Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. Связаться с автором
Как известно, 23 и 25 августа 1991 г. и 6 ноября 1991 г. Президент РСФСР Б.Н. Ельцин издал Указы о приостановлении деятельности, а затем роспуске КПСС и КП РСФСР.
С этого начался антисоциалистический государственный переворот в нашей стране.
В связи с этим группа депутатов Верховного Совета РСФСР обратилась в Конституционный Суд РСФСР с ходатайством о признании этих Указов неконституционными. В этот же период другая группа депутатов обратилась в тот же Суд с заявлением признать деятельность КПСС и КП РСФСР неконституционной.
Так возникло известное дело «О КПСС». В ходе его рассмотрения Конституционный Суд должен был решить ряд сложных юридических вопросов и среди них вопрос о конституционной ответственности КПСС и КП РСФСР.
Этой проблеме и посвящен отрывок из книги «Дело КПСС» в Конституционном Суде».
Юридическая ответственность партии. В ходе судебного разбирательства становилось очевидным, что если президентские Указы будут признаны Судом неконституционными, то в силу ст. 65 Закона о КС они считаются недействующими. Но каковы будут последствия для партии, если ее признают неконституционной? Ни в Конституции, ни в упомянутом Законе об этом ничего не говорилось. Последовали жаркие дебаты.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
В период рассмотрения дела действовала часть II ст. 7 (в редакции 1 ноября 1991 г.) Конституции РФ, где было сказано: «Не допускается создание и деятельность партий и движений, имеющих целью насильственное изменение советского конституционного строя и целостности социалистического государства, подрыв его безопасности, разжигание социальной, национальной и религиозной розни». В ст. 3 Закона СССР «Об общественных объединениях» в сущности, была та же формула, но в несколько расширенной редакции. В частности, там было также сказано о недопустимости пропаганды войны, насилия и жестокости, совершения иных уголовно-наказуемых действий. В сущности, здесь были изложены юридические основания признания партии неконституционной. Что же они означали? И достаточны ли они для того, чтобы Суд имел возможность сделать соответствующие выводы?
Если лицо или организация совершили противоправные действия, то они должны быть привлечены к юридической ответственности. Это известная юридическая аксиома. Но означает ли применение Судом ст. 7 Конституции к КПСС, что речь идет о ее юридической ответственности или это меры пресечения незаконной деятельности? Влечет ли не конституционность партии юридическую ответственность? По этому вопросу в Суде выявились четыре позиции.
Первую из них я пытался обосновать 14 июля: «Конституционная ответственность может быть оценена как результат развития общетеоретических понятий о правовой ответственности... Ответственность — это реализация правовой санкции, а конституционная ответственность — это реализация конституционной санкции. В данном случае ее должен применить
Конституционный Суд... Конституционная ответственность, конечно, может быть только в том случае, если имеет место состав конституционного правонарушения... Что сюда входит? Объективная сторона, требуется, конечно, субъективная сторона... и необходим субъект правонарушения...».
Далее я сказал: «Для конституционной ответственности необходимы, прежде всего, нормативные основания, т.е. юридические нормы, которые точно определили бы основания процедуры применения государственного принуждения. И, во-вторых, необходимо фактическое основание». Продолжая, я спросил: «Существует ли у нас нормативное основание для конституционной ответственности политической партии, в частности, КПСС? Некоторые нормы есть: статьи 161 1, 165, 7 ч. II Конституции. Но все дело в том, что ни в Законе о КС, ни в Конституции нет четкого раскрытия конституционности и конституционной ответственности. И, наконец, самое главное — нет санкции... Позавчера уважаемый господин Макаров... просил Суд предотвратить восстановление Коммунистической партии, принять целый ряд мер. Возникает вопрос — откуда господин Макаров взял эти меры, из какой нормы Конституции он вычитал эти нормы?.. Мы страна романо-германской системы. Это значит, что всякий государственный орган, в том числе и КС, при принятии какого-либо решения должен опираться на определенную норму права».
