Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. Связаться с автором
Как бы ни складывалась геополитическая картина мира в прошлом и какие бы перемены ни ожидали его в будущем, Россия была и всегда будет Европой. Конечно, особой Европой: беспокойной, мало-предсказуемой, во многих отношениях отсталой, с огромным, но пока еще слабо используемым природным и интеллектуальным потенциалом, со своими специфическими, подчас самодовлеющими интересами на периферии Евроазиатского континента и в других регионах мира — и все гаки Европой.
Россия — неотъемлемая, органичная часть европейской культуры, европейской цивилизации. Однако часть настолько своеобразная, что не раз в новейшие времена западные ее соседи приходили к выводу: лучше бы этой страны и вовсе не было на карте. Ибо, по распространенному на Западе мнению, ничего конструктивного, кроме постоянного беспокойства и стремления диктовать свою волю другим, от нее в истории не исходило. Вряд ли можно оправдать подобный взгляд, но некоторые основания для него, следует признать, все же были, особенно в XX веке. К сожалению, этот взгляд и сегодня все еще определяет многое в политике Запада по отношению к уже другой России — новой, демократической, рыночной и не конфронтационной.
Определенная обособленность России от остальной Европы является следствием, конечно, не только длительной разнонаправленной «игры» политических сил. Эта обособленность объективна, и сомнительно, что она когда-нибудь может быть полностью преодолена. Причины здесь самые разные. Конечно, имеют значение необъятные размеры страны, суровость климатических условий, историческое наследие. Но главное в том, что в настоящее время у России и остальной Европы — разные задачи. То, что предстоит сделать России, если она окончательно не утратит свои инстинкты самосохранения, остальная Европа уже сделала, а именно: освоила свои территории, построила высокоэффективную рыночную экономику, добилась достойного уровня жизни и создала гражданское, правовое общество.
Сколько времени понадобится новой России, чтобы решить подобные задачи, предсказать сегодня не возьмется, наверное, никто. Ясно, что в любом случае потребуются не годы и десятилетия, а поколения. Е1ри благоприятном развитии событий можно, по-видимому, ожидать, что барьеры, отделяющие в настоящее время Россию от остальной Европы, будут и дальше постепенно преодолеваться, ее открытость по отношению и к своим европейским соседям, и ко всему миру станет возрастать, а взаимопроникновение и взаимо-переплетение экономических, научно-технических, культурных и прочих факторов на пространстве от Атлантики до Владивостока будут усиливаться.
И, тем не менее, не решив собственные базовые цивилизационные задачи, Россия вряд ли сможет стать когда-нибудь для остальной Европы чем-то большим, чем просто взаимовыгодным партнером, добрым соседом, сподвижником в решении ряда острейших обще-континентальных проблем. На всю видимую перспективу в Европе, по всей вероятности, останутся, как минимум, две отчетливые само-идентичности: Россия и Европейский союз. И наряду с ними, скорее всего, — ряд государств, тяготеющих либо к одному, либо к другому из этих двух основных европейских центров притяжения. Ключевой вопрос — будущая ориентация Украины, Молдавии и трех Закавказских республик.
Европа всегда была и будет главным внешнеполитическим и внешнеэкономическим интересом России. Так было и тогда, когда мир был биполярным, так будет даже, видимо, и в том случае, если мир на какое-то время (но именно на время) все-таки станет однополярным. И уж тем более так будет при наиболее вероятной в будущем многополярной структуре мира, поскольку веками складывавшиеся цивилизационные силы притяжения всегда действовали и действуют активнее любых других геополитических, политических и экономических факторов. Ни по каким иным географическим направлениям активная добрососедская политика не может принести России столь же существенных выгод, как в Европе. Излишне однобокая ориентация на США чревата усилением американской экспансии и, в конечном счете, утратой Россией своей независимости. Похожие опасности возможны и на Востоке. От Европы же ничего подобного исходить не может, даже если когда-нибудь германское влияние станет в ней превалирующим.
В Европе соответственно главные интересы России вот уже почти пять десятилетий сосредоточены вокруг Европейского союза, который к концу XX века стал ядром, центром объединения не только большинства западноевропейских стран, но и государств Центральной и Восточной Европы, энергично меняющих свою внешнеполитическую и внешнеэкономическую ориентацию после окончания холодной войны и распада Варшавского блока. В ближайшей перспективе Евросоюз вполне может иметь в своем составе 26 и даже более государств.
