Реальный сектор объединяет промышленность, сельское хозяйство, строительство и транспорт. Состояние реального сектора определяется многими факторами, среди которых одно из ведущих мест занимает макроэкономическое положение. Так, при низкой инфляции к стабильном валютном курсе реальный сектор получает возможности для устойчивого развития. Очень важны и институциональные факторы — состояние прав собственности, развитость финансовых институтов, организационное устройство компаний и т.д. Благоприятные макроэкономические и институциональные факторы обеспечивают приток инвестиций в реальный сектор и рост конкурентоспособности производства.
1989 год был последним годом экономического роста в России. Вслед за этим наступил многолетний период спада производства. Особенно сильные «волны» сокращения производства пришлись на 1992 и 1994 гг.
Характеристика экономического кризиса в России. Ко второй половине 90х гг. ВВП России сократился почти наполовину по сравнению с 1989 г. Еще сильнее снизилось промышленное производство.
Многие исследователи высказывают сомнение в том, что эти показатели отражают истинную глубину кризиса, и считают, что ВВП и промышленное производство за годы реформ сократились несколько меньше. Эта точка зрения опирается на сложности измерения экономической динамики в переходный период.
По каким ценам сравнивать ВВП 1989 г. и ВВП в середине или конце 90х гг.? Ведь до начала реформ цены были контролируемыми и заниженными, соотношения между ними — искаженными. Стремительная инфляция 1992—1995 гг. привела к формированию принципиально иных уровней и соотношений цен, и самые совершенные методы статистического анализа не всегда позволяют привести цены к некой единой базе, позволяющей делать корректные сопоставления.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Кроме того, в анализе экономической динамики огромную роль играет теневая экономика. На нее приходится 20—25% ВВП России (имеются и более высокие оценки доли теневой экономики). Теневая экономика состоит не столько из криминальных видов деятельности, сколько из обычной экономической деятельности, которая не регистрируется и утаивается предпринимателями для сокращения налоговых платежей. Например, большинство мелких и средних предпринимателей отражают в своей официальной документации меньший объем производства и сбыта, чем на самом деле.
Тем не менее, не приходится спорить с тем, что в годы реформ российская экономика переживает глубокий кризис. Хотя экономическая история XX в. знала и более глубокие спады производства (например, в России в1913—1921 гг. в семь раз и в послевоенной Японии в пять раз по сравнению с довоенным уровнем), нынешний кризис обернулся очень сильным падением жизненного уровня населения и внушает очень большую тревогу.
Особое внимание в этой таблице следует обратить на глубокий спад инвестиций и ввода в действие новых фондов. До начала 2000х гг. темпы падения капиталовложений и обновления фондов превышали темпы сокращения промышленного производства. Производственные предприятия, на протяжении большей части 90х гг. были заняты «выживанием» и не имели источников для финансирования инвестиций. В начале 2000х гг. в России возобновился рост всех основных макроэкономических показателей. Как видно из табл. 241, действовавший после кризиса 1998 г. так называемый фактор импорт замещения привел к возобновлению роста, как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Инвестиции в основной капитал росли опережающими темпами (за исключением 2002 г., когда замедление их роста было обусловлено отменой инвестиционных льгот по налогу на прибыль).
Кризис в переходной российской экономике отличался не только глубиной, но и сильной структурной неравномерностью. Больше всего пострадали машиностроение и другие отрасли обрабатывающей промышленности, меньше — отрасли топливно-энергетического комплекса (ТЭК) и сырьевой промышленности, которые имели возможность поставлять свою продукцию на мировой рынок. Снижение доли обрабатывающей промышленности и повышение доли добывающей промышленности называют деградацией, или «утяжелением», экономической структуры.