Изложение этой теоретической позиции вызвало ряд уточняющих вопросов судьи Э.М. Аметистова. Пытался что-то сказать и судья Г.А. Гаджиев, но В.Д. Зорькин заявил судьям: «Не надо дискутировать, я прошу Вас. И задавайте вопросы, Феликс Михайлович, они почувствовали вкус к теории и вспомнили свою предшествующую деятельность». В этой дискуссии меня поддержал В.Д. Филимонов, он подробно говорил о составе правонарушения, который может быть основанием юридической ответственности, в частности конституционной и «различаются понятия «правонарушение» и «состав правонарушения». Когда мы говорим о правонарушении, то всегда подчеркиваем один обязательный тезис: это деяние противоправное. Состав правонарушения это понятие раскрывает. Если нет нормы, где сформулирован состав правонарушения, то никакой ответственности быть не может». Таким образом, мы сформулировали позицию: в Законе нет состава правонарушения, следовательно, нет и ответственности, поэтому юридически недопустимо применять к КПСС санкции, которые к ней применил Президент. В принципе эта позиция была поддержана О.О. Мироновым и юридически обоснована экспертом Ю.П. Еременко.
Вторую позицию по вопросу об ответственности высказал наш представитель Б.Б. Хан Гельдыев. Он говорил, что нет понятия конституционной ответственности, есть только 3 вида ответственности: гражданско-правовая, административная, уголовная и в трудовом праве — дисциплинарная и материальная. Этот вопрос не разрешен в законодательстве, и нет ни одного слова в Конституции. Не конституционность, добавил он, это нарушение таких основ, как республиканская форма правления, народовластие и федерализм. По его мнению, ст. 7 Конституции предусматривала не санкции за правонарушение, а меры пресечения против партий, нарушивших Конституцию. Он также считал, что президентские Указы неконституционны, но обосновал это с других юридических позиций.
Третья точка зрения на рассматриваемый вопрос была высказана профессором В.Д. Филимоновым в заключительном выступлении 12 ноября. По его мнению, конституционная ответственность партии возможна в двух видах: штрафной и право-восстановительной. Первая может быть применена на основании специальной нормы, определяющей состав правонарушения и санкцию. КПСС и КП РСФСР не могут быть подвергнуты штрафной ответственности, т.к. нет оснований для этого, но они могут нести право-восстановительную ответственность (т.е. восстановление Судом нарушенного права) за нарушение любой нормы Конституции. Она может заключаться в признании неконституционными конкретных действий. В.Д. Филимонов подверг критике утверждение профессора В.М. Савицкого в опубликованной в период процесса статье о том, что речь идет не о привлечении партии к юридической ответственности, а лишь констатации Судом юридического факта неконституционное™. Это неверно, говорил В.Д, Филимонов, ибо если Суд и устанавливает факт, то в этом решении есть оценочный момент, который выходит за рамки лишь познания факта.
По моему мнению, признание неконституционное™ партии есть, конечно, с позиции общей теории права юридический факт. Но он влечет за собой правовые последствия, связанные с необходимостью установления целой группы юридических фактов, связанных с ответственностью партии. Ведь процесс выявления юридической ответственности всегда состоит в установлении суммы юридических фактов. Если же считать, что этот факт не порождает никаких последствий, то это не юридический факт.
Эксперт В.А. Ржевский высказал 29 сентября четвертую точку зрения по поводу конституционной ответственности. Он напомнил, что ответственность может иметь не только ретроспективный характер (т.е. ответственность за правонарушение), но и перспективный (например, ответственность депутата перед избирателями). Следует сказать, что теоретически он был прав, но практического значения для данного дела эта точка зрения, по-моему, не имела. Прагматический смысл был в другом суждении эксперта: схематизм состава правонарушения может отсутствовать. Правда, аргументов Владимир Алексеевич не привел. Но не означало ли это, что он готов признать ответственность партии без установления вины, субъектов ответственности и других элементов состава правонарушения?
В своем решении КС признал, что «санкции в связи с неконституционной практикой политических партий были предусмотрены в новой редакции ст. 7 Конституции РФ, согласно которой не допускается, а значит должна быть пресечена деятельность партий, других общественных организаций, имеющих конституционно запрещенную направленность». Следовательно, КС, говоря о санкциях, как будто признал, что в данном случае речь должна идти о конституционной ответственности партии.
