История на макроуровне: как удавалось накормить людей?
Англичане все верят в спорную, если не сказать большего, доктрину о том, что для улучшения состояния сельского хозяйства необходимы крупные имения.
Сельское хозяйство играло важную роль в подъеме Северо-Западной Европы. В экономически успешных Англии и Нидерландах доля рабочей силы, занятой в сельскохозяйственном секторе, упала в общем объеме с 75 до 35-40%. Поскольку британцы и голландцы питались преимущественно продуктами, выращенными внутри страны, каждый крестьянин в этих странах был вынужден увеличить свою производительность так, чтобы суметь накормить больше людей, чем прежде. Британские и голландские крестьяне ставили на стол больше еды, чем крестьяне в других странах Европы. Как и почему это происходило?
На этот вопрос есть давно сформулированный ответ, во всяком случае, в той его части, которая касается английского сельского хозяйства. Этот ответ объясняет не только преображение сельскохозяйственного сектора, но и скачок развития английской экономики в целом.
Нужно согласиться с традиционной моделью в том, что сельскохозяйственная революция действительно произошла и имела большое значение. Однако в этой статье предлагается иная причинно-следственная цепочка, отличная от принятой в традиционной модели. Дело в том, что причинно-следственная связь, обозначенная указывающими вправо стрелками была очень незначительна. Куда более крупные причинные стрелки нужно было бы нарисовать в противоположном направлении. Сельскохозяйственные революции действительно произошли в Нидерландах и Англии и были неотъемлемой частью экономического роста этих стран. Однако причинно-следственные связи, по большей части, шли как раз в противоположном направлении, от роста мировой торговли к росту промышленного производства в городах, к увеличению сельскохозяйственной производительности и, наконец, к появлению крупных фермерских хозяйств. Город стимулировал развитие деревни, а не наоборот.
Рост объема сельскохозяйственной продукции был важной чертой сельскохозяйственной революции. Для того чтобы прокормить растущее население, а также обеспечить ему лучшее качество жизни, было необходимо больше продовольствия, и рост объема продукции был связан с по-настоящему важными изменениями.
Поскольку учета сельскохозяйственной продукции не велось, мы можем судить о ее объеме в Европе периода Нового времени только по потреблению. Самый простой подход — сделать вывод об объеме продукции на основе изменений в численности населения исходя из того, что количество пищи на душу населения осталось неизменным, и учтя при этом импорт и экспорт. Применив этот подход к Англии, мы получаем статичный объем продукции (в это время население не росло), а затем стремительный рост объема продукции и населения. Предполагается, что очевидный скачок объема сельскохозяйственной продукции, начавшийся, означает, что огораживание земель оказало большое влияние на производительность, потому что парламентское движение за огораживание началось и продолжалось.
Однако это рассуждение представляет собой просто проекцию роста населения на сельскохозяйственный сектор. Проблема в том, что показатель потребления пищи на долю населения не имел постоянного значения. Рост дохода побуждал людей потреблять больше калорий и белков, кроме того, модель потребления также изменялась в зависимости от изменений в цене продуктов. Чтобы приведенные выше рассуждения стали хоть сколько-то достоверными, они должны учесть эти обстоятельства. Некоторые пытались это сделать на основании оценок уровня доходов и эластичности спроса на крестьянскую продукцию по доходу и цене. Данные были взяты из английских бюджетных обследований, а также исследований, связанных с потреблением в развивающихся странах. Обычно в исторической литературе предполагается, что эластичность спроса по доходу «продовольствие и промышленные товары» равна 0,1.
Рассматривая спрос как функцию дохода и цен, мы можем вычислить такой рост объема сельскохозяйственной продукции, который бы обеспечил расчистку рынков сельскохозяйственной продукции. В Англии мы различаем три стадии. Первая началась с наступлением. В этот период объем производства интересующей нас продукции вы
рос примерно вдвое. Это была эра расцвета мелких землевладельцев. Вторая стадия продлилась. Объем продукции за это время вырос. Такой вялый рост ставит под сомнение утверждения о том, что огораживание привело к росту объема продукции. В это время в секторе существенно возросла прибыль, а объем продукции подскочил на 65%. Однако этот период прогресса был недолгим: рост объема сельскохозяйственной продукции и производительности остановился полвека спустя.
Та остановка роста, которую мы наблюдаем, заслуживает более пристального внимания. В этот период население и доходы стремительно росли и спрос на продовольствие рос вместе с ними. Однако цены в Великобритании росли быстрее, чем в Европе. Очевидное объяснение быстрого роста британских цен заключается в том, что спрос в стране рос быстрее предложения. Эту идею можно выразить математически, рассмотрев потребление как функцию дохода и цен. Сделав это, мы получим историю предложения на основании изменений, происходивших с объемом населения, доходом и ценами, определив тот рост предложения, который поспособствовал данному росту цен.
Выработка сельскохозяйственной продукции в расчете на одного работника
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
На фермах Англии не просто производилось большое количество продовольственных товаров на человека; каждый работник фермы в Англии производил достаточно, чтобы прокормить двух работников.
Выработка сельскохозяйственной продукции на одного работника фермы рассчитывается делением количества произведенной продукции на количество населения, занятого в сельском хозяйстве. Глядя на них, можно различить три разных группы стран.
Первая группа представлена современной Бельгией. В Средние века фламандское сельское хозяйство славилось своей эффективностью, а высокая производительность труда означала, что крестьяне могли прокормить большее городское население. Отдельные области высокой производительности существовали также и в других областях Европы, например в северо-восточном Норфолке. С наступлением Нового времени показатели выработки продукции в расчете на одного крестьянина в Бельгии стали постепенно сокращаться по мере того, как население росло, а фермы мельчали. Тем не менее, Бельгия продолжала оставаться передовой страной в плане сельского хозяйства, и на то, чтобы достичь ее уровня, у других европейских стран ушли века.
