В свое время Александр II чистосердечно объяснял горцам, что Северный Кавказ нужен России не сам по себе, но исключительно для того, чтобы обеспечить постоянное транспортное сообщение с Грузией, задолго до того попросившейся в состав Российской империи, чтобы не быть поголовно вырезанной турками.
За прошедшие почти полтора столетия многое изменилось — проблема с Грузией, по крайней мере, на некоторое время вроде бы отпала, но вопрос о Северном Кавказе вновь встал на повестку дня.
Причина этого носит фундаментальный характер и связана с грандиозной стратегической ошибкой, вынужденно допущенной российским руководством когда нашей государственности фактически не существовало.
Когда эта ошибка уже отнюдь не была предопределена общим состоянием российского общества и государственного управления, ее лишь усугубили.
Дело в том, что традиционная и наиболее эффективная политика в отношении склонных к сепаратизму обществ — выработка и насаждение в их культуру единых для всей страны ценностей. Во многом это осуществляется при помощи миграционной политики, обеспечивающей «перемешивание» представителей различных культур, но главное направление — именно обогащение национальных культур, являющихся «зонами сепаратистского риска», общими ценностями.
Попытки их размывания с помощью ассимиляции в случае их жизнеспособности, как показывает практика, в целом неэффективны.
Политика «оцивилизовывания» — тяжелая, длительная и, в общем, неблагодарная социальная инженерия. Тем не менее она жизненно необходима для сохранения мульти культурных обществ. Именно пренебрежение ею, во многом порожденное либеральными «общечеловеческими» предрассудками, превратило ряд стран современной Европы в аналог человека «с исламской бомбой в желудке». Однако известны и примеры весьма успешной ее реализации - например, в Швеции.
Среди памятников результатам проведения указанной политики в нашей стране следует назвать кинокомедию «Кавказская пленница», в которой противоречивый и медленный процесс растворения и вытеснения национальной специфики в той ее части, которая противоречит ценностям «новой исторической общности людей», показан фотографически четко. К сожалению, политика «оцивилизовывания» и формирования единой общенациональной культуры требует не просто времени, денег и упорства, но и высокого уровня личной культуры руководителей проводящего ее государства.
Во многом по этим причинам руководство России, насколько можно понять, постепенно склонилось к более простой и потому имеющей большую историю политике умиротворения, задабривания силы, воспринимаемой если не как внешняя, то, во всяком случае, как посторонняя. При этом произошла подмена цели, переход от позитивного к негативному принципу ее формирования. Руководство России, по всей вероятности, хотело и все еще хочет не столько остановить опасную деградацию соответствующих обществ и обеспечить их прогресс в ходе восстановления их интеграции в российское общество, сколько ограничиться простым огораживанием остальной России от плодов этой деградации — преступности и терроризма, а на политическом уровне — от сепаратизма. При этом полностью игнорируется как сомнительность попытки купить безопасность без переформатирования источника угрозы, так и безусловная бесперспективность стратегической обороны.
Отказ от политики «оцивилизовывания» в пользу политики умиротворения и задабривания принципиально значим и имеет стратегические последствия.
В частности, все чаще приходится слышать разговоры о том, что Северный Кавказ является для России исключительно обузой — ив материальном, и в культурном плане, и вместо того чтобы фактически содержать эти давно уже не российские территории за свой счет, надо железной рукой отделить их от себя и перестать их финансировать.
С чисто бухгалтерской точки зрения этот подход вполне обоснован. С одной стороны, Российская Федерация действительно практически полностью содержит большинство республик Северного Кавказа, которые не могут, несмотря на исключительно благоприятные природные условия, самостоятельно заработать даже четверть своих расходов. Сложившиеся в них социально-экономические модели развития носят выраженный паразитический характер. Последствия аграрного перенаселения, характерного для этих регионов, усилились не только из-за уничтожения в ходе либеральных реформ значительной части промышленного производства и туристической инфраструктуры, а также упадка сельского хозяйства, но и вследствие утраты значительной частью населения трудовой мотивации, а также драматического падения уровня образования.
