Становление и развитие теории разделения властей. Античное и средневековое наследие
Когда британский историк лорд Эштон сказал: «Власть имеет склонность к развращению, а абсолютная власть развращает абсолютно», — он сформулировал положение, которое в современных условиях (хотя, возможно, что значительно раньше), развития цивилизованных государств принято в качестве аксиомы. Причин для этого достаточно много, но еще больше следствий. Одним из последних, своеобразным ответом правовой и политической мысли в различные исторические эпохи является концепция разделения властей. В западной академической и популярной литературе она издавна считается традиционной, однако в работах отечественных авторов данная концепция чаще всего рассматривается как «набирающая силу», «формирующаяся». Сегодня же, когда основополагающая задача народа России — это создание открытого общества и правового государства, интерес к данной, весьма солидной по возрасту концепции все более и более возрастает.
При рассмотрении процесса формирования концепции разделения властей с достаточным на то основанием можно выделить несколько важных, но отличающихся по своему содержанию и результатам периодов. Во-первых, создание мировоззренческого фона, обстановки, в которой стало возможным вкладывание концепции разделения властей. Во-вторых, создание самой концепции, ее теоретическая обработка, становление и оформление в политико-правовых и философских источниках, а также первые попытки реализации теории разделения властей или хотя бы отдельных ее частей в политической практике ряда государств. В-третьих, это первые корректировки, дискуссии, опыт модернизации, которые неизбежно возникали с учетом первого применения теории в государственно-правовой сфере.
Следует отметить, что первый и второй периоды были реализованы (хотя, может быть, и не в полной мере) уже в античности. Это становится очевидным при использовании цивилизационного подхода, который в настоящее время еще не достаточно применяется отечественными авторами, в том числе и при рассмотрении политико-правовых явлений прошлого и настоящего. С методологических позиций недооценка возможностей данного подхода при изучении теории государства и права, ряда других историко-правовых дисциплин неизбежно ограничивает, «сужает» исследуемый материал, что часто приводит к шаблонным построениям и сомнительным выводам.
Не умаляя традиционной точки зрения о том, что концепция разделения властей появляется не ранее XVI—XVII вв. (английское Просвещение и Реформация), следует отметить, что с позиции цивилизационного подхода в рамках античной цивилизации концепция разделения властей и в идейном, и в практическом плане имела определенную завершенность и абсолютную рациональность. Но для того, чтобы понять это (в этом как раз и состоит вся сложность вопроса) необходимо, во-первых, представить античность как самостоятельный, завершенный цивилизационный организм, а во-вторых, попытаться уяснить особенности и характер политико-правовой, культурной и духовно-нравственной компонент ее цивилизации, соотнести современные цивилизационные схемы и нормы жизни с античными принципами человеческого общежития, государства и права, общения.
С позиций двух вышеназванных моментов несомненный интерес представляют произведения античных классиков, а также ряд работ зарубежных и отечественных ученых. Именно к такого рода исследованиям относятся работы Л.С. Васильева, Н.В. Мотрошиловой, А. Боннара, Э. Аннерса, В.С. Нерсесянца и др. Важное значение имеет также и то, что большинство работ носят междисциплинарный характер, поэтому политико-правовые проблемы античной цивилизации находят комплексное, разностороннее решение, часто оригинальное и нетрадиционное. Так, Л.С. Васильев, отмечает, что «принципиальным отличием афинского полиса времен Солона и всей постсолоновской Греции стало превращение населения, жителей Афин в частных собственников и свободных граждан, чьи права и привилегии гражданина и собственника были ограждены и защищены выборной властью, опирающейся ... на закон». Очевидно, что античная форма самоорганизации общества породила государство нового типа, призванное служить интересам граждан, отстаивать нормы права, свято блюсти закон. Можно с уверенностью сказать, что выделение трех, пусть даже относительно самостоятельных ветвей власти в таком государстве не является какой-либо искусственной новацией, а наоборот, органично сочетается с его базовыми принципами, функциями и первоочередными задачами. Разделение властей в античном государстве — это, прежде всего одна из политико-правовых гарантий античной демократии.
Скорее всего, именно последнее послужило причиной того, что к анализу проблемы разделения властей обращались многие античные мыслители не только греческой, но и римской эпохи. В первую очередь стоит выделить Аристотеля, Платона, Ксенофонта, Цицерона и др.
