Главная » Экономисту »
Исследование феномена трансграничного сотрудничества
Исследование феномена трансграничного сотрудничества
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. Связаться с автором
В политической науке и исследованиях в области международных отношений еще не сложилась общепринятая точка зрения на явление трансграничное, В существующих ныне многочисленных исследованиях данного явления, как правило, рассматриваются частные научно-практические вопросы (исторические экскурсы и описания общих рамок сотрудничества, его договорной базы, проектов сотрудничества, структуры экспорта-импорта и т.д.).
Особенно актуальна эта проблема для отечественной гуманитарной науки, находящейся в стадии теоретических поисков, что связано как с новизной явления, так и исторически коротким периодом включенности России в общемировые и европейские процессы регионализации. Как справедливо заметил А.С. Макарычев, перед российскими аналитиками стоит задача встраивания многочисленных «кейсстади» трансрегионального взаимодействия в более широкую теоретическую конструкцию.
Тем временем формат сотрудничества и взаимодействия между субгосударственными властями соседних государств перманентно меняется: единичные случаи институционализации сотрудничества 1960—1970х гг. к концу XX в. переросли в систему трансграничного сотрудничества, а затем — в систему трансграничной региональной интеграции. Именно поэтому оправданным является последовательное применение классических теорий европейской интеграции — транзакционализма, функционализма и неофункционализма — к анализу природы трансграничности. Можно согласиться с позицией Г.О. Ярового, что «такой подход представляется уместным, поскольку отношения сотрудничества на субгосударственном уровне в Европе/ЕС в результате влияния регионализма и процесса регионализации вполне сопоставимы с процессами, природа которых раскрывается в теориях межгосударственной интеграции».
Отметим, что применение теорий интеграции к анализу процессов, протекающих на региональном уровне, ограничивается прежде всего предметом этих теоретических реконструкций: им становятся государственный и надгосударственный уровни, поскольку все указанные теории, прямо или косвенно, связаны с обоснованием необходимости построения постнациональной надгосударственной системы. Названные классические теории интеграции на этапе своего становления не были нацелены на объяснение явлений субгосударственного уровня, поскольку в период между двумя мировыми войнами, во время Второй мировой войны и затем «холодной войны» актуальной международно-политической проблематикой был анализ вопросов войны и мира, а также вопросов международных отношений. В международных отношениях появилось много концепций взаимоотношений между внутренней политической и экономической системами и внешней политикой, однако знаний о воздействии внутренних структур на внешнюю политику государства было крайне недостаточно, Тогда же оказалось, что установить корреляцию между внутренней политической структурой и уровнем экономического развития и склонностью государств к вступлению в международные конфликты невозможно. В большинстве теорий государство оставалось целостной единицей анализа и метафорически характеризовалось как «черный ящик», «бильярдный шар» и т.п.
Пожалуй, первыми, кто обратился к изучению нецентральных акторов, были приверженцы неофункционализма, а в последнее время перспективным направлением представляется подход с позиций обновленных традиционных теорий, в частности транзакционализма.
Современные теории в области международных отношений, представляющие различные школы внешнеполитического анализа, так или иначе касаются и вопросов трансграничного сотрудничества.
Одной из первых школ, стремившихся объяснить феномен транснациональности, по праву можно считать школу федерализма, возникшего в Западной Европе после Первой мировой войны и вызвавшего к жизни целый ряд рефлексий, в том числе его политическую концепцию. Важной идейной основой федерализма становится убеждение, что национальные государства утрачивают значение, поскольку оказываются неспособными гарантировать политические и экономические права граждан. Исходя из этого, федералисты предлагают усилить регулирование мировых технологических, социальных и иных процессов с помощью институтов, которые можно рассматривать как прообраз «всемирного правительства». Проникновение в общественное сознание этой идеи имело исключительно большое значение для современной европейской политической реальности, поскольку предопределяло целеполагание процессов будущей интеграции и вместе с ней деволюции и субсидиарности.
