Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. Связаться с автором
60 лет назад объединенные силы антигитлеровской коалиции окончательно разгромили самое страшное и, наверное, самое кровавое зло в мировой истории — фашизм. С тех пор пути участников этой титанической борьбы резко и на долгие годы разошлись. Но и двухполюсный мир оказался не вечен. К концу XX века США и НАТО (Америка и Европа) приобрели в мире доминирующие позиции. Россия же оказалась в полном одиночестве, растеряв всех своих союзников на мировой арене и утратив треть своих территорий. На время ли это наше одиночество, или теперь уж навсегда? И, может быть, это и есть наша историческая судьба?
Сегодня, как и десятилетия, и столетия назад, Россия вновь стоит перед вечным вопросом: кто мы? Европа, или не совсем Европа («другая Европа»), или вообще нечто настолько своеобразное и самодостаточное, что применение к нам расхожих географических понятий просто не имеет никакого смысла?
Но именно география, прежде всего, и не позволяет дать однозначный ответ на этот вопрос, кто мы. В самом деле: цивилизационно мы были, есть и, если не случится в мире какой-нибудь непредсказуемой сегодня катастрофы вселенских масштабов, всегда будем неотъемлемой частью Европы. История России, ее духовные основы, культура, менталитет и даже образ жизни, глубинные идеалы и устремления, человеческие и материальные ресурсы — все это органическая часть европейской, а вернее будет сказать, евро-атлантической цивилизации, где бы в мире она сегодня ни располагалась. Медленнее или быстрее, в чем-то отставая на многие десятилетия и даже века, а в чем-то забегая вперед в своих попытках сходу, одним прыжком достичь тех высот и горизонтов, к которым миру предстоит, вероятно, двигаться еще многие годы и поколения, но историческое развитие России всегда шло в том же русле, в каком шло развитие всей остальной Европы. И, следует добавить, преодолевая те же самые проблемы, трудности и несчастья, которые Европе приходилось преодолевать.
Однако география России, хотим мы того или не хотим, заставляет думать о ее идентификации и самоидентификации все же во многом по-иному. Историческое движение России, раскинувшейся в итоге на огромных просторах Евразии от Балтики до Тихого океана, не могло не наложить свой отчетливый отпечаток на весь ее облик. Имеется в виду не только необходимость освоения никем толком не обжитых еще пустынных пространств, составляющих почти две трети ее территории. Имеется в виду, конечно, и взаимопереплетение русской культуры с культурой больших и малых народов тюркского, монгольского и иного происхождения, данных судьбой России даже не в соседи, а скорее, в близкие родственники по одной и той же большой, многоликой и разноязычной семье.
Благо это для России или проклятье, эта ее безразмерная география — весьма спорный вопрос, неизбежно уводящий, в конце концов, куда-то в мистические сферы, где обычная человеческая логика по необходимости уступает место вере или, наоборот, неверию. Во всяком случае, имеются свидетельства, что даже такой государственник, как Петр Великий, бывало, сокрушался о непосильных для российской державы ее размерах, препятствующих европеизации страны. Де Голль вообще, как известно, считал, что Европа — это пространство от Атлантики до Урала, дипломатично удерживаясь от какой бы то ни было внятной характеристики российских территорий за Уральским хребтом. После же развала Советского Союза западная политология (да, следует признать, и отечественная тоже) полна пророчеств, предрекающих дальнейший распад теперь уже собственно России на некое число самостоятельных государственных образований, преимущественно азиатских, а не европейских по своей географической принадлежности.
Так что, говоря об идентификации и самоидентификации современной России, следует, думается, говорить не о ее цивилизационных основах — они, повторюсь, бесспорно, европейские. Говорить, скорее, следует о вероятности или, напротив, невероятности того, что она сумеет сохранить себя в существующих географических пределах. И, соответственно, освоить, наконец, то, что она так и не сумела до сих пор обжить, заселить, обустроить за прошедшие века. И соответственно сохранить свою многонациональную и многоконфессиональную природу.
Давно и несправедливо сложившаяся на Западе неприязнь, как к прежней, так и нынешней России не имеет под собой рационального объяснения. Грехи России перед историей и человечеством объективно отнюдь не более тяжелы, чем грехи других стран и народов. Вся, например, свирепая опричнина Ивана Грозного стоила русскому народу, по достаточно достоверным оценкам, меньше, чем одна Варфоломеевская ночь народу Франции. «Святая инквизиция» с ее кострами и бесконечные войны между католиками и протестантами в Европе по количеству пролитой крови не идут ни в какое сравнение с преследованиями, скажем, раскольников в России. Колониальные войны и захваты Испании, Англии, Франции, Португалии и других европейских держав, истребление коренного населения Северной и Южной Америки, аборигенов Австралии, негров в Африке по своим многомиллионным жертвам просто несопоставимы с двумя наиболее серьезными колониальными движениями России — Кавказской войной и Туркестанской экспедицией в XIX веке. Крепостное право в России было отменено тогда же, когда и рабство негров в самой свободолюбивой стране мира — Соединенных Штатах Америки. Гильотина и беспощадный массовый террор были порождены Великой французской революцией. Пропорционально в ходе русской революции погибло столько же населения, сколько и в США в годы Гражданской войны. Наконец, нельзя забывать, что повальное тоталитарное сумасшествие охватило в XX веке не только Советский Союз, но и чуть ли не всю остальную Европу — Германию, Италию, Испанию, Португалию и ряд других стран.
