Для христиан в ту эпоху Восточная и Западная церкви составляли единое целое. Но сейчас для историков, очевидно, что две ветви церкви начали расходиться уже в раннем средневековье и что окончательный раскол в 1054 году стал результатом долгого процесса. Помимо очевидных культурных различий между лат иноязычным Западом и Греко язычным Востоком, значительную роль играл ход политических событий, создававший в двух частях церкви совершенно разное положение дел. На Западе падение империи обернулось вакуумом, который заполнила церковь, и иерархи церкви, в частности папы, стали пользоваться политической властью. На Востоке же империя продолжала существовать еще тысячу лет. Она выжила, несмотря на многочисленные нашествия извне и на внутренние неурядицы.
А ее самодержавные императоры держали иерархов церкви на коротком поводке. Это обычно приводило к вмешательству гражданских властей в церковные вопросы, в частности в богословские споры. На богословскую полемику накладывала отпечаток возможность в любой момент обратиться к императору и тем самым сокрушить противника, для опровержения взглядов которого не хватало аргументации. Естественно, многие императоры богословские решения принимали исходя из политических соображений, что вело к еще большей напряженности. По этим причинам в раннем средневековье богословские споры стали одной из отличительных черт восточного христианства.
Тем самым мы не хотим сказать, что эти споры не имели никакого значения. Рассматривавшийся вопросы нередко затрагивали саму суть Евангелия. Более того, учитывая, что все христиане в то время считали себя членами единой церкви, решения, принимавшиеся на Востоке с номинальным участием Запада или вообще без него, становились обязательными как на Востоке, так и на Западе. Наконец, эти споры, в конечном счете, привели к первым расколам в христианстве и к зарождению самостоятельных церквей, существующих до сих пор.
Христологическая полемика и Халкидонский собор
Вопрос о Божественности Второго Лица Троицы (и Святого Духа) был решен на Никейском (325) и Константинопольском (381) соборах. Обращение многих варваров в арианство и последующее завоевание ими западной части Европы снова привлекли на короткое время внимание к арианству, но, в конце концов, христиане пришли к общему согласию и приняли учение о Троице. Но оставались другие вопросы, вызывавшие острые богословские разногласия.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Главным среди них был вопрос, каким образом в Иисусе Христе сочетались божественное и человеческое начала. Именно в этом заключалась основная Христологическая проблема.
В этом отношении на Востоке возникли два основных течения, которые историки условно называют “антиохийским” и “александрийским”, хотя не все “александрийцы” были родом из Александрии и не все “антиохийцы” жили в Антиохии. Обе стороны были согласны, что Божественность неизменна и вечна. Суть вопроса заключалась в том, как неизменная и вечная природа Бога может сочетаться с непостоянной и неустойчивой природой человека. В этом плане их взгляды резко расходились. Александрийцы вслед за Климентом и Оригеном упор делали на роли Иисуса как учителя божественной истины. Для этого Спаситель полностью и ясно раскрыл Свою Божественность.
Его Божественность надо утверждать даже в ущерб Его человеческой природе. Антиохийцы, со своей стороны, полагали, что для спасения человечества Иисусу надо было стать полностью человеком. Он, без сомнения, оставался Божеством, но это не следует понимать в том смысле, что Его человеческое начало может каким-то образом затушевываться или отвергаться. Обе стороны признавали как Божественность, так и человеческую природу Иисуса. Проблема заключалась в том, каким образом они могут сочетаться.
На Западе такие вопросы не вызывали особого интереса. Во-первых, после нашествия варваров там появились более насущные проблемы. Во-вторых, Запад придерживался формулировки Тертуллиана – во Христе соединились две природы в одном лице – и довольствовался ею. Поэтому Запад играл роль как бы миротворца в споре между противоборствующими группировками на Востоке и тем самым повышал свой авторитет.
Разногласия начались еще до попыток разрешить вопрос о Троице.
Аполлинарий Лаодикийский, один из защитников никейской позиции по вопросу о Троице, полагал, что может подкрепить ее, показав, как вечное Слово Божье воплотилось в Иисусе. Он попытался сделать это с помощью утверждения, что в Иисусе Слово Божье, Второе Лицо Троицы, выражало разумное начало. Как и у всех человеческих существ, у Иисуса было физическое тело, и оно подчинялось тем же законам, которые дают жизнь всем людям. Но Его разум был не таким, как у людей. Слово Божье выполняло в Нем ту же роль, какую в нас играет разум, или “разумная душа”.
