Работники английских мануфактур едят жирно, пьют сладко, живут лучше и кормятся лучше, чем бедный рабочий люд любой другой страны в Европе; за свою работу они получают лучшую зарплату и проводят больше времени лежа на боку, чем рабочие в любой другой стране.
Это открытие несколько неожиданно в свете литературы, посвященной уровню жизни в период промышленной революции: значительная часть источников подчеркивает бедность этого времени. По сегодняшним меркам британские рабочие, безусловно, были бедны; однако основная мысль этой главы заключается в том, что по сравнению со своими коллегами из других европейских стран и Азии британские рабочие жили достаточно безбедно. Хотя британские рабочие не принимали полноценного участия в экономическом подъеме периода промышленной революции, с точки зрения международного уровня зарплат они и так уже достигли высокого дохода.
Мнение о том, что во время промышленной революции британские рабочие были крайне бедны, проистекает из ожесточенных дебатов XIX века о «бедняках», и особенно из идей классических экономистов. Отчасти это лингвистическая проблема, потому что классические экономисты, обсуждая прожиточный минимум, обычно писали о зарплатах на уровне «выживания». Это расплывчатый и обманчивый термин. Современному человеку сразу представляется, что зарплаты рабочего хватало только на физиологически необходимую для выживания пищу, лохмотья вместо одежды и охапку соломы вместо крыши над головой. Если все зарплаты были на таком минимальном уровне, то рабочие всего мира действительно влачили одинаково жалкое существование. Однако идеи классических экономистов требуют уточнения, потому что термин «прожиточный минимум» был гибким. Иногда он означал физиологический минимум, едва позволяющий прокормить семью; иногда он «определялся обществом» и означал больший уровень комфорта.
Вместо того чтобы рассматривать абсолютный прожиточный минимум, необходимый для выживания, классические экономисты рассматривали концепцию зарплатной лестницы, на верхней ступени которой стояли рабочие Северо-Западной Европы, с самым высоким уровнем жизни, а на нижней — рабочие Азии, с самым низким. Адам Смит в «Богатстве народов» писал об этом так: «В Великобритании заработная плата за труд в настоящее время, по-видимому, стоит выше того уровня, который необходим для обеспечения рабочему возможности прокормить семью». В Голландии уровень жизни рабочих был даже немного выше: «Заработная плата, как говорят, в Голландии выше, чем в Англии». В пределах Великобритании Англия располагалась на зарплатной лестнице выше Шотландии: «Английское зерно должно быть, поэтому дороже в Шотландии, чем в Англии... Денежная цена труда в Шотландии ниже, чем в Англии». Таким образом, один день труда в Англии позволял купить больше еды, чем в Шотландии. Однако в Шотландии «труд несколько лучше вознаграждается, чем во Франции». Азия намного отставала от Европы: «Действительная цена труда, действительное количество предметов существования, предоставляемое работнику в Китае и Индостане, меньше, чем в большей части Европы». Смит считал, что выше всего реальная заработная плата в приморских центрах Южной Англии и исторических Нидерландов. В Ирландии, Уэльсе и Корнуолле зарплаты были ниже, чем в других частях Великобритании. Большая часть континентальной Европы также отставала от лидеров-меркантилистов, а Азия находилась в самом низу зарплатной лестницы. Именно в Азии зарплата была на уровне физиологического прожиточного минимума, по мнению классических экономистов.
В такое распределение зарплат было принято объяснять демографической ситуацией. Мальтус считал, что население растет, пока уровень рождаемости не сравняется с уровнем смертности. Соответствующую этому положению зарплату Мальтус называл «минимальной заработной платой», потому что ее только хватало на то, чтобы родители могли растить детей и чтобы население воспроизводилось, но при этом не увеличивалось. В первоначальной версии теории Мальтуса — теории позитивного контроля количества населения — уровень рождаемости всегда был максимальным, а уровень смертности падал по мере роста заработной платы. В этих условиях минимальная заработная плата должна была быть достаточно низкой для того, чтобы поднять уровень смертности до высоты уровня рождаемости. В более поздней версии Мальту совой теории — теории превентивного контроля за населением — по мере падения дохода плодовитость населения также снижалась, и это изменение означало, что количество смертей и рождений сравнивалось при более высокой «минимальной» заработной плате. Заработная плата в обществе, таким образом, зависела от того, какой в нем преобладал способ контроля количества населения, позитивный или превентивный, а это уже зависело от традиций заключения браков, законодательства и того, что Мальтус называл «привычками».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Мальтус утверждал, что «привычки» различаются в Европе (особенно в Англии) и Азии. В Англии «превентивный контроль количества населения действует с достаточной силой во всех классах общества». Сыновья английских фермеров и ремесленников откладывали вступление в брак «до тех пор, пока не обоснуются в каком-то деле или на ферме, что позволит им содержать семью». Даже рабочий «засомневается перед тем, как разделить свое скудное жалование на четверых или пятерых» членов семьи. Поздние браки способствовали сокращению плодовитости и поддерживали заработную плату в Англии на высоком уровне. В Азии же, наоборот, традиции благоприятствовали раннему вступлению всех граждан в брак, то есть в Азии был принят позитивный контроль за количеством населения, поэтому зарплаты там были ниже, чем в Европе. Поклонение предкам, ожидание того, что дети будут содержать родителей в старости, а также убийство новорожденных — все эти факты означали, что Китай был «более густонаселен относительно количества средств к существованию, чем, возможно, любая другая страна в мире». Мальтус рассматривал возможность того, что аскетизм индусов может привести к сокращению плодовитости (превентивный контроль), но заключал, что, «на основании превалирующих привычек и мнений людей можно считать, что тенденция к ранним бракам по-прежнему преобладает». В результате этого «низшие классы людей доведены до крайней нищеты... Население, таким образом, упирается в жесткие рамки пределов средств к существованию, и пропитание страны централизованно распределяется между большинством людей в минимальных количествах, необходимых для поддержания существования». Катастрофа всегда была где-то рядом. «Индия, как можно было бы ожидать, во все времена страдала от периодов ужаснейшего голода».
