Правосудие выступает наиболее надежным и цивилизованным способом разрешения возникающих в обществе конфликтов, защиты прав и свобод граждан, интересов гражданского общества и государства не только в силу независимости судей, но преимущественно благодаря особой процессуальной процедуре. Поэтому одним из общепризнанных особенностей правосудия является осуществление его в установленной процессуальным правом форме, в строго установленном порядке. Судебной процедуре придается настолько большое значение, что целый ряд принципиально важных положений имеют статус конституционных норм и закреплены в международно-правовых актах о правах и свободах человека и гражданина. Процессуальная процедура рассматривается в качестве гарантии справедливого судебного разбирательства, право на которое признается за каждым человеком и гражданином. Статья 10 Всеобщей декларации прав человека гласит: «Каждый человек для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъявленного ему уголовного обвинения имеет право на основе полного равенства на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости независимым и беспристрастным судом». Аналогичное право закреплено в п. 1 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и в п. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод: «Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона».
Как должно быть организовано отправление правосудия, чтобы оно отвечало требованиям справедливости? Ответ на этот вопрос следует искать прежде всего в конституционных нормах, посвященных судебной власти и правам человека, а также в международных нормах, которые кроме общих требований к правосудию содержат и ряд конкретных предписаний, адресованных правосудию по уголовным делам, в виде минимальных стандартов справедливости.
К моментам, обеспечивающим справедливое правосудие, относится требование беспристрастности (объективности) суда. «Идея, согласно которой в составе справедливого суда не должно быть лиц, ранее участвовавших в разбирательстве, основана на предположении, что люди склонны придерживаться прежнего мнения даже в иной роли. В этом смысле они должны будут оценивать себя при рассмотрении соответствующего дела, нарушая принцип аксиомы общего права, согласно которой никто не может быть судьей в собственном деле».
Российское уголовно-процессуальное законодательство, учитывая возможность заинтересованности судьи в исходе дела либо предвзятости, порожденной какими-либо обстоятельствами конкретного дела, предусмотрело институт отвода судей по инициативе участников процесса либо по инициативе самих судей (ст. 5962 УПК РСФСР). Принципиальный подход российского законодательства к обстоятельствам, исключающим возможность участия судьи в рассмотрении конкретного дела, совпадает с подходом Европейского Суда по правам человека к этой проблеме. В определенной мере под влиянием толкования понятия беспристрастности суда, которое содержится в ряде решений Европейского Суда, в ст. 60 УПК РСФСР было внесено дополнительное обстоятельство, исключающее участие судьи в рассмотрении дела, а именно: проверка судьей законности и обоснованности ареста или продления срока содержания под стражей. В п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О практике судебной проверки законности и обоснованности ареста или продления срока содержания под стражей» говорится, что, «проверяя законность и обоснованность ареста или продления срока содержания под стражей, судья не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности содержащегося под стражей лица в инкриминируемом ему преступлении», тем не менее оценка судьей законности и обоснованности ареста предполагает проверку наличия доказательств, указывающих на обвиняемого (подозреваемого) как на лицо, совершившее преступление. Принимая во внимание, что это может сказаться на объективности и беспристрастности судьи при рассмотрении уголовного дела по существу, законодатель включил указанное обстоятельство в число тех, которые препятствуют участию судьи в рассмотрении дела.
Вместе с тем в ходе судебной реформы значительно расширился предмет судебного контроля на стадии предварительного расследования преступлений. Опираясь на ст. 46 Конституции РФ, Конституционный Суд РФ признал право обвиняемых и потерпевших (их защитников и представителей) на обжалование в суд таких действий и решений, как отказ в возбуждении уголовного дела, приостановление и прекращение уголовного дела, продление срока предварительного следствия, наложение ареста на имущество и денежные вклады, обыск. Поэтому в настоящее время актуальным стал вопрос о возможности судьи, разрешающего жалобы на указанные выше действия и решения, принимать участие в рассмотрении уголовного дела по существу в случае его поступления в суд. Для решения этого вопроса полезно ознакомиться с практикой Европейского Суда по жалобам на нарушение п. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в части права на беспристрастный суд. Европейский Суд рассмотрел серию жалоб, касающихся этой проблемы. При этом он во всех случаях выяснял, какой объем предшествующего участия судьи в деле отвечает требованиям сохранения его беспристрастности согласно п. 1 ст. 6. При рассмотрении каждого дела суд изучал конкретные действия судьи на предыдущих этапах разбирательства, чтобы определить, есть ли разумные основания считать такое участие создающим вероятность, что у судьи сложилось мнение относительно виновности или невиновности обвиняемого.
Так, в деле «De Cubber против Бельгии» речь шла о том, что рассматривающий уголовное дело судья на стадии предварительного следствия выполнял функции следственного судьи. Правительство Бельгии утверждало, что эти функции не умаляют объективности судьи. Оно отметило, что в Бельгии судья-следователь полностью независим при выполнении своих обязанностей, он не имеет статуса стороны в уголовном процессе и не является «инструментом обвинения». Его задача состоит в том, чтобы беспристрастно собрать доказательства, как в пользу обвиняемого, так и против него, «поддерживая при этом справедливый баланс между обвинением и защитой», поскольку он «никогда не перестает быть судьей». Однако Европейский Суд посчитал, что эти факторы не являются решающими. Учитывая, что «судья хорошо ознакомился с подробностями дела, обвиняемый вполне мог опасаться, что у судьи успеет сложиться мнение о его вине или невиновности». На этом основании Суд признал, что заявителю было отказано в праве на разбирательство дела независимым и беспристрастным судом.
Рассматривая последующие дела, Европейский Суд продолжал разрабатывать основу для решения этих вопросов. В деле «Hauschild против Дании» он постановил: сам факт, что датский судья принимал предварительные решения по уголовному делу (включая решения о содержании обвиняемого под стражей), согласно ст. 6 не мешает такому судье председательствовать на процессе. В Дании в отличие от Бельгии нет следственных судей. Следствие и уголовное преследование ведутся раздельно полицией и прокурорами. Судья; ведущий дело до суда, просто решает, предъявлены ли достаточные доказательства, которые оправдывают задержание и арест. По мнению Суда, такие действия, как правило, не вызывают тех опасений, которые имели место в деле De Cubber. Однако по фактическим обстоятельствам дела Hauschild судья, правомочность участия которого оспаривалась, неоднократно выносил постановления согласно конкретному Закону об отправлении правосудия, который требовал при этом доказать наличие «особо обоснованного подозрения». Суд постановил, что разница между этим выводом и тем, который пришлось бы делать судье на процессе, «незначительна» и при данных обстоятельствах имеет место нарушение ст. 6. В других делах Суд критически оценивал утверждение о том, что предшествующее участие в рассмотрении дела дисквалифицирует судью. «Одно то, что судья выносил решение до суда... нельзя считать оправданием опасений за его беспристрастность, действительное значение имеют объем и характер этих решений». А в деле, когда двое из трех судей, слушавших дело, ранее участвовали в принятии решения об отказе заявителю в освобождении до суда, Суд также не пришел к выводу о наличии нарушения, поскольку в этом случае «давалась лишь краткая оценка имевшимся фактам с целью установить, существенны ли подозрения полиции и дают ли они основание опасаться, что обвиняемый скроется». Ввиду такой ограниченности содержания решения любые опасения по поводу предвзятости не имели «объективного оправдания».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Из сказанного можно сделать вывод о том, что концепция беспристрастности, которую выработал Европейский Суд, не является формальной, и все зависит от того, какие именно действия и решения и в каком объеме предпринимал судья, осуществляя судебный контроль на стадии предварительного следствия. Мы можем как следовать этой концепции, так и разработать собственную; мы не можем снижать уровень требований к беспристрастности судьи, но можем его повысить, если у нас найдутся соответствующие кадровые возможности. Думается, что чисто формальную позицию в данном вопросе занимать неконструктивно. Юридической общественности стоит серьезно обсудить эту проблему. Во всяком случае мысль, высказанная судьей Конституционного Суда РФ Т. Г. Морщаковой в особом мнении по делу о проверке конституционности положений ст. 133,218 (ч. 1)и220 УПК РСФСР, которая состоит в том, что «предыдущее участие в судопроизводстве должно расцениваться и расценивается согласно ст. 60 УПК РСФСР как обстоятельство, устраняющее судью отдела», нуждается в критическом осмыслении. Дело в том, что из ст. 60 УПК РСФСР такой категорический вывод не вытекает. Из п. 1 ст. 9 следует, что судья не может участвовать в рассмотрении дела, если он участвовал в этом деле в качестве лица, производящего дознание, следователя, обвинителя, защитника, законного представителя обвиняемого, представителя потерпевшего, гражданского истца или гражданского ответчика. В случае же судебного контроля, о котором идет речь, судья участвует на предварительном следствии в качестве судьи. Как предыдущее участие в деле можно рассматривать и дачу санкции на обыск в случае, если есть достаточные основания полагать, что в каком-либо помещении или ином месте, или у какого-либо лица находятся орудие преступления, предметы и ценности, добытые преступным путем, а также другие предметы и документы, которые могут иметь значение для дела. Думается, что одно только санкционирование обыска не должно влечь устранение судьи от дела. Равным образом, нет оснований для устранения судьи от дела, если он, например, рассматривал жалобу адвоката по поводу ограничения его права на свидание с содержащимся под стражей обвиняемым. Конечно, было бы идеально иметь в штате судов специальных судей, наделенных полномочиями по контролю за ограничением конституционных прав граждан на стадии предварительного расследования и разрешения жалоб на незаконные действия должностных лиц в этой стадии процесса.
Если следовать решениям Конституционного Суда РФ, особенно по делу о конституционности ст. 133,218(ч. 1) и 220 УПК РСФСР, то практически любое решение следователя и прокурора можно обжаловать в суд, поскольку такие решения, во всяком случае большинство из них, неизбежно затрагивают чьи-либо конституционные права, которые подлежат судебной защите без неоправданной задержки. Насколько обоснована и целесообразна такая позиция Конституционного Суда РФ — вопрос особый. Но если ей следовать, то без специальных судей типа следственных судей нам не обойтись.
Позиция, согласно которой предыдущее участие в судопроизводстве должно расцениваться как обстоятельство, устраняющее судью от дела, заставляет задуматься и о возможности судьи вышестоящего суда, рассматривающего жалобы на промежуточные решения суда первой инстанции, участвовать в рассмотрении этого дела в кассационном или надзорном порядке. Кроме того, следует учитывать и деятельность судьи в стадии подготовки к судебному заседанию. Несмотря на то, что данная стадия перестала именоваться как предание суду, полномочия судьи в этой стадии остались прежними. По правилам, принятым практически во всех западных демократиях, судья, разрешающий вопросы, аналогичные содержащимся в ст. 222 УПК РСФСР, не может принимать участие в рассмотрении дела по существу. Если принять во внимание, что судья согласно п. 3 ст. 222 УПК РСФСР должен решить, собраны ли доказательства, достаточные для рассмотрения дела в судебном заседании, то очевидно, что это подпадает под понятие наличия «особо обоснованного подозрения», что согласно концепции Европейского Суда должно исключать участие судьи в рассмотрении уголовного дела по существу. К сожалению, комплекс вопросов, связанных с обеспечением беспристрастности судей, не нашел должного освещения в Концепции судебной реформы и ускользнул из поля зрения разработчиков проекта нового УПК.
Авторы Концепции основное внимание сосредоточили скорее на политических аспектах беспристрастности, нежели на чисто правовых.
Данные требования заслуженно рассматриваются в качестве непреложного свойства правосудия в демократическом обществе. Гласность является не только предпосылкой социального контроля за судебной властью, за тем, как вершится правосудие, но и условием, заставляющим судью контролировать свое поведение, «играть» роль судьи достойно. Судья должен быть справедливым (по сути) и своим поведением в открытом, гласном процессе подтверждать это качество. Суд над человеком предполагает его право быть услышанным судьей и согражданами, право объяснить им суть своих поступков и рассчитывать на понимание. В обстановке гласности значительно сложнее осудить невиновного человека или назначить ему несоразмерно суровое наказание. Открытость судебного разбирательства позволяет нивелировать получившие в последнее время распространение упреки в закрытости судебной власти, ее неподконтрольности народу. Двери судебных заседаний открыты для каждого, и тот, кто желает увидеть, как вершится правосудие, имеет на это полное право. Все международные нормы, касающиеся отправления правосудия, указывают на гласность как на непременный элемент его справедливости.
Право на публичное разбирательство закреплено в ст. 10 Всеобщей декларации прав человека, ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Европейский Суд отметил, что публичность (гласность, открытость) судебного разбирательства направлена на защиту сторон от тайного правосудия, не подпадающего под контроль общественности, и что она также является одним из средств сохранения доверия в судах всех уровней. В Конституции РФ закреплено: «Разбирательство во всех судах открытое. Слушание дела в закрытом заседании допускается в случаях, предусмотренных федеральным законом» (ст. 123).
Возможность проведения закрытых заседаний предусмотрена и международными нормами, причем в более широком объеме, нежели в российском законодательстве. УПК РСФСР (ст. 18) разрешает проводить закрытое судебное разбирательство, когда необходимо предотвратить разглашение государственной тайны, по делам о преступлениях лиц, не достигших 16летнего возраста, половых преступлениях, а также по другим делам в целях не разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц. Статья 9 ГПК РСФСР разрешает закрыть судебное заседание в целях предотвращения разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц, а также для обеспечения тайны усыновления. Приговоры и решения суда во всех случаях провозглашаются публично. Согласно ч. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод «судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на все судебное заседание или часть его по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, если это требуется в интересах несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или — в той мере в какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда публичность нарушала бы интересы правосудия». Аналогичное положение содержится в ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, за исключением того, что Пакт в отличие от Конвенции разрешает не оглашать приговор или решение по гражданскому делу, «когда интересы несовершеннолетних требуют другого или когда дело касается матримониальных споров или опеки над детьми».
В комментарии к ст. 6 Конвенции говорится, что требование публичного оглашения судебного решения (приговора) «не должно толковаться буквально как требование публично зачитать решение. Во всех случаях необходима соответствующая случаю форма открытости. В частности, может оказаться достаточной сдача решения в канцелярию суда, где заинтересованное лицо может с ним ознакомится». Думается, что «соответствующая случаю форма решения» может пониматься и как возможность частичного оглашения приговора или решения. Например, допустимо полностью огласить резолютивную часть и сокращенно описательно-мотивировочную с тем, чтобы не оглашать того, ради чего заседание проводилось за закрытыми дверями. Поэтому следует поддержать позицию авторов проекта нового УПК РФ, которые в ч. 7 ст. 261 предусмотрели следующее правило: «Приговор суда провозглашается публично. В случае рассмотрения дела в закрытых заседаниях по мотивированному определению (постановлению) суда может оглашаться только резолютивная часть приговора».
Кроме того, следует обратить внимание и на более широкий круг оснований, позволяющих проводить закрытое судебное заседание. В судебной практике уже встречаются случаи, когда судебное заседание закрывается по той причине, что свидетели испытывали страх при даче показаний в присутствии публики. При этом судьи прямо ссылались на ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах (ст. 6 Европейской конвенции), в которой говорится о возможности закрытого слушания, «когда публичность нарушала бы интересы правосудия».
Так приговором Кировского областного суда осуждена группа лиц, обвинявшихся в бандитизме, квалифицированном вымогательстве, похищении людей, а также других тяжких насильственных преступлений против личности. В ходе предварительного следствия со стороны обвиняемых высказывались угрозы расправой потерпевшим и свидетелям. Слушание дела было назначено в открытом судебном заседании. Однако в суд из 17 потерпевших явились только двое. Остальные потерпевшие не явились из-за боязни угроз со стороны обвиняемых и их знакомых. Принимая это во внимание, судебная коллегия в целях обеспечения безопасности потерпевших приняла решение о рассмотрении дела в закрытом судебном заседании. Рассматривая дело в кассационном порядке, Судебная коллегия Верховного Суда РФ усмотрела нарушение ст. 18 УПК РСФСР, которая не предусматривает такого основания для проведения закрытого судебного заседания, в связи с чем приговор Кировского областного суда был отменен и дело направлено на новое рассмотрение.
Президиум Верховного Суда РФ по протесту заместителя Председателя Верховного Суда РФ рассмотрел это дело в порядке надзора и пришел в выводу, что согласно ст. 52 Конституции РФ права потерпевших от преступлений охраняются законом. Из ст. 15 Конституции РФ следует, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.
В соответствии со ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах публика может не допускаться на судебное разбирательство, когда того требуют интересы правосудия. В связи с этим Президиум Верховного Суда РФ пришел к выводу, что Кировский областной суд правомерно принял решение о рассмотрении дела в закрытом судебном заседании.
Представляет интерес и позиция Европейского Суда, согласно которой п. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод позволяет любому лицу отказаться от своего права на публичное судебное разбирательство. Отказ должен быть заявлен по собственной воле и «недвусмысленным образом». Вместе с тем такой отказ не обязателен для суда и «национальные судьи имеют определенные дискреционные полномочия в этом вопросе и могут не принять такой отказ, если слушание дела при закрытых дверях противоречит общественным интересам».
Действительно, при решении вопросов гласности и открытости иногда сталкиваются два защищаемых законом интереса — личный и общественный. Достаточно часто личный, а иногда и профессиональный, коммерческий интерес требует конфиденциальности, а общественный — открытости. Конституция РФ гарантирует гражданам защиту их достоинства (ст. 21); неприкосновенность частной жизни (ст. 23), что значительно шире интимной жизни, защищаемой УПК и ГПК; запрещает использование и распространение информации о частной жизни лица без его на то согласие (ст. 24); разрешает ограничивать права и свободы граждан федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. Зет. 55). На этом основании В. А. Ржевский и Н. М. Чепурнова справедливо отмечают, что соблюдение гарантированных прав и свобод человека при открытом слушании уголовных и гражданских дел — уже не этический, а правовой элемент. Поэтому они предлагают предусмотреть в процессуальном законе право сторон ходатайствовать перед судом о слушании дела в закрытом судебном заседании и установить более широкий круг оснований, позволяющих суду провести закрытое судебное заседание.
