Статью подготовила Павлова Елена Геннадиевна, доцент кафедры «Макроэкономическое регулирование» Финансового университета при Правительстве РФ. Связаться с автором
Путч провалился. Становой хребет старой административной, а попросту говоря, паразитарной системы, заведшей страну в тупик, кажется, наконец сломан. Преступники, несомненно, будут наказаны. Награды победившим, столь же, несомненно, будут розданы. Началась новая — которая по счету в нашей истории? — революция.
Люди вроде бы вздохнули с облегчением. Но надолго ли?
Опасность, что страна сверху вновь будет загнана в тот «сумасшедший дом», в котором она прожила три поколения, по крайней мере, на время миновала. Но не только не миновала, а с каждым днем становится все более угрожающей опасность снизу — опасность стихийного народного возмущения невыносимыми условиями жизни. Идет ускоряющийся распад всего, что делает жизнь обыкновенного человека, «человека с улицы», хоть как-то терпимой. Боюсь, что хмель от победы выветрится из наших голов уже в ближайшие несколько месяцев. Но что придет ему на смену? Истинное отрезвление, возврат к спасительному здравому смыслу? Или же лидеры, большие и малые, будут и дальше делить власть, а народ, потеряв всякое терпение, — бунтовать?
Как известно, каждая революция — это, прежде всего миллион вакантных мест. А в нашем случае даже не миллион, а миллионы. И сейчас на наших глазах идет дележ этих мест, принимающий подчас самые отвратительные формы. По стране уже гуляет горькая шутка: «Одна шпана сменить другую спешит, дав воле полчаса». Злая шутка, обидная шутка! Но нельзя не видеть, что в ней много справедливого. Кто замахивается на республиканский трон, кто на губернаторское кресло, а кто всего лишь на вожделенный пост столоначальника, смотря по амбициям и аппетиту. Хватательные инстинкты обострились у многих до невероятности. А прикрытие, как свидетельствует жизнь, можно найти для них любое: или благородный крик о национальном возрождении и полной независимости, на что сегодня так падка митингующая толпа, или столь же благородную «охоту на ведьм», или обещания вновь, в который раз, поделить все, что еще не поделили в этой несчастной стране, и всем раздать все поровну и с понедельника начать наконец, новую, счастливую жизнь.
Думает ли кто-то о народе?
Но что людям-то от этого? В реальной то жизни? Какая польза обыкновенному, простому человеку от всех этих стрельцов с бердышами, вдруг возникших там, где испокон веков люди ездили, друг к другу в гости и по делам, нимало не думая ни о каких границах, национальностях или пределах компетенции тех или иных местных властей? Какая ему радость от того, что московская власть теперь будет занимать не одно, а десяток просторных зданий и дворцов? Какая ему разница, если для того, чтобы сделать хотя бы крохотный самостоятельный шаг и открыть, к примеру, свое собственное дело, он, такой же бесправный холоп, как и прежде, должен ломать теперь шапку не перед старым, сытым вором-чиновником, а перед новым, еще более свирепым, потому что он пока еще не сыт, а голоден?
Нет смысла попрекать в этом отдельных людей, отдельных малосознательных, а то и вовсе не порядочных представителей новой власти. Перефразируя нашего недавнего — недоброй памяти — премьер министра, «не люди плохи, плоха система». Система, развалившись политически, осталась по существу прежней там, где для нашего общего спасения и блага она должна была измениться, прежде всего, — в экономике. Именно там должно было начаться и, я верю, начнется наше возвращение к тому, что так или иначе, рано или поздно, но спасет страну, — возвращение к обыкновенному, крестьянскому здравому смыслу.
И я продолжаю настаивать, что не о национальных суверенитетах нам надо сейчас думать, а о единственно важном в современном цивилизованном мире суверенитете — о суверенитете человека, а значит, и о его продолжении в экономической сфере — суверенитете предприятия, неважно, малого или крупного. Ни человек, ни предприятие не должны знать никаких — ни национальных, ни географических — границ. Для всего цивилизованного мира это уже расхожая истина, норма жизни. Для нас же, оцепеневших в средневековье и, более того, со всей страстью рвущихся туда назад даже там, где, казалось бы, мы уже сумели чуть-чуть выбраться из него, — это все еще темный лес, плод досужих размышлений «высоко-бровых» профессоров, но никак не нормальное человеческое мировоззрение. На экономическом языке этот единственно важный суверенитет называется «рынок». А на здоровом, процветающем рынке любое —• хоть национальное, хоть федеративное, хоть конфедеративное — государство должно играть лишь направляющую или, лучше сказать, подправляющую роль, и основная задача его есть устранение из жизни всего, что мешает беспрепятственному передвижению через любые границы товаров, людей, идей и капиталов под влиянием личного человеческого интереса. Когда мы поймем это? Не знаю. Боюсь, что мы еще долго будем корчиться в муках, гоняясь за химерами и всякими погремушками, что сегодня так щедро разбрасывают вокруг себя большие и малые наши политики, ослепленные собственным тщеславием, а то и просто алчностью. Но одно я твердо знаю: пока мы этого не поймем, никакой национальный суверенитет и никакая демократия «человеку с улицы» не дадут ничего.
Для России трагедия, для других — смерть
Сегодня в центре внимания нашего изломанного, издерганного, сбитого с толку общества, но в котором еще сохраняется какая-то надежда на стабилизацию жизни, на предотвращение катастрофического распада и начала всеобщей войны всех против всех, — вопрос о заключении действенного экономического соглашения между республиками, о сохранении и укреплении единого экономического пространства. Единого или общего? Я понимаю, что есть некоторый нюанс, некоторое различие между тем и другим терминами, но сознательно отказываюсь обсуждать эти лингвистические хитрости. Именно единого. Почему? Да потому, что оно либо есть, либо его нет — пространство, на котором обеспечивается полная свобода движения товаров, людей, знаний и капитала. И если оно есть, то оно единое. А всякие лингвистические выверты — это лишь удобная словесная маскировка для тайного или явного лукавства политиков, в лучшем случае предпочитающих выжидать, как пойдут дела дальше, не принимая на себя никаких далеко идущих обязательств, а в худшем не думающих ни о чем, кроме собственных амбиций.
Но если оно есть, это единое экономическое пространство, то по всему прошлому и современному мировому опыту, по всем естественным экономическим законам оно должно включать в себя следующие обязательные составляющие, причем настолько обязательные, что при отсутствии хотя бы одной из них вся конструкция будет нежизнеспособной и развалится прежде, чем начнет действовать:
- во-первых, единая валюта (или, что сейчас нереально для нас, множество национальных, но обязательно свободно конвертируемых валют, а это, по существу, одно и то же);
- во-вторых, единая банковская система, регулирующая денежное и кредитное обращение в масштабах всего этого пространства;
- в-третьих, общая таможенная система по отношению к внешнему миру и никаких таможенных барьеров внутри, между национальными республиками;
- в-четвертых, общие целевые фонды, создаваемые для решения общих экономических, социальных, экологических и других проблем; наконец,
- в-пятых, общий бюджет, который может быть велик, а может быть и невелик, в зависимости от масштабов решаемых сообща задач: принципиально важны не размеры общего бюджета, а твердость, незыблемость принципов формирования его доходной части через общую налоговую систему и твердые гарантии полноправного контроля всех участников соглашений над его расходной частью. Вот и все, что говорят по этому поводу и наука, и международная практика, и обыкновенный здравый смысл, в котором сейчас, вновь подчеркиваю, все наше спасение.
Естественно, единое экономическое пространство будет маложизнеспособным, малоэффективным, если в его пределах не будет обеспечена добровольная координация и многих других важных направлений социально-экономической политики образующих его государств. Однако между малой жизнеспособностью и полной нежизнеспособностью существует большая разница. Если координация во многих других областях желательна, но, в крайнем случае, можно обойтись и без нее, то без взятых на себя твердых обязательств по перечисленным выше пяти направлениям вообще не стоит даже и браться за строительство такого единого экономического пространства. Лучше уж сразу, махнув на все рукой, разбрестись по своим национальным углам. По крайней мере, хоть меньше будет вранья и иллюзий среди людей, населяющих то, что когда-то было Советским Союзом.
Но весь драматизм сложившейся ситуации в том, что, если забыть о победных криках политиков на площадях и реве одураченной ими толпы, в реальной жизни такой альтернативы, как разбрестись по своим углам, на самом деле не существует. Это может позволить себе — и то только вновь пройдя через муки, слезы и страшную, долгую разруху, — лишь Россия. На счастье или несчастье, но Создатель наделил ее огромными запасами топлива и сырья, что еще долго будут пользоваться спросом в мире при любой остроте современной конкуренции, а сама Россия все же смогла в последние десятилетия создать такой научно-технический потенциал, который, если не будет разрушен, гарантирует ей в будущем достойное место в мировом сообществе. Но и Россию ждут в ближайшие десять—двадцать лет мучительные конвульсии, если связи с соседними республиками будут разорваны. И последствия такого разрыва будут много страшнее, чем последствия разрыва с бывшими странами СЭВ. А их остроту (лишившись, к примеру, лекарств) все мы уже достаточно ощутили в буквальном смысле на своей шкуре, а это только начало.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Но если для России такой распад будет трагедией, то для всех других республик он будет означать просто смерть, причем очень скорую. Люди должны знать это! И должны знать, что новые политики просто обманывают их — либо по собственной ужасающей экономической безграмотности, либо просто по злому умыслу. А платить за эту безграмотность или за этот умысел придется не им, не политикам (они, надо думать, успеют сбежать, когда все повалится в тартарары), платить придется простому человеку, повинному лишь в том, что он, разинув рот, слушал своих митинговых вождей и верил им.
Основополагающий, фундаментальный факт всей сложившейся в стране системы экономических взаимосвязей — изуродованная с конца 20-х годов структура цен, которая на другой же день, как произойдет распад единого экономического пространства, неминуемо рухнет. А суть этой изуродованной системы цен в том, что, если измерять по мировым ценам, т. е. по мировым соотношениям цен, общий ежегодный пассив, ежегодный дефицит всех четырнадцати республик в торговле с Россией составляет примерно 50 млрд. долл. И это не мои оценки, это оценки экспертов Комиссии европейских сообществ — специально прошу обратить внимание на этот факт. Иными словами, через современную деформированную систему цен все республики (меньше всех Азербайджан) получают от России ежегодную дотацию, имеющую решающее значение для поддержания их нынешнего жизненного уровня и хоть какой-то социальной стабильности. Для Казахстана, к примеру, скрытая в ценах дотация ежегодно составляет сегодня около 11 млрд. долл., для Литвы — 5,5 млрд., для Грузии — 3,5 млрд. долл.
