Нигилизм как историческое свершение своей эпохи Ницше вкладывает в слоган «Бог мертв». И это не личное мнение атеиста и не бред сумасшедшего, а, как справедливо полагал Хайдеггер, метафизическое выражение сути исторического свершения Запада. Впервые слова «Бог мертв» были напечатаны в 1882 г. в «Веселой науке», однако мысль об этом высказывалась еще в «Рождении трагедии». Что значат эти слова? Ведь то, что Бога нет, не являлось большим секретом. Как известно, уже пост гегельянские мыслители не оставили камня на камне от христианской легенды.
В отличие от представителей школы научной критики религии Ницше утверждал, что Бог — именование сферы идеалов, потустороннего высшего мира, царства моральных ценностей, т. е. синоним метафизического мира. Поскольку Бог как создатель и гарант сверхчувственного мира мертв, то нет смысла больше верить в те сущности и ценности, которые составляют содержание этого мира. Неверие в существование потустороннего мира, стремление к которому составляло цель человеческого существования, выступало оправданием всех его страданий и составляет существо нигилизма. Жизнь утратила свой смысл — таково мироощущение нигилиста.
Речь идет не только о девальвации религии. Христианство для Ницше — феномен социально-исторический. Падение авторитета церкви, устранение богословия из науки и философии, светский характер государства еще не означают утраты веры в идеалы. На смену авторитету Бога приходят наука и разум, бизнес и гешефт. Как считал Хайдеггер, событие нигилизма разворачивается в метафизическом плане. «Метафизика,— писал он,— это пространство исторического совершения, пространство, в котором судьбою становится то, что сверхчувственный мир, идеи, Бог, нравственный закон, авторитет разума, прогресс, счастье большинства, культура, цивилизация утрачивают присущую им силу созидания и начинают ничтожествовать».
С осознания того, что Бог мертв, начинается радикальная переоценка всех ценностей. Теперь на место Бога приходит человек и взамен прежних ценностей, препятствующих реализации его желаний, предлагает новые ценности жизни. На место нигилиста приходит сверхчеловек, волящий самого себя как безусловную волю к власти. Под сверхчеловеком, разъяснял Хайдеггер, Ницше вовсе не мыслит некоего атлета тела и духа, наделенного преувеличенными человеческими способностями.
«Слово „сверхчеловек" наименовывает сущность человечества, которое, будучи человечеством нового времени, начинает входить в завершение сущности его эпохи. „Сверхчеловек" — это человек, который есть на основе действительности, определенной волей к власти и для нее».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Наша эпоха поставила человека господином над всем сущим, и Ницше спрашивал: готов ли к этому человек, способен ли он ответить на этот вызов бытия? Вместо этого человек прячется за спину старых авторитетов, поклоняется прежним кумирам. Хотя время требует, чтобы человек поднялся над прежним человеком и ответил на вызов бытия, властно правил над всем сущим, прежний человек отказывается от своей исторической миссии и пребывает в ничтожестве нигилизма.
Хайдеггер писал: «Легко возмущаться идеей и образом сверхчеловека, которые сами же подготовили свое собственное неразумение, легко выдавать свое возмущение за опровержение — легко и безответственно. Трудно вступить в ту высокую ответственность, изнутри которой Ницше продумывал сущность того человечества, что в бытийной судьбе воли к власти определяется к перенятие господства над землей,— трудно, но неизбежно для грядущей мысли. Сущность человека — это не охранная грамота для буйствующего произвола.
Это основанный в самом же бытии закон длинной цепи величайших самопреодолений, в продолжение которых человек постепенно созревает для такого сущего, которое как сущее всецело принадлежит бытию — бытию, что выявляет свою сущность воления как воля к власти, бытию, что своим выявлением творит, целую эпоху, а именно последнюю эпоху метафизики»38. Итак, покоряющийся природе человек осознает, что сверхчувственный мир идеалов и прежних ценностей уже не несет в себе жизни, он мертв. Правящая в этом мире воля к власти выбирается как собственное воление, и человек, таким образом, волит себя как волю к власти. Вот в чем видит Хайдеггер смысл метафизически продумываемых слов Ницше «Бог мертв».