Правда, вывод Суда был все же неожиданным. Если в Конституции сказано «не допускается», то почему это однозначно рассматривается как «должна быть пресечена»? Ведь не допустить можно различными способами; предупреждением, возложением обязанности в определенный срок
исправить нарушение закона, временной приостановкой деятельности и т.д. А КС написал сразу же «пресечь»! По моему мнению, в данном случае КС взял на себя функции законодателя, сформулировав санкцию, отсутствующую в законе. По этому поводу судья КС В.О. Лучин отметил в своем особом мнении, что ст. 6, 7 Конституции не образуют состава конституционного правонарушения, а институт ретроспективной ответственности партии не применим в данном случае.
Субъект юридической ответственности. Большие споры вызвал вопрос о субъекте конституционной ответственности. И здесь выявились разные позиции. С.М. Шахрай, А.М. Макаров утверждали, что вся партия должна быть признана неконституционной. В принципе они отвергали точку зрения, что речь идет о конституционной ответственности, но, по существу, они исходили из того, что партия — единый субъект правоотношений.
Эксперт С.А. Авакьян в своем заключении обратил внимание на внутреннюю противоречивость позиции сторонников Президента по вопросу о субъектах ответственности. В Указе говорилось, что ответственность за исторический тупик лежит на руководящих структурах КПСС. А далее следовал вывод о роспуске структур КПСС. «Произошла подмена тезиса, и вина руководящих структур КПСС была перенесена на все», — писал эксперт.
Другая выдвинутая в процессе позиция состояла в дифференцированном подходе к проблеме ответственности партии. Эксперт И.П. Ильинский признал в своем заключении «обоснованным признание антиконституционной деятельности руководящих структур КПСС», но «вряд ли юридически обоснованным было бы признание анти конституционности всей партии». Более последовательно эту позицию развивал В.А. Ржевский. «Я хотел бы четко поставить вопрос о концепции двух партий», — заявил он 29 сентября Суду. Он говорил об институционной раздвоенности партии: в лице первичных организаций выступала общественная организация, а в лице «территориально централизованных структур была реально существующая руководящая сила, которая действительно составляла часть государственного механизма. Это «две отчужденные друг от друга организации, имеющие различный статус, два субъекта ответственности и различные основания и даже виды ответственности».
Как я писал выше, партийный аппарат отделял от первичных организаций в своем заявлении О.Г. Румянцев, что с большими оговорками признавал также эксперт В.А. Туманов, но при этом они отстаивали необходимость признания всей партии неконституционной.
Идею дифференцированного подхода к вопросу о не конституционности партии выдвигал и я в своем выступлении 14 июля, когда говорил о 5, а не 2 элементах ее внутренней структуры. Однако в отличие от В.А. Ржевского я не обосновывал искусственную, на мой взгляд, концепцию двух «отчужденных организаций» под эгидой КПСС и защищал ее конституционность в целом. Представители первой и четвертой сторон пытались опровергнуть этот вывод эксперта. В.С. Мартемьянов спросил: «Вы разделили партию на две части, считаете это юридическим фактом. Пожалуйста, объясните». Эксперт ответил: «Я не разделял партию на две части. Отчуждение произошло... как фактическое обстоятельство». «Только юридические факты порождают отношения», — возразил Валентин Семенович. Смысл их теоретического поединка состоял в следующем. В.А. Ржевский стремился доказать, что фактический отрыв парткомов от первичных организаций (а эти тенденции действительно в жизни существовали) позволяет Суду сделать юридические выводы против парткомов. В.С. Мартемьянов же исходил из того, что поскольку партия была юридически единым целым, такой подход является несостоятельным с правовой точки зрения. Думаю, что он был прав.
Ю.М. Слободкин привел другой аргумент. «Скажите, пожалуйста, — спросил он эксперта, — а как оценивать деятельность партийных оргструктур (я возьму только один исторический отрезок времени), которые гибли в партизанских отрядах, в подполье, на фронте, шли на виселицу? Это ведь... были работники различных горкомов, обкомов, ЦК партий союзных республик. Вы что, хотите историю объявить неисторичной?»
