Использование стимулов в управлении, как и стимулирование самой управленческой деятельности — проблема, которая крайне неудовлетворительно представлена в теории и практике российского управления. Если в последние десятилетия советской власти в связи с актуальностью повышения производительности труда еще что-то писали о стимулах, то в период демократических преобразований данный вопрос вообще ушел в тень.
Все это свидетельство и проявление одного очень характерного симптома российской действительности на разных этапах ее истории (самодержавной, советской, демократической): практическое игнорирование власть предержащими вопросов стимулирования активной, рациональной и эффективной человеческой трудовой деятельности и в целом жизнедеятельности. Действовал и действует стереотип насилия, проявляемого в разных формах: он то административно-политический, доходящий до уровня деспотизма и тоталитаризма, когда человеку просто навязывают определенный тип поведения и действия, то социально-экономический, когда человека под угрозой голода и холода ставят в безвыходное положение и также заставляют делать то, что угодно власти (государства или собственника, что для человека не имеет особой разницы).
Но опыт (в виде достигнутых результатов) между тем отчетливо показал, что принуждением, подавлением, издевательским отношением к человеку, как к “винтику” авторитарно-бюрократической машины, мало чего можно добиться. Причем подобное касается не только рабочего или крестьянина, врача или учителя, инженера или солдата и др., но и так называемого большого “начальника”. Если руководитель (любого уровня) реализует свои функции в условиях бесконечного страха и угрозы жестоких взысканий и наказаний, то его также не очень беспокоят вопросы объективной обусловленности, субъективной обоснованности и социальной эффективности управления. При отсутствии стимулов редко какому человеку хочется стараться сполна реализовывать свой потенциал, рисковать, добиваться большего.
Надо признать, что когда-то академик В. Г. Афанасьев в одной из своих книг (в разделе “Директивы и стимулы”) попытался рассмотреть эту проблему, но она не получила поддержки и развития. Да и понималась проблема довольно узко, в рамках вроде материальной или моральной “подачки” человеку со стороны всевидящего начальства. В.Г. Афанасьев писал, что “в отличие от директивного, прямого воздействия воздействие стимулирующее является опосредованным, дистанционным.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Стимулирование предполагает создание такой ситуации, которая внутренне побуждает личность к поступкам, нужным обществу, коллективу. При этом личность сама выбирает именно такие действия, поскольку для этого создаются все необходимые и достаточные условия”.
Как нетрудно увидеть, стимулы во многом отождествляются с ценностями или мотивами поведения и непременно сопрягаются с личностью, тогда как на самом деле они связаны с обществом, должны идти именно от него к человеку, показывать отношение общества к личности. За долгую историю российские власть придержащие в лице князей, бояр, дворян, купцов, фабрикантов, партократов, а за последние десять лет и демократов весьма научились выжимать “соки” из того, что называется народом. Однако дальше выжимать уже не из чего, данный ресурс почти иссяк. То, что осталось, по крайней мере, его развитая часть, уже не хочет быть безропотным “работягой” с котомкой за плечами и не горит охотой бросаться на “амбразуры”. Кто этих выводов из XX в. не сделал, тот дальше не способен управлять. Сегодня без кардинального перелома во взаимоотношениях властей придержащих и трудящегося человека нельзя полагаться ни на какое будущее.
Проблема стимулирования как центральное управление (всех видов) есть проблема философско-социологическая и экономико-психологическая. Или мы поставим и будем решать, или так и будем жить в условиях отчуждения, разрыва и противопоставления власти и человека.
Прежде всего, следует отметить, что эта проблема связана с целостностью общества, характером соединения в нем власти (как общественного института) и социальной сущности человека. Если согласиться с тем, что в системах управления представлены потребности, интересы и цели управляемых объектов (производительной жизнедеятельности людей), а субъекты управления такие цели разделяют, поддерживают, обеспечивают своей волей и нормативно регулируют поведение и деятельность первых по их достижению, то придется признать, что реализация целей, воли и норм со стороны субъектов управления должна гарантироваться определенными стимулами, как общественными средствами, заинтересовывающими человека в активной деятельности и показывающим и, что посредством нее он вполне может удовлетворять свои потребности. Только при наличии стимулов (и достаточно сильных) можно полагать, что могут формироваться мотивы (установки) должного поведения и действия.
Место и взаимосвязи стимулов целесообразно выразить в следующей логической схеме: “потребности — интересы — цели — воля — нормы — стимулы — мотивы (установки)”. Стимулы и есть та совокупность средств, форм, методов, ресурсов, которыми располагает субъект управления и которые он использует в процессах управления. Они не противостоят воле и нормам, т.е. власти и ее регулирующему влиянию, а дополняют и обеспечивают их. Именно стимулы развивают инициативу, творчество, активность, желание сделать больше и лучше, другими словами, мотивы. Стимулы ведут к удовлетворению потребностей и интересов людей, порождают новые и тем самым способствуют постоянной динамике их поведения и деятельности.
XXI в., как правило, рассматривается как век науки, научно технического прогресса, развития интеллектуального потенциала и человеческих возможностей. А это означает, что в основе управления должны находиться главным образом стимулы, способствующие именно тому, что является движущей силой современности. Кстати, не только глобальные закономерности приковывают внимание к стимулам, но и практические нужды самой повседневной жизни.
Открытость общества, рынок с его конкуренцией ведут к тому, что непрерывно сравниваются результаты той или иной деятельности человека. По любому рабочему (производственному и обслуживающему) месту всегда имеются вопросы нормирования труда (норм труда) и нормативов расхода энергии, сырья, времени и производимой продукции. Кто-то может к этому относиться безразлично, но рыночные (обменные) отношения объективно нуждаются в том, чтобы соответствующие анализы и оценки проводились. И “сжатие” норм, т.е. рациональное расходование человеческих усилий, и улучшение нормативов необходимо осуществлять, иначе грозит отставание и банкротство, как на уровне отдельного человека, так и государства в целом. А это в свою очередь предполагает активное стимулирование соответствующего сознания, поведения и деятельности людей. Значит, там, где человек прилагает свой потенциал, должна быть сформирована продуманная система “нормы — нормативы — стимулы”.
Стимулы нужны везде, где осуществляется общественно значимая, т.е. направленная на общество и отдельных людей, деятельность человека. Объем и характер стимулов говорят о том, как общество в лице главным образом, власть предержащих, относится к соответствующим человеческим усилиям: поддерживает, одобряет, поощряет, признает полезными, нужными, заслуживающими уважения и вознаграждения.
С социально-экономической точки зрения стимулирование напрямую связано с распределением произведенного валового национального продукта. Вся проблема здесь в том, в каком удельном весе валовой национальный продукт возвращается к тем, кто его произвел, и соответственно инициирует их последующую деятельность. Как пишут экономисты, “на один доллар заработной платы российский среднестатистический работник производит в 3 раза больше конечной продукции, чем аналогичный работник в США. За такую нищенскую заработную плату, как в России, тот же работник в США или Западной Европе просто не будет работать”. Между тем и среднестатистический просчет мало что говорит, ибо он никак не раскрывает конкретную привязку общественной оценки усилий человека к направленности и результатам этих усилий. Можно только констатировать массово проявляющийся факт, что в целом на стимулирование рациональной и эффективной деятельности в нашей стране выделяется мало ресурсов, а сами эти ресурсы распределяются без оценки общественной пользы конкретных человеческих усилий.
Короче говоря, стимулы имеют многогранное значение в жизнедеятельности общества и человека и, конечно, в осуществлении управления. Надо бы лучше разобраться в их сущности и механизмах применения. Не претендуя на полноту, хотелось бы указать следующие свойства стимулов, важные для реализации их управленческой роли.
Во-первых, стимулы содержат в себе определенную взаимозависимость между внешними (общественными) условиями жизнедеятельности личности и ее внутренним миром (представлениями, мотивами, ценностями, установками); это своего рода канал взаимодействия социального и психического, в котором определяющую роль играет сознание. Люди всегда что-то делают в общественной среде и ожидают ее ответа на свои поступки и действия. И в этом отношении стимулы несут в себе социальную информацию, которая направляется из общественной среды к людям для того, чтобы они осознали ее и в соответствии с ней поступали. В данном контексте можно также сказать, что стимулы — это не что иное, как социальные способы закрепления, стабилизации и развития позитивных, общественно полезных мотивов и установок.
Во-вторых, стимулы выступают (со стороны общества) обратной связью по отношению к потребностям, главным образом к интересам и целям личности. Посредством стимулов (если они имеются и действуют) осуществляется общественная оценка потребностей, интересов и целей личности, происходит их ориентация и актуализация, указывающая на общественно желаемые и позитивно рассматриваемые способы их удовлетворения. Нормально организованное общество стимулирует, как правило, те потребности, интересы и цели, которые соответствуют его сущности и ресурсам, способствуют его укреплению и развитию. Структура стимулов тем самым тесно связана со структурой разделяемых и поддерживаемых обществом (его институтами) потребностей, интересов и целей.