Обобщения Смита и Мальтуса относительно заработной платы в Европе и Азии подтверждаются рассказами путешественников того времени, а также историками, которые исследовали данные об особенностях питания и потребления. Особенно нас интересует информация о людях, имевших постоянное место работы и при этом находившихся в самом низу иерархии распределения доходов: крестьянах и неквалифицированных рабочих. Квалифицированные рабочие, разумеется, в любой местности были в лучшем положении. Люди в возрасте, инвалиды, больные и немощные находились в худшем положении, но их жизненные обстоятельства зависели, скорее, от государственной помощи, частной благотворительности и церкви, чем от рынка труда. Рассказы путешественников свидетельствуют о том, что на самом дне прожиточного минимума находились китайские, индийские, французские и итальянские рабочие, в то время как уровень жизни английских рабочих был значительно выше.
Для интерпретации этих свидетельств, весьма подробных, нам потребуется база для сравнения. Ключевой точкой отсчета служит минимальный доход, определяемый как «физиологический прожиточный минимум». Семья с таким доходом тратит буквально все свои ресурсы на пищу. Рацион при этом должен быть адекватным в том смысле, что он должен содержать достаточно калорий и белков для того, чтобы семья выживала, но и только. Наиболее дешевый способ обеспечить такой уровень питания — покупать самую недорогую крупу и варить из нее кашу. Хлеб (особенно пшеничный) семья с таким доходом обычно не покупает, он слишком дорого стоит; если она и потребляет какой-то хлеб, то обычно сделанный из зерна низкого качества, для экономии помолотого дома. Бобовые служат источником белка. Мясо считается редким лакомством и часто добывается в дикой природе, например на рыбалке, а не с помощью животноводства. Масло или растительный жир потребляются в небольших количествах. Таким образом, физиологически минимальный рацион состоит в основном из самого дешевого зерна, приготовленного таким образом, чтобы минимизировать потерю ценности пищи через помол и готовку. В таком рационе отсутствуют пшеничный хлеб, мясо, алкоголь и многие молочные продукты: все это дорогие источники необходимых питательных веществ. Кроме перечисленных выше продуктов почти ничего не покупается.
Важно отличать уровень «физиологического прожиточного минимума» от приятного или респектабельного уровня жизни. Хотя люди по определению способны выжить на физиологически минимальной диете, как правило, они предпочитают, есть больше и более разнообразно (так же, разумеется, как они предпочитают покупать больше непищевых товаров). В рассматриваемый нами период потребление мяса было важным показателем уровня жизни. Энгельс, например, описывал, как «нормальная диета отдельного рабочего... может быть разной в зависимости от его заработной платы». Самые обеспеченные рабочие «едят мясо каждый день, а на ужин едят бекон и сыр». Менее обеспеченными он считает рабочих, которые «едят мясо только два или три раза в неделю, а иногда только по воскресеньям». Такие рабочие вместо мяса едят картофель и хлеб. Уровнем ниже расположены те, «кто совсем не может позволить себе мяса, и ест только сыр, хлеб, кашу и картофель». Наконец, Энгельс выделяет еще «ирландцев, для которых картофель является основным продуктом питания». Тот факт, что картофель считается самым дешевым продуктом питания, позволяет датировать эту схему потребления, поскольку картофель стал широко распространен только около. До этого самыми дешевыми продуктами были такие крупы, как рожь, перловка и особенно овес. Для мяса, однако, всегда была характерна высокая эластичность спроса по доходу, так что количество потребляемого мяса — это важный показатель, который варьируется в зависимости от уровня жизни рабочего класса.
Исследования потребительских бюджетов периода промышленной революции подтверждают высокий уровень жизни, описанный Энгельсом. Высокие цены на зерно побудили сэра Фредерика Идена написать свой знаменитый трехтомник, «Положение бедных», в котором он подробно описал доходы и потребление многих рабочих семей по всей стране. По сравнению с уровнем жизни среднего класса того времени, английские рабочие были бедны, но условия жизни у них, как мы еще убедимся, были лучше, чем у многих рабочих из других стран Европы и Азии. Возьмем типичного представителя рабочего класса: сорокалетнего садовника, проживающего в городе Илинге (в те времена пригороде Лондона) с женой и четырьмя маленькими детьми. Работая в нескольких местах одновременно, он мог заработать примерно 30 пенсов в день, что составляло заработную плату рабочего в Лондон. На эти деньги семья могла позволить себе ежедневно: четверть батона пшеничного хлеба, около полфунта мяса, несколько унций сыра, пинту пива, чай и сахар. Семья покупала новую обувь и одежду, двое старших детей ходили в школу. Семья покупала каменный уголь для отопления жилища зимой, а также платила ренту за дом и сад, который, без сомнений, снабжал ее овощами и, возможно, кормом для домашних животных. Эта семья жила на уровне, близком к вершине мясной схемы Энгельса, много выше уровня физического прожиточного минимума.
Возникает, конечно, вопрос о репрезентативности такого семейного бюджета. Позже мы вернемся к этому вопросу и рассчитаем, что люди могли покупать на зарабатываемый ими доход. Расчеты подтверждают, что уровень жизни садовника из Илинга был доступен многим британцам.
А как насчет жизни по другую сторону пролива? Была ли она так же хороша? Все зависит от того, где причалить. Питание в Нидерландах, похоже, было очень хорошим. Де Врис и Ван дер Воуде изучили историю питания в сиротских приютах, которое, как они считают, показательно для общего паттерна потребления. С основная часть денег, выделенных на питание сирот, тратилась на ржаной хлеб, мясо и пиво. В среднем ребенок-сирота потреблял в год около 140 кг хлеба, 20 кг мяса и 14 кг масла. Эти цифры вполне сравнимы с описанным выше питанием английских рабочих, особенно если помнить, что речь идет о детях. Основное различие между питанием детей-сирот и остального населения заключалось в разновидности потребляемого хлеба: остальное население ело больше пшеничного хлеба.
