Формирование российской банковской системы как основного оператора на рынках ценных бумаг
Как мы уже показали выше, развитие банковской системы в России существенно опередило появление сколько-нибудь заметного рынка ценных бумаг, что, впрочем, полностью совпадало с процессами, имевшими в свое время в Западной Европе. Точно так же, как в свое время и в Европе первоначально рынок ценных бумаг обслуживал сугубо внутренние потребности финансовых институтов — первыми частными ценными бумагами, широко представленными на рынке, являлись акции коммерческих банков (разумеется, в данном случае речь не идет о правекселях, как о весьма специфических инструментах, зародившихся еще в недрах феодальной экономики). К тому моменту, когда в современной России приватизация, с одной стороны, и потребность в упорядочивании процесса финансирования бюджетного дефицита — с другой создали предпосылки для широкого развития всех сегментов рынков ценных бумаг, коммерческие банки уже вполне сложились как организации и были готовы к обслуживанию этих вновь возникающих рынков.
С другой стороны, и незначительные объемы имевшегося внутри страны инвестиционного капитала (иностранные инвесторы проявили интерес к российским рынкам значительно позже), и крайне слабый уровень экономической грамотности не только населения, но и предпринимателей, и острый дефицит кадров, которые в основном были сосредоточены именно в коммерческих банках, способных предложить им соответствующий уровень оплаты труда, — все это предопределило отсутствие конкуренции со стороны небанковских институтов. Сама же банковская система к моменту начала бурного роста рынков ценных бумаг — второй половине 1996 г. — закончила период своего формирования и после кризиса августа-сентября 1995 г. переживала этап относительного расцвета. Оборотной стороной этого расцвета была нестабильность значительного числа самих банков — как видно из нижеприведенной диаграммы, отношение функционирующих коммерческих банков к тем, лицензия которых была отозвана, составляло почти 2:1.
Не приходилось говорить и о создании сколько-нибудь объективной картины касательно того или иного банка — сам факт того, что до 10,12.96 г. Банк России выдал 155 лицензий специализированным фирмам, имеющим право заниматься банковским аудитом, свидетельствует о слабой достоверности данных отечественного аудита (при высочайшей дороговизне аудита, осуществлявшегося крупнейшими западными фирмами).
Такая ситуация, а также некоторое отрезвление, которое испытала инвестирующая публика после краха «пирамид» и начала финансовой стабилизации, выразила в заметном падении доверия к самой системе коммерческих банков со стороны населения: из 100 крупнейших по объему размещенных частных вкладов российских банков в течение второго квартала 1996 г. объем привлеченных от населения средств сократился у 37 банков. В третьем квартале такое сокращение произошло у 17 банков из той же категории.
Впрочем, падение доверия в отношении крупных банков не следует переоценивать — общую нехватку средств внутри страны они с успехом заменяли внешними заимствованиями, тем более что западные инвесторы во второй половине 1996 г. испытывали определенную эйфорию относительно экономического будущего России, основываясь на результатах президентских выборов. Международная финансовая корпорация (1FC) приступила к регулярной публикации инвестируемого рейтинга России, и глобальный индекс России за 1996 г вырос больше, чем у ближайших конкурентов.
В результате западные инвесторы оценивали отношения с российскими банками как перспективные. Они, конечно, были заинтересованы не только в чисто финансовых контактах, но и в использовании связей своих российских партнеров во властных кругах для участия в процессе приватизации. Так, Инкомбанку, первому из российских коммерческих банков, дважды за 1996 г. предоставлялся международный синдицированный кредит — в июне 20 млн. долларов от европейских банков и в декабре — 25 млн. от группы международных банков.
С другой стороны, если рынок частных ценных бумаг был заинтересован в максимальном числе участников самых различных весовых категорий, то на уже достаточно развитом рынке государственных бумаг государство в качестве эмитента начало испытывать определенные сложности. Если в условиях инфляционного финансирования проблема погашения задолженности по государственным бумагам не являлась первостепенной, то рост неинфляционного финансирования бюджетного дефицита поставил вопрос о снижении стоимости государственного долга в повестку дня. Подробности этого процесса будут рассмотрены нами далее, в подпараграфе, посвященном инструментальному обеспечению российского рынка ценных бумаг, а сейчас отметим, что проблему воздействия на рынок государственных ценных бумаг было решено урегулировать за счет сокращения числа коммерческих банков.
Проблемы финансирования бюджетного дефицита и административное укрупнение российской банковской системы
Сама идея укрупнения за счет административного количественного сокращения принадлежала тогдашнему главе Банка России С. Дубинину. В качестве идеала автор этой идеи позднее называл сохранение в России пятидесяти крупнейших банков. В то время руководство Банка России полагало, что сокращение числа коммерческих банков не только повысит надежность всей системы, но и позволит повысить ее управляемость. Сращивание крупнейшего финансового капитала не только с политической; властью (участие крупнейших капиталистов в выборах июня 1996 г.), но и с монетарными властями всех уровней достигла уже весьма значительного уровня. Если первоначально место дилера рынка Государственных краткосрочных бескупонных облигаций (ГКО) не слишком привлекало коммерческие банки, то к 1997 г. оно стало источником колоссальных доходов. Их объем был настолько велик, что не только банки-дилеры, но и банки-субдилеры могли изымать весьма значительные прибыли. Никаких фактических данных по этой проблематике приведено, естественно, быть не может, однако использование конфиденциальной информации стало повсеместной практикой, а уровень жизни и личного потребления сотрудников соответствующих подразделений Банка России (который они и не старались особенно скрывать) откровенно не соответствовал положению российского государственного служащего.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Тем не менее, в данной идиллии углублялись серьезные трещины. Сокращение доходности государственных бумаг приводило к невозможности сохранения баланса интересов внутри банковской системы и крупные банки стали заинтересованы в устранении своих более мелких конкурентов-субдилеров. Развернувшаяся денежная приватизация вызывала необходимость консолидации капиталов и установления максимально тесных взаимоотношений с властью. А значительное увеличение объемов заимствований вынуждало государство все в большей степени открывать этот рынок для иностранных инвесторов, противостоять которым российская банковская система в существующем виде, безусловно, не могла.
На самом же деле, на наш взгляд, говорить о кризисном состоянии российской банковской системы в 1996 г. не приходилось (учитывая, конечно, общее кризисное состояние всей экономики). В 1996 г. российские банки вложили в государственные ценные бумаги 60% объема своих кредитных ресурсов. За 1996 г. объем выданных кредитов увеличился в 1,2 раза, а объем инвестиций в ценные бумаги — в 2,0 раза, причем доля государственных ценных бумаг уменьшилась до 70%. Просроченная задолженность банков достигла к началу 1997 г. 10% от выданных кредитов — цифры, не позволяющая говорить о неустойчивости системы в целом.
Одновременно в некоторой степени удалось выправить баланс сил между властью и капиталом, поскольку регулярные репрессии со стороны Банка России вернули его руководству директивный, безапелляционный тон. Впрочем, подобного рода политика поддерживалась крупнейшими представителями финансового капитала, видевшими в своих более мелких коллегах хороший источник увеличения капитальной и особенно клиентской базы.