Мало того, исторически современная Европа и европейская цивилизация самим своим существованием во многом обязаны именно России. Она заслонила собой Европу от Чингисхана и Тамерлана, ее упорные войны с Оттоманской Портой поставили, в конечном счете, пределы османской экспансии на Европейском континенте, о Россию разбились бредовые мечты Наполеона и Гитлера о мировой гегемонии и их гибельные авантюры. И европейская цивилизация никогда бы не достигла современных высот без вклада в нее русской культуры и науки, литературы, музыки, живописи, медицины, ядерных и космических исследований.
И наконец, как говорится, отрицательный опыт — тоже опыт. Без романтических, мессианских устремлений России и ее кровавых ошибок современная европейская цивилизация вряд ли сумела бы найти тот баланс между человеческой инициативой и социальной ответственностью, между экономической эффективностью и общественной солидарностью, который составляет сегодня основу ее политической и социально-экономической стабильности и ее растущего международного влияния.
Слов нет, самой России эти ее исторические ошибки стоили страшно, немыслимо дорого. Причем по любому критерию: измерять ли историю с позиций отдельной, единичной человеческой жизни (я, ты, он, они) или мерить ее веками и тысячелетиями (веком больше, веком меньше — какая, в-сущности, разница), как это делают такие историки цивилизаций, как, скажем, А. Тойнби или Л.Н. Гумилев. Платой за эти ошибки стати, во-первых, десятки миллионов человеческих жизней, загубленных зря, без всякой пользы для страны, а во-вторых, невиданный нигде в Европе низкий жизненный уровень последних четырех поколений россиян, на порядок ниже того, что, несмотря на все войны и разрушения, удаюсь обеспечить Европе, особенно за десятилетия после Второй мировой войны.
Но следует указать и еще на одно исключительно важное последствие этих ошибок недавнего прошлого. Фактически был остановлен естественный процесс освоения большей части территории России за Уральским хребтом (лагеря на Колыме в сталинское время — это не освоение), свернуто переселенческое движение на Восток, столь успешно развивавшееся в прежней России, сведено до минимума железнодорожное, да и всякое другое строительство в этих регионах. Основная часть XX века оказалась, таким образом, для России во многом потеряна, имея в виду, прежде всего ее вековые исторические цели и задачи.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Вопрос теперь в том, смогут ли новые поколения россиян вновь энергично приняться за решение этих национальных задач, наверстывая упущенное. Или же Россия все же обречена на медленный, постепенный процесс дезинтеграции, причем под воздействием сугубо внутренних причин — депопуляция, движение населения с востока на запад, а не наоборот, неспособность чисто рыночных сил справиться с инвестиционными проблемами в этих регионах при отсутствии должного государственного вмешательства и участия. Внешние-то гарантии в виде ракетно-ядерного щита пока еще, слава Богу, существуют. Но и они — навечно ли?
Именно с этих позиций, как представляется, и следует обсуждать проблему российской идентичности и наших отношений с Евросоюзом или так называемой «Большой Европой». Позволю себе быть предельно откровенным и даже прямолинейным. Если Россия ставит перед собой задачу сохранения и дальнейшего освоения страны в нынешних ее географических границах — она обречена на высокую самодостаточность и саморазвитие, оставаясь одним из ведущих мировых центров силы. Если же ее ждет дальнейший распад на несколько независимых или квазинезависимых государств, то вполне вероятно в относительно недалеком будущем постепенное втягивание ее (а скорее всего, ее собственно европейской части) в Евросоюз или, по меньшей мере, в систему «Большой Европы», как ее видят некоторые нынешние западноевропейские лидеры.