А если распад, то какой, извините, дурак будет продавать соседу, скажем, нефть по 2 долл., за тонну, как это делается сейчас, когда ее в любой момент можно продать на мировых рынках по цене 140 долл., за тонну, а нефтепродукты еще дороже? Куда от этого-то факта деться?
И какие есть основания считать, что оплеванная, оскорбленная Россия будет и дальше искусственно поддерживать на плаву чужие государства? И кто осмелится бросить камень в нее, если в случае распада она всего-навсего перейдет к обычной, нормальной международной практике, по которой всегда жил, живет и будет жить весь мир?
Говорят: мы тоже повысим цены в торговле с Россией, а со временем и вообще переориентируем эту торговлю на мировой рынок. Ну, во-первых, при любой взаимной гонке цен само явление стойкого и значительного дефицита в торговле с Россией ни для одной республики не изменится, а пассив этот при любых обстоятельствах, откуда то надо покрывать. А во-вторых... А во-вторых, как в той побасенке: приучал, говорят, цыган кобылу не есть, совсем уж было сердешная привыкла, да малость не успела — сдохла.
Даже в наиблагоприятнейших условиях, с чем в ближайшие 10—15 лет республики могут выйти на мировой рынок? На чем они могут заработать твердую валюту, чтобы покрыть огромный нынешний пассив в своей торговле по всем основным направлениям? Что у них есть? Виноград, фрукты? Кому нужны сейчас в мире виноград и фрукты, кто их купит? Плохое вино? Кому нужно сейчас в мире плохое (да даже и хорошее) вино? Донецкий уголь? Он не выдержит конкуренции с польским, южноафриканским, австралийским углем. Машины? Это, о каком серьезном экспорте машин можно сейчас у нас говорить? По крайней мере, в ближайшие десяток полтора лет? Потребительские товары? Это при нынешних-то масштабах японского, корейского, китайского, тайваньского, малазийского, турецкого и пр., и пр. экспорта потребительских товаров, от видеомагнитофонов до чулок? Кого вы обманываете, господа? Добро бы только самих себя — это, как говорится, ваше дело. Но вы обманываете не себя. Вы обманываете миллионы, десятки миллионов других. И не вам, а им и их детям придется потом расплачиваться за этот безжалостный обман.
Ни у кого не должно быть никаких иллюзий: без богатого и щедрого дяди, готового, как минимум, 10—15 лет платить по всем их счетам, ни одна республика, включая Прибалтийские государства, не выживет в одиночку. Есть такой дядя? Говорят, есть: Америка, Общий рынок, Скандинавия, наконец, собственная диаспора, разбросанная по всему свету. Вранье! Нет сегодня в мире такого дяди, и нет такой диаспоры, которая ежегодно выплачивала бы республикам в течение многих лет субсидии, что покрывали бы их миллиардные дефициты от неминуемого перехода в торговле с Россией на мировые цены и на клиринг в твердой валюте. Ну, дадут денег на церковь, на госпиталь, может быть, даже и на университет, ну подкинут к Рождеству или к Пасхе кое-какие посылочки... Но взять на содержание еще кого-то в этом бурлящем, потрясаемом мольбами о помощи мире, где целые континенты все еще живут в ужасающей, нечеловеческой нищете? Шутить изволите, господа!
И я говорю только лишь о самом процессе кровообращения в огромном экономическом организме нашей страны. Но организм этот состоит не только из кровеносных сосудов, по которым передвигаются товары, люди, знания, капитал. У него есть еще и скелет, и нервная система — электроэнергетика, железные дороги, трубопроводы, связь, телекоммуникации и многое, многое другое. Разбить, разрушить этот скелет? Изорвать эту нервную систему на отдельные национальные клочки? Самим, собственными руками сделать то, что в ином случае может быть результатом только полного разгрома в начисто проигранной войне? О, Господи! Не успели выбраться из одного «сумасшедшего дома» — и тут же прямиком рвемся в другой, может быть даже ещё более страшный. Мой покойный отец, ужасаясь безумию коллективизации и других сталинских экспериментов над одураченными большевистской демагогией людьми, говорил: «Кто сумасшедший? Я или мир?»
Сознательно ограничиваюсь здесь только экономической стороной дела. Но если дать волю воображению — а ему сейчас, именно сейчас, надо давать волю! — то, как же можно закрывать глаза на такие взрыв опаснейшие проблемы, как существование Левобережной и Правобережной Украины, Левобережной и Правобережной Молдавии, как уже полыхающие или пока еще тлеющие национальные конфликты в самих республиках, как жизнь и судьбы около 70 млн. людей, живущих не там, откуда они этнически происходят? Легко, к примеру, рассуждать, сидя у себя в кабинете за многие тысячи верст от происходящих событий, об абстрактной возможности некоего нового панславянского образования на большей части территории бывшего Советского Союза. Но ведь это такие муки, такие конвульсии, такие миллионы новых «перемещенных лиц», которые на одно два поколения превратят эту страну в сущий ад! И этот ад будет пострашнее Смутного времени в начале XVII века. И может быть, пострашнее сталинских лагерей.
Но, к сожалению, если уж боги решат кого-нибудь наказать и отнимают у него разум, они это делают удивительно основательно. Если вся Германия на 12 лет сошла с ума, вся Италия — на 20, а Советский Союз — считай, на все 70, то почему бы и отдельным нашим республикам не сойти с ума на годок другой, а может быть, и на десяток лет? Весь цивилизованный мир шагает в одну сторону, в сторону единения и интеграции, а мы рванем в другую, прямо противоположную? Ну что же, такова, видимо, наша судьба! Нам не привыкать.
Отдаю себе отчет в том, что все, о чем я здесь пишу, — это вполне может быть лишь гласом вопиющего в пустыне. Никогда здравый смысл не был у нас в почете, а сейчас, судя по всему, и подавно. Людям нужно, видимо, время, нужно вновь расшибиться в кровь, чтобы прийти в себя. И в нашей ситуации, боюсь, не остается ничего другого, кроме как уповать на время. Надо дать им расшибиться, иначе им не прозреть. Человека вот только при этом жалко, детей жалко! Но пусть и этот тяжкий грех ляжет на наших оголтелых отечественных бесов, о которых еще сто лет назад предупреждал Ф.М. Достоевский. Неистребимое племя! Каждый раз появляются они на исторической авансцене в каких-то новых одеждах и с новым лексиконом. Да суть их была и есть всегда одна.
Именно поэтому мое глубокое убеждение — нельзя, не надо сейчас никого неволить. Если кто-то не хочет присоединяться к экономическому договору, не хочет брать на себя никаких твердых обязательств — скатертью дорога! Будьте любезны — завтра же! Разбирайтесь там между собой как-нибудь сами. И пеняйте потом тоже только на себя. А Россия не может и не будет больше ждать.
Насчет же мировых цен и клиринга в твердой валюте — это уж извините! Все должно быть, как у людей.
Ошеломленное, растерявшееся под бременем множества обрушившихся на него в последние годы проектов и программ, наше общество, кажется, совсем потеряло всякие ориентиры, куда же нам дальше идти. Люди не понимают. Не понимают они и такую простую истину, что мы в истории отнюдь не первые, кто оказался в таком плачевном положении, и что технология выхода из этого положения давно уже известна и давно отработана в мире.
Мы можем сегодня пригласить к себе всех нобелевских лауреатов по экономике со всего мира, самых опытных банкиров и финансистов с Уоллстрита, экспертов Международного валютного фонда и Всемирного банка, собрать в одном месте всех умнейших людей в собственной стране, наконец, если хотите, вызвать с того света тень моего деда, простого мельника, и спросить его — все они скажут нам примерно одно и то же. Конечно, будут кое-какие различия в деталях, но исходные принципы, следуя которым может, наконец, начаться процесс возрождения нашей экономики, будут, уверен, те же самые. Эти принципы универсальны, и действенность их уже не раз была доказана на практике во многих странах — будь то Россия в период нэпа, или Западная Германия после Второй мировой войны, или Китай 80-х годов, или современные Венгрия и Польша, или любая другая страна, в которой в последние десятилетия экономический паралич сменил сначала медленный, неуверенный, а потом все более ускоряющийся подъем. И независимо от того, будем ли мы, как и прежде, полностью едины в экономическом смысле, или единой останется только часть страны, или это будет только одна Россия, все равно приоритеты могут быть и должны быть одни и те же.
Приоритет номер один
Прежде всего, необходимо восстановить дееспособность нашего почти полностью парализованного рубля. Самое страшное преступление перед историей и собственным народом таких людей, как Е. Лигачев с его безумной антиалкогольной кампанией и не менее безумной кампанией борьбы против так называемых «нетрудовых доходов», Н. Рыжков с его безграмотной политикой предоставления каких угодно денег всем, кто их ни попросит, В. Павлов с его чудовищным, превосходящим всякие мыслимые пределы бюджетным дефицитом и др., заключается в том, что благодаря их «усилиям» деньги в нашей стране фактически перестали существовать и мы вернулись в каменный век: меняем теперь топор на овцу, овцу на мешок пшеницы, пшеницу на пару сапог и т. д. И сегодня, думаю, мы единственная страна в мире, которая, по существу, живет без денег, используя вместо них все что угодно — политические интриги, примитивнейший бартер, купоны, визитки, карточки, всякого рода средневековые льготы, личные связи и знакомства, — но отнюдь не то, на чем везде, кроме нас, зиждется здоровая экономическая жизнь, а именно, полновесную монету и хрустящие в руках бумажки, обеспеченные всем достоянием казначейства.