Европейский союз стал, вероятно, наиболее впечатляющим, наиболее действенным конструктивным усилием человечества в XX веке. Пройдя многие стадии, опираясь на естественные факторы рынка и импульсы движения, исходящие, как от микроэкономической среды, так и от макроуровня, к настоящему времени Евросоюз уже вплотную подошел к созданию глубоко интегрированного единства большинства европейских государств с общей наднациональной системой управления, общей политикой, общей обороной, общей валютой и единым экономическим и социальным пространством, обеспечивающим полную свободу передвижения товаров, услуг, капитала и рабочей силы из страны в страну. В ходе этого процесса Европейскому союзу приходится разрешать острейшие противоречия между центростремительными и центробежными силами. Но, тем не менее, ни одного серьезного отката назад за прошедшие десятилетия в европейской интеграции пока не наблюдалось. Дополнительным (хотя и негативным) стимулом к дальнейшему углублению европейской интеграции и в то же время расширению Европейского союза, к ускоренному включению в него новых стран Центральной и Восточной Европы стал недавний конфликт на Балканах, поставивший среди всего прочего вопрос о необходимости пересмотра критериев принятия новых членов в ЕС (в сторону их смягчения). Вполне возможно, что и с задачей своего дальнейшего расширения за счет новых стран с относительно менее развитой экономикой он, так или иначе, справится. Однако не следовало бы исключать и возможности того, что «разрыхление» Евросоюза с их принятием может в будущем все-таки существенно ослабить «европейский проект» и заметно притормозить его движение вперед.
И, тем не менее, уже в первые десятилетия XXI века России, судя по всему, придется иметь в Европе дело не просто с мощнейшей, экономически и технически передовой группировкой, равной по силе США и Китаю и превосходящей Японию, но с некими «Соединенными Штатами Европы». Еще в начале XX века это казалось немыслимой утопией, но может стать (и, скорее всего, станет) реальностью уже при жизни нынешних поколений.
Вряд ли, однако, можно рассчитывать, что влияние НАТО на европейские дела ослабнет в относительно близком будущем. Более вероятно другое: постепенное усиление собственной «военной составляющей» в политике и жизнедеятельности Евросоюза — вплоть до создания когда-нибудь общего европейского оборонного потенциала, способного самостоятельно решать любые задачи, меньшие по масштабам, чем третья мировая война.
Видимо, и в будущем российская внешняя политика должна исходить из предпосылки: расширение и укрепление НАТО — против интересов России, расширение и укрепление Евросоюза в целом отвечает ее интересам. Особенно если удастся, в конце концов, найти какую-то формулу согласования общеевропейских интеграционных процессов и центростремительных тенденций на постсоветском пространстве. Расслабляться вместе с тем не следует. Политически Европа пока еще недостаточно самостоятельна. Расширение НАТО, события в Югославии, подрывная политика США на Кавказе и в Средней Азии, поддерживаемая их европейскими союзниками, — все это свидетельство того, что при нынешнем состоянии дел возможности и процедуры Евросоюза могут быть в некоторых ситуациях использованы и против интересов России. Такими уязвимыми точками сегодня представляются, в частности, положение Калининградской области в свете Шенгенских соглашений, ультранационалистические тенденции в странах Балтии, вплоть до известных территориальных и других претензий к своему восточному соседу.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Чисто теоретически Россия и Европейский союз представляют собой в высшей степени взаимодополняющие экономические структуры. Россия обладает огромными и все еще слабо разработанными природными ресурсами, у ЕС они либо ограничены, либо отсутствуют вовсе. Россия имеет огромнейший задел в фундаментальных и отчасти прикладных исследованиях, Европейский союз в этой сфере пока еще отстает по многим перспективным направлениям от других мировых центров. В России имеются многомиллионные резервы квалифицированной и весьма дешевой рабочей силы (потенциал безработицы в стране, по некоторым оценкам, превышает 30% активного населения), Европейский союз, несмотря на собственную безработицу порядка 10%, все еще вынужден во многих отраслях экономики полагаться на иммиграцию из других регионов и континентов. Россия остро нуждается в инвестициях, в капиталах, а в Европейском союзе их традиционный избыток. В России, по существу, лишь зарождается серьезный банковский, фондовый, страховой бизнес, в Евросоюзе он давно уже принял транснациональный характер и стремится к непрерывному расширению. Наконец, как рынок сбыта для самой широкой номенклатуры промышленных изделий (от прохладительных напитков до суперкомпьютеров) Россия уже сегодня, даже при чрезвычайно низком уровне доходов ее граждан, представляет существенный интерес для европейских экспортеров. И нет сомнения, что по выходе ее из кризиса привлекательность этого рынка будет возрастать.
Вместе с тем в реальности все выглядит далеко не так радужно. В экономических отношениях Россия — Европейский союз основополагающим в настоящее время является то обстоятельство, что за исключением ряда энерго-сырьевых ресурсов, а также некоторых видов продукции военно-промышленного комплекса вся остальная российская продукция неконкурентоспособна на европейских рынках. Однако она неконкурентоспособна и на внутреннем российском рынке при массированном импорте, если не защищена высокими таможенными тарифами или административными ограничениями.
Естественно, Европейский союз объективно не заинтересован создавать себе нового серьезного конкурента, поощряя импорт из России наиболее перспективной продукции — высокотехнологичных промышленных изделий, современного оборудования, транспортных средств и пр., вплоть до продукции легкой и пищевой промышленности. Учитывая же растущую привлекательность российского рынка для экспортеров, Евросоюз вообще не заинтересован в подъеме большинства отраслей российской экономики за исключением производящих энергоносители и некоторые виды промышленного сырья. Иначе говоря, ЕС заинтересован именно в «завоевании» рынка России, в дальнейшей деформации структуры ее экономики в пользу энерго-сырьевых отраслей, в вытеснении отечественных российских производителей и операторов отовсюду внутри страны, начиная с потребительских отраслей и кончая банковским и страховым делом.