Идея объединенной Европы, издавна обсуждавшаяся в различных европейских кабинетах, политических салонах и ученых кругах, получила, наконец, во второй половине XX века свое реальное воплощение в нечто весьма конкретное и, следует признать, весьма успешное. Надо было пройти сквозь многочисленные междоусобные большие и малые войны, надо было пережить трагедию Первой мировой войны и еще более страшную трагедию Второй мировой войны, надо было на собственном опыте испытать всю тщету старомодных колониальных устремлений, надо было на деле прочувствовать остроту нарастающей международной конкуренции и опасность необратимого отставания от других мировых лидеров, чтобы осознать, что, только объединив свои силы и ресурсы, Европа может избавиться от прошлых своих несчастий и достойно встретить новые вызовы, порожденные неотвратимыми процессами всеобщей глобализации. Говорят, что история никого и ничему не учит. Однако жизнь на наших глазах опровергает этот расхожий постулат. Пример объединенной Европы, сумевшей преодолеть не только тяжкое наследие прошлого, но и многочисленные практические трудности в деле постепенного устранения политических, юридических, социально-экономических и прочих границ между образующими ее национальными государствами, свидетельствует, что хотя и весьма дорогой ценой, но люди действительно могут извлекать надлежащие уроки из истории и строить на этой основе свое будущее.
От скромного договора о Европейском объединении угля и стали к созданию подлинного политического и экономического союза с общими наднациональными органами управления и единой европейской валютой; от первых шагов в согласовании таможенной политики и выработки единого таможенного тарифа против третьих стран к общему пространству «четырех свобод» — свободы перемещения товаров, услуг, капитала и людей через государственные границы; от первоначального разнобоя в политических, юридических, экономических, социальных и прочих условиях организации общественной жизни — к их сближению и постепенной унификации; от примата национальных институтов к неуклонно растущей роли и компетенции наднационального законодательства и общих европейских институтов, среди которых сегодня на первый план уже выдвигаются такие, как принятие общей Конституции Евросоюза, переход к совместному военному строительству, общая внешняя политика, и, наконец, расширение Евросоюза с первоначальных 6 до 25 государств с перспективой еще и дальнейшего увеличения числа его членов, наряду с амбициозными планами строительства в будущем «Большой Европы» (иными словами, обширной сферы преимущественного влияния Евросоюза в Средиземно-Черноморском регионе и даже за его пределами) — все это свидетельствует о том, что грандиозный мирный, созидательный эксперимент, начатый в Европе 50 с лишним лет назад, имеет все шансы стать в не столь уж и отдаленном будущем самым большим конструктивным достижением человечества за всю его историю.
Может стать. Но может и не стать. Помимо существующих и неизбежных в будущем межгосударственных трений и противоречий в рамках самого Евросоюза, нельзя сбрасывать со счетов и новые опасности, которые уже сегодня очевидны (или пока еще не столь очевидны). Само дальнейшее разрастание Евросоюза вширь может оказаться для него разрушительным. Никто сегодня не может с уверенностью сказать, сумеет ли, а если сумеет — как скоро, Евросоюз «переварить» даже свое недавнее расширение на 10 новых членов. А там — на очереди всегда взрывоопасные Балканы, где уровень социально-экономического развития еще более низок и где ни один из этнополитических очагов напряженности еще до конца не погашен, и неизвестно, будет ли когда-нибудь погашен вообще. А там — Турция с ее 70 млн. преимущественно мусульманского населения. А там — некоторые бывшие советские республики, тоже претендующие на присоединение к Евросоюзу, но, на сегодняшний взгляд, просто непосильные для него и по своим размерам, и по своей политической, этнической и социально экономической нестабильности. А там — еще и вечно незатухающий палестино-израильский конфликт, без разрешения которого «Большая Европа», по крайней мере, просто немыслима. А там — Ираке его неясной никому судьбой и т. д.
И это далеко еще не все. События последних лет показали, что С. Хантингтон с его предупреждением о грядущем столкновении цивилизаций был, не так уж и далек от истины. Кто бы что ни говорил, но «третья мировая война» между цивилизованным миром и средневековым исламским фундаментализмом действительно началась. Пока Господь, в общем-то, миловал Европу, хотя уже кровавая атака международного терроризма в Испании заставляет думать, что хрупкий европейский иммунитет к подобным варварским акциям может оказаться и временным явлением. Вряд ли смягчат, а, вероятнее всего, лишь осложнят ситуацию нарастающие демографические и миграционные процессы в нынешней многонациональной и далеко уже не только христианской Европе. А движение вспять здесь никак не представляется реальным, поскольку дело зашло уже слишком далеко. Столь же мало-предсказуемым и столь же опасными для будущего единой Европы видятся сегодня «новые-старые» угрозы, давно знакомые, но резко обострившиеся на рубеже этого века: расползание по миру ракетно-ядерного и других видов оружия массового уничтожения, различные региональные конфликты, организованная преступность, нарко-трафик, эпидемии, экологические проблемы и т. д.
