Основное отличие массовой культуры как феномена состоит в том, что она усложняет реальность. Этот вывод только кажется парадоксальным. Маргинализованное общественное сознание, в большей или меньшей степени свойственное статистическому большинству людей (коль скоро они проживают в городах), характеризуется разорванностью традиций и перепутанностью ценностей. Что представляет собой маргинал? Понятно, что маргинальное сознание постоянно воспроизводит самое себя, как правило, не получая подпитки для развития какой бы то ни было основательной, надежной фундаментальной ценности, живя их постоянной сменой в мире, напоминающем детский калейдоскоп с его изображениями на стекле, пусть стандартными, но все время как бы новыми. В этом мире почти ничто не прочно, все напоминает карточный домик, то и дело падающий и вновь воздвигаемый. Миф о Сизифе, модернизированный Альбером Камю, – парадигма маргинального сознания, разрушаемого, разрушающего и все время пытающегося возродиться из пепла и вкатить камень на гору, но делающего это механически.
В этом и сложность. Сгруппировать свои усилия и объединить не столько творчески, сколько механически всех и вся, выключив или притушив творческие компоненты сознания на фоне постоянного разрушения общечеловеческих ценностей, их препарирования с утратой иерархии, иными словами, попытка достичь вершины горы без компаса в руке и смысла жизни, без выверенных историей человечества ориентиров в душе – сложная задача. Она аналогична попыткам решить уравнение с таким количеством неизвестных, которое делает решение принципиально невозможным. Многие производители массовой культуры если и не понимают это, то чувствуют, и потому в этой сфере господствует совсем не решение жизненных проблем, а достаточно сложные механические игры в простоту. Решение жизненной проблемы, словно бы поставленной произведением массовой культуры, или невозможно, или не нужно, или, наконец, отрицает само наличие проблемы.
Это сложно и потому, что, как только потребитель отрывается от сцены, экрана, наушников и т.д., он не может не чувствовать, что проблема есть. Его просто отвлекли и развлекли. Но то, что было получено и что в сухом остатке представляет собой минимум адекватных подсказок, действительно полезных для реальной жизни, максимум "сказок", кажется простым, понятным и терапевтичным. А не нравится, – утешает себя потребитель, – могу нажать другую кнопку на пульте телевизора, перейти на другой сайт или вообще выключить источник информации. Вот на таком сложном поле играет массовая культура – броуновское движение форм и смыслов заведомо сложней любой иерархии смыслов.
...По ходу прогресса технологической рациональности ликвидируются оппозиционные и трансцендирующие элементы высокой культуры, которые фактически становятся жертвой процесса десублимации, господствующего в развитых регионах современного мира.
Достижения и неудачи современного общества лишили культуру ее прежнего значения. Прославление автономной личности, гуманизма, трагической и романтической любви, по-видимому, являлось идеалом только для пройденного этапа развития...
Действительность превосходит свою культуру, и сегодня человек может сделать больше, чем культурные герои и полубоги; он уже разрешил множество проблем, казавшихся неразрешимыми. Но вместе с тем он предал надежду и погубил истину, которые сохранялись в сублимациях высокой культуры...
Новизна сегодняшней ситуации заключается в сглаживании антагонизма между культурой и социальной действительностью путем отторжения оппозиционных, чуждых и трансцендирующих элементов в высокой культуре, благодаря которым она создавала иное измерение реальности. Ликвидация двухмерной культуры происходит не посредством отрицания и отбрасывания "культурных ценностей", но посредством их полного встраивания в утвердившийся порядок и их массового воспроизводства и демонстрации.
И то, что средства массовой коммуникации гармонично, часто незаметно смешивают искусство, политику, религию и философию с коммерческой рекламой, означает, что эти сферы культуры приводятся к общему знаменателю – товарной форме. Музыка души становится ходовой музыкой. Котируется не истинностная ценность, а меновая стоимость...
Высокая культура становится частью материальной культуры и в этом превращении теряет большую часть своей истины...
Высокая культура Запада – нравственные, эстетические и интеллектуальные ценности, которые по-прежнему исповедует индустриальное общество, – была как в функциональном, так и в хронологическом смысле культурой дотехнологической. Ее значимость восходит к опыту мира, которого больше не существует и который нельзя вернуть, ибо его место заняло технологическое общество.