Соглашаясь в принципе с такой позицией авторов, если иметь в виду приоритетность интересов личности перед интересами общества и государства, следует тем не менее учитывать, что сфера правосудия, и более всего по уголовным делам, — это особая сфера общественных отношений, где и Конституция РФ, и международные нормы допускают отступление от общих правил в части защиты от вмешательства в личную и семейную жизнь, сбор, хранение и использование информации о частной жизни лица без его согласия на это и др. В правосудии по уголовным делам приоритетным является принцип публичности, а не диспозитивности, позволяющий сторонам свободно распоряжаться в том числе и процессуальными правами. Поэтому, поддерживая идею о необходимости предоставления сторонам как в гражданском, так и в уголовном процессе права ходатайствовать о проведении закрытого судебного заседания, полагаю, что в уголовном процессе в отличие от гражданского необходимо предусмотреть более узкие пределы удовлетворения таких ходатайств судом. Конечно, это осложняет положение суда, поскольку разрешить конфликт между личными и общественными интересами в зависимости от конкретных обстоятельств дела далеко не простая задача, особенно если при этом нужно учитывать и противоречивые интересы сторон.
Разработчики проекта нового УПК РФ учли целый ряд моментов, связанных с гласностью судебного разбирательства и необходимостью более тщательного обеспечения личных и профессиональных тайн. В частности, в п. 1 ст. 261 расширены основания проведения закрытого судебного заседания: «Суд должен обеспечить открытое судебное разбирательство дел, за исключением случаев, когда это может привести к разглашению охраняемой законом государственной, военной, коммерческой или иной тайны». Пункт 2 ст. 261 проекта УПК РФ сформулирован следующим образом: «Закрытое судебное разбирательство, кроме того, допускается по мотивированному определению (постановлению) суда по делам о преступлениях лиц, не достигших 16-летнего возраста, о половых и других преступлениях в целях предотвращения разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц либо сведений, унижающих их достоинство, а также в случаях, когда этого требуют интересы обеспечения безопасности участников процесса и свидетелей, членов их семей и близких родственников». Пункт 4 указанной статьи проекта предусматривает: «В целях охраны тайны переписки и телеграфных сообщений личная переписка и личные телеграфные сообщения граждан могут быть оглашены в открытом судебном заседании только с согласия лиц, между которыми эта переписка и телеграфные сообщения происходили. В противном случае такая переписка и телеграфные сообщения оглашаются и исследуются в закрытом судебном заседании. Указанные правила применяются и при исследовании звуко, видеозаписей, носящих личный характер». Представляется, что применение п. 4ст. 261 проекта УПК РФ вызовет немало сложностей, поскольку понятие «личный характер» по своему содержанию является достаточно неопределенным. Кроме того, почему в таком случае указанные ограничения не распространяются на вещественные доказательства, полученные в результате обыска, которые также могут содержать информацию «личного характера»?
Ограничение гласности, которое имело место при тоталитарном режиме, не могло не сказаться на реализации данного принципа в судебной деятельности. Это касалось, например, возможности записывать ход судебного разбирательства и допускать в судебное заседание представителей средств массовой информации, когда на законных основаниях нельзя было закрыть судебное заседание и дело слушалось при открытых дверях. В середине 80-х годов процесс демократизации коснулся и судебной деятельности. Так, было принято Постановление Пленума Верховного Суда, где говорилось: «В целях обеспечения гласности судебного разбирательства устранить факты воспрепятствования лицам, присутствующим в зале суда, ведение записи судебного процесса. При этом необходимо иметь в виду, что фото, кино и видеосъемка в зале суда могут проводиться только по разрешению председательствующего по делу».
Обращает на себя внимание то, что, регламентируя вопросы гласности судебного разбирательства, международные нормы говорят лишь о присутствии представителей прессы и публики. Что же касается расширенного толкования, допускающего возможность применения фото, кино, видеосъемки, то это отдается, очевидно, на усмотрение каждого отдельного государства. Такая позиция вполне понятна, поскольку многие европейские государства (например, Англия, Франция) традиционно не допускают такой возможности. С их точки зрения, это несовместимо с достоинством и интересами правосудия. Российское законодательство может занять по данному вопросу иную позицию. Следует, на наш взгляд, все же иметь в виду, что применение фото, кино, видеосъемки с целью широкой трансляции полученной таким образом информации затрагивает не только интересы правосудия, но и интересы участвующих в деле сторон. Поэтому правильно поступили авторы анализируемого нами проекта, записав в п. 5 ст. 261, что «фото, киносъемка и видеозапись допускаются с разрешения председательствующего по делу и с согласия сторон».
Оперативность правосудия
Судебная деятельность всегда характеризовалась двумя показателями: качеством и оперативностью, под которой понималось соблюдение процессуальных сроков. Процессуальные сроки и их соблюдение постоянно находились в поле зрения как судебной практики, так и юридической науки, разрабатывающей организационные основы правосудия. Вместе с тем поскольку процессуальные сроки относились к организационным моментам осуществления правосудия, а организационное руководство судами осуществлялось Министерством юстиции, то состояние дел со сроками преимущественно было предметом ведения органов юстиции. В последние годы ситуация принципиально изменилась. Во-первых, Министерство юстиции как орган исполнительной власти лишилось функций организационного руководства судами и вопросы, связанные с соблюдением процессуальных сроков, перешли в исключительное ведение судебной власти; во-вторых, не без влияния международных норм оперативность правосудия перешла из сферы чисто организационных моментов судебной деятельности в сферу, характеризующую качество правосудия.
Хотя Верховный Суд и Министерство юстиции всегда связывали проблему сроков с эффективностью защиты прав граждан, тем не менее ни в науке, ни в законе, ни на практике оперативность никогда не рассматривалась как право человека, обращающегося или привлеченного к суду, на то, чтобы его дело было рассмотрено без неоправданной задержки (в разумной срок). Между тем согласно общепризнанным принципам и нормам международного права быть судимым без неоправданной задержки составляет одно из основополагающих прав человека, неразрывно связанное с правом на справедливое судебное разбирательство. Поэтому в настоящий момент Верховный Суд РФ уделяет проблеме сроков первостепенное значение, в том числе и потому, что в силу целого ряда причин, как объективного, так и субъективного характера, положение дел со сроками предварительного расследования и судебного рассмотрения обстоит далеко не лучшим образом.
Сроки рассмотрения уголовных дел вызывают особую озабоченность в связи с тем, что около 30 % лиц, обвиняемых в совершении преступления, содержатся под стражей. Принимая во внимание условия содержания под стражей, это становится не только правовой, но и социальной проблемой.
Немаловажным обстоятельством является и тот факт, что российские граждане получили возможность обратиться за защитой своих прав в Европейский Суд, и на сегодняшний день значительное число жалоб из России поступило в том числе и на нарушение права быть судимым без неоправданной задержки. Справедливости ради следует отметить, что задержки при решении правовых споров — тема наибольшего числа жалоб, направляемых в Европейский Суд по правам человека от граждан европейских государств, подписавших Европейскую конвенцию. Но это не должно успокаивать хотя бы потому, что в случае констатации нарушения указанного права жалобщик приобретает право на возмещение причиненного ему ущерба. Ущерб в ряде случаев может быть достаточно серьезным, если принять во внимание те последствия, которые в связи с длительным содержанием под стражей в ненадлежащих условиях могут наступить для обвиняемого.
В связи с этим полезно познакомиться с подходом Европейского Суда по правам человека к рассматриваемой проблеме. Согласно п. 1 ст. 6 Европейской конвенции «каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок». Статья 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, перечисляя права, которые как минимум должны принадлежать лицам, обвиняемым в совершении преступления, в п. «с» указывает на право быть судимым без неоправданной задержки. Обращает на себя внимание то, что речь в указанных нормах идет не о лицах, преданных суду, а о лицах, которым предъявлено обвинение. Поэтому начальным моментом, когда у гражданина появляется право быть судимым в разумный срок, считается момент предъявления обвинения, если он был задержан или ему избрана мера пресечения, то соответственно с этого момента. Конечным сроком считается вступление приговора в законную силу. По гражданским делам начальным моментом течения срока является возбуждение истцом дела в суде. Если с этих позиций посмотреть на состояние наших дел со сроками, особенно по уголовным делам, то картина будет просто удручающей.
Толкование формулы «разумный срок» зависит от того, находится обвиняемый под стражей или нет, поскольку находящееся под стражей лицо имеет право на то, чтобы его дело рассматривалось в первоочередном порядке и чтобы процесс шел достаточно быстро. Поэтому разумный срок, о котором идет речь, применительно к лицам, содержащимся под стражей, должен быть более коротким. Комиссия по правам человека разъяснила, что длительная задержка в судебном разбирательстве может быть приемлемой и обоснованной по причине, например, сложности дела, однако это не может оправдывать длительное содержание лица под стражей. Европейский Суд также неоднократно подчеркивал, что необходимо более оперативно выносить решения по некоторым типам споров. К делам, имеющим жизненно важное значение для заявителя и особое свойство необратимости, власти обязаны подходить с особой заботой, так как «всегда есть опасность, что любая процедурная отсрочка приведет de facto к решению вопроса, переданного в суд, прежде чем будет принято судебное решение». Это было признано верным по делам о семейных отношениях, занятости, заболевании СПИДом из-за использования зараженных запасов крови и др. Определяя, какой срок является «разумным», Европейский Суд постановил, что все решают конкретные обстоятельства дела. «Суд должен учесть, в частности, сложность фактических или юридических вопросов, постановленных в деле, поведение заявителей и компетентных властей и то, какие интересы первых были поставлены на карту; кроме того, лишь задержки, в которых можно обвинить государство, могут оправдать вывод о невыполнении требования, касающегося «разумного срока»".
Применительно к поведению заявителя Европейский Суд считает, что заинтересованное лицо должно проявить заботливость в выполнении касающихся его процессуальных действий, воздерживаться от тактики проволочек и пользоваться предоставляемыми внутригосударственным правом возможностями для сокращения сроков разбирательства.
В ряде решений относительно нарушения разумного срока Европейский Суд постановил, что хотя заявитель не обязан сотрудничать с обвинителями, он несет ответственность за любые задержки при рассмотрении уголовного дела, вызванные его поведением. Если в гражданском судопроизводстве установлено, что «заявитель не проявил заботливости, которой можно ожидать от стороны в подобном споре» и тем самым «способствовал продлению разбирательства», нарушения не выявляются. Хотя «заявителей нельзя винить в неполном использовании средств правовой защиты, достигнутой им по внутригосударственному праву», их «поведение представляет собой объективный факт, ответственность за который нельзя возложить на государство и который должен учитываться в целях определения, был ли превышен разумный срок, упомянутый в п. 1 ст. 6». Так, в деле «Vemillo против Франции» в гражданском процессе, длившемся восемь лет, не было установлено нарушения, поскольку «аналогичные» задержки по вине суда составили лишь один год из этого срока, тогда как ответчики были ответственны за задержки длиной в один год и восемь с половиной месяцев, а истцы — за задержки, составившие около двух с половиной лет.
Что касается задержек, вызванных «наличием в судебной системе портфеля нерассмотренных дел», то Европейский Суд для более тщательного анализа разделил такие портфели на два типа. Первый возникает при чрезвычайных ситуациях, таких, как экономический кризис, когда государство заранее не могло предвидеть резкое увеличение числа споров и, осознав проблему, принимает быстрые и эффективные меры для ее устранения. «Конвенция возлагает на договаривающиеся государства обязанность организовывать свои правовые системы так, чтобы судьи могли выполнять требования п. 1 ст. 6, включая требование проводить разбирательство “в разумной срок”. Тем не менее временное накопление работы не влечет за собой ответственности договаривающихся государств при условии, что они достаточно оперативно принимают меры к устранению исключительной ситуации такого рода».
Портфель второго типа называется структурным — существует больше дел, чем способна рассмотреть судебная система. При таких обстоятельствах Европейский Суд проявляет большую жесткость, поскольку здесь не обнаруживаются обстоятельства, которые свидетельствовали бы о непредвиденной и чрезвычайной ситуации. В таких случаях имеет место запущенное состояние с кадрами судей и судебной нагрузкой. Такую позицию Суд продемонстрировал в деле «Cuincho против Португалии». По этому делу Суд постановил, что поскольку наплыв дел, вызванный возвращением Португалии к демократии, не был совершенно непрогнозируемым, усилий Португалии (оказавшихся неэффективными) недостаточно для освобождения ее от ответственности.
Совершенно очевидно, что ситуация, сложившаяся в российской судебной системе из-за хронического недофинансирования, систематического увеличения нагрузки при неукомплектованности судебных кадров, скорее всего Европейским Судом не будет принята во внимание при рассмотрении жалоб граждан, поскольку все ухудшающаяся ситуация имеет место на протяжении значительного отрезка времени и была вполне прогнозируемой, особенно после принятия Конституции РФ. Кроме того, нет решительно никаких доказательств, что государство принимает быстрые и эффективные меры для снижения судебной нагрузки и обеспечения нормальных условий функционирования судебной системы. О критическом состоянии правосудия Верховный Суд РФ и органы судейского сообщества доводили до сведения всех государственных и негосударственных органов, имеющих возможность повлиять на ситуацию, а также высоких должностных лиц, правомочных принимать решения: Президента РФ, Совета при Президенте РФ по совершенствованию судебной деятельности, Государственной Думы, Совета Федерации. На протяжении ряда лет Верховный Суд РФ настаивает на скорейшем принятии необходимых законов, способных в некоторой степени снять напряженность с нагрузки, которая в два с половиной раза превышает принятые нормативы. Однако у Государственной Думы не нашлось необходимого для этого времени и сил. Но дело даже не столько в законах, сколько в острой нехватке средств для реализации уже принятых законов. Мы большие надежды связываем с принятым Федеральным законом «О мировых судьях в Российской Федерации», так как мировым судьям предполагается передать на рассмотрение около 65 % гражданских дел и дел о преступлениях небольшой тяжести. Верховный Суд РФ добился, чтобы финансирование системы мировых судов было обозначено отдельной строкой в бюджете. Но будет ли это финансирование реальным — сказать трудно.
Катастрофически не хватает работников аппарата судов, от которых в значительной степени зависит надлежащая организация судебной деятельности, не говоря уже об острой нехватке средств на почтовые расходы, оплату расходов по явке вызванных в суд лиц и т. д. Вполне возможно, что неоднократное признание России нарушителем Европейской конвенции подтолкнет государство к более решительным шагам для создания надлежащих условий функционирования правосудия.
Однако нельзя закрывать глаза и на имеющие место факты непростительной волокиты, которая не обусловлена никакими объективными причинами. На недобросовестное отношение судей к своим обязанностям квалификационные коллегии реагируют достаточно жестко. Почти 30 % из числа судей, лишенных квалификационными коллегиями полномочий за поступки, позорящие честь и достоинство судьи или умаляющие авторитет судебной власти, приходится на факты грубой волокиты.
Пленум Верховного Суда РФ неоднократно анализировал состояние дел с соблюдением сроков рассмотрения судами уголовных и гражданских дел и принимал по этому вопросу соответствующие постановления. В Постановлении Пленума № 7 «О сроках рассмотрения уголовных и гражданских дел судами Российской Федерации» в ред. постановлений Пленума № 11 и наряду с констатацией наличия факторов, негативно влияющих на своевременность рассмотрения дел, не зависящих от отношения судей к своим обязанностям (неудовлетворительное материально-техническое обеспечение многих судов, недостаточно четкая работа конвойных подразделений органов внутренних дел, отсутствие необходимого количества народных заседателей, частые отказы адвокатов от участия в процессе в порядке ст. 49 УПК РСФСР), тем не менее отмечено, что «основными причинами нарушения процессуальных сроков являются недостатки и упущения в деятельности судов, связанные, прежде всего с неудовлетворительной организацией судебного процесса, снижением исполнительской дисциплины, недостаточном контролем со стороны председателей соответствующих судов».
Анализируя конкретные упущения и недостатки в деятельности судов, Пленум обратил внимание на следующие:
— назначение дел к слушанию с заведомым нарушением предусмотренных ст. 2231 УПК РСФСР и ст. 99 ГПК РСФСР сроков без наличия каких-либо к тому оснований, в том числе и тогда, когда подсудимые находятся под стражей;
— неглубокое изучение материалов уголовного дела на стадии назначения судебного заседания, упущения при подготовке гражданских дел к разбирательству, несвоевременное извещение участников судопроизводства, непродуманная организация судебного процесса, в результате чего рассмотрение дел неоднократно откладывается;
— поверхностное рассмотрение некоторых уголовных и гражданских дел по первой инстанции, что приводит не только к отмене приговоров и решений в кассационном и поднадзорном порядке, но и к существенному увеличению сроков принятия окончательного решения по делам (данные статистики свидетельствуют о том, что ежегодно отменяются в среднем в кассационном и надзорном порядке около 2,5 % постановленных приговоров, что в абсолютных цифрах составляет около 4 тыс. приговоров; решений по гражданским делам в процентном отношении отменяется меньше, но в абсолютных цифрах это приближается к 5 тыс. решений; все указанные случаи влекут за собой необходимость нового предварительного расследования либо нового судебного разбирательства, что в свою очередь увеличивает судебную нагрузку и существенно отодвигает время принятия окончательных решений);
— несвоевременное изготовление протокола судебного заседания, что влечет нарушение сроков направления дел в кассационную инстанцию.
Пленум подчеркнул, что «плохая организация судебного процесса и недостаточно ответственное отношение к исполнению своих должностных и служебных обязанностей со стороны отдельных судей и работников аппарата становится особенно нетерпимой тогда, когда она влечет длительное пребывание подсудимых под стражей».
В целях обеспечения судами соблюдения процессуальных сроков и устранения фактов волокиты Пленум постановил:
1) всем судам принять исчерпывающие меры к устранению отмеченных недостатков, к неукоснительному соблюдению процессуальных сроков, исключению фактов волокиты при судебном рассмотрении дел;
2) обратить внимание судей на необходимость повышения их личной ответственности за своевременное и качественное рассмотрение каждого судебного дела. Преднамеренное грубое или систематические нарушение судьей процессуального закона, повлекшего волокиту при рассмотрении уголовных или гражданских дел и существенно ущемляющих права и законные интересы граждан, следует рассматривать с учетом конкретных обстоятельств как совершение поступка, позорящего честь и достоинство судьи или умаляющие авторитет судебной власти;
3) рекомендовать председателям судов принять необходимые меры по улучшению организации работы аппаратов судов и повышению исполнительской дисциплины, усилить контроль за своевременным рассмотрением судебных дел, обращая особое внимание на те из них, по которым подсудимые содержатся под стражей.