В этих условиях дай Бог Европе в перспективе многих десятилетий, а может быть, и поколений справиться с тем, что у нее уже есть, и с тем ближайшим, что ее, скорее всего, ожидает в предвидимом будущем, чтобы всерьез рассуждать сегодня о возможной полной интеграции России в нынешнем ее виде в единое европейское политическое и экономическое пространство. Во-первых, это никак не нужно самой Европе. Все на свете имеет свои естественные пределы, выход за которые обрекает любые, даже попервоначалу самые успешные начинания на неизбежный провал под воздействием сугубо объективных, не зависящих ни от кого причин. «Переварить» такого гиганта и «монстра», как Россия с ее просторами от Санкт-Петербурга до Чукотки и ее периферийными (а многие считают, что и главными) интересами в Азии и на Тихом океане, — если оставаться на почве реальности, то следует признать, что вряд ли когда это станет возможным, даже если речь идет о таком мощнейшем международном образовании, каким является Евросоюз.
Что на самом деле нужно нынешней Европе от России? Прежде всего, конечно, мир и спокойствие, безопасность, сотрудничество в борьбе против старых и новых общих угроз, включая сотрудничество в военно-политической сфере, противодействие международному терроризму, совместное региональное миротворчество. Для этого отнюдь не требуется слияния и объединения, вполне достаточно будет партнерских или даже союзнических отношений, закрепленных в системе долгосрочных договоров между той и другой стороной. Традиционный заслон от экспансии радикального исламского фундаментализма? Россия и так самой своей исторической судьбой обречена играть эту роль, от которой при всем желании ей никуда не деться, и ей надо только не мешать (а еще лучше, по мере сил помогать) выполнять эту тяжкую миссию. Надежное обеспечение Европы энерго-сырьевыми ресурсами, все еще значительный российский научно-технический потенциал во многих передовых областях, включая и оборонный сектор, ее человеческие ресурсы, которые со временем могли бы стать важным фактором удовлетворения насущных трудовых потребностей Европы, особенно если России удастся, наконец, защитить свои границы от неконтролируемой миграции? Все эти проблемы вполне решаемы к общей выгоде на договорной, а не на объединительной основе. Россия как транспортный коридор, как мост, связующее звено между Востоком и Западом? Никаких особых мер, выходящих за рамки обычных договорных отношений между партнерами, эта проблема тоже не требует. Российский рынок, российский потребитель, Россия как сфера прямых и портфельных прибыльных инвестиций для европейского капитала? И это направление не требует никаких грандиозных исторических трансформаций: «бизнес, как обычно», надо только договориться о надежных, устраивающих обе стороны гарантиях и правилах игры.
Наконец, культурное взаимопроникновение и взаимообогащение? Оно и так достаточно успешно идет само собой, как это и было всегда, даже в самые, казалось бы, взаимо-изоляционистские времена.
Так что никаких особо действенных стимулов к тому, чтобы российская идентичность растворилась (через объединение) в общеевропейской, сегодня со стороны Европы не просматривается. Но не просматриваются они, эти стимулы, если смотреть на проблему и с другой стороны — со стороны России.
Прежде всего, при любом напряжении фантазии невозможно себе представить, что единая Россия (а не конгломерат оставшихся от нее осколков при ее, не дай Бог, возможном распаде) позволит когда-нибудь какому-то наднациональному общеевропейскому органу, вроде Еврокомиссии или Европарламента, распоряжаться своей судьбой. Даже если забыть о нарастающем евро-бюрократизме и неуклонно усиливающейся сложности общеевропейских процедур, этот орган может быть как угодно демократичен и по-своему даже эффективен, а кодифицированное общеевропейское право как угодно гуманно и тщательно разработано, но реальности современной России, ее историческое наследие и специфика ее национальных задач делают неоправданным (да и просто ненужным) любое руководящее вмешательство извне, какими бы демократическими принципами ни определялось голосование в Еврокомиссии, Евро совете и Европарламенте. Европейские правовые нормы по большей их части надо признавать, к ним надо и дальше постепенно двигаться. Но Россия великая держава, и выбор ее дальнейшей судьбы, ее политики и динамики ее преобразований — это, прежде всего, ее собственный выбор, а не многоголосого собрания больших, малых и мельчайших европейских государств.
Идентичность современной России во многом определяется и тем, что исторические задачи, которые Европа уже так или иначе решила, нам еще только предстоит решить. Речь идет о полнокровной демократии на всех ее уровнях, действенном, широко разветвленном гражданском обществе, безусловном приоритете прав человека и гражданских свобод, надежной судебной и правоохранительной системе, эффективной социально ориентированной рыночной экономике, достойном человека уровне жизни и социальной защищенности, высокоразвитой инфраструктуре страны и о многом другом. Все это в начальном, а иногда еще и в зародышевом состоянии в России уже есть. Но потребуются, несомненно, еще многие десятилетия и не одно поколение, чтобы здание демократического, рыночного и солидарного общества, к строительству которого приступила современная Россия, было завершено хотя бы в общих чертах.
