Главная » Юристу »
Полномочие, уполномочие и доверенность
Полномочие, уполномочие и доверенность
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. Связаться с автором
Всякое научное исследование предполагает оперирование либо общепризнанными терминами, не вызывающими сомнения в том, какие понятия им соответствуют, либо новыми терминами, значение которых автор оговаривает. При неясности и многозначности терминов задачи научного исследования значительно осложняются. Вместе с тем для читателей становится затруднительным понимание рассуждений и выводов автора.
Сказанное имеет особое значение для темы «Представительство». Едва ли есть еще институт гражданского права, который породил бы такую путаную терминологию, как в области представительства. Одни и те же термины имеют разное значение, причем смысл тех понятий, которым они соответствуют, в науке еще точно не установлен. Особенно неясным является термин «полномочие». Он имеет несколько значений, и каждое из них вызывало и вызывает разногласия.
Так, полномочием признают акт уполномочия, т.е. само наделение лица правом осуществлять деятельность представителя. При таком понимании полномочие оказывается лишь основанием права быть представителем другого лица.
Употребляется термин «полномочие» и в другом смысле: под ним понимается само право, власть, способность представителя совершать сделки от имени представляемого с непосредственным результатом для него. Нередко одни и те же авторы используют термин «полномочие» в двух указанных смыслах.
Слово «полномочие» имеет в современной теории, а больше в законодательстве и деловом обиходе и третье значение. Им обозначается документ, уполномочивающий другое лицо.
В советском законодательстве термин «полномочие» употребляется в разных смыслах. Во-первых, полномочие означает «право» быть представителем другого лица; во-вторых, оно используется для обозначения документов, фиксирующих это право (доверенность, разного рода удостоверения и тому подобные документы); в-третьих, полномочие означает способность органов юридического лица представлять последнее. В-четвертых, полномочиями обозначают различные права должностных лиц в более широком смысле, чем право представлять другое лицо.
Наше законодательство, по нашему мнению, не использует термин «полномочие» в смысле волеизъявления представляемого.
Четыре значения одного и того же термина не могут не приводить к известному смешению понятий, в результате чего теория о полномочии лишается необходимой ясности.
Термин «доверенность» имеет в советском праве два значения. Доверенностью называется односторонняя сделка, наделяющая правом действовать в качестве представителя, и вместе с тем тот документ, в котором это волеизъявление представляемого выражено.
Многозначность отдельных терминов встречается в гражданском праве нередко. Например, слово «обязательство» применяется в трех разных смыслах. Но понятия, обозначаемые термином «обязательство», в основном уяснены в нашей науке и не принадлежат к числу спорных. Между тем под словом «полномочие» в теорию вошли недостаточно разработанные понятия, вызывающие по сей день серьезные разногласия. В еще меньшей степени доступно пониманию слово «полномочие» (в четырех разных значениях) юристам-практикам. Не облегчает трудности пользования терминами, относящимися к представительству, и законодательство, в котором эти термины употребляются также в разных смыслах, и не всегда удается с бесспорностью установить, в каком значении тот или иной термин применен.
Необходимо в процессе подготовки нового Гражданского кодекса эти недочеты терминологии учесть и закрепить за отдельными понятиями в области представительства строго определенные термины, устранив по возможности их многозначность, так как кроме путаницы она ничего не дает.
В нашей работе мы намерены использовать термины в следующем значении:
1) «Полномочие» будет означать «право» лица быть представителем другого определенного лица (иначе «право представительства») независимо от основания этого «права». В этом смысле, как мы покажем ниже, закон употребляет термин «полномочие» чаще, чем в каком-либо другом.
2) «Уполномочие» предоставление полномочия, т.е. акт наделения полномочием («правом представительства»).
3) «Доверенность» — уполномочивающее волеизъявление, являющееся сделкой.
4) «Письменная доверенность» документ, в котором такое волеизъявление выражено.
5) «Уполномочие» в смысле документа (ст. 264 ГК) мы будем j потреблять с ссылкой на эту статью.