Это феодальная культура – и потому, что творения, принадлежащие ей по духу, выразили сознательное, методическое неприятие всей сферы бизнеса, промышленности и порядка, основанного на расчете и прибыли...
В дотехнологическом мире человек и природа еще не были организованы как вещи и инструменты...
Решающее различие между утверждающим и отрицающим искусством – не в психологической противоположности, не в том, что питает искусство – восторг или печаль, здоровье или невроз, – но в отношении между художественной и социальной реальностью. Разрыв с последней, ее чудесное или рациональное преодоление является существенной чертой даже самого утверждающего искусства; оно отчуждено от той самой публики, к которой обращено. Независимо оттого, насколько близок или привычен был храм или собор живущим вокруг него людям, он повергал их в состояние возвышенного страха, неведомого им в повседневной жизни, идет ли речь о рабах или крестьянах, ремесленниках или даже их господах...
В ритуальном или ином виде искусство содержало в себе рациональность отрицания, которое в развитой форме становится Великим Отказом – протестом против существующего.
Именно для создания и пробуждения иного измерения действительности предназначены салон, концерт, опера, театр. Их посещение требует праздничной подготовки, благодаря чему отстраняется и трансцендируется повседневный опыт.
В настоящее время этот зазор между искусствами и повседневной рутиной все больше смыкается под натиском развивающегося технологического общества.
Это означает предание забвению Великого Отказа и поглощение "другого измерения" господствующим состоянием вещей.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Произведения, созданные отчуждением, сами встраиваются в это общество и начинают циркулировать в нем как неотъемлемая часть оснащения, служащего либо украшению, либо психоанализу доминирующего положения вещей. Они выполняют, таким образом, коммерческую задачу – продают, утешают или возбуждают.
Это так, но, входя в жизнь как классики, они перестают быть собой, они лишаются своей антагонистической силы, того отстранения, которое создавало измерение их истины. Тем самым принципиально изменились предназначение и функция этих произведений.
Понятие остранения, которое означает "остранять", делать странным, т.е. заставлять зрителя (читателя) по-новому воспринимать привычную вещь, переживать ее, а не узнавать, в русский язык ввел В. Б. Шкловский. Культурные привилегии выражали несправедливость в распределении свободы, отделение интеллектуальной производительности от материальной, но они также создавали защищенное пространство, в котором табуированные истины могли выжить в отдалении от подавляющего их общества. Эта дистанция исчезла.
Культурный центр теперь становится удачно встроенной частью торгового, или муниципального, или правительственного центра, изощренной с точки зрения архитектуры. Художественное отчуждение стало носить вполне функциональный характер. Оно вместе с другими формами отрицания становится жертвой процесса наступления технологической рациональности. Следствием выступает то, что одиночество – важнейшее условие способности индивида противостоять обществу – ускользая из-под его власти, становится технически невозможным.
Другое свойство массовой культуры – контекстуальность. Явление может быть отнесено к массовой культуре только в определенном контексте, в котором оно в момент исследования популярно у определенных слоев населения. Для этого контекста характерен отрыв от базовых духовных ценностей, их разрушение до состояния атомов и перестройка структуры конечного продукта из элементов распада первичных образцов. В этом смысле "Иисус Христос – суперзвезда" не продолжает традицию христианства и мюзикл "Notr-Dame de Paris" не развивает направление мыслей и чувств романа Виктора Гюго, а разрушает их и мастерит из головешек. В той степени, в какой в головешках еще не потух огонь, в котле массовой культуры возникают элементы подлинного искусства. В той мере, в какой их сплав с атомами массовой культуры органичен, мы можем наблюдать удивительные явления популярного высокого искусства, одновременно массового и элитарного. Они были, есть и будут. Таковы некоторые песни "Битлз" и Окуджавы, фильмы "Белое солнце пустыни" и "Москва слезам не верит" – продукты преодоления границ между массовой и элитарной культурами и их редкого органического синтеза.