Пленум изучил судебную практику с целью проверки выполнения судами Постановления и пришел к выводу, что указанное Постановление оказало определенное положительное влияние на формирование у судей более ответственного и принципиального отношения к соблюдению процессуальных сроков разрешения судебных дел. Однако коренного перелома не произошло, о чем и свидетельствует судебная статистика.
Верховный Суд РФ вынужден был вновь обратиться к проблеме соблюдения судами сроков рассмотрения дел, поскольку ситуация со сроками, несмотря на некоторое улучшение, оставалась неблагоприятной и необходимо было обратить внимание судов на то, что при неоправданных задержках рассмотрения судебных дел речь идет и о нарушениях Россией принятых на себя обязательствах. Но соблюдению Всеобщей декларации прав человека (ст. 10), Международного пакта о гражданских и политических правах (ст. 14) и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ст. 6), в связи с чем граждане получили право на обращение с жалобой в Европейский Суд по правам человека. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О ходе выполнения Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 7» отмечается, что наряду с наличием не зависящих от суда причин нарушения сроков рассмотрения судебных дел продолжают иметь место факты грубой волокиты, в том числе и по делам, где обвиняемый (подсудимый) содержится под стражей. В резолютивной части Постановления кроме рекомендаций, направленных на устранение имеющихся недостатков, специально подчеркивается, что «при осуществлении правосудия необходимо исходить из того, что несоблюдение установленных законом сроков производства по уголовным и гражданским делам существенно нарушает конституционные права граждан на судебную защиту, а также противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права, которые закреплены в ст. 10 Всеобщей декларации прав человека, в п. 1 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, в п. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах».
На повышение ответственности судей за оперативность правосудия должно оказать влияние и Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 331 и 464 УПК РСФСР и опротестования таких промежуточных решений суда первой инстанции, как отложение и приостановление разбирательства дела, возвращение дела на дополнительное расследование, а также роспуск коллегии присяжных заседателей. При этом Конституционный Суд РФ отметил, что, откладывая либо приостанавливая разбирательство по делу, направляя дело для производства дополнительного расследования или распуская коллегию присяжных заседателей и возобновляя в связи с этим подготовку к судебному заседанию, суд фактически переносит осуществление правосудия на неопределенный срок, что противоречит ст. 46 Конституции РФ и п. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах в части права обвиняемого быть судимым без неоправданной задержки. Признание неконституционными тех положений уголовно-процессуального закона, которые не допускают обжалования и опротестования промежуточных судебных решений, в результате которых необоснованно увеличиваются сроки принятия окончательных решений и происходит фактическое продление сроков содержания обвиняемых под стражей, поставило принятие таких решений под контроль вышестоящих судов, что, безусловно, должно способствовать законности и обоснованности таких решений.
На возможность ускорения уголовного процесса и обеспечение оперативности правосудия должно оказать влияние и Постановление Конституционного Суда РФ, признавшего неконституционность тех положений ст. 133, 218 и 220 УПК РСФСР, которые не допускают судебного обжалования решений должностных лиц, осуществляющих предварительное расследование преступлений, связанных с приостановлением предварительного следствия и продлением его срока. Таким образом, и этот вид промежуточных решений взят под контроль судебной властью.
Особого внимания заслуживает институт возвращения дела на дополнительное расследование. В целом около 10 % уголовных дел возвращается судами на дополнительное расследование (так на дополнительное расследование возвращено свыше 130 тыс. уголовных дел на 142 504 лиц). Пленум Верховного Суда РФ проанализировал практику возвращения судами уголовных дел на дополнительное расследование и принял по этому вопросу Постановление (Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 2 в ред. Постановления Пленума № 11). В данном Постановлении Пленум разъяснил ряд вопросов, связанных с принятием законных и обоснованных решений о возвращении дела на дополнительное расследование, и отметил, что «не всегда, когда это возможно, суды самостоятельно принимают необходимые меры к восполнению пробелов дознания или предварительного следствия. Отдельные суды вместо вынесения обвинительных приговоров по предъявленному обвинению либо по закону о менее тяжком преступлении в той части, где это обвинение доказано, или оправдания по основаниям, указанным в ст. 309 УПК РСФСР, необоснованно возвращают дела на дополнительное расследование, что порождает волокиту и нарушает права граждан».
Институт возвращения дела на дополнительное расследование подвергся значительной корректировке в установленной законом процедуре для рассмотрения уголовных дел с участием присяжных заседателей. Так, в ст. 433 УПК РСФСР говорится, что по итогам предварительного слушания судья может вынести постановление о направлении дела для производства дополнительного расследования лишь в тех случаях, когда установит, что обвинительное заключение составлено с нарушением требований настоящего Кодекса или что при производстве по делу допущены другие существенные нарушения уголовно-процессуального закона, а также когда о возвращении дела для производства дополнительного расследования, в том числе по мотиву необходимости изменения обвинения, ходатайствует государственный обвинитель либо другая сторона. Следовательно, со стадии предварительного слушания уголовное дело можно направить на дополнительное расследование по любому предусмотренному законом основанию только по ходатайству сторон. По инициативе же суда такое решение можно принять только ввиду существенного нарушения уголовно-процессуального закона, в том числе и тогда, когда обвинительное заключение составлено с нарушением требований УПК. Со стадии же судебного разбирательства вернуть дело на дополнительное расследование можно лишь по ходатайству прокурора, потерпевшего, подсудимого и его защитника в случае, когда в ходе судебного разбирательства были выявлены новые, имеющие существенное значение для дела обстоятельства, исследование которых в судебном заседании невозможно без проведения дополнительного расследования (ч. 3 ст. 429 УПК РСФСР).
Итак, со стадии судебного разбирательства вернуть дело на дополнительное расследование можно при наличии одновременно двух условий:
— если об этом просят стороны;
— если в ходе судебного разбирательства были выявлены новые, имеющие существенное значение для дела обстоятельства, исследование которых в судебном заседании невозможно без проведения дополнительного расследования.
Следовательно, по инициативе суда вернуть дело со стадии судебного разбирательства на дополнительное расследование невозможно.
Существенное сокращение возможностей направления дела на дополнительное расследование в суде присяжных вполне объяснимо следующими моментами:
1) рассмотрение дела с участием присяжных заседателей связано со значительными организационными сложностями и материальными затратами;
3) предпринятой законодателем попыткой более широкого внедрения принципа состязательности в процедуру рассмотрения уголовных дел. Примечательно, что правило о возвращении дела на дополнительное расследование из стадии судебного разбирательства содержится в статье «Состязательность в суде присяжных».
В ходе судебно-правовой реформы отношение к институту возвращения дела на дополнительное расследование стало резко ухудшаться под влиянием двух факторов: осознания значимости права обвиняемого быть судимым в разумные сроки и обязанности государства обеспечить реализацию этого права; конституционного принципа состязательности, который существенно ограничивает инициативу суда в восполнении недостатков предварительного расследования преступлений, за которое ответственна обвинительная власть. По этому поводу высказался и Конституционный Суд РФ в Постановлении «По делу о проверке конституционности положений п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232, ч. 4 ст. 248 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР в связи с запросом Иркутского районного суда Иркутской области и Советского районного суда г. Нижний Новгород». Применительно к возвращению дела на дополнительное расследование предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ были те положения статей уголовно-процессуального закона, которые предусматривают возможность по инициативе суда возвращать уголовное дело на дополнительное расследование в случае невосполнимой в судебном заседании неполноты расследования, а также при наличии основания для предъявления обвиняемому другого обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении (п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР).
Конституционный Суд РФ признал указанные нормы закона не соответствующими Конституции РФ, поскольку они по существу возлагают на суд обязанности, характерные для функции обвинения, что противоречит закрепленному в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ принципу состязательности. Кроме того, возвращение дела на дополнительное расследование неизбежно отдаляет перспективу окончательного разрешения дела и к тому же может быть связано с увеличением предельного срока содержания обвиняемого под стражей, что, по мнению Конституционного Суда РФ, не соответствует ст. 46 и 55 (ч. 2 и 3) Конституции РФ и ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в части права обвиняемого на то, чтобы его дело было рассмотрено в разумный срок. Таким образом, Конституционный Суд РФ не только признал не соответствующими Конституции РФ п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР, но и выразил в целом свое негативное отношение к институту возвращения дела на дополнительное расследование, поскольку во всех случаях это отрицательно сказывается на сроках разрешения дела по существу.
Оперативность правосудия — важный, но не единственный элемент, характеризующий справедливость. В правосудии, особенно по уголовным делам, сталкивается слишком много противоречивых интересов. Найти между ними разумный компромисс — дело достаточно сложное. Во всяком случае к институту возвращения дела на дополнительное расследование необходимо подходить дифференцированно, в зависимости от оснований, позиций сторон и стадии процесса. Одно дело, когда речь идет о стадии судебного разбирательства или кассационного и надзорного производства, и другое дело, когда речь идет о стадии назначения дела к слушанию, которая является контрольной по отношению к стадии предварительного расследования. После указанного Постановления Конституционного Суда РФ у судей судов общей юрисдикции возникло много вопросов, в связи с чем Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление № 84 «О практике применения судами законодательства, регулирующего направление уголовных дел для дополнительного расследования», в котором разъяснил ряд положений, вытекающих из Постановления Конституционного Суда РФ. В частности, Пленум разъяснил, что запрет судам возвращать уголовное дело для производства дополнительного расследования по инициативе суда не распространяется на случаи обнаружения существенных нарушений уголовно-процессуального закона, допущенных органами дознания или предварительного следствия, т. е. по основаниям, предусмотренным п. 2 и 5 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР. По указанным основаниям суд вправе по собственной инициативе возвратить уголовное дело на дополнительное расследование с любой стадии процесса, т. е. с той судебной стадии, на которой такие нарушения были установлены (п. 3). Пленум разъяснил и то, какие нарушения уголовно-процессуального закона следует считать существенными (п. 13). Что касается права суда возвратить уголовное дело для дополнительного расследования по основаниям, указанным в п. 1,3 и 4ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР, по ходатайству сторон, то Пленум в п. 7 обратил внимания судов на то, что суд при этом не обязан удовлетворять заявленное ходатайство, а принимает решение, исходя из интересов всесторонности и объективности исследования обстоятельств рассматриваемого дела. В Постановлении содержатся разъяснения относительно того, какая неполнота произведенного дознания или предварительного следствия может быть признана невосполнимой в суде (п. 10), какое обвинение следует считать более тяжким или существенно отличающимся от первоначального по фактическим обстоятельствам (п. 11). Пленум обратил внимание судов на то, что запрет возвращать уголовное дело для дополнительного расследования по инициативе суда по основаниям, предусмотренным п. 1, 3 и 4 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР, в равной мере относится и к судам кассационной и надзорной инстанции.
Состязательность и равноправие сторон
Состязательность представляет собой такое построение судебного процесса, которое предполагает строгое разделение функций сторон и суда в процессе возникновения, развития и разрешения спорного правоотношения.
Противоположным состязательному процессу является процесс следственный (инквизиционный), в котором нет самостоятельно действующих сторон и судебные функции могут совмещаться с функциями обвинения и защиты (с функциями гражданского истца и ответчика).
Существует еще один исторический тип процесса, который называется смешанным, где часть процесса носит инквизиционный характер, а часть — состязательный. Этот тип построения процесса имеет отношение к процессу уголовному, поскольку только уголовный процесс имеет стадию предварительного расследования, которая и строится преимущественно на инквизиционных началах, тогда как судебное разбирательство — на началах состязательных.
В силу принципа публичности (государственного, а не частного начала), который более присущ уголовному процессу, нежели процессу гражданскому, проблемы, связанные с принципом состязательности, всегда приобретали особо актуальное значение именно в сфере правосудия по уголовным делам. Поэтому неудивительно, что в концепции судебно-правовой реформы все предложения, связанные с развитием в российском правосудии принципа состязательности, имеют отношение исключительно к уголовному процессу. «Состязательность, — писал М. С. Строгович, — это такое построение судебного разбирательства, в котором обвинение отделено от суда, решающего дело, и в котором обвинение и защита осуществляются сторонами, наделенными равными правами для отстаивания своих утверждений и оспаривания утверждений противной стороны, причем обвиняемый (подсудимый) является стороной, пользующейся правом на защиту; суду же принадлежит руководство процессом, активное исследование обстоятельств дела и решение самого дела».
Обратим внимание прежде всего на то, что о состязательности говорится только применительно к судебному разбирательству. И это не случайно, поскольку предварительное следствие в советском уголовном процессе осуществлялось без всякого участия суда и было в полном распоряжении органов дознания, следствия и прокуратуры.
А там, где нет суда, там практически нет и сторон. Само это понятие имеет смысл только тогда, когда стороны равноправны, а потому не могут без участия объективного и беспристрастного арбитра (суда) разрешить спорное правовое отношение. На предварительном следствии, несмотря на наличие защиты, последняя не является равноправной стороной, поскольку все решения принимает тот субъект процессуальных отношений, который по существу осуществляет функцию обвинения, а тот, кто осуществляет функцию защиты, может, конечно, оспаривать обвинение, но не может при этом обратиться к суду, а потому целиком зависит от усмотрения того, кто обвиняет. Такое построение процессуальных отношений характерно для процесса инквизиционного. И на таких началах построено предварительное следствие практически во всех странах континентальной Европы. Даже там, где есть следственные судьи, они действуют обычно как следователи, а не как судьи, разрешающие споры между обвинителем и защитой.
Что же касается судебного разбирательства, то в современной Европе оно является состязательным, не говоря уже об англо-американском процессе, в котором и предварительное следствие строится на состязательных началах. Формулировка п. 3 ст. 123 Конституции РФ: «Судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон», не оставляет сомнений в том, что на состязательных началах должно строиться именно судебное разбирательство. Несмотря на то, что термин «судопроизводство» может пониматься более широко, т. е. включать в себя и предварительное следствие, системный анализ ст. 123 Конституции РФ свидетельствует о том, что речь в ней идет именно о судебном разбирательстве (гласность, обязательное присутствие обвиняемого кроме случаев, предусмотренных законом, рассмотрение дел с участием присяжных заседателей). Раскрывая признаки, характеризующие состязательный характер правосудия по уголовным делам, М. С. Строгович выделял следующие.
Отделение обвинения от суда. Это означает, что прокурор, передавший дело в суд и поддерживающий обвинение в отношении обвиняемого (подсудимого), в судебном разбирательстве обвиняет подсудимого, изобличает его, доказывает его виновность, настаивает на применении к подсудимому наказания. Решение же дела в целом, равно как и всех возникающих в процессе разбирательства вопросов, принадлежит только суду, который решает дело, но не обвиняет, не выполняет обвинительной функции, а действует как орган правосудия.
Обвинитель и обвиняемый занимают процессуальное положение сторон. Стороной является тот участник процесса, который выступает перед судом как представитель определенных, охраняемых законом интересов и который обладает процессуальными правами для отстаивания этих интересов, для обоснования своих требований и утверждений и для оспаривания требований и утверждений другого участника процесса (противной стороны). Соответственно в качестве сторон в процессе выступают: прокурор, поддерживающий государственное обвинение; обвиняемый (подсудимый), защищающийся от предъявленного ему обвинения; защитник, защищающий обвиняемого; потерпевший от преступления гражданин и лицо, заявившее гражданский иск к обвиняемому о возмещении причиненного преступлением материального ущерба, и их представители; гражданский ответчик, если за действия обвиняемого материальную ответственность несет другое лицо и его представитель.
Процессуальное равноправие сторон. Стороны пользуются равными процессуальными правами для отстаивания перед судом своих утверждений и требований и для оспаривания утверждений и требований противной стороны. Здесь необходимо одно существенное уточнение. Равноправие сторон означает лишь процессуальное, а не фактическое равенство. У обвиняемого и его защитника, конечно же, нет тех фактических возможностей в собирании и представлении суду доказательств, с помощью которых можно было бы эффективно противостоять государственному обвинителю. Для того чтобы скорректировать равенство, стороне защиты предоставляются некоторые льготы: подсудимый может давать показания в любой момент судебного следствия, сторона защиты всегда имеет последнее слово как при допросах, так и в прениях сторон, подсудимому всегда предоставляется последнее слово перед тем, как суд удалится для вынесения приговора. Кроме того, на подсудимого работает презумпция невиновности, и это самое важное оружие против обвинения. Подсудимому и его защитнику не нужно доказывать свою невиновность. Обязанность доказывания виновности лежит на обвинителе, который должен вне разумного сомнения доказать суду, что подсудимый виновен. Все разумные сомнения, которые обвинителю не удалось устранить, толкуются в пользу подсудимого (ст. 49 Конституции РФ). Поэтому стороне защиты для того, чтобы выиграть дело, достаточно посеять сомнения в доказанности обвинения. Это существенное преимущество защиты, которое компенсирует ее фактическое неравенство в процессе.
Раскрытие содержания принципа состязательности в науке советского уголовного процесса имело свои особенности, относящиеся к роли суда. Так, М. С. Строгович в качестве признака состязательного процесса называл активную роль суда. «Суд не только разрешает дело, но и принимает все необходимые меры к выяснению обстоятельств дела. Он активно исследует все собранные по делу доказательства, истребует по своей инициативе новые доказательства, если они нужны для правильного разрешения дела, выясняет обстоятельства, невыясненные или недостаточно выясненные сторонами. Суд не ограничен доказательствами, представленными сторонами, и от него зависит потребовать те доказательства, которые он признает необходимыми для обнаружения по делу материальной истины».
По данному поводу следует еще раз отметить, что активная роль суда при рассмотрении уголовных, так же как и гражданских, дел не свойственна состязательному процессу, это характерно для следственного (инквизиционного) процесса. На положительных и отрицательных сторонах активной роли суда мы остановимся ниже, а пока отметим, что принцип состязательности достаточно долго не признавался многими советскими юристами по причине его «буржуазности», равно как и такой принцип, как презумпция невиновности.
