Несмотря на отсутствие единой теории субъекта и субъектности как особых феноменов социального мира, в имеющихся исследованиях, как отмечалось, выявлены многие значимые их характеристики, особенности, прежде всего, субъекта развитого современного общества и в наибольшей степени в соотнесении к личности, ее становлению и развитию; в частности, в контексте проблем онтогенеза выстроены серьезные научные позиции, концепции. Благодаря этому открываются новые пространства и новые возможности познания субъекта и всех субъектно-образующих факторов социальной эволюции, исследование которых принципиально важно в углублении познания и теоретическом осмыслении феноменов социального мира, созидаемого Человеком как субъектом, и самого субъекта в нем.
В то же время проблема субъекта (если говорить о субъекте во всей сложности и многогранности его представленности в социальном бытии и о его социальном бытии в универсальной эволюции) продолжает оставаться одной из самых сложных и далеко не достаточно изученных и одновременно во все большей степени актуализирующийся. Определение «с у б ъ е к т» в настоящее время все более широко используется в характеристике действенных начал в развитии общества, когда в качестве субъектов в различных видах действования выступают не только индивиды, но и различные конкретные группы, этносы, города, разные общества, само человеческое сообщество и т. д.
И это естественно: субъект, связанный своим происхождением со становлением человека и общества как результата антропогенеза и выступающий как его движущая сила, содержание и смысл, реализующий способность преодоления биологического и созидающий новый неприродный мир с тенденцией его интенсивного развития (невиданного в природе), объективно несет в себе все характеристики и свойства многоуровневости человеческого бытия как выражения многоуровневости Универсума.
Проявляется это свойство в последовательном развертывании «возможностей всей нашей индивидуально-личностной жизни каждого и всего человечества как исторически длящейся встречи между многоуровневым бытием субъекта-человека и многоуровневым Универсумом. Такая встреча с самого начала ориентирована на максимальную сопричастность человека Универсуму и сама представляет собой непрерывное и неуклонное нарастание этой сопричастности. Чтобы Универсум с его неисчерпаемой и беспредельной диалектикой раскрывался человеку во всем богатстве его виртуальных содержаний, культур и путей культурного становлении, путей совершенствования, т. е. раскрывался в “его мощи и красоте”, необходимо самораскрытие человека навстречу его диалектике. При этом существенно одновременное и совместное участие всех ярусов, или уровней: известных и неизвестных, явных и неявных, доступных распредмечиванию и не доступных, содержаний, подотчетных самоконтролю и бессознательных, т. е. всей иерархически построенной и гетерогенной внутри себя реальности субъекта».
Многоуровневое, многохарактерное проявление субъекта раскрывается как в многоплановой, многоуровневой деятельности конкретного индивида, объективно вписывающегося в систему многоплановых отношений, так и в расширяющейся и усложняющейся деятельности Человека как представителя рода человеческого. И все более сложной и устойчиво выдержанной, при открытости роста субъектных проявлений в деятельности и жизнедеятельности, становится иерархия самих субъектов деятельности, растет также разнообразие уровней и форм проявления их в деятельности, и все более мощными и широкими и одновременно глубоко дифференцированными становятся пространства их деятельности. Выявляются разные характеристики и смыслы развития (в частности, индивида в онтогенезе и индивида в филогенезе) субъектов различных уровней и сущностно разных по их определению, особенностям функционирования в Социуме.
Субъект как носитель мышления, создатель идеального, обладающий воображением, проектирующий (уже в простейших вариантах становления человеческой деятельности), целеполагающий, созидающий специфическую человеческую деятельность и ею созидаемый как ее результат и условие осуществления, рождался в глубоком противоречии и как разрешение противоречий на длительной дистанции, в недрах еще не раскрытых и не понятых процессов антропогенеза. Субъектность выступала главным определяющим свойством индивида — ставящегося человека, определяющим его родовую особенность. Ставящаяся в становлении (и как становление) человека как реально действенного субъекта, существующая и реализуемая в деятельности конкретных субъектов (в качестве их человеческого свойства), созидающих социальный мир, субъектность воспроизводилась ими в качестве субъектности Общества — объективного носителя социального движения и одновременно условия воспроизводства индивидовсубъектов.
В историческом же развитии степень и характер проявления субъектное индивида определялись уровнем и особенностями того общества, в котором он конкретно воспроизводился, и уровнем развития всего сообщества, в историческом пространстве которого он функционировал. Но в историческом выполнении социальной эволюции с развитием и дифференциацией становящейся все более многоплановой деятельности происходит все увеличивающийся в дальнейшем «разрыв» в социокультурном выполнении субъектности индивида и субъектности общества как «единого по своей природе общественного субъекта» в их жесткой взаимообусловленности. При этом постоянно усложняются структуры их опосредованное, растет множественность и глубина сущностных функциональных связей, как по горизонтали, так и по вертикали, и одновременно происходит и усложнение, и упрощение функциональных зависимостей отдельных субъектных структур. С развитием деятельности и систем отношений взаимодействия все шире становится спектр векторов развития-реализации субъектности индивидов, растет множество форм ее проявления осуществления.
В настоящее время постоянно углубляются исследования субъекта, осмысливаются особенности процесса формирования субъекта-индивида конкретно-исторического периода, прежде всего современности, однако, как правило, объективно это происходит, что уже отмечалось, в отрыве (вырванности его) от всего пространства исторического движения субъекта и его субъектности, что проявляется, в частности, в отсутствии четкого выделения исторически сущностного общего (как основания уровневого измерения единого процесса развертывания субъектности в филогенезе на исторической вертикали социальной эволюции) и особенного (конкретного культурно-исторического и индивидуального) в познании особенностей становления субъекта в онтогенезе.
В системе психологических знаний изучение субъекта осуществляется при ориентации на индивидные (или групповые) показатели его субъектных особенностей и, что очень важно, на его связи и взаимодействия, а также особенности культурно-исторической (реально редко в полном понимании ее содержания) или конкретной социальной культурной среды, которые в соответствующей степени обусловливают уровень и содержание его характеристик. При этом часто подчеркивается, что субъектом социальной деятельности и соответствующего характера психической деятельности индивид становится лишь на определенном уровне своего развития.
Однако онтогенетическое развитие индивида — это лишь исторический срез филогенетического и культурно-исторического движения, в том числе непрерывности движения его субъектной составляющей, в каждом случае несущей груз не только конкретного (как главного), но и «всеобщего» уровня человеческих способностей и возможностей, достигнутых в филогенезе и в историческом развитии человека. И поэтому становление субъектности индивида несет в себе всегда двойное движение (состоявшееся и ставящееся, конкретно-индивидумное и обще-социальное) в приобретении реальной субъектности реальным индивидом.
В онтогенезе становление субъекта происходит в процессе развития его деятельности и сознания, психики и т. д. в их сложной связи и взаимообусловленности в конкретно-историческом обществе, в конкретно-историческое время. Но современный человек рождается как представитель рода человеческого, носитель социального, а поэтому и как носитель субъектности в качестве одного из важнейших свойств, характеризующих его природу и сущность в данном случае на историческом определенном уровне (полагающем соответствующий потенциал ее исторической развитости) ее представленности. Он — субъект исторически определенного уровня социальной жизни, установление которого уже обусловливалось сложным процессом формирования и развития деятельного субъекта в его деятельности в филогенезе и культурно-историческом развитии.
В филогенезе процесс становления субъекта и субъектности процессуально гораздо сложнее и длительнее, имеет свои различающиеся (начиная с первых шагов антропогенеза и социогенеза и кончая развитием сегодняшнего человека) по сущностно значимым характеристикам исторические этапы, вписанные в социальную эволюцию, имеет свою особую структуру осуществления. Роль, место, возможности, пространство и сферы действия субъекта постоянно расширялись, углублялись характеристики субъекта ости как особого свойства человека, определяемые развитием его сознания, деятельности, обусловленные общим историческим прогрессом социального, культурно-исторического движения.
В процессе исторического развития общества (сообщества) как особой органической открытой системы живого мира, реализующей развитие рода человеческого, объективно создавались условия и возможности не только роста самостоятельности, самодеятельности, самореализации индивида как реального субъекта исторического действия, но и дифференциации, усложнения, расширения деятельности, обеспечивающих зарождение и развитие новых типов действующих в социальном пространстве субъектов. Формирующиеся в этом процессе новые субъекты, разные в своей социальной представленности, «самостоятельные» (на соответствующем историческом уровне) в своем социальном функционировании (например, купеческие гильдии и объединения ремесленников, города, субкультуры и т. д.), определяли не только новые структурно-содержательные характеристики пространства деятельности субъектов и действенности их, но и новые характеристики общества в качестве обобщенного субъекта. Вся история человека и общества образует в этом плане сложный процесс движения, развития субъектности субъекта, расширения пространства его действия, усложнения пространственного видения им мира природы и мира внеприродного, а также себя в них, а поэтому процесс роста-развития субъектно-составляющей.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Одним словом, становление и развитие субъектности субъекта в онтогенезе, когда заложенные в специфически видовую — социальную — характеристику свойства-способности быть субъектом (творчески преобразовательно действовать, решать, относиться, целеполагать и т. д.) осваиваются, присваиваются, формируются в процессе взросления индивида и достижения им определенного уровня сознания, самосознания, происходит в сложно и многоуровнево структурируемом потоке социального движения. Поэтому при сохранении своих собственных закономерностей развитие субъектности субъекта в онтогенезе всегда содержит в себе характеристики этого движения, в том числе уровневые филогенетические как его составные. Уровень развития субъектности субъекта в филогенезе и культурно-историческом процессе определяется степенью исторической сформированности возможностей реализации человеком своей способности (заложенной в антропогенезе) активно-преобразовательного, осознанного, целенаправленного, творческого действования. Такая способность заложена в субстанциальную сущность субъектности (в данном случае субстанция понимается в ее определении, когда «субстанция выступает как внутренняя основа закономерного изменения вещей»), в суть постоянно разрешаемого противоречия между ростом-развитием человека, его возможностей, обеспечиваемых его преобразовательной деятельностью, с одной стороны, и объективно полагаемым одновременно (в силу заключенной в структурно-содержательную сущность деятельности активного начала — надситуативной активности, обеспечивающей ее движение — самодвижение, см. выше) ростом потребности самореализации, необходимостью и возможностью новой преобразовательной деятельности — с другой, т. е. постоянного снятия — преобразования преобразованного, что и обеспечивало движение-развитие субъектных возможностей человека.
И в этом плане существовали исторически определенные в филогенетическом движении уровни возможного субъектного проявления субъектности и степени проявления субъекта исторического действия в его индивидуальном, осуществлении, ограниченного возможностями этого уровня, что отличается от степени проявления субъектности субъекта исторического действия в культурно-историческом процессе, но обусловливается последним и находится в тесной связи с ним.
Итак, в социальной эволюции, где определяющим фактором ее «организации» выступает субъектная составляющая, выделяются разные пространства-уровни существования, действия и развития субъекта, среди которых представляется очень важным четко различать три пространства движения — развития субъектности.
Это, во-первых, пространство функционирования субъекта, рассматриваемого в его индивидуумном становлении и развитии в онтогенезе. Особенности развития субъектности индивида определяются его индивидными характеристиками (заложенными генетически), спецификой микросреды, степенью и глубиной воздействия последней на него, содержанием развивающейся деятельности, особенностями конкретной культурно-исторической среды, но всегда ограничиваются и определяются общим потенциалом развития субъектности человека в его филогенетическом движении и уровнем исторического развития общества.
Это, во-вторых, пространство развития субъекта-индивида как представителя рода человеческого, формирующегося и реализующегося в филогенезе, где характеристики субъектных возможностей человека определяются общим (как оптимально достигнутым в едином потоке осуществления социальной эволюции при всем многообразии, разнообразии, разноуровневое обществ, составляющих ее субъектно-образующую) уровнем развития способностей человека, его сознания, самосознания, мышления, способностей выбора и т. д., достигнутыми в постоянно расширяющейся, дифференцирующейся и усложняющейся деятельности и обеспечивающими новые возможности его преобразовательной деятельности и его развития-саморазвития.
В-третьих, это пространство развития субъекта-индивида как представителя Социума, носителя социальной эволюции, реализующегося в качестве субъекта в процессе культурно-исторического выполнения последней. Степень его субъектной зрелости определяется степенью развития его сознания, мышления, самоопределения, самосознания в онтогенезе, степенью развитости человека в филогенезе, особенностями культурно-исторического развития конкретного общества, уровнем исторического выполнения социальной эволюции.
Эти пространства не существуют изолированно, а представлены в своем триединстве в историческом выполнении социальной эволюции, где каждое из них несет свою особую функциональную нагрузку, интегрально проявляемую в той или иной степени в развитии конкретного индивида как субъекта. Он обеспечивает в своей субъектной деятельности воспроизводство Социума как субъекта-носителя социального, в процессе исторического развития которого формируются вышеназванные пространства реализации и условия воспроизводства и развития его как субъекта-индивида.
В этом плане важно, в частности, понимать что «потенциальная сила общественной связи реализуется всякий раз в той мере, в какой индивиды могут воспроизвести и дать ей закрепление в средствах собственной деятельности. Они должны индивидуально осваивать то, что уже принадлежит им как сложившемуся сообществу, чтобы затем перестраивать это последнее в соответствии с общим итогом своей индивидуальной предметно-преобразующей деятельности».
