Общее нерушимое правило гласит, что, когда с ростом количества денег, налогов и дорогостоящих привычек населения цена труда в промышленной и торговой стране начинает расти и становится выше, чем у ее торговых конкурентов, эта дорогая страна рискует потерять свою торговлю и погрузиться в кризис, если не сбалансирует высокую цену труда с помощью соответствующих механических изобретений. Ноттингем, Лестер, Бирмингем, Шеффилд и так далее давно бы отказались ото всякой надежды на зарубежную торговлю, если бы не уравновешивали постоянно рост цены ручного труда, используя всевозможные хитроумные усовершенствования, какие только может изобрести человеческий ум.
Эта статья посвящена исторической проблеме, которая звучит так: почему промышленная революция произошла в Великобритании в XVIII веке? Теории экономического развития говорят, что непосредственным источником экономического роста был технологический прогресс, и это явно справедливо в применении к индустриализации Великобритании. Такие изобретения, как паровой двигатель, хлопкопрядильные станки и выплавка чугуна на каменном угле и коксе, не зря знамениты: это были беспрецедентно крупные изобретения, положившие начало экспансии промышленности, а также цепочке дальнейших технологических инноваций, изменивших весь мир. Другие характерные черты промышленной революции (стремительная урбанизация, накопление капитала, рост сельскохозяйственной производительности, рост доходов) были уже последствиями этих технологических усовершенствований. Поэтому для объяснения феномена промышленной революции необходимо понять, откуда произошли технологические прорывы XVIII века. Именно это и является главной задачей книги.
Мои объяснения делятся на две части. В первой части книги я анализирую рост экономики в период раннего Нового времени, чтобы показать, что в Великобритании XVIII века сложилась уникальная структура зарплат и цен: зарплаты были крайне высокими, а энергия крайне дешевой. Во второй части книги я показываю, как появление парового двигателя, прядильной машины и коксовой доменной печи привели к росту потребления угля и росту капитала относительно труда. Эти изобретения прижились в Великобритании, где труд стоил дорого, а каменный уголь — дешево, но не использовались в других странах, где зарплаты были низкими, а топливо дорогим. Те же самые обстоятельства привели непосредственно к появлению этих изобретений, потому что кто станет тратиться на разработку нового станка, если им все равно не будут пользоваться? Коротко говоря, ключевые изобретения промышленной революции появились в Великобритании, потому что изобретение их именно там, именно тогда окупалось, а в другое время и в других местах — не окупалось. Цены, которые определили прибыльность изобретений, сложились в результате успеха Великобритании в глобальной экономике после, так что промышленную революцию можно рассматривать как продолжение первой фазы глобализации.
Эта книга также рассказывает об окончании промышленной революции. Это событие обычно датируется тридцатыми или пятидесятыми годами XIX века, периодом появления новых отраслей промышленности: вначале железной дороги и парохода, а затем новых видов производства, таких как производство бессемеровской стали. Я тоже датирую окончание промышленной революции, но по иной причине. Производство хлопковых тканей и коксовая печь были изобретены в Великобритании, потому что позволяли экономить дорогие ресурсы и, наоборот, обильно использовать ресурсы дешевые и доступные. Именно поэтому новые английские технологии не сразу были приняты в Европе и за ее пределами. Ландес охарактеризовал как период «континентального подражания», потому что в это время французы, немцы и бельгийцы только начинали применять английские технологии и в мире преобладали до индустриальные способы производства. Разрыв между Великобританией и остальными странами сократился только между, когда современные технологии вытеснили традиционные методы производства и европейское промышленное производство начало конкурировать с британским уже на равных. Медленное распространение британских технологий на континенте было связано не столько с войнами, институтами или культурой, сколько с экономикой новых технологий, которые за пределами Великобритании было поначалу невыгодно использовать.
Такая ситуация, однако, продлилась недолго, причем благодаря усилиям самих англичан. Британские инженеры постоянно изучали паровой двигатель и доменную печь и усовершенствовали их, чтобы снизить издержки. При этом экономились все факторы производства без исключения, включая те, которые дешево стоили в Великобритании и дорого в других странах. Потребление каменного угля паровым двигателем на одну лошадиную силу-час, например, упало с 45 до 2 фунтов. Это привело к тому, что паровые двигатели стало выгодно использовать везде, даже там, где уголь дорого стоил. Успех Великобритании в начале промышленной революции был основан на изобретении технологий, приспособленных к условиям внутри страны и бесполезных за ее пределами. К гений британских инженеров настолько усовершенствовал эти технологии, что конкурентное преимущество Великобритании было уничтожено. Хлопкопрядильная фабрика, паровой двигатель и коксо-плавильная печь стали глобально применимыми технологиями и быстро распространились за пределами Великобритании. Глобальное распространение ознаменовало конец промышленной революции, предопределенный жизненным циклом технологий. Эта тема развивается во второй части книги. Первая же часть начинается с объяснения истоков промышленной революции.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Объяснение, предложенное в этой книге, отличается от большинства предлагаемых теорий. Надо сказать, что общественные науки давно пытаются понять, почему же произошла промышленная революция, и на этот счет существуют самые разные идеи. Большинство теорий опирается на такие понятия, как структура общества, конституция и право собственности, наука и культура.
Структура общества
Марксистские теории экономического развития подчеркивают важность социальной структуры. Общество, говорят они, развивалось от стадии к стадии, и каждая стадия определялась отношением к собственности и труду: примитивный коммунизм (охота и собирательство), рабство (как в Древней Греции и Древнем Риме), крепостное право (средневековая Европа) и капитализм. Капитализм они считают ключевым условием роста, потому что для него характерны наличие свободных рынков и безземельного пролетариата. Рынки необходимы для того, чтобы управлять экономической деятельностью, а основная часть населения должна потерять средневековое право собственности на землю, чтобы добровольно перебраться в города и чтобы сельскохозяйственная производительность пошла вверх.