Функционалисты (Д. Митрани и др.) исходят из того, что границы — это своего рода «инструменты интеграции», которыми следует пользоваться в зависимости от ситуации. Существует по меньшей мере две разновидности функционализма: прагматический и системно-трансформирующий. Первый исходит из возможности снижения вероятности конфликтов между государствами путем создания международных организаций, в результате деятельности которых будет возрастать взаимозависимость между акторами, что приведет к появлению общих интересов. При этом предполагается, что государства, являющиеся главными единицами мировой системы, могут делегировать часть своих полномочий или «объединить власть в общий фонд». Подобный прагматический функционализм доминировал в представлениях Скандинавских стран о сотрудничестве в рамках международных организаций.
Основной идеей второй разновидности функционализма, сформулированной основоположником функционализма Д. Митрани в труде «Функциональная теория политики» (1975), стало установление «системы работающего мира» через создание единой и единственной общемировой функциональной организации, «целью которой было бы сохранение «стремления к единству между людьми и странами, которое достигается через разделение труда и которое находится под угрозой диспергирования новой концепцией национально-государственного самоуправления».
Согласно функционалистам, необходимость международного сотрудничества в рамках функциональных организаций вызвана в первую очередь неспособностью национального государства в одиночку решать все новые проблемы экономического, социального и технического плана. Руководить и координировать действия государств в каждой конкретной сфере должны «горизонтальные» международные структуры, а создание и распространение («разветвление») функциональных связей возложено на неполитизированных экспертов. Работая эффективно и качественно, эти организации и персоны будут на уровне мирового сообщества создавать эффект обучения, под влиянием которого как общественность, так и политические элиты придут к осознанию необходимости делегирования еще большего объема власти в пользу этих организаций. Такой подход к процессу сотрудничества — «делегирование — обучение — делегирование» — позволил современным исследователям функционализма говорить о появлении ранней формы идеи «функционального перемещения» (functional spillover), которая станет основой неофункционализма.
Для понимания функционалистской логики трансграничное весьма важно и утверждение Митрани о том, что природа функций должна определять не только формы интеграционного взаимодействия, но и уровень, на котором оно происходит. «Правда состоит в том, — пишет Митрани, — что по своей природе... функциональный подход подчеркивает общий список нужд (index of need). Существует множество подобных нужд, которые пересекают государственные границы, и эффективное начало может быть положено обеспечением совместного правительства для них». Идея функциональной интеграции на региональном уровне была проиллюстрирована им на примере фламандского региона Бельгии, где сепаратистский, основанный на национализме регионализм периода Первой мировой войны перестал быть угрозой распада страны после того, как регион был наделен автономией в сфере образования и управления и началось (неформальное) культурное сотрудничество с Голландией.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Неофункционализм (Э. Хаас, Л. Линдберг, Ф. Шмиттер, Л. Шейнеман и др.), взяв за точку отсчета функциональный подход Митрани, предложил верификацию функционалистских принципов в контексте региональной интеграции в Западной Европе. Указывая на то, что опыт интеграции в рамках ЕС нельзя автоматически переносить на другие территории, неофункционалисты сформулировали собственный подход к международной интеграции, получивший название концепции «перемещения» (spillover). Суть данной модели Линдберг сформулировал следующим образом: «Ситуация, в которой данное действие, связанное с определенной целью, создает ситуацию, в которой начальная цель может быть достигнута только через производство дальнейших действий, которые, в свою очередь, создают условия и необходимость для следующего действия и т.д.». Шмиттер углубляет понятие «перемещения» категориями горизонтальной и вертикальной интеграции. Согласно его трактовке, «перемещение представляет собой процесс, в рамках которого участники интеграционной схемы — договорившиеся о какой-либо коллективной цели, движимые различными мотивами, но неодинаково удовлетворенные достигнутыми результатами — стремятся к решению проблемы неудовлетворенности либо путем обращения к сотрудничеству в другом, связанном секторе... либо путем интенсификации их обязательств в первоначальном секторе... либо обоими путями».