Естественно, в выполнении исторического движения Социум как субъект исторического действия и носитель социального предстоял не гомогенно, а в качестве сложно организованного и многоуровнево структурированного организма. И в качестве реально действующих субъектов выступали субъекты разного типа, характера, по-разному вступающие в сложные процессы взаимодействия, образующие иерархические цепи в осуществлении своего действия (индивиды, группы, классы, конкретные общества, различного рода объединения, субъектно представленные в разных исторически определенных пространствах).
Естественно, характер и уровни исторического выполнения социальной эволюции разными субъектами, формирующими единый Социум, были разными, а поэтому «наполнение» субъектного уровня Социума было многоплановым и разно-уровневым. Неравномерность, разность и разнообразие развития культурно-исторических феноменов и структур (разных культурно-исторических образований, в частности) вплоть до нашего времени (когда началось более активное выравнивание движения разных обществ) — это реальность системного исторического движения Социума, и в этом плане мы имеем разные по скорости, наполненности развития или простого воспроизводства многочисленные потоки исторического выполнения социальной эволюции. Но эти потоки вливались (при сохранении соответствующих условий своего функционирования) в единый мощный поток исторического осуществления рода человеческого в целом как условие и результат социальной эволюции.
Исторические нормы, потенциал, уровни развития Общества на разных этапах исторического выполнения социальной эволюции и в восхождении по исторической вертикали задавали-выполняли, как отмечалось выше, ведущие открытые исторически определенные системы, подсистемы Социума, как, например, «система обществ цивилизации», определяющая тенеденцию, направленность, темпы такого выполнения на достаточно длительной временной дистанции. И именно в рамках развития этой системы создавались наиболее широкие возможности для исторического развития, саморазвития субъекта действия, роста степеней его свободы одновременно при постоянном ограничении последней рамками исторически определенных уровней развития этой системы и всей системы как исторически ведущей в целом. Сегодня объективно встал вопрос о сломе таких ограничений и выходе субъекта на исторически новый уровень его осуществления, овладевающего информационными сетями, более мобильного, более открытого в общении и т. д. — носителя новых тенденций в выполнении социальной эволюции.
Субъект в структурировании пространства-времени своего существования и действования
Человек открыл время, он вошел в его «движение» и назвал его. Субъектное открытие времени стало важнейшим фактором в построении-определении принципиально Нового в рамках общей эволюции, это новое — отношение «Человек и Мир», с одной стороны, и определение самого человека — с другой, потому что «есть не только мера длительности некоторого существования человека, но и человеческого осуществления и самоосуществления».
Встраиваясь в универсальную эволюцию, человек изначально разворачивал свое бытие во «временных измерениях», подчиняясь ритмам и циклам природы, воспроизводя их в своем естественном функционировании (на физиологическом, психологическом и культурно-историческом уровнях), следуя им и одновременно выходя за их пределы в своем собственно человеческом осуществлении в качестве созидателя и создателя особой — социальной — материи, социального мира в его особых, в том числе временных, измерениях — мира, в становлении которого и становлением которого он ставится. В своей жизнедеятельности он структурирует новое пространство-время мира культуры, в котором он существует и действует в принципиально новых ритмах, не свойственных природному миру, по своим особым закономерностям.
Объективно «образующее-организующее» на разных уровнях и в разных сферах человеческую жизнь и человека во времени бытия время мира культуры, фиксируемое и не фиксируемое им, изначально становится особым своего рода «действенным» фактором в построении, в организации жизнедеятельности действенного субъекта и, шире, в историческом выполнении социальной эволюции. И не случайно время — предмет размышления, беспокойного поиска с древнейшего периода, хотя до сих пор при всех разгадках и глобально значимых открытиях и при большом числе выдающихся имен на исторической вертикали его познания не найдены ответы на многие вопросы о его сущности и характеристиках. Платон и Аристотель, Св. Августин и Ибн Хадцун, И. Ньютон и Г. Лейбниц, Б. Спиноза и И. Кант, А. Ухтомский и И. Пригожин, А. Энштейн и М. Хайдеггер и др. в своих поисках и открытиях в его познании оказывались каждый раз перед новым все более расширяющимся пространством его не познанности.
Сохраняя содержательную сущность и общий (еще далеко не раскрытый) смысл своего существования и действия в качестве особого феномена движения материи и свою структурообразующую роль в этом движении, ритмы социального мира (исторического процесса воспроизводства и развития культуры, воспроизводства человека и т. д.) приобрели и приобретают новые содержательные и функциональные характеристики.
«По-видимому, должна быть выделена категория “ритма времени", которая должна анализироваться на разных уровнях — писал С. Л. Рубинштейн. — На уровне животных удается выделить повторяющиеся циклы во времени, циклические процессы, связанные с изменениями во времени. В связи с характером этих циклов может быть установлена относительная обратимость времени, аспект обратимости во времени.
Применительно к жизни человека время связано с характеристикой такого процесса, закономерный ход которого ведет к его самоотрицанию, к переходу в его противоположность (жизнь и смерть). Отсюда разная длительность времени в начале и в конце жизни (в юности, когда жизнь только начинается, и тогда, когда она идет к концу). Наполненность, насыщенность времени событиями и темпами их протекания изменяет ритм времени жизни человека.
В отличие от повторяющихся циклов времени жизни животного, у человека как общественного существа — единый исторический процесс, в котором преемственность устанавливается через продукты деятельности. Отсюда возникает проблема времени истории.
Итак, время жизни субъекта, его поведения, переживания, конечно, “субъективно”, но только в смысле связи с формой жизни субъекта, которая представляет объективный процесс, но не субъективно в смысле одной только кажимости!».
Время истории, «вступившее» и «выступившее» как становление, нарождение нового в бытии, что «необходимо включает вопрос о его изменении, об активности человека, которая выступает не как субъективный произвол, а как объективная закономерность», обусловило и определило осуществление «ритмов истории» (лишь в незначительной степени, далеко не полностью выделенных и осмысленных нами) как особого проявления универсального способа функционирования сущего (формы проявления бытия, в данном случае бытия социального). Сохраняя, как отмечалось, соответствующие характеристики ритма как универсального феномена в качестве структурной единицы, механизма и формы движения, ритмы социального движения (сложно взаимодействующие, связанные иерархически и накладывающиеся один на другой) образуют особый, широкий, все увеличивающийся спектр вариантов, вписанных и не вписанных в ритмы природные. Определились объективно задаваемые (но субъективно творимые) ритмы собственно жизнедеятельности человека.
Одним словом, появление человека и развертывание социальной эволюции «впустило» в универсум бытия принципиально новые ритмы, новые по своей смыслосодержательной, функциональной сущности. Природа этих ритмов определялась, прежде всего, спецификой закономерностей социального движения его субъектнообразуюшей, изначально представленной в качестве определяющего природу этого движения конструкта, формируемого в процессе становления человека, развития его Я как Я (первоначально в его целостном синкретическом варианте) индивида субъекта. Заключая важнейшие характеристики, раскрывающие сущность социального (возникновение, которого с необходимостью полагало активно действующего субъекта,), именно субъектнообразующая выступала основанием, причиной и активно действующей силой в формировании динамического потока и ритмовциклов организации жизнедеятельности человека на всех уровнях ее осуществления в историческом процессе. Благодаря субъекту время социального мира приобретает действенные характеристики. Оно «структурирует» пространство деятельности реально активно действующих индивидов, объективно осуществляющих в ней воспроизводство Социума, и самих себя в качестве субъектов, его воспроизводящих. Именно субъектные (объективно творческие) возможности отношения к действительности и субъектная сущность деятельности (в отличие от обычной активности) и обусловливали специфику ритмов социального мира. И здесь, властности, вычленяются ритмы индивидуальной жизнедеятельности (сохраняющие соответствующие виды биологических ритмов и ритмы, образующие филогенетические и культурно-исторические уровни развития индивида) человека как непосредственного носителя социального и ритмы всех форм и уровней его субъектного осуществления в рамках различных групп, коллективов, обществ и т. д., реализующих субъектную сущность социального развития. Человек как бы «впущен» в океан ритмов, разнонаправленных, «пересекающихся», накладывающихся друг на друга, разного характера, разного действия, оказывающих разное воздействие на организацию жизнедеятельности человека.
Специфика ритмов социального движения проявляется уже на уровне психофизиологическом, в психологической сфере, не говоря о социокультурном пространстве его реализации.
Исследования биологических ритмов раскрывают не только все новые характеристики их осуществления, закономерности, сложность в целом, но и особенности ритмов собственно человеческих форм организации жизни в мире живого, специфика их связей в сложном взаимодействии соответствующих функциональных систем, обеспечивающих существование и развитие человека, включенного в огромное разнообразие ритмов на разных уровнях их проявления — от простейших ритмов биологических систем до сложных, организуемых человеком в его деятельности.
«Ритмичность функциональной активности является общей характеристикой живого — от одиночных клеток до целостного организма». Ритмы являются «основной характеристикой временной организации биологических систем». В раскрытии характеристик биологических часов особое значение приобрело открытие пейсмехера циркадных ритмов в супрахиазматическом ядре. Выявление эндогеннных циркадных ритмов в супрахиазматическом ядре, становление которых «является генетически детерминированным процессом», притом, что, например, «система циркадных ритмов матери обеспечивает координацию собственных ритмов с циркадными ритмами плода, а поэтому с внешним световым циклом», открывает, особенно в контексте новых данных о пренатальном состоянии плода человеческого детеныша, специфическое пространство поиска очень тонких системно-структурных связей человека с миром. И в то же время ставится вопрос об очень четких (в качестве реально существующих и фиксируемых, но пока еще плохо «улавливаемых» на теоретическом уровне их объяснения) границах кардинальных скачков, обеспечивающих прерывистость непрерывного и рождение нового живого — человека. И это новое живое, встраиваясь в мир, приобретает свои особые системно значимые закономерности развития, свои ритмы, связи. В контексте вышесказанного интерес представляют, в частности, данные о физиологических характеристиках мотивации.
«Косвенным свидетельством мотивации любого произвольного движения у человека могут служить электрофизиологические данные: возрастание мощности тета-ритма в центрально-теменной области коры головного мозга непосредственно перед движением (во время потенциала готовности), свидетельствующее об активизации лимбических мотивационных структур». Сам факт познания, например, предстает как много-ритмичный сложно-структурированный процесс. Исследования ритмов речи, художественного творчества, эмоций и т. п., проводимые биологами, физиологами, психо-физиологами, психологами и т. Д., обрисовывают картину сложнейших систем ритмических связей, свойственных собственно человеческой жизни, особенностям функционирования человека.
В определении специфики человеческого бытия особое значение приобретает такая субъектно значимая характеристика, как целеполагающая деятельность человека. Но цель, закладываемая в деятельность человека, полагает пространство будущего, в разной степени сознаваемого и проектируемого, формирование которой сыграло огромную роль в самом становлении человека как активно действующего субъекта, организации его жизнедеятельности, его росте.
«Цель я определяю как некоторый обширный комплекс синаптических процессов мозга, в которых материально закодированы полезные результаты, необходимые в данный момент. Цель не получается спонтанно — она всегда является результатом стадии афферентного синтеза. В этом особенность нашей концепции, — пишет П. К. Анохин. — С точки зрения нейрофизиологической мы показали, как мозг это делает. Мозг извлекает из аппарата памяти прошлый опыт и коррегирует все это с реальной обстановкой, формулируя акцептор результатов действий, который и является материальным выражением цели. Вся эта информация должна быть отработана на отдельных нейронах, и затем миллионы нейронов начинают интегрироваться для реализации цели, в которой закодирована потребность. Таким образом, в нейрофизиологическом аспекте цель выглядит как тонкая по механизму функция мозга, как непременный узловой механизм функциональной системы. Она совершенно материальна». Формируется возможность движения в целенаправленном действии, поскольку цель уже предполагает пространство «вперед», будущее в соответствующем его «проявлении-осмыслении» И это важный момент в структурировании новых человеческих характеристик движения и его ритмов — движения, открывающего новые возможности и условия жизнедеятельности. Исследования специфики функциональных систем специфических функциональных структур мозга, в частности образующихся в результате формирования обратных связей, но при учете наличия более сложных видов саморегуляции свойственных человеку, лежащих «в основе развития, которое осуществляется безотносительно к любому заранее установленному масштабу, эталону, критерию и т. д.», раскрывают огромные потенциальные возможности человеческого действования. Анализ особенностей действия-проявления такой связи и механизма ее формирования «акцептора действия» (по Анохину), выявление и раскрытие условий возникновения так называемой «целевой доминанты», появление такого механизма, как «активный выбор», позволяют характеризовать важнейшие особенности человеческих возможностей и специфику активного функционирования человека, в том числе зарождение психофизиологических пространств движения внутреннего времени, в частности, в связке — прошлое — настоящее — будущее и ритмов их связей.
