Сущность и основные черты глобализации экономики. О глобалистике и геоэкономике
«Первопроходцем» в исследовании проблематики ГЭ и «творцом» термина «глобализация» прослыл американский ученый Т. Левитт после выхода в свет в 1983 г. его книги «Глобализация рынков» С тех пор в научной и публицистической литературе, посвященной проблемам мирового хозяйства, термин «глобализация» подвергся массовому, хаотичному и нередко уродливому «тиражированию». Более того, можно сказать, что прилагательное «глобальный» склоняется на любой лад, употребляется по меркам «житейского ума» (в последнем случае авторы, применяя данный термин, не понимают того, что он означает «всемирный», в лучшем случае отождествляя его с понятиями «общий», «государственный», «народнохозяйственный» и т.п.).
В подходах к толкованию данной категории можно выделить два полюса, своего рода «перегиба». С одной стороны, к глобализации привязывают и сводят к ней (выводят из нее) практически любой мало-мальски значимый мирохозяйственный феномен, — как в позитивном, так и в негативном плане. Такого рода ее абсолютизация, — будь то в смысле восхваления («глобалистами») или огульного оживания («антиглобалистами»), — широко распространенная как в российских, так и зарубежных публикациях, не представляется плодотворной.
С другой стороны, совершенно неправомерно, как это делает, например, В. Найшуль, рассматривать глобализацию как «не более чем политический ярлык», т.е., иными словами, своего рода политически мотивированный вымысел, не отражающий фундаментальные реалии и взаимосвязи в современном мире. В том же духе высказываются не только авторы статей в СМИ, но и солидные исследователи, как, например, видный американский обществовед и футуролог И. Валлерстайн: «В том, что сейчас называется «глобализацией», нет ничего нового... Это просто естественный способ функционирования капиталистической мир-системы... Нет доказательства того, что сегодня мир-экономика «глобализирована» больше, чем в более ранние периоды, в первую очередь в период с 1873 по 1914 г... текущий период глобализации — это просто дальнейшее углубление процессов, с самого начала свойственных капиталистической мир-экономике».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Если бы это было так, как полагают указанные авторы, то глобализацией вряд ли стали бы обстоятельно заниматься на протяжении уже четверти века многие весьма компетентные и авторитетные исследователи во всем мире, едва ли она продолжала бы «будоражить» умы, настроения и поведение влиятельных политиков, публицистов и широких слоев общественности во всем мире, входить в качестве одного из главных «сюжетов» в программы влиятельных партий и политических движений в десятках стран. Поэтому вполне закономерно, что подобная недооценка глобализации занимает периферийное место в публикациях, претендующих на научное осмысление последней.
Попутно отметим, что в цитированном высказывании И. Валлерстайна содержится важное «рациональное зерно», причем, по меньшей мере, троякого рода:
• нельзя переоценивать размах и глубину глобализации (как будет показано ниже, она в разной степени охватила различные сферы мировой экономики и МЭО, представляя собой довольно неоднородный феномен и процесс) и тем более абсолютизировать ее;
• глобализацию необходимо постоянно рассматривать на историческом фоне предшествующих стадий интернационализации хозяйственной жизни, скрупулезно и доказательно выявляя новые моменты в ней по сравнению с этими стадиями и используя для этого, насколько это возможно, не только качественные, но и количественные (математические) методы оценки;
• в исследовании глобализации большую роль призваны играть прогностические оценки ее дальнейшей эволюции с учетом факторов как содействующих, так и противодействующих ей.
Как читатель увидит далее, этими соображениями руководствуются не все авторы публикаций о глобализации.
«Первопроходец» Т. Левитт, как видно из названия его вышеупомянутой книги, понимал глобализацию как чисто рыночный феномен. Данным термином он обозначил объединение, интеграцию рынков отдельных продуктов, изготавливаемых доминирующими в мире ТНК. Как лейтмотив его книги, пожалуй, можно рассматривать тезис, предсказывающий скорый конец таких ТНК, рыночная стратегия которых нацелена лишь на дифференцированные, специфические рынки тех или иных стран. Хотя Т. Левитт правильно признал будущее за глобально ориентированными ТНК, ищущими свои шансы во всем мире, его чисто рыночно-сбытовая интерпретация ГЭ, причем исключительно на фирменном уровне, представляется чрезмерно узкой и не дающей адекватного толкования данной категории.
Правда, следует подчеркнуть, что сформулировать четкую дефиницию категории «глобализация», показать ее связь с ранее введенными в научный оборот категориями, особенно с «интернационализацией» и «транснационализацией», весьма сложно. В этой связи весьма показательно, что С. Долгов в одной из первых — не только в нашей стране — обобщающих монографий по проблематике ГЭ вообще воздержался от каких либо определений данного феномена.
Вместе с тем С. Долгов — в отличие от Т. Левитта и многих других западных исследователей ГЭ — не свел последнюю к различным проявлениям рыночных стратегий ТНК, правильно оценив ее как сложное многоплановое, многофакторное явление и осуществив содержательный анализ некоторых ее важнейших черт (направлений). Попутно отметим, что отсутствие определений ГЭ как экономической категории характерно и для многих публикаций по глобалистике, в которых, помимо других вопросов, предпринимается попытка раскрыть экономическое содержание глобализации.
В дальнейшем появились многочисленные работы, более или менее широко трактующие категорию ГЭ, авторы которых, правда, подчас ограничиваются самой общей констатацией очевидных реалий и поверхностным описанием последних. В этой связи приведем два примера. По определению американского профессора М. Интриллигейтора, глобализация означает «значительное расширение мировой торговли и всех видов обмена в международной экономике при явно выраженной тенденции к все большей открытости, интегрированности и отсутствию границ». Не менее известный польский профессор Г. Колодко пишет: «Глобализация — это исторический процесс либерализации и интеграции рынков товаров, капиталов и труда, которые прежде функционировали в определенной степени изолированно, в единый мировой рынок».
Формально против подобных определений трудно возразить. Однако они не раскрывают сущность того, что определяют, их научный уровень примерно аналогичен, например, следующей «сентенции»: «Вода суть прозрачная жидкость, при наступлении морозов имеющая явно выраженную тенденцию к замерзанию и превращению в лед». Здесь не содержится сущностных признаков воды, выражающихся в сочетании определенных химических элементов, причем в строго определенной природой пропорции и при заданных условиях.
Приведенные выше и другие подобные дефиниции, в изобилии кочующие из одного научного издания в другое, и, что хуже, из учебника в учебник, представляются аморфными, сводящими ГЭ к чисто рыночным процессам (т.е. к сфере обмена). Из них совершенно не ясно, почему о глобализации в мировой экономической наук стали говорить и писать лишь в последние 2025 лет, тогда как все те феномены и процессы, на которые ссылаются М. Интриллигейтор и Г. Колодко, отчетливо выступали в мировом хозяйстве самое позднее уже в начале XX века, перед Первой мировой войной, чему в особой мере способствовала валютная глобализация в рамках всемирной валютной системы золотого (золотомонетного) стандарта.
Определения, частично заслуживающие подобных же возражений, но более адекватные сущности ГЭ, дают некоторые российские авторы. Так, Э. Кочетов рассматривает ее как «процесс воспроизводственной трансформации национальных экономик и их хозяйствующих структур, капитала, ценных бумаг, товаров, услуг, рабочей силы, при которой мировая экономика рассматривается не просто как сумма (совокупность) национальных экономик, финансовых, валютных, правовых, информационных систем, а как целостная, единая геоэкономическая (геофинансовая) популяция (пространство), функционирующая по своим законам». Б. Смитиенко и Т. Кузнецова отмечают, что «взятые вместе процессы нарастания масштабности связей, реализуемых международными экономическими отношениями, усиления системности международных экономических отношений и взаимозависимости их основных субъектов во взаимообусловленности с решением глобальных проблем человечества образуют явление, которое можно определить как глобализацию экономики». В. Ломакин в последнем издании распространенного в российских вузах учебника пишет, что «под глобализацией (мировизацией) национальных хозяйств (курсив авт. учебника — В.П.) понимается создание и развитие международных, мировых производительных сил, факторов произвоства, когда средства производства используются в международном пространстве. Мировизация проявляется в создании отдельными компаниями хозяйственных объектов в других государствах и развитии наднациональных форм производственных связей между различными национальными хозяйствами. В этом случае взаимодействие в мировой хозяйственной системе становится постоянным, устойчивым и многосторонним»
Дефиниции указанных российских авторов, правомерно не сводя ГЭ к сфере обмена, правильно фиксируют некоторые проявления, черты глобализации, однако из них трудно понять, чем эти проявления отличаются от аналогичных феноменов и процессов, имевших место в мировом хозяйстве на доглобализационных этапах интернационализации хозяйственной жизни, причем ужо с последней четверти XIX века, когда во всех ведущих странах процесс индустриализации принял зрелые формы, во многом, придав производству и сбыту продукции всемирный (глобальный) характер. Иными словами, все три дефиниции вполне применимы, причем без существенных оговорок, и к доглобализационным этапам, особенно к тем, которые пришлись на начало и на 5080е гг. XX века. Это во многом связано с тем, что авторы этих дефиниций не ставят вопрос о сроках перехода мирового хозяйства к стадии (состоянию) глобализации, адекватный и четкий ответ на который как раз и позволяет показать качественное отличие ГЭ от предшествующих ей этапов развития мирового хозяйства.