Для того чтобы ввести в советский уголовный процесс, хотя бы в ограниченных масштабах, принцип состязательности, нельзя было возражать против активной роли суда. Это загубило бы всю идею. Демократические силы представителей науки уголовного процесса боролись за состязательность преимущественно с целью доказать необходимость самостоятельности функции защиты и тем самым обеспечить обвиняемому возможность защищаться от обвинения как самостоятельно, так и с помощью профессионального защитника. Но данное положение имело смысл только в том случае, если деятельность органа дознания, следователя и прокурора рассматривать не как направленную на установление истины, а именно как на реализацию функции обвинения, поскольку против истины нет необходимости защищаться. Вот почему принцип состязательности иногда практически отождествлялся с принципом обеспечения обвиняемому права на защиту. Идея активной роли суда в установлении истины по делу прочно утвердилось как в процессуальной науке, так и в законодательстве.
Действующая уголовно-процессуальная процедура, безусловно, пестрит элементами, не свойственными принципу состязательности. Так, ст. 3 УПК РСФСР обязывает суд наряду с органами дознания, следователем и прокурором в каждом случае обнаружения признаков преступления возбуждать уголовное дело и принимать все предусмотренные законом меры к установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и их наказанию.
Возбуждение уголовного дела судом — наиболее яркая черта инквизиционного процесса, свидетельствующая о совмещении функции обвинения с судебными функциями. Однако в акте возбуждения уголовного дела не всегда присутствует функция обвинения. Это имеет место только тогда, когда суд возбуждает уголовное дело по собственной инициативе. Такая ситуация предусмотрена ст. 255, 256 УПК РСФСР: «Если при судебном разбирательстве будут установлены обстоятельства, указывающие на совершение подсудимым преступления, по которому обвинение ему ранее предъявлено не было, суд, не приостанавливая разбирательства, возбуждает дело по новому обвинению и направляет необходимые материалы для производства дознания или предварительного следствия» (ч. 1 ст. 255 УПК РСФСР); «Если при судебном разбирательстве будут установлены обстоятельства, указывающие на совершение преступления лицом, не привлеченным к уголовной ответственности, суд возбуждает в отношении этого лица дело и направляет необходимые материалы для производства дознания или предварительного следствия» (ч. 1 ст. 256 УПК РСФСР).
И. Я. Фойницкий, оценивая начало судебной реформы в России (XIX в.), писал: «При составлении Судебных уставов вопрос о состязательности в уголовном судопроизводстве должен был обратить на себя тщательное внимание. Уже соединенные департаменты законов и гражданских дел Государственного Совета при начертании и обсуждении основных положений судебного преобразования остановились на неудовлетворительности действовавших тогда порядков наших, по которым как обвинение, так и защита подозреваемых в преступлениях возложена совокупно на следователей, на судебные места, на прокуроров и на стряпчих. По этому вопросу департаменты высказались: обязанность непосредственно участвовать в возбуждении дел уголовных, а тем более в распоряжениях по разысканию преступлений и преследованию виновных, очевидно, несовместна с призванием суда. Вмешиваясь в начатие уголовных дел и разрешая или предписывая те или иные следственные действия, он может невольно составить себе вперед понятие о свойствах подлежащего следствию деяния или о вине заподозренного лица, а это легко может иметь влияние на мнение его при самом рассмотрении и решении дела. Словом, всякое вмешательство суда в начатие и производство первоначальных изысканий для обнаружения повода к обвинению подозреваемого противно первым условиям правосудия».
Вместе с тем по действующему УПК РСФСР суд возбуждает уголовное дело не только в порядке ст. 255, 256, т. е. по собственной инициативе, но и по делам частного обвинения, а до недавнего времени и в порядке ст. 418 УПК РСФСР, которая признана Конституционным Судом РФ не соответствующей Конституции РФ. Часть 5 ст. 109 УПК РСФСР, допускающая возбуждение уголовного дела судом по делам частного обвинения, также была предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ, но признана вполне конституционной. В связи с этим представляет интерес аргументация Конституционного Суда РФ применительно к обеим ситуациям возбуждения уголовного дела судом.
Часть 5 ст. 109 УПК РСФСР гласит: «До возбуждения уголовного дела о преступлениях, предусмотренных ст. 115,116,129 частью первой и 130 УК РФ, судья принимает меры к примирению потерпевшего с лицом, на которого подана жалоба. Если примирение не состоялось, судья при наличии достаточных данных выносит постановление о возбуждении уголовного дела и предании суду лица, на которого подана жалоба». Рассматривая вопрос о конституционности указанных норм закона, Конституционный Суд РФ в своем определении записал: «Положения статей, определяющих порядок возбуждения уголовных дел частного обвинения по жалобам потерпевших, не содержат каких-либо установлений, затрагивающих и тем более ставящих под сомнение основополагающий признак состязательности — отделение функции разрешения дела от функций обвинения и защиты. Это следует из самого существа процессуального института производства по делам частного обвинения, предполагающего отделенность функции обвинения, осуществляемой частным лицом, от функции отправления правосудия, осуществляемой судом. Суд не вправе по собственной инициативе вынести решение о возбуждении уголовного дела частного обвинения и о принятии дела к своему рассмотрению. Не наделяется он в связи с рассмотрением дел данной категории и какими бы то ни было иными полномочиями, выходящими за пределы возлагаемой на него Конституцией РФ функции отправления правосудия. Предусмотренные в оспариваемых нормах УПК РСФСР полномочия суда возбуждать уголовное дело этой категории по существу означают лишь его право и обязанность принять к рассмотрению жалобу потерпевшего. Жалоба потерпевшего не только признается исключительным поводом к возбуждению уголовного дела частного обвинения, но и в качестве обвинительного акта, в рамках которого осуществляется уголовное преследование».
Итак, возбуждение судом уголовных дел частного обвинения не противоречит принципу состязательности, поскольку:
— суд возбуждает такие дела не по собственной инициативе, а по жалобе потерпевшего;
— жалоба потерпевшего заменяет собой обвинительный акт, который обязывает суд приступить к делу и вынести по нему решение.
Рассматривая вопрос о конституционности ст. 418 УПК РСФСР, регламентирующей возбуждение уголовного дела судом по делам, досудебная подготовка которых осуществлялась в протокольной форме, Конституционный Суд РФ в Постановлении занял иную позицию. Проанализировав сущность поступающего в суд протокола, Конституционный Суд РФ записал: «Составляемый органом дознания и санкционируемый прокурором протокол содержит сведения обо всех значимых для возбуждения уголовного дела и привлечения в качестве обвиняемого обстоятельствах совершенного преступления. Более того, такой протокол явно отражает волю компетентных органов и должностных лиц осуществлять уголовное преследование правонарушителя перед судом. Таким образом, протокол об обстоятельствах совершенного преступления, утвержденный начальником органа дознания и санкционированный прокурором, фактически заменяет собой обычные акты, содержащие решения о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица и о предъявлении ему обвинения».
Из сказанного совершенно четко следует, что юридическая сущность протокола идентична юридической сущности жалобы потерпевшего. И то, и другое Конституционный Суд РФ справедливо рассматривает как юридический документ, заменяющий обвинительный акт, с которым знакомят как лицо, на которое подана жалоба потерпевшего, так и лицо, в отношении которого составлен протокол.
И в том, и в другом случае дело возбуждается не по инициативе суда. И в том, и в другом случае юридическое полномочие суда возбуждать уголовное дело по существу означает лишь его право и обязанность принять к рассмотрению этот обвинительный акт и вынести по нему решение. Однако Конституционный Суд РФ применительно, как уже отмечалось, к ст. 418 УПК занял иную позицию, посчитав, что «судья, возбудив уголовное дело и сформулировав обвинение, оказывается связанном такими своими решениями. Это затрудняет для судьи объективное исследование и правовую оценку в судебном заседании обстоятельств дела, тем более что вынесение оправдательного приговора или иного решения в пользу подсудимого может восприниматься как свидетельство ошибочности его прежних выводов по данному делу».
Соглашаясь в принципе с такой позицией Конституционного Суда РФ, нельзя не отметить, что и по делам частного обвинения судья также может постановить оправдательный приговор или вынести иное решение в пользу подсудимого.
Не усматривая в решении судьи о возбуждении уголовного дела в тех случаях, когда оно возбуждается не по инициативе суда, а на основании поступившего в суд обвинительного акта, проявления обвинительной функции, нельзя тем не менее не признать, что в силу сложившегося стереотипа, связывающего акт возбуждения уголовного дела против конкретного лица с началом уголовного преследования, следует во всех случаях избегать возбуждения судом уголовного дела. Это касается в том числе и дел частного обвинения. Поэтому правильно поступили авторы проекта нового УПК, по-иному описав порядок возбуждения уголовного дела по частной жалобе потерпевшего. В ст. 343 проекта УПК РФ, озаглавленной «Возбуждение дел частного обвинения», в п. 1 говорится: «Дело частного обвинения возбуждается гражданином путем подачи в суд жалобы о привлечении лица к уголовной ответственности за преступление, предусмотренное п. 1 ст. 342 настоящего Кодекса». После выполнения необходимых действий, связанных с возможностью примирения, а также представления необходимых доказательств, судья назначает дело к рассмотрению.
Что касается характера деятельности суда после того, как дело передано на его рассмотрение, то по этому вопросу единого понимания до сих пор не достигнуто. Как уже отмечалось, с точки зрения чистой теории роль суда в состязательном процессе рисуется аналогично роли судьи в спортивных соревнованиях: он следит за соблюдением процедуры и выносит решение на основании того, что представили ему стороны. Поэтому роль судьи в установлении фактических обстоятельств дела в ходе судебного разбирательства при состязательной форме процесса должна быть пассивной. Однако реальная жизнь не должна подгоняться под готовые теоретические схемы. И существующие в различных демократических странах судебные процедуры свидетельствуют о том, что в чистом виде состязательного процесса не существует. Формы процесса всегда содержат некоторую комбинацию элементов следственного (инквизиционного) и состязательного процесса. «Всякий положительный процесс, — писал И. Я. Фойницкий, — есть продукт исторических наслоений, совмещающий оба порядка, и в чистом виде не известен ни розыскной, ни состязательный порядок, так как всякий положительный процесс складывается из институтов того и другого типа. И при состязательности процесса суд остается самостоятельным органом закона, применяя последний по его точному значению и не стесняясь в этом отношении тем толкованиям, которые исходят от сторон... Потому же состязательность процесса не лишает суд права и обязанности давать ответ, соответствующий объективной, действительной, или материальной, истине, и отнюдь не требует, чтобы он довольствовался истиной формальной, как ее понимают и устанавливают стороны. Суд уголовный может и даже обязан употребить все находящиеся в распоряжении его средства для полного разъяснения себе дела. Роль уголовного суда в процессе далеко не пассивна: он по своей инициативе может вызвать нужных по делу свидетелей и вытребовать иные доказательства. Будучи раз призван к суждению по делу, он должен решить его справедливо». Автор отмечает, что положение это разделяется даже теми законодательствами, которые принимают состязательность с полной последовательностью. Несмотря на то, что с тех пор прошло целое столетие, но это замечание И. Я. Фойницкого верно и сегодня.
Общепринято считать, что в наиболее развитом виде состязательность присуща англо-американскому процессу. В принципе, роль судьи в англо-американском процессе достаточно пассивна и основная тяжесть в представлении и исследовании доказательств ложится на стороны. Вместе с тем более пристальное знакомство с этой системой показывает, что она достаточно гибка в этом вопросе. Так, в целом ряде решений Верховного Суда США, которые являются источниками американского права, говорится: «Закон не требует от председательствующего судьи быть пассивным арбитром или рефери» (дело «Джонсон против Соединенных Штатов»); «Судья, рассматривающий дело по первой инстанции, должен прежде всего руководствоваться интересами правосудия и истины и не принужден действовать, как если бы он был арбитром на спортивном матче» (дело «Соединенные Штаты против Лиззи»); «Судья обладает полномочиями на вторжение в представление сторонами доказательств и это полномочие применяется для окончательного установления истины». Основным источником этого полномочия является правило 614 Федеральных правил США о представлении доказательств, где говорится, что судья может вызывать и допрашивать свидетелей по собственной инициативе, а также по ходатайству сторон. То же относится и к назначению экспертизы. Решение, воспользоваться или нет данным полномочием, зависит только от самого судьи. Однако судья, который решил воспользоваться этим полномочием, должен в интересах обеспечения беспристрастности подойти к этому вопросу с большой осторожностью.
К моменту, когда принцип состязательности был поднят на конституционный уровень, оказалось, что единого понимания его конкретного содержания в науке уголовно-процессуального права не достигнуто. Особенно это касается вопроса о возможной и допустимой степени активности суда в установлении фактических обстоятельств дела или (что одно и то же) в достижении истины по делу. И не потому, что процессуалисты не знают, какие черты присущи инквизиционному процессу, а какие состязательному, а потому, что, как уже отмечалось выше, современные формы процесса соединяют в себе и те, и другие черты. Но в одних случаях преимущество отдается инквизиционному началу, в других — состязательному. Проблема, следовательно, состоит в том, чтобы определиться в вопросе: в какой степени допустима активность суда, даже если мы намерены построить уголовный процесс на состязательных началах. В этом вопросе как раз и не достигнуто единого понимания. При такой ситуации решающее слово оказалось за Конституционным Судом РФ.
Кроме вопроса о возможности возбуждения судом уголовного дела, Конституционный Суд РФ анализировал принцип состязательности и применительно к проблеме возвращения судом уголовного дела на дополнительное расследование.
Как уже говорилось, Конституционный Суд РФ признал, что если стороны не просят о возвращении дела на дополнительное расследование по основаниям, указанным в п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР, то суд по собственной инициативе делать это не должен. Данная правовая позиция является принципиально правильной за исключением ситуации, когда вмененное подсудимому деяние получило неправильную правовую квалификацию и требует переквалификации на более тяжкую норму уголовного закона. Представляется, что правильная юридическая квалификация — прерогатива суда и поэтому не может зависеть от мнения поданному поводу сторон. Например, по российским Судебным уставам в таких случаях защите предоставлялось время подготовки к защите по новой статье уголовного закона. Естественно, что это относится лишь к ситуации, когда фактическая сторона обвинения полностью вменялась подсудимому на предварительном следствии и речь идет лишь об ошибке в правовой квалификации. Если принять во внимание право обвиняемого быть судимым без неоправданной задержки, особенно в случаях содержания его под стражей, то естественно предположить, что возвращение дела на дополнительное расследование для переквалификации деяния на более тяжкую статью уголовного закона может оказаться не в его интересах. Вполне возможно, что защиту больше устроит вариант предоставления права защищаться от обвинения по более тяжкой статье уголовного закона непосредственно в судебном заседании. Поэтому представляется, что возвращение дела на дополнительное расследование в таких случаях должно иметь место, если защита против этого не возражает.
Однако Пленум Верховного Суда РФ по данному вопросу в Постановлении № 84 не разделил такую позицию, поскольку она противоречит позиции Конституционного Суда РФ. Во всяком случае, весьма сомнительна позиция, согласно которой правильная (пусть даже и более тяжкая) юридическая квалификация вмененных в вину фактов означает выполнение судом функции обвинения. Если бы это было так, то изменение судом квалификации на менее тяжкую статью уголовного закона должно было бы рассматриваться как выполнение судом функции защиты, что также несовместимо с функцией правосудия. Если следовать позиции Конституционного Суда РФ, то в случае, когда прокурор в ходе судебного разбирательства меняет квалификацию деяния на менее тяжкую статью уголовного закона, то независимо от того, что фактически установлено в суде, суд должен следовать квалификации, предложенной прокурором, несмотря на то, что такая квалификация не соответствует тому, что сам же прокурор считает доказанным. Это означает, что суд в приговоре должен повторить юридическую ошибку прокурора, что совершенно несовместимо со статусом суда как наиболее квалифицированного правоприменителя. Более того, суд в приговоре должен мотивировать избранную им квалификацию. Каким образом он сможет это сделать, если установленные фактические обстоятельства в объеме обвинения, на котором настаивал прокурор и с которым согласился суд, не соответствуют предложенной прокурором квалификации? Связанность суда правовой позицией прокурора ставит вопрос и о связанности суда в вопросе назначения вида и меры наказания, т. е. судья не вправе назначать более суровое наказание, по сравнению с тем, что предлагает прокурор, Представляется, что такое положение вещей серьезно подрывает идею самостоятельности судебной власти.
Соглашаясь с тем, что если стороны в связи с неполнотой дознания или предварительного следствия не просят о возвращении дела на дополнительное расследование, то суду по собственной инициативе делать это не следует, а надо разрешить уголовное дело на основе тех доказательств, которые представлены, нельзя в то же время в полной мере признать обоснованным суждение Конституционного Суда РФ относительно того, что возвращение дела на дополнительное расследование по указанному основанию никогда не бывает в интересах защиты. Тем самым Конституционный Суд РФ как бы косвенно не рекомендует адвокатам (обвиняемым, подсудимым) заявлять такого рода ходатайства. По мнению Конституционного Суда РФ, «при сомнительности обвинения защита вправе рассчитывать на вынесение судом оправдательного приговора либо на признание подсудимого виновным в менее тяжком преступлении, чем ему вменяли органы расследования, что вытекает из презумпции невиновности». Защита, безусловно, вправе на это рассчитывать, но вправе ли она рисковать судьбой подсудимого? Всегда ли защита может с уверенностью предсказать, какое внутреннее убеждение сложится у судьи?
В анализируемом постановлении содержится и несколько неожиданная интерпретация презумпции невиновности применительно к толкованию сомнений в пользу обвиняемого.
Согласно ч. 3 ст. 49 Конституции РФ «неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого». Речь идет о неустранимых сомнениях, т. е. о таких сомнениях в виновности обвиняемого (подсудимого), которые не представляется возможным устранить. В п. 3 указанного Постановления Конституционный Суд РФ говорит не о неустранимых сомнениях, а о неустраняемых органами обвинения сомнениях, которые необходимо толковать в пользу обвиняемого. Отсюда вытекает, что суд собственными силами не может ничего предпринять для того, чтобы устранить возникшие у него сомнения. Не говоря уже о том, что он, очевидно, не может по собственной инициативе не только вызвать нового свидетеля, назначить экспертизу или вызвать и допросить эксперта, что признается возможным даже в тех странах, где состязательность наиболее развита (Англия, США), но не может по собственной инициативе принять решение о повторном допросе уже допрошенных лиц, возобновить судебное следствие в порядке ч. 1 ст. 308 УПК РСФСР. И если уж доводить эту идею до логического конца, то, поскольку в состязательном процессе первыми ведут допрос стороны, суду следовало бы запретить задавать свои вопросы, а ограничиться только тем, что выяснили стороны, а то, что осталось невыясненным, толковать в пользу подсудимого. Так любую хорошую идею можно довести до крайности и тем самым подорвать к ней доверие.