Для борьбы с кризисом часто выдвигают идеи «закрытия» отечественного рынка от иностранной конкуренции с помощью высоких пошлин. Это возможно в некоторых отраслях, но в целом протекционизм требует большой осторожности. Ведь если «закрыть», например, отечественный рынок продукции легкой промышленности, то где гарантия, что после этого российские компании станут работать лучше. Ведь они не имеют такого оборудования, как иностранные конкуренты, и, следовательно, не способны производить продукцию такого же качества. Если же предложить, чтобы введение импортных барьеров сопровождалось «вливанием» государственных денег для модернизации производства, то где взять такие деньги? И есть ли уверенность, что получатели государственных инвестиций действительно эффективно используют эти средства и проведут модернизацию производства? Зато с полной убежденностью можно сказать, что после «закрытия» рынка цена на продукцию российских производителей поднимется и от этого пострадают потребители.
Во время реформ глубокий спад пережили и все остальные постсоциалистические страны. В середине 90х гг. по сравнению с началом десятилетия ВВП сократился в Польше и Чехии на 10—15%, а в Болгарии и Румынии — на 15—20%. Как и в России, в Восточной Европе кризис сильнее всего поразил тяжелую промышленность.
Является ли такой глубокий кризис неизбежным для переходной экономики? В чем отличие этого кризиса от обычного циклического спада в любой рыночной экономике?
Трансформационный спад и его природа
Изучением кризиса постсоциалистического периода занимается очень много исследователей. Большинство из них пришли к выводу, что кризис обусловлен не только ошибками реформаторов (хотя и этот фактор имеет место), но и в первую очередь объективными условиями перехода от административно-командной к рыночной экономике.
Наследие административно-командной системы. Еще раз остановимся на особенностях административно-командной системы в нашей стране.
Эта система отличалась следующими чертами:
1) полное огосударствление собственности, экономического управления и всех экономических процессов;
2) огромная роль военно-промышленного комплекса (ВПК), связанная с милитаризацией общества, и высокая доля в экономике отраслей ТЭК, обусловленная большой ресурсоемкостью производства и положением нефтегазового комплекса как единственного сектора экономики, способного зарабатывать иностранную валюту;
3) сильная отсталость остальных отраслей промышленности;
4) несбалансированность экономики, хронический дефицит продукции производственно-технического назначения, потребительских товаров и услуг;
После распада СССР произошло разрушение единого экономического пространства, которое привело к разрыву хозяйственных связей и лишило многие российские предприятия как источников сырья и комплектующих, так и рынков сбыта для готовой продукции. Развал СЭВ разрушил экономические связи между предприятиями СССР и стран Восточной Европы.
Большинство из вышеперечисленных особенностей было присуще и восточноевропейским государствам.
Системный кризис постсоциалистической экономики. Могла ли такая экономическая система плавно трансформироваться в свою противоположность — в рыночную систему? Как мы уже говорили, из всех постсоциалистических стран это удалось только Венгрии, где постепенные реформы начались еще в конце 60х гг., т. е. за двадцать лет до смены общественно-политического строя. Но и Венгрия не избежала спада. Что касается остальных постсоциалистических государств, то здесь ситуация была принципиально иная.
Переходные экономики столкнулись с системным кризисом, при котором высокая инфляция, спад производства и падение жизненного уровня явились следствием разрушения прежних экономических институтов и слабости новых, рыночных экономических институтов. Например, промышленные предприятия после приватизации лишились финансирования из бюджета, так как перестали быть государственными, но не получили и рыночных источников финансирования, потому что коммерческие банки еще не способны предоставить кредиты производству, а фондовый рынок, позволяющий привлечь средства через продажу акций, только зарождается. Другой пример: банк готов предоставить кредит малому предприятию, но не может убедиться в его перспективах, надежности и платежеспособности из-за неразвитости системы рыночного аудита (проверки финансового состояния независимыми аудиторскими фирмами).