Это объяснение казалось Аполлинарию вполне удовлетворительным, но вскоре многие начали видеть в нем слабые места. Человек с чисто божественным разумом не может быть до конца человеком. С точки зрения александрийцев, оно выглядело приемлемым, так как требовалось всего лишь доказать, что Иисус действительно говорил как Бог и что у Него было тело, необходимое для общения с нами. Но для антиохийцев этого было недостаточно. Иисус должен был стать полностью человеком. Это имеет особое значение потому, что Иисус принял человеческий облик для спасения человечества. Спасти нас в полном объеме Он мог только в том случае, если стал человеком в полном объеме. Если бы Он не принял хоть какую-то часть того, что составляет человеческое существо, эта часть осталась бы неспасенной. Григорий Назианзин (один из великих каппадокийцев) писал об этом так:
Если кто-то верит в Иисуса Христа как в человеческое существо без человеческого разума, такой человек сам лишен разума и недостоин спасения. Ибо Он не спас того, чего не принял на Себя. Он спас то, что добавил к. Своей Божественности. Если бы грехопадение Адама относилось только к какой-то его части, тогда Христос мог бы принять на Себя эту часть и спасти ее. Но если грехопадение затронуло всю человеческую природу, для ее спасения она должна была соединиться в Слове целиком.
После непродолжительного обсуждения теории Аполлинария были отвергнуты сначала рядом ведущих епископов и созванными ими местными синодами, а затем в 381 году Константинопольским собором – тем самым, который подтвердил решения Никейского собора в отношении арианства.
Следующий эпизод христологической полемики связан с Несторием, представителем антиохийской школы, ставшим в 428 году патриархом Константинопольским. Патриархат Константинополя всегда был объектом политических интриг и соперничества между патриархами Антиохии и Александрии. Константинопольский собор постановил, что епископ Константинополя должен занимать на Востоке более высокое положение, подобное тому, которое на Западе занимает епископ Римский. Это было просто признанием политической реальности, ибо Константинополь стал столицей Восточной империи. Но епископы более старых церквей в Антиохии и Александрии были недовольны отведенной им второстепенной ролью. Среди прочего их реакция выразилась в том, что епископство Константинополя они превратили в приз, который надо завоевать для своих сторонников.
В этой игре успех чаще сопутствовал Антиохии, поэтому большинство патриархов Константинопольских были антиохийцами, и, следовательно, патриархи Александрии относились к ним как к своим противникам – мы уже видели это на примере Иоанна Златоуста. Учитывая это, положение Нестория было непрочным, и александрийцы рассчитывали поймать его на первой же ошибке.
Это произошло, когда Несторий заявил, что Марию следует называть не theotokos, то есть Богородицей, a christotokos, то есть Христородицей. Протестантам трудно понять, что, по сути, имелось в виду, ибо мы отвергаем представление о Марии как о “Богоматери”, и на первый взгляд кажется, что речь шла именно об этом. Но на самом деле расхождения касались не столько Марии, сколько Иисуса. Вопрос заключался не в почитании Марии, а в понимании рождения Иисуса.
Заявив, что Мария родила Христа, но не Бога, Несторий тем самым утверждал, что, говоря о воплощенном Господе, можно и должно проводить различие между Его человечностью и Божественностью и что одни Его свойства относятся к человеческому началу, а другие к божественному. Такая точка зрения выражала типично антиохийскую позицию, в которой, дабы сохранить полностью человеческую природу Иисуса, проводилось четкое различие между ней и Его Божественностью. Несторий и антиохийцы опасались, что если эти две природы сближать слишком тесно, Божественность поглотит человеческое начало, и уже нельзя будет говорить о человеке Иисусе в подлинном смысле слова.
Объясняя свою позицию, Несторий заявил, что в Иисусе соединились “две природы и две личности”, божественная и человеческая. Человеческая природа и человеческая личность рождены Марией, а божественная – нет. Что он под этим подразумевал, не совсем ясно, так как термины “личность” и “природа” могут иметь разные значения. Но его противники сразу же увидели опасность “разделения” Спасителя на два существа, связанные не неразрывным единством, а чем-то вроде договора. Вскоре к выводу об опасности теорий Нестория пришли и многие другие.
Как и следовало ожидать, центром противоборства Несторию стала Александрия, епископ которой Кирилл был гораздо более способным политиком и богословом, нежели Несторий. Кирилл заручился поддержкой Запада, для которого учение о двух личностях в Христе было абсолютно неприемлемым, а также императоров Валентиниана III и Феодосия II, который в июне 431 года собрал Вселенский собор в Ефесе.