В-третьих, стимулы являются специфической формой обеспечения реализации социальных норм, поскольку они ориентируют сознание, поведение и деятельность человека на соблюдение их требований. В принципе трудно представить любое нормирование то ли деятельности, то ли ее результатов без адекватных этому стимулов. Ведь стимулы призваны поддерживать реализуемость нормирования.
Связь стимулов с нормативным регулированием придает им целевую направленность, конкретность и действенность. Социально актуальным может быть лишь такое стимулирование, которое побуждает человека к выполнению четко определенных норм и нормативов, причем во всех сферах человеческой жизнедеятельности. Это российский расхлябанный ум полагает, что можно жить и работать как-нибудь, авось что-нибудь и получится. Нет, только прочная связанность норм, нормативов и стимулов создает какие-то предпосылки и гарантии реальных дел в обществе и с нужными результатами.
В-четвертых, стимулы представляют собой позитивную реакцию на поведение и деятельность человека. Через них общество выделяет и поддерживает те направления и виды человеческих усилий, которые нужны для его самосохранения, безопасности и развития. Если идет формирование правового государства, значит, должно стимулироваться правомерное поведение и деятельность в рамках законов. При становлении рыночной экономики актуальным является стимулирование предпринимательства, инноваций, высокопроизводительного труда и т.д. На каждом этапе функционирования общество в соответствии со своими потребностями и интересами должно вырабатывать необходимые виды и механизмы стимулов и посредством их инициировать общественно полезную деятельность людей.
В-пятых, стимулы — это действенные социальные регуляторы, обеспечивающие должную интенсивность, целенаправленность и рациональность общественных процессов. Сторонники концепции Б. Скиннера “стимул — реакция” в его бихевиористской трактовке полагают, что “если мы посмотрим глубже, то обнаружим, что самым важным уроком из работ Скиннера является роль позитивного усиления, вознаграждений за хорошо выполненную работу. Скиннер и другие обращают особое внимание на асимметрию между положительным и отрицательным подкреплением (особенно угрозой санкций). Короче говоря, негативное усиление будет вызывать изменение в поведении, но часто странным, непредсказуемым и нежелательным образом. Положительное подкрепление тоже вызывает изменение поведения, но обычно в желательном направлении”.
Из теории и практики воспитания человека давно и хорошо известно, что уважение, поддержка, поощрение являются лучшими способами развития достоинства, уверенности в себе, инициативности, ответственности, т.е. всего того, что как бы “окрыляет” личность и делает ее сильной. В данном контексте весьма неприглядными и угнетающими сознание людей выглядят все призывы последних десятилетий о том, что надо покаяться, признать свои заблуждения, “посыпать голову пеплом”, уничижаться и пр. Но ведь не все заблуждались и вершили преступления; следовательно, покаянием должны заниматься те, кто повинен перед народом. А честные люди и прошлого, и сегодняшнего времени заслуживают доброго слова и общественного внимания.
В-шестых, по своей природе и способу влияния на людей стимулы многовариантны и разнонаправленны, избирательны, изменчивы, динамичны, состоят в коррелятивной взаимосвязи с развитием общества и человека. Решение разных целей, задач, проблем требует применения разных стимулов, как и разные люди по-своему реагируют на одни и те же стимулы. В целом они образуют определенную систему, которая видится внутренне согласованной, дифференцированной по возможностям и непосредственно обусловленной реальными потребностями людей. Главное здесь — конкретизация стимулов применительно к запросам отдельного человека, ибо общество нуждается в том, чтобы каждый сполна реализовывал свой созидательный потенциал.
В науке и общественной практике традиционно стимулы делятся на материальные и моральные. Первые, как полагают, исходят из материальных потребностей и интересов людей и направлены на их удовлетворение, причем нередко в качестве материальных стимулов рассматриваются лишь различные виды оплаты труда (повременная, сдельная, премиальная, денежное содержание и т.п.), вторые ориентированы на духовные запросы и ценности. Думается, что это довольно “грубое” членение, поскольку оно не учитывает многогранности интересов и мотивов поведения современного развитого человека. Бесспорно, деньги есть деньги, и их значение в жизни людей огромно именно они обеспечивают главным образом свободу.
Но содержание жизни не исчерпывается только финансовыми возможностями. Многое зависит от географии, почвенно-климатических и экономических условий, типа поселений, характера коммуникаций, историко-культурной среды и других факторов. В период демократии и рыночной экономики (при всех изъянах) целесообразнее стимулы подразделять на следующие: экономические, социальные, нравственные (моральные), политические и информационные.
Экономические стимулы связаны, конечно, с экономическим, прежде всего финансовым, вознаграждением (оплатой) интеллектуальных и физических усилий человека, приносящих обществу определенную пользу. Это всегда была и есть государственная проблема. Если результат физических усилий часто объективирован и поддается измерению и оценке (хотя и здесь не всегда получается удачно), то продукт интеллектуальных усилий (кстати, самый главный для развития общества) порой может быть понят только через десятилетия после его создания. Об этом писал еще К. Маркс: “...продукт умственного труда — наука — всегда ценится далеко ниже его стоимости, потому что рабочее время, необходимое для ее воспроизводства, не идет ни в какое сравнение с тем рабочим временем, которое требуется для того, чтобы первоначально ее произвести”. Добавим к тому же, что не каждый способен производить науку, а только особо талантливый человек. И второе: данное суждение весьма соотносится с управлением, в котором создание рационального и эффективного управленческого решения по плечу тоже не каждому и удается не всегда.
Но когда экономические стимулы приобретают формальный характер, слабо корреспондируют реальным интеллектуальным и физическим усилиям (затратам энергии), то их даже нельзя рассматривать в качестве таковых. Оплата любого труда в объемах, необходимых для выживания, сведения “концов с концами”, не есть стимулирование, ибо не влияет на его продуктивность.
В последнее время под влиянием поверхностного изучения опыта развитых индустриальных демократий у нас сложилось представление, будто в рыночной экономике социальные стимулы не нужны: достаточно, мол, чисто экономических. Очередное заблуждение! В условиях, когда главным источником развития является человеческий капитал, социальные стимулы не только не теряют своего значения, но и весьма его повышают. Ведь именно они связаны с образованием, периодическим повышением квалификации, условиями труда, сохранением здоровья, возможностями отдыха, социально-психологическим микроклиматом на работе, социальным обеспечением при выходе на пенсию, даже гарантиями на определенный ритуал погребения. Много здесь для нашего российского сознания непривычного — уважать любую личность, а не только “начальника”.
Между тем, именно наличие, структура, авторитет социальных стимулов свидетельствуют о социальных ориентациях общества и государства. Отсюда и вопросы: поддерживаются ли все виды образования, особенно среди тех слоев населения, которые экономически не в состоянии предоставить его своим детям? поддерживаются ли лучшие, талантливые ученики, которые в перспективе могут составить “золотой фонд” страны? как относится общество и государство к демографической динамике? какая проводится политика по отношению к женщинам и детям? что делается для того, чтобы более продолжительной и продуктивной стала трудовая жизнь каждого человека, прежде всего высококвалифицированного? Перечень подобных жизненно важных для человека явлений и взаимосвязей можно продолжать и продолжать. И везде будет ощущаться актуальность социальных стимулов.
Никуда общество не может уйти и от нравственных (моральных) стимулов. Да, коммунистическая мораль в основе своей оказалась фарисейской, и в переходный период как раз те, кто громче всех кричал о коммунизме, превратились в самых алчных стяжателей и коррупционеров. Нельзя сказать, что сильное влияние на людей идет от православной, мусульманской или иной религиозной морали (здесь тоже много противоречий). И все же пока люди есть, живут и действуют, у нас сохраняются определенные нравственные идеалы, ценности и цели. Без этого просто невозможно никакое человеческое общежитие.
Многие и сегодня, несмотря на активные проповеди нигилизма, вседозволенности и постмодернизма, достаточно хорошо разбираются в том, что такое хорошо и что плохо, где зло и где добро, и в ином, что предопределяет взаимодействие людей между собой. Моральные категории, принципы, нормы известны, они разделяются массой людей, тем самым создается обширное поле для применения моральных стимулов; и дело не в грамотах или почетных званиях, а в уважении к людям, в поддержке в них чувств достоинства и чести, благородства и гордости, во внушении им веры в свои силы и способность изменить жизнь к лучшему. Духовное и душевное состояние ведь тоже немало значат.
