Хлопкопрядильная фабрика является самым поразительным примером власти науки над силами природы, которым сегодня может похвастаться человечество. То, что это собрание важных открытий и изобретений почти без исключения является плодом английского гения, должно быть приятной мыслью для каждого англичанина.
Хлопковая промышленность была чудо отраслью промышленной революции. Начиналась она скромно, уже насчитывала 425000 рабочих мест (16% всех рабочих мест в британской обрабатывающей промышленности) и обеспечивала 8% валового внутреннего продукта. Там, где жили и работали сотрудники текстильных фабрик, как по волшебству появлялись огромные города. Понимание того, как и почему хлопковая промышленность приобрела такое значение, принципиально необходимо для понимания промышленной революции.
Главное звено истории текстильной промышленности — это технологические нововведения. Хлопковая промышленность Англии по мировым меркам была маленькой. В Англии ежегодно производилось около 3 млн. фунтов пряжи. Вторым ведущим европейским производителем была Франция, ее хлопковая отрасль была примерно того же масштаба, что и английская. И Англию, и Францию затмевала Бенгалия, производившая около 80 млн. фунтов в год и бывшая крупным конкурентом европейских производителей на таких рынках, как Африка, где хлопок обменивался на рабов.
Весь хлопок производился вручную. Перед обработкой хлопок нужно было очистить, удалить из него семена и стебли. Следующей стадией было чесание. Хлопок помещался между двумя брусками, усеянными иглами; ими волокна хлопка вручную расчесывались, пока не становились ровными и параллельными. Эти расчесанные волокна, называвшиеся ровницей, были сырьем для прядения. Выбор метода прядения зависел от тонкости пряжи, измерявшейся ее номером. Грубая пряжа, как для производства современных джинсов, имеет номер 1620, более тонкая пряжа, такая, как для производства рубашек - около 40, а тончайшие муслиновые пряжи имеют номер в несколько сотен. Пряжа номера ниже 50 повсеместно изготовлялась на ручной прялке. Тончайшие муслиновые ткани производились только в Индии с помощью опертого веретена. Независимо от номера пряжи, ткани из любой пряжи ткались на ручном ткацком станке.
Технологическая история хлопковой промышленности была историей механизации всех этих процессов. Прядение было механизировано раньше ткачества, и именно оно является темой этой главы. Проблема механизации хлопкопрядения привлекала внимание исследователей на протяжении всей первой половины XVIII века. Керридж утверждает, что обнаружил прядильные машины, использовавшиеся в Норидже. Льюис Пол и Джеймс Уайатт почти преуспели в изобретении прядильной машины. Они экспериментировали с прядением с помощью валиков, получили два патента и открыли фабрику в Бирмингеме, но так и не сумели заработать на своих изобретениях. Первым сумел добиться успеха Джеймс Харгривс, который изобрел прядильную машину «Дженни». За ним последовал Ричард Аркрайт, усовершенствовавший валиковую машину. Прядение вручную было кустарным производством, и в домашних условиях «Дженни» быстро вытеснила ручную прялку. Однако ватермашина (или кольцепрядильная машина) Аркрайта с самого своего появления лучше подходила для использования на фабриках. «Дженни» лучше справлялась с изготовлением уточной пряжи, а ватермашина- с изготовлением пряжи основы. Ни «Дженни», ни ватермашина не годились для производства пряжи высоких номеров. Сэмюэл Кромптон объединил элементы «Дженни» и ватермашины, и получился новый станок под названием «мюльмашина». Мюльмашина производила нить, способную конкурировать с тончайшей индийской пряжей, и именно она стала основой британского лидерства в мировом производстве хлопковых тканей в XIX веке.
Прядильная «Дженни», ватермашина и мюльмашина были ключевыми изобретениями в процессе механизации хлопкопрядения, однако изобретение прядильных станков — это только часть истории. Во-первых, станки постоянно усовершенствовались; во-вторых, механизировались не только прядение, но и другие процессы отрасли: очистка, чесание и намотка. Кроме того, машины нужно было организовывать в пространстве, координировать поток материалов и решать проблемы, связанные с производством и распределением энергии. Требовалось также соответствующим образом организовать разделение труда. Иными словами, нужно было изобрести не только прядильный станок, но и целую хлопкопрядильную фабрику.
Все издержки выражены в ценах, так что изменения издержек и их компонентов указывают на изменения в производительности, а также в соотношении факторов производства. Несмотря на это, рост производительности был впечатляющим. По сравнению с ручным производством фабричное производство снизило издержки производства пряжи в два раза: общая производительность удвоилась. Произошло также некоторое надомными работниками. Дневная зарплата женщин составляла около семи пенсов, так что чистка занимала 1.5/7 = 0,21 дня на фунт.
Данные по намотке и вязке пряжи выведены из документов фабрики в Пэпплуике, поскольку производство на фабрике было не слишком механизированным. Возможно, что эта работа считалась частью процесса прядения или выполнялась субподрядчиком. Однако она указана отдельно, поскольку стоила недорого.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Стоимость содержания системы производства, при которой часть операций выполнялась надомными субподрядчиками, составляла около 25% стоимости труда. Уайатт пишет, что Джеймс Ливси, «весьма крупный делец из Манчестера», сообщил ему, что «хотя они платили прядильщикам всего пенни за пасму», — эта плата покрывала все прямые трудовые издержки, поскольку прядильщики либо выполняли всю работу самостоятельно, либо отдавали ее субподрядчикам — «однако количество служащих и агентов, которых им необходимо было содержать по всей стране, увеличивало для них стоимость пряжи до пяти фартингов за пасму». Добавление 25% к прямой стоимости труда означает, что содержание системы работы с надомными субподрядчиками обходилось в 3,62 пенса за фунт пряжи. Две трети этой суммы я привожу в графе «административный труд» (2,72 пенсов за фунт), а оставшуюся треть (до пенса за фунт) — в графе «капитальные затраты, поскольку для работы такой системы требовались склады, телеги и лошади; об этом пишет Ливси. Остающийся компонент капитальных затрат (0,03 пенса за фунт) составляет ежегодная стоимость ручной прялки.
Фабрика, о которой идет речь,— это хлопкопрядильная фабрика в Пэпплуике, принадлежавшая Джорджу, Джону и Джеймсу Робинсонам. В следующем году на фабрике был установлен паровой двигатель Уатта. Фабрика была оснащена водяным колесом и ватермашиной на 2000 веретен. Ее описывает Чэпмэн, а издержки приводятся в подробном, хотя и неполном, документе из архива Ноттингема. В документе расписаны издержки на единицу производства, и их можно соотнести с уровнями занятости в большинстве цехов. Однако документ не целиком описывает некоторые подразделения фабрики (например, чесальный цех), а также не учитывает стоимость вспомогательного труда (управляющих, мастеров и так далее). Недостающие данные были взяты из архива фабрики в Квэрри Бэнк, цитируемого Хиллсом Данные о жаловании управляющих были взяты у Поллард.
