Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. Связаться с автором
Совокупность информационных потоков и институтов, производящих и регулирующих эти потоки в границах региона, представляет собой региональное информационное пространство. Его обустроенность есть необходимое условие политического, социально экономического и культурного развития любой страны и региона.
Структурно информационное пространство региона, как и других образований, состоит из следующих основных компонентов:
• информационных ресурсов;
• информационной и телекоммуникационной инфраструктуры;
• системы массовой информации;
• рынка информационных технологий, продуктов и услуг;
• сопряженности с мировыми информационными системами;
• информационного права.
Все указанные компоненты обладают определенным содержанием, которое требует серьезного анализа.
Коммуникация (и в первую очередь политическая) в значительной степени зависит от социальных и технических условий ее развития.
«Информационные связи в политической сфере обретают институциональную устойчивость лишь благодаря постоянному “обслуживанию” ролевых практик субъектов. Поддержание базовых для политики коммуникаций (в области принятия решений, проведения выборов, развития межпартийных отношений и т.д.) способствует формированию соответствующих информационно-коммуникационных систем (ИКС)». Типология ИКС может быть построена по разным основаниям, в том числе и с точки зрения организации информационных обменов (макро-ИКС, характеризующая деятельность полит-системы в целом; мезо-ИКС, отображающая особенности функционирования региональной власти; микро-ИКС на межличностном уровне).
Особенности передачи информации в региональном пространстве формируют различные модели коммуникационных контактов. Поэтому даже на территории одного государства может существовать множество вариантов информационного обмена. В контексте взаимоотношений региональных субъектов исследователи предлагают следующую типологию таких моделей: «модель вещания», предусматривающая распространение информации из центра на периферию многим абонентам; «диалоговая модель», предполагающая непосредственное общение индивидов, в равной мере игнорирующих как «центр», так и «посредников» для налаживания взаимных контактов; «консультационная модель», когда индивид входит в контакт с «центром» с целью поиска необходимой ему информации; «регистрационная модель», демонстрирующая, что «центр» запрашивает информацию от периферийного источника.
В то же время региональные контакты способны преодолевать территориальные барьеры, «перешагивать» государственные границы, ориентируясь на ментальные особенности восприятия информации различных социальных общностей, например одного этноса, живущего на сопредельных территориях разных государств.
Такой компонент информационного пространства, как технические средства, включает в себя технические каналы, по которым транслируется информация, а также структуры, способствующие передаче, накапливанию, сохранению и даже изъятию информации. К подобным структурам относятся банки данных, кадровые центры, сети и технологии хранения и передачи информации. Функциональная роль и значение технических средств зависят оттого, насколько они оперативно, точно и адресно передают то или иное сообщение.
Принципиальной особенностью нынешнего этапа является его технологический характер: если на протяжении веков информация и знания передавались на основе правил и предписаний, традиций и обычаев, культурных образцов и стереотипов, то сегодня — на основе технологий. При этом базовым элементом и функцией информационного общества, направленной на регулирование, сохранение и совершенствование системы управления, выступают информационные технологии. Именно эти технологии упорядочивают потоки сведений и сообщений на глобальном, региональном и локальном уровнях. Они активно внедряются во все сферы социально-политической и культурной жизни, включая домашний быт, развлечения и досуг.