В отличие от функционалистов, которые выделяют два этапа «перемещения», неофункционалисты рассматривают три отличных процесса интеграции: функциональное перемещение, политическое перемещение и развитое (cultivated) перемещение, которые можно назвать своего рода этапами перемещения — интеграция начинается в экономических секторах, постепенно перемещаясь в сферу политики (принятия решений), причем на последнем этапе в игру вступает мощное и полномочное наднациональное центральное правительство, что должно означать завершение процесса политической интеграции.
Творческое использование интеллектуального багажа «новых» функционалистов вполне возможно в сфере трансрегиональной интеграции. Так, неофункционализм может быть полезен для объяснения трансграничного регионализма, Во-первых, при использовании неофункционалистских идей о факторах интеграции — множественность участников и преобладание собственного интереса над идеей общего блага, Во-вторых, при использовании функционалистской модели интеграционного процесса. Проводя анализ места регионов в политической системе современного Европейского союза, исследователи отмечают их стремление к лоббированию собственных интересов на наднациональной уровне, используя неофункционалистский принцип «перемещения внутригосударственной правомочности на международную арену», что также является основой сотрудничества в рамках еврорегионов.
Ключевой категорией неофункционализма в сфере трансрегиональной интеграции является концепт регионостроительства (The RegionBuilding Approach), в основу которого была положена идея сходства процессов создания наций-государств и регионов. Как пишет один из основоположников этой концепции И. Ньюман, «в специальной литературе всегда пренебрегают тем фактом, что регионы, как и нации-государства, также являются “воображаемыми сообществами”». Как и в процессе создания национального государства, региональные деятели конструируют некую пространственно-временную идентичность в соответствии со своими интересами. Поэтому главным в процессе регионализации, полагают авторы концепции регионального строительства, является мотивированная политическая деятельность, направленная на вычленение старых и создание новых региональных символов и образов, которые внедрялись бы в массовое сознание (через СМИ, выступления политиков, ученых, творческой интеллигенции), формируя принципиально новые задачи по конструированию политического пространства. В условиях коренных геополитических изменений конца XX в. концепция регионального строительства предложила принципиально новое видение основ мировой (в первую очередь европейской) регионализации. Ее новизна связана прежде всего с тем, что границы и состав региона определяются не культурным (историческим, социальным, лингвистическим и пр.) подобием и не принадлежностью к тем или иным международным блокам и организациям, а включенностью региона в наметившиеся ранее процессы общеевропейской регионализации. Практической реализацией идеи регионального строительства стало транснациональное объединение северных областей Европы и России — Совет Баренцева евро-арктического региона (СБЕАР), который, в рамках этой концепции, мыслился его создателями не только как функциональное политическое и экономическое пространство, но в первую очередь как гомогенное, основанное на общности и подобии геополитических, экономических и идентификационных характеристик (зона лесов Норвегии, Швеции, Финляндии и России).
Однако в ряде случаев (отсутствие соответствующих предпосылок) регионостроительство носит искусственный и даже деструктивный характер, порождая высокую конфликтность. Так, по мнению И. Лешукова, проект «Северное измерение», стремящийся связать функциональный подход европейской интеграции с задачами североевропейской трансрегионализации, является излишне «сырым» и запутанным, поскольку содержит слишком много институциональных «слоев» и различных «повесток дня».
Еще одной, весьма плодотворной для объяснения феномена трансграничное разновидностью неофункционализма является концепция многоуровневого управления (multilevel governance), под которым один из основоположников данной концепции Дж. Питерсон понимал вариативность теоретических подходов к интеграции на различных уровнях. Во-первых, на «суперсистемном уровне», изменяющем Евросоюз как политическую систему. Это и есть собственно уровень «интеграции», являющийся предметом традиционных теорий интеграции. Во-вторых, на «системном уровне», где происходит практическая трансформация интеграционных институтов. С точки зрения Питерсона, наилучшим теоретическим инструментом интерпретации этого процесса служит новый институционализм. В-третьих, на «мезосистемном уровне», где собственно формируется и реализуется интеграционная политика (теория политических сетей).