Некоторое воздействие оказывал на позицию крупнейших финансовых групп и такой совершенно новый фактор, как мелкий инвестор, начавший играть все большую роль в крупнейших городах страны. Объем частных рублевых вкладов в банках Москвы и Московской области (кроме Сбербанка) вырос в 1996 г. на 52%, во всех региональных банках — на 14%. В результате доля банков московского региона (без Сбербанка) выросла с 40 до 47 процентов. Средства населения становились важным источником кредитных ресурсов и для крупнейших региональных банков. Средняя доля частных вкладов в обязательствах 50 крупнейших по величине активов региональных банков составила 31%. Тот же показатель для 50 крупнейших банков Москвы был равен 9%.
Кроме того, частные инвестиции играли для коммерческих банков важную роль, во-первых, были живые, наличные деньги (при высочайших объемах наличного обращения и удушающей налоговой системе, приводивших к уходу экономики в тень — только в 1996 г. российские предприниматели создали за рубежом до 60 тыс. оффшорных компаний, на счета которых зачисляется нелегально вывезенный из России капитал — фактор значительный), а во-вторых, это позволяло крупнейшим операторам со средствами населения рассчитывать на особое отношение со стороны патерналистски настроенного по отношению к гражданам государства (позиция, полностью оправдавшаяся после краха 17 августа 1998 г.). Борьба за мелкого клиента развернулась на фоне общего падения доверия граждан к банковской системе. В конце 1996 г. произошел отток вкладов населения из Сбербанка России, только за ноябрь вкладчики изъяли 47 млрд. р.
Доля сбережений во вкладах и ценных бумагах в общем объеме денежных доходов сократилась в ноябре 1996 г. по сравнению с октябрем в два раза. Эти процессы происходили на фоне незначительного увеличения доли потребительских расходов граждан и расходов на покупку валюты.
За 1996 г. по сравнению с 1995 г. доходы населения выросли на 49%, а расходы — на 53%. Абсолютное обнищание основной массы граждан вело как к снижению их инвестиционной активности, так и к нарастанию социальной напряженности. С другой стороны, практически полное отсутствие накоплений у наименее социально обеспеченных слоев вызывает закономерный вопрос — за счет чего финансировался 4 процентный разрыв доходов и расходов? Наиболее вероятный вывод — возрастали не отражаемые в официальной статистике доходы населения в целом. Отсюда и привлекательность валюты как полностью обезличенного объекта инвестиций. В 1997 г. резкий рост расходов не может быть объяснен только увеличением стоимости жизни (темпы инфляции не были столь значительны). Вероятно, стабилизация экономической и политической обстановки вызвали рост потребительской активности в ущерб инвестициям, в т.ч. и в валюту.
В таких условиях тенденция усиления конкуренции за частного инвестора сохранилась и в 1997 г. и не могла не оказывать воздействия и на рынок ценных бумаг. В марте 1997 г. впервые за последние годы были отмечены суммы остатков вкладов населения в Сбербанке РФ, Объем частных вкладов сократился в марте на 44 млрд. р. и составил на 01.04.97 г. 101,1 трлн. р. Подобного рода ситуация была опасна уже не только для Сбербанка, но и для бюджета — портфель ГКООФЗ Сбербанка составлял 30-40 % от суммарной капитализации рынка. Но наиболее существенное влияние на позиции как монетарных властей, так и крупного капитала, оказывали процессы, развившиеся в ходе приватизации. Упомянутое выше проявление со стороны иностранных инвесторов интереса к инвестициям в Россию носило, тем не менее, весьма ограниченный характер. I Иностранный спекулятивный капитал в большинстве своем не спешил связывать себя вложениями в акции российских предприятии, пусть даже перспективных. Вместе с тем он был готов кредитовать крупнейшие российские банки под залог этих бумаг. В результате сложился своеобразный принцип существования крупнейших российских коммерческих банков, когда выжить они могли, только постоянно в процессе расширяя свои финансово-промышленные империи. Однако источники средств были все же весьма ограниченные, а вновь приобретенное имущество приносило в основном убытки, как вследствие неспособности осуществить должное руководство, так и из-за невозможности ликвидации огромной социальной сферы приобретенных предприятий. Крупные российские финансовые институты рассчитывали, вероятно, что, так же, как и в дореволюционной России, принадлежащие им акции промышленных предприятий будут в конце концов выкуплены западными банками и, как следствие, вся их политика была нацелена на сохранение темпов наращивания внешней мощи вплоть до этого момента. Для подобного рода расчетов, действительно, были серьезные основания. Впервые за годы экономических реформ в России в январе 1997 г. отмечен рост производства ВВП (на 0,1% по сравнению с 1995 г.) и промышленной продукции (на 0,3% по сравнению с 1995 г.). В январе 1996 г. те же показатели снизились на 3 и 5 процентов соответственно. Эти данные, безусловно, позволяли надеяться на появление в России долгосрочного иностранного инвестора в самое ближайшее время.
Таким образом, денежная приватизация стала поворачиваться к крупному российскому финансовому капиталу неприятной стороной, что вынуждало искать новые методы установления контроля над собственностью. Представитель крупного капитала в политической власти, в то время — вице-премьер правительства России В. Потанин еще в 1995 г. начал отстаивать идею передачи в доверительное управление консорциуму коммерческих банков крупнейших предприятий, контролируемых государством. Тогда удалось добиться только залогового управления, что было куда менее выгодно. Но уже в начале 1997 г. средств для практики залогового управления, а тем более, для участия в открытых аукционах (сам по себе, кстати, факт весьма интересен, демонстрирующий рост инвестиционной активности) стало хронически не хватать. И ставший вице-премьером В. Потанин вернулся к идее доверительного управления, намереваясь передать в него большую часть из более трех тысяч предприятий, контролируемых государством.
11.12.96 г. вышло постановление правительства о проведении конкурсов на право заключения договоров доверительного управления в угольной промышленности, согласно которому отраслевое министерство получало наибольшее влияние как на процедуру конкурса на право доверительного управления, так и на последующую деятельность доверительного управляющего, что упрощало для финансового капитала установление доверительного отношения с чиновниками, переводя его на более низкий уровень.
Если крупнейшие российские банки видели в практике концентрации банковской системы способ переложить часть своих проблем на менее крупных коллег, то большая часть банковского сообщества была встревожена этими планами. 22.04.97 г. в Москве прошел VII съезд Ассоциации российских банков (АРБ). В ходе съезда социологической службой «Кассандра» был проведен опрос банкиров, давший следующие любопытные результаты. Уровень банковского законодательства как высокий оценил лишь один процент опрошенных и как низкий — шестьдесят девять процентов. Процессы сращивания крупного финансового капитала с властью также ощущалось банковским сообществом как угроза своему положению в обществе:
Если в 1994 г. только 1 процент банкиров считал тенденции развития отрасли неопределенными, то в 1997 г. таких уже 27 процентов. В 1994 г. 67 процентов банкиров заявили о планах расширения операций в других регионах, в 1997 г. их число уменьшилось до 38 процентов.