Мэры Москвы, Петербурга и многих наших индустриальных центров, к примеру, жалуются, что злодеи соседи срывают в эти города продовольственные поставки. Да, срывают. Но в условиях, когда деньги не работают, что, скажите, могут предложить Москва и Петербург в порядке прямого обмена на мясо, молоко, масло, муку? Ядерные подводные лодки, ракеты, танки, приборы для стрельбы в ночном бою? Кому они нужны? А эти стоны и жалобы, раздающиеся сейчас по всей стране: караул, колхозы зажимают хлеб, не хотят отдавать его государству! А что же вы хотели? Что они могут сегодня купить на те бумажки, которые получают от государства, даже если государственная заготовительная цена на их хлеб будет повышена в несколько раз? А какой смысл сегодня рабочему у станка, инженеру у кульмана, крестьянину в поле надрываться, показывая чудеса производительности, если жизнь его все равно определяют не честно заработанные деньги, а купон? Если он все равно как был, так и есть раб, холоп, заключенный в лагере, благополучие которого зависит от того, даст ему или нет, этот проклятый купон какая-нибудь очередная конторская крыса? И как следствие всего этого, — какой смысл предприятиям не только наращивать, даже хотя бы удерживать на прежнем уровне производство? Деньги не работают — в этом и вся причина кризиса, разразившегося в стране.
Не должно быть ни у кого никаких иллюзий: если не восстановим дееспособность рубля, просвета в нашей нынешней беспросветной жизни не появится ниоткуда. Можно ли сейчас надеяться, что в близкое время рубль наш опять начнет действовать, что равновесие на рынке между товаром и деньгами будет восстановлено, что мы сумеем обуздать бюджетный дефицит и остановить, наконец взбесившийся печатный станок, как в лихорадке печатающий деньги? Думаю, что даже ставить так вопрос нельзя: можем или не можем. Вопрос стоит так: либо мы это сделаем, либо погибнем в огне гражданской войны. Другого, как говорится, не дано.
Обезумевший печатный станок
Сегодня наше общество напоминает человека, стоящего в полной растерянности в ванной комнате, где из сорванного крана вовсю хлещет вода, а на полу образовалась огромная лужа, подступающая ему уже под грудь. Что должен сделать этот человек, если он не хочет, как минимум, погубить свою квартиру, а то и погибнуть самому? Во-первых, ответят мне, починить и закрыть кран. Правильно: ликвидировать бюджетный дефицит, обуздать печатный станок, печатающий наличные, резко ограничить кредитную экспансию, раздувающую безналичный оборот, т. е. перекрыть все каналы, через которые хлещет на нас поток обесценивающихся денег. Это может быть сказано и по-другому: остановить, обуздать начинающуюся гиперинфляцию. Во-вторых, скажут мне, он должен что-то сделать с этой лужей денег, которая продолжает все подниматься и вот-вот уже достигнет его горла, т. е. он должен вычерпать ее. Как? Это уже следующий вопрос. Сначала о кране.
У любого бюджета (будь то союзный или республиканский) может быть только три источника доходов: налоги, печатный станок и займы либо у соседей, либо у будущих поколений (что, в сущности, одно и то же). Могут быть, правда, еще и откровенный разбой, грабеж населения, т. е. всякого рода повальные конфискации. Но в наших конкретных условиях эта государственная уголовщина в значительных масштабах, думаю, уже невозможна: страна взорвется. Не даст ничего и существенное повышение ставок налогов на людей и на предприятия: прямые и скрытые налоги у нас самые высокие в мире, и удивительно, что при таких налогах люди и предприятия в стране вообще еще хоть как-то работают. Воистину бесконечно терпение нашего человека! Вряд ли еще где-нибудь в мире найдется равный ему по смирению в нищете. Далее: печатный станок мы вроде бы договорились остановить. А занимать государству у людей и предприятий в старой манере, т. е. через принудительные займы казны в Государственном банке и сберегательных кассах, тоже при существующих размерах государственного долга дальше уже некуда. В своем нынешнем виде эти займы давно уже стали важнейшим источником инфляции, а значит, и паралича рубля.
Следовательно, остается лишь один путь — расширять налоговую базу бюджета. И делать это необходимо немедленно. Сейчас же это надо делать! Как?
В конкретных условиях нашей страны необходимо, во-первых, отпустить подавляющее большинство оптовых и розничных цен на свободу, оставив на какое-то время твердые, искусственно заниженные государственные цены (или карточки) лишь на тот весьма ограниченный круг продовольственных и некоторых других потребительских товаров, которые обеспечивают минимум существования для каждого человека. Для тех же, кто, как говорится, «сидит» на жестко фиксированной зарплате, а также для пенсионеров и студентов должна быть введена компенсирующая индексация их доходов. Иначе они просто помрут с голоду.
Во-вторых, необходимо, наконец, перестать маневрировать, кривляться, чесать в затылке, чем была занята у нас старая власть (и что, похоже, намерена продолжать и новая), и дать полную свободу предпринимателю открыть любое новое дело, которое ему по силам. И делать это надо не только потому, что иначе нет никаких надежд насытить потребительский рынок, но и потому, что это весьма скоро повысит доходную часть бюджета за счет поступления налогов от предпринимательской прибыли. Слишком слаб налоговый аппарат? А он никогда и не будет сильным, если продолжать сидеть, сложа руки, а не создавать его, что называется, по ходу дела.
В-третьих, необходимо, наконец, признать, какую страшную ошибку (или какое страшное преступление) совершили те, кто по дурости и вопиющему невежеству своему затеяли эту злосчастную антиалкогольную кампанию. Никогда за семьдесят с лишним лет существования советской власти наша торговая мафия не получала такого сказочного подарка от государства. Какие там рэкетиры, какие спекулянты! Все это мелочь пузатая в сравнении с теми миллиардными криминальными доходами, которые почти легально захватила в свои руки наша государственная торговая сеть, пустив чуть ли не всю торговлю спиртным через черный ход магазина, да еще по двойной-тройной цене. Америка не знала серьезной организованной преступности до пресловутой попытки ввести в 20-х годах «сухой закон», но с тех пор она ее знает. Наше же государство (Господи, хоть бы оглянулись на других!) своими руками создало ее в размерах, превосходящих все, что когда либо знала мировая история, да при этом еще разрушило собственный бюджет. Непостижимо! За одно только это большевики в слезах и позоре должны были бы сами сойти с исторической сцены, не дожидаясь никакого путча. Но уж если так случилось, то выход может быть только один: понижение казенной цены спиртного до уровня, делающего невыгодным самогоноварение, возрождение откупов и одновременно усиление чисто полицейской борьбы с торговой мафией, которая, раз получив в свои руки такие немыслимые доходы, будет биться, как говорится, до последнего. Иными словами, нормальная торговля спиртным должна быть восстановлена.
И наконец, четвертый реальный источник роста доходов госбюджета, о котором я с упорством маньяка продолжаю твердить уже пятый год: существенный рост импорта высокодоходных потребительских товаров и малой (в первую очередь сельскохозяйственной) техники. Где достать на это средства? А все там же: настолько резко, насколько это, возможно, изменить структуру нашего импорта в пользу товаров, имеющих максимальную бюджетную эффективность, а остальное — занять. Других способов, пока не произойдет коренного перелома к лучшему в нашем экспорте, в природе не существует.
Ну а расходная часть бюджета? Какие тут существуют реальные возможности, чтобы резко снизить, а еще лучше совсем ликвидировать эту главную на сегодня угрозу политическому и экономическому здоровью страны — бюджетный дефицит? Такие возможности есть, они очевидны, и единственное, что здесь требуется, — это политическая решимость. И лучше решаться сейчас, самим, чем дожидаться, пока стихия улицы, доведенной до отчаяния, все равно заставит сделать то же самое, но уже через слезы и кровь.
Первый и самый очевидный источник сокращения государственных расходов — армия и вооружения. Я ни в коей мере не отношу себя к специалистам в этой области, но понимаю, по крайней мере, одно: мы создали самую большую в мире армию, которой не с кем воевать, и накопили такие запасы стратегических и обычных вооружений, которые никто, находящийся в здравом уме, не может оправдать никакими соображениями целесообразности. Страна сейчас живет, по существу, на отходы от армии, от военного производства, и больше она этого делать уже не может. Все, баста! Лопнула жила у народа от такой страшной натуги. Необходимо снять с его горба этот тяжелейший груз, иначе — смерть.
Говорят о возможности довольно скорого сокращения личного состава армии на 23 млн. человек. Вряд ли кто-нибудь сегодня будет оспаривать, что для народа, для всей нашей измученной страны это будет гигантское благо. Но, похоже, что воображение нашего политического руководства пока никак не может вместить в себя и другую простую истину: не только медленная, рассчитанная на долгий срок конверсия, но и немедленная остановка конвейерного производства большинства видов вооружений дала бы стране очень скорый экономический эффект. В затратах нашей промышленности вооружений заработная плата рабочих и инженерно-технического персонала составляет не более 20%, остальные 80% — это расходы на электричество, топливо, металл, сырье, материалы, компоненты, амортизацию оборудования, зданий и сооружений и т. д. Зачем нам, уже имеющим любые обычные вооружения в сверх избытке, все новые и новые танки, пушки, бронетранспортеры и пр., вся эта «конница Буденного», если даже и с чисто военной точки зрения они уже больше не нужны? Необходимо остановить конвейер, с прежней сумасшедшей скоростью строгающий их. Одна лишь эта операция обеспечит стране вместо нынешнего острейшего дефицита избыток энергии, топлива, металла, многих других видов сырья, материалов, первоклассного оборудования, которое в значительной своей части может быть использовано для иных, созидательных нужд.
Будет больно? Конечно, будет больно. Но без боли нам вообще не выбраться из той ужасающей ямы, в которую мы попали. И боль от резкого сокращения военного производства будет далеко не единственной. Но вместо того чтобы и дальше метаться в этом дьявольском заколдованном кругу, дешевле два—три года платить полную заработную плату всему персоналу оборонных предприятий (все равно и сейчас это бросовые деньги, не дающие от этих предприятий почти никакого товарного покрытия на рынке), при этом всячески поощряя его профессиональную переориентацию на другие виды деятельности и стимулируя любые усилия наших оборонных заводов перестроить производство на новые, мирные рельсы. А всю экономию от остановки военного производства — энергию, металл, материалы, оборудование, транспорт и пр. — выбросить на открытый рынок. И бюджету от этого будет неизмеримо легче, и рубль в оптовой сфере, наконец, заработает, ибо на него будет что купить.
Другое важнейшее направление непроизводительного с экономической точки зрения расходования бюджетных средств — искусственная поддержка различных неэффективных производств, как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Для многих из этих производств либерализация цен и восстановление нормальных ценовых пропорций между топливом, сырьем, оборудованием, продовольствием, потребительскими товарами снимет проблему их убыточности, неэффективности, ибо она во многом порождена не их плохой работой, а тем, что накуролесили большевики (начиная с конца 20-х годов) в ценах — в этой наиболее тонкой, уязвимой и в то же время наиболее важной сфере хозяйства. Уверен, что при восстановлении через рынок нормальных ценовых пропорций все основные отрасли нашего народного хозяйства выживут и после какого-то периода болезненного приспособления к новым условиям будут жить и дальше, но уже без всяких костылей, т. е. без искусственной государственной поддержки в виде дотаций и разного рода субсидий.
