Как уже отмечалось ранее, правоприменение входит в содержание правореализации и играет весьма важную роль. Правоприменение образует своеобразный уровень реализации норм процессуального права в регулятивных и обеспечительных правоотношениях, не подменяя их, но способствуя их успешному течению и завершению.
Сама по себе категория «применения права» неоднократно подвергалась анализу представителями юридической науки. Отправным в понимании правоприменительной деятельности является то, что норму права нельзя применять по отношению к собственному поведению. В юридической литературе обоснованно подчеркивается, что деятельность подобного рода имеет специальную направленность на претворение права в жизнь, правоприменительные органы оказывают специальную помощь в реализации прав и обязанностей другими субъектами права.
Пожалуй, не было особой необходимости останавливаться на характеристике правоприменения, если бы данная проблема не имела специфического преломления в трактовке реализации процессуально-правовых норм.
В общей теории права правоприменение обычно рассматривают как категорию, равнозначную индивидуально-правовому регулированию, либо индивидуально-правовое регулирование называют одной из возможных функций правоприменения. Типичным является определение применения права как властной индивидуально-правовой деятельности, которая направлена на решение юридических дел. Неубедительно выглядят попытки не признавать за правоприменительной деятельностью качества регулирующей, недостаточно обоснованными — возражения против этимологической ценности термина «индивидуально-правовое регулирование». На наш взгляд, обе позиции не имеют достаточных оснований.
По нашему мнению, индивидуально-правовое регулирование — более широкая по своему объему категория, чем правоприменение (последнее выступает лишь как один из вариантов этой деятельности).
В самом общем виде индивидуально-правовое регулирование может быть охарактеризовано как упорядочение общественных отношений путем властного решения специальными органами конкретных дел в пределах своей компетенции, в ходе которого реализуются прежде всего правовые предписания, закрепляющие отдельные полномочия этих органов. Например, Президент РФ назначает какое-либо лицо послом в конкретную страну; Правительство РФ поручает определенному министерству подготовить проект нормативного правового акта по специально указанному вопросу; Министерство культуры РФ регистрирует конкретный факт пропажи (или утраты, или хищения) культурных ценностей и обеспечивает оповещение государственных органов и общественности в Российской Федерации и за ее пределами об этом факте и т. д. В подобных случаях индивидуально-правовое регулирование не сопряжено с правоприменением.
Иное дело, когда индивидуально-правовое регулирование направлено на установление наличия (отсутствия) фактов и обстоятельств, имеющих юридическое, а в ряде случаев — доказательственное значение и обозначенных в гипотезах правовых норм; когда установление наличия (отсутствия) фактов и обстоятельств служит конкретизации объема субъективных прав и обязанностей при подведении конкретного отношения под диспозицию правовой нормы; когда происходит установление наличия (отсутствия) фактов и обстоятельств правонарушений с целью реализации санкции правовой нормы. В этих трех случаях индивидуально-правовое регулирование выполняет в процессе реализации права специальные функции, и их правомерно обозначить термином «правоприменение».
Эти функции выражаются в:
• более точном определении юридических позиций субъектов правоотношения, поскольку в процессе участвует компетентный в вопросах права орган;
• более объективно (так как дело рассматривается незаинтересованным органом) оцениваются факты, с которыми связано наличие прав и обязанностей у субъектов реализации;
• арсенал средств для нормализации процесса реализации увеличивается, появляется возможность использования силы государственного принуждения;
• субъекты после применения норм права руководствуются не только соответствующей юридической нормой, но и основанным на ней актом применения права, что как бы усиливает урегулированность данного правоотношения;
• в акте применения часто заключено наиболее целесообразное в создавшейся ситуации решение вопроса.
