Главная » Юристу »
Признание долга как основание перерыва течения срока исковой давности
Признание долга как основание перерыва течения срока исковой давности
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. Связаться с автором
Понятие и виды действий, свидетельствующих о признании долга
Как известно, по спорам, в которых одной или обеими сторонами являются граждане, течение срока исковой давности прерывается совершением обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга (ст. 86 ГК РСФСР). Из изложенного правила следует, что перерыв исковой давности признанием возможен, если правоотношение существует между гражданами или гражданином и юридическим лицом. В отношениях между юридическими лицами перерыв исковой давности признанием долга не допускается. Использование в законе термина «долг» отнюдь не означает, что речь идет только об обязательственном правоотношении. Он здесь имеет более широкий смысл — любая гражданско-правовая обязанность в том числе и вещно-правовая.
О признании долга свидетельствуют конкретные действия. Но если с ними связан определенный правовой результат в виде перерыва исковой давности, то это значит, что они юридические факты, относящиеся к правомерным действиям. На этом основании можно определить признание как юридическое действие обязанного лица, предназначенное (чаще адресованное) правомочному лицу, подтверждающее наличие между ними правоотношения и вызывающее в силу закона (ст. 86 ч. 2 ГК) перерыв исковой давности.
Поведение, свидетельствующее о признании долга, может представлять собою волеизъявление (сообщение) и действие материального свойства, т.е. исполнение долга. Волеизъявление может состоять: в обещании погасить долг, вернуть вещь, выполнить работу, оказать услугу, в просьбе об отсрочке, рассрочке или освобождении от долга, в уведомлении о причинах задержки исполнения, выдаче долговой расписки, которую ранее кредитор от должника не получил, предложении дать какую-либо вещь в залог или установить иной способ обеспечения обязательства; в просьбе разрешить перевод долга и т.д. К действиям второго рода относятся: погашение части долга, в том числе путем внесения денег в депозит нотариальной конторы; уплата процентов по просроченному долгу (ст. 226); выполнение части работы, услуг, доставление некоторых вещей из состава тех, которые обязан вернуть должник; передача кредитору какого-либо имущества в залог; предъявление обязанной стороной встречного требования (меньшего по размеру) к зачету (ст. 229 ГК), что подтверждает признание первоначального требования, и т.д.
Во всех названных случаях течение исковой давности прерывается. Исключение составляет правоотношение собственности, в котором требование возврата государственного имущества исходит от государственной организации. Здесь не может быть перерыва течения исковой давности признанием гражданина, так как согласно ст. 90 ГК давность на эти требования вообще не распространяется. Признание, касающееся нарушения личных неимущественных прав, таких как право авторства, право на честь и достоинство и др., также не служит основанием для перерыва течения исковой давности, за исключением случаев, предусмотренных в законе. К ним относятся споры об авторстве и приоритете на рационализаторские предложения, поскольку на них распространяется трехлетний срок исковой давности со дня выдачи удостоверения (п. 147 п/п 2 Положения об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях). Перерыв исковой давности здесь вызывается действиями юридического лица или гражданина, свидетельствующими о признании обязанности, вытекающей из нарушения права авторства или приоритета.
Если частичное исполнение обязательства, в частности оплата денежного долга, происходит с оговоркой, например, должник сообщает, что этим платежом он погашает свое обязательство, то давность, согласно правилу ст. 86 ч. 2 ГК, не прерывается, так как оговорка означает, что обязательство, по его мнению, не сохраняется (хотя в действительности оно целиком не исполнено). Оговорки бывают и менее категоричными, вносящими элемент спорности и ставящими под сомнение факт признания, однако не исключающими его. Если кредитор в надежде на исполнение обязательства после признания с оговоркой пропустит срок исковой давности, то он может в данном случае возражать против ее применения. Суд, исходя из содержания оговорки, решает вопрос о том, наступил ли перерыв исковой давности или не наступил, нет ли уважительных причин для восстановления срока исковой давности.
Юридическая природа действий, в которых выражено признание долга, в гражданском праве должным образом не раскрыта. Признание — юридический факт. Но к каким видам правомерных действий оно относится? Что это — сделка или юридический поступок? Ответ на эти вопросы можно дать с учетом выделенных выше двух видов действий, в которых выражается признание, волеизъявления и частичного исполнения обязательств.
Поскольку сделка — это действие, направленное на установление, изменение или прекращение правоотношений, то признание долга в виде волеизъявления нельзя считать сделкой. Оно не направлено даже на изменение правоотношения, а лишь подтверждает существующее. Подавляющее большинство лиц, признающих свой долг, не имеют в виду перерыва течения исковой давности, поскольку не знают этого правила. Они подтверждают наличие обязанности или тот юридический факт, из которого эта обязанность возникает — договор, причинение вреда, неосновательное приобретение и т.п. Отсюда напрашивается единственно возможный вывод, что признание в виде волеизъявления — не сделка, а правомерное действие. Известно, что правомерные действия, вызывающие правовой результат независимо от направленности воли лица, составляют в классификации юридических фактов отдельную группу — юридических поступков. Отсюда необходимо сделать вывод, что признание в виде волеизъявления — юридический поступок.
Признание же долга в виде частичного исполнения направлено на прекращение обязательства в определенном объеме. Направленность воли на конкретные правовые последствия доказывает, что здесь следует говорить о сделке, притом односторонней, поскольку действие совершает обязанная сторона и юридические последствия связаны именно с ним.
Субъекты и условия действительности признания. Признание долга может быть сделано гражданами в отношении граждан и юридических лиц, а последними в отношении граждан (например, признание своей обязанности организацией строительно-ремонтной, бытового обслуживания, издательством, кинофабрикой).
Оно должно исходить от самого обязанного лица. Таковым считается соответствующее действие органа юридического лица. Если же третье лицо, не поставив в известность должника, частично погасит его долг или предложит кредитору какое либо обеспечение, то течение исковой давности не будет прервано. Не наступит перерыва исковой давности и когда кредитор через третьих лиц узнает, что должник свое обязательство признает. Поскольку должник непосредственно к кредитору не обращался, подобная информация, даже если она достоверная, не попадает под действие ст. 86 ГК, имеющей в виду совершение должником действий, непосредственно адресованных кредитору или передачу ему сведения о признании обязанности по воле должника.
Признание от имени обязанного лица вправе делать и представители — законные и добровольные. Первые в пределах тех полномочий, которые установлены ст. 14, 15 ГК и ст. 133 КоБС. В соответствующих случаях, когда признание долга затрагивает существенные интересы подопечного, а ранее разрешения органа опеки на установление обязательства не было, признание со стороны законного представителя должно происходить с предварительного разрешения органа опеки (ст. 133 ч. 3 КоБС). Что касается добровольного представительства (ст. 62, 66 ГК), то признание долга представителем допускается лишь в случае получения им общей (генеральной) или специальной доверенности, охватывающей и такие юридические действия, как подтверждение долга.
Суд же, согласно ст. 46 ГПК, признание иска со стороны представителя вправе принять только при условии, что полномочие на такого рода действие специально оговорено в доверенности. Если признание долга исходит от недееспособного лица (ст. 14, 15 ГК), то нельзя считать его имеющим силу. Такое признание юридически ничтожно и течение исковой давности не прерывает. В тех случаях, когда долг признают несовершеннолетние, в возрасте от 15 до 18 лет, вопрос о силе признания не может быть решен однозначно. Признание несовершеннолетним долга, возникшего при получении и расходовании зарплаты, иного заработка, авторского вознаграждения или стипендии (ст. 13 ГК), следует считать юридическим фактом, порождающим перерыв исковой давности. Оно совершается в законных пределах распорядительной возможности несовершеннолетнего. Например, в случае переполучения суммы авторского вознаграждения в результате счетной ошибки кассира признание несовершеннолетним этого долга прерывает течение исковой давности (ст. 13 п. 3; ст. 474 ГК). Иной должен быть ответ, если признание касается правоотношения, возникшего с нарушением правила об обязательном согласии родителя, усыновителя или попечителя на совершение несовершеннолетним сделки (ст. 13, 54 ГК). Признание последним обязанности, возникшей из оспоримой сделки, юридически неполноценно и может вызвать перерыв исковой давности лишь при последующем одобрении ими как самой сделки, так и признания вытекающей из нее обязанности.
Иначе нужно оценить признание со стороны несовершеннолетнего (от 15 до 18 лет) долга, возникшего из причинения вреда (ст. 444, 445 и др. ГК). Несовершеннолетние в этом возрасте деликтоспособны, т.е. они самостоятельно отвечают за причиненный кому-либо вред. Родители, усыновители, попечители несут лишь субсидиарную ответственность (ст. 451 ГК). Отсюда следует, что несовершеннолетние вправе признать свою обязанность по возмещению причиненного ими вреда.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Возникает вопрос и о том, может ли признание долга иметь юридическое значение, если оно исходит от лица, ограниченного в дееспособности из-за злоупотребления алкоголем или наркотическими веществами (ст. 16 ГК). Поскольку такое лицо лишено права распоряжаться своим имуществом без согласия попечителя, за исключением совершения мелко-бытовых сделок, следует прийти к выводу, что признание долга, принятого на себя без согласия попечителя, не будет порождать перерыва течения исковой давности. Если же признание осуществлено путем частичного исполнения обязанности, то попечитель может оспорить исполнение как одностороннюю сделку, совершенную без его согласия (ст. 55 ГК). Видимо, иначе должно быть оценено признание ограниченно дееспособным обязанности, возникшей из сделки, совершенной до выяснения решения суда об ограничении дееспособности. Такое признание не может считаться лишенным правового значения, так как относится к обязательству, возникшему из действительной сделки. А решение суда об ограничении дееспособности действует на будущее время, не имея обратной силы.
Статья 16 ГК предусматривает ограничение дееспособности только в отношении самостоятельного совершения сделок, но не ограничивает деликтоспособность этих лиц. Это подтверждается тем, что в ГК никаких изъятий из обязанности возместить вред для ограниченно дееспособных не установлено. Они несут ответственность на общих основаниях, поэтому признание ими своей обязанности возместить ущерб имеет юридическую силу.
Форма признания и доказательства его совершения. Признание может быть сделано устно, письменно или с помощью конклюдентных действий, т.е. не выражающих воли ни устно, ни письменно, но, тем не менее, свидетельствующих об определенных намерениях обязанного лица. В первых двух случаях происходит волеизъявление обязанного лица, в третьем обычно частичное исполнение обязанности, т.е. действие материального характера.