«Во всяком государственном устройстве этих основных частей три... Вот эти три части: первая — законосовещательный орган, рассматривающий дела государств, вторая — должности ... третья — судебные органы», — писал Аристотель в своей «Политике». Немалый интерес представляет и античный опыт практической реализации концепции разделения властей, который в той или иной мере проходит через все основные этапы реформирования полисной власти, т. е. от Солона и Клиофена до Эфиальта и Перикла. С последними двумя именами связано окончательное становление политической системы древнегреческих демократических государств, которая лучше всего может быть определена с помощью термина «прямая демократия», так как ведущую роль (и это, несомненно) играет Народное собрание (Экклесия), строго говоря, являющееся не политическим институтом, а совокупностью граждан, которым принадлежала вся полнота верховной законодательной, исполнительной и судебной власти. Поэтому, с современных позиций, Народное собрание не входит в систему разделения властей, оно находится как бы над тремя ветвями власти, и поэтому скорее (хотя это и покажется модернизацией) может быть определено как источник государственной власти.
Далее, например, в античной демократии мы встречаемся с Советом (Буле) как органом законодательной власти (с некоторыми контрольными функциями), системой магистратур, подотчетных Народному собранию и Совету, которые осуществляли оперативное управление различными сферами жизни античного общества на основе существующих правовых норм и обычаев, судебной системы, составляющей органический элемент демократического режима, важнейшее место в которой занимал Народный суд (Гелиэя).
Античная Греция, как известно, передала эстафету Риму. Греческая модель разделения властей в основных своих чертах была заимствована Римской республикой. Она являлась базовой, идеальной формой организации государственной власти, к которой стремился Рим, которую достиг, обеспечив тем самым определенную правовую и политическую стабильность в государстве, гармонию общественных отношений (прежде всего между аристократами-патрициями и плебеями), начиная с ликвидации царской власти в конце VI в. до н. э. до открытых нарушений демократических традиций в государственном управлении в I—II вв. н. э. Взаимодействие Сената, магистратур, консулов, Народного собрания представляло собой достаточно отточенную осмысленную, эффективно работающую систему.
Подводя итог, следует отметить, что античная цивилизация, достигнув своей завершенности во всех сферах и в том числе в государственно-правовой, уходя, оставила богатое идейно-теоретическое и практическое наследие в плане становления и развития концепции разделения властей. Нельзя не отметить, что греко-римское наследие сыграло гораздо большую роль в становлении современных государственно-правовых концепций и принципов, чем та, которую ей отводят некоторые современные исследователи. Принципиально здесь то, что сама античная трактовка личности и гражданского общества, их взаимоотношений с государством и отдельными его институтами явилась отправной точкой, ориентиром для западноевропейского цивилизационного организма, сменившего греко-римскую культуру на исторической арене. Европейская Реформация и Просвещение становятся возможными и приводят к ускорению политико-правовой, социально-экономической и идейно-теоретической модернизаций европейского общества в XVI—XVIII вв. во многом, благодаря богатому (и, наверное, где-то трагичному) античному опыту.
Для понимания специфики реализации концепции разделения властей в средние века важно остановиться на двух моментах:
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
1. Исторические предпосылки перехода к неограниченной монархии в Риме в период поздней античности и влияние имперской модели на последующую практику государственного строительства.
2. Идейно-теоретическое и религиозное осмысление сущности и значения разделения властей в средневековой христианской Европе.
Переход к неограниченной монархии, доминату, формально был ознаменован тем, что римский император Аврелиан (215—275) принял титул «царя и бога» и диадему — восточный символ царского достоинства. Во время правления императора Диоклетиана римская государственная система постепенно, но последовательно освоила новую модель организации и функционирования государственной власти. Произошли радикальные изменения государственного права. Появляется новый вид судебной власти — самодержавный суд, «обновленный» Сенат принимает теперь текст закона, составленный императором, беспрекословно руководствуясь принципом аккламации, т. е. без голосования при выраженном одобрении. Республиканский принцип разделения властей канул в Лету. Имперский Рим явился прецедентом абсолютной власти, сосредоточенной в одних руках. Понимая ее природу, легко представить характер правления в первых «варварских» королевствах, появившихся на обломках Западной Римской империи в раннем средневековье и являющихся в определенном государственно-правовом смысле ее преемниками.
