Эффекты регионализации при помощи солнечных ресурсов
Достойным и необходимым ответом на глобализацию в мировой экономике является укрепление региональных экономических центров. К осознанию этого приходит большинство специалистов. В концепциях этой новой региональной экономической политики речь идет, по большей мере, о мероприятиях по поддержанию мелких и средних региональных производителей в конкурентной борьбе с концернами-гигантами. До настоящего времени значительные средства, предназначенные для поддержки региональной экономики государств, распределялись по произволу соответствующих правительств, часто весьма далеких от проблем и нужд регионов. Такой подход, возможно, оправдан при строительстве крупных объектов общегосударственного значения (аэродромы, выставочные центры и т. п.), но никак не должен применяться при финансировании мелких программ, которые должны учитывать региональную специфику и использовать локальные средства для оживления местного производственного и денежного оборота.
Я хотел бы немного пояснить, что означает понятие экономической регионализации, а также что вкладывается в понятие региона, как географически ограниченной территории. Регион — это, в общем значении слова, более малая географическая или административная зона по отношению к своей соответственной географической или административной надструктуре: континент по отношению к земному шару, государство по отношению к континенту и так далее, до района по отношению к области или провинции. В мировом масштабе в качестве региональных объединений выступают Европейский Союз и другие субконтинентальные экономические организации и экономические зоны. Однако такое понятие о регионе, соответствующее административным границам, слишком формально, чтобы отвечать нашей теме: экологичность и регионализация в экономике.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Региональное стимулирование экономики в соответствии с нормами мировой торговли (ВТО) или внутреннего рынка ЕС постоянно сталкивается с явлением «протекционизма». Если оно концентрируется на поддержке «родных» промышленных предприятий, то в этом случае «страдают» промышленные предприятия соседних регионов. И хотя любой ответственный региональный политик не должен допускать таких ситуаций, они имеют место, и концепция регионального стимулирования в целом оказывается довольно уязвимой для критики. Если стимулирование региональной экономики концентрируется на том, чтобы в данном регионе заполнить ниши, которые оставили действующие в надрегиональном уровне предприятия (или эти ниши для них не представляют интереса), то названное противоречие не возникает, однако остается генеральная зависимость от мирового рыночного развития. Нашей же целью должен быть возврат центров экономических отношений с мирового рынка на региональные. Решающие вопросы можно поставить так: как сделать, чтобы это произошло наиболее органичным образом? Как, по возможности, заложить такую региональную экономическую политику, чтобы она не была вскоре вновь поглощена глобалистскими тенденциями в мировой экономике?
Даже поверхностных знаний из экономики достаточно, чтобы понять, что региональные экономические круговороты находятся в противоречии к глобально-экономическим круговоротам, а поскольку первые являются основой последних, то прогнозы развития ситуации будут самыми неутешительными: если мы позволяем глобалистским тенденциям разрушать региональный уровень, то тем самым мы подрываем основы всей мировой экономики, включая уровень глобальных объединений. Мы должны понять, что никакая экономическая доктрина не может быть важнее существования экономики, так же как существование цивилизации важнее существования свободного рынка. Нас должны настораживать примеры препятствования экономическому развитию как в мировом масштабе, так и в региональном. Эти два потока не должны быть встречными — они должны усиливать и дополнять друг друга. Запретительные меры как в одном, так и в другом направлении показывают, как правило, стремление поддержать неэффективные структуры: причем и характер, и масштаб этой неэффективности обычно соответствуют характеру и масштабу запретов. При невозможности разрешить указанное противоречие в пользу обеих сторон предпочтение следует отдавать все-таки региональному уровню, поскольку для этого уровня существует неоспоримый и как нельзя более актуальный довод — региональные круговороты в промышленном и сельскохозяйственном производстве и потреблении ближе к природным циклам (то есть экологически более естественны и потому более желательны).
Резюмируя, мы можем сказать, что наиболее экологичному способу хозяйствования соответствуют наименьшие по размерам территории, внутри которых осуществляется экономический круговорот. Но не каждая экономическая активность, остающаяся в региональных рамках, сама по себе является экологически разумнее, чем активность с мировым размахом. Солнечная электроэнергия с севера Африки для немецкого рынка отвечает экологическим критериям, в противоположность атомным и угольным электростанциям, расположенным в самой Германии; солнечные элементы немецкого производства в Нигерии отвечают им точно также, в противоположность сжиганию нефти из собственных недр. Но еще более всеохватно экологическим критериям будет отвечать такое положение, при котором солнечная электроэнергия для Германии будет производится на месте, а необходимые для Нигерии солнечные элементы также будут изготовляться в районе применения.
Отношение к торговым границам, сложившееся в позапрошлом веке, теперь уже невозможно — ни в рамках одного государства, ни тем более в глобальном масштабе. Однако идея, что отдельное народное хозяйство может по своему усмотрению устанавливать ограничения в области торговли, принципиально верна. Если совсем не будет никаких политических механизмов для обеспечения конкурентных преимуществ для внутри региональных экономических структур, то это приведет к экологическим и социальным бедствиям. Кроме того, наивным было бы полагать, что при отсутствии ограничений «глобальными игроками» были бы вытолкнуты лишь исключительно отсталые, непродуктивные и слабые секторы. Мы наблюдаем, что жертвами ничем не ограниченной конкуренции становятся современнейшие и высокопроизводительные предприятия, поскольку «глобальные игроки» контролируют экономические цепи. Утверждение, что конкуренция свободна, если отсутствуют административные торговые барьеры, оторвано от жизни.
Ни тотальная регионализация, ни тотальная глобализация экономических отношений не могут быть признаны единственно верными стратегиями. Перед нами встают следующие вопросы: какие экономические действия должны быть защищены на региональном уровне, а для каких важна полная открытость? Что может быть надежным критерием, определяющим эти случаи? В пользу экономической глобализации говорят такие факторы, как свобода торговли, преодоление национализма и даже мир во всем мире. Так сложилось, что на противоположной чаше весов сегодня оказались факторы социального и экологического здоровья. Стремление к свободе мировой торговле должно быть дополнено, согласно распространенному мнению, социальными и экологическими требованиями. Но возможны ли здесь однозначные и реализуемые решения, учитывающие различия от страны к стране, от культуры к культуре, от развитых стран к развивающимся? Едва ли.