В этой связи укажем па то, что в цитированных и многих других трудах дефиниции ГЭ, как правило, играют дидактическую (тем более что они нередко представляют собой учебники или учебные пособия, снабженные соответствующей ремаркой), научно-вспомогательную роль, а их авторы не высказывают заявку па свою прямую причастность к крупным научно-исследовательским достижениям в освоении глобализационной и глобалистической проблематики. В то же время Э. Кочетов в течение ряда лет выступает с заявкой на уже произошедшее формирование глобалистики как науки, а в рамках последней — российской школы глобалистики, к лидерам которой, помимо своей персоны, он, безусловно, причисляет М. Чешкова, а также (реже) некоторых других авторов. Одновременно Э. Кочетов провозгласил себя «основоположником российской школы геоэкономики», которая наряду с «геофинансами, гостратегией, геоинформацией и т.п.» и составляет предмет глобалистики.
О правомерности подобной заявки читатель настоящей книги еще не раз получит возможность составить свое суждение в ходе дальнейшего ознакомления с ее содержанием. Пока же отметим, что крайне затруднительно представить себе действительно сложившиеся науку и школу в ее рамках (не важно, российскую или какую либо еще), столь аморфно, без строгого соблюдения критериев научной дефиниции определ5пощую предмет своего исследования. Под этот предмет, если воспринимать его в интерпретации Э. Кочетова, подпадает почти любое явление, мало-мальски имеющее отношение к современной мирохозяйственной сфере жизнедеятельности человечества, особенно если это явление сопроводить указанием на его причастность к «целостной, единой геоэкономической (геофинансовой) популяции (пространству), функционирующему по своим законам». То, что перечислено в цитате из трудов указанного автора, вполне вписывается в предмет науки под названием «мировая экономика», а если перевести рассмотрение этого вопроса из научно-познавательной в научно-аттестационную плоскость, — в паспорт специальности 08.00.14-Мировая экономика по классификации ВАК России.
Это фактически следует и из определения указанным автором категории «геоэкономика», которая (помимо того, что она представляет собой некие «концептуальные воззрения, отражающие интерпретацию глобального мира через систему экономических атрибутов») суть «вынесенная за национальные рамки система экономических атрибутов и экономических отношений, определяющих контур глобального экономического пространства, в котором разворачиваются мировые экономические процессы. Геоэкономика выступает как симбиоз национальных экономик и государственных институтов, переплетение национальных и наднациональных экономических и государственных структур ».
При всем стремлении к обнаружению чего-то действительно нового в цитированном «симбиозе» в нем трудно найти, что либо выходящее за рамки предмета науки « мировая экономика ». Ведь мировая экономика, если привести се давно известное краткое определение, суть совокупность национальных хозяйств и экономических отношений между ними (именуемых мирохозяйственными, или международными экономическими, отношениями). В рамках мировой экономики и имманентной ей системы МЭО, — и это известно любому мало-мальски добросовестному студенту, даже если он прогуливал лекции и семинары, но хотя бы «по диагонали» ознакомился с одним из написанных мало-мальски компетентным автором учебников по МЭО, — имеет место «переплетение национальных и наднациональных экономических и государственных структур».
Что же касается претензий на первопроходческую роль глашатаев геоэкономики как носителей «концептуальных воззрений, отражающих интерпретацию глобального мира через систему экономических атрибутов», то такой подход давно является одним из наиболее распространенных во всемирной истории экономической мысли и обществоведения в целом, даже если его сторонники и не жонглировали по любому поводу, а нередко и без всякого повода атрибутом «глобальный». Например, на таком подходе строится марксизм (и это едва ли может не знать Э. Кочетов, поскольку в советское время, когда он стал взрослым человеком, это было общеизвестно) с его учением о приоритете базиса (экономических отношений) перед надстройкой (политикой, идеологией и другими сферами общественных отношений). Этот подход был сформулирован К. Марксом в известном предисловии к его работе «К критике политической экономии» еще в 1859 г., т.е. до выхода в свет тома «Капитала» (1867 г.), и последовательно реализован в его более поздних трудах, которые невозможно, если не руководствоваться мотивами сиюминутной политико-идеологической ангажированности, вычеркнуть из истории экономической мысли уже из-за их существенного влияния нанес.
Заметно повлиявшую на дальнейшие судьбы человечества «интерпретацию глобального мира через систему экономических атрибутов» выдвинул В. Ленин в его, нашумевшей в свое время работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» (1916 г.), в которой оп достаточно адекватно отразил состояние и текущие тенденции эволюции мирового хозяйства и политической ситуации в мире накануне и в разгар Первой мировой войны, но ошибочно оценил капитализм в качестве общественно-экономической формации как «переходный или, вернее, умирающий капитализм» При этом, правильно допустив еще годом ранее в работе «О лозунге Соединенных Штатов Европы» (1915 г.) возможность «победы социализма (оставим за скобками вопрос о том, что под этим он, как и К. Маркс, имел в виду нечто совсем иное по сравнению с «воплощением идей отца народов» И. Сталина — прим. авт.) первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране» В. Ленин, по-видимому, не допускал и мысли, что после такого поражения капитализм, обретя новое дыхание в результате глубоких реформ, вновь утвердит себя в качестве всемирной (глобальной) общественно-экономической системы.
Возможно, подспудно осознавая шаткость своих амбиций «основоположника», но стремясь, тем не менее, обосновать научный суверенитет своей концепции «геоэкономики» и ее «российской школы», Э. Кочетов безосновательно обвиняет мировую экономику как науку по существу в статической заскорузлости и метафизике, находя надуманный «водораздел» между нею и своим «детищем»: «Геоэкономика претендует на обособленный междисциплинарный статус, хотя частично и выросла в дисциплине «мировая экономика», но здесь надо будет сделать один акцент. Дело в том, что сама мировая экономика представляется как застывшая панорама. Наша традиционная школа исследования мировой экономики отличается застывшей фиксированностью. Мы не изучали динамику проблемы, но фиксировали огромные картины — как стоп кадры в фильме. Геоэкономика, наряду с этим, дает динамику, поучает, как оперировать, функционировать в этой системе»
Подобные утверждения можно, скорее всего, объяснить либо непомерными амбициями «основоположника российской школы геоэкономики», стремящегося любой ценой выделиться на фоне приверженцев «традиционной школы исследования мировой экономики», либо недостаточным и поверхностным знакомством с продуктами труда данной школы, а еще скорее — тем и другим, ибо первое делает внимательное ознакомление с трудами предшественников и коллег, в данном случае по мирохозяйственному «цеху», во многом излишним.
В действительности «традиционная школа исследования мировой экономики» всегда рассматривала мировое хозяйство, как в его статике, так и в динамике, сочетая анализ его текущего состояния («застывшая фиксированность» и «стоп кадры») с выявлением тенденций и перспектив развития, выдвигая свои прогнозы и футурологические оценки. Так было задолго до 2005 года, к моменту которого, по заверению указанного «основоположника», «геоэкономика и глобалистика обрели свой высокий научный статус и заявили о себе как новейшие дисциплины научного и образовательного знания», и до 2006 года, когда увидело свет цитируемое выше издание «Геоэкономического (глобального) толкового словаря», и продолжает оставаться сегодня, — такой подход вообще имманентен «традиционной школе». Достаточно указать в этой связи на известные любому читателю, мало-мальски сведущему в литературе по мировой экономике, публикации Б. Болотина, Л. Григорьева, А. Дьшкина, И. Королева, В. Кудрова, В. Шишкова и многих других авторов, которых трудно обвинить в том, что они занимались лишь изготовлением «стоп кадров». При этом автор настоящей монографии воздержится от указаний на свои работы, чтобы избежать подозрений в своих претензиях на роль основоположника какой-либо школы глобалистики, отличной той, которую возглавляет цитированный выше философ-геоэконом. При этом автор надеется, что читатель найдет и в настоящей монографии не только «застывшую фиксированность» и «стоп-кадры» мирового хозяйства, но и динамику эволюции последнего на его глобализационной стадии развития.
Конечно, было бы противоречащим канонам свободомыслия в демократическом обществе оспаривать чье-то право объявлять «симбиоз Кочетова» предметом еще и другой, особой, пауки, отличной от учения о мировой экономике (предметом глобалистики, геоэкономики или какой-либо иной теории: ее название — дело вкуса), но это еще не дает последней права называться наукой как особой отраслью миропознания. Конечно, на уровне религиозного мировосприятия, при благостном и доверчивом отношении к указанному автору, можно было бы принять за истину его постулаты и умозаключения, касающиеся статуса глобалистики (геоэкономики) и ее российской школы на веру, однако этому не может быть места в научном исследовании (в отличие, например, от религиозно-мировоззренческого трактата или эссе), в том числе в данной монографии.
Наряду с приведенными выше и другими определениями ГЭ, правильно фиксирующими тот или иной «набор» ее внешних признаков, в российской литературе встречаются и довольно своеобразные дефиниции, в лучшем случае лишь отчасти имеющие отношение к глобализации и в целом не раскрывающие ее сущность. Так, Л. Слуцкий (доктор экономических наук, зам. председателя Комитета Госдумы РФ по международным делам) в отнюдь не малотиражном и не безвестном издании пишет: «В начале XX века 95 процентов трудоспособного населения развитых стран было занято физическим трудом. Но «средневзвешенный» показатель такого рода для XXI века, по прогнозам специалистов, составит лишь 10 процентов. Девять из десяти работников будут трудиться за компьютерами. Столь грандиозных по масштабам и стремительных переворотов мировая экономика не знала. Поэтому на базе информационно-технологической интеграции мира, по сути, начинает складываться новая формация, идущая па смену классическому капитализму. Этот процесс сегодня и принято называть глобализацией».