Понятие и юридическая природа полномочия представителя в гражданском праве
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
В связи с разработкой проекта Гражданского кодекса СССР особенно важно установить в нашей науке правильное понимание полномочия. Этого можно достигнуть, лишь выяснив природу этого «права», которая до настоящего времени еще не определена. Данную задачу нельзя разрешить без критического разбора существующих взглядов на полномочие в науке гражданского права.
Узко догматический подход, типичный для буржуазной юриспруденции, не позволил ей определить природу этого юридического явления, несмотря на значительные усилия, в особенности немецких цивилистов. Сделанные ими ложные выводы о природе полномочия еще не опровергнуты. Вскрыть их несостоятельность способна только советская наука гражданского права, и это тем более необходимо, что некоторые неправильные положения немецкой цивилистики были некритически восприняты кое-кем из русских ученых, занимавшихся вопросами представительства.
Приступая к изучению полномочия (в смысле «права», «способности» и т.д.), мы, прежде всего, должны выяснить, применяется ли это понятие полномочия только в области добровольного или также законного представительства.
В русской дореволюционной литературе можно найти отдельные замечания о возможности применения понятия полномочия в области законного представительства. Но сама по себе констатация некоторыми авторами существования полномочия в области законного представительства является положительным фактом для дальнейшей разработки понятия представительства и его видов.
Казанцев указывает, что полномочие может основываться также «на официальной должности... например, опекун, государственный чиновник...».
В сходном смысле высказался Дювернуа: «Опекуна или попечителя определяет к лицу или имуществу опекаемого опекунское установление» (ст. 251). «Такое определение служит основанием полномочия легального представителя».
В более общей и четкой форме эта мысль выражена у Синайского. Он различает полномочие принципала (добровольное представительство) и полномочие закона (законное представительство), как-то: опека, попечительство.
В советской науке мнения разделились. Профессор Шерешевский, отождествляя представительство добровольное с представительством по полномочию, отличает его от прямого представительства, созданного непосредственно законом (законного представительства). Тем самым профессор Шерешевский отводит для полномочия место только в сфере добровольного представительства. Профессор Братусь не ограничивает область применения понятия полномочия только добровольным представительством. «Полномочие основывается непосредственно на законе, на уставе юридического лица или на доверенности».
В современной немецкой, швейцарской литературе понятие полномочия применяется только в сфере так называемого добровольного представительства.
Понятие полномочия для законного представительства не используется. Употребляется только понятие права представительства (Vertretungsmacht), которое оказывается родовым по отношению к полномочию, видовому понятию.
«Полномочие есть власть к представительству (Vertretungsmacht), установленная посредством сделки представляемого».
Напротив, французские авторы говорят также и о полномочии (pouvoir de representation), покоящемся на тексте закона (законное представительство), и о полномочии, покоящемся на воле представляемого (договорное представительство). Право законного представительства французская наука основывает при помощи мандата, который, как известно, играет большую роль во французском праве и теории, свидетельствуя о консервативности мышления буржуазных юристов, создающих часто свои конструкции на фундаменте одной и той же юридической категории. При этом ими игнорируется разнородный характер регулируемых отношений.
Кроме договорного создано понятие легального мандата. Он отличается от договорного тем, что устанавливается не контрактом, а законом. Например, опекун по закону (tuteur legal) имеет легальный мандат. На нем основываются его полномочия. Опекун, назначенный семейным советом, рассматривается как получивший от последнего мандат (tuteur datif). Исполнитель завещания свои полномочия черпает из завещательного мандата (mandat testamentaire).
В английском праве для обозначения полномочия используется термин the power. Понятие доверенности (authority) применяется в сфере добровольного представительства, основанного на «агентстве». Английское право вообще не знает так называемого законного представительства за недееспособного. Опека не покоится в английском праве на идее представительства. Опекун (quardian) не может ни обязать несовершеннолетнего (ward), ни давать согласия на совершение им самим сделок. Если имущество несовершеннолетнего находится в руках опекуна, то последний находится по отношению к несовершеннолетнему в положении trustee.
В русской литературе мы находим ряд определений сущности полномочия. По мнению Казанцева, «полномочие... дает право, возможность (macht) заключить сделку не только за счет принципала, но и на его имя и, следовательно, произвести правовые последствия непосредственно для него».