Основные сторонники Нестория Иоанн Антиохийский и его приверженцы задержались в пути. Прождав их две недели, собор начал работу, несмотря на протесты императорского легата и нескольких десятков епископов. Приступив к рассмотрению дела Нестория, собор, не дав ему выступить в свою защиту, объявил его еретиком и лишил патриаршего престола.
Иоанн Антиохийский со своими сторонниками прибыл несколько дней спустя и созвал собственный собор с гораздо меньшим числом участников, который объявил еретиком Кирилла и восстановил Нестория. В ответ собор под руководством Кирилла подтвердил осуждение Нестория, распространив его на Иоанна Антиохийского и на всех участников его собора. В конце концов, вмешался Феодосии II, арестовавший Кирилла и Иоанна и объявивший решения обоих соборов недействительными. Затем последовали переговоры, закончившиеся выработкой компромиссной “формулы согласия”, которую Кирилл и Иоанн приняли в 433 году. Было также решено, что постановление собора под руководством Кирилла в отношении Нестория остается в силе. Что касается самого Нестория, остаток жизни он провел в изгнании, сначала в монастыре в Антиохии, а затем, когда стал неугодным для своих антиохийских друзей, отступившихся от него, в отдаленном городе Петра.
Таким образом, второй эпизод в христологической полемике закончился победой Александрии и перемирием, которое, впрочем, продолжалось недолго. В 444 году, когда Кирилла в Александрии сменил Диоскор, сложились предпосылки для третьего и даже еще более ожесточенного столкновения, так как Диоскор был убежденным сторонником наиболее крайних александрийских взглядов и достаточно беспринципным интриганом.
Буря разразилась по поводу учений константинопольского монаха Евтихия, который, не вдаваясь в богословские тонкости, утверждал, что Спаситель был “единосущным Отцу”, но не “единосущным нам”. Он также как будто бы имел в виду, что у Христа “до соединения было две природы, а после соединения – одна”. Смысл этого не вполне ясен. Как бы там ни было, патриарх Константинопольский Флавиан, придерживавшийся антиохийских богословских взглядов, счел учение Евтихия близким к докетизму и осудил его. Благодаря ряду ловких маневров Диоскору удалось перевести эти разногласия на уровень конфликта, затрагивающего всю церковь, и в 449 году император Феодосии II созвал собор в Ефесе.
Когда его участники собрались, стало ясно, что Диоскор предпринял все необходимые меры, чтобы его исход был заранее предрешен. Император поручил Диоскору председательствовать на нем и дал право подбирать выступающих. Собор занял крайне александрийские позиции. Когда легаты папы Льва попытались зачитать письмо, написанное Львом по рассматриваемому вопросу, им не разрешили этого сделать. С Флавианом обошлись так грубо, что через несколько дней он умер. Учение о существовании у Христа “двух природ” было объявлено еретическим. Осуждению, хотя и в более мягкой форме, подверглись и сторонники антиохийских взглядов. Более того, было принято постановление, согласно которому несогласные с этими решениями лишались права на рукоположение.
В Риме Лев пришел в негодование и назвал собор “разбойничьей сходкой”. Но его протесты были безрезультатными. Феодосии II, получивший, по-видимому, из Александрии большие запасы золота, считал дело закрытым.
Затем случилось непредвиденное. Во время прогулки лошадь Феодосия споткнулась, и император сломал шею. На смену ему пришли сестра
Пульхерия и ее муж Марциан. В свое время Пульхерия была согласна с западной точкой зрения о необходимости осуждения Нестория. Но она не разделяла крайне александрийских взглядов и считала, что решения, принятые в Ефесе в 449 году, оставляют желать много лучшего. Поэтому по настоянию Льва она созвала новый собор, который состоялся в Халкидоне в 451 году и получил название IV Вселенского собора.
Собор осудил Диоскора и Евтихия, но простил всех других участников “разбойничьей сходки” в Ефесе два года назад.
Письмо Льва было наконец зачитано, и многие заявили, что оно выражает их собственные взгляды. В нем подтверждалась выдвинутая Тертуллианом несколько веков назад формулировка о существовании в Христе “двух природ в одной личности”. Наконец, собор принял заявление, представлявшее собой не символ, а “Определение веры”, то есть уточнение истинного учения церкви. Внимательное чтение “Определения” показывает, что в нем отвергаются крайности, как александрийцев, так и антиохийцев, в частности учение Евтихия, и подтверждаются решения трех предшествующих великих соборов (Никейского в 325 году, Константинопольского в 381 году и Ефесского в 431 году).