Логично, что в условиях демократии (подлинной, а не на словах) существенно новые возможности приобретают политические стимулы. Активизируется жизнедеятельность гражданского общества, и участие в его многообразных структурах (общественных объединениях) является престижным для значительного числа людей. Большой интерес граждан вызывают избирательные кампании. Политические права и свободы позволяют многим претендовать на депутатские мандаты и выборные должности в органах исполнительной власти. Благодаря демократизации общество получило в свое распоряжение благодатный набор политических стимулов, которыми стоило бы научиться разумно пользоваться — политически поддерживать тех, кто способен управлять.
Бурный рост количества и влиятельности средств массовой информации (электронных и печатных), в том числе и Internet, ставит на повестку дня вопрос об информационных стимулах. Причем в разных аспектах: в отношениях человека со средствами массовой информации, которые обеспечивают ему возможность пользоваться ими, высказывать через них свои мнения и суждения, вводить свои знания в информационные системы; в отношениях средств массовой информации к человеку, предполагающих соблюдение определенных этических и эстетических норм. Средства массовой информации — могучая сила, весь вопрос заключается в том, на что они нацелены.
В любом случае, какое бы не было отношение к конкретным носителям информации, сегодня каждый человек внимательно следит за тем, что и как пишут, говорят и изображают средства массовой информации и какие у него лично устанавливаются с ними взаимоотношения. Все это для управления очень актуально, и надо уметь пользоваться информационными стимулами.
В общем, можно констатировать следующие положения, раскрывающие сущность стимулов и их роль в управлении:
- объем, характер, структура стимулов отчетливо характеризуют отношение власть предержащих (политических и экономических) к человеческому потенциалу общества. По этому критерию можно судить о том, какое существует общество и как оно распределяет и использует имеющиеся и производимые ресурсы;
- в российской истории и в современной практике проблема стимулов не нашла того места и роли, которые ей объективно принадлежат. Удельный вес ресурсов, вкладываемых в развитие и благополучие человека, всегда был и есть неоправданно низкий. В результате реальные возможности человеческого потенциала (кстати, весьма обширные) слабо используются в качестве источника экономического и в целом общественного прогресса;
- российское общество (а в нем каждый субъект управления) имеет в своем ведении многогранный набор стимулов, позволяющий постоянно инициировать, активизировать и поддерживать в напряжении интеллектуальные и физические усилия человека по укреплению собственного благополучия и экономической мощи страны. Между тем нельзя утверждать, что субъекты управления осознали значение именно стимулов в повышении продуктивности всех видов человеческой деятельности. Порой они просто не задумываются над данным вопросом;
- общественное и личностно-человеческое значение стимулов нельзя сводить лишь к оплате конкретно выполненной работы. Оплата есть оценка полезности результата деятельности, и она обращена как бы к прошлому, к уже сделанному делу. Стимулы (в своем многообразии) обычно направлены на будущее, на развитие человека и получение в перспективе более весомого результата (отдачи). Все это требует изменения мышления (расширения его масштабов), иной государственной политики и общественных ориентаций. Требуется выход за пределы повседневности, иначе никогда не приблизиться к уровню передовых демократий;
- стимулирование есть единственный и самый действенный способ обеспечения самоутверждения личности, раскрытия ее природных и приобретенных способностей, сочетания ее потребностей и интересов с потребностями и интересами общества. Формируемые последним идеалы, ценности и цели, мотивы и установки, отличающиеся позитивной направленностью и устойчивостью, благоприятны для личности. Предстоит овладеть потенциалом стимулов и разумно использовать во всех видах общественно значимой деятельности.
Механизмы применения стимулов
Применение стимулов есть сознательное и преднамеренное управленческое действие. Ведь держателями и распорядителями основных общественных ресурсов всегда являются субъекты управления, которые и решают, куда их направлять и как использовать.
Но при анализе механизмов применения стимулов, хотелось бы сразу четко различить две сферы, которые, хотя и перекрещиваются, имеют самостоятельное значение:
а) в системах и подсистемах управления применительно главным образом к управляемым объектам;
б) в рамках самих субъектов управления в отношении персонала управления и в целях совершенствования управленческой деятельности.
Исходя из этого, механизмы применения стимулов могут в чем-то совпадать, а в чем-то и существенно различаться. Здесь, как показывает опыт, в них проявляется не только общественная целесообразность, справедливость и элементарная законность, но и своекорыстность, и эгоистичность интересов власть предержащих. Они могут свою деятельность оценивать высоко и стимулировать щедро, а к продуктивной деятельности относиться без должного уважения.
Начнем с рассмотрения некоторых общих явлений, которые оказывают большое влияние на так называемые производные, отражающие конкретное стимулирование конкретных видов, объемов и результатов человеческой деятельности. В настоящее время после всех метаморфоз рыночных преобразований статистический учет (и его анализ) столь запутан и лжив, что более или менее точное представление об экономике и распределении ее ресурсов составить очень трудно. Приходится поэтому рассуждать чисто теоретически.
Известно, что национальный продукт (как и внутренний валовой продукт) схематически подразделяется, условно говоря, на фонд накопления, или инвестиций, и фонд потребления, идущий на непосредственное удовлетворение насущных потребностей общества, государства, граждан. Зависимости здесь очень сложные, ибо и то, и другое равно актуально для жизни и развития.
Важно только понимать, что ресурсы стимулирования определяются, естественно, размерами фонда потребления.
Всемирный банк структуру экономики анализирует через следующие явления:
- общее потребление в государственном секторе;
- частные потребления;
- валовой объем внутренних капиталовложений;
- валовые внутренние сбережения;
- экспорт товаров и услуг;
- баланс ресурсов.
В условиях открытой экономики и многообразных форм собственности, да еще при их глубокой криминализации очень сложно что-то изучать, но, видимо, в целях стимулирования человеческого потенциала надо стараться иметь хоть какие то достоверные данные для анализа и оценки существующей ситуации.
Второй важный вопрос в данном аспекте связан с распределением ресурсов на потребление, — причем как с распределением непосредственно в руки человека, так и распределением через налоги — бюджет — социальные услуги. В настоящее время здесь по многим направлениям господствует стихия, произвол собственника, стяжательство сильного, случайность и традиционность. И в итоге огромный перепад между теми, кто ни за что ни про что получает баснословные доходы, и теми, кто за свой труд не может прокормить себя и семью.
В методологии Всемирного банка для анализа и оценки таких перепадов применяются коэффициент Джини и кривая Лоренца. “Коэффициент Джини используется для измерения степени отличия реального распределения доходов (или в некоторых случаях потребительских расходов) между отдельными лицами или домашними хозяйствами в пределах одной страны от абсолютного равномерного распределения. Кривая Лоренца показывает долю общего распределяемого дохода по отношению к доле получателей — отдельных жителей или домашних хозяйств, начиная с беднейших слоев населения. Коэффициент Джини измеряет площадь между кривой Лоренца и гипотетической линией абсолютного равенства, выраженной как доля максимальной площади над кривой. Таким образом, коэффициент Джини, равный нулю, означает абсолютное равенство, а коэффициент, равный 100%, абсолютное неравенство”. По таким данным в России с течением рыночного развития неравномерность распределения доли, идущей на потребление, все более усиливается. Только небольшая и относительная фиксация одного канала доходов — заработной платы — дает перепад до 30 раз.
И эта, несравнимая с Западом, неравномерность распределения доходов (фонда потребления) ничего не говорит о стимулировании какой-либо общественно значимой деятельности. Низкая оплата труда, позволяющая лишь балансировать у черты бедности (в лучшем случае — это “потребительская корзина”), никак не может рассматриваться в качестве стимулов, активизирующих труд или развивающих человека.
В то же время непомерно высокие доходы, которые имеют где-то около 5% населения страны, также не связаны с продуктивностью и качеством труда, в том числе управленческого, и не обладают стимулирующим характером. Первым платят ради того, чтобы они выживали, вторые сами не знают, за что и почему они получают (экономическое развитие страны, идет еле-еле, а богатые становятся еще богаче).
Перед обществом, и в первую очередь перед государственной властью, объективно стоит проблема наведения элементарного порядка в области распределения и использования тех ресурсов, которые по разным каналам идут на общественное (государственное) и частное потребление. Не установив здесь порядка, нельзя надеяться на рост внутренних капиталовложений (инвестиций), необходимых для воспроизводственного процесса. Основная трудность в этом вопросе видится в привязке доходов к интеллектуальным и физическим усилиям человека. Ни тех, ни других усилий мы пока по-настоящему измерить не можем. Нужна большая исследовательская работа, основанная на должной информации, чтобы найти соответствующие критерии и показатели.
Основное, как мне представляется, состоит в том, чтобы в каждой системе и подсистеме управления научиться разграничивать доходы (объемы потребления), идущие на обеспечение потребностей субъектов управления и на поддержание жизнедеятельности управляемых объектов. Здесь должен реализовываться разумный подход, исходящий из того, что искомые экономические, общественные, социальные и духовные продукты (потребительские ценности) производятся управляемыми объектами. И если мы действительно хотим развития страны, то стимулировать необходимо, прежде всего, активность управляемых объектов.