Хайдеггеровская интерпретация тех или иных философских текстов производит двойственное впечатление. Достоинство его подхода — это следование «путеводной нити языка» и открытие нового смысла, которое Хайдеггер подает как давно забытое старое. Вместе с тем, критикуя «осовременивающее восприятие прошлого» как искажение истории на основе новых понятий, Хайдеггер и сам подчас произвольно толкует смысл современных авторов, каким является Ницше, на основе реконструированных им понятий античной философии. Аналогично деструкции онтологии, он привносит в определение нигилизма как переоценки всех высших ценностей собственное понимание его как формы забвения ничто, ухода от «необходимости осмысливать как раз то, что составляет его существо: nihil, ничто — как завесу истины бытия сущего».
Хайдеггер формулирует три критерия интерпретации ницшевских фрагментов о нигилизме: во-первых, фрагмент должен датироваться 1887 и 1888 гг., которые Хайдеггер считает периодом «яснейшей ясности»; во-вторых, фрагмент должен по возможности содержать сущностное ядро нигилизма; в-третьих, фрагмент должен быть пригоден для того, чтобы поставить на соответствующую почву размежевание с ницшевским пониманием нигилизма.
Эти три условия Хайдеггер считает не произвольными, а отвечающими существу принципиальной метафизической позиции Ницше. Таким условиям, по его мнению, удовлетворяют всего лишь три фрагмента. В обоснование своего методологического подхода к реконструкции высказываний Ницше Хайдеггер писал, что не стремился к полной цитации и анализу всех относящихся к теме нигилизма высказываний Ницше. Он подчеркивал: «Нам хотелось бы понять интимнейшее существо нашей охарактеризованной именем нигилизма истории, чтобы приблизиться так к бытию того, что есть».
Итак, главная мысль, которая, по мнению Хайдеггера, проясняет существо европейского нигилизма,— это то, что он является частью нашей истории, нашей судьбой, которую мы должны с достоинством и по-человечески претерпеть. «Осмысливать „нигилизм",— писал Хайдеггер,— не значит, поэтому носить в голове «обобщающие мысли» о нем и в качестве наблюдателей уклоняться от действительного»41. В соответствии с пониманием «мыслящего знания» как поведения, где ведущим является не то или иное сущее, но само бытие, Хайдеггер выбрал для анализа фрагменты 12, 14 и 15 из «Воли к власти».
Исходным пунктом анализа, вопреки намерению привлечь только три фрагмента, Хайдеггер выбрал еще и фрагмент 2: «Что означает нигилизм? — Что верховные ценности обесцениваются. Пропала цель; пропал ответ на вопрос „зачем?"»42 Хайдеггер поясняет его следующим образом: сущность нигилизма — обесценивание высших ценностей, а главное, утрата высшей цели существования. Вопрос «зачем» трактуется как вопрос об основании. Выяснение связи между ценностью, целью и основанием является, по Хайдеггеру, важнейшим этапом прояснения сущности нигилизма.
Ценно то, что значимо, а значимость — это род бытия. Стремление оценивать, даже если оно субъективно, так или иначе включает в себя цель «считаться с». То, с чем приходится считаться, есть основание. Проблема в том, становится что-то основанием, потому что считается ценностью, или достигает значимости ценности, потому что оказывается основанием? Известно, что Хайдеггер отрицательно относился к понятию ценности, которое играло в мышлении Ницше центральную роль. Ценностное понимание мира выдвинуто во второй половине XIX столетия. Именно с этих пор стало весьма модным среди историков и философов вести разговоры о культурных ценностях.