Данное толкование глобализации вызывает целый ряд принципиальных возражений:
• На фоне сохранения большого числа традиционных профессий и технологий, особенно в доминирующей в постиндустриальном обществе сфере услуг, вызывает сомнения прогноз «специалистов» по поводу 10%. Ясно одно: эти «специалисты» обладают уникальной научной смелостью, если берутся прогнозировать средневзвешенный показатель на целый век вперед.
• Работа отдельных участников экономических, в том числе мирохозяйственных, отношений с компьютерами далеко не всегда воплощает информационно-технологическую интеграцию между ними. Так, использование компьютеров на автозаводах разных конкурирующих фирм для управления процессом сборки не означает никакой интеграции между ними. Наоборот, их использование происходит изолированно, при этом оберегаются секреты производства. Информационно-технологическая интеграция в глобальном масштабе, действительно, относится к сущностным чертам ГЭ, но в совершенно ином контексте, чем замещение физического труда интеллектуальным. К тому же, как будет показано ниже, это лишь одна из черт ГЭ, неразрывно связанная с рядом других характеристик последней.
• Под классическим капитализмом в экономической теории понимается капитализм свободной конкуренции XIX века, возникший в ходе промышленного переворота, со всеми его антагонизмами и гротескными социальными диспропорциями. Если бы этот общественный строй оставался таковым, — а, но Л. Слуцкому получается, что только в нынешнем веке на смену классическому капитализму идет нечто иное, — то он давно бы рухнул, как и предсказывал К. Маркс уже в I томе «Капитала», увидевшем свет в 1867 г. Однако после этого капитализм, вопреки предсказаниям К. Маркса, прошел несколько стадий развития, претерпев глубокую качественную трансформацию. Современный рыночно-государственно регулируемый, социально ориентированный капитализм (его также не без оснований именуют «некапиталистическими» терминами: «социальное рыночное хозяйство», «постиндустриальной общество» и др.), существенным образом отличаясь в лучшую сторону от «манчестерского» капитализма, доказал — в отличие от своего классического предшественника — свою приемлемость для подавляющего большинства членов общества и жизнестойкость.
• Не ясно, кем принято называть глобализацией то, что содержится в приведенной выше цитате. Во всяком случае, автор настоящей статьи, в течение длительного времени занимающийся проблематикой глобализации, впервые встретился с подобной ее трактовкой.
• Глобализация — это не только процесс, но и состояние мирового хозяйства, т.е. сложившийся феномен, обладающий рядом тесно взаимосвязанных сущностных черт.
На фоне приведенных выше толкований ГЭ изложим свое видение глобализации. Термин «глобализация» лексически (семантически) означает придание чему-либо всемирного (глобального) характера. Категория «глобализация экономики» («экономическая глобализация») выражает придание такого характера процессу интернационализации хозяйственной жизни на определенной стадии развития этого процесса. В свою очередь, интернационализация хозяйственной жизни, как известно, означает распространение экономической деятельности за рамки национальных хозяйств путем развития между ними все более устойчивых и многогранных международных (мирохозяйственных) отношений в различных формах. Среди них выделяются (I) первичные, базовые и (П) вторичные, производные формы МЭО.
К (I) относятся:
• международная торговля результатами производства — вещественными товарами, товарами-услугами и продуктами интеллектуальной собственности (исторически трансграничная торговля вещественными товарами, зародившись не позднее V тысячелетия до н.э., выступает как исходная форма МЭО);
• трансграничная миграция факторов производства — капитала (она исторически появилась позже традиционной торговли товарами в форме материального продукта, но в последние десятилетия все более приобретает определяющую роль в системе МЭО) и рабочей силы;
• международные валютно-расчетные отношения, посредством которых осуществляется монетарное обслуживание всех прочих форм МЭО (с 1976 г. через механизм мировой Ямайской валютной системы).
В свою очередь, среди (II), в рамках, которых применяются инструменты из арсенала всех базовых форм МЭО, с точки зрения их современной мирохозяйственной роли следует выделить, прежде всего:
По мнению автора настоящей монографии, глобализация (мировой) экономики — объективно сложившийся феномен и одновременно мирохозяйственный процесс, активно развернувшийся в конце XX века. В самом общем, кратком виде ее следует определить как высшую стадию (ступень, форму) интернационализации хозяйственной жизни и ее сердцевины — научно-производственной интернационализации. Это — краткое определение (дефиниция) ГЭ. Более полно сущность ГЭ раскрывается в совокупности имманентных ей, органически взаимосвязанных основных черт, которые рассматриваются ниже. Через выделение и научную характеристику этих черт дается развернутое определение (дефиниция) ГЭ.
Рассмотрению этих черт необходимо предпослать два методологических важных соображения:
1. В результате глобализации сложился (а не только все еще находится в процессе превращения, как полагают некоторые исследователи) всемирный рынок результатов и факторов производства: товаров в форме материального продукта и услуг, капиталов, рабочей силы и знаний, — на котором лидирующую роль играют не более 23 тыс. ТНК высшего эшелона, и все более проявляет себя в своем глобальном качестве.
Вместе с тем степень глобализации отдельных форм МЭО, секторов мирового хозяйства, международных рынков, а тем более их сегментов далеко не одинакова.
2. Пока же отметим, что степень глобализации наиболее высока на рынках товаров в форме материального продукта и капиталов. Значительно меньше глобализирован рынок услуг: это во многом обусловлено тем, что многие виды услуг (бытовые, коммунальные, в значительной мере транспортные, образовательные и др.) по самой природе создаваемой здесь потребительной стоимости не могут быть вовлечены в международный оборот, а тем более в процесс глобализации. Интернационализация не достигла стадии глобализации в электронной торговле (до сих пор она ведется на крупных региональных (субконтинентальных) рынках, прежде всего в Западной и Центральной Европе и в Северной Америке), па энергетическом рынке, рынке государственных заказов, в области трудовой миграции (глобальный рынок почти сложился только по высококвалифицированному труду в гражданских отраслях, особенно в НИОКР) и др. В этом смысле сохраняется широкий простор для дальнейшего развития глобализации не только вглубь (в смысле повышения ее уровня на каждом ее направлении), но и вширь.
3. Для раскрытия сущности ГЭ принципиально важен вопрос о том, когда интернационализация перешла в свою качественно новую, глобализационную, стадию. На Западе, как отмечалось выше, о ней заговорили еще в начале 1980-х годов в связи с резким, скачкообразным повышением роли ТНК в преобладавшей тогда части мирового хозяйства и качественными изменениями в их рыночных стратегиях. Действительно, ТНК — ключевой субъект мировой экономики, а транснационализация — своего рода стержень процесса ГЭ. Таким субъектом они стали в 80х гг. XX века в рамках «мировой системы капиталистического хозяйства», в которой получили распространение и некоторые другие сущностные черты ГЭ, о которых речь идет ниже. В этом смысле можно вести речь применительно к этому десятилетию о «капиталистической глобализации», что по существу и имели в виду Т. Левитт и другие западные теоретики ГЭ.
Вместе с тем «мировая система социалистического хозяйства», неотъемлемая и весомая часть всемирной экономики, оставалась в стороне от транснационализации и других проявлений «глобализации по-капиталистически». Если не считать СФРЮ и КНР, вступивших на путь построения рыночной экономики и занявших своего рода промежуточное положение между обеими системами, в прочих «социалистических» странах ТНК не имели не только доминирующих, но и прочных, а в СССР, а также других странах СЭВ — и вообще сколько-нибудь серьезных позиций, основанных на прямых инвестициях и возникшей в связи с этим собственности на производительный капитал. Между обеими мировыми системами существовали довольно поверхностные экономические связи, главным образом в форме традиционной торговли вещественными товарами (в том числе примитивнейшего бартера и компенсационных сделок наподобие обмена «газ на трубы» между СССР и странами Западной Европы).
Более того, в рамках самой «мировой соцсистемы» не наблюдалось никакого намека на «глобализацию по-социалистически».
Рассуждения о таковой (они, правда, и не велись), видимо, как черный юмор восприняли бы, например, специалисты любого советского предприятия, которым ради поездки по производственным нуждам в «братские страны СЭВ», даже в особенно братские Болгарию или Монголию, пришлось бы для начала отправиться — после своего парткома — в райком КПСС для собеседования с целью получения соответствующей «лубочной» характеристики, без которой отправиться туда было невозможно.
Поэтому в контексте ГЭ применительно к периоду до начала 1990-х гг. правомерно говорить лишь о формировании экономических и прочих предпосылок глобализации. Транснационализация и другие рассматриваемые ниже сущностные черты ГЭ приобрели действительно глобальный (т.е., выражаясь по-русски, всемирный) характер только в результате распада СССР и краха «реального социализма» в начале 1990-х годов. Вследствие этого было преодолено разделение мира на две общественные системы и все страны (за редчайшими «экзотическими» исключениями, только подтверждающими правило, — прежде всего, Северная Корея и Куба) стали развиваться по более или менее сходной социально-экономической модели. Доминирующая роль ТНК после этого действительно стала глобальной. Поэтому следует исходить из того, что интернационализация перешла собственно в стадию глобализации экономики именно в последнем десятилетии XX века и в настоящее время набирает темп, приобретает все большую глубину и интенсивность.