«Я преклоняюсь перед ними, — ответил эксперт. — И ничего подобного не заявлял». И в заключение добавил: «Нельзя огульно всю партию объявлять неконституционной». По моему мнению, коренная ошибка В.А. Ржевского заключалась в том, что все руководящие структуры партии он объявил частью государственного аппарата. В действительности ими были фактически, выражаясь словами эксперта Б.М. Лазарева, только государственно-подобные подразделения этих структур (например, отраслевые отделы парткомов). Партийные съезды, пленумы парткомов ими никогда не были. Огульного подхода Владимир Алексеевич не избежал.
Когда Слободкин задавал этот вопрос, я вспомнил о весьма популярной в 4050х гг. книге Федорова «Подпольный обком действует», где описана мужественная борьба черниговских коммунистов во время гитлеровской оккупации. Смысл его вопроса был ясен: нельзя огульно запрещать все руководящие партийные структуры, поскольку в основном их деятельность не противоречила Конституции. Деятельность многих партийных работников, направленная на развитие демократии, улучшение жизни людей, не может быть расценена как антиконституционная.
Существовала еще одна точка зрения, связанная с поисками субъектов юридической ответственности.
Уличая 14 июля наших процессуальных противников в элементарных логических ошибках, в софистике, я говорил, что действия лиц, которые входили в бюрократическую верхушку страны, ее отдельных партийных руководителей, государственных чиновников, представителей хозяйственной и торговой номенклатуры... приписываются всей коммунистической партии. Смысл нашей позиции состоял в том, что мы отвергали возможность признания партии субъектом ответственности в данном деле. «Наша позиция состоит в том, — говорил Ю.М. Слободкин 22 октября, — что за конкретные преступные деяния должны нести ответственность конкретные физические лица. И практически многие из них такую ответственность понесли, вплоть до исключительной меры наказания. В частности, Абакумов был расстрелян по приговору Суда за злодеяния и нарушения законности... Всякие попытки обвинить партию в этих нарушениях и подвести базу юридическую для коллективной ответственности являются негуманными».
Эксперт А.С. Салуцкий, проведя глубокий политологический анализ событий, пришел в своем заключении к следующим выводам: «На фоне глубокого раскола КПСС в ее руководящем ядре сформировалась особая группа политиков, совмещавших свои высокие партийные посты с аппаратными должностями в структуре президентской власти... Горбачев грубо нарушал Устав КПСС. Поэтому его группу невозможно идентифицировать ни с партией в целом, ни с руководящими органами КПСС. А властные-то функции в государстве осуществляла именно она». Эту группу А.С. Салуцкий назвал катерией (т.е. сплоченной группой, преследующей узкогрупповые, своекорыстные цели). Анализируя показания свидетеля Лациса о борьбе прогрессивного и консервативного крыльев в партии, эксперт спросил: «Если в партии было два противостоящих крыла, — какое из них совершало антиконституционные действия. Консерваторы? Но после отмены 6й статьи они были лишены главных властных функций... Но если Конституцию нарушали прогрессист Горбачев и дедушка русской демократии Яковлев, то, причем тут КПСС? Ведь Яковлева из партии исключили. Можно ли в этой ситуации говорить о КПСС как едином субъекте конституционной ответственности?». Таким образом, группировка Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе несет ответственность за случившееся. Особую точку зрения по вопросу о субъекте ответственности высказал эксперт П.М. Еги-десАбовин: ими являются «десять человек, которые растрясли мир»: Горбачев, восемь гэкачепистов и Ельцин...
Особая тема, которая была подвергнута исследованию в Суде: политбюро как субъект конституционной ответственности. Вопрос стоял так: можно ли рассматривать решения политбюро (особенно секретные) как проявление воли всей партии?