В идейно-теоретическом плане подход европейцев средневековья к проблеме разделения властей определялся рамками, свойственными мировоззрению традиционного общества, полагавшемуся в обосновании правомерности, легитимности власти, прежде всего на авторитет и традицию.
Концепция божественного происхождения власти едва ли совмещалась с принципами разделения властей, так как исходила из заповеди: «Ибо Господь — судия наш, Господь — законодатель наш, Господь — царь наш: Он спасет нас». Однако было бы неверно утверждать, что европейское средневековье представляет собой «темные века», период невежества и анти-гуманизма. Говорить так, означает не понимать подлинного значения средневековой культуры, философско-правовой и теологической мысли для последующего развития Европы (евро-американской цивилизации).
С точки зрения правоведения, несомненный интерес представляют работы Фомы Аквинского, Уильяма Оккама, Марсилия Падуанского и др. В частности, последний оказал огромное влияние на правоведение и юридическую практику в этот насыщенный событиями период средневековья (хотя во многих современных правовых и философских исследованиях его имя незаслуженно обойдено вниманием).
В обход традиций, Марсилий утверждал, что все законы, для того чтобы стать реально действующими правовыми нормами, должны исходить не из божественного начала, а как раз наоборот — от народа, являющегося, по его мнению, коллективным творцом. Он явно видел различие между исполнительными и законодательными функциями и считал, что император, «избиравшийся на свой пост народом», должен вершить свой суд в полном соответствии с принятыми народом законами. И в случае, если император нарушал закон, народ мог сместить и наказать его. Таким образом, в соответствии с собственной философско-правовой позицией Марсилий явно выходит за рамки традиционных взглядов мыслителей средневековья, согласно которым император мог сосредоточить в своих руках как законодательную, так и исполнительную функции. Более того, рядом современных западных специалистов именно Марсилий Падуанский считается основателем развитого впоследствии английским философом Джоном Локком и французским правоведом и философом Шарлем Луи Монтескье учения о разделении властей.
Однако при всей значимости эпохи средневековья следует все же признать, что более важным этапом, подготовившим основные идейные, теоретические и духовные предпосылки для дальнейшей разработки и модернизации концепции разделения властей, стали Реформация и Просвещение.
Рациональный характер концепции разделения властей в реформаторско-просветительскую эпоху
Реформация, наряду с Возрождением и Просвещением, явилась именно той основой, на которой развивалась (и довольно успешно!) на протяжении почти трех столетий западноевропейская и выросшая из нее американская правовая и политическая культура. Учения М. Лютера и Ж. Кальвина открывали возможность для разведения проблем веры и научного познания. Развитие последнего, в свою очередь, коренным образом изменяло подход к проблеме познания общества и государства. Появилась реальная возможность изучить государство с точки зрения его устройства и закономерностей функционирования, возникли новое мировоззрение, новый взгляд на мир.
Отказ от понимания государства как чего-то раз и навсегда устоявшегося, данного и не подлежащего изменению, а также познанию неизбежно порождал иные трактовки. «Вообще «государство как политический институт с рационально разработанным правом и ориентированным на рационально сформулированные правила, на законы, управление чиновников-специалистов в данной существенной комбинации известно только Западу, хотя начатки всего этого были и в других культурах».
Однако, оценивая роль Реформации в подготовке интеллектуальных предпосылок, важных для создания современных государственно-правовых концепций, в том числе и различных вариантов определения сущности и значения разделения властей, ее можно считать лишь первым шагом в этом направлении. Был изменен вектор теоретического развития, но реальные контуры его стали видны на следующем этапе — в эпоху Просвещения.
Фундаментальные сдвиги в развитии естественных наук, связанные с Н. Коперником, И. Кеплером, Г. Галилеем и особенно И. Ньютоном, коренным образом повлияли не только на конкретные области знания, но и на подход к миру в целом, к оценке и пониманию социально-правовых явлений. Именно на эту посылку следует обратить внимание, пытаясь понять особенности и характер государственно-правовых концепций в Англии, Франции и других западноевропейских странах в XVII—XVIII вв.
В области общественно-политической деятельности последствием этих представлений стали идеи о возможности создания разумного общественного порядка, рационально функционирующего государственного устройства.