Вслед за святыми отцами мы единодушно учим исповедовать Господа Иисуса Христа – Одного и Того же Бога, совершенного в Божественности и совершенного в человеческом, истинного Бога и истинного человека, с разумной душой и телом, единосущного Отцу в Своей Божественности и единосущного нам в Своей человеческой природе, подобного нам во всем, за исключением греха, в Своей Божественности единородного от Отца прежде всех времен и в Своей человеческой природе рожденного в наши времена Девой Марией, выносившей Бога.
Одного и. Того же Христа, Сына, Господа, Единородного, познаваемого в двух природах не слитно, непревращенно, неразделимо, неразличимо. Разница природ не исчезает через соединение, а еще более сохраняется особенность каждой природы, сходящейся в одно Лицо и в одну hypostasis. Они не разделяются на два лица, но принадлежат Единородному Сыну, Слову Божьему, Господу Иисусу Христу. Как говорили о Нем пророки, как Он Сам учил нас и как предал нам символ веры отцов наших.
Хорошо видно, что “определение” здесь дается не в смысле объяснения, каким образом произошло соединение, а в смысле постановки границ, за пределами которых начинается ересь. Совершенно ясно, что такая манера говорить о Спасителе весьма отличается от евангельской и что большое влияние на нее оказали вне библейские формы выражения мысли. Но учитывая условия постановки вопроса, трудно представить себе, что еще могли сделать собравшиеся в Халкидоне епископы для подтверждения реальности воплощения.
“Определение веры” вскоре стало нормой христологической ортодоксальности во всех западных церквах и в большинстве восточных, хотя кое-кто на Востоке отвергал его, и это послужило причиной первых долговременных размежевании в истории христианства. Одни, главным образом в Сирии и Персии, настаивали на четком разграничении между божественной и человеческой природами Христа и, в конце концов, получили название “несториан”. Многие другие заняли противоположную позицию, отвергая учение о “двух природах”, и по этой причине стали называться “монофизитами” – от греческих слов monos (один) и phisys (природа).
Но лишь немногие среди них принимали учение Евтихия. Они просто считали, что божественную и человеческую природы Спасителя нельзя разделять до такой степени, когда воплощение становится бессмысленным. Этому сопутствовали политические и национальные соображения, добавлявшие масла в огонь богословских споров, продолжавшихся несколько веков.
Дальнейшая богословская полемика
Халкидонское определение веры не смогло положить конец христологической полемике, особенно на Востоке. В Египте Диоскора многие считали мучеником, а Флавиана и Льва – еретиками. Такого же мнения придерживалось большое число верующих в Сирии. И в том и в другом случае значительное влияние на богословские воззрения оказывала неприязнь к центральной власти в Константинополе, собиравшей в провинциях большие налоги и соответствующим образом не компенсировавшей их. Помимо этого, сохранялись культурные и этнические противоречия, существовавшие с самого начала римского завоевания и с тех пор так и не решенные. Лояльного отношения к ним этих народов императоры пытались добиться с помощью богословских компромиссов, которые устроили бы несогласных и сторонников решений Халкидонского собора. Но цель была недостижимой, поскольку недовольство вызывали не только решения по богословским вопросам. То, что императоры клали на одну чашу весов, немедленно перевешивалось другой чашей, которую занимали халкидонцы или кто-то еще, и это втягивало церковь в бесконечные словопрения.
Такую неразумную политику первым начал Василиск, низложивший императора Зенона, в 476 году отменивший решения Халкидонского собора и созвавший новый собор. Но он так и не состоялся, поскольку Зенон вернулся к власти и планы Василиска не осуществились. Затем Зенон в 482 году издал “Указ о согласии” – Энотикон, – в котором просто-напросто устанавливал, что все должны вернуться к прежним своим позициям, которых большинство придерживалось до раскола. Но это вызвало новые разногласия – многие, в том числе папа Феликс III, сочли, что император не имеет права предписывать, во что надо верить. Поскольку Зенона поддерживал патриарх Константинопольский Акакий, дело вылилось в открытый разрыв между епископами Рима и Константинополя. Из-за этого “раскола Акакия” отношения между Востоком и Западом прервались до 519 года, то есть до времени, когда оба его инициатора давно умерли. К тому времени император Юстин I и папа Гормизд достигли согласия, фактически означавшего признание решений Халкидонского собора.