Как я уже писал выше, Л.С. Вартазарова, давая свидетельские показания 30 июля, заявила, что только решения съездов и пленумов ЦК можно рассматривать в таком качестве. Что же касается постановлений политбюро, то надо изучить каждое из них, чтобы сделать правильный вывод. Эту точку зрения, в сущности, подтвердили даже свидетели, которых наша сторона в Суд не приглашала. «Партия — это одно, ЦК — это другое, политбюро — это третье, а генсек и секретари — это четвертое», — говорил свидетель В.В. Бакатин. Вопрос судьи Ю.Д. Рудкина к свидетелю А.Н. Яковлеву: «Чья воля выражалась в решениях, принимаемых Политбюро в тот период, когда Вы работали в этом органе? Членов политбюро или всё-таки всех коммунистов?» Ответ свидетеля: «Нет, я думаю, что всё-таки выражалась, прежде всего, воля самого Политбюро». Показания указанных свидетелей имели особое значение для дела. На мой взгляд, они сводили на нет попытки наших противников подменить ответственность политбюро ответственностью всей партии.
Вопрос о соотношении ответственности конкретных лиц и ответственности партии всесторонне осветил судья КС Б.С. Эбзеев в своем особом мнении: «Партия не может нести ответственности за правонарушения, включая самые тяжкие преступления, совершенные людьми, придерживающимися или считающими, что они придерживаются коммунистических убеждений, и состоят в компартии, если такие правонарушения прямо не предписывались учредительными и иными общеобязательными для ее членов актами партии или не вытекали непосредственно из членства в партии в силу устойчивой традиции или сложившегося обычая внутрипартийной жизни». Б.С. Эбзеев также отметил, что в принципиальном плане возможна была и проверка конституционных действий высших лиц партии, если бы ходатайствующая сторона просила об этом. Правда, Борис Сафарович оговорился, что такая постановка вопроса в то время была «гипотетичной и беспредметной...» Увы, Румянцев и. К" и не могли ставить вопрос, таким образом, ибо весь смысл их ходатайства в том, чтобы выгородить и обелить таких лиц, как Горбачев, Яковлев, Ельцин. По моему мнению, КС и сам мог дать конституционную оценку их действиям, подобно тому, как оценивал действия руководящих структур партии. В своем итоговом решении КС признал все же субъектом конституционной ответственности в данном деле не КПСС и КП РСФСР, а их руководящие структуры. Таким образом, он согласился с позицией экспертов И.П. Ильинского, В.А. Ржевского. В результате этого решения тысячи честных партийных сотрудников, соблюдающих конституционные нормы, оказались работающими в каких-то «неконституционных структурах». И их огульно причислили к тем, кто действительно нарушал Конституцию, но ушел от ответа.
Правонарушение без вины? Одна из общепризнанных юридических аксиом гласит: «Никто не может быть признан правонарушителем без вины». Это положение вытекает из ст. 9 французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г., п. 2 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 65 Конституции РСФСР. Существо этого вопроса состоит в том, чтобы выяснить, была ли партия виновна в антиконституционных действиях, которые ей приписывались. Осознавали ли члены партии и ее руководители неконституционный характер этих действий, если они имели место? И если осознавали, то действовали ли умышленно или неосторожно? Подробнее об этом — в последующих главах, а здесь будут освещены только общетеоретические вопросы.
Прежде всего, необходимо сказать, что менталитет российских народов, их духовность вытекают скорее из нравственных правил и велений совести, нежели из правосознания и юридических норм. Таковы исторические особенности нашей страны. Весьма характерен в этом смысле такой эпизод.
Наш представитель В.В. Калашников спросил у свидетеля А.И. Вольского: «Вы считали свою работу конституционной?» Последний ответил: «И даже не думал над этим!». Бывший глава Советского правительства Н.И. Рыжков сказал так: «Как мы могли нарушать Конституцию? Тот, кто нарушал Конституцию, тот в тюрьме сидел... Мы были законопослушные люди». Впрочем, в своей книге, представленной в суд С.М. Шахраем как доказательство против КПСС, Н.И. Рыжков рассказывает как партийные работники ЦК, принижая роль Совмина, командовали «беззастенчиво и отнюдь не всегда профессионально, умно, с пользой для дела». Свидетели — бывшие лидеры партии — не видели в этом противоречий. «Такой была в то время наша Конституция, — говорил 5 октября А.И. Долгих,— такой была ваша партия до 14 марта. Более того, это был образ жизни».