Указанные законодателем обстоятельства, вызывающие потребность в правоприменении, достаточно часто встречаются в правореализационной практике. И неудивительно, что усилия представителей юридической науки долгое время были сосредоточены на изучении только указанных трех случаев индивидуально-правового регулирования, сведя его тем самым лишь к правоприменению. С другой стороны, не решает, по нашему мнению, проблемы и включение в содержание категории «применение права» властной деятельности органов государственного управления, направленной на решение конкретных вопросов в области хозяйства, если она не имеет такого организующего воздействия на реализацию других правовых норм, а представляет собой лишь воплощение в жизнь требования тех норм, которые закрепляют полномочия данных органов государственного управления.
Вывод о том, что в сфере правореализации не всякая властная индивидуально-правовая регламентация общественных отношений представляет собой правоприменение и четкое указание на те случаи, когда налицо правоприменительная деятельность, имеет прямое отношение к исследованию реализации процессуальных норм. Существует острая необходимость в использовании общетеоретических положений для объяснения реализации процессуально-правовых норм, необходимость определения целесообразности «перенесения» их в процессуальную сферу.
Дело в том, что в свое время были высказаны самые разноречивые суждения о возможности (невозможности) применения норм процессуального права. Так, для уголовно-процессуальной литературы было характерно признание применения процессуальных норм в качестве ведущего начала в системе возможных форм реализации норм процессуального права. Ряд ученых, имея в виду общую направленность процесса на применение норм, отличных по качеству от процессуальных, считали, что в процессе применения уголовно-процессуальных норм одновременно происходит всякий раз и применение норм уголовного права. С их точки зрения, квалификация преступления — это действия по применению уголовного закона.
Сторонники подобных позиций понимают применение права как особый способ реализации предписаний и дозволений, выражающий активную, направляющую и решающую деятельность компетентных органов государства в создании, изменении и прекращении уголовно-процессуальных отношений, направленную на осуществление задач уголовного судопроизводства.
Аналогичные высказывания имеются и в гражданско-процессуальной литературе. Эти суждения отражают очевидный для любого специалиста в области процесса факт, что в сфере юридического процесса наряду с иными его участниками действуют субъекты, наделенные властными полномочиями, которые во имя конечных целей — вынесения акта применения материального права — широко используют свои возможности воздействовать на ход процесса, на волю, активность других лиц, создавать надлежащие условия для этого. Но называя всю эту властную деятельность в процессуальной сфере «применением процессуального права», трудно, а порой и невозможно сопоставить такое применение со сложившимся в общей теории права пониманием этого вида (лишь одного из многих) властной деятельности компетентных органов. На это обращают внимание некоторые ученые-процессуалисты: «...хотя властное распространение предписаний уголовно-процессуального закона на поведение участников процесса характерно для правоприменения, нельзя не заметить существенную особенность этой деятельности, отличающую ее от других видов правоприменения, в частности, от применения уголовного закона.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Должностное лицо, распространяющее действие процессуального закона на поведение иных лиц, само является участником тех отношений, которые возникают в результате его властного волеизъявления, и таким образом организует реализацию закона как бы для себя, для выполнения своих собственных обязанностей (реализует обязанность произвести обыск, задержание, освидетельствование и т. д.)».
Не случайно поэтому специалисты в области общей теории права, распространяя общетеоретическое понятие «применение права» на область реализации норм процесса, утверждают, что процессуальные предписания, как правило, рассчитаны на один способ реализации — исполнение и не требуют по отношению к себе правоприменительного процесса, т. е. они не применяются, а должны только исполняться. Каких-либо убедительных примеров, когда в виде исключения применение процессуального права допускается, этими авторами не приводится.
На наш взгляд, не может принести плодотворных результатов попытка как преувеличить, так и приуменьшить значение правоприменения при реализации процессуальных норм. В ходе реализации этих норм встречаются обозначенные в законе обстоятельства (например, процессуальные правонарушения), которые влекут за собой необходимость во властной деятельности для официального подтверждения со стороны компетентного органа наличия (отсутствия) возникших субъективных прав, юридических обязанностей или ответственности у персональных лиц, а также для конкретизации объема последних на основе правовых норм в интересах их нормальной реализации. При этих ситуациях применение процессуального права неизбежно.