В этой связи нельзя согласиться с британским ученым Р. Каплински (при всем уважении к его интересным исследованиям проблематики распределения доходов в эпоху глобализации) в его утверждении: «Глобализация не новое явление; она существовала и развивалась на протяжении всего последнего столетия». В действительности же о глобализации в XX веке правомерно говорить лишь применительно к первому (вплоть до начала Первой мировой войны) и последнему его десятилетиям, причем имея в виду в том и другом случае далеко не тождественные по содержанию процессы и феномены. На протяжении же прочих десятилетий прошлого века в мире преобладали тенденции, противодействовавшие глобализации (если называть вещи, в данном случае глобализацию, своими именами, а не присваивать им произвольные названия).
Итак, ГЭ суть одновременно и достигнутая (высшая) стадия интернационализации хозяйственной жизни, т.е. сложившийся феномен, и продолжающийся процесс. Тот и другой представляют собой не какой-то выдуманный по политическим мотивам фантом, обозначаемый неким ярлыком, а объективную реальность, которая оказывает, хотя и в неодинаковой мере (она прямо зависит от степени открытости и «самодостаточности» национальных хозяйств), детерминирующее воздействие на различные стороны общественной жизни всех стран и народов мира.
В этой связи и с учетом смысла самого понятия «глобализация» нельзя согласиться с утверждением М. Афанасьева и Л. Мясниковой, что глобализация в ее современной форме охватила 30% стран мира. Дело даже не в самом процентном показателе, который никак не обоснован указанными авторами, а в том, что глобализация по самой своей сути (и по семантическому смыслу этого термина) в той или иной степени и в различных формах охватывает все мировое сообщество. Даже экономически и политически «закрытые» страны (Куба, КНДР, Бирма и др.), если бы их лидеры и хотели отгородиться от нее, не могут исключить участия этих стран — пусть далее только периферийного — в пей. Более того, эти лидеры пытаются — и порой небезуспешно (особенно это относится к Кубе) — извлечь для себя выгоды из такого участи51, но допуская его лишь в таких формах, которые совместимы с сохранением их политической диктатуры. Правда, в длительной перспективе глобализация самой своей сутью (достаточно в этой связи упомянуть только информационно-технологическую революцию с ее воздействием на умонастроения масс во всем мире, охватываемых стремлением приобщиться к лучшим мировым достижениям в области качества жизни) выступает как непримиримый противник авторитаризма, диктаторских и автаркических режимов. Другое дело, что для части стран, прежде всего развитых и продвинутых развивающихся, баланс участия в глобализации в ее современной форме до сих пор складывается явно со знаком «плюс». Возможно, таковых имеется и в самом деле 30% от численности государств мира (т.е. около 70). Для других нее стран баланс оказался гораздо более скромным, а нередко и явно отрицательным. Но это другая проблема, о которой речь пойдет ниже.
Термин «стадия» характеризует состояние какого-либо общественного (социального) или естественного (природного) феномена на определенном этапе его развития, но только при наличии определенной совокупности признаков (характерных черт, параметров) его эволюции. В этом смысле, конечно, можно говорить о том, что ГЭ суть современное состояние мировой экономики, но без четкого определения совокупности такого рода признаков (характеристик) такая дефиниция неизбежно оказывается поверхностной, если не сказать: банальной (типа: река суть текущий поток жидкости).
Основные, сущностные, неотъемлемые черты глобализации экономики, в своей совокупности, делающие ее самой собой, необходимо иметь в виду не только при рассмотрении уже проявивших себя реалий и тенденций, но и при разработке прогнозов развития мировой экономики на долгосрочный (10-15 и более лет) и на более короткий периоды.
К этим чертам необходимо отнести, прежде всего, следующие характеристики ГЭ:
1. Переход глобальной экономической системы к развитию на основе единых (хотя и выраженных с разной степенью зрелости в тех или иных странах и группах стран) принципов рыночного хозяйства в результате краха «реального социализма» и преодоления раскола мира на две антагонистические общественно-экономические системы. К такой системе «глобальной рыночной экономики» вполне правомерно применять и термин «глобальный капитализм»" в том смысле, что в ней доминирует частная собственность на основные факторы (экономические ресурсы) и результаты производства, являющаяся ее социально-экономической основой, регулирование хозяйственной жизни осуществляется преимущественно через рынок, движимый бизнес-мотивами извлечения предпринимательской прибыли и конкуренции в их различных формах. При этом в отдельных странах и группах стран практикуются различные модели рыночной экономики. Если к хозяйственному строю развитых стран, по мнению автора настоящей монографии, наиболее применим термин «рыночно-государственно регулируемый, социально ориентированный капитализм», представленный различными моделями (американской, западноевропейской континентальной, японской) и их гибридами с различными нюансами, то в развивающихся странах и странах с переходной экономикой практикуются формы рыночного хозяйства, ближе стоящие к традиционному «манчестерскому капитализму» Разнообразие элементов этого «модельного ряда» не нарушает его глобальной общности и сопряженности, поскольку он покоится па отмеченных выше «несущих опорах». При этом модели наиболее продвинутых стран из второй и третьей групп постепенно приближаются к первой, в чем в последние годы особенно преуспела, по-видимому, Словения.
2. В результате преодоления раскола мира на две системы и обусловленного им перехода к всемирной рыночной (капиталистической) модели развития получил мощный толчок процесс гомогенизации всемирного экономического пространства, который до этого, после краха колониализма в 1960-е гг., проходил главным образом в рамках «глобализации по-капиталистически». В этой связи представляется плодотворным один из подходов Н. Никулина к определению сущности ГЭ: «Экономическая глобализация в отличие от интернационализации означает формирование единых «правил игры» для каждого национального капитала, которые устанавливаются международными экономическими структурами, формирующимися капиталами экономически более развитых государств». В принципе одобряя эту идею, отметим, что она требует «расшифровки» и уточнения.
В мировой капиталистической системе хозяйства равные «правила игры» стали ускоренными темпами устанавливаться вскоре после окончания Второй мировой войны в ходе либерализации международной торговли по линии ГАТТ, а также либерализации трансграничной миграции капитала (в чем особая заслуга принадлежит ОЭСР) и сферы международных валютно-финансовых отношений. Большой шаг вперед в установлении таких правил был сделан в результате краха мировой колониальной системы, в основном завершившегося в первой половине 1960-х гг. Если ранее на экономическом пространстве колоний компании метрополий, осуществлявших там господство во многом неэкономическими методами, имели явные привилегии перед компаниями из других стран, то с 1960-х гг. неравенство «правил игры» для тех и других было постепенно устранено. Нечто подобное произошло (правда, по содержанию это был другого рода процесс) в результате краха реального социализма, обозначившего переход к глобализации. Иностранные ТНК были на основе равных «правил игры» (или даже с привилегиями по сравнению с резидентами) со всеми хозяйствующими субъектами (национальный режим для иностранных инвестиций и т.д.) допущены па экономические пространства постсоциалистических стран.
Гомогенизации всемирного экономического пространства способствует ускорившаяся на рубеже двух веков международная гармонизация стандартов (технологических, экологических, статистических, бухгалтерских, финансовых и др.). Благодаря этому обеспечена в целом достаточно прочная, хотя и не полная, «стыковка» и взаимозаменяемость различных готовых изделий и их компонентов, а также технологий и фаз воспроизводственного процесса. Это содействует обеспечению все большей свободы конкуренции в мировом хозяйстве, приданию ей действительно глобального характера. Правда, процесс международной гармонизации стандартов далек от своего завершения, хотя и преодолел свою начальную стадию.
В целом процесс гомогенизации всемирного экономического пространства в смысле создания для всех единых «правил игры» на стадии глобализации далеко не завершен, — ив этом контексте следует различать гомогенизацию декларируемую и реальную. Причем в нынешнем десятилетии он, как будет показано ниже, замедлился по сравнению с концом XX века. К этой проблеме читатель сможет вернуться в заключительной части книги, получив в предшествующих разделах соответствующую «информацию к размышлению».
3. Лидирующая, во многом детерминирующая роль во всем мировом хозяйстве транснациональных корпораций (ТНК), обеспечивающих глобальное «сцепление» его важнейших звеньев в ходе и результате реализации своих мирохозяйственных стратегий. ТНК задают тон в глобальном экономическом и научно-техническом развитии, господствуют на важнейших рынках товаров в форме материального продукта, услуг, капиталов, знаний и высококвалифицированной рабочей силы. По данным последнего ежегодного доклада ЮНКТАД о мировых инвестициях, в миро действовало 78 тыс. ТНК, располагающих 780 тыс. зарубежных филиалов. Однако среди них действительно ведущую, если не доминирующую роль в мировой экономике и процессе глобализации играют не более чем 23 тыс. первоклассных главным образом около 500 ТНК высшего эшелона, и 100-150 лидеров среди транснациональных банков и других финансовых корпораций (ТНБ).
Как раз эти ТНК, особенно те, которые занимают господствующие позиции в высокотехнологичных, «устремленных в будущее» отраслях (электронной, авиакосмической, наиболее передовых секторах машиностроения, в производстве новых материалов и др.), определяют лицо современной глобальной экономики и являются «визитной карточкой» стран своего происхождения. На 500 ведущих ТНК приходится свыше Уз экспорта обрабатывающей промышленности, 3/4 мировой торговли сырьевыми товарами, 4/5 торговли новыми технологиями. Последнее вполне закономерно, ибо доля всех ТНК, охваченных статистикой ЮНКТАД, в глобальных расходах на НИОКР достигает не менее половины, а в мировых коммерческих расходах на НИОКР, — как минимум, %. В целом 500 ТНК контролируют 70% мировой торговли, а 400 таких компаний — половину всех прямых иностранных капиталовложений.