Что касается рядовых членов партии, то уровень их правового сознания соответствовал уровню обыденного правосознания. Свидетель А.А. Денисов поведал Суду 30 июля, как он, будучи в 50е гг. членом избирательной комиссии, поражался тому обстоятельству, как мало люди вычеркивали при тайном голосовании из бюллетеней имена кандидатов, хотя фактически такая возможность была. «Очевидно, — говорил свидетель, — таким был уровень правосознания, таково было наше воспитание, таков был, если хотите, уровень или понимание демократии в нашей стране. Поэтому трудно предъявлять претензии к тому, что кто-то своей злой волей насадил то, что здесь было». Думаю, что свидетель был прав. К этому следовало бы добавить высокое доверие, которое общество в те времена оказывало партийному руководству.
Эту точку зрения активно опровергал свидетель В.К. Буковский. Он считал, что рядовые члены партии виновны во всем, что происходило в стране, ибо «нельзя... пользоваться привилегией, даже небольшой привилегией, которое дает членство в КПСС, но в то же время не быть ответственным за то, что эта организация делает». Свидетель игнорировал, по моему, два обстоятельства: во-первых, подавляющая часть рядовых членов партии не имела никаких привилегий. И, во-вторых, многие решения политбюро, ответственность за которые наши процессуальные противники возлагали на всю партию, были секретными, и партия о них просто не знала. И здесь мы переходим к другому аспекту вопроса: о вине партии как элементе состава правонарушений. Общеизвестно, что любое лицо или организация могут быть признаны виновными в совершении правонарушений, если будет установлено, что они знали об этом правонарушении и осознавали, что действия, ими совершенные, неправомерны.
В своем выступлении 14 июня наш представитель В.Д. Филимонов напомнил Суду известную уголовно-правовую концепцию А.Я. Вышинского, суть которой состояла в том, что членом преступной организации мог быть признан и тот, кто не знаком со всеми ее планами и акциями. Нести ответственность за то, о чем и не помышлял! Эта теория известна как образец постыдного попрания элементарных представлений о законности и справедливости. Позиция наших процессуальных противников строилась по меркам такой теории. Они засыпали Суд грудами выписок из самых секретных протоколов, шифрограмм и других бумаг (точнее: их копий) политбюро, о которых в партии никто не знал, и пытались использовать их как доказательство вины всей партии. В частности, на таких документах строилось обвинение КПСС в организации ГКЧП. Эти документы не читал, не обсуждал ни один рядовой коммунист, о них не знало и большинство партийных функционеров. На вопрос судьи Ю.Д. Рудкина 28 июля С.А. Ковалев ответил: «Мне не известно ни одного случая, чтобы партийные собрания обсуждали меры пресечения проявления свободного духа. Я убежден, что от многих членов партии мероприятия такого рода скрывались».
Свидетель В.М. Фалин заявил 8 октября Суду: «Что касается секретных протоколов 1939 г., то... партийные органы никакого участия в разработке тех документов не принимали...». Наши процессуальные противники достигли вершины абсурдности, когда представили в КС сверхсекретные документы Сталина и Берии 1940 г., связанные с Катынскими событиями, о которых не знали даже члены политбюро всех составов от 1940 до 1990 гг. По поводу указанных документов я говорил в КС 16 октября: «Когда речь идет о конституционности партии, может ли... партия нести ответственность за какие-то сверхсекретные материалы, которые лежат в каком-то железном ящике, о которых знают один-два человека?» Не стану здесь оправдывать эту манию секретности, которая господствовала среди парт чиновников. Когда-то К. Маркс писал: «Всеобщий дух бюрократии есть тайна, таинство. Соблюдение этого таинства обеспечивается в ее собственной среде ее иерархической организацией, а по отношению к внешнему миру — ее замкнутым корпоративным характером»3. В КС мы рассматривали эти вопросы с точки зрения исследования доказанности вины партии. И выводы здесь были совершенно однозначными: не было вины партии в правонарушениях, совершенных отдельными лицами, входившими в состав ее руководства; партия и ее члены не могут нести ответственности за действия, о которых они полностью или недостаточно осведомлены и которые они заранее не одобряли.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