Юстина сменил его племянник Юстиниан – самый выдающийся император Византийской империи, возродивший ее воинскую славу завоеванием Северной Африки и Италии, восстановивший Софийский собор и разработавший целостную систему законов. Но он заблуждался, полагая, что может добиться расположения своих подданных, отвергавших решения Халкидонского собора, осуждением не собора как такового, а сочинений трех антиохийских богословов, которые вызывали особенную неприязнь противников решений собора. Результатом стал так называемый “спор о трех главах”, вызвавший такое волнение, что Юстиниан был вынужден созвать собор, который состоялся в Константинополе в 553 году. По настоянию Юстиниана собор, получивший известность как V Вселенский собор, осудил три главы. Но это не удовлетворило тех, кто хотел отмены решений Халкидонского собора в целом, и усилия Юстиниана не принесли особых результатов.
Последним императором, пытавшимся добиться расположения противников решений Халкидонского собора, стал Ираклий, правивший в начале VII века. Патриарх Константинопольский Сергий предложил точку зрения, согласно которой у Христа было действительно две природы, но только одна воля. Позиция Сергия выглядит не вполне ясной, но он как будто бы имел в виду, что божественная воля заняла у Христа место человеческой. Во всяком случае, именно так она была истолкована и поэтому встретила те же самые возражения, которые выдвигались ранее против позиции Аполлинария: человек без человеческой воли не может быть полностью человеком. Точку зрения Сергия, получившую известность как “монофелитство” – от греческих слов monos (один) и thelema (воля), – поддержал папа Гонорий, и развернулись долгие словопрения.
Но затем с началом арабских завоеваний были захвачены Сирия и Египет, Поскольку именно там более всего противились решениям Халкидонского собора, императорская политика больше не ставила целью примирение с антихалкидонцами. В 648 году Констант II запретил дальнейшие споры об одной или двух волях Христа. Наконец, VI Вселенский собор, проведенный в Константинополе в 680-681 годах, осудил монофелитство и объявил папу Гонория еретиком. (Гораздо позднее, в XIX веке, осуждение папы как еретика заняло центральное место в дискуссиях по поводу провозглашения папской непогрешимости.)
В определенном смысле завершающим эпизодом христологической полемики стали споры об использовании икон. В ранней церкви против использования образов как будто не было возражений – катакомбы, и другие места богослужений украшались рисунками с изображением причащения, крещения и различных библейских сцен. Позднее, когда империя приняла христианство, некоторые ведущие епископы начали высказывать по этому поводу озабоченность, полагая, что иконы могут привести людей, которых все больше приходило в церковь, к идолопоклонству, и выступили не против икон самих по себе, а против злоупотребления ими как объектами поклонения. В VIII веке византийские императоры начали принимать меры против иконопочитания, а в 754 году Константин V созвал собор, запретивший использование икон и осудивший тех, кто выступал в их защиту.
Причины этого решения не вполне ясны. Безусловно, определенную роль сыграла близость ислама с его строгим запретом телесных изображений. Кроме того, императоры, по-видимому, стремились ограничить авторитет монахов, которые почти единодушно выступали в поддержку икон. Как бы там ни было, вскоре вся империя разделилась на “иконокластов” (иконоборцев) и “иконодулов” (сторонников почитания икон).
Иконодулы свою позицию считали естественным следствием христологической ортодоксальности. Если Иисус действительно был человеком, в котором в видимой форме проявился Бог, как можно возражать против Его изображения? Более того, первым иконописцем был Бог, сотворивший человека по образу Божьему. Иоанн Дамаскин, один из тех, кто был осужден собором Константина V, писал:
Попытки изображать Бога в виде какого-то образа были бы верхом глупости и нечестивости… Но поскольку Бог… стал подлинным человеком… отцы, зная, что не все умеют читать или имеют время для этого, одобрили изобразительное описание этих фактов, дабы оно служило кратким комментарием.
Яростные споры продолжались много лет. Запад просто-напросто отказывался подчиняться императорским эдиктам, а Восток раскололся. Наконец в 787 году в Никее собрался VII Вселенский собор. На нем было проведено различие между поклонением в строгом смысле слова, latria, уместным только по отношению к Богу, и почитанием, dulia, менее высокой степенью поклонения, для которого могут использоваться иконы. Хотя затем иконокласты на какое-то время вновь взяли верх, в 842 году иконы были окончательно восстановлены в правах – это событие некоторые восточные церкви до сих пор отмечают как “праздник православия”. На Западе решения собора 787 года вызвали недоумение, так как различие между latria и dulia было трудно выразить на латинском языке. Но, в конце концов, трудности были преодолены, и большинство христиан пришли к согласию в вопросе об использовании икон в церкви и об ограниченной степени их почитания.