Так, если должник обязан выполнить определенную работу в подсобном хозяйстве кредитора и частично ее исполнил (например, приступил к ремонту кровли, забора или колодца), то из этих конклюдентных действий явствует, что должник свою обязанность признает. Поскольку признание в виде волеизъявления не создает нового правоотношения, не прекращает и даже не изменяет его субъективный состав, объект и содержание, а лишь подтверждает, то не требуется обязательно письменная форма. Оно может быть устным, но непосредственно обращенным к управомоченному лицу. Такое признание может быть установлено в суде свидетельскими показаниями. Напротив, частичное исполнение денежного или иного обязательства в интересах исполняющей стороны должно подтверждаться письменно: квитанцией органа связи, транспортного предприятия либо иным документом. У кредитора же остается часть переводного, посылочного документа, что он обычно и использует в качестве доказательства.
Однако частичное исполнение обязательства предполагает применение правила ст. 228 ГК. Как сказано в ст. 228 ч. 2 ГК, «кредитор, принимая исполнение, обязан по требованию должника выдать ему расписку в получении исполнения полностью или в части». Такая расписка, удостоверяющая факт частичного исполнения, остается у должника. В случае предъявления кредитором требования в полном объеме обязательства она будет служить доказательством частичного исполнения и в то же время свидетельствовать о признании обязанным лицом своего долга и происшедшем перерыве исковой давности.
Когда сделка, в частности договор займа, заключена в устной форме, а требуется письменная форма (ст. 46, 269, 276 и др. ГК) и несоблюдение ее влечет за собою недопущение свидетельских показаний, то признание долга обязанным лицом в письменной форме (в зависимости от содержания такого признания) может снять вопрос о неблагоприятных последствиях применения ст. 46 ГК. Однако если сделка под страхом недействительности должна быть совершена в простой письменной форме (например, на основании ст. 202, 195 ГК), то письменное признание долга бессильно устранить порок формы. Например, поручитель заключил договор в устной форме, а затем письменно подтвердил, что принял на себя поручительство: такое признание не породит никаких последствий, так как договор поручительства без письменного оформления в момент его заключения ничтожен (ст. 203 ч. 3 ГК).
Установление момента возникновения перерыва исковой давности и связанные с этим последствия. Перерыв исковой давности признанием возможен лишь после того, как срок исполнения обязательства наступил, а оно не последовало или истек семидневный льготный срок (ст. 172 ГК). Нарушение же абсолютного (вещного) права со сроком исполнения не связано, поэтому исходным моментом является сам факт нарушения права (ст. 83 ГК). Перерыв вызывается признанием, если оно было сделано должником до обращения кредитора с иском в суд, поскольку предъявление иска само по себе прерывает течение исковой давности, а признание, сделанное в судебном заседании, перерыва не вызывает. В судебной практике возник вопрос, с какого момента признание долга прерывает исковую давность: с момента совершения обязанным лицом действия, свидетельствующего о признании долга, или с момента доставления корреспонденции управомоченному лицу, или с момента восприятия им этих действий. Если говорить о договоре, то он считается заключенным с момента получения оферентом ответа от акцептанта (ст. 162, 163 ГК). Но данное правило к признанию не подходит, так как оно — одностороннее действие и для того, чтобы породить юридические последствия, во встречном волеизъявлении (в отличие от договора) не нуждается.
Перерыв исковой давности происходит с момента совершения обязанным лицом действия, свидетельствующего о признании им долга. Если считать, что перерыв наступает с момента получения управомоченным лицом сообщения или частичного исполнения, то для него это было бы связано с явно невыполнимыми последствиями. Допустим, должник признал свой долг в письме за два дня до конца срока исковой давности, но кредитор получил письмо спустя три дня по ее истечении. Тогда перерыва исковой давности не будет, так как он отнесен ко времени получения (восприятия) сообщения кредитором. Подобная трактовка представляется неправильной. Напротив, при установлении перерыва в момент совершения действия, свидетельствующего о признании долга, наступают последствия, отвечающие смыслу и цели ст. 86 ГК, независимо от того, получил ли кредитор адресованное ему сообщение либо частичное исполнение, или узнал о нем значительно позже, уже по истечении срока исковой давности, например, при рассмотрении дела по его иску в суде. Решающее значение имеет дата (время) признания, а не дата (время) его восприятия (получения) другой стороной.
Поскольку признание немедленно вызывает перерыв исковой давности с момента совершения соответствующих действий, то оно носит безотзывный характер. Аннулировать его последующим заявлением противоположного содержания нельзя. Однако учитывая, что признание является юридическим поступком или односторонней сделкой (в случае частичного исполнения обязательства), его можно оспорить как недействительное в соответствии со статьями главы III ГК. В частности, если кредитор выводит свое требование из ничтожной сделки (ст. 47, 48, 49, 50 и др.), то и признание его другой стороною будет ничтожно.
При оспоримости сделки исходящее от обязанной стороны признание утрачивает силу при установлении судом, что данная сделка недействительна (ст. 57, 58 и др.). Но и при условии, что сделка недействительна, сторона, признавшая долг, вправе доказывать, что признание сделано под влиянием существенного заблуждения, обмана и т.п. Если все названные обстоятельства будут установлены, суд приходит к выводу, что перерыва исковой давности не произошло.
Условия и юридические последствия отказа в защите гражданских прав
Всемерная охрана гражданских прав в СССР, их реальность и гарантированность — одна из характерных черт социалистического строя. Но в отдельных случаях, при наличии к тому серьезных оснований, может быть отказано в защите гражданского права.
Первая часть ст. 5 Основ гражданского законодательства гласит: «Гражданские права охраняются законом, за исключением случаев, когда они осуществляются в противоречии с назначением этих прав в социалистическом обществе в период строительства коммунизма».
Каждый, кто ознакомится с первой частью ст. 5 Основ, без труда обнаружит, что в ней закреплен принцип, содержащийся в ст. 1 ГК, хотя в несколько иной формулировке. Различия в редакции этих статей на первый взгляд незначительны, но в действительности они весьма существенны.
В ст. 1 ГК сказано, что «гражданские права охраняются законом, за исключением тех случаев, когда они осуществляются в противоречии с их социально-хозяйственным назначением». Следовательно, эта статья имеет в виду только имущественные права, так как неимущественным правам социально-хозяйственное назначение не свойственно. Первая же часть ст. 5 Основ касается всех гражданских прав, в том числе и неимущественных, хотя вопрос о защите имущественных прав на практике будет возникать, несомненно, чаще, чем прав неимущественных.
Статья 1 ГК не содержала никаких дополнительных критериев для оценки действий управомоченного лица, позволяющих судить о том, осуществляет ли он свое право в соответствии с его назначением. Это порождало значительные трудности у судов. Ученые при анализе этой нормы были вынуждены обращаться к ст. 4 ГК и руководствоваться ее указанием на то, что РСФСР предоставляет гражданскую правоспособность всем гражданам в целях развития производительных сил страны. Но поскольку не все гражданские права по своему характеру могли способствовать развитию производительных сил, этот критерий был явно недостаточным для разрешения вопроса о том, осуществлялось ли право в соответствии с его назначением.
Во второй части ст. 5 Основ, в отличие от ст. 1 ГК, определены те требования, которым должно соответствовать осуществление права. «При осуществлении прав и исполнении обязанностей граждане и организации должны соблюдать законы, уважать правила социалистического общежития и моральные принципы общества, строящего коммунизм». Несоблюдение этих требований при осуществлении гражданских прав должно влечь за собой и отказ в их защите. Следовательно, ст. 5 устанавливает важные критерии, при помощи которых может быть оценено поведение лица, использующего свое право.
Эти критерии свидетельствуют о новой природе гражданских прав при социализме, которые, в отличие от буржуазных прав, проникнутых духом индивидуализма, выражают сочетание личного интереса с общественным. Пренебрежение к интересам общества ведет к осуждению поведения данного управомоченного лица, к правовым санкциям.
Статья 5 Основ явится действенным орудием в борьбе с пережитками капитализма в сознании, с остатками частнособственнической психологии, с действиями, идущими вразрез с общественными интересами. Она будет служить целям воспитания нового человека, поставленным Программой КПСС.
Культ личности оказал известное влияние на отношение к принципу, сформулированному в ст. 1 ГК. В период культа суды и арбитраж нередко стремились ориентироваться только на указания свыше; это сковывало их инициативу, ограничивало самостоятельность в принятии решений, а без этих качеств применение принципа, выраженного в ст. 1 ГК, практически не было возможным. С этим было связано распространившееся в среде практических и научных работников мнение о том, что ст. 1 ГК устарела. Выразителем этого взгляда был М.М. Агарков, который писал: «Статья 1 представляет собою анахронизм, не соответствующий современному состоянию советского права. Этим объясняется утрата ею всякого значения в судебной практике». М.М. Агарков предлагал отказаться от формулы ст. 1 ГК.
Исходя из значения ст. 5 Основ, закрепляющей социалистический принцип защиты гражданских прав, необходимо исследовать ряд проблем, связанных с реализацией этого принципа на практике.
Раскрытие содержания ст. 5 Основ, условий и границ ее применения требует рассмотрения следующих вопросов: 1) что понимается под назначением и осуществлением права; 2) при каких условиях право считается осуществленным в противоречии со своим назначением; 3) в каких случаях и к каким участникам гражданского оборота применима ст. 5 Основ; 4) что означает отказ в защите права; 5) по чьей инициативе, в каком порядке этому праву может быть отказано в защите; 6) каковы конкретные юридические последствия применения ст. 5 Основ.
Под назначением права разумеется та цель, ради которой устанавливаются права данной категории (право оперативного управления имуществом, право личной собственности, право авторства, право нанимателя), а также отдельные правомочия в составе сложных субъективных прав.
Целью одной категории прав может быть удовлетворение потребностей лица в жилье, другой — удовлетворение его духовных потребностей, третьей — охрана его неимущественных интересов, четвертой — обеспечение планового снабжения, наиболее эффективного использования средств и орудий производства и т.д. Таким образом, в соответствии со своим назначением гражданские права служат обеспечению и удовлетворению потребностей и интересов, возникших в сфере социалистического производства, распределения, обращения и потребления, а также в области интеллектуального творчества и культурной жизни страны.
Гражданские права в СССР имеют различные цели, но все они сливаются в конечном счете в одну общую цель — строительство коммунистического общества. Отдельные виды гражданских прав имеют свое, присущее им назначение. Но вместе с тем можно говорить об общем назначении гражданских прав. Оно раскрывается в ст. 1 Основ, где сказано, что советское гражданское право регулирует имущественные и связанные с ними неимущественные отношения в целях создания материально-технической базы коммунизма и все более полного удовлетворения материальных и культурных потребностей граждан.