«Теневая занятость», умерявшая остроту северокавказской скрытой безработицы в советские времена, во многом переродилась в организованную преступность, создающую «рабочие места» в основном за пределами регионов. В условиях, когда уже целое поколение выросло в бедности, практически без образования и с синдромом длительного унижения, можно лишь удивляться, как медленно посткоммунистический «идеологический вакуум» замещается радикальными, прежде всего исламистскими, воззрениями. При этом ничтожно низкий уровень жизни, демонстрируемый официальной статистикой (формально это беднейшие территории России), резко контрастирует с бросающимся в глаза высоким достатком и материальным благополучием.
Насколько можно понять, использование выделяемых федеральным бюджетом средств контролируется еще хуже, чем на остальной территории нашей страны, а коррупция приобрела небывало откровенный, циничный и едва ли повсеместный характер.
Многие республики выделяются информационной закрытостью даже на общероссийском фоне. Так, по данным Росстата, на одного жителя Чечни приходилось лишь четыре квадратных метра жилья (включая аварийное и ветхое), что представляется заведомо не соответствующим действительности. Регулярные победные сообщения российских СМИ о значительном объеме жилищного строительства, осуществляемого за государственный счет, контрастируют с официальными данными Росстата, по которым все без исключения строительство жилья в республике ведется за счет населения.
Несмотря на формальное назначение руководителей субъектов федерации, руководство России практически не контролирует процессы, развивающиеся во многих республиках Северного Кавказа (далеко не только в Ингушетии) и дестабилизирующие их. В некоторых республиках террористические акты против представителей органов власти превратились практически в норму жизни, причем жертвы зачастую отказываются признавать факты террористических нападений, трактуя их едва ли не как мелкое хулиганство.
С другой стороны, во многих республиках Северного Кавказа уже прошел, а в некоторых идет в настоящее время, процесс, тактично именуемый «дерусификацией». В его ходе жители этих республик, не являющиеся представителями коренных национальностей (преимущественно русские), не допускаются к постам в органах государственного, а порой и местного, самоуправления, выдавливаются из бизнеса. В конечном счете их вынуждают продать за мизерную цену свое жилье или вовсе его оставить и переехать в другие регионы России.
Конечно, дискриминацией по национальному признаку вызван далеко не весь отток некоренного населения. Люди уезжают от безработицы, разрушающейся инфраструктуры, образования и здравоохранения, деградирующих значительно быстрее, чем в остальной России. Важную роль играет и преступность, концентрирующаяся на русских, так как в их культуре нет практики кровной мести и в условиях деградации органов государственного управления их просто некому защищать.
Значимой является и повседневная правовая практика: с одной стороны, в ряде мест, насколько можно понять, де факто уже функционируют шариатские суды, с другой — порядок совершения простейших юридических действий при проведении ряда широко распространенных процедур (например, оформления продажи квартиры) довольно заметно отличается от практики, существующей на остальной территории России. Здесь важной проблемой является и преступность, связанная с выходцами с Северного Кавказа — как организованная, так и мелкая профессиональная и бытовая, обусловленная повышенной эмоциональностью и низким порогом насилия у ряда людей, получивших те или иные психологические травмы. Именно по этой причине выражение «лицо кавказской национальности» вошло в обиход на всей территории «остальной России».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
По сути, российское общество платит Северному Кавказу огромную и многообразную дань, объем которой практически не поддается оценке, потому что она выражается не только в деньгах, но и в человеческих жизнях. Взамен этой дани наша страна получает отнюдь не безопасность, но лишь ее, если можно так выразиться, призрак — некоторое уменьшение масштабов проблем (в первую очередь с терроризмом и иной преступностью). Надо заметить, что это уменьшение носит условный характер, так как непонятно, с каким уровнем надо осуществлять сопоставление.