Таким образом, массовая культура механически смешивает элементы различных культур, лишенных корней. Здесь отыскивается одно из самых важных отличий массовой и высокой культур. Высокая культура, как привой, вживается в традицию и растет вместе с корнем и стволом традиции, давая новый вкус плоду, как по-новому ощущается на губах груша, привитая на яблоню. "Мы все стоим на плечах гигантов", – говорил об этом Микеланджело. Применяя это сравнение к массовой культуре, можно сказать, что она "лежит на плечах карликов". Массовая культура эклектически манипулирует элементами других культур, помещая их в такие контексты, которые занижают этические и эстетические ценности первичного образца, взятого для переработки, и конечного продукта.
При всех различиях способов создания произведений массовой культуры основной метод – отрыв ценностей первичного образца от их эстетических, нравственно-этических и духовных корней и механическое помещение их в другой контекст. Способы игры на понижение контекста могут быть различными: примитивная ритмизация Баха, создание условий для прослушивания Моцарта не в концертном зале, а на собственной кухне, распространение изображений Моны Лизы (Джоконды) на сувенирах, продаваемых повсеместно, – вот эти и многие другие приемы выведения базовых ценностей в маргинальные.
Наконец, массовая культура всегда идеологична. Однако она способна заворачивать идеологию в такую упаковку, которая делает эту идеологию малопрозрачной. Способствует этому виртуозное владение производителями массового идеологического продукта технологиями продуцирования мифологем.
Современный человек, как, впрочем, и любой другой, имеет в своем сознании мифологическую компоненту. Однако в его первозданном виде миф уже утрачен, современная мифология тесное переплетается с идеологией, не случайно и понятие появилось другое – "мифологема". Эта идеология может иметь разнообразную направленность. Так, политическая отечественная новейшая мифология связана с процессами модернизации страны, надеждами и иллюзиями человека, попадающего в сложные коллизии современного мира. Мира, который иначе представлялся бы исключительно агрессивным и жестоким. С одной стороны, миф порождает суррогаты правды, мечту, надежду на чудо (быстрое обогащение, финансовая пирамида, выигрыш и т.п.). Обратной стороной становятся массовые психозы, ослабление созидательных сил людей, а в целом – замедление динамики перемен.
Когда мифы рушатся, погребая под собой ценности и ориентации, бывшие опорой человека, это становится его трагедией, так как мифологическое сознание не способно к критической рефлексии, а для замены одних мифов другими (ремифологизации) требуется время. Эти особенности мифологемности и являются основой для массового идеологического воздействия. В свою очередь, идеология, представляя собой искаженное или неадекватное отражение социальной действительности (поскольку она выражает чьи-то специфические интересы), выступает как социальная мифология (эксплуатируя лозунги "общества равных" в Америке или "соборности", "избранности России" и т.п.), что деформирует сознание. А такова идеология, направленная на Homo consommatus – человека потребляющего:
Прежде у нас продавали до шестидесяти сортов яблок, ныне осталось только три – голден, зеленые и красные. Прежде кур выращивали три месяца, ныне яйцо и курицу на полке супермаркета разделяют всего 42 дня – и каких жутких 42 дня! 25 птиц на один квадратный метр, откорм антибиотиками и анксиолитиками. До семидесятых годов нормандские камамберы разделялись на 10 вкусовых категорий, ныне их максимум три из-за введения стандартов на стерилизованное молоко. Это, конечно, не твоих рук дело, но это твой мир. В кока-колу (10 миллиардов франков на рекламу) больше не кладут кокаин, зато подмешивают фосфорную и лимонную кислоты, чтобы создать иллюзию утоления жажды и привыкание к этому напитку. Молочных коров откармливают специальным бродильным силосом, от которого у них развивается цирроз, и тоже напихивают антибиотиками, порождающими новые виды резистентных бактерий, что сохраняются и в говядине: я уж не говорю о костной муке, вызывающей коровье бешенство, – об этом достаточно много пишут в газетах. В молоке таких коров полно еще и диоксинов, которые они съедают вместе с травой. Разводимую в искусственных водоемах рыбу кормят рыбной мукой (такой же вредной для них, как костная мука для скота) и опять же антибиотиками... Зимой трансгенная клубника даже не замерзает благодаря гену, заимствованному от рыбы из северных морей. Генетики – большие умельцы! – скрещивают кур с картофелем, скорпионов с хлопком, морских свинок с табаком, табак с латуком, а человека с помидором.