За последние полтора десятка лет нам удалось худо-бедно построить верхний этаж демократии — условно говоря, в пределах Садового кольца. Тоже худо-бедно, но мы можем уже говорить о каком-то подобии демократии на среднем, региональном этаже. Но ничего похожего на реальную демократию мы не имеем сегодня в главном, в основе нашей общественной системы — на уровне местного самоуправления. А оно всегда было, есть и, уверен, будет фундаментом всякого демократического общества, и строительство его в странах Европы началось в реальности еще века назад, задолго даже до Магдебургского права. Нынешнее же наше местное самоуправление слабее пока еще даже царского земства. И сколько еще десятилетий и поколений потребуется новой России, чтобы сделать ее местное самоуправление жизнеспособным и эффективным?
И то же самое можно сказать о восстановлении столь основательно подорванного правопорядка в стране, о гражданском обществе, о судебной и правоохранительной системе, о коррупции и организованной преступности, о реальных гарантиях приоритета прав человека и нерушимости всех, а не только отдельных, гражданских свобод. По извечной российской привычке мы опять надеемся и стремимся сделать все к «ближайшему понедельнику», а задачи эти требуют объективно десятилетий и поколений. Внешние ориентиры и изучение чужого опыта здесь, конечно, очень нужны. Но всякого рода понукания и толчки извне? Нет, как теперь принято говорить, они могут быть только контрпродуктивны, ибо реальностей наших в Европе не знают, не понимают, и, боюсь, никогда по-настоящему не поймут. Своя голова нужна на плечах и свое чувство меры — только тогда не на словах, а на деле может получиться какой-то толк.
Неясны еще до конца и контуры будущего социально-экономического устройства страны. Скорее всего, учитывая наши традиции, это будет нечто более близкое не к американской, а к европейской модели. Иными словами, это будет, вероятно, система, сочетающая в себе высокую степень государственного прямого участия и государственного направляющего планирования с полнокровным рынком и преобладающей ролью частной инициативы и частной собственности в экономике. В социальной сфере можно ожидать, что у нас, как и повсюду в Европе, будет создана сложная и глубоко эшелонированная система действенных социальных гарантий (как денежных, так и натуральных), обеспечивающих неотъемлемое право каждого человека на жизнь, безопасность, достойную старость, свободное образование, медицинскую помощь и т. д.
Пока мы еще весьма далеки от этих целей, и дело здесь не только в наследии советского прошлого, но и в последствиях тех малопродуманных и поспешных реформ, которые проводились с начала 90-х годов. России еще только предстоит выработать рациональную структурную (промышленную) политику; перейти на более справедливую формулу деления доходов и сверхдоходов от разработки ее недр между всем обществом и частным (прежде всего олигархическим) капиталом; подготовить и провести новый раунд приватизации, но уже не бесплатно, а по справедливой цене приватизируемых активов; восстановить столь глубоко подорванное доверие населения и частных инвесторов к банковской и финансовой системе страны; создать действительно благоприятные условия для развития малого и среднего предпринимательства — главной движущей силы современного экономического прогресса повсюду в мире; восстановить вырождающееся сельское хозяйство; повернуть вспять нынешний поток бегущих из страны денег и восстановить некогда присущую России репутацию весьма привлекательного места для вложения капиталов; наконец, спасти от окончательного разрушения и дать новый стимул развитию главного богатства страны, от которого зависит ее будущее в современном мире, — ее научно-технического и образовательного потенциала.
Не следует недооценивать и важнейшее значение культурно-психологических проблем, стоящих сегодня перед страной. Мир захлестывает мутный поток американизированной поп-культуры, неразрывно связанный со снижением моральных стандартов и падением нравственности. Эти проблемы в полной мере переживала и переживает Европа. Но такое ощущение, что она, отстаивая свои культурно-нравственные устои, как-то уже начинает приспосабливаться к этому новому историческому феномену и понемногу преодолевать его влияние. Сумеем ли приспособиться и мы, сохранив все то ценное, что Россия накопила за века? Однозначно уверенного ответа и на это сегодня нет.
Но нельзя забывать, что у России, помимо этих, так сказать, общецивилизационных задач, есть еще и другие, сугубо национальные, к которым остальная Европа не имеет либо никакого, либо весьма отдаленное отношение. Нынешняя Россия должна переломить складывающуюся печальную тенденцию к постепенному оскудению и отмиранию ее территорий за Уралом. Удастся ли обратить вспять отток населения из восточных ее регионов, возродить переселенческое движение, возобновить достаточное бюджетное субсидирование районов, нуждающихся в искусственной государственной поддержке, наладить прямое государственное и стимулировать активное частное инвестирование разнообразных больших и малых проектов на отдаленных территориях, привлечь международные трудовые и финансовые ресурсы к их планомерному освоению — одной этой задачи хватит, чтобы поглотить силы и ресурсы страны на многие десятилетия нынешнего века, а может быть, и следующего. Но это и будет, вероятно, то главное, что определит будущую идентичность России и соответственно ее отношения не только с Европой, но и со всем миром.