У нас же пока получается так, что самые важные для будущего общества виды деятельности образование, здравоохранение, наука, научно-технический прогресс — стимулируются все еще по остаточному принципу. Даже нормативы на них, обозначенные законом в структуре бюджетов, практически ежегодно не выдерживаются. Думается также, что следует различать доходы от собственности (их владельцев) от доходов, идущих на управленцев данной собственностью. Нельзя же, право, доходы от эксплуатации такой собственности, как “Газпром” или РАО “ЕЭС России”, автоматически заносить в список достижений их управляющих.
Только разграничение, а затем сравнивание и оценка “стоимости” взаимосвязанных субъектов и объектов управления создают предпосылки для стимулирования собственно управленческой деятельности. Дело в том, что, как не подходить к управленческой деятельности, ее продукт — управленческие решения и действия — не имеет непосредственной потребительской ценности и только тогда приобретает общественно значимый смысл, когда реально влияет на количество и качество продуктивной деятельности, т.е. на функционирование управляемых объектов. Значит, субъекты управления, прежде чем стимулировать самих себя, должны овладеть механизмами стимулирования управляемых объектов. Этих самых рабочих, крестьян и интеллигентов.
Непосредственное и глубокое восприятие стимулов любым человеком непрямую связано с его потребностями, интересами и целями жизнедеятельности. Потребности инициируют интересы и выдвигают цели. Диапазон потребностей обширен — от удовлетворения элементарных физических потребностей в еде, одежде, жилище и т.п. до таких “высоких”, как власть, достижения, слава, бессмертие. И каждая потребность имеет значение, требует выявления и понимания, а затем и соответствующего стимулирования при условии, разумеется, что общество такую потребность разделяет и поддерживает.
Применительно к управляемым объектам изучение их потребностей никогда в России не пользовалось большим приоритетом. Даже не отслеживались изменения в потребностях, которые обязательно возникают под влиянием социальных и производственных преобразований. До сегодняшнего дня мы не знаем реальных потребностей сельскохозяйственного производителя и, как следствие, соответствующих стимулов по их удовлетворению и развитию. Подобное, наверное, существует и в других областях общественной жизнедеятельности, ибо что-то же держит нас постоянно в состоянии отсталости.
Знание теории потребностей позволяет многое понимать в функционировании управляемых объектов и в их взаимодействии с субъектами управления. Просто надо считаться с тем, что в управляемых объектах находятся такие же люди, и многие их потребности аналогичны потребностям субъектов управления.
Большое значение в стимулировании вообще и управляемых объектов в частности имеет принцип справедливости. Он совсем не предполагает уравниловки, тем более по отношению к потребностям, как это часто трактовалось в советский период, а требует, чтобы одинаковые результаты интеллектуальных и физических усилий человека одинаково вознаграждались.
Справедливость в обществе выполняет многогранную роль: как фактор обеспечения устойчивости общественных отношений; как источник активизации жизненной энергии человека и тем самым развития общества; как “предохранитель” от общественных напряжений, конфликтов, “взрывов”, смягчающий многие проблемы, и т.д. Любые человеческие усилия связаны не только с потребностями (с внутренней, скажем так, “жаждой”), но и с ожиданиями реакции других (общества, коллектива, отдельных людей) на характер и результаты этих усилий. Общаясь с миром, человек всегда что-то ожидает от него, в том числе и внимания, понимания, поддержки, уважения, почета, славы, богатства и т.д. Спектр ожиданий инициирует поведение и деятельность человека, и если ожидания оправдываются, подтверждаются, то инициация становится непрерывной и нарастающей. Как и наоборот, при обмане она пропадает.
На соотношении теории потребностей и теории справедливости построена ситуационная теория мотивации, состоящая в предположении, что поведение человека является функцией не только его потребностей, но и восприятия им той или иной ситуации и возможных результатов выбора того или иного типа поведения. Из этой теории выведена модель Портера-Лоулера (Porter-Laweer model), которая охватывает и анализирует взаимодействие пяти переменных величин: усилий, ожиданий, результативности, вознаграждений и удовлетворения. Конечно, человек действует на основе потребностей и в ожидании их удовлетворения, но действует в определенной ситуации, которая усложняет соотношения и увеличивает число факторов, влияющих на поведение и деятельность.
Разумеется, применение стимулов во многом зависит от того, какому человеку они адресуются. Разнообразие людей предполагает и разнообразие стимулов. Главное здесь — добиваться конкретного подхода. То, что стимулирование выражает общественные отношения, особенно взаимосвязи власти и общества, не избавляет от необходимости каждый раз присматриваться к тому, что, как и почему делает тот или иной человек и чего он ожидает от субъекта управления. Напомню еще раз, что когда то американский ученый Д. Макгрегор обосновал два подхода к работникам со стороны управляющих (менеджеров). В основу одного (“теории X”) была положена идея о том, что наемные работники обычно инертны, безынициативны, безответственны, стремятся лишь к удовлетворению своих материальных потребностей и то не лучшим способом. Поэтому в отношении их следует жестко регламентировать все виды работ и строго их контролировать. Второй подход (“теория У”), наоборот, построен на идее о том, что работник по своей натуре энергичен, честолюбив, самостоятелен, имеет духовные потребности, стремится к творчеству, самоосуществлению, к многосторонней, гармонической жизни. Ему надо давать свободу, привлекать к выработке управленческих решений, доверять, делать его соучастником сложных общественных процессов.
Обоснована “теория Z”, которая пытается синтезировать два вышеназванных подхода и исследовать их на определенной национальной почве, в данном случае на японской. Существуют и другие механизмы стимулирования, которые выстроены, например, на законе эффекта, в соответствии с которым люди обычно повторяют тот вариант поведения, который дает им эффект (удовлетворение искомого), и избегают того, который приносит негативные результаты; на политике кнута и пряника, при которой преднамеренно и интенсивно используются внешние поощрения и взыскания (наказания) в зависимости от характера и последствий поведения; ориентация стимулов на ценности, которые близки и дороги человеку и т.д.
В общем, имеется достаточно теоретических и экспериментальных наработок, которые, с одной стороны, свидетельствуют о том, что стимулы привлекают все большее внимание исследователей и практиков и они высоко оцениваются как фактор развития человека и общества, а с другой — позволяют уже сегодня ими пользоваться для улучшения управления воспроизводственной деятельностью.
Особо хотелось бы выделить вопрос о национальной привязке стимулов. Разные страны не только состоят из людей со своими специфическими признаками, но и находятся на разном уровне социально-экономического и духовно-политического развития. Потому их опыт стимулирования требует адекватной к нашим условиям дифференциации и приспособления, которые к тому же должны накладываться на национальный менталитет, исторические традиции, местные обычаи, особенности бытия территорий и поселений. Важно только не забывать, что при всех нюансах везде в производстве и обслуживании заняты люди, которые, безусловно, нуждаются в стимулировании их интеллектуальной и физической активности.
Стимулирование субъектов управления т.е., собственно говоря, управленческой деятельности, имеет немало общего со стимулированием управляемых объектов. В то же время здесь есть специфика, обусловленная сущностью управленческой деятельности, о которой шла речь выше. Это, подчеркну еще раз, интеллектуальный характер, информационная основа, коллективизм, правовая урегулированность и подконтрольность, объективация в виде управленческих решений и действий. В управленческой деятельности проявляются иные нормативы и нормы, чем в производительной. Много опосредующих звеньев, когда результат усилий одних людей может деформироваться и сводиться на нет действиями или бездействием других. Но все равно, несмотря на трудности и неопределенности, управленческую деятельность надо стимулировать.
К сожалению, в этом вопросе имеются не совсем хорошие традиции и теоретические интерпретации. Практически с времен законодательного акта “Табель о рангах” (с 1722 г.) при всей его несомненной значимости для становления и укрепления государственной службы монархической России в управленческой деятельности ориентация принята главным образом на карьеру. Поскольку “довольствие” зависело от чина, а соответствующая иерархия была введена для всех, кто так или иначе “служил”, то понятно, что каждый стремился подняться “повыше”. Но тут действовала вторая зависимость: карьера определялась “начальством”, поэтому только угодная ему деятельность признавалась должной и заслуживающей поощрения. Карьера, которая объективно нужна во всех видах управленческой деятельности, из служения Отечеству, пользе дела, развитию страны стала служением отдельным “начальствующим” лицам.
Несмотря на “самые” радикальные преобразования “вправо” и “влево” за истекшие столетия, данные стереотипы продолжают действовать в стимулировании управленческой деятельности.