Во Франции ситуация была хуже подвел итог многих исследований, посвященных питанию рабочих и крестьян. Их диета содержала узкий набор продуктов, в котором как минимум 95% составляли злаки. Злаки потреблялись либо в виде хлеба, либо в виде «жидкой похлебки или каши». Обычно это были «рожь, перловая крупа, овес, гречка, кукуруза или каштаны», но не пшеница, которую ели английские сельскохозяйственные работники. Кроме злаков, французские рабочие ели овощной суп из «капусты и репы, лука, моркови и зелени с живой изгороди», в который иногда для густоты также добавлялась крупа. Если у семьи была корова, в продукты питания входило молоко. «В сущности, молоко, время от времени яйцо, кусочек сыра, немного свиного жира», а на морском побережье еще и рыба, были единственными источниками животного белка. Мясо французские рабочие ели только в том случае, если могли позволить себе выращивать собственный скот. Широко распространены были болезни, связанные с недоеданием, что неудивительно. Хафтон заключает, что, «хотя непосредственно смерть от голода с наступлением встречаться перестала, постоянное недоедание продолжало оставаться уделом бедняков». Если такая ситуация действительно была нормой для французских рабочих, то их уровень жизни определенно был ниже, чем у англичан или голландцев; французы питались на уровне физиологически минимальной заработной платы.
Не менее печальной была ситуация и в Италии, где уровень жизни очень сильно упал. Этому падению сопутствовало распространение в сельском хозяйстве кукурузы, которая служила куда более дешевым источником калорий, чем пшеничный хлеб, распространенный в Средние века. Хлеб перестал быть пищей бедняков; ей стала полента. «Коротко говоря, труженик, крестьянин, который в течение дня съедал только два фунта хлеба, все равно вечером нуждался в миске супа; в то время как за ту же цену, за которую он покупал два фунта хлеба, можно было купить как минимум шесть-семь фунтов поленты, заменявшей и суп, и хлеб в количестве, более чем достаточном для выживания. Мясо исчезло из питания крестьянина»). Тобиас Смоллетт в своей, «Путешествия по Франции и Италии», писал: «Питание этих несчастных состоит из некоего блюда под названием полента, изготовляемого из кукурузы, это блюдо крайне питательно и приятно на вкус» Однако в реальности в поленте содержится недостаточно ниацина, витамина В3, поэтому питание одной кукурузой приводило к пеллагре и хронической диарее. Вольф заключает, что «в ходе граница между уровнем прожиточного минимума и бедностью сдвигалась как в городской, так и в сельской местности, что отрицательно сказывалось на городах». Уровень жизни не только понижался, но и был гораздо ниже, чем у рабочих в Англии.
Как обстояли дела на другом конце Евразии? Основным компонентом питания в большинстве регионов Азии была самая дешевая из доступных круп. «Из литературы того времени можно заключить, что питание простых людей в большинстве регионов Индии состояло преимущественно из риса, проса и бобовых». Франциск Пелсарт, посетивший Индию, назвал питание индусов «монотонным». Рабочие «почти не знают вкуса мяса». На самом деле мясо свиньи, рогатого скота, кур, а также яйца были под запретом. Единственным источником животного белка была рыба, когда ее удавалось достать. Так же дело обстояло и в западной части Индии.
Рабочее население не ело пшеницу, основным источником углеводов служило просо. Просо мололось в грубую муку, и из него пеклись лепешки, которые принято было есть с бобовыми и овощами. Чарльз Локиер, путешествовавший по Азии на одном из кораблей Ист-Индской компании, «Стритэме», писал об арабских моряках в Индийском океане: «Они служат за маленькую зарплату и снабжаются куда более дешевым продовольствием, чем служащие компании: соленая рыба, рис, а также несколько птичьих тушек, вот и вся положенная им провизия. Дал — это некрупное зерно, похожее на наш горох, которое варится с рисом, и получается кичри».
Потребление было ограниченным и в других сферах. Как правило, индусы ходили без обуви. Литература того времени подчеркивает «скудость одежды». Большую часть года мужчины носили набедренные повязки, а женщины сари. Дома были глиняными, с тростниковыми крышами. Крестьяне и рабочие не имели практически никакой обстановки в домах, кроме бамбуковых тюфяков и коек. Металлические горшки и кухонные принадлежности встречались редко, по большей части еда готовилась в глиняных горшках. Трудно было бы вести еще более дешевый образ жизни.
Путешественники по Китаю также описывают псевдо вегетарианскую диету. Сэр Джордж Стонтон в своем рассказе о знаменитой экспедиции Макартни отмечает, что «бедные рабочие» Пекина «вынуждены употреблять лишь растительную пищу, очень редко и понемногу лакомясь животными продуктами». Минимализм в потребительском поведении распространялся не только на еду: «Одежда и жилье жителей берегов Пейхо имели яркие признаки бедности». Локиер с большим энтузиазмом описывал ту же самую диету как типичную для более обеспеченных жителей Гуанчжоу: «Рис является основным продуктом питания». Китайцы также потребляли «чашку рисовой водки или другого алкоголя во время еды». Они почти не ели мяса. «Оно подается на стол не в виде кусков, как у нас, но в виде фарша, и сервируется в чашках или небольших мисках, откуда они очень искусно берут его парой маленьких палочек... Они очень любят бульоны и пьют даже жидкость, в которой варилась рыба». Специалисты по истории Китая признают, что «европейцы, безусловно, ели больше мяса и куда больше молочных продуктов, чем большинство жителей Азии». Воссоздавая модель сельскохозяйственного производства в долине Янцзы, Ли рассматривает использование продуктов крестьянского хозяйства. «Основной едой был рис». Кроме него, пшеница, из которой варилась каша, «также употреблялась в пищу в тяжелый летний сезон, чтобы пережить нехватку риса». В пищу употреблялись бобовые, а также рисовое вино. Продукты животноводства почти не производились. Поскольку питание состояло преимущественно из риса, то, чтобы оценить уровень жизни в Китае, историки обычно рассматривают потребление риса на человека.
История пищевых привычек подтверждает, что в мире действительно был некоторый разброс уровней жизни. Северо-Западную Европу выделяет самый высокий уровень жизни, поскольку там распространено было потребление таких дорогих и деликатесных продуктов, как белый хлеб, мясо, молочные продукты и пиво. Рабочие и крестьяне во Франции, Италии, Индии и Китае, напротив, были псевдо-вегетарианцами, они питались крупой, часто вареной, и почти не употребляли животного белка. В Великобритании или Голландии так питались только самые бедные люди. Однако литературных источников, на которых основываются эти умозаключения, не так много, как хотелось бы, и все они содержат достаточно обобщенные описания. Насколько показательны рассказы путешественников? К счастью, мы можем рассмотреть и другие факты, и эти факты ведут нас к тому же выводу.