Дювернуа определяет полномочие следующим образом: «Для наступления этого эффекта представитель прежде всего должен иметь ту силу, ту способность, которая называется полномочием (Vollmacht, pouvoir) или правом представительства (Vertretungsmacht)».
Нерсесов несколько иначе трактует понятие полномочия: «Полномочие в противоположность поручению указывает на власть представителя непосредственно управомочивать или обязывать самого принципала своими сделками с третьими лицами...».
Цитович также считал, что уполномочие создает власть представителю.
Против общепринятого понимания полномочия выступил Шлоссман: «Правовая власть» это «род мистической силы», «правовая власть открылась нам как пустой фантом» (т. 1, стр. 256). Суждения о полномочии в современной ему теории представительства Шлоссман считал малоценными. Он утверждает, что полномочие есть правовое свойство. Шлоссман сопоставляет полномочие с дееспособностью. Сделка А (представителя. — В.Р.) обязательна для N.N. потому, что в отношении его существуют известные факты, которые по действующему праву делают обязательной сделку, заключенную для других известных лиц». По мнению Шлоссмана, использование «полномочия» не прибавляет ничего для объяснения внутреннего основания связи юридических последствий с фактическим составом.
Поддерживая Шлоссмана против господствующей доктрины, Днистржанский предложил модернизированную концепцию полномочия как внешней стороны мандата. Он считает правильным положение старой теории о внутренней и внешней стороне мандата. Оно лишь было, по его словам, «выражено инстинктивно», без связи с новейшим понятием поручения. «Если нет поручения, то нельзя говорить о полномочии». Полномочие есть только обозначение для внешних действий в отношении третьего лица. Предупреждая возражения, что не всегда представительство основано на договоре поручения, Днистржанский разъясняет, что договор поручения существует везде, где существует представительство. Даже там, где речь идет о законном полномочии, в правоотношении, служащем ему основанием, имеется договор поручения, объединенный с другим договором, например товариществом.
Все приведенные выше определения полномочия как власти, силы, способности, возможности неизбежно вызывали вопрос, является ли полномочие правом.
Русский ученый Нерсесов раньше немецких теоретиков пришел к заключению, что полномочие не есть субъективное право: «такая власть представителя не составляет какого-либо права в субъективном смысле, так же, как и ratihabitio не есть какое-либо право гестора». Уровень науки теории права того времени не позволил Нерсесову разрешить вопрос об юридической природе полномочия. Кроме Нерсесова, никто из русских цивилистов данной проблемой в этом аспекте не заинтересовался.
Отрицая за полномочием значение субъективного права, юристы 20-го столетия рассматривают его как правовое положение (Колер), как явление той же юридической природы, что совершеннолетие, правоспособность, местожительство, владение, как способность, сходную с дееспособностью. Была сделана попытка отнести полномочие к «Gestaltungsrechten» (Эннекцерус), к категории прав власти «Machtbefugnisse» (Тур).
За полномочием правильно отрицается значение субъективного права.
Против признания полномочия субъективным правом говорят следующие соображения:
1) полномочию не соответствует чья-либо обязанность;
2) полномочие нельзя нарушить как субъективное право;
3) полномочие не порождает права на иск. На стороне представляемого, выдавшего полномочие, нет обязанности, соответствующей полномочию представителя. Представляемый не обязан по отношению к обладателю полномочия. Обязанность его по отношению к представителю может вытекать только из других правоотношений. Права и обязанности из сделки представителя, действовавшего в пределах полномочия, возникают для представляемого в силу закона, поэтому здесь нельзя говорить об обязанности, соответствующей полномочию. Обязанности и права представляемого из сделки представителя соответствуют правам и обязанностям контрагента, но не полномочию представителя. Представляемый не может нарушить полномочия представителя, а только права последнего, возникшие из основного договора между ним и представляемым. Поэтому полномочие не относительное субъективное право.
