Применительно к нашей теме историю России можно разделить на четыре относительно самостоятельных отрезка: от истоков до Петровских реформ, от реформ до Октябрьской революции, от Октябрьской революции до перестройки и, наконец, от начала перестройки до наших дней. Рубежи, отделяющие одну эпоху от другой, «великие потрясения», которые не смогли, тем не менее, перетрясти до конца основы российской культуры. Она, видимо, тоже имеет свои законы и темпы развития. В более или менее первозданном виде их можно обнаружить на первом этапе.
В это время со всей ясностью проявляются «извечные» факторы, предопределившие многие черты российской деловой культуры.
Социокультурные: феодально-автократический тип организации общества; патерналистски-семейный, общинный тип организации хозяйства; мобилизационный тип экономики и общественной жизни, обусловленный постоянной «работой на войну» (оборонительную или захватническую); амбивалентное (двойственное, неоднозначное) отношение к иностранцам (то друзьям, то врагам); отчуждение народа от власти, их противостояние.
Региональные: разный темп и условия развития территорий по странам света (Юг, Север, Запад, Восток).
Существует достаточное количество работ, в которых прослеживается связь между названными факторами и социальной психологией, менталитетом наших предков.
Эта связь наглядно и убедительно представлена в цитированной уже книге Р. Льюиса. Он справедливо отмечает, что два главных фактора формирования русских ценностей и коренных убеждений остаются постоянными при любом правлении необъятные просторы России и неизменная суровость ее климата. Бескрайние и мало-защищенные степные просторы России порождают у людей глубокое чувство своей уязвимости и заброшенности, что в свою очередь вынуждает их объединяться для того, чтобы выжить, и развивает у них враждебность по отношению к внешнему миру.
Русские крестьяне вынуждены были фактически бездействовать большую часть года, а затем в оставшийся короткий период работать до изнеможения пахать, сеять, убирать урожай.
Деспотическое, безжалостное, порой откровенно самодурское правление развивало в людях крайнюю подозрительность, скрытность, явную пассивность, готовность пойти на мелкое мошенничество, неуважение к законам в совокупности с традиционным пессимизмом, фатализмом и стоицизмом во время бедствий.
Выдающийся русский историк В. Ключевский отмечал в русском характере наряду с противоречивостью осмотрительность и расчетливость, объясняя их следующим образом: «Великороссия XIIIXV вв. со своими лесами, топями и болотами на каждом шагу представляла поселенцу тысячи мелких опасностей, непредвидимых затруднений и неприятностей, среди которых надобно было найтись, с которыми приходилось поминутно бороться. Это приучало великоросса зорко следить за природой, смотреть в оба, ходить, оглядываясь и ощупывая почву, не соваться в воду, не поискав броду, развивало в нем изворотливость в мелких затруднениях и опасностях, привычку к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями. В условиях суровой и своенравной природы... невозможность рассчитать наперед, заранее сообразить план действий и прямо идти к намеченной цели заметно отразились на складе ума великоросса, на манере его мышления. Житейские неровности и случайности приучили его больше обсуждать пройденный путь, чем соображать дальнейший, больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед. В борьбе с нежданными метелями и оттепелями, с непредвиденными августовскими морозами и январской слякотью он стал больше осмотрителен, чем предусмотрителен, выучился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе умение подводить итоги насчет искусства составлять сметы». Но поскольку природа «часто смеется над самыми осторожными расчетами великоросса; своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось».
Резюмируя свои рассуждения о русском характере, историк пишет: «...Своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни великоросс часто производит впечатление не прямоты, неискренности. Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но вдет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу».
А вот как объясняет Ключевский склонность русских к «штурмовщине», привычку чередовать долгую «спячку» с «авралом», «долго запрягать, но быстро ехать».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
«В одном уверен великоросс, что надобно дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда и что короткое великорусское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и впору убраться с поля, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучился к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего или зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии».
Геополитическое положение России между двух цивилизаций западной и восточной имело и свои социокультурные следствия. Упадок Киевской Руси, связанный с нашествием монголов и восстановлением торговых путей из Европы в Азию через Средиземное море, повлиял на процесс формирования великорусской нации. Если в до монгольский период развитие русского государства шло в русле западноевропейской цивилизации, а в экономике, социальной и культурной жизни проходили сходные процессы и возникали аналогичные западным тенденции, то с середины XII в. в русском обществе формируются иные стереотипы поведения, устанавливаются другие ценности. Благодаря монголам на Руси утверждаются образцы восточной цивилизации: иное отношение людей к себе, к окружающему миру, к власти.
Особенно резко эти изменения проявились в экономической жизни, в том числе в торговом деле: в торговых обрядах, обычаях, формах и способах ведения дела. Типичной для Руси формой организации торговли становятся большие гостиные дворы, напоминавшие восточный караван-сарай, широко распространенный в Азии и на Востоке. В отличие от Запада, где торговля и жилье были отделены друг от друга, караван-сарай был местом, где купцы не только торговали и вели деловые операции, но и жили.
Он напоминал улей, где сотами были мелкие лавки. Внизу велась торговля, а наверху жили купцы. По всему Золотому кольцу России до сих пор сохранились гостиные дворы этого типа, национальный русский костюм стал напоминать азиатский, в обиход вошли такие восточные слова, как «таможня» (раньше так называлось место, куда привозили дань для хана) и др. За 300 лет монгольского владычества в Россию перешли стандарты делового поведения, ценностные ориентации, образ мышления, идея примата государства над гражданским обществом. В России утвердились верховенство и беспредел государственной власти. Имущество и сама жизнь деловых людей не были защищены от произвола государевых людей. По мере усиления государственных начал и формирования «казенной» экономики возрастали возможности бюрократии, что приводило к произволу чиновников и соответственно расцвету коррупции. Деловая этика входила в зависимость от властей: торговля не шла без взяток. Деловые люди просили Ивана IV «не давать их на расхищение», посадские торговцы жаловались царю: «обнищали и оскудели до конца от твоих государевых воевод».
Такова была почва, на которой должны были появиться первые ростки торгового обмена, рынка, которые могли привлечь инициативных людей и вознаградить их за риск, гарантировать справедливое разделение полученного продукта. Для этого социальной системе необходимы: положительное отношение к богатству (заметно более высокому уровню благосостояния по сравнению с общей массой населения), гарантии сохранения нажитого, высокий уровень потребления и развитые потребности населения, готового работать, чтобы их удовлетворить, восприятие существующего порядка вещей как справедливого и честного.
Большинство исторических источников свидетельствуют о том, что такие условия в России в то время практически отсутствовали. Законным считалось лишь то богатство, которое было пожаловано сверху за особые услуги государству и связано, как правило, с вкладом в военные победы правителей. Права на него признавались также за наследниками, но гарантии его сохранения были всегда весьма шаткими: лишиться богатства можно было, впав в немилость той же власти или разорившись в одной из многочисленных внутренних и внешних войн. Судьба простых жителей была еще более непредсказуемой. Их грабили все, кто мог: иностранные захватчики, собственные господа и даже более сильные соседи.