Таких примеров можно привести очень много. Все они свидетельствуют о том, что в постсоциалистический период страны проходят особый этап, когда экономическая система как совокупность взаимосвязанных институтов разрушается и хозяйствующие субъекты лишаются механизмов координации экономической деятельности — тех механизмов, которые показывают каждому предпринимателю, где и по какой цене купить сырье, сколько платить рабочим, где взять кредиты для модернизации оборудования, по какой цене продавать и т.д. Это служит основанием для того чтобы охарактеризовать нынешнее положение в постсоциалистических странах как особый вид кризиса — трансформационный спад. Трансформационный спад — это глубокий кризис переходной экономики, вызванный нарушением координации между хозяйствующими субъектами из-за разрушения плановой системы и слабости рыночных институтов экономической деятельности.
Как мы уже говорили, концепция трансформационного спада была предложена известным венгерским ученым Я. Корнай. К этой концепции можно добавить следующее. Административно-командная экономика — это, по сути, экономика неравновесия. Большинство товаров были в дефиците, но значительная часть продукции была избыточной. По оценкам российских ученых, к этой категории относилось примерно 30% всей продукции, выпускавшейся в СССР. Речь идет о технической продукции низкого качества; которой из-за постоянных поломок требовалось больше, чем реально необходимо. Например, колхозы закупали комбайнов и тракторов вдвое больше, чем нужно, чтобы каждую вторую единицу техники использовать как источник запчастей. К избыточной продукции относилось то, что закупалось «про запас» из-за хронического дефицита, а также непродовольственные потребительские товары, которые не находили спроса.
Если к этому прибавить еще и военную продукцию, нужда в которой теперь резко сократилась, то нетрудно представить, какую большую долю производства приходится промышленности «сбрасывать» в переходный период, когда потребители вынуждены рассчитываться только собственными, заработанными деньгами.
Проявления трансформационного спада. Выше мы охарактеризовали наиболее общие причины трансформационного спада.
Они проявляются в следующих экономических процессах:
1. Экономика дефицита сменяется экономикой равновесия. Это меняет роль цен в принятии экономических решений и принципы функционирования хозяйственной системы в целом.
2. Снижение инвестиций. В период административно-командной системы объем инвестиций был очень высок благодаря «мягким бюджетным ограничениям», т. е. получения предприятиями инвестиционных ресурсов от государства без учета того, когда и как предприятие сможет вернуть их в бюджет. Классической иллюстрацией «мягких бюджетных ограничений» было советское сельское хозяйство, куда без всякой отдачи уходили миллиарды рублей. Нынешняя ситуация принципиально иная: предприятие должно окупить капиталовложения, что очень нелегко в современной экономической обстановке.
Положение с инвестициями в переходной экономике можно кратко охарактеризовать следующим образом:
— государство резко сократило капиталовложения из-за хронического бюджетного кризиса (дефицита бюджета и нехватки средств на финансирование текущих социальных и других расходов);
— приватизированные предприятия почти не осуществляют инвестиций, ожидая, пока не определится «эффективный собственник», способный вкладывать средства в предприятие и обеспечить устойчивую рентабельную работу предприятия (по этой причине руководители многих приватизированных предприятий «перебрасывают» их финансовые ресурсы в ново созданные частные компании);
— частные предприниматели неохотно вкладывают средства в производственный сектор те тому же инвестиционные ресурсы сравнительно ограниченны.
3. Коренное изменение структуры производства. Административно-командная система поощряла развитие ВПК и устаревшей тяжелой промышленности. Сегодня производство военной продукции пришлось значительно сократить, а продукция тяжелой промышленности обычно не находит спроса ни на внутреннем, ни на внешнем рынках.
4. Дезинтеграция (распад) единого экономического пространства и сложности в координации экономической деятельности в рамках СНГ.
5. Открытость экономики и конкуренция импорта.
6. Финансовые ограничения. Ограничение массы денег в обращении, повышение ставок процента по рефинансированию и другие финансовые меры государства, ограничивающие спрос со стороны предприятий и населения, оборачиваются спадом производства.