Непревзойденным образцом этого как в идейно-теоретическом, так и в практическом плане была Англия, где уже в первой половине XVII в. начинается отход от традиционного общества и вхождение в полосу интенсивной социально-экономической и политической модернизации. Последнее приводит к тому, что уже в конце XVII — начале XVIII вв. функции законодательной и исполнительной власти в рамках английской государственной системы достаточно четко разграничены, и само понимание этой проблемы (что еще более важно) становится принципиально иным.
В плане философско-правового осмысления важным этапом на этом пути стали работы Т. Гоббса, в первую очередь «Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского». «Левиафан» с полным основанием считается первым произведением Нового времени, развернувшем полное и систематическое учение о государстве.
Причем, при рассмотрении роли произведения Гоббса на становление концепции разделения властей надо обратить внимание на три проблемы:
— сущность и природу человека;
— роль государства;
— осмысление устройства идеально-функционирующего государства.
Некоторые исследователи считают, что, говоря о функциональном разделении властей, Т. Гоббс пытался сформулировать гораздо более сложную проблему, а именно, четко разделяя отдельные ветви власти, он старался найти те конкретные рамки, ту платформу, на которых эти ветви взаимодействуют, образуя эффективно работающую систему, а, не разваливая государство своим соперничеством.
Принимается «Билль о правах» — нормативно-правовой акт, ставший во многом рубежным для истории английской монархии. В своих тринадцати статьях «Билль о правах» четко установил конституционные гарантии власти парламента, ограничив компетенцию короля в законодательной, судебной, финансовой и военной областях. Фактически были заложены правовые основы конституционной монархии, был найден компромисс между набиравшей силу буржуазией и уже в достаточной мере обуржуазившимся дворянством. Этот компромисс был найден по основополагающим вопросам в развитии общества (заметим, что поиск компромиссов и в настоящее время является одной из наиболее примечательных черт английской и американской политической культуры) и стал важнейшим условием возникновения концепции Джона Локка, основным социально-философским сочинением, которого стали «Два трактата о гражданском правлении» в момент обострения отношений между короной и парламентом, незадолго до «славной революции».
С самого начала Локк решительно порвал с исходившей от Т. Гоббса традицией отношения к монархии. Именно поэтому, рассматривая соотношение властей, Локк отдавал бесспорное первенство законодательной власти, признавая ее «не только верховной властью в государстве, но и священной, неизменной в руках тех, кому сообщество однажды ее доверило». Он очень подробно теоретизирует относительно принципов функционирования законодательной власти, определяя пределы ее полномочий, в качестве которых выступают опубликованные и установленные законы. Кроме этого Джон Локк проводит интересную аналогию между политическим организмом и английским пониманием доверительного общества (траста): законодательный орган как поверенный должен заниматься защитой природных прав граждан доверителей, в противоположном случае он утрачивает свои полномочия (в целом данная позиция является основой современной британской, или вестминстерской, модели разделения властей).
Подобное понимание значения и ключевых функций законодательной власти органично включается в рамки, так называемой английской концепции свободы. Последняя представляет собой «слоеный пирог», нижним слоем которого является государство как политическая организация общества, а верхним — «природная сфера свободы» в виде системы неотчуждаемых (естественных) прав человека. Причем (и это важно) ни при каких условиях эти слои не смешиваются друг с другом.
Существование исполнительной власти объясняется у Локка необходимостью постоянно исполнять и надзирать за исполнением законов. Непременным условием этой ветви власти является ее отделение от власти законодательной. Представляет немалый интерес идея философа о разделении самой исполнительной власти на власть собственно исполнительную, занимающуюся вопросами внутренними, и власть «федеративную» («конфедеративную»), в компетенцию которой входит право решения вопросов войны и мира, заключение международных соглашений, ведение дел с отдельными лицами, сообществами за пределами данного государства. Подобным подразделением Локк как бы уравновешивает между собой отдельные части исполнительной власти, «специализирует» их, делая эту (довольно опасную для двух остальных ветвей) ветвь власти одновременно эффективной и безопасной, т. е. эффективной во внешнеполитических делах и в то же время неспособной использовать свою внешнюю мощь для подчинения других ветвей власти.
Взаимное уравновешивание разных ветвей власти, являющееся одним из стержневых моментов всей концепции Локка, будет выглядеть очень неубедительно и, в какой-то мере, искусственно, без включения в данный механизм судебной власти. Это оправдано, в первых, тем, что для английской правовой системы судебная власть всегда была достаточно самостоятельной ветвью власти, а авторитет суда в обществе традиционно высокий, во-вторых, сама система аргументации Локка во многом приводит его к необходимости, по крайней мере, трех ветвей власти, взаимно уравновешивающих друг друга.