Если не считать неполноты информации, интерпретация данных документа была связана с двумя проблемами. Первая — это количество рабочих смен. Если предположить, что фабрика работала круглые сутки в две смены, данные выглядят логично. Такой режим работы был широко распространен. Это предположение позволило согласовать мою реконструкцию уровней занятости и расходов на оплату труда в разных цехах со сводкой издержек, приведенных в документе. Было два способа оценить стоимость пряжи 16 номера — одного из самых распространенных. В документе указана цена, получаемая за пряжу каждого номера, так что мы могли сократить себестоимость фунта произведенной пряжи соответственно соотношению цены пряжи 16 номера к средней цене всей пряжи. Этот расчет предполагает, что соотношение цены и себестоимости было одинаковым для всех номеров пряжи. Другой способ расчета основан на данных о количестве продукции, производимой фабрикой. Предположив, что норма выработки пряжи более низких номеров была выше, можно рассчитать стоимость производства единицы пряжи низкого номера исходя из того, что фабрика работала на максимальную мощность.
Фабрика в Глазго занималась одновременно прядением и ткачеством. Вся производимая пряжа была 16 или 18 номера. Стоимость ткачества была исключена из расчетов. Это была несложная операция если мерить прямые трудовые затраты (данные о работниках и зарплатах приводились отдельно для разных цехов, как и о большинстве капитальных затрат). Стоимость здания и силовой установки, материалов и вспомогательного труда была приведена для целой фабрики. Эти издержки были разделены на две группы: в одну вошли чесание и прядение, а в другую — ткачество. Издержки были разделены пропорционально соотношению капитала в чесании и прядении (62%) и ткачестве (38%) сокращение объема сырья, необходимого для производства фунта пряжи, но основная часть снижения издержек объяснялась экономией капитала, материалов и труда. Реальная добавленная стоимость на фунт хлопковой нити, составлявшая при ручном прядении более 18,12 пенса, благодаря механизации снизилась до 1,52 пенса. Особенно заметна была экономия труда, затраты на который сократились с 17,19 до 0,5 пенса. Капитальные издержки также снизились, но куда менее заметно: с чуть менее одного пенса до менее 0,5 пенса за фунт. Нововведения в британской текстильной промышленности были неуклонно нацелены на экономию труда: дефицитного и дорогого фактора производства.
Более тонкая пряжа требовала больших трудозатрат, то есть больше работы на фунт, а зарплаты в Англии XVIII века были так высоки, что производство пряжи тоньше 20 номера было неконкурентоспособным. Механизация производства решила эту проблему, потому что станки сократили издержки производства пряжи высокого номера даже сильнее, чем грубой пряжи. Средним номером пряжи, производимой в Великобритании, был 27, он поднялся примерно до 40. Эти цены были преобразованы с помощью индекса цен факторов производства в хлопковой промышленности, который должен показывать, как менялись бы цены в отсутствие технического прогресса. Падение цены на хлопок, выраженное через этот индекс, означает, что цена продукции падала относительно стоимости факторов производства, что подтверждает технический прогресс.
Хлопкопрядильная фабрика 1836 года была настолько эффективна, что могла вытеснить прядение вручную в любой стране мира. К середине XIX века хлопкопрядильные фабрики начали строиться даже в странах с очень низкими зарплатами, таких как Индия. Однако так было не всегда. В середине XVIII века, когда машинное прядение было еще в колыбели, оно было прибыльным только там, где труд стоил очень дорого. Чтобы объяснить эту траекторию, начнем с самого первого шага. В нашем случае первых шагов было сразу два, что довольно необычно. Дело в том, что и прядильная «Дженни», и ватермашина были двумя независимыми решениями одной и той же проблемы. Мы должны проанализировать, что вдохновляло изобретателей этих устройств, какой научно-исследовательской деятельности потребовали эти станки, а также, почему они были изобретены в Великобритании в XVIII веке.
Чтобы оценить творчество и тяжелый труд, потребовавшиеся для изобретения машинного прядения, мы должны понять, чем прядильная машина «Дженни» и ватермашина отличались от ручной прялки. Вначале хлопок-сырец расчесывался для получения ровницы (отдельных прядей волокон хлопка). В процессе прядения основных операций было две: вытягивание ровницы для придания нити тонкости, а также скручивание для придания ей крепости. В период Позднего Средневековья и то и другое делалось с помощью ручной прялки. Ручная прялка состояла из трех частей: колеса, веретена и веревки, которая вместо приводного ремня связывала колесо с прялкой. Иногда к колесу подсоединялась педаль, чтобы пряха могла крутить его движением ноги, или же колесо вращалось правой рукой, как показано на иллюстрации. Один конец ровницы пряха держала в левой руке, а другой конец был прикреплен к горизонтальному веретену. Колесо крутилось и вращало веретено. Пряха тянула ровницу на себя так, что нить становилась тоньше, а затем отводила руку влево так, что нить соскальзывала с конца веретена каждый раз, как оно поворачивалось вокруг своей оси. Когда это происходило, нить закручивалась, Когда нить была достаточно скручена, пряха отводила левую руку вправо, так, что она опять находилась между ней и веретеном. При таком положении руки нить накручивалась на веретено. Затем процесс повторялся со следующими несколькими дюймами ровницы.
Для некоторых изобретений требуется гениальная идея, озарение, новое научное открытие. Для изобретения прядильной машины «Дженни» всего этого не потребовалось. Многие люди пытались придумать более эффективное приспособление для прядения. Харгривс начал с того, что попытался работать с несколькими ручными прялками одновременно, держа нити от каждой из них в левой руке, но с горизонтально расположенными веретенами это оказалось невозможно. Решение этой проблемы Харгривс нашел. История — возможно, апокрифическая — гласит, что вдохновение пришло к Харгривсу, когда он увидел, как ручная прялка, упавшая набок, продолжает вращаться и прясть. Когда ручная прялка лежала на боку, ее веретено было расположено вертикально, что позволяло вытягивать и скручивать нить сразу на многих веретенах. Вертикальные веретена стали основной отличительной чертой «Дженни». Если эта история правдива, то она является примером того, как обучение в производстве привело к появлению макроизобретения. Это необычно, поскольку большинство макроизобретений были вдохновлены знаниями или методами, пришедшими извне отрасли, и именно благодаря этому они существенно меняли соотношение факторов производства.
С одного боку прядильной машины «Дженни» был расположен ряд веретен, а с другого — ряд параллельных штырьков. Ровница наматывалась на эти штырьки, и каждая прядь была протянута к расположенному напротив штырька веретену. Веретена приводились в движение приводными ремнями, подсоединенными к одному колесу. Между веретенами и штырьками находилась каретка с зажимами, которые захватывали ровницу и вытягивали несколько дюймов волокон. Затем веретена наклонялись вперед, так что нити при вращении соскальзывали с их концов, и вытянутая ровница скручивалась. После этого каретка двигалась обратно, и нить накручивалась на веретена. Одновременно каретка вытягивала очередную порцию ровницы, и последовательность повторялась.