Однако многие не выживут, и от этой перспективы нам тоже никуда не уйти. Уверен, что не выживет, например, Подмосковный угольный бассейн, не выживут и угольные разработки на Западной Украине. Не уверен, что выживет и Донбасс. Не уверен также, что сумеют выжить (даже при условии восстановления эквивалентных ценовых отношений с городом) многие из тех более чем 70% из общего нашего числа колхозов и совхозов, которые и сейчас уже дышат на ладан, давая не более 20% от всей товарной продукции сельского хозяйства страны.
Отпустив цены на свободу, с дотациями надо кончать. Причем кончать нужно как можно раньше: лучше всего уже в следующем. Кто виноват в нашей злосчастной истории, кто наплодил это великое множество «хромых и нищих», кто почти убил нашу деревню — боюсь, что мы уже никогда полностью не сумеем в этом разобраться. Но стране надо и дальше жить. И необходимо честно взглянуть в лицо реальности: с таким жерновом на шее, как множество нежизнеспособных предприятий и в городе и на селе, нашей экономике из кризиса никогда не выбраться и никакого полнокровного рынка у нас никогда не будет. Но разве не может новая власть, например, обеспечив справедливое рыночное соотношение цен в обмене между городом и селом, предоставить в дальнейшем убыточные хозяйства самим себе? Сумеете выжить, сумеете выйти из того обморочного состояния, в которое вас загнали большевики, — хорошо. Не сумеете — ну что ж, придется вам либо и дальше прозябать, либо искать себе какие-то новые возможности, чем зарабатывать на жизнь. Риск в реальности невелик. Вновь подчеркиваю, что речь идет лишь о 20% товарной продукции деревни, и этот риск может быть компенсирован ростом производства в безубыточных сельскохозяйственных предприятиях, а также в возникающих теперь повсюду фермерских хозяйствах. А на худой конец — и импортом.
Третья зияющая дыра в бюджете — государственные расходы на капитальное строительство. При нашей немыслимой широте фронта капитального строительства и столь же немыслимых сроках его завершения (в среднем не менее 11 — 12 лет) это чудовищной силы источник накачивания «пустых денег в экономику: зарплату платят всем строителям исправно, а товара, а продукции их на рынке нет и неизвестно, когда будет. И выход здесь тоже, по-видимому, только один: кроме объектов социальной сферы все другое капитальное строительство должно быть, как можно скорее снято с безвозвратного бюджетного финансирования и полностью передано под контроль банков.
Лишь тогда, когда строительство будет вестись не на дядины, а на свои кровные, а в еще большей части — на заемные средства, появится хоть какая-то надежда обуздать неуемные аппетиты наших заказчиков всех уровней; законсервировать безнадежные стройки или продать их в руки более умелых, более поворотливых предпринимателей и подрядчиков; ускорить до нормальных (по мировым критериям) сроки строительства (не более 1,52 лет, какой бы крупной стройка ни была); направить основные инвестиционные средства и материальные ресурсы туда, где они дают наиболее быструю отдачу, наибольшую прибыль, — а это все отрасли, производящие потребительские товары, а также сфера услуг.
Четвертый важнейший источник бюджетного дефицита — наши внешние расходы: выплаты процентов и основных сумм погашения по полученным кредитам и продолжающееся (хотя и в меньших масштабах, чем раньше) субсидирование наших различных «друзей» за рубежом. Нужно как можно скорее остановить это кровотечение и превратить расходы в доход (отчасти на время, имея в виду расходы по обслуживанию нашего долга, а отчасти и навсегда, если говорить о субсидиях «по политическим соображениям»), В соответствии с уже сложившейся международной практикой у нас сегодня, учитывая весь драматизм сложившейся в стране экономической ситуации, есть все основания просить наших основных кредиторов об отсрочке погашения наших долгов на пять—десять лет. И у нас есть все основания прекратить, наконец, всякое субсидирование наших внешних клиентов независимо от того, в каких формах это делается: в открытую или в скрытом виде, через искусственно завышенные наши импортные или столь же искусственно заниженные наши экспортные цены.
Конечно, кроме перечисленных четырех главных источников дефицита госбюджета есть еще и многие другие, в частности имеющие свойство постоянно расти административные расходы, неважно, какая в стране власть — старая или новая. Надо и их сократить. Но у меня лично имеются глубокие сомнения, что это получится: уж больно наглядно проявились в последнее время аппетиты администраторов новой волны по части «рабочих мест» для себя и размеров жалованья за свою бескорыстную службу на благо прогресса и демократии.
Деньги и власть
Задача восстановления бюджетного равновесия, ликвидации дефицита, т. е. завинчивание крана, из которого неудержимым потоком хлещут деньги, — это уже сегодня общая задача всех 15 республик и независимых государств, и никакая собственная национальная валюта их от этой задачи не спасет. Нет и не может быть в них такого новоявленного фюрера, который мог бы в одночасье зажать все кровеносные сосуды, заткнуть все поры в этом огромном, веками складывавшемся организме, в котором рубль столь долго циркулировать, оседая в карманах людей и на счетах предприятий. Кто выгадает от того, если рубль окончательно рухнет? Какой новый «вождь» заинтересован в том, чтобы начинать свою историческую карьеру с грабежа собственного народа, неважно, народ это маленькой или большой республики?
Я вполне понимаю сегодняшнее недоверие России и других республик к центру,: какой смысл давать Кремлю деньги, если все равно какой-нибудь новый В. Павлов потратит их черт знает на что. Но мы сейчас говорим уже не только о болезни, а о том, как нам всем вылечиться от нее. И, кажется, намерения выздороветь сейчас у всех серьезные — и у республик, и у Кремля.
А раз так, то все и здесь должно быть, как у людей. Иными словами, как это делается во всем мире: с одной стороны, стабильная трехступенчатая система налогов (центральный, республиканский и местный налоги) и, с другой стороны, строжайший совместный контроль республик над общей денежной эмиссией и над расходованием средств общего бюджета. Нельзя давать безумцам власть над деньгами. Но нельзя лишать единое экономическое пространство необходимых ему общих средств.
До сих пор, однако, мы говорили лишь о кране. Но есть и другая сторона этой проблемы паралича рубля — лужа, т. е. уже отпечатанные деньги, скопившиеся на руках у людей и предприятий. Что делать с ней? Делать с ней что-то надо, и делать это надо было, как говорится, еще вчера. Именно из-за этой все прибывающей лужи, из-за этих «пустых денег», которые нечем отоварить, все наши наиболее острые, наиболее нетерпимые сегодняшние несчастья: очереди, дефициты, ажиотажный спрос, злоба и усталость людей и даже, как это, может быть, ни странно для кого-то звучит, весь этот всплеск самостийности и межнациональной вражды (в стране нет торговли, а значит, нет и мира). Не надо забывать, что это началось уже не вчера, а падение производства в большинстве отраслей экономики, включая потребительский сектор, наметилось лишь.
Для ликвидации этой гигантской лужи «пустых денег» в принципе возможны три пути: первый — ждать, когда все эти накопившиеся деньги съест все ускоряющаяся инфляция; второй — отнять их у людей и предприятий сразу, одним ударом; третий — «вычерпать» эти деньги, дав и людям и предприятиям за них что-то, что им нужно, т. е. реальный товар, причем преимущественно дорогостоящий, но в любом случае тот, в цене которого сидит значительный скрытый налог.
Первый путь сегодня, к сожалению, самым реальным. Именно по этому пути с легкой руки Н. Рыжкова и В. Павлова пошла страна. Но этот путь и самый неэффективный: еще до того, как инфляция достигнет своих крайних пределов (т. е. когда люди начнут обклеивать своими деньгами стены, а коробка спичек будет стоить миллион), мы развалимся окончательно, экономика страны полностью встанет, а вся наша жизнь превратится в сплошное мешочничество.
Второй путь — это то, что сделал И. Сталин, который одним ударом ограбил всех, всю страну, введя обмен новых денег на старые в отношении 1:10. Но то, что сделал И. Сталин, уверен, не могут себе позволить ни М. Горбачев, ни Б. Ельцин, ни кто бы то ни было другой из наших больших и малых лидеров. Такой грабеж в сложившихся условиях будет иметь хоть какой-то практический смысл, если без всякой пощады ограблены будут все, до последнего человека, а не только наши нарождающиеся миллионеры. Того, что можно отнять у них, у этих миллионеров, на все про все хватит госбюджету на две—три недели, не больше, как это уже блестяще доказал опыт опереточной мини-реформы В. Паатова с обменом крупных денежных купюр. А раз ограблены будут все, то первый и самый вероятный результат подобной акции нетрудно предвидеть — всеобщий стихийный взрыв.
Но даже если будет избран, так сказать, ослабленный вариант конфискации, т. е. нечто похожее на то, что сделал Л. Эрхард в Германии после войны, всего-навсего вместе с выпуском новых денег «заморозивший» на несколько лет все старые вклады людей и компаний, гарантировав, однако, их последующий пусть и обесцененный, но возврат, — даже и этот вариант будет означать новый шок, новое потрясение для страны. И нет никакой уверенности в том, что она это покорно примет. По крайней мере, один результат такой акции неизбежен в любом случае: полный подрыв доверия людей ко всяким, в том числе и новым, властям и уничтожение даже тех первых, робких ростков свободного предпринимательства, которые успели лишь проклюнуться из под десятилетиями слежавшегося снега за последние года два-три.
Следовательно, для того, чтобы более или менее безболезненно решить эту проблему «пустых денег», остается лишь третий путь — путь «вычерпывания», «выкупа» их с рынка. И этот путь одновременно и есть путь создания самого рынка. Это единственный путь, который при всех наших нынешних несчастьях и трудностях перехода к рынку может дать людям хоть какой-то «знак надежды», хоть как-то, хоть в чем-то компенсировать им неизбежные издержки экономического выздоровления страны — падение жизненного уровня, угрозу массовой безработицы, непривычную для наших людей перспективу самим заботиться о себе, усердно работать, проявлять собственную инициативу, чтобы обеспечить достойное существование себе и своей семье.