В более позднее время, особенно в советский период, пытаясь преодолеть наследие, управленческую деятельность стали рассматривать как один из видов труда, правда, умственного, что-то вроде труда учителя, врача, инженера и т.п. Думалось, что найден выход и теперь все управленцы будут с энтузиазмом отдавать свои силы совершенствованию управления. Действительность оказалась более сложной, и все попытки обосновать и ввести в реальность нормативы и нормы управленческой деятельности, по которым ее можно анализировать и оценивать, ни к чему не привели. Ограничились установлением времени пребывания на работе и правил трудового распорядка, а также иерархических должностных окладов. Как показало время, все вернулось на “круги своя”; управленческая деятельность и в советский период была деятельностью по обслуживанию “начальства”. И чем “начальство” становилось хуже (мало грамотнее и инертнее по сравнению с требованиями жизни), тем управленческая деятельность приобретала все более формальные очертания. Последствия всего этого известны: деградация управления, а затем и всей страны.
Основной изъян сложившегося подхода к управленческой деятельности, получившего уже чуть ли не историческое измерение, видится в том, что:
во-первых, она не связывается с результатами управления, т.е. с реальным влиянием на управляемые процессы;
во-вторых, в ней не учитывается момент власти (неважно какой — политической, государственной, местного самоуправления, собственности, общественного авторитета и т.п.);
в-третьих, в ней постоянно игнорируется интеллектуальный и волевой момент и дело представляется таким образом, что это весьма рутинный процесс, вроде перебирания бумажек, и с ним может справиться любой.
Все уповают только на руководящие лица, прежде всего первые, на которые и возлагаются надежды, а этим лицам нужен, мол, всего-навсего подсобный, обслуживающий их аппарат. Схема проста, но в ней содержится источник наших бедствий и отсталости. Кстати, она очень выгодна самим управленцам так называемого исполнительского уровня. Зачем горячиться, проявлять себя, повышать свою квалификацию, проникать в суть управленческих явлений? Ведь оплата “труда” от этого не изменится (все, что положено по окладу, всегда получу), а “начальство” может насторожиться, заволноваться, потерять покой. Лучше сидеть тихо.
Демократическая Россия все это восприняла и пока что ничего не сделала для изменения в позитивную сторону ситуации со стимулированием управленческой деятельности. Немало здесь и усугубилось. Разгосударствление, приватизация, формирование рыночных отношений и другие реформы проводились по инициативе государственной власти и с опорой на ее возможности. Ясно, что “лакомые куски” государственной (общенародной) собственности получили те, кто был у власти или поближе к ней. Сама власть под влиянием данных преобразований оказалась “приватизированной”. Распространились деяния, которые по смыслу подпадают под Уголовный кодекс, но людям преподносятся в виде героических. Мол, только “сильным” достаются большие “куски”. Управленческая деятельность для очень многих лиц превратилась в источник наживы. Она стала сама себя стимулировать.
В разных видах управления названные явления получили своеобразное выражение. Наиболее “высокооплачиваемой” (беру в кавычки, ибо платят не за дело) управленческая деятельность стала в субъектах предпринимательства. И хотя кроме спада и робкого оживления в последние два-три года экономика не получила ничего, стимулирование российских “менеджеров” стало настойчиво приближаться к западному уровню. Некоторые крупные предприниматели-бизнесмены даже превзошли его и начали попадать в списки весьма богатых людей. Но происходящие здесь процессы, думаю, нельзя относить к стимулирующим. Они имеют иную природу и не связаны с интенсивностью, уровнем и эффективностью управленческой деятельности.
Столь щедрое вознаграждение управленческой деятельности в сфере предпринимательства повлекло за собой переход сюда значительного числа служащих из органов государственной власти и местного самоуправления. Пытаясь сохранить управленческий потенциал, Президент РФ, руководители иных исполнительных органов периодически проводят повышение и индексацию заработной платы государственных и муниципальных служащих. Сейчас в соответствии с Федеральным законом “Об основах государственной службы Российской Федерации” (№ 119ФЗ) денежное содержание государственного служащего состоит из должностного оклада, надбавок к должностному окладу за квалификационный разряд, особые условия государственной службы, выслугу лет, а также премий по результатам работы (ст. 17.1). Отмечено также, что размер должностного оклада, объемы и порядок установления надбавок к должностному окладу государственного служащего определяются федеральными законами и законами субъектов Российской Федерации (ст. 17.2). То же записано и в Федеральном законе “Об основах муниципальной службы в Российской Федерации” (№ 8 ФЗ).
С принятием законов практика, однако, не изменилась. По-прежнему все вопросы материально-финансового обеспечения (или, иными словами, социально-экономического положения) государственных и муниципальных служащих решаются в полузакрытом порядке руководителями органов законодательной, исполнительной и судебной власти. Но проблема не в этом, не в процедурах решения данных вопросов, что тоже имеет значение, а в том, что уровень денежного содержания (в целом материально-финансового обеспечения) государственного и муниципального служащего не привязывается к характеру, качеству и результатам его конкретных (персональных) усилий по исполнению занимаемой им государственной или муниципальной должности: все сводится к ожиданию очередного повышения денежного содержания и выплат разных компенсаций и привилегий. Каждый по существу зависим от “милостыни”, которая вдруг (то ли нормативно, то ли индивидуально) ниспадет на него.
Подобное положение сложилось и в общественном управлении: в одном аспекте здесь стараются походить на субъекты предпринимательства, в другом — копировать кое-что из схем, принятых в государственном управлении и местном самоуправлении. В целом на фоне уровня оплаты труда в управляемых объектах материально-финансовое обеспечение сотрудников почти всех субъектов управления выглядит сравнительно высоким. Разумеется, оно намного ниже, чем на Западе, но там труд любого работника, самого неквалифицированного, оплачивается на несколько порядков выше. Другой уровень социально-экономического развития и другая система оценки и оплаты труда. Удивительно, что эти тонкости у нас порой не учитывают.
Вместе с тем нельзя не отметить, что сущность материально-финансового обеспечения управленцев практически во всех видах управления сводится к дарованию, а не приобретению своими усилиями соответствующих благ. Даруется почти все: должности, денежное содержание по ним, чины (квалификационные разряды), так называемая материальная помощь, медицинские и санаторно-курортные услуги, квартиры, дачи и пр. по той же самой схеме, которая была установлена знаменитым И.В. Сталиным в худшие времена тоталитаризма. Единственное, что зависит от человека (и то не всегда, а если повезет), так это выслуга лет, причем только в тех субъектах управления, где она признается.
Но, как известно, дарованные блага по своей социальной природе и психологическому влиянию на людей и соответствующие управленческие коллективы весьма отличаются от приобретаемых, которые напрямую связаны с какими-то реальными интеллектуальными и физическими усилиями человека. Дарованные блага порождают зависимость между тем, кто дарит, и тем, кто принимает дар и, естественно, благодарит за него. На этом и строились в свое время отношения “вассалитета”, или, как у нас любят говорить, личной преданности.
Все приобретаемые блага, наоборот, определяются свободой и формируют отношения свободы:
Во-первых, человек в таком случае имеет выбор в своей деятельности: с одной стороны, у него обязанности, правомочия по управлению, ответственность, с другой — стимулы — вознаграждения за получаемые результаты; пожалуйста, делай свое дело лучше и ты знаешь, что за него полагается.
Во-вторых, возникает взаимосвязь не только между “начальником” и подчиненным, но и между управленцем и исполняемым им делом; определяется возможность самостоятельного поведения, его измерения и оценки, а это путь к рациональности и эффективности управления.
В-третьих, человек получает свободу выбора самих приобретаемых благ: я зарабатываю вознаграждение и сам решаю, на какие блага мне его истратить. Собственно по такой методике и выстроена система стимулирования управленческой деятельности в индустриально развитых демократиях.
В-четвертых, освобождение человека от дарованных благ превращает все формы вознаграждения (оплаты) его интеллектуальных, физических и (добавлю именно здесь!) нравственных усилий в стимулы: общество предлагает тебе обширный набор многообразных жизненных благ, остальное зависит от твоих усилий — трудись, развивай себя, уважай людей, старайся и т.д. Так и созидается свободное общество.
Понятно, что отношения материально-финансовой зависимости выгодны любому, даже самому “маленькому начальнику”. Они упрощают управление управленческой деятельностью. Но, видимо, пора и задуматься над тем, что даже за годы демократизации существенное повышение уровня благосостояния управленцев (в том числе и за счет коррупции и других "рисковых” источников) в целом совершенно не повлияло на качество управления. Всеобщее повышение денежного содержания (заработной платы) не основывается на результатах управленческой деятельности и не инициирует ее совершенствование. Требуется новый подход к стимулированию управленческой деятельности, который должен проистекать из ее сущности.