Другое дело, что на суде не должна лежать обязанность по восполнению пробелов предварительного следствия. У суда должно быть такое право, но пользоваться им судья должен только тогда, когда сочтет это уместным. Так, по уголовному делу членов ГКЧП Военная коллегия Верховного Суда РФ не посчитала возможным в ходе судебного разбирательства восполнять пробелы предварительного следствия. Рассмотрев ходатайство защитника об истребовании документов, подтверждающих размер материального ущерба, нанесенного хозяйству Москвы, в причинении которого обвинялись подсудимые, Коллегия в определении записала: исходя из принципа состязательности процесса, сбор и представление суду доказательств, подтверждающих предъявленное обвинение, является обязанностью органов следствия и прокуратуры, в связи с чем суд не намерен принимать на себя функции обвинения и разыскивать какие-либо дополнительные данные, уличающие подсудимых. Ввиду невозможности, как следует из сообщения правительства Москвы, получить в тот период документы о размере причиненного городскому хозяйству материального ущерба в результате августовских событий 1991 г. обоснованность обвинения в данной части определена судом на основе уже имеющихся в деле материалов (Определение об отклонении ходатайства адвоката Стейнберга об истребовании дополнительных материалов. Т. д. 152, л. д. 244).
В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами законодательства, регламентирующего направление уголовных дел для дополнительного расследования» затрагивается вопрос о возможности проявления инициативы суда в ходе судебного разбирательства по установлению фактических обстоятельств дела. В п. 6 Постановления Пленум высказался следующим образом: «С учетом требований ст. 118 и 123 (ч. 3) Конституции РФ суд не вправе по собственной инициативе принимать меры к доказыванию виновности подсудимого в совершении преступления, но обязан принять предусмотренные законом меры, которые способствуют реализации сторонами их процессуальных прав по собиранию и предоставлению доказательств, имеющих значение для правильного разрешения дела и вынесения законного и обоснованного приговора». Запрет по собственной инициативе принимать меры к доказыванию виновности подсудимого в совершении преступления не идентичен запрету проявления любой активности суда в установлении фактических обстоятельств дела. В противном случае это означало бы запрет, например, задавать вопросы допрашиваемым лицам. Идея, заложенная в п. 6 Постановления, заключается в необходимости преодолеть обвинительный уклон, который еще полностью не изжит из практики отправления правосудия. Пленум счел необходимым ориентировать суды на необходимость максимального проявления объективности и беспристрастности, тем более что по действующей процедуре судьи первыми начинают вести допросы и далеко не по каждому уголовному делу в судебном разбирательстве принимает участие государственный обвинитель. Эта ситуация провоцирует судей на активность в доказывании виновности подсудимого, чего допускать нельзя.
Часть 4 ст. 248 УПК РСФСР, гласящую, что «отказ прокурора от обвинения не освобождает суд от обязанности продолжать разбирательство дела и разрешить на общих основаниях вопрос о виновности или невиновности подсудимого», конечно же, следует рассматривать как противоречащую ч. 3 ст. 123 Конституции РФ. От этого положения уже избавился действующий УПК в разделе X, регламентирующем производство в суде присяжных. «В случае полного или частичного отказа прокурора от обвинения на предварительном слушании судья прекращает дело полностью или в соответствующей части. Отказ прокурора от обвинения в стадии судебного разбирательства при отсутствии возражений со стороны потерпевшего влечет прекращение дела полностью или в соответствующей части за недоказанностью участия обвиняемого в совершении преступления либо, если это деяние не содержит состава преступления, за отсутствием в деянии состава преступления» (ч. 2 ст. 430 УПК РСФСР).
Конституционный Суд РФ Постановлением по делу о проверке конституционности п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232, ч. 4 ст. 248 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР признал неконституционной ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР на основании того, что она противоречит принципу состязательности.
В настоящее время около 50 % уголовных дел рассматриваются в судах без участия государственного обвинителя. Это мощный фактор, порождающий обвинительный уклон суда, не говоря уже о том, что о состязательности в таких случаях можно вести речь ограниченно. При отсутствии прокурора его функции так или иначе вынужден принимать на себя суд. Особенно это очевидно тогда, когда в деле участвует защитник. В отношении этого плохую услугу оказала достаточно распространенная точка зрения, согласно которой если по делу в Судебном заседании прокурор не участвует, процесс не перестает быть состязательным. По мнению сторонников такой точки зрения, в подобных случаях сторона обвинения — прокурор, сформулировавший обвинение в обвинительном заключении и направивший дело в суд. Однако для состязательного процесса недостаточно сформулировать и направить в суд обвинение. Обвинение необходимо поддерживать, отстаивать, если есть к тому основания. Действующий УПК не предусматривает обязательного участия прокурора в каждом судебном процессе по уголовным делам. Его участие зависит как от самого прокурора, так и от суда, который при назначении судебного заседания должен решить вопрос о необходимости участия в судебном разбирательстве как обвинителя, так и защитника (п. 4 ст. 228 УПК РСФСР).
Проект нового УПК РФ, реализующий конституционный принцип состязательности, предусматривает обязательное участие прокурора в деле. В свою очередь обязательное участие прокурора влечет за собой и обязательное участие защитника обвиняемого.
Вместе с тем вызывает озабоченность возможность прокуратуры обеспечить участие государственного обвинителя в каждом деле, относящемся к подсудности федеральных судов. Если это не будет обеспечено, то суды попадут в сложное положение, поскольку не смогут рассматривать дела в отсутствие государственного обвинителя. Соответственно, невозможно будет рассмотреть дело и в отсутствие защитника подсудимого, если только он, будучи способным самостоятельно осуществлять свою защиту, добровольно не откажется от защитника.
Проблема обеспечения обвиняемому (подсудимому) квалифицированной юридической помощи также выросла в последнее время в большую не только юридическую, но и социальную проблему. Далеко не все граждане, нуждающиеся в юридической помощи, как в ходе предварительного следствия, так и в суде, могут оплатить услуги адвоката. Оплата адвокатов, участвующих в деле по назначению в порядке ст. 49 УПК РСФСР, настолько ничтожна, что во многих случаях они просто отказываются являться в суд и осуществлять защиту. В настоящее время эта проблема должна найти свое организационное, правовое и финансовое решение в новом Законе РФ «Об адвокатуре в Российской Федерации», который разрабатывается с большим трудом, в том числе и в силу необходимости найти эффективное решение проблемы обеспечения обвиняемым бесплатной юридической помощи.
Состязательность предполагает и иной порядок построения судебного следствия. Частично принцип состязательности реализован в процедуре судебного следствия в суде присяжных, однако только частично и не совсем последовательно. Прежде всего в состязательном процессе судья никогда не определяет (хотя бы и с учетом мнения сторон) порядок исследования доказательств. Такой порядок определяется законом и диктуется самой логикой состязательного процесса.
Несмотря на то что некоторые частные моменты процедуры судебного следствия разных стран в различные исторические периоды отличаются, в целом логика судебного следствия такова:
1) обвинитель сообщает суду, в чем он от имени государства (народа, штата) обвиняет подсудимого и какие доказательства он намерен представить в подтверждение выдвинутого обвинения (очень коротко);
2) судья может спросить подсудимого, признает ли он себя виновным; однако объяснения ответа не требуется;
3) с кратким ответом на обвинение выступает защитник подсудимого; данная процедура очень разумна, поскольку профессиональному обвинителю должен ответить профессиональный защитник — этим обеспечивается равенство сторон; иногда, хотя и достаточно редко, в этот момент защитник может обратиться к судье с просьбой прекратить дело, если окажется, что доказательства, которые намерен предъявить обвинитель еще до их исследования в суде, представляются явно недостаточными; подобное бывает, например, в случаях, когда самое главное доказательство окажется по тем или иным причинам недопустимым;
4) если дело не прекращается, обвинитель начинает представлять свои доказательства суду и первым начинает допрос своих свидетелей; в состязательном процессе, как правило, не допускается свободный рассказ; допрос начинается сразу с постановки конкретных вопросов; это объясняется тем, что сторона, ведущая допрос, должна его контролировать и придавать показаниям нужное направление; при свободном рассказе свидетель может сказать то, что стороне совсем не выгодно;
5) как только обвинитель закончил допрос, защита приступает к перекрестному допросу, главная цель которого — подорвать доверие к свидетелю противной стороны (в данном случае — к свидетелю обвинения);
6) после того как защита закончит перекрестный допрос, судья может задать свидетелю свои вопросы;
7) после того как обвинитель закончит представление своих доказательств, защита опять может обратиться к суду с просьбой прекратить дело, поскольку обвинитель ничего не сумел доказать;
8) если защите это не удается, она приступает к представлению суду своих доказательств, если они у нее имеются; подсудимый всегда считается свидетелем защиты, поэтому если он захочет давать показания, то первым его допрашивает защитник;
9) свидетель защиты также подвергается перекрестному допросу обвинителем, после чего судья опять же может задать свои вопросы свидетелю.
Чтобы не испортить дело и не допустить каких-либо непоправимых случайностей, в допросах участвуют только профессиональные юристы. Ни потерпевший, ни подсудимый, как правило, самостоятельно вопросов не задают. Они заранее обговаривают свои вопросы соответственно с обвинителем и защитником либо делают это в процессе судебного следствия, но опять-таки через «своих» юристов.
В американском процессе считается нормальным, когда сторона заранее готовит своих свидетелей к допросу. Это не означает, что свидетеля склоняют к даче ложных показаний, а означает лишь то, что допрос должен контролироваться стороной, чтобы он шел в нужном ей направлении. А поскольку стороны — это только стороны и перед ними не стоит задача установления истины, то «критики давно говорят о том, что правде в состязательном процессе дается слишком низкая цена», особенно когда судье рекомендуют быть пассивным.
Выше уже обращалось внимание на то, что такая идеальная схема используется далеко не всегда. И, скажем, в русском дореволюционном процессе (по Судебным уставам), где судебное разбирательство также строилось на состязательных началах, первым свидетелей допрашивал судья и начинался допрос со свободного рассказа свидетеля. Объяснялось это прежде всего необходимостью установления истины. Совершенно очевидно, что действующая процедура судебного следствия по УПК РСФСР далека от состязательности.
Способ и мера сочетания состязательных и инквизиционных процедур, даже если декларируется, что судебное разбирательство строится на состязательных началах, — задача законодателя. Возможная многовариантность в этом вопросе подтверждается и тем, что международные нормы, посвященные праву на справедливое судебное разбирательство, требуют лишь предоставления сторонам равных возможностей, понимая под состязательностью «равенство оружия». На обеспечение равенства возможностей и развитие начал состязательности направлено, в частности, Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности ч. 2 ст. 335 УПК РСФСР, в котором он признал указанную норму неконституционной на том основании, что она позволяет суду кассационной инстанции отказать осужденному, содержащемуся под стражей, в ходатайстве об участии в судебном заседании. В результате содержащийся под стражей осужденный лишается возможности заявлять отводы и ходатайства, представлять дополнительные материалы, знакомиться с дополнительными материалами, представленными в суд другими лицами, а также с содержанием выступлений участников судебного заседания, давать объяснения, в том числе в связи с заключением прокурора.
Проблема «равенства оружия» затрагивалась и в других решениях Конституционного Суда РФ, и в частности в Постановлении, которым признано неконституционным положение п. 2 ч. 1 ст. 331 УПК РСФСР, разрешающее прокурору опротестовывать решение суда о возвращении уголовного дела на дополнительное расследование и не представляющее аналогичного права стороне защиты, несмотря на то, что возвращение дела на дополнительное расследование может существенно затрагивать интерес подсудимого.
Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении № 8 обратил внимание судов на то, что «в силу конституционного положения об осуществлении (Судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ) суд по каждому делу обеспечивает равенство прав участников судебного разбирательства по представлению и исследованию доказательств и заявленных ходатайств. При рассмотрении гражданских дел следует исходить из представленных истцом и ответчиком доказательств. Вместе с тем суд может предложить сторонам представить дополнительные доказательства. В случае необходимости с учетом состояния здоровья, возраста и иных обстоятельств, затрудняющих сторонам возможность представления доказательств, без которых нельзя правильно рассмотреть дело, суд по ходатайству сторон принимает меры к истребованию таких доказательств».
Построение судебного разбирательства на состязательных началах, существенно ограничивающих полномочия суда по установлению фактических обстоятельств дела и правильной квалификации доказанных фактов, должно сопровождаться соответствующими ограничениями оснований отмены приговора ввиду односторонности или неполноты дознания, предварительного или судебного следствия, а также ввиду неправильного применения уголовного закона, Коль скоро суд не вправе по собственной инициативе возвратить дело на дополнительное расследование (в том числе и тогда, когда установленным на предварительном следствии фактом дана неправильная юридическая квалификация), не обязан по собственной инициативе истребовать дополнительные доказательства, направленные на изобличение подсудимого, не вправе постановить обвинительный приговор при отказе прокурора от обвинения и при отсутствии при этом возражения потерпевшего, то соответственно должны претерпеть и основания отмены приговора. В частности, ввиду неполноты или односторонности дознания, предварительного или судебного следствия приговор может подлежать отмене только в том случае, если суд необоснованно отказал стороне в получении или исследовании доказательств, которые могли иметь существенное значение для исхода дела, а также в случае ошибочных решений, связанных с оценкой допустимости доказательств. Такой подход к основаниям отмены приговора частично реализован в разделе X УПК РСФСР (ст. 465). Эта идея фактически выражена в п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 84, в котором сказано, что «по основаниям, предусмотренным ст. 342 УПК РСФСР, может быть отменен лишь незаконный и необоснованный приговор».
Это означает, что если суд в части установления фактических обстоятельств дела действовал в соответствии с процессуальным законом, то приговор не может быть отменен за необоснованностью. Равным образом, приговор не может быть отменен ввиду необходимости применения более тяжкой статьи уголовного закона, если прокурор в ходе судебного заседания изменил квалификацию деяния на более мягкую статью уголовного закона. Если оправдательный приговор или прекращение дела явились результатом отказа прокурора от обвинения при отсутствии возражения потерпевшего, то такой приговор также отменен быть не может. Было бы неправильным оставлять прежние подходы к отмене приговора, которые рассчитаны на активную роль суда в установлении фактических обстоятельств дела, на несвязанность суда с позицией сторон. Вместе с тем это исключает возможность законодателя по иному определить полномочия суда при рассмотрении им уголовного дела. В данном случае и основания могут быть иными.
Это означает также, что если суд под влиянием позиции прокурора дал неверную квалификацию признанным доказанными фактам, то приговор не может быть отменен в связи с необходимостью применения более тяжкого уголовного закона. Какую бы позицию по данному вопросу ни занял новый УПК РФ, она во всяком случае должна быть логичной: если судья действовал в рамках процессуального закона, то его решение не подлежит отмене в том числе и в тех случаях, когда вышестоящий прокурор придет к выводу, что участвующий в деле прокурор допустил ряд ошибок, которые необходимо исправить в кассационной или надзорной инстанции.
Особые дополнительные требования к процедуре по уголовным делам
Рассмотренные выше требования, которым должно удовлетворять право на справедливое судебное разбирательство (беспристрастность судей, гласность и состязательность судебного разбирательства, право на рассмотрение дела в разумный срок), в равной мере относятся к правосудию как по уголовным делам, так и по гражданским. Однако в силу особых свойств правосудия по уголовным делам, связанного с возможностью ограничения ряда конституционных прав граждан, а также тяжестью возможных последствий в виде уголовного наказания, к уголовно-процессуальной процедуре в отечественном законодательстве и международных актах устанавливаются дополнительные гарантии справедливости.
Презумпция невиновности относится к числу фундаментальных юридических конструкций, определяющих правовое положение лица, подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления, его право на защиту, границы допустимых в отношении него правоограничений, правила доказывания виновности и многое другое. В силу большего демократического и гуманистического смысла, заключенного в презумпции невиновности обвиняемого, и вытекающих из нее крайне важных для гражданина правовых последствий она нашла свое выражение во всех международных и региональных пактах о правах человека. Согласно ст. 11 Всеобщей декларации прав человека «каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком путем гласного разбирательства, при котором ему обеспечиваются все возможности защиты». Практически идентичные формулировки презумпции невиновности обвиняемого содержатся в ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и п. 2 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Ушли в прошлое времена, когда вокруг презумпции невиновности в нашей юридической литературе велись горячие споры. Сегодня презумпция невиновности закреплена в ст. 49 Конституции РФ, которая гласит:
1. Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.
2. Обвиняемый не обязан доказывать свою виновность.
3. Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого.
Несмотря на то, что презумпция невиновности в указанной выше формулировке до сих пор не нашла отражения в действующем уголовно-процессуальном законодательстве, она и до принятия Конституции, выводилась из ряда уголовно-процессуальных норм, не говоря уже о том, что была в таком виде сформулирована в Постановлении Верховного Суда № 1 «О практике применения судами законов, обеспечивающих обвиняемому право на защиту».
Решая вопрос о применимости п. 2 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, Европейский Суд сформулировал следующие критерии, определяющие осуществление права считаться невиновным: «Оно требует, в частности, чтобы при исполнении своих обязанностей члены суда не исходили из предубеждения, что обвиняемый совершил преступление, в котором он обвиняется; бремя доказывания несет обвинение, и любое неустраненное сомнение должно толковаться в пользу обвиняемого. Из этого также следует, что обвинение должно уведомить обвиняемого о возбуждении против него дела, с тем, чтобы он мог соответствующим образом подготовить и представить свою защиту; обвинение также должно представить доказательства, достаточные для его осуждения».
Как видно, основные составляющие элементы презумпции невиновности, сформулированные Европейским Судом, совпадают с содержанием понятия презумпции невиновности, которое нашло отражение в Конституции РФ, указанном Постановлении Пленума, а также в ряде научных работ, посвященных этой проблеме. Поскольку в настоящее время ни в теории, ни на практике не наблюдается каких-либо принципиальных разногласий относительно сущности, содержания и значения презумпции невиновности, а также ее роли в обеспечении справедливого правосудия, имеет смысл остановиться лишь на некоторых недостаточно проясненных положениях.