Назначение права, отражая определенные социально-экономические условия, может изменяться в пределах одной и той же формации в связи с изменением этих условий.
Уяснение назначения права предполагает оценку его цели в свете задач коммунистического строительства, в первую очередь в области борьбы с пережитками капитализма в сознании людей и за соблюдение требований морального кодекса строителей коммунистического общества.
Наши представления о назначении того или иного субъективного права будут меняться в зависимости от роста благосостояния народа, повышения сознательности граждан, степени удовлетворения потребностей населения за счет общественных фондов.
Наступит время, когда, например, взимание платы за предоставление жилья в доме, принадлежащем на праве личной собственности, даже при отсутствии прямого запрета в законе, будет считаться предосудительным, нарушающим правила социалистического общежития.
Осуществлением гражданского права в соответствии с его назначением является такое поведение управомоченного лица, которое отвечает содержанию и цели данного права.
Так, осуществление права собственности состоит в действиях по обладанию, пользованию и распоряжению имуществом в пределах, установленных законом (см. ст. 19 Основ). Но цели, достигаемые при этом, могут быть различны: выполнение плана производства, удовлетворение личных потребностей и т.д., в зависимости от того, кто является субъектом права собственности. Каждое из правомочий собственника может быть осуществлено им различными способами, например, распоряжение — путем продажи вещи, передачи ее внаем, на сохранение и т.д.
Согласно ст. 33 Основ кредитор свое право осуществляет путем предъявления к должнику требования об исполнении им своей обязанности. Эти требования конкретизируются в зависимости от вида и содержания обязательства.
Другие субъективные права (в том числе авторские, изобретательские, наследственные) также осуществляются при помощи разных действий, обусловленных природою и характером этих прав.
К осуществлению права относится также предъявление иска к обязанной стороне, отказ от требования, вступление в мировое соглашение и т.д.
Каким должно быть поведение лица при осуществлении права, не всегда можно определить исходя из указаний соответствующей правовой нормы.
В одних случаях закон устанавливает достаточно четкие границы субъективного права, например, содержание права на вклад в сберкассе (ст. 87 Основ, Устав государственных сберегательных касс). В других закон, указывая правомочия, не определяет исчерпывающе, какие конкретно возможно совершать действия по осуществлению права. Например, ст. 25 Основ, предусматривая право личной собственности, вводит два критерия: Во-первых, это имущество, предназначенное для удовлетворения материальных и культурных потребностей; Во-вторых, это имущество не может использоваться для извлечения нетрудовых доходов. Однако что должно считаться нетрудовым доходом, закон не указывает. Сдача внаем помещений в домах и дачах не запрещена, напротив, существует ряд норм, регулирующих отношения найма. Когда допустимый доход собственника дома, дачи перерастает в недопустимый — закон не разъясняет. Ответ должны подсказать правила социалистического общежития, требования морального кодекса строителя коммунизма. Вот в таких случаях, когда формально закон не нарушен, но действия не согласуются с моральными принципами социалистического общества, с общественными интересами, и должно быть признано, что право осуществляется в противоречии со своим назначением.
Так, некто Нагиев, имеющий квартиру в Москве, систематически сдавал в аренду свой дом в Кратове, за что получил с 1958 по 1959 год с министерства-арендатора 50 400 руб. (в старых деньгах). Верховный Суд РСФСР признал, что Нагиев осуществлял право личной собственности в противоречии с его социально-хозяйственным назначением и, сославшись на ст. 1 ГК, указал, что "иск местного Совета подлежит удовлетворению и дом должен быть изъят в доход государства без возмещения Нагиеву его стоимости (Бюллетень Верховного Суда РСФСР, № 6, стр. 4—5).
Осуществление права в противоречии с его назначением принято называть также злоупотреблением права. Термин, использованный в ст. 5, более удачен. Во-первых, он не подчеркивает в такой степени, как термин «злоупотребление правом», субъективный момент в поведении управомоченного (злоупотребление предполагает намеренные действия): Во-вторых, он в большей мере раскрывает суть данного социального явления. Понятие осуществления права в противоречии с его назначением охватывает и те случаи, когда право, при отсутствии какого либо личного интереса, реализуется с единственной целью причинить другому вред (так называемая шикана). Так, если собственник (сособственник) дома вырубает фруктовые деревья на моем участке, чтобы сделать огород или посадить клубнику, то здесь нельзя усмотреть действия, идущие вразрез с назначением права личной собственности, хотя иной раз можно сомневаться в их целесообразности. Но если деревья вырубаются собственником при отъезде из данной местности, без пользы для себя, а лишь исключительно с целью досадить соседям, жильцам и т.д., то такое осуществление своего права противоречит его назначению.
Под осуществлением права в противоречии с его назначением следует понимать не только активные действия, но и бездействие.
Так, неустранение собственником таких неисправностей в строении, которые грозят безопасности других лиц, охватывается правилом ст. 5 Основ.
Поэтому в одних случаях нужно руководствоваться первой частью ст. 5 Основ, когда управомоченный совершает определенные действия, которые он не должен совершать как участник социалистического гражданского оборота, в других — наоборот, когда он не выполняет определенные действия, хотя должен был их выполнить.
Статья 5 распространяет свое действие как на граждан, так и на юридические лица. Последние также иногда осуществляют свои права в противоречии с их назначением в период строительства коммунизма.
Как было сказано, ст. 5 Основ, в отличие от ст. 1 ГК, может быть применена и к личным неимущественным правам. Например, в силу ст. 98 Основ автору принадлежит право выпустить в свет свое произведение под условным именем (псевдоним). Однако если в качестве псевдонима будет взята фамилия другого автора, известного в той же области искусства или литературы, то такое осуществление указанного права будет противоречить его назначению, поскольку оно несовместимо с правилами социалистического общежития.
В ст. 5 сказано о защите гражданских прав, но имеется в виду также и охрана гражданской правоспособности в тех случаях, которые не укладываются в рамки ст. 8 Основ, запрещающей сделки, направленные на ограничение правоспособности.
Если ст. 5 охраняет гражданскую правоспособность, то нет сомнения в том, что на ее основе должно быть отказано и в защите тех действий, которые представляют собою осуществление гражданской правоспособности в противоречии с ее назначением.
Мысль о том, что ст. 1 ГК, говоря об осуществлении гражданских прав, имеет в виду не только гражданские права в смысле отдельных субъективных прав, но и самую гражданскую правоспособность, высказал М.М. Агарков. Он мотивировал это тем, что вопрос о допустимости приобретения права стоит в зависимости от допустимости осуществления того права, которое будет приобретено (цитир. работа, стр. 426). С этим нельзя не согласиться.
Является ли осуществление права в противоречии с его назначением противоправным действием? По нашему мнению, на этот вопрос надо ответить утвердительно. М.И. Бару не делает такого вывода, отмечая лишь, что «злоупотребление правом в конечном счете ведет к правонарушению» (цитир. работа, стр. 118). Отсюда следует, что злоупотребление правом он рассматривает как причину, правонарушение — как следствие.
Верно, что злоупотребление правом не нарушает явно какого-либо запрета закона, однако осуществление права не в соответствии с его назначением представляет собою неправомерное действие, потому что оно идет вразрез с общим принципом, сформулированным в законе, в ст. 5 Основ. Если бы злоупотребление правом не являлось само по себе противоправным, то немыслимо было бы применение санкций, например, в виде изъятия имущества у собственника или отказа по его иску, вытекающему из осуществления права не в соответствии с его назначением.
Если действия, причиняющие вред, правомерны, то согласно ст. 88 Основ обязанность возместить вред возникает только при условии, что она специально предусмотрена законом.
Осуществление же права в противоречии с его назначением — как неправомерное действие — порождает ответственность за вред без специального указания в законе.
Статья 5 Основ может применяться лишь в тех случаях, когда лицо, осуществляющее право, не нарушает запретительного правила закона или какого-либо иного нормативного акта. Когда же его поведение является неправомерным в силу несоблюдения предписания какой-либо другой правовой нормы, то нет необходимости устанавливать факт осуществления им права в противоречии с его назначением. Исходя из этой конкретной нормы нужно оценивать поведение лица и устанавливать соответствующие юридические последствия. Так, например, при возмездной уступке земельного участка сделка нарушает ст. 21 Основ и другие законы о земле и признается недействительной. Не исключено, что, не найдя нужной нормы гражданского права (или не потрудившись найти ее), суд или арбитраж в отдельных решениях будут ссылаться на ст. 5 Основ, хотя имеются нормы, прямо относящиеся к данному случаю. Такие ошибки допускались и ранее при применении ст. 1 ГК.
Что же представляет собою отказ в защите гражданских прав при осуществлении их в противоречии с их назначением? Ни в ст. 5, ни в ст. 6 Основ не содержится прямого ответа на этот вопрос.
Он должен быть разрешен с учетом тех способов защиты гражданских прав, которые названы в ст. 6, а также судебной практики последних лет по применению ст. 1 ГК. Указанные в ст. 6 способы защиты не могут служить целям защиты права, осуществляемого в противоречии с его назначением. Напротив, в соответствующих случаях они должны применяться для защиты права или интересов других лиц или общественных интересов, пострадавших от такого поведения.
Вывод о возможности защиты в этих случаях не только прав, но и интересов потерпевших граждан и социалистических организаций вытекает из анализа ст. 2 и 6 Основ гражданского судопроизводства, предусматривающих защиту охраняемых законом интересов наряду с правами. Из сопоставления названных статей со ст. 6 Основ гражданского законодательства явствует, что отдельные способы защиты гражданских прав должны применяться и для защиты охраняемых гражданским законом интересов. Согласно ст. 14 Основ подлежат защите интересы социалистического государства и общества, нарушенные в результате совершения сделки, в частности при осуществлении одной из сторон (или обеими) своего права не в соответствии с его назначением. Следовательно, ст. 5 и 6 Основ будут служить не только целям недопущения или пресечения использования своего права в противоречии с его назначением, но и защите нарушенных такими действиями прав других лиц; вместе с тем они позволяют предотвращать нарушение этих прав и общественных интересов. Например, если наследник писателя начинает распродавать по частям отдельным гражданам ценнейший литературный архив и важнейшие документы могут бесследно исчезнуть, то здесь нет посягательства на конкретное гражданское право государства или его органа, но налицо существенное нарушение общественного интереса. Применение в этом случае ст. 5 и 6 Основ явилось бы необходимой мерой защиты общественного интереса.