Прядильная машина «Дженни» была не особенно сложна. Первую свою машину Харгривс якобы построил с помощью карманного ножа, однако создание конструкции, которая бы удовлетворительно работала. «Дженни» имитировала действия ткача с руиной прялкой, но в увеличенном масштабе. Сложность, как и в случае большинства технологий XVIII века, заключалась в том, чтобы отладить тонкости соединений и усовершенствовать последовательность действий. Важной деталью станка была проволока, пригибавшая нити так, чтобы пряжа ровно наматывалась на веретена по всей длине, а не скапливалась на одном их конце. Изобретение прядильной машины «Дженни» было инженерной задачей, упражнением в научно-исследовательской деятельности.
По сравнению с другими изобретениями, стоимость этой научно-исследовательской деятельности была весьма скромной. Поскольку Харгривс был ткачом, работавшим на ручном станке, он вряд ли зарабатывал более 50 фунтов в год. Разумеется, ему необходимо было тратиться на покупку материалов для экспериментальных станков. Возможно, иногда он нанимал помощника. В любом случае, сложно представить, чтобы разработка «Дженни» обошлась дороже, чем в пятьсот фунтов.
Тем не менее, эту сумму тоже нужно было где-то взять. Вначале Харгривс получал финансирование, от Роберта Пиля, выступавшего в качестве венчурного капиталиста. Пиль также обеспечил Харриса жильем в Расколу, отдаленной деревушке в графстве Ланкашир. Пиль был прародителем многих сэров Робертов Пилей, в том числе премьер-министра Пиля, но сам титула не имел и не был образованным человеком; он был мелким фермером и занимался организацией надомного прядения хлопка и продажей хлопковой пряжи. Прозвище, Пиля, было «петрушка», в честь используемого им торгового знака с изображением листика петрушки. Когда по деревне пошли слухи, что Харгривс придумал прядильную машину, соседи ворвались в его дом и уничтожили «Дженни» и значительную часть мебели. Харгривс переехал в Бруксайд, где Пиль оплачивал ему аренду производственных помещений. Однако на мастерскую тоже был совершен налет, и «Дженни» вновь были уничтожены. После этого Харгривс переехал в Ноттингем, где начал работать с человеком по фамилии Шипли, и со временем построил фабрику вместе с Томасом Джеймсом, столяром, который стал его новым спонсором.
Харгривс надеялся крупно заработать на своей прядильной машине. Возможным способом заработка было производство и продажа «Дженни». Несколько машин он продал еще в Ланкашире. Харгривс также надеялся заработать на патенте на «Дженни», который он получил. Однако когда он попытался реализовать свои патентные права, его юрист отсоветовал ему идти в суд, так как он продавал свои машины еще до получения патента. Другие хлопковые промышленники предлагали Харгривсу три тысячи фунтов за использование его машины, но переговоры ничем не кончились, потому что он настаивал на четырех тысячах. Несмотря на то что «Дженни» широко использовались в конце XVIII века, Харгривс заработал на своем изобретении очень мало денег.
Поскольку первоначально прядильные «Дженни» устанавливались в жилых деревенских домах, их принято рассматривать как не слишком капиталоемкий метод производства. Аспин и Чэпмэн, к примеру, сравнивают «относительно недорогую Дженни с мюль-машиной, которая была «недешевым станком». «Поскольку она приводилась в движение рукой и ее было проще сделать и куда дешевле купить, чем мюльмашину или ватермашину, „Дженни" была выбором многих людей, начинавших собственный бизнес с небольшим капиталом». Действительно, купить «Дженни» было дешевле, чем построить фабрику на манер Аркрайтовой, однако «Дженни» оказала большое влияние на соотношение факторов производства в хлопковой промышленности. Ручные прялки стоили намного дешевле, чем «Дженни». Малдрю, например, пишет, что в изученных им описях завещанного имущества «ручные прялки редко оцениваются дороже шиллинга, а некоторые и намного дешевле». Прядильная машина «Дженни» с двадцатью четырьмя веретенами стоила 70 шиллингов. Поскольку для прядения и на ручной прялке, и на «Дженни» требовалась одна работница, изобретение Харгривса подняло капитал вооружённость труда в семьдесят раз. Воистину это изобретение в неравной степени экономило разные факторы производства.
В Англии «Дженни» очень быстро начала использоваться повсеместно. Аспин и Чэпмэн пишут об использовании «Дженни» во многих городах по всей северо-восточной Англии. Историк из Манчестера писал, как первые «Дженни» на двенадцать веретен «считались замечательным делом». Распространению «Дженни», особенно крупных, использовавшихся не в частных домах, а в мастерских, сопутствовали беспорядки и поджоги: прядильщики протестовали против их использования. В Индии и Франции ситуация была совершенно иной. Французы не принимали «Дженни» отнюдь не потому, что не знали о ее существовании; французское правительство активно помогало распространению прядильной машины. Джон Холкер, англичанин якобит, бежал во Францию и там сделался хлопковым фабрикантом. Он стал главным инспектором иностранных мануфактур, в обязанности которого входило импортировать зарубежные технологии. Холкер отправил своего сына в Ланкастер с заданием разузнать о новых машинах, и тот привез с собой во Францию прядильную «Дженни». С нее были сделаны копии, которые были предложены французским производителям хлопчатобумажных тканей. Государство даже субсидировало их использование. Машины были установлены на некоторых крупных фабриках, но в целом текстильное производство их проигнорировало. Во Франции насчитывалось «Дженни» — менее 5% от их числа в Англии. В Индии «Дженни» тоже не прижилась. Возможно, отчасти виной этому было неведение, но есть все основания полагать, что дело было не только в нем. Нечто похожее произошло в Китае: в XIII веке там была изобретена машина для прядения конопли, но широкого распространения она так и не получила и постепенно перестала использоваться совсем. Нужно ли считать эти два случая культурным или институциональным провалом, или же в Индии и Китае были какие-то экономические причины для продолжения ручного производства? Я готов утверждать, что использование «Дженни» в Индии в XVIII веке было бы нерациональным, даже если бы индийцы о ней знали. Это утверждение, если оно истинно, не решает задачу Нидхэма, то есть не отвечает на вопрос о том, почему наука и технологии Китая, в Средневековье бывшие самыми развитыми в мире, в дальнейшем деградировали. Однако оно поддерживает идею о том, что неприятие Азией станков было рациональной реакцией на экономическую ситуацию, а не «провалом».
Почему французы и индусы отвергали «Дженни»? В чем было дело — возможно, в недостаточной предприимчивости или в неразвитости культуры? Принято считать, что прибыльность использования «Дженни» во Франции или Индии была такой же высокой, как в Англии, но это вряд ли было так с учетом разных цен на факторы производства и того, какие именно факторы производства экономил технический прогресс. Прядильщики Рэмскло и Бруксайда боялись, что их работодателям станет выгодно купить несколько «Дженни» и сократить количество работников. Правы ли они были? И если да, то была ли мотивация покупать «Дженни» в Англии, с ее высокими зарплатами, мощнее, чем в Индии и Франции, с их низкими зарплатами?