Как мы уже отмечали, финансовая стабилизация, реализуемая через совокупность финансовых ограничений, имеет огромное значение для переходной экономики. Поэтому ниже мы подробно остановимся на взаимосвязи финансовых ограничений и экономического спада. Пока же отметим следующее обстоятельство.
В период трансформационного спада сокращается доля реального сектора (промышленности, сельского хозяйства, строительства и транспорта) в ВВП и увеличивается доля услуг. Так, с 1993 по 1995 г. доля услуг в структуре производства ВВП в текущих ценах выросла с 43 до 52%. Это отражает позитивные сдвиги в структуре экономической деятельности. Для современной экономики характерна очень высокая доля услуг (информационных, финансовых, юридических и др.), и развитие сферы услуг в переходный период является частью процесса становления рыночной экономики в России. В частности, важное значение имеет развитие рынка финансовых услуг, которые в прежней системе были не представлены вообще или развиты очень слабо (например, кредитных, фондовых, страховых и аудиторских).
Во всех без исключения постсоциалистических странах трансформационный спад сильнее всего поражает тяжелую промышленность, которая некогда составляла «ядро» экономики. Внутренний спрос на продукцию тяжелой промышленности сильно упал, а на мировом рынке она, за небольшим исключением, абсолютно неконкурентоспособна из-за низкого качества и высоких цен. Между тем на предприятиях тяжелой промышленности занята значительная часть работников, а с этими предприятиями соединены хозяйственными связями множество других предприятий. Это объясняет, почему реформе тяжелой промышленности во многих постсоциалистических странах сейчас придают первостепенное значение.
Можно ли было начать преобразования в тяжелой промышленности раньше, в начале переходного периода? Можно ли было тогда обновить оборудование, наладить выпуск новой продукции, освободить крупные предприятия от смежных, вспомогательных производств и объектов социальной сферы, чтобы сделать их более гибкими и динамичными?
Нетрудно понять, что на начальном этапе трансформации таких возможностей не было. Государство не имело денег для модернизации тяжелой промышленности, а негосударственный капитал был еще слишком слаб. Отсутствовали крупные негосударственные банки, фондовый рынок, другие финансовые институты, не было и достаточных законодательных основ для приватизации, разукрупнения или банкротства предприятий тяжелой промышленности. Поэтому подъем тяжелой промышленности требует предварительного решения финансовых проблем и формирования основных рыночных институтов.
Финансовые ограничения и спад производства
«Негативная» адаптация и «депрессивная» стабилизация. В рыночной экономике продукция производится исключительно для того, чтобы ее продать и получить от этого прибыль. Это значит, что производство продукции по объему и ассортименту должно соответствовать платежеспособному спросу. (С экономической точки зрения спрос бывает только платежеспособным. В нашей стране, однако, еще встречается понимание спроса просто как желание потребителей иметь какую-либо продукцию. Например, при обследовании экономического положения отраслей или регионов руководители предприятий до сих пор иногда отвечают, что спрос на их продукцию есть, но денег у покупателей не хватает.)
Переходная экономика нарушает это фундаментальное правило, потому что здесь в принципе возможна продажа товара без последующей оплаты (неплатежи). Все же поставщики неохотно идут на такие условия и предпочитают «живые» деньги. Этим, например, объясняется на первый взгляд парадоксальное поведение российских производителей, которые предпочитают поставлять продукцию на экспорт даже тогда, когда внутренние российские цены выше мировых. Дело просто заключается в том, что при экспорте продавец получает только «живые» деньги.
Но при продаже товаров населению никаких неплатежей, естественно, быть не может, и требование соответствия объема и ассортимента спросу должно полностью соблюдаться.
Поэтому в ответ на финансовые ограничения и соответственно ограничение спроса реальный сектор вынужден сворачивать производство. Это называется «негативной» адаптацией.