Можно привести немало примеров правоприменительных актов, встречающихся в юридическом процессе. Так, правоприменительными будут: определение суда об удалении подсудимого, который повторно нарушил порядок судебного заседания, а также аналогичное определение в процессе судебного разбирательства гражданского дела относительно лиц, участвующих в деле; постановление следователя о применении более строгой меры пресечения в отношении обвиняемого, нарушившего данную им подписку о невыезде; определение суда о назначении штрафа в отношении лица, виновного в нарушении определения об обеспечении иска, и т. д.
Весьма трудно доказать, что упомянутые акты применения процессуального права суть одновременно акты применения материального права. Содержание этих актов применения процессуальных норм таково, что нельзя не согласиться с мнением К. И. Комиссарова, когда он подчеркивает: «Отрицание возможности применения норм процесса равносильно отрицанию их способности к принудительному осуществлению, без которой они утратили бы свой правовой характер»1. В случае отсутствия обстоятельств, требующих правоприменения, по верному утверждению Ю. И. Мельникова, при реализации процессуальных норм «наблюдается такая общая закономерность, как согласованность (сообразование) собственного поведения субъектов процессуальных правоотношений с обращенными к ним предписаниями процессуальных норм».
Особенность здесь, думается, состоит в том, что среди этих субъектов, согласовывающих свое собственное поведение с требованиями обращенных к ним процессуальных предписаний, имеются облеченные властными полномочиями. Их деятельность одновременно может выступать как упорядочение процессуальных общественных отношений путем вынесения индивидуально-определенных государственно-властных решений по конкретному делу, относительно персональных лиц и, значит, быть индивидуально-правовым регулированием, которое не сопряжено с применением процессуального права. Примерами могут служить решение судьи арбитражного суда вызвать определенное должностное лицо для дачи объяснений по существу спора в стадии подготовки материалов к рассмотрению дела в заседании; вызов следователем по повестке конкретного лица (одного из многих), которому могли быть известны какие-либо обстоятельства, подлежащие установлению по делу; истребование судом от индивидуально определенного субъекта письменного доказательства в ходе подготовки дела к судебному разбирательству, удаление комиссией по делам несовершеннолетних несовершеннолетнего с заседания на время исследования обстоятельств, обсуждение которых может отрицательно повлиять на него, и т. д.
Иногда деятельность должностного лица, наделенного властными полномочиями в юридическом процессе, не является даже разновидностью индивидуально-правового регулирования общественных отношений, а носит, скажем, чисто контрольно-надзорный характер. В решении этого компетентного органа дается лишь оценка правомерности того или иного процессуального действия (например, следователь может избрать меру пресечения в виде заключения под стражу с санкции суда). Но нет достаточных оснований все эти (и множество подобных) властные действия (в данном случае суда) считать применением норм процесса. Такие действия относятся по своей сути к осуществлению судебного надзора, хотя орган правосудия в этом случае действует в рамках процессуального закона, реализуя предоставленные ему процессуальные полномочия. Это реализация процессуально-правовых норм, не сопряженная с применением норм процесса, а осуществляемая на уровне саморегулирования. Однако одновременно при этом осуществляется применение норм процессуального права следователем в отношении заключаемого под стражу.
Признавая принципиальную возможность применения норм процессуального права, обособляя его от других видов властных действий компетентных органов, следует четко обозначить его виды, остановиться на их специфике. Приведенные примеры процессуальных правоприменительных актов свидетельствуют о том, что в реализации процессуально-правовых норм имеет место применение санкций. Применение норм процессуального права в этих случаях отличается значительным своеобразием.