Поэтому нельзя понимать отказ в защите гражданских прав только как оставление без удовлетворения притязания или отклонение возражений, сделанных в процессе рассмотрения гражданского дела, если это притязание или возражения связаны с осуществлением права в противоречии с его назначением. Такое понимание отказа в защите гражданских прав было бы слишком ограниченным, не раскрывающим глубокого социального и воспитательного смысла, заложенного в данной формуле закона. Отказ в защите гражданских прав означает не только запрещение осуществления права в противоречии с его назначением, но в случаях грубого нарушения моральных принципов коммунизма, нанесения ущерба общественному интересу также и лишение лица его гражданского права.
Например, некто Павлов, полковник в отставке, выстроил на обширном участке большой дом, развел хороший сад, имея в виду передать их под детские ясли. Когда он неожиданно тяжело заболел, то в госпитале просит вызвать к нему нотариуса. Однако главный врач, чтобы рассеять опасения больного, нотариуса не вызвал. Тогда Павлов просил своего друга, навестившего его, записать его завещание, согласно которому дом и сад оставлял государству для устройства там яслей. Его воля была исполнена. Но появились в качестве претендентов на наследство две сестры Павлова, не поддерживавшие ранее отношений с братом. Они проживали в другом городе, имели хорошие квартиры и были материально обеспечены. Сестры оспаривали завещание Павлова, как не совершенное в установленном порядке, и ссылались на то, что по закону они единственные наследники.
С формальной точки зрения для такого иска были правовые основания. Но сами требования вытекали из противопоставления своего личного интереса общественному, из явного неуважения к подлинной воле брата, который распорядился имуществом, следуя коммунистической морали. Народный суд правильно отказал им в иске, указав, что «воля умирающего не только не противоречит нашим законам, но еще и предопределена моральным кодексом строителя коммунизма» (С. Колодко, Ответчики в ползунках. «Известия»).
Отказ в защите гражданского права необязательно является следствием намеренного, злостного осуществления права вразрез с его назначением. И при отсутствии умысла, и даже любой формы вины, возможен отказ в защите гражданского права. Достаточно объективных условий. Для применения ст. 5 необходимо, чтобы было налицо такое поведение, которое несовместимо с назначением права, независимо от того, сознавал ли это субъект данного права. Однако при выборе санкций нельзя не учитывать степень вины этого лица.
По чьей инициативе может быть поставлен вопрос об отказе в защите гражданского права по ст. 5 Основ?
Иск вправе предъявить прежде всего тот, чье субъективное право нарушено или ущемлены охраняемые законом имущественные или личные неимущественные интересы.
Такой иск вправе предъявить также прокурор, органы государственного управления, профсоюзы, государственные учреждения и другие организации и граждане в случае, когда по закону они могут обращаться в суд за защитой прав и интересов других лиц (см. ст. 6 Основ гражданского судопроизводства).
Следует считать правомочным на иск и то государственное учреждение (например, музей, картинная галерея, государственный архив и т.д.), к компетенции которого отнесена забота об определенных видах общественных ценностей или интересах, поскольку они могут пострадать в результате осуществления кем-либо своего права вразрез с его назначением.
Юридические последствия отказа в охране гражданских прав на основе ст. 5 Основ весьма разнообразны.
Их можно свести к восьми видам:
1) Оставление иска управомоченного лица без удовлетворения.
2) Прекращение права, в частности, изъятие в доход государства имущества, используемого его собственником в ущерб общественным интересам. Например, передача в собственность государства дома, использовавшегося для извлечения нетрудового дохода.
3) Признание сделок, совершенных носителем права, недействительными. Например, признание недействительной сделки по передаче в наем свободного помещения в своем доме лицом, проживающим на площади местного Совета после того, как местный Совет предложил ему переселиться в свой дом.
4) Восстановление положения, существовавшего до реализации права.
5) Пресечение действий, противоречащих назначению права.
6) Изменение правоотношения, участник которого использует свое право в противоречии с его назначением. Например, суд может по требованию прокурора в качестве стороны в правоотношении привлечь музей как покупателя ценной коллекции или исторически важных документов вместо персонального покупателя, если продажа последнему коллекции или документов противоречит общественному интересу.
7) Присуждение с управомоченного лица возмещения вреда, причиненного другим лицам при осуществлении своего права вопреки его назначению. Возмещение убытков возможно как в случаях намеренного причинения вреда (шикана), так и при отсутствии этого намерения.
Например, если гражданин, переезжающий в предоставленную ему новую квартиру со всеми удобствами, снимает в старой квартире арматуру, газовую колонку и т.п. на том основании, что он затратил на них собственные средства, то здесь налицо злоупотребление своим правом и нанесенный ущерб квартире должен быть возмещен домоуправлению.
8) Признание правомерным поведения лиц, использовавших при крайней необходимости определенное имущество против воли его собственника и преодолевших его противодействие. Такой вывод следует сделать в случае, например, непредоставления собственником своей машины для доставления в больницу человека, жизнь которого находится в опасности. Действия лиц, взявших у собственника в состоянии крайней необходимости машину, должны рассматриваться в соответствии со ст. 5 Основ как правомерные, а не как самоуправные.
Статья 5 Основ дает острое оружие и пользоваться им нужно с известной осторожностью, памятуя о том, что необоснованное обращение к ст. 5, не вытекающее из явного нарушения лицом правил социалистического общежития при осуществлении своего права, может повести к нарушению социалистической законности. Необходимо избегать чрезмерно широкого толкования ст. 5 Основ. Во-первых, недопустимо применять ее в случаях, когда действия вообще не расходятся с содержанием права, иначе пострадало бы это право или интерес, охраняемые законом. Во-вторых, нельзя применять ст. 5, когда совершены действия, сами по себе запрещенные законом, поскольку тогда следует решать дела согласно этому закону. Вместе с тем есть и другая опасность — неоправданного сужения рамок применения ст. 5. Непривлечение ст. 5 Основ в тех случаях, когда имеются условия для ее применения, ослабит воспитательную роль важного принципа советского гражданского права, сформулированного в этой статье, и снизит эффективность борьбы с остатками частнособственнической психологии и другими пережитками прошлого.
Ведение чужого дела без поручения
В советском законодательстве обязательству из ведения дела другого лица без поручения не посвящено ни одной статьи. Не уделено должного внимания этому вопросу и в нашей науке гражданского права.
Отсутствие в ГК специальных норм, регулирующих эти отношения, и недостаточная теоретическая разработка данной темы в советской цивилистической литературе сделались особенно заметными в годы Великой Отечественной войны, когда случаи ведения чужого дела без поручения стали носить массовый характер.
В условиях эвакуации значительной части гражданского населения и перевода государственных и кооперативных организаций из мест, находившихся под угрозой немецкой оккупации, граждане, предприятия и учреждения часто вели дела других лиц без поручения. Они заботились об их имуществе и иных интересах. Без поручения нередко ведутся дела военнослужащих и их семей. Отмечены многочисленные случаи подобной заботы советских граждан о личной и социалистической собственности на территории, которая была временно захвачена гитлеровцами.
Совершение действий в пользу другого лица в этих случаях происходит в связи с тем, что это лицо лишено возможности само вести свое дело.
Круг и характер дел, которые ведутся без поручения, чрезвычайно разнообразны. Здесь мы находим случаи спасения, сбережения и перевозки чужого имущества, выполнение обязанностей за другое лицо (взнос квартплаты, уплата налогов и т.д.), оказание различного рода услуг и т.п.
В буржуазных кодексах negotiorum gestio обычно отводится несколько статей: во французском — ст. 1372—1375, в швейцарском — ст. 419—424, в немецком § 677-687, в китайском § 172—178, англо-американскому праву институт negotiorum gestio неизвестен. Об этом можно судить по тексту § 748 Свода английского гражданского права (составленного под редакцией Э. Дженкса), который гласит: «Лицо, добровольно истратившее деньги или материалы и приложившее труд на сохранение или улучшение чужого имущества или на ведение чужих дел, не имеет права требования о возмещении на началах ведения чужих дел без поручения (negot. gestio)». Это правило применяется даже тогда, когда лицо, в пользу которого велось дело, получило денежную выгоду. Хотя в литературе единодушно утверждается, что английское право не знает этого института, тем не менее ряд авторов не может не признать наличия определенных изъятий из указанного принципа. Речь идет о ведении чужого дела без поручения в случаях неотложной необходимости: при пожаре, наводнении, кораблекрушении и некоторых других. В силу специального указания закона возникают обязательства на стороне хозяина дела (principal).
Agent здесь выступает в роли гестора римского права. Но при этом сходстве не следует забывать существенного отличия этих отдельных случаев, специально предусмотренных законом и между собою не связанных, с negotiorum gestio, охватывающего разнообразные случаи одной общей формулой.
Хотя в советском гражданском праве и нет специальных норм, относящихся к negotiorum gestio, тем не менее случаи ведения чужого дела без поручения не должны в Советском Союзе оставаться без правового регулирования. Это противоречило бы задаче всесторонней защиты законных интересов социалистических организаций и граждан. Лицо, ведущее чужое дело без поручения, тем самым воздействующее на имущественную сферу другого лица, должно при причинении ему вреда своими действиями нести перед ним ответственность. Это диктуется принципами советского гражданского права. Из них же вытекает и другой вывод: что то лицо, в пользу которого ведется дело, в свою очередь должно принять исполненное и возместить расходы, если действия первого были вызваны необходимостью. Иное решение вопроса приводило бы к явной несправедливости, к неоправданному нарушению интересов исполнителя и в ряде случаев к неосновательному получению выгод за его счет.
В силу этого необходимо, чтобы ведение чужого дела без поручения, специально не урегулированное в ГК, вызывало бы юридические последствия, т.е. создавало бы обязательственное отношение между лицом, ведущим дело (гестором, исполнителем), и тем лицом, дело которого ведется (доминусом, хозяином, заинтересованным). Откликаясь на эту настоятельную потребность жизни, судебная и арбитражная практика распространяет на данные отношения некоторые статьи ГК.
Только благодаря этому ведение чужого дела без поручения порождает у нас юридические последствия. Для этой цели используются статьи ГК, регулирующие смежные институты: обязательства из неосновательного обогащения (ст. 399, 400) либо договора поручения (ст. 269 ГК). И то и другое производится для восполнения пробела в законодательстве, в порядке аналогии закона, в соответствии со ст. 4 ГПК.