Маркс писал свои труды более полутора веков назад. С тех пор историки открыли немало новых подробностей о средневековом мире, в том числе и вполне современных черт. Исследования цен на зерно показывают, что рынки в Средневековье были весьма распространены и так же эффективны, как и в XVIII веке. Экономика больших и малых городов была динамичной и коммерческой. Даже сельское хозяйство, как теперь выясняется, не страдало от гнета традиций. Наоборот, методы земледелия быстро адаптировались под изменения природных и торговых обстоятельств, и производительность была куда выше, чем когда-то было принято считать. Пример чрезмерного увлечения такой оптимистической переоценкой Средневековья можно найти у Кларка, который утверждает, что средневековые институты были практически идеальны для экономического развития.
Чтобы так оптимистично отозваться о средневековых институтах, необходимо забыть об их наиболее типичных формах, например о крепостном праве. На протяжении значительной части средневекового периода большинство англичан были вилланами, крепостными крестьянами, и пользовались землей в рамках феодальной зависимости. В то время как свободные граждане могли защищать свое право на землю в королевских судах общего права, вилланы могли обращаться только в поместные суды, в которых председательствовали их же лорды. Они не могли обращаться в королевские суды, если лорды нарушали их права. Государство также не защищало их лично от насильственных действий лордов. Кроме того, они должны были платить разнообразные денежные взносы, что снижало экономическую мотивацию. Зачем улучшать качество скота, если лорд может забрать себе лучшее животное в момент передачи имущества наследнику? Землю нельзя было передавать во владение другому человеку, не заплатив за эту сделку штраф. Все эти меры контроля способствовали тому, что земельная собственность распределялась куда более эгалитарно, чем в условиях полной собственности на землю, при которой лорды не контролировали распределение земель. Мобильность труда была затруднена, поскольку не мог оставить поместье без разрешения, а разрешение давалось ему неохотно, потому что, уехав, мог и не вернуться. Лорды могли обкладывать своих крестьян произвольными сборами. Примером таких сборов была пошлина в пользу сюзерена. Изначально эта пошлина собиралась по особым случаям: например, чтобы заплатить выкуп за лорда, если он пошел в крестовый поход и попал в плен. Однако она оказалась таким удобным и гибким источником прибыли, что ее выплата стала постоянной обязанностью. Трудно поверить, что подобные порядки никак не мешали росту средневековой экономики или что реакция на глобализацию после 1492 года была бы слабей, если бы половина населения осталась крепостными крестьянами. Появление капиталистических институтов было необходимым, если и не единственным, условием современного экономического роста.
Конституция и права собственности
В то время как марксисты изучают закат эпохи крепостного рабства и начало эры капитализма, либералы обсуждают деспотизм и выступают в защиту «минимального правительства»: парламентского контроля над исполнительной властью, обеспечения прав собственности, гибкости правовой системы. По мнению либералов, корни промышленной революции уходят в прошлое, когда Славная революция консолидировала полномочия парламента, ограничила королевские прерогативы и установила неприкосновенность частной собственности. Предположительно эти правовые изменения создали в стране благоприятный климат для инвестиций, который и сделал возможной промышленную революцию.
Эта версия, однако, имеет свои слабые стороны. Изучение банковских ставок и нормы процента не подтверждает, что произошел прорыв, так что улучшившийся инвестиционный климат никак себя не проявил в финансовом смысле. Права собственности во Франции — и, возможно, в Китае — были защищены не хуже, чем в Англии. Более того, можно даже утверждать, что Франция пострадала от чрезмерной защищенности прав собственности: в свое время в Провансе были отвергнуты прибыльные ирригационные проекты, потому что во Франции не было аналога британских законов, дававших государству преимущественное действие над решениями собственников, не согласных, чтобы по их землям проводились каналы или дороги. Эти проекты были реализованы только после того, как Французская революция уничтожила местные свободы и сосредоточила власть в руках Национального собрания. В любом случае англичане опередили французов, потому что Славная революция означала, что «деспотическая власть существовала только эпизодически, но после этого стала существовать всегда». Наконец, налоги в Великобритании были выше, чем во Франции. Однако от акцизного налога на пиво или издержек лишения должника права выкупа заложенного имущества было еще очень далеко до изобретения Уаттом конденсатора. В объяснении технологических прорывов собственно технологии должны играть роль куда большую, чем та, что им отводится в дискуссиях на тему конституции. Изучение же паровых двигателей и прядильных машин показывает, что изобретать их во Франции было невыгодно, независимо от того, насколько хороши были французские институты: дело в том, что во Франции плохими были цены.
Промышленной революции предшествовала научная революция. Началась она в Италии с Галилея, а закончилась в Англии Ньютоном; одновременно с научным лидерством к Англии перешло и экономическое первенство. Означает ли это, что современная наука предшествовала современной промышленности?
Это любимая тема президентов и ректоров университетов, и эту же точку зрения отстаивают деятели науки начиная. В Роберт Бойль писал: «Изобретения гениальных умов, если они пользуются спросом, обеспечивают многих работой и дают ремесленникам новые средства добывания пропитания и даже обогащения». Натурфилософы приносили экономике пользу, изобретая новые товары (например, часы с маятником), а также решая производственные проблемы (Корнелиус Дреббель, например, изобрел красную краску). Однако больше всего Бойля восхищала возможность изобретения новых машин. «Когда мы видим, что ветряная мельница пилит древесину, что хрупкие инструменты режут металл и что машина даже ткет шелковые чулки... мы испытываем соблазн спросить, есть ли вообще такая работа, которую механические приспособления не могли бы позволить человеку выполнять с помощью машин». Бойль считал, что возможностей существует больше, «чем даже торговые люди или ученые люди могут себе вообразить», и что со временем экспериментальная наука их обнаружит.