И если нынешние трудности, препятствующие массированной экспансии европейских инвесторов на российский рынок, когда-либо будут преодолены, проблема выживания для многих российских отраслей и предприятий станет еще более острой, чем сегодня. Экономические структуры и предприниматели в России, привыкнув действовать в «тепличных условиях», пока слишком не разворотливого. Рассчитывать на их быструю и более или менее безболезненную адаптацию к ожесточенной конкуренции со стороны европейских производителей и инвесторов, поэтому не приходится. В качестве общего принципа полную открытость российской экономики можно, наверное, лишь приветствовать. Но в конкретных чрезвычайно сложных российских условиях такая открытость долго еще (может быть, десятилетия) будет оставаться слишком социально опасной. До тех пор, пока Россия не избавится от своей исторической специфики и не станет фактически ничем не отличимой от других частей общей системы европейского разделения труда.
Вместе с тем есть несколько весьма важных для той и другой из сторон специфических областей, в которых экономическое сотрудничество России и Европейского союза уже сегодня может ощутимо продвинуться вперед при достижении необходимой степени взаимного доверия и создании соответствующих институциональных и финансовых условий. Имеются в виду, прежде всего следующие направления: объединение научно-технических потенциалов России и ряда стран ЕС в развитии фундаментальных и прикладных исследований и опытно-конструкторских разработок (ядерная энергетика, космос, авиация, связь); осуществление общеевропейских проектов в сфере энергетики, как это предусмотрено Энергетической хартией; создание новых европейских транспортных систем и транспортной инфраструктуры, включая воздушный, водный, автомобильный, железнодорожный и трубопроводный транспорт; охрана и оздоровление окружающей среды. Никаких серьезных препятствий не существует и для развития регионального и приграничного сотрудничества, включая его Северное, Балтийское и Черноморское «измерения».
Необходимость активного взаимодействия России и Европейского союза во всех этих сферах отражена во многих авторитетных общеевропейских документах. Наиболее перспективным из них в нынешних условиях представляется Соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС) между Россией и Европейским союзом.
Определенная асимметрия интересов двух сторон проявляется, прежде всего, в далеко не одинаковом реальном значении взаимной торговли для партнеров, структуре их взаимного экспорта и импорта, в сравнительной динамике отдельных товарных групп. В обороте внешней торговли России доля стран ЕС устойчиво находится на уровне 33%, а с ожидаемым расширением группировки до 26 стран-членов за счет государств Центральной и Восточной Европы эта доля возрастет до 50—60%. Доля же России во внешнеторговом обороте стран Евросоюза колеблется в пределах 3,5—4%. В структуре ее экспорта в страны ЕС из десятилетия в десятилетие преобладающими являются энергоносители и другие виды минерального сырья: их доля оставалась на уровне 50—55 %; доля машин и оборудования всегда была на ничтожно малом уровне — и всего 1,5%. Напротив, в экспорте стран ЕС в Россию доля машин и оборудования возросла с 22 до 38%. Соотношение машино-технического обмена между Россией и ЕС, включая высокотехнологичную продукцию, составляет сегодня 1:30 в пользу последнего.
Вместе с тем подобная структура, больше отвечающая текущим, чем перспективным потребностям партнеров, пока обеспечивала России достаточно устойчивое положительное сальдо в этой торговле в пределах 812 млрд. долл., в те же годы. Похоже, однако, что при нынешней структуре товарооборота возможности обмена России со странами ЕС подходят к пределу. Во-первых, потребление энерго-сырьевых ресурсов там возрастает не более чем на 1 % в год, а доля России в этом потреблении, в частности газа (20%) и нефти (15-16%), вряд ли будет в значительной мере повышаться из-за соображений нежелательной излишней зависимости от одного источника. Во-вторых, все больше ощущаются и внутренние ограничения в России, как в производстве, так и в транспортной инфраструктуре этих поставок.
Называя вещи своими именами, надо отметить, что главная проблема в торговых отношениях Россия — ЕС на всю видимую перспективу заключается в архаичности структуры российского экспорта, низкой конкурентоспособности продукции обрабатывающей промышленности, неразвитости системы стимулирования экспорта, включая его кредитование и страхование. Не внешнеторговый режим ЕС, а именно, низкая конкурентоспособность российской продукции является основным фактором, сдерживающим взаимную торговлю. Причем не только по экспорту, но и по импорту, поскольку в сложившейся ситуации необходимы повышенная таможенная и другие формы защиты отечественных производителей на внутреннем рынке.