Мы можем более систематически подойти к сравнению уровней жизни в разных странах, задумавшись о том, что люди могли позволить себе купить на свою зарплату. Для расчетов нам потребуются базы данных о зарплатах и ценах. С середины XIX века специалисты по истории Европы вели историю цен в разных городах, и эти записи являются необходимым источником данных. Как правило, ученый выбирает какое-то учреждение, например колледж, больницу или монастырь, история которого насчитывает несколько веков. Затем он изучает его финансовую документацию, выписывая цены всех приобретенных товаров. В результате он получает динамические ряды цен на продукты питания, ткани и строительные материалы, а также динамические ряды зарплат каменщиков, плотников и неквалифицированных работников, услуги которых оплачивало исследуемое учреждение. Аналогичная работа в отношении Азии едва началась, и существующие данные пока уходят не далеко в прошлое. Тем не менее, у нас есть достаточно информации, чтобы оценить уровень жизни людей в разных частях света в доиндустриальную эпоху.
Исследования заработной платы и цен показывают, что экономика Великобритании была экономикой высоких зарплат.
Это утверждение верно как минимум в четырех смыслах:
В Великобритании зарплаты были выше относительно цены капитала, чем в любой другой стране.
В Великобритании зарплаты были выше относительно цены энергии, чем в любой другой стране.
Третий и четвертый пункты особенно важны, поскольку они стимулировали изобретение механизированных технологий на основе каменного угля; мы еще рассмотрим их, когда дойдем до этой темы. Сейчас же мы рассмотрим первые два пункта.
В оригинальных источниках зарплаты указаны в денежных единицах соответствующих стран, так что суммы были переведены в количество серебра на вес, которое можно было на них купить. Поскольку в этот период серебряные монеты были основным средством обращения в большинстве стран, этот расчет аналогичен сравнению зарплат в пересчете по обменным курсам.
В любой валюте работники получали около 3,5 г серебра в день. Это единообразие прекратилось, когда серебро, импортированное из Америк, привело к инфляции европейских зарплат и цен. При этом инфляция зарплат в Северо-Западной Европе была сильнее, чем в Восточной, и даже сильнее, чем в Испании, куда, собственно, прибывала большая часть серебра. История заработной платы изучена во многих городах Европы, и везде зарплаты были такими же, как в Вене и Флоренции.
Инфляция заработной платы прекратилась в Нидерландах, но продолжалась с той же силой в Лондоне. В результате зарплаты в Лондоне были самыми высокими в мире.
В Азии зарплаты были намного ниже. История заработной платы в Азии ранее пока плохо изучена, но начиная с этого времени зарплаты в Азии, устойчиво оставались на уровне ниже европейского. Разрыв между Северо-Западной Европой и Азией был очень велик. Зарплаты в континентальной Европе были, вероятно, немного выше азиатского уровня, но различие было меньше. Иными словами, Азия была близка к отстающим в развитии регионам Европы.
Означали ли те высокие зарплаты, которые рабочие получали в Северо-Западной Европе, высокий уровень жизни? Ответ зависит от цен на потребительские блага. Нереалистично было бы предполагать, что потребительское благо было лишь одно (например, хлеб), так что лучше мы будем пользоваться понятием «товарная корзина». Необходимо определить полный и конкретный набор благ, входящих в корзину, и цена этих благ должна быть измеряемой или вычисляемой, так, чтобы стоимость корзины можно было посчитать для любой страны. Используя в качестве руководства, приведенные выше рассуждения о питании и минимальной зарплате, я определил содержание двух товарных корзин. Более дорогая корзина — «европейская респектабельная», она разработана на основе семейных бюджетов «респектабельных» рабочих Великобритании и Голландии, описанных Иденом и другими.
Респектабельная корзина совсем не похожа на типичное питание рабочих в большинстве стран Европы и Азии; как мы еще убедимся, для них этот набор товаров был слишком дорогим. Свои калории и белок они получали самым дешевым способом, то есть из самой дешевой из доступных круп. Поскольку в Италии ели кукурузу, а в Бенгалии рис, я указал для разных регионов разные продукты питания, но все они подобраны так, что в сумме содержат чуть более 1900 калорий на человека в день. Примерно такой уровень калорий был доступен рабочим во многих бедных странах, до того, как «зеленая революция» позволила увеличить продовольственные запасы. Тысяча девятьсот калорий — недостаточное питание для полного дня тяжелой работы.
В Индии многие из дошедших до нас рабочих договоров заключались на месячной основе, так что мы получаем годовой доход, умножив сумму месячной зарплаты на двенадцать. Разделив доход на стоимость респектабельного семейного бюджета, мы получаем «норму респектабельности», а разделив доход на сумму минимального бюджета (на уровне физиологического выживания), получаем «норму выживания». В любом случае показатель больше единицы указывает на то, что у рабочего было достаточно денег, чтобы позволить себе определенный семейный бюджет, и еще немного оставалось в запасе; показатель меньше единицы указывает на то, что этот уровень жизни на предполагаемых нами условиях был для него недостижим.
В ввиду роста населения, зарплаты повсеместно понизились, но в Лондоне и Амстердаме произошла обратная реакция, так что рабочие в этих городах сохранили высокий уровень жизни, зарабатывая за полный рабочий год достаточно, чтобы позволить себе респектабельную корзину товаров. У рабочих в Вене и Флоренции дела обстояли иначе, причем то, что происходило с ними, было нормой для большинства европейских рабочих. Реальный доход стабильно продолжал падать, так что заработки за полный рабочий год составляли половину (или меньше) стоимости респектабельного уровня жизни Северо-Западной Европы.
Начиная мы можем добавить к сравнению еще и азиатские зарплаты. Происходившее в Индии и Пекине было похоже на ситуацию в Вене и Флоренции. Веке зарплаты в Дели были почти достаточно высоки для того, чтобы их хватало на европейскую респектабельную корзину. Возможно ли, что до этого времени дела у индийских рабочих шли еще лучше? В настоящий момент у нас нет данных для того, чтобы судить об этом. Однако мы знаем, что веку азиатские рабочие уже не получали достаточно, чтобы позволить себе респектабельный европейский уровень жизни. Они зарабатывали только 30-40% его стоимости.