В этой ситуации можно было думать только о самосохранении и то только в самом ближайшем будущем («день прожили и, слава Богу»), Поэтому в сфере обмена и деловых отношениях речь могла идти преимущественно о краткосрочных сделках. Что касается потребителей, то их круг был ограничен верховной властью и ее приближенными, аристократией, большинство хозяйств были натуральными и самодостаточными. Для того чтобы найти потребителей, надо было их искать по обширным, также далеко не безопасным просторам внутри и вне страны. Поэтому в деловой культуре формировалось отношение к сделке как разовому и краткосрочному действию. Все, что надо было сделать, необходимо было делать быстро, безотлагательно, «ковать железо, пока горячо».
Подобная идеология отражалась даже в первых торговых уставах. В них осуждалась только фальсификация товара, остальные уловки свидетельствовали о ловкости и удачливости купца. Сделки, сопровождаемые уговорами, нажимом, завышением цены, затягиванием покупки и т.д., не считались недобросовестными. Не отставали от отечественных купцов и иностранцы.
Обман не делал «купчее дело» неэффективным, так как совершаемые сделки были единовременными. Прочные, долгосрочные связи не складывались, а зачастую они имели принудительный характер: практиковалась скупка еще не произведенного товара у рыбаков, охотников или ремесленников, но с выплатой денег вперед, что обязывало их продавать товар по фиксированным ценам.
Частенько купец менял «специализацию» и сам становился грабителем. Знаменитые новгородские ушкуйники, прозванные так по названию быстроходных лодок, на которых они плавали, кроме торговли, промышляли на Волге и обычным пиратством. Иногда они даже грабили целые города. Так, взяли Нижний Новгород Казань, Астрахань. В этих набегах нелишними оказывались свойства личности, необходимые в то время торговцу: смекалка, расчетливость, самообладание, энергия. Купец, чтобы защитить себя, должен был, по крайней мере, не уступать тогдашним «крутым» ребятам. Атрибутом и непременной частью экипировки купца были не столько весы, сколько меч. В былинах и сказаниях воспевалась героика «гость бы» удалых и удачливых купцов. Вместе с тем следует отметить высокий уровень грамотности купцов; часто в свои странствия они брали с собой книги, собирали у себя дома «походные библиотеки».
К началу Петровских реформ в России постепенно сложились четыре основных типа деловых людей: «казенные» предприниматели, работавшие, как и в Европе, на нужды царского двора; «госты» представители русского купечества; «немцы» иностранцы, действовавшие как в торговле, так и в промышленности; «монастырские» представители монастырей, занимавшиеся самой разнообразной экономической деятельностью.
Об этой последней категории деловых людей следует сказать особо в связи с конфессиональной основой российской деловой культуры православием. Вплоть до появления старообрядчества согласно церковным канонам человек должен был стремиться «к горнему, а не дольнему миру», избегать соблазнов мира материального (стремление к прибыли один из самых сильных соблазнов) и думать о мире духовном, в котором чем меньше от мира сего, тем лучше. Поэтому глубоко верующий русский купец жил с постоянным ощущением вины, особенно если учесть тогдашние нравы («не обманешь, не продашь»).
Купцы пытались искупить перед Богом и людьми эту вину грех любостяжания искренней и глубокой верой, милостыней и благотворительностью совершали паломничества к святым местам. Попытки совместить служение Богу и Маммоне выражались очень ярко, в частности в том, что центрами общественной и корпоративной жизни у купцов были церкви, а торговая деятельность проходила под покровительством святых. В церквах справлялись общинные, в том числе и корпоративные, праздники, здесь хранились весы и товары.
Даже монастыри не могли избежать этой двойственности. Как показывает в своей работе Н. Зарубина, православное монашество предполагает бескорыстный труд во имя любви к ближнему, отрицает частную собственность и тем более наживу. С другой стороны, ведение дел монастыря принуждает заботиться об эффективном, т.е. прибыльном, а не просто самодостаточном хозяйстве, не «закапывать таланты». Их же оказывалось в прямом смысле немало, поскольку огромны были пожертвования монастырям и от аристократии, и тем более от купцов перед уходом в мир иной, «во искупление грехов». Монастыри неизбежно становились крупными собственниками и соответственно субъектами деловых отношений. Рано или поздно эти отношения должны были войти в противоречия с декларируемой идеологией.
Н. Зарубина отмечает, что в XVI в. в развитии русского православного монашества обозначились два основных направления, два понимания сути православного благочестия и роли монастырей в жизни общества. Основное расхождение между ними состояло в интерпретации трудничества и хозяйственной деятельности монастырей. С позиций защиты церковной и монастырской собственности выступали Иосиф Волоцкий и его последователи, именовавшиеся «стяжателями» («осифлянами»). Нил Сорский с «не стяжателями» («заволжцами» по имени региона распространения) настаивали на отказе церкви от собственности и от активной социальной и политической деятельности. Победили «стяжатели», и в XVII в. последовал физический разгром «не стяжателей». Забегая вперед, отметим, что наступил черед «стяжателей», когда монастыри и церковь, будучи крупнейшим собственником и, следовательно, «эксплуататором», вместе с другими собственниками подверглись экспроприации. Объективности ради надо отметить, что немалую роль в этом сыграли накопившиеся за столетия обиды прихожан на несправедливый экономический обмен с монастырями, обладавшими почти 40% всех пахотных земель в крестьянской стране, какой была Россия.
Попытаемся теперь реконструировать базовые отношения некого «усредненного», типичного делового человека допетровской эпохи.
Так же как его коллеги во всем мире в то время, он стремился получить прибыль, чтобы улучшить свое (и близких) материальное положение, повысить социальный статус, заручиться гарантиями безопасности своей жизни и сохранности имущества. Вместе с тем жизнь его имела свою российскую специфику, что отражалось в деловой культуре.
Осью, вокруг которой она вращалась и складывалась, были отношения с властью, которая была непредсказуема, алчна и жестока. В противостоянии с властью деловой человек не имел поддержки ни со стороны гражданского общества, которого просто-напросто не было, ни со стороны других деловых людей, которые еще не само организовались, ни даже со стороны общественного мнения, которое с недоверием и завистью относилось к богатству, нажитому личным трудом. Считалось, причем не без основания, что его можно либо «получить» от власти, либо украсть. Она его «дает», она же его и забирает. Второй распространенный и потому осуждаемый источник нечестный.
Поэтому ведущим отношением было «отношение с властью». Оно в свою очередь складывалось в основном в системе неформальных отношений с чиновниками, государевыми людьми. Они же чаще всего получали свои должности, будучи посаженными «на кормление», т.е. предполагалось само собой, что они будут «кормиться» от населения теми способами, которые изобретут. «Закон что дышло, куда повернешь туда и вышло», «Не подмажешь не поедешь» гласила народная мудрость.
Отношения с партнерами и клиентами регулировались другой известной мудростью: «Не обманешь, не продашь». Краткосрочная сделка преобладала.
Отношение к природе характеризовалось откровенным потребительство, культура расходования ресурсов была явно экстенсивной, практически совершенно не улавливалась связь между своими действиями и их последствиями для будущих поколений.
Конфликт между целями и средствами, их негативная общественная оценка, с одной стороны, и функциональные требования деловой активности, положительные эмоции, сопровождавшие переживания делового успеха, с другой, порождали глубокий внутренний морально-психологический конфликт. Деловой человек радовался тому, чему радоваться считалось грешно.