Российская банковская система и в целом благоприятном для нее 1997 г. продолжала оставаться отсталой по сравнению с развитыми странами Запада. Набор услуг, предоставляемых российскими коммерческими банками, в среднем составлял около 20 видов, в то время как в западных странах он может включать несколько сотен позиций.
Открытие и ведение счетов, расчетно-кассовое обслуживание и кредитование — вот тот набор услуг, который предоставлялся подавляющему большинству клиентов. В середине 1997 г. более половины российских банков имели валютную лицензию и осуществляли операции в валюте. Однако каждый шестой кредитный институт просто ограничивался ее покупкой и продажей, и лишь 16 процентов банков участвовали в международных кредитных операциях. Расчеты с использованием векселей, переводов, документарных аккредитивов, инкассовых поручений широко практиковали не более четверти банков.
Хотя коммерческие банки и являлись тем институтом, который обеспечивал функционирование российского рынка ценных бумаг, обратная связь была далеко не столь ярко выражена. Немногим более половины всех российских банков проводили операции с ценными бумагами, осуществляя куплю-продажу, доверительные и залоговые операции. 43 процента банков оказывали консультативные услуги, преимущественно юридические и аналитические. Услуги финансового характера (такие, как оценка экономической эффективности вложения денежных средств), широкого распространения не получили.
Факторинговые, трастовые услуги, предоставление банковских гарантий и поручительств, лизинговые операции практиковало около 10 процентов банков, 3 процента банков проводило форфейтинговые операции. Операции с драгоценными металлами осуществляло не более 1 процента российских банков.
Что касается услуг физическим лицам, то широко распространены были такие из них, как прием средств на депозиты, выдача ссуд, обмен валюты и предоставление сейфовых ячеек. Кредиты населению выдавались лишь под залог недвижимости, произведений искусства и т.п. ценностей.
Основная часть банковских доходов формировалась, естественно за счет кредитных операций. Однако, чем больше в 1997 г. был банк, тем большую долю его доходов составляли операции с ценными бумагами и валютой.
На конец мая 1997 г. существовало несколько десятков банков, которые предлагали клиентам лишь один банковский продукт — операции с государственными ценными бумагами. Генеральные лицензии на 01.06.97 г. имели 273 российские кредитные организации, лицензии на привлечение вкладов населения — 1754, на операции с иностранной валютой — 732. Таким образом, состояние российской банковской системы не только по количественным, но и по качественным показателям не позволяло ей самостоятельно обеспечить рост российской экономики. Иностранные же инвесторы сознательно загонялись государством в узкую сферу финансирования бюджетного дефицита и чисто спекулятивных операций на рынке частных бумаг с целью сохранить монопольное положение и сверхприбыли крупнейших отечественных финансовых институтов.
Тем не менее, политика принудительного сокращения банковской системы в 1997 г. набирала обороты: общее количество действующих кредитных организаций в России за период с 01.0197 г. по 30.04.97 г. сократилось на 143. По состоянию на 01.05.97 г. в России действовало 1887 кредитных организаций (из них 1863 банка) с совокупным объявленным уставным капиталом 21,707 трлн. р. Только за май 1997 г. общее количество действующих кредитных организаций сократилось на 15 и составило на 01.06.97 г. 1872, из которых 1847 были банками и 25 — небанковскими кредитными организациями. Тем не менее, совокупный зарегистрированный уставный капитал кредитных организаций в России по сравнению с апрелем 1997 г. даже несколько вырос и составил 22,184 трлн.р.
В 1997 г. процесс концентрации банковского капитала в России ускорился, причем наибольшие количественные потери понесла банковская система регионов. Анализ изменений в структуре российской банковской системы за первые пять месяцев 1997 г. подтверждает развитие этого процесса. Более чем на треть уменьшилось количество кредитных организаций в Северном, Центрально-черноземном, Северокавказском районах, Калининградской области. В последней существенно сократилась филиальная сеть, так же, как в Поволжском, Дальневосточном районах и Москве.
Общий объем банковских кредитов в рублях и иностранной валюте достиг в 1997 г. 326,5 трлн., р., т.е. увеличился за рассматриваемый период на 23,6 процентов, а значит, говорить о недостаточном объеме кредитных ресурсов не приходилось. Этот рост был достигнут за счет банков Северо-Западного и Центрального районов, а также структур, проходящих в статистических материалах как «прочие» (ЦОУ при ЦБ РФ, ОПЕРУ2, Сбербанк России, Внешэкономбанк). В остальных регионах абсолютные размеры кредитных ресурсов сократились, а их доля в общем объеме кредитов снизилась, что вполне соответствовало наметившейся в то время тенденции некоторого экономического роста в наиболее развитых регионах при депрессии во всех прочих.
Более 50 процентов кредитов было выдано в иностранной валюте. Менее всего валютных кредитов выдавалось в Центрально-Черноземном районе (5 процентов), более всего — в Москве (почти 53 процента) и «прочих» структурах (более 60 процентов). На наш взгляд, это свидетельство того, что в условиях снижения инфляции трудно было выработать приемлемый размер платы за кредит в национальной валюте (в аграрном Черноземье кредиты все равно не возвращались, а значит, выбор валюты кредитования принципиальной роли не играл).
Снижение темпов инфляции привело к повышению стоимости денег и, как следствие, к снижению доли долгосрочных кредитов в их общем объеме (с 12,3 процентов в начале 1996 г. до 2.1 процента в мае 1997 г.). Одновременно долгосрочные кредиты оставались менее рискованными с точки зрения невозврата — доля невозвратов по краткосрочным кредитам (13,1 процентов) была выше, чем по долгосрочным (8,6 процентов). Конечно, такое положение вещей в первую очередь было связано и с более осторожным отбором долгосрочных заемщиков.
За первую половину 1997 г. доля межбанковских кредитов в общем объеме кредитов выросла в целом по России с 23,8 до 28.1 процентов. Однако в Москве доля межбанковских кредитов в общем объеме кредитования, напротив, снизилась с 27,0 до 20,6 процентов. Увеличение межбанковского кредитования на 46,3 процента по России было достигнуто в первую очередь за счет Северо-западного, Поволжского, Уральского и Западносибирского районов, а также структур, входящих в категорию «прочих». Практически в тех же регионах (плюс Волго-Вятский) увеличились и депозитные вклады предприятий.
Наблюдается и весьма интересный парадокс — в то время как средств в распоряжении предприятий становилось больше, объем средств на их депозитных счетах не возрастал, а на депозитных счетах населения — даже сокращался.
Конечно, в некоторой степени это было связано с тем, что почти все деньги с расчетных счетов уходили у предприятий в оборотные средства. Но, скорее всего, уже начинала сказываться и ориентация всей финансовой системы страны в первую очередь на операции с бюджетным дефицитом.
В целом же неустойчивость банковской системы нарастала — величина активов 200 крупнейших банков на 01.07.97 г. составила 809,5 трлн., р., увеличившись за полгода на 16,3 процентов. Собственный капитал этих же 200 банков достиг 76,3 трлн., р., т.е. за полгода вырос всего на 11,1 процента. Одновременно с 9,87% до 9,42% снизилась за полгода доля собственных капиталов крупнейших банков в их активах. Нехватка и без того слабого капитала, задействованного в основном в спекулятивных операциях приводила к тому, что наращивание кредитования нефинансового сектора удавалось осуществлять почти исключительно за счет перераспределения кредитных ресурсов банка из других направлений кредитования, т.е. перелива средств между финансовыми секторами практически не было.