Мы можем ответить на эти вопросы, рассчитав норму прибыли, которую получил бы хлопковый делец, занимающийся организацией надомного производства, если бы купил «Дженни» в трех странах. В бухгалтерии нормой прибыли считается норма процента, которая приравнивает цену «Дженни» к дисконтированной приведенной стоимости ежегодной экономии на трудовых издержках (за вычетом дополнительных издержек на содержание машины) в течение срока ее эксплуатации. Срок эксплуатации «Дженни» составлял около десяти лет. Труд, который можно было сэкономить при использовании «Дженни» вместо ручной прялки, зависел от роста производительности труда и количества рабочих дней прядильщика. Эти показатели колебались, но ранние «Дженни» с двадцатью четырьмя веретенами обычно повышали производительность труда втрое. Надомные пряхи работали только 40% полного рабочего дня, поскольку еще занимались сельскохозяйственной работой, присматривали за детьми, готовили еду и помогали мужьям в их делах. В этих обстоятельствах норма рентабельности покупки «Дженни» составляла 38% в Англии, 2,5% во Франции и 5,2% в Индии, где «Дженни» были чисто убыточными. Эти различия объясняются разным соотношением зарплат и цен капитала в разных странах. Экономика высокой заработной платы в Великобритании означала, что «Дженни» на двадцать четыре веретена обходилась во столько же, во сколько зарплата пряхи за 134 рабочих дня. Во Франции «Дженни» стоила заработка пряхи за 311 дней, а в Индии — за еще более длительный период времени. Учитывая эти цифры, неудивительно, что хлопковые дельцы в Англии находили «Дженни» неотразимой, а во Франции и Индии — нет!
История распространения «Дженни» также объясняет, почему она была изобретена именно в Великобритании. Как мы уже упоминали, у Харгривса ушло четыре года на усовершенствование машины, и разработка стоила сотни фунтов. Если бы изобретатели во Франции или Индии задумались о том, как управлять несколькими веретенами с помощью одного колеса, им потребовались бы аналогичные затраты. Однако был ли этот проект прибыльным за пределами Великобритании? Нет. Прядильная «Дженни» не использовалась во Франции и Индии; из-за низких зарплат она была экономически невыгодной. Таким образом, тратить время и деньги на разработку «Дженни» было неприбыльно. Вот и ответ на вопрос о том, почему прядильная машина была изобретена в Англии, а не во Франции и не в Индии.
В первой колонке показана стоимость прядения одного фунта хлопка 16 номера ручным методом. Стоимость самого прядения составляла 7 пенсов исходя из того, что пряха могла спрясть один фунт пряжи в день и заработать за один рабочий день 7 пенсов. Кроме этих затрат, нужно учитывать также затраты на покупку хлопка-сырца, его очистку и чесание, на намотку пряжи, а также на поддержание всей системы надомного производства. Некоторые из этих издержек были капитальными затратами, но большинство были затратами на оплату труда. В целом один фунт пряжи 16 номера стоил 35 пенсов, что близко к рыночной цене. Стоимость прядения составляла только около одной пятой общей стоимости пряжи и была единственной частью себестоимости, сокращавшейся в три раза, если «Дженни» утраивала дневной объем производства. Поскольку стоимость прядения была небольшой частью общей стоимости готовой пряжи, использование «Дженни» сокращало общую стоимость на 11%.
Изобретения Ричарда Аркрайта
Ричард Аркрайт — возможно, самый знаменитый предприниматель промышленной революции, и не исключено, что и самый богатый. Он изобрел ватермашину, прядильный станок, основанный на использовании валиков. Однако вклад Аркрайта в развитие хлопковой промышленности не ограничивается изобретением ватермашины. Он также запатентовал чесальную (кардовальную) машину, которая сократила стоимость чесания даже больше, чем ватермашина-стоимость прядения. Кроме того, Аркрайт изобрел собственно хлопкопрядильную фабрику. Она представляла из себя многоэтажное здание, внутри которого машины были организованы таким образом, чтобы материалы и тяга передвигались по фабрике максимально эффективно. Неполному рабочему дню, а с ним и неполному использованию капитала, пришел конец. Административный труд, связанный с организацией надомного производства, также стал не нужен, хотя этот выигрыш уравновесил появление издержек, связанных с дополнительными материалами и вспомогательным трудом. В целом система Аркрайта сократила реальную стоимость производства хлопковой пряжи низких номеров на 20% по сравнению с ручным производством.
Ватермашина, запатентованная Аркрайтом, была его первым ключевым изобретением. Ленточки ровницы, намотанные на початки в верхней части машины, пропускались через три пары валиков. Валики действовали как валки, и, проходя через них, нить вытягивалась. Вторая пара валиков вращалась в два раза быстрее первой, а третья — в два раза быстрее второй. Благодаря этому первая пара валиков затягивала ровницу в механизм и одновременно удерживала ее относительно второй пары валиков, которые вращались быстрее и тянули нить вперед. Таким образом, между двумя парами валиков хлопок вытягивался и утончался. Затем вытяжение повторялось между второй и третьей парами валиков, поскольку третья пара также вращалась быстрее, чем вторая. Так ватермашина выполняла первую задачу, необходимую для получения хлопковой нити: вытяжение волокон хлопка.
Вторая задача — сручивание выполнялась с помощью рогулек, которые вращались в нижней части машины, одновременно закручивая нить и наматывая ее на катушку.
Не все части машины были изобретены Аркрайтом. Рогульки, например, появились еще в XV веке в качестве аксессуара к ручной прялке. Новизна ватермашины заключалась в парах валиков, вытягивавших хлопок. Однако и эта идея не принадлежала Аркрайту: Уайатт и Пол использовали валики для вытяжения хлопка еще и разрабатывали эту идею до самой смерти Пола.
Прядильная машина «Дженни» появилась благодаря обучению в производстве (наблюдение за ручной прялкой, упавшей набок), а применение валиков было заимствованием из других отраслей, так что валиковый станок Аркрайта существенно изменил соотношение факторов производства. Использование валиков для вытягивания хлопка было хитроумным способом применения популярной в то время техники. Валики уже давно использовались в металлургической промышленности для формирования брусков, балок и пластов металла. В самом деле, сходство между металлопрокатным заводом и прядильной фабрикой было таким значительным, что Рис пишет, будто Аркрайт придумал свою машину глядя на прокатный завод. Валики использовались также на мукомольных мельницах в XVI и XVII веках. В конце XVII века в Сен-Гобене валики использовались для отливки и полировки стекла. В процессе каландрирования (специальной обработки для уплотнения и придания ткани блеска) ткань пропускалась между валиками под большим давлением. Валики использовались на парижском монетном дворе. В конце XVII века «вальцованный» свинцовый лист, производимый с помощью валиков, пришел на смену литому листу. В голландцы разработали приспособление на основе валиков с иглами для производства бумаги, а использовали валики для прессования бумаги. Валики также использовались для дробления камня.
Проблема заключалась только в том, как заставить валики работать в хлопковой промышленности.