Этот пресс заставлял сублимировать естественный инстинкт стяжательства, что в конечном итоге и наряду с другими факторами способствовало развитию этических принципов деловых отношений. Неоценимой заслугой религии в то время было то, что она содействовала сохранению общечеловеческих и западных цивилизационных ценностей, хотя сдвиг российской деловой культуры в сторону Востока был очевиден.
Такая картина явно расходится с широко распространенным мифом о якобы благостном развитии России в период до Петровских реформ, о высоком моральном уровне деловых отношений русских купцов до прихода и засилья иностранцев, которые якобы и научили русских людей жульничать.
Не соответствует действительности и другой миф: о высокоморальном отношении к собственности. Во-первых, как уже отмечалось, копить и наживать в условиях слабого товарного обмена и постоянных набегов чужих и своих правителей было бессмысленно. В такой ситуации ничего, кроме психологии зэка, сложиться не может: иметь можно то, с чем можно быстро убежать и что не жалко потерять. Что касается чужой собственности, то здесь действовал почти как закон принцип: чем дальше от дома, тем позволительное взять чужое. Преступлением считалось украсть у родственников или у соседа, за это могли убить свои же односельчане-общинники. Украсть в чужой деревне было уже не так предосудительно, у инородца даже похвально. У помещика считалось зазорным не украсть, если представлялся случай. И все вместе помещики и крестьяне, государевы люди всех рангов всегда были готовы украсть у государства. Отсюда знаменитый ответ Карамзина императору на его вопрос: «Как живет Россия?» «Воруют, государь». И в этом Россия также мало чем отличалась от других стран мира.
Поэтому наш главный вывод состоит в том, что Россия в отношении деловой культуры шла в основном тем же путем, что и большинство стран мира, в кровавых муках постигая тот нравственный закон, которым, по словам Л. Толстого, живет человечество.
Очередной этап этого пути начался реформами Петра Великого.
От Петровских реформ до Октябрьской революции
Все эти черты российской деловой культуры не могли быть совершенно стерты никакими реформами, поскольку по-прежнему действовали (и до сих пор действуют) объективные природные факторы: климат, размер территории, географическое положение России. Вместе с тем страна сделала в этот двухсотлетний период очень много, фактически став вровень (часто опережая) с ведущими странами мира, имевшими, по меньшей мере, в 2 раза больше времени, пролившими намного больше крови и пота для выхода на те же рубежи. Россия обрела ранг крупнейшей западной державы. Она к тому же расширила свои владения на Восток до Тихого океана и в Азию почти до Индии.
Чтобы больше оттенить силу российского прорыва, мы начнем с конца с результатов, с которыми Россия подошла к знаменитому, тому году, от которого советская статистика в течение десятков лет исчисляла достижения советской власти. Многие из этих результатов широко известны: российский рубль был одной из двух валют в мире, которые непосредственно обменивались на золото; Россия была одним из крупнейших экспортеров сельхозпродукции на мировом рынке; по просьбе американского правительства царское правительство скомплектовало группу русских инженеров и послало их в США, чтобы помочь создать военную промышленность; российская культура того времени известна во всем мире как культура серебряного века. Добавим к этому отмену крепостного права и последовавшие великие реформы, первые ростки российской демократии, появившиеся с Манифестом, резкое снижение коррупции при правительстве Витте, рост репутации российских деловых людей за рубежом, и изменение за 200 лет покажется почти сказочным. В деловые будни входили иные афоризмы. Среди них известное выражение московского купца и основателя Третьяковской галереи П. Третьякова: «Мое слово дороже денег».
Этот перечень можно было продолжать и дальше, но мы остановимся на том, что имеет непосредственное отношение к теме эволюции деловой культуры. Напомним предварительно, что ее ядро составляют этические принципы, на которых строятся деловые отношения.
Вот о чем говорят факты и документы. Российское деловое сообщество приняло свой первый этический кодекс. Приведем его текст полностью, так как в свете всего сказанного он говорит сам за себя.
«Семь принципов ведения дел в России»
1. Уважай власть. Власть необходимое условие для эффективного ведения дел. Во всем должен быть порядок. В связи с этим проявляй уважение к властителям порядка в узаконенных эшелонах власти.
2. Будь честен и правдив. Честность и правдивость фундамент предпринимательства, предпосылка здоровой прибыли и гармоничных отношений в делах. Российский предприниматель должен быть безупречным носителем добродетели, честности и правдивости.
3. Уважай право частной собственности. Свободное предпринимательство основа благополучия государства. Российский предприниматель обязан в поте лица своего трудиться на благо своей Отчизны. Такое рвение можно проявить только при опоре на частную собственность.
4. Люби и уважай человека. Любовь и уважение к человеку труда со стороны предпринимателя порождают ответную любовь и уважение. В таких условиях возникает гармония интересов, что создает атмосферу развития у людей самых разнообразных способностей, побуждает их проявлять себя во всем блеске.
5. Будь верен своему слову. Деловой человек должен быть верен своему слову. «Единожды солгавший, кто тебе поверит». Успех в деле во многом зависит от того, в какой степени окружающие доверяют тебе.
6. Живи по средствам. Не зарывайся. Выбирай дело по плечу. Всегда оценивай свои возможности. Действуй сообразно своим средствам.
7. Будь целеустремлен. Всегда имей перед собой ясную цель. Предпринимателю такая цель нужна как воздух. Не отвлекайся на другие цели. Служение «двум господам» противоестественно. В стремлении достичь заветной цели не переходи грань дозволенного. Никакая цель не может затмить моральные ценности.
Достаточно взять любой современный национальный или международный кодекс делового поведения (например, Декларацию Ко), чтобы убедиться, что уже в начале века российское деловое сообщество стояло на верном пути. По всем базовым отношениям к себе, делу, людям, обществу профиль деловой культуры человека, хотя бы стремившегося к его соблюдению в реальной жизни, был близок к современному идеалу.
Между тем всего за 40 лет до этого великий русский сатирик М. Салтыков Щедрин, описывая российскую ситуацию, возникшую в стране после реформ, писал в очерке с красноречивым названием «Хищники»: «...Всю общественную ниву заполонило хищничество, всю ее, вдоль и поперек, избороздило оно своим проклятым плугом. Нет уголка в мире, где не раздавались бы жалобы на упадок жизненного уровня, где не слышалось бы вопля: нет убежища от хищничества! некуда скрыться от него! Головы, несомненно, медные и те тронулись им, и те поняли, что слабость презренна, и что только сила, грубая неразумная сила имеет право на существование». Знакомы и способы, которые применяли хищники: «...Тот приобрел многоэтажный дом, другой стянул целую железную дорогу, третий устроил свою служебную карьеру, четвертый отлично женился, пятый набрал денег и бежал за границу».
Легко узнать и образы «новых русских», которым сатирик посвятил, целую серию очерков под общим названием «Русские гулящие люди за границей», где описывает в действии то, что он называет «желудочно-половым космополитизмом». Все это было. В некотором отношении стало даже хуже. Это касается, прежде всего, давления бюрократии, а также открыто враждебного отношения аристократии, терявшей свои позиции, и, что особенно важно, по-прежнему стойкого негативного отношения со стороны большинства российского общества. Последний фактор в значительной степени подпитывался русской литературой и набиравшими силу социалистами.