Самый значительный эффект регионализации проявляется благодаря переходу к солнечным ресурсам. Эта стратегия основана на понимании функционирования традиционных ресурсных цепей. Чем последовательнее будет происходить переход на возобновляемые виды энергии в их децентрализованных формах использования, тем более ощутимым окажется вызванный этим переходом эффект регионализации, который сделает самодостаточными малые территориальные единицы, вплоть до самых маленьких «замкнутых» поселений. Этот эффект возникает без каких-либо административных запретов, а выигрыш от сэкономленных энергетических затрат остается тем самым в региональном экономическом круговороте. Попутно регионы получают большое число дополнительных рабочих мест.
Насколько велик эффект роста занятости благодаря возобновляемым видам энергии, особенно с позиции сравнения энергоцепей, до сих пор не просчитывалось. Наверняка можно установить порядок этих чисел, если в основу будут положены опытные данные о количестве рабочих мест на вложенные инвестиции в разных секторах экономики. Член Европейской комиссии Вольфганг Пальц, в рамках подготовительных работ для Белой книги ЕС об альтернативной энергетике, рассчитал по этому методу, что при утроении ее современной доли в энергоснабжении ЕС к 2010 году (то есть с 7% до 20%) было бы создано два миллиона рабочих мест, из них по 800 000 — в сельском хозяйстве и в строительном секторе, а остальные 400 000 — в производственном секторе и в сфере технических услуг и консалтинга в области солнечной энергетики.
Реальное дополнительное число занятых будет соответствовать, однако, лишь постоянным рабочим местам (без учета повышения спроса в переходный период) за вычетом снижения потребностей в рабочей силе на электростанциях, нефтеперегонных заводах и во всей ядерной/ ископаемой энергоцепи — от добычи первичных энергоносителей (например, сырой нефти) до строительства электростанций и линий электропередач. Поскольку с ориентацией на 20процентую долю возобновляемых видов энергии в общем энергоснабжении цепь традиционного производства и поставки энергии еще долго будет существовать, можно допустить, что доля выпадающих рабочих мест вначале будет еще довольно незначительной. Однако обороты традиционных поставщиков энергии будут падать, и потому возрастет себестоимость их энергии. Однако как только спрос на ископаемую энергию снизится до такого уровня, когда перестанут заключаться договоры на добывающую технику, строительство новых электростанций, обновление сетей и т. п. — в положении традиционной энергетики произойдут радикальные изменения.
Потому возможно, что число новых рабочих мест из-за энергетического перехода будет ниже, чем в некоторых оптимистичных расчетах. Но можно сказать с полной определенностью, что выигрыш все таки будет значительным — благодаря появлению и крупномасштабному росту новых отраслей промышленности и значительному приросту новых рабочих мест в сельскохозяйственных регионах, а также в отраслях строительства, легкой промышленности, в инженерных профессиях, и все это будет широко и равномерно распространено на все города и регионы. Это к тому же стабильные рабочие места, привязанные к месту расположения децентрализованного использования энергии.
Промышленность в секторе солнечных технологий — производство солнечных элементов, специального стекла, топливных элементов, ветровых установок и гидроэлектростанций для малых рек, водородных двигателей, аккумулирующих устройств, электроприборов с солнечными модулями и т. д., — начнется, вероятно, с немногих производителей, которые развернут массовое производство, ориентируясь на локальный спрос. В области солнечных коллекторов и специальных фотоэлектрических модулей появится, скорее, шанс для большого количества мелких предприятий. Но само производство солнечных установок приносит относительно немного дополнительных рабочих мест по сравнению с их монтажом и техническим обслуживанием. Кроме того, в сельском и лесном хозяйствах возникнет большое количество рабочих мест для производства биомассы. Все экономические виды деятельности по производству и поставке возобновляемых видов энергии, кроме производства самой энергопреобразующей техники, тяготеют к региональному или локальному уровню. Это относится и к финансированию.
Конечно, и в ископаемое/ядерное энергоснабжение могут включиться региональные экономические «игроки», но это будет иметь, скорее, случайный характер и не обусловлено системой. Использование возобновляемых видов энергии, напротив, ведет к переходу от крупных предприятий к локальным предприятиям малого и среднего бизнеса, региональным сельскохозяйственным предприятиям и предприятиям лесного хозяйства, локальному спросу на установки, консалтинг и обслуживание альтернативных энергосистем, с возрастанием спроса на соответствующих специалистов. Как на протяжении десятилетий электростанции высокой мощности заменяли собой муниципальные электростанции, так сейчас будет запущен обратный процесс. Фермеры, выращивающие биомассу и собирающие урожай, и лесорубы заменят шахтеров, работников нефте и газодобывающих отраслей (в первую очередь, в Саудовской Аравии и России). Альтернативами занятости для людей, которые работают в восточной Германии в бассейнах бурого угля, могли бы стать: выращивание и уборка биомассы в их регионе, работа по монтажу солнечных установок, работа на региональных маслопроизводящих установках, на производстве биологического топлива и в подготовке растительного сырья.
Административные единицы, имеющие право устанавливать собственные налоги на коммерческую деятельность и отчисляющие часть этих денег в государственный бюджет по долевому принципу, должны иметь значительный интерес к быстрому внедрению возобновляемых видов энергии. Их доходы повышаются не только благодаря сэкономленным в собственном экономическом обороте энергетическим затратам, но также и благодаря новым рабочим местам и общему повышению экономической активности в регионе. Логично, что региональные власти должны были бы форсировать внедрение на рынок возобновляемых видов энергии уже из чисто финансовых интересов, помимо заботы об окружающей среде. Кроме того, такая стратегия, опирающаяся на развитие возобновляемых источников энергии, более чем другие энергетические стратегии поможет выровнять шансы на развитие как среди государств, давая странам третьего мира возможность энергетической независимости, так и среди регионов отдельного государства, а также в конкурентной борьбе крупных, средних и мелких производителей внутри региона. В конечном итоге это позволит хотя бы отчасти выровнять условия жизни людей.
Еще один эффект регионализации: упразднение счетов за энергию, что устранит возможность концентрации капитала у поставщиков энергии. Доходы от централизованных поставок традиционной энергии находятся в распоряжении крупных концернов и служат, не в последнюю очередь, дальнейшему процессу глобализации и концентрации предприятий. Введенная благодаря возобновляемым видам энергии регионализация энергоснабжения лишит концерны доходов и в тех регионах, где производится добыча традиционных энергоносителей; как следствие этого, добывающие предприятия будут закрыты. Однако эти регионы не должны пострадать от непомерных убытков, поскольку им открыты такие же шансы для использования возобновляемых видов энергии, как и всем остальным. Возобновляемые виды энергии становятся, таким образом, средством выравнивания экономических условий для всех регионов, они будут способствовать тому, чтобы независимо от места жительства людей улучшить их возможности.