Прежде всего это относится к такому основанию оправдательного приговора (прекращения дела), как недоказанность участия подсудимого в свершении преступления (п. 3 ч. 3 ст. 309 и п. 2 ст. 208 УГ1К РСФСР). Несмотря на то, что в этих случаях, опираясь на презумпцию невиновности, подсудимый (обвиняемый) практически считается полностью реабилитированным, тем не менее формулировка основания оправдания (прекращения дела) на бытовом, житейском уровне не снимает с него определенных подозрений. В связи с этим в юридической литературе на протяжении многих лет ведется дискуссия относительно возможности изменения основания прекращения дела и постановления оправдательного приговора при недоказанности участия обвиняемого (подсудимого) в совершении преступления, если исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств. Многие авторы, в том числе и М. С. Строгович, В. М. Савицкий, полагали, что в силу презумпции невиновности и вытекающего из нее требования толкования сомнений в пользу обвиняемого недоказанная виновность равнозначна доказанной невиновности. А раз так, то это должно быть недвусмысленно отражено в основании оправдания (прекращения дела) в тех случаях, когда при наличии некоторой совокупности доказательств виновности подсудимого (тем не менее) доказать его виновность вне разумных сомнений не удалось. В связи с этим предлагалось заменить указанную в законе формулировку оправдания на оправдание за непричастностью подсудимого в совершении преступления.
Однако существовали и существуют противники данной идеи. Суть возражений сводится к тому, что недоказанность обвинения нельзя «изъять из обихода» одним лишь росчерком пера, что это объективно существующая правовая ситуация, отражающая реальные жизненные процессы. «От недоказанности как основания оправдания нельзя отделаться, поскольку на практике возникают ситуации, характерные тем, что некоторые доказательства виновности собраны, но для достоверного вывода о виновности их недостаточно, поэтому сомнение в виновности должно быть истолковано в пользу обвиняемого, которого надлежит признать невиновным». С указанными доводами нельзя согласиться, поскольку, если принимать во внимание реальную ситуацию, возникающую при недоказанности обвинения, то эту реальную ситуацию пришлось бы отражать не только в основании решения, но и в самом решении. Истории известны приговоры об оставлении в подозрении. Но коль скоро российское правосудие не оставляет гражданина в подозрении, а оправдывает, то оправдательный момент должен быть отражен не только в сущности решения, но ив его основании. И так как недоказанная виновность юридически приравнивается к доказанной невиновности, то это доказанная невиновность и должна фигурировать в основании процессуального решения.
В проекте нового УПК РФ вообще отсутствует такое основание прекращения уголовного дела и оправдательного приговора, как недоказанность участия обвиняемого (подсудимого) в совершении преступления или его непричастность к совершению преступления (ст. 351). Разработчики проекта, очевидно, исходят из того, что в таких случаях необходимо прекратить уголовное дело или постановить оправдательный приговор за отсутствием события преступления. Однако вряд ли такое решение можно считать оптимальным. Более конструктивно в этих случаях оправдывать за непричастностью подсудимого к совершению преступления.
С презумпцией невиновности связан и институт досудебного освобождения обвиняемого от уголовной ответственности по нереабилитирующим его основаниям (ст. 75—78 УК РСФСР). Поскольку для того чтобы лицо по предусмотренным уголовным законом основаниям освободить от уголовной ответственности, необходимо констатировать, что в действиях этого лица содержится состав преступления, то, по мнению ряда ученых, отождествляющих такую констатацию с признанием лица виновным, это может сделать только суд в результате проведения судебного разбирательства и вынесения обвинительного приговора. Отсюда следовал вывод, что прекращение уголовного дела с освобождением лица от уголовной ответственности на досудебных стадиях процесса противоречит презумпции невиновности.
Однако была выказана и другая точка зрения, состоящая в том, что:
а) уголовная ответственность включает в себя не только наказание, но и признание лица виновным по приговору суда, позволяющее обращаться с осужденным как с преступником. Следовательно, освобождение лица от уголовной ответственности представляет собой освобождение не только от наказания, но и от признания его виновным обвинительным приговором суда. В этом состоит различие между двумя уголовно-правовыми институтами — освобождения от наказания и освобождения от уголовной ответственности;
б) констатация факта совершения лицом деяния, содержащего состав преступления, не равнозначна признанию лица виновным в строго юридическом смысле этого слова. При прекращении уголовного дела с освобождением от уголовной ответственности вопрос о виновности не разрешается. Дело прекращается потому, что отпали основания для дальнейшего производства по делу и дальнейшего исследования вопроса о виновности. Поэтому прекращение уголовного преследования с освобождением лица от уголовной ответственности не противоречит презумпции его невиновности при том непременном условии, что такое лицо согласно с решением о прекращении дела и не настаивает на его рассмотрении судом.
Поскольку институт освобождения от уголовной ответственности имеет место практически во всех европейских системах уголовного процесса, то представляет интерес позиция Европейского Суда по этой проблеме, тем более что большинство жалоб, рассмотренных судом на нарушение презумпции невиновности, связано как раз с прекращением уголовного преследования до окончательного разрешения судом вопроса о виновности лица. Причем почти во всех таких случаях заявители жаловались на то, что их обязывали возмещать судебные издержки при отсутствии возможности довести дело до его окончательного разрешения судом.
Дело Минелли было первым, по которому Европейский Суд признал нарушение п. 2 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. По этому делу заявитель жаловался на то, что несмотря на прекращение уголовного преследования за давностью, суд тем не менее предписал, что заявитель должен нести определенные расходы и выплатить компенсацию потерпевшему за понесенные им судебные издержки. Поскольку к такого рода выплатам обязывается лишь лицо, виновное в совершении преступления, то суд согласился с доводами заявителя и признан, что в данном случае имело место нарушение презумпции невиновности. К этому надо добавить, что заявителю не была предоставлена возможность оспорить свою вину перед судом. По данному делу Европейский Суд сделал следующее заявление: «Нарушение принципа презумпции невиновности имеет место в том случае, если еще до того, как виновность обвиняемого будет доказана в соответствии с законом, и в частности без предоставления ему возможности осуществить свое право на защиту, касающееся его судебное решение отражает мнение, что он виновен». Из сказанного следует, что действующее российское законодательство в части прекращения уголовного дела по нереабилитирующим обвиняемого основаниям заняло совершенно правильную позицию, когда, во-первых, запретило во всех таких случаях прекращать дела, если обвиняемый против этого возражает, и, во-вторых, не предусмотрело возможности наступления каких-либо неблагоприятных для обвиняемого правовых последствий в случае, если уголовное преследование против него прекращается. В частности, перестали действовать такие институты, как передача на поруки, товарищеские суды, применение мер административной ответственности.
Соответственно закон не обязывает обвиняемых при прекращении уголовных дел возмещать судебные издержки.
Что касается прекращения уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим, которое может иметь место только в случае, если обвиняемый загладил потерпевшему причиненный ему вред (ст. 9 УПК РСФСР), то и в этом случае обвиняемый не принуждается к возмещению вреда, а имеет право на рассмотрение его дела судом и признание его виновным (или невиновным) только по приговору суда. Поэтому при правильном применении действующего законодательства претензий в нарушении презумпции невиновности в связи с прекращением дел по нереабилитирующим основаниям возникать не должно. Единственное уточнение, которое необходимо внести в закон, состоит в том, что в статьях закона, предоставляющих право освобождения от уголовной ответственности, речь должна идти не о лицах, совершивших преступление, а о лицах, обвиняемых в совершении преступления. Тем самым снимутся утверждения о том, что указанных лиц признают виновными без приговора суда.
Из презумпции невиновности логически вытекает и право обвиняемого на молчание. Указанное право впервые закреплено в Конституции РФ (ст. 51). Раньше такое право косвенно выводилось из права обвиняемого давать показания. Поскольку это право, а не обязанность, то можно сделать вывод, что обвиняемый имеет право и молчать. Однако этого совершенно недостаточно, чтобы обеспечить условия действительно свободного и безопасного для обвиняемого использования указанного права. Тем более что никто раньше не разъяснял обвиняемому право не давать показания и что его молчание не будет использоваться против него как доказательство его виновности. Поэтому в соответствии с международными стандартами в области прав человека Конституция РФ в ст. 51 закрепила следующее положение: «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом».
Как следует из Конституции РФ, право на молчание имеет отношение не только к лицам, признанным подозреваемыми или обвиняемыми, но и ко всем, в том числе свидетелям и потерпевшим, которые в отличие от подозреваемых и обвиняемых обязаны давать показания. Такое право они приобретают при возникновении вопросов, направленных на изобличение их в совершении преступления либо на изобличение их супругов или близких родственников, или против супругов и близких родственников в гражданском процессе.
Суды практически сразу же после принятия Конституции РФ стали непосредственно применять ст. 51, хотя при этом и возникали некоторые сложности, поскольку как органы предварительного следствия, так и некоторые судьи не считали отступлением от процедуры, если обвиняемому (подозреваемому) разъяснялось право давать показания, но не разъяснялось право на молчание в соответствии со ст. 51 Конституции РФ. Поэтому сначала Президиум Верховного Суда РФ по конкретному делу, а потом Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении разъяснили судам: «При рассмотрении гражданских и уголовных дел судам необходимо учитывать, что в силу ст. 51 Конституции РФ никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. С учетом этого конституционного положения суд, предлагая подсудимому дать показания по поводу обвинения и известных ему обстоятельств дела (ст. 280 УПК РСФСР), должен одновременно разъяснить ему ст. 51 Конституции РФ». Положения указанной статьи должны быть разъяснены также супругу или близкому родственнику подсудимого перед допросом этого лица в качестве свидетеля или потерпевшего и лицу, вызванному в суд в качестве свидетеля по гражданскому делу, если оно является супругом либо близким родственником истца, ответчика, других участвующих в деле лиц. Если подозреваемому, обвиняемому, его супругу и близким родственникам при дознании или предварительном следствии не было разъяснено указанное конституционное положение, показания этих лиц должны признаваться судом полученными с нарушением закона и не могут является доказательствами виновности обвиняемого (подозреваемого).
Презумпция невиновности требует также корректности высказываний, в том числе в средствах массовой информации, относительно лиц, в отношении которых имеются определенные данные о причастности к совершению преступления, однако еще не признанных виновными судом в установленном законом порядке. В современной России этот аспект презумпции невиновности вырос в достаточно острую проблему, поскольку необходимость поддерживать и развивать гласность существует на фоне низкой правовой культурой. Поэтому суды буквально завалены делами о защите чести и достоинства, в том числе и в связи с нарушением презумпции невиновности, когда в средствах массовой информации гражданина называют вором, коррупционером, убийцей и т. д. без судебного решения на этот счет. Это относится прежде всего к высказываниям должностных лиц. В связи с этим полезно знать позицию Европейской комиссии по правам человека и Европейского Суда поданной проблеме.
Так, в одном из дел против Швейцарии заявительница утверждала, что некоторыми своими высказываниями по телевидению федеральный советник нарушил ее право считаться невиновной в соответствии с п. 2 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Комиссия заявила: «Предусмотренный п. 2 ст. 6 Конвенции принцип презумпции невиновности, несомненно, представляет собой в первую очередь процедурную гарантию, применяемую в отношении любого уголовного производства... Однако сфера его применения выходит за эти рамки. Сформулированный в этой статье OCHQBO полагающий принцип защищает каждого от обращения с ним государственных должностных лиц, как с виновными в совершении преступления, до установления этого факта компетентным судом. Следовательно, государственные должностные лица нарушают п. 2 ст. 6, если объявляют какое-либо лицо ответственным за преступные действия до признания этого судом. Это, разумеется, не означает, что власти не должны информировать общественность об уголовном расследовании. Они не нарушают п. 2 ст. 6, если заявляют о наличии подозрений, об аресте соответствующих лиц, о признании ими своей вины и т. д. В то же время официальное объявление кого бы то ни было виновным является недопустимым». По делу Алленэ де Рибемон Суд признал нарушение права считаться невиновным, когда министр внутренних дел и полицейский надзиратель, ответственные за ведение уголовного дела заявителя, объявили его виновным на пресс конференции, проходившей вскоре после его ареста и до рассмотрения дела судом.
Что касается толкования неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, то, как об этом уже говорилось, к настоящему моменту остается недостаточно проясненным вопрос — каковы возможности суда в части устранения возникших у него сомнений в ходе судебного разбирательства. Окончательную точку в этом вопросе должен поставить новый УПК РФ.
Иные обязательные минимальные требования к процедуре по уголовным делам. Пункт 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и п. 3 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод гласят: «Каждый имеет право при рассмотрении любого предъявленного ему уголовного обвинения как минимум на следующие гарантии на основе полного равенства:
— быть в срочном порядке и подробно уведомленным на языке, который он понимает, о характере и основании предъявленного ему обвинения;
— иметь достаточное время и возможность для подготовки своей защиты и сноситься с выбранным им самим защитником;
— быть судимым в его присутствии и защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника; если он не имеет защитника, быть уведомленным об этом праве и иметь назначенного ему защитника в любом случае, когда интересы правосудия того требуют, безвозмездно для него в любом таком случае, когда у него нет достаточно средств для оплаты этого защитника;
— допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, какие существуют для свидетелей, показывающих против него;
— пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке;
— не быть принуждаемым к даче показаний против самого себя или к признанию себя виновным».
Интерпретация указанных требований к процедуре правосудия по уголовным делам, которая содержится в решениях Европейского Суда, показывает, что российский уголовный процесс удовлетворяет предъявляемым требованиям, если при этом иметь в виду и Конституцию РФ, имеющую прямое действие, а также соответствующие решения Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ по указанным вопросам. О многих положениях, конкретизирующих принцип состязательности и презумпцию невиновности, уже говорилось выше. Поэтому есть смысл остановиться лишь на некоторых новых моментах.
В Постановлении Верховного Суда РФ № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» в п. 17 говорится: «При судебном разбирательстве должно строго соблюдаться гарантированное Конституцией (ч. 1 ст. 48) право каждого на получение квалифицированной юридической помощи. С учетом этого конституционного положения суд обязан обеспечить участие защитника в деле как в случаях, когда обвиняемый выразил такое желание, так и в случаях, когда участие защитника является обязательным по закону». Обеспечение участия защитника, когда оно является обязательным по закону, соответствует содержащемуся в п. «d» ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод требованию «иметь защитника, а также иметь назначенного защитника в любом случае, когда интересы правосудия того требуют». Интерпретация случаев, когда «интересы правосудия того требуют», соответствует предусмотренным действующим УПК РСФСР основаниями, когда участие защитника является обязательным.
Далее в Постановлении обращено внимание судов на то, «что согласно ст. 50 УПК РСФСР обвиняемый вправе в любой момент производства по делу отказаться от защитника, однако такой отказ не должен быть вынужденным и может быть принят лишь при наличии реальной возможности участия защитника в деле». Обеспечение реальной возможности относится не только к стадии судебного разбирательства, но и к стадии возбуждения уголовного дела и предварительного расследования. «В соответствии с ч. 2 ст. 48 Конституции РФ и на основании ст. 47 УПК РСФСР каждый задержанный, заключенный под стражу имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента объявления ему протокола задержания или постановления о применении меры пресечения в виде заключения под стражу, а каждый обвиняемый в силу указанной конституционной нормы и на основании ст. 46 УПК РСФСР имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента предъявления обвинения. При нарушении этого конституционного права все показания задержанного, заключенного под стражу обвиняемого и результаты следственных действий, проведенных с его участием, должны рассматриваться судом как доказательства, полученные с нарушением закона, и признаваться недопустимыми».
Выше уже обращалось внимание на то, что реальное обеспечение участия в деле защитников, особенно в порядке ст. 49 УПК РСФСР, встречает немалые трудности, которые следует преодолеть как можно скорее, поскольку это, кроме всего прочего, может послужить основанием для подачи жалобы в Европейский Суд и соответственно признанию России нарушительницей Европейской конвенции со всеми вытекающими отсюда неблагоприятными последствиями, в том числе и выплатой значительных сумм компенсации.
Европейский Суд особое внимание уделяет этой проблеме и подчеркивает важность предоставления адвоката на самых ранних этапах производство по делу, особенно если обвиняемый или подозреваемый лишен свободы (в том числе задержан). Большое внимание уделяется и вопросам беспрепятственного общения с защитником в условиях конфиденциальности.
К проблеме предоставления обвиняемому (подозреваемому) юридической помощи обращался и Конституционный Суд РФ в своем решении по делу о проверке конституционности ч. 4 ст. 47 УПК РСФСР. По этому деду необходимо было проверить, соответствует ли Конституции РФ вытекающий из ч. 4 ст. 47 УПК РСФСР запрет на участие в деле на стадии предварительного следствия адвоката, не являющегося членом коллегии адвокатов.
По этому поводу Конституционный Суд РФ отметил:
1. По своему содержанию право на самостоятельный выбор адвоката (защитника) не означает право выбирать в качестве защитника любое лицо по усмотрению подозреваемого или обвиняемого и не предполагает возможность участия в уголовном процессе любого лица в качестве защитника. Закрепленное в ст. 48 (ч. 2) Конституции РФ право пользования помощью адвоката является одним из проявлений более общего права, гарантированного ст. 48 (ч. 1) Конституции РФ, — права на получение квалифицированной юридической помощи. Поэтому положения ч. 2 ст. 48 Конституции не могут быть истолкованы в отрыве и без учета ч. 1 этой же статьи.
2. Гарантируя право на получение именно квалифицированной юридической помощи, государство должно, во-первых, обеспечить условия, способствующие подготовке квалифицированных юристов для оказания гражданам различных видов юридической помощи, в том числе в уголовном судопроизводстве, и, во-вторых, установить с этой целью определенные профессиональные и иные квалификационные требования и критерии. Участие в качестве защитника в ходе предварительного расследования дела любого лица по выбору подозреваемого или обвиняемого может привести к тому, что защитником окажется лицо, не обладающее необходимыми профессиональными навыками, что несовместимо с задачами правосудия и обязанностью государства гарантировать каждому квалифицированную юридическую помощь.
3. В настоящее время организованно-правовой формой деятельности адвокатов являются коллегии адвокатов, создаваемые на основании Положения об адвокатуре РСФСР. В Положении формулируются и определенные профессиональные требования к адвокатам, призванные обеспечить квалифицированный характер оказываемой ими юридической помощи с учетом высокой значимости для личности и общества в целом принимаемых в уголовном судопроизводстве решений.