Прав ли был Бойль? Влияние научных открытий на технологии было тщательно изучено в 1960-е годы и большинством историков признано несущественным. Нельзя, однако, исключать, что эти историки были слишком категоричны и что научные открытия все же послужили основой важных технологий промышленной революции. Возможно, Холл не смог найти связи между научными открытиями и новыми технологиями потому, что проанализировал. Холл вполне справедливо заключил, что теория латентной теплоты не оказала существенного влияния на изобретение Уаттом отдельного конденсатора. Однако проблема этого довода в том, что научные исследования, повлиявшие на промышленную революцию, были сделаны.
Самые важные научные открытия были связаны с атмосферным давлением: это было открытие того, что у атмосферы есть вес, а также что, сконденсировав пар, можно получить вакуум. Зарождение этих идей — это отдельная история, связанная со многими выдающимися личностями XVII века,— Галилеем, Торричелли, Отто фон Герике, Робертом Бойлем, Робертом Гуком, Христианом Гюйгенсом и Дени Папеном. Кульминацией исследований атмосферного давления стало изобретение Томасом Севери парового насоса, а также изобретение Томасом Ньюкоменом парового двигателя. Это было технологическое чудо своего времени и один из первых примеров развития промышленной технологии на основе науки.
Открытия физики были необходимы для изобретения парового двигателя, но их одних было недостаточно. Значительная часть научных открытий была сделана на континенте, но при этом паровой двигатель был изобретен в Англии. Почему? Дело в том, что превращение научною знания в рабочую технологию стоило больших денег, и только в Великобритании, где мощная каменноугольная промышленность обеспечивала высокий спрос на осушение шахт и неограниченное предложение почти бесплатного топлива, это предприятие окупало вложенные в него инвестиции. Не сложись в Англии необычная структура цен и зарплат, исследовательская деятельность в ней не стала бы выгодной и Ньютон бы повлиял на английскую экономику так же мало, как Галилей на итальянскую.
Повышенная рациональность?
Некоторые ученые объясняют подъем Запада культурной эволюцией. У этого аргумента много аспектов, два из которых ведут начало от идей Макса Вебера. Вебер утверждал, во-первых, что современных людей отличает повышенная рациональность. В одном из своих самых знаменитых трудов «Протестантская этика и дух капитализма» он развивает теорию о том, что к развитию современной западной рациональности привела Реформация. Она проложила пропасть между Западом и остальным миром.
Историки жестоко обошлись с «Протестантской этикой». Эмпирически работа основывалась на мимолетной корреляции протестантизма с высокими доходами; этой корреляции не наблюдалось и не наблюдается сегодня. Вебер переоценил различия между кальвинизмом и современными ему направлениями католической теологии.
Экономисты также без энтузиазма отнеслись к идеям Вебера о рациональности. Его идеи оказали большое влияние на политику развития, поскольку подразумевали, что сельскохозяйственная производительность в менее развитых странах низка из-за того, что крестьяне «иррациональны». Идея распространенной иррациональности была опровергнута большинством специалистов по экономике сельского хозяйства, начиная с Шульца. Крестьяне были проверены на рациональность, при этом учитывалось отношение к изменению цен в сельском хозяйстве и готовность применять новые технологии. Результаты исследований показали, что мелкие фермеры в развивающихся странах так же «рациональны», как их коллеги в развитых странах.
Экономические историки провели аналогичное исследование в отношении крестьян Средневековья и Нового времени. Как только крепостное право было отменено и крестьяне получили реальные права на землю, открытые общинные поля, которые якобы олицетворяли традиционализм средневековой Англии, стали основой сельскохозяйственной революции. Свободные крестьяне в Англии так же подняли производительность своих хозяйств, как и крестьяне в развивающихся странах. Эти данные поставили под сомнение идею о том, что не западной или несовременной экономике не давала развиваться иррациональность.
Наука как культура
В книге, опубликованной уже после его смерти, Вебер предложил второй аргумент на тему культурных изменений и экономического развития. Он предположил, что для того, чтобы произошел технологический прогресс, научный подход должен заменить суеверие. Вебер верил в то, что до наступления Нового времени люди объясняли природные явления вмешательством сверхъестественных существ: божеств, духов и фей. Таким образом, чтобы контролировать природу, им приходилось действовать через духовный мир. Иногда для этого требовались жертвы, молитвы или строительство храмов и церквей; иногда использовались ведьмы, колдуны и шаманы. Общество признавало существование некоторых эмпирических закономерностей, или «законов природы», действовавших независимо от деятелей, осуществлявших общение с духовным миром. Однако эти деятели настолько сильно влияли на жизнь людей, что безраздельно властвовали над умами. Подобная установка мешала принятию эмпирических, научных взглядов, необходимых для технического и социального прогресса.
Таким образом, для создания современного общества потребовалось то, что Макс Вебер назвал «расколдовываем мира». Как только мир стал восприниматься как царство материи, неподвластное духовному влиянию, люди смогли сосредоточиться на поиске эмпирических закономерностей и природных законов этого мира. После этого технологическое развитие пошло быстрым темпом. Вебер считал, что этот процесс начался на Западе раньше, чем в других местах, и что именно им объясняется подъем Запада.