Диссидентские церкви на Востоке
Решения, принимавшиеся на различных соборах, в конечном счете, получали одобрение на Западе и в пределах границ Восточной империи, но не всегда признавались церквами за границами империи. Одной из них была персидская церковь. Персия традиционно была противником Римской империи, и христианам в этой стране приходилось прилагать большие усилия для доказательства, что вера, которую они исповедуют, не превращает их в иноземных лазутчиков. Когда доказать это не удавалось, они подвергались жестоким гонениям. В 410 году персидская церковь выделилась в самостоятельную церковь под руководством патриарха Ктесифона, персидской столицы.
Вскоре после осуждения Нестория несколько богословов, придерживавшихся антиохийской ориентации, опасаясь дальнейших репрессалий, ушли в Персию, где основали школу, которая в дальнейшем стала основным центром богословских исследований в Персии. В результате персидская церковь приняла взгляды, которые остальные христиане называли “несторианскими”. В апогее своего развития эта церковь имела процветающие миссионерские организации в Аравии, Индии и даже в Китае. Но в результате неблагоприятной политической обстановки число ее членов сократилось, и оставшиеся сейчас несколько тысяч несториан разбросаны по всему миру.
Армения была буферным государством между Персией и Римской империей, поэтому ее история отличалась крайней нестабильностью. Основателем христианства там стал Григорий Просветитель, принявший веру во время ссылки в Римской империи и после многих перенесенных страданий и трудностей обративший в христианство своего родственника царя Тиридата III, окрестив его в праздник Богоявления (6 января) в 303 году. Иными словами, правители этой страны стали христианами раньше Константина. Затем обратилось все население, и Библия была переведена на армянский язык. К 450 году, когда персы попытались навязать Армении свою религию, христианство стало объединяющим началом армянского народа. Все это происходило накануне Халкидонского собора, и армяне надеялись, что Римская империя придет на помощь братьям-христианам.
Но Феодосии II, обещавший помочь, умер, а его преемники Пульхерия и Марциан не сделали ничего, чтобы помешать персам завоевать Армению. 1036 армянских воинов до последнего человека защищали горные проходы в надежде, что тем самым они дадут римским войскам время подойти и вмешаться в ход событий. Но их ожидания оказались напрасными, и страна была захвачена персами. Халкидонский собор состоялся именно в это время, поэтому нет ничего удивительного в том, что армяне отвергли его решения. На этом основании их назвали “монофизитами”, то есть сторонниками веры в “одну природу” Христа. Они, в свою очередь, объявили участников этого собора не только предателями, но и еретиками.
Находясь под владычеством персов, армяне продемонстрировали, что не желают отказываться от своей религии и от своих традиций, и им была предоставлена определенная степень автономии. Затем персов сменили арабы, под властью которых, несмотря на спорадические гонения, христианство в Армении процветало. В XI веке страну завоевали турки, и проводившаяся ими жесткая политика вынудила многих армян эмигрировать в Малую Азию, где они основали Малую Армению. Но, в конце концов, и эта территория была захвачена турками, правившими там железной рукой. В начале XX века они вырезали тысячи армян. Уничтожались целые населенные пункты. Оставшиеся в живых рассеялись по всему свету. Тем не менее, древняя Армения, в большей части которой была установлена советская власть, продолжает сохранять свои традиции.
У христианства в Эфиопии всегда были тесные связи с Египтом. Основатели эфиопского христианства Фрументий и Эдесий потерпели в тех краях кораблекрушение, были захвачены эфиопами в плен, но затем отпущены.
Фрументий отправился в Александрию, был посвящен Афанасием в епископы и вернулся в Эфиопию. После почти века благовествования, проводившегося главным образом из Египта, царь обратился в христианство, и вскоре его примеру последовали остальные жители страны. Когда Халкидонский собор объявил еретиками Диоскора и других александрийцев, эфиопские христиане вслед за большинством египетских христиан отвергли решения собора. Так они стали монофизитами и до сего дня остаются наиболее крупной среди так называемых монофизитских церквей.