Нынешний режим для российских товаров в Евросоюзе является вполне либеральным. Средний уровень таможенного обложения составляет 1,5% для российских товаров (в России — 15,5%). До 80% российских товаров (а с учетом преференций — 90%) вообще ввозится фактически беспошлинно. Россия регулярно не выбирала даже те немногие ограничительные квоты ЕС, которые ей выделялись: по стали, например, на 20%, по большинству позиций по текстилю. Общий ущерб для экспорта России от антидемпинговых и других ограничений в ЕС за последние годы составлял 200—300 млн. долл., ежегодно при объемах ее экспорта в страны Евросоюза 28,4 млрд. долл., 23,9 млрд. и 24,4 млрд. долл. После вступления в силу СПС и ряда, последовавших затем переговоров были полностью прекращены 3 из 12 действовавших до этого антидемпинговых процедур, полностью или частично либерализован импорт текстиля и стали из России и, хотя и с некоторыми оговорками, фактически признан рыночный ее статус. Никаких особых угроз России не несет и предстоящее расширение состава ЕС, напротив, следствием этого будет лишь упорядочение нынешних весьма пестрых и произвольных условий торговли в странах-кандидатах, а также заметное снижение в них уровня таможенного обложения.
Конечно, можно долго еще ссылаться на несправедливые ограничения со стороны ЕС — действительные или мнимые (к числу последних надо отнести, например, вполне понятное требование соблюдения европейских стандартов и сертификации.). Но если Россия и в самом деле намерена в ближайшем будущем присоединиться к ВТО, ей, по видимому, следует тратить меньше усилий и времени на самообман. Вместо этого необходимо сосредоточиться на тех действительно крупных вопросах, от решения которых нам вряд ли удастся уклониться, в частности на размере российских таможенных тарифов и на различных институциональных и административных ограничениях доступа иностранных товаров и инвесторов на наш внутренний рынок.
В современных условиях повсюду в мире рост торгового обмена является преимущественно следствием увеличения объема инвестиций, прежде всего прямых, всесторонней промышленной кооперации и научно-технического сотрудничества между партнерами. Европейский союз сегодня — главный внешний инвестор в российскую экономику: на его долю приходится порядка 40% из тех 35 млрд. долл., иностранных инвестиций, что были накоплены Россией на (из них 11,8 млрд. долл. — прямые инвестиции). Иностранный капитал направляется особенно активно в следующие отрасли (по степени значимости): финансы, кредит, страхование; общая коммерческая деятельность по обеспечению функционирования рынка; топливная промышленность; пищевая промышленность; торговля и общественное питание. Сотрудничество же по промышленным инвестиционным проектам осуществляется в основном в нефтедобыче и нефтепереработке, авиационной и автомобильной промышленности, добыче алмазов и золота, в машиностроении и средствах коммуникации, в конверсии оборонных предприятий, целлюлозно-бумажной промышленности, АЕ1К и пищевой промышленности.
Однако именно прямые инвестиции были той сферой, на которой в наибольшей мере сказался августовский кризис. Начиная объем иностранных инвестиций в Россию, ежегодно превышал уровень предыдущего года в 1,5—2 раза, он впервые снизился и составил 11,8 млрд. долл., или 95% объема инвестиций, в том числе объем прямых инвестиций — 3,4 млрд. долл., или 63% уровня Прямой иностранный инвестор оказался, таким образом, наиболее уязвимым перед теми политическими, экономическими и социальными конвульсиями, внешним проявлением которых стало 17 августа. Инвестиционная привлекательность России и ее рейтинг снизились настолько, что их не смогли компенсировать ни установившаяся после кризиса фантастически низкая по международным меркам цена на рынке всех российских активов, в первую очередь акций промышленных предприятий, ни дальнейший ощутимый прогресс в российском законодательстве, так или иначе затрагивающем интересы иностранных инвесторов.
После кризиса, следует подчеркнуть, были приняты основополагающие законы об иностранных инвестициях в России, об участках недр, право пользования которыми может быть предоставлено на условиях соглашения о разделе продукции (СРП), закон о концессионных договорах и другие, в принципе обеспечившие зарубежным инвесторам ощутимые привилегии. Нормативную базу инвестиционного сотрудничества значительно расширили и укрепили вступление в действие первой части Налогового кодекса, создающего дополнительные налоговые стимулы для иностранных компаний, указы президента РФ о мерах по привлечению иностранного капитала в автомобильную промышленность России, о ввозе иностранной авиационной техники, защите прав инвесторов и др. Россия заключила также 51 соглашение о поощрении и взаимной защите капиталовложений, в том числе с рядом стран ЕС.
Сегодня, видимо, дело уже не в отсутствии законов, а в том, что они не действуют, выпускаются в своего рода «безвоздушном пространстве». Не законы, а очевидная незащищенность иностранного инвестора перед лицом административного и криминального произвола, его неуверенность в сохранности своей собственности, нестабильные налоговые и иные условия, многочисленные искусственные препятствия реализации проектов, самых, казалось бы, заманчивых и для России, и для иностранных инвесторов, продолжают определять и поныне инвестиционный климат в стране. В этой связи успех или неуспех первых проектов, которые будут осуществляться на принципах СРП, может стать переломным в оказании доверия частных иностранных инвесторов к России. Если проекты будут реализованы успешно, это явится сигналом для «серьезных» европейских денег о том, что с Россией можно и выгодно иметь дело. Не получатся проекты — все расчеты на массированный приток иностранных прямых инвестиций можно отложить еще не на один десяток лет.