Когда процессуальное правонарушение совершается участником юридического процесса, не наделенным властными полномочиями (свидетели, эксперты, переводчики, стороны и т. п.), то наблюдается определенная «укороченность» процесса применения к ним санкций процессуальных норм. Это объясняется рядом причин, в частности, тем, что факты, порождающие необходимость применения процессуальной санкции, как правило, доступны непосредственному восприятию правоприменителя и в ряде случаев нет необходимости в доказывании их существования, а это предопределяет меньшую сложность процесса применения. С другой стороны, использование принудительной силы государства вызвано необходимостью правильного и быстрого разрешения дела по существу, поэтому применение процессуальных норм должно ускорять рассмотрение юридического дела, а не затягивать его. Кроме этого, если применение материальной нормы осуществляется субъектом, нейтральным к реализуемому отношению, то процессуальные нормы применяет компетентный орган, сам состоящий в связи с нарушителем юридического предписания и выступающий, с одной стороны, в качестве носителя прав и обязанностей, а с другой — органа, применяющего санкции к участникам процессуальных правоотношений.
Применение правовосстановительных санкций к самим компетентным органам направлено на устранение допущенных ими нарушений процессуального законодательства и их последствий. В частности, в гражданской процессуальной литературе отмечается, что сущность деятельности кассационных и надзорных судебных органов состоит в осуществлении контроля за работой нижестоящих судов и в устранении допущенных ими ошибок материально- или процессуально-правового характера, что обеспечивается применением гражданского процессуального права. В этих случаях применение санкций протекает не в сжатой форме, а в виде процесса с четкой регламентацией, и в этом состоит сходство упомянутой деятельности с применением норм материального права.
И все же можно заметить, что при отмене незаконного акта правоприменителю не вменяется в обязанность доказывание факта виновности лица, допустившего процессуальное правонарушение. Во всяком случае, в самом акте применения процессуального права обязательного обоснования этого не требуется. В результате несколько упрощается и ускоряется процесс правоприменения. «Принятие незаконного процессуального решения, — пишет Г. Н. Ветрова, — может быть допущено по вине должностного лица или органа (обычно в форме неосторожности) и в некоторых случаях — без вины. Незаконное решение подлежит отмене как в том, так и в другом случае». И это вполне закономерно. Так как в юридическом процессе от реализации одной нормы права зависит реализация множества других, отклонения от нормального функционирования процессуальных установлений, связанные с вынесением незаконного процессуального решения, могут вызвать целую цепочку неблагоприятных последствий. Значит, необходимо своевременно отменить незаконное процессуальное решение, аннулировать, признать юридически ничтожным все вытекающие из этого решения последствия, а если это необходимо — возместить причиненный ущерб, реабилитировать незаконно обвиняемого человека и т. д.
Однако это не означает, что виновные в нарушении процессуального закона остаются безнаказанными. Виновные в процессуальных правонарушениях будут привлекаться к соответствующей юридической ответственности. Факт вины должностных лиц в таких случаях доказывается в другом постановлении (определении), а не в правоприменительном акте, которым отменяются принятые виновными незаконные процессуальные решения. В целом можно признать, что специфика применения санкций процессуального права обусловлена особым характером как процессуальных правонарушений, так и установленных законом мер реагирования на них со стороны государства, а также тем, что правообеспечительное отношение, развитию которого способствует рассматриваемая правоприменительная деятельность, возникает внутри сложных форм правоприменения других правовых норм и оно должно подчиняться их потребностям и целям.
Применение норм процессуального права не исчерпывается применением санкций, как это считается отдельными специалистами в области юридического процесса. Можно обнаружить в юридическом процессе правоприменительную деятельность, которая направлена на установление наличия (отсутствия) фактов и обстоятельств, имеющих процессуально-правовое значение. Сложность рассмотрения этого вида правоприменения применительно к нормам процесса коренится в том, что одни и те же процессуальные действия выступают как бы в разных правовых «ролях», поскольку, с одной стороны, завершают один фактический состав, а с другой — порождают новые юридические последствия. Нередко в одном процессуальном документе содержатся как правоприменительное решение, констатирующее наличие (отсутствие) фактов и обстоятельств, имеющих значение по делу, так и то процессуальное решение (действие — волеизъявление должностного лица), которое должно вытекать из этой констатации; сам же этот процессуальный документ в целом может порождать множество следующих процессуальных правоотношений.