Распространение информационных технологий накладывает особый отпечаток на структурирование регионального пространства — на смену иерархии территорий приходит так называемая сетевая организация: «Пространство организуется не как пирамидальная вертикаль с центром наверху, а как горизонтальная сеть несубординированных узлов и внеузловых территорий. Узловые центры являются местом локализации политических институтов, концентрации экономических и интеллектуальных ресурсов, оформления культурных кодов эпохи. Вся жизнь общества строится вокруг интеракционного согласования интересов ограниченного количества узловых центров». Пивным противоречием (и одновременно движущей силой развития) формирующегося нового общества, основанного на сетевых структурах, является конфликт между глобализацией мира и самобытностью (идентичностью) конкретного сообщества. М. Кастельс, один из создателей концепции сетевого общества, приводит основные общественные группы, которые могут через самобытность самоопределения перейти к самобытности, устремленной в будущее (projet identity), и тем самым способствовать преобразованию социума в целом. Особая роль отводится территориальным сообществам и усилению территориальной идентичности, которые, считает Кастельс, ведут к возвращению на историческую сцену города-государства как характерной черты эпохи глобализации. В настоящее время создаются новые информационные отношения инфо-центров с периферией, возникает новая информационная асимметрия в мировом масштабе.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Полномочия государства в силу применения новых технологий (прежде всего Интернета) резко сокращаются, и оно начинает проводить политику децентрализации власти, передавая свои функции и ресурсы региональным и местным властям. Таким образом, государство информационной эпохи представляет собой новый тип государственного образования, «основанного на сети политических институтов и органов принятия решений национального, регионального, местного и локального уровней, неизбежное взаимодействие которых трансформирует принятие решений в бесконечные переговоры между ними». В политике перестает преобладать трансляция на региональный уровень принятых в центре решений, начинает доминировать переговорный процесс между звеньями сети политических институтов. В итоге, резюмируют регионоведы, новые информационные и коммуникационные технологии объективно расширяют почву для дезинтеграции государств.
Безусловно, информатизация — процесс долгосрочный, рассчитанный на длительную перспективу (по крайней мере, в России). Препятствий на его пути множество, в том числе и в силу резкого снижения территориальной мобильности из-за высоких транспортных тарифов и цен на билеты, что усиливает обособление регионов. С другой стороны, сетевые формы обмена сообщениями способствуют разрушению привязанности информации к месту ее получения, а это приводит к сокращению и ликвидации многих локальных информационных полей. Создается единая трансграничная информационная сеть. Поэтому «сетевое общество не следует сводить к особой организации пространственной жизни. Скорее, это новый принцип организации жизни общества, характерный для постиндустриального этапа и проявляющийся в экономике, политике и культуре».
Рост информационных технологий опосредованно создает возможности для соперничества между регионами. Люди, живущие в самых различных уголках страны, благодаря СМИ, Интернету и спутниковому телевидению приобретают возможность сравнивать статистические данные и свои жизненные условия с другими городами и территориями. Постоянно появляющиеся в средствах массовой коммуникации рейтинги регионов (касающиеся прежде всего их инвестиционной привлекательности) и их лидеров также создают конкурентный климат в межрегиональных отношениях.
Таким образом, информационные технологии и системы кардинально меняют традиционную ситуацию. Их воздействие объективно не зависит от субъективных целей и национальных границ. Индивиды в современной социально-политической ситуации узнают друг друга и определяют свою социальную и политическую идентичность по типу информационного поля, в котором они находятся. Отсюда возникают массовые противоречия между внешней принадлежностью индивида к определенному этносу и государству и внутренней солидарностью с культурными стандартами, не совпадающими с национальной традицией. Такого рода противоречия порождают ответную реакцию в форме религиозного фундаментализма или экстремистского национализма.
Более того, информационное пространство регионов создает оптимальные условия для мифологизации политической жизни, поскольку одной из главных функций мифологического видения мира является снятие и сглаживание противоречий. Информационные технологии, используемые в СМИ и информационных сетях и системах, выполняют одну из главных функций по формированию такого мифологического видения. В виртуальной реальности факты, противоречащие мифологической картине, отвергаются как несущественные или несуществующие, зато все остальные сведения используются в качестве подкрепляющей аргументации. В создаваемой мифологической картине мира нет никаких оттенков и полутонов, остается лишь противостояние «добра» и «зла», рассматриваемых как зеркальное отражение. Подобная ситуация приводит к тому, что старые социальные проблемы не решаются, а «снимаются», и это позволяет власти не просто конструировать политические и социальные мифы, но и использовать их как средство мобилизации населения на различные социально-политические акции.