Вторую группу представляют Нидерланды и Англия. Если рассматривать эти страны целиком, в Средние века ни одна из них не продемонстрировала внушительной производительности. В обеих странах произошла сельскохозяйственная революция, в ходе которой уровень выработки продукции одним фермером достиг бельгийского и даже превысил его. И Англия, и Нидерланды славятся своими сельскохозяйственными революциями, и соответствующие скачки производительности труда отражены на графике.
В третью группу вошли все остальные страны. Италия, данные о которой у нас имеются, является типичным представителем этой группы. Эпидемия чумы в середине XIV века выкосила существенную часть населения. В результате этого уровень выработки продукции на одного крестьянина вырос. В следующие сто лет рост населения возобновился, и производительность начала снижаться до уровня, на котором она была до чумы. Данные по Англии показывают аналогичный подъем и спад, но различие тут в том, что производительность итальянского труда продолжала сокращаться и в период Нового времени. В Италии не произошло сельскохозяйственной революции. Все основные континентальные страны демонстрируют такое же падение производительности в период, когда экспансия сельского хозяйства привела их в тупик убывающей отдачи.
Почему выросли выработка продукции и производительность?
Мы можем прояснить причины сельскохозяйственных революций в Голландии и Англии, разделив понятие «выработка продукции в расчете на одного работника фермы» на отдельные компоненты.
Получается следующее уравнение:
- выработка количество труда улучшенные земли, улучшенные земли общая площадь земель
- общая площадь земель количество труда каждый из компонентов повлияли разные факторы. Мы можем проанализировать все компоненты по очереди, слева направо.
Выработка продукции в расчете на площадь улучшенных земель. Термин «улучшенные земли» охватывает площадь пахотных земель, лугов и пастбищ. Выработка в расчете на площадь улучшенных земель в период Нового времени выросла, поскольку увеличилась производительность, как сельскохозяйственных культур, так и скота. К примеру, годовой надой с одной коровы возрос с галлонов в 1300 до 380 галлонов в 1800 году. Количество шерсти, приносимое одной овцой, выросло с 1,5 до 3,5 фунтов, а вес одной туши стал составлять 6о фунтов вместо 22. Аналогичным образом, урожайность пшеницы возросла почти вдвое, с ю бушелей зерна на один акр в 1300 году (такой уровень наблюдался в целом по стране, хотя в некоторых областях производительность была выше) до 20 бушелей. После этого в ходе XVIII века производительность выросла еще только на 10%. Урожайность других зерновых увеличилась в той же пропорции.
Урожаи увеличились благодаря улучшению генетического материала, а также качества земель. Фермеры начали отбирать для воспроизводства лучшие семена и лучших животных; впервые такой подход был отмечен в XVII веке. Производительность генетического материала улучшилась благодаря новым сельскохозяйственным методам. В частности, животных стали кормить большим количеством более питательной травы (бывшей результатом окультуривания пастбищ), а также специально выращиваемыми кормовыми бобами, клевером и репой. Косвенным образом, благодаря этому также увеличились урожаи хлеба, хотя в значительной степени это, должно быть, был случайный эффект. Выращивание гороха, бобов и клевера, продиктованное стремлением увеличить продукцию животноводства, обогатило запас азота в почве. Накопление азота шло очень медленно, но за несколько веков оно увеличило производительность одного акра земли примерно на пять бушелей пшеницы. Таким образом, азот был причиной существенной доли прироста урожая. Причиной остального прироста было улучшение посевного материала и методов обработки земли с помощью усовершенствованных плугов и других инструментов, которые позволяли зернам лучше усваивать питательные вещества.
Соотношение площади улучшенных земель с общей площадью земель
Производительность возросла также благодаря мелиорации. Особенно сильно мелиорация повлияла на сельскохозяйственную производительность Нидерландов, где много земель было отвоевано у моря. Мелиорация происходила также и в Англии, где голландские инженеры руководили осушением топей. Возделывание земель, отведенных под пастбища, о котором мы уже говорили, имело огромное влияние на производительность сельского хозяйства в Англии. В 1300 году в Англии было, возможно, 2 млн. акров культивированных лугов и 20 млн. акров общих пастбищ. Было освоено около 7 млн. акров общих земель, а в XVIII веке еще 8 млн. акров «пустошей» было переименовано в «пастбища». Эти изменения были не формальными, а вполне реальными изменениями в качестве земель. На севере Англии, например, огораживание общих пастбищ означало окружение каждого поля стеной, сложенной из камней, собранных на этом поле. Одно только удаление камней уже улучшало рост травы.
Общая площадь земель в расчете на одного работника
Эту переменную проще представить себе со стороны обратного показателя: количества труда, затрачиваемого на один акр земли. На него оказывали влияние разные тенденции, уравновешивающие друг друга. С одной стороны, увеличение площади обрабатываемых земель вело к появлению новых рабочих мест, поскольку огороженные пастбища требовали больших трудозатрат, чем общие. С другой стороны, в период Нового времени количество труда, затрачиваемого на улучшенные земли, в Англии сократилось. Огораживание, в ходе которого пахотная земля нередко отводилась под выращивание кормовой травы, вело к сокращению рабочих мест на фермах. Переход от маленьких семейных хозяйств к крупным фермам также способствовал сокращению рабочих мест в сельскохозяйственном секторе. Это сокращение особенно сильно затронуло женщин и детей, но и количество мужских рабочих мест в расчете на один акр земли также упало. Наконец, на количество рабочих мест в секторе также влияло соотношение зарплат и цен на сельскохозяйственные продукты. К примеру, когда во время войн с Наполеоном цены на зерно были очень высокими, фермеры нанимали дополнительных рабочих, чтобы выжать из земли как можно больше.