Наряду с этим все больше тридцатилетних заболевают раком почек, матки, груди, прямой кишки, щитовидки, желудка, яичек, и врачи не знают причины этой напасти. Болеют даже малые дети: в больших городах резко возросло количество лейкемий, опухолей мозга и эпидемий бронхиальных заболеваний... Как считает профессор Люк Монтанье, проявление СПИДа объясняется не только передачей вируса (который он сам и открыл), но еще и дополнительными факторами, "связанными с современной цивилизацией", а именно с загрязнением окружающей среды и питанием, которые, по его словам, ослабляют иммунитет и сопротивляемость организма. С каждым годом уменьшается количество спермы; под угрозой само существование рода человеческого.
И эта цивилизация зиждется на ложных желаниях, которые ты возбуждаешь и подогреваешь. Она обречена на гибель.
Там, где ты работаешь, циркулирует много разной информации; так, например, ты случайно узнаешь, что существуют сверхпрочные стиральные машины, которые, однако, не хочет выпускать ни один производитель; что какой-то тип изобрел нервущуюся нить для чулок, но крупная фирма колготок откупила у него патент и похерила его; что патент на "вечные" шины тоже спрятан в долгий ящик, и это притом, что ежегодно на дорогах гибнут тысячи людей; что нефтяное лобби делает все от него зависящее, дабы затормозить распространение электромобилей (ценой загрязнения атмосферы углекислым газом, влекущего за собой нагревание планеты, – так называемый парниковый эффект, который, скорее всего, и вызовет в ближайшие пятьдесят лет многочисленные природные катаклизмы и прочие беды – ураганы, таяние арктических льдов, повышение уровня моря, рак кожи, не считая нефтяных разливов); что даже зубная паста – совершенно бесполезный продукт, она всего лишь освежает дыхание; что все жидкости для мытья посуды абсолютно одинаковы; что компакт-диски так же непрочны, как обычные виниловые; что фольга гораздо вреднее асбеста; что состав кремов от солнца не менялся со времен Второй мировой войны (несмотря на возросшее число заболеваний меланомой), так как эти кремы защищают от безобидного ультрафиолета типа В, но не от вредного, типа А; что рекламные кампании Nestle, нацеленные на сбыт порошкового молока для младенцев в странах третьего мира, повлекли за собой миллионы смертей, так как родители разводили его сырой водой.
Царство рынка зиждется на сбыте товаров, а твое ремесло состоит в том, чтобы убедить потребителя выбрать из этих товаров самый недолговечный. Промышленники называют это "программированием морального износа".
А тебе велено заткнуться и держать при себе свои переживания... За все десять лет ты ни разу не восстал против этой мерзости. Может, откажись ты от своей работы, дела пошли бы совсем иначе. Может, тогда вездесущая реклама, от которой уже тошнит, не уродовала бы мир, на дорогах не мелькала бы зазывная наружка, города обходились бы без фаст-фудов на каждом углу, а люди просто гуляли бы по улицам и разговаривали друге другом. Жизнь вовсе не должна была получиться именно такой, как сейчас. И ты вовсе не хотел этого искусственного кошмара. И не ты произвел все эти немобильные автомобили (2,5 миллиарда тачек на планете к 2050 году). Однако ты и пальцем не шевельнул, чтобы изменить мир в лучшую сторону. Одна из десяти заповедей гласит: "Не делай себе кумира и никакого изображения... Не поклоняйся им и не служи им..." Но ты, как и все остальные, впал в этот смертный грех и теперь застигнут на месте преступления. Ну а Божья кара давно известна – это ад, в котором ты живешь.
Одной из проблем маленьких деревень в давние времена был высокий процент детей рождающихся с генетическими отклонениями. Причина этого крылась в том, что муж и жена из-за того, что людей в деревнях мало, часто могли приходиться друг другу родственниками.
Вопрос: Какое изобретение конца 19 века резко снизило процент детей рождающихся с генетическими отклонениями в сельской местности?
Современный предмет, который мы называем также, как во времена Лермонтова называли конверт с письмом, написанным орешковыми чернилами. Что это за предмет?
Статью подготовила доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Волгушева Алла Александровна. 