Но тут встает следующий вопрос: почему Запад первым отказался от суеверий? Историки науки, такие как Джейкоб, предполагают, что научная революция трансформировала популярную куль туру. «Новое научное понимание природы предшествовало механизации промышленности и, что важнее всего, способствовало ее развитию». В интерес к науке был широко распространен и наука оказала влияние на саму человеческую природу. «Важнейшее культурное значение научной революции заключалось в создании в Великобритании нового типа человека». Этот человек был «как правило, но необязательно, предпринимателем мужского пола, который механистически подходил к производственному процессу». Он видел этот процесс как «нечто, что должно было быть подчинено машинам или, на более абстрактном уровне, должно было быть концептуализировано через призму веса, движения и принципов силы и инерции. Труд и работников также можно было рассматривать в этом ключе». Следствием этого нового образа мышления стала механизация производства. Обрабатывающая промышленность «использовала машины вместо труда». Эта новая культура в Великобритании была принята с большим энтузиазмом, чем на континенте, и в результате «промышленное развитие произошло сначала в Великобритании по причинам, связанным с наукой и культурой, а не только с сырьем, развитием капитала, дешевизной труда или технологическими нововведениями». Преимущество Великобритании перед Францией объяснялось, скорее, «заметным отличием британской научной культуры от французской или голландской». Французы, предположительно, были теоретиками, в то время как британцы были практиками.
Сравнение британской и французской инженерной мысли — крайне тонкое дело. Неочевидно, что английские инженеры XVIII были изобретательней французских. У нас есть немало примеров французских изобретений — например, Мокир пишет о «знаниях в области химии, производства бумаги и высокосортных тканей». Почему мы считаем, что инженерная культура англичан была прагматичной, чем у французов? Потому что именно англичане первыми стали выплавлять чугун с помощью кокса, изобрели паровой двигатель и открыли прядение хлопка на станке. Во второй части книги я продемонстрирую, что эти различия в инженерной мысли были обусловлены особенностями прибыльности научно-исследовательской деятельности в Англии и во Франции. Если принять во внимание этот аргумент, то объяснения через призму культуры становятся излишними и даже тавтологичными.
Мокир углубил традиционный вариант культурной теории, предположив, что Просвещение связало научную революцию с промышленной, и придумал термин «промышленное Просвещение». «Промышленное Просвещение» означает применение научных и экспериментальных методов к исследованию технологий, веру в упорядоченную вселенную, подчиняющуюся законам природы, познаваемым с помощью научного метода, а также ожидание того, что научное исследование природы и технологий сможет улучшить жизнь людей. Промышленное просвещение объясняет, «почему промышленная революция произошла в Западной Европе (хотя не объясняет, почему она произошла в Великобритании, а не во Франции или Нидерландах)». Мокир подчеркивает два фактора, обеспечивших промышленной революции британское гражданство. Во-первых, промышленное Просвещение в Великобритании было реализовано в большей степени, чем на континенте. Общение между учеными и фабрикантами протекало проще и плодотворней. Конечно, любые поведенческие различия можно объяснить и через характерную для Великобритании более высокую прибыльность изобретений. Во-вторых, Великобритания была лучше, чем Франция, обеспечена квалифицированными ремесленниками-механиками, то есть британским инженерам было проще реализовывать свои изобретения. Это утверждение отчасти касается человеческого капитала - англичане действительно были неплохо им обеспечены в XVIII веке, хотя, возможно, и не лучше, чем их соседи французы. Отчасти это утверждение говорит о том, что ремесленники постепенно принимали ньютоновское мировоззрение.
Объяснение промышленной революции через культурные явления предполагает, что научное мировоззрение просочилось в общество и повлияло на изобретателей второго и третьего эшелона, которым принадлежала ключевая роль в доработке прорывных технологий и их применении в различных отраслях промышленности. Джейкоб считает, что даже заводским рабочим пришлось стать ньютонианцами. «Относительно глубокое знание механики должно было стать частью ментального мира человека до того, как основанные на этом знании механические устройства могли быть изобретены и, что более важно, эффективно использованы. Если вы рабочий и ваша работа связана со станком, понимание этого станка позволяет лучше увидеть, как может смотреть на весь мир, включая и вас, ваш работодатель». Изобретатели второго и третьего эшелона не были членами элитных обществ, таких как Лондонское королевское общество, и не имели никакого контакта с ведущими учеными своего времени. Джейкоб и Мокир предполагают, что передовая наука просачивалась в массы через провинциальные «научные общества, академии, масонские ложи, лекции в кафе» и другие места сбора людей.
Историки массовой культуры неоднозначно поддерживают объяснение научной революции через культуру. Культура XVIII века очень отличалась от средневековой. В период происходили «два постепенных, но важных сдвига в массовом мышлении». Эти сдвиги можно «резюмировать двумя неуклюжими, но полезными абстрактными понятиями: секуляризация и политизация». Большинство людей начали больше заботить способы сделать свою жизнь лучше в мире земном, чем в мире загробном. Люди стали искать богатства и положения в обществе «как знака спасения или даже вместо спасения». Таково, конечно, было мнение Вебера. Оно достаточно спорно, если подумать о существенном религиозном рвении значительной части населения и о том, как легко собирали большую паству проповедники вроде Джона Уэсли. Однако в любом случае — почему люди стали более светскими? Действительно ли элитная когда-то наука просочилась в массы? Шарп смог сказать о влиянии Ньютона на английское общество лишь следующее: «идеология - распространенный скептицизм относительно волшебства, а также распространенная восприимчивость к Ньютоновой науке — это проблемы, которые крайне необходимо исследовать более глубоко». Иными словами, тезис не доказан.
Культура и экономика: причина или следствие?
Дело обстоит несколько более понятно с тремя другими аспектами культурной эволюции, которые также уходят корнями в экономические события своего времени. К ним относятся распространение умения считать, читать и писать, зарождение идеологии потребления как мотива к труду, а также отсрочка, или перенос, браков на экономически более удобное время. В полной мере последствия этих перемен не были реализованы до промышленной революции. И, тем не менее, эти культурные сдвиги были большим шагом в сторону появления современных мужчин и женщин. Новая культура и новая экономика развивались вместе, поддерживая друг друга.