Технология такого «вычерпывания» давно известна: надо как можно скорее начать продавать людям и предприятиям все, что государство только может продать. Квартиры? Квартиры. Мелкие и средние предприятия? Мелкие и средние предприятия. Земельные участки горожанам и иностранцам? Земельные участки. Акции? Облигации долгосрочных государственных займов с подвижным процентом? Да, и акции, и облигации. Чудовищные наши неликвиды, огромные материальные запасы, мобилизационный резерв? Да, и это все надо продавать. Гарантии будущей продажи автомобилей, малой производственной техники, домов? Да, и это тоже. Но продавать надо! Продавать! А не сидеть, сложа руки, опасаясь продешевить, а то и вообще выпустить из своих цепких когтей что-то, на чем, если подождать, можно со временем нажиться так, как и не снилось никому из прежней нашей неповоротливой номенклатуры. К сожалению, трудно избавиться сегодня от впечатления, что новые власти и в Москве, и на местах лишь продолжают говорить о движении к рынку, а на деле беспомощны точно так же, как и те, кому они недавно дали пинка под зад.
Ну а если предел мечтаний у человека — всего лишь видеомагнитофон или мотоцикл, или мебельный гарнитур, или, на худой конец, кофеварка? Если ни на что другое у него просто-напросто денег нет? Где это-то взять? А там же и взять, где это все есть в избытке и только ждет своего покупателя, — на мировых рынках. И не надо делать «страшные глаза» при одном лишь упоминании о такой возможности. Чтобы «вычерпать» наши «горячие», ищущие мгновенного применения деньги (не капитал, а именно, «горячие деньги», мечущиеся за какой-нибудь самой конкретной, самой заурядной покупкой), нам нужно по нынешним соотношениям наших внутренних и мировых цен не так уж и много — от силы 2530 млрд. долл. А если еще прибавить к ним восстановление поставок импортного сырья для легкой промышленности и первоочередную для возрождения нашей деревни производственную потребность — потребность в импорте малой сельскохозяйственной техники, то эта сумма возрастет, наверное, до уровня 4045 млрд. долл. И я который уже год повторяю одно и то же: эти средства не только должно найти — их можно найти! Было бы лишь сознание всей остроты этой проблемы — и у нас в стране и за рубежом. И была бы решимость использовать для ее преодоления непривычные, нетрадиционные для нас пути.
Первейшая предпосылка начала выздоровления всякой экономики: витрины магазинов полны, а человек стоит перед ними с пустыми карманами, очень желая, но, не имея денег все это купить. Тогда-то и возникает действенное желание их заработать. Нет, это, конечно, еще не выздоровление. Но без этого, без восстановления дееспособности, привлекательности рубля, ни о каких стимулах к добросовестному труду, ни о каком предпринимательстве, росте производства, конкуренции, ликвидации удушающего все монополизма, одним словом, ни о каком настоящем, полнокровном рынке не должно даже и мечтать. Важно начало — потом все приложится. События последних лет убедительно показали, что сталинизм, как ни старался, не смогло конца уничтожить наш народ, его творческие силы.
Ну а если мы не сможем вылечить наш рубль, т. е. резко снизить, а еще лучше — совсем ликвидировать в ближайшее время бюджетный дефицит и восстановить равновесие на рынке? Что нас ждет тогда?
Я зарекся быть пророком: к сожалению, худшие мои прогнозы имеют печальное свойство сбываться. Но существует неумолимая логика событий, не имеющих никакого отношения к ясновидению. В нашем случае, если все пойдет и дальше, как оно идет сейчас, неизбежны все новые, все ускоряющиеся витки спирали гиперинфляции, дальнейшее падение производства во всех секторах экономики, вынужденный переход к тотальной (как в войну) карточной системе и как итог всему — повальная конфискация денег у населения. А за нею — взрыв.
Когда нынешней весной я напрямую сказал об этих своих опасениях В. Павлову (тому есть свидетели), он лишь дурашливо переспросил меня: «В каком, в каком? В 37м или 47м?» Что я мог ответить ему? «Боюсь, Валентин Сергеевич, что может быть комбинация того и другого». Думаю, ухмылка его была не случайна: оно видел, к чему дело идет, и, как мог, готовился к тому. Ну а то, что не успел должным образом подготовиться, — это, как оказалось, не его вина.
Мода на дележку
Приоритет номер два сегодня — приватизация. Но отнюдь не та, о которой сейчас такой шум и на которую умышленно или неумышленно направлено общественное внимание, — на приватизацию всех этих монстров, динозавров, которые составляют основной массив как нашей гражданской, так и нашей оборонной промышленности.
Нет, я ни в коей мере не оспариваю необходимость такой приватизации, т. е. постепенной передачи в руки акционеров всего в государстве, что может и должно жить на принципах самоокупаемости, полной самостоятельности, конкуренции на рынке. Я только прошу не терять чувства реальности, не забывать об уже имеющемся международном опыте и наших конкретных условиях. М. Тэтчер, как известно, потратила десяток лет на приватизацию десятка государственных крупных компаний. А наши монстры будут куда как покрупнее тех британских монстров. И чтобы их приватизировать (если делать это всерьез, а не для пресловутой нашей «галочки»), нам понадобится намного больше времени, чем ей. У нас пока еще даже не сложился хотя бы примитивнейший рынок ценных бумаг, еще подавляющая часть и производственных коллективов, и населения в целом не имеют ни малейшего представления, зачем все эти акции, что с ними делать и с чем их едят. А вы хотите завершить всю эту чудовищную по своей сложности операцию чуть ли не за год—два!
Особо меня настораживает эта вновь вспыхнувшая мода на дележку всего и вся. Будто и не было у нас за плечами семи десятилетий всякого рода бесплодных дележек, будто мы и не убедились еще, что, как ни дели рваный Тришкин кафтан, ничего, кроме лохмотьев да дыр, от него не достанется никому. Ну, раздадите вы всем, всему населению от мала до велика по десять тысяч инвестиционных рублей — что, думаете, кому-нибудь от этого станет легче? Во-первых, сама эта сумма по нашей жизни смехотворно мала, чтобы пробудить в каждом человеке предпринимательский интерес. В-о-вторых, известно, что в любом обществе какими-либо предпринимательскими способностями, т. е. стремлением к тому, что выходит за пределы ежемесячной зарплаты, обладают лишь 6—8% населения, не больше. Они то и скупят в самом скором времени (найдут способ!) все эти инвестиционные чеки, а остальные либо продадут их, либо пропьют, либо просто потеряют, не обращая никакого внимания на все эти страстные призывы новых властей всем в одночасье стать, наконец, хозяевами своей страны. В-третьих, какая же страшная бюрократическая суета поднимется при этой новой дележке, сколько новых возможностей откроется для произвола, лихоимства, обыкновенного воровства! Не может быть справедливой никакая бюрократическая система распределения — справедлив только рынок. И никогда и никем в мире не ценилась бесплатная раздача — ценилось всегда лишь то, что человек заработал сам. И наконец, в-четвертых, как же можно не видеть, что такая бесплатная раздача даст еще один мощнейший толчок инфляции, бушующей в стране? Безналичные деньги — это тоже деньги, на какие спец счета ты их ни зачисляй.
Что же делать? Выкупать? Да, выкупать — через аукционы, аренду, свободную продажу акций на рынке всем желающим. Это будет долгий процесс, скажут мне. Да, долгий — настолько долгий, что он, может быть, займет не одно десятилетие. Даже по нынешним оценкам, стоимость государственного имущества, подлежащего приватизации, превышает 2 трлн. рублей, а у населения и предприятий сейчас свободных денег вряд ли больше 700-800 млрд. Но и при этом, дай Бог, если хотя бы десятая часть их устремилась на инвестиционный рынок, т. е. включилась бы в процесс приватизации. Но в то же время выкуп — это естественный, нормальный рыночный процесс, а не очередная кабинетная выдумка. И именно в естественности этого процесса, пусть медленного, заключаются гарантии того, что приватизация не превратится во вспышка пускательство и еще один грандиозный обман.
Почему мы всегда из всех возможных путей ищем наисложнейший, самый неестественный, самый нежизнеспособный? У меня этому лишь одно объяснение: хоть и не уничтожили нас окончательно семь десятилетий тоталитаризма, но покорежили основательно, особенно по части мозгов и взгляда на жизнь. Казалось бы, чего топор искать, когда он под лавкой? Ну оглянитесь на соседей: а как у них? Во Франции, в Италии, например? Где существует и достаточно успешно борется на рынке огромный государственный и государственно смешанный сектор? Скажем, существует себе государственный автомобильный концерн «Рено», борется с конкурентами, не просит никаких государственных субсидий, выпускает помаленьку акции на рынок, привлекая дополнительный капитал. И никто, даже президент Миттеран, не вправе ему ничего приказать — за все концерн отвечает сам. Так почему бы и нам (по крайней мере, на данном этапе) не сделать лишь одно, но в высшей степени необходимое именно сейчас, при вхождении в рыночную экономику, — дать полную экономическую свободу всем нашим монстрам тяжелой и всякой другой индустрии? И пусть живут, не подчиняясь никому — ни центру, ни республикам, ни местам, а подчиняясь лишь закону и налоговой шкале. И пусть приватизируются помаленьку, выпускают акции, сливаются, разделяются, привлекают со стороны хоть свой, хоть иностранный капитал. А если хотят на аренду — пожалуйста! А если, как С. Федоров, накопили достаточно средств, чтобы, взяв к тому же еще и кредит в банке, вообще всем коллективом откупиться на волю, — так и того лучше.
Вспомним НЭП
Повторяю, не эта приватизация должна быть сегодня в центре внимания, не в ней наше спасение, по крайней мере, в ближайшие несколько лет. А спасение наше в том, что в свое время было сделано ужаснувшимся, что он наворотил, но, к чести его, опомнившимся перед самой своей смертью В. Лениным. Имеется в виду, конечно, период нэпа. Ускоренная приватизация мелких и средних государственных предприятий, с одной стороны, и, с другой — полная свобода частной инициативе и предпринимательству, т. е. регистрационный принцип вместо разрешительного при открытии всякого нового дела, — именно это, и только это на данном этапе спасет нас (конечно, при условии, что одновременно будет восстанавливаться дееспособность рубля). У каждого человека должно быть гарантированное законом конституционное право открыть свое (или на паях) предприятие, неважно, в какой отрасли. И никакая власть не должна иметь право ему в этом отказать под страхом строжайшего уголовного преследования.