Экономическая жизнеспособность крупных городов также улучшается благодаря сэкономленным энергозатратам и оживлению городской экономики. Кроме того, сельскохозяйственные районы станут привлекательнее для жизни и бизнеса, что уменьшит миграцию в города. В то время как биомасса станет одной из важнейших составляющих энергетического и сырьевого хозяйства, экономические отношения между городом и деревней получат новый статус. Непосредственные окрестности городов будут вносить значительно больший вклад в городское обеспечение, чем это наблюдается сейчас. Чтобы удовлетворить потребность в энергии и все более растущий и многообразный спрос промышленности на сырье, в сельских районах будут основаны новые предприятия — начнется процесс развития, который, в конце концов, приведет к децентрализации в экономике.
«Собственные решения» вместо «совместных»: шансы стран третьего мира
Как уже отмечалось, возобновляемые виды энергии, благодаря описанным эффектам, вносят существенный вклад в более справедливое распределение доходов также и в мировом масштабе, вне зависимости от того, где произойдет вытеснение традиционной энергетики. Они будто нарочно придуманы для того, чтобы служить средством для преодоления контраста между бедностью и богатством в мировом масштабе. Тот факт, что возобновляемые виды энергии не стоят на первом месте среди стратегий развития всемирной экономики, можно объяснить только давней и упорной верой в миф о незаменимости цепей традиционной энергетики.
Несколько иную картину мы наблюдаем в развивающихся странах, которые еще не имеют свободно конвертируемой валюты и напрямую контролируют движение иностранной валюты. Здесь возможно прямое управление инвестициями — непосредственное направление иностранной валюты на использование возобновляемых видов энергии. Поскольку при солнечных энергопреобразующих технологиях практически нет разницы по времени между установкой оборудования и его вводом в эксплуатацию, страны третьего мира могут напрямую инвестировать любое количество своей валюты в им порт солнечной техники. При этом для финансового планирования может использоваться отношение ожидаемой стоимости объемов энергии, произведенной на протяжении десяти лет, к объему единовременных затрат на солнечную установку. Уже приблизительные расчеты показывают актуальную необходимость использования возобновляемых видов энергии: развивающиеся страны получают возможность осуществить переход от традиционных к возобновляемым видам энергии своими собственными силами, не попадая в зависимость от иностранных инвестиций или прямой иностранной собственности на энергоустановки.
В настоящее время большинство стран третьего мира импортирует первичную энергию и энергетическое оборудование. Если относительно простая солнечная энергетическая техника будет производиться в собственной стране, то появится преимущество, которое имеют сейчас только промышленно развитые страны (и которое сейчас используется против стран третьего мира). Более того, затраты существенно снижаются и из-за огромных различий в стоимости рабочей силы в развитых и развивающихся странах, что дает возможность производить солнечную технику не только для собственных нужд, ной на экспорт — либо в развивающиеся страны, которые еще не прияли на вооружение такую же стратегию (то есть в торговле «Юг — Юг»,) либо по конкурентоспособным ценам в промышленно развитые страны (для срочно нуждающейся в расширении объемов торговли «Юг — Север»). Чтобы получить все эти экономические шансы, страны третьего мира должны были бы принять основное решение — без дальнейших отлагательств и полумер идти к децентрализованной энергетике на основе возобновляемых источников энергии. Это единственный путь, ведущий к независимости, поскольку только таким с особом в сельских областях может быть обеспечено достаточное энергоснабжение, и только таким способом можно создать хорошую базу для развития малого и среднего бизнеса в промышленном секторе.
Развитие самостоятельных сельских регионов имеет также центральное значение для второго основного элемента солнечных ресурсов, находящегося далеко за пределами специфических забот развивающихся стран — промышленного сырья. Без современного энергоснабжения в сельских регионах будет невозможно производство солнечного сырья, и его огромный потенциал, который находится в странах третьего мира, попадет в руки транснациональных сельскохозяйственных концернов. Тем самым от развивающихся стран ускользнули бы шансы заложить базу стабильного производства сырья для собственных нужд со множеством независимых форм собственности. Контроль концернов означал бы экстенсивное, хищническое и ориентированное на экспорт производство. Транснациональный концерн по производству солнечного сырья может сменить место производства, когда почвы будут истощены. Местные фермерские кооперативы этого сделать не смогут, и поэтому они более мотивированы к тому, чтобы сельское и лесное хозяйство использовалось без ущерба для будущего.
С помощью традиционных мощных энергетических установок нельзя реализовать вышеописанную стратегию, и не только потому, что тогда постоянно должна будет импортироваться первичная энергия. Строительство электростанций большой мощности с импортом оборудования может подорвать финансовый сектор развивающейся страны. Уже из-за двух нефтяных кризисов между 1973 и 1982 гг. нагрузка на развивающиеся страны, в среднем, оказалась значительно больше, чем на промышленно развитые страны. Их задолженность увеличилась за это время в шесть раз — с 200 млрд., долларов до 1200 млрд. На этой горе долгов они остаются, несмотря на некоторые акции по ликвидации задолженности. Еще одно повышение цен на нефть такого же масштаба — и эти государства окончательно свалятся в долговую яму. Добавим, что, по оценкам многих специалистов, следующий крупный нефтяной кризис разразится между 2020 и 2030 гг., и причиной для следующего большого скачка цен будет уже не самовольное решение ОПЕК, а приближающееся исчерпание ресурсов. Взлет цен уже никогда не сменится снижением. Крупные инвестиции в традиционную энергетическую инфраструктуру уже сейчас весьма рискованны.
В этих условиях возобновляемые виды энергии представляют собой уникальный шанс для экономики стран третьего мира. Склонять их к новым инвестициям в ископаемую энергетику кощунственно, тем более в таких странах, где отсутствуют собственные энергетические месторождения. Добавим сюда угрозу экологической обстановке, которая возникает при ориентации развивающихся стран на ископаемые виды энергии как экономическую стратегию роста. Важнейший, решающий пункт — это то, что развивающиеся страны могут пойти описанным здесь путем по большей части своими собственными силами. При внедрении стратегии перехода к возобновляемым видам энергии развивающимся странам не стоит полагаться на внешнюю помощь развитых стран; также как предпринимателям в развитых странах — только на субсидии и налоговые льготы. Путь, который будет выбран «третьим миром» сегодня, отразится на судьбах планеты в не меньшей степени, чем путь развитых стран.