Сходство обязательства из ведения дела без поручения и обязательства из неосновательного обогащения определяются следующим: 1) оба вида обязательств являются внедоговорными; 2) как при неосновательном обогащении, так нередко и при ведении чужого дела без поручения у одной стороны имеется ущерб, а у другой имущественная выгода (приобретение или сбережение средств). Гестор своими действиями доставляет ее другому лицу, в частности, расходуя определенные суммы или материалы. Но при наличии некоторого сходства у этих институтов имеются, как мы потом увидим, и существенные черты различия. Неосновательное обогащение, о котором говорят ст. 339—402 ГК, происходит вследствие: а) ошибочного исполнения существующего обязательства (не тому лицу, не тот предмет, не то действие); б) исполнения обязательства после его прекращения, а равно исполнения несуществующего обязательства; в) отпадения основания обязательства после его исполнения; г) получения имущественных выгод за счет другого лица при отсутствии какого-либо соглашения или обязательства (действительного или предполагаемого); д) имущественного приобретения одного лица за счет другого лица, не зависящего от воли и действия сторон; е) исполнения недействительных сделок.
Ведение чужого дела без поручения в широком смысле, если не квалифицировать его как юридический институт, может быть трех видов:
1) ведение чужого дела без поручения с целью доставить пользу другому лицу;
2) ведение чужого дела с единственной целью получить личную выгоду (например, А кормит забежавшую к нему на двор свинью с намерением зарезать ее для себя);
3) ведение в своих интересах чужого дела, ошибочно принимаемого за свое.
Деятельность гестора, требующая с его стороны расходов и доставляющая выгоду другому лицу, больше всего подходит под признаки того случая неосновательного обогащения, который в предложенной классификации указан нами под пунктом «г».
Два последних вида ведения чужого дела без поручения полностью охватываются понятием обязательства из неосновательного обогащения и не нуждаются в специальной законодательной регламентации. Что же касается первого вида ведения чужого дела без поручения, то при некотором сходстве его с неосновательным обогащением, позволяющим использовать ст. 399 ГК для установления ответственности заинтересованного лица перед тестером, между этими обязательствами имеется и существенное различие.
Случаи неосновательного обогащения характеризуются: 1) недостаточным правовым основанием для получения одной стороной выгод за счет другой; 2) отсутствием намерения у лица потерпевшего доставить выгоду, обогатить другое лицо; 3) возникновением обязательства на стороне обогатившегося, независимо от воли потерпевшего, а лишь в силу неосновательного перемещения ценностей, неоправданного получения одним лицом за счет другого. Противоположные признаки мы находим в случаях ведения дела другого лица без поручения, но в его интересах. Получение выгоды заинтересованным лицом имеет правовое основание, так как гестор действовал намеренно, его воля была направлена на доставление пользы, он сознательно заботился о деле другого лица. Такие действия не противоречат закону, а, напротив, берутся под его защиту. Неосновательное обогащение есть результат несправедливого и неоправданного, с точки зрения нашего права, перемещения ценностей, и обязательства этого рода имеют целью защиту социалистической и личной собственности. Напротив, обязательства из ведения чужого дела без поручения в наших условиях порождаются фактами положительного значения, свидетельствующими во многих случаях о высокой сознательности граждан, соблюдающих правила социалистического общежития, свой общественный долг. Обогатившийся отвечает в пределах неосновательно полученного (возвращая его в натуре или в виде его денежного эквивалента). Доминус же не обязан возвратить полученные выгоды, он должен лишь возместить фактические и необходимые расходы гестора. Из этого сопоставления видно, что распространение ст. 399 ГК на случай ведения чужого дела без поручения, когда доминус получает выгоду, является искусственной мерой. Под общей формулой неосновательного обогащения оказываются разнородные правовые явления, что приводит к неточной юридической квалификации их. Другая большая группа случаев ведения чужого дела без поручения, в результате которого выгода заинтересованным лицом получена не была, хотя действия гестора были необходимы, должна регулироваться при помощи других статей ГК. Здесь уже нет даже внешнего сходства с неосновательным обогащением, как это имеется в первом случае, так как отсутствует выгода у доминуса. Поэтому на указанные отношения нельзя распространить ст. 399 ГК. Обязательство доминуса перед гестором при этих обстоятельствах может быть выведено из ст. 269 ГК, но лишь при условии, что доминус одобрит действия гестора. Последнего можно тогда рассматривать как поверенного, действовавшего без полномочия или с превышением полномочия. Гестор вправе предъявлять к до минусу, подобно поверенному, требования о возмещении расходов. Однако если выгоды доминус от действий гестора не получил, хотя они и были необходимы, а одобрить их доминус отказался, то такие споры уже нельзя разрешать на основании ст. 269 ГК, в порядке аналогии закона. Пробел в законодательстве нужно заполнить здесь при помощи аналогии права, согласно ст. 4 ГПК, что является еще менее совершенным способом правового регулирования.
На основании сказанного мы приходим к выводу, что в результате применения судебными и арбитражными органами к рассмотренным случаям ст. 399 и 269 ГК, в соответствии со ст. 4 ГПК, в советском праве стал складываться особый институт ведения чужого дела без поручения, правда, весьма несовершенный, с точки зрения юридической техники, и не обеспечивающий достаточно полного и точного разрешения споров, возникающих на этой почве.
Римские юристы относили negotiorum gestio к квазиконтрактам, усматривая в нем сходство с мандатом. При помощи квазиконтракта его юридическую природу пытались объяснить и многие иностранные юристы, не ставя перед собой общего вопроса о корнях этого института. Отдельные авторы усматривали их в началах справедливости или в нравственной обязанности. Социальная природа института ведения чужого дела без поручения в Советском Союзе и его принципиальное отличие от одноименного института римского права и буржуазных государств прежде всего определяется тем, что он возникает на основе имущественных отношений социалистического общества. Участниками правоотношений, складывающихся в связи с ведением чужого дела без поручения, выступают социалистические организации и граждане; предметом же деятельности гестора является имущество, принадлежащее другому лицу на праве социалистической или личной собственности, либо производные от них имущественные права и обязанности. Установление принципиальной особенности рассматриваемого института невозможно, как нам кажется, без выяснения также и идеологической стороны объединяемых им правоотношений. Мы имеем в виду мотивы, которые побуждают у нас одного субъекта права добровольно вести дела другого без его поручения. Хотя мотивы и не включаются в фактический состав сделок и других правомерных юридических действий, но, являясь элементом человеческого сознания, они дают возможность судить об идеологической подоплеке данного института, которая для правоотношений этого типа имеет особое значение. Наряду с такими индивидуальными мотивами, как жалость, благодарность, дружба, расчет на признательность и т.п., не представляющими ничего нового и типичного для нашего общества, гестора в советских условиях побуждают к действиям во многих случаях другие мотивы, вытекающие из коллективистических начал, преобразующих поведение советских людей, отдельных индивидуумов. Как говорил товарищ Сталин: «Непримиримого контраста между индивидуумом и коллективом, между интересами отдельной личности и интересами коллектива не имеется, не должно быть. Его не должно быть, так как коллективизм, социализм не отрицает, а совмещает индивидуальные интересы с интересами коллектива».
В Советском Союзе забота о деле другого лица, нуждающегося в помощи, в частности, охрана социалистической собственности и личной собственности, когда правоуполномоченные сами не в состоянии осуществить ее, составляет правило социалистического общежития и общественный долг руководителей социалистических организаций. Следовательно, ведение дела другого лица, имущественным или личным интересам которого угрожает какая либо опасность, для многих граждан Советского Союза уже не есть результат их прихоти, личного усмотрения, но составляет неписанную норму их поведения.
Сталинская конституция выражает эту черту коллективистического сознания в ст. 130, обязывающей каждого гражданина честно относиться к общественному долгу, уважать правила социалистического общежития, и в ст. 131, возлагающей на него обязанность «беречь и укреплять общественную социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя».
Решающие изменения в сознании советских граждан, формирующемся на основе социалистической системы хозяйства, в обществе, освобожденном от антагонистических противоречий, явственно обнаружились еще в годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне. В докладе на XVIII съезде партии товарищ Сталин указывал, что «советское общество, освобожденное от ига эксплуатации, не знает таких противоречий, свободно от классовых столкновений и представляет картину дружественного сотрудничества рабочих, крестьян, интеллигенции. На основе этой общности и развернулись такие движущие силы, как морально-политическое единство советского общества, дружба народов СССР, советский патриотизм».
Во время Отечественной войны новая, социалистическая психология, сложившаяся в различных слоях советского народа, выявилась с особой силой. Газеты постоянно сообщали о многочисленных случаях самоотверженного выполнения советскими гражданами своего общественного долга.
Так, например, рабочие и служащие на территории, оккупированной немцами, с риском для жизни, по собственной инициативе, спасали имущество социалистических организаций, зарывая его в землю, пряча у себя в жилищах и т.д., а затем, после изгнания немцев, передавали его соответствующим государственным органам.
Вот именно в этих особенностях общественного сознания советских граждан и нужно также искать корни фактического состава данного института, т.е. мотивы того поведения, с которым наше право, при наличии известных признаков, связывает определенные юридические последствия.
Намеченное Всесоюзным институтом юридических наук включение в проект ГК Союза статей, посвященных деятельности в чужом интересе без поручения, говорит о том, что для советской науки права вопрос о необходимости разработки этого института уже не представляется спорным. Задача состоит лишь в том, чтобы предложить такую регламентацию обязательства из ведения чужого дела без поручения, которая полностью отвечала бы принципам советского гражданского права, социальной природе этих правоотношений и, по возможности, наиболее полно регулировала бы их.
Под этим углом зрения мы постараемся установить границы и содержание этого института и дать свои предложения по отдельным, наиболее важным вопросам данной темы.
Институт ведения чужого дела без поручения в советском гражданском праве должен обладать, по нашему убеждению, следующими признаками:
I. Исполнитель действий не должен быть обязан к ведению чужого дела ни на основании закона или административного акта, ни в силу поручения хозяина дела или другого договора с ним. Всесоюзное управление по охране авторских прав, взыскивавшее, без особых поручений авторов, гонорары за всякий вид использования их произведений зрелищными предприятиями и издательствами, не являлось гестором, так как оно вело чужое дело, исполняя свою обязанность, в соответствии с утвержденным в законном порядке положением. Не будет ведения чужого дела без поручения и там, где отношение сторон, возникшее в результате добровольных действий одного лица в пользу другого, регламентируется особым законом. Если наниматель произведет без согласия на то собственника переоборудование в жилом помещении или капитальный ремонт его, то его действия не могут рассматриваться как ведение чужого дела без поручения, так как на них распространяются нормы договора имущественного найма (ст. 159 и 161 ГК), которые полностью разрешают вопрос о взаимных претензиях сторон. Применение же к подобным случаям статей, распространяемых на споры, вытекающие из ведения чужого дела без поручения, привело бы к двойному регулированию отношений, что ничего кроме путаницы не создало бы. Близкие родственники, предоставляющие временно содержание несовершеннолетним детям или нетрудоспособным и нуждающимся престарелым, в отсутствие лиц, обязанных их содержать, не должны рассматриваться как ведущие чужое дело без поручения, если они входят в круг лиц, обязанных к платежу алиментов по отношению к детям или престарелым. Например, дед, содержащий внука в отсутствие отца, не может (в силу ст. 55 КЗоБСО РСФСР) требовать от родителей возмещения его расходов, хотя алименты с него и не были ранее присуждены судом. Такой же вывод нужно сделать при предоставлении содержания детям или нуждающимся и нетрудоспособным посторонним (вместо лиц, обязанных к этому) с целью принятия на иждивение (ст. 403 КЗоБСО и 418 ГК).