Подчеркивая специфику человеческих возможностей освоения мира и действия в нем, П. К. Анохин писал, характеризуя, в частности, значение так называемых опережающих реакций и роль в их реализации механизма «акцептора действия», фокусирующего «огромные масштабы событий внешнего мира в молекулярных реакциях мозговой ткани», благодаря чему «стало возможно “объять мир” во всем его разнообразии и во всей его грандиозности небольшим кусочком мозгового вещества. Неспециалисты забывают об этом грандиозном достижении эволюции, благодаря которому мы, люди, на высшем этапе ее приобрели способность в короткие временные интервалы охватить явления и события, протекающие в масштабах целого земного шара».
Одним словом, расширяющиеся исследования человека при целенаправленном осмыслении его в пространстве-времени человеческого и всеобщего бытия во всей сложности ритмоциклических характеристик выполнения хронотопа индивида, общества не только углубляют наши знания о человеке, его неотделенности от Космоса и прочной связи с ним, с живой природой, о включенности в фундаментальные законы движения и в его ритмы. Одновременно они расширяют свидетельства о специфике его, неповторимости, о включенности его в особую (социальную) систему, для которой свойственны свои особые — структурно-содержательная, функциональная, субстанциальная сущности и свои особые ритмы — ритмы человеческой жизни, организация которой является собственным творением человека, в котором он выступает как действенный субъект. Встраиваясь в природные ритмы и организуя свою жизнедеятельность в согласии с ними, человек (как отмечалось) целенаправленно субъектно формирует объективно выстраивающийся в этом процессе новый мир — мир Культуры (как условие и способ своего существования и воспроизводства), функционирующий и развивающийся в принципиально новых, изменяющихся и вновь нарождающихся ритмах, не свойственных природному миру, и «интегрирует» те и другие в реальной действительности своего бытия как условие сохранения устойчивости и возможности последнего и как условие своего исторического движения.
Человек строит и организует свою жизнь в этих ритмах. Он создает в них не только новый неприродный мир культуры, но и себя как действенного субъекта, претворяя, превращая, создавая свои функциональные возможности, совершенствуя свои психологические характеристики в своей ставящейся и развивающейся деятельности, отличной от обычной, свойственной другому живому активности, благодаря уже завоеванным в процессе антропогенеза особым возможностям (в том числе и на собственно физиологическом уровне) и способностям творения и самотворения, а также развития этих способностей.
Мир постепенно наполнился новыми ритмами — ритмами речи, музыки, труда и миллионами постоянно умножающихся в процессе социального движения ритмов действующих механизмов, передвижений потоков транспорта, товаров, электрических и радиоволн и т. д. ритмами, сотворенными человеком как субъектом в его субъектно организуемой деятельности. Формировались и «выстраивались» циклы исторического движения, технических процессов, производственных изменений ит. д.
И в этом плане человек не только осваивал, присваивал природные ритмы и порождал в своей многоплановой, многохарактерной деятельности ритмы новые, но и формировал структуру своего поведения за счет ускорения темпов работы, движения, уплотнения программ жизнедеятельности, физического и психологического напряжения. Здесь и в целом в жизни человека «время есть конструкция», как ссылался на Валери И. Пригожин, в другом контексте — контексте отношения к эволюционирующему миру.
Практически вся жизнь человека, осуществляемая в пространстве-времени функционирования конкретно-исторического общества, в пространстве-времени его индивидуальной жизнедеятельности, буквально прошита временными характеристиками, временем управляемым и неуправляемым, осмысливаемым и не осмысливаемым, измеряемым и не измеряемым, в котором особую его сферу составляет время психологическое. «Анализ развития личности, ее способности к организации времени обнаруживает, что управление временем со стороны личности носит прямой или опосредованный характер. Развитие личности (ее опыт, знания, способности и, наконец, зрелость) есть потенциальное время (или потенцирование времени), которым личность не может управлять непосредственно. Но активность превращает это потенциальное время в реальное время (актуальное время), увеличивая временные возможности личности», — пишет Абульханова, подчеркивая значение активности человека во временной организации его жизни.
Итак, вписывание в универсальную эволюцию особого феномена — эволюции социальной, историческое развертывание, выполнение пространственно-временного континуума которой обусловливает появление новых временных структур, а также новых уровней и форм проявления действия временных ритмов, единых по своей функциональной и структурно-содержательной сущности и роли в организациии всех форм проявления универсального движения, но отличных по смыслосодержательной характеристике и функциональной нагрузке в движении социальном, характеризует высокий энергетический потенциал действенности деятельного субъекта, выстраивающего новые временные ряды в Универсуме бытия. Это время и ритмы жизни неприродного мира, мира куль туры, мира деятельности, отношений, движения и развития человека. Ритмы формируются, включаются в новые временные пространства, энергетические поля и потоки социального движения и своим осуществлением образуют объективно необходимые «структуры» последнего и дифференцированно по-разному участвуют в воспроизводстве всех и разных систем этого мира: технико-технологических, производственных, социальных, информационных, а также систем духовного мира и самого человека как субъекта, творящего этот мир.
Человек — активно действующий субъект, формирующий неприродный мир (как условие своего воспроизводства и развития) в процессе становления, развития своей деятельности и обеспечивающий в ней сохранение социального движения, его историческое осуществление в соответствующих временных структурах, его усложнение, прогресс. И в своем индивидном становлении и развитии в онтогенезе он не только реализует свои возможности, способности, но и сохраняет, воспроизводит, как отмечалось выше, филогенетические и культурно-исторические приобретения, достижения, особенности, которые он как бы присваивает в своем осуществлении.
Вписываясь в ритмодинамические структуры организации жизнедеятельности конкретного общества, человек как субъект объективно формирует особое пространство-время своего функционирования, субъективно организовывая его в своей конкретной индивидуумной жизнедеятельности, и оно в той или иной степени (и это важный момент в его исторической, культурно-исторической и индивидуальной характеристике) содержит весь объем времени, исторически присвоенный Человеком (заключенный в изобретениях человека, в присвоенных скоростях в работающих машинах, в его знаниях, способностях и т. д.), прессингующий на его жизнеприятие, оказывающий определенное влияние на выбор и направленность деятельности, характер построения жизненных планов и т. д. Однако этот момент, имеющий чрезвычайно важное значение для более глубокой оценки человека как реального субъекта исторического действия, его культурно-исторической характеристики, редко, что подчеркивалось, или практически почти не учитывается не только в исторических или культурологических исследованиях, но и в психологических.
В этом плане актуальными, в частности, становятся специальные психологические исследования (еще чрезвычайно мало целенаправленно ориентированные на эти проблемы) всей целокупности ритмов жизни человека (в частности, в контексте его биографии), его личностного роста и развития в целостности пространства-времени его жизни, многопланово, многохарактерно обусловленного и многоуровнево дифференцированного, — исследования, способные раскрыть новые закономерности творческого осуществления человека, процессуальные особенности его развития и саморазвития во времени его реального бытия, во-первых. Во-вторых, важным, как представляется, становится (и это осознается во все большей степени) раскрытие характера, степени, особенностей взаимосвязи ритмов культурно-исторического бытия (обусловленных структурно-содержательными особенностями деятельности, плотностью и объемом живых контактов и информационных систем, знаний и т. д.) сообщества, конкретно-исторических обществ и ритмов исторически определенного конкретного человека.
Несмотря на наличие значительного количества собственно психологических работ, выходящих на фиксацию, познание, объяснение времени и ритмов человека, человеческой жизни и раскрывающих (в том числе на эвристическом уровне) многие важнейшие особенности их проявления, они именно в названном аспекте изучены в недостаточной степени, возможно, часто из-за глубокой скрытости ритмичного характера проявления реального временного режима в поведении, отношениях человека.
И хотя многие исследования не только психологов, но и физиологов, лингвистов, искусствоведов, медиков и др. постоянно выходят на важнейшие как в теоретическом, так и в практическом плане характеристики ритмодинамики, функциональные особенности ритмов и т. д., еще не сформировано общее познавательное пространство, позиции и общие задачи по координации комплексного исследования этой важнейшей, недооцененной (прежде всего, в сфере гуманитарных знаний) в полной мере проблемы, связанной с кардинальными законами жизни человека на разных уровнях ее осуществления.
Между тем временные структуры организации жизнедеятельности человека, впущенного в социокультурные процессы пространственно-временного континуума социальной эволюции, в ритмы-циклы этих процессов, носителем, созидателем и одновременно порождением, которых он является, во многом определяют его характеристики как действенного субъекта, как личности, условия и возможность его развития и опосредованно особенности организации общества, в рамках которого он функционирует. Человек и общество объективно выступают реальными субъектами исторического выполнения социальной эволюции, а поэтому в соответствующей степени и соответствующим образом определяют ритмы исторического процесса и одновременно сами в своей жизнедеятельности, в своем взаимодействии подвергаются их действию.
Проблемное поле и спектр исследований временных структур, в частности ритмоциклических характеристик, фиксируемых в жизнедеятельности человека, чрезвычайно широки. Важность исследования, понимания, определения многочисленных, разнохарактерных, как отмечалось, ритмов становится все более очевидной. Значение объяснения таких ритмов хорошо иллюстрируется в конкретном их проявлении в онтогенезе, например, в своего рода ритмоциклических схеме возрастной периодизации Д. Б. Эльконина (имеющей, как мы увидим, значительно более широкое и общее значение и в этом плане недостаточно оцененное), выделившего последовательное чередование периодически сменяющих друг друга и образующих, в свою очередь, циклы развития двух типов деятельности, порождающих движение деятельности в онтогенезе, — предметно-орудийной (предметно-практической), обеспечивающей операционно-технические возможности растущего человека, и деятельности, определяющей развитие общения, в более широком понимании — отношений и развитие его мотивационно-потребностной сферы — мотивационной. На базе этой периодизации была выстроена периодизация Д. И. Фельдштейна, раскрывающая механизм развертывания процесса и структурно-содержательные характеристики уровней поэтапного ритмоциклического развития социального созревания ребенка.
И это совершенно особый тип ритма, где, в частности, при сохранении общего принципа его действия практически снимается четкость и жесткость границ перехода для разных возрастов и преобладает качественный критерий в его выполнении (когда, например, завершение одной ритмической ступени — этапа, фазы, цикла — одного возраста может не совпадать с количественными показателями и другими характеристиками выполнения ритма последующих возрастных этапов) и т. д. Несмотря на то, что указанные периодизации замыкаются конкретно только на детском возрасте, они открывают большие пространства проблем, задач и одновременно возможностей поиска оснований и особых принципов ритмодинамики жизни человека как особого феномена эволюции. Познание специфики осуществления «психологического ритма» развития в онтогенезе по широко развернутой и по-уровнево иерархизированной схеме его проявления в осуществляемом человеком социальном движении может позволить в принципе решать многие сложные вопросы человеческого бытия как в общезначимом плане (особенности организации хронотопа жизнедеятельности Человека), так и в рамках движения конкретного человека на всем его жизненном пути, в частности, с позиций выявления особенностей и характера роста субъектного потенциала и личностного развития при условии сохранения ритмоцикличности в развертывании его деятельности на всей дистанции онтогенеза. В последнем случае важными становятся, например, поиски в установлении степени сохранения и характера осуществления вышеназванной циклоритмичности в хронотопе жизнедеятельности взрослого человека и выявление значения смены темпов, видов его многообразной деятельности в построении его поведения, формировании мотивов, целей, установок, развитии. В связи с этим актуализируется определение роли и характера действенности вышеназванных явлений в развитии субъектной активности человека как субъекта действия и в становлении его личностных качеств, потребности и способности самоактуализации и самореализации.
При этом формируется проблема поуровневых характеристик развития (при всех вариантах многоплановости его) субъекта-индивида, связанных с накоплением определенных возможностей деятельности, самоосуществления, самовыражения в ней, детерминированных особенностями условий его функционирования, развития его деятельности и воздействием психофизиологических, социальных, культурно-исторических факторов. Такие возможности, в свою очередь, определяют в большей или меньшей степени направленность и особенности дальнейшего развития деятельности и саморазвития индивида как субъекта жизнедеятельности. Временная дистанция и структурно-содержательные изменения характеристик уровневых возможностей разные, но во всех случаях они обусловливают объективно ритмы жизнедеятельности человека в соответствующих пространственно-временных границах его развития, определяющих его личный хронотоп.
При всей размытости границ, разнообразии и неповторимости судеб взрослых индивидов и неулавливаемости в многообразии их деятельности и отношений временных норм, ритмов и т. д. существуют определенные временные циклы и определенные закономерности их поуровневого возрастного изменения развития, в частности, не нивелируется вопрос о наличии закономерностей циклоритмических перемен при чередовании противоположно разных по преимущественной ориентации, внутренней направленности индивида в реализации себя то в предметно-практическом, то в мотивационном типе деятельности. Безусловно, они здесь выражены слабее, чем на ранних этапах онтогенеза (и возможно, с определенным смещением) и в своих особых характеристиках и на соответствующих уровнях. В частности, в рамках разработки проблем уже сейчас накоплен значительный материал, актуализирующий проблему циклов и ритмов жизнедеятельности человека как активно действующего субъекта на протяжении всего его жизненного пути.
Ритмы и циклы сопровождают всю жизнь человека и осуществляются, как отмечалось, на всех уровнях и во всех формах ее организации и проявления, определяют его творческие движения (включая смену периодов подъема и упадка напряжения и т. д.), реально преобразующие действительность его бытия (как на индивидуальном, так и на коллективном уровне, уровне всего общества).