В первые годы после начала реформ политика финансовых ограничений носила выраженный циклический характер. Он проявлялся в серии циклов сжатия и расширения денежно-кредитной массы. После каждого сжатия правительство через пять шесть месяцев было вынуждено отступать от жесткой денежно-кредитной политики под давлением экономических или социально-политических факторов. Главной причиной, которая вызывала ослабление финансовых ограничений, служило резкое ускорение спада и нарастание взаимных неплатежей вслед за очередным ужесточением денежно-кредитной политики. Естественно, что ослабление ограничений сопровождалось ускорением инфляции.
Примечательно, что от цикла к циклу реакция производства на сжатие денежно-кредитной массы ослабевала (хотя эта тенденция не была прямолинейной), уменьшался и инфляционный всплеск после расширения массы. После сжатия денежной массы в конце 1994 г. заметного спада вообще не произошло.
Это свидетельствовало о том, что промышленность «сбросила» все те производства, которые не могли существовать в условиях жесткой денежно-кредитной политики. Завершился этап перестройки экономической структуры путем «сброса» нежизнеспособных предприятий. Специалисты отмечали, что закрылись те предприятия, прекращение работы которых могло обойтись без масштабной дестабилизации всей экономики. Те, что остались, — это «хребет» народного хозяйства, который нельзя разрушить, можно только модернизировать.
Таким образом, мы видим, что жесткая финансовая политика привела к глубокому спаду и сильному изменению структуры экономики. В середине 90х гг. спад достиг «дна»: остались те производства, без которых физически невозможно существование народного хозяйства нашей страны. Поэтому в этот период спад сменился депрессивной стабилизацией, т. е. сохранением объемов производства на очень низком уровне. Дальнейшее ужесточение финансовой политики бессмысленно, потому что будет компенсироваться ростом неплатежей.
В результате действия финансовых ограничений сворачивались в первую очередь технически отсталые предприятия и отрасли обрабатывающей промышленности, выпускающие некачественную и неконкурентоспособную продукцию. Наиболее заметным образом это проявилось в глубоком кризисе легкой и пищевой промышленности. Произошло и резкое сокращение выпуска машиностроительной продукции. Не остались в стороне от спада топливно-сырьевые отрасли, где в два три раза уменьшились объемы поисковых работ, освоения новых месторождений, строительства трубопроводов и других объектов инфраструктуры, хотя здесь причина спада состоит не столько в отсутствии спроса, сколько в нехватке инвестиций.
Таким образом, кризис поразил конечное производство, сворачивающееся из-за отсутствия платежеспособного спроса и импортной конкуренции, и по «технологической цепочке» распространился на все другие отрасли, включая топливно-сырьевые отрасли и первичную переработку. В отличие от циклического кризиса в рыночной экономике, в процессе трансформационного спада в России сокращение производства происходит не по критериям неконкурентоспособности и неэффективности, а как «негативная» адаптация всей производственной сферы к неблагоприятным экономическим условиям.
В процессе «негативной» адаптации наиболее устойчивыми оказались отрасли ТЭК, металлургия, нефтехимия и деревообрабатывающая промышленность, которые производят сравнительно простую и однородную продукцию, низко-эластичную к спросу, не испытывающую иностранной конкуренции и, напротив, имеющую внешние рынки сбыта. Поэтому было бы неправильно утверждать, что «негативная» адаптация не подчиняется законам рынка, напротив, в полном соответствии с рыночными законами более жизнеспособными явились те отрасли и предприятия, на продукцию которых существует более высокий и устойчивый спрос. Таким образом, вместо роста эффективности, технологической оснащенности и конкурентоспособности производства, что было бы следствием кризиса в рыночной экономике, в России произошла деградация промышленности.
Отличие трансформационного спада от циклического кризиса. В результате сокращения производства и «утяжеления» промышленной структуры «негативная» адаптация в основном завершилась в 1995 г. Промышленность заняла новое, достаточно устойчивое положение относительно сельского хозяйства, торговли, услуг и других сфер материального и нематериального производства. Сравнительная устойчивость объема и структуры промышленного производства выражается в прекращении спада, слабой реакции производства на финансовые ограничения и в устойчивости валютного курса рубля.
