов» и иже с ними. Они, несомненно, могут, если государство и дальше будет им попустительствовать, в миг разворовать любую дополнительную эмиссию — умеренную или неумеренную.
Шестой источник — технические, так сказать, средства. Оставшаяся часть неплатежей могла бы быть относительно быстро ликвидирована такими техническими мерами, как массированные взаимозачеты (по оценкам, до половины общей суммы неплатежей, поскольку подавляющая часть экономических субъектов имеет сегодня как обязательства, так и требования); списание накопившихся пени и штрафов по просроченным долгам вследствие их изначальной полной нереальности; выборочная пролонгация долгов отдельных наиболее крупных должников перед бюджетом; развитие практики продажи долгов на открытом рынке; банкротство безнадежных должников.
Не хотелось бы полностью сбрасывать со счетов и возможность простого везения, которое, как известно, нередко случается в жизни, как и невезение. Прежде всего, здесь имеются в виду уже предпринятые коллективные действия стран ОПЕК по восстановлению мировых цен на нефть, что может дать свои результаты к концу этого — началу следующего года, но может, конечно, и не дать. И все-таки если результаты будут, это для нас реально означало бы значительно больше, чем те надежды, которые еще многие из российской политической и деловой «элиты» до сих пор связывают с позицией МВФ, Всемирного банка и наших друзей по «Большой семерке».
Изложенный «плохой» (и, как мне кажется, наиболее реалистичный) сценарий неизбежно связан, таким образом, со значительными потерями, как для населения, так и для наших внутренних и внешних инвесторов: ростом цен, резким снижением реальной зарплаты и пенсий, обесценением рублевых и валютных частных вкладов, быстрым «усыханием» государственных долгов перед предприятиями и задолженности по зарплате и социальным выплатам, обесценением всех государственных краткосрочных обязательств (похоже, что, как минимум, процентов на 70-80). Вопрос лишь в том, каковы масштабы этого всеобщего обесценения; видимо, будет уже хорошо, если с использованием различных способов индексации и компенсации его удастся ограничить по стоимости в пределах 50—70%. И, судя по первым шагам, новое правительство и Центробанк России, кажется, намерены придерживаться курса именно на минимизацию этого ущерба.
Конечно, называя вещи своими именами, надо признать, что в любом, даже благоприятном случае это будет еще один колоссальный государственный грабеж, сродни тому, который допустили. Но если все таки страна и на этот раз сумеет избежать социального взрыва, мы, по крайней мере, сможем в ближайшее время вновь иметь более или менее работающую денежно-финансовую систему, насытить экономику деньгами, сохранить от развала банковскую систему и не испортить окончательно наши отношения с внешними кредиторами. На этой основе, если политическая обстановка позволит, выработать реалистичную стратегию рыночных реформ, включая последовательную структурную политику, и начать наконец восстанавливать производство.
«Очень плохой» сценарий. Этот сценарий возможен, думается, в двух вариантах: условно говоря, «монетарном» и «директивном».
«Монетарный» (который уже получил в печати название «план Черномырдина-Федорова—Кавальо») основывается, по существу, на двухходовой комбинации: сначала запустить на полную мощность печатный станок, обесценить рубль в десятки, а еще лучше — в сотни раз, расплатиться со всеми внутри страны полностью обесценившимися рублями, а потом накрепко привязать этот обесценившийся (возможно, опять деноминированный) рубль к доллару, строго ограничив количество рублей в обращении наличными золотовалютными резервами страны. Можно, однако, заранее сказать, что в конкретных наших условиях этот план обречен на скорый и, вероятно, даже еще более оглушительный провал, чем нынешний крах «пирамиды» ГКО. Во-первых, никаких реальных возможностей у правительства и в следующем году не будет, чтобы свести к нулю бюджетный дефицит, а значит, и нарастающее превышение денежной массой золотовалютных резервов неизбежно и, следовательно, фиксированный курс рубля долго не удержать. Во-вторых, кто сегодня у нас в стране поверит в рубль? И население, и инвесторы тут же бросятся менять рубли (хотя и «червонные») на доллары. Сколько, интересно знать, казна сможет тогда выдержать этот напор? Придется опять столь же резко девальвировать рубль, и опять начнется та же сказка «про белого бычка».