«Ископаемая» энергетика — это болезнь, от которой развитые страны уже готовы лечиться. Было бы обидно, если бы развивающиеся страны заразились сегодня тем же вирусом, и это в тот момент, когда уже готово к применению противоядие — солнечные альтернативы. Путь к удовлетворению энергетических потребностей ведет сегодня не через «совместные решения» и торговлю «сертификатами на эмиссию» в международном масштабе — а через «собственные решения» и солнечную сырьевую основу. Необходимо принять международные соглашения, оберегающие страны третьего мира от переноса эмиссионно опасных технологий из развитых стран; напротив, эти соглашения должны увеличивать инвестиционную и технологическую поддержку развивающимся странам в области солнечных технологий.
На основе международной договоренности идея «сертификатов на эмиссию» назначает каждой стране определенный дозволенный объем эмиссии (квоту). Сумма объемов эмиссии всех стран должна приближенно соответствовать временному этапу глобального уменьшения эмиссии — до 50% в 2050 г. Для промышленно развитых стран количество соответствующих «прав на эмиссию» при этом ниже, а для стран третьего мира на основе их значительно более низкого энергопотребления — выше их современного уровня эмиссии. Если промышленно развитая страна хочет эмитировать больше, чем она имеет право, она должна иметь возможность купить или арендовать у страны третьего мира дополнительную квоту на эмиссию. Таким образом, для каждой страны якобы возникает стимул для снижения эмиссии. Предприятия, согласно этой идее, также должны получить право на эту торговлю эмиссиями.
Представленные планы имели задачу более эффективно нацелить правительства вести более последовательную политику в области охраны окружающей среды. Независимо оттого, что на практике это не удалось, оба плана являются проблематичными. Торговля «правами на эмиссию» дала бы промышленно развитым странам возможность «откупаться» от необходимости изменения своих энергетических структур, хотя именно они нуждаются в самых основательных переменах. Более чем сомнительно также и то, что правительства стран третьего мира используют полученные от продажи квот на эмиссию деньги для строительства и внедрения энергосберегающих технологий, чтобы как можно дольше самим не нуждаться в уже проданных правах на эмиссию. Слишком часто они едва сводят концы с концами при своих, как правило, хронических государственных дефицитах. Проект «Совместные решения» — это самозабвенная надменность; он допускает, что промышленно развитые страны — главные виновники экологических проблем — могут показать странам третьего мира верную дорогу с помощью трансфера своих энергетических технологий. Известен, однако, тот факт, насколько «разумно и эффективно» промышленно развитые применяют передовые технологии в новейших концепциях. Основное упущение этих концепций состоит в том, что возобновляемые виды энергии в них, равно как и в дискуссиях о защите окружающей среды, до сих пор не играли какой бы то ни было важной роли. Главный акцент, как правило, делается на уменьшение потребления ископаемых энергоносителей, то есть все вращается вокруг «ритуала ограничений». Наряду с этим, дискуссии о защите климата воспринимаются как опасность, способная затормозить экономическое развитие, именно потому они сталкиваются с резким неодобрением в странах третьего мира.
Этой проблемы не возникло бы, если бы вместо международных обязательств по снижению эмиссии были введены национальные обязательства по замещению ископаемых видов энергии возобновляемыми. Снижение эмиссии парниковых газов произошло бы автоматически, кроме того, произошло бы снижение производства ископаемой энергии: обязательные квоты для внедрения возобновляемых видов достигаются быстрее, если общее потребление ископаемых энергоносителей снижается. Преимущественная ориентация конвенций о защите климата на возобновляемые виды энергии сделала бы их более приемлемыми, и отказ от ископаемых ресурсов не выглядел бы уже непосильной экономической нагрузкой. Возобновляемые виды энергии — это единственный шанс, прежде всего для стран третьего мира, которые откроют себе тем самым собственный путь развития, вместо того, чтобы повторять ошибки, совершенные промышленно развитыми странами.
Регионализация торговых потоков
Масштабы и глубина глобализации напрямую зависят от возможностей транспорта. Чем дешевле, разветвленнее и оперативнее становятся услуги, тем меньше производитель товаров и услуг зависит от регионального потребителя. Быстрый и недорогой транспорт подпитывал глобализационные процессы в большей степени, чем все соглашения о свободной торговле второй половины XX века. Именно он сделал возможным и рентабельным крупносерийное производство, ориентированное на общемировой рынок.
Традиционная энергетика заинтересована в транспортных мощностях, по крайней мере, с двух позиций сбыта — сетевой энергии непосредственно, и с позиции проникновения зависимых от сетей энергетических технологий во все сферы жизни. Стимулирование рынка по двум этим направлениям позволяет снизить затраты на производство энергии и тем самым подчинить себе мировой рынок еще более дешевыми предложениями. Но транспорт сегодня не столько соратник, сколько раб традиционной энергетики — он зависит от ископаемого топлива и поэтому легко откликается на потребности мирового энергетического хозяйства, оставаясь глухим к увещеваниям третьей стороны. Тем самым транспортный сектор наносит двойной вред окружающей среде — и прямой эмиссией, и косвенной поддержкой «ископаемой» энергетики. А между тем общественность успокаивают отчетами о превышении темпов экономического роста над темпами роста энергопотребления.
Посмотрим с описанной точки зрения на освобождение от налогов на топливо для международных воздушных и морских сообщений. Экологический ущерб огромен и с каждым днем все увеличивается. Зачем и кому нужны были такие шаги, ведь в то время как для морского транспорта налоговые льготы — это изжившая себя традиция, для воздушного сообщения они были введены только после второй мировой войны. Освобождение от налогов для морской торговли становится особенно опасным с появлением грузовых судов водоизмещением более 100 000 т; для воздушного транспорта опасность начала резко повышаться с началом массовых воздушных перевозок.
Освобождение от налогов для воздушного транспорта было инициировано Организацией гражданской авиации (ИКАО), куда долгое время входили преимущественно государственные авиакомпании. Правительства многих европейских государств не только поддержали эту инициативу, но и законодательно закрепили ее. В Германии такое освобождение от налогообложения закреплено в законе о налогах на нефть, в ЕС — директивой 92/81/EWG. Эти положения отражены также в многочисленных межгосударственных соглашениях по авиатранспорту.
Но налоговые льготы не ограничились только топливом — они были распространены на эксплуатацию самих самолетов и морских судов, которая была освобождена от налога на добавленную стоимость и некоторых эксплуатационных расходов, в результате общее снижение расходов достигает в Германии 30%. Имущество авиакомпаний за границей освобождено от налога на имущество, если соответствующие страны заключили договор о взаимности таких действий. Аэропорты в большинстве стран освобождены от налога на землю. В морском транспорте существуют специальные льготы для приобретения торговых судов. Добавим сюда, что в торговом судоходстве — против чего не было когда-нибудь каких бы то ни было серьезных политических выступлений — зачастую практикуется эксплуатация судна под так называемым «дешевым» флагом (например, либерийским), когда судоходные кампании искусственно создают себе еще большие налоговые льготы по обязательному страхованию от ответственности за причинение ущерба. Сегодня воздушный и морской транспорт стали глобальной зоной, освобожденной от налогов.