Что касается характера выданных хозяйству и населению кредитов, то по срокам они распределились следующим образом.
Одинаковые темпы прироста краткосрочного и долгосрочного кредитования свидетельствуют, на наш взгляд, о том факте, что общая стабилизация экономической ситуации не подвигала банки к долгосрочным инвестициям.
Невзирая на нарастание неустойчивости банковской системы, политика, направленная на ее концентрацию, продолжалась.
Из гистограммы легко заметить, что число банков с капиталом до 5 млрд. р. за рассматриваемый период сократилось, а с капиталом свыше 5 млрд. р. — увеличилось. Это понятно, т.к. 5 млрд. — это рубеж, на который Банк России требовал вывести размер минимального уставного капитала. Также заметно, что количество банков, уже его перешагнувших, составляет порядка трети от их общего числа. Вместе с тем, если рассматривать как успешные и банки, находящиеся в пороговой группе 15 млрд., р., то их количество составит 4/5 от общего числа банков. Также заметно, что увеличение числа банков в группах роста значительно меньше уменьшения их числа в группах падения. Это значит, что укрупнение коммерческих банков происходило сугубо интенсивным путем, за счет механического сокращения меньших из них. Можно заметить и то, что наиболее сильно сокращалось число банков-порубежников с капиталом 15 млрд. р. Именно они, скорее всего, и представляли интерес в качестве объектов скупки для крупных банков. Таким образом, процесс поглощения не был связан с жизнеспособностью или нежизнеспособностью того или иного банка, как декларировало это руководство Банка России.
Такая административная по принципам своего осуществления концентрация приводила и к концентрации географической. По состоянию на первый квартал 1997 г. на банки столицы приходилось 56 процентов собственных средств банков России. 54 процента банков, капитал которых превышал 30 млрд, р., было сосредоточено в Москве.
Проблемных банков в Москве, по данным ГУ ЦБ РФ, насчитывалось на ту же дату 43% от общего числа. 160 из московских банков остались в той же группе проблемности, 91 банк улучшил финансовые показатели (изменил группу проблемности или вышел из числа проблемных), 137 банков ухудшили финансовые показатели.
Характерно, что в то время как около 50% полученной всеми российскими банками прибыли приходилось на московские банки, их доля в совокупных убытках составила всего 14%. На наш взгляд, это объясняется не только спекулятивной ориентацией деятельности московских банков, но и их более тесной личной связью с монетарными властями. За первый квартал 1997 г. прибыль московских банков возросла на 20,7 процентов а убытки сократились на 7 процентов.
Доля доходов от операций с ценными бумагами в банках Москвы на тот же период составляла 28,5 процентов.
Именно огромная роль для столичных банков операций с государственными ценными бумагами подтверждает выдвинутый нами выше тезис о том, что политика концентрации банковской системы, приводившая к ее сосредоточению в федеральном центре, проводилась Банком России в первую очередь для обеспечения базы расширения объемов заимствований для финансирования бюджетного дефицита. Эта политика позволяла крупнейшим финансовым учреждениям концентрировать в своих руках все большие капиталы, необходимые как для поддержания их существования, так и для финансирования бюджета.
Заметно, что темпы капитализации, достигнувшие наибольшего значения во второй половине 1996 г. (когда они осуществлялись в основном не под административным воздействием, а в результате объективных процессов в экономике), в первой половине 1997 г. несколько замедлились. При этом следует учитывать, что именно в 1997 г. Банк России предпринял беспрецедентно грубые усилия для принудительной концентрации отечественного банковского капитала.
Из зарегистрированных в 1997 г. кредитных организаций пять — банки и семь — небанковские кредитные организации. Из этих семи четыре — расчетные палаты, обеспечивающие проведение расчетов между участниками межбанковских валютных бирж.
Формально политика банковской концентрации базировалась на общемировых тенденциях, однако на практике совершенно им не соответствовала. Безусловно, банковские слияния в развитых странах Запада активизировались, особенно после международного долгового кризиса 1982 г. В наибольшей степени этот процесс проявился в США, где банки, не имевшие тогда мощной депозитной основы, выдали слишком много кредитов развивающимся странам.
Самым дорогим слиянием было слияние Nations Bank и Barnett Bank, сумма, выплаченная акциями Nations Bank превышала реальную величину капитала Barnett Bank в 4 раза, а его доходы — в 24 раза. Наиболее крупным насильственным присоединением явился захват Bank of New York банка Irving Trust. Эта операция обошлась захватчику в $1,4 млрд. Объединение в конце 1997 г. швейцарских Union Bank of Switzerland и Swiss Bank Corporation в новую организацию — United Bank of Switzerland, привело к появлению крупнейшей в мире по сумме управляемых инвестиционных фондов ($912 млрд.) и второй в мире среди коммерческих банков по величине активов ($600 млрд.) банковской структуры.
Ожидается, что к 2000 г. количество коммерческих банков в США сократиться не менее чем в два раза, при этом сумма контролируемых ими активов возрастет в 2,5 раза, а прибыль — в 1,2 раза.
Нетрудно заметить, что в России при сопоставимых с США территориальных масштабах и количестве производственных структур банков намного меньше. Надо также учитывать, что в транснациональных проектах заняты в основном американские крупные банки, а именно — мелкие банки, которыми славится американская финансовая система обеспечивают функционирование кредитно-денежного механизма на всей территории страны.
Анализируя долю банков с различными уровнями активов в формировании российской и американской банковской системах: Количество коммерческих банков в России и в США по группам по величине суммарны активов, млн. долл.
Легко заметить, что в России в принципе отсутствовали крупнейшие (у нас только один с 1993 по 1997 г., а в США — 101 в 1997 г.) и крупные банки (у нас к 1997 г. 31, в США — 746), а ведь именно они в первую очередь являются объектами слияний и поглощений. Даже если слить все российские кредитные учреждения, все равно ничего сопоставимого с системой крупных американских коммерческих банков не получится. Так что общемировой процесс концентрации капитала для России ни в 1997 г., ни в данный момент совершенно не актуален — у нас пока еще только создается достаточная финансовая система.
Тем не менее, политика концентрации с самого начала осуществлялась достаточно жестко на базе в первую очередь административных мер, что выразилось в т.ч. и в ограничении эмиссионной активности коммерческих банков. Так, в 1996 г. ГУ ЦБ РФ по г. Москве зарегистрировало 73 выпуска акций коммерческим банками. Объем эмиссии по сравнению с 1995 г. уменьшился в 1,25 раза и составил 977,3 млрд. р. (в 1996 г. были завершены 44 выпуска акций на общую сумму 472,3 млрд. р. с преобладанием обыкновенных именных акций, кроме того, одна кредитная организация осуществила привлечение средств путем эмиссии облигаций на сумму 49 млрд., р.). Ограничение эмиссионной активности коснулось и инструментов, непосредственно не связанных с процессами банковской концентрации — за 1996 г. ГУ ЦБ РФ по г. Москве зарегистрировано 10 условий выпуска и обращения депозитных и 6 — сберегательных сертификатов (в 4 раза меньше, чем в 1995 г.).