В качестве примера можно привести постановление следователя о возбуждении уголовного дела, в котором:
1) констатируется, что имеются достаточные данные, указывающие на признаки преступления (применение процессуального закона);
2) излагается решение возбудить по установленным фактам уголовное дело (юридические последствия правоприменительного акта).
Или возьмем определение судьи о назначении конкретного дела к слушанию, анализ которого показывает, что в этом процессуальном документе:
1) признается наличие фактов, свидетельствующих о достаточной подготовке дела;
2) принимается решение назначить дело к судебному разбирательству и т. д.
Такое применение процессуальных требований весьма своеобразно. Тем не менее без преувеличения можно сказать, что именно установление наличия (отсутствия) фактов и обстоятельств, имеющих процессуально-правовое значение, полномочными на то органами является тем, может быть, не совсем заметным «двигателем», от которого зависит и развитие всего процесса от одной стадии к другой, и обеспечение прав и законных интересов участников процесса, и достижение целей юридического процесса.
Большинство принимаемых решений по конкретным процессуальным вопросам — результат правоприменения, в ходе которого устанавливаются разнообразные факты и обстоятельства, необходимые для вынесения этих решений. Следует уточнить: не сами эти факты и обстоятельства порождают обязанность вынести то или иное решение компетентным органом, а именно их установление в ходе применения процессуального закона к конкретному случаю; и не решение, принимаемое должностным лицом на основе установленных фактов и обстоятельств (возбудить уголовное дело, назначить гражданское дело к разбирательству и т. д.), есть применение процессуального права, а именно сам процесс установления является таковым.
Установление фактов и обстоятельств, имеющих процессуально-правовое значение, как разновидность применения процессуального закона сопоставимо с отправным положением научного правоведения о правоприменении, указывающим на то, что норму права нельзя применять по отношению к собственному поведению. Ведь правоприменитель и в данном случае сопоставляет указание той или иной части процессуальной нормы с теми реальными конкретными жизненными обстоятельствами, которые выявлены по делу (достаточные данные, указывающие, скажем, на признаки правонарушений, появляются раньше констатации их следователем). То есть подобное правоприменение есть все основания считать той его разновидностью, сущность которой заключается в установлении наличия (отсутствия) фактов, имеющих доказательственное значение.
Столь же распространено в юридическом процессе правоприменение в виде установления наличия (отсутствия) фактов, имеющих юридическое значение, о чем говорилось ранее. Например, установление судом необходимости выполнения отдельных процессуальных действий на территории иностранного государства вынуждает его непосредственно соотноситься при помощи запроса с соответствующим судом другого государства (ст. 453 «Направление запроса о правовой помощи» УПК РФ).
При сравнении правоприменения в форме установления фактов, имеющих процессуально-правовое значение (как доказательственное, так и юридическое), с аналогичным в ходе особого производства следует обратиться к гражданско-процессуальной литературе. В ней определяются природа и цели применения материального права путем установления фактов и обстоятельств, имеющих юридическое и доказательственное значение. «Цель особого производства состоит в выявлении и констатации тех или иных обстоятельств, с которыми норма права связывает возникновение, изменение или прекращение у заявителя определенных прав и обязанностей. В особом производстве задача суда исчерпывается установлением наличия или отсутствия юридических фактов. ...Само по себе установление юридического факта или состояния еще не прекращает дальнейшего поведения заинтересованных лиц».
Сам же порядок установления фактов, имеющих материально-правовое значение, определяется в отдельной главе ГПК РФ (гл. 27).
Если проводить сравнение применения материального и процессуального права, ориентируясь на эти положения, то особенности применения в виде установления процессуально-правовых фактов могут быть сведены к следующему:
• процесс применения процессуальных норм характеризуется укороченностью и простотой, поскольку от его результатов прямо зависит своевременное продвижение юридического процесса;
• правоприменение осуществляется должностным лицом, которое специфическим образом заинтересовано в результатах установления наличия или отсутствия необходимых процессуально-правовых фактов, поскольку они прямо определяют дальнейшее поведение этого должностного лица в юридическом процессе;
• процессуально-правовые нормы только указывают на необходимость такого применения процессуального закона, не устанавливая подробно его порядка.