Доминирование транснационального капитала еще более отчетливо выражено в банковской сфере. Своей всемирной сетью дочерних компаний за рубежом и «паутиной» трансграничных бизнес-операций ТНБ обеспечивают глобальное «сцепление» различных сегментов мирового хозяйства, теснейшие взаимо-переплетение и взаимозависимость национальных процессов воспроизводства.
Следует подчеркнуть, что ТНК и ТНБ высшего эшелона, инициировав «интернационализацию по капиталистически» в одной (количественно и качественно преобладающей) части земного шара, в эпоху сосуществования двух мировых систем, с переходом в последнем десятилетии XX века к глобализации в собственном смысле этого слова, т.е. в планетарном масштабе, продолжают выступать главным мотором и субъектом современной ГЭ. В этой связи трудно попять, почему (если это не относится к обычным редакционным погрешностям») в некоторых современных, причем в целом серьезных и интересных, публикациях говорится, что ТНК только становятся таковым субъектом.
В этой связи требует адекватной интерпретации то обстоятельство, что даже в наиболее развитых странах «золотого миллиарда» преобладающая часть ВВП и численности самодеятельного населения приходится па мелкие и средние фирмы. Безусловно, экономическое и особенно социальное (прежде всего для обеспечения высокого уровня занятости трудоспособного населения) значение такого рода фирм трудно переоценить.
Вместе с тем не они определяют основные пропорции развития мировой экономики. В своем становлении и развитии они прямо или косвенно во многом зависят от более крупных агентов экономических, особенно мирохозяйственных, отношений. ТНК непосредственно обеспечивают около ¼ мирового ВВП, но в качественном отношении это лучшая часть глобального продукта, определяющая лицо современного мирового хозяйства и направления его научно-технологического развития.
Так, более 4/5 мирового сбыта такой ключевой для современного этапа НТР продукции, как мобильные телефоны приходится, по данным Euronews, всего на шесть ТНК, две из которых выступают в «дуэте»: Nokia — 40%, Motorola и Samsung— по 14%, Sony/Еricsson— 9%, LG7%, прочие — 16%. Еще более высок уровень концентрации сбыта в другом ключевом для современного этапа НТР секторе — па мировом рынке поисковых запросов через Интернет: по данным comScore, более 4/5 таких запросов приходилось только на три ТНК: Google (62, 4%), Yahoo! (12, 8%) и Baidu.com (5, 2%)
Определяя магистральные направления мирового экономического и научно-технического развития, ТНК своими глобальными операциями, вместе с тем, порождают и негативные явления, о которых речь пойдет ниже.
4. Формирование и функционирование на основе транс национализации капитала (ТНК и их трансграничной экспансии) глобальных производственно-сбытовых цепей (включая кластеры) создания и реализации добавленной стоимости, образующих каркас всемирного хозяйства. Внутри этого «каркаса» разграничительные линии, причем нередко условные и многократно взаимо переплетающиеся, между его носителями проходят не по национально-государственным «кордонам», а по реально-виртуальным границам между ТНК и образуемыми последними международными стратегическими альянсами (МСА). Именно ТНК и МСА формируют и реализуют указанные глобальные (трансграничные и межстрановые) цепи.
5. Ведущая роль (приоритет) мирохозяйственных отношений по сравнению с внутриэкономическими. На доглобализационных этапах интернационализации внутриэкономические отношения выступали как первичные, а мирохозяйственные отношения (их синоним: международные экономические отношения — МЭО) — как вторичные, производные. В условиях ГЭ те и другие поменялись местами. В результате, как правильно отмечает Ю. Шишков, в условиях ГЭ «мировое экономическое сообщество из рыхлой совокупности более или менее взаимосвязанных стран превращается в целостную экономическую систему, где национальные (страновые) социумы оказываются составными элементами единого всемирного хозяйственного организма, а их судьбы в возрастающей мере определяются ходом развития этого организма как целого»
Эта сущностная черта ГЭ все более полно проявляет себя как глобальный императив для формирования политики национальных государств, что имеет самое прямое отношение и к России. В этой связи трудно не согласиться с Ю. Лужковым, что «внешние, глобальные факторы и обстоятельства все более влияют на возможности внутреннего развития страны. Где-то ограничивают их, а в чем-то предопределяют приоритеты и выбор необходимых решений в модернизации экономики и социальной сферы». Так или иначе, данная сущностная черта глобализации проявляется в том, что все более стирается грань между внутренней и внешней политикой государств, — как в целом, так и по ее важнейшим областям. При этом под императивы глобализации в наибольшей мере подстраивается как раз экономическая политика государств, в которой грань между внутриэкономическими мерами и регулированием сферы внешнеэкономической деятельности (ВЭД) во многих случаях вообще просматривается.
В частности, это характерно для такого важнейшего направления государственного регулирования, как структурная (промышленная) политика, где меры по приоритетному развитию определенных отраслей неразрывно увязываются со стимулированием продвижения их продукции на глобализирующихся или уже ставших глобальными международных рынках. Это в наибольшей мере (и с наибольшим эффектом) присуще странам БРИК (в данном случае автор имеет в виду Бразилию, Индию и Китай — о России в настоящей книге ведется «особый разговор), а также другим новым индустриальным странам второго поколения.
Имея в виду приоритетность МЭО перед внутриэкономическими отношениями, многие исследователи говорят о денационализации и десуверенизации мирового экономического пространства в эпоху глобализации как об одной из основных характеристик ГЭ. Думается, что это два обозначения одного и того же процесса, по под разными углами зрения и с неодинаковой расстановкой акцептов в его оценке. Поскольку денационализация и десуверенизация как сущностная черта глобализации присуща в наибольшей мере именно сфере экономики (в политической, культурной, социальной, гуманитарной, да и во многих других сферах общественного бытия, — не говоря уже о военной, — денационализация и десуверенизация проявляются не столь выпукло и ярко), многие авторы также правомерно говорят об экономизации международных отношений.
6. Развертывание глобальной информационно-технологической (информационно-телекоммуникационной) революции: переворот в средствах телекоммуникаций па базе микроэлектроники, кибернетики, спутниковых и цифровых систем связи, появление всемирной сети компьютерной связи «Интернет» (по своему историческому значению оно, как справедливо отмечают многие авторы, сопоставимо с изобретением книгопечатания). Глобальное распространение нынешнего, принципиально нового (оно глобально по самой своей научно-технической природе) по сравнению с предшествующими, поколения информационных технологий сделало возможным с помощью Интернета в любой момент и в любой точке Земного шара совершить торговые, валютные и многие другие сделки. То, что принято называть «мировыми деньгами», приняло электронную форму движения. Это сделало их действительно всемирным средством обращения и платежа. Информационно-телекоммуникационная революция позволила обеспечить новый, качественно более высокий (глобальный) уровень «сцепления» национальных хозяйств и различных хозяйствующих субъектов в рамках глобальной экономики, придав процессу воспроизводства действительно всемирный характер, способствовала гомогенизации всемирного хозяйственного пространства. Поэтому правомерна оценка информационных технологий как главного инструмента процесса глобализации, встречающаяся в трудах многих российских и зарубежных исследователей ГЭ.
Вместе с тем, следует подчеркнуть, что развертывание информационно-технологической (информационно телекоммуникационной) революции стало одной из сущностных черт ГЭ только в обстановке перехода к экономике знаний как и до сих пор достигнутых форм постиндустриализма и преодоления раскола мира на две системы. Если бы раскол мира на две системы в конце XX — начале XXI сохранился, это не вывело бы «капиталистическую» глобализацию па уровень всемирной. Господствующая в странах «реального социализма» партийно-государственная номенклатура, безусловно, нашла бы и эффективный инструментарий для того, чтобы оградить свои владения от глобализации через «Интернет», как она это десятилетиями делала в отношении традиционных информационно-коммуникационных средств и технологий, хотя технически это и было бы гораздо сложнее и потребовало бы несравненно больших затрат, которые в определенный момент, возможно, и стали бы для псе «неподъемными». При этом такой момент наступил бы гораздо позже, чем к началу последнего десятилетия XX века, если бы внутри «реального социализма» не созрели бы предпосылки для его краха.
В этой связи следует одновременно согласиться и не согласиться с Л. Зуевым и Л. Мясниковой, внесшими значительный вклад в разработку проблематики глобализации, в том, что последняя «является ровесницей Интернета и может отождествляться с сетевой экономикой». Ровесницей — да, но только по тому, что информационно-технологическая революция («интернетизация») развернулась в условиях преодоления раскола мира на две системы и по времени своего начала совпала с ним. Отождествляться — нет, поскольку глобализация намного более сложный, многоаспектный и противоречивый феномен, чем сама по себе сетевая экономика, основанная на достижениях информационно-технологической революции и играющая скорее роль «инфраструктуры» по отношению к ГО.