Соединение возможностей информации с символами массовой культуры превращает политику в захватывающую игру, конкурс, викторину. Так возникает телевизионная и компьютерная симуляция действительности. При этом существенную роль играет инфологема — некачественная или ложная информация, создаваемая для замещения базовых фактов артефактами. Инфологемы появляются как результат неосознаваемых или сознательных заблуждений, целенаправленных манипулятивных действий. Они формируют устойчивые стереотипы индивидуального и социального поведения и способны дезориентировать целые поколения. В основе большинства инфологем лежат дихотомии: «свои — чужие», «наши — не наши», на базе которых и создается образ врага.
В результате культурное пространство превращается в арену противоборства различных групп интересов за влияние на коллективное и индивидуальное сознание путем рассредоточения каналов и субъектов воздействия.
Место средств массовой информации — главного актора информационного пространства (регионального в том числе) — традиционно определяется рядом факторов:
• наличием доступа (пусть порой и ограниченного) к информации;
• возможностью глобального распространения собственных версий событий в стране и мире;
• формированием в сознании населения виртуальных образов угроз и рисков, требующих оперативного военного вмешательства в самых удаленных регионах планеты.
Начало 1990-х гг. в России вошло в историю как «информационный взрыв». В итоге в общественном мнении сложилось представление о том, что общественное вещание строится на трех основаниях: на особом негосударственном управлении, на оригинальной системе финансирования (без опоры на бюджет государства), на механизме общественного контроля. Однако тенденция развития СМИ как общественных служб вызывает серьезные вопросы. Дело в том, что в настоящее время лишь некоторые региональные вещательные компании по существу своей работы напоминают общественные службы, являются «трибуной публичной дискуссии», представляют более или менее широкий спектр мнений и точек зрения. В целом же усиливается роль государства как главного регулятора поведения СМИ: происходит их дальнейшее огосударствление на федеральном и региональном уровнях; неразвитость и диспропорции медийного и рекламного рынков приводят к экономической зависимости СМИ от государства и спонсоров; широкое распространение заказных публикаций порождает коррупцию в сфере СМИ. В итоге журналисты и в целом средства массовой информации утрачивают репутацию и авторитет.
Мало того, в современном обществе без масс-медиа фактически невозможно развертывание любых социальных коллизий, без них попросту нельзя организовать конфликт. Поэтому они уже давно есть часть и одна из фронтовых линий противоречий. Каждый журналист три всей претензии на объективность действует в определенном поле власти и ангажированности (политической, этнической или редакционно-бюрократической).
Это положение ярко иллюстрируется на примере международных конфликтов. Так, во время первой войны в Персидском заливе все журналисты были поделены на две категории: те, кто не вошли в официальные журналистские пулы центрального командования (многонациональных сил) и никуда не допускался, и те, кто да зал информацию. Все материалы подвергались предварительному просмотру с целью выяснить, не содержится ли там какая-либо информация, способная «подвергнуть опасности американские или другие силы коалиции». В результате посылаемые журналистами сообщения периодически задерживались или пропадали. Итог: война представлялась мировой общественности почти без жертв, в искаженном виде, а СМИ стали фактически проводниками политики Пентагона.
Важно и то, что иракско-кувейтский конфликт превратился в арену настоящего информационного противоборства между Ираком и США. Остальные государства, прямо или косвенно вовлеченные в конфликт, так или иначе тяготели к одному из этих информационных полюсов.
Израильский политолог Г. Волфсфельд, анализируя процесс взаимоотношений между СМИ, правительством и другими политическими силами, предложил «политическую конкурирующую модель». Эта модель включает в себя структурологические и культурологические аспекты борьбы. Структурологическое измерение определяет те силы, которые контролируют или имеют доступ к СМИ, а также выделяет общее направление этого влияния (в первую очередь это политика воздействия на средства массовой информации). Культурологическое измерение обусловлено тем, в какой степени СМИ, освещая те или иные события, отражают определенные общественные устои, убеждения, точки зрения. Многочисленные участники этого процесса соперничают в навязывании своей интерпретации событий масс-медиа, а те, в свою очередь, принимают, отвергают или проводят данные точки зрения. В ходе кризиса в Персидском заливе культурологическое противостояние определялось понятиями «справедливости и порядка» и «несправедливости и хаоса». Первое олицетворяло точку зрения США, второе стереотипизировало политику Ирака.