Распространение грамотности привело к глубинным изменениям в знаниях и мировоззрении населения, а умение читать было связано с экономическим прогрессом с нескольких сторон. Жизнь в городах, работа в сельской промышленности и торговле требовали от людей умений, которых сельское хозяйство не требовало, поэтому уровень грамотности в средневековой Европе был гораздо выше в городах, чем в деревнях, и грамотность распространялась вместе с урбанизацией. Коммерческое процветание также позволяло людям платить за образование и знания. Помимо этого, изобретение печатного дела сильно понизило цену книг, что привело к распространению чтения, как для самообразования, так и для удовольствия. В Англии доля населения, которое могло написать свое имя, выросла с 6% в до 53%. Читающая публика такого масштаба не имела прецедента в мировой истории и привела к новому образу мышления в самых разных областях.
Умение считать также быстро распространялось в Англии Нового времени, хотя этот процесс и труднее измерить. Главной причиной распространения умения считать был рост коммерческой деятельности. Читать многие люди начинали из набожности или просто для удовольствия, но мало кто учился делению в столбик забавы ради. Арифметику изучали ради ее полезности. Знать арифметику и геометрию было важно, чтобы вести счета и управлять кораблями. Уровень человеческого капитала, в XVIII веке значительно выросший по сравнению со Средневековьем, также был одной из причин того, что промышленная революция не произошла раньше своего срока.
Идеология потребления и усердный труд
Эволюция экономики привела к появлению новой мотивации усердно работать. Мотивация была любимой темой авторов XVIII века, считавших, что доступность новых потребительских товаров (как английского производства, например книг и часов, так и импортных, например, чая и сахара) внушала людям желание зарабатывать деньги. Сэр Джеймс Стюарт развивал похожую аргументацию в своей книге «Исследование принципов политической экономии». «Там, где промышленность процветает, свободные руки... будут применяться на полезном производстве, которое, будучи усовершенствовано изобретателями, определит то, что называют стандартом вкуса; этот вкус будет увеличивать потребление». Почему? «Пусть любой человек поставит над собой следующий эксперимент: войдет в первый попавшийся магазин. Он очень быстро обнаружит там, какие у него есть нужды. Все, что он видит, кажется или необходимым, или хотя бы крайне удобным; и он начинает удивляться (особенно если он богат), как он столько прожил без того, что было изобретено благодаря находчивости мастерового». Для покупки этих товаров людям нужны были деньги, а значит, им нужно было больше работать. В древнем мире «людей принуждали к труду, потому что они были в рабстве у других людей; теперь людей принуждают к труду их собственные желания, у которых они в рабстве». В результате этого «в торговой стране каждый человек должен извлекать выгоду из своих талантов или, несомненно, окажется в самом конце этого всеобщего соревнования, в котором постоянно будут побеждать наиболее трудолюбивые, наиболее изобретательные и наиболее бережливые».
Эти идеи развивали Матиас и Врис, придумавший для обозначения изменений, описанных Стюартом, термин «трудолюбивая революция». Историки идеологии потребления много изучали, как новые товары повлияли на структуру расходов, а вот нашел доказательства предсказанного роста интенсивности труда. Англия и исторические Нидерланды были центрами потребительской и промышленной революций, хотя сходные паттерны развития наблюдались также в Париже и других столичных городах. Хотя нового консюмеризма недостаточно для того, чтобы объяснить экономический прогресс, он был необходим: неистовое стремление к зарабатыванию денег ради покупки потребительских новинок, многие из которых импортировались из-за рубежа ввиду глобализации экономики в XVII веке, стало культурной основой промышленной революции.
Брак и рождение детей
В Северо-Западной Европе также сформировалась отчетливая модель заключения брака, способствовавшая повышению уровня жизни и расширению сферы личной независимости за пределы, установленные во многих других обществах. Изучая переписи населения XX века, Хайнал обнаружил, что в это время в мире существовало две модели заключения брака. На юг и восток от линии, проходящей от Санкт-Петербурга до Триеста, практически все женщины выходили замуж, причем многие еще в подростковом возрасте, К западу и северу от этой линии целая пятая часть женщин вообще не выходила замуж, а большинство остальных выходило замуж в возрасте старше двадцати лет. Эти тенденции были наиболее ярко выражены в Северо-Западной Европе. Первая модель заключения брака приводила к высокому уровню деторождения и низкому уровню жизни. Для второй модели, которую Хайнал назвал европейской моделью заключения брака, характерны были более низкий уровень деторождения и способность реагировать на экономические условия путем изменения доли женщин, выходящих замуж, а также путем изменения среднего возраста вступления в первый брак. Европейская модель заключения брака подразумевала стабильно более высокий уровень жизни для большинства населения, и этот высокий уровень облегчал накопление сбережений и экономический рост. Мальтус считал, что уровень жизни большинства людей в Англии был выше, чем в Китае, потому что англичане откладывали вступление в брак при низких доходах, а китайцы нет.
Чем объясняется европейская модель вступления в брак? В статье, выразительно озаглавленной «Сила девочек», Де Мур и Ван Занден проследили историю развития этой модели в Англии и исторических Нидерландах вплоть до периода Позднего Средневековья. Изменения религиозной доктрины, которые подчеркивали важность собственного (а не семейного) выбора партнера для брака, играли в становлении этой модели второстепенную роль, а решающим фактором была экономика высоких зарплат после эпидемии чумы. Высокие зарплаты и, соответственно, высокий спрос на труд означали, что молодые люди — особенно молодые женщины — могли обеспечивать себя независимо от родителей и контролировать свою жизнь и замужество. Женщины откладывали брак до тех пор, пока не наступит подходящий момент и пока они не встретят подходящего партнера. Снижение зарплат в XVI веке поставило эту независимость под угрозу, но экономика высоких зарплат в Северо-Западной Европе гарантировала ей выживание, и действительно, браки в этой части Европы были наименее зависимы от родительского влияния и наиболее полно демонстрировали черты европейской модели. Мы не должны переоценивать свободу, которой пользовались женщины в XVIII веке. Однако экономика высоких зарплат в конечном итоге способствовала развитию личной независимости.