Самыми существенными среди указанных особенностей представляются специфическое положение и роль компетентного органа, устанавливающего наличие (отсутствие) процессуально-правовых фактов. В юридическом процессе правоприменитель устанавливает процессуальные факты и обстоятельства, хотя и не зависящие от его волеизъявления, но имеющие важное значение для развития всего юридического процесса, для совершения тех процессуальных действий, которые порождают множество процессуальных прав и обязанностей. Однако правоприменитель является чаще всего одновременно тем должностным лицом, от которого и зависит движение юридического процесса и на которое возлагается обязанность совершения процессуальных действий, вытекающих из применения процессуального закона. Этими процессуальными действиями чаще всего завершается фактический состав, порождающий субъективные права и юридические обязанности участников процессуальных правоотношений. Причем правоприменитель сам может стать участником процессуальных правоотношений, порожденных его властными действиями. Но эти властные действия и участие в процессуальных правоотношениях предписаны ему и всем остальным его участникам не правоприменительным актом, а процессуальным законом. Поэтому в таких случаях не усматривается применение диспозиций и санкций процессуально-правовой нормы. Здесь налицо лишь саморегуляция, выражающаяся в совершении после установления соответствующих фактов и обстоятельств правомерных действий сообразно требованиям процессуального закона.
В юридическом процессе возможны более сложные варианты связи применения процессуального закона в виде установления фактов и обстоятельств, имеющих юридическое значение, и последующих процессуальных действий. В качестве примера рассмотрим порядок назначения экспертизы. Следователь, установив, что по делу необходимы специальные познания (применение процессуальных требований), решает провести соответствующую экспертизу (осуществление своего полномочия), составив об этом постановление. В этом постановлении, кроме указанного решения, он персонально определяет эксперта (осуществление индивидуально-правового регулирования, не связанного с применением права), указывает вопросы, поставленные перед экспертом, и материалы, доставляемые в его распоряжение (применение диспозиции процессуальной нормы).
Правда, по общему правилу для реализации процессуальных норм не характерно применение их диспозиций. Объем, содержание субъективных прав и обязанностей участников процессуальных отношений в достаточной мере определенно зафиксированы законом, чтобы облегчить субъектам незамедлительное их осуществление при наличии требуемой ситуации. Интересы быстрого, конкретного, объективного рассмотрения дела, вынесения законного и обоснованного решения по нему требуют исключить такие ситуации, когда носителям субъективных прав и обязанностей приходилось бы обращаться к компетентному органу, чтобы он подтвердил наличие этих прав и обязанностей и уточнил их объем, тем самым содействуя их реализации. Беспрепятственная реализация многих процессуальных субъективных прав и обязанностей достигается здесь благодаря тому, что в процессуальных правоотношениях участвует субъект, наделенный властными полномочиями, который использует их во благо реализации всех процессуально-правовых норм.
Кроме этого, многие процессуальные права и обязанности возникают после осуществления этих властных полномочий, а те, в свою очередь, могут быть реализованы лишь после установления должностными лицами соответствующих фактов и обстоятельств, имеющих значение по делу.
Все это свидетельствует о существенном влиянии установления наличия (отсутствия) фактов, имеющих процессуально-правовое значение, на реализацию процессуально-правовых норм. Если применение санкции в юридическом процессе способствует нормализации, восстановлению правореализационных процессов, а также предупреждению возможных отклонений от процессуально-правовых требований в будущем, то правоприменение в виде установления наличия (отсутствия) фактов, имеющих процессуально-правовое значение, позволяет должностному лицу принять единственно верное в создавшейся ситуации и обоснованное результатами правоприменения решение, направляя тем самым ход и развитие всего юридического процесса в целом, обеспечивая права и законные интересы иных участников процесса, содействуя достижению целей юридического процесса по данному конкретному делу.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