Следует иметь в виду, что средства массовой информации чаще формируют общественное мнение, ориентируясь на факторы эмоционального, а не рационального воздействия. Так, на Западе создается определенный технологический имидж войны — мощнейшие футуристические самолеты, «умные» (самонаводящиеся) бомбы, быстроходные и высоко оснащенные танки. Зритель не видел жертв — иракцев и не знал, что далеко не все ракеты попадали в цель. Телевизионное освещение бомбежек и в целом военных действий напоминало компьютерную супер-игру.
В иракских СМИ американское общество рассматривалось как упадническое, особенно в сравнении с тысячелетней историей культуры своей страны. «Америка — это нация эмигрантов. Разбойники с большой дороги, преступники и отбросы общества — вот что такое американская нация». Тем не менее в информационной войне победили США.
На субнациональном уровне наиболее очевидна роль средств массовой информации при формировании общественных настроений в сфере этнических отношений, чему российское региональное пространство дает множество иллюстраций.
Например, анализ прессы позволяет выделить некоторые механизмы воздействия газетных публикаций на этнополитическую ситуацию. Наиболее характерными являются два вида таких механизмов: механизмы прямого воздействия и механизмы затрагивания. Оба они выделяются на основании одного критерия — наличия или отсутствия замысла затронуть этничность.
Механизм прямого воздействия включает ряд инструментов.
Во-первых, это акцентуация негативных стереотипов этнических «чужаков», в результате чего создается негативный образ этнической или религиозной группы. Выражаемые СМИ претензии имеют, как правило, чрезмерно общий характер: «Сегодня вся винно-водочная промышленность на Кубани контролируется нерусскими. Отмывая “грязные” деньги, они покупают наших чиновников, занимающих ключевые посты в прокуратуре, контролирующих органах».
Во-вторых, это разрастание масштаба проблемы, т.е. реальная проблема подается в средствах массовой информации со значительным увеличением масштаба. Например, если проблема существует в ряде населенных пунктов, то в информационном сюжете она представлена общей для всего региона.
Увеличение масштаба проблемы осуществляется также путем донесения до общества чрезвычайно больших цифр, характеризующих, например, миграционный поток.
В-третьих, это увязывание проблем. Взаимоувязывание в общественном мнении двух или нескольких проблем, каждая из которых обладает собственным конфликтогенным потенциалом, значительно усиливает резонанс. Например, связывание проблемы миграции и межэтнических отношений и тесная их привязка к острым социальным вопросам (трудоустройство, выплата пенсий, детских и других пособий). Часто за счет постоянной демонстрации угроз миграции для старожильцев миграция воспринимается общественным мнением только как иноэтничная, хотя национальный состав миграционного потока примерно соответствует национальному составу старожильческого населения — в итоге возникает «фобия этнического баланса».
Еще одно средство воздействия СМИ на общественное мнение — повышение эмоционального уровня проблемы, подчеркнутая тревожность заголовков и текстов, что достигается через ассоциации с «горячими точками»: «У Карелии есть шанс стать вторым Косово».
Способом проявления высокой тревожности является демонстрация уровня депривации этнического большинства: «Поднимемся с колен!», «Способны ли русские защитить себя?». Указанный способ дополняется категорическим разделением на своих и чужих, в процессе которого формируется образ врага: «На выборы идут две общественно-политические силы. Одна — патриоты. Другая — мировая за кулиса вместе с “пятой колонной”».
Наконец, широко распространен такой механизм прямого воздействия, как использование фактора внешней угрозы. Чаще всего демонстрируется связь данной общности с диаспорой за рубежом.