В сравнительно недавнее время США потратили почти столетие на интенсивное освоение своих западных территорий, по труднодоступное немногим менее сложных, чем наши Сибирь и Дальний Восток. Сегодня уже никто не скажет, где в действительности находится сердце Америки — в штате Нью-Йорк или в Калифорнии. Нам подобная задача досталась от далеких наших предков и по наследству волей неволей переходит к нашим потомкам. И вполне возможно, что в не столь далеком будущем вопрос о европейской идентичности России потеряет для нее свою нынешнюю остроту, станет чем-то довольно второстепенным на фоне подобной грандиозной задачи и наших взаимоотношений с соседями на Востоке — Китаем, Японией, Кореей, Монголией, Индией, странами Юго-Восточной Азии. Как подобный процесс отразится на европейском облике России, останется ли она Европой или, как давно уже предсказывают некоторые политологи, станет подлинной Евразией, частью какой-то не сложившейся пока еще евразийской цивилизации — никто, наверное, не возьмется сегодня с уверенностью предсказать.
Нынешнюю и будущую идентичность России невозможно также себе представить без учета ее роли на постсоветском пространстве. Речь не идет о мнимых ее имперских поползновениях, речь идет, прежде всего, об обыденных, прозаических, «житейских» реальностях. Подавляющая часть постсоветского пространства — это органический многовековой сплав народных и человеческих судеб. Никакое «резанье по живому» не может устранить потребность народов, населяющих это пространство, друг в друге. Без тех же «четырех свобод» на его просторах — свободы передвижения товаров, услуг, денег и рабочей силы через национальные границы — ускоренный прогресс постсоветских государств (за исключением, может быть, Балтии) объективно невозможен. Только опираясь на общие экономические и культурные ресурсы, эти страны могут обеспечить свои потребности в образовании (особенно в высшем), развитие науки и культуры, достаточную занятость населения, сохранность и дальнейший прогресс того значительного экономического потенциала, который был уже создан в каждой из них за прошлые десятилетия и который оказался фактически нежизнеспособным при ориентации на новые рынки. Наконец, только общими усилиями они могут осуществить прорыв на новых направлениях научно-технического и промышленного прогресса, определяющих будущее мира.
Роль России на постсоветском пространстве определяется также действием как традиционных, так и новых геополитических факторов, диктующих глубокую заинтересованность постсоветских государств во взаимном процветании. Историческая память не позволяет забыть, что, скажем, Армения, и Грузия были спасены от исчезновения лишь благодаря существованию сильной России. С другой стороны, новые угрозы — терроризм и агрессия исламского фундаментализма — резко повышают прямой, кровный интерес России, чтобы южные границы ее окружали процветающие, устойчивые, светские государства-союзники. Можно себе представить в этом плане, что интеграционное сближение, дальнейшее взаимное открытие рынков, восстановление и развитие культурных связей между Россией и странами Кавказа и Центральной Азии могут быть в недалеком будущем дополнены не только крупными совместными проектами в энергетической сфере, но и совместной деятельностью в решении, скажем, проблемы воды и возрождения Аральского моря. И все это имеет, следует вновь подчеркнуть, самое прямое отношение к вопросу о нынешней и будущей идентичности самой России.
Некоторые политологи, особенно на Западе, говорят об усиливающемся якобы стремлении России к изоляционизму, отходу от недавно еще присущей ей активной внешней политики по всем азимутам.
Думается, однако, что подобная постановка вопроса, по меньшей мере, некорректна. Что значит — «к изоляционизму»? Если речь идет об отказе от любых мессианских поползновений, от стремления играть ведущую роль во всех мировых делах и во всех уголках земного шара, о преимущественном сосредоточении национальной идеологии и национальных ресурсов на своих внутренних созидательных задачах, о приоритете для внешней политики соседних стран и регионов, о поддержании оборонных гарантий на должном современном уровне в отношении как стратегических, так и обычных вооруженных сил — может быть, это отчасти и изоляционизм, но конструктивный, здоровый изоляционизм, в наибольшей мере отвечающий реальным, а не выдуманным потребностям страны. В то же время этот якобы «изоляционизм», в котором первенствующую роль играют, прежде всего, интересы собственной пользы, ни в коей мере не является препятствием для самого интенсивного сотрудничества России с внешним миром, начиная от совместной борьбы с международным терроризмом и кончая, скажем, присоединением к Болонскому процессу, обеспечивающему взаимное признание дипломов в государствах участниках.