Рост доверия к России — ключевая проблема инвестиционного сотрудничества. Как считают в ЕС, этот рост будет возможен, если российское правительство ясно и доступно обнародует свои планы в области законодательства и налоговой политики, норм аудита и бухгалтерского учета, защиты от преступных посягательств и пр. Европейский инвестор должен быть уверен, что Россия в конце концов, обеспечит действенные гарантии для частной собственности, обуздает коррупцию, одолеет организованную преступность, добьется строгого выполнения заключенных договоров.
По некоторым оценкам, Россия в перспективе могла бы принимать ежегодно объемы иностранных инвестиций порядка 10% от мировых инвестиционных ресурсов, т. е. счет мог бы ежегодно идти на десятки миллиардов долларов. Иностранные инвестиции нужны всем секторам российской экономики. Но больше всего в них нуждается реальная экономика. В настоящее время в нашей стране внимание уделяется преимущественно крупным проектам: освоению перспективных нефтегазовых месторождений в северных районах, в Восточной Сибири, на шельфе Сахалина, нефтегазовому машиностроению, электроэнергетике и угольной промышленности, транспортной инфраструктуре. Сформирован, например, пакет из 150 энергосберегающих проектов в электроэнергетике на общую сумму инвестиций 15 млрд. долл. Перспективными направлениями инвестиций являются также химическая, фармацевтическая, пищевая, текстильная промышленность и, конечно, агробизнес.
Но России инвестиции нужны не только в крупные впечатляющие проекты. Еще больше нужны ей инвестиции в мелкий и средний бизнес, в венчурные фирмы, в мастерские и фабрики, торговые предприятия, строительство, транспорт, сферу услуг. Только тогда, когда бизнес в России перестанет быть чем-то экзотическим для рядовых иностранных инвесторов, а для российского общества иностранная собственность окажется нормой, можно будет говорить, что наша страна, наконец, созрела для того, чтобы стать частью единого европейского экономического пространства. К сожалению, интерес мелкого и среднего инвестора российские власти вообще пока трактуют как нечто мало-серьезное, недооценивая тот факт, что в массе своей именно этот инвестор является основной движущей силой экономического прогресса во всем мире — от США до народного Китая.
Следует также отметить, что широкий размах промышленного, научно-технического и инвестиционного сотрудничества Россия — Европейский союз вряд ли возможен до тех пор, пока деятельность иностранных коммерческих банков в нашей стране будет жестко ограничиваться и иностранные инвесторы не получат на внутреннем российском рынке полноценное и надежное банковское обслуживание. Эта проблема имеет еще один международный аспект: в сложившейся ситуации трудно рассчитывать на то, что валютная задолженность российских коммерческих банков и крупных компаний может быть урегулирована без использования такого широко практикуемого в мире способа, как обмен долгов на акции (т. е. участие в собственности) должников.
Особенно важное значение с точки зрения перспектив страны имеет то обстоятельство, что без прихода на внутренний российский рынок авторитетных и надежных зарубежных банков Россия вряд ли сумеет восстановить доверие инвесторов и вкладчиков к российскому правительству, банковской системе, к рублю, да и к жизни вообще, которое было так бездумно и безответственно подорвано за годы реформ, особенно акцией. Между тем, по разным оценкам, «под матрацами» у населения сегодня хранится 60—100 млрд. долл., сбережений, мобилизация которых через организованную банковскую систему надолго решила бы инвестиционные проблемы страны.
Европейский союз как главный кредитор России мог бы, вероятно, сыграть более активную роль в облегчении бремени советских и собственно российских внешних долгов, резко снижающих сегодня и реформаторские, и непосредственно инвестиционные возможности страны. И в морально-политическом, и в экономическом плане предложения о списании значительной части (если не всей) советской задолженности и пролонгации собственно российских долгов вполне правомерны. Так западные (в том числе европейские) страны-кредиторы поступили в свое время в отношении, например, Польши. В решении этой проблемы применительно к нашей стране есть еще два дополнительных аргумента: во-первых, важная, но до сих пор недооцененная роль России в снижении международной напряженности в конце 80-х — начале 90-х годов, что позволило существенно увеличить инвестиционные и другие социально-экономические ресурсы всех стран Запада; во-вторых, хлынувший в 90-е годы на Запад поток легальных и нелегальных капиталов из России, составляющих сегодня, по ряду оценок, как минимум, 150—200 млрд. долл., (есть оценки и много выше — 500 млрд. долл.), больше, чем вся нынешняя задолженность России Западу. Между прочим, по некоторым подсчетам, около половины этих эмигрировавших из России средств осело в странах ЕС (включая и новых его членов).
Создание Экономического и Валютного союза ЕС, переход на единую европейскую валюту (евро) также могут в перспективе существенно усилить европейскую ориентацию России. Единая валюта призвана обеспечить Европе валютное могущество, адекватное ее экономическому весу, укрепить ее возможности в противостоянии доллару и иене, предоставить экономическим субъектам ЕС такие же преимущества, какими сегодня пользуются американские компании. Евро ускорит процесс движения мировой валютной системы (в которой главенствующую роль, бесспорно, играет пока доллар) к более симметричному много-валютному мировому устройству.