Чрезвычайно важными и заключающими огромные перспективы в познании психологических особенностей собственно человеческих ритмов являются, как представляется, исследования структурных уровней организации творчества и классификации фаз, с ними связанных. Интерес в рассматриваемом плане представляет, в частности, работая. А. Понамарева, раскрывающая смысл смены выделяемых фаз (сознательной и бессознательной работы) в процессе творческой деятельности. «Стало очевидным, — писал он, — что фазы творческого процесса отражают именно структурно-уровневую природу психологического механизма творчества и связываются с функциональными ступенями решения творческой задачи и соответствующими этим ступеням трансформированными этапами развития психологического механизма поведения человека». Он последовательно сопоставляет выделяемые фазы, реализующие определенные доминирующие уровни психологического механизма творчества, с соответствующими аналогичными этапами психологического механизма поведения в онтогенезе. В процессе решения творческих задач «выявляются взаимопроникающие движения сверху вниз и снизу вверх». В процессе художественной деятельности, в творческом процессе в целом формируются, в частности, особые специфические и свойственные лишь социальной форме жизни ритмы (имеющие свои особые функции, содержательные характеристики и т. д.), как, например, диалектика традиций и новаций, в которой особый смысл приобретает действие «над сознательного», которое в своем сложно обусловленном порождении всегда связано с объективным включением индивида в мир культуры, во всеобщность человеческого бытия.
Определяя ритм как структурное свойство универсального движения, античные мыслители видели в этом движении и ритмах, его организующих, гармонию, равновесие и красоту. Нарушение гармонии приводит к разрушению, потому что Мир сотворен по законам Красоты. Но красота — это такое особое свойство, над предметное, внеличностное, вне субъектное, виртуальное по существу, которое формируется объективно как беспредметная реальность предметного мира и результат деятельности и общения реальных индивидов как субъектов, ее созидающих. Как стоимость существует вне феноменов, ее образующих, так и Красота, заключающая гармонию, находится вне реальности сотворяющей ее деятельности, но и, выражая гармонию, подчиняется в соответствующей степени ритму, связана с ним. Не случайно так много интересных и значимых наблюдений сделано относительно связи красоты музыки, ее оптимальных характеристик с ритмом ее звучания, «движения». Эстетическое воздействие красоты, гармония чувств, вызываемых ею, обусловлены особенностями ритмов информационного ряда ее воспроизведения и взаимодействия эмоциональных и когнитивных компонентов ее восприятия.
Одним словом, ритмы творчества, свойственного лишь человеку и связанного с огромным эмоциональным напряжением, переживаниями, реализуемого практически в нададаптивной деятельности субъекта, приобретают важный смысл в качестве структурообразующих компонентов развития субъектного потенциала человека.
В качестве особых структурообразующих феноменов ритмы жизни, развития человека, по-разному реализующего себя в организации и направленности деятельности, обеспечивающей собственно историческое движение Общества как главного субъекта истории, приобретают особый «субъектно-значимый» смысл.
Вспомним, что «субъект — это некое сущее, взаимоисчерпаемость качеств, лежащих в точке пересечения бесконечных взаимодействий, индивидуальный итог бесконечного взаимодействия». Бесконечно разные по характеру и содержанию взаимодействия индивидов как действенных субъектов (постепенно во все большей степени по нарастающей определяющих, выделяющих себя в процессе своего становления и развития, переживающих себя в системе новых предметных действий, отношений к ним и к структурируемому ими миру вещей, которые приобретают общезначимый смысл, адресуются другим) изначально порождают, как отмечалось, особые временные структуры как образующие пространство-время развертывающегося социального движения, прежде всего субъектно задаваемые, новые по своим характеристикам ритмы социальной жизни в формируемом социальном пространстве. Человек выступает как субъект социального действия, занимающий объективно активную позицию в осуществлении своей деятельности, движение которой подчинено особым многочисленным и разным ритмам (самостоятельным в своих сущностных в рамках универсальных ритмов характеристиках в качестве носителей особой — социальной — формы движения), и в процессе развертывания в этой деятельности системы отношений взаимодействия нагружает эти ритмы социально значимыми смыслами. Именно поэтому в социальном пространстве ритмы несут субъектную доминанту в структурно-содержательной и функциональной характеристиках их сущностного определения.
В познании исторического процесса известны разные подходы к его объяснению, по-разному возводящие (дифференцирующие-определяющие) усложняющуюся вертикаль прогресса, включающую циклические характеристики, объективно формирующиеся исторические уровни, этапы, стадии и т. д. Не останавливаясь на рассмотрении существующих, в том числе общезначимых и общепринятых (в частности, формационных) схем, объясняющих уровне вые и этапные характеристики исторического процесса, сравнительные исследования которых полагают не только глубокий анализ, но и определенный принцип измерения их в соотнесении, рассмотрим еще один, как представляется, возможный (хотя и конкретно-специфический) подход к историческому измерению социальной эволюции, подход, включающий субъектную характеристику процесса в его временном определении.
В расширяющейся спирали-вертикали исторического процесса (при всем многообразии и разноуровневой сложности его осуществления), реально отбивающего стадии восхождения общества и рода человеческого на новые технико-технологические, производственные, общекультурные уровни, исследователи, как отмечалось, выделяют разные характеристики этих стадий, этапов, периодов, базируясь на разных основаниях их разделения. В этом плане выделяемая, в частности, наиболее четко структурированная на сущностно значимых и четко определенных показателях (уровень технико-технологической базы, производственный потенциал и структурно-содержательные особенности производственных отношений, прежде всего стоимостных, частнособственнических как базовых при переходе к цивилизации) развития формационная схема (независимо от оценки ее продуктивности и адекватности разными исследователями) прогрессивно-поступательного движения, другая упрощаемая схема на уровне древнейшего, древнего, средневекового периода, Нового времени, а также схема палеолита, неолита, цивилизации и другие (на политической, религиозной основе и т. д.) четко обоснованные, активно действенные обеспечивают достаточно много вариаций интерпретаций. Именно в рамках таких подходов выявляются и определяются отдельные циклы в развитии общества в целом или отдельных его структур и подсистем (в сфере культуры, литературы и т. д.).
В то же время наиболее частым возражением против указанных схем является специфика исторического развития стран Востока, Африки, не вписывающихся, по мнению исследователей, в жесткие рамки, так называемой европейской модели. Многообразие форм, уровней организации и развития разных обществ, отмечаемое в мировом историческом пространстве, актуализировало проблему объяснения характера осуществления исторического процесса в целом. Не случайно возникали различного рода концепции, пытающиеся разрешить эту сложную, в общем, проблему, в частности, на уровне локальных цивилизаций, в том числе осуществляющих свои независимые пути развития. А одним из наиболее мощных в этом плане является направление, объединяющее концепции локальных цивилизаций, берущих начало на научно обоснованном уровне от О. Шпенглера.
Эти достаточно веско аргументированные концепции и положения заставляют постоянно углублять понимание исторического содержания (его многообразие, разнохарактерность и разноуровневость) социальной эволюции. В то же время при одностороннем подходе к такому многообразию теряется реальность единства социального бытия, социальной эволюции. Исторические уровни и ритмы как ритмы, реализующие социальное движение в его всеобщем проявлении при ограничении дифференцированного осмысления исторических потоков, перестают «работать» на уровне универсального измерения этого движения как реального специфического осуществления универсальной эволюции — эволюции социальной как исторического осуществления рода человеческого.
В реальном развертывании исторического движения Социума в пространственно-временном континууме социальной эволюции прослеживаются сложные, многоплановые и многоуровневые процессы, включенные (как объективно обусловленные и совершенно закономерные) в многочисленные и разнохарактерные ритмы социальной природы и обще-природные. Но реализуют эти процессы особые смыслы и сущности именно социальной эволюции (при различии разных форм и уровней ее) в ее целостном проявлении. Многообразие, разно уровневость и разнохарактерность конкретных форм проявления социальной эволюции не исключают единства как особой формы эволюции) движения, а являются закономерным проявлением его системного характера, в то время как простая совокупность форм и видов, реально существующих локальных культурно-исторических вариантов, рассматриваемых в их независимости по отношению к общеисторической динамике социальной целостности, «раздирает» реальное единство человеческого мира и единство многообразия Социума. Последний реализует в своем движении весь субъектный потенциал многохарактерно представленных субъектов исторического действия, осуществляющих разные возможности и уровни развития единого рода человеческого, и выступает объективно субъектом социальной эволюции, воспроизводя в своей действенности социальное.
Совмещение единичного (локального) и целого реализуется в воспроизводстве определенных тенденций исторического выполнения социальной эволюции в целом. И на больших дистанциях осуществления этого процесса проявляются глобально значимые его ритмы и циклы, которые могут быть вычленены на разных основаниях. Среди таких ритмоциклических характеристик исторического процесса на всей дистанции его осуществления при соответствующем системно-историческом осмыслении и введении субъектной состоящей в характеристику организации этого процесса может быть предложен субъектно-деятельностный ритмо-циклический подход. Этот подход, связанный с выделением субъектно-составляющей исторического процесса в контексте деятельностного подхода и в соотнесении с закономерностями филогенетического и культурно-исторического развития, может быть представлен в качестве одного из возможных измерений в характеристике единого естественноисторического процесса в его стадиальной оценке.
В этом плане выстраиваемая на четко определенной основе (общего развития-развертывания деятельности человека) схема спирально-циклической вертикали исторического субъектно-деятельностного выполнения многопланового и многоуровневого содержания социальной эволюции позволяет, естественно, лишь как один из вариантов фиксировать определенный общий принцип поуровневого изменения в системном выполнении этого содержания при всем многообразии культурно-исторических форм его осуществления, где носителем и образующей силой этого движения выступает Социум как развивающаяся система и субъект социальной эволюции.
В центре восходящего и усложняющегося в своем содержании движения большой Системы — Социума, включающей в себя и обеспечивающей многообразие связей и отношений взаимодействия, разных по уровню (в том числе общественного развития), по условиям функционирования подсистем, элементов, структур и т. д., находится особая — ведущая — исторически определенная открытая органическая система (подсистема Социума), реализующая на том или ином этапе социальной эволюции потенциальные возможности всей большой системы Социума и главные точки роста, возникающие в исторически определенных ситуациях осуществления социального движения в целом. Такие точки роста возникали при появлении на основе накопленного общего производственного, общекультурного потенциала (кумулируемого исторически «ведущими» обществами) достижений, которые не вписывались в рамки системно устойчивых форм организации Общества и разрывали границы «норм» его функционирования в «поисках» условий развертывания своей действенности в новых уровневых формах организации его развития. При этом такие условия создавались часто не на базе наиболее успешных, глубоко «специализированных» и стандартизированных в своей исторически уровневой характеристике конкретных «передовых» обществ, породивших эти достижения, а за их пределами (в рамках большой исторической системы), в обществах с менее устойчивой, менее специализированной экономикой, более пластичных в своем функционировании, но способных «принять» эти достижения в силу соответствующей их исторической развитости и способных дать им возможность прогрессивного развития, обеспечивающего выход на исторически новый, всеобщезначимый уровень развития. Именно конкретные общества, перехватывающие историческую эстафету, становились центром тяготения и формирования новых связей, новых структур и отношений субъектов исторического действия. Именно конкретные об
Такой вариант прослеживается при переходе общества к производящим формам хозяйства, а также при становлении цивилизации. Древнейшие центры цивилизации возникали на базе достижений земледельческой экономики всей «системы обществ раннеземледельческих культур», но не в наиболее (максимально) развитых областях Северной Месопотамии, а на юге ее, где сложились оптимальные условия (на основе организуемой ирригации) реализации достижений земледельческой экономики в новой структурно-содержательной организации производства и жизнедеятельности общества, но где обитали племена с менее развитой производящей экономикой. Естественно, существовало много разных причин, обусловливающих новый рывок именно здесь (это общий уровень развития «системы обществ раннеземледельческих культур», состояние и характер развития местных племен, особенности природных условий и географическое положение, мобильность местных жителей и приток населения из Северной Месопотамии, владеющих наиболее высокой земледельческой технологией, и т. д.), но именно здесь, на юге Месопотамии, осуществлялись комплексно и в комплексе технико-технологический прогресс, интенсивное развитие всего производства, дифференциация и специализация разных видов деятельности, дифференциация поселений и становление городских структур и т. д. Это были преобразования, выводящие все Общество на исторически новый уровень развития, на стадию цивилизации.