Таким образом, норма ч. 4 ст. 47 УПК РСФСР, предусматривающей допуск в качестве защитника по уголовному делу адвоката по представлении им ордера юридической консультации, не противоречит Конституции РФ.
Одновременно Конституционный Суд РФ высказал и отрицательное отношение к ч. 4 ст. 47 УПК РСФСР, где закон разрешает принимать участие на стадии предварительного следствия в качестве защитника не только адвоката, но и представителя профессионального союза или другого общественного объединения. Это совершенно правильная позиция, которая уже учтена в проекте нового УПК. Представляется, что непрофессиональные защитники могли бы принимать участие в деле наряду с адвокатами, а не вместо них.
Возможность проверить законность и обоснованность судебного решения, особенно по уголовным делам, — важная составляющая права на справедливое правосудие. Именно поэтому право каждого осужденного за преступление на пересмотр приговора вышестоящим судом впервые возведено на конституционный уровень (п. 3 ст. 50 Конституции РФ). Этому, очевидно, способствовало и то обстоятельство, что указанное право в качестве гарантий справедливого правосудия предусмотрено как в Международном пакте о гражданских и политических правах (ст. 14), так и в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ст. 2 Протокола № 7).
В ч. 3 ст. 50 Конституции РФ говорится, что порядок реализации права осужденного на пересмотр приговора вышестоящим судом устанавливается федеральным законом. Не определяют конкретного порядка пересмотра приговора и международные нормы. Так, согласно ч. 5 ст. 14 Международного пакта «каждый, кто осужден за какое-либо преступление, имеет право на то, чтобы его осуждение и приговор были пересмотрены вышестоящей судебной инстанцией согласно закону». Часть 1 ст. 2 Протокола № 7 Европейской конвенции гласит: «Каждый осужденный судом за совершение уголовного преступления имеет право на то, чтобы его осуждение или приговор были пересмотрены вышестоящей инстанцией. Осуществление этого права, включая основания; на которых оно могло быть осуществлено, регулируется законом». Таким образом, в отличие от процедуры рассмотрения уголовных дел по первой инстанции, которая в ст. 14 Международного пакта и ст. 6 Европейской конвенции регулируется в виде жестких требований, соответствующих справедливому судебному разбирательству, процедура и основания пересмотра приговора указанными международными нормами оставляется на усмотрение национального законодательства.
В настоящее время действующий УПК РСФСР предусматривает два порядка пересмотра приговора — кассационный и надзорный. Однако существует и апелляционный порядок пересмотра приговора, который имел место в России по Судебным уставам и существует в настоящее время в ряде государств. Суть апелляционного порядка заключается в новом рассмотрении дела по существу вышестоящим судом с возможностью вынесения нового приговора, в том числе и в худшую для подсудимого сторону. Концепция судебно-правовой реформы предусматривала необходимость введения в России апелляционного порядка пересмотра приговора, постановленного без участия присяжных заседателей.
Положительные и отрицательные моменты апелляционного порядка пересмотра приговора активно обсуждались при проведении судебной реформы. В частности, отмечалось, что преимущество вышестоящего суда состоит лишь в большей юридической опытности и грамотности судей, но отнюдь не в отношении совести и внутреннего убеждения. Внутреннее убеждение не имеет степеней и потому по самой своей природе не допускает различия высших и низших органов. Поэтому нет никаких оснований полагать, что вышестоящие судьи с большей достоверностью установят фактическую сторону дела. Поскольку в силу большей отдаленности апелляционной инстанции вызов всех участников процесса, свидетелей и экспертов крайне затруднителен, то пересмотр приходится основывать чаще всего на письменных материалах, чем нарушается принцип непосредственности. Поскольку апелляция производится только в пределах поданных жалоб и протеста, то это «умаляет достоинство уголовного суда, заставляя его сознательно отказывать в применении надлежащего закона, если о том апеллятор не просит; что, наконец, допущение апелляции ведет к замедлению производства».
Однако и кассационный порядок пересмотра приговора не является идеальным. Причем надо отметить, что кассационный пересмотр в России не допускал вмешательства в существо уголовного дела. Поэтому неудивительно, что при взвешивании всех «за» и «против» Судебные уставы 1864 г. допускали апелляцию по делам, рассмотренным без участия присяжных заседателей. В принципе, апелляционный пересмотр не допускается не только по делам, рассмотренным с участием присяжных, но и по всем делам, где в решении дела по первой инстанции принимает участие народный элемент в любой форме, в том числе и с участием народных заседателей. Как правило, апелляция не допускается и по делам, рассмотренным тремя профессионалами. Таким образом, апелляция возможна только по делам, рассмотренным профессиональным судьей единолично. «Апелляция повсеместно рассматривается как важная добавочная гарантия правосудия, существенно необходимая при отсутствии в суде первой степени народного элемента. В пользу ее указывают, что правильная позиция, которая уже учтена в проекте нового УПК. Представляется, что непрофессиональные защитники могли бы принимать участие в деле наряду с адвокатами, а не вместо них.
Возможность проверить законность и обоснованность судебного решения, особенно по уголовным делам, — важная составляющая права на справедливое правосудие. Именно поэтому право каждого осужденного за преступление на пересмотр приговора вышестоящим судом впервые возведено на конституционный уровень (п. 3 ст. 50 Конституции РФ). Этому, очевидно, способствовало и то обстоятельство, что указанное право в качестве гарантий справедливого правосудия предусмотрено как в Международном пакте о гражданских и политических правах (ст. 14), так и в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (ст. 2 Протокола № 7).
В ч. 3 ст. 50 Конституции РФ говорится, что порядок реализации права осужденного на пересмотр приговора вышестоящим судом устанавливается федеральным законом. Не определяют конкретного порядка пересмотра приговора и международные нормы. Так, согласно ч. 5 ст. 14 Международного пакта «каждый, кто осужден за какое-либо преступление, имеет право на то, чтобы его осуждение и приговор были пересмотрены вышестоящей судебной инстанцией согласно закону». Часть 1 ст. 2 Протокола № 7 Европейской конвенции гласит: «Каждый осужденный судом за совершение уголовного преступления имеет право на то, чтобы его осуждение или приговор были пересмотрены вышестоящей инстанцией. Осуществление этого права, включая основания; на которых оно могло быть осуществлено, регулируется законом». Таким образом, в отличие от процедуры рассмотрения уголовных дел по первой инстанции, которая в ст. 14 Международного пакта и ст. 6 Европейской конвенции регулируется в виде жестких требований, соответствующих справедливому судебному разбирательству, процедура и основания пересмотра приговора указанными международными нормами оставляется на усмотрение национального законодательства.
В настоящее время действующий УПК РСФСР предусматривает два порядка пересмотра приговора — кассационный и надзорный. Однако существует и апелляционный порядок пересмотра приговора, который имел место в России по Судебным уставам и существует в настоящее время в ряде государств. Суть апелляционного порядка, заключается в новом рассмотрении дела по существу вышестоящим судом с возможностью вынесения нового приговора, в том числе и в худшую для подсудимого сторону. Концепция судебно-правовой реформы предусматривала необходимость введения в России апелляционного порядка пересмотра приговора, постановленного без участия присяжных заседателей.
Положительные и отрицательные моменты апелляционного порядка пересмотра приговора активно обсуждались при проведении судебной реформы. В частности, отмечалось, что преимущество вышестоящего суда состоит лишь в большей юридической опытности и грамотности судей, но отнюдь не в отношении совести и внутреннего убеждения. Внутреннее убеждение не имеет степеней и потому по самой своей природе не допускает различия высших и низших органов. Поэтому нет никаких оснований полагать, что вышестоящие судьи с большей достоверностью установят фактическую сторону дела. Поскольку в силу большей отдаленности апелляционной инстанции вызов всех участников процесса, свидетелей и экспертов крайне затруднителен, то пересмотр приходится основывать чаще всего на письменных материалах, чем нарушается принцип непосредственности. Поскольку апелляция производится только в пределах поданных жалоб и протеста, то это «умаляет достоинство уголовного суда, заставляя его сознательно отказывать в применении надлежащего закона, если о том апеллятор не просит; что, наконец, допущение апелляции ведет к замедлению производства».
Однако и кассационный порядок пересмотра приговора не является идеальным. Причем надо отметить, что кассационный пересмотр в России не допускал вмешательства в существо уголовного дела. Поэтому неудивительно, что при взвешивании всех «за» и «против» Судебные уставы допускали апелляцию по делам, рассмотренным без участия присяжных заседателей. В принципе, апелляционный пересмотр не допускается не только по делам, рассмотренным с участием присяжных, но и по всем делам, где в решении дела по первой инстанции принимает участие народный элемент в любой форме, в том числе и с участием народных заседателей. Как правило, апелляция не допускается и по делам, рассмотренным тремя профессионалами. Таким образом, апелляция возможна только по делам, рассмотренным профессиональным судьей единолично. «Апелляция повсеместно рассматривается как важная добавочная гарантия правосудия, существенно необходимая при отсутствии в суде первой степени народного элемента. В пользу ее указывают, что апелляционное производство соединяет в себе разбирательство по существу с разбирательством кассационным».
Поскольку разработчики концепции судебной реформы решительно отказались от института народных заседателей, а, с их точки зрения, дела с участием присяжных заседателей должны были рассматриваться только не более чем в 37 % случаях, то понятно, почему их взоры обратились к апелляции.
Справедливости ради надо отметить, что сама по себе идея пересмотра приговора, связанного с возможностью устранения любой как фактической, так и юридической ошибки без возвращения дела на новое рассмотрение в суд первой инстанции, безусловно конструктивна. Поэтому в начале судебной реформы значительная часть судейского корпуса поддержала введение апелляционного порядка пересмотра приговоров. Данная позиция нашла, в частности, отражение в постановлении Второго всероссийского съезда судей. В дальнейшем, по мере осмысления специфики этого порядка и связанной с ним необходимости перестройки судебной системы (введение дополнительных звеньев в виде межрегиональных окружных судов), позиция судейского корпуса изменилась, о чем свидетельствует постановление Четвертого (чрезвычайного) всероссийского съезда судей о введении апелляционного порядка пересмотра решений, принимаемых мировым судьей. По крайней мере в организационном отношении разрешить проблему пересмотра решений, принимаемых мировыми судьями, в апелляционном порядке районным судом значительно проще. Если этот порядок себя оправдает, можно будет его распространить и более широко.
До недавнего времени существовало ограничение на пересмотр приговора в кассационном порядке в отношении дел, рассмотренных по первой инстанции Верховным Судом РФ. Эти дела могли быть пересмотрены только в порядке надзора. Но поскольку в порядке надзора может быть пересмотрен не любой приговор, а только такой, в отношении которого строго уполномоченными на то должностными лицами принесен протест, то граждане, осужденные по первой инстанции Верховным Судом, попадали в худшее положение, по сравнению с гражданами, осужденными судом более низкого уровня. В связи с этим под угрозу нарушения были поставлены сразу две конституционные нормы: ч. 3 ст. 50 и ч. 1 ст. 19 Конституции РФ.
Принимая во внимание, что верховные суды большинства европейских государств рассматривают уголовные дела по первой инстанции, ч. 2 ст. 2 Протокола № 7 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод для приговоров, постановленных Верховным Судом, сделала исключение: «Из права осужденного на пересмотр его дела вышестоящим судом могут делаться исключения... когда соответствующее лицо было судимо уже в первой инстанции судом высокого уровня...». Однако ч. 3 ст. 50 Конституции РФ никакого исключения из общего правила не сделала.
Проблему можно было решить двояко: либо лишить Верховный Суд РФ полномочий по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции, либо предусмотреть право осужденного Верховным Судом РФ на пересмотр приговора в кассационном порядке, для чего создать в Верховном Суде РФ соответствующую кассационную инстанцию. Выбор был сделан в пользу второго варианта. Верховный Суд РФ разработал соответствующий проект закона и внес его в Государственную Думу в порядке законодательной инициативы. В результате закон был принят, и граждане, осужденные по первой инстанции Верховным Судом РФ, наравне со всеми получили право на пересмотр вынесенного в отношении них приговора в кассационном порядке вышестоящей судебной инстанцией.
Серьезной критике, особенно в период проведения судебной реформы, подвергся и пересмотр судебных решений в порядке надзора. Главный недостаток этого порядка усматривается в том, что граждане лишены возможности непосредственно обратиться к суду, а вынуждены просить принести протест в порядке надзора соответствующих должностных лиц. В силу этого и Европейский Суд не считает надзорный порядок надлежащей процессуальной процедурой, обеспечивающей право на пересмотр приговора вышестоящим судом. Поскольку в Европейский Суд можно обращаться лишь тогда, когда исчерпаны внутригосударственные средства правовой защиты, то следует иметь в виду, что исчерпанность средств, по мнению Европейского Суда, заканчивается рассмотрением дела в кассационном порядке, т. е. вступлением судебного решения в законную силу. «В свете действующей у нас системы рассмотрения дел в порядке надзора, — отмечает В. А. Туманов, — интерес представляет не раз повторяемый в решениях суда вывод о том, что при проверке Европейским Судом предварительного исчерпания внутренних средств правовой защиты в число таких средств входит рассмотрение дел высшей инстанции только по прямому обязательному для судебного рассмотрения обращению заинтересованной стороны; рассмотрение в результате акта уполномоченного органа, каковым у нас является “протест в порядке надзора”, под такое понимание не подпадает». Но это не означает, что от пересмотра судебных решений в порядке надзора нужно отказаться. Дополнительная возможность добиться законного и обоснованного решения повышает гарантию права на справедливое правосудие. Однако процедуру подачи и рассмотрения жалоб на вступившие в законную силу судебные решения необходимо усовершенствовать таким образом, чтобы жалоба гражданина непосредственно рассматривалась судом.
Участие народа в отправлении правосудия
Участие представителей народа в отправлении правосудия — это форма реализации суверенитета народа в осуществлении важнейшего вида государственной власти. Поэтому привлечение граждан к отправлению правосудия всегда рассматривалось как черта, присущая демократическому государству. Кроме того, оно позволяет обеспечить и другую существенную характеристику правосудия — коллегиальность, повышающую уверенность в правильности и справедливости принятого судом решения.
Различные государства по-разному решают задачу вовлечения граждан в отправление правосудия в зависимости от целого ряда исторических, политических, экономических, культурных, правовых и иных условий своей жизнедеятельности. Эти различия касаются как количественного состава представителей народа, так и форм и степени их участия в принятии решений. Наиболее принципиальные различия состоят в процедуре принятия решений по основным вопросам любого юридического дела: имели ли место спорные факты, и если да, то какие правовые нормы под лежат применению в данном случае? В большинстве европейских стран граждане совместно с профессиональным судьей решают оба вопроса совместно. Такой была и российская модель Англичане и вслед ними американцы приняли иную модель: граждане самостоятельно в отсутствие судьи решают вопросы, связанные с установлением фактов, а профессиональные судьи на основе установленных фактов решают вопросы права: какие законы должны быть применены в данном случае и какие правовые последствия должны в связи с этим наступить. Такая модель получила название суда присяжных. Ее в различные исторические периоды пытались применить и другие европейские государства. Однако она по самым разным причинам не привилась на европейской почве, за исключением Англии — родины суда присяжных. Суд присяжных был введен и в Россию по Судебным уставам и просуществовал почти до Октябрьской революции, хотя и не был распространен на всю Российскую Империю.
Естественно, что судебная реформа в России, предпринятая уже в наши дни, не могла обойти стороной такой важный элемент правосудия, как форма участия в нем народа. Более того, это стало одним из краеугольных камней реформы.
Разработчики концепции судебной реформы отбросили идею участия народа в форме народных заседателей. Их не устроил и тот вариант, который нашел отражение в ст. 11 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судопроизводстве: «В порядке, установленном законодательством союзных республик, по делам о преступлениях, за совершение которых законом предусмотрена смертная казнь либо лишение свободы на срок свыше десяти лет, вопрос о виновности подсудимого может решаться судом присяжных (расширенной коллегией народных заседателей)». Этот вариант расширения участия народа в отправлении правосудия не был принят разработчиками концепции по двум причинам: он ограничивал рассмотрение дел в составе расширенной коллегии только делами о преступлениях, за совершение которых предусматривалась смертная казнь либо лишение свободы на срок свыше 10 лет; «расширенная коллегия народных заседателей» подразумевала только увеличение численного состава народных заседателей, но оставляла прежнюю процедуру совместного с судьей участия в рассмотрении дела и принятия решений. Аналогичная модель народного участия действует во Франции (три профессионала и девять заседателей, именуемых присяжными), в Италии (два профессионала и шесть заседателей), в Германии (один профессиональный судья и два представителя народа, именуемых шеффенами или присяжными) и ряде других европейских государств.
Авторы концепции весьма скептически оценили достоинство правосудия, где все вопросы профессиональные судьи решают совместно с представителями народа, поскольку многими исследователями этой проблемы отмечается склонность граждан, не сведущих в тонкостях юриспруденции, присоединяться к мнению профессионалов. И увеличение количества народных заседателей, по мнению авторов концепции, не может принципиально изменить положение дел. Если принять во внимание ту критику, которой подверглось правосудие периода административно-командной системы управления страной, его характеристику как приводного ремня и проводника воли этой системы, выступающего «преимущественно как репрессивный орган, освещающий ритуалом судоговорения предрешенную расправу», то в определенной мере можно понять, почему авторы концепции предпочли вариант участия народа в правосудии, согласно которому 12 избранных по жребию граждан самостоятельно, без участия профессионального судьи, решают основной вопрос всякого уголовного дела — виновность подсудимого в инкриминируемом ему деянии.
В концепции отмечались следующие достоинства суда присяжных: более широкая коллегиальность; бесспорная независимость; меньший риск злоупотреблений и судебных ошибок; привлечение в атмосферу юстиции житейского здравого смысла и народного правосознания; стимулирование состязательного процесса; «способность испытывать правоту закона применительно к конкретному случаю».
Критики суда присяжных, опираясь в том числе как на российский опыт суда присяжных, так и на зарубежный, отмечают и его слабые стороны: ориентацию присяжных заседателей на групповые интересы; чувствительность к риторике сторон и подверженность общественным страстям, беспомощность в исследовании доказательств при рассмотрении дела; вытекающая из перечисленных недостатков необъективность, приводящая к принятию необоснованных вердиктов; дороговизна этой формы правосудия. Решения присяжных в отличие от решений, принимаемых профессиональными судьями, в том числе и с участием представителей народа, не мотивируются и поэтому не подлежат пересмотру в связи с необоснованностью. Исключения могут составлять только случаи, когда судья придет к выводу, что присяжные признали подсудимого виновным при явной недостаточности доказательств. В таких случаях он вправе распустить состав жюри и дело подлежит пересмотру в другом составе присяжных.