Об этом говорят неохотно. Так, отчет о субсидиях федерального правительства на авиационное топливо приводит только годовую, обусловленную налоговыми льготами, сумму субсидий в 250 млн., немецких марок и для судового топлива — еще 350 млн., марок, то есть всего 600 млн., марок. Только когда партия «зеленых» в парламентском запросе потребовала рассчитать потери налоговых сборов в сравнении с нормами налогов на бензин и дизельное топливо, федеральное правительство огласило потери в 8,1 млрд., немецких марок. В отчете приводились аргументы, что не все топливо используется внутри страны, а значит «вне области налогообложения не могло идти речи о налоговых недоимках». В отчете о субсидиях федеральное правительство упомянуло недобор налогов при приобретении самолетов и судов в 35 млн., марок, и эта цифра, несомненно, занижена.
До сих пор эти налоговые привилегии оказывались в центре внимания общественности преимущественно из-за давления растущего самолетного парка на окружающую среду. Поэтому налоговые льготы для морского транспорта, как правило, оставались вне критики, так что многие совсем не знают о них и не подозревают о соответствующем ущербе для экологической обстановки. Главный экономический эффект всех этих налоговых операций остается практически без внимания, а это глобальные привилегии для транснациональной коммерческой деятельности в ущерб региональной, поддержка глобальных концернов в ущерб мелким и средним предпринимателям. Никогда прежде не подсчитывавшаяся сумма «переливаний из кармана региональной экономики в карманы глобальной» составляет ежегодно по всему миру около 300 млрд., долларов (по оценке, сделанной с учетом средней ставки налога на топливо).
Это уникальный по своим масштабам случай поддержки авиа и судоходных компаний, а через них — традиционного энергетического хозяйства и транснациональной торговли. 300 млрд., долларов «помощи» ежегодно направляются на нанесение вреда окружающей среде: около 15% общего годового потребления нефти приходится на воздушный и морской транспорт, с тенденцией к дальнейшему росту. Поскольку опасные выбросы воздушного транспорта наносят атмосфере, по меньшей мере, тройной вред, мы получаем законодательно привилегированный источник ущерба, наносимого земной атмосфере, который составляет почти третью часть общих загрязнений. О разрушении окружающей среды морским транспортом свидетельствуют отравленные утечками нефти акватории и многочисленные «нефтепромысловые пустыни» на суше.
Глобально-экономические круговороты никогда не смогли бы развиться без этих налоговых субсидий до их сегодняшнего объема. Иным было бы и положение мирового сельского хозяйства. Мы наблюдаем, что такая недальновидная налоговая политика послужила и служит глобализации в интересах преимущественно американских концернов по производству продуктов питания. Так с 60-х годов затраты на транспортировку продуктов питания из США в Европу упали на 80%.
Освобождение от транспортных налогов внесло вклад в разрушение сложившихся сельскохозяйственных структур от «третьего» до «первого» мира. Изменились сельскохозяйственные технологии — конкуренция требовала повышения производительности любой ценой и, как правило, такой ценой оказывалось здоровье почв и рек, а также здоровье людей, поскольку резко ухудшилось и качество самих продуктов питания. Глобальное перераспределение питательных веществ через перевозки кормов оказывает отрицательное воздействие на качество почв, как в стране-производителе, так и в стране-получателе. Мировая зависимость от немногих, как правило американских, поставщиков семенного материала резко увеличивает опасность искусственных голодных катастроф — к примеру, из-за засухи или наводнений.
Освобождение от налогов на топливо воздушного и морского транспорта привело к дерегионализации экономические отношений. Это прямая дискриминация региональных поставщиков. Морские перевозки сегодня едва ли не на порядок дешевле железнодорожных, не говоря уже об автомобильных. Транспортировка сравнимого количества груза из Пассау в Бремен или из Брегенца в Вену может оказаться дороже, чем перевозка того же груза самолетом или кораблем через Атлантику или из Австралии в Европу. Такое освобождение от налогов на топливо отдает преимущество вредным для окружающей среды видам транспорта перед более экологичными; глобальным экономическим круговоротам перед региональными; концернам промышленно развитых стран перед предприятиями малого и среднего бизнеса. Стимулируется отделение производителей от потребителей и, тем самым, обезличенность экономических процессов, что противоречит смыслу рыночной экономики. Искусственное сокращение расходов на перевозки обосновывается тем, что все поставщики, независимо от места их расположения, должны иметь одинаковые шансы. Но опыт грамотного экологического хозяйствования учит, что должны учитываться и использоваться естественные преимущества того или иного региона. Задачи правильной налоговой политики сегодня — выявлять и поддерживать эти преимущества на пользу природе и обществу, поддерживать местных производителей, ответственных за свои территории. Субсидии на перевозки должны быть отменены, и в первую очередь это касается субсидий на авиационное топливо. Расходы на перевозки должны быть пропорциональны дистанции, — только в этом случае мы автоматически и без бюрократии придем к защите региональных производителей от интервенции концернов. Это касается сельского хозяйства, это касается промышленности, это касается энергетики. Менее разветвленная инфраструктура позволяет сэкономить на прямых отношениях между потребителем и поставщиком. Это ведет к экономическим отношениям между потребителем и производителем, модель которых описал экономист Иоганн Генрих фон Тюнен в начале XIX века в своих трудах об «идеальном городе» и «идеальном государстве»: экономический процесс — как система концентрических кругов вокруг обеспечивающих центров. Эти круги должны быть административно растянутыми. Они образуются по-разному, в зависимости от продукта, из соответствующих издержек производства и затрат на перевозки в зависимости от удаленности.
Такой шаг к регионализации торговых потоков окажет более широкое воздействие, чем любые политические инициативы. Кроме того, он имеет шанс получить большую популярность. Все прочие средства выглядят громоздкими и нереальными: к примеру, обложение налогами глобального трансфера капитала, например, было бы трудноуправляемым. Но именно потому, что многие само собой разумеющиеся вещи десятилетиями не принимаются во внимание, мировое сообщество само подвергает опасности свое существование.