Как же выживали рабочие в Азии и Европе, зарабатывая только 30-40% от стоимости респектабельного уровня жизни? Хватало ли им денег на еду?
Овес как основной продукт питания означает, что рабочие в Амстердаме в целом обладали большей — а также более стабильной — покупательной силой, чем рабочие в Лондоне. Однако и те и другие были очень хорошо обеспечены и зарабатывали в три-четыре раза больше суммы минимального дохода. В конце Средневекового периода уровень жизни рабочих в Вене и Флоренции, а также и в других городах Европы, также был высоким, но этот счастливый период продлился недолго, и их доходов уже едва хватало на приобретение физиологического прожиточного минимума. Более того, зарплат итальянских и китайских рабочих не вполне хватало даже на прожиточный минимум: для выживания семьи был необходим либо скудный заработок жены, либо собственные овощи, выращиваемые на клочке земли. Лефебр пишет об этом же в своем раннем исследовании заработной платы мужчин во Франции: «Заработков жены, должно быть, едва хватало на то, чтобы не дать семье умереть от голода». Расчет доходов и расходов подтверждает наблюдения исследователей «экономики поленты», сделанные.
Положение Индии выглядит неплохо, в которой сравниваются прожиточные минимумы на уровне выживания. Веке рабочие в Индии могли заработать в три раза больше, чем стоила минимальная корзина (при условии полного рабочего дня и года). Этот доход был наравне с процветанием рабочих в Лондоне (в его низшей точке), но ниже, чем у рабочих в Амстердаме.
Здесь наши расчеты подтверждают мнение тех историков, которые не видят значительных различий между доиндустриальными Европой и Азией. Однако к XIX веку это благополучие улетучилось, и бедняки на севере Индии оказались едва способны позволить себе минимальную корзину. Данные о Пекине у нас есть лишь начиная, и в следующие двести лет после этого средние доходы колебались на уровне стоимости минимальной товарной корзины, так же как в Дели, Флоренции и Вене. В этот период реальные доходы мало различались в Азии и неразвитых частях Европы.
Помимо развитых европейских стран существовал еще один регион мира, где уровень жизни был выше минимального: восточное побережье Северной Америки. В соотношение составляло чуть больше трех, что ниже лондонского уровня, но выше уровня большинства провинциальных английских городов. Западная периферия атлантической экономики стремительно росла, и это благополучие привлекало иммигрантов из Европы и притягивало рабов из Африки. Сравнительное преимущество будущих Соединенных Штатов заключалось в сырьевых товарах; страна экспортировала сельскохозяйственные товары и импортировала промышленные. В 95% населения Америки было сельским, а крупнейшим городом был Нью-Йорк, где проживало 33000 человек, меньше, чем в Лондоне. Высокий уровень реальной зарплаты был показателем динамичности атлантической экономики, которая постепенно трансформировала Великобританию, но не сразу стала влиять на эволюцию промышленной технологии, потому что американская промышленность была неразвита. Однако по мере роста Соединенных Штатов в XIX веке американские зарплаты превысили английские, что было чрезвычайно важно, потому что способствовало изобретению технологий, позволяющих экономить труд. Реальная заработная плата в Великобритании во время промышленной революции выросла очень мало, в то время как в Америке она резко увеличилась после получения независимости, так что уровень реальной заработной платы в Америке превышал британский уровень примерно на 50%. К веку уже оформилась американская экономика высокой заработной платы, ставшая основой рассуждений Хабаккука. Однако в середине важную роль сыграли именно высокие зарплаты в Великобритании, центре атлантической экономики, потому что они задали техническому прогрессу ориентацию на экономию труда.
Конвергенция зарплат в Великобритании
В пределах Великобритании географические границы экономики высокой заработной платы изменялись с течением времени. В уровень реальной заработной платы был высоким во всех регионах страны: такая ситуация сложилась из-за эпидемии чумы. Умерло так много людей, что по всей стране была нехватка рабочей силы вплоть до того момента, как рост населения возобновился. После уровень реальной заработной платы повсеместно упал. Это падение было смягчено в Лондоне, где население скакнуло с пятидесяти до двухсот тысяч человек за сто лет. Стремительный рост экономики города привел к недостаточному предложению на рынке труда и к росту зарплат, что привлекло поток мигрантов из соседних графств. К заработки не квалифицированного рабочего, занятого полный рабочий день, в сельской Англии упали до лишь 6о% респектабельного бюджета. В это время различия между разными географическими областями были выражены ярче всего, и экономика высокой заработной платы наблюдалась только в Лондоне.
К экономика высокой заработной платы начала распространяться, и зарплаты в провинции понемногу стали приближаться к лондонским. На протяжении полностью занятые рабочие в Оксфорде получали достаточно, чтобы покупать респектабельную потребительскую корзину. На севере страны зарплаты тоже росли, хотя и не так быстро. В Йорке рабочие зарабатывали только 8о% стоимости респектабельной корзины. Этот разрыв существовал вплоть до самой промышленной революции, во время которой зарплаты в северных и южных регионах вновь приблизились к лондонскому уровню. Только неквалифицированные рабочие в Йорке стали зарабатывать достаточно, чтобы позволить себе респектабельную корзину.
Вместе с экономикой высокой заработной платы на север страны пришло потребление белого хлеба. В начале XVIII века основным источником углеводов в северной части Великобритании был овес, потреблявшийся в виде хлеба и каши. Джонсон лишь немного преувеличивал, отмечая, что овес это «зерно, которое в Англии обыкновенно скармливается лошадям, а в Шотландии им кормится народ». Петерсен подсчитал, что доля пшеничного хлеба в Великобритании составляла 6о%, 81% в первое десятилетие XIX века и 90% в его середине. Значительный рост потребления белого хлеба наблюдался в северных промышленных городах, где все больше рабочих переходило с овсяного на пшеничный хлеб.
Квалифицированные работники
До сих пор мы говорили только о неквалифицированном труде, о людях, которых принято называть «рабочими». Квалифицированные работники всегда получали больше. В Европе зарплата плотника или каменщика была примерно на 6о% выше зарплаты рабочего. Имеющаяся у нас информация о зарплатах в Азии фрагментарна и не вполне достоверна. Некоторые источники утверждают, что в Индии периода раннего Нового времени надбавка за профессиональные умения составляла около; более полная информация о ситуации в Китае указывает на то, что надбавка составляла 6о%, как и в Европе. Я собираюсь сосредоточиться на европейском паттерне: о нем у нас больше данных и он помогает очертить границы зоны высоких зарплат на континенте.