Размышляя над достоинствами и недостатками суда присяжных, профессор Гарвардского университета Гарольд Дж. Берман пишет, что решающим доводом в пользу суда присяжных было бы четкое доказательство того, что он приводит к лучшим, более справедливым решениям, чем другие формы суда. Однако специалисты, объективно наблюдающие и изучающие работу судебных учреждений, не могут прийти к согласию. И хотя по этому вопросу проведено много всесторонних исследований, статистических подсчетов, но ясных и непреложных выводов не получено. Никто не смог доказать, что суд присяжных выносит более правильное решение или, наоборот, менее правильное, чем суд без присяжных.
Однако и правильные судебные решения могут вызвать неудовольствие тех, кого они касаются. С этой точки зрения решения, принятые представителями народа, «делают их более приемлемыми для проигравшей стороны: проигравший не может винить ни “правительство”, ни “власть”, но только “общество”, своих сограждан или же самого себя (и своего адвоката). В свою очередь и граждане имеют меньше поводов для недовольства решением, если оно выносится людьми, которые являются представителями общественности». Если принять во внимание необходимость повышения доверия граждан к правосудию, а также то обстоятельство, что право на суд присяжных предполагает свободный выбор гражданином этой формы суда, то становится понятным, почему при всех его недостатках Верховный Совет РСФСР в Постановлении от 24 октября 1991 г. в качестве важнейшего направления судебной реформы признал необходимость предоставления каждому гражданину права на разбирательство его дела судом присяжных в случаях, установленных законом.
Эта идея после взвешивания всех «за» и «против» нашла закрепление в ст. 47 Конституции РФ. Таким образом, Россия сделала свой выбор в пользу суда присяжных. Судейский корпус поддержал этот выбор. Приветствуя Второй всероссийский съезд, бывший Президент РФ Б. Н. Ельцин отметил: «Важную роль в проведении судебной реформы призвано сыграть возобновление в России суда присяжных. Этот шаг, позволяющий преобразовать суды в подлинно народные, было бы нелегко сделать без искренней и решительной поддержки со стороны Верховного Суда Российской Федерации, Совета Судей, готовности судейского сообщества на местах принять на себя заботу об этой реформе» был принят Федеральный закон «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР “О судопроизводстве РСФСР”, Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях», который стал правовой основой введения суда присяжных в России.
Но слабым местом судебной реформы, как это уже не раз отмечалось выше, является достаточно большой разрыв между принимаемыми законами и возможностью их организационного и материально-технического обеспечения. Так случилось и с судом присяжных, который, кроме всего прочего, требует наличия определенной инфраструктуры (приспособленных помещений, специальных работников суда для обслуживания этого института и др.). В результате суд присяжных был введен на территории девяти регионов России, которые смогли создать необходимые условия для его функционирования. Ситуации, в результате которых действие закона, связанного с конституционными правами граждан, распространяется только на ограниченную территорию и, следовательно, на ограниченный контингент граждан, недопустимы, поскольку это ведет к ограничению прав и нарушению равенства граждан перед законом и судом. Но тогда мало кто мог представить, что такое положение дел растянется на длительный период.
Ситуация усугубилась тем, что согласно ст. 20 Конституции РФ предусмотренная уголовным законом смертная казнь могла быт! применена лишь в том случае, если гражданину, обвиняемому в совершении особо тяжкого преступления против жизни, предоставлено право на суд присяжных. Получалось, что там, где действуем суд присяжных, можно применять эту меру наказания, а там, где он ш создан, — нельзя. Этим явно ненормальным положением дел был< озабочено как судейское сообщество, так и Верховный Суд РФ, не раз доводилось до сведения высших органов законодательно! и исполнительной власти, в том числе и Президента РФ. По этом поводу принимались решения о необходимости введения суд присяжных на всей территории России, но реальных практически шагов, связанных с необходимостью обеспечения соответствующего финансирования, предпринято не было.
Конституционный Суд РФ по делу о проверке конституционности п. 1 Постановления Верховного Совета о порядке введения в действие закона, регулирующего процедуру производства в суде присяжных, которым предусмотрено введение этого суда на ограниченной территории России, признал его не соответствующим Конституции РФ в той мере, в какой он далее не обеспечивает на всей территории Российской Федерации реализации права гражданина, обвиняемого в преступлении, за совершение которого законом в качестве меры наказания установлена смертная казнь, на рассмотрение его дела судом присяжных. Отсюда сделан вывод, согласно которому до тех пор, пока таким обвиняемым не будет реально предоставлено право на суд присяжных, смертная казнь в качестве исключительной меры наказания назначаться им не может. Но поскольку это ставит обвиняемых на территориях, где суд присяжных функционирует, в неравное положение, то и в отношении таких обвиняемых смертная казнь применяться не должна. Таким образом, непродуманное и не просчитанное до конца поэтапное введение суда присяжных привело к мораторию на применение смертной казни в качестве меры уголовного наказания за наиболее тяжкие преступления против жизни. Это, безусловно, очень важное решение, но в полном объеме проблему неравенства перед судом и законом в зависимости от местожительства оно не решает.
Проблема осложняется в тех случаях, когда часть преступных деяний совершены на территории, где нет суда присяжных, а часть — на территории, где такой суд функционирует. В частности, это относится к Москве, где такого суда нет, и Московский области, где суд присяжных действует. Согласно ст. 41 и 42 УПК РСФСР дело подлежит рассмотрению в том суде, в районе которого совершено преступление. Если дело по тем или иным основаниям подсудно нескольким одноименным судам, оно рассматривается тем судом, где было закончено предварительное следствие по делу. По ряду уголовных дел, подсудных суду присяжных на основании ст. 421 УПК РСФСР, преступления совершались как в Москве, так и Московской области, а дела расследовались Московской городской прокуратурой, в связи с чем и передавались на рассмотрение в Московский городской суд, несмотря на то, что обвиняемые при окончании предварительного следствия заявляли ходатайства о рассмотрении их дела судом присяжных. В этих случаях судьи Московского городского суда направляли уголовные дела в Верховный Суд РФ, который согласно ст. 44 УПК РСФСР правомочен решить вопрос о передаче дела на рассмотрение в Московский областной суд. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ поддерживала постановления судей Московского суда и направляла указанные уголовные дела для рассмотрения судом присяжных в Московский областной суд. Однако на определения судебной коллегии приносились протесты ввиду отсутствия оснований для передачи дела в другой суд в порядке ст. 44 УПК РСФСР и нарушения ст. 41 и 42 УПК РСФСР, регулирующих вопросы территориальной подсудности.
Президиум Верховного Суда РФ, отклоняя протесты, в своих постановлениях указывал следующее:
1) данное уголовное дело подсудно как Московскому городскому суду, так и Московскому областному суду;
2) в связи с тем, что обвиняемые воспользовались своим правом, закрепленным в ч. 2 ст. 47 Конституции РФ, на рассмотрение их дела в том суде, к подсудности которого оно отнесено, и ходатайствовали о рассмотрении их дела судом присяжных, судья Московского городского суда правильно пришел к выводу о необходимости решения вопроса о рассмотрении дела с участием присяжных заседателей;
3) такое решение судьи принято в полном соответствии с положениями ст. 18 Конституции РФ, согласно которой права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, определяющими смысл, содержание и применение законов, и обеспечиваются правосудием;
4) определение подсудности дела только по правилам ст. 41 и 42 УПК РСФСР в данном конкретном случае существенно нарушало бы права обвиняемых на рассмотрение дела судом присяжных заседателей.
Судя по тому, с каким трудом финансируется судебная система, можно предположить, что, если не принять необходимых мер, реализация идеи суда присяжных может не состояться не только в том объеме, в каком предполагалось концепцией (для всех уголовных дел, где обвиняемому грозит лишение свободы на срок свыше 1 года), но и в объеме, предусмотренном проектом нового УПК РФ, где право на суд присяжных предоставлено тем обвиняемым, которым угрожает наказание свыше 10 лет лишения свободы. Разработчики Концепции судебной реформы, понимая, что суд присяжных стоит дорого, обращали внимание на то, что там, где он функционирует, с участием присяжных рассматривается около 37 % дел. Но они не дали надлежащего объяснения такому положению дел. Касаясь финансовой стороны проблемы, авторы пишут: «Дороговизна судопроизводства может быть смягчена редким созывом суда присяжных (после всплеска интереса к этой форме судопроизводства неизбежен спад, ибо закоренелым преступникам рассчитывать на снисхождение присяжных не приходится, а в большинстве случаев достаточно эффективен обычный процесс — перед судьей или коллегией профессионалов)». Во-первых, о том, что подсудимый — «закоренелый преступник», присяжные знать не могут, поскольку факты прошлой судимости не доводятся до сведения присяжных. Во-вторых, шестилетний опыт функционирования суда присяжных в России свидетельствует о том, что из года в год растет число обвиняемых, желающих реализовать свое право на суд присяжных. И это понятно, поскольку кроме, может быть, некоторого увеличения срока рассмотрения дела обвиняемый в суде присяжных не попадает в более невыгодное положение, нежели в суде с народными заседателями. Наоборот, даже если он будет признан виновным, то может рассчитывать на снисхождение присяжных, которое обяжет судью значительно смягчить наказание. А если к тому же учесть, что суд присяжных согласно статистике оправдывает около 20 % (и более) подсудимых, то нет никаких оснований полагать, что желающих использовать эту форму суда будет становиться меньше.
Трудности финансового и организационного порядка толкают на предложения о существенном сокращении категорий дел, рассматриваемых с участием присяжных заседателей. Так, председатель Московского областного суда С. В. Марасанова считает, что суду присяжных должны быть подсудны исключительно дела, по которым подсудимый может быть приговорен к смертной казни или пожизненному лишению свободы.
Не секрет, за счет каких процессуальных мер выживает, например, суд присяжных в США. Эта так называемая сделка о признании вины, позволяющая обвиняемому реализовать свое право на скорый суд, избежать расходов на оплату профессиональной защиты в суде присяжных и получить существенное снижение наказания за сотрудничество с правосудием. Однако внедрение аналогичной процедуры в российское законодательство не получает необходимой поддержки у российских юристов.
Критика суда присяжных связана главным образом с большим числом оправданий, не сопоставимых с количеством постановленных оправдательных приговоров судов, действующих без участия присяжных заседателей. Такова специфика суда присяжных. И она проявляется везде, где действует эта форма правосудия. Большое влияние на вердикт присяжных оказывают и речи сторон. К сожалению, речи государственных обвинителей оставляют желать много лучшего. Адвокаты явно превосходят их в этом отношении.
Но Верховный Суд РФ озабочен не количеством оправдательных приговоров в суде присяжных, поскольку такой процент оправданий для суда присяжных является нормальным, о чем свидетельствует опыт всех других стран, где такой суд функционирует. Это обстоятельство было известно разработчикам Конституции РФ, предусматривающей права граждан на суд присяжных. И в этом отношении российский суд присяжных не продемонстрировал каких-либо серьезных отклонений. Беспокоит другое. Практически, каждый третий оправдательный приговор, постановленный судом присяжных, отменяется кассационной палатой Верховного Суда РФ ввиду существенного нарушения уголовно-процессуального закона. Большое количество процессуальных нарушений при рассмотрении дел с участием присяжных заседателей объясняется в определенный мере новизной этой формы и сложностью ряда процессуальных процедур: постановкой вопросов перед присяжными, напутственным словом судьи и др.
За это время накопилось немало предложений по совершенствованию порядка рассмотрения дел с участием присяжных заседателей, которые рабочая группа по подготовке проекта нового УПК РФ должна тщательно проанализировать. Явный недостаток порядка рассмотрения дел с участием присяжных заседателей — предоставление присяжным права существенно влиять на меру наказания без учета сведений о фактах прежней судимости и иных данных о личности подсудимых, которые всегда учитываются судьей при определении меры наказания. «На практике это приводит к тому, что присяжные считают заслуживающими снисхождения и даже особого снисхождения маньяков, насильников-“профессионалов”, неоднократно совершивших аналогичные преступления». Поэтому вносятся предложения, направленные на то, чтобы либо сообщать присяжным все имеющие значения для дела факты, либо ограничить их компетенцию только решением вопроса о виновности подсудимого. Вносятся предложения и о сокращении числа присяжных.
В целом, несмотря на все сложности, судьи достаточно оптимистично оценивают судьбу суда присяжных в России, рассматривая его в качестве важного фактора, способного повысить доверие к суду в целом. Что же касается участия граждан в отправлении правосудия в качестве народных заседателей, то это известная и опробированная форма коллегиальности. Насколько широко она будет применяться, зависит от решения вопроса в новом УПК РФ, В последние годы суды испытывали значительные трудности с привлечением народных заседателей к отправлению правосудия, поскольку установленный законом порядок их избрания настолько устарел, что пользоваться им стало невозможно.
Принят новый Федеральный закон «О народных Заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации», учитывающий современные реалии и опыт привлечения к участию в осуществлении правосудия народных заседателей. В частности, определен новый, на наш взгляд, более совершенный порядок формирования списков народных заседателей. В соответствии со ст. 2 Закона общий список народных заседателей районного суда формируется соответствующим представительным органом местного самоуправления на основе списка избирателей района, на территорию которого распространяется юрисдикция данного районного суда. При этом число народных заседателей определяется из расчета 156 народных заседателей на одного судью районного суда.
Общий список утверждается законодательным (представительным) органом субъекта Российской Федерации и представляется им в соответствующий районный суд не позднее чем за месяц до истечения срока полномочий народных заседателей, включенных в предыдущий общий список. Срок полномочий народных заседателей — пять лет. Закон допускает (в случае необходимости) возможность сформировать дополнительный список народных заседателей районного суда.
По новому Закону, народными заседателями могут быть граждане, достигшие 25летнего возраста. В нем предусмотрен перечень оснований, исключающих привлечение граждан к осуществлению правосудия в качестве народных заседателей. В частности, народными заседателями не могут быть лица, имеющие не снятую или не погашенную в установленном законом порядке судимость, лица, признанные судом недееспособными, или ограниченные судом в дееспособности, лица, состоящие на учете в наркологических или психоневрологических диспансерах. Не могут включаться в списки народных заседателей прокуроры, следователи, дознаватели, лица, замещающие государственные должности категории «А», которые предусмотрены Федеральным законом «Об основах государственной службы Российской Федерации», а также замещающие выборные должности в органах местного самоуправления. Закон возлагает на федеральные органы исполнительной власти, органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации, исполнительные органы местного самоуправления и их должностных лиц обязанность представлять представительному органу местного самоуправления необходимую информацию для формирования списков народных заседателей. Изменена система отбора народных заседателей для участия в рассмотрении дел в судах, порядок которого согласно Закону устанавливается Верховным Судом РФ.
Отбор народных заседателей для участия в рассмотрении дел в районном суде осуществляется на основе общего списка народных заседателей данного районного суда путем случайной выборки из общего списка народных заседателей этого районного суда председателем данного суда. Причем для каждого судьи районного суда определяется число народных заседателей, в три раза превышающее число, установленное соответствующим федеральным процессуальным законом. Отбор же народных заседателей для исполнения обязанностей судей по конкретному делу в районном суде производится судьей, рассматривающим данное дело, путем жеребьевки. Соответствующий порядок отбора народных заседателей установлен для их участия в рассмотрении дел в верховном суде республики, краевом, областном суде, суде города федерального значения, суде автономной области, суде автономного округа, а также в военных судах.
Списки народных заседателей Верховного Суда РФ утверждаются законодательными (представительными) органами субъектов Российской Федерации на основе списков народных заседателей районных судов, расположенных на территории соответствующего субъекта Российской Федерации. Число народных заседателей Верховного Суда РФ определяет Верховный Суд РФ.
Отбор народных заседателей для участия в рассмотрении дел в Верховном Суде РФ производится председателем судебной коллегии Верховного Суда РФ в общем, рассмотренном выше порядке.
Народные заседатели привлекаются к исполнению своих обязанностей в районном суде не чаще одного раза в год на срок 14 дней, а в случае, если время рассмотрения конкретного дела превышает указанный срок, на срок рассмотрения данного дела.
В гарнизонном военном суде, верховном суде республики, краевом, областном суде, суде города федерального значения, суде автономной области, суде автономного округа, окружном (флотском) военном суде, Верховном Суде РФ народные заседатели привлекаются к исполнению своих обязанностей на срок рассмотрения конкретного дела.
В отличие от ранее существовавшего порядка за время участия народного заседателя в осуществлении правосудия соответствующий суд выплачивает ему за счет средств федерального бюджета компенсационное вознаграждение в размере одной четвертой части должностного оклада судьи данного суда, которое не облагается подоходным налогом. За народным заседателем в период исполнения им своих обязанностей по осуществлению правосудия по основному месту работы сохраняется средний заработок, а также все предусмотренные законом гарантии и льготы. Командировочные расходы народному заседателю возмещает соответствующий суд в порядке и размерах, установленных для судей. Время исполнения народным заседателем своих обязанностей по осуществлению правосудия учитывается при исчислении всех видов трудового стажа.
На народного заседателя и членов его семьи в период осуществления им правосудия распространяются гарантии независимости и неприкосновенности судей и членов их семей, установленные Конституцией РФ, Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации», соответствующими статьями Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации».
Уголовное дело в отношении народного заседателя в период осуществления им правосудия может быть возбуждено только Генеральным прокурором РФ или лицом, исполняющим его обязанности. Народный заседатель может быть заключен под стражу в период осуществления им правосудия только с санкции Генерального прокурора РФ или лица, исполняющего его обязанности, либо по решению суда. В период осуществления правосудия народный заседатель не может быть уволен с работы или переведен на другую работу без его согласия.
В соответствии со своими правомочиями Президиум Верховного Суда РФ принял Постановление «О порядке отбора народных заседателей федеральных судов общей юрисдикции». Кроме того, Верховный Суд РФ направил руководителям законодательных (представительных) органов всех субъектов Российской Федерации письмо о необходимости составления списков народных заседателей Верховного Суда РФ.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