В то же время необходимо иметь в виду принципиально важное отличие трансформационного спада от циклического кризиса в рыночной экономике. Циклический кризис создает сам для себя предпосылки для перехода к росту. Они состоят в том, что прекращают существование неконкурентоспособные, технологически отсталые производства и общий уровень конкурентоспособности экономики повышается. Тем самым возникают внутренние импульсы для возобновления экономического поста.
Трансформационный спад не порождает внутренних импульсов к росту. После «сбрасывания» неконкурентоспособных отраслей обрабатывающей промышленности перспективы роста сохраняются главным образом у добывающих отраслей, продукция которые пользуется спросом на внешнем рынке. Но и этим отраслям угрожают последствия технологической деградации, потому что поддержание и наращивание объемов производства не сопровождается освоением новых месторождений, обновлением быстроизнашивающегося оборудования и расширением инфраструктуры (например, автомобильных дорог и трубопроводов).
Поэтому выход из трансформационного спада требует создания макроэкономических и институциональных условий для расширения экономической деятельности и осторожного увеличения денежной массы, способного восстановить спрос на продукцию российской промышленности и при этом избежать инфляционного эффекта.
Реальный сектор после кризиса. Девальвация рубля привела к резкому удорожанию импорта и освободила рыночные «ниши» для российских производителей. Российская экономика вступила в полосу быстрого подъема. ВВП увеличился на 3,2%, в том числе промышленное производство — более чем на 8%, прирост ВВП и промышленного производства составил соответственно 7 и 10%. Столь быстрым темпам роста способствовали очень высокие мировые цены на нефть.
Можно ли объяснить экономический бум только девальвацией рубля и благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой? Такое объяснение было бы совершенно недостаточным. Ведь цены на нефть тоже были высокими, а международные организации давали нашей стране большие кредиты, размер которых многократно превышал Доходы от нефти. Но, несмотря на это, производство сокращалось. Поэтому глубинная причина бума состоит в том, что в российской экономике за десять лет реформ произошли принципиальные изменения. Несмотря на все сложности адаптации к новым условиям и незавершенность реформ на макро и микроуровне, отечественные компании стали рыночными субъектами и в этом качестве стали адекватно реагировать на сигналы рынка.
Наиболее высокими темпами росли добыча нефти и газа, черная и цветная металлургия, машиностроение и химия. Впервые за долгие годы начался рост в легкой и пищевой отраслях промышленности, что особенно примечательно: в 90х гг. эти отрасли больше других пострадали от импортной конкуренции и снижения потребительского спроса.
Рост производства и общее оздоровление экономической ситуации привели к существенному улучшению финансового положения реального сектора. Стали сокращаться неплатежи и другие формы не денежных расчетов, чему в немалой степени способствовало усиление Платежной дисциплины государственных органов, зачастую стоявших в начале «цепочки неплатежей» (несвоевременные расчеты государства со своими поставщиками «по цепочке» вели к неплатежам в расчетах между другими хозяйственными организациями). Большую роль сыграло также ужесточение требований государства по сбору налогов и оплате за товары и услуги, реализуемые государственными организациями на рынке. Это относится, в частности, к расчетам за электроэнергию, производимую компанией РАО «ЕЭС России». Для повышения финансовой дисциплины энергетикам приходилось прибегать к таким жестким мерам, как отключение неплательщиков от энергоснабжения.
Рост доходов российских компаний позволил им впервые с начала реформ увеличить инвестиции. За 2000 г. прирост капиталовложений составил около 20%. Но эти средства шли в основном на капитальный ремонт и закупку импортного оборудования (в том числе подержанного), а не на новое капитальное строительство или приобретение отечественного оборудования. Другой примечательной особенностью инвестиционного процесса после кризиса 1998 г. явилось то, что финансирование капиталовложений ведется главным образом за счет средств предприятий, а не банковских кредитов. Это связано с тем, что банковская система оказалась разрушена кризисом. Почти прекратил существование и фондовый рынок, который в обычных условиях служил бы источником финансирования капиталовложений. Для восстановления фондового рынка потребовалось несколько лет.