В заключение заметим, что описанная Локком система, в которую входят законодательная, исполнительная и конфедеративная власти, в немалой степени напоминает систему статического равновесия и явно соответствует тону и методу английского Просвещения.
Итак, к концу XVII в. концепция разделения властей, основанная на принципиально новых по отношению к предыдущему периоду трактовках сущности человека, общества и государства, уже обрела свои основные черты. Однако данная концепция имела еще достаточно схематичный характер и во многом опиралась на опыт только одной страны. Поэтому обогащение и уточнение концепции, придание ей универсального характера стало делом следующих веков.
Модернизация концепции разделения властей в эпоху Великих западных революций
Качественно иной уровень исследования различных государственно-правовых проблем, модернизация прежних концептуальных решений определены периодом мощнейших социально-экономических и политических потрясений, переворотов и войн или эпохой демократических революций. В это время основы теории разделения властей, сформулированные деятелями английского Просвещения XVII в., были развиты и (впервые!) реализованы в политических системах европейских и американских государств. При этом следует отметить, что особую роль в этом процессе сыграли философско-правовые идеи французских просветителей XVIII в. и отцов основателей США.
Крупнейшей фигурой, повлиявшей на дальнейшее развитие концепции разделения властей, стал Шарль Луи де Секонда барон де Ла Бред де Монтескье. Наиболее значительной в этом плане его работой является трактат под названием «Защита «О духе законов», появившийся. Центральной идеей его стала мысль о выявлении законов «в самом широком значении этого слова». Поэтому конечной целью Монтескье был рациональный государственный строй, который, по его мнению, неизбежно приведет общество к достижению политической свободы. Однако задача, которую решал этот французский исследователь, включала в себя еще одно условие — государственная система должна была обеспечивать не только политическую свободу, но и быть долговечной, устойчивой к разного рода потрясениям.
Монтескье последовательно критиковал любое понимание политической свободы, исходящее не из права, а из возможности делать то, «что хочется» (произвол!). В Англии он увидел, с одной стороны, государство, которое стремится к подлинной политической свободе, а с другой — факт и идею политического представительства.
«В каждом государстве есть три ряда власти: власть законодательная, власть исполнительная, ведающая вопросами международного права, и власть исполнительная, ведающая вопросами права гражданского. В силу первой власти государь или учреждение создает законы временные или постоянные и исправляет или отменяет существующие законы. В силу второй он объявляет войну или заключает мир, посылает и принимает послов, обеспечивает безопасность, предотвращает нашествие. В силу третьей власти он карает преступления и разрешает столкновения частных лиц. Последнюю власть можно назвать судебной, а вторую — просто исполнительной властью государства». К сказанному выше Монтескье добавляет, что «все было бы потеряно, если бы один и тот же человек, один и тот же аппарат из знати или представителей народа соединил бы в своих руках одновременно три власти: разработку и принятие законов, исполнение общественных решений и рассмотрение гражданских дел, и суд над преступниками». Он признает, что, например, у турок (где все три ветви власти сосредоточены в руках султана) царит «ужасающий деспотизм». А в большинстве королевств Европы, напротив, «правление является умеренным, поскольку государство, которое держит в своих руках два первых вида власти, исполнение третьей оставляет своим подданным».
Представляет несомненный интерес (с позиций соотношения свободы и закона) следующая мысль философа: «Мне не пристало судить, пользуются ли англичане в настоящее время этой свободой. Достаточно подтвердить, что она санкционирована законами, а все остальное не имеет значения».
Однако неумолимая логика истории такова, что на смену взглядам барона Монтескье и английских просветителей приходит предвестник будущих великих потрясений, «Ньютон нравственности» (по меткому замечанию Канта) или «революционная голова, исполнительной рукой которой стал Робеспьер» (следуя грустному замечанию Гейне), Жан-Жак Руссо. Он явился своего рода антиподом, прямой противоположностью Дж. Локку и Ш. Монтескье.
Крайнее, критическое переосмысление английского опыта государственно-правового реформирования приводит Руссо к построению новой, так называемой французской концепции свободы. Именно из теоретических оснований и практических «результатов» последней следует исходить при понимании и оценке радикализма политико-правовых взглядов.