Ее можно сравнить с машиной Аркрайта, чтобы увидеть, какие ему нужно было решить инженерные задачи. Оба устройства использовали рогульку для скручивания волокна и накручивания готовой нити на катушку. Схема Уайатта и Пола изображает одну пару валиков, в то время как Аркрайт использовал три пары. Несколько пар валиков были нужны для того, чтобы между ними натягивалась нить. Уайатт и Пол упоминали две пары валиков в описании своей машины, когда подавали заявку на первый патент. Решение о количестве валиков было критически важным, и, похоже, что Уайатт и Пол выбрали неправильный путь, пытаясь разработать станок с только одной парой валиков.
Из-за своего решения Уайатт и Пол не встали перед теми инженерными задачами, которые Аркрайт решил.
Среди этих проблем были следующие:
1. Решить, насколько скорость вращения одной пары валиков должна отличаться от скорости вращения следующей пары. У ранней ватермашины, которая находится в музее фабрики Стратта в Бел пере (графство Дербишир), вращение валиков ускорялось в два раза по сравнению с предыдущей парой.
2. Решить, как расположить шестерни таким образом, чтобы связать главный вал с валиками и координировать их движение. Валики и шестерни производились в виде модуля, известного под названием «часовой механизм» и названного так в память о вдохновившем изобретателя устройстве.
3. Определить расстояние между валиками. Расстояние должно было составлять немного меньше длины хлопкового волокна. Такое расстояние позволяло вытягивать и утончать нить, поскольку волокно, уже прошедшее через первую пару роликов и захваченное второй парой, можно было вытягивать прежде следующего волокна, которое было захвачено первой парой валиков, но еще не коснулось второй. Если валики находились слишком близко друг от друга, большинство волокон захватывалось сразу двумя парами, так что вытяжения не происходило. Если валики были слишком далеко друг от друга, они рвали нить: для правильной работы некоторые волокна должны были быть захвачены сразу двумя парами валиков, чтобы нить не рвалась, а другие волокна - только одной парой, чтобы происходило вытяжение. Для определения оптимального расстояния требовалось много думать и экспериментировать.
4. Выбрать материалы для производства валиков. Один валик был сделан из рифленого железа, а другой — из дерева, обтянутого кожей. Они должны были вытягивать волокно, не зацепляя его.
5. Определить, с какой силой верхний валик должен давить на нижний. Давление регулировалось грузиками, подвешенными к верхнему валику. Оптимальный вес грузиков можно было определить только методом проб и ошибок.
Суть этого списка в том, чтобы подчеркнуть реальные проблемы, связанные с «изобретением» механического прядения. Оригинальность ватермашины заключалась не в изобретении валика; настоящей задачей было отладить практическое использование валиков для механизации прядения. Уайатт и Пол потратили на это десятки лет, но так и не преуспели. Аркрайт в течение пяти лет платил зарплату часовым мастерам, работавшим над конструкцией. Записей о том, чем конкретно занимались эти мастера, у нас нет, но можно представить, какие перед ними стояли задачи, сравнивая конструкцию Уайатта и Пола с ватермашиной Аркрайта. Эти задачи можно было решить только путем создания моделей или экспериментальных прототипов. «Изобретение» ватермашины требовало активной и дорогостоящей научно-исследовательской деятельности.
Чесальная (кардовалъная) машина
Вторым значительным изобретением Аркрайта была кардовальная, или чесальная, машина. Успешность валиковой прядильной машины зависела от качества и однородности сырья — ровницы. Возможно именно поэтому все изобретатели, работавшие над валиковы ми машинами, также пытались усовершенствовать чесальную машину. Вначале Харгривс изобрел приспособление для чесания хлопка, описанное в Энциклопедии Риса. Простая деревянная поверхность, поставленная вертикально, была покрыта брусками с иглами, на которые помещался хлопок, а ручной чесальный брусок, приводимый в движение ножной педалью, ходил вверх и вниз, вычесывая хлопок. Доска, выступавшая в качестве пружины, была прикреплена к потолку и привязана к бруску, который чесальщик держал в руке». Уайатт и Пол запатентовали две машины, которые недалеко ушли от ручного метода чесания. Дэниел Борн изобрел машину, которая, по его задумке, должна была приводиться в движение водой, но не придумал, как подавать в нее сырье, а также как непрерывно получать из нее готовую ровницу. Джон Лис решил проблему подачи сырья, и Аркрайт воспользовался его решением при создании своей машины. Аркрайт также решил проблему получения готовой ровницы с помощью рычага и гребня. Эти изобретения были защищены патентом Аркрайта. Хотя оригинальность патента была впоследствии оспорена в суде, эффективность чесальной машины была несомненной, Машина снизила издержки кардования даже сильнее, чем «Дженни» или ватермашина снизили издержки прядения.
Кромфордская фабрика №2
Аркрайт поселился в Ноттингеме, чтобы скрыться от протестов в Ланкашире, вынудивших Харгривса бежать оттуда. Там он построил маленькую фабрику с использованием лошадиной тяги, но она начала работать только. В этом же году Аркрайт и его партнеры начали строить фабрику на водной тяге в деревне Кромфорд. Оказалось, что масштабировать ватермашину для фабричного производства — нелегкая задача. Перед Аркрайтом встал ряд проблем, связанных с расположением разных машин, с организацией потока материалов между ними, а также с обеспечением многоэтажного здания энергией. Деятельность первой фабрики являлась обучением в производстве, и полученные уроки использовались при строительстве второй фабрики, открытой. Эта фабрика стала прототипом хлопкопрядильных фабрик по всей Великобритании и по всему миру. Первая американская фабрика, построенная Сэмюэлом Слейтером, была подобием копии второй кромфордской фабрики, так же как и первая немецкая фабрика в деревне возле Дюссельдорфа.
Финансовые последствия
Научно-исследовательская программа Аркрайта была весьма современной. Ее первая цель состояла в зарабатывании денег, и получение патента на изобретение казалось для этого существенным шагом. Ватермашина была запатентована, а кардовальная. Впрочем, многие фабриканты использовали машины Аркрайта без лицензий. Аркрайт попытался отстоять свои права изобретателя в суде, но потерпел неудачу, он выиграл судебную тяжбу насчет патента, но так и не получил возмещения ущерба. Поскольку в следующем году патент истекал, Аркрайт попытался продлить его действие, но и тут его ждала неудача. Он вновь подал в суд, чтобы защитить свои права по патенту, и вначале суд вынес решение в его пользу, но затем отменил его. Несмотря на эти юридические неудачи, которые означали, что Аркрайт не мог получить все те выплаты, которые, как он считал, ему причитались, он заработал крупное состояние на собственных фабриках. К моменту смерти Аркрайта его состояние составляло полмиллиона фунтов.