Зарождение современной культуры
Массовая культура Англии и Северо-Западной Европы переживала общую трансформацию в те несколько веков, которые предшествовали промышленной революции. Культура, вероятно, становилась более светской, и больше внимания начинало уделяться экономическому успеху. Люди умели читать и считать. Они гонялись за новыми продуктами и работали ради того, чтобы их покупать. Они воздерживались от вступления в брак и ограничивали размер своих семей, когда этого требовали экономические обстоятельства. Хотя XVIII век не был похож на наше время, он характеризовался отношения к жизни и атрибутов современной жизни. Значительная часть этого отношения и этих атрибутов имели экономическую основу, и это способствовало росту экономики.
Экономические причины промышленной революции
Современная культура облегчила приход промышленной революции, но одной культуры было недостаточно для ее наступления. Так же, как капитализм, минимальное правительство и научная революция, современная культура как фактор, объясняющий промышленную революцию, имеет один развитием современного неисправимый недостаток. Все эти обстоятельства могли быть необходимыми условиями наступления промышленной революции, но они не были достаточными условиями ее наступления. Создание нормальных институтов, накопление знаний о природе и развитие эмпирического подхода к производству, возможно, увеличили предложение технологий. Однако все эти факторы мало бы повлияли на количество изобретений, если бы не сопровождались спросом на новые технологии. В этой книге изучается, как высокие зарплаты и дешевая энергия в Великобритании способствовали росту спроса на технологии, создав в стране небывалые стимулы для изобретения методов замещения труда капиталом и энергией. Я не игнорирую обстоятельства, связанные с предложением, такие как рост научного знания или распространение научной культуры. Однако я подчеркиваю другие факторы, увеличившие предложение технологий, но не получившие до сих пор должного внимания исследователей, в частности высокий уровень реальной заработной платы. Высокие зарплаты означали, что населению Англии было куда проще позволить себе образование и обучение, чем жителям любой другой страны мира. Выросший в результате этого уровень грамотности способствовал появлению изобретений и технологических новшеств. Поскольку высокие зарплаты и дешевое топливо были последствиями успешного участия Англии в глобальной экономике, причины промышленной революции можно найти в предшествовавших ей экономических успехах.
Мое понимание Великобритании XVIII века схоже с анализом Америки XIX века, проведенным Хабакку. Американские изобретения имели тенденцию экономить труд: они увеличивали производительность труда в расчете на одного рабочего. Хабаккук считает эту тенденцию следствием высоких американских зарплат, которые заставляли изобретателей искать способы экономить на труде. Высокие зарплаты, в свою очередь, были результатом обилия земли и природных ресурсов. В этой книге я утверждаю, что богатые каменноугольные месторождения Великобритании сыграли аналогичную роль в XVIII веке. Дешевое топливо позволяло предпринимателям выплачивать работникам высокие зарплаты и при этом оставаться конкурентными. Высокие зарплаты и дешевая энергия сделали выгодным изобретение технологий, которые позволяли заменить труд капиталом и энергией. Таким образом, Великобритания XVIII века была предшественницей Америки XIX века.
Уникальное сочетание уровня зарплат и цен в Великобритании было осью, вокруг которой вращалась промышленная революция. По логике вещей, следующая задача — объяснить это сочетание зарплат и цен. Похоже, что оно стало результатом успеха Великобритании в международной экономике в начале Нового времени. Этим успехом она отчасти была обязана изменениям обеспеченности ресурсами, а отчасти — торговой политике. Эти вопросы рассматриваются в первой части книги, и вот примерная схема развития событий.
Трансформация европейской экономики
В период экономика Европы пережила трансформацию. В Средние века европейским центром промышленности и торговли было Средиземноморье, а также небольшим локальным центром служила территория сегодняшней Бельгии. Большая часть населения Великобритании жила в сельской местности и зависела от сельского хозяйства. Производительность и доходы в стране были на низком уровне. Значительная часть остальной Европы была в таком же отсталом состоянии. Однако к экономический центр тяжести сместился в сторону Северного моря. Экономика стран Средиземноморья в это время была в серьезном кризисе, а экономика Бельгии приближалась к нему. В лидеры выбилась Голландская республика (Республика Семи Объединенных Нижних Земель), ставшая экономическим чудом своего времени. Прогресс Англии был медленней, но стабильней. К доходы в Англии превысили доходы ее основных соперников с континента: Франции и Габсбургской империи. К Англия упрочила свое положение лидера, обогнав голландцев. Краеугольным камнем ее успеха стала промышленная революция.
Перестановка в европейской экономике была вызвана ростом международной торговли. В интеграция рынка привела к тому, что центр производства тканей переместился из Средиземноморья к побережью Северного моря. В вырос объем торговли между континентами. Больше всего от этого выиграли англичане и голландцы, основавшие мировые империи, которые поддерживали их обрабатывающую промышленность и торговую деятельность. Вначале главными победителями казались испанцы, добывавшие в Латинской Америке серебро, но на деле это серебро стало для них гибельным: из-за него началась инфляция, сделавшая испанскую промышленность и сельское хозяйство неконкурентоспособными.
Успех или провал в экономической сфере в период начала Нового времени драматически отразился на экономическом строе разных стран Европы. Это необходимо из-за особенностей сбора данных, кроме того, это позволяет исследовать последствия выбранного государственного строя и экономической политики, однако необходимо помнить, что в реальности многие из этих стран были раздроблены.