В пределах Византийской империи основными оплотами монофизитства были Египет и Сирия. В Египте сопротивление решениям собора сопровождалось волнениями среди коптов, древнего народа этой страны, считавших, что империя эксплуатирует и угнетает их. В городах было немало грек язычных христиан, которых существовавший порядок вполне устраивал и которые в целом признавали халкидонское “Определение веры”. После арабских завоеваний коптская церковь стала основной христианской организацией в стране. Те, кто придерживался халкидонской ортодоксальности, получили прозвище “мельхитов”, то есть “императорских” христиан. Обе церкви продолжают существовать бок о бок вплоть до нашего времени.
Нечто подобное произошло и в Сирии, хотя там халкидонцы и “монофизиты” распределились между собой более равномерно. Признанным лидером последних был Яков Барадей, неутомимый путешественник и организатор, поэтому их церковь стали называть “яковитской”.
Восточное православие после арабских завоеваний
Вполне естественно, что каждая церковь считает себя православной, но это название закрепилось за Восточным халкидонским христианством, которое стали называть православной церковью.
После арабских завоеваний пути для православной церкви на юг и на восток были отрезаны исламом, и распространяться она могла только в северном и северо-западном направлениях. На этих землях Восточной Европы жили в основном славяне, захватившие их после ухода германских племен. Они занимали большую часть территорий таких современных стран, как Польша, прибалтийские государства, Россия, Чехословакия, Югославия и Греция. Те из них, кто перешел Дунай, стали частью, по крайней мере, номинально, Византийской империи. Остальные были раздроблены на многочисленные племена и народы. Затем новые завоеватели, болгары, захватили значительную часть бассейна Дуная, где управляли смешанным населением, состоявшим из славян и бывших подданных Византийской империи.
Так обстояли дела в 862 году, когда в Константинополе было получено письмо от князя Ростислава из Моравии – одного из славянских государств.
К нам приходит много христиан – итальянцев, греков, германцев, и все они говорят снами по-разному. Но мы, славяне, – народ неискушенный, и нас некому научить истине,… Поэтому мы просим послать нам кого-нибудь, кто мог бы научить нас всей истине37.
Ростислав был не так наивен, как можно было бы заключить из его письма. Он опасался, что западные проповедники сыграют в его стране роль передового отряда завоевателей, как уже случалось в других местах, куда из франкской империи прибывали проповедники. Он знал также о соперничестве между восточными и западными христианами, и его письмо было попыткой использовать это соперничество, дабы сохранить независимым свое княжество.
В любом случае в Константинополе просьба была воспринята как благоприятная возможность для расширения византийского влияния. В ответ на просьбу Ростислава с Благой Вестью были отправлены два брата – Кирилл и Мефодий. Они выросли на Балканах среди славян и неплохо владели их языком. Кроме того, они уже проявили свои способности во время благовестил в Крыму. В Моравии они встретили теплый прием. Кирилл составил алфавит, перевел Библию, многие другие книги и литургию. Но вскоре они столкнулись с сопротивлением со стороны германских проповедников, заявивших, что богослужебными языками могут быть только латинский, греческий и древнееврейский. Кирилл и Мефодий отправились в Рим, где папа не только встал на их сторону, но и взял под свою юрисдикцию.
Из-за этого Моравская церковь в течение многих лет служила объектом соперничества между Константинополем, Римом и германцами. В конце концов, в 906 году эту область захватили венгры, и Моравское княжество прекратило существование. Тем не менее, труды Кирилла и Мефодия принесли плоды среди всех славянских народов, одни из которых, в конечном счете, примкнули к западному христианству, а другие стали православными.
Тем временем на Балканах набирали силу болгары. Их тоже посещали как западные, так и восточные проповедники, и князь Борис решил стать христианином. После крещения Борис попросил патриарха Константинопольского Фотия назначить в его княжество архиепископа. Фотий начал задавать вопросы и требовать соблюдения определенных условий, поэтому Борис обратился к папе Николаю, который прислал ему двух епископов, но отказал в архиепископе. В конце концов, преемник Фотия на константинопольском патриаршем престоле посвятил архиепископа и нескольких епископов для руководства вновь созданной Болгарской православной церковью. После кратковременного всплеска язычества христианство укрепилось при сыне Бориса Симеоне. В 917 году Симеон заявил о независимости от Византии, приняв титул “царя” (императора), а десятью годами спустя независимость была достигнута и в церковных делах – архиепископ получил титул патриарха. В Византии эти действия сначала расценили как узурпацию власти, но, в конце концов, смирились.