Для того чтобы понять, с чего начинают современные российские предприниматели в формировании своего имиджа в общественном сознании, мы обратимся к свидетельствам уже знакомого нам П. Бурышкина, описавшего предреволюционную атмосферу. «Земельное дворянство, не имевшее фабрик, пишет он, прославляло выгоды земледелия, противопоставляя “благополучие крепостного мужика” тяжелой жизни пролетария Западной Европы. Борьба за сохранение крепостного права велась как бы в интересах самого мужика, как бы в целях гарантии его от обезземеливания». «На купца смотрели, цитирует он историка С. Аттаву, не то, чтобы с презрением, а так, как-то чудно. Где тебе, дескать, до нас. Такой же ты мужик, как и все, только вот синий сюртук носишь, да и пообтесался немного между господами, а посадить обедать с собою все таки нельзя в салфетку сморкаешься».
Среди представителей так называемого высшего общества и крупного чиновничества можно было наблюдать «необычайно презрительное отношение не только к торгово-промышленным деятелям, в огромном большинстве не дворянам и часто недавним выходцам из крепостного крестьянства, но и к самой промышленности и торговле. Иногда это прикрывалось своеобразными экономическими теориями, вроде того, что Россия, мол, страна исключительно земледельческая и в промышленности не нуждается, либо политическими, что Петр Великий, начав создавать в России промышленность, свел страну с ее исконного пути и от этого пошли все несчастья».
Для Государственной Думы было характерно неприязненное отношение к промышленности, предпочтение казенного хозяйства частному, «при полной неосведомленности о неудачливости первого».
Что касается произведений литературы и искусства, то в них достижение материального успеха прочно ассоциировалось с такими чертами, как жадность, хищническое отношение к людям и природе, узость интересов, низкий уровень общей культуры. «Паук», «мироед», «кровосос» таковы были распространенные стереотипы деловых людей в общественном сознании.
Промышленники и купцы понимали, что общество относится к ним враждебно, но видели, что в конечном итоге будущее за ними. И насколько же современно звучат слова П. П. Рябушинского, сказанные им незадолго до Октябрьской революции! «Руки интеллигенции беспомощно опускаются, народ обеднел и обнищал, донышко казенного сундука стало показываться все яснее и яснее, и вся огромная храмина, которую ныне представляет наше отечество, начинает расползаться по швам. Поэтому дворянину (читай сегодня «номенклатура») и буржуа (читай «предприниматель») нельзя уже вместе стало оставаться на плечах народа, и одному из них придется уходить... Чем скорее буржуа один сделается хозяином положения, тем легче будет жить и всему народу...»
Для того чтобы у читателя не сложилось впечатления, что единственное, чего хотели предприниматели, это сесть в одиночку «на плечи народа», мы завершим этот исторический экскурс двумя выдержками из программных документов зарождавшейся буржуазии. Когда знакомишься с ними, не покидает мысль о том, что «кровопийцы» и «мироеды» иначе в цели перспективу. Их идеи и сегодня звучат так, как будто бы и не прошло почти 80 лет, и мы вновь стоим перед теми же проблемами.
«Нужны коренные реформы, говорится в докладной записке группы фабрикантов и заводчиков центрального района, мы ясно видим, что сама промышленность находится в теснейшей зависимости от устойчивости правовых организаций страны, от обеспеченности свободной инициативы личности, от свободы науки и научной истины и от уровня просвещения народа, из которого она вербует свои рабочие силы, тем более производительные, чем более они просвещены и материально обеспечены. Недовольство рабочих при прочном правовом порядке, при неотъемлемых гарантиях неприкосновенности личности, при свободе коалиций и союзов различных групп населения, связанных общностью интересов, могло бы вылиться в законные формы борьбы... Отсутствие в стране прочного закона, опека бюрократии, распространяющаяся на все области русской жизни, выработка в мертвых канцеляриях, далеких от всего, что происходит в неостанавливающемся течении бурного потока жизненных явлений, норм и правил на все случаи многосложных народных потребностей, задерживают развитие хозяйственной жизни в стране».
А вот новогоднее приветствие газеты промышленников «Утро России». «Наш новогодний тост обращен к буржуазии, к третьему сословию современной России. К той крепнущей, мощно развивающейся силе, которая, по заложенным в недрах ее духовным и материальным богатствам, уже и сейчас далеко оставила за собой вырождающееся дворянство и правящую судьбами страны бюрократию.
Мы, прозревающие высокую историческую миссию этой крепнущей ныне буржуазии, приветствуем здоровый творческий эгоизм, стремление к личному материальному совершенствованию, к материальному устроению каждым из нас своей личной жизни. Этот созидательный эгоизм, эгоизм государства и эгоизм отдельной личности, входящей в состав государства, не что иное, как залог наших будущих побед новой сильной великой России над Россией сдавленных мечтаний, бесплодных стремлений, горьких неудач».
Дай нам Бог не повторить те же слова еще через 80 лет как вечно актуальные!
Высокая оценка этого периода российской истории не должна создать у читателя впечатления, что сам автор впадает в один из распространенных мифов о России предреволюционного периода как о стране, где царили благоденствие и процветание. Отнюдь!
Здесь можно привести слова известного общественного деятеля той эпохи М. Туган Барановского, который, отвечая на вопрос, почему Россия отстает от развитых индустриальных стран, писал: «Если бы потребовалось ответить на этот вопрос в двух словах, я бы сказал: русская некультурность». И далее он так развивает этот тезис: «...Низкая заработная плата, длинный рабочий день и безгласность рабочего составляют отличительную черту строя русской промышленности сравнительно с Западом. Именно в этом и заключается одна из важнейших причин отсталости русской промышленности; невежество и безграмотность русского рабочего составляют не менее сильный контраст с интеллигентностью рабочего Запада; столь же велико различие между русским и западноевропейским капиталистом в отношении предприимчивости, знания дела и готовности стать выше рутины; административная регламентация и мелочные стеснения, на которые наталкивается наша промышленность на каждом шагу, вызывают огромное трение, которое существенно тормозит поступательный ход нашей промышленности».
Ему вторит известный московский предприниматель А. Чичкин: «Мир не раз уже имел честь убедиться, каким многоцветьем талантов обладает русская нация. Но есть у нас, к сожалению, совсем нераспаханное поле деятельности, где не только талантов, но ростков-то раз-два и обчелся. Не думая, не выращивая, не лелея их, мы ставим под удар все свои национальные сокровища, все, чем донельзя богата Россия. Больно и грустно смотреть, будучи русским, на круглогодовое пиршество европейских коров, на ухоженные до блеска поля и пастбища. Чистые домики и образцовые дороги Дании, Голландии, Франции... еще тяжелее сознавать, что мы, русские, не имеем всего этого лишь потому, что совершенно не умеем работать. Мы либо бежим, либо лежим! Либо на скаку, либо на боку! Золотой середины нет! Ритма нет! Зато равнодушия, упования на “авось”, обломовщины, любителей потешиться, зубоскалить и подставлять подножку всем, кто умеет и хочет работать, хоть отбавляй. Помешать работать всегда легче, чем помочь. И большинство наших чиновников занимается именно этим. Истинно культурные люди не падки до власти и в этом трагедия не только их, но и России в целом. Устремленные вперед, они, как правило, беспечно оголяют себя со всех сторон и чаще всего именно из-за этого терпят крах, не достигая цели».