Между тем ни античность, ни средневековье не знали ничего подобного «духу», «культуре», «ценностям». Это не значит, что названные эпохи были варварскими, нецивилизованными, но с помощью этих понятий мы не сможем уловить историческое своеобразие прошлых эпох. Хайдеггер выводит смысл нигилизма из понятия ничто (nihil). Если в слове «ничтожное» звучит ценностный тон, то «ничто» говорит об отсутствии определенного сущего. Согласно ходу мысли Хайдеггера, «ничто» — не просто отрицание, от него нельзя отделаться ссылкой на то, что его нет. Если нигилизм связан с «ничто», а последнего нет и быть не может, то и разговоры о нигилизме — простое сотрясение воздуха. «Возможно,— указывал Хайдеггер,— существо нигилизма заключено в том, что люди не принимают всерьез вопрос о Ничто».
Тогда нигилизм — это исключение самой возможности размышлять о Ничто. Ницше в восприятии Хайдеггера оказывается внутри «законченного нигилизма», ибо он осознает нигилизм как этап развития истории Запада, но не в состоянии думать о существе Ничто. Не умея спросить о нем, Ницше вынужден стать классическим нигилистом, дающим слово свершающейся через него истории.
С целью прояснения определения нигилизма как процесса обесценивания высших ценностей Хайдеггер анализирует 12-й фрагмент «Воли к власти». В нем приводятся три причины наступления эры нигилизма. Это, во-первых, осознание бесцельности существования, во-вторых, утрата чувства связи с целым, высшим, в-третьих, невозможность знать истину о бытии. Ницше писал: «Категории „цели", „единства", „бытия", посредство которых мы сообщили миру ценность, снова измелются нами — и мир кажется обесцененным».
Анализируя заголовок фрагмента «Крушение космологических ценностей», Хайдеггер отмечает, что речь идет не о классе особенных ценностей, охватывающих понимание космоса, а о верховных ценностях, крушение которых и выражает существо нигилизма. Далее он вдумывается в ницшевское определение нигилизма как «психического состояния» и ставит вопрос о понимании психологии. Хайдеггер полагал, что Ницше не сводил психологию к науке о душе или антропологии.
Ведь «„психология" спрашивает о „психическом", т. е. живом в смысле той жизни, которая определяет собою все становление в смысле „воли к власти"», и в таком статусе равнозначна «метафизике». «Психология,— писал Хайдеггер,— есть обозначение для той метафизики, которая выставляет человека, т. е. человечество как таковое, а не просто отдельное „Я", в качестве subiectum, в качестве меры и средоточия, основания и цели всего сущего»45. В таком случае нигилизм, понятый в аспекте воли к власти, следует понимать как процесс, в котором происходит историческое бытие человека, способ, каким он ставит себя в отношение к сущему как таковому.
Каковы же условия возникновения нигилизма? По Ницше, он предопределен ошибочной ориентацией на поиски смысла всего происходящего. Поскольку поиски смысла завершаются разочарованием, то следует спросить о том, на каком основании и ради чего человек ищет «смысл». Хайдеггер понимает «смысл» как веру в направленность к какому-то концу, как «цель». Это может быть вера в «нравственный миропорядок», в рост гармонии и счастья или в регресс к Ничто, как у Шопенгауэра. Человеческая воля требует цели, она может скорее волить Ничто, чем ничего не волить. «Смысл», «цель», «назначение» суть то, что позволяет воле быть волей. Однако в эпоху Ницше стали осознавать, что безусловные «цели» в человеческой истории не достижимы. Все начинания, процессы ни к чему не ведут, ничего не достигают. Ожидания оказываются обманутыми.
Второе условие нигилизма — вера в единство, системность и целостность происходящего. Она также оказывается несостоятельной. Анализируя данное допущение, Хайдеггер отмечал, что его необходимость вызвана оправданием смысла человеческого существования, которое мыслилось как часть мирового процесса. Поскольку в жизни нет желаемого трогательного единства, постольку над ужасным миром становления, в котором имеет место смерть, вводится потусторонний «истинный» мир. Третья предпосылка нигилизма состоит в неверии в существование трансцендентной реальности.