Общества, принявшие оптимальные и актуальные в соответствующей ситуации формы организации жизнедеятельности и тенденции развития, но выступающие не единичными феноменами, а в качестве системно связанных единством (при всем различии решения) базовых оснований их воспроизводства, и определяли в этом плане ведущую (в числе всех других систем и подсистем большой системы Социума) систему, субъектно реализующую уровень и структурно-содержательные характеристики исторически определенного состояния, обеспечивающего исторически определенную дистанцию прогрессивного движения Общества-Сообщества в историческом выполнении социальной эволюции (см. выше). Объективно присваивая в силу стечения обстоятельств (возникающих внешних и внутренних условий, возможностей саморазвития экономического, производственного, технологического, духовного и т. д.) «права» и «обязанности» выполнения прогресса, формируя исторические нормы его и субъектный потенциал Социума, эта система, являясь подсистемой системы Социум, особо значимым субъектом исторического процесса, своим становлением и развертыванием-развитием отбивая исторически значимые циклы и переходы, имеющие общеисторическое значение и смысл. Именно в рамках таких ведущих систем объективно осуществлялся выбор векторной направленности общего движения и устанавливался реальный ритм исторического развития их и всей большой системы в ее общем объективно восходящем движении при сохранении многих других уровней и ритмов, других подсистем и структур (включенных объективно в единый поток и по-разному реализующих на разном уровне и в разное время свое активное участие в нем, в организации его структуры, или создавая уже своим наличием общее историческое пространство в качестве инертного или менее инертного материала в общем движении рода человеческого). Различие ритмов разных групп обществ сохранялось и внутри ведущей системы. Но главными были ритмы, обеспечивающие ее прогрессивное движение по направлению к целостности до тех пор, пока она не изживала себя и не заменялась новой. Функционирование таких систем фиксировало главные, глобальные стадии исторического развития, охватывающие тысячелетия, а особенности, темпы их развития, в частности, на уровне становления, формирования устойчивого неравновесия и снятия его в значительной степени определяли ритмы социального движения в целом.
Стадии господства ведущих систем можно представить следующим образом: системы первобытного общества нижнего и среднего палеолита и общества верхнего палеолита; система обществ раннеземледельческих культур (неолитическое общество); система обществ цивилизации. В принципе выделяемые на основе функционирования и смены таких ведущих систем стадии совпадают с хорошо известными в специальной литературе и, в частности, выступают основанием соответствующих исторических периодизаций — первобытное общество (нижний и верхний палеолит), неолитическое общество, цивилизация. Однако стадии, связываемые со сменой ведущих систем, укладываются не только в определенную последовательность традиционно выделяемых по разному историческому уровню и историческому содержанию на основе определенных критериев (технический уровень, уровень развития производства, формы собственности и т. д.) периодов, этапов и т. д. Они фиксируют также определенный характер и структуру самого движения, в частности его цикличность и фазовость, характеризуют не только прогрессивное, усложняющееся движение общества по вертикали, но неопределенной степени, специфическую особенность ритмов исторического процесса, а также изменение уровневого развития человека, степень его взросления в развертываемой им деятельности как реального субъекта исторического процесса.
Основанием и условием развития обществ исторически определенных систем являлись соответствующие принципы изменения структуры и содержания деятельности человека, в частности увеличивающаяся ее дифференциация и усложняющаяся и углубляющаяся интеграция, отражающие и одновременно обусловливающие уровни развития сознания и исторического взросления человека (выступающего каждый раз в своих новых творческих возможностях в качестве субъекта) на его филогенетическом уровне и уровне культурно-исторического развития. Анализ характеристик такого изменения позволяет четко отмечать (по определенной аналогии, но не по единству и тождеству, при четком осознании всей сложности и не разработанности чрезвычайно важной проблемы соотнесения филогенеза и онтогенеза) исторически повторяющиеся изменения главной направленности совокупной деятельности, реализуемой выступающими на уровне и в качестве главного субъекта исторического действия обществами, определяющими характер и уровень развития ведущих систем, а поэтому и социума в целом. Эти изменения осуществляются за счет актуализации определенных структурно-содержательных компонентов деятельности и активизации субъектов, реализующих новые возможности ее развития, обеспечивающих одновременно в такой реализации новые способности ее саморазвития и своего роста в процессе ее выполнения. При этом четко фиксируется последовательная смена реально значимых (не обязательно преобладающих по общему значению, объему и т. д.) в активизации развития общества, субъектно актуальных, несущих важную психологическую нагрузку в установлении основной направленности всей деятельности вышеназванных субъектов (обществ ведущих систем) исторического действия двух основных сторон (условно по аналогии с выделенными Д. Б. Элькониным в развитии деятельности растущего человека в онтогенезе) или типов единой деятельности. Это условная деятельность — мотивационно-эмоциональная (связанная с развитием отношений субъекта) и технике-производственная (предметно-практическая в онтогенезе), безусловно, в их особом единстве и сложном взаимодействии и взаимообусловленности.
Выделяется (естественно, содержательно пока схематически) определенная фазовость в движении этих двух типов деятельности. При этом мотивационно-эмоциональный тип (сторона) ее свойствен нижнему и среднему палеолиту (когда для ставящегося в качестве субъекта индивида актуальным было переживание своего обнаружения в окружающем его мире и мира действительности, своего человеческого становления в нем, требующего колоссального эмоционального напряжения, в том числе в структурировании главного условия его существования — деятельности и особого формируемого в ней над природного мира), а также неолиту (когда актуализировалась проблема формирования принципиально новых отношений взаимодействия в хозяйственной и духовной деятельности и происходила смена организации коллектива как субъекта исторического действия и места в нем индивида как субъекта действия). Субъектно же значимая актуализация технико-производственной (предметно-практической) деятельности хорошо увязывается с верхним палеолитом (с его техническим переворотом) и «системой обществ цивилизации» (когда при всех величайших достижениях в духовном мире тенденцию прогресса задавала технико-производственная сторона деятельности). Одним словом, прослеживается повторяющаяся смена фаз актуализирующихся сторон — типов деятельности. Поскольку автором уже рассматривалась в соответствующих публикациях характеристика указанных типов деятельности и особенности смены фаз преобладания одного из них в историческом развитии деятельности и общества, то заметим лишь, что при смене отмеченных фаз фиксируется не только исторически определенный ритм социального движения и структура его осуществления, но и соответствующие по своим смысло-содержательным нагрузкам циклы (развернутая характеристика и обоснование которых в многочисленных ритмах исторического движения составляют тему специальной работы).
Исходя из определенной парадигмы исторического выполнения социальной эволюции и выделяемых конкретных критериев измерения процесса движения, в качестве каковых выступает субъектная ориентация в направленности актуализации определенных сторон (типов) совокупной деятельности, можно говорить, в частности, о структурно законченном первом большом историческом ритмическом цикле (при реальном наличии многих и разных внутри него циклов, фаз и т. д.), включающем: ранний палеолит — верхний палеолит — неолит.
Второй глобальный цикл при рассматриваемом подходе может быть определен как неолит — цивилизация — современное пост-цивилизационное общество (реально отрицающее многие феномены, определяющие основания становления цивилизации как исторической стадии). Последнее структурно выполняет завершение второго ритма-цикла. Динамика развития современного общества при всех его технико-технологических и научных прорывах, введении и освоении принципиально новых технологических систем совершенно четко связывается с повышением потенциала личностного фактора, субъектной активности, актуализацией мотивационно-эмоциональной сферы, активизацией соответствующей стороны деятельности и ее действенности в развитии всей деятельности и действенного субъекта.
Исходя из вышеизложенных посылок относительно возможного варианта ретроспективно-перспективного определения ритмодинамики исторического процесса с учетом его субъектнообразующей и характера прессингующей ориентации на определенный тип деятельности как ведущей в мобилизации активности субъектов исторического действия в выполнении (объективно сформированной в его предшествующей деятельности) тенденции развития, как представляется, можно говорить о завершении в общем социальном движении второго и начале третьего глобального циклов. Выполнение тенденций исторического движения при широком выборе и потенциальных возможностях, заложенных в предшествующий период, полагает соответствующие новые ритмы и темпы развития современного общества в осуществлении нового цикла социального движения. В рамках этого цикла, глобально значимого в общей оценке социальной эволюции и развития Социума, сохраняются свои внутренние ритмо циклы, неравномерность и разноуровневость развития элементов, локальных культурно-исторических структур большой системы Социума (хотя и при более выраженных, чем ранее, интегративных процессах и более активном выравнивании их, в частности, в решении общих задач).
Формирование явно нового цикла и позволяет говорить о сохранении в естественноисторическом процессе как осуществлении социальной эволюции соответствующего (в числе других возможных измерений и структурно-содержательных определений) цикло-ритма и определенных закономерностей его выполнения.
Как отмечалось выше, выделяемый в предполагаемой общей схеме конкретный (осуществляемый в настоящее время) цикло-ритм связан со сменой (в объективно осуществляющемся процессе чередования мотивационно-эмоциональной и технико-производственной деятельности) объективно актуального в качестве ведущего в предшествующий период типа деятельности новым актуализирующихся типом-стороной деятельности, в данном случае (в характеристике современного периода) мотивационно-эмоциональным, заменяющим прежний технико-производственный. При этом происходит восхождение на новый виток не только мотивационно-эмоционального типа — стороны деятельности, но и, как в онтогенезе, всей деятельности в целом (когда открываются новые условия для интенсификации деятельности противоположной — технико-производственной), поскольку деятельность человека в историческом выполнении социальной эволюции (и в воспроизводстве человека как носителя ее) предстоит целостно. Но, главное, на новом витке происходит на новом уровне самоосуществление человека как субъекта исторического действия.
Действенность субъектнообразующей сложного ритмоциклического движения-развития деятельности общества на кривой исторического прогресса проявлялась по-разному в самой структуре единой деятельности (но где нет предмета деятельности без отношения к нему и отношения без предмета деятельности, в чем и проявляются важные особенности деятельности, в отличие от обычной активности). Однако необходимо отметить значимость актуализации внутренней субъектной позиции, усложнения и углубления отношений субъекта, его отношений во взаимодействии, в активном развертывании деятельности в целом. Не случайно именно актуализация мотивационно-эмоциональной сферы (проявляющейся, в частности, и в актуализации субъектной активности) — мотивационно-эмоциональной стороны деятельности в процессе ее целостного становления и при развертывании в качестве основной (по объему, значимости, действенности) ее предметно-практической стороны как условия и основания возможности осуществления и развития человека, лежала в основании начала и завершения своего рода большого цикла в движении деятельности и общества как субъекта. Именно мотивационно-эмоциональная сторона ее несла главную смысловую нагрузку в процессе возникновения (на первоначальных этапах антропогенеза), становления человека как субъекта действия в ставящихся социальных связях (первое обнаружение им себя в мире природы и других подобных), а далее с периодом неолитической революции и становлением производящих форм хозяйства, когда проблема отношений взаимодействия вышла на первый план при формировании нового социального пространства. И наконец, ее актуализация явно осуществляется в сегодняшнем состоянии общества, когда именно система отношений взаимодействия становится главной в построении нового социального пространства и преодолении проблемных ситуаций, возникших перед человеком. И во всех выше отмеченных случаях при всем значении (по объему, по объективной жизненной значимости) и даже преобладающем действии технико-производственной (предметно-практической) стороны деятельности в реальном обеспечении новых условий функционирования самих субъектов, именно формируемая в ней и в отношении к ней (при расширении предметного поля деятельности) новая субъектная позиция индивидов, реализуемая в целеполагании, оценке, в духовном освоении новых сфер, в ценностных установках, активизирует рост потребностей и действие побудительных мотивов в развитии деятельности в целом. Эта позиция стимулирует развертывание систем отношений взаимодействия индивидов в деятельности, рост самоопределения их как субъектов действия (во всей иерархии и многообразии их представленности), открытие ими себя и других для себя, что связывалось, прежде всего, со смыслом и структурно-содержательной сущностью мотивационно-эмоциональной (мотивационной в психологии онтогенеза) деятельности. Последняя еще недостаточно осмыслена во многих своих характеристиках, в частности в своем соотнесении с технико-производственной (в психологии онтогенеза предметно-практической), особенно при вынесении их в более широкое социальное пространство (за пределы индивидного), представленное в разных формах и на разных уровнях социального движения.
Проблема мотивационных, потребностных, ценностных феноменов во все большей степени выходит за пределы их ограниченного рассмотрения лишь в связи с отдельными индивидами. «Создается впечатление, — пишет П. В. Симонов, — что мотивационная триада — витальное, социальное, идеальное — обнаруживает себя не только в поведении отдельного человека, но и в истории человечества. И тогда возникает вопрос: не является ли потребность той интегративной категорией, в которой нуждается современная историография». И это, безусловно, верно. Мотивация, потребности, ценности во все большей степени привлекают внимание философов, историков, социологов в познании разных форм и уровней социального движения, не случайно они лежат в основе характеристики позиции субъекта как его носителя. И это актуализирует тему мотивационно-эмоциональной сферы как субъектно значимого конструкта в характеристике человека, его активной позиции. Но вопрос в данном случае стоит не о каком-либо снижении роли технико-производственной стороны, в которой действенно реализуется субъект деятельности и даже не об отмечаемом преобладании значения той или иной из них — мотивационно-эмоциональной (связанной с развертыванием отношений) или технико-производственной (предметно-практической) — на разных этапах исторического развития (тем более что актуализация той или иной из них всегда так же, как и в онтогенезе, создавала условия для интенсификации противоположной по типу деятельности). А речь идет об актуализации их соответствующей действенности в развитии деятельности субъекта и субъекта в ней, когда актуализация одной из сторон запускает механизм движения деятельности в целом в процессе разрешения противоречий, возникающих внутри этого движения, когда насыщение уровня возможностей ее развития в рамках соответствующих способностей и возможностей субъекта, ее осуществляющего, полагает изменение позиции субъекта — в переходе через границу создавшейся ситуации. Но последнее в наибольшей степени реализуется в процессе актуализации именно мотивационно-эмоциональной стороны деятельности. Поэтому необходимо более глубокое внедрение в смысловые и структурно-содержательные характеристики как мотивационно-эмоциональной, так и технико-производственной (предметно-практической) стороны единой деятельности с учетом их более сложного и многопланового действия и ролевых нагрузок, а также структуры их взаимодействия, которые в наиболее полной мере могут быть раскрыты лишь при сопоставлении закономерностей онтогенеза и филогенеза в познании процесса «человеческого» движения.