Производительность сельскохозяйственного труда зависела от баланса всех этих факторов. Выработка продукции в расчете на акр улучшенной земли, как и соотношение площади улучшенных земель с общей площадью сельскохозяйственных земель, вели к росту индивидуальной выработки в. Напротив, количество рабочих мест на один акр земли оказывало на выработку разное влияние, в зависимости от того, какая в конкретный момент преобладала тенденция: к созданию рабочих мест или к их сокращению.
Помогло ли огораживание увеличить выработку и производительность?
Самое старое объяснение роста эффективности английского сельского хозяйства в период Нового времени основано на огораживании общинных полей. Артур Янг, например, обозвал крестьян, пользовавшихся системой открытых полей, «готами и вандалами». Еще более негативно о них высказался лорд Эрнл: «Сельскохозяйственные недостатки смешения земли при системе открытых полей были всеобъемлющими и неисправимыми... При этой древней системе не приходилось ожидать ни роста производства, ни даже принятия усовершенствованных сельскохозяйственных методов». Предполагается также, что крупные фермерские хозяйства, арендующие земли, были более инновационными, чем мелкие крестьянские, поскольку им нужно было зарабатывать деньги на выплату зарплат и ренты, в то время как мелкие крестьяне часто владели своими землями и пользовались трудом членов своих семей, так что им в меньшей степени было присуще то стремление к заработку, которое подталкивало вперед крупных фермеров.
Нетрудно доказать, что эти критические замечания в лучшем случае безнадежно преувеличены. Возьмем, к примеру, нелепое утверждение Эрнла о том, что крестьяне, пользовавшиеся открытыми полями, были «невосприимчивы к новым методам». Его можно проверить, сравнив земледельческие методы, использовавшиеся на открытых и на огороженных полях. Как правило, подобные сравнения показывают, что на открытых полях использовались многие из усовершенствованных методов земледелия. Особенно это очевидно, когда во всеобщее пользование начали входить горох и бобы, поскольку на открытых землях крестьяне выращивали их везде, где это было уместно. В конце XVIII века можно было наблюдать смешанный подход. Многие крестьяне начали выращивать на общинных землях новые культуры: клевер и кормовую репу (турнепс). Однако фермеры на огороженных полях имели лучшие показатели, потому что перешли на новую систему решительней, чем крестьяне на открытых полях, еще сохранявшие элементы старой системы. Главное различие в использовании земли на открытых и огороженных полях касалось областей, где наиболее выгодно было отдавать земли под пастбища. Львиная часть огороженных земель, как правило, отводилась под выращивание кормовой травы. На открытых полях, напротив, основная доля использовалась для выращивания зерновых.
Различия в методах земледелия, использовавшихся на открытых и огороженных полях в XVIII веке, особого значения не имели, поскольку мало влияли на выработку продукции. Важным критерием служат различия в эффективности сельского хозяйства в период Средневековья и около 1800 года, потому что именно они показывают прогресс обеих систем по сравнению со Средневековьем.
Один из самых популярных показателей сельскохозяйственной производительности — урожайность. Наиболее заметны различия между возделыванием открытых и огороженных полей в районах с тяжелой пахотной почвой. В такой почве много глины, которая делает подпочвенный дренаж необходимым условием для получения больших урожаев. Огораживание облегчало дренаж, так что в районах с подобной почвой урожай яровых зерновых на огороженных полях был на треть выше, чем на открытых. Разница в урожайности пшеницы, впрочем, была ничтожной, и в целом урожайность огороженных полей была выше, чем открытых, всего на 15%. Эта разница соответствует приблизительно 24% того роста урожайности, которого добились крестьяне на огороженных полях со времен Средневековья. В районах с легкой пахотной почвой, где улучшение земель происходило путем выращивания клевера и турнепса, разница в урожайности между открытыми и огороженными полями составляла около 6%. В пастбищных районах, где после огораживания большая часть земли была отведена под выращивание травы, разница в урожайности также была умеренной: около 8%. Эти различия соответствуют и 14% прогресса по сравнению со средневековым уровнем урожайности. Слова Эрнла о том, что крестьяне, возделывавшие открытые поля, были «невосприимчивы к новым методам», совершенно неуместны, поскольку эти крестьяне добились (в зависимости от природных условий района) 76, 86 и 8о% прогресса своих конкурентов с огороженных полей. Это не совсем неожиданный вывод, поскольку крестьяне, обрабатывавшие открытые поля, в XVII веке выращивали больше гороха и бобов, чем остальные, а эти овощи были важным источником азота, который увеличивал урожайность почвы.
Мы также можем оценить земледелие на открытых и огороженных полях с точки зрения производительности труда. Такая оценка была проведена для только что упомянутых центральных графств Англии. Производительность труда равна выработке на одного работника, и в данном случае «выработка»— это стоимость (в ценах 1806 года) крестьянской продукции за вычетом издержек на посевные материалы и корм скота. Рабочая сила измеряется по трудовым издержкам в сельском хозяйстве, включающем стоимость времени самих фермеров.
Как и в случае с урожайностью, сравнение получается в пользу огороженных полей, но разница невелика. В пахотных районах с тяжелыми почвами выработка продукции одним работником на огороженных полях была на н% выше, чем на открытых. В пахотных районах с легкими почвами преимущество огороженных полей составляло всего 3%, В большинстве пастбищных районов разница составляла от 6% в пользу открытых полей до 12% в пользу огороженных. Единственным случаем, когда огороженные поля показывали существенно более высокие показатели, были некоторые давно огороженные хозяйства, производительность которых была на 8i% выше, чем у открытых полей. Основой этого преимущества, однако, было качество почвы, а не способ обработки земли. Поля, огороженные по указу парламента, не могли достичь таких же высоких показателей.