Да, будет больно, будет суетно, будет обидно и завидно! Но ничего другого жизнь для нас не припасла. Полутруп должен сначала открыть глаза, начать шевелить пальцами, потом он встанет, начнет ходить, потом он, может, даже и побежит. Но прежде всего его необходимо вывести из состояния клинической смерти.
Не впечатляюще, не грандиозно звучит? А впечатляющими и грандиозными бывают лишь идеи в сумасшедшем доме. Обычная, здоровая человеческая жизнь их не терпит, у нее свои законы. Все «великие» идеи несут ей лишь муки и страдания. И нужно для нее лишь одно — перестаньте мордовать людей, дайте им возможность жить, как они могут и как они хотят.
И то же самое относительно новой нашей надежды — фермерства. Конечно, никто в здравом уме не будет насильно, искусственно разрушать существующие колхозы и совхозы. Этого и не нужно делать: уверен, в рыночном хозяйстве, по меньшей мере, 3/4 из них неизбежно умрут сами по себе, естественной смертью. Но процесс этот будет долгим, мучительным, а кормиться стране нужно сейчас. И здесь, думаю, самое важное значение имеют две линии развития.
Во-первых, уже с будущего года, когда, по всей вероятности, подавляющее большинство цен будет отпущено, наконец, на свободу, необходимо переходить в отношениях государства с сельскохозяйственными предприятиями на исключительно налоговый принцип (вспомните, налог на крестьянина при нэпе был равен всего 10% от объемов его производства!), а также на государственные закупки сельхозпродукции по биржевым, свободным ценам. О поставках же техники, удобрений, стройматериалов и пр. должен позаботиться рынок. Предприятиям, производящим эту продукцию, тоже нужно жить, никуда им от таких поставок не деться, а в борьбе цен между сельскохозяйственными производителями и ими неизвестно еще, кто выиграет.
Во-вторых, именно здесь, в деревне, новая, демократическая власть должна в первую очередь показать свою силу. Если передача земли крестьянам не будет ускорена и если они не будут административно, самыми крутыми мерами защищены от произвола местных властей и от лютой зависти соседей, боюсь, что и в следующем году нам придется обращаться к миру с протянутой рукой, только будучи в еще худшем положении, чем сегодня.
Надежды же на фермерство основываются на простом расчете, учитывающем уже сложившийся или складывающийся уровень душевой производительности труда в индивидуальных хозяйствах по сравнению с коллективными. Если удастся в ближайшее время убедить только каждого десятого в деревне взять землю, этого будет достаточно, чтобы компенсировать любое возможное прекращение поставок товарной продукции из убыточных коллективных хозяйств. А если удастся убедить взять землю только каждого пятого, это может вскоре обеспечить поставки на рынок продукции, равные или превышающие все нынешние товарные поставки из коллективного сектора.
Скажут, мечты, фантазии? Особенно сегодня, когда крестьянство в большинстве своем либо не хочет, либо боится брать землю? Как на это, однако, посмотреть. В конце концов, это тоже в значительной мере вопрос веры в человека. При всех наших трудностях и страданиях есть, думаю, основания верить, что и в этой несчастной стране человек (в том числе и крестьянин) со всеми его здоровыми инстинктами и устремлениями всё-таки не уничтожен до конца. И единственное, что ему нужно, — это гарантии, что больше никакая власть, никакое начальство над ним измываться не будут, т. е. что он есть отныне не раб, а свободный человек.
Здоровый червонец вместо больного рубля
Приоритет номер три на сегодня — самая настоятельная необходимость быстрейшего перехода к конвертируемости нашего рубля. Нам, как и всякой другой стране в этом мире, необходимы приток иностранного инвестиционного капитала, свободный импорт товаров из других стран, широкое использование иностранного опыта и технологии. И естественно, необходимо и обратное — свободный экспорт товаров из страны, свободное передвижение наших же товаров, людей, знаний и капитала через наши государственные границы.
Одной политической стабильности, а также твердых законодательных гарантий для этого недостаточно. Нужно главное — конвертируемый рубль. Такой рубль нужен и для нормального нашего внутреннего кровообращения. Обратите внимание, как в условиях паралича рубля доллар легально, а еще более нелегально завоевывает позиции на нашем внутреннем рынке. Какая часть нашей внутренней экономической жизни уже обслуживается им и только им? Не знаю. Но знающие люди говорят, что сегодня по карманам людей и сейфам предприятий рассовано уже около 5 млрд. зеленых бумажек. И сколь же долго наше богоспасаемое государство намерено терпеть весь этот бедлам?
Сегодня, как и вчера, в этом важнейшем вопросе сталкиваются два подхода, две взаимоисключающие точки зрения. И пора, наконец, делать между ними выбор.
Первый подход — вылечить наш больной рубль, а то и, не дожидаясь его выздоровления, уже с начала будущего года наладить более или менее свободную куплю-продажу долларов за рубли по рыночному курсу. Должен сразу сказать: я лично не верю в успех этого начинания. В условиях нарастающей как снежный ком инфляции, всеобщего недоверия людей к властям, к деньгам, к нашей жизни вообще, а также искореженного, абсолютно нереального рыночного курса рубля, отражающего, по сути дела, лишь соотношение внутренних и мировых цен на видеомагнитофоны, речной жемчуг и колготки, да еще стремление держателей рублей избавиться от них, не сможет наше государство удержать этот свободный обмен больше, чем на несколько недель, а скорее всего, дней. И люди, и предприятия — все бросятся покупать доллары, потеряв всякую веру в рубль. И никаких государственных резервов, никаких долларовых займов за границей, сделанных специально на эти цели, не хватит, чтобы поддержать такую свободную обратимость рубля.
Другой путь решения этой проблемы, давно уже предлагаемый многими, в том числе и мной, — выпуск в обращение параллельных денег, полнокровного, свободно конвертируемого на любую твердую валюту червонца. И здесь тоже ничего не надо выдумывать заново, надо лишь повторить наш же собственный, исключительно удачный опыт. Этот же опыт, кстати говоря, был спустя 60 лет весьма успешно повторен в Китае, где сегодня действуют и неплохо сосуществуют два юаня: плохой, «деревянный» юань и хороший, «золотой» юань, обслуживающий преимущественно внешнеэкономический сектор, но все более распространяющий сферу своего действия и на другие секторы экономики.
И у нас поначалу «золотой» червонец будет обслуживать лишь юридических и физических лиц, связанных с внешнеэкономической деятельностью: экспортеров и импортеров, производителей экспортной продукции и их многочисленных субпоставщиков, всякого рода инвесторов — совместные и иностранные предприятия, держателей наиболее прибыльных, наиболее надежных ценных бумаг, отдельные секторы экономики, которые постепенно переходят уже на расчеты в твердой валюте (как частично уже делается, к примеру, в сельском хозяйстве, в рыболовстве, на морском транспорте). Подкрепленный всем достоянием государства (включая его золотовалютные резервы), червонец должен продаваться по официальному, но достаточно подвижному курсу всем желающим: сначала предприятиям, а потом, когда он устоится на рынке, и «человеку с улицы» — в любое время и в любом месте, И так же, как это было в начале 20-х годов, он, действуя по принципу все расширяющихся концентрических кругов, очень скоро вытеснит с рынка неуклонно падающие в цене под влиянием инфляции дензнаки, т. е. нынешний «плохой» рубль.
Если будет обеспечена надежность червонца, т. е. стабильный и свободный обмен его на другие твердые валюты, он за недолгое время вытеснит, несомненно, из нашего внутреннего оборота и «дикие» доллары. Это тоже не утопия: в Польше, например, окрепший, конвертируемый злотый вытеснил доллар из внутреннего оборота менее чем за год. Почему? Понятно, почему. Зачем большинству поляков дополнительные хлопоты и головная боль, зачем им хранить доллары по карманам или в банке, если они в любую минуту могут, когда нужно, обменять свои злотые на доллары и наоборот?
Конечно, для выпуска параллельной валюты, т. е. червонца, и обеспечения стабильности, беспрепятственности его конвертируемости нам понадобится привлечь дополнительную финансовую помощь извне. При нынешнем состоянии наших дел это абсолютно неизбежно — одними собственными резервами при операции таких масштабов не обойтись. Вероятно, 8—10 млрд. долл., занятых специально для решения этой задачи, хватило бы. И эти деньги можно найти, особенно если помогут международные финансовые организации, в первую очередь Международный валютный фонд. Но многое здесь будет зависеть и от того, насколько быстро и основательно население и предприятия поверят в червонец. Польше, например, хватило на поддержание конвертируемости своего злотого всего половины того, что она заняла под эти цели на Западе.
Пугающий рынок
И наконец, четвертый, последний по счету, но отнюдь не по важности ближайший приоритет — смягчение социальных последствий перехода к рынку.
Рынок в нашей стране пугает многих, если не всех. И не понять эту боязнь нельзя: его, рынка, по существу еще нет, его благотворные плоды видятся лишь в перспективе, а жить нужно сегодня, и условия жизни для большинства людей сегодня стали не лучше, а много хуже, чем вчера. Апатия, уныние, безразличие, чувство безнадежности опасны сами по себе. Но они ещё более опасны тем, что именно из них рождаются безудержный гнев и слепая ярость толпы, готовой крушить все, что ни попадется ей на пути.
Есть ли возможности смягчить боль и неминуемые трудности перехода страны к рыночной экономике? Есть. И эти возможности не так уж малы. А первая из них, о которой я продолжаю твердить уже пятый год подряд: неважно, откуда, неважно, из каких источников (пусть даже искусственно), но полки магазинов должны быть заполнены. И наполнить их в ближайшие, самые опасные год—два может только импорт. Разворуют? Да, надо считаться и с этой нашей национальной, а вернее, благоприобретенной при большевиках болезнью. Но, во-первых, даже то, что будет разворовано, останется в стране, никуда не денется из нее. И во-вторых, если этот чрезвычайный импорт будет поручен не старым нашим, насквозь коррумпированным и прогнившим торговым структурам (или хотя бы не только им!), а новым, возникшим и продолжающим возникать на наших глазах, вроде всякого рода концернов и торговых домов, есть реальная надежда на то, что разворованы будут 25—30% такого импорта, а остальные 70—75,% так или иначе, попадут на открытый рынок. В сочетании с целенаправленными усилиями по сокращению денежной массы именно полные полки в магазинах дадут людям хоть какое-то ощущение надежды, и, я верю, предотвратят взрыв.