Нет основания предполагать, что полномочию соответствует обязанность пассивных субъектов, т.е. обязанность отрицательного содержания всех и каждого воздерживаться от совершения действий, могущих нарушить «право» представителя выступать от имени представляемого и непосредственно для него производить юридические последствия. Во-первых, существует numerus clausus абсолютных прав, и, во-вторых, последние имеют своим объектом вещи или произведения духовного творчества.
Полномочие не отнесено законом к категории абсолютных прав и объектом его не служат вещи или произведения духовного творчества. Таким образом, мы приходим к выводу, что полномочие не является абсолютным правом. Является ли оно тогда вообще правом?
Как писал в названной работе М.М. Агарков, «не надо забывать, что словом «право» мы обозначаем, во-первых, «право в объективном смысле» (закон и т.д.), во-вторых, «субъективное право», т.е. элемент правоотношения, которому соответствует обязанность другой стороны, и, в-третьих, что мы пользуемся этим словом для обозначения тех или иных проявлений правоспособности — право совершать договоры, составить завещание, расторгнуть договор, произвести зачет и т.п.». М.М. Агарков показал, что обозначение правоспособности или ее отдельного проявления словом «право» ошибочно, оно приводит к смешению разнородных понятий и к терминологической путанице.
Проявления правоспособности разнообразны и многочисленны. Каждое из них возникает при наличии строго определенных фактов и обладает конкретностью и специфическими чертами. Различны и юридические последствия реализации проявлений правоспособности. Исходя из этих соображений, мы считаем, что полномочие является именно одним из проявлений правоспособности.
Нам могут возразить, что правоспособность предполагает приобретение прав и обязанностей для себя, тогда как полномочие дает возможность приобретать права и обязанности для другого лица (представляемого) и, следовательно, полномочие не может относиться к правоспособности представителя. Это соображение неправильно. Прежде всего такое понимание правоспособности не основывается на законе. Статья 4 ГК определяет гражданскую правоспособность как «способность иметь гражданские права и обязанности», но в ст. 4 нет указания на то, что права должны приобретаться или использоваться только в личных интересах самого носителя. Правда, правоспособность предоставлена ГК в первую очередь для того, чтобы лицо обладало гражданским правом для себя, однако правоспособность отнюдь не исключает правомочий, осуществляемых в интересах других лиц, включая создание им прав и даже обязанностей.
Например, вряд ли можно усомниться в том, что правомочия родителей (усыновителей) по осуществлению забот, в частности в форме представительства своих детей, относятся к правоспособности родителей, а не детей, хотя родители и могут создавать им права и обязанности в качестве представителей. Страхователь, заключивший договор личного страхования с Госстрахом, вправе установить требование в пользу третьего лица (выгодоприобретателя), и казанное правомочие страхователя относится к проявлениям его правоспособности. Установление завещателем легата (ст. 423) также есть проявление правоспособности завещателя, хотя права возникнут для других лиц (легатариев). Исполнитель завещания (ст. 27 ГК), назначенный из числа посторонних лиц, получает право на выполнение воли завещателя не для личной пользы, а для содействия наследникам в получении их прав. Но приобретение этого права есть также проявление правоспособности лица, назначенного исполнителем завещания.
Можно было бы умножить эти примеры, показывающие, что правоспособность означает возможность установления прав и даже обязанностей для других. Таким образом, признание полномочия проявлением правоспособности представителя соответствует природе и содержанию гражданской правоспособности по нашему законодательству. Это значит, что закон, во-первых, разрешает действия представителя от имени представляемого, во-вторых, он придает им юридическое значение, т.е. связывает с их совершением возникновение, изменение или прекращение гражданских правоотношений между представляемым и контрагентом.
Полномочие, не будучи субъективным правом, не должно обозначаться термином «право».
Полномочие, как и всякое другое, отдельно взятое проявление правоспособности, не совпадает с полной гражданской правоспособностью как возможностью иметь любые основанные на законе права и обязанности (ст. 4 ГК). Полномочие относится к правоспособности, как единичное, особенное к всеобщему. Поэтому нельзя ставить знак равенства между полномочием и правоспособностью, не видеть их сходства и различия. Правоспособность как общая способность только предпосылка для возникновения у данного лица правомочия быть представителем другого определенного лица. Не имея полной гражданской правоспособности, лицо не может обладать и полномочием, тогда как правоспособность у лица может существовать без полномочия. Следовательно, полномочие есть проявление гражданской правоспособности, заключающейся в возможности совершить действия от имени другого лица с юридическими последствиями для него. Подобное проявление правоспособности в отличие от субъективного права мы будем условно называть правомочием.