Как и в науке, в управленческой деятельности вполне можно вычленить ее интеллектуальную составную и по ней анализировать и оценивать соответствующие человеческие усилия. Аргументированная подготовка управленческого решения, обоснованный выбор его оптимального варианта, совершение рациональных действий по его практической реализации и многое другое можно при желании отчетливо видеть и адекватно стимулировать. Можно и, наоборот, вообще не замечать талантливость управленца. Все определяется идеалами, ценностями и целями, которыми руководствуются субъекты управления и их “начальники”.
Управленческая деятельность есть обработка и выдача информации. Вся проблема заключается в том, какой информации. Отсюда и требования к информационным способностям, (к информационной емкости сознания) и информационной результативности интеллектуальных и физических усилий управленца. Говорят, что информация дорого стоит, следовательно, и управленец, который является держателем обширной и многогранной информации, тоже должен дорого оплачиваться. Ведь это и природный талант, и показатель квалификации, и продукт длительной (порой со школьных лет) работы над собой. Какие дарования следует высоко ценить, тогда и управленец будет активно работать над их укреплением и развитием. Думаю, что не стоит доказывать той очевидной истины, что эти способности легко просматриваются, фиксируются и сказываются на качестве управленческих решений и действий. Надо только хотеть видеть и делать соответствующие выводы.
Большое значение в управлении (причем всех видов) имеет отношение к законности. И хотя законность вроде бы обеспечивается внешне вертикальными и горизонтальными контрольными механизмами, многое в ней определяется нравственными установками и правосознанием управленцев. От них зависит, как исполняется или применяется закон, и на каком этапе управленческой деятельности можно предупредить правонарушения. И если управленец постоянно находится на “страже" законности, старается решать все возникающие вопросы в рамках и на основе законности, то разве он не заслуживает стимулирования?
Многое можно сказать и о таких проявлениях усердия управленца, как деловитость, способность поступать целесообразно, волевая устойчивость, преданность Отечеству, уважительность к людям и др., к которым, конечно, бывает разное отношение. Умные руководители подобные проявления стимулируют и тем самым их развивают, иные же их не замечают.
Короче говоря, управленческую деятельность, как и другие виды деятельности, вполне можно измерять и более или менее точно оценивать. Нет сомнения, что это трудная аналитическая работа, требующая от руководителей и знаний, и опыта, и воли. Но без дифференциации и конкретизации управленческой деятельности, без ее привязки к отдельному управленцу и его реальным усилиям нельзя надеяться на совершенствование управления. Надлежащее стимулирование управленческой деятельности представляет собой важнейший ресурс в ряду других, и им стоит пользоваться в интересах развития страны.
Побудительные мотивы в управлении
Не хлебом единым жив человек, и не всегда его мысли и поведение определяются только, скажем, материально-финансовыми или социальными стимулами. В человеке есть духовное начало, которое движет его поступками (у каждого по-своему).
Капитализм, основанный на экономическом детерминизме, прочно “вбил” в сознание очень многих людей, в том числе и связанных с наукой, представление о том, что поведение человека обусловлено его корыстью и сориентировано лишь на получение выгоды, дохода. На этом “фундаменте” выстроены практически все зарубежные концепции мотивации. Градации идут лишь по разнообразию источников дохода (прибыли).
Одни, сторонники корпоративизма (У. Оучи, П. Дракер, И. Ансофф, Д. МакГрегор и др.), полагают, что важнейшим мотивом является соучастие, совладение в различных компаниях, фирмах, обслуживающих структурах. Другие в основу кладут психологическое восприятие людьми ситуации на рынке (Ф. Модильяни, Д Стиглиц и др.), которая либо вдохновляет, активизирует, либо угнетает и парализует.
Дж.М. Кейнс вывел психологический закон взаимосвязи рационального дохода, потребления и поведения людей; М. Фридмен на первое место выдвинул постоянный ожидаемый доход.
Имеются также сторонники не только такого, скажем, “рефлексного” подхода, а более рационального (П. Самуэльсон, У. Нордхауз), при котором человек в определенной мере свободен в своем выборе и имеет возможность вариантного поведения. Сочленение индивидуального рационального выбора с зависимостью людей друг от друга, от общественных институтов и состояний позволило сформулировать теорию социального выбора (К. Эрроу, Дж.М. Бьюкенен).
Под влиянием рыночной идеологии и технологии многие уже и из российских исследователей поддерживают столь упрощенную триаду. Цитирую: “...человек или любая социальная система в силу неоднозначности воздействия внешней среды и собственных установок постоянно находится в состоянии ситуационного выбора, взвешивая ценность (полезность, выгоду) своих действий, ожидаемого результата и затрат на их достижение”. Спору нет, человеком, обществом как совокупностью людей внутренне и объективно (в качестве условия существования и воспроизводства) двигают потребности. Именно они, прежде всего, определяют актуальность, приоритетность и “жажду” того, что нужно человеку (обществу), без чего просто невозможна его жизнь (частная и общественная). Но еще Э. Фромм писал, что «необходимо определить, какие потребности являются потребностями нашего организма, а какие — результатом культурного развития, какие потребности служат выражением развития индивида, а какие являются искусственными, то есть навязанными индивиду производством, какие потребности “активизируют” деятельность человека, а какие — делают его пассивным, какие потребности обусловлены патологической, а какие — здоровой психикой».
Потому потребности обычно анализируются через интересы, во взаимосвязи с ними, ибо человек действует не только инстинктивно, но главным образом осознанно, когда он свои потребности пропускает через свой разум, эмоции и выдает их уже в виде интереса. Между потребностями и интересами имеются как прямые, так и опосредованные звенья, ведущие к тому, что человек способен по-разному воспринимать свои потребности и реагировать на них.
Опять же характер и структура потребностей у разных людей разная. Наверное, все нуждаются в еде, одежде, жилище, семье, в других материальных и социальных благах. Их добыча — непосредственная забота большинства людей, особенно в экономически слаборазвитых странах.
Вместе с тем странно, что и в экономически развитых странах (в том числе США, где высшая в мире планка ВНП на душу населения) продолжают сохраняться (и даже настойчиво пропагандироваться) те же ориентиры и, следовательно, мотивы жизнедеятельности людей, которые были бы целесообразны и оправданны, может быть, 50 лет назад. На Западе вполне обоснованно говорят об огромном экономическом рывке за последние несколько десятилетий, о решенное™ на этой основе ряда основополагающих социальных проблем, но непонятно почему не хотят признавать, что, видимо, настало время по иному подойти к такому важному явлению, как мотивация поведения и деятельности человека.
Казалось бы, уже много писалось и говорилось о том, что инициация только материальных потребностей (больше и больше потребления) обедняет человека и общество, ведет к утрате их духовной сущности, обостряет конфликт с ресурсами и природой, усиливает противоречия между “золотым” миллиардом и остальным человечеством, ставит под угрозу многие достижения цивилизации.
Однако, несмотря на тысячи предупреждений самых светлых человеческих умов, культ наживы продолжает, как “черная дыра” (вот к чему реально применим термин. Бжезинского), всасывать в себя все: интеллектуальные и природные ресурсы, технические и технологические инновации, художественное и научное творчество, душу и тело практически каждого человека.
Приходится (независимо от чувств) согласиться с тем, что мотив наживы, прибыли, дохода, выгоды, материального благополучия создал современную цивилизацию, вывел человечество в космос и открыл перед ним большие исторические перспективы. Но он же показал и собственную ограниченность, ущербность, временный характер позитивного действия, опасности в безграничном воспроизводстве.
В этих условиях убедительной наглядности социальных последствий неуемной наживы и их уроков видится поразительным, непостижимым тот выбор мотивов, ставки на которые сделали российские реформаторы. В один миг как-то было забыто все, что исповедовала Россия в течение более тысячелетия и на чем основана ее духовная и материальная культура. Новые идеологи, кстати, полностью по стереотипам мышления и поведения похожие на старых (большевистских), захотели путем “шоковой терапии” лишить людей тех идеалов, ценностей и целей, которые определяли все их исторические поступки и действия и выделяли их среди других народов.
Разумеется, как и в былые времена, нашлись и у нас стяжатели, мироеды, шкурники, предатели, которые с удовольствием и размахом пошли-поехали прихватывать общенародную собственность и распродавать ее по заграницам. Самое интересное здесь выразилось и в том, что приватизация всего и вся, вплоть до государственной власти, сопровождалась проповедями о восстановлении религиозности, традиций, обычаев, исторической ментальности. Причем тем, кто “тащит” и проповедует, как-то невдомек, что все их дела противоречат догматам христианства, мусульманства, буддизма, иудаизма и других религиозных течений. Кстати, миропонимание православия всегда осуждало наживу, скопидомство, чрезмерное богатство и стояло на позициях скромности, умеренности, милосердия, чистоты души и тела.