Жизнеспособный мировой экономический строй
То, что освобождение от налогов на топливо для международного морского и воздушного транспорта считается уже само собой разумеющимся, показывает, что правила рыночной торговли диктуют исключительно крупные транснациональные предприятия. «Транснациональная империя» — это не в последнюю очередь политический продукт. Если бы законодатели мировой торговли имели в виду всю экономику и ее общественную функцию, а не только интересы глобальных концернов, тогда они должны были бы прийти к таким представлениям о регулирующих мировую торговлю правилах, которые гарантировали бы выполнение социальных и экологических обязательств экономическими субъектами.
Однако многочисленные «респектабельные» защитники мирового рынка пресекают любые попытки обеспечить экологическую «обратную связь» через рыночные правила, называя их то нереалистичными, то «протекционистскими». Протекционизм — это одно из любимейших ругательств века неолиберализма. Но само это понятие означает ничто иное, как защитную реакцию, средство обеспечения экономической безопасности. То, что люди имеют право защищаться от посягательств, либо должны быть защищенными, обычно не оспаривается. Если бы кто-то стал отвергать необходимость полиции и вооруженных сил в государстве и называть это «протекционизмом», его бы посчитали опасным утопистом, который готов передать общество в руки агрессии. В лучшем случае к нему относились бы с состраданием как к далекому от реальной действительности наивному человеку, который верит в хорошее в людях и недооценивает реальность. Анти протекционистская догма рыночного учения содержит все признаки такой оторванности от жизни — как будто в экономической действительности, в которой речь идет о ежедневной борьбе за существование, нет агрессии. Это наивное мировоззрение особенно высоко ценится теми, кто на практике добивался успеха именно методами экономической агрессии. Они ведут речь о рынке и равенстве возможностей, а имеют в виду при этом только свое безраздельное господство на рынке. Разумеется, и в экономической жизни должна присутствовать защита. Утверждения, что в условиях глобальной конкуренции производители могут добиться успеха с помощью более качественной продукции и более высокой производительности — это не больше чем лицемерие, рыночные легенды. Оторванные от действительности догмы мировой экономики в их практическом применении становятся угрозой всему миру. Любое цивилизованное общество нуждается в экономическом протекционизме. Вопрос состоит только в том, что будет защищено и является ли форма защиты эффективной, способной обеспечить удовлетворение потребности в продуктивной экономике? Может ли такая защита опереться на объективные и универсальные принципы, вместо того чтобы иметь целью лишь эгоистические интересы концернов или государств?
В центре дискуссии вокруг определения и предназначения защиты интересов в мировой экономике должны находиться социальные и экологические стандарты. Они должны помочь государствам отказаться от импорта товаров, произведенных с ущербом для здоровья людей и планеты. Можно представить, что такие экологические и социальные стандарты в действительности установятся лишь после длительных обсуждений.
Договор о мировой торговле многими рассматривается как библия мировой экономики, нечто вроде мировой конституции, которая стоит над всеми остальными договорами, по крайней мере, над теми, которые регулируют региональные экономические процессы. Однако это является идеологической ошибкой. В действительности существует множество договоров — как, например, договоры Международной организации труда, которая среди прочего гарантирует право на организацию профсоюзов и право добиваться лучших условий труда и более высокой заработной платы, или, например, международный договор о морском праве, договор об Антарктике, конвенция об охране биоразнообразия и конвенция по климату. В международном праве все эти договоры равнозначны. Нет «приказов над всеми приказами», кроме Устава Организации Объединенных Наций и Конвенции ООН о правах человека, которые имеют характер всемирной конституции, по крайней мере так должны пониматься. ВТО (Всемирная торговая организация) превышает свои полномочия, когда устанавливает главенство правил свободного мирового рынка над существующими социальными и экологическими соглашениями.
Требование введения социальных и экологических стандартов в ВТО при этом косвенно означает подтвердить ее роль как высшей инстанции в экономических, социальных и экологических вопросах. Однако правила ВТО должны действовать в рамках других международно-правовых соглашений. В случаях конфликтов между ВТО и Международной организацией труда или глобальными конвенциями по окружающей среде их разрешением следует заниматься не ВТО, а международному судебному органу. Ни один такой конфликт до сих пор не был разрешен, поскольку ВТО претендовало на более высокие полномочия по отношению к другим договорам, чем ей предоставляет международное право.
В международном экономическом праве должны быть закреплены независимые социальные и экологические стандарты. На это указывал также Джулиус К. Ньерере, бывший президент Танзании и сегодняшний председатель Южного Центра, который категорически отверг включение социального стандарта в договоры ВТО. Будет ли в будущем в договоре о мировой торговле явно указано, что социальные и экологические соглашения действительно имеют силу, не играет никакой роли: согласно международному праву, они все равно имеют силу. Попытка включить их в документы ВТО ставит их в зависимость от переговоров о дальнейшем развитии ВТО, как если бы она имела право решать, какие международные положения в неторговых областях должны иметь силу, а какие нет. Журналист газеты «Зюддойче цайтунг» Гериберт Прантль перефразировал статьи 1 и 2 Конституции Германии, где говорится об основных правах человека, в духе современных либерально-экономических требований: «Основным и непреложным правом любого гражданина Германии является право жить в стране и свободно инвестировать любые средства в любой сектор экономики. Ни один человек не может быть принужден к защите окружающей среды, к защите от неправомерного увольнения, к защите данных. Любые подобные действия трактуются как насилие над личностью». Предложение подчинить международное право требованиям соглашений ВТО звучит не менее противоестественно.
Реальные права и обязанности в международном экономическом праве определяются не столько пунктами договоров, сколько политическим весом той или иной державы, то есть способностью предъявить свои требования, оспорить ту или иную формулировку или по-новому трактовать существующие. Без профсоюзов, организаций защиты потребителей и отважных энтузиастов многие национальные экономические установления против бесцеремонно действующей экономической агрессии оставались бы только на бумаге. Прежде чем начать выдвигать какие-либо требования к стране-партнеру, правительство взвешивает факторы, далекие от сути спорного вопроса, просчитывая, какое влияние окажет это на общие отношения со страной-партнером. Международное экологическое право станет более действенным, если для рассмотрения в международных судах будут допущены не только правительственные, но и индивидуальные иски, как это произошло с исками о нарушениях прав человека, для чего следует учредить экологическую судебную палату.