Иной ответ следует дать в случаях временного предоставления содержания детям или престарелым лицами, не обязанными по КЗоБСО к уплате алиментов. Именно временное предоставление содержания, в отсутствие обязанных к этому лиц, без намерения взять на постоянное иждивение, а, напротив, в расчете на получение в дальнейшем возмещения может быть рассматриваемо в плоскости ведения чужого дела без поручения. Нам известен один случай этого рода. Группа детей, эвакуированных без родителей из Сталинграда в 1942 г., была размещена в сельской местности одного из районов Поволжья. Сельсоветы передавали этих детей, до нахождения их родителей, в семьи колхозников и единоличников. Мать одного ребенка нашла его в семье единоличника, который при возвращении ребенка поставил вопрос о возмещении расходов, понесенных на его содержание. Это притязание, хотя и редкое, по сравнению с массовыми случаями отказа от возмещения затрат при аналогичных обстоятельствах, имеет правовое основание в ведении чужого дела без поручения.
Выдвинутому в п. 1 требованию не противоречит ведение чужого дела по указанию (совету) другого лица.
Проиллюстрируем это положение следующим судебным делом («Суд. практика Верховного Суда СССР», вып. II, стр. 35). Согласно п. 3 постановления СНК Башкирской АССР, исполкомам райгорсоветов было разрешено, в случае необходимости, использовать бесплатно колхозно-совхозный транспорт для перевозки эвакуированных до места назначения. Со станции Сулея до села Рухтино, где находился колхоз «Заря», были перевезены на машинах Мясогутского автоотряда «Союззаготтранса» системы Нар комзага СССР несколько семей эвакуированных.
Автоотряд предъявил к колхозу «Заря» иск о возмещении понесенных им расходов. Настоящий иск вытекает из ведения чужого дела без поручения.
Нарсуд иск удовлетворил. Верховный Суд СССР признал, что колхоз будет отвечать в том случае, если он был поставлен в известность местными органами власти о своей обязанности перевезти семьи эвакуированных, т.е. Верховный Суд выдвинул требование, чтобы исполнялась обязанность другого лица, т.е. чтобы велось так называемое «чужое дело».
II. Дело, которое ведет исполнитель, должно быть чужим для него, т.е. представлять собой сферу имущественных отношений другого лица, его прав и обязанностей.
Понятие чужого дела (negotium alienum) римские юристы связывали только с negotiorum gestio.
В современной литературе это понятие обычно признается существенным и для всех видов представительства. Иногда вместо термина «чужое дело» употребляется термин «чужие интересы».
Против этого взгляда выступил Шлоссман, который утверждал, что исследование существа negotium alienum со всеми отличиями есть движение в круге. Он считает понятие «negotium ali enum(meum)» многозначным выражением, при помощи которого нельзя ни в коем случае установить предпосылок представительства и negotiorum gestio.
Иностранные гражданские кодексы оперируют с понятием чужого имущества (дела): Австрийское уложение в § 1004, 1036, французский в ст. 1372, итальянский в ст. 1141, немецкий в § 677—687, китайский в § 173—175, швейцарский Обязательственный закон в ст. 419 424. Шлоссман в данном вопросе занимал неправильную позицию. Разграничение имущественных отношений самого гестора и другого лица, чье дело ведет гестор, совершенно необходимо для установления границ рассматриваемого института, так как «чужое дело», как мы отметили выше, есть область имущественных отношений другого лица. Если гестор оказывает другому лицу услуги нематериального порядка, например, сам лечит ребенка, ввиду отсутствия его родителей, или совершает какие-либо действия в защиту его неимущественных прав, то мы считаем, что такие действия могут составить ведение чужого дела без поручения лишь в том случае, если они были связаны с расходами исполнителя или совершались с намерением получить вознаграждение, иначе это будут дружеские услуги, не имеющие юридического значения. Гестор берет на себя выполнение тех действий, которые должны были составить элемент имущественных отношений другого лица с врачом, адвокатом и т.д. Поэтому «чужим делом» здесь будет не лечение ребенка, не защита неимущественных интересов другого лица, а несение за него соответствующих расходов или затрата времени и труда, оцениваемых тестером в определенной сумме.
Гестор может и не знать доминуса. Ошибка в отношении лица доминуса не влияет на фактический состав данных правоотношений.
В приведенном нами судебном деле обязанным мог быть не колхоз «Заря», которого автоотряд считал своим должником в части возмещения расходов, а, скажем, колхоз «Серп и молот». Автоотряд вправе требовать покрытия своих затрат от того колхоза, который был в действительности обязан вывезти со станции семьи эвакуированных.
Ошибка в лице хозяина дела не должна влиять на возникновение обязательственного отношения потому, что оно возникает независимо от воли доминуса из самого факта действий, направленных в его пользу.
III. С рассмотренным элементом данного института связан еще один его признак — ведение чужого дела за счет другого лица. Это значит, что исполнитель либо использует находящееся в его фактическом распоряжении имущество другого лица, либо расходует свои средства, имея в виду получить от него компенсацию.
В судах города Москвы, в связи с довольно частым перерасходом жильцами установленных норм электроэнергии, появились дела такого характера: несколько жильцов коммунальной квартиры, уплатив по долевой разверстке всю сумму платы и штрафа, причитающуюся по счету МОГЭСа, без чего свет не включается в данную квартиру, взыскивают затем с одного из жильцов, отказывавшегося уплатить свою долю из причитавшейся суммы. В основе этого иска лежит ведение чужого дела без поручения в виде исполнения обязанности другого лица.
«Чужим делом» здесь будет уплата за ответчика причитывающейся с него в пользу МОГЭСа суммы.
Ошибочным, с нашей точки зрения, будет распространение норм ведения чужого дела без поручения на такие случаи, как выплата солидарным должником своего долга кредитору. Солидарные должники рассматриваются рядом буржуазных авторов как лица, ведущие чужое дело без поручения. Утверждение это базируется на соответствующих высказываниях римских юристов.
Оно неверно. Солидарный должник, выплачивая долг, выполняет свое обязательство (ст. 115 ГК), ибо кредитор вправе потребовать от него исполнения в полном объеме. Будучи связан обязательственным отношением с кредитором, он не ведет здесь дело вполне добровольно, он обязан совершить определенные действия. В советском гражданском праве это подтверждается ст. 115 ГК. Эта же статья устанавливает право требования такого должника в отношении остальных должников.
Нельзя усмотреть ведения чужого дела без поручения в действиях собственника, производившего затраты на предмет общей собственности. При нераздельности имущества улучшение его в такой же мере соответствует интересам других собственников, сколько и самого исполнителя, так как он ведет в первую очередь свое дело, действуя в сфере тех имущественных отношений, участником которых он являлся.
Кроме того, его требования об уплате произведенных им расходов вытекают из ст. 63 ГК, согласно которой он, соразмерно со своей долей, участвует в издержках по управлению общим имуществом и сохранению его.
Преследование своей выгоды, лишь попутно с заботой о чужом деле, не препятствует квалификации отношения как ведения дела другого лица без поручения. Например, гражданин, огораживая без поручения двор отсутствующего соседа, заботится косвенно и о своей пользе, так как через неогороженный двор легко проникнуть на его огород.
Исполнитель должен иметь намерение вести чужое дело, действовать в интересах другого лица. Воля его направлена на то, чтобы принести заинтересованному лицу существенную пользу, в частности, предотвратить грозящие ему убытки. В отдельных случаях у гестора может быть намерение обязать другое лицо принять все исполненное и возместить все издержки (animus obligandi), но последнее не является необходимым признаком ведения чужого дела без поручения. Достаточно, если у гестора есть намерение вести чужое дело.
Часто гестор в наших условиях ведет дело другого лица без намерения взыскать с него свои расходы или вознаграждение за труд.
Однако здесь не будет дарения, так как по ГК дарение только договор (ст. 138). Следовательно, безвозмездное ведение дела другого лица или отказ гестора от возмещения ему расходов не противоречит признакам данного института. Если по иностранному законодательству первоочередное значение имеет обязанность доминуса возместить издержки, то в Советском Союзе во многих случаях является наиболее важной обязанностью доминуса принять исполненное.
Нельзя согласиться ст. Штейнбергом, который предлагает ввести в новый Гражданский кодекс Союза следующую статью: «Ведение чужого дела без поручения будет тогда, когда кто-либо ведет чужое дело в предположении, что ведет собственное дело». Он некритически следует положению римского права и нормам некоторых буржуазных кодексов, например, швейцарского.
Если лицо вело чужое дело, ошибочно принимая его за свое, то обязательство из ведения чужого дела не возникает. У исполнителя будет лишь иск из неосновательного обогащения, при условии, что его действия доставили выгоду другому лицу.
Этот вывод вытекает из следующих соображений:
а) Направленность воли, цель, преследуемая в сделках, а также в значительной части правомерных юридических действий, определяет характер правоотношения.
Воля одной стороны одарить другую, при наличии встречной воли принять имущество в собственность, определяет состав договора дарения, воля передать имущество в пользование бесплатно, сочетающаяся с соответствующей волей другой стороны, характеризует договор бытовой ссуды и т.д.
Гестор также выражает свою волю вести дело другого, но не в письменном или устном изъявлении, а в конклюдентных действиях.
При отсутствии у исполнителя воли вести дело другого лица нет состава данного института.
б) С точки зрения советского права и правил социалистического общежития было бы малооправданным возмещение лицу, заботящемуся о своем благе, тех расходов, которые он произвел за свой счет, имея в виду свое имущество, если эти расходы не принесли никакой выгоды собственнику. Например, гр. Иванов, ошибочно считая вещи своими, перевез их в целях сохранения в другое место, израсходовав на эту перевозку определенную сумму. Он не может требовать от собственника возмещения расходов, так как действовал в своих интересах, собственник же никакой выгоды не получил. Еще более основательным этот вывод будет для тех случаев, когда данное имущество погибло до его получения собственником.
Если же последний получил выгоды, то он должен вернуть неосновательное обогащение (которое часто оказывается значительно меньше произведенных расходов).