7. Утверждение глобальной регулирующей роли международных экономических и финансовых организаций (ВТО, МВФ, МБРР, и др.). В этой связи необходимо особо отметить формирование на базе ГАТТ Всемирной торговой организации (ВТО WTO), начавшей свою деятельность в 1995 г. и насчитывающей 152 участника. Если ГАТТ распространял свою регулирующую деятельность главным образом, если не почти исключительно, па мировую торговлю товарами в форме материального продукта, то к компетенции ВТО относится так же регулирование торговли услугами (ГАТС-GATS), защиты прав интеллектуальной собственности и торговли ими (ТРИПС-TRIPS), торговых аспектов инвестиционных мер (ТРИМС-TRIMS). Таким образом, ВТО, вызванная к жизни императивами ГЭ, в гораздо большей мере призвана соответствовать сущности глобализации, чем ГАТТ в его «первозданной» форме. Правда, как будет показано ниже, результаты деятельности ВТО, в 90-е гг. XX века сыгравшей весьма валеную роль в переходе мирового хозяйства к стадии ГЭ, в текущем десятилетии во многом не оправдали надежд ее учредителей на дальнейшую либерализацию международной торговли и — па этой основе — на ускорение глобализации.
8. Охват международной экономической интеграцией (МЭИ) всех важнейших регионов мирового хозяйства (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР, АСЕАН, АТЭС, ЕврАзЭС, СНГ и др.), в целом способствовавший его переходу к глобализационной стадии развития и благоприятствующей дальнейшему развертыванию процесса ГЭ.
В этой связи следует иметь в виду, что, поскольку МЭИ носит региональный, а не всемирный (в отличие от глобализации) характер, в российских публикациях этот процесс часто именуют регионализацией. Такой подход, безусловно, имеет право па жизнь. Вместе с тем в Европейском союзе (ЕС) под регионализацией понимается почто иное: «сцепление» экономик регионов различных государств как результат межстрановой региональной интеграции, например, по осям Юго-Западная Германия — Западная Австрия — Северная Италия или регионов различных стран Евросоюза, примыкающих друг к другу вдоль побережья Северного моря. Такое «сцепление» может быть значительно более интенсивным, чем меледу различными районами в рамках отдельных стран, например, между Северной и Юго-Восточной Германией, а тем более между Северной и Южной Италией. Но данному вопросу автор настоящей монографии тяготеет к выше изложенной точке зрения, общепринятой в ЕС.
Поскольку интеграция носит региональный характер, она, на первый взгляд, противоречит ГЭ, охватывающей весь мир. Действительно, члены региональных интеграционных группировок предоставляют друг другу взаимные льготы, которые служат для них привилегированным инструментом в конкурентной борьбе с соперниками из третьих стран. Вместе с тем объединение отдельных, ранее более или менее разрозненных стран в региональные интеграционные блоки способствует «сцеплению» — через взаимодействие этих группировок — всех основных участников мирохозяйственных отношений. Кроме того, есть основания утверждать, что указанные группировки оказывают растущее и в целом позитивное регулирующее воздействие па процессы транснационализации производства, другие аспекты операций ТНК. Во всяком случае, вряд ли вызывает сомнение то обстоятельство, что гомогенизация экономического пространства ЕЭС (ЕС) с момента его возникновения в 1958 г. как доказательство ее полезности для всех участвующих в ней стран дала толчок гомогенизации всего мирового хозяйства, т.е. содействовала ГЭ. Более того, ЕС как экономически, так и политически в период заката «мирового социализма» и его краха выступил как один из главных инициаторов и «творцов» глобализации, в том числе в контексте расширения своего состава путем привлечения в качество государств-членов целого ряда постсоциалистических стран.
При этом некоторые интеграционные группировки выступают как члены влиятельных глобальных экономических организаций. Так, не только отдельные страны ЕС, по и Евросоюз как международная организация являются членами ВТО. Это способствует интенсификации процесса либерализации мировой торговли в рамках ВТО, т.е. содействует дальнейшему развертыванию глобализации в целом. В обобщенном виде соотношение между обоими феноменами и отражающими их научными категориями удачно характеризует формулировка Ю. Шишкова: если глобализация — это новое качество интернационализации на стадии предельно возможного развития ее вширь, то интеграция — наивысшая ступень развития ее вглубь.
Из данного выше развернутого определения ГЭ как высшей ступени (стадии) интернационализации хозяйственной жизни, на которой она (интернационализация) приобретает всемирный характер, следует, что в нее оказываются вовлеченными, вольно или невольно и в разной степени, — все страны мира. В этой связи трудно согласиться с М. Афанасьевым и Л. Мясниковой в том, что глобализация в ее современной форме охватила лишь 30% стран мира. Возможно, указанные авторы имеют в виду то обстоятельство, что 30% «избранных», охваченные глобализацией в ее современной форме, смогли поставить ее себе на службу (о конкретном проценте таковых можно спорить), тогда как прочие участники мирового сообщества скорее познали ее со знаком «минус». Не вдаваясь в догадки относительно того, как указанные авторы исчислили 30%, отметим, что такой подход, позволяющий вопреки самому смыслу термина «глобализация» говорить о ней применительно лишь к части человечества, не способствует проникновению в сущность ГЭ, которая (глобализация) в условиях преодоления раскола мира на две противоположные общественные системы закономерно и неуклонно втягивает в себя все хозяйственное пространство планеты Земля, хотя и с разной интенсивностью по отношению к его отдельным элементам (странам, регионам, секторам и т.д.).
Отмеченные выше сущностные черты ГЭ воплощают в себе ее качество как объективной реальности — сложившегося феномена и продолжающегося нарастающего процесса, в целом способствующего прогрессу человечества. Вместе с тем, как и во всяком сложном общественном явлении, в ней диалектически сочетаются единство и борьба противоположностей, что требует системного, дифференцированного подхода к ее исследованию.
Последствия, противоречия и негативные стороны глобализации
Все исследователи справедливо указывают на то, что глобализация экономики — достаточно противоречивый феномен. С одной стороны, ее сущностные черты, рассмотренные выше, как таковые в целом способствуют повышению эффективности мирового хозяйства, научно-техническому, экономическому и социальному прогрессу человечества. В этой связи закономерно, что именно в эпоху глобализации были зафиксированы наиболее высокие па протяжении более чем полутора статистически наблюдаемых столетий (с середины XIX века) темпы прироста мирового ВВП, — и это несмотря на то, что значительная часть последнего десятилетия XX века была обременена недополучением глобального ВВП в связи с трансформационным кризисом в России и других СПЭ.
С другой стороны, как будет показано ниже, формы проявления этих черт нередко ущемляют интересы широких слоев населения во всем мире и целых стран, не входящих в известный «клуб» развитых государств «золотого миллиарда». Нынешняя (ее называют обычно неолиберальной или либеральной) модель глобализации экономики песет в себе целый ряд негативных моментов, характеризуется острыми коллизиями и конфликтами между различными агентами (участниками) мирохозяйственных и международных отношений. Глобализация не оправдала многих надежд, связывавшихся с широкими слоями мировой общественности с преодолением раскола мира па две противоположные общественные системы, превратившим интернационализацию в действительно глобальный феномен. Поэтому вполне закономерно, что многие авторы уделили пристальное внимание анализу противоречий и негативных последствий ГЭ.
Как уже отмечалось выше, современную модель ГЭ принято именовать неолиберальной. Автор лее скорее склонен называть ее либеральной, поскольку ей не предшествовала никакая другая, которая оправдывала бы в названии сегодняшней модели приставку «нео». Либеральная она в том смысле, что предполагает далеко идущую либерализацию основных сфер МЭО, порождающую в мировом хозяйстве резкую активизацию спонтанных, конкурентных рыночных сил, что, в конечном счете, благоприятствует наиболее конкурентоспособным «игрокам» на арене глобализации. До сих пор в качестве таковых проявили себя в первую очередь США и их ближайшие партнеры из числа развитых стран, которые в процессе преодоления раскола мира на две системы и выступили как инициаторы ГЭ, ее «глашатаи» и «идеологи», пропагандирующие как реальные, так и мнимые достоинства последней.
К противоречивым и негативным сторонам сложившейся в мире современной (либеральной) модели ГЭ следует отнести, прежде всего, следующие ее аспекты:
• Глобализация, к сожалению, стала питательной средой для резкого ускорения распространения трансграничной преступности. Так, глобализация товарных рынков, как это пи прискорбно, особенно интенсивно протекает па нелегальных рынках оружия и особенно такого социально вредного продукта, как наркотики. Оборот наркоиндустрии уже соответствует примерно 8% мировой торговли. Наркобизнес по самой своей природе тяготеет к «инернационализму» и глобализму." Общая обстановка глобализации на базе либерализации торговли способствовала реализации этих его сущностных черт. Во всяком случае, наркобизнес, пользуясь всемирной либерализацией в торговой сфере как средством для достижения своих неприглядных целей (разумеется, этим далеко не исчерпывается его инструментарий), сумел глобализировать трансграничную торговлю наркотическим зельем — со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для всего человечества.
• Быстрое перенесение экономических сбоев и финансовых кризисов из одних в другие регионы мира, а при сочетании ряда весомых негативных факторов — придание им глобального характера. Особенно это относится к миграции краткосрочных спекулятивных капиталов на финансовых рынках. При этом негативную роль нередко играет электронизация обменена ценными бумагами через Интернет, хотя, как отмечалось выше, телекоммуникационная революция весьма способствовала «сцеплению» мирового хозяйства и его прогрессу. Интернет накладывает определенные одинаковые «клише» на операции мировых финансовых брокеров и унифицирует их поведение в различных финансовых центрах. В результате в предкризисных условиях их действия часто складываются в одном и том же — негативном — направлении, давая «синергетический» прокризисный эффект.