Разницу в производительности труда нужно интерпретировать в рамках совокупного роста производительности труда, который составил более 50%. Как и в случае с урожайностью, только малая часть этого роста объяснялась огораживанием. Иными словами, большая часть роста производительности, наблюдавшегося в стране, была достигнута усилиями крестьян, обрабатывавших открытые поля.
Совокупная производительность факторов производства — это третий и весьма популярный способ сравнения эффективности открытых и огороженных полей. Совокупная производительность факторов представляет собой соотношение продукции фермы и суммарного показателя земли, труда и капитала, использованных в процессе производства этой продукции. Одной из причин популярности этого показателя является то, что его можно рассчитать на основании данных о земельной ренте, которых у нас имеется в избытке. При расчете, тем не менее, необходимо сделать несколько дополнительных экономических допущений. Если рынки земли находятся в равновесии, то различия в ренте (откорректированные с учетом различий цен факторов производства и готовой продукции) указывают на различия в совокупной производительности факторов производства, поскольку более эффективные фермеры генерировали больший излишек, чем менее эффективные, и этот излишек доставался землевладельцам в виде ренты. Ренты на огороженные фермы обычно были выше, чем на открытые, но соответствующие различия в совокупной производительности факторов производства были невысокими как с точки зрения абсолютной суммы, так и по сравнению с ростом совокупной производительности факторов в период между Средневековьем и XIX веком. Более того, разница в ренте на открытые и огороженные фермы, возможно, завышает разницу в эффективности, поскольку предпосылка о том, что рынки аренды сельскохозяйственных земель в период Нового времени находились в состоянии конкурентного равновесия, выглядит малоправдоподобной. В этом случае более высокие ренты на огороженные участки, возможно, были связаны с перераспределением дохода, а не только с его созданием.
Как крестьяне модернизировали производство на открытых полях?
Один из самых влиятельных критических отзывов об открытых полях принадлежал перу X. С. Хоумера: «Необходимость достижения единодушного согласия всех владельцев, особенно там, где их много, является почти непреодолимым препятствием к внедрению любых усовершенствований на открытых полях». Тот факт, что на открытых полях выращивались новые культуры, конечно, заставляет нас усомниться в справедливости этого высказывания. Как сочетается выращивание новаторских культур с мнением Хоумера о том, что для внедрения прогрессивных методов требовалось единодушное согласие всех крестьян? Как они достигали такого согласия? Действительно ли оно было необходимо, или изменения можно было внедрять и без него? Как вообще принимались решения о возделывании открытых полей?
Нововведения на открытых полях заставляют задуматься об институциональной базе технического прогресса. Сельскохозяйственные новшества требуют затрат на научно-исследовательскую деятельность в каждом районе, поскольку новые культуры должны быть приспособлены к местным условиям. Этот принцип касается не только регионов, сильно удаленных друг от друга (понятно, что средиземноморские крестьяне не могли увеличить урожайность своих полей, просто скопировав методы голландских и английских фермеров), но и регионов, расположенных близко друг от друга и имеющих схожие на первый взгляд природные условия. В современном мире необходимыми исследованиями занимаются региональные сельскохозяйственные университеты и государственные службы. Согласно классическому объяснению в Англии периода сельскохозяйственной революции этими исследованиями занимались лендлорды, владельцы крупных поместий, которые посвящали свои домашние фермы сельскохозяйственным экспериментам. Опробованные лендлордом методы затем перенимались его арендаторами, которые спокойно могли самостоятельно вводить новшества, поскольку обрабатывали огороженные поля. Отдачу со своих экспериментов лендлорд получал в виде более высокой ренты, выплачиваемой арендаторами. Это объяснение упирается в два препятствия. Во-первых, историки сельского хозяйства нашли очень мало примеров домашних ферм, которые действовали как экспериментальные лаборатории, и еще меньше таких, которые сумели открыть что-то прибыльное. Во-вторых, новшества вводились и на открытых полях, а значит, крестьяне на открытых полях тоже должны были разработать какие-то институты, отвечавшие за эту функцию. Что же это были за институты?
На эти вопросы о возделывании открытых полей можно ответить, если изучить, как в реальности крестьяне принимали решения. Мы можем сделать это на примере деревни Спелсбери, что в графстве Оксфордшир. Спелсбери — это единичный пример, но этот пример позволяет нам лучше понять механизм работы открытых полей, а также показывает, что крестьяне проводили эксперименты, вводили новшества и принимали решения совершенно не так, как предполагал Хоумер. Джоан Терек описывает группу сельскохозяйственных новаторов XIX века, лидером которых был Сэмюэл Хартлиб. Эго были дворяне, жившие в разных районах Англии и активно экспериментировавшие с такими культурами, как клевер, только что завезенный из Голландии. Выращивание клевера было связано с множеством практических проблем. Члены кружка Хартлиба экспериментировали с разными подходами и писали ему о своих успехах. Хартлиб публиковал часть этой переписки, а также рассылал своим единомышленникам прочую полезную информацию. Члены группы могли опираться на исследования друг друга. Таким образом, коллективная изобретательская деятельность сделала возможным выращивание в Англии клевера. Попытки внедрить на открытых полях Спелсбери кормовую люцерну, турнепс и клевер были связаны с похожими проблемами, и эти проблемы решались похожим образом.