Механизм затрагивания в качестве инструментов может использовать совершенно не связанные с этнической проблематикой поводы. Например, в одном из южных регионов России отказ баллотироваться на очередной срок действующего губернатора вызвал бурю протеста со стороны лидеров национально-патриотического движения, которые организовали серию митингов и освещающие эти митинги публикации с целью изменить решение популярного руководителя. В призывах к бывшему губернатору достаточно определенно называлась этническая принадлежность враждебных России разрушительных сил. Один из районных руководителей заявил: «Недавним заявлением вы... преподнесли своим врагам такой подарок, о котором они и мечтать не могли. Сегодня они ликуют так, как будто вы приняли гражданство государства Израиль». Хотя напрямую и не ставилась цель повлиять на этнополитическую ситуацию, тем не менее использовались инструменты, «попутно» повышающие напряженность межэтнических отношений.
С другой стороны, следует иметь в виду, что по инициативе средств массовой информации и с помощью их механизмов информационное пространство региона может быть стабилизировано и снижен конфликтный потенциал общественных настроений.
Можно выделить три группы подобных материалов:
• официальные заявления органов власти или должностных лиц по поводу потенциальных или текущих конфликтов, а также изложение в прессе официальной точки зрения. Сюда же относятся публикации с изложением позиции чиновников центрального уровня о ситуации в регионе;
• заявления общественных организаций или материалы о мероприятиях, проведенных общественными организациями. Газеты и другие издания третьего сектора демонстрируют примеры рассмотрения серьезных проблем межэтнического взаимодействия и миграции;
• репортажные или аналитические материалы, инициированные самими СМИ.
Однако, несмотря на значительное количество материалов такой направленности, они являются, как правило, откликом на уже совершившееся дестабилизирующее событие и не образуют системы постоянного информирования населения. Между тем, формулируя стратегии противодействия экстремизму, академик В.А. Тишков на первое место поставил политику отказа в паблисити. На экранах телевизоров и в печати не должны появляться и цитироваться теоретики и активисты экстремизма. Более того, и сообщения на эту тему должны быть строго дозированными и целенаправленными (без пересказа аргументов «как это можно делать»).
Рекомендации по профилактике информационного конфликта силами СМИ отражены и в кодексах поведения журналистов.
Ряд ориентиров для журналистов, освещающих вооруженные конфликты, сформулированы следующим образом:
1) первое правило освещения входит в стандартный кодекс поведения журналистов: представлять точное, справедливое, сбалансированное и всестороннее освещение конфликта;
2) необходимо давать информацию о людях, вовлеченных в конфликт, как об индивидумах, а не как представителях групп;
3) желательно освещать события в контексте, а не просто передавать их развитие;
4) больше времени должно посвящаться изучению процесса переговоров и жизни мирного населения;
5) давать в репортажах мнения людей, которых знают обе стороны конфликта, — специалистов, говорящих на обоих языках или изучающих различные культуры и этнические группы, вовлеченные в конфликт.
Сегодня очень актуально противодействие дестабилизирующему влиянию информационных материалов с помощью социальных технологий, поскольку использование законодательных санкций влечет за собой разного рода издержки и в условиях несовершенства правовой системы России не всегда возможно. Если существуют технологии дестабилизации социально-политической ситуации, то должны быть найдены, доведены до инструментального уровня и внедрены в практику социальные технологии стабилизации региональных отношений, в том числе с участием СМИ. Эти технологии не подразумевают ухода от обсуждения острых проблем или их «лакировку». Речь должна идти о разработке корректной и детализированной процедуры обсуждения этих проблем, их представления в СМИ, например с помощью метода социального проектирования.
Ничего не пишите и не используйте калькулятор, и помните - вы должны отвечать быстро. Возьмите 1000. Прибавьте 40. Прибавьте еще тысячу. Прибавьте 30. Еще 1000. Плюс 20. Плюс 1000. И плюс 10. Что получилось? Ответ 5000? Опять неверно.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