Французская копия свободы оказалась совершенно иной, чем ее английский оригинал. Свобода по-французски — это социальная утопия рациональной организации общества, целенаправленный результат деятельности «просвещенных» государственных чиновников, а не свободная от государственного вмешательства деятельность граждан, которые обмениваются на ничем и никем не ограниченном рынке товарами, услугами и информацией.
Принцип не отчуждаемости суверенитета, провозглашенный Руссо в трактате «Об общественном договоре, или принципы политического права», привел самого философа к отрицанию представительной формы правления, поскольку суверенитет заключен в общей воле, а она не может быть кому-либо передана и представлена. Это значит, что депутаты не могут быть представителями народа, они не имеют права что-либо решать окончательно. Закон же только тогда будет законом, если народ утвердил его сам, непосредственно.
Тезис о неделимости суверенитета фактически ведет к отрицанию принципа разделения властей, так как разделение «общей воли» народа невозможно. Данный государственный проект не только опасен (как впрочем, и любое заявление о неделимости, абсолютности чьей-то власти в государстве), но и вряд ли вообще осуществим, во-первых, в силу размеров территории и количества жителей во многих государствах даже XVII—XVIII вв., а во-вторых, по причине отсутствия у большинства населения не только этих, но и современных государств достаточного уровня правовой и политической культуры для осознанного и продуктивного участия в политической жизни страны. Тем не менее, политико-правовая концепция Ж.Ж. Руссо по своим основным положениям и выводам является своего рода предвестником будущих европейских потрясений (данная система философско-правовых взглядов во многом их стимулировала и скорее всего, послужила катализатором). С другой стороны, существование столь огромного теоретического разброса, какой выявляется при сравнении концепций Монтескье и Руссо, свидетельствует не только о богатой интеллектуальной жизни Франции XVIII в., но и о росте социальных противоречий в предреволюционный период.
«Благородный эксперимент»: американская модель разделения властей. «Федералист»: система сдержек и противовесов
События, связанные с войной за независимость английских колоний в Северной Америке и образованием Соединенных Штатов, явились своеобразным подведением итогов развития политико-правовых концепций XVIII в. «Благородный эксперимент», начатый отцами основателями американского государства, во многом сводился к реализации, практическому воплощению идей европейских мыслителей от Платона до Монтескье и Канта.
После обнародования текста Конституции 17 сентября начинается новое обострение внутриполитической борьбы. Именно с последней связано появление «Федералиста» — серии статей, опубликованных в защиту предложенного проекта Конституции в газетах штата Нью-Йорк. Их авторами были крупные политики и опытные правоведы А. Гамильтон, Дж. Мэдисон, Дж. Джей. «Федералисты» выходили под общим псевдонимом «Публий». Значение данных статей не только для США, но и для мировой политико-правовой мысли и государственной практики трудно переоценить. Многие исследователи считают «Федералиста» наиболее оригинальным документом за всю историю Соединенных Штатов. Автор данной работы рассматривает его как бесценный опыт свободного политического творчества в свободной стране.
Конечно, следует отметить, что система взглядов автора «Федералиста» представляла собой сложный сплав наследия английского и французского Просвещения с пуританскими традициями. Авторы «Федералиста» (особенно А. Гамильтон), проводя мысль о греховной, корыстолюбивой природе человека, на свойства которой нельзя полагаться в создании оптимального государственного устройства, в то же время ставили целью создание не идеального, утопического государственного устройства, а оптимального, т. е. наилучшим образом соответствующего определенной социо-экономической ситуации.
А. Гамильтон, Дж. Мэдисон, Дж. Джей достаточно успешно опровергали доводы своих политических противников о том, что предложенный проект Конституции отклоняется от концепции разделения властей Ш. Монтескье. Так, Дж. Мэдисон отмечал, что «британское государственное устройство было для Монтескье тем же, чем Гомер для критиков, разбирающих эпическую поэзию»1. Заслуживает внимания и тот факт, что как в теоретической полемике, так и в политической борьбе со своими оппонентами «федералисты» использовали конкретный опыт управления штатами и более мелкими административно-территориальными единицами (опыт местного самоуправления). Наверное, опираясь именно на данный опыт, Мэдисон, Гамильтон и Джей показали пример творческого подхода к идеям Локка и Монтескье, а именно, в № 48 «Федералиста» Мэдисон писал: «Три ветви власти — разве только они связаны и слиты с тем, дабы каждая осуществляла конституционный контроль над двумя другими, — на практике не могут сохранить ту степень раздельности, которая, согласно аксиоме Монтескье, необходима свободному правлению».