В целом же в историческом выполнении социальной эволюции срабатывал механизм роста — взросления субъекта исторического действия (индивида, социальных групп, конкретных обществ, всего сообщества), что в итоге обеспечивало каждый раз исходную точку скачка, перехода или начала цикла в его исторической жизнедеятельности. Фазовые же изменения субъектной зрелости (проявляемой в степени развитости и сложности структурно-содержательной организации совокупной деятельности субъекта), которые обусловливали смену ведущих актуализирующихся сторон (типов) деятельности и сами обусловливались такой сменой, определяли ритмы социального движения и соответствующие циклы в поуровневом изменении субъектнообразующей в историческом выполнении социальной эволюции. В настоящее время такой актуализирующейся деятельностъю становится деятельность мотивационно-эмоциональная (связанная с развертыванием отношений). Именно поэтому она становится активно действенным фактором в условиях формирования нового глобального цикла в развитии общества, а поэтому в совокупной деятельности исторически нового общества как исторически нового субъекта социальной эволюции.
В связи с вышесказанным особую позицию в развитии деятельности будущего общества должна занять деятельность творческая, в частности художественная, во всей широте и сложности ее понимания, наиболее активно реализующая мотивационно-эмоциональную сферу субъекта действия. «Художественная деятельность, взятая в единстве ее творческих и созерцательных моментов, рассматриваемая со стороны ее механизма и культурно-исторической значимости, представляет собой общественно выработанный способ индивидуального “жизнеприятия”, постижения мира посредством переживания и самочувствия, которые выражают присутствие личности в воссозданных культурных формах этого мира». И естественно, особый статус в этой связи приобретает искусство, выполняющее многие и разные функции — коммуникативную, познавательную, оценочную, воспитательную, эстетическую и др., но создающее не предметно функционирующие, а «переживаемые реальности», что позволяет ему находиться в особой корреляции с «практически жизненным» миром человека. Именно поэтому «искусству доступен такой синтез действительности в самосознании, в границах которого выступают сосуществующими любые пространственно-временные измерения человеческого бытия. Оно объемлет поистине весь мир — прошлое, настоящее, будущее, возможное и невозможное, случившееся и невероятное — и вместе с тем делает его непосредственным достоянием отдельного человека. Давая возможность пережить непрожитое, оно сжимает общественный и исторический опыт поколений до концентрации и форм, доступных для личного приобщения к нему, т. е. собственно возвышает индивидуальный опыт до уровня социального и общечеловеческого. Оно увековечивает, делает непреходящим культурным приобретением самое самочувствие человека в меняющемся мире — наиболее субъективную и скоротечную часть его жизненного опыта.
Осваивая смысло-жизненные аспекты действительности в рамках рассматриваемой в данном случае мотивационно-эмоциональной (стороны) деятельности и развивая свои субъективные способности в своей целенаправленной деятельности в целом, современный человек объективно вынужденно структурирует новые системы отношений в реально формирующейся (но пока еще не ставшей и не познанной в своих характеристиках, хотя проблема определения пост цивилизационного общества и слома цивилизации — одна из наиболее актуальных и активно обсуждаемых в литературе, на специальных конференциях, «Круглых столах» и многочисленных семинарах) исторически новой по своим структурно-содержательным, функциональным и сущностным характеристикам открытой исторической системе, которая и примет на себя ответственность в историческом выполнении социальной эволюции на новом ритмо-цикле ее осуществления.
Одним словом, ритмы, в которые введен человек, представляют сложную социально обусловленную совокупность-целокупность, включающую разные по своему характеру ритмодинамические структуры, элементы, накладывающиеся друг на друга и пересекающиеся, одно-порядковые и разно-порядковые, разной природы, действующие на разном уровне — общеисторическом, групповом, индивидуальном и т. д. и образующую в значительной степени временную структуру исторического движения.
В непрерывном социальном движении прерывистость его циклами и формируемость ритмами образует особую структуру и характеристику временной организации этого движения по направлению к усложняющейся целостности Социального. И в этом движении ритмы принципиально разной природы (познание различия которых — важнейшая задача) «действуют» по-разному, но в основании их как структур, образующих социальное движение, лежит, однако, один принцип их осуществления — обеспечение действительности социального в универсуме бытия и его развитие.
И поэтому раскрытие смысла и принципов действия организации связей ритмов в движении огромного организма Социума как субъекта — носителя социального — приобретает важное значение в действительно глубоком понимании бытия Человека и творческих возможностей его активного действия в историческом выполнении социальной эволюции, преобразовании настоящего и проектировании будущего.
Субъект в становлении и определении социального бытия и субъектность как сущностное свойство человека
Понимание субъекта как явления социального мира и субъектности как изначально свойственного человеку (условия его появления) качества в его смысловом определении полагает, естественно, выявление природы w сущности чело века и разведение этих феноменов в их единстве и неразделенности, что и пытался автор сделать в предшествующем тексте. Тем не менее, представляется важным еще раз обратиться к этой теме специально в контексте общей короткой характеристики субъекта как сущего всеобщего бытия, во-первых; как сущего социального бытия, во-вторых; как специфического феномена, свойственного собственно социальному бытию, в-третьих.
Естественно, человек как особый родовой вид в мире живого является природным существом, и поэтому все основные особенности и закономерности функционирования и развития живого (тем более сложных систем его) реализуются в нем, но в любом случае при пропускании их через сито уровневых и принципиально новых по своей сущности качественных характеристик его не только как представителя особого рода, имеющего специфическую природу, но и как носителя неприродного социального мира и новых — социальных — форм движения и уже, поэтому обладающего особыми свойствами, не существующими в другом живом мире. Приобретение способностей относиться к себе и к другому, проектировать, осуществлять целенаправленные действия преобразовательного характера, производить сложные мыслительные действия, «судить» о мире (естественно, первоначально на самом примитивном уровне), переживать и т. д. обусловило появление и новой сущности живого. И с любой природной закономерностью человек имеет дело, лишь вовлекая ее в сферу культуры, т. е. в такую сферу, где определенным образом действуют радикально отличные от непосредственно природных законов специфические социальные законы и закономерности, имманентные человеческой — социальной — природе, реализуемые в его деятельности, где действуют факторы, соответствующие ее историческому развитию (вернее, уровню исторического выполнения социальной эволюции). «Человек воспроизводит природу, превращая ее в свою, им самим создаваемую и в этом смысле человеческую действительность, действительность общественного субъекта». Осуществляя человеческую действительность, человек воспроизводит себя (и свой род) в другом, особом неприродном мире, им со отворяемым в его преобразовательной деятельности, в системе отношений, не свойственных животным, в мире, где человек выступает не просто как единица рода — индивид, а как человек-субъект, его же творящий.
И в этом плане актуализируется проблема сущности и целостности человека. Раскрытие сущности человека, обеспечивающей его действительность как реального субъекта исторического выполнения социальной эволюции, приобретает особый смысл практически во всех сферах познания его как особого феномена эволюции универсальной и на всех уровнях его человеческого понимания, определения, образования. Это приобретает значение, прежде всего в оценке места человека и особенностей его «осуществления» в общей эволюции как субъекта, сотворяющего новые условия и формы бытия. В последнем случае важным становится, в частности, такой конкретный, но приобретающий общезначимый смысл в оценке-понимании человека, как решение вопроса о соотношении социального и биологического в определении человека, в развитии человека, определении отношения к человеку. Проблема соотношения социального и биологического в развитии и определении человека — одна из наиболее дискуссионных в системе научных знаний: в философии и социологии, психологии и биологии — на протяжении длительного времени.
В наши дни эта проблема приобретает новый смысл, значение, новые оттенки. Это связано, в частности, с одной стороны, с достижениями зоопсихологии и, шире, более глубоким познанием живого, выявлением более сложных характеристик его существования и развития. С другой — такое положение определяется новыми достижениями в области молекулярной биологии и, прежде всего, генной инженерии, вторгнувшейся в генетический код и способной к изменению психики и организма человека и поэтому его поведения. Это, далее, новые технико-технологические достижения, в частности различного рода кибернетические устройства, компьютерные технологии, информационные сети, «саморазвивающиеся» системы. Человек в своем социальном движении как бы зажимается между проблемными полями биологическое и технологическое в решении будущего своей жизни. И не породит ли человек силы, уничтожающие его человеческое, силы отчуждения его, в частности, в результате прессинга информационных технологий, саморазвивающихся кибернетических и других технико-технологических систем? Как сохранятся и сохранятся ли возможности его самоопределения и его человеческого самовоспроизводства? И что такое собственно человеческое, которое подлежит сохранению как сохранению человека?
Вопрос о природе и сущности человека, в том числе о соотношении в нем социального и биологического, обсуждается в следующих позициях:
1. Человек — существо, прежде всего собственно биологическое, его природа и сущность биологические, его поведение, развитие определяются в основном биологическими законами (биологизаторская позиция), хотя, безусловно, социальная среда воспитания оказывает влияние (и порой значительное) на развитие человека.
2. Человек — существо социальное, его природа и сущность могут определяться лишь как социальные по существу, и в основе его существования и развития в качестве действующих лежат социальные законы и закономерности. При этом имеется в виду необходимость учитывать биологические характеристики и возможности человека в процессе его развития и воспитания в онтогенезе, но как свойственные ему в качестве существа социального. Соответствующие крайние формы этой позиции, исключающие действие биологических факторов, называются социологизаторскими.
3. Человек — существо биосоциальное, и характеристики его функционирования и развития определяются как биологическими, так и социальными законами и закономерностями. Эта позиция распространена довольно широко, ее серьезно аргументируют имеющимися данными психологических, психофизиологических исследований. Однако так же, как и первые две, она имеет много оппонентов, вызывает много вопросов и принципиальные возражения, в частности, в связи с пониманием социального и биологического, емкостью их содержания и характером взаимодействия, а также в связи с самим термином «биосоциальное», поскольку такой термин-определение дает повод думать, что речь идет о двух равных по значимости сущностях человека.
Рассмотрение существующих точек зрения, естественно, не является и не может стать в данном случае предметом специального обсуждения. В то же время представляется возможным отметить, что существует много объективных причин такого разногласия, связанных не только с общим уровнем наших знаний человека и характером его понимания в этом контексте, но и с характером методологических подходов и принципами исследования этой сложной проблемы, в целом недостаточной разработкой ряда теоретических аспектов, значимых для исследования этой проблемы, понятийного аппарата и недостатком (при всей широте и глубине имеющихся исследований) эмпирического материала, а также Источниковых данных. Кроме того, представляется, что обсуждение проблемы соотношения биологического и социального в развитии человека и в человеке сложно решать вне обсуждения соотношения социального и биологического в общей эволюции (без чего вышеназванная проблема не может быть решена в полной мере) и поэтому с этим вне возникающей в связи с этим проблемы — социального и биологического в определении человека как особого феномена эволюции. Именно в связи с решением этих проблем может более продуктивно обсуждаться проблема биологического и социального в человеке и в развитии человека. Что же касается причин, определяющих сложность и сохранение открытости проблемы, характеризуемой объективно в литературе как проблема соотношения биологического и социального в человеке и развитии человека, то среди них могут быть названы, в частности, следующие.
Во-первых, это нерешенность определенных методологических проблем, связанных с решением задач уровневой характеристики развития самостоятельных систем в осуществлении универсальной эволюции и уровней ее осуществления. При всей глубине существующих концепций, углублении внимания к проблемам общей эволюции, в том числе эволюции живого, еще недостаточно четко обосновывается во многих случаях характер такого (именно непоследовательного изменения-повышения) уровневого разделения и «ограничения-разграничения» разных уровней ее (в данном случае в рамках живого) на основе раскрытия специфических системно сущностно значимых особенностей и системно действующих закономерностей функционирования систем, свойственных только определенному уровню эволюции и невозможных для систем, лежащих на другом, прежде всего, нижележащем уровне ее. Становится важным введение соответствующих принципов разведения таких систем, связанных с разными уровнями и формами проявления эволюции (при понимании и удержании, естественно, соответствующей эволюционной преемственности их) по главному, как представляется, параметру — условиям, принципам и основаниям воспроизводства системы как целостности, полагающей системную целостность действия основных законов ее воспроизводства как самостоятельной и характеризующей именно этот уровень эволюции. В этом плане основания социальной эволюции должны быть принципиально отличными от нижележащих уровней ее, а это значит, что и основания соответствующих систем (имеющих свою особую содержательность) отличаются от породивших их нижележащих, а вошедшие в их организацию структуры функции, элементы (в том числе и их образующие) подчиняются уже целостно, системно действующим законам их функционирования и развития. В этом плане представляется необходимым более осторожное обращение с понятием деятельности, приписываемой достаточно часто и животным, но которая является условием воспроизводства именно социальной системы и собственно человека и принципиально отлична от любой другой активности всего живого по своим сущностным характеристикам, структурно-содержательным особенностям и функции.