От этого более всего и в первую страдают не самые развитые государства. Так, августовский дефолт в России был частично обусловлен финансовым кризисом в странах Юго-Восточной Азии поздней осенью 1997 г. Дело в том, что финансовые рынки этих стран по своей надежности и устойчивости относятся к той же категории, что и соответствующий российский рынок (при этом попутно отметим, что качественные и количественные характеристики последнего в нынешнем десятилетии заметно улучшились и несколько приблизились к параметрам развитых стран). Поэтому указанный кризис в Юго-Восточной Азии, спровоцировав отток капиталов со всех подобных рынков, с определенным «лагом» негативно сказался и на России, хотя он, копеч1ю, не был «системообразующим» фактором российского финансового кризиса и дефолта как наиболее тяжелого для страны проявления этого кризиса.
В целом «чистая утечка иностранного капитала с рынков важнейших стран-реципиентов Латинской Америки и Юго-Восточной Азии составляла 15-20% их ВВП. В этих условиях изменятся ряд принципиальных представлений об экономике. Равносильными оказываются варианты обеспечения экономического роста — путем повышения нормы накопления или же путем либерализации финансового рынка, повышенная степени его открытости». Для такой оценки, данной В. Евстигнеевым, которая выражает одновременно как приоритетность МЭО по сравнению с внутриэкономическими отношениями (или, по меньшей мере, равнозначность тех и других), особую глубину ГЭ именно в сфере международных финансов, так и ее противоречия, нередко оборачивающиеся негативными последствиями даже для продвинутых развивающихся стран и СПЭ, сегодня, видимо, есть еще более весомые основания, чем в начале нынешнего десятилетия.
Особенно высокая степень глобализации в сфере международных финансов (прежде всего кредитов и фиктивного капитала) подчас крайне негативно сказывается и на всем мировом хозяйстве. Так произошло с кризисом на рынке ипотечного кредитования США, разразившегося в начале осени 2007 г., а затем негативно отразившегося на всей мировой хозяйственной конъюнктуре и динамике мирового ВВП. В этой связи подчеркнем, что речь идет о кризисе только в одном, причем сравнительно второстепенном, сегменте одного лишь, пусть даже важного (кредитного), рынка одной, хотя и ведущей, национальной экономики, решающим образом обусловленном не объективными обстоятельствами, а субъективными ошибками (ситуационными просчетами) в кредитной политике ряда крупных банков США. На этом фоне нетрудно представить себе возможную цепочку намного более вредных для мирового сообщества глобальных экономических потрясений в результате гораздо более весомых объективных обстоятельств, например, сбоев в мировом энергетическом хозяйстве, которым невозможно в достаточной мере противодействовать при помощи национального инструментария государственного регулирования. Здесь мы закономерным образом и логично подошли к следующей проблеме.
• Процессы глобализации уменьшают экономический суверенитет как атрибут власти национальных государств внутри соответствующих стран и потенциал в области экономического регулирования национальных правительств, оказывающихся в растущей зависимости от «своих» и иностранных ТНК и их лобби. Нынешние ТНК пятого поколения, относящиеся к высшему эшелону такого рода корпораций, функционируют как автономные субъекты, определяющие стратегию и тактику своего мирохозяйственного поведения независимо от правивших в своей стране политических элит, которые скорее сами зависят от них и, во всяком случае, чутко прислушиваются к ним. Этот процесс, противоречащий принципам построения демократического государства, менее отчетливо просматривается в США и других странах «золотого миллиарда» и, напротив, тем более очевиден, чем слабее то или иное государство в экономическом и военно-политическом отношениях. Иными словами, сложилось достаточно острое противоречие между глобализацией и национальным суверенитетом (особенно как раз в области экономики) многих государств. В условиях ГЭ на национальном уровне не может столь же эффективно, как прежде, использовать традиционный инструментарий макроэкономического регулирования, как то: импортные барьеры и экспортные субсидии, курс национальной валюты и ставка рефинансирования Центрального банка. ТИК и ТНБ при необходимости противопоставляют подобным мерам свой мощный экономический потенциал и разветвленный механизм лоббирования своих интересов в различных странах, что нередко сводит па пет ожидаемый государством эффект от предпринимаемых мер либо даже нередко оборачивается во вред данной стране.
• Глобализация, существенно ослабив традиционные национальные системы государственного регулирования экономики, в тоже время не привела к созданию таких международных, а тем более наднациональных механизмов регулирования, которые восполняли бы возникший в результате этого пробел. Исключением из этого правила в значительной степени является лишь ЕС, особенно еврозопа (Европейская валютная система), что далеко не покрывает все пространство, па котором развернулась и продолжает развиваться ГЭ. При этом в результате неудачно проведенного расширения ЕС-15 до ЕС-27, наложившегося на многолетние депрессионные явления в экономике ЕС15 и совпавшего по времени с началом давно назревшего глубоко институционального реформирования данного интерационного блока, Евросоюз сам оказался в состоянии тяжелого адаптационного кризиса. Более того, с середины последнего десятилетия XX века можно проследить ослабление регулирующей роли в мировой экономике ряда международных организаций: ОЭСР, МВФ и специализированных организаций ООН. ВТО не выполняет решений Уругвайского раунда торговых переговоров, в результате которого она и возникла в 1995 г. па базе ГАТТ, действуя по отношению к этим решениям подчас с «точностью до наоборот». Это касается, прежде всего, важнейшего решения о либерализации в области нетарифного регулирования импорта путем преобразования нетарифных рестрикций в тарифные ограничения и поэтапного резкого снижения последних. Наоборот, за последние 57 лет нетарифное регулирование заметно активизировалось как «компенсация» за согласованное снижение таможенных пошлин. Параллельно с этим в острой полемике между развитыми и развивающимися странами безрезультатно прошел новый, Дохийский, раунд переговоров о дальнейшей либерализации мировой торговли. Все это согласуется с выводом, сделанным Д. Сусловым преимущественно па основе анализа современного состояния национальных политических систем и сферы мировой политики: «Общее снижение управляемости является главной тенденцией развития международной системы сейчас и будет оставаться таковой в течение ближайшего десятилетия». К этой проблеме читатель сможет вернуться в разделе 5 настоящей монографии.
Так или иначе, глобализация уже повлекла за собой такую трансформацию сложившейся ранее системы МЭО, которая сделала последнюю менее предсказуемой, что существенно осложняет и разработку надежных долгосрочных прогнозов развития мировой экономики.
• Противоречие между ГЭ как объективным процессом с его преимущественно позитивными эффектами и сегодняшней моделью (политикой) глобализации. Нынешняя либеральная (неолиберальная) модель глобализации, пропагандируемая и реализуемая главным образом в собственных интересах странами «золотого миллиарда» во главе с СШЛ, нацелена на извлечение наибольших выгод из ускоренного развития мировой экономики для высокоразвитых государств без достаточного учета интересов прочих стран. Именно поэтому в последние годы во многих странах, не в последнюю очередь в РФ, получили широкое распространение движения «антиглобалистов», т.е. принципиальных противников глобализации, и альтерглобалистов, отвергающих не глобализацию как таковую, а антисоциальную направленность нынешней модели ГЭ и ищущих альтернативу данной модели в виде той или иной «новой парадигмы». « Так, Всемирный социальный форум («лагерь Порто Алегре», где проходили его первые встречи), одно из наиболее активных международных движений, возникших на рубеже двух веков на волне глобализации, видит такую парадигму в придании миру более демократичного и эгалитарного характера. В данном контексте многие ученые отмечают глубокое противоречие между объективным — в основном позитивным процессом глобализации и своекорыстной политикой глобализации развитых стран, прелюде всего США. В этой связи некоторые авторы, например, Н. Абдулгамидов и С. Гурбанов, выдвигают тезис об однополюсной природе ГЭ, подчеркивая, что весь процесс глобализации по существу следует рассматривать «как институционализацию системы неоколониальной эксплуатации мировой экономики «империализмом доллара». « Данный тезис, типичный для сторонников антиглобализма, содержит преувеличение и представляется несколько «однобоким», особенно на фоне резкого ослабления позиций доллара в мире в последние 35 лет, однако трудно отрицать, что подобные идеи вновь и вновь рождаются не на пустом месте. При этом следует отметить, что, по меньшей мере, настоятельный повод для выдвижения и отстаивания указанного тезиса дают суждения некоторых влиятельных представителей политической элиты СШЛ, например, экс-госсекретаря Г. Киссинджера, который высказал мнение, что глобализация — просто иное название продвижения интересов СШЛ в мире.
На этом фоне О. Черковец не без оснований выделяет два больших направления в толковании глобализации: сторонники первого из них рассматривают объективные тенденции и вызовы глобализации, тогда как приверженцы второго пытаются на основе собственных субъективных интерпретаций последней вывести некую новую идеологию доминирования (одной страны, узкой группы стран, приверженцев одного образа жизни) в мировом масштабе. Соглашаясь с этим, подчеркнем, что на деле оба направления тесно взаимопереплетены, причем как в работах разных, так и одних и тех лее авторов.