Полномочие есть результат правового регулирования общественных отношений, но само оно правоотношением не является. Оно лишь элемент сложного фактического состава, вызывающего последствия представительства.
Полномочие, как, впрочем, многие другие правомочия, имеет точные границы. Нарушение их означает превышение полномочия, т.е. злоупотребление в отношении представляемого. У представляемого возникает требование о возмещении убытков. Если в основе полномочий лежат договорные отношения, то убытки присуждаются как санкция по договорному обязательству; если же полномочие не покоится на договоре, то злоупотребление им дает право на взыскание убытков путем иска из причинения вреда (ст. 403 ГК).
Как видно из рассмотренных нами суждений о полномочии, значительная часть современных авторов (русских, немецких) именуют полномочие властью. Но слово «власть» не может внести ясности в понимание того, что такое полномочие. Поскольку авторы не имеют в виду государственной власти, этот термин может означать узаконяемое буржуазным правом господство одного лица над другим, возможность не только самому действовать, но и диктовать чужие действия. В этом смысле употребляется немецкими юристами термин «права господства». Но господство над вещами, лицами по учению буржуазных юристов составляет содержание субъективных прав. В результате же использования понятия «власти» применительно к полномочию не только субъективные права, но и полномочия оказываются «правами господства». При таком понимании в буржуазной классификации гражданских прав стирается различие между юридической природой полномочия и субъективных прав (право собственности, авторское и т.д.). Таким образом, определение полномочия как власти неизбежно приводит в буржуазной теории к смешению разнородных правовых явлений и к путанице соответствующих им понятий.
Совершенно непригодно слово «власть» для обозначения полномочия в теории советского гражданского права, ибо для последнего это слово вообще не имеет определенного смысла, поскольку оно не означает здесь государственной власти. Оно должно, по мысли авторов, использующих его, определить природу полномочия, но вследствие того, что эта «власть» сама остается загадкой в сфере представительства, — задача остается неразрешенной. Кроме того, на этой почве могут возникнуть неправильные аналогии, так как слово «власть» в буржуазном гражданском праве имеет абсолютно чуждый нам классовый смысл — господство одного субъекта гражданского права не только над вещами, но и над лицами.
Ошибочно отнесение полномочия к Gestaltungsrechten. Эти права осуществляются согласно теории, предложившей такое деление прав посредством одностороннего волеизъявления. Между тем полномочие односторонним волеизъявлением представителя, как правило, не осуществляется. В значительной части случаев представитель для реализации полномочия должен заключить взаимные сделки (договоры).
Нельзя определять полномочие как возможность, не указывая при этом какова его юридическая природа. Субъективное право есть также возможность, предоставленная законом, правомерно действовать с юридическими последствиями, в частности требовать действия или воздержания от действий со стороны других лиц. Обозначая полномочие словом «возможность», не имеющим точного юридического смысла, авторы не достигают цели, ибо они не вскрывают в определении специфики полномочия.
Не является научным и то определение полномочия (как юридической категории), в котором употребляется слово «сила» для раскрытия содержания полномочия. Слово «сила» в применении к понятиям гражданского права само нуждается в пояснении, так как не имеет определенного в цивилистической науке смысла (исключение, быть может, составляет лишь «непреодолимая сила»). Но, очевидно, что слову «сила» в определении полномочия придается другой смысл, остающийся нераскрытым. Одно неизвестное пытаются открыть при помощи другого неизвестного. Такой путь не приведет к установлению юридической природы полномочия.