Крупный приход Спелсбери (3900 акров) состоял из трех отдельных деревень: Тастон, Фулвелл и Спелсбери. В каждой деревне была отдельная система полей. Большинство ферм были достаточно маленькими для того, чтобы быть семейными, и находились в традиционной аренде: копигольдером пользовании. Благодаря этому крестьян беспокоило состояние почвы в долгосрочной перспективе, и если им удавалось найти способы поднять производительность земли, они получали от этого финансовую выгоду. Первая новая культура, которую мы встречаем,— это кормовая люцерна, трава, распространившаяся по Оксфордширу в начале XVIII века. В Тастоне она начала выращиваться, когда копигольдеры согласились выделить несколько полос на открытых полях под создание улучшенного луга. В договоре это решение именуется «огораживанием», что справедливо в том смысле, что земля была отделена от общинных полей, огорожена стеной или изгородью. Однако при этом управление землей продолжало вестись во многом так же, как до огораживания: к примеру, земля не была консолидирована, каждый фермер владел своей полосой и косил с нее сено. На лугу пасся деревенский скот, все стадо. Каждый копигольдер отвечал за состояние ограды в том месте, где она пересекала его собственность. Из числа копигольдеров было выбрано три человека, которые решали, когда засаживать луг и когда выпускать на него пастись деревенский скот. Нарушение договора наказывалось штрафом, который выплачивался в пользу лендлорда. Таким образом, соглашение о выращивании люцерны в Хастоне привело к появлению улучшенного луга, который возделывался как открытое поле.
Требовалось ли единодушное согласие для создания этого луга? Очевидно, да, поскольку соглашение было подписано всеми копигольдерами Хастона, а также Уильямом Каннингом, старостой поместья.
Хотя существование соглашения доказывает, что достичь единодушия крестьянам было не так уж и невозможно, как казалось Хоумеру, но прийти к нему было, похоже, непросто. У нас нет данных о переговорах, предшествовавших заключению соглашения, но в год после его подписания в деревне явно возникли разногласия, поставившие нововведение под угрозу.
Каннинг описал ситуацию в письме к графу Литч филду. «В суде я обнаружил жителей Тастона и Фуллвелла в великом волнении насчет того, что делать с травой люцерной, которую они скосили». Неудивительно, что решение о том, как поступить с люцерной, обсуждалось в малореальном суде: именно этот орган обычно занимался управлением полями. Каннинг считал выращивание люцерны «потенциально крупным улучшением, если его поддерживать и проводить так, как должно». Однако не все копигольдеры были с ним согласны. «Я столкнулся с таким неприятием среди крестьян, что, не будь они принуждены к повиновению, задумка вскоре была бы уничтожена». У Каннинга было два противника. «Поэтому я решил принудить Уилта Рука и Джона Халла из Тастона к согласию, и подошел к этому таким образом, что на следующий день после суда я взял с собой Джона Фрима на [еще одного копигольдера из Тастона] и отправился к ним обоим». Каннинг «сказал им, что, если они немедленно не согласятся с принятием всех тех решений, которые мы обсуждаем, я доложу Вашему лордству об их неповиновении и дурном поведении в суде в четверг и они будут сурово наказаны». Кроме того, Каннинг угрожал им и другими вещами, например наказанием за то, что они «довели свои дома до разрушения». Кроме того, «за каждое мелкое нарушение, которое они совершат против выращивания люцерны, я буду выписывать им предписание, а что касается Халла, то, если он не выплатит мне 20 шиллингов за срубленное им дерево, я пошлю ему предписание на следующий же день». Эти угрозы сработали. «И тогда они оба согласились с тем, что будут выполнять любые мои приказы».
Принуждение крестьян силами малореальных властей было одним из возможных решений проблемы, описанной Хоумером. Однако обычно введение новых культур в Спелсбери было добровольным. Примером может служить соглашение об огораживании земель в деревне. Целью этого соглашения было сделать «определенное количество земли ежегодной землей», то есть такой землей, урожай с которой собирается каждый год. Как и в Тастоне, общий выпас скота на поле практиковался после сбора урожая, для управления этим процессом выбиралось несколько крестьян, а за нарушение правил общего выпаса полагался штраф. Основное отличие от соглашения, подписанного в Тастоне, заключалось в том, что каждый копигольдер мог использовать свою «ежегодную землю» по собственному усмотрению, «сажать зерно или люцерну или что им будет угодно». Разумным использованием этой огороженной земли было выращивание люцерны, как в Тастоне, но вначале оно было добровольным. Вероятно, однако, что со временем все крестьяне переключились на люцерну. В судебных записях XVIII века упоминается «старое поле люцерны», и так же оно называется на карте полей, нарисованной после огораживания.
Гибкий подход при введении изменений позволял избежать столкновений вроде тех, что произошли в Тастоне, при этом предприимчивые копигольдеры могли продолжать свои эксперименты, а после того, как их эксперименты оказывались удачными, остальные крестьяне деревни тоже начинали выращивать люцерну.
Люцерна была не единственной новой культурой, которую крестьяне стали выращивать на открытых полях Спелсбери. В середине XVIII века там же начали выращиваться клевер и репа. Репа впервые упоминается в записях манориального суда, при этом вначале также применялся добровольный подход: «Мы приказываем и соглашаемся, чтобы более фурлонга земли, примыкающей к дороге Чиппинг Нортон Роуд, в поле под названием «поле люцерны» в деревне Спелсбери в наступающем сезоне было засажено турнепсом». Обратим внимание на то, что репа сажалась не на открытых полях, а на поле люцерны, огороженном в качестве «ежегодной земли». Это место использовалось как экспериментальное поле для выращивания новой культуры. В изначальном соглашении всем крестьянам позволялось решать, что выращивать на своих полосах земли на этом поле, и этот принцип добровольности сохранился и в приказе: «Каждый должен сам принять решение».