Исследователи отмечают, что наряду с многими положительными чертами, особенно беспрецедентным размахом меценатства и благотворительности, существуют такие черты, как жадность, мотовство, склонность к обману и спекуляции. К сожалению, этот тип российской «акулы» был гораздо более распространен, чем тип «дельфина», воплощавшийся в таких предпринимателях, как Коновалов, Прохоров. На их фабриках рабочие имели те социальные блага (больницы, школы, льготы), которые в Западной Европе они получили лишь во второй половине XX в. Российские «акулы» не вняли в свое время голосу Коновалова, ставшего министром промышленности во Временном правительстве, когда он призывал свой класс «не увеличивать давление в котле социального негодования». В итоге русские хищники получили по заслугам и тем самым преподнесли большой урок, капиталистам всего мира, убедив, что «надо делиться» вовремя, чтобы не потерять все.
Видя все темные стороны раннего российского капитализма, нельзя все же впадать и в другую крайность миф о дикой, отсталой, невежественной стране, где господствовали одни хищники, где лишь приход к власти большевиков вывел Россию из жалкого состояния. Истина, очевидно, лежит, как всегда, посредине.
Нельзя здесь не согласиться с П. Бурышкиным, большим патриотом российского предпринимательства. «Может создаться впечатление, пишет он, что я рисую какую-то идиллическую картину, закрывая глаза на все имевшиеся злоупотребления, и хочу возвеличить то, что не было этого достойно. Я знаю и свидетельствую, что злоупотребления были, были недостойные и нечестные деятели и дельцы, но в то же время утверждаю, что они не являлись правилом, а представляли исключение, и повторяю лишь, что уже говорил: тот значительный успех в развитии производительных сил и всего народного хозяйства России не мог бы иметь места, если бы база была порочной, если бы те, кто этот успех создавал, были жулики и мошенники, а таковые, как и везде, к сожалению, были».
К этому можно добавить, что в истории русского государства деловые люди на поприще казнокрадства и думать не могли конкурировать с аристократами, зарубежными мошенниками, придворными и бюрократией всех уровней. Приведем один «знаковый» в этом плане, выдающийся пример. В свое время фаворит императрицы герцог Бирон назначил на пост генерал-директора руководителя горного дела всей России некого барона фон Шемберга. Лишь, уже при Елизавете Петровне, все заводы, отданные Шембергу для «размножения», перешли в казну, а его самого взяли «под караул». «Деловые успехи» Шенберга впечатляют: он сделал российскую горную промышленность весьма доходной сугубо для себя. Нанеся громадный урон казне на огромную по тем временам сумму (более 300 тыс. руб.), он сбежал за границу, успев предварительно переправить туда и деньги.
Дурной пример оказался заразительным. Теперь уже отечественный казнокрад граф Шувалов приобрел («приватизировал», говоря современным языком) промыслы и заводы, бывшие в правлении Шенберга. С течением времени заводы, проданные вельможе за 90 тыс. руб., казне пришлось выкупать за 759 тыс. руб.
Примеры «смычки» двора, фаворитов правителей и правительниц со своими и пришлыми жуликами, масштабы их афер не идут ни в какое сравнение с «шалостями» зарождавшегося класса капиталистов, о которых писал Салтыков-Щедрин.
Один общий вывод можно сделать из этого исторического экскурса: развитие предпринимательства и предпринимателя в России шло почти всегда вопреки всему политике государства, сопротивлению паразитарных классов, массовой идеологии и общественной психологии, социальной утопии, «овладевшей массами и ставшей материальной силой». Но несмотря ни на что, шло и продолжает идти так же наперекор тем же препятствиям. Общая причина этому, как и во всем человеческом мире, такова нельзя окончательно подавить ни в одном обществе этот социальный его фермент: 610% беспокойных, сильных, творчески мыслящих людей, превыше всего ставящих свою независимость, инициативу и готовых рискнуть тем, что у них есть, чтобы жить лучше и интереснее. Как показывает российский исторический опыт, их можно физически вырезать почти всех, но чудесным образом, как сказочная птица Феникс, им на смену рождаются в любых условиях, во всех сословиях все новые и новые предприниматели.
Вместе с тем за последние 200 лет не произошло ничего особенного с точки зрения современного социального знания. Произошло «всего-навсего» следующее. Развился рынок товаров, услуг и после реформы рынок земли и труда (рабочей силы); законодательно стала защищаться частная собственность, добытая своим трудом; вместе с иностранным капиталом в страну стали в массовом порядке проникать новые нормы деловой культуры; массы людей «низкого происхождения», становясь собственниками, постепенно обретали чувство собственного достоинства, само организовывались.
Вся история советской власти есть не что иное, как история борьбы с нелегко доставшимися России достижениями мировой цивилизации.
Российская деловая культура от Октябрьской революции до перестройки
Одним из главных препятствий для социализма с «русским лицом» был в муках рожденный рынок, необходимыми основами которого являются частная собственность, защищаемая законами и всем обществом, хотя бы минимальные демократические свободы, поощрение частной инициативы, а также возможность пользоваться ее плодами по принципу: «Что посеешь, то и пожнешь».
Война рынку и «господству чистогана» была объявлена сразу. Ленин, как известно, полагал, что социализм может обойтись без рынка и денег, простым товарообменом. Напомним, что жизнь заставила его признать ошибку. Был введен нэп, который буквально за два года поставил разрушенную экономику на ноги.
С приходом к власти Сталина государство приступило к систематическому уничтожению всяческих порывов к хозяйственной самостоятельности через раскулачивание в сельском хозяйстве и беспощадные наказания, вплоть до расстрелов, за невыполнение планов в промышленности. Одновременно в течение десятилетий пропаганда упорно «вколачивала» в общественное мнение образ делового человека как преступника. Частная собственность, за исключением личной собственности, т.е. предметов обихода, тоже была ликвидирована. Под все эти разрушительные для экономики действия была подведена идеологическая и псевдонаучная основа.
В капиталистическом обществе смысл жизни предпринимателя с точки зрения марксизма в том, чтобы увеличивать капитал всеми возможными способами. Широко известно утверждение, которое приписывается Марксу: «Капитал не остановится ни перед каким преступлением ради прибыли в 1000%». Следовательно, прибыль ведет человека и принимает за него моральные решения.
С этим тезисом перекликается, и программное заявление одного из столпов современной экономической мысли М. Фридмена: «Цель дела прибыль, и ничего больше». Такая постановка вопроса проста и привлекательна, особенно для «акул», поскольку освобождает их от совести как от химеры. Но все ли так просто, а главное, так ли обстоит дело в современном постиндустриальном обществе, так ли уж практично это сугубо утилитарное, чисто материально детерминированное правило поведения? Нет ли других вариантов и стратегий?
Маркс искал такое решение. Он полагал, что единственным вариантом должно быть разрушение социальной системы, основанной на стремлении к личной выгоде, порождающей господство чистогана и принцип: «Человек человеку волк». Коммунистическая идея привлекала своей простотой и ясностью: надо только отдать всю собственность на средства производства обществу в лице государства. Тем самым все будут трудиться на себя.