Можно ли считать полномочие свойством, как предлагает Шлоссман? Мы решительно возражаем против такого понимания полномочия. Что это за свойство, которое часто устанавливает другое лицо, но носитель этого свойства может передать его третьему (передоверие)? Что это за «свойство», если оно имеет определенный объем не только по предмету, но во времени и пространстве (территориальные пределы)? Первоначальный объем его может изменяться как в сторону ограничения, так и расширения. Наконец, оно может быть прекращено волей другого лица (например, отзывом доверенности) и само по себе прекратить свое действие в силу закона, при наступлении известных фактов. Можно ли считать полномочие свойством представителя, если от этого свойства он может отказаться вовсе или не использовать его, не заявляя отказа. Возможно ли говорить об объеме «свойства»? Между тем объем полномочия — понятие, имеющее вполне реальное содержание и подтверждаемое повседневно жизнью.
Все перечисленные нами черты полномочия опровергают утверждение Шлоссмана и всех тех, кто к нему примыкает, что полномочие есть свойство. Неверно, будто бы полномочие принадлежит к разряду таких явлений, как дееспособность. Это представление совершенно не отвечает действительности. Дееспособность вовсе не обладает теми чертами, которые характеризуют полномочие. Установление дееспособности не зависит от воли лица (стр. 7 ГК). Ограничение и прекращение ее также не может быть вызвано ни волей самого носителя ее, ни других лиц (ст. 8, 10 ГК). Дееспособность, уже возникшая в полном объеме, не ограничивается во времени и территориально. Она не ограничивается и не расширяется по предмету. Также и объем полной дееспособности для всех физических лиц по советскому праву одинаков. Она касается всех возможных юридических действий липа и служит условием возникновения юридических последствий для него самого из его собственных действий. Дееспособность является предпосылкой для установления полномочия волеизъявлением лица представляемого и в то же время необходима для реализации полномочия путем совершения представителем сделок с третьими лицами.
Указанное нами соотношение полномочия и дееспособности и отсутствие сходства между ними позволяют нам считать ошибкой зачисление полномочия в один круг понятий с дееспособностью.
Неправильно также видеть в полномочии лишь обозначение для действий представителя в отношении третьего лица. Представитель может и не совершать этих действий и даже не знать о том, какие действия он может выполнить от имени другого с юридическими последствиями для него. Независимо от этого полномочие будет существовать. Если полномочие обозначает действия, то как же объяснить положение закона, устанавливающего, что представитель может совершить действие при наличии полномочия. Полномочие, следовательно, предшествует действиям, являясь их предпосылкой, а потому не может быть отождествлено с ними.
Шлоссман, стремясь низвергнуть с пьедестала науки полномочие и доказать его ненужность для последствий представительства, ссылается на последующее одобрение, которое производит тот же эффект, что и полномочие. «Ибо если полномочие может заменяться другой вещью (ein anderers Ding), то следует признать, что прямой результат может наступить также и без полномочия». Эта попытка несостоятельна. Действие одобрения ни в какой степени не служит в пользу взгляда Шлоссмана. Одобрение признается законом юридическим фактом, с которым он связывает возникновение у лица, ранее не уполномоченного, правомочия быть представителем. Это правомочие можно назвать также полномочием с обратной силой, поскольку оно распространяется на действия представителя, совершенные до одобрения, в силу чего они и производят юридические последствия для представляемого. Обратное действие этого правомочия предусматривается соответствующей нормой. В ГК РСФСР такой нормой является ст. 269.
Предложенные некоторыми советскими авторами определения полномочия представляются нам неправильными, так как в них не вскрыта подлинная юридическая природа полномочия. Профессор Шерешевский о полномочии писал: «Поэтому именно согласие представляемого лица на результаты деятельности от его имени представителя образуют сущность полномочия как обстоятельства, с которым положительное право связывает наступление эффекта представительства. При так называемом законном представительстве роль согласия представляемого лица заменяет специальное веление закона».
Комментируя ст. 39 ГК, Шерешевский в слове «полномочие», упомянутом в ней, усматривает не правомочие быть представителем, а согласие представляемого: «Полномочие есть согласие представляемого липа на деятельность (или на результат деятельности) от имени представителя».
Другого смысла полномочие, по мнению Шерешевского, не имеет. Он рассматривает его исключительно как волеизъявление принципала, содержащее его согласие; при законном представительстве согласие заменяет веление.