Естественно, переход на евро требует от России целенаправленной подготовки к новой ситуации, начиная от пересчета в новую валюту ее активов и пассивов в ЕС и кончая определением места евро в структуре резервов Центрального банка, в общих международных расчетах страны и в «валютной корзине» рубля в случае введения его международной обратимости. Переход к евро неизбежно вызовет на первых порах определенное обесценение части как валютных запасов России, так и сбережений ее граждан, снижение эффективности некоторых видов нашего экспорта на европейские рынки, другие временные негативные последствия.
Но в целом, как представляется, переход на евро отвечает интересам России, особенно долгосрочным. Единая валюта, унификация европейской системы, образование общего Европейского центрального банка значительно ускоряют процесс расширения и укрепления в Европе самого, может быть, крупного в перспективе мирового финансового рынка. Для инвестиционных и кредитных потребностей России, для выхода российских эмитентов и покупателей ценных бумаг на европейский рынок, наконец, для ослабления ставшей уже угрожающей долларизация нашей экономики процесс создания Экономического и Валютного союза открывает новые возможности. И нет никаких ни политических, ни экономических причин противостоять этому процессу и не воспользоваться подобными возможностями.
Похоже, в своих отношениях с мировой торговой и валютно-финансовой системой, с ведущими международными экономическими организациями и группировками Россия находится в настоящее время на перепутье. Иллюзии первого этапа реформ и политика лихорадочного открытия российской экономики, более того, создания фактически привилегированных условий на внутреннем рынке для импортеров и иностранных финансовых игроков, очень скоро показали свою несостоятельность и преждевременность для нее. Возможное присоединение в самом близком будущем к ВТО, на которое рассчитывают определенные российские круги, тоже может дать далеко не однозначный эффект.
Следует иметь в виду, что неизбежное в этом случае резкое снижение таможенных тарифов и других внутренних ограничений на торговлю импортными товарами и услугами, а также необходимость ускоренного сокращения всех открытых и скрытых субсидий различным отраслям российской экономики могут оказаться на данном этапе для страны делом непосильным, особенно в социальном отношении. В результате присоединения к ВТО на условиях полноправного членства у России в ближайшие годы останется, по сути, лишь один действенный способ защиты своих национальных производителей и поощрения своих экспортеров — поддержание искусственно заниженного курса рубля, что тоже имеет свои очевидные минусы, в частности дальнейшее занижение валютной стоимости и так уже сверх недооценённых российских активов. Может быть, есть смысл не очень торопиться со вступлением в ВТО?
Сложившаяся на сегодня практика обстоятельного двустороннего обсуждения со странами-членами ВТО конкретных проблем торговли и взаимного торгового режима является в нынешней ситуации самым, по-видимому, практичным и рациональным способом улучшения условий участия России в мировом экономическом обмене. Если удастся добиться широкого признания за Россией статуса страны с рыночной экономикой, это позволит ей даже без присоединения к ВТО вполне законно претендовать в отношениях со всеми странами и группировками на режим наибольшего благоприятствования. А как показывает опыт наших отношений с ЕС в последние годы, если не преувеличивать искусственные «шероховатости» и не сосредоточиваться на второстепенных вопросах, то признания России страной с рыночным статусом и распространения на нее режима наибольшего благоприятствования вполне достаточно, чтобы на первый план вышли действительно реальные, а не мнимые проблемы в отношениях с зарубежными партнерами.
Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Евросоюзом создает вполне достаточную базу, очевидно, не только для нормализации торговых отношений, но и для активного продвижения вперед по другим важнейшим направлениям. Конечно, это не означает, что не надо работать над выполнением тех пунктов СПС, где прогресс пока не наблюдается или он невелик. Так, признание рыночного статуса за Россией, несомненно, должно быть полным, а те немногие специально направленные против нее антидемпинговые процедуры отменены, торговля ядерными материалами либерализован, сотрудничеству в космосе дан новый, столь необходимый ему импульс и т. д.
Но нельзя же в отношениях Россия — Европейский союз ограничения типа запрета на ввоз шкур евроазиатской рыси и волка превращать в серьезный вопрос. Даже сама постановка подобных вопросов принижает уровень нашего отношения к действительно значимым проблемам и трудностям их решения. Речь идет о разного рода препятствиях учреждению российских предприятий и банков в странах ЕС (сегодня предприятий с участием европейского капитала в России насчитывается свыше 10 тыс., российских в ЕС — около 300), об ограничениях на доступ российских торговых судов на внутренние водные пути ЕС, о дискриминации российских экспортеров и подрядчиков в сферах государственных закупок, экономических субъектов в региональном и местном налогообложении стран ЕС и др. Сдерживание прогресса именно в столь важных областях заставляет иногда думать, что сотрудничество с Россией все еще, к сожалению, рассматривается в ЕС зачастую как «улица с односторонним движением».
Сегодня гораздо полезнее реальные «малые дела», чем широко пропагандируемые планы грандиозных свершений. Что толку, например, упрекать Европейский инвестиционный банк в том, что он не кредитует проекты в России, если с ее стороны за время существования банка поступила первая серьезная заявка на подобный кредит (проект «Балтийская трубопроводная система»).