Невзирая на всемерную поддержку Банка России, отсутствие на российском рынке ожидаемых долгосрочных иностранных инвесторов постоянно ухудшало положение крупнейших российских банков, и к концу 1997 г. это ухудшение стало проявляться все отчетливее. В первую очередь оно оказало воздействие на единство рядов крупной финансовой буржуазии, всем представителям которой уже не хватало ресурсов для постоянного расширения своих империй, что единственно и обеспечивало их сохранение, и вылилось в серию ожесточенных «банковских войн», ведшихся как на экономических, так и на политических театрах. Кризис политики «поглощения собственности» крупнейшими финансовыми образованиями проявился и в непосредственной деятельности банков, выступавших в роли их станового хребта.
Серьезное ухудшение положения буквально по всем параметрам совершенно очевидно, причем данные свидетельствуют о том, что одной из причин этого являлось накапливание нереализуемых активов. Интересно, что в целом по российской банковской системе ситуация была несколько иной: за период с 01.07.96 г. по 01.07.97 г. объемы кредитов, предоставленных коммерческими банками нефинансовому сектору экономики, увеличились в сопоставимых ценах на 2,4 процента. Их удельный вес в структуре банковских активов стабилизировался на уровне 30 процентов, причем наметилась тенденция к увеличению объемов кредитования населения и к удлинению сроков предоставляемых ссуд. Объем долгосрочных коммерческих ссуд в рублях увеличился с 4,8 трлн. р. на 01.07.96 г. до 7,3 трлн. р. На 01.07.97 г. При этом рост объема долгосрочного кредитования происходил опережающими темпами по отношению к краткосрочному кредитованию. По сравнению с первым полугодием 1997 г. объем долгосрочных кредитов в реальном выражении за первые шесть месяцев года увеличился более чем в 1,3 раза, а краткосрочных — только в 1,04 раза.
Как следствие необходимости отвлечения все большей доли свободных средств крупнейших российских банков для расширения их промышленных портфелей российская промышленность испытывала все больший дефицит кредитных ресурсов. В то время, как в развитых странах доля внутренних поступлений (прибыль, амортизация) в финансировании предприятий составляет 50-60 процентов всех инвестиций, а в развивающихся странах — не более 87 процентов (Ю. Корея), в России доля собственных источников предприятий в инвестициях составляла во второй половине 1997 г. 91 процент.
Между тем значительная часть средств, находящихся в распоряжении банков, поступала именно от предприятий — клиентов.
Для сравнения, данные по кредитным вложениям московских коммерческих банков, приведены в Приложении Б. Между тем банковская система России вовсе не основывалась на крупнейших учреждениях, которые и испытывали в основном объективные трудности (субъективные трудности, стараниями банка России, испытывали именно средние и мелкие банки).
В целом же банковская система Москвы на начало октября 1997 г. включала 722 кредитных учреждения (40 процентов общероссийского числа). По состоянию на 01.09.97 г. оплаченный уставный фонд всех московских банков превысил 20 трлн. р. (увеличился по сравнению с 01.01.97 г. на 41,5 процентов). Совокупный собственный капитал на ту же дату составил 41 трлн., р. (прирост в 19,2 процента).
По России в целом же тенденция к концентрации банковского капитала была еще менее выражена. По данным Банка России, средние и мелкие банки доминировали в Северном, Волго Вятском и Восточносибирском регионах, где самый крупный местный банк не входил в число 70 крупнейших по России. В Центрально-Черноземном и Дальневосточном регионах самый крупный по объему активов банк не входил даже в сотню крупнейших российских. В результате Банк России вынужден был все чаще отступать от своей политики по укрупнению банковской системы, предоставляя региональным банкам возможность продолжить свое существование, независимо от величины уставного капитала.
Результатом политики на наращивание промышленной составляющей финансовых конгломератов, предназначенной для быстрейшей реализации по наивысшим ценам на рынке ценных бумаг сложилась явная диспропорция в пользу отраслей, представлявших первоочередной интерес для иностранных инвесторов. Поскольку в качестве ориентира избиралось рыночное поведение спекулянтов, почти исключительно представлявших иностранных инвесторов в России, основные операции на рынке ценных бумаг осуществлялись с бумагами, наиболее подверженных колебаниям мировой конъюнктуры, в первую очередь товарной, предприятий.
К моменту начала мирового экономического кризиса (его причины и развитие будут подробно рассмотрены нами отдельно) в октябре 1997 г. политика Банка России, направленная на концентрацию банковской системы в целях обеспечения существования крупнейших финансово-промышленных групп достигла апогея. На 01.01.98 г. в России насчитывалось 1675 коммерческих банков плюс 22 небанковских кредитных организации. Банком России за все время деятельности было отозвано 852 лицензии на совершение банковских операций.
Как видим, в основном ликвидации подвергались те банки, которые вызывали чью — то заинтересованность в качестве объекта для превращения в филиал. Достаточно почитать официальные сообщения Банка России, чтобы понять, что так оно и есть — в основном лицензии отзываются у провинциальных банков, что вполне естественно: в качестве филиалов они куда полезнее московских.
Совокупный зарегистрированный уставный капитал российских банков вырос в 1997 г. в 1,7 раза и составил 33,158 трлн.
неденоминированных рублей. Из всех российских банков иностранная доля присутствовала только в 145, т.е. надежды на приход долгосрочных иностранных инвесторов так и не осуществились. Сто процентно иностранных банков было только 16, а тех, в которых доля иностранцев составляет более 50 процентов, — только 10. На 01.01.98 г. российские банки имели 6353 филиала в стране (из них — 1928 принадлежало Сбербанку) и 10 — за рубежом.
Интересно выглядит распределение среди коммерческих банков лицензий. Лицензиями на операции с драгметаллами обладало ничтожное меньшинство банков — 75, плюс еще 35 имело разрешения на эти операции, не пользующиеся большой привлекательностью вследствие налоговых ограничений. 282 банка имели генеральные лицензии, а лицензии на операции с иностранной валютой — 687 банков. Как не странно, почти все банки — 1589 — располагали лицензиями на привлечение вкладов населения, что свидетельствует о лукавстве руководства Банка России, заявлявшего, что концентрация банковской системы вызвана не в последнюю очередь необходимостью защиты вкладчиков.
К концу 1997 г., как следствие снижения доходности на рынках ценных бумаг несколько возросла роль кредитных операций. 23 из 69 трлн. р. доходов, полученных коммерческими банками за девять месяцев 1997 г., приходилось на проценты по выданным кредитам, причем, 20 из этих 23 трлн. — на кредиты небанковскому сектору.
Для московских банков эта доля была несколько ниже, чем для провинциальных, поскольку в столице проще оперировать на других сегментах финансового рынка, прежде всего — на рынке ценных бумаг. Без учета Сбербанка московские банки получили за счет кредитования 43 процента своих доходов (от конечных заемщиков — 37 процентов), провинциальные — 50 процентов (по межбанковским кредитам — только 2 процента).