Можно ли отнести к числу признаков данного института незнание заинтересованного лица о том, что некто ведет его дело? На этот вопрос следует ответить отрицательно. Незнание этого факта доминусом обычно имеет место до известного момента, но оно отнюдь не может признаваться необходимым для характеристики этих правоотношений.
Они возникнут и тогда, когда субъект права знал о ведении его дела другим лицом1, но свою волю не смог или не захотел выявить в явной или молчаливой форме, доступной для восприятия гестора. В противном случае имелось бы полномочие или поручение. Между тем гестор действует без того и без другого.
Отсутствие заинтересованного лица также не есть обязательный признак этого института. Оно может присутствовать, но не быть способным выразить свою волю (в силу недееспособности, тяжелой болезни и т.п.). Если оно находится в месте совершения гестором действий, но не возражает против них, хотя могло это сделать, то здесь нет ведения чужого дела без поручения. Молчаливое одобрение, равно как молчаливое уполномочие обязывают до минуса и лишают его права ссылаться на то, что он не давал поручения на ведение данного дела.
Действия исполнителя всегда являются юридическими, так как порождают юридические последствия в виде установления между ним и заинтересованным лицом гражданского правоотношения, именуемого обязательством из ведения чужого дела без поручения.
Следует различать два вида юридических действий гестора: 1) действия по отношению к третьим лицам, в частности, сделки, совершаемые при ведении чужого дела; 2) действия, совершаемые непосредственно по отношению к заинтересованному лицу (доминусу); последние имеют место, когда гестор лично и самостоятельно выполняет дело, не вступая для этой цели в гражданские правоотношения с третьими лицами. Поэтому не прав т. Штейнберг, когда он, используя терминологию, принятую рядом иностранных авторов, пишет в упомянутой выше статье: «В институте же ведения чужого дела без поручения совершаются действия юридические и материальные». Так, по его мнению, сосед, лично совершающий починку вещей отсутствующего, совершает материальные действия, в отличие от юридических действий, производимых им тогда, когда он нанимает людей для этой починки. Указанные термины крайне неточные.
Во-первых, юридические действия чаще всего являются материальными, имея экономическое, имущественное содержание, например, сделка купли-продажи, имущественного найма, подряда и т.д. Уже по одному этому указанное разграничение неверно.
Во-вторых, те действия, которые т. Штейнберг называет материальными, обладают, как сказано выше, юридическим характером, порождая юридические последствия.
Так, при личной починке чужих вещей гестором его действия являются юридическими, создавая гражданские правоотношения между гестором и их собственником.
Рассмотрев признаки этого института, мы попытаемся дать ему определение.
Ведение чужого дела без поручения есть правомерное юридическое действие, не предписанное законом и не вытекающее из других правовых оснований, представляющее собой вмешательство в интересах другого лица в сферу его имущественных прав и обязанностей и устанавливающее правоотношение между ним и исполнителем.
По своей юридической природе ведение чужого дела без поручения не сделка, а правомерное юридическое действие, относящееся к виду так называемых реальных актов. Они характеризуются тем, что их юридические последствия (установление, изменение и прекращение правоотношений) наступают в силу закона, независимо от воли лица, совершающего эти действия. Не имеет поэтому значения, желал или нет гестор создать обязательственное отношение с доминусом. Сам факт его деятельности в интересах другого лица приводит к установлению правоотношений с ним.
Чужие дела без поручения ведут иногда также лица с ограниченной дееспособностью, а в отдельных случаях и недееспособные. Можно ли считать, что подобные действия создают обязательства как на их стороне, так и на стороне других лиц, о делах которых они заботятся? Согласно ст. 31 сделки, совершенные недееспособными, недействительны; следовательно, недействительны и те сделки, которые они совершают в интересах другого лица при ведении его дела. К другому результату приводят сделки частично дееспособных. Они действительны, пока не оспорены законными представителями.
Но поскольку действия недееспособных были необходимы и доставили определенную выгоду другому лицу, последнее несет определенные обязательства перед недееспособным (или ограниченно дееспособным), например, душевнобольной в период оккупации спрятал в лесу теленка своего дальнего родственника, кормил и заботился о нем. Собственник обязан возместить все понесенные расходы. Обязательство собственника будет вытекать здесь из неосновательного обогащения, так как у гестора должно быть всегда осознанное намерение вести чужое дело, чего нельзя признать у недееспособного. Однако у недееспособного в результате его действий никаких обязательств по отношению к другому лицу не возникает, в частности, если он прекратит заботу о чужом деле и тем причинит ущерб, то все равно, согласно ст. 9, 405 ГК, он ответственности не несет. Несколько иначе решается вопрос в отношении ограниченно дееспособных. Они отвечают за вред, причиненный другим лицам (ст. 405 ГК), а наряду с ними законные представители. Следовательно, при таком ведении чужого дела, которое причинит ущерб заинтересованному лицу, действия ограниченно дееспособного должны обсуждаться по ст. 403 и 405 ГК.
Что же касается тех случаев, когда в результате ведения чужого дела недееспособный или ограниченно дееспособный извлечет какие-либо выгоды за счет имущества другого лица, в отношении которого он осуществлял заботу, то они смогут быть истребованы при помощи иска из неосновательного обогащения, применительно к разъяснению Пленума Верховного Суда РСФСР (протокол № 11).
Таким образом, при ведении чужого дела без поручения недееспособным обязательства из этого основания не возникают, так как отсутствует один из существенных признаков этих правоотношений: способность предвидеть последствия своих действий, намерение действовать в интересах другого лица. У недееспособных по действующему праву этих качеств не может быть. Обязательства будут вытекать, следовательно, из неосновательного обогащения или причинения вреда.
Если в качестве гестора выступает ограниченно дееспособный, то при согласии на его деятельность со стороны законных представителей (ст. 9 ГК) нет оснований не признавать здесь правоотношений, создающихся в связи с ведением дела другого лица без поручения.
Нередко чужие дела без поручения ведутся в пользу недееспособных (детей, душевнобольных). Действия гестора, вызываемые действительной необходимостью, обязывают недееспособных. Закон, защищая недееспособных от вредных последствий их собственных актов, не отрицает возможности возникновения на их стороне обязательств, не зависящих от их воли.
Например, осиротевшие дети, унаследовавшие дом и другие вещи, до установления над ними опеки, были снабжены их соседом продуктами и топливом на зиму. После того как был назначен к ним опекун, сосед предъявил иск к последнему о возмещении понесенных им расходов. Иск подлежит удовлетворению.
Необходимо предусмотреть в законе следующие обязанности гестора: он обязан немедленно, если это возможно, известить заинтересованное лицо о ведении его дела; он должен отчитаться перед ним о проделанной работе и произведенных расходах, выдать ему все, что у него осталось из его имущества.
Гестор не может без уважительных причин прервать ведение чужого дела и оставить его в таком состоянии, в котором могли бы пострадать интересы другого лица. Он должен либо закончить дело, либо вести его до того момента, пока собственник или управомоченное им лицо сможет само им распорядиться. Если собственник умер, то гестор обязан продолжать дело, пока его не смогут вести наследники умершего.
Какие требования по советскому праву можно предъявить к лицу, ведущему чужое дело без поручений? Гестор должен вести дело с той степенью добросовестности и старания, с какой он вел бы свои собственные дела.
Гестор отвечает перед заинтересованным лицом, если в результате допущенной им грубой небрежности, а тем более умысла, последнему нанесен ущерб.
За легкую небрежность на гестора, по нашему мнению, не следует возлагать ответственность за причиненные убытки, учитывая, что забота о деле другого диктуется ему правилами социалистического общежития, сознанием своего общественного долга. В особенности было бы неправильно возлагать на гестора возмещение убытков за легкую небрежность в условиях военного времени или при других чрезвычайных обстоятельствах, когда забота о деле другого связана подчас с риском для своей жизни или собственного имущества и требует особой энергии и предусмотрительности, которыми не все обладают. То, что в условиях мирной жизни рассматривается как легкая небрежность, при названных обстоятельствах можно квалифицировать как случай.
Если гестор принял на себя ведение чужого дела, когда это объективно не вызывалось необходимостью, его следует считать ответственным и за легкую небрежность.
Когда дело ведется вопреки действительной или предполагаемой воле лица и при этом действия гестора не представляются бесспорно необходимыми, ответственность его следует повышать до случая включительно, чтобы путем усиления ответственности предотвратить самовольное и неоправданное вмешательство в дела другого лица.
Однако нельзя считать неправомерным вмешательством в дела другого исполнение его обязанности, обусловленной законом или договором или вытекающей из других оснований. Некоторые законодательства (например, Гражданский кодекс Китайской республики, БГБ) подводят под действие норм пе gotiorum gestio лишь такое самовольное исполнение чужих обязанностей, которое диктуется публичным интересом или направлено на срочное предоставление предусмотренного законом содержания.
Полагаем, что в наших условиях должна быть предоставлена еще большая свобода гестору, выполняющему чужую обязанность.
В своевременном и добросовестном выполнении обязанностей, предусмотренных законом или устанавливаемых сторонами в соответствии с законом, заинтересовано наше государство, поскольку прочность и устойчивость советского гражданского оборота во многом зависит от точного соблюдения норм права и обязанностей, принятых на себя его участниками или возложенных на них законом. Поэтому тот, кто выполняет чужую обязанность (обязательство), не должен считаться правонарушителем, хотя эта обязанность и не была установлена в отношении государства.
Выполнение обязанности другого лица, при наличии его запрета или нежелания, известного гестору, может лишить последнего права на возмещение расходов, если у должника были в тот момент серьезные, основательные причины не выполнять своей обязанности (например, при наличии встречного требования к кредитору).
Какие же обязанности доминуса и условия их возникновения должно установить наше законодательство?
Мы считаем, что по советскому праву обязанности у заинтересованного лица могут возникать помимо его воли только в том случае, если действия гестора были необходимыми. Необходимыми мы называем такие действия, без совершения которых серьезно пострадали бы имущественные и личные интересы другого лица или выполнение лежащих на нем обязанностей. Они чаще всего направлены на предотвращение грозящей другому лицу опасности (в отношении его имущества, его самого лично или его близких) и имеют неотложный характер. Для признания действий необходимыми не требуется, чтобы они доставляли другому лицу выгоду. Так, например, если кто-либо застраховал чужое имущество, которое подлежит обязательному страхованию, а оно сгорело в результате бомбардировки, что исключает ответственность Госстраха, все же действия и расходы гестора будут необходимыми. Аналогичный вывод следует сделать в случаях уплаты налога за другое лицо, чужого долга, срок которому наступил, похорон близких отсутствующего лица и т.д.