Перспективы дальнейшего углубления нашего сотрудничества с ЕС связаны, конечно, в первую очередь с состоянием самой российской экономики и развитием ее экономического механизма. Если бы Россия наладила, например, систему государственного страхования торговых компаний, инвесторов и кредиторов от политических и других, не зависящих от них рисков, только одно это могло бы дать, наверное, гораздо больший эффект, чем все препирательства по поводу второстепенных деталей торговых режимов, на которые уходит львиная доля времени в переговорах с руководящими органами ЕС и странами — его членами. Точно так же нашим долгосрочным интересам в значительно большей мере отвечают не какие-то временные избранные льготы в режиме импорта российских промышленных изделий, уравнивающие страну по положению с самыми отсталыми из развивающихся стран, а нормальные жесткие условия конкуренции, включая сертификацию и неукоснительное соблюдение общепринятых в Европе технических стандартов, которые приучают и в конце концов, надо надеяться, приучат российских производителей работать так, как работают ныне в мире.
Изменения в структуре российского экспорта с точки зрения повышения доли высоко-конкурентной продукции обрабатывающей промышленности, реструктуризация российской экономики и существенное повышение ее качественного и научно-технического уровня (который позволил бы ей выдерживать ничем не ограничиваемый импорт), свободное перемещение товаров, услуг, рабочей силы и капитала через российские границы, превращение иностранных инвестиций в повседневную норму экономической жизни страны — все это, вероятно, когда-нибудь позволило бы России относительно безболезненно присоединиться к ВТО. Эти же условия применимы и к возможностям полноправного или ассоциированного ее участия в Европейском союзе, превращения российской экономики в органичную часть европейского экономического пространства, ничем принципиально не отличающуюся от других.
Однако присоединение или ассоциация, по крайней мере, сегодня кажутся весьма сомнительными, а возможными лишь где-то далеко в XXI веке. При существующем положении дел в качестве цели реалистично, видимо, говорить только о создании со временем зоны свободной торговли, включающей фактически Западную, Центральную Восточную Европу, Россию и, вероятно, ряд других постсоветских государств. Из «четырех степеней свободы» в пределах этой зоны ограничениям подверглись бы лишь миграция рабочей силы да некоторые весьма специфические рынки, в частности рынок сельско-хозяйственной продукции или рынки подакцизных товаров.
Зона свободной торговли как цель записана в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве. Она нашла свое отражение и в Стратегии отношений России с ЕС на среднесрочную перспективу), а также в аналогичном встречном документе ЕС, принятом. Постепенное движение в этом направлении уже началось и теперь, как представляется, остановить его может лишь что-то, превосходящее по своим негативным последствиям события на Балканах. Но не должно быть иллюзий — в любом случае это движение потребует не менее 10—20 лет. Полностью открыть свой внутренний рынок раньше того, как требуется по условиям присоединения к ВТО и как подразумевает само понятие «зона свободной торговли», Россия в сложившихся условиях вряд ли сможет.
Создание же на всем Европейском континенте единого экономического пространства, где бы ничем не ограничивалось движение людей, товаров, услуг и капитала, вообще выходит за пределы видимой перспективы. Трудно рассчитывать на устранение всех административных и экономических барьеров в отношениях между Востоком и Западом Европы раньше, чем будет завершена глубокая структурная перестройка всей экономики и социальной сферы России в соответствии с глобальными тенденциями современности. По самым оптимистичным оценкам, даже на это потребуется не менее 40—50 лет.
Потрясения последнего десятилетия вновь поставили в полный рост вопрос о национальных устремлениях России. Ее конструктивные задачи известны, они требуют времени и предельного напряжения всех национальных сил. И было бы, вероятно, оправданным, если бы в наступающем веке Россия, находясь под защитой ракетно-ядерного щита, свои основные интересы и свою активность за пределами постсоветского пространства (в том числе и в Европе) ограничивала преимущественно экономической и культурной сферами.
И конечно, не надо бросаться из крайности в крайность — от безудержного оптимизма к столь же безудержному пессимизму и наоборот. В последние годы и здесь, в России, и за ее пределами стало, к сожалению, возникать стойкое ощущение, что на смену холодной войне постепенно приходит «холодный» мир. И самое печальное то, что ощущение это чувствуется не только в официальных кругах, но и проникло глубоко в толщу массовых настроений, породив чуть ли не всеобщий скептицизм относительно перспектив выхода из международной изоляции, в которой Россия находилась (по своей вине или не по своей — это уже другой вопрос) большую часть уходящего столетия.
Разочарование — вот, наверное, ключевое слово для характеристики подобных настроений по обе стороны той разграничительной линии, что еще недавно разделяла два противостоящих друг другу мира. Российское общество однозначно негативно восприняло такие угрожающие, с нашей точки зрения, шаги Запада, как грандиозный исторический обман, результатом которого явилось расширение НАТО на восток, как попытки нарушения сложившегося ядерного равновесия путем слома взаимных противоракетных договоренностей, как инициированный Западом кризис на Балканах и бездумное военное вмешательство НАТО в этот кризис, как претензии на то, что Кавказ и Средняя Азия являются зоной «жизненно важных американских интересов», как, наконец, стремление Запада поставить на место международного права, олицетворяемого ООН, произвол «однополярного лидерства».