Понятно, что экономическая депрессия и системный кризис резко обострят нехватку денег во всей России, в том числе и на Северном Кавказе. С одной стороны, те суммы, которые сегодня направляются на его поддержание в относительно стабильном, хотя и деградирующем состоянии, — в этом отношении он является частью России, — окажутся намного более значимыми для федерального бюджета и российского общества в целом. Их придется отрывать уже не от имиджевых программ и не от инвестирования «лишних денег» в экономику наших стратегических конкурентов — США и Евросоюза, а от действительно жизненно необходимых, насущных нужд, в прямом смысле слова вырывая их изо ртов голодающих детей, из коммунальных систем замерзающих городов и разрушающихся от отсутствия ремонта дорог.
С другой стороны, в силу как роста цен, так и естественного увеличения коррупционных аппетитов прежних объемов финансирования, да еще при слабеющем относительно валюты рубле, будет не хватать для удовлетворения нужд тех групп, что правят республиками Северного Кавказа. При этом на нужды местного населения этих денег, наверное, хватило бы с лихвой, но непрозрачность их использования и отсутствие действенного бюджетного контроля не позволяет нам надеяться на рациональный характер финансирования.
Таким образом, экономическая депрессия и системный кризис существенно усугубят тупиковую ситуацию, в которой оказалось российское руководство. Ведь отсутствие активной политики развития Северного Кавказа и возвращения его — с сохранением национальных и региональной специфик—в русло российской культуры делает неизбежной его дальнейшую деградацию. По понятным причинам эта деградация будет носить исключительно болезненный для «остальной России» характер.
Данная активная политика действительно является очень сложной и требует эффективности и разумности, недостижимых для нынешнего аппарата государственного управления, не говоря уже о том, что он просто органически не хочет связываться с по-настоящему сложными проблемами. А полная безответственность надежно обеспечивает ему эту возможность, по крайней мере, до пере структуризации государства в ходе системного кризиса.
Растущее осознание данного тупика постепенно делает все более популярной идею отказа от Северного Кавказа: его отбрасывания от России, как удаленной колонии, и освобождения, таким образом, от связанного с ним бремени.
Эта идея широко высказывалась либеральной общественностью в отношении Чечни, но попытка реализации ее на практике в виде как минимум граничащего с государственной изменой Хасавюртовского договора показала всю ее нежизнеспособность. Поскольку Северный Кавказ, как и все постсоветское пространство, объективно, прежде всего экономически, не способен к самостоятельному существованию и тем более развитию, его автономность приведет не к отделению России от связанных с ним проблем (как грезят парадоксально слившиеся в экстазе по этому поводу либералы и националисты), но к окончательному обрушению его в хаос. При этом созданный рядом с Россией и не контролируемый ею очаг хаоса начнет осуществлять в отношении нее постоянную экспансию. Ее каналами неминуемо станут естественные человеческие связи, оборвать и даже просто значительно сократить которые не под силу никакому государству. С одной стороны, высылка обратно на Северный Кавказ осевших в «остальной России» в последние годы граждан соответствующих национальностей невозможна чисто технически (даже если не брать в расчет, что она недопустима с моральной точки зрения), с другой — клановый характер соответствующих обществ не позволит отгородиться от них, пока их представители будут оставаться на территории России.
В случае сталкивания Северного Кавказа в хаос при помощи искусственного отделения от России первым и наиболее естественным направлением экспансии этого хаоса станут Татария и Башкирия. Они являются не просто территориями с достаточно высокой долей относительно радикальных мусульман, но и технологическими центрами перекачки сибирской нефти в Европейскую часть России и далее в Европу. Как было показано выше, для установления контроля за сибирской нефтью не надо отделять от России Западную Сибирь — достаточно обеспечить независимость этих двух республик Поволжья, что будет достаточно просто сделать, имея перед глазами пример Северного Кавказа.