Второй нелегкой задачей было найти финансирование для научно-исследовательской деятельности. Аркрайт и тут поступил очень современным образом: он обратился к «прожектерам», аналогу сегодняшних венчурных капиталистов. Он получил финансирование от двух родственников, Джона Смолли, владельца пивной, и Дэвида Торили, купца. Оба они стали его равноправными партнерами, и у обоих быстро закончились деньги. Аркрайт попытался получить займ у двух ноттингемских банкиров, но получил отказ, так как они сочли «маловероятным практическое применение этого изобретения». Сэмюэл Нид, богатый торговец трикотажными изделиями, и Джедедайя Стратт стали партнерами Аркрайта за пятьсот фунтов. Стратт был опытным прожектером, он заработал свое состояние, вкладывая деньги в усовершенствование ткацкого станка. Разработка фабрики продолжалась. Стратт лично предложил натирать валики мелом, чтобы к ним не прилипал хлопок. Было добавлено еще несколько приспособлений для скручивания нити, поднимания и опускания катушек и движения нити взад и вперед вдоль роликов, чтобы избежать износа рифления, Джедедайя Стратт утверждал, что на разработку машины Аркрайта было потрачено 13000 фунтов. Эта сумма включала в себя стоимость строительства фабрик в Ноттингеме и Кромфорде, и она позволяет представить масштаб финансирования, необходимого для превращения идеи механического прядения в реально функционирующую прядильную фабрику.
Почему не Франция
Британцы начали использовать ватермашину куда быстрее, чем французы или любая другая нация. В Великобритании действовало около ста пятидесяти крупных прядильных фабрик. Во Франции их было только четыре, и некоторые из них были очень небольшими и организованными не так, как британские.
Как и в случае с «Дженни», разная скорость распространения отражала разную степень прибыльности изобретения. Норму прибыли фабрики типа Аркрайто вой можно рассчитать, приравняв стоимость фабрики к приведенной стоимости экономии на операционных издержках по сравнению с ручным прядением. В Великобритании норма прибыли составляла 40% в год, а во Франции — только 9%. Английская норма прибыли была просто великолепной. Прибыль во Франции, напротив, была неудовлетворительной, поскольку основной капитал, инвестируемый в бизнес, приносил 15% прибыли.
Более того, весьма вероятно, что прибыльность фабрики во Франции была куда меньше, чем предполагают эти цифры. Расчет основан на том, что капитал состоял из металла, дерева и строительного труда. Однако кроме этого ватермашинам требовались специальные инженерные запчасти, в частности «часовой механизм». В Ланкашире его можно было приобрести, а во Франции — нет.
Роль часового производства в развитии хлопковой промышленности невозможно переоценить. Часовое производство было источником шестерней,— в частности латунных — бывших прецизионными деталями ватермашины. Тяга передавалась на валики через шестерни, и они же контролировали скорость вращения валиков. Уайатт и Пол в своем патенте изобразили шестерни у основания рогульки. Когда Аркрайт начал разработку ватермашины, он нанял на работу Джона Кея, часовщика, а впоследствии вел переговоры с Питером Атертоном, механиком из Уоррингтона, который нашел для него кузнеца и производителя инструментов для часового дела. Без часовщиков ватермашина никогда не была бы создана.
Часовая промышленность была побочным продуктом научной революции. В XVII и XVIII веках самые знаменитые ученые мира занимались проблемой определения долготы. В принципе, свою долготу можно было вычислить, зная временную разницу между своим расположением и Гринвичем, а разницу с Гринвичем можно было посчитать, имея часы, показывающие время по Гринвичу. Проблема заключалась в том, чтобы разработать часы, которые бы годами показывали точное время. Галилей первым обратил внимание на регулярное движение маятника и предложил использовать его в часовом механизме для повышения точности. Христиан Гюйгенс, также имевший отношение к разработке парового двигателя, независимо от Галилея открыл принцип маятника и сформулировал математическую теорию длины арки циклоиды. Работая вместе с Саломоном Костером, часовым мастером из Амстердама, Гюйгенс применил свою теорию на практике и построил первые в мире часы с маятником. Погрешность часов снизилась с примерно пятнадцати минут до десяти-пятнадцати секунд в день.
К сожалению, часы с маятником плохо работали в плавании, так что Гюйгенс продолжил свои изобретения. Он изобрел спиральную пружину, которая позволяла создать точные часы, а затем установил ее на наручные часы. Роберт Гук, куратор экспериментальной деятельности Королевского общества и еще одно научное светило, вероятно, придумал спиральную пружину независимо от Гюйгенса, хотя не применил свою идею на практике, пока не услышал о работе Гюйгенса.
Сами по себе часы находились на периферии промышленной революции, но их массовое производство имело важные для нее косвенные последствия. Улучшенная конструкция часов повысила на них спрос, и часовое производство стремительно росло. Подвижными деталями часов были системы шестерней, каждую из которых нужно было вычертить и вырезать вручную. Гук спроектировал первую машину, выполнявшую эту работу. Рост часового производства способствовал постоянному усовершенствованию таких машин. Популярную машину для вырезания шестерней придумал Генри Хиндли, и после этого дешевые, точно вырезанные шестерни стали производиться в большом количестве.
Недорогие шестерни произвели революцию в станкостроении. Они стали использоваться вместо рычагов и ремней (как в ручной прялке) для того, чтобы контролировать, направлять и передавать тягу. В Средневековье фабрики тоже использовали шестерни для этих целей, но прежние шестерни были большими, грубо сделанными и деревянными. Шестерни периода промышленной революции были маленькими, тонко сработанными и железными или латунными. В XIX веке «часовой механизм» весьма широко использовался для того, чтобы контролировать подачу тяги на станки, так что шестеренчатый привод был распространенной технологией, повлиявшей на механизацию промышленности.
Часовое производство — ключевой фактор для объяснения успеха Аркрайта и роста хлопкового производства в Ланкашире. Когда Аркрайт строил свои фабрики в Кромфорде, он нанял на работу часовщиков. Одно из его объявлений звучало так: «Срочно требуются два квалифицированных мастера часовщика или других ремесленника, хорошо понимающих в шестеренках». Аркрайт не торговал ватермашинами; предпринимателям приходилось организовывать собственные инженерные отделы, чтобы их конструировать, фабрика в Квэрри Бэнк регулярно привлекала к работе полдюжины часовых мастеров для создания «часовых механизмов» для ватермашин. В то время в стране было более ста пятидесяти фабрик Аркрайта, на которых работало около восьмисот часовых мастеров. Откуда они брались? Получилось так, что основная часть всех часов в мире производилась в одном месте: на юге графства Ланкашир. Ландес считал, что производство часов стало британской отраслью благодаря тому, что экономика высокой зарплаты создала большой внутренний рынок для часов. Одной из причин механизации хлопкового производства в Ланкашире (а не в Нидерландах, к примеру) было то, что предложение качественных и дешевых шестерней, равно как и предложение квалифицированных работников для их сборки, в Ланкашире было выше, чем где бы то ни было еще. Кроме того, станки для резки шестерней для часов были модифицированы для производства шестерней для ватермашин: вначале из латуни, потом из железа. Стандартизованные шестерни изготовлялись специализированными фирмами, которые продавали их фабрикам. «Часовой механизм» ватермашины был побочным продуктом часового производства. Отсутствие часового производства во Франции XVIII века означало, что стоимость капитала (включая шестерни) относительно труда была еще большей, чем предполагают мои вычисления.