Впоследствии процедура изменилась. Хотя выращивание турнепса по-прежнему было ограничено территорией огороженного «поля люцерны», оно стало обязательным для всех. Единогласия не потребовалось: решение было принято большинством голосов. В распоряжении написано: «Мы приказываем и соглашаемся засадить в следующем сезоне белым турнепсом часть полей Спелсбери, известную как «старое поле люцерны», согласно решению, которое должны принять арендаторы или их большая часть к следующему майскому дню».
Предположительно возделывание поля было эффективней, если все крестьяне выращивали на нем одну и ту же культуру, поэтому и были введены такие изменения. Открытые поля представляли собой смешение частной собственности и общинного контроля. В данном случае приоритет был отдан интересам общины, а не индивидуальным интересам крестьян, и это решение способствовало введению новшеств.
В сельскохозяйственной жизни деревни произошло два изменения. Во-первых, культивация турнепса была перенесена с огороженного участка на открытые поля: «Мы приказываем и соглашаемся, чтобы ячменная четверть была засеяна турнепсом». Распоряжения следующего года точно указывали, на каких двух Фурлонгах нужно посеять репу. Во-вторых, на полях начали выращивать клевер: «Также мы соглашаемся засеять фурлонги богадельни и озимого ячменя клевером, и чтобы эта часть поля была огорожена с Рождества по десятое апреля под угрозой штрафа в размере десяти шиллингов с каждого, кто выпустит на нее скотину с Рождества по десятое апреля». В этом случае экспериментального периода, в ходе которого клевер был бы опробован на «ежегодной земле», не было. Его сразу начали выращивать на открытых полях, причем в обязательном порядке. Однако под него были отведены только некоторые части полей.
Декады были экспериментальным периодом, в течение которого жители деревни усовершенствовали ротацию культур, выбирая оптимальную схему для своей почвы. В клевер и репа чередовались на небольшом количестве фурлонгов. Например, фурлонг озимого ячменя был засеян турнепсом, а вересковый фурлонг — травой. Они поменялись местами. Постепенно новые культуры распространились и на другие фурлонги. Ротация была окончательно усовершенствована: «На настоящем заседании суда решено засеять клевером Каски холм и Де поле и огородить их с Михайлова дня по двенадцатое июля, после которого на нем могут, как обычно, пастись овцы, а также посеять турнепс от Джо зарослей до сланцевых котлованов и огородить ее, как только она взойдет, и окружить насыпью силами арендаторов. Клевер будет два года сеяться у дороги, ограда вокруг него должна быть поставлена первого января и снята двадцать шестого апреля». Жители деревни остановились на схеме, при которой земля засеивалась турнепсом на год, а клевером на два года, прежде чем на ней начинали выращиваться другие культуры. Для принятия этого решения потребовалось двадцать лет экспериментальной работы.
Плодопеременное хозяйство — система, при которой земля попеременно то возделывается, то используется для выпаса скота — было одним из самых знаменитых нововведений сельскохозяйственной революции. Записи тастонского суда говорят о том, что фермеры Тастона экспериментировали с этим методом земледелия начиная. К примеру, судебные записи содержат пометки о том, что одно из полей было на двенадцать лет отведено под выращивание люцерны: «Приказали... чтобы тастонское поле от старой стены и до рощи, и далее докуда арендаторы сумеют договориться, было засеяно люцерной весной и к Михайлову дню окружено валом, и в течение двенадцати лет продолжало отдыхать от выпаса, начиная с Рождества».
В старое поле люцерны решено было засадить турнепсом в обратной последовательности: «Также решено и приказано посеять турнепс на той части старого поля люцерны, которая лежит на холме, докуда каждый арендатор сочтет нужным, и охранять от скота всходы, как только они появятся». В те времена в холмах это была распространенная практика. Расселл пишет: «Люцерна выращивается здесь повсеместно, обыкновенно в течение десяти лет, иногда дольше; затем, по истечении десяти лет, местные жители срезают с поверхности земли слой толщиной около полу-дюйма и сжигают его, а потом распахивают поле поверх пепла и сажают на нем турнепс, а иногда пшеницу».
Выращивать на поле люцерну в течение двенадцати лет, а затем вернуться к выращиванию на нем турнепса, клевера и хлеба как раз и означает вести плодопеременное хозяйство. Соблюдать эту смену культур должны были все арендаторы. Необходимость в единодушном согласии ей не мешала. Возможно, добровольное — предположительно выборочное — внедрение в систему земледелия турнепса, клевера и люцерны доказало крестьянам ценность этих культур и помогло научиться их выращивать.
Хоумер был не прав, когда утверждал, что необходимость достижения единодушного согласия мешала введению новшеств на открытых полях. История деревни Спелсбери показывает, что фермеры, возделывавшие открытые поля, поддерживали сельскохозяйственные эксперименты. Эти эксперименты были необходимы, поскольку в 1700 году никто не знал, как лучше всего интегрировать клевер, турнепс и люцерну в систему земледелия; это знание создавалось общими усилиями, методом проб и ошибок. Деревня Спелсбери не была исключением.