Вторая из них: на несколько ближайших лет нам, думаю, не обойтись без искусственного бюджетного субсидирования цен на самые основные продукты питания — хлеб, картофель, крупы, молоко, рыбу, растительное масло, может быть, сахар. Наверное, не обойтись без таких цен и на самую необходимую, самую простую одежду, на обувь, лекарства, транспорт, а до определенного предела (в зависимости от душевой обеспеченности жильем) придется сохранить и искусственно низкую плату за жилье, и квартирные услуги. В связи с этим полезную роль на какое-то время могут сыграть и карточки на минимальный набор товаров, обеспечивающие их приобретение по субсидируемой цене. Конечно, все это неприятно, все это средневековье, все это не так, как у людей, — но что же делать? Иначе у нас многие либо погибнут с голоду, либо замерзнут в своих квартирах, не в силах выдержать рыночных цен. А когда переход на рыночные рельсы начнет давать отдачу, когда полки в магазинах наполнятся уже не искусственным, а естественным путем, когда наконец начнется в стране не снижение, а реальный рост доходов населения, тогда (как это уже не раз было в период нашей советской истории) такое субсидирование и всякого рода карточки не только должно, но и можно будет отменить.
Третья из них: полностью свести инфляцию на нет нам, видимо, удастся не скоро. И те слои населения, которые не могут увеличить свои доходы собственным трудом, на своих предприятиях, должны быть защищены индексацией. Причем индексацией честной, без всяких кривляний, т. е. гарантированным ростом их доходов в полном соответствии с ростом цен. Понятно, что в эту категорию попадут лишь работники финансируемых из бюджета, нехозрасчетных предприятий, а также все пенсионеры и получающие стипендии.
А на хозрасчетных предприятиях все эти искусственные ограничения роста зарплаты, все эти принудительные, продиктованные сверху дележки на фонд поощрения, фонд развития, фонд еще, Бог знает, чего должны быть, я уверен, отменены. В конце концов, в условиях рынка коллективам этих предприятий (и только им) надлежит решать, что им делать со своими доходами: проесть их сейчас же, вложить ли в дело, в его развитие или, обанкротившись, вообще пойти по миру с протянутой рукой.
И четвертая из них: все наше общество должно осознать, что переход к рынку невозможен без закрытия множества наших неэффективных, нежизнеспособных предприятий, т. е. предприятий, делающих то, что никому не нужно. Иными словами, без серьезной безработицы такой переход немыслим, он еще не удавался никому и нигде.
К этой безработице государству (неважно, каким оно будет, — федеративным или конфедеративным) необходимо готовиться со всей серьезностью и загодя. Сколько будет безработных? Уверен, никто этого не знает. Что называется, как пойдет. Известно только то, что в принципе у нас по всему Союзу на любом предприятии от четверти до трети занятого персонала являются излишними по нашим же техническим нормам. Это и есть масштабы скрытой безработицы у нас. А сколько еще и таких предприятий, которые со всем своим персоналом излишни полностью — на все сто процентов!
Безработица, видимо, самая страшная из всех социальных угроз, что вызревают сейчас. Во всем мире для удержания этой стихийной, разрушительной силы под контролем применяются, по существу, лишь два метода: с одной стороны, выплата государственных пособий, обеспечивающих потерявшим работу возможность более или менее спокойно найти новое применение своим силам, и, с другой — различного рода государственные мероприятия по расширению занятости. Причем я имею здесь в виду не общую политику государства по стимулированию экономического роста, а именно, целенаправленные меры в целях ограничения безработицы: широкую профессиональную переподготовку, всякого рода общественные работы, таможенное регулирование, специальную налоговую и иную поддержку отраслей и районов, где возникает перспектива создания новых рабочих мест.
Все это необходимо осваивать и нам, памятуя, что ничего нового, не известного в мире, нам и здесь не выдумать. Но, к сожалению, наше положение осложняется еще и другими, присущими только нам обстоятельствами. У нас вся государственная мощь все еще продолжает давить на мелкого предпринимателя, затеявшего свое дело, а общество продолжает относиться к нему с величайшим недоверием, если не со злобой, не понимая, что мелкое предпринимательство во всех его видах — это, прежде всего миллионы, десятки миллионов рабочих мест, которые скоро будут нам так остро необходимы. У нас все еще продолжают действовать средневековые, варварские законы о прописке, не позволяющие человеку по своей воле направиться туда, где есть спрос на его мозги или его руки. А в последние годы ко всему этому прибавилось еще и поразившее страну безумие национализма. Многим из новых национальных лидеров мне хотелось бы задать простой вопрос: а куда в недалеком будущем вы собираетесь направить толпы своих безработных? Не страшно? Или на сегодня я царь, а завтра пусть хоть потоп?
Но, обсуждая все эти приоритеты, неизбежно встает вопрос: а способны ли мы сегодня сами, без содействия извне, полагаясь лишь на свои собственные силы и ресурсы, справиться с проблемами таких масштабов? Еще три четыре года назад я бы ответил: способны, хотя при внешнем содействии было бы, естественно, легче. Время, однако, упущено, упущено непростительно, и сегодня, думаю, это уже невозможно. Или, вернее, может быть, и возможно, но при таких социальных конвульсиях, такой напряженности, что страна этого может и не выдержать.
А взорвавшись, развалившись на куски, не похоронит ли она под своими обломками и остальной мир? Одна лишь история с «ядерным чемоданчиком», исчезнувшим во время путча, думаю, многое, о чем поведала миру. И вряд ли кто станет сегодня оспаривать, что наша трагедия прошедших семидесяти с лишним лет — это трагедия всего мира, всей современной цивилизации, не раз уже подходившей в XX веке к последней грани всеобщей катастрофы.
Большая сделка. Почему бы и нет?
Все, что знает и умеет мир в сфере экономики, мы тоже когда-то знали. И неплохо знали. Но, когда был окончательно раздавлен нэп и страна принялась строить этот «сумасшедший дом», в котором мы и сейчас все еще живем, все это знание и умение из нас выбили безжалостным сталинским сапогом. Многому теперь нам предстоит учиться заново, постепенно переходя из класса в класс той школы жизни, что зовется здоровой, нормальной экономикой. И естественно, что сегодня любой позитивный опыт, любая квалифицированная экспертиза, технические консультации, грамотный совет из-за рубежа представляют для нас самую серьезную ценность. Мы можем принимать или не принимать чужой опыт, соглашаться или нет с чужим мнением, но знать мы должны.
Но опыт опытом, совет советом, однако самые острые, самые неотложные потребности наши сегодня — это не только техническое, консультативное содействие, но и весьма осязаемые, прозаические вещи. И думаю, наши самые первоочередные потребности во внешней помощи могут быть на данный момент сведены к следующему.
Во-первых, экстренная гуманитарная помощь предстоящей зимой (и вероятно, весной) продовольствием и медикаментами, особенно для некоторых крупных наших индустриальных центров. Судя по всему, мировая общественность уже осознала эту необходимость, и такая помощь будет оказана. Дело теперь за тем, чтобы обеспечить ее эффективное распределение, чтобы она попала именно к тем, кто в ней нуждается. Многих, в том числе и на Западе, пугает, что в нашей воровской системе распределения ее просто-напросто разворуют. Наверное, делу в какой-то мере могут помочь наши общественные и благотворительные организации. Но они пока слишком слабы, чтобы взять на себя распределение всего потока экстренной помощи или хотя бы основной его части. Монополизм нашей насквозь коррумпированной государственной торговли не может быть разрушен в одночасье. Придется считаться с тем, что и помощь попадет в основном в ее руки, — у нас просто нет пока ничего другого. Поэтому задача, думаю, сейчас в том, чтобы свести воровство в распределении помощи к возможному минимуму. Если разворована будет лишь часть, а основная масса ее все же попадет по назначению, можно надеяться, что помощь свою роль все же выполнит. И никакой другой силы, способной хоть как-то обуздать неуемные аппетиты нашей торговой мафии, кроме правоохранительных органов, я лично в данный момент в стране не вижу.
Во-вторых, необходимы, как уже говорилось, крупные кредиты для массированных закупок на мировых рынках потребительских товаров с высокой бюджетной эффективностью, сырья для производства потребительских товаров и малой, прежде всего сельскохозяйственной, техники. Это будут закупки, вполне осознанно носящие пожарный, чрезвычайный характер. И это будут деньги, сознательно потраченные преимущественно на потребление, как ни жалко тратить на такие цели, столь трудно достающиеся нам доллары. Ничего не поделаешь! Под бездарным руководством большевиков страна пустила на ветер (т. е. либо потратила на военные нужды, либо, попросту говоря, проела) более 200 млрд. долл., полученных за нефть и газ. А они, будучи вложены в дело, могли бы за эти годы полностью, радикальнейшим образом изменить весь ее экономический облик. Так потратить еще 40—45 млрд. долл., чтобы сделать спасительный укол смертельно больному, — разве это не оправдание? Разве это называется безумием, а то, что творилось у нас до того, — это и был деловой подход, это и был здравый смысл?
В-третьих, необходима срочная финансовая поддержка извне для быстрейшего перехода к конвертируемости рубля. Кредиты на подобные цели — давно уже общепринятая мировая практика, и мы в этом смысле не составляем никакого исключения. Если будет принят реалистичный план введения обратимости рубля, уверен, после экспертизы и деловых обстоятельных переговоров международное финансовое сообщество окажет нам такую поддержку.
В-четвертых, нам остро необходима отсрочка погашения основной массы наших долгов Западу. Сегодня выплаты процентов и основных сумм погашения по долгам поглощают половину, а то и больше наших экспортных доходов. Нужна передышка. И я говорю именно о передышке, а не о том, чтобы, объявить себя несостоятельными должниками.
Благотворительность вообще в практике международных отношений оправданна лишь в полностью безвыходных ситуациях — угроза массового голода, эпидемии, последствия землетрясений, наводнений и других стихийных катастроф, восстановление первоначальных основ нормальной жизни после разрушительной войны. Во всех других случаях благотворительность лишь развращает, а не помогает. Не поможет она и нам, если отвлечься от необходимости гуманитарной помощи предстоящей зимой. Все внешнее содействие, все новые наши займы на международных финансовых рынках должны быть оплачены сполна, исходя из нормальных коммерческих условий. И сделаны эти займы должны быть под твердые общегосударственные гарантии. Иначе они не помогут, а лишь породят иллюзии о возможности жить за чужой счет.