Во всех этих случаях заинтересованное лицо должно возместить расходы гестору, независимо от того, признает ли оно для себя эти действия необходимыми или нет.
В советском государстве эти действия являются общественно необходимыми, они вытекают из начал коллективизма, приобретающих все больше и больше значения в жизни нашего общества. Общественно значимый характер этих действий выдвигает и объективный критерий для оценки их необходимости. Они должны вызываться такими обстоятельствами, при которых каждый советский гражданин, воспринявший правила социалистического общежития, счел бы своим моральным долгом взять на себя ведение чужого дела. Вопрос этот, при нежелании заинтересованного лица считать себя обязанным, разрешается судом, устанавливающим, были ли действия гестора необходимы в данных условиях. Если действия, совершаемые гестором, не могут быть отнесены к категории необходимых, то они создают обязательства на стороне другого лица только при его одобрении их.
Например, гражданин, проживающий в дачной местности, ожидая приезда своего знакомого, соседа по даче, вскопал вместе со своим и его участок, наняв для этой цели рабочих. Приехавший вскоре после этого сосед не пожелал иметь огорода и отказался возместить расходы. Обязательство из ведения чужого дела без поручения в этих случаях не возникает.
Однако если лицо получает от ведения его дела выгоду (в форме увеличения ценности имущества, сбережения средств и т.д.), то оно обязано, во избежание неосновательного обогащения, возместить затраты исполнителя в пределах полученной выгоды по правилам ответственности, предусмотренной статьями об обязательствах из неосновательного обогащения.
Гестор при выполнении чужого дела может быть вынужден обстоятельствами заключить сделки с третьими лицами; он вправе это делать от имени того лица, дело которого он ведет, так и от своего имени.
В русской цивилистической литературе использовался нередко термин «фактическое представительство», взамен привычного названия negotiorum gestio. Впервые предложил его А. Гордон, автор большой монографии «Представительство в гражданском праве».
Этот термин в дальнейшем получил распространение. Его употреблял, например, профессор Шершеневич, а в советской цивилистической литературе его применял Стучка.
В трактовке гестора как представителя названные юристы не одиноки. Во французской литературе этот взгляд также имеет приверженцев, так, например, Андрэ Руа в своей работе «Lenrichisse ment sans couse et la Jurisprudence civile» утверждает, что «гестор есть представитель». Обозначение negotiorum gestio фактическим представительством нельзя считать приемлемым для советского гражданского права по следующим соображениям.
Как известно, представительство есть отношение, в силу которого сделки, совершенные одним лицом (представителем) от имени другого лица (представляемого) в пределах полномочия представителя порождают права и обязанности непосредственно для представляемого (ст. 39 ГК). Иными словами, представительство есть замещение лица в гражданских правоотношениях. Когда используют выражение «фактическое представительство» применительно к negotiorum gestio, то следует иметь в виду отношение между фактическим представителем, действующим без полномочия, и третьими лицами, с которыми фактический представитель вступает в сделки в интересах доминуса, но создать у него непосредственно права и обязанности гестор не может, не имея полномочия. Здесь только видимость представительства.
Даже в этом смысле можно говорить о фактическом представительстве только в тех случаях, когда гестор от имени другого лица совершает сделки в его интересах, но нельзя, однако, считать фактическим представителем гестора, когда он, не заключая никаких сделок, сам лично осуществляет определенные действия, необходимые для доминуса, например, производит починку протекающей крыши, ставит упавший забор и т.д. Социалистические организации при ведении чужого дела чаще всего используют ресурсы своего хозяйства и обходятся без сделок с третьими лицами.
Здесь нет фактического представительства, поскольку отсутствует замещение представляемого по отношению к третьим лицам. В связи с этим создаются непосредственные отношения между исполнителем и заинтересованным лицом. Вместо трех фигур, характеризующих представительство, здесь налицо только две.
Очевидно, что выражение «фактическое представительство» не отражает содержания данного института и не охватывает значительного числа случаев ведения чужого дела без поручения.
Если гестор при выполнении чужого дела заключает сделки с третьими лицами от своего имени, то они имеют силу для заинтересованного липа только при его согласии принять на себя вытекающие из них права и обязанности.
Обычно это является следствием их очевидной необходимости для него. При его отказе у гестора сохраняется право на взыскание своих расходов при условии, если совершенные действия были необходимы. Исключение составляет уплата долга другого лица, порождающая для него непосредственный результат. Если гестором заключались сделки от имени другого лица, то последнее будет ими связано только при условии одобрения их.
Вопрос о значении одобрения для силы договора, заключенного гестором от имени другого лица, является в теории одним из центральных. Он вызвал широкое обсуждение в литературе и разноречивые суждения. О природе одобрения как односторонней сделке и ее последствиях ведутся споры. По господствующему мнению, одобрение есть одностороннее волеизъявление, которое может адресоваться как к гестору, так и к третьему лицу, оно имеет обратное действие и не нуждается в какой-либо определенной форме.
Серьезное разногласие возникло при решении вопроса о том, какие последствия вызывает одобрение для силы заключенного гестором договора. Существовала точка зрения, правда, ныне никем не поддерживаемая, что до одобрения договор, заключенный гестором, еще не создается, его формирует только одобрение.
В немецкой и швейцарской доктрине договор признается совершенным, но до одобрения он находится в неопределенном, колеблющемся состоянии (Schwebezustand). Тур относит одобрение к правоформирующим волеизъявлениям (Gestaltungserklarun gen), поскольку оно основывает договорное отношение. В новейшей французской литературе значительная часть авторов не склонна придавать одобрению столь большого значения, полагая, что оно лишь укрепляет, усиливает заключенный гестором договор, но его происхождение не зависит от одобрения представляемого. Этот вывод делается на основе пользующейся довольно широким признанием во Франции теории представительства, согласно которой сделка, совершенная от имени и за счет представляемого, вытекает из воли представителя (а не из воли представляемого) или из двух их воль одновременно. Следствием этого утверждения является вывод о неотзываемости сделки до одобрения.
Об одобрении в ГК говорит ст. 269. Она приравнивает последующее одобрение представляемого к доверенности. Никакой обязательной нормы для него ст. 269 ГК не требует, его можно выводить из конклюдентных действий и других обстоятельств. В соответствии с понятием сделки, данным в ст. 26 ГК, одобрение — это юридическое действие, исходящее от одной стороны, направленное на установление непосредственных отношений между доминусом и третьим лицом. Следовательно, одобрение является односторонней сделкой. При нежелании заинтересованного лица одобрить договор, заключенный от его имени, наступает ответственность гестора перед третьим лицом. Вопрос об условиях и объеме ее мы не освещаем в данной статье, так как он выходит за пределы нашей темы.
Гестор сохраняет свои требования к доминусу, если совершение договора диктовалось интересами последнего.
Во Франции некоторые авторы предлагают различать два вида ведения чужого дела без поручения: 1) противостоящее доминусу, независимо от всякого одобрения, 2) зависящее от последующего одобрения. Демог называет второй вид иррегулярным.
Однако это деление встречает у других авторов возражения, в частности, Попеско считает, что это различие неизвестно кодексу и не только не точно, но также и бесполезно. Условия и результаты того и другого вида одинаковы.
Этот вывод представляется нам правильным. Согласно ст. 1375 французского кодекса и доктрине предметом negotiorum gestio являются действия полезные или необходимые. Поэтому последующее одобрение ничего не решает: даже при отсутствии его суд все равно признает хозяина обязанным перед гестором, если расходы были полезными или необходимыми.
Ведение чужого дела без поручения сближается с договором поручения, после одобрения заинтересованным лицом действий гестора, выступающего в роли представителя. Отношение между ними может тогда рассматриваться в плоскости ст. 269 ГК.
Однако даже в этом случае ведение чужого дела без поручения обладает рядом особенностей, не позволяющих признать его договором поручения.
Поверенный действует в силу предварительного, ясно выраженного согласия представляемого, гестор осуществляет свою деятельность не только без полномочия, но и других юридических оснований.
Одобрение, т.е. согласие представляемого на действия, совершенные гестором, создает лишь обязательство на стороне представляемого.
Само по себе одобрение не порождает обязательств на стороне гестора. Они возникают из факта сознательного ведения чужого дела.
Одобрение относится к действиям предшествующим, тогда как договор поручения предусматривает действия в будущем.
Отсюда вытекает и другое различие: договор-поручение имеет силу и при бездействии поверенного, тогда как ведение чужого дела без поручения есть правоотношение, создающееся в результате активности гестора, его определенных действий, совершаемых им по собственному побуждению.
В судебной практике возникает вопрос о том, чем нужно руководствоваться при оплате расходов гестора.
Возмещение затрат гестора должно происходить по его фактическим расходам, однако они не могут быть чрезмерными. Суд должен применить соответствующие цены. Это будут либо твердые государственные цены, либо государственные коммерческие, либо, наконец, рыночные. Все будет зависеть от того, в чем состояли действия, кто их совершал, где именно и что расходовалось или приобреталось.
Так, при перевозке без поручения одним предприятием на своих машинах груза другого предприятия оплата гестора может быть произведена только по твердым государственным расценкам, а не по «вольным ценам», но если гражданин перевозил с вокзала вещи своего сослуживца, отставшего или заболевшего в пути, то расходы гестора по оплате машины или тележки должны возмещаться в данное время, исходя из рыночных, вольных цен. Труд самого гестора, по нашему мнению, нужно оплачивать лишь при том условии, если бы заинтересованному лицу пришлось нанимать для этой цели людей или если гестор в связи с выполнением чужого дела лишился какого-то заработка или дохода.
При других обстоятельствах личный труд гестора не следует оплачивать, так как в основе ведения чужого дела без поручения в наших условиях лежит не корысть, не желание заработать на этом, а вытекающее из сознания своего общественного долга намерение помочь другому лицу, в частности, предотвратить грозящие ему убытки. По тем же соображениям вряд ли будет правильным предоставлять гестору право на удержание вещи до уплаты ему его расходов. Это плохо вязалось бы с теми принципами, которые должны лежать в основе этого института.
Если гестор действует вопреки прямому запрещению заинтересованного лица или вразрез с его волей, известной гестору, то ему не следует предоставлять права на возмещение расходов и на оплату своего труда. Он может вознаградить себя лишь получением в натуре того, что он приобрел или сделал для другого лица, но при условии, что это возможно без причинения вреда имуществу последнего. Он имеет также право на истребование неосновательного обогащения другого лица.
В заключение мы позволим себе выразить надежду, что предложенная нами регламентация ведения чужого дела без поручения не останется без внимания при составлении проекта нового гражданского кодекса.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