Удерживание в познании различия эволюционных уровней и принципов их разделения полагает необходимость строгого отношения и к другим категориям и определениям, в частности широко используемому понятию мышления в характеристиках явления живого мира. С одной стороны, в исторической, социологической, философской, лингвистической литературе высказываются позиции (и они практически общеприняты) о появлении реального мышления вместе с языком только для человека современного, Homo sapiens, т. е. начиная с верхнего палеолита (а не с начала процесса становления человека); с другой — молчаливо признается мышление животных, что находит отражение не только в зоопсихологии, но и в учебниках по психологии. Но, во-первых, только наличие определенного уровня отражения, отвечающего мышлению (в тех его характеристиках, которые и приводятся в специальных исследованиях) в комплексе с появлением сознания и деятельностью в их системной связи (как некой структурной определенности, способной к саморазвитию и заключающей потенциальные возможности и потенциальное начало человека), может обеспечить ту реально фиксируемую направленность человеческого становления (как возможного и как состоявшегося реально при всех отклонениях, многочисленных выборах, тупиковых вариантах и т. д.), которая обеспечила построение (определяемое как сила действия социальных факторов) «человеческого биологического», формирование человека и реального социума. И это «первое» мышление можно определить как мышление наглядно-действенное (см. выше о ритуале как показателе наличия такого мышления), полагающее уже отношение к цели, к изготовляемому предмету и соответствующие высокие формы отражения, не свойственные животным (даже если животные в своем поведении выступают в нашем представлении как более разумные, чем некоторые формы поведения человека).
Оно относится к системам другого эволюционного уровня — уровня социальной эволюции, ее становления и являет четко определенный уровень мышления (который должен найти свое дифференцированное обозначение), свойственный становящемуся человеку и обеспечивающий в структуре названной определенности (полагающей развитие сознания, деятельности, отношения, мышления) способность к саморазвитию, движению к человеку, по-человечески мыслящему, говорящему, анализирующему, активно проектирующему, появление которого связывают с верхним палеолитом.
Вопрос о разделении уровней эволюции все более жестко связывается с вопросом о разделении уровней функционирующих в них систем и о дифференциации и определении уровневого выполнения эволюции в целом.
В контексте вышесказанного обостряется и проблема, связанная с необходимостью разработки четко организованного понятийного аппарата, который обеспечивал бы возможность дифференциации и адекватного обозначения самых разных, в том числе наиболее высоких, уровней поведения животных (поведения, заставляющего приписывать им деятельность, в частности). Введение четких критериев разных уровней активности живого приобретает здесь особый смысл, поскольку позволит не только избегать, в частности, постоянно встречающегося сведения подобия некоторых форм поведения, психофизиологических характеристик и т. д. к тождеству, но и четче и глубже фиксировать разные уровни проявления универсальной эволюции, определяемые, как отмечалось, принципиально разными сущностными основаниями, разными системно-действующими законами осуществления, разными носителями, обладающими разными способностями отражения мира и взаимодействия с ним. В частности, это позволит дифференцировать и отличать биологическое человеческое как важное системообразующее социальной системы, обеспечивающей выполнение социальной эволюции как формы проявления эволюции универсальной, и биологическое всего другого живого, и прежде всего животного мира, и т. д. Выделяясь в эволюции живого, человек принадлежит другой системе эволюционирующей материй — эволюции социальной, выполнение которой полагает принципиально новую природу воспроизводимого интенсивно развивающегося, усложняющегося мира, воспроизводимого в творческой сознательной, преобразовательной деятельности постоянно развивающегося человека. В этом плане, если индивид как представитель человеческого рода в антропогенезе имеет природные (подчеркнем, природные как проявления общей эволюции и при участии природного на уровне глубокого изменения экологической ситуации, природного, как, прежде всего результат изменения в мире живого) основания происхождения, то воспроизводство его как человека ставшего осуществляется в рамках эволюции социальной, снимающей в своей субстанциальной сущности биологическое, сохраняя его как обязательный, активно действенный, но превращенный и присвоенный в качестве ее обязательного образующего и значимого феномен, но в рамках социального как особого сущего универсальной эволюции. «Эту форму эволюции, — писал Дубинин, — поистине можно назвать гармонизирующей, поскольку она создавала физический облик и все анатомо-физиологическое состояние человека в соответствии с деятельностью и развитием его сознания. В этом случае впервые сознательная деятельность выступает в качестве материальной силы, направляющей биологическую эволюцию вида». При этом организм человека «есть человеческий организм, а мозг человека есть человеческий мозг».
Социальная эволюция воспроизводит социальное как особый вид эволюции, носитель которой человек как творчески действующий субъект воспроизводит в своей преобразовательной деятельности социальный мир, социум. Социум же предстоит как особая, неорганическая, открытая, динамическая система, воспроизводимая в социальной эволюции и воспроизводящая последнюю. В своих возможностях и по законам функционирования она отграничивается от всех систем других эволюционных уровней.
В связи со всем вышесказанным, как представляется, стоит вопрос не просто о социальном и биологическом в человеке и человека, а о рассмотрении их в контексте места человека в Универсуме бытия, о системной целостности рода человек и условиях его осуществления и воспроизводства как особого феномена. Вопрос о возникновении человека в мире Природы и об «ограничении-разграничении» человека в этом мире становится все более актуальным. Стоит вопрос о человеке как сущем всеобщего бытия, как сущем социального бытия и как сущем человеческого человека.
Далее, среди причин, усложняющих понимание соотношения социального и биологического в определении человека, важное значение имеет вышеотмеченная неразделенность и отсутствие четкости и дифференцированности в понимании самого социального. Оно часто в психологических, социологических, исторических, биологических и других исследованиях, посвященных проблеме социального и биологического в человеке, приравнивается к общественному или сводится к культурноисторической, так называемой социальной, среде, конкретному социуму, воздействию общества в целом и т. д. и в силу недостаточной разработанности понятийной схемы и соответствующих методологических подходов не дифференцируется четко в своей сущностной и смысловой характеристике, несмотря на значительный -объем и глубину философских, прежде всего исследований феноменов социального движения. Проблема определения социального особая и самостоятельная. Однако в контексте рассматриваемой в данном случае проблемы соотношения биологического и социального важно лишь подчеркнуть необходимость выделения социального (образующего все уровни и формы его проявления) как постоянного результата и условия особого социального движения, как заключающее сущностный смысл человеческой представленности в универсуме бытия, которое является, поэтому главным критерием во всех определениях человека, порождающего в своей преобразовательной, творческой, целеполагающей, целенаправленной деятельности особый социальный мир как среду и условие его существования.
Социальное в этом плане предстоит тогда в более сложной характеристике в определении и развитии человека, впитывая в себя не только культурно-историческую среду, уровневое состояния естественноисторического процесса, среду конкретно-воспитательную и т. д. (которые и представляют формы и уровни исторического выполнения пространственно-временного континуума социальной эволюции, воспроизводящей в своем осуществлении социальный мир), но и то биологическое, которое является условием и обеспечением многих особенностей человека, выводящих его за пределы более нижних слоев эволюции на орбиту эволюции социальной. Это, прежде всего мозг, его особенности и функциональные возможности, приобретенные в процессе и как момент процесса становления социального движения, социального мира, становления человека, выходящего в своем системном действии и воспроизводстве рода человеческого за пределы собственно биологического «действия». Это сугубо биологический феномен, который не только служит человеку как существу социальному, являясь определяющим условием его социального осуществления и функционирования. Становясь мозгом человека, он подчиняется социальным правилам «игры», реализуя «свои творческие возможности» в качестве такового только в деятельности, в общении, в человеческом действии, в воспроизводстве социального и человека в нем, в социуме. Такое человеческое биологическое функционирует по биологическим законам в «социальном организме», живущем социальной жизнью, и объективно подчиняется такому «организму» (и по-новому воспроизводится в его системной целостности и уровневой эволюционной определенности). Социальное и биологическое в развитии человека предстоит в этом контексте более сложно и многопланово опосредованно.
Сложность решения проблемы социального и биологического определяется также, с одной стороны, не разделяемостью особенностей и закономерностей развития человека в дифференцированной целостности онтогенеза, филогенеза и культурно-исторического процесса, в которых по-разному реализуется не только биологическое человеческое как сущностно значимое (но впущенное внутрь как составляющая) в социальном (где социальное не просто социальное и не интегральное социальное, а единое социальное как постоянно воспроизводимый результат социальной эволюции, реальность и условие социального бытия) в целом, но и все уровни и формы осуществления и проявления самого социального как единого целого — от реальной конкретной микросреды до Социума как носителя социального движения.
С другой стороны, достаточно часто упускается тот факт, что на всех уровнях развития индивида в онтогенезе в нем представлено всегда всеобщее социальное, его определяющее.
Сложность решения проблемы соотношения социального и биологического в человеке и человеческом обусловливается, в частности, и тем, что выраженность социальной сущности и субъектности человека как образующего его свойства скрывается в самом процессе онтогенеза, прежде всего онтогенеза растущего человека. Рождение конкретного человека предстоит как появление беспомощного существа, не способного к самостоятельной деятельности. Биологическая природа происхождения человека осуществляется здесь во всей полноте. И хорошо известно последовательное появление новообразований в психическом развитии человека, развитие сознания, мышления, самосознания, а также изменение его физических и физиологических характеристик. Глубина и объем исследований эти процессов в психологии хорошо известны.
В контексте именно онтогенеза индивида, развития растущего человека представляется как будто совершенно очевидным позднее превращение личности в субъекта как реального субъекта в его оценке как включающегося в сознательную социальную деятельность. Исследования в этом плане К. А. Абульхановой, А. В. Брушлинского и др. глубоко раскрывают и обосновывают этот процесс.
Но в этом случае речь идет о четко определенном срезе развития — развития именно в онтогенезе, и прежде всего растущего человека — от младенчества до взрослости. В пространстве онтогенеза в процессе становления самого человека, в пространстве-времени филогенеза и культурно-исторического развития проблема сущности и целостности человека предстоит, и это постоянно подчеркивается автором, в разных ракурсах, разных измерениях, но, естественно в едином потоке его социального образования (как носителя социального) в едином социальном движении на всех уровнях и во всех пространствах его осуществления, где главным механизмом такого осуществления выступают субъектные способности человека, его способности творчески преобразовывать, проектировать и создавать свой неприродный мир, относиться к нему и к себе в нем и т. д. Именно поэтому возникают своего рода разрыв-ножницы в рамках определения-понимания становления субъекта в онтогенезе и субъектной сущности его как изначально заложенной в становлении человека.
Заложенная в антропогенезе субъектность человека как условие его становления и развития именно как человека изначально полагает необходимость и возможность ее реализации как обеспечивающей условия его осуществления в качестве человека. Отсутствие возможности развития субъектных свойств индивида, заложенных в человеческую сущность (когда, например, ребенок полностью лишается человеческого общения), т. е. отсутствие соответствующей социальной среды его человеческого существования, не обеспечивает, как отмечалось выше, его собственно человеческого существования, но не лишает его человеческой сущности.
В таком случае вся история развития ребенка в онтогенезе предстоит как сложный, многоплановый и многоуровневый процесс развертывания своих сущностных сил, своей субъектности как способности, заложенной в этой сущности, определяющей его принадлежность социальному миру, способности, обеспечивающей возможности развития и усложнения его деятельности, развертывание, усложнение отношений, в которых и формируется, в свою очередь, эта способность и личностная позиция индивида, развивается его сознание, мышление, самосознание. Но при этом, как подчеркивал А. Н. Леонтьев, «индивидуальное сознание как специфически человеческая форма субъективного отражения объективной реальности может быть понято только как продукт тех отношений и опосредованный, которые возникли в ходе становления и развития общества».