Будут ли выполняться приговоры этого суда, остается в международном масштабе и далее вопросом политического веса: США могут себе позволить вводить торговые ограничения даже вопреки решениям третейского суда ВТО, например, против стран, которые не придерживаются торгового эмбарго по отношению к Кубе. Поскольку ни одна из международных организаций не имеет права осуществлять санкции по принудительному исполнению решений ВТО, Международной судебной палаты или другого органа, соблюдение правил зависит до сих пор от соотношения сил участников конфликта. Приговор в пользу более сильных приводится в исполнение быстрее, чем все остальные; многие из решений либо открыто игнорируются, либо просто «повисают в воздухе» на многие годы. Чем больше экономики отдельных стран нуждаются в транснациональных концернах для обеспечения основных потребностей своего населения (то есть обеспечения продуктами питания, энергией и сырьем), тем больше становится их зависимость от «права сильного» в мировой экономике, где не помогают никакие апелляции к экологическим, социальным и даже к торговым правилам. Как это ни парадоксально, расширение транснациональных торговых связей для любой отдельно взятой страны усиливает и возможности вымогательства, давления и угроз быть отрезанными от жизненно необходимых ресурсов. Это не относится, пожалуй, только к сверхдержавам. Отсюда вывод: чем больше интернационализируются экономические отношения, тем более незащищенными становятся народные хозяйства отдельных стран. Интернационализация мировой экономики — в любой форме — выгодна (на государственном уровне) только сверхдержавам, прежде всего США.
Уже сейчас не может быть выгодным даже для любой промышленно развитой страны, если правительство:
• поддерживает транснациональные концерны и «свои» предприятия, деятельность и продукты которых разрушают окружающую среду;
• предоставляет для осуществления военно-политического давления «группы быстрого реагирования» или другие военные подразделения;
• потакает покушениям «глобальных игроков» на собственные или чужие промышленные, сельскохозяйственные или лесные ресурсы.
В этом случае правительства в мировом сообществе играют роль «ужасных американцев», как их описал уже в 60-е годы сенатор Фулбрайт, или роль «ужасных европейцев» или «ужасных японцев», в зависимости оттого, какую фирменную вывеску имеет обласканное предприятие — американскую, европейскую или японскую. Правительства промышленно развитых стран оказались сегодня перед выбором, что больше отвечает их собственным интересам — встать на путь к солнечным ресурсам или и дальше укреплять свободный глобальный ресурсный рынок.
Принцип свободной торговли в полную силу применим только там, где встречаются оба его основных признака — в сфере технологий. Первый заключается в том, что протекционистские меры по повышению эффективности экономики отдельно взятой страны в течение длительного времени способны нанести ей вред: чем дольше она будет защищаться от внешнего рынка, тем больше будет отброшена назад. Второе — любой товар, пользующийся спросом, должен быть доступен повсеместно, независимо от того, где он произведен.
Попытки слепо переводить указанные начала на формирование правил мировой торговли продуктами народного хозяйства, производство которых зависит от людей и естественных условий, представляет собой элементарную ошибку. То же относится и к ресурсам. Отрицать это и подчинять торговлю энергетическими, сырьевыми и сельскохозяйственным продуктами тем же правилам, что и в обороте технических продуктов — это наказуемое противоестественное деяние. То же относится и к переносу принципов свободного рынка на торговлю предметами культуры и искусства.
Подобные действия ведут к нивелированию культуры и к пренебрежению природными различиями в условиях жизни, к их безумной эксплуатации и уничтожению. Принципы глобализированного свободного рынка на практике ведут к вытеснению общечеловеческой морали и экологических представлений о жизненных основах, к деградации национальных экономических структур. Глобализация стала экстремистской догмой экономической теории. Жизнеспособная экономическая стратегия должна сначала аннулировать поддержку глобализационных процессов в ресурсной сфере и оставить ее только для сферы торговли техническими продуктами. Это означает, что должен существовать действительно свободный рынок технологий и технических продуктов, к которому каждый имел бы доступ без всякой дискриминации. Однако что касается ресурсов, то экономика каждой конкретной страны должна получить возможность отдавать преимущество собственным национальным ресурсам перед импортируемыми.
То есть защита собственного рынка должна затрагивать:
• производство основных продуктов питания, произведенных собственным сельским хозяйством (зерновые, молоко, мясо, овощи, фрукты). Если же какой-либо продукт не может быть произведен собственным сельским хозяйством — например, в Центральной Европе это южные фрукты и овощи, оливковое масло и т. д. — рынок должен оставаться свободно доступным для любого предложения и спроса. Аналогичное относится ко всем продуктам питания, потребность в которых не может быть удовлетворена производством внутри страны. Для продуктов, подчиняющихся особым стандартам качества — вина, различные сорта сыра и т. д. — не должно быть никаких искусственных ограничений. Этот пример можно углублять, переводя эту стратегию и на уровень областей отдельной страны и т. д.;
• выращенные внутри страны сельскохозяйственное сырье или энергоносители по отношению к импортированным, что автоматически запустит тенденцию к стимулированию возобновляемых видов энергии. При этом страны, которые имеют собственные месторождения традиционных полезных ископаемых, быстро потеряют свои преимущества с падением спроса на их продукцию.
Такой расчет значительно более реален, менее бюрократичен и лучше отвечает общественным потребностям, чем введение глобальных стандартов для всего поля социальной и экологической политики. Такие стандарты должны были бы, если делать их эффективными, вдаваться в подробности местных условий, ввиду различных экономических и экологических реалий в каждой стране и соответствующих, опять же весьма разнящихся, принципов в социальном и экологическом законодательстве. Предложенный здесь план возвращает стержень мирового экономического развития в народные хозяйства, делая ставку на регионализацию вместо глобализации, что является важнейшей предпосылкой для экологического и социального здоровья сегодняшнего и завтрашнего дня человеческой цивилизации. Основываясь на местных ресурсах и предоставляя преимущество региональным круговоротам, мы приходим к экологичной экономике, чего не могла и не может достичь ни одна экологическая политика, которая имеет целью предупредить уничтожение окружающей среды традиционной энергетикой, используя единичные запреты и правила. Как можно достигнуть на глобальном уровне того, чего невозможно добиться даже на уровне национальном? Традиционная экологическая политика пытается, путем больших административных усилий, улучшить традиционную систему преобразования ресурсов. Современная экологическая политика должна делать ставку на экологически чистые ресурсы и сокращение транспортных перевозок. Эти цели достижимы в глобальном масштабе путем всеобщей регионализации ресурсных рынков. Роста цен можно избежать благодаря уменьшению коммерческого посредничества, которое особенно характерно для глобальной ресурсной политики в аграрном секторе и которое встретится с естественными трудностями при переходе к региональной экономической политике. Посредничество — это структура, которая отбирает прибыль у сельскохозяйственных предприятий, в итоге порабощая или уничтожая их. В сельском хозяйстве посредничество может быть ликвидировано благодаря само организованному и поддерживаемому местной властью прямому маркетингу продуктов питания и солнечного сырья, включая маркировку их производителя, а не посредника, как это часто случается сегодня.