То, что именует профессор Шерешевский полномочием, есть в действительности уполномочие (доверенность), т.е. акт, создающий у представителя правомочие действовать от имени другого с юридическими последствиями для него. При помощи одного уполномочия нельзя объяснить юридическое действие представительства. Согласие одного лица само по себе не способно вызвать юридические последствия в результате действия другого лица. Оно может рассматриваться как юридический акт, с которым закон связывает возникновение у лица правомочия создавать своей деятельностью права и обязанности у другого лица. Согласие есть лишь предпосылка для возникновения правомочия у представителя, но не непосредственная причина прямых последствий представительства от действий представителя.
В чем, собственно, заключается специфика согласия, которое, как полагает профессор Шерешевский, магически раскрывает природу полномочия? Согласие содержится в акцепте, в завещании, в любой другой сделке, односторонней и двусторонней. Каждый участник ее выражает согласие на наступление определенных юридических последствий. Но признав в сделке наличие этого согласия, мы утверждаем вместе с тем, что из сделки могут возникать для сторон и субъективные права и правомочия, не поглощаемые согласием, а существующие отдельно от него. Представитель не составляет исключения. Его правомочие создается либо в результате сделки (доверенности), либо на основании других юридических фактов, предусмотренных законом. Действия представителя являются правомерными и создают юридические последствия для другого лица, именно в силу имеющегося у представителя правомочия.
Нельзя согласиться и с тем, что полномочие как согласие принципала «только санкционирует действия представителя, совершенные от имени представляемого» (стр. 18 Комментария).
Не полномочие санкционирует действия представителя, а закон, рассматривающий волеизъявление представляемого как юридический факт, порождающий правомочие.
Конструкция полномочия как согласия выглядит особенно неудачной при применении ее в области законного представительства. Профессор Шерешевский указывает, что «роль согласия представляемого лица заменяет специальное веление закона». Никакого пояснения он больше не дает. Если считать, что законодатель также выражает согласие в форме веления на представительные действия подобно принципалу, то в этом «согласии» мы не найдем ключа к раскрытию понятия полномочия при законном представительстве, так как государство выражает свое «согласие» на различное поведение людей во всех разрешительных нормах. Отказавшись же от мысли видеть в велении «согласие» и ограничиваясь признанием здесь «обычного предписания закона», мы оказываемся перед еще менее удовлетворительным выводом: полномочие есть норма права.
Предложенное в науке понимание полномочия как согласия неприемлемо и по другим соображениям. При трактовке полномочия как абстрактного выражения согласия представляемого можно ли ставить вопрос об объеме полномочия? Объем правоспособности, субъективного права есть общепринятое выражение, но объем согласия вряд ли доступен воображению.
Переходя границы своей правоспособности или субъективного права, лицо совершает неправомерные действия; но нарушая границы чужого согласия, данное лицо еще не совершает ничего неправомерного, если обсуждать этот вопрос, отвлекаясь от факта наличия или отсутствия у лица специального проявления правоспособности или субъективного права. Профессор Шерешевский, рассматривая в своей работе объем полномочия, его нарушения, не имеет в виду правомочия представителя действовать от имени представляемого.
Понятие полномочия, выдвинутое профессором Шерешевским не находит подтверждения в действующем советском гражданском законодательстве, свидетельствующего о том, что понятие полномочия как правомочия представителя воспринято нашим законодательством. Мы считаем, что в ст. 39 ГК слово «полномочие» означает именно правомочие представителя как добровольного, так и законного: «Сделки, совершенные представителем от имени представляемого, в пределах полномочия, имеют обязательную силу для представляемого». Что именно в этом смысле употреблено «полномочие» вытекает из того, что ГК предусматривает как добровольное, так и законное представительство (например, ст. 9 ГК и примечание к ст. 430 ГК упоминают о законных представителях). Поскольку ГК предусматривает добровольное и законное представительство, будет логично прийти к заключению, что ст. 39 ГК, дающая общее понятие о представительстве (включающее оба вида его), не может придавать полномочию значения волеизъявления. Волеизъявления представляемого недееспособного не имеют юридического значения, а усматривать согласие в законе — это значит использовать, как показано выше, бессодержательную формулу.