Все показатели превышают соответствующие показатели для простых рабочих. В самом деле, в большинстве случаев норма была больше единицы, что означает, что каменщики и плотники, работавшие полный рабочий день и год, могли позволить себе вести респектабельный уровень жизни и при этом них еще оставались деньги в запасе. Однако тенденции в разных городах существенно различались. В Лондоне и исторических Нидерландах реальный доход мастеров оставался высоким на протяжении всего Нового времени, в то время как в других европейских странах уровень жизни упал. К реальный доход мастеров в Валенсии и Флоренции упал до уровня чуть ниже единицы. Если они покупали респектабельную корзину, у них не оставалось лишних средств (скорее, их даже немного не хватало). Этот паттерн был обычным для всей Европы. Ситуация в Париже и Вене была не такой мрачной, хотя в норма респектабельности венских мастеров упала ниже единицы. В Париже и Вене каменщики и плотники могли покупать респектабельную потребительскую корзину и у них оставалось еще немного денег.
Теперь мы видим границы зоны экономики высоких зарплат. Центральными в этой зоне всегда были морские порты: Лондон и города исторических Нидерландов. В центральных городах даже неквалифицированные рабочие получали достаточно, чтобы позволить себе респектабельную корзину. Квалифицированные работники, конечно, жили еще лучше. В течение и экономика высоких зарплат распространилась на север Англии, так что даже неквалифицированные рабочие в северных городах смогли позволить себе респектабельный стиль жизни. В Европе географического распространения не происходило, но были зоны умеренно высоких доходов в таких городах, как Париж и Вена. В Париже, например, квалифицированные работники определенно зарабатывали достаточно, чтобы позволить себе респектабельный стиль жизни, а заработки неквалифицированных работников несильно от них отставали, хотя и были заметно ниже, чем в Лондоне или Амстердаме. В результате некоторые последствия экономики высоких зарплат затронули Париж, хотя и в размытой форме.
Как экономика высокой заработной платы отражалась на уровне жизни
Во-первых, высокие зарплаты и высокая норма выживания были важны, потому что указывали на наличие у населения покупательной силы, которой хватало не только на базовые нужды. Излишек можно было потратить разными способами, и тот выбор, который делали люди, оказывал большое влияние на качество их жизни и рост экономики. Пять аспектов жизни, на которые влиял реальный доход, выглядели следующим образом.
Количество пищи
Люди, существовавшие на грани выживания, обычно страдали от голода, так что типичным ответом на рост доходов был рост потребления пищевых продуктов. Самая высокая зарплата соответствует заработку квалифицированных ремесленников, таких как каменщики и плотники. Следующая по величине (186 пенни в неделю, или 31 в день) зарплата соответствует заработку строительных рабочих. Третья (120 пенсов в неделю) зарплата представляет собой средний заработок работника текстильной фабрики. Самая низкая зарплата соответствует заработку рабочих, занятых неполный рабочий день и год. Количество калорий, потребляемых в день взрослым мужчиной, варьируется от 1605 у самых низкооплачиваемых работников (этого едва достаточно для обеспечения базального метаболизма), до 3937 у квалифицированных ремесленников, что соответствует уровню потребления. Получая больше денег, люди больше ели.
То, что французские и итальянские рабочие мало потребляли мяса, было следствием их низких зарплат. Фогель описал приблизительное потребление калорий в Англии и Франции, и результаты его исследований соответствуют нашим данным. Он обнаружил, что среднестатистический англичанин потреблял 2700 калорий в день, в то время как среднестатистический француз — только 2290. Сорок процентов французского населения получало в день менее 1958 калорий, в то время как только 20% англичан находилось в аналогичной ситуации. Расчеты Фогеля основаны не только на подтвержденных данных, но и на предположениях, но общий смысл их результатов соответствует тем различиям покупательной силы, которые существовали в Англии и Франции.
Качество пищи
Люди, живущие в условиях экономики высоких зарплат, не просто ели больше еды, они также потребляли более дорогие продукты. В XV веке, когда реальная заработная плата была очень высокой, наиболее желанными компонентами рациона были хлеб, мясо и алкоголь к списку любимых продуктов добавились такие импортные товары, как сахар и чай. Рабочие стали потреблять много картофеля, но он считался не лучшим источником калорий.
Беднейшие из рабочих не потребляли произведенные в тропиках блага, такие как чай и сахар. Потребление белка варьировалось: бедняки потребляли 64 г в день, а высокооплачиваемые ремесленники—до 147 г. Показателем того, как изменились пищевые предпочтения, может служить рост стоимости одной калории. По мере того как в рационе росла доля дорогих источников питательных веществ, таких как мясо, стоимость одной калории рациона подорожала почти на 50%.
Физическое благосостояние, здоровье и телосложение
Более высокий уровень потребления пищи в Северо Западной Европе привел к улучшению здоровья населения, увеличению продолжительности жизни и росту производительности рабочей силы. Главным показателем тут является рост. Историки подробно изучили изменения в телосложении по архивным материалам о военном призыве. Показатели роста рекрутов британской армии заставляют предположить, что средний рост мужского населения составлял около 172 см. Французские архивы указывают на то, что французы имели средний рост всего 162 см. Показатель роста среднестатистического мужчины во Франции подскочил до 168 см до 165 см. Рост мужчин в Ломбардии упал с 167 см годах до 164 см. И начале в Австрийской империи были еще ниже: около 162 см определяется количеством питательных веществ, потребляемых в детстве. Поскольку низкие реальные зарплаты означают, ограниченное потребление пищи, мы могли бы предположить, что французы и итальянцы были ниже своих английских современников, и это действительно было так.