К этому постепенно добавилось и осознание того факта, что в эпоху чрезвычайно болезненных перемен, сопровождающих переход России к демократии и рынку, в 90-е годы не Запад, оказывается, помогал России, а, наоборот, ослабленная, находящаяся в глубоком кризисе Россия помогала и продолжает помогать Западу. На 1 долл., всех видов западной помощи, займов и кредитов, поступающих в Россию, все эти годы приходилось примерно 4 долл., средств из нее, вкладываемых в экономику Запада. Конечно, в этом «кровопускании» нельзя никого винить, кроме собственной нашей глупости. Но, тем не менее, факт остается фактом: не только никакого нового «плана Маршалла» для России за эти годы не было, но даже каких-то попыток предотвратить этот убийственный «дренаж» или хотя бы как-то сократить его масштабы тоже не предпринимались ни с той, ни с другой стороны.
Но не меньшим было разочарование и на Западе. В массовом западном сознании современная Россия предстает каким-то чудовищным монстром, Богом проклятой страной, где все не так, как у людей. О каких серьезных инвестициях в Россию нормальных, а не отчаянно спекулятивных денег извне в таких условиях можно говорить? И сколько еще потребуется лет и десятилетий, чтобы Россия, наконец, превратилась в стабильное, правовое, нормальное государство, где человек со своими способностями и своими деньгами мог бы чувствовать себя так же спокойно, как сегодня он чувствует себя повсюду в цивилизованном мире?
Итогом всех этих настроений стало, к сожалению, с одной стороны, вновь возникающее чувство неприязни к Западу среди значительной части российского общества и, с другой — потеря всякого интереса в странах Запада к современной России. Нечего и говорить, что и для России, и для Запада — это серьезнейшая проблема. И от того, удастся или нет ослабить подобные деструктивные настроения, очень многое зависит в наших с Западом отношениях в будущем веке, — по всему видать, отнюдь не благостно-спокойном, как мечталось еще совсем недавно, а тревожном, взрывоопасном и во многом непредсказуемом как для нас, гак и для наших западных партнеров.
Но что-то все-таки начинает меняться к лучшему в наших отношениях с Западом. С приходом нового президента внешняя политика России становится, похоже, не только более гибкой, более прагматичной, но и, что особенно важно, больше отвечающей чувству ее собственного достоинства и истинному значению в мире. Складывается впечатление, что и на Западе тоже, кажется, осознали — опасно «перегибать палку». Иначе придется все же когда-нибудь отвечать перед собственным электоратом, а то и перед своими же союзниками: «кто все-таки потерял Россию?»
В этой связи вряд ли реалистичной и конструктивной является бытующая у нас в некоторых кругах точка зрения, что главная из наших нынешних проблем — необходимость резкого увеличения объема инвестиций в народное хозяйство страны на 90% есть проблема привлечения иностранных инвестиций. Подобные оценки представляют собой опасную смесь иллюзий, неоправданного прекраснодушия и потери чувства реальности в отношении того, что мы сами имеем и чего мы можем ожидать (по крайней мере, в видимой перспективе) от источников извне.
Деньги в стране есть, и это очень серьезные деньги. Весь вопрос в том, как их мобилизовать на производительные нужды. Значительные суммы на счетах юридических лиц (какому «мудрецу», интересно знать, пришло в голову, что задача не в том, чтобы их вложить в дело, а в том, чтобы их «стерилизовать»?); огромные рублевые, а главное — валютные средства у населения; растущий валютный резерв государства, обслуживающий пока не нашу, а западную экономику; возможности вполне законной умеренной, контролируемой эмиссии; доходы от когда-то бездумно отданного под контроль теневых дельцов спиртового оборота и другие акцизные меры; наконец, разработка соответствующих законодательных, административных и экономических мер по постепенному возвращению назад «сбежавших» из страны денег. Разве всего этого мало?
Всестороннее сотрудничество с Западом вообще и с Западной Европой особенно, бесспорно, необходимы нам и сегодня, и на всю видимую перспективу, а если дать волю мечтаниям — то и навсегда. Но в любом случае это сотрудничество может быть лишь дополнительным, вспомогательным фактором нашего дальнейшего прогресса. Главное все же — опора на собственные силы. Наведем порядок у себя в стране — приток и собственного и иностранного капитала будет обеспечен автоматически. Политическая стабильность, гарантии собственности, правовое государство, борьба с коррупцией, разумная налоговая система, высокий уровень общественной безопасности — все это проблемы, которые не поддаются одномоментному или даже просто быстрому решению. Но решать их необходимо уже сейчас, если страна надеется на лучшие времена. Россия больше не может позволить себе терять время, ибо слишком дорогую цену придется платить потом за медлительность и неповоротливость.
В бар зашли три зэка и заказали: гроб с костями, многоэтажку и то что мы строили. Официант им все принес и говорит: вот вам гроб с костями и многоэтажка. А то что вы строили – нет. Есть только то где вы были. Что заказали зэки?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