Может быть, план «червонного рубля» еще имел бы какие-то шансы на успех, если бы мы (как советовали еще годы назад многие) повторили собственный опыт нэпа, т. е. взяли бы не предлагаемую сейчас двухчленную формулу «рубль-доллар», а трехчленную: «плохой, падающий рубль — добротный «червонный» рубль со строго фиксированным курсом — доллар или «корзина валют». Тогда бы государство смогло какое-то время расплачиваться по своим обязательствам «плохим» рублем, а новая «червонная» денежная единица эмитировалась бы только под конкурентоспособную товарную массу и золотовалютные резервы. Речь, таким образом, идет о параллельном обращении двух национальных валют (как, между прочим, это было и в Китае в 80-е годы), при котором твердая валюта вскоре вытеснила бы обесценивающуюся, а пока между ними временно устанавливался бы рыночный курс. Но в нынешних наших условиях, боюсь, и подобный выход из положения уже невозможен без того, чтобы (как было в 20-е годы) эти «плохие рубли», перед тем как исчезнуть, не превратились окончательно в пыль.
«Директивный» сценарий нам до мельчайших деталей тоже известен по прежним временам: административно фиксируемые цены; тотальный дефицит всего и вся; очереди, «карточки»; подавленная инфляция; полностью обесценившиеся сбережения; «черный» товарный и валютный рынок; резкое сокращение импорта; административный валютный контроль, вплоть до попыток, так или иначе, конфисковать валютную наличность; закрытие границ и т. д. Сегодня такой сценарий приведет, в конце концов, к всеобщей смуте, гражданским волнениям, полной экономической разрухе, переделу собственности и развалу страны на удельные княжества. Думаю, однако, что развернуть экономику России обратно на 180 градусов теперь уже невозможно. Для этого нужны новый И. Сталин, ОГПУНКВД, ГУЛАГ, парализованное всеобщим страхом население, милитаризация страны, вражда со всем остальным миром. На что, убежден, сил в России уже нет, кто бы ее к этому ни призывал и ни принуждал.
«Катастрофический» сценарий даже и обсуждать нет, наверное, никакого смысла. Одно только можно сказать: мы его тоже уже проходили. И за тысячелетнюю историю России — не раз.
Итак, сложившаяся напряженная обстановка в стране не позволяет больше прибегать к ломовым приемам. Первейшим политическим и социальным приоритетом правительства и Центробанка на ближайшую перспективу должно стать максимально возможное восстановление доверия населения к российскому государству, к рублю, подорванного в ходе реформ последних лет. В идеале основными средствами при этом могли бы стать индексация зарплаты, пенсий и рублевых сберегательных вкладов в полном или хотя бы частичном соответствии с темпами инфляции, а также реальные, а не мнимые гарантии государства по сохранности валютных вкладов. Столь же важное значение имеет минимизация потерь экономических субъектов по всем долговым обязательствам государства — по долгам за уже выполненные госзаказы, задержкам зарплаты и пенсий, государственным ценным бумагам.
Любые же дальнейшие прямые или замаскированные попытки конфискации доходов, сбережений населения и вложений в государственные краткосрочные обязательства практически уже ничего существенного не дадут, а могут привести к абсолютно непредсказуемым политическим и социальным последствиям.
Однажды один путешественник попал в плен к амазонкам. После недолгого совещания эти отважные воительницы приняли решение убить беднягу. Однако перед этим они предложили «идущему на смерть» исполнить его последнюю просьбу. Подумал-подумал путешественник и попросил амазонок кое-о-чем. Это-то, собственно говоря, его и спасло. -так, вопрос: какую просьбу высказал обреченный»?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