Поскольку хозяином будет каждый гражданин, то он будет трудиться охотно и добросовестно. Такие же добросовестные и трудолюбивые чиновники, «слуги народа», будут планировать процветание общества и справедливо распределять произведенное богатство. В отличие от капитализма с его индивидуализмом и произволом в хозяйстве это общество должно следовать научно разработанному плану. Планы годовые, пятилетние, пятнадцатилетние до конца столетия и далее должны были стать нашим Законом Божьим: «Планы партии планы народа». Для многих хозяйственников, руководителей учреждений до поры до времени так и было, особенно во времена Сталина, когда за нарушение этого закона можно было отправиться в лагерь или даже на тот свет. Выполнить план, отчитаться, хотя бы ценой обмана, приписки, «липы» вот в чем был смысл жизни в экономике. Что же касается перспективы, то в личном плане она могла включать улучшение жилищных условий на несколько квадратных метров, приобретение новой мебели или автомашины, для семейных создание «запаса прочности» детям в надежде на то, что уж они то будут, наконец, жить в обществе изобилия. Лозунг «Планы партии планы народа» должен был отвечать на все смыслообразующие вопросы в общественном плане.
А эти планы состояли в том, чтобы построить такое же счастливое общество в других странах, в перспективе во всем мире. Главная неудача практического социализма в экономике состояла как раз в том, что он не смог интегрировать импульс предпринимательства, о котором мы говорили постоянно, создать для него благоприятную социально-психологическую и экономическую среду.
Что же получилось в итоге и почему?
Российская специфика системы, возникшей за годы советской власти, в социокультурном плане состоит в следующем.
Она соединяет в себе:
1) патриархальные, патерналистские типы отношений власти и подчинения, психология которых порождена нормами общинной России допетровских времен;
2) наложившуюся на нее западную систему бюрократической регламентации, введенную Петром I и доведенную до совершенства Николаем I;
3) особенности властных отношений советской государственно-партийной системы, которая укрепила предыдущие два слоя цементом идеологической обработки, подобием светской религии в виде официального марксизма.
О том, насколько этот сплав живуч и как сохраняется в любых и «жестких», и «мягких» реформах, свидетельствуют: опыт блокирования робких реформ Хрущева и более смелых современных попыток; укрепление Нео авторитарных режимов в некоторых государствах СНГ; настойчивые призывы в самой России пойти по пути просвещенного, «демократического авторитаризма».
Суть этой неофеодальной системы в том, что она основана на личной преданности вассалов каждого уровня своему покровителю. Как эти вассалы называются президентами корпораций, концернов, директорами акционерных обществ, значения не имеет. В отсутствие традиций подчинения закону, на формирование которых потребуется не одно десятилетие, место закона занимают личное обязательство и личная ответственность за его выполнение. Криминальная и официальная системы в России так легко находят общий язык потому, что обе опираются на сходные элементы общинной идеологии: принцип иерархии, круговую поруку, предпочтение интересов корпоративной группы, клана интересам личности, неформальную «разборочную» систему разрешения конфликтов и восстановления «справедливости» (вплоть до ликвидации отступника) в соответствии с принятыми группой нормами. Существенные характеристики этого союза его деидеологизированность и цинизм, полное пренебрежение общечеловеческими моральными нормами. Свидетельством этому служат невероятные по своей дерзости и жестокости «операции» русской мафии на Западе и в колоссальных масштабах ограбление страны чиновниками как бывшего, так и нынешнего режима с помощью проходимцев всех возрастов и мастей.
Борьба трудящихся за царство социальной справедливости и всеобщего равенства закончилась официальной декларацией, что все люди равны, на практике же оказалось, что некоторые из них «равнее».
Общая характеристика советской деловой культуры
Трудный исторический путь советской экономики описан многократно и подробно. Это путь от «военного коммунизма» через краткий период нэпа к командно-административной системе, которая также изучена весьма детально отечественными и зарубежными исследователями.
Разумеется, 70 лет хозяйственно-экономической деятельности по «правилам игры», задаваемым этой системой, не могли не наложить своего отпечатка на развитие российской деловой культуры.
Более того, многие из характеристик деловой культуры, сформировавшиеся в советский период, продолжают воспроизводиться и в современной обстановке. Задача данного раздела состоит в том, чтобы выделить эти характеристики и в то же время показать, что черты предприимчивости, предпринимательский импульс даже под прессом партийно-бюрократического правления жили в российской экономике постоянно и оказались практически неуничтожимыми.
Результатом соединения двух противоречивых тенденций: подчиненности государству, номенклатуре, с одной стороны, и стремления следовать здравому смыслу, потребности в реализации упомянутого импульса с другой, стал набор следующих характеристик, легко узнаваемых в современных российских предпринимателях. Это попытка уйти от давящего государственного пресса и в то же время постоянная апелляция к государственной поддержке; стремление обойти директивные предписания при сохранении видимости законности; огромная сила неформальных отношений по горизонтали и вертикали; централизация управленческих функций и стремление контролировать все стороны производственного процесса; трудоголизм и высокая адаптивность; авторитарность и патернализм по отношению к подчиненным.
Эти и другие качества в каждом конкретном случае в зависимости от личностных особенностей человека и многочисленных объективных (социокультурных, исторических, политических и т.п.) факторов складывались в итоге в один из следующих типов: дисциплинированные управленцы, экспериментаторы, теневики, частники.
Первый из этих типов дисциплинированные управленцы составлял подавляющее большинство от 80 до 90%, поскольку «дисциплинировался» самыми жесткими методами, среди которых главенствующую роль часто играло чувство страха за себя и своих близких. «Партбилет положишь на стол» такова была одна из популярных форм стимуляции трудовой активности. Исключение из партии означало для руководителя конец карьеры, практически политическую смерть и лишение многих материальных благ.
Тип экспериментатора, представленный единицами хозяйственных руководителей, составляли те из них, кто с санкции властных органов проводил в жизнь те или иные нововведения, посягая на некоторые казавшиеся незыблемыми «основы» и догмы. Добиться права на это означало добиться некоторых исключительных условий и дополнительной поддержки от властных органов, взяв при этом на себя весь риск за последствия «предпринимательского» акта. Типичный пример «неуспешного экспериментатора» на исходе советской эры аграрник Н. Худенко, «успешного» ивановский директор станкостроитель В. Кабаидзе. На заре перестройки в качестве видных экс периментаторов «маяков» выступили С. Федоров и М. Бочаров.
Классический тип теневика советского периода организатор «левого» производства, «второй линии», работающей на «сэкономленном» сырье. Его деятельность напрямую зависела от госсектора и уровня поддержки властей. Этот тип в течение советского периода неуклонно набирал силу количественно, отражая вес теневой экономики, и качественно, что и не замедлил продемонстрировать в эпоху «первоначального накопления (а точнее, легитимизации) капитала».
Наконец, в глубинах повседневной хозяйственной жизни сформировался еще один тип, так называемый частник. Он был представлен в основном мелкими ремесленниками, торговцами, продающими продукцию личных подсобных хозяйств, или результаты «индивидуальной трудовой деятельности».