Эти логические предпосылки, своеобразные априорные условия возможности нигилизма, Хайдеггер переводит в плоскость истории. Он указывает, что обесценивание высших ценностей не означает конца истории. С миром ничего не происходит, переоценке подлежат ценности, вложенные в мир человеком. Новое поколение меняет накопленные предками ценности. Это делается, отмечал Хайдеггер, для того чтобы обеспечить развертывание человеческого существа из полноты своей собственной ценности.
Нигилизм проходит три этапа. Первый — это вкладывание ценностей, второй — изъятие их, а третий — полагание новых ценностей. Однако первое условие нигилизма имеет априорно-всеобщий характер: всякий, кто будет вкладывать свои ценности в мир, будет неизбежно разочарован. Почему же Ницше, констатировавший, что нельзя больше истолковывать, снова предлагает вкладывать новые ценности?
«Воля к власти» — вот что заставляет нас это делать. Но где гарантия, что новые ценности лучше старых? Выход видится в том, чтобы быть расчетливыми нигилистами. Хайдеггер интерпретировал проект Ницше следующим образом: «Новое полагание ценностей уже не может происходить так, чтобы на то же, пусть тем временем опустевшее место прежних верховных ценностей взамен них просто ставились новые»46. Суть предложения Ницше Хайдеггер видит в том, что ценности вкладываются в другое место: не в потустороннюю, а в реальную действительность. Выражение «переоценка ценностей» содержит «бухгалтерский» смысл. Ницше предлагает подсчитывать полезность ценностей с точки зрения перспектив возрастания человеческого господства. Хайдеггер интерпретирует это как отказ Ницше не от ценностей, а от вынесения их в некую особую идеальную сферу бытия, где они ведут автономное существование, а люди видят смысл своей жизни в том, чтобы подчас во вред себе реализовать их на Земле.
Европейский нигилизм приобретает у Хайдеггера не только историческую определенность, но и метафизический статус. Он пишет: «Нигилизм, как его мыслит Ницше, есть история обе сценки прежних верховных ценностей как переход к переоценке всех прежних ценностей, состоящей в отыскании принципа нового полагания ценностей, каковой принцип Ницше видит в воле к власти». Исходя из трактовки нигилизма как истории Запада, Хайдеггер видит в нем проявление логики развития, историчность истории Запада.
Он определяет метафизику Ницше как завершение западной метафизики. Это не некая «объективная» оценка. Речь идет о решении, которое история требует от нас. Хайдеггер возражал против понимания нигилизма из идеи ценности, так как видел в нем мысль о бытии. Происхождение ценностного мышления, которое сформировалось в неокантианской философии в форме «философии ценностей», Хайдеггер видел в воле к власти. Он писал: «.ценности и их изменение, т. е. полагание ценностей — будь то обесценка или переоценка, или новое полагание ценностей,— обусловлены каждый раз тем или иным видом воли к власти, которая со своей стороны обусловливает полагающего ценности, т. е. человека, в способе его человеческого бытия». Хайдеггер уяснил, но не принял, существенную новацию, которую Ницше ввел в понятие ценности: ценности — это точки зрения условий сохранения и возрастания воли к власти внутри становления.
Точка зрения есть некоторая перспектива, намеченность, расчет, соотнесенность со шкалой и мерой. Ценность определена не как данность сама по себе, а как значимость, как центр перспективы. Саму власть Хайдеггер сначала субстанциально определил как «нечто», или «вещь», чье сохранение или возрастание обусловлено ценностями. Однако далее он заметил имманентную связь власти и ценности в форме воли к власти, которая всегда находится в состоянии само преодоления и полагает ценности как условия возрастания.