И у нас есть, что предоставить нашим кредиторам в качестве надежных гарантий. Это наши золотые и другие резервы (кое-что еще осталось, и это можно предложить как залог), это огромные долги нам со стороны других стран, которые при нужде и соответствующем международном соглашении могут быть заложены или проданы на мировых финансовых рынках (разумеется, большинство из них со скидкой), это возможность обмена долговых обязательств страны на акции наиболее перспективных наших предприятий, на право долгосрочной разработки природных ресурсов, на право земельной собственности (не пугайтесь, граждане: по мировым ценам, несколько сотен тысяч гектаров хватит из наших сотен миллионов гектаров земли), это, наконец, взаимовыгодное решение некоторых существующих территориальных проблем. Именно обо всех этих возможных гарантиях говорил Б. Ельцин, когда указывал на «огромный залоговый потенциал России». Но, Боже мой, какой же бессмысленный, постыдный по своей безграмотности вой подняла тогда часть нашей прессы!
И наконец, в-пятых, больше всего мы нуждаемся в обычном, как и во всем современном мире, притоке частного инвестиционного капитала извне. Именно обычном, без всяких сенсаций, ибо существенная для страны польза от него будет только тогда, когда это будет скучное, повседневное явление, когда наших людей перестанет пугать международная конкуренция и когда для них станет все равно, кому принадлежат этот магазин, эта фабрика, этот банк — своим или иностранцам. Но рассчитывать на то, что это сделается нормой жизни, можно реально лишь в долгосрочной перспективе, когда политический хаос в стране перестанет отталкивать законно беспокоящегося о сохранности своих денег иностранного инвестора, когда полнокровный рынок наконец, заработает, а валюта наша станет полностью конвертируемой. Не сомневаюсь, такое время придет. Но не сейчас и не в следующем году, ибо мы сделали только первый шаг на этом пути — приняли более или менее приличные законы, если и не снявшие все опасения потенциальных иностранных инвесторов, то, по крайней мере, породившие надежды на будущее.
Проблема содействия возрождению экономики нашей страны стала уже сегодня серьезнейшей международной проблемой. И еще более серьезной она станет, очевидно, завтра. Решать ее необходимо во всем комплексе и преимущественно не на двусторонней, а на многосторонней, коллективной основе. Некоторые голоса на Западе предлагают своего рода новый «план Маршалла», или, как теперь говорят, Большую сделку. Почему бы и нет? В сегодняшней обстановке это абсолютно рабочая идея, если она будет означать, что колебания Запада — поддержать или нет реформы у нас на деле, а не на словах — наконец кончились, а политическое воображение у западных лидеров наконец проснулось.
Но все, о чем здесь говорилось, это только начало. Это лишь первые шаги, которые позволят нам начать выбираться из той ямы, куда мы попали в результате большевистского эксперимента над живыми людьми, начатого семьдесят с лишним лет назад. Без страданий, без тяжкого и долгого труда мы из этой ямы не выберемся: за великую историческую ошибку придется заплатить столь же великую дену. Вряд ли для полного выздоровления нашей экономики потребуется меньше, чем усилия двух поколений. И если для ныне активно действующих реальна только надежда на то, что наша жизнь, наконец, пойдет все-таки вверх, а не вниз, то, думаю, даже и не дети, а лишь внуки наши могут рассчитывать, что по своим жизненным условиям страна приблизится к условиям, в которых давно уже живет весь цивилизованный мир. Надо смотреть правде в глаза. И не стоит обманывать себя: мы подобным делом занимались три поколения, и удручающие последствия этого самообмана, этой слепоты сегодня налицо.
Полностью согласен с теми нашими экономистами, которые говорят о решающей важности для нашего будущего долгосрочных и далеко идущих структурных изменений в экономике страны: это — создание, а вернее, возрождение полнокровных рыночных структур: частного предпринимательства, акционерных обществ, высокоразвитой двухъярусной кредитной системы, товарных и фондовых бирж, пенсионных и страховых фондов, валютного рынка и многого, многого другого; необходимость глубокой конверсии военной экономики, обуздания этого Молоха — военного производства, — который пожирает у нас сегодня все; глубокие структурные сдвиги в основных народнохозяйственных пропорциях в пользу потребительского сектора, чтобы остановить, наконец, это бессмысленное дьявольское колесо: производить металл — чтобы производить металл — чтобы производить металл; воссоздание какой-то новой, способной к жизни нашей деревни, превращенной большевиками, по сути дела, во всероссийский погост; создание десятков миллионов новых рабочих мест, в особенности в сфере услуг, чтобы высвободить, рассосать нашу глубочайшую скрытую структурную безработицу, поставившую нас по уровню производительности труда и эффективности производства ниже всех в цивилизованном мире; наконец, полное открытие дверей нашей экономики и массированное привлечение в нее ресурсов извне, активное участие в международной конкуренции, превращение международных критериев эффективности и качества в повседневную норму для нашей внутренней экономической жизни.
Убежден, когда мы решим эти сложнейшие и, не надо обольщений, исключительно болезненные задачи, тогда мы и станем жить, как люди живут. И тогда мы, наконец, вновь займем в мировом сообществе место, достойное нашего великого культурного наследия и наших неисчерпаемых потенциальных возможностей. Но не дай нам Бог где-нибудь по дороге опять подпасть под власть какой-нибудь завиральной, утопической идеи! Жить, работать и создавать — этого хватит. Хватит нам, и детям нашим, и внукам. А дальше видно будет, как и что.
В том виде, в каком она была задумана ее инициаторами, горбачевская перестройка — и это вряд ли кто будет оспаривать сегодня — потерпела провал. Ни видоизмененный, более гуманный, более эффективный, как все мы тогда надеялись, социализм сохранить не удалось, ни основы новой, более жизнеспособной, т. е. рыночной, экономики первые наши реформаторы построить не смогли.
Жизнь пошла в другую сторону. Советский Союз развалился. Контроль верховной власти над общественными процессами в России был почти утрачен. Стихия понесла страну по неизвестному, пугающему, непонятному для большинства людей пути: то ли в преисподнюю, то ли к лучшей жизни — кому это ясно было тогда, после августовского путча, во второй половине? Да кому это, честно говоря, ясно до конца даже и сегодня, сейчас?
В наиболее преуспевающих странах мира вся общественная жизнь зиждилась и зиждется на двух основах — на демократии в политике и рынке в экономике. Однако, как показывает мировой опыт, возможно и промежуточное состояние, обеспечивающее, по крайней мере, экономический успех: авторитарный или полудемократический режим в политике, но в то же время полное господство рыночных отношений в экономике (при более или менее ощутимой роли государственного регулирования).
Именно такая промежуточная — и успешная! — модель Китая была у нас перед глазами в середине 80-х годов: можно было не очень раскачивать политическую лодку, но сосредоточиться на годы вперед преимущественно на таких абсолютно необходимых, первоочередных задачах, как всемерное насыщение потребительского рынка, развитие всех форм мелкого и среднего частного предпринимательства, постепенная либерализация внутренних цен, медленный, осторожный перевод предприятий тяжелой промышленности на самоокупаемость, развитие кредитно-банковской системы, поддержание устойчивости ограниченно конвертируемой национальной валюты и, наконец, дозированное открытие национальной экономики для благотворной иностранной конкуренции и притока иностранных частных инвестиций. Собственно, именно и предлагали ряд советских экономистов, включая и меня. Последним таким проектом мягкого, щадящего варианта реформ (при сохранении политической устойчивости режима) была программа «500 дней» С. Шаталина и Г. Явлинского. Однако не получилось. Почему?
Убежден, причины лежат отнюдь не в экономической сфере. Нет, дело, думается, в другом: в абсолютной утрате прежним правящим слоем всякого чувства реальности, включая и элементарнейший инстинкт самосохранения. На это, в свою очередь, наложилась традиционная экономическая безграмотность советского руководства, в том числе и деятелей «горбачевской волны». Достаточно только вспомнить такие выверты первых «перестроечников», как разрушительная антиалкогольная кампания; пресловутая политика «ускорения» (на какие, спрашивается, средства?); бездумная, запредельная по своей глупости борьба против «нетрудовых доходов», выразившаяся в погромах продуктивных приусадебных хозяйств; жесточайшее сокращение не производственного, а потребительского импорта, на котором (наряду с доходами от спиртного) держался тогда весь бюджет; распродажа втихую золотого запаса страны; лихорадочное печатание «пустых», необеспеченных денег для покрытия стремительно возраставшего бюджетного дефицита и пр., и пр.
Собственно, единственно доброе, разумное, что сделала первая «перестроечная команда» в экономике, — это принятие Закона «О кооперации». Но и его она сама же очень скоро испугалась и дала недвусмысленный задний ход. А в довершение всего — отказ России и ряда других платить налоги в общесоюзную казну, продиктованный чисто политическими (а скорее, даже личностными) мотивами, что нанесло сокрушительный и окончательный удар по всей политике перестройки, удар, лишь формализованный потом в решениях Беловежской встречи трех республиканских лидеров.
Наше национальное несчастье, думаю, в том, что у нас не нашлось в те годы своего Дэн Сяопина, кто выдвинул бы во главу угла не грандиозные планы переделки всего и вся сверху, не привычную для большевиков ставку на штурм, на «организацию», а положился бы на обыкновенный здравый смысл, в свою очередь опирающийся, прежде всего на стихию жизни, на природную творческую энергию миллионов. И тогда, и сегодня наше спасение, уверен, не Уралмашзавод, а ничем не стесняемая деятельность наших частных предпринимателей во всех областях экономики, «энергия травы», взламывающей любой асфальт.
Но этого никогда не могли понять большевики, даже в их «перестроечном варианте». И, к сожалению, этого не могли (или не хотели?) понять и наши новые реформаторы, пришедшие к власти после августа. Разница между теми и другими была лишь в том, что первые действовали по К. Марксу, а вторые по М. Фридмэну. Но методы их были одни и те же — большевизм, полное презрение к «человеку с улицы», стремление не подстроиться под жизнь, не помочь ее внутренним силам, а сломать ее, жизнь, об коленку.
Приходит отец домой, а его ребенок плачет. Отец спрашивает ребенка: - Почему ты плачешь? Отвечает ему ребенок: - Почему ты мне папа, а я не сын тебе? Кто же это плакал?
Статью подготовила Павлова Елена Геннадиевна, доцент кафедры «Макроэкономическое регулирование» Финансового университета при Правительстве РФ. 