Почему механическое прядение изобрели англичане, а не французы
Как мы уже упоминали, для того чтобы «Дженни» и ватермашина заработали, потребовались существенные затраты на научно-исследовательскую деятельность. Во Франции они бы потребовались точно так же. Однако окупились ли бы эти затраты во Франции? Нет. Механизированное прядение не имело для Франции экономических преимуществ, потому что во Франции были низкие зарплаты и не было часовой промышленности.
Соображений прибыльности достаточно для того, чтобы объяснить, почему прядильная «Дженни» и ватермашина были изобретены в Англии, а не во Франции или любой другой стране мира.
Вторая фаза: усовершенствование механического прядения
Использовались две технологии механического прядения. Фабрики Аркрайта специализировались на производстве пряжи основы, а прядильные машины «Дженни» производили уточную пряжу. Однако технологии не стояли на месте: достижения Харгривса и Аркрайта были только началом долгого пути усовершенствований. «Дженни» уже выросли до восьмидесяти веретен и располагались в мастерских, где работали непрерывно. В следующие пятьдесят лет развитие шло двумя путями. Первый был связан с усовершенствованием машин, используемых на каждой стадии производственного процесса. Второй, более революционный из двух, был связан с изобретением мюльмашины Сэмюэла Кромптона.
Сэмюэл Кромптон вырос в бедной ланкаширской семье и выучился прясть и ткать еще в детстве. Шестнадцати лет от роду, он начал прясть на «Дженни» с восемью веретенами. Он решил усовершенствовать машину, закончил работу над мюльмашиной. Кромптон держал изобретение в секрете, но слухи о нем распространялись все равно. Он не мог позволить себе оплатить патент, поэтому обнародовал свое изобретение в обмен на средства, собранные по подписке. С финансовой точки зрения это была катастрофа, но мюльмашина стала доступной всем желающим и быстро была интегрирована в фабричную систему и усовершенствована многими изобретателями.
Мюльмашина сочетала в себе лучшие черты «Дженни» и ватермашины, хотя Кромптон всегда настаивал, что ничего не знал о станке Аркрайта и самостоятельно додумался до использования валиков. И «Дженни», и ватермашина производили неровную пряжу, поскольку ровница была не слишком равномерной. Кроме того, тонкость пряжи была ограничена, потому что нить должна была быть достаточно крепкой, чтобы не рваться, когда ее тянула каретка «Дженни» или рогулька ватермашины. Эту проблему сумел решить Кромптон, добавив к «Дженни» несколько пар валиков. Как и в ватермашине, эти валики травили ровницу после того, как она покидала веретено, с той же скоростью, с которой каретка двигалась в обратном направлении. Таким образом, Кромптон никогда не натягивал пряжу, а значит, нить можно было прясть очень тонкой. Когда каретка отодвигалась до предела назад, ее иглы наклонялись вперед и поворачивались, так что пряжа соскальзывала с них и скручивалась. Кроме того, пряжа аккуратно вытягивалась, что выравнивало неровности. В результате получалась исключительно тонкая и ровная пряжа.
Мюльмашина произвела революцию в прядении. Стоимость производства хлопка высоких номеров резко упала. Это падение было таким огромным, что снижение реальной цены пряжи 16 и 40 номеров, которое само по себе выглядело таким существенным, почти теряется на его фоне.
Поскольку Великобритания была страной с высокими зарплатами, экономия труда увеличивала ее конкурентное преимущество сильнее, чем преимущество других стран. С изобретением мюльмашины англичане впервые смогли конкурировать с индусами в производстве муслиновых тканей. Вначале мюльмашина использовалась в домашних условиях, но вскоре была адаптирована для установки на фабриках. Деревянные валики, придуманные Кромптоном, были заменены на металлические, похожие на валики ватермашины. Мюльмашину приводила в движение вода, а затем пар. Была разработана техника соединения разорванных нитей, для которой не требовалось останавливать машину. Положение шестерней было изменено так, чтобы можно было добавлять к машине все новые веретена. Кульминацией всех усовершенствований стала самодействующая мюль машина Робертса, изобретенная. Робертс поставил себе задачу упразднить высокооплачиваемую должность прядильщиков, управлявших мюльмашинами, и преуспел в этом: прекрасный пример того, как цены на факторы производства направляют деятельность изобретателей. Мюльмашина стала основой лидерства Великобритании в хлопковом Мюльмашина была самым главным, но не единственным изобретением после ватермашины Аркрайта. Постоянный поток усовершенствований привел к снижению издержек на всех стадиях производства. Машины для вырезания шестерней стали больше, на них стало можно вырезать не только латунные, но и железные шестерни. Более прочные шестерни привели к изменению конструкции самой ватермашины: один набор шестерней теперь приводил в движение сорок восемь веретен, а не максимум четыре, как раньше. Долгосрочным результатом этой линии развития было упрощение передачи тяги на валики, с которым ватермашина получила новое имя: регулярная прядильная машина.
Машины конструировались для выполнения даже самых прозаических задач. Когда кипы хлопка доставлялись на фабрику, их нужно было вскрывать, а хлопок чистить. Это делалось без помощи станков женщинами и детьми, которые трепали хлопок и выбирали из него семена и мусор. Их работу облегчил Эли Уитни, изобретший хлопкоочистительную машину: теперь хлопок-сырец доставлялся на английские фабрики в более чистом виде. Была изобретена трепальная машина. Сменила щипальная машина, которая также трепала хлопок. Женщины по-прежнему удаляли из хлопка семена и мусор, но и эта операция вскоре была механизирована с помощью станка, изобретенного примерно и повторявшего конструкцию зерновой молотилки.
С точки зрения экономики поток усовершенствований имел два аспекта. Во-первых, реальная стоимость производства грубой пряжи упала еще на треть. Поскольку стоимость хлопка-сырца уменьшилась несильно, падение произошло за счет добавленной стоимости. Во-вторых, тенденция технического прогресса экономить труд, характерная для макроизобретений, сохранилась в данном случае и при микро-усовершенствованиях. Экономились все факторы производства, но некоторые больше, чем другие. Капитальные затраты на фунт пряжи сократились на три четверти (стоимость строительства прядильной фабрики снизилась с примерно 3 фунтов за веретено), а количество труда, затрачиваемого на фунт пряжи, упало на 90%!