После сказанного о стимулах и механизмах их применения вопрос о побудительных мотивах в управлении приобретает особую принципиальность. Ведь речь идет о слишком важном и для общества, и для каждого россиянина. Или мы пойдем по пути, по которому уже пошли другие, с намерением их как-то догнать, используя их же средства, методы, ресурсы и стереотипы жизнедеятельности, и будем, следовательно, без конца повторять то, что они где-то оставляют нас в “хвосте”. Или, взвесив все условия, факторы, ресурсы и потенциал, постараемся создать свой образ жизни, который был бы реален, приемлем для нас и обеспечивал наше национальное историческое бессмертие. Здесь тоже, как и по другим рассмотренным выше проблемам, нужен выбор.
Мне бы очень хотелось, чтобы в России было столько накопленного (созданного за ее историю) национального богатства на душу населения, сколько в США, где валовой национальный продукт (опять же на душу населения) составляет около 32 тыс. долл., чтобы после XX в. в стране не велось никаких военных действий, а международные связи были выстроены таким образом, что все со всего мира (финансы, люди, идеи и т.п.) стекается в страну и укрепляет ее могущество.
Но о своей стране (как бы это не было больно, горько и печально) я знаю другое. Богатств так называемой “второй” природы (не путать с природными ресурсами) у нас не так много, и они находятся в неприглядном состоянии. Производственный (народнохозяйственный) комплекс утратил огромное число кооперационных связей, в результате чего не в состоянии нормально функционировать. Демографическая ситуация отрицательная. Валовой национальный продукт на душу населения составляет около 3 тыс. долл.1 Неблагополучно практически по всем направлениям. Если даже добиться положения, при котором рост ВНП составлял бы ежегодно но 10%, нам для достижения сегодняшнего уровня США понадобится более 50 лет. А ведь они стоять на месте не будут. К тому же даже выравнивание ВНП на душу населения не сделает нашу жизнь такой же, как у них, поскольку у нас более суровые почвенно-климатические условия и издержки на поддержание жизнедеятельности намного большие.
Ложь во спасение не поможет. Только еще дальше заведет в тупик. Мы должны по своим возможностям созидать собственную жизнь и искать для этого свои побудительные мотивы в управлении.
Прежде всего, надо обратиться к своей национальной сущности и истории ее становления и развития. Если наши народы существуют тысячелетия, значит, у них есть какой-то “стержень”, который их делает такими, какие они есть. Вот и стоило бы прийти к согласию в том, что же является действительными (а не мнимыми, а то и принудительно навязанными) идеалами, ценностями и целями народов России. Иначе как можно мотивировать общенациональное развитие.
Да, у каждого человека есть своя мотивация поступков и действий, свой смысл жизни. Здесь дискутировать не о чем. В то же время все люди (особенно в рамках страны) объединяются в многообразные социальные (общественные) ячейки, образуют государства. И часто именно эти социальные взаимосвязи, интеграционные моменты становятся главными при выборе модели поведения. Воины Ледового побоища, Куликовской битвы, сражений при Полтаве и Бородино, Сталинградской битвы и многих других подобных исторических событий, когда шли в бой, меньше всего думали о том, какую личную выгоду они могут получить.
Желания благополучия, богатства, зажиточной жизни можно, конечно, относить к универсальным мотивам поведения и деятельности людей. Хотя тут же возникает весьма ограничительный вопрос о средствах: все ли допустимо в стремлении к этому? Заслуживают внимания и такие мотивы поведения, как ориентация на общинность, соборность, коллективизм. Они действительны или это фикция, иллюзия, одна из пустот, в которой громко слышны голоса? Или возьмем постулаты православия, да и других религий: они имеют значение для реальной жизни или представляют собой не более чем дань прошлому, традиции, моде или еще чему-то?
Когда приходится обращаться к глубинным смыслам человеческого существования, многое до сих пор является не совсем ясным. Известно ведь, что в российской истории (я бы сказал, часто и определяюще) играли роль понятия, которые можно относить и к общественным, и к нравственным, такие, как честь, достоинство, гордость, благородство, честность, правдивость, преданность Отечеству и иные, подобные им. Именно благодаря им наша страна на открытом евразийском пространстве выдержала тяжелейшие испытания и состоялась в качестве крупного мирового явления.
И сегодня мы видим, как в противовес лжи, клевете, унижению, оскорблению и прочему отвратительному, что почти век с разных сторон привносилось в российское сознание, в толще народной сохранились все же высокие и непонятные Западу духовные идеалы, ценности и цели, которые никто не собирается менять на привлекательную атрибутику преуспевающих буржуа. Будет большой ошибкой, если наши управляющие (во всех видах управления) не поймут сущности своих же управляемых, не сориентируются в ней и не начнут на ее основе управлять соответствующими процессами.
Следующее, на что стоило бы обратить самое пристальное внимание, заключается в понимании источников благополучия, среди которых находится, как производство (что всегда акцентируется), так и потребление (о котором традиционно, почему то у нас забывают). Из-за постоянной отсталости, дефицита (разного рода), нерешенности множества проблем у нас давно сложилось убеждение в том, что для улучшения жизни следует как можно больше производить (добывать сырья, выращивать сельскохозяйственной продукции, открывать вузов, делать всяких механизмов, строить заводов и т.д.).
Вопрос же о том, а как все это потребляется, как ведет оно себя в этом процессе, т.е. как и насколько удовлетворяет общественные и частные потребности, какую приносит пользу в итоге всего своего жизненного цикла, практически не ставится, не исследуется и не оценивается.
До сих пор не возникло и не утвердилось понимание того, что национальное богатство приращивается не столько посредством производства (значение которого, конечно, несомненно), сколько благодаря разумному и экономному потреблению. Важно ведь, чтобы любой произведенный продукт (товар, услуга, идея, знание и пр.) нашел своего потребителя, был им присвоен и в процессе использования (эксплуатации) удовлетворил его потребности таким образом, чтобы он получил выгоду (доход) от этого. Мне уже доводилось писать, что в данной сфере у нас проявляется предельно беспечное и растратно-разрушительное положение. Практически мало что просчитывалось когда-либо с точки зрения потребительского эффекта и его влияния на национальное богатство страны: от строительства БАМа, множества оборонных объектов до подземного города на Манежной площади Москвы; от технико-эксплуатационных характеристик наших гражданских самолетов до энергопотребления электрических лампочек; от теплозащиты наших окон в домах до обыкновенной рабочей одежды; от “стоимости” ряда институтов Российской академии наук до интеллектуальной отдачи, имеющих научную степень или звание и т.д.
А здесь, как нетрудно предположить, содержится огромный ресурс повышения нашего благосостояния и вообще экономического и социального развития. Богатый, преуспевающий Запад, стягивающий к себе со всего света все ценное, может позволять себе роскошествовать в потреблении. Каждый сезон предлагать моду на новые изделия (от мебели, телевизора, автомашины до тапочек) и принудительно сбрасывать все устаревшее в утиль. Производство должно крутиться беспрерывно.
Но подобное допустимо, когда многие общественные потребности (скажем, в автодорогах, жилье, коммуникациях, основных фондах, качестве здоровья и пр., для которых требуются большие капиталовложения) уже удовлетворены, т.е. соответствующая инфраструктура выстроена и нуждается только в инновационном совершенствовании. Нам же многое предстоит наверстывать и создавать заново.
Соотношение между сферами накопления и потребления у нас не может быть, как у “них”. Значит, и отношение к сфере потребления, и отношения в сфере потребления должны быть другими. Здесь актуальны иные ориентации и иные мотивы поведения и, следовательно, мотивы управления. Кстати, надо сказать, что производство и потребление именно во взаимосвязи, взаимодействии характеризуют то, что называется способом жизнедеятельности или культурой. Там, где есть культура, не может быть столько бессмысленных отходов, как у нас. Мало можно найти даже богатых стран, где слегка поношенную одежду выбрасывают на улицу, где может под ногами валяться хлеб, где на каждом заводском или кооперативном (бывшем совхозном, колхозном) дворе ржавеет огромное количество неиспользованной техники и т.д.
Представляется, что изменение мотивов поведения и управления в сфере потребления, ведущее не к погоне за стандартами Запада, которые могут быть доступны только узкому кругу “избранных”, а к бережливости, сохранности всего, экономии, рациональному использованию, могло бы серьезно повлиять на уровень и темпы роста благосостояния граждан России.
И начинать здесь, как нетрудно понять, целесообразно с самих управляющих, которые в данном аспекте не только должны знать меру (нормального и здорового, в том числе и служебного) потребления, но и являть пример для других. То есть своим личным поведением порождать мотивы поведения тех, кем управляют или с кем общаются.
Среди побудительных мотивов в управлении в качестве третьего направления хотелось бы выделить гуманистическую, этическую и эстетическую составные традиционной российской культуры.
Я, как можно понять из всех уже изложенных рассуждений, не идеалист и вовсе не в восторге от того, что видел, читал и знаю о нашей прошлой и сегодняшней действительности.