Общий объем прибыли 100 крупнейших российских банков за 1997 г. составил 12,2 трлн., р., что на 7 процентов меньше аналогичного показателя за первые девять месяцев того же года, т.е. последние три месяца 1997 г. банки несли серьезные убытки. Совокупные активы 100 крупнейших банков выросли в течение четвертого квартала 1997 г. на 9 процентов и достигли 587 трлн., р. Капитал 100 крупнейших банков вырос за тот же период на 11 процентов и достиг 91 трлн. р. Показатель, на самом деле, настораживающий — в условиях кризиса капитализация не могла, как мы постарались показать, считаться абсолютным благом.
К началу 1998 г. политика концентрации дала свои плоды: более 60 процентов совокупного капитала приходилось на тридцать крупнейших российских банков, которыми контролировалось 48 процентов банковских активов. Однако на тысячу средних и мелких российских банков приходилось не многим менее 40 процентов банковских активов. Достаточно много было в России и неустойчивых банков — порядка 700, но из совокупных активов на их долю приходилось всего 1,2 процентов. Так что основное ядро мелких и средних банков — на самом деле было вполне здоровым.
Следует учитывать и региональную специфику. 44 процента всех российских банков располагалось в Московском регионе. Затем следовал Северный Кавказ, в котором находилось 10 процентов российских коммерческих банков, но это были банки крайне ненадежные, к тому же 80 процентов из них имело капитал менее 1 млн. экю. На Поволжский, Западносибирский и Уральский регионы приходилось примерно по 7 процентов российских банковских учреждений. На остальные шесть российских регионов приходилось не менее 2 и не более 5 процентов от общего числа российских коммерческих банков. Региональное размещение различных видов банковских операций выглядело следующим образом: 40 процентов операций с ценными бумагами и валютой сконцентрировано в Москве, кредитные операции были распределены по регионам равномернее — 34,8 процента приходилось на Москву, 17,4 процента — на Поволжский и 13,0 процента— на Уральский регионы. Естественно, почти все крупнейшие банки были сосредоточены в Москве. Так что сокращение банковской системы наиболее сильно било по кредитно-финансовому обслуживанию регионов.
Ошибкой являлось и утверждение о более успешной работе крупных банков — средняя рентабельность их активов составляла 23 процента, в то время как у средних банков этот показатель достигал 31 процент. 25 процентов российских банков являлись убыточными. Кредитная политика коммерческих банков вместе с тем представлялась достаточно взвешенной — объем просроченных банковских ссуд составлял 5,5 процента от общего объема ссуд выданных.
Вместе с тем функция кредитования экономики к началу мирового кризиса так и не выполнялась российской банковской системой в полном объеме.
Те же из них, кто готов воспользоваться кредитом, рассчитывали получить его по цене 26 процентов годовых, что находилось ниже рыночной цены и уступало по привлекательности инвестициям в финансовые инструменты. Тот факт, что даже через полгода после проявления на российском рынке последствий мирового кризиса оценка значительной части руководителей промышленных предприятий не изменилась, свидетельствует о слабой ориентации российской банковской системы на кредитные операции в целом.
Политика банковской концентрации по мере развития кризисных явлений все более разделяла различные категории банков. Одна их часть тяготела к концентрации, искусственно навязываемой ей монетарными властями. Вполне органично в этот контекст вписалось сделанное 24.04.98 г. заявление руководства банка МЕНАТЕП о возможности объединения этого банка с СБСАГРО и Мостбанком. В случае реализации этого проекта получившийся банк занял бы второе место среди банков России и мог бы конкурировать со Сбербанком. С другой стороны, нарастало сопротивление процессу концентрации банковской системы, в первую очередь со стороны Государственной Думы и региональных властей, заинтересованных в сохранении средних и небольших коммерческих банков, в т.ч. и в качестве своих политических спонсоров (крупные банки участвовали своими капиталами в основном в политической деятельности федеральных структур исполнительной власти и федеральных партий). Так, в Думу законодательным собранием Тверской области весной 1998 г. был внесен законопроект, согласно которому Банк России планировалось лишить права устанавливать минимальный размер капитала кредитных организаций. Тем самым проблема обязательной ликвидации мелких банков была бы снята сама собой.
Поддерживаемые средним банковским капиталам, депутаты Государственной Думы развернули против Банка России настоящую законотворческую войну. Депутаты действовали по всем правилам стратегии — наносили удары со всех сторон, не рассчитывая на победу в одном ключевом сражении и стремясь решить проблему, упразднив по сути сам Центробанк Банк России подвергался проверке со стороны счетной палаты — ведь всем понятно, что в такой доходнейшей конторе, как Банк России, не без греха, а отказ от допуска ревизоров выставляет это учреждение в невыгодном свете гордеца, боящегося гласного контроля и пренебрегающего принципами демократии. На обсуждение Думы вносилось предложение подчинить Банк России правительству, и опять-таки, общественное мнение было согласно — почему это кто-то из чиновников должен быть сам себе хозяин? Было преодолено президентское вето на поправку к закону «О государственных внешних заимствованиях РФ и государственных кредитах, предоставляемых РФ иностранным государствам». Ранее на обсуждение депутатов выносились только займы на сумму свыше $100 млн. С мая 1998 г. Дума, согласно поправкам, должна была утверждать все займы на сумму свыше $10 млн. В качестве союзников Дума здесь видела и Совет Федерации — сенаторы заинтересованы в контроле над федеральными финансовыми потоками. Для Банка России это была очень серьезная угроза — работать на рынке ГКО и еврозаймов, если каждое решение об их эмиссии Дума может рассматривать месяцами, стало бы совершенно невозможно. А работа с отдельными депутатами, неизбежно приводила к тому, что они в ответ начинали просить за свои банки.
Политика концентрации банковского капитала, проводимая Банком России, встречала все большее противодействие со стороны тех политических сил, чья экономическая база находилась вне федерального центра и базировалась на средних и мелких финансовых структурах, чье политическое влияние зачастую было больше их веса в финансовом сообществе, а также на промышленным и торговом капитале. Во время проведенного заседания национального банковского совета один из - заметных депутатов Государственной Думы и известный бизнесмен Семаго прямо обвинил Банк России в том, что сокращение числа коммерческих банков предпринимается исключительно для упрощения работы самого Центробанка. В ходе заседания Совета жестко критиковался и уровень подготовки Банком России нормативных документов, их низкая проработанность, огромное количество запрашиваемой отчетности. Было отмечено, что из 1661 зарегистрированных в России на 01.03.98 г. банков увеличить свой капитал до предъявляемых Банком России требований не смогут 700, большинство из которых было расположено в провинции.