Хайдеггер писал: «Воля к власти есть тем самым в себе: разметка возрастания власти; пред-усмотрение есть принадлежащая к воле к власти траектория обзора и просмотра: пер-спектива». Ценности как результаты определенных перспектив — это своеобразные ориентиры воли к власти. Сущее воспринимается всегда в той или иной перспективе, и только через ценности можно помыслить это сущее. Не только человек, а любой силовой центр меряет, оценивает окружающий мир. При этом ценности являются формой и условием роста власти. Польза ценности определяется степенью ее поддержки. Само становление, действительное в целом, комментировал Хайдеггер, не имеет никакой ценности. Ибо вне сущего в целом нет уже ничего, что было бы условием для него. Сущее в целом бесценно, оно находится вне оценки. Только внутри становления, как кванты воли к власти, возникают определенные ценности. Сложная природа ценностей, по Ницше, состоит в том, что, будучи условиями власти, они сами обусловлены ею; они, как определял их Хайдеггер, есть «обусловленные условия».
Ницше определил задачу будущей метафизики как переоценку всех ценностей, как новое самосознание в форме воли к власти. Хайдеггер увидел эту «переоценку» не в том, что на место одних ценностей ставятся другие, а в том, что категории «бытие», «цель», «истина» понимаются как ценности. «. Благодаря ницшевскому истолкованию метафизики из идеи ценности,— писал Хайдеггер,— прежняя метафизика оказывается понятой „лучше", чем она сама себя понимала или когда-либо могла понять, поскольку это истолкование впервые только и дарит ей нужное слово, чтобы сказать то, что она всегда хотела, но еще не могла сказать».
Хайдеггер, хотя и предостерег от интерпретации «воли к власти» как господства человека над человеком, как классово, этнически или расистски понимаемого превосходства одних групп людей над другими, все-таки интерпретировал ее субстанциалистски, а значит метафизически. Воля к власти понималась Ницше как главная сила того, что он называл становлением.
Хайдеггер же мыслил в терминах бытия и сущего и, соответственно, на основе этих понятий интерпретировал высказывания Ницше. Между тем бытие и становление — это разные интерпретации мирового целого (если, конечно, не ставить пока под вопрос осмысленность и этого словосочетания). Если бытие мыслится как нечто законосообразное и упорядоченное, то становление — это «хронический» процесс либо вечного возвращения одного и того же, либо беспорядочного хаотического изменения. Ницше известен как сторонник «вечного возвращения». Правда, осталось не известным, а что, собственно, возвращается? Конечно, идея повторения, как она была интерпретирована Ж. Делёзом, вызывает симпатию, однако она принадлежит скорее С. Кьеркегору, чем Ницше. Делёз понимает повторение как закон культуры, согласно которому каждый человек должен по-своему исполнить свое предназначение.
Ницше тоже признавал судьбу, но как сознательную покорность законам бытия, которых он, как ни странно, не только не отрицал, но, напротив, признавал и уважал. Собственно, это и обнаруживает непригодность простой схемы, согласно которой есть философы бытия и философы становления. Тот же Хайдеггер, например, различал онтическое и онтологическое определения бытия; суть этого различия состоит в том, чтобы преодолеть гносеологическое определение бытия на основе принципов разума и выйти на «экзистенциальное» его понимание. Как и Ницше, Хайдеггер считал бытие силой. Однако власть бытия он понимал односторонне: человек должен прислушиваться к знакам бытия и исполнять его послания. Напротив, воля к власти определяется Ницше как универсальная характеристика становления, и человек вступает в ее игру как равная природе сила.
Важно отметить, что власть определяется Ницше не как сущность или субстанция, а как стратегия. Воля к власти волит саму себя, но она никогда не равна самой себе, а старается превзойти себя. В ней не может быть закона и повторения — как игра сил она спонтанна и сингулярна, изменчива и непостоянна. Таким образом, она не только не является основным понятием метафизики, но подрывает само ее существование. Поэтому неправомерно квалифицировать Ницше как метафизика, даже если речь идет о ее конце.