Однако еще удивительнее, пожалуй, то, что открытые поля создавали подходящие условия для этой эволюции. На то были две причины. Во-первых, единицами измерения земли были фурлонги, а не целые поля, так что на экспериментальные цели можно было отводить маленькие участки. Во-вторых, крестьяне были не обязаны сажать одно и то же. Первое огороженное в Спелсбери поле было устроено таким образом, чтобы каждый мог выращивать на нем, что хочет. Целью огораживания определенно было выращивание люцерны, и в конечном итоге эта цель была достигнута, но только после того, как всем крестьянам стали очевидны выгоды от выращивания новой культуры. При несоблюдении этой практики возникали такие споры, как тот, что мы видели в деревне Тастон. Хотя манориальное власти и могли заставить меньшинство следовать примеру большинства, процесс добровольного принятия новшеств успешно выполнял ту же задачу без применения насилия. Принцип добровольности использовался также при первых попытках начать выращивать турнепс. «Каждый должен сам принять решение». Те, кто был готов попробовать новшества, могли сделать первые шаги в этом направлении, начать экспериментировать в поисках наилучшего способа выращивания новой культуры. Остальные фермеры вскоре начинали следовать их примеру. Со временем мажоритарный принцип вытеснил индивидуальное принятие решений каждым фермером. Однако и тогда открытые поля продолжали оставаться гибкой системой. К концу XVIII века большинство не принудило меньшинство к тому, чтобы повсеместно принять четырехпольный норфолкский севооборот. Вместо этого возникла сложная земледельческая система, в которую входило и выращивание новых культур, и использование старых методов, таких как вспашка под пар. Зная, что в Спелсбери мнение каждого фермера учитывалось при принятии решений, мы можем лучше понять имеющиеся у нас данные за XVIII век. Гибкость системы открытых полей, которая изначально была их сильной стороной, поскольку позволяла предприимчивым крестьянам экспериментировать с новыми культурами, впоследствии обернулась слабой стороной, поскольку в ней находилось место и для самых непредприимчивых крестьян.
Почему фермеры усовершенствовали методы земледелия
Согласно классической модели английской сельскохозяйственной революции причиной усовершенствования методов были институциональные изменения: огораживание земель, появление капиталистического сельского хозяйства и так далее. Однако мы только что убедились, что все фермеры усовершенствовали свои методы,— крупные и мелкие, на открытых и на огороженных полях — так что институциональные изменения не могли быть причиной усовершенствований. Какой-то другой фактор привел к появлению новых методов, и довольно вероятным кандидатом на эту роль выглядит рост городской экономики. Кэмпбелл недавно писал, что именно нехватка спроса со стороны города не давала сельскому хозяйству развиваться в Средние века.
Если рост городской экономики вел к модернизации сельского хозяйства, это влияние должно было осуществляться через рынки, служившие основным связующим звеном между сельской и городской экономикой. Многие ученые ссылаются по этому поводу на модель фон Тюнена. Согласно этой модели городской спрос вел к росту цен на блага, перевозка которых обходилась дорого, так что в результате эти блага начинали выращиваться вблизи от города. Урожайность одного акра земли вблизи от города была высока независимо от конкретного вида деятельности, поскольку крупные вложения труда в эту землю окупались. Кэмпбелл утверждает, что Лондон повлиял на окружающие его графства именно таким образом, и предполагает, что урожай хлеба был бы выше по всей Англии, если бы спрос на хлеб был выше. Изучая ситуацию по другую сторону Ла-Манша, во Франции, Грантэм пишет, что рост Парижа привел к увеличению цен на сельскохозяйственную продукцию вблизи французской столицы и крестьяне отреагировали на него увеличением производительности.
Можно привести разные примеры того, как рост Лондона аналогичным образом влиял на соседние графства. В Англии рынки были интегрированы (до разумного предела), а транспортировка хлеба обходилась недорого, так что цена хлеба была пример, но одинаковой по всей стране. Совсем по-другому обстояли дела с продуктами животноводства. Хотя рынки этих продуктов и были интегрированы, транспортные издержки в этой отрасли были велики, так что цены на мясо, например, были наиболее высокими в Лондоне и наиболее низкими в Шотландии и Уэльсе. Разница в ценах заставила землевладельцев вблизи Лондона перестать возделывать земли и отдать их под пастбища, и этим объясняется часть того огораживания, которое происходило. Однако нет никаких данных, подтверждающих, что в Хартфордшире хлеб выращивался более интенсивно, чем в Йоркшире, кроме того, урожайность ферм, расположенных вблизи Лондона, была такой же, как и в удаленных от него районах. Разумеется, в период между Средневековьем и XIX веком урожайность выросла в большинстве регионов Англии, что не может объясняться спросом со стороны Лондона или какого-либо другого города.
Рост городов оказывал влияние на сельское хозяйство через рынок труда, равно как и через рынок товаров. На протяжении всего Нового времени Лондон был городом с высокими зарплатами. Рост мегаполиса был таким стремительным, а уровень смертности в городе был таким высоким, что Лондон поглощал половину естественного прироста населения Англии. В результате происходила активная миграция населения в город, оттягивая рабочую силу из многих деревень. К концу XVII века экономика высокой заработной платы воцарилась и в других городах на юге Англии, а к концу в орбиту высоких зарплат затянуло также север страны. Вопрос в том, как эта экономика высокой заработной платы влияла на сельское хозяйство.
Их заработки отстают от заработков строи тельных рабочих в Лондоне, и этот разрыв в доходах был причиной, побудившей многих работников ферм перебраться в Лондон. Разрыв между лондонскими и сельскими зарплатами мог возникнуть либо из-за необычно высоких зарплат в Лондоне, либо из-за необычно низких зарплат в сельскохозяйственном секторе. Сравнение с другими странами показывает, что дело было, скорее, в высоких лондонских зарплатах, то есть разрыв в доходах произошел не потому, что огораживание привело к переизбытку на рынке труда безземельных крестьян и снижению зарплатной планки, но потому, что экспансия мегаполиса привела к росту спроса и повышению зарплатной планки.