Транзакционализм (К. Дойч, Р. Кохейн, Дж. Най) в его классическом толковании обращается к проблемам национально-государственного строительства и межнационального сотрудничества в целях предотвращения войны и с этой точки зрения, казалось бы, вряд ли применим к объяснению трансрегионализма. Однако разработанный в рамках транзакционализма концепт плюралистического сообщества, которое включает более одного суверенного правительства (Швеция и Норвегия после 1907 г. или США и Канада после 1819 г.), позволяет вполне успешно исследовать процессы трансрегиональной интеграции, поскольку интеграция на субгосударственном уровне, хотя и ведет в большинстве случаев к созданию общих для трансграничного региона административных органов, не создает условий для объединения суверенитета в силу того неоспоримого факта, что регионы им не наделены.
В этой связи необходимо подчеркнуть, что в отличие от других классических теорий интеграции транзакционалистский анализ актуализирует экономические, социокультурные аспекты сотрудничества и интеграции на основе политической идентичности. Будучи приверженцем бихевиористского мейнстрима, Дойч видит основу возникновения общей идентичности («чувства сообщества») в формировании своеобразной позитивной взаимозависимости.
Весьма важно, что среди факторов, существенно влияющих на динамику позитивной взаимозависимости внутри плюралистического сообщества, особое место занимают небольшие государственные и субгосударственные образования (в том числе регионы), поскольку они контролируют и координируют процесс взаимоотношений населения внутри и между собой и способны поддерживать положительный баланс между сотрудничеством и конфликтом, если большие государства это позволяют.
Потенциал транзакционализма в плане создания объяснительных рамок для исследования трансграничной региональной интеграции не исчерпывается его классическим вариантом. В последние годы были предприняты попытки дополнить транзакционный анализ с учетом современных тенденций в развитии общественных наук и политической практики. Так, исследователи Е. Адлер и М. Барнетт развивают идею трехзвенной модели формирования сообщества безопасности, в которой второе звено («появление факторов, ведущих к развитию взаимного доверия и коллективной идентичности») представляет особый интерес для объяснения природы трансграничное. Среди прочих факторов они выделяют также а) структурные переменные (власть) и процессуальные переменные (транзакции и организации). В основе взаимного понимания и доверия, а также сотрудничества и интеграции лежит, по Адлеру и Барнетту, знание (knowledge), которое передается через процесс социального обучения и социализации и является основой существования обновленных сообществ безопасности. «В таком виде транзакционализм еще более приближается к объяснению и наднациональных интегрированных структур, и всего процесса субгосударственного трансграничного сотрудничества, которое может быть основано на понятии (социального) обучения».
Еще более приблизил концепцию сообществ безопасности к объяснению феномена трансграничное профессор международной политики Копенгагенского университета У. Вевер. Он утверждает, что достижение сообществом безопасности возможно через процесс «отказа от безопасности» (desecuritisation), т.е. через отказ взаимодействующих сторон рассматривать вопросы безопасности, несмотря на их актуальность. По мнению исследователя, «отказ от безопасности» связан с возникновением других вопросов общего интереса или «беспокойства», которые руководят интеракциями между акторами (государствами — членами ЕС). Поскольку идея безопасности дискурсивна по природе и ведет сотрудничество (транзакции) в неверном и неестественном направлении, постольку «называя что-либо вопросом безопасности, актор тем самым предъявляет претензию на применение экстраординарных средств, что ломает нормальные правила политической игры». Следовательно, «нормальные» процедуры сотрудничества возможны в том случае, если акторы обозначают какие-либо явления в терминах небезопасности, т.е. не воспринимают их как риски и угрозы нормальному существованию системы, либо акторы пользуются альтернативными пониманиями безопасности (например, обсуждают проблемы «мягкой» безопасности).
В рамках постмодернизма оценка территориальности и трансграничное дается в виде сложного и подчас противоречивого комплекса идей. Одной из наиболее разработанных можно считать школу конструктивизма.