В качестве аргумента против повсеместной регионализации указывается, что сельское хозяйство и поставщики сырья в странах третьего мира потеряют возможности экспортировать свою продукцию, подобно восточноевропейским государствам в ЕС. Однако все эти страны, прежде всего, испытывают трудности в обеспечении продуктами питания собственного населения. В большинстве случаев на экспорте ресурсов из развивающихся стран зарабатывают не их население и не предприятия страны, а только транснациональные ресурсные концерны.
Меньше слов, больше дела.
По ту сторону энергетики
«Конгресс танцует», — так иронизировали по поводу Венского Конгресса 1814-1815 г., когда в течение многих месяцев дипломатические представители правительств европейский стран вели переговоры о судьбе континента после политического взрыва Французской революции и наполеоновских войн. Но если сравнить результаты того конгресса с эффектом современных, длящихся не один десяток лет переговоров о нормах глобальной природоохранной политики — проиграют последние. Не знающий аналогов марафон конференций приходит, если это вообще случается, к результатам, которых не видно — договоренности обычно не соблюдаются. Еще хуже то, что те же самые правительства заключают в то же самое время, но в другом месте, международные соглашения — от договора о мировой торговле до европейского энергетического соглашения и соглашений о воздушном транспорте — противоречащие тем идеям защиты окружающей среды, о которых только что с таким трудом договорились. В отличие от договоров, касающихся экологии, вышеназванные договоры, как правило, соблюдаются.
Кажется, что нет никакой альтернативы «глобальному управлению» в сфере охраны глобальной окружающей среды. Об этом ведутся переговоры во время многочисленных конференций с чередой предварительных и заключительных встреч — касается ли это защиты климата и многообразия видов, почв, морей, тропических лесов или сохранности озонового слоя. Неправительственные организации по большей мере концентрируют свою работу на том, чтобы на своих форумах критически следовать всемирным конференциям на уровне правительств и выдвигать свои требования; результатом таких невнятных движений является международное экологическое право. Следует и дальше развивать его. Однако судьба всего мира не должна ставиться в зависимость от успеха подобных усилий, идет ли речь об экологических договорах или новых правилах ВТО, как они были рассмотрены выше.
Требования и инициативы заключения международных соглашений — это путь наименьшего сопротивления для правительств, которые не хотят предпринимать срочных мер для изменения курса в нынешней ресурсной политике (ссылаясь на необходимое для этого «международное согласие»), но при этом, не прилагая усилий для осуществления международного соглашения. «Говорить глобально — отсрочивать локально» так назвал я в «Солнечной стратегии» подобную методику переговоров ради бездействия, она актуальна и до сих пор. Так большая подготовка нового шага Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Риоде Жанейро, которая закончилась принятием «Повестки дня на XXI век», застряла в «болоте дипломатии», как детально описывает это Росс Гельбш пан в своей книге. Но даже при условии всеобщего стремления к соглашению процесс подготовки и принятия такого международного договора, который бы поддержали все государства и который стал бы частью международного права, труден и едва ли возможен в ближайшее время. И дело не только в нежелании беспокоить соседние государства по «экологическим пустякам», но и в сильном противодействии со стороны транснациональных концернов. Эти противоречия обостряются с каждым днем.
Примечательно то, что до сих пор принимались такие международные экологические договоры, которые не затрагивали действительные интересы мировых концернов: договор об Антарктиде, Соглашение о морском праве, Монреальский протокол против использования разрушающих озоновый слой газов — это примеры ограничения вредной для экологии экономической деятельности, которые либо еще не начинались, либо, как в случае Монреальского протокола, не подвергали опасности властные экономические структуры. Продолжительные действия к достижению международных соглашений едва ли могут быть усилены. В «Солнечной стратегии» мною представлены альтернативные варианты глобальных акций по учреждению Международного агентства по солнечной энергии (аналогично существующему Международному агентству по ядерной энергии), чтобы организовать некоммерческий трансфер технологий по возобновляемым видам энергии по всеми миру; и предложение заключения договора о распространении солнечной энергии и сырья, в форме протокола к существующему договору о нераспространении ядерного оружия. Но даже если такие усилия принесут важные результаты, нельзя полагаться только на соответствующие успешные переговоры.
Любые технологии в области солнечных ресурсов должны быть повсеместно и беспрепятственно доступны, так же как повсеместно и беспредельно доступны солнечные ресурсы. Любые ограничения здесь были бы противоестественны. Единственными возможными препятствиями являются национальные, европейские и международные рыночные условия, которые прямо или косвенно благоприятствуют дальнейшему использованию ископаемых ресурсов. Абсурдность ситуации, когда внедрению солнечной техники мешает отсутствие соответствующих международных договоров, должна быть устранена. Международное и европейское право основываются на положениях, которые прямо благоприятствуют свободному распространению солнечных технологий, нужно только следовать этим положениям и их приоритету по отношению к частным решениям торговых комиссий. Ни одна страна не должна позволять принуждать себя к импорту нефти, угля или ядер ной энергии в ущерб использованию возобновляемых видов энергии. Каждая страна вправе установить рыночное преимущество для солнечных ресурсов с помощью льготного налогообложения, перед однозначно вредными для окружающей среды ресурсами и товарами. Надо быть только последовательными и искренними в отстаивании интересов своей страны, а это значит — заботиться о рыночном преимуществе солнечных технологий по отношению к «ископаемым». Возможности действий на правительственном уровне значительно шире, чем обычно полагают, — нужно лишь, наконец, ими воспользоваться. И поскольку переход к солнечным ресурсам — это не дополнительная нагрузка, а использование вновь открытых преимуществ, то едва ли внутри страны потребуется преодолевать экономическое противодействие подобным инициативам, а разделяемая подавляющим большинством рядовых граждан тревога за экологическую ситуацию психологически облегчает внедрение новых продуктов, услуг и структур.
«Солнечные шансы» на будущее останутся неиспользованными, пока мобилизация необходимых для этого технологий ставится в зависимость от международных договоренностей с теми, кто охраняет глобальное энергетическое хозяйство, уже изжившее себя. Нужно думать и действовать «по ту сторону энергетики». Новаторские пути к новой энергетике осуществляются не на существующем поле энергетической политики и энергетического хозяйства, а с чистого листа — путем внедрения солнечной архитектуры и солнечного сельскохозяйственного производства, и, конечно, в технологической сфере, а также в сознании рядовых граждан. Нужны глобальные изменения в локальных географических рамках, а не осторожные, локальные потуги с претензиями на глобальный подход.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