Доходы работников ферм, тем не менее, не так показательны, как доходы арендаторов ферм, принимавших те самые решения, которые в совокупности привели к сельскохозяйственной революции. Чистый ежегодный доход переведен в ежедневный на основании количества дней, необходимых для обработки фермы указанной площади, с учетом выращиваемых культур, количества животных и урожайности. Важно, что при расчете использован уровень производительности животноводства и земледелия, типичный для Средневековья. Во время революции цен цены на сельскохозяйственную продукцию росли быстрее, чем в любой другой отрасли. В этот период Лондон стремительно расширялся, и зарплаты лондонских работников подскочили выше, чем во всех других районах страны. Растущие сельскохозяйственные цены означали, что мелкие фермеры не отставали от лондонского уровня жизни и опережали работников других городов. В этот период у них не было особой мотивации модернизировать хозяйство.
После ситуация изменилась. Цены на сельскохозяйственную продукцию перестали расти, и доходы ферм замерли. По мере того экономический рост начал захватывать небольшие города юга Англии, мелкие фермеры начали отставать не только от лондонцев, но и от своих соседей, жителей некрупных городов. Этот разрыв был особенно неприятным, потому что совпал по времени с потребительской революцией. Высокие зарплаты позволяли ремесленникам в ведущих городах северо-западной Европы расширить свой спектр потребления, добавив в него иные продукты, кроме хлеба, пива и мяса, служивших показателями финансового благополучия в конце средневекового периода. Зажиточные работники могли потреблять появившиеся в большом количестве продукты тропических стран: перец и прочие специи из Индии, кофе, чай и сахар. Кроме этого, многие промышленные товары, ранее считавшиеся предметами роскоши,— книги, часы, столовые приборы, керамическая посуда, мебель лучшего качества и так далее — теперь начали считаться потребительской нормой.
Фермеры тоже хотели достичь этого уровня жизни. У них было несколько вариантов действий. Можно было продать ферму, перебраться в Лондон и присоединиться к городской экономике. Многие мелкие фермеры так и поступили. В XVIII веке крупные поместья росли, в том числе и за счет скупки мелких фригольдерских и копи гольдерских участков. Продавцами этих участков были мелкие фермеры, покидавшие сельскохозяйственный сектор.
Другим решением было поднять производительность. Это можно было сделать двумя способами, которые отличают сельскохозяйственную революцию мелких фермеров от революции лендлордов. Первый способ заключался в том, чтобы поднять доход фермы и не отстать таким образом от лондонского уровня потребления.
Сэр Джеймс Стюарт осознал важнейшую вещь: «Фермер не будет трудиться ради производства излишка хлеба относительно своего собственного потребления, если у него не найдется какой-то нужды, которую можно удовлетворить с помощью этого излишка». Шестьдесят лет спустя Гиббон Уэйкфилд так описал глобальный контекст: «В Англии крупнейшие усовершенствования происходили постепенно, начиная с тех самых пор, как колонизация начала порождать, с одной стороны, все новые и новые желания в англичанах, а с другой стороны — новые рынки, на которых можно было приобрести объекты этих желаний. С выращиванием сахарного тростника и табака в Америке пришло и более умелое выращивание хлеба в Англии. Из-за того, что в Англии ели сахар и курили табак, хлеб стал выращиваться с меньшими затратами труда, усилиями меньшего количества работников». Более высокая производительность земледелия и животноводства действительно могла помочь мелким фермам остаться рентабельными. Увеличение дохода на 50% примерно соответствует тому росту производительности, который наблюдался в этот период. Благодаря этому росту доходы мелких фермеров оставались на одном уровне с доходами лондонских рабочих. Рост производительности был движущей силой сельскохозяйственной революции, а его достижение было вполне целесообразным выходом из ситуации.
Другим способом реакции на высокий спрос на труд в городах была реорганизация сельскохозяйственного процесса таким образом, чтобы в нем было задействовано меньше людей. Этого можно было достичь, объединяя мелкие хозяйства в крупные фермы, огораживая открытые пахотные земли и превращая их в пастбища. Крестьяне-кулаки следовали этой стратегии, скупая фермы своих соседей — многие из которых перебирались в Лондон — и, пользуясь той экономией труда, которую обеспечивает крупное производство. Огораживание полей, и слияние ферм также были основными революции землевладельцев. Независимо от того, кто применял эти стратегии,— землевладельцы или крестьяне-кулаки — они были эффективны с точки зрения удовлетворения нужд городской экономики и способствовали росту производительности сельского хозяйства.
Традиционная версия истории сельскохозяйственной революции называет ее основной движущей силой модернизацию сельскохозяйственных институтов: огораживание открытых полей и вытеснение мелких крестьян фермерами-капиталистами. Эти изменения способствовали росту производительности и (по мнению марксистов) сокращению рабочих мест на фермах. Дополнительная производительность позволяла прокормить большее городское или прото-индустриальное общество и таким образом поощряла рост обрабатывающей промышленности. Институциональные изменения в деревне стали причиной роста городов и двигали экономику вперед.
В традиционной теории есть некоторая правда, но куда более мощные причинно-следственные связи были направлены в обратную сторону. Лондон и прото-промышленность были основными двигателями роста. Их расширение вело к росту зарплат и оттягивало рабочую силу из сельскохозяйственного сектора. Мелкие фермеры либо продавали хозяйство и перебирались в город, либо усовершенствовали свои методы и повышали производительность, чтобы не отставать от высоких городских доходов и участвовать в потребительской революции. Землевладельцы консолидировали фермы и заменяли пахотные земли пастбищами, чтобы экономить на труде. Некоторые мелкие фермеры, оставшиеся в деревне, занимались тем же самым, скупая мелкие фермы своих соседей, перебиравшихся в Лондон. В результате этих процессов производительность ферм существенно выросла, так же как и производительность труда. Сельскохозяйственная революция была результатом роста городов и развития обрабатывающей промышленности.
На край стола поставили жестяную банку, плотно закрытую крышкой, так, что 2/3 банки свисало со стола. Через некоторое время банка упала. Что было в банке?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