Перенесенная на политическую сцену, борьба вокруг банковской концентрации приобрела еще более острый характер, а арсенал используемых средств существенно расширился. 11.06.97 г., согласно постановлению Совета Федерации, в Банк России были направлены ревизоры Счетной палаты. Находящийся на вершине могущества и испытывающий явное головокружение от кажущихся финансовых успехов, Банк России ревизоров не пустил, ссылаясь на Конституцию. До поры до времени внимания это событие не вызывало. Но с началом в октябре 1998 г. мирового кризиса накапливавшееся раздражение депутатов и региональных лидеров проводимой Банком России политикой выплеснулось уже и на страницы газет. То, что интересы всех участников конфликта носили сугубо меркантильный характер, подчеркивается приводимыми газетой «КоммерсантъДэйли» претензиями членов Совета Федерации: «Средний клерк в РКЦ получает больше губернатора — это стыдно» и «один из зампредов Банка России грозился закрыть все РКЦ в регионе у губернатора, проявившего интерес к распределению прибыли ЦБ».
Не способствовало нормализации отношений и обычное высокомерие центробанковских чиновников в отношении коммерческих банкиров, которым непрерывно грозили сокращениями, и депутатов, которым тогдашний заместитель председателя Банка России. Алексашенко имел наглость письменно заявить, что собственность ЦБ не является собственностью государства. Почувствовав, что коалиция противников складывается весьма грозная, глава Банка России С. Дубинин попытался извиниться перед депутатами, но те его извинения не приняли, а менять финансовую политику С. Дубинин, чье будущее зависело от финансирования крупным финансовым капиталом государственного долга, стоимость обслуживания которого вновь стала нарастать, был не готов.
Но и отношения с таким ненадежным союзником, как крупный финансовый капитал, были достаточно неровными, особенно в свете цены, которую Банк России запрашивал за свою поддержку. Так, Б. Йордана, бывшего главу Кредит Свисс Ферст Бостон, глава пресс-службы Банка России И. Ясина объявила не имеющим достаточного образования и практического опыта работы в банковской системе для занятия поста главы МФК. Неутверждение в должности было связано, конечно, не с образованием и опытом американца Йордана, у которого они, скорее всего, выше, чем у Ясиной и большинства других руководителей Банка России, а местью за сделанные в свое время Йорданом предложения по девальвации рубля, что, естественно, не соответствовало курсу Банка России.
В кризисных условиях политика Банка России по поддержке крупного финансового капитала вообще все более трансформировалась в поддержку отдельных группировок внутри этого капитала. Тем самым была сделана попытка объединить в деле финансирования бюджетного дефицита наиболее сросшуюся с государственным аппаратом часть крупной буржуазии при руководстве первого. Банком России в середине мая 1998 г. было разработано положение «О консолидированной отчетности кредитных организаций». В данном положении давалось определение банковской группы. В группу включались организации, в которых материнской структуре принадлежит не менее 5 процентов решающих голосов. Для того, чтобы не путать приобретение акций с целью создания групп и финансовые операции, акции членов группы должны были находиться в собственности банка более полугода. Банки планировалось обязать сдавать консолидированные отчеты по всей группе, а Банк России распространял свои нормативы на группу в целом, а взыскания налагал на материнский банк. Как быть в том случае, если удастся доказать, что материнской организацией является не банк, в положении не говорилось. Для 15 крупнейших коммерческих банков России новый порядок отчетности вступал в действие с 01.07.98 г., а для прочих банков срок предоставления консолидированных балансов установлен с 01.01.99 г.
В мае 1998 г. новая политика Банка России обрела практическое воплощение — с 08.05.98 г. была введена временная администрация в Токобанке. Формально причина такого решения декларировалась как недопущение банкротства банка. Главой временной администрации назначили, вопреки логике и традициям, вице-президента другого крупного банка — Империала. Новый руководитель немедленно заявил о своем намерении продать банк, причем группе, возглавляемой Б.А. Березовским, которая интересовалась Токобанком и раньше.
После краха 17.08.98 г. была предпринята последняя попытка поддержать крупный финансовый капитал за счет финансовой системы страны в целом. Сначала для достижения этой цели применялись прямолинейные средства — со стороны Банка России серьезнейшая поддержка ликвидности осуществлялась только в адрес крупнейших банков. 20.08.98 г. был задействован более изощренный механизм. Гарантировав вклады населения, сделанные во все банки до 01.08.98 г., глава Банка России одновременно предложил коммерческим банкам организовать систему взаимного гарантирования вкладов. Естественно, что такая система преследовала цель вытянуть средства у средних и мелких банков, не имеющих много частных клиентов, для финансирования задолженности перед гражданами попавших в тяжелое положение крупных банков.
На самом деле монетарные власти всегда были безразличны к вопросам страхования частных вкладов. Об этом свидетельствует факт отклонения в начале 3997 г. самой идеи страхования вкладов. Краткая суть рассмотренного тогда Думой законопроекта такова. Все банки, работающие с населением, обязаны стать членами корпорации гарантирования вкладов и перечислять взносы в ее резервный фонд. При наступлении страхового случая корпорация обязуется возместить вкладчикам ущерб в полном объеме, если сумма вклада не превышает 20-кратного размера минимального размера оплаты труда и 90 процентов вклада, если он составляет не более 250 кратного размера минимальной оплаты труда.
Вступительный взнос в корпорации планировалось установить в размере 0,5 процента от собственных средств банка на конец месяца, предшествующего подаче заявления. Календарный взнос составит от 0,5 процента до 1 процента «средней хронологической» суммы вкладов граждан в течение года.
Для сравнения: в США ежегодный взнос банка в федеральную корпорацию по страхованию депозитов составляет 23 цента со 100 долларов (размер отчислений вырос, до этого он составлял 0,083 процента, 0,12 процента, затем 0,15 процента). В Германии ежегодные отчисления банков в аналогичный фонд составляют 0,03 процента от общей суммы обязательств банка, за вычетом межбанковских кредитов, в Канаде — 0,1 процента от суммы застрахованных депозитов. При этом в США гарантированно компенсируют вкладчикам суммы до $100 тыс., в Канаде — до 60 тыс. канадских долларов, во Франции — до 400 тыс. франков ($77 тыс.), в Японии — до 10 млн. йен ($95 тыс.).
В течение первого года существования корпорация по страхованию депозитов собрала бы с российских банков около 300 млрд., рублей. Но для того, чтобы реально гарантировать компенсацию при наступлении страховых случаев в резервном фонде, должно было содержаться как минимум 1,5 трлн., рублей.
Проект страхования вкладов в результате так и остался на уровне слабо проработанных проектов и был в довольно своеобразной форме реанимирован не для спасения вкладчиков (их уже ничто не могло спасти), а для целей сохранения доминирования в банковской системе крупного капитала. То, что вопрос страхования вкладов возник еще до краха 17.08.98 г., подтверждается известными Банку России сведениями о том, что на начало июня 1997 г. 355 банков, в которых находится около 4,3 трлн. р. средств граждан (примерно 10 процентов всех вкладов населения), имело отрицательное значение капитала, т.е. они истратили
не только свои деньги, но и часть денег клиентов. Еще 400 банков, собравших 5,4 трлн., рублей вкладов граждан, испытывало серьезные финансовые трудности. Т.е. более трети всех банков не способны были вернуть более 20 процентов всех вкладов.
Таким образом, формирование банковской системы России происходило при явной пристрастности регулирующих органов и в обстановке острой политической борьбы.