Усовершенствование производственного процесса привело к строительству хлопкопрядильных фабрик в Европе и Северной Америке. В Европе распространение хлопковой промышленности затормозилось из-за лицензионной политики Аркрайта, которая возлагала бремя постройки ватермашин на будущие хлопкопрядильные фирмы. Его политика благоприятствовала производителям из Ланкашира из-за их близости к часовой промышленности. Это ограничение было снято с появлением фирм, специализировавшихся на производстве машин для текстильной отрасли. Непосредственным стимулом для их появления послужило изобретение мюльмашины, которая была слишком сложна для строителей без нужной квалификации. Примерно начали производить и продавать прядильные машины. Экспортировать станки из Великобритании было нарушением закона, но людей это не останавливало. Шарль Альбер был отправлен в Англию предпринимателями, пытавшимися организовать в Тулузе хлопкопрядильную фабрику, В Англии Альбер был арестован и провел годы в заключении за промышленный шпионаж, но когда он, наконец, вернулся во Францию, то стал успешным изобретателем станков для текстильной промышленности. Ли вен Бауэне, бельгийский аристократ, приехал в Англию и скупал мюльмашины. Он был пойман при контрабандном вывозе их из Великобритании, но, в конце концов, сделался успешным хлопковым магнатом в Бельгии и Франции. Он даже женился на дочери манчестерского бизнесмена, продававшего ему станки. Поставки станков для хлопковой промышленности во Францию стали проще, когда британские инженеры открыли их производство на континенте. В Уильям Кокрил начал производить станки для хлопковой промышленности в бельгийском городе Вервье. Он открыл крупное производство в Льеже, и значительная часть его станков отправлялась во Францию. Кокрила, Джеймс Ходсон, также открыл в Бельгии производство станков. Серьезным конкурентом Кокрила на французском рынке текстильных станков был Уильям Дуглас. С появлением этих фирм предприниматели с континента перестали быть отрезанными от текстильного бизнеса необходимостью производить собственные станки.
В начале XIX века фабричное производство хлопчатобумажных тканей во Франции стремительно развивалось. Этот рост происходил вовсе не вследствие изменения относительных цен на факторы производства. Женщины на манчестерских хлопкопрядильных фабриках зарабатывали 1,12 шиллинга в день, а строительство фабрики обходилось примерно в 17,5 шиллингов за веретено. В этот же период во Франции женщина зарабатывала в день около 1 франка, а построить завод стоило около 30 франков за веретено. Судя по этим цифрам, соотношение зарплаты и цены капитала во Франции составляло 39% аналогичного соотношения в Англии — пропорция была почти такой же. Прибыльность производства хлопковых тканей на станках во Франции выросла, потому что выросла производительность британской технологии, так что стоимость фабричного производства относительно стоимости ручного стала меньше. Можно заключить, что средние переменные издержки производства одного фунта пряжи 16 номера составили бы 21,85 пенсов, что было на 12,22 пенса меньше, чем средние переменные издержки ручного прядения. Аналогичным образом, капитальные затраты на одно веретено были бы снижены до 2 фунтов. Механизация стала гораздо более прибыльным делом, чем была, и норма прибыли подскочила до 34%. Это был очень удовлетворительный уровень, так что Франция и Бельгия также перешли на механическое производство. Переломный момент в хлопковой промышленности наступил раньше, чем в случае парового двигателя или технологии выплавки чугуна на коксе.
В Соединенных Штатах ситуация была иной, чем в Европе, потому что американская экономика была экономикой высоких зарплат. Зарплаты в Массачусетсе в конце XVIII века были почти такими же высокими, как в Лондоне, если измерять их в тех потребительских благах, которые можно было на них купить. К зарплаты в хлопковой промышленности относительно издержек на постройку текстильных фабрик в расчете на одно веретено были одинаково высокими в Массачусетсе и Глазго. В этих обстоятельствах было бы удивительно, если бы Соединенные Штаты стали бы откладывать внедрение английских технологий, и действительно, пауза была небольшой. Первая «Дженни» была произведена в Филадельфии в связи с высокой стоимостью труда. Предпринимались многочисленные попытки открыть в США мастерские с чесальными машинами и «Дженни», а также построить фабрики по подобию Аркрайтовой. Американские мастера без труда копировали оборудование, но для успешного внедрения технологий требовались опытные рабочие или управляющие. Была построена первая коммерчески успешная фабрика. Ее управляющим стал Сэмюэл Слейтер, когда-то работавший на одной из фабрик Джедедайи Стратта. Следующим прорывом было строительство интегрированной прядильно-ткацкой фабрики компанией Boston Manufacturing Company в деревне Уолтам, в штате Массачусетс. Фирму основал Фрэнсис Кабот Лоуэлл после визита в Великобританию, где он видел механические ткацкие станки, которые потом нарисовал по памяти. Рабочие модели были созданы инженером Лоуэлла, Полом Муди. Система Лоуэлла Муди отличалась тем, что английские технологии были сильнейшим образом адаптированы для наилучшего соответствия американским условиям. Инженерная мысль уже тогда пророчила США большое будущее.
Производство хлопчатобумажных тканей веками было глобальной отраслью промышленности. До промышленной революции главными производителями были Китай и Индия. В конце XVII века разные ост-индские компании начали экспортировать хлопковые ткани в Европу. Ткани пользовались огромным успехом, что подтвердило, что Европа является крупным рынком сбыта. Голландцы принимали ткани без ограничений, но в других странах местные производители тканей стремились сократить их импорт. Производители шерстяных и льняных тканей добились запрета на ввоз в Великобританию набивных хлопковых тканей. Импортировать белый хлопок разрешалось, а набивка рисунка делалась уже в Англии. В результате в стране появилась небольшая отрасль по производству хлопковых тканей. Запрет был распространен на все хлопковые ткани: национальное производство и потребление чисто хлопковых тканей было признано незаконным. «Хлопковые промышленники Ланкашира... добились послабления для товаров из льняной пряжи основы и уточной хлопковой пряжи, и это послабление по традиции (или по недосмотру властей) стало относиться к львиной доле всей продукции отрасли, возможно, даже той ее растущей части, которая использовала в качестве основы вручную спряденную хлопковую пряжу», то есть производила чисто хлопковую ткань. Английские производители хлопка, таким образом, были в некотором сомнительном смысле защищены от индийского импорта. Аналогичные ограничения были введены и в других европейских странах. Франция, к примеру, запретила импорт индийских хлопковых товаров. Хотя британские законы защищали национальное производство, они позволяли импортировать индийский хлопок для реэкспорта, и этот рынок начал процветать с ростом работорговли в середине XVIII века, потому что африканские вожди охотно принимали хлопковые ткани в обмен на рабов. В этой сфере европейские и индийские производители сошлись в жесткой конкурентной борьбе. Европейцы были не конкурентно в производстве тонких тканей, требовавших больших трудозатрат, поскольку зарплаты в Европе были выше, чем в Индии.
Броудберри и Гупта утверждают, что именно эта конкурентная борьба мотивировала британских производителей механизировать производство. Я же, напротив, подчеркиваю, что это соотношение уровня зарплат и цены капитала привело англичан к изобретению механического прядения. Однако международный контекст остается критически важным фактором, поскольку именно он был причиной того, что британская промышленность так сильно и так быстро выросла. Как только механизация позволила англичанам сократить производственные издержки, они смогли продавать хлопковые ткани дешевле, чем индийские производители, как на третьих рынках, так и в самой Индии. В результате английские производители захватили большую часть мирового хлопкового бизнеса. Объем производства вырос значительно сильнее, чем он вырос бы при снижении производственных издержек в отрасли, ограниченной внутренним рынком. Огромный рост объема производства хлопковых тканей, который произошел вследствие механизации, стал причиной роста Манчестера и других центров хлопковой торговли. Он является причиной того, что столь многие приравнивают промышленную революцию к развитию хлопковой промышленности.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