Тем больше удивляет та реальность, что в тяжелейших условиях, при постоянной балансировке на грани бедности, при вечной неустойчивости общественных связей, при слишком частых войнах, революциях и чрезвычайных происшествиях даже на протяжении одной человеческой жизни, среди наших людей (причем почти всех этносов и конфессий) сохраняются и воспроизводятся уважение к миру (к соседям, коллективу, жителям населенного пункта, к другим вообще), почитание (и до сих пор) многих этических канонов (родители, родственники, предки, честь фамилии, взаимовыручка, дружба и т.д.), стремление к красоте (украшательство деревенских изб, убранство собственного жилья, вышивка, религиозная обрядность, архитектура, народные промыслы и многое другое).
Известно, что от Г.Р. Державина, В.А. Жуковского русская литература и искусство (в разной, конечно, мере и с разных точек зрения) озабочена человеком, познанием его сущности, раскрытием условий его формирования и самореализации, обнаружением и развитием в нем добрых, созидательных, милосердных начал. Именно такая направленность мыслей и чувств, всего творчества представителей художественного и научного труда придала мировую популярность множеству гениальных российских творений. Может быть, этот гуманизм объективно возник на бескрайних просторах евразийской равнины как единственный способ выживания, может быть, он создан субъективно как результат длительных исторических размышлений, но фактом остается то, что сыновья и дочери России в самое драматическое время, при смертельных схватках за свою жизнь в своем абсолютном большинстве не отличались жестокостью и пренебрежением к другим, стремлением оскорблять и унижать. Они были на человеческой высоте.
Сегодня нам трудно “одним махом” преодолеть социально экономическую и технико-технологическую отсталость. Для этого понадобятся десятилетия упорства и напряжения, а также взаимодействия со всеми другими народами планеты. Но мы им тоже можем что-то предложить: наши духовные ценности.
Западная “механическая” цивилизация многое утратила из того, на чем, собственно говоря, и взросла, идеалы и ценности Возрождения и Просвещения. Она стала технологически информационной, но приобрела пустоту информации, которую мы начали с удовольствием тиражировать. Очень многим нашим “интеллектуалам” страшно понравился так называемый постмодернизм, в соответствии с которым каждый может говорить и творить что угодно и как угодно. И конечно, выдавать свою бездарность и малообразованность за свободу.
Думаю, нам не надо ничего копировать и чему-то подражать в рамках, скажу так, человеко-знания и человеко-ведения. Наоборот, мы обязаны восстановить (вспомнить, найти, возродить) наши гуманистические, этические и эстетические ценности и ими делиться с миром. Пора осознать, что духовный продукт тоже имеет потребительскую ценность (значит, и рыночную цену), и научиться его “продавать”.
Разумеется, для понимания и решения такой проблемы сами управляющие должны подняться на определенную духовную высоту. И не с помощью фраз, которые все легко произносят, а на основе реального поведения, в котором знания, убеждения и поступки сливаются в одно целое. Если мы нуждаемся в финансовой и технико-технологической поддержке Запада, то и Запад нуждается в нашей духовной подпитке. Интересы здесь встречны, взаимо дополнительны. Но надо самим это усвоить, найти в себе достоинство и гордость, самоуважение и хотя бы знание собственной истории и духовной культуры. Иначе как мы будем мотивировать историческое творчество многонационального народа России? Ведь только опираясь на глубинное, исконное, сущностное в духе и разуме человека и его народа, можно что-то делать надежно, прочно, с исторической перспективой.
И последнее, но, может быть, самое важное в проблеме побудительных мотивов в управлении: мотивирует поведение самих управляющих то, что движет их собственными поступками и делами. Об этом не принято рассуждать; обычно эти мотивы то “освящают”, то проклинают, но не исследуют. В последнее время сюда привнесен вообще момент какой-то “игры” или борьбы исключительно за власть, использование которой потом дает большое богатство. Создан даже образ этакого супермена, которому все нипочем и который ради “власти” может переступить через все. И многие включились в эту азартную игру, наперебой предлагая рациональные технологии победного выигрыша.
Мотивы поведения власти, связанные с обществом, укреплением государства, благополучием каждого человека, незаметно растерялись и никого уже вроде не волнуют. Пропала какая либо планка идейной, нравственной и целевой (телеологической) высоты, которая объективно должна существовать для каждого управляющего. Все почему-то поникли головой, растерянны, всего боятся, управляют по стереотипу “абы день до вечера”. Или только заняты устройством своих личных “делишек”. Так называемое общественное мнение, которое любят представлять средства массовой информации, смирилось с подобной ситуацией и безразлично наблюдает за выступлениями на “корриде”. Многие “заинтересованные лица” на Западе, как могут, третируют Россию, приписывают ей все возможные и невозможные грехи, ошибки, заблуждения, злоупотребления, буквально вываливают ее в грязи. А наши управляющие с подобным соглашаются, перед “праведными” извиняются, причем многие из них и присоединяются к этому “хору”, кричащему “анафема”.
Но с таким подходом, настроением, упадничеством, “радостью от собственного ничтожества” нельзя управлять, ибо нечего передавать управляющим. Сегодня многие, анализируя то, что произошло за последние 15 лет, никак не могут понять, а что, зачем и с какой целью делали наши власть предержащие. Неужели предыдущие исторические события, в том числе и в XX в., ничему никого не научили? И разве трудно было предвидеть те последствия, которые вызвали соответствующие решения? Когда человек поджигает свой дом, разве ему непонятно, что он останется без крова?
Значит, все, кто принимал любые “судьбоносные” решения, знали, что делали, и хотели наступления тех перемен, которые закладывались в данных решениях. Зачем же наивничать? Вся проблема заключается в том, почему у наших правителей, тем более верховных, столь низкими, ограниченными и мелкими оказались мотивы управления.
Если мы этого не вскроем, не обнаружим, то не создадим каких-либо гарантий на будущее. Не надо себя обманывать: Россия потерпела самое тяжелое в ее истории поражение, поскольку попала в такую ситуацию без борьбы. Наших “вождей” просто обвели вокруг пальца, как когда-то аборигенов Африки, Азии или Америки обманывали европейцы яркими дешевыми побрякушками, да “огненной водой”. Пишу об этом только потому, что сомнамбулизм (снохождение) все еще продолжается — находятся политики, которые ожидают чуда и совершенно другого восприятия нашей страны. Им все кажется, что вот наступит день “х”, Евроатлантический союз прижмет нас к своему сердцу и мы, войдя в роскошный дом, 500 лет строящийся на костях всего человечества, заживем наравне с его хозяевами.
Опасное и роковое ожидание! В идее глобализации под эгидой США нам райского местечка никто не отводит. Выбираться из тяжелейшей ситуации придется одним или в союзе, с такими же обездоленными и сегодня отодвинутыми на периферию постиндустриального мира.
Поэтому вопрос об идеалах, ценностях и целях (но, подчеркну, истинных, а не притворных, не для публики) управляющих, о мотивах их личного поведения приобретает первостепенное значение для дальнейшей судьбы страны. Когда-то А.М. Горький в рассказе “Старуха Изергиль” пересказал притчу о Данко, который, когда люди его племени зашли в дебри, растерялись и началась паника, разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой”, освещая им путь, вывел людей на простор. Нечто похожее крайне необходимо сегодня для многонационального народа России. Только достойные, высокие цели, провозглашенные управляющими с сильной волей, способны поднять людей с колен, внушить им веру и вдохнуть в них активность.
В виду имеются, конечно, не очередные иллюзии типа построения светлого будущего или общества аутентичного служения Богу. Людям нужны прагматические, жизненно работающие идеалы, ценности и цели.
Смысл их, в общем, состоит в том, чтобы они:
а) вписывали нас в мировое сообщество, а не изолировали от него;
6) объединяли людей внутри страны, формировали социальное партнерство, реально обеспечивали экономический рост;
в) что-то несли каждому человеку и его втягивали в процессы созидания;
г) посредством своей реализации убеждали людей в их возможностях и силе.
Опять же вопрос не в новых программах и детальных прописях в них, чем готово заниматься бесчисленное множество советов, фондов, ассоциаций, партий и движений, устроивших для себя из перманентного программирования сытную кормушку. Ведь составлять легко, но выполнять трудно, тем более, когда программируют одни, а работать должны другие. Новые духовные начала могут заложить только люди дела, кто действительно управляет теми или иными процессами. И задача такая будет решаться тогда, когда дух вдохновения и возвышенных помыслов проникнет в тех, кто реально владеет властью и готов использовать ее на благо народа.
В ресторане за один столом сидела две мамы и столько-же дочерей. Официант подал к столу три кофе, и при этом всем досталось по чашке. Как это возможно?
Статью подготовил категорийный менеджер по работе с ключевыми клиентами Умберг Эмиль Дмитриевич. 