В конце 90х гг. по-прежнему крайне слабым оставался приток иностранных инвестиций — как прямых, так и портфельных. Прямыми инвестициями считается приобретение не менее 10% акционерного капитала компании; международная практика показывает, что этого обычно бывает достаточно для установления контроля над компанией. Те инвестиции, которые не преследуют цель установить контроль (т. е. приобретение мерее 10% акций компании), относятся к портфельным. Для страны реципиента более предпочтительны, конечно, прямые инвестиции, которые совершаются на длительный срок и означают серьезное намерение инвестора развивать компанию, в которую он вложил деньги. Более того, эти средства обычно непросто вывести за границу, потому что они потрачены на закупку машин, оборудования или недвижимости.
Различают текущие и накопленные инвестиции. Текущие представляют собой приток капиталовложений за один год, а накопленные — сумму инвестиций за длительный срок. Объем накопленных иностранных инвестиций в России составляет всего 30 млрд. долл. (для сравнения: в Китае этот показатель превышает 400 млрд. долл.).
В России до сих пор сохраняется неблагоприятный инвестиционный климат, порождающий огромное «бегство» капитала в размере более 1 млрд. долл. в месяц. Несмотря на улучшение политической обстановки в нашей стране, в 2000 г. «бегство» капитала ускорилось вследствие того, что российские компании стали получать более высокие доходы, и достигло 25—28 млрд. долл. вместо 15—20 млрд. долл. в предшествующие годы. (Иностранные инвесторы считают бессмысленным вкладывать деньги в страну, из которой «бегут» капиталы).
«Бегство» капитала — это стихийная адаптация к неблагоприятному климату, который не дает возможности выгодно вкладывать деньги внутри страны. Оно подтверждает правило: совокупный объем отечественных и иностранных инвестиций в стране, в конечном счете, определяется тем, сколько денег экономика может «принять», т. е. предоставить возможность для выгодного использования. Первые признаки сокращения оттока капитала из страны появились в 2002—2003 гг., когда возобновился достаточно устойчивый рост экономики.
Между тем, несмотря на неблагоприятные возможности для капиталовложений, российская экономика испытывает очень большие потребности в капиталовложениях. Последняя крупная «волна» инвестиций имела место в середине 80х гг., и с тех пор оборудование и инфраструктура износились на 50—80%. Из-за этого возможна вспышка техногенных катастроф (так называемая проблема 2003 года).
В 2000 г. экономический рост еще не приобрел устойчивый характер, потому что он опирался главным образом на расширение «ниш» для отечественных производителей. В дальнейшем приток доходов от экспорта нефти привел к постепенному повышению реального курса рубля. (Дополнительный приток валюты означает, что рублевой массе противостояла большая, чем прежде, долларовая масса. Тогда цена одного рубля, выраженная в долларах, увеличится.) В развитых рыночных экономиках для нейтрализации такого эффекта применяют процедуру «стерилизации», т. е. вложения иностранной валюты в долгосрочные проекты или долгосрочные государственные ценные бумаги с тем, чтобы не допустить ее на национальный денежный рынок. Но в России таких возможностей пока мало. Это значит, что отечественные производители могут снова столкнуться с сильной иностранной конкуренцией на внутреннем рынке.
Выбор модели развития. На протяжении всего XX в. экономика нашей страны развивалась как многоотраслевой комплекс. Однако наибольшее развитие, особенно в последние десятилетия, получили две группы отраслей, которые находятся на противоположных концах «технологической цепочки»: добывающая промышленность и смежные отрасли первого передела и высокотехнологичные, в основном военные, производства.