Таким образом, важно и в теории, и в практике государственного строительства сохранить не букву, а дух концепции Локка — Монтескье. Американские политики продемонстрировали возможность (и как показало время, сделали это очень успешно) «вариаций» на тему, заданную английскими и французскими теоретиками.
Именно в «Федералисте» применительно к государственному устройству получает развитие присутствовавшая у Монтескье, но не получившая должного осмысления идея о взаимном конституционном контроле, осуществляемом всеми ветвями власти.
Дальнейшее свое развитие концепция разделения властей и идея взаимного контроля ветвей власти получает в № 51 «Федералиста». Здесь речь шла о создании системы, способной к саморегулированию. Для конструирования последней необходимо разделить не только ветви власти, но и способы их формирования, т. е. избирательную систему, подчинив ее принципу разделения властей. И в этой связи нельзя обойти вниманием еще одно славное имя в блестящем списке американских реформаторов-демократов, а именно, Томаса Джефферсона, автора Декларации независимости, политика и мыслителя. Джефферсон, наблюдая за «Федералистом» и во многом разделяя идеи его авторов, вел переписку по широкому спектру политических и правовых проблем, в том числе и по вопросу создания в США новой избирательной системы. Так, в письме Джону Адамсу он указывает: «Выборный деспотизм — отнюдь не та форма правления, за которую мы сражались». А в письме Дж. Мэдисону отмечает: «Мне нравится, что законодательному корпусу дана власть устанавливать налоги, и только по одной этой причине я согласен с тем, чтобы народ избирал большую палату непосредственно путем прямых выборов ... это сохранение нерушимости фундаментального принципа, согласно которому народ могут облагать налогами только его собственные представители, избранные им самим посредством прямых выборов».
В унисон с идеями автора Декларации независимости «Федералисты» утверждали, что «необходимо, чтобы все назначения на высшие должности в исполнительных, законодательных и судебных органах исходили из первоисточника власти — от народа — и шли не по сообщающимся друг с другом каналам».
Отметим, что Гамильтон, Мэдисон, Джей как, впрочем, и Джефферсон прекрасно понимали, отдавали себе отчет о невозможности создания идеальной государственной системы. Они были реалистами! Но были уверены в возможности «запуска» работоспособной и жизнестойкой системы, системы, соответствующей сомой природе человека, его интересам, целям и страстям, особенностям частных и общественных взаимоотношений. В настоящее время результат усилий этих мыслителей-практиков, а также последующих поколений американских политиков, ученых и общественных деятелей получил название американская модель (вариант) разделения властей, основой, которой как раз и является система сдержек и противовесов.
Печальный опыт робеспьеровского Конвента, кровавого «коллективного» диктатора, как нельзя лучше подтвердил еще одно опасение мудрых американцев, а именно — возможность диктатуры законодательного органа. Гарантией недопустимости последней будет, по их мнению, принцип бикамерализма, заключающийся в организации и функционировании второй палаты парламента. Сенат (в американском варианте), избираемый на иных, отличных от палаты представителей принципах и на другой срок, с точки зрения Джея, Мэдисона, Джефферсона и многих других представителей этой плеяды ученых и политиков, должен стать мощным сдерживающим фактором, противовесом нижней палаты, но не таким, чтобы сделать ее совсем «немощной».
Анализ американской модели разделения властей будет не полным без рассмотрения концепции судебной власти А. Гамильтона. Исходный тезис его прост и понятен (а уж об актуальности его для современной России говорить вообще банально, к сожалению): «Слабость судебной власти требует особенно бережного отношения к ней». Вывод очевиден: судебная власть нуждается в специальных мерах, укрепляющих ее положение. Гамильтон утверждает единственно возможный принцип существования этой ветви власти, а именно то, что судебная власть может существовать только отдельно, она не может быть ответвлением ни законодательной, ни исполнительной власти.
Концепция «Федералиста» завершает собой классический период развития теории разделения властей. Следующий период — период модернизации основных положений последней, их адаптации к социокультурным и политическим особенностям государств конца XIX в., а тем более начала XX в. Большой интерес в связи с этим представляет рассмотрение действенности концепции разделения властей в истории российских правовой и политической систем.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