Но самым большим успехом православной церкви в деле христианизации стало обращение России. Примерно в 950 году княгиню Ольгу обратили в христианство и окрестили германские проповедники. Но наибольшего взлета христианство достигло при ее внуке Владимире. По не совсем понятным причинам Владимир пригласил посланцев христианской церкви не с Запада, а из Византийской империи. Не очень также ясно, какие усилия ему пришлось приложить для обращения своих подданных в христианство. Его сын Ярослав укрепил связи с Константинополем и еще больше отошел от Рима. К 1240 году, когда Россию захватили монголы, правившие в ней более двух веков, христианство стало объединяющим началом, позволившим России выжить, а затем изгнать захватчиков. В XVI веке, когда Константинополь пал под ударами турок, Россия объявила Москву “третьим Римом”, и ее правители стали называться царями, а митрополит Московский – патриархом.
После арабских завоеваний отношения между Римом и Константинополем становились все более натянутыми. Восстановление Западной империи под началом Карла Великого сделало для пап ненужной дальнейшую поддержку со стороны Византийской империи. А долгие споры по поводу икон убедили Запад, что Восточная церковь – марионетка в руках императоров. Все это привело к тому, что на Западе назвали “расколом Фотия” (867). Фотий стал патриархом Константинопольским в результате восстания, в ходе которого был низложен патриарх Игнатий. Как Фотий, так и Игнатий обращались за поддержкой к папе Николаю, и тот встал на сторону Игнатия. Затем Фотий объявил еретическим весь Запад за искажение Никейского символа веры включением в него слова filioque – “и от Сына”. В старом символе веры говорилось, что Дух Святой исходит “от Отца”. Фотий утверждал, что тем самым западники исказили не только сам символ веры, но и традиционное понимание Троицы, согласно которому Дух исходит “от Отца через Сына”.
Судя по всему, изменение Никейского символа веры изначально произошло в Испании, а затем было воспринято во Франции.
Ко времени Карла Великого символ веры, провозглашавшийся в королевской часовне в Аахене, уже включал в себя слово filioque. Когда франкские монахи, посещавшие Восток, декламировали символ веры с этим нововведением, они тем самым вызывали негодование православных христиан, требовавших объяснить, кто дал франкам право изменять символ веры, принятый на великом соборе. Помимо прочего, значительную роль играли политическое соперничество между Византийской империей, считавшей себя хранительницей древности, и франкскими выскочками, а также взаимная подозрительность между Востоком и Западом.
Побочным результатом этой полемики стало возрождение старого римского символа веры, который сейчас называется Апостольским символом веры. Папа, не желая отторгать от себя ни византийцев, ни франков, начал использовать этот старый, почти забытый символ веры вместо Никейского. В результате под влиянием Рима Апостольский символ веры вытеснил Никейский символ веры и стал наиболее распространенным среди западных христиан.
Когда в Константинополе политическая обстановка изменилась и Игнатий вновь стал патриархом, было достигнуто соглашение, что Фотий будет следующим патриархом. Но нездоровая атмосфера, вызванная этим расколом, сохранялась и, в конце концов, принесла свои плоды.
Окончательный раскол произошел в XI веке. Болгарский архиепископ Лев Окридский обвинил Запад в грехе за то, что безбрачие священников стало там правилом, и за то, что обряд причащения совершается там с пресным хлебом. Когда конфликт принял серьезные формы, папа Лев IX отправил для его разрешения своего посланника в Константинополь. Но его выбор оказался крайне неудачным. Посланный им легат, кардинал Гумберт, не знал греческого языка и не прилагал никаких усилий для его изучения. Он был рьяным сторонником реформ и отстаивал точку зрения, что священники должны жить в безбрачии и что церковь не должна зависеть от мирских правителей. В его глазах браки восточного духовенства и власть византийского императора над церковью были теми самыми врагами, борьбе с которыми он дал клятву посвятить жизнь.
Он и патриарх Михаил Керуларий обменялись оскорблениями. Наконец, 16 июня 1054 года, когда патриарх готовился совершить причащение, кардинал Гумберт вошел в Софийский собор, подошел к главному алтарю и положил на него от имени папы, который на самом деле умер незадолго до этого, приговор об отлучении “еретика” Михаила Керулария и всех его последователей. Затем он вышел из собора, отряхнул пыль с ног и отправился в Рим. Разрыв между Востоком и Западом стал свершившимся фактом.
Статью подготовила доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Волгушева Алла Александровна. 