В большинство европейцев жило в экономически отсталых странах. Прежде всего, на это указывает доля населения, занятого в сельском хозяйстве. Сельским хозяйством занималось около трех четвертей населения Англии, Австро-Венгрии, Германии, Франции и Польши. Такая доля аграрного населения наблюдалась в менее развитых странах Азии, Африки, Латинской Америки и Восточной Европы в начале XX века. С точки зрения экономического строя в конце средневекового периода Европа находилась на таком же низком уровне развития.
Большой доле населения, занятого в сельском хозяйстве, сопутствовала маленькая, меньше ю%, доля населения, проживающего в некрупных городах. В, например, в Лондоне жило только 50000 человек; остальные английские города немногим отличались от городов-ярмарок. Работы, не связанной с сельским хозяйством, в сельской местности было мало, особенно по сравнению с более поздним периодом.
Экономическими лидерами Европы Италия, Испания и сегодняшняя Бельгия. Голландия также демонстрировала хорошие показатели, но ее население было настолько мало, что эти показатели были, скорее, обещанием будущего успеха, чем доказательством текущего экономического веса. В этих четырех странах население городов составляло от 19 до 20%, а в этих городах размещались важнейшие промышленные предприятия Средневековья. Доля сельскохозяйственного населения, соответственно, была ниже и составляла около 6о%.
Доля аграрного населения в Англии сократилась до 35% — сильнее, чем в других странах — и достигла самого низкого уровня в Европе. В каждый человек, занятый в сельском хозяйстве, должен был обеспечивать пропитанием как минимум троих человек, в то время как его предшественник кормил только 1человека. Сельскохозяйственная революция была частью трансформации английской экономики.
Сокращение доли аграрного населения шло одновременно с ростом долей городского, а также сельского, но не занятого в сельском хозяйстве населения. Население, проживавшее в сельской местности, но не занятое в сельском хозяйстве, было связано с «прото промышленной» революцией. Прото-промышленность была типичным явлением для начала Нового времени: во многих странах Европы обрабатывающая промышленность поначалу развивалась в сельской местности. Товары производились либо в мастерских, либо прямо в жилых домах. Купцы нанимали сельских жителей как сдельных работников, привозили им сырье, а затем забирали готовые товары. Нередко эти товары продавались на больших рынках другим купцам, которые развозили их по всей Европе. Разные регионы имели строгую специализацию на разных товарах. Шерстяная промышленность развивалась вокруг Нориджа и в йоркширском Уэст-Райдинге; металлические пуговицы, фурнитура и утварь производились в Бирмингеме; чулки ткались в Лестершире; одеяла производились возле Оксфорда, а затем переправлялись в Канаду компанией Hudson Bay Company. Сельская промышленность существовала во многих странах Европы, но особенно распространена она была в Англии.
Распространение сельской промышленности в Северо-Западной Европе было связано с появлением новых экономических лидеров, поскольку оно происходило в ущерб уже существующим производителям. В Средние века итальянские и фламандские города производили шерстяные ткани, которые экспортировались по всему континенту. Англичане также производили и экспортировали тяжелое шерстяное сукно, сделанное из короткого штапельного волокна. К англичане и голландцы научились имитировать более легкую итальянскую камвольную ткань. В результате получились «новые ткани», которые стали так популярны, итальянцы были вытеснены из шерстяного производств. В этой борьбе Англия преуспела во многом потому, что ее население резко сократилось после эпидемии чумы и многие хорошие пахотные земли пришлось отдать под пастбища. Овцы стали питаться вдоволь, их шерсть стала длиннее, а длинная шерсть лучше подходила для камвольной ткани, чем короткая шерсть недокормленных овец Средневековья. Кроме того, беженцы с континента привезли с собой в Великобританию новые умения, которые улучшили качество английских товаров и расширили их ассортимент.
Урбанизация в Англии периода начала Нового времени также шла быстрым ходом. Отчасти урбанизация объяснялась ростом производительности сельского хозяйства. Государство обложило налогом часть дохода, зарабатываемого в деревне, и тратило эти деньги в столице или в таких городах, как Портсмут, где экономика строилась вокруг оружейных складов и военно-морских верфей. Сельскохозяйственные доходы землевладельцев также финансировали такие города, как Бат. Отчасти урбанизация происходила благодаря обрабатывающей промышленности: Лондон, например, с давних времен был центром английского печатного дела и мебельного производства. Однако, прежде всего рост городов объяснялся торговой деятельностью. В торговля с европейскими странами стала основой роста Лондона. Торговля была вплотную связана с сельской промышленностью. Новые ткани производились в Восточной Англии и экспортировались в страны Средиземноморья через Лондон. Население Лондона возросло в десять раз, и экспорт новых тканей весьма поспособствовал этому росту.
В веках большее значение стала приобретать межконтинентальная торговля, самой успешной европейской державой в Южной Азии была Португалия. Она монополизировала торговлю специями и захватила ключевые колонии, в том числе Молуккские острова, «острова специй», откуда экспортировалась корица и мускатный орех. Нидерланды, в свою очередь, отобрали эти острова у Португалии, основав собственную индонезийскую империю. Успех голландской империи способствовал тому, что Амстердам стал европейским центром оптовой торговли продукцией тропиков. Активная колониальная политика, навигационные акты и три войны с голландцами позволили Лондону отобрать эту торговлю у Амстердама. Торговля с Индией прибавила к списку импортируемых из Азии продуктов чай и хлопковые ткани. Шел, значение межконтинентальной торговли в международных доходах Англии становилось все больше, и рост этой торговли способствовал росту английских городов.