Так или иначе, то обстоятельство, что от глобализации больше всего выиграли СШЛ (а вытекающие из нее минусы для этой страны обнаружить вообще довольно затруднительно), вряд ли подлежит сомнению. Так, именно благодаря глобализации СШЛ до сих пор справляются с огромным внешним долгом (он порождается ежегодными гигантскими дефицитами баланса, но текущим операциям), который, по данным тогдашнего министра финансов СШЛ Дж. Сноу достиг 8 трлн. долл. (по сообщениям многих зарубежных СМИ, которые, правда, нельзя приравнивать к официальной информации, хотя они и выглядят правдоподобно, это показатель достиг от 11 до 17 трлн. долл.). Оп имеет, конечно, иную — частно-хозяйственную — природу, чем советско-российский внешний госдолг и не подлежит обслуживанию из госбюджета, но не становится от этого менее весомым. Только глобализация позволяет США безбедно и без особых экономических катаклизмов жить с таким долгом, избегая дефолта и сохраняя за долларом роль ключевой и наиболее употребимой валюты в мировом хозяйстве. В этом смысле США уже глобализировали свой внешний долг, так что вопрос, поставленный Е. Роговским в заголовок его статьи, следует рассматривать скорее как риторический. Сегодня речь по существу идет лишь об изменении формы глобализации этой задолженности, которая позволила бы США легально использовать чужие ресурсы для обеспечения своих обязательств. Это они, впрочем, уже и делают, причем не без помощи российского государства, которое, например, поместило значительную часть средств своего Стабфонда в ценные бумаги двух ведущих ипотечных компаний США.
При этом США, безусловно, продолжат беззастенчиво эксплуатировать уникальное местоположение доллара как мировой резервной валюты, используя ее эмиссию как инструмент покрытия гигантских торговых дефицитов и накопившейся внешней задолженности. «Такое поведение может позволить себе только вожак — любой другой немедленно бы обанкротился», — справедливо отмечает в этой связи Л. Мясникова, не без основания полагая, что в итоге международные кредиторы Соединенных Штатов, возможно, получат лишь пару центов на доллар.
• Неолиберальная модель породила дифференциацию мира на страны, выигравшие от глобализации и проигравшие в результате нее. Причем в зависимости от критериев, применяемых теми или иными исследователями для деления па эти две группы, их состав оказывается неодинаковым. Явно позитивный баланс ГЭ до сих пор сложился для США и других развитых стран. Со знаком «плюс» участвуют в ГЭ страны БРИК — Китай, Индия и Бразилия, сумевшие на базе успешного проведения внутренних социально-экономических реформ поэтапно войти в процесс либерализации МЭО и лишь постепенно, а не «рывком», повысить степень открытости своих экономик глобализационным процессам. Этим странам БРИК удалось избежать участи ведомого объекта глобализации и стать все более активным ее субъектом. К сожалению, Россия, также причисляемая зарубежными экспертами по мировой экономике к странам БРИК, как будет показано ниже, до сих пор по целому ряду причин не могла свести свое участие в ГЭ с позитивным «сальдо». Так или иначе, «на старте» ГЭ обнаружились трудности приспособления к вызовам глобализации для всех стран развивающихся (РС) и с переходной экономикой (СПЭ) из-за отсутствия у них таких средств, которыми располагают промышленно развитые страны (ПРС); неподготовленности национальных правовых, экономических, административных систем и механизмов и т.д. Это нередко заставляет страны с переходной экономикой (СПЭ), в том числе РФ, и особенно РС принимать правила игры, устанавливаемые более сильными участниками мирового хозяйства.
В контексте дифференциации мира на «поприще» ГЭ следует особо сказать об обострении глобальной проблемы бедности и отсталости, которая сегодня имеет не только традиционный формат Север-Юг, по и получила новые формы проявления в рамках, как отдельных стран, так и всего мирового сообщества.
О глубине указанной проблемы в настоящее время наглядно свидетельствует, например, тот факт, что из более чем 6 млрд. жителей Земли только 0,5 млрд. живут в достатке, а свыше 5,5 млрд. испытывают более или менее острую нужду или даже ужасающую нищету. При этом если в 1960 г. доходы 10% самого богатого населения мира превышали доходы самого бедного населения в 30 раз, то к концу XX века — уже в 82 раза. Более того, в серьезных аналитических публикациях приводятся еще более поразительные данные, приходящиеся как раз на эпоху глобализации: «разница в доходах между верхними и низкими несколькими процентами мировой социальной пирамиды возросла за последние полтора десятилетия практически на качество — с 1:80 до 1:500... Рост неравенства — общемировая тенденция». « Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун в своем выступлении па ежегодной основной сессии Экономического и социального совета ООН подчеркнул, что «400 самых богатых людей имеют больше ресурсов, чем миллиард бедняков».
Правда, вопрос о воздействии собственно ГЭ на распределение доходов в миро между различными группами стран, прежде всего развитыми («богатый Север») и развивающимися («бедный Юг») является спорным. Эксперты Проекта развития ООП (ПРООИ) и Конференции ООН по торговле и развитию — организаций, призванных отстаивать интересы развивающихся стран, — вновь и вновь утверждают, что в условиях ГЭ в мире происходит дивергенция (т.е. усиление дифференциации) доходов между богатыми и бедными странами в пользу первых при общем увеличении численности и удельного веса беднейшей (т.е. живущей менее чем на 1 долл. в день) части населения Земли.
Одновременно ряд видных ученых (С. Бхалл, Х. Сала-и-Мартип, Ю. Шишков) доказывают обратное: конвергенцию (т.е. уменьшение расслоения) доходов между Севером и Югом и сокращение численности и удельного веса беднейшего населения. Научный спор о мировом распределении доходов в условиях ГЭ, видимо, разрешит время: «возраст» глобализации еще слишком мал, чтобы иметь достаточно длинные и надежные статистические ряды данных, позволяющие сделать твердое заключение о наличии той или иной тенденции. Уже через 510 лет такие данные могут пополнить арсенал науки. При всех случаях нахождению истины здесь способствовала бы открытая дискуссия между сторонниками обеих приведенных выше точек зрения по методологии расчета соответствующих показателей.
В то нее время исследователи, как правило, сходятся в том, что ГЭ усиливает расслоение внутри самих развивающихся особенно беднейших стран. «Тенденция к глобализации международных рынков, — отмечает американский экономист Н. Бердсолл, приводит к возникновению фундаментального противоречия: свойственное этим рынкам неравенство способствует усилению неравенства в развивающихся странах». Толкование данным автором причин, порождающих это противоречие, представляется убедительным, хотя оно и не подкрепляется им соответствующими расчетами. В то же время оно подтверждается, например, расчетами Всемирного банка, которые показывают, что в большинстве развивающих стран и СПЭ внутристрановая дифференциация усиливается. Такая же тенденция прослеживается в Мексике и ряде других стран Латинской Америки. Конечно, такого рода противоречие, отмеченное, в частности, Н. Бердсоллом, не содействует общественному прогрессу в развивающихся странах и стабилизации мирового хозяйства. Правда, вклад собственно глобализации, как отдельно от нее и других факторов (законы рыночной экономики как таковой и др.) в формирование и развитие этого противоречия пока не удалось выделить никому.
Различные авторы приводят данные и об усилении дифференциации в доходах внутри развитых стран в эпоху глобализации.
Попутно отметим, что у автора настоящей монографии пет сомнения в том, что ГЭ весьма способствовала уродливой социальной поляризации в России в ходе постсоветских реформ, появлению в пей кричащей проблемы «дворцов» и «хижин», что было в первую очередь обусловлено самим избранным «командой Ельцина» способом перехода от плановой к рыночной экономике, который сочетал в себе насаждение дикого, «манчестерского» капитализма во внутриэкономической сфере со стихийным вовлечением страны в глобализацию в интересах, прежде всего олигархического слоя «новых русских». Подробнее на этом остановимся ниже.
Позицию между приведенными точками зрения занимает уже упоминавшийся выше Р. Каплински. По его мнению, при сравнении стран на основании средних доходов на душу населения выявляется тенденция к выравниванию (это — позитивный результат глобализации, отсюда название его цитируемой ниже работы). В то же время усиливается неравенство распределения доходов между отдельными людьми в мировом масштабе, которое, однако, не есть результат ГЭ, а «является отражением роста неравенства внутри стран, как в регионах с высоким уровнем доходов, так и в регионах с низким уровнем доходов»
Так или иначе, проблематика соотношения глобализации и динамики распределения доходов в миро требует дополнительных исследований и дискуссий.
• Сказанное о глобальном распределении доходов еще в большей мере относится и к проблематике научно-технологической глобализации. Конечно, ее плоды прямо или косвенно используются всем человечеством, что следует считать позитивным результатом всемирной экспансии ТНК, транснационализации капитала. Однако в первую очередь они служат интересам ТНК и стран «золотого миллиарда». Но некоторым расчетам (в том числе американского экономиста Дж. Сакса, бывшего советника правительства РФ), только 15% населения планеты, сосредоточенные в этих странах, обеспечивают почти все мировые технологические инновации. Около 1\2 остальной части человечества способна использовать имеющиеся технологии, тогда как Уз его изолирована от них, не в состоянии ни создавать собственные инновации, ни использовать зарубежные технологии. В таком незавидном положении пребывают, прежде всего, народы стран, относимых ООН к категории беднейших (их около 50). Большинство из них, как известно, расположены в Африке. Таким образом, баланс «солнечных» и «теневых» сторон глобализации довольно противоречив, хотя до сих пор ее роль в прогрессе мирового сообщества автор склонен оценивать со знаком «плюс». Автор просит читателя иметь в виду этот баланс при ознакомлении с разделом 5 настоящей монографии, где будет предпринята попытка написать наиболее вероятный «сценарий» будущего глобализации, главным образом в сфере экономики.
Есть пять человек разных национальностей, которые проживают в 5 домах. Каждый дом имеет свой цвет, отличный от цвета других домов. Каждый из этих людей курит и предпочитает определенный сорт сигарет. У каждого из этих людей есть по одному домашнему животному. Каждый из этих людей пьет свой любимый вид напитка.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