Различные доходы и различные рационы питания могли оказывать влияние на экономическую деятельность людей, в частности через интенсивность труда. Люди, жившие на низкокалорийном питании, имели меньше энергии для труда. На основании своих расчетов потребления калорий Фогель утверждает, что 20% населения Франции могли работать не дольше трех часов в день, причем работа должна была быть легкой. В Англии аналогичная доля населения была меньшей. Многие профессии предполагали полный рабочий день тяжелого труда, например в строительной или шахтерской отрасли. Люди, выполнявшие эту работу, должны были хорошо питаться. Другие профессии — прядение, работа на ткацком станке или уход за станками — требовали, куда меньших физических усилий. Соответственно, влияли ли различия в питании на совокупный показатель экономической успешности, зависело от того, как соотносились в экономике рабочие места с разными требованиями.
Революция потребления
Революция потребления стала важной темой в современных работах были первыми, кто заявил, что в Англии произошла потребительская революция. О переменах свидетельствуют как современные дискуссии о торговле и потреблении «предметов роскоши», так и статистические данные о росте потребления «предметов роскоши» и новшеств. К предметам роскоши относились тропические продукты (чай, сахар, кофе и шоколад), импортированные из Азии промышленные товары (хлопковые ткани, шелк и китайский фарфор), а также продукты британских мануфактур (имитация азиатского импорта и широкий ассортимент прочих товаров, таких как книги, одежда, мебель, часы, стекло, посуда и изделия из металла). Современники считали революцию в потреблении чисто британским явлением.
Кто покупал все эти товары? Нет сомнений в том, что основными покупателями были представители среднего и высшего классов, но рабочие также были важным источником спроса-Кинг обозначил доход бродяг, нищих и крестьян-батраков, представителей беднейших 18% населения страны, как 2 фунта в год на человека. Если рассчитать стоимость потребительской корзины уровня выживания (с учетом ренты) в средних ценах, то получается как раз 2,07 фунта. Это совпадение одновременно подтверждает цифру, названную Кингом, и показывает, что эта сумма означала для потребителя на практике. Очевидно, что у батраков и нищих не было излишка средств, который они могли бы вложить в потребительскую революцию.
Все остальные социальные группы, однако, имели излишек покупательной силы. Установив, что прожиточный минимум составлял два фунта стерлингов в год, мы видим, что дворянство, аристократия, богатые купцы, юристы и другие представители двух богатейших социальных групп обладали 43% избыточной покупательной силы, хотя эти группы и составляли только 8% населения. Средний класс — лавочники, прото-промышленники и рабочие — составлял почти три четверти населения и имел в своем распоряжении более 57% дохода сверх прожиточного минимума. Эта группа была по-настоящему крупным рынком для потребительских товаров.
Покупки населения зафиксированы в инвентарных документах, сопутствующих завещанию, в которых перечислялось все имущество человека в момент смерти. Уэзерилл изучил семнадцать промышленных товаров, представленных в подобных перечнях в Англии в период. Некоторые из этих товаров были традиционными (столы, кастрюли, оловянные тарелки и блюда, золото и серебро), а некоторые новыми, например сковородки, керамическая посуда, книги, часы, картины, зеркала, занавески, скатерти, фарфор, ножи и вилки, а также емкости для горячих напитков, Неудивительно, что Уэзерилл обнаружил, что люди более богатые и имеющие больший вес в обществе с большей вероятностью обладали новыми предметами. Однако английский рынок импортных и новых потребительских товаров охватывал также и рабочий класс. Квалифицированные работники, получавшие самую высокую зарплату, были наиболее активными покупателями и приобретали среди прочего многие новые и импортные товары. Рабочие, имевшие меньшую зарплату, выступали более скромными покупателями, но и они покупали некоторые британские товары. Многие рабочие люди покупали стильную одежду. В отличие от Индии, почти у каждого был стол, кастрюли и какая-то оловянная посуда. Путешествуя по Англии, Артур Янг часто отмечал, что бедняки «все пьют чай». Завещания людей, проживавших на территории Парижа и исторических Нидерландов в XVIII веке, свидетельствуют об аналогичном паттерне потребления. За пределами этих географических областей почти не встречается подтверждений тому, чтобы рабочий класс покупал новые и импортные товары.
Эти паттерны прекрасно вписываются в мою историю зарплат. Первичными центрами экономики высокой заработной платы были Англия и Нидерланды, а вторичными — такие столичные города, как Париж и Вена. Именно в этих местах и произошла потребительская революция. Желание покупать потребительские товары, возможно, было более универсально распространенным, но только экономика высокой зарплаты давала рабочим, лавочникам и прото-индустриалистам средства на то, чтобы воплощать свои желания в реальность.
Образование и обучение ремеслу
Рабочие Северо-Западной Европы могли использовать свое приобретенное материальное благосостояние не только для покупки еды и потребительских товаров. Они могли также тратить его на обучение и приобретение полезных навыков. Иногда это делалось для удовольствия, а иногда ради выгоды. Экономисты обычно считают вторую мотивацию первичной и называют образование «человеческим капиталом», поскольку образование требует траты ресурсов прямо сейчас ради того, чтобы получить более высокий доход когда-то потом. Тремя аспектами формирования человеческого капитала были умение писать, умение считать и торговые умения.
Начнем с умения писать. Распространение грамотности можно проследить, измерив долю людей, которые могли подписаться своим именем (а не поставить закорючку) в свидетельстве о браке и других официальных документах. Умение подписаться не является безупречным показателем, отчасти потому, что не требует больших умений, а отчасти потому, что многие люди выучились читать, не выучившись при этом писать. Тем не менее, существует большой объем материала за длительные периоды, позволяющий проследить, как люди подписывали документы, и историки считают, что умение написать свое имя было напрямую связано и с общей грамотностью.
Данные о том, как люди подписывались, свидетельствуют, что грамотность очень сильно выросла в период Нового времени, особенно в тех частях Северо-Западной Европы, где господствовала экономика высоких зарплат. В конце средневекового периода грамотность наблюдалась преимущественно в городах. В Венеции, например, были грамотны 33% мужчин и 13% женщин, и такая же картина наблюдалась в других городах. В сельской местности читать могли только около 5% населения. На основании этих процентных долей и деления населения на городское и сельское была рассчитана норма грамотности. В Англии грамотность была на очень низком уровне: приблизительно 6% населения.