Исторические Нидерланды, Нижние Земли, были, второй наиболее успешной экономикой периода начала Нового времени. Менее половины населения страны было занято в сельском хозяйстве, а доли городского и сельского, но не аграрного населения были также высоки. Фландрия, расположенная на территории сегодняшней Бельгии, была высоко урбанизированной провинцией, ведущим производственным центром Средневековья. В начале Нового времени ее экономика росла не так быстро, как экономика лидеров этого периода, но все же к 1800 году во Фландрии сохранилась более современная структура и более высокие доходы, чем в большинстве европейских стран.
В голландская экономика была самой прогрессивной в Европе. Все остальные страны, строя свою экономическую политику, руководствовались одним соображением: как сравняться с голландцами. Как и в Англии, в Голландии произошла сельскохозяйственная революция, облегчившая рост городской и промышленной экономики. Ключевым фактором прогресса Нидерландов также была торговля. Новые ткани впервые стали производиться в Нидерландах, в таких деревнях, как Ондсхоот. Затем производство легких тканей распространилось и на другие сельские области, в том числе в Арденнах, но, что более важно, оно возобновилось в таких городах, как Лейден, Дельфт, Гауда, Харлем и Утрехт. Голландцы захватили власть над португальской империей в Азии, и Амстердам стал главным оптовым рынком в Европе. Голландская обрабатывающая промышленность и сельская промышленность также были крупными, так что англичане смогли обогнать голландцев только.
Третью группу составляют остальные страны континентальной Европы к северу от Альп и Пиреней. Франция и Австрия были крупными военными державами, Польша была единой, но в следующие три века раздробилась, а Германия в течение всего рассматриваемого периода оставалась раздробленной на множество государств. Заметным действующим лицом на международной сцене была Пруссия.
Эти страны продемонстрировали умеренное развитие в период Нового времени. Доля аграрного населения в них сократилась где-то до 6о%, приблизившись к уровню Италии и Испании. Этому падению сопутствовал рост доли населения, занятого в прото-промышленности. В них также развилась мощная сельская промышленность, сравнимая с промышленностью экономических лидеров в плане доли населения, в ней задействованной. Однако при этом доля городского населения в этих странах едва-едва увеличилась, что отличает их от Англии и Нидерландов. Некоторое время у Франции было несколько ценных колоний, но в ходе Семилетней войны и революции они были утеряны.
В последнюю группу вошли Италия и Испания. Эти страны отличает отсутствие структурных изменений в период. В конце Средневековья в Италии и Испании было больше городского и меньше сельскохозяйственного населения, чем в других странах Европы, и эта пропорция практически не изменилась. Естественным результатом было отсутствие роста сельской промышленности. Прото-промышленная революция к югу от Альп или Пиреней не произошла. Итальянцы никогда не имели колоний. Испанцы их имели, но благополучия им это не принесло, а принесло лишь инфляцию, которая разрушила их экономику, вместо того чтобы способствовать промышленному росту.
От экспансии до промышленной революции
Промышленная революция стала результатом длительного процесса общественной и экономической эволюции, начавшейся еще в конце средневекового периода. Коммерческая и имперская экспансия Великобритании была фундаментальной частью этой эволюции, но лишь частью.
Путь к промышленной революции начался с эпидемии чумы. Население сократилось, появилось много свободных ферм, соответственно, мобильность рабочей силы возросла, и эта мобильность подорвала крепостную систему. Небольшое население также способствовало становлению экономики высокой заработной платы. Высокий уровень потребления затронул не только людей: овцы тоже начали лучше питаться, и их более длинная шерсть стала основой камвольной промышленности Англии, производства ее «новых тканей». Огромный объем экспорта этих тканей через лондонский порт привел к стремительному росту населения города и расцвету угольной промышленности, необходимой, чтобы обеспечить город топливом. В торговый бум распространился также на Америки и Азию в ходе меркантилистской экспансии английской торговли и захвата колоний. Рост объема торговли привел к росту городов, который, в свою очередь, стимулировал прогресс сельскохозяйственной производительности. В крупных городах разделение труда было глубже, чем в мелких, так что урбанизация также напрямую вела к росту эффективности и зарплат.
Рост экономики в период Нового времени опирался на благоприятные институциональные и культурные изменения. Конец феодального рабства и установление стабильного правового поля, благоприятного для капиталистических предприятий, вне всяких сомнений способствовали экономическому росту. Постепенное отмирание суеверий и средневековой религии одновременно с ростом научного мировоззрения все чаще толкало людей искать практические решения жизненных проблем вместо того, чтобы пытаться решить эти проблемы с помощью общения с потусторонними силами. Нужды торговли, равно как и гигантское падение цен на книги, способствовали распространению умения читать и считать. Новые товары, в том числе зарубежные, например хлопок, чай, сахар и табак, порождали в людях желание их покупать и служили стимулом работать и зарабатывать больше денег. Политические институты, благоприятствующие капиталистическому развитию, равно как и росту грамотности, и трудолюбию, были следствием экспансии городов и международной торговли. Урбанизация, возможно, также повлияла на отмирание средневековых суеверий.
Главным результатом коммерческой экспансии начала Нового времени было уникальное сочетание зарплат и цен, установившееся в Англии в XVIII веке. Зарплаты были высокими, а цены на энергию — низкими. Это сочетание привело страну прямо к промышленной революции, так как дало фирмам мощный стимул изобретать технологии, позволяющие заменять труд капиталом и каменным углем. Знаменитые технологии промышленной революции — паровой двигатель, прядильный станок и выплавка чугуна на коксе — работали именно на это. Эволюция законодательства и культуры создала благоприятную ответную реакцию на эти стимулы со стороны предложения. Поскольку корни эволюции культуры и законов лежали в торговле, международная экспансия британской экономики в период Нового времени внесла существенный вклад в промышленную революцию.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