К моменту начала мирового финансового кризиса процесс появления в России долгосрочных иностранных инвесторов, как уже отмечалось выше, не получил достаточного развития. Тем не менее, протекавшие в данной сфере явления позволяли сделать вывод о сходстве возможного развития процесса с аналогичным в дореволюционной России.
Удельный вес банков с иностранным участием в российской банковской системе возрос за 1997 г. на 1 процент — с 7,3 до 8,4 процентов, но это было связано в первую очередь с численным сокращением российских банков.
Нерезиденты, как и в дореволюционной России, предпочитали не формировать собственные банковские структуры, а ставить под свой контроль уже существующие российские банки — за 1997 г. число коммерческих банков, уставный капитал которых был более чем на 50 процентов сформирован за счет средств иностранных инвесторов, возросло с 22 до 26, а уставный капитал подобных банков возрос на 300 процентов. Так же, как и в дореволюционной России, основное внимание иностранный капитал обращал на крупнейшие кредитные организации — в группе 50 крупнейших банков над 10 был установлен контроль
нерезидентов, причем над 8 — стопроцентный. Сходство с дореволюционной ситуацией усиливалось и тем, что интерес иностранных инвесторов почти целиком концентрировался на столичных банках — 70 процентов всех банков с иностранным участием было к концу 1997 г. расположено в Московском регионе (для банков со 100 процентным иностранным контролем эта цифра достигала 90 процентов).
Банки с иностранным участием уделяли несколько большее внимание кредитованию, чем их коллеги с чисто отечественным участием, но разница эта не была слишком значительна — 48 процентов для банков с иностранным участием против 47,3 процентов для россиян.
Что касается российской банковской системы, то испытываемые ею с октября 1997 г. серьезные кризисные явления, судя по всему, помешали наметившейся было переориентации на операции по кредитованию нефинансового сектора. С одной стороны, нельзя было не отметить существенных подвижек в данной области — для крупных российских банков доля доходов от кредитования в суммарных доходах составила в первом квартале 1998 г. 38 процентов, из них доходов от кредитования нефинансовой сферы — 29 процентов. Причем для провинциальных банков (в первую очередь, кстати, и намеченных Банком России на заклание во имя концентрации) доходы от кредитования играли большую роль, чем для московских, — если первые от подобных операций получили 45 процентов своих доходов, то вторые — 36 процентов (данные без учета Сбербанка). Таким образом, доходы от кредитных операций коммерческих банков превысили доходы, получаемые ими от операций на рынке ценных бумаг, доля которых составляла 31 процент.
С другой стороны, по такому важнейшему показателю, как отношение совокупного объема кредитов, предоставленных банками страны местным предприятиям и гражданам к валовому внутреннему продукту (ВВП), Россия занимала 49 место среди 50 стран мира.
В России соотношение банковских вложений в экономику (под которыми в данном случае понимаются кредиты, выданные предприятиям и гражданам, а также приобретенные акции промышленных и торговых предприятий) и в государственные ценные бумаги составляло порядка 1,3, т.е. на 1 рубль инвестиций в производство приходилось 76 копеек инвестиций в бюджет.
Что касается кредитования граждан, то здесь ситуация обстояла еще хуже.
У этой негативной ситуации была, безусловно, и своя положительная сторона — низкий объем вовлеченности кредитных организаций в производственный процесс делает последствия финансового кризиса для реального сектора экономики куда менее значимы, чем в странах с развитым институтом кредитования производства.
Следует отметить, что ориентация на операции с бюджетным дефицитом активно поощрялась государством, в то время как 1 частный капитал в общем и целом осознавал порочность такого приложения ресурсов. Наиболее четко данный тезис подтверждается поведением подконтрольного государству Сбербанка.
Сбербанк обладал сомнительным первенством среди прочих коммерческих банков мира по объему вложений в государственные ценные бумаги своей страны. По состоянию на начало 1998 г. Сбербанк являлся держателем 20 процентов всех эмитированных ГКО и ОФЗ. При сравнении с прочими коммерческими банками цифры еще более разительны — на 01.04.98 г. Сбербанк контролировал 61 процент пакета госбумаг, приобретенных российскими коммерческими банками.
Активы Сбербанка составляли 27 процентов активов всех коммерческих банков страны, однако достаточно взглянуть на их структуру по сравнению со ста прочими крупнейшими российскими банками, чтобы заметить чудовищную диспропорцию.
Доля кредитов предприятиям и гражданам и госбумаг в активах Сбербанка и 100 крупнейших банков России.
Банковская система по сути являлась основой российских рынков ценных бумаг. По состоянию на 01.01.98 г. Банком России выдано московским коммерческим банкам 280 лицензий профессиональных участников рынка ценных бумаг.
Подводя общие итоги, можно констатировать, что Россия не обладала достаточными инвестиционными ресурсами для самостоятельной модернизации большей части своей промышленности. Вместе с тем государственный бюджет был отягощен как неэффективной социальной сферой, так и необходимостью поддержки многочисленных убыточных предприятий, диктуемой в первую очередь политическими соображениями.
Институциональное обеспечение российских рынков ценных бумаг в основе своей находилось в русле как общеевропейской континентальной, так и дореволюционной отечественной традиции. Составлявшие основу этого обеспечения, коммерческие банки количественно и качественно были готовы к обслуживанию рынков ценных бумаг, однако их финансовые ресурсы были явно недостаточны. Бюджетный дефицит способствовал деформации банковской системы, которая подвергалась административной концентрации в целях укрепления возможности бюрократического управления финансированием государственного долга. Такая политика приводила к сращиванию бюрократического аппарата и крупного финансового капитала. В свою очередь крупный капитал платой за свою поддержку бюджета выдвигало создание для своих структур таких условий, при которых обеспечивалось непрерывное увеличение их финансового веса путем наращивания массы активов в виде пакетов акций наиболее привлекательных для иностранных инвестиций предприятий. Расчет делался на последующую скупку этих пакетов стратегическими иностранными инвесторами за намного большую цену. В ожидание такого результата финансово-промышленные конгломераты вынуждены были непрерывно наращивать свои инвестиции не непосредственно в производство (на это средств не хватало), а в увеличение своих промышленных портфелей, что вело к снижению ликвидности банков, составлявших основу этих конгломератов.
Наступление сросшегося с бюрократией крупного капитала на мелкий и средний приводило к снижению возможностей для кредитования не только крупной промышленности, но и прочих отраслей экономики. Мировой экономический кризис, похоронивший надежды крупных финансовых структур на быструю возможность окупить свои инвестиции в пакеты промышленных бумаг показал бесперспективность политики концентрации банковского капитала в современных российских условиях, однако сохранил в неприкосновенности институциональную базу для дальнейшего функционирования рынка ценных бумаг на континентальных принципах.
Одной из проблем маленьких деревень в давние времена был высокий процент детей рождающихся с генетическими отклонениями. Причина этого крылась в том, что муж и жена из-за того, что людей в деревнях мало, часто могли приходиться друг другу родственниками.
Вопрос: Какое изобретение конца 19 века резко снизило процент детей рождающихся с генетическими отклонениями в сельской местности?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