Возможность «освободиться от бремени Северного Кавказа» является мнимой. Последовательная попытка реализации данной возможности на практике неминуемо приведет лишь к существенному увеличению этого бремени.
Правда в узко финансовом отношении, столь любезном нашим либеральным фундаменталистам, экономия действительно, скорее всего, будет достигнута, однако цена за нее — в виде многократного увеличения преступности и роста человеческих жертв — представляется совершенно неприемлемой.
Многообразие: вызов и потребность
Шаг первый: равноправие. Никакие усилия по избежанию описанного выше сценария хаотизации Северного Кавказа не принесут успеха, если они не будут опираться на фундамент здоровой, относительно самостоятельной и при этом интегрированной в Россию экономики. Представляется, что для этого необходимы три шага, которые условно можно назвать «равноправие», «восстановление» и «созидание».
Прежде всего для нормального развития республик Северного Кавказа предстоит восстановить равноправие граждан, живущих там и на территории остальной России, что создаст политические рамки, необходимые для гармоничного социально-экономического развития этого региона.
Наиболее острая и известная тема — прекращение систематического массового милицейского произвола в отношении «лиц кавказской национальности» и изменение практики регистрации, которая в современном виде порождает коррупцию и унижает человеческое достоинство. Существенно, что сегодня уже нельзя добиться необходимого качественного повышения жесткости и собственно полицейской эффективности системы, не сделав ее более человечной, дружественной, менее агрессивной и опасной для граждан страны. Разумеется, при этом необходимо качественное повышение эффективности агентурной работы.
Россия остро нуждается в совершенствовании правоохранительной деятельности. В том числе речь идет о борьбе с организованной преступностью, в частности о конфискации активов и концентрации борьбы с мафией в единой Федеральной службе расследований по образцу ФБР США. В рамках этих мероприятий, как уже говорилось выше, необходимо выделить отделы, специализирующиеся на этнической преступности — от контроля за рынками (и соответственно, злоупотребления монопольным положением) до наркоторговли.
Это жизненно необходимо именно для реинтеграции Северного Кавказа, так как бытующее в России восприятие «лица кавказской национальности» как представителя организованных преступных сообществ вызвано, насколько можно понять, прежде всего наглядным отсутствием борьбы государства с этими сообществами, их убедительной безнаказанностью и связанным с этим массовым распространением страхов.
Наконец, необходимо устранить ущемление прав жителей остальной территории России по сравнению с правами жителей Северного Кавказа. В частности, выплата чеченцам компенсаций за утраченное в ходе войны жилье должна быть на деле, а не на бумаге дополнена аналогичными выплатами гражданам России других национальностей, вынужденных бежать из Чечни во время не только военных действий, но и геноцида.
В республиках Северного Кавказа, где это необходимо, следует воссоздать доказавшую свою эффективность в годы советской власти политическую систему, обеспечивающую представленность в органах власти всех значимых в каждой республике национальностей и кланов при обязательном контроле за функционированием системы со стороны полномочного представителя федерального центра.
Без этого самая масштабная экономическая помощь будет контрпродуктивна. Так, после восстановления военного контроля за территорией Чечни в экономическом плане криминальная дань, которую, похоже, неформально платила Россия, ее бизнес и ее граждане, была во многом заменена открытыми официальными выплатами из федерального бюджета.
Отсутствие финансового контроля на Северном Кавказе, как можно понять, дополняется концентрацией выделяемых средств в правящих кланах. Остальным кланам и иным сложившимся в обществах структурам достается пренебрежимо мало, что объективно способствует росту внутренней напряженности даже в благоприятных в целом социально-экономических условиях.
Преодоление этой концентрации и распределение федеральных ресурсов между всеми основными кланами требует их представительства в региональной власти. Спасающая общество от взрыва модель такого представительства действует в Дагестане, и попытки отойти от нее уже показали свою пагубность.