Показательна в этом смысле история развития отношений России с Евросоюзом в последние годы. Необходимо отметить, что амплитуда мнений по данной проблеме в Европе (и у нас тоже) самая широкая: от прогнозов и даже почти официальных предложений о возможном в перспективе полном членстве России в Евросоюзе до предупреждений об опасности возведения (причем с обеих сторон) нового разделительного барьера на континенте и надвигающейся новой изоляции России. Но если взглянуть на вещи непредвзято и не следовать привычным стереотипам, сохранившимся и там и здесь еще со времен холодной войны, то, не замахиваясь на невозможное, следует признать, что взаимоотношения России и Евросоюза развивались в последние полтора десятилетия вполне успешно. Были, конечно, взлеты и спады в этих отношениях, были яростные споры и выдвижение никак не приемлемых взаимных требований, но в целом линия движения по этому направлению была, несомненно, вверх, не вниз.
Урегулированию за эти годы подлежало, конечно, великое множество всяческих проблем, от весьма серьезных, вроде пределов участия России в энергообеспечении Европы, до, по существу, смешных — например, запрета на импорт волчьих и рысьих шкур из России на рынки Евросоюза. Но наиболее важными для перспектив наших отношений были, как представляется, три проблемы: вступление России во Всемирную торговую организацию (ВТО); Калининградская проблема; Шенгенский режим и возможности его распространения на Россию.
Первую и вторую проблему пока не полностью, но, кажется, удалось все же, так или иначе, решить. Несколько упрощая вопрос, Евросоюз в обмен на давно ожидавшееся присоединение России к Киотскому протоколу был вынужден снять свои откровенно завышенные, если не сказать абсурдные, требования (фактический отказ с ее стороны от государственной поддержки отечественного сельского хозяйства, выравнивание российских внутренних цен на энергоресурсы с европейскими, неограниченный допуск иностранных инвесторов в ее пока еще рахитичную банковскую и страховую сферу). Удалось достичь и некоего рабочего компромисса в вопросах сообщения между Калининградским анклавом и остальной Россией. Вместе с тем обе стороны достаточно ясно осознают, что установление Шенгенского режима для России (т. е. отмена виз для российских граждан) — это дело не сегодняшнего дня, ибо пока сама Россия почти не защищена от неконтролируемой миграции из большинства постсоветских государств.
Когда-то выдающийся российский математик и футуролог академик Н.Н. Моисеев (всполошивший однажды, напомню, мир своим прогнозом «ядерной зимы») высказал мысль, что любые прогнозы, выходящие за пределы 15—20 лет, не имеют смысла, так как за это время в мире обязательно случится что-нибудь непредвидимое, что перевернет все с ног на голову. Памятуя об этом предупреждении, решусь все же утверждать, что на подобный отрезок времени для развития самых конструктивных отношений России с Евросоюзом и дальнейшей ее европеизации вполне хватило бы той концептуальной базы, которая в общих чертах разработана уже сегодня. Речь идет о принятии той и другой стороной концепции «четырех общих пространств»: пространства внешней безопасности; пространства внутренней безопасности, свободы и порядка; общего экономического пространства; общего культурного и образовательного пространства. При всей расплывчатости этих ориентиров они, как представляется, достаточно ясно определяют основное русло движения России и Евросоюза навстречу друг другу, их сближения и взаимопроникновения в основных сферах общественной жизни. А если еще (что весьма вероятно) ныне действующее Соглашение о партнерстве и сотрудничестве будет трансформировано в Соглашение о стратегическом партнерстве между Россией и Евросоюзом, то в политико-организационном плане этот процесс, несомненно, продвинется еще дальше.
Одним словом, есть все основания полагаться на естественное течение времени и естественный ход событий. И не забывать, что дальнейшее «врастание» России в международные интеграционные процессы есть дело не лет и даже не десятилетий, а поколений.
Очевиден и прогресс в отношениях новой России с ведущим евроатлантическим международным образованием — НАТО. Нередко уже слышатся голоса о необходимости действенного союза между США, Евросоюзом и Россией по типу того, который сложился в годы Второй мировой войны, в первую очередь для борьбы против главных современных опасностей — международного терроризма и расползания оружия массового уничтожения по миру. Подобный союз, если ему суждено когда-либо осуществиться, требует, однако, от России большой осторожности и гибкости. Слишком велики пока безапелляционные претензии США на безусловную руководящую роль в мире и слишком болезненными оказались совершенные ими в последние годы ошибки (в частности, в Югославии и Ираке), чтобы такой союз йог возникнуть, не имея под собой достаточно детально разработанной международно-правовой базы, гарантирующей соблюдение прав а интересов всех его участников. Можно, наверное, согласиться с тем, это действовавшая 350 лет Вестфальская система регулирования меж ту народных отношений изжила себя, можно согласиться и с тем, что со многих, зачастую действительно трагических ситуациях активные действия международного сообщества могут быть оправданы по самым высшим гуманным соображениям. Но пока таких международно-признанных критериев и правил нет и нет столь же международного механизма принятия соответствующих и проведения их в жизнь, вполне понятной остается, несомненно, позиция, столь популярная сегодня в России: «вместе с Западом, но сами по себе».