Как показано выше, наиболее благоприятные возможности сейчас имеют топливно-сырьевая и смежные с ней отрасли, в то время как предпосылки для роста обрабатывающей промышленности, напротив, слабы. Значит ли это, что российская экономика должна развиваться по топливно-сырьевой модели?
Такая модель начала формироваться в нашей стране не в годы рыночных реформ, а значительно раньше. Еще в 70е гг. произошел сдвиг в структуре капиталовложений в пользу нефтегазовой промышленности и нефтепереработки, потому что экспорт энергоносителей приносил огромные доходы и позволял финансировать крупномасштабные импортные закупки оборудования и продовольствия.
Часть специалистов считает, что в настоящее время России не остается другого выбора, кроме продолжения этой стратегической линии. (Вначале 90х гг. даже была разработана концепция «газовой паузы», в основе которой лежит идея о том, что в ближайшие 10—20 лет Россия должна концентрировать ресурсы на развитии газовой промышленности и финансировать модернизацию промышленности за счет доходов от экспорта газа.) Топливно-сырьевой сектор обеспечивает преобладающую часть поступлений в государственный бюджет и экспортной выручки, которая используется для импорта промышленного оборудования и потребительских товаров для населения.
Однако положение в большинстве топливно-сырьевых отраслей грозит падением добычи и экспорта. Эти отрасли сталкиваются с проблемами, типичными для российской экономики в целом: старение оборудования, неплатежи, недостаток инвестиций, налоговое бремя и т. д.
Например, в нефтяной промышленности выбытие производственных мощностей в три четыре раза превышает ввод новых мощностей. Вся добывающая промышленность и отрасли первого передела, особенно производство алюминия и древесины, страдают от высоких тарифов на железнодорожные перевозки и электроэнергию.
Но главное заключается в том, что ориентация на топливно-сырьевой экспорт угрожает стратегическим позициям России в мировой экономике и ставит на1пу страну в зависимость от конъюнктуры международной торговли. Россия еще не интегрировалась в мировое хозяйство до такой степени, которая создала бы взаимозависимость между нашей страной и ее внешнеэкономическими партнерами. Односторонняя, асимметричная зависимость от внешнего рынка — от импорта или от экспортных доходов — может иметь тяжелые последствия для национальной экономики, о чем свидетельствует современная экономическая история. Так, США, ввозившие вначале 70х гг. примерно 40% потребляемой нефти, пережили тяжелый «нефтяной шок» в 1973—1974 гг. после резкого скачка мировых цен. Пример противоположного рода — резкое ухудшение экономической ситуации в СССР в 1987 г. сразу вслед за падением мировых цен на нефть. В современных условиях угроза экономической безопасности России может возникнуть не только из-за сознательного манипулирования ценами и валютным курсом со стороны ведущих участников международной торговли, но и вследствие неблагоприятного развития конъюнктуры мирового рынка.
Несмотря на продолжительный кризис 90х гг., Россия сохраняет потенциал развития обрабатывающей промышленности, в том числе современных наукоемких производств. Этот потенциал заключается в передовых предприятиях и высокоразвитой научно-технической базе. При этом, в отличие от дальневосточных государств, сделавших в последние десятилетия мощный индустриальный рывок, подъем обрабатывающей промышленности России может ориентироваться не на экспорт, а на чрезвычайно емкий внутренний рынок. Необходимо использовать уникальное сочетание огромного научно-технического потенциала, высококвалифицированной и относительно дешевой рабочей силы. Такого сочетания нет ни в одной стране мира — во всех остальных государствах; добившихся экономических успехов, отсутствовал, по крайней мере, один из этих трех компонентов.
Как становится очевидным в свете экономических итогов 90х гг., технологи|1еская модель развития для России не имеет альтернативы. Но это очень трудный выбор. Реализация «технологической» стратегии требует переориентации экономической политики с учетом результатов реформ и современного состояния рыночной системы в России. Эти вопросы будут более подробно раскрыты в последующих главах.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