Шаг второй: восстановление. Ключевым направлением восстановления социально-экономического потенциала республик Северного Кавказа является максимальная легализация хозяйственной деятельности, так как наиболее распространенное там неофициальное предпринимательство не только связано с преступностью и естественным образом порождает ее, но и стеснено в возможностях развития.
Это касается не только масштабов производства, но и консервации неэффективных систем управления, устаревших технологий, низких стандартов качества и плохого сервиса. В рамках этой легализации важен постепенный переход к предоставлению любой финансовой помощи со стороны центра только в обмен на полную финансовую прозрачность республиканских, а в перспективе и местных бюджетов (сейчас, насколько можно понять, отсутствует реальный контроль даже за использованием этой помощи).
Необходима максимальная передача доходов от потенциально «теневых» сфер, включая строительство, торговлю, сельское хозяйство, разработку нестратегических запасов полезных ископаемых в региональные, и прежде всего местные, бюджеты. Такая передача объективно создаст у властей стимулы к легализации соответствующих видов хозяйственной деятельности.
Жизненно важны также специальные усилия по борьбе с браконьерством на Каспии. Это явление приобрело там промышленный характер и к настоящему времени грозит резким сокращением рыболовства (с соответствующими социально-экономическими проблемами) из-за физического исчерпания рыбных запасов варварским ловом.
Кроме того, следуют предпринять усилия по возрождению туризма и курортного дела: обеспечить безопасность, восстановление инфраструктуры и лишь после этого — рекламу. Вероятно, понадобятся не только гарантии, но и кредиты государства, а также специальные усилия по внедрению стандартов сервиса, причем результаты — как из-за специфических особенностей менталитета, так и из-за устойчивой репутации Северного Кавказа в «остальной России» — будут получены далеко не сразу.
Важным направлением необходимых усилий государства должно стать развитие других традиционных видов занятости — сельского хозяйства, включая виноделие, и розлива минеральных вод. Помимо селективной государственной поддержки нужны контроль качества и защита от подделок, а при необходимости — защита российского рынка от внешней конкуренции.
В первую очередь следует развивать наиболее трудоемкие отрасли и производства, которые позволят жителям этих республик максимально быстро и эффективно находить достойный заработок в своем регионе и решать проблему нехватки рабочих мест. Принципиально важной задачей при этом является восстановление трудовой мотивации у населения ряда республик Северного Кавказа. Достаточно указать, что, по ряду сообщений, на стройках Чечни, несмотря на высокую безработицу среди местного населения, работают преимущественно гастарбайтеры из Дагестана, Азербайджана и даже Китая.
Шаг третий: созидание. Общенациональную программу развития производительных сил, являющуюся необходимой предпосылкой модернизации всей российской экономики, следует начать создавать там, где она принесет максимальную социально-политическую и экономическую отдачу — на Северном Кавказе.
Предстоит заново провести комплексное изучение производительных сил и возможностей этого региона для восстановления разрушенных, но эффективных производств и выявления возможностей создания новых. Перспективы отраслевого развития определят структуру образования, адекватность которого региональным потребностям позволит существенно снизить уровень наиболее опасной в политическом отношении безработицы — среди относительно образованной молодежи.
Конечно, соответствующие программы должны быть адекватны реальности. Попытки придать им гипертрофированный, шапкозакидательский характер, предпринимаемые в том числе и под давлением лоббистов интересов республик Северного Кавказа, заинтересованных в освоении новых порций бюджетных денег, не имеют никакого оправдания.