Идентичность России никогда нельзя было назвать чем-то она видоизменялась, развивалась, органично впитывала в себя все новые веяния и влияния, знала разнообразные движения и вперед, и назад, но, оставаясь в основе европейской, всегда сохраняла три этом свои неповторимые, только ей присущие черты. Петр еще стриг бороды и резал ножницами полы кафтанов, чтобы приблизить российское общество к европейскому, а спустя всего сто лег Александр I и Николай I уже претендовали (и не без оснований) на роль в устройстве всей европейской жизни. Ф.М. в своих размышлениях шел, как известно, еще дальше: он говорил не больше и не меньше, как о «всемирной отзывчивости» русского человека. Хорошо это или плохо, подобное наше свойство — думаю, еще не сказала своего последнего слова. Но то, что з рамках чисто европейской идентичности русскому человеку тесно, что глубокие внутрироссийские и столь же важные внешние причины представляют его выходить за эти рамки, это столь же неоспоримый факт современной реальности, как и само существование государства Россия.
Уникальный исторический опыт мирного сожительства в России множества народов и религиозных конфессий, их взаимного цивилизационного влияния ни при каких обстоятельствах не может и не должен быть утрачен. Если, например, натиск агрессивного исламского фундаментализма извне еще может быть как-то остановлен силой, то какие еще меры, кроме взаимотерпимости и взаимопереплетение русской (европейской) и иных культур, могут обеспечить стране внутренний мир и спокойствие, преодолеть этнический сепаратизм? Если человеческих ресурсов нынешней России не хватает (и, вероятнее всего, никогда не хватит) для дальнейшего освоения и заселения ее огромных пространств, то какие средства еще, кроме массового притока иммигрантов извне, существуют для решения этой тоже по-своему цивилизационной задачи? Еще Екатерина II. понимая всю грандиозность проблемы, приглашала, как известно, на поселение в Россию немцев, серб хорватов, греков, представителей тюркских народностей. Если западный мир, руководствуясь лишь сиюминутными конъюнктурными интересами, фактически бросил Центральную Азию на произвол судьбы, то какие реальные силы, кроме региональной интеграции, существуют, чтобы вернуть страны этого региона на путь к процветанию?
И если набирающий силу Китай к середине этого века по своей политической и экономической мощи превзойдет, вероятно, Америку; если Индия по реальному весу в мире через несколько десятилетий сравняется, скорее всего, с Китаем; если центр международной экономической (а возможно, и политической) жизни в скором времени, похоже, переместится в Азиатско-Тихоокеанский регион, как сможет их ближайший сосед Россия выстроить с ними конструктивные, взаимо-обогащающие отношения, оставаясь только в рамках сугубо европейской идентичности?
Современные интеграционные процессы происходят на всех континентах, являясь составной частью всемирной глобализации со всеми ее достижениями, но и со всеми ее трудностями и проблемами. В этой связи представляется весьма плодотворной (но рассчитанной, конечно, на десятилетия, а то и на века) идея, с которой, например, на различных международных форумах выступает в последнее время М.С. Горбачев. Наиболее перспективна сегодня, по его мнению, линия не на вхождение России, Украины, Белоруссии и ряда других постсоветских государств в Евросоюз (неважно, вместе или поодиночке). Намного более реалистичным и обещающим является курс на развитие параллельных и относительно (но только относительно!) автономных процессов интеграции на западе и на востоке евразийского континента, т. е. в рамках Евросоюза и СНГ. Автономность эта, конечно, ни в коем случае не должна подразумевать сохранение старых и возведение каких-то новых барьеров между двумя объединениями. Напротив, и то и другое интеграционное движение должны быть встречными, и в перспективе это, возможно, приведет к их слиянию в нечто общее и единое, способное уравновесить весь мировой расклад сил.
Конечно, пока это все выглядит как фантазия. Но позволю себе напомнить, что и объединенная Европа всего лишь 50 лет назад представлялась чистой фантазией. Утопии, однако, имеют свойство иногда сбываться. И кто знает, может быть, и эта идея — не утопия, а лишь прозорливое видение того, куда реально движется мир.
В ресторане за один столом сидела две мамы и столько-же дочерей. Официант подал к столу три кофе, и при этом всем досталось по чашке. Как это возможно?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