Наиболее массовым к началу перестройки оказался тип дисциплинированного управленца. В сущности, деловая культура советского периода по преимуществу культура управленческая. Поэтому анализ данного типа это фактически анализ деловой культуры того времени. Ее ключевой и определяющей характеристикой, несущим стержнем всей поведенческой системы является отрыв управленца (руководителя) от какой-либо формы собственности на объект управления, что предопределяло некоторые принципиальные следствия.
В деятельности управленца на первое место выдвигался Его Величество План и следование Плану, главным образом по количественным (пусть дутым, «виртуальным», как сказали бы сейчас) показателям. Соответственно важнейшую роль играл отчет о выполнения Плана. При этом было не столь важно, действительно ли План выполнен полностью, а продукция имеет необходимое качество. Важны были цифры, показатели отчетности для передачи на более высокий уровень. Тем самым производственная деятельность осуществлялась в двух основных измерениях: отчетном, «дутом», иллюзорном, где господствовали парадные цифры, и реальном, где господствовала жестокая действительность с ее дефицитами, отсутствием у работников мотивации к труду, низким качеством продукции и «незавершённой», этой постоянной тенью победных реляций.
В ситуации разрыва между реальным и иллюзорным важную роль играли так называемые перспективные цифры, которые, зовя вперед, утешали и отвлекали от переживаемого разрыва хотя бы на время, выполняя тем самым важную психотерапевтическую функцию.
Далее, поскольку План спускался «сверху», контролировался оттуда же и отчет посылался туда же, одобрялся и принимался там же, то необычайно вырастали и роль, и власть высших звеньев по отношению к низшим.
Субординационные («вертикальные») отношения по сравнению с координационными («горизонтальными») доминировали безраздельно.
Иерархия фиксировалась весьма жестко и требовала беспрекословного подчинения. Формально это называлось соблюдением принципа единоначалия, а неофициально, в групповом сознании выражалось в афоризме: «Я начальник, ты дурак, ты начальник, я дурак».
Данный принцип повсеместно поддерживался тщательным контролем сверху донизу, отнимая на всех уровнях массу времени и энергии. Ожидание очередной проверки было обычным состоянием управленца. При этом следует подчеркнуть, что, поскольку «липа» в отчетах была скорее правилом, нежели исключением, руководителя практически любого ранга можно было поймать на фальсификации отчетности, приписках и т.п. Тем самым контроль, помимо своей обычной функции проверки исполнения, имел еще и функции «дисциплинированнее» и устрашения.
Традиционная черта российской деловой культуры «штурмовщина» дополнительно стимулировалась цикличным характером отчетности и регулярных проверок, контрольными сроками исполнения. Конец квартала, конец полугодия, конец года знаменовались лихорадочной, горячечной деятельностью, после чего начинался период спячки, постепенно сменяемый раскачиванием и очередным авралом. Не случайно, покупая товар, потребитель тщательно выяснял, не в конце ли очередного отчетного периода он был произведен, справедливо опасаясь брака.
Двойственность существования в «отчетном», виртуальном и реальном измерении порождала круговую поруку, делая традиционно для России более значимые неформальные отношения важнейшим инструментом коррекции иррациональной действительности.
Успешный управленец не мог не стать тонким практическим психологом. Он должен был знать, каковы привычки, симпатии, вкусы, круг интересов вышестоящих начальников (и лиц, влияющих на них, «докладывающих вопрос»), а также партнеров по взаимодействию. Особое место в совокупности этих знаний занимали сведения о семье нужного человека. Подход к нему осуществлялся косвенно и главной целью маневров было выйти на контакт в неформальной обстановке. Отсюда роль охоты, рыбалки, сауны и, разумеется, выпивки. В служебных кабинетах после достигнутого контакта оформлялись уже достигнутые ранее неформальные договоренности.
Если в отношениях с вышестоящими по иерархии было особенно важно демонстрировать исполнительность и управляемость, то в отношениях с подчиненными столь же обязательными были демонстрация заботы о них, четко выраженный патернализм.
Руководитель должен был так строить свои управленческие отношения с подчиненными, чтобы они не только уважали, но и любили его не только как руководителя, но и как человека. Любовь и уважение подчиненных играли важную роль как средство мобилизации дополнительных ресурсов трудовой энергии во время неизбежных авралов, «расшивок узких мест». Энтузиазм трудовых масс был необходим практически. Его постоянная стимуляция к очередной дате или решению вышестоящих органов отразилась в деловой культуре в понятиях «бороться», «преодолевать трудности», «победить», прочно вошедших в лексикон руководителей.
Из сказанного не следует, что предприимчивость, инициативность, стремление к новациям были чужды этому типу дисциплинированного управленца. Эти свойства были достаточно распространены, но выражались весьма своеобразно. Во-первых, предприимчивость проявлялась наиболее ярко в тех сферах деятельности, которые наименее контролировались вышестоящим начальством. Такой сферой в первую очередь была социальная, внепроизводственная: строительство жилья, «соцкультбыта», снабжение ширпотребом и продуктами питания и т.п. Во-вторых, проявления предприимчивости зависели от степени близости к начальству. Парадокс в данном случае состоял в том, что инициативность возрастала по мере удаления от центра. В-третьих, в групповом сознании самих управленцев предприимчивость ими самими воспринималась не как реализация внутреннего импульса, а как вынужденное поведение, вызванное плохой организацией деятельности вышестоящими органами, недостатками материально-технического снабжения и т.п. Поэтому свою собственную предприимчивость руководитель определял как необходимость «ловчить», «изворачиваться», «вертеться» и т.д.
Развитие этих свойств, столь необходимых для рыночной системы отношений, существенно сдерживалось неравномерным соотношением поощрений и наказаний в хозяйственной деятельности. Наказания преобладали и отражались в первую очередь на материальных условиях жизни наказанного. Поощрения были сравнительно редки, зависели весьма часто от субъективных симпатий или антипатий начальства и принимали главным образом форму моральную: медалей, грамот, благодарностей и т.п.
Диспропорция положительного подкреплениями между поощрениями и наказаниями породила существующую и поныне черту российской деловой культуры: стремление избежать неудачи доминирует над стремлением добиться успеха.
Это вполне объяснимо: ведь успех может принести с собой всего лишь «благодарность начальства», а в случае неуспеха можно лишиться всего. С другой стороны, отсутствие неудач и провалов обеспечивали, по крайней мере, не худшие условия жизни.
К этому надо добавить влияние социокультурной интерпретации успеха в России, в соответствии с которой индивид, добившийся успеха, квалифицировался как «карьерист», «выскочка», «индивидуалист», «эгоист» и т.п. Весьма часто окружающие такого человека люди считали своим долгом «осадить» его, «притормозить», «чтобы совсем не зарвался». Поэтому стабильно и устойчиво преуспевали те, кто не открыто, а тихо и незаметно для окружающих преодолевал «рифы» и «барьеры» управленческих отношений.
Как изменилась нарисованная выше картина, появились ли новые типы предпринимателей, как и во что, трансформировались старые под влиянием столь радикально изменившихся условий хозяйственной деятельности, что собой представляет современная российская деловая культура?