В смысле правомочия представителя использовано слово «полномочие» и в ст. 281 и 282 главы X ГК («Простое товарищество»), и в ряде статей постановления СНК РСФСР (С.У., № 112, ст. 756) «О порядке прекращения доверенностей». Например, в ст. 5 сказано: «Доверенность предоставляет поверенному полномочие действовать от имени доверителя...» В том же значении употребляется полномочие в ст. 8 и 10 данного постановления и некоторых других нормативных актах. Не удовлетворяют нас и определения полномочия, имеющиеся в новом учебнике гражданского права: «Полномочие это круг юридических действий, которые вправе совершить представитель от имени представляемого». Такое определение не кажется нам правильным. Нельзя ставить знак равенства между полномочием и теми юридическими действиями, которые вправе совершить представитель. Круг действий (или сделок) — это только содержание юридической деятельности, которую может осуществлять представитель с результатом для представляемого. Другими словами, это лишь пределы той способности, которой закон наделяет лицо, обладающее полномочием. По отношению к полномочию круг сделок — это только внешний объект. При сведении полномочия к сумме сделок или юридических действий становятся непознаваемыми само понятие и природа полномочия.
В самом деле, полномочие есть круг юридических действий, которые вправе совершить представитель. Но он может их совершить от имени представляемого только потому, что имеет полномочие, т.е. тот же круг юридических действий. Получается заколдованный круг, из которого учебник ищет выхода при помощи второго определения, данного вслед за первым и даже начинающегося с той же строчки.
«Полномочие есть та юридическая сила, которую доверитель передает доверенному и вследствие которой доверенный вправе совершать сделки от имени доверителя». Из этого определения следует прежде всего, что полномочие есть понятие, относящееся к добровольному представительству. Между тем автор применяет понятие полномочия и в сфере законного представительства. Поэтому такое определение неточно.
В учебнике предложено тут же за вторым определением и третье определение: «Иначе говоря, полномочие это предоставление права действовать от чужого имени». Здесь уже термин «полномочие» берется в ином смысле, чем в первых двух определениях.
«Предоставление», видимо, нужно понимать как акт наделения представителя «юридической силой», в частности со стороны представляемого. В такой трактовке полномочие совпадает часто с доверенностью: но в общем шире ее. Однако это очевидное различие понятий полномочия во втором и третьем определении (разных по смыслу) в учебнике отрицается, поскольку третье определение начинается вслед за вторым словами: «иначе говоря». Выходит, что содержание этих двух определений одинаковое, а только даны они в разных выражениях («иначе говоря»).
Столь большое разнообразие в определениях полномочия в учебнике и недостаточная ясность их есть несомненный результат неразработанности этого понятия в нашей науке гражданского права.
На основе сказанного мы утверждаем, что понимание полномочия как власти, возможности, дееспособности, силы, свойства, отождествление его с действиями представителя является либо просто неправильным, либо ничего не дающим для познания понятия полномочия. Ошибочно и отрицание полномочия как самостоятельного правового явления.
Резюмируем кратко наши выводы:
1. Понятие и юридическая природа полномочия в буржуазной цивилистической науке не установлены. Многочисленные изыскания в этом направлении оказались бесплодными. Буржуазная доктрина не приблизилась к решению этой задачи и в результате попытки ряда авторов подвести полномочие под одну из категорий предложенного деления гражданских прав — «преобразовательные права» и «управомочия власти», так как эта классификация сама по себе весьма искусственна, а юридическая природа охватываемых ею прав не вскрыта.
2. Некоторые советские авторы, рассматривавшие в своих работах полномочие, подошли к нему с ошибочных позиций и поэтому не смогли сколько-нибудь значительно продвинуть научную разработку данной проблемы.
3. Успешное ее разрешение возможно только на основе обшей теории советского права. Уже достигнутые ею результаты в области установления понятия права, общей правоспособности и ее проявлений создали условия для определения понятия полномочия и его юридической природы.
4. Полномочие есть проявление гражданской правоспособности (называемое нами правомочием), позволяющее лицу совершать правомерные юридические действия от имени другого лица и с юридическими последствиями для него.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