Грамотность возросла повсеместно. Самые высокие показатели наблюдались в Северо-Западной Европе: на территории исторических Нидерландов, в немецкой долине Рейна, на северо-востоке Франции, а также в Англии, где более половины населения могло подписаться собственным именем. Эти районы были регионами высокой зарплаты или же были связаны с такими регионами через миграцию населения. В более бедных частях Европы грамотна была только примерно одна пятая часть населения.
Вероятно, люди учились читать по двум причинам: ради экономической выгоды и для удовольствия. Грамотность была куда более востребована в торговле и бизнесе, чем в мелком фермерстве,— во всяком случае, в период Средневековья,— поэтому в городах уровень грамотности был выше, чем в сельской местности. Этот мотив сохранился также и в период Нового времени. Отчасти рост грамотности в Северо-Западной Европе отражал рост урбанизации. Но одной урбанизации недостаточно, чтобы объяснить рост грамотности, поскольку рост читающего населения наблюдался как в городах, так и в деревнях. Благодаря тому, что Гутенберг изобрел книгопечатание на станке с подвижными литерами, реальные цены на книги быстро упали на две трети. Снижение цен продолжалось и дальше, так что к 1800м годам реальная цена книг упала до одной десятой их цены, и они стали доступны, куда большему количеству людей. В протестантизме считалось ценным читать слово Божье, и это, возможно, тоже сыграло свою роль в распространении грамотности. Однако католики Северо-Западной Европы при этом выучились читать и писать точно так же, как и протестанты. В это же время мир сельского хозяйства изменился, благодаря формальной реорганизации частных поместий и таким государственным реформам, как огораживание общинных земель: и то и другое требовало от населения умения разбираться в документах. Экономический рост способствовал росту ценности чтения и письма; многие книги XVIII века были посвящены законам, технике и прочим полезным темам. Религия и работа были не единственными стимулами, побуждавшими людей к чтению: в начале Нового времени было издано множество дешевых непристойных трактатов о религии и политике. Неуважение к религии могло быть таким же мотивом к чтению, как и религиозность.
Возросшая арифметическая грамотность была еще одним аспектом формирования человеческого капитала. Долю людей, владеющих арифметикой и геометрией, оценить сложнее, чем долю грамотных людей, поскольку книга регистрации браков, в которой подписывалась львиная доля населения, тут не имеет аналогов. Томас исследовал имеющиеся свидетельства, основанные во многом на личных впечатлениях авторов, и заключил, что «нет сомнений в том, что умение считать шире распространено в Англии, чем двумя веками ранее». Землевладельцы-дворяне редко умели складывать или вычитать, а двумя веками позже их потомки, как правило, уже могли это делать в продаже было достаточно много книг по арифметике, что позволяет сделать вывод, что многие люди ушились считать. Арифметика приобрела больший вес: арабские цифры сменили римские, а логарифмические линейки упростили расчеты. В отличие от чтения, которому можно выучиться просто для удовольствия, математика мало кем используется для того, чтобы повеселиться, так что стимул к ее изучению был строго функциональным. Геометрия была необходима для морской навигации и топографической съемки, спрос на которые увеличивался в Англии по мере роста торгового морского флота и реорганизации сельского хозяйства. Примеры, приводимые в книгах по арифметике, взяты из области торговли, которая, вероятно, была основной областью применения математических умений. Именно рост городской торговой экономики создал спрос на математические умения, который привел к тому, что люди стали их приобретать.
Ремесленные умения были третьим аспектом человеческого капитала, и приобретались они обычно через ученичество у мастера. Ученичество было договором, по которому мастер соглашался обеспечивать подмастерье кровом и пищей и учить его своему ремеслу. Подмастерье соглашался работать на мастера, обычно не получая за это ничего, кроме пищи и крова, на протяжении действия договора. Помимо этого, в начале ученичества подмастерье выплачивал мастеру сумму денег. Успешно окончив обучение, ученик мог заниматься обретенным ремеслом, а в Англии еще и приобретал важные социальные преимущества, такие как право на получение пособия по бедности по месту жительства мастера. Нам неизвестно, насколько распространена была система обучения подмастерьев в тех частях Европы, где зарплаты были низкими, но она была крайне популярна в Англии, где две трети мальчиков проходили ученичество у мастеров. Постепенное накопление ремесленного мастерства, которое происходило благодаря этой системе, стало важным фактором наступления промышленной революции.
Мастера брали учеников не бесплатно. В начале обучения мастер получал от родителей подмастерья крупную сумму денег. Эти деньги семье нужно было либо скопить, либо занять у родственников. Однако на этом вложения не заканчивались. Чтобы стать мастером после окончания учебы, мальчику нужно было собрать капитал для открытия собственного дела, а это обычно означало, что он должен был откладывать часть своей зарплаты наемного работника.
Эти финансовые соображения подчеркивают значение экономики высокой заработной платы, которая стала основой всех трех типов накопления человеческого капитала. Если не считать благотворительной помощи, родители сами должны были платить за образование и обучение детей ремеслу. Садовник из Илинга, которого мы уже упоминали, тратил 6 пенсов в день на образование двух своих детей: столько же, сколько он тратил на пиво. Будь он бедней, он, возможно, решил бы, что образование это «слишком дорого». Умение читать и считать в любой стране было шире всего распространено среди богатых людей. Только в Англии и Голландии большая часть рабочих умели написать собственное имя. В тех частях Европы, где зарплаты были низкими, крестьяне и рабочие были немногим грамотнее, чем в Средние века. То же самое, вероятно, можно было бы сказать об их умении считать. Высокие зарплаты облегчали приобретение полезных умений с разных сторон: родителям проще было скопить денег на оплату обучения сына, если они получали высокую зарплату, а наемному ремесленнику было проще накопить на открытие собственного бизнеса, если он зарабатывал больше прожиточного минимума. Распространение грамотности, умения считать и знания ремесленного дела отражало спрос на квалифицированную рабочую силу в развитых экономиках, а высокие зарплаты, которые платились работникам в этих экономиках, обеспечивали работникам деньги на оплату образования и обучения ремеслу.
Высокие зарплаты и экономический рост
Высокие зарплаты были выдающейся чертой английской жизни. Они привели к росту уровня потребления и образования. Высокие зарплаты были следствием активного экономического роста этого периода и стали причиной дальнейшего роста, когда для экономии дорогостоящего труда в Англии начали изобретаться новые технологии.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