Глубокий аналитик советской экономической системы Л. Тимофеев следующим образом характеризует уже в конце 80х годов одно из ее наиболее одиозных и губительных следствий: «В России мафия или, вернее, то, что в просторечии в сердцах принято называть этим именем, сама суть государственной и административной системы. Если не целиком и полностью, то в значительной степени нынешнее Российское государство создано такой мафией не демократами, не идеями Сахарова или Солженицына, а именно аппаратной мафией, в последние годы активно разлагавшей и, в конце концов, разложившей доктринальные коммунистические порядки... Эта мафиозная аппаратная корпорация внешне не выглядит как криминальная структура. Напротив, она имеет все черты легитимного государственного или хозяйственного аппарата и во многих случаях прямо совпадает с ним. Существующие отношения круговой поруки и корпоративной зависимости здесь никак не конституированы, а, скорее, имеют характер непреложной обычной нормы... Стратегические интересы правящей корпорации: установить такую систему рыночных отношений, которая сохраняла бы монополию аппарата распоряжаться всеми основными богатствами страны. Новая система (в отличие от коммунистической доктрины) вполне допускает институт частной собственности... но только в рамках круговой зависимости каждого собственника от всей корпорации в целом».
Прежде чем переходить к современному этапу развития российской деловой культуры, начавшемуся в годы перестройки, подведем некоторые итоги советского периода. Для этого мы возьмем цитированные выше «Семь принципов ведения дел в России», и проверим шаг за шагом, насколько Россия приблизилась к этому идеалу. Нет никакого сомнения, что подобно другим странам наша страна и в этом плане не стояла бы на месте, о чем убедительно свидетельствует история.
Уважай власть. «Уважать», по В. Далю, имеет два основных значения:
1) чтить, душевно признавать, чьи либо достоинства, ценить высоко и
2) честить почетом, потчевать, принимая почетно.
Можно смело утверждать, что советский управленец и его подчиненные очень мало уважали власть в первом смысле, но демонстративно, старательно и подчеркнуто уважали ее во втором. Причина проста страх: лишиться работы, «вылететь» из партии и номенклатурной обоймы, быть подвергнутым наказанию вплоть до расстрела. Как мы знаем из истории, рабовладельческий строй уступил место феодализму во многом потому, что труд, основанный на страхе, малопроизводителен.
Будь честен и правдив. Постоянная и вынужденная необходимость «выполнять план», опять же под страхом кар, исключала и честность, и правдивость с обеих сторон в отношениях между выше и нижестоящими. Одни делали вид, что «выполнили», другие что «поверили», и докладывали выше.
Уважай право частной собственности. Соблюдение этого принципа в отношении всего, кроме предметов обихода, а тем более его отстаивание или пропаганда истолковывались как призыв к свержению власти, которая, будучи реальным собственником страны, свое право на эту собственность строго охраняла «от имени народа».
Люби и уважай человека. Формально этот принцип декларировался назойливо до тошноты. Главная же цель власти и ее пропагандистов состояла в том, чтобы «население» постоянно испытывало «чувство глубокого удовлетворения шестое чувство советского человека», позволяло утверждать, что мы построили новую мораль, общество, где «человек человеку друг» и т.д. и Т.п. Реально господствовал другой принцип, известный как «остаточный». Он означал, что «населению» оставлялось лишь то, что оставалось после реализации планов государства по строительству новых заводов, производству продукции «группы А». Поэтому и сейчас еще живут во времянках, бараках строители тех самых заводов, хотя «соцкультбыт» всегда был головной болью любого руководителя.
Одновременно власть была щедра на моральное стимулирование: ордена, медали за трудовой героизм. Если же учесть, что при социализме доля заработной платы в производстве товаров тоже планировалась по остаточному принципу, то оказывается, что декларируемая любовь на практике оборачивалась чудовищным обманом и эксплуатацией, а население предпочитало покупать импортные товары, произведенные в капиталистических странах.
Будь верен своему слову. Реальное положение дел выражено в популярном выражении: «Я своему слову хозяин. Я его дал, я его и беру обратно». Разумеется, право на такую постановку вопроса имели только начальники по отношению к подчиненным. Между подчиненными верность слову зависела от состояния неформальных отношений и конъюнктуры.
Живи по средствам. И здесь народная мудрость хорошо выражена в таком пожелании недругу: «Чтоб ты жил на одну зарплату», поскольку это было очень трудно. Поэтому важно было не то, где человек работал, а то, сколько ему «полагалось по чину», а также то, сколько и что он мог с работы «унести», что совсем не означало «украсть». Разве можно украсть у себя? Ведь «все вокруг колхозное и все вокруг мое». К началу перестройки правоохранительными органами регистрировалось до 3 млн. «несунов» ежегодно и осуждать их было как-то неловко: все понимали, почему это делается. «Несли» на всех уровнях, как бы выравнивая тем самым социальную несправедливость, но поскольку возможности у «несунов» были разные, то классовая ненависть и зависть в широких массах сохранялись в ожидании очередного передела.
Будь целеустремлен. Если трактовать этот принцип абстрактно, то, безусловно, в сфере деловых отношений целеустремленность была налицо. Другое дело, если понимать принцип в том толковании, которое ему придавалось в самом документе, а именно: «Никакая цель не может затмить моральные ценности». По канонам советской идеологии вслед за Лениным власть утверждала, что морально лишь то, что способствует победе пролетарской революции и коммунизма во всем мире. История советского общества и международных отношений насыщена кровавыми примерами претворения этого принципа в жизнь и торжества самой вопиющей безнравственности в «борьбе за освобождение трудящихся».
Поэтому сейчас надо не удивляться тому, что безнравственность широко распространилась во всем обществе и в отношениях между людьми, а радоваться тому, что нравственность не уничтожена окончательно. Это ведь означает, что она принципиально неистребима.
Таким образом, вырисовывается вполне определенный профиль базовых деловых отношений. Его общая характеристика: узкий практицизм, доходящий до цинизма, низкий этический уровень, господство двойной морали (для себя и для власти, т.е. лицемерие во спасение), регуляция социального процесса страхом. С началом перестройки страх быстро потерял свою эффективность как способ социального управления. Вместе со страхом рухнули и многие мифы, распространявшиеся в советском обществе. И в первую очередь миф о «новом советском человеке». Во-вторых, миф о советском обществе как «единой общности», гармоничной и бесконфликтной. В-третьих, миф о справедливости советского общественного устройства. В-четвертых, миф об окончательном искоренении таких «родимых пятен капиталистического прошлого», как стремление заработать, «нажить», тяга к частной собственности, желание стать хозяином самому себе. В-пятых, миф о социализме советского типа как единственно правильном пути, по которому должна идти Россия.
Таким образом, общий вывод о советском этапе развития деловой культуры состоит в том, что в советский период она совершила большой зигзаг, утратив многое из дореволюционных приобретений и отстав от многих глобальных тенденций международной деловой культуры. Доказательством тому может служить весь материал предыдущего раздела.
Для того чтобы не поддаться влиянию новых мифов, которые с неизбежностью сменяют старые, мы далее поступим следующим образом. Вначале мы рассмотрим те представления о российской деловой культуре, которые постепенно приобретают статус стереотипов. Затем сопоставим их с данными конкретных научных исследований и, наконец, попытаемся определить основные сценарии, тенденции развития.
Главной единицей анализа будет образ российского делового человека, его «картинка» в общественном мнении, мнении самих деловых людей и в науке.
Статью подготовила доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Волгушева Алла Александровна. 