Конструктивизм в международных отношениях относят к сфере социологии международных отношений, выросшей из международно-политической теории и практики социального конструирования реальности.
Критика конструктивистов традиционных подходов к международным отношениям и феномену трансрегионализации, в частности, основана на игнорировании эмпирического опыта взаимодействия при определении, например, интересов: «региональность» (region ness) трансграничного региона не может быть взята как данность, но должна пониматься как результат процесса социального конструирования. Более того, поскольку основой эмпирического опыта для конструктивистов является идентичность, то для объяснения ее трансрегиональности необходимо лишь теоретизировать в историческом, культурном, политическом и социальном контекстах, постольку она (идентичность) может меняться в зависимости от контекста. Именно поэтому в конструктивистской логике «территориальные единицы на всех уровнях являются социально сконструированными».
При подобном подходе вопрос о предпосылках существования трансграничности теряет принципиальность, поскольку культурная или этническая общность, исторические корни, функциональные связи или иные «причины» становятся неважными, а значение имеет лишь процесс конструирования. Следовательно, перспективность сотрудничества в рамках того или иного региона зависит не от времени и места его создания, а только от того, к конструированию какой региональной «реальности» приведут «знания» взаимодействующих индивидов, а также от того, будут ли совпадать у участников сотрудничества интерпретации реальности. По этой причине конструктивистское прочтение трансграничного сотрудничества вообще и еврорегионального в частности требует введения интеллектуальной составляющей в процесс регионостроительства. Подобной составляющей становятся «эпистемологические сообщества», определяемые Д. Рагги как «транснациональные сети экспертов (knowledgebased experts), разделяемые убеждения которых влияют на (раз) решение конкретных политических проблем» трансграничного сотрудничества. Успех еврорегионального сотрудничества во многом зависит от деятельности таких сообществ в каждом конкретном регионе.
Анализ трансграничное с позиций конструктивизма, с одной стороны, не дает возможности выявить влияние исторических и прочих предпосылок образования трансграничных регионов на их сущность. Вместе с тем такой подход стимулирует продолжение дискуссии о различных характеристиках трансграничное, в том числе об угрозе ослабления национального государства и изменении структуры международных отношений.
Разработка концепта трансграничного сотрудничества тесно связана и с проблемой границы. В зависимости от уровня развития общества, степени его продвижения к гражданским ценностям граница может нести целый спектр функций. Это и государственная безопасность, и утилитарная, и социокультурная, и моральная функции. Чем меньше индивид чувствует пресс границы, чем меньше он от нее зависит, тем ближе приграничное сотрудничество к трансграничному.
Из многочисленных научных теорий и концепций, объясняющих феномен границы, наибольший интерес представляют лимология, мультикультурная концепция, теория границ, новая регионалистика.
Так, теория границы объясняет наличие трех эволюционных моделей границы в развитии приграничных территорий, причем не важно, какой административно-территориальный статус они имеют:
1) приграничное сотрудничество как система ограниченных, строго регламентированных международных связей (премодерн);
2) приграничное сотрудничество как система расширенных, но регламентированных международных взаимосвязей (модерн);
3) трансграничное сотрудничество как система расширенных либерализированных взаимодействий (постмодерн).
В зависимости от типа приграничного пространства, обусловленного совокупностью признаков (природных особенностей, характера системы расселения, характера транспортной сети вблизи границы и пересекающей ее), формируется тип приграничного взаимодействия: от экстенсивного до интенсивного. В благоприятных геополитических и институциональных условиях снижается барьерная и активизируется контактная граница. Одновременно снижается ее барьерная роль, что является одним из признаков трансграничности.
Однажды один путешественник попал в плен к амазонкам. После недолгого совещания эти отважные воительницы приняли решение убить беднягу. Однако перед этим они предложили «идущему на смерть» исполнить его последнюю просьбу. Подумал-подумал путешественник и попросил амазонок кое-о-чем. Это-то, собственно говоря, его и спасло. -так, вопрос: какую просьбу высказал обреченный»?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