Выражение «воля к власти» постепенно проникало в дискурс Ницше и существенно трансформировалось в нем. В «Рождении трагедии» власть понимается Ницше как власть художника, который творит новые смыслы, задающие образ жизни целой эпохи. Затем не без влияния свойственного многим современникам Ницше культа великих людей возникает эстетика гения. Ницше даже считает, что существование множества обывателей оправдывается исключительно тем, что они своими усилиями создают и поддерживают условия творчества нескольких гениальных личностей. Не остался Ницше безучастным и относительно успехов науки. В «Веселой науке» он трактует знание не как отражение, а как волю к власти, как моделирование и конструирование такой картины мира, которая затем воплощается в науке и технике. Отсюда критика им субстан - циализма и перспективистский проект — знание как инструмент власти помогает организовать и упорядочить реальность, использовать ее ресурсы как сырье для производства необходимых вещей.
Точно так же Ницше распространил волю к власти и на саму жизнь. В каком-то смысле его тезис о жизни как воле к власти противостоит тезису Ч. Дарвина о борьбе за существование. Смысл жизни лежит вне ее, и главное в ней не самосохранение, а господство. Агональный характер бытия обеспечивает развитие и при этом предполагает признание негативных сторон борьбы за господство. Уравнительная справедливость пытается избавиться от господства и подчинения, однако это приводит к стагнации культуры. Свободная игра сил, полагал Ницше, открывает больше возможностей для ее развития и обеспечивает более высокий уровень справедливости, когда правят сильные, а не слабые.
Это снимает многие парадоксы ницшеанской теории воли к власти. Ницше рассматривает метафизику, религию и мораль как формы воли к власти и полагает, что между ними, наукой и «эстетиками существования» в принципе нет разницы. Однако различие власти сильных и власти слабых раскрывает то, почему одни формы власти — например, христианскую мораль — Ницше расценивает как негативные, а другие — науку, искусство, жизнь — как позитивные. Он понимает волю к власти как становление — вечную игру множества сил в природе, в которой где убывает одна сила, прибывает другая. В эту чудовищную игру вовлечен и человек, ставящий свою жизнь на карту, едва появившись на свет. В ней нет ни добра, ни зла.
Именно открытое и честное признание жизни как воли к власти и свободной игры многообразных сил может стать основой воспитания. Моральные же запреты, ограничивающие поведение человека, делают его слабым, нежизнеспособным и нечестным. Власть Ницше понимает не как сущность, а как отношение. Причина стремления к ней коренится не в природе человека. Ницше противник человеческих, «слишком человеческих» форм власти. Высшую ее форму он видел в становлении, которое есть не что иное, как игра стихийных сил бытия. Они играют и человеком; если же ему удается закрыться от их воздействия, то он застывает в безжизненной стагнации.
Что значит воля к власти, если нет никакой воли и никакого Я? Во второй части «Заратустры» Ницше впервые на - писал: «Жизнь — это воля к власти». Но воля к власти несводима ни к механическому, ни к органическому процессу. Она не присуща и волящему Я. Ницше писал о том, что воля к власти дополняет как механическое, так и теологическое понятие силы. Воля к власти как «последний факт» есть эссенция мира, пронизывающая различные виды человеческой деятельности, в том числе и философию.
Парень задает вопрос девушке (ей 19 лет),с которой на днях познакомился, и секса с ней у него еще не было: Скажи, а у тебя до меня был с кем-нибудь секс? Девушка ему ответила: Да, был. Первый раз – в семнадцать. Второй в восемнадцать. А третий -… После того, как девушка рассказала ему про третий раз, парень разозлился, назвал ее проституткой и ушел вне себя от гнева. Вопрос: Что ему сказала девушка насчет третьего раза? Когда он был?
Статью подготовила доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Волгушева Алла Александровна. 