Готовившиеся перед кризисом программы регионального развития, вполне серьезно исходившие из возможности в течение нескольких лет обеспечить приток 10-12 млн. туристов в год только в некоторые из республик Северного Кавказа, являются не более чем еще одним свидетельством глубины деградации управленческих систем и интеллектуального потенциала соответствующих регионов. Достаточно принять во внимание, что даже в советское время Сочи «переваривал» лишь 2 млн. отдыхающих в сезон. Программы развития республик Северного Кавказа должны отражать их реальные возможности, а значит, быть относительно скромными, учитывать огромные транзакционные издержки, слабость человеческого капитала и систем управления.
Совершенно необходимо введение внешнего бюджетного управления во всех субъектах Российской Федерации, где доля прямой помощи со стороны федерального бюджета составляет более половины расходов. В самом деле: если тот или иной регион не может заработать своих денег, нет никаких оснований доверять ему распоряжаться чужими. Республики Северного Кавказа являются единственной частью России, в которой введение внешнего бюджетного управления будет при таком правиле стопроцентным.
Принципиально важно рассматривать даже относительно благополучные республики Северного Кавказа в их нынешнем состоянии не столько как производительную силу, сколько как источник потенциальных угроз: бандитизма и распада России. Их социально-экономическое развитие должно восприниматься не с бухгалтерско-коммерческой точки зрения, как источник экономического роста и налогов, но как единственный способ надежной нейтрализации этих политических по своей сути угроз.
Нельзя забывать, что в данном случае речь идет не об извлечении прибыли, а о переустройстве и ускорении развития обществ, за последние полтора десятилетия ставших весьма примитивными. Достаточно сказать, что одно из них и вовсе совсем недавно имело рабовладельческий характер.
Культурное значение северного Кавказа. Огромной ошибкой было бы полагать, что значение Северного Кавказа сводится д ля России лишь к вульгарной угрозе запуска процессов территориального распада в случае его хаотизации.
Северный Кавказ отнюдь не является «регионом-шантажистом», и приведенной выше мотивации уделено столько внимания лишь потому, что в силу своей крайней утилитарности и циничности она является наиболее доступной и убедительной для российских либеральных фундаменталистов.
Целесообразность сохранения и развития Северного Кавказа в составе России вызвана в первую очередь не опасностью, но возможностью, не негативной, но, напротив, позитивной причиной: необходимостью развития самой России.
Ведь специфическим способом развития российского общества и, главное, формирующей его русской культуры является заимствование, освоение и глубочайшая переработка достижений иных, самых различных, культур практически всех соседних народов. Постоянный (хотя и не чрезмерно интенсивный) приток их достижений является, таким образом, необходимым условием для нормального развития русской культуры, а с ней и всего общества. Поэтому, в частности, главный ущерб, нанесенный нашей стране попыткой геноцида ее граждан в Южной Осетии, предпринятый обезумевшим от безнаказанности руководством Грузии, заключается (разумеется, помимо человеческих жертв) в возникновении серьезной неприязни к представителям грузинского народа, на который, естественно, падает доля ответственности за это преступление. Эта неприязнь не проявляется в каких-либо враждебных действиях и даже заявлениях. Более того, и обычные россияне, и даже российское государство, опомнившееся наконец после чудовищной антигрузинской кампании, подчеркнуто стараются демонстрировать дружелюбие к грузинам, старательно отделяя грузинский народ от его руководителей. Однако это именно усилия, необходимые для того, чтобы преодолеть неприятные самим россиянам и неприемлемые для них, но, к сожалению, вполне естественные и оправданные чувства. На бессознательном же уровне «осадок» от войны остался — и довольно надолго.
Это означает, что через четверть века в российской культуре не будет нового Окуджавы (который, кстати, даже не знал грузинского языка), новых Данелии, Кикабидзе и Басилашвили. И это не просто серьезно объединит нашу будущую культуру, но сделает ее менее привлекательной, а значит, и менее конкурентоспособной.
Попытка отгородиться от Северного Кавказа вместо его «оцивилизовываны», усугубив уже накопленное напряжение, неизбежно объединит и ослабит будущую российскую культуру, что представляется совершенно неприемлемым для России.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