При этом сложная система психических функций, формирующаяся в процессе становления человека, определяет особенности развития его в онтогенезе, где с особой яркостью прослеживается связь человека с общими законами эволюции живого. «...Как показывают современные неврофизиологические и психологические исследования, человеческое сознание и механизмы сознательного управления человеческими действиями представляют собой сложную иерархическую систему, как бы здание, построенное из многих над страивающихся друг над другом психофизиологических уровней, из многих возвышающихся друг над другом этажей. Где-то в подвальных этажах осуществляются до психические инстинктивные процессы приема и использования, безусловно-рефлекторной сигнализации; на первых этажах образуются простейшие ощущения и осуществляются простейшие виды индивидуально приобретенных сенсомоторных координаций; этажом повыше формируются синтетические восприятия пространства и времени и вместе с ними механизмы управления локомоциями и предметными манипуляциями; над этим надстраивается этаж наглядного мышления и процессы регуляции игровых и продуктивных деятельностей; и, наконец, над всеми возвышается этаж знаковых отвлеченных логических операций и высших инстанций управления сложнейшими трудовыми и исследовательскими актами поведения. Необходимо всячески подчеркнуть, что в развитом виде вся эта иерархическая система работает как единое целое и для управления сложными действиями требуется согласованная работа психофизиологических механизмов, расположенных на всех перечисленных уровнях или этажах». А. В. Запорожец, которому принадлежит приведенное высказывание, связанное с характеристикой поуровневого развития ребенка в онтогенезе, одновременно четко подчеркивает целостность иерархической системы и ее работы в развитом виде. Но последнее и выступает реальным основанием развертывания сознательной деятельности человека. В своей сложной структурно - содержательной и функциональной обусловленности выделенные уровни здесь обозначают сущностный смысл непрерывности в развитии живого — от простейших до-психических инстинктивных процессов до функций, возникающих в пространстве собственно человеческого осуществления и невозможных в животном мире, но не только как необходимых в осуществлении целостности феномена человек, но и изначально полагающихся как «цель» этого иерархический организованного процесса, заложенная в самой организации человека как действительного социального. И в своей заданной целостности весь процесс управляется системно, в рамках системных законов системы человек, принадлежащей социальному миру как среде существования и условию его воспроизводства. В контексте вышесказанного подчеркнем еще раз, что непрерывные иерархические связи непрерывной эволюции в человеческом осуществлении в антропогенезе объективно заключают реальный разрыв-скачок, фиксированный на уровне возникновения структур и функций, не свойственных в принципе другому живому, в частности, таких функций, как творческое мышление, сложные логические операции, индивидуальное сознание, которое позволяет творить то, чего «не было до сознания», как особую активность человека и «сверх-природный характер ее» и т. д. Эволюционные связи, зафиксированные, в частности, в структуре развивающегося мышления, лишь отражают объективно осуществляемый скачок как переход к принципиально новому, не просто и не только снимающему все предшествующие уровни в их сложно иерархизированных связях в новом качестве, но и как переход на новый уровень эволюции. Этот новый переход отбивал границу действия новых законов и закономерностей развития и функциональных закономерностей их осуществления, закономерностей, не свойственных всем нижним этажам эволюции, — границу, на которой происходит сдвиг в новое пространство развития живого, где формируются свойства, качества, невозможные в остальном живом мире, границу, отбившую исторически новую форму осуществления эволюции универсальной и историческое развертывание эволюции социальной. Возникновение же последней, как подчеркивается, было обусловлено появлением принципиально нового по своей сущности феномена в качестве ее носителя — человека, целостностью своей и определенностью обеспечивающего непрерывность этого уровня эволюции.
Целостность человека обеспечивает действительность человека в его особой человеческой сущности. Человек как явление общей эволюции и носитель эволюции социальной полагает целостность и свое системное осуществление в этой целостности. И в этом плане любой человек — носитель этой особой целостности как всеобщего свойства человеческого. Но именно в индивидуальной представленности реально образующие его всеобщее и индивидуальное оставляют зазор для активизации проблемы социального и биологического в человеке. При этом важно учесть, что проблема самой целостности объективна в своей постановке, выступает в науке не однозначно, не одномерно, а на разных уровнях и в разнохарактерном плане; чаще на структурно-содержательном функциональном уровнях, что особенно четко проявляется в психологических исследованиях целостного развития человека, хотя всегда в поисках единой реальной целостности, полагающей субстанциальную сущность.
Тема целостности человека, как известно, приобретает особый смысл в психологии. Изучая человека, психологи фиксируют глубокую связь и взаимодействие элементов структуры человека и соответственно структуры его развития. Глубоко и последовательно такая взаимосвязь прослеживается в работах Б. Г. Ананьева, согласно которому существуют разные уровни интеграции свойств человека в их особом единстве, раскрывающемся по-разному на уровне индивида, личности (где человек в наибольшей степени проявляется в его социальном качестве), субъекта. Максимально же воплощает целостность индивида индивидуальность, целостность человеческого существа, его псих - -социальное, по Б. Г. Ананьеву, единство.
В основе развития индивида при этом лежат сложные процессы взаимодействия, корреляционные зависимости между функциями организма в целом и отдельными его органами и функциями, а также интеграционные процессы, реализующие эти зависимости в целостности. При этом Ананьевым выделялись разные уровни интеграции свойств человека в его целостном развитии (здесь речь идет именно о целостном развитии), когда такая целостность выступает доминантной в генетической теории о взаимосвязи воспитания и психофизиологических особенностей человека, о возможностях и необходимости учета такого взаимодействия, когда, в частности, ослабление развития одного элемента «выравнивают» при специально организованном воздействии конкретных структур социального на другие элементы, берущие на себя его функции. Человек при этом работает как слаженный механизм, выступая особой «физической реальностью» (по В. М. Розину) реализации социальной жизни, социально задаваемых уровней возможностей на основе выполнения индивидуальных и возрастных психофизиологических, общих физических и интеллектуальных индивидуальных возможностей. В таком понимании целостности социальное и биологическое работают в паре, и открывается путь к утверждению идеи биосоциальности, биосоциальных (или биологических и социальных в их взаимодействии) свойств человека на уровне раскрываемой целостности самого процесса индивидуального развития отдельного человека. Свойств, но не сущности человека.
Глубоко аргументированная позиция Б. Г. Ананьева и его последователей позволяет выстраивать концепции целостного развития человека (подчеркнем, именно развития в онтогенезе). Раскрываются объективно значимые структурно-содержательные и функциональные характеристики, позволяющие прослеживать целостное развитие человека в дифференцированной (индивид, личность, субъект, индивидуальность) целостности этого процесса при использовании адекватных методов эмпирических исследований в комплексе и при комплексном подходе.
Затрагивая вопрос о комплексном методе и комплексном подходе, необходимо отметить, что адекватность метода не означает всесторонность его действия и что всесторонность не означает целостности исследования как процесса. И что не любая совокупность методов и не просто разных наук (как это порой провозглашается), а комплексный подход (полагающий не только совокупность отобранных методов, а и задаваемую комплексную программу при соответствующей ориентации на выявление сущностных характеристик явления, объекта в их взаимодействии и взаимообусловленности) приобретает здесь особый смысл в познании отраженной картины и характеристик целостности человека. Но при этом важно помнить, что целостное не полагает сведения ее к ее частям, хотя целостность и реализует все особенности и характеристики своих частей (и порой изменение части может привести к изменению целостности), которые отражают, характеризуют ее, но не определяют сущность явления, в данном случае человека. Здесь речь идет о целостном развитии человека как физической реальности социального мира. В рассмотренном выше случае мы можем говорить о целостном по характеру, содержанию, структуре развитии человека (т. е. определенной по характеру и смыслу целостности), о функциональных и содержательных его структурах. Используя свои особые, человеческие, биологические возможности, человек реализуется как социальная реальность в социальном мире, не только присваивая социальное, но именно реализуя свое социальное, социальный смысл своего бытия.
Однако целостность человека не реализуется полностью только в целостности его развития в собственно индивидной характеристике, и не раскрывается в такой представленности его человеческая сущность. Целостность человека не выводится из всей, пусть самой большой, совокупности этих характеристик, и даже на уровне выявления структурно-содержательной и функциональной сущностей человека, без понимания субстанциальной сущности, заключающей основной смысл самого возникновения человека как явления Универсума бытия, сущности, обеспечивающей не только индивидуальное развитие (в рамках одной биографии) человека, но и воспроизводство его как носителя социального, созидателя социального мира, условия его воспроизводства и одновременно порождения этого мира. Именно той сущности, которая и обеспечивает движение рода человеческого, содержание и само осуществление социальной эволюции, результатом и условием которой является воспроизводство человека как ее носителя и в которой смыкается индивидуумное и общественное.
В этом плане важны выводимые в работах С. Л. Рубинштейна два разных пространства, взаимонакладывающихся, взаимопересекающихся, взаимообусловливающихся (но еще плохо разделяемые и мало обсуждаемые целенаправленно в исследованиях) — пространство субъекта всеобщего — субъекта, впущенного в пространство бытия, и субъекта-индивида, реализующего свою субъектность в своем индивидуальном развитии в развивающейся деятельности.
Поэтому целостность человека в своем действительном смысловом определении может быть выявлена лишь при учете этих двух пространств существования-осуществления человека, когда «являет нам себя только последовательное развертывание возможности всей нашей индивиуально-личностной жизни каждого и всего человечества как исторически длящейся встречи между многоуровневым бытием субъекта-человека и многоуровневым Универсумом. Однако именно момент этой длящейся встречи индивида-субъекта и человека как субъекта — носителя социального исчезает, как правило, при изучении целостности человека — феномена, требующего удержания как при изучении человека на его «всеобщем уровне», так и при изучении целостности развития и определения отдельного индивида.
И в этом плане индивидуальные проявления человеческого — это всегда проявление всеобщего в его особом конкретно-историческом определении и конкретном осуществлении.
Одним словом, важно помнить о разных уровнях проявления целостности человека как субъекта, с одной стороны, когда мы говорим о целостности человека как носителя социального, формирующегося целостностью процесса осуществления этого социального (как содержания, условия и результата социальной эволюции), с другой — когда речь идет о человеке как целостном субъекте. Но во всех случаях необходим момент встречи этих уровней единой целостности, во-первых, и, во-вторых, во всех случаях в основе целостности любого уровня лежит единое, объединяющее их начало — особая связь и взаимообусловленность целостности и сущности человека, их особое единство, но не тождество.
Сущность явления наиболее глубоко раскрывается в его генезисе. Поэтому путь к познанию целостности человека предполагает познание условий и смысла рождения человека как принципиально нового феномена во Вселенной, как явления универсальной эволюции. Обсуждению этой проблемы посвящены предыдущие главы и соответствующие строки настоящей главы.
В данном случае речь идет о человеке как результате возникновения в универсальной эволюции особого движения-развития, осуществление которого и породило его как новый феномен, обладающий только ему свойственной сущностью.
Индивидуальное объективно заключает опыт человеческого существования и обеспечивает вклад в последний, не растворяясь в общем, но осуществляя общее.
Естественно, поиск сущности человека, обусловливающей его целостность, и целостности как необходимого условия познания его сущности полагает, как видно из вышеприведенного, выявление и учет всех основных особенностей, свойств и качеств человека, но невозможных и не присущих всему другому живому, простой перечень, которых становится достаточно значимым показателем границы двух миров человека и всего другого живого. Но, во-первых, сама сущность, а поэтому целостность (несводимая к сущности и обратно) человека могут познаваться лишь при выявлении смысла разрешения противоречий, возникших в движении живого.
Связывая социальное с социальным движением как особой формой движения материи и понимая его не просто как систему отношений взаимодействия в конкретном обществе, важно опираться на смысловые характеристики генезиса социального, где закладываются исходные основания определения сущности человека и одновременно его целостности, сама его социальность как результат становления и развития социального.
В событийно значимом становлении человека, осуществляемого в сложном процессе возникновения (в результате определенных преобразований-образований в мире живого) и решения многих и разных противоречий, возникающих в процессе формирования и движения антропообразующих структур и элементов, закладывались сущностные характеристики социального.
Среди многих и разных противоречий, разрешаемых в движении к социальному, к формированию новой сущности, человека, можно назвать, в частности, следующие:
1) возникновение в соответствующих условиях тенденции и осуществление индивидуализации определенных особей в противовес стадному состоянию и одновременно невозможность их одиночного существования, а поэтому необходимость соответствующих связей;
2) появление способности отдельных особей изготовлять специальные средства действия и необходимость фиксации действия ими в процессе воспроизводства условий жизни в связях с другими.
Во-вторых, в познании сущности и целостности человека особый смысл приобретает осмысление тех новых форм и характера связи, порожденных в нем феноменов, которые обеспечили не только принципиально новое сложное системное образование в Универсуме бытия, но и принципиально новые условия его воспроизводства, полагающего воспроизводство не только самого человека как вида, но и особой, не существующей в природе среды как условия его жизни, изменяющейся, расширяющейся, усложняющейся, становящейся действенным фактором в рамках биосферы, и когда саморазвитие, самореализация и т. д., свойственные всем другим системным явлениям, дополняются само-отношением, самоопределением, само-ответственностью и другими отношениями и свойствами, специфическими именно для Человека. Они определяют новую форму организации жизни, новые закономерности процесса развития-саморазвития как проявления нового в эволюции и выводят человека и создаваемый им социальный мир на новую орбиту ее (эволюции) осуществления. Возникновение такого принципиально нового в эволюции явления, становление эволюции социальной полагало разрыв непрерывности движения на уровне своего рода «скачка», обеспечивающего рождение новых свойств, форм, элементов, их связей и т. д. Возможно, это происходило по типу (но только по типу) возникновения нового, описываемого Н. Н. Моисеевым, когда он говорил о формировании духовного мира. Н. Н. Моисеев писал: «Формирование духовного мира — это тоже, конечно, некоторый эволюционный процесс. Но он имеет не столько биологическую, сколько информационную природу. А законы преобразования информации на определенном уровне сложности не выводимы из чисто биологических законов и даже законов общественного развития. Здесь неизбежно возникает “эффект сборки”: на определенном уровне сложности системы у нее возникают свойства, не выводимые из свойств ее элементов». То есть в системе возможно возникновение новых свойств, не выводимых из ее элементов, свойств, функций, но которые могут создавать условия формирования новых функций и структур, элементов, их функциональных связей и зависимостей, обеспечивающих возможность появления принципиально новых систем. Появление социального происходило много сложнее и, как отмечалось, под действием многих и разных, в том числе и глобально значимых, факторов природных, но, главное, как объективно сущностно нового. Носителем этого сущностно нового, смыслом его становится человек. Его сущностные характеристики не сводятся к его сущности, ставшей предметом исследовательских поисков и не выведенной еще на уровень общепринятого определения-понятия. Но главным образующим моментом его сущностных характеристик становится принцип существования-воспроизводства человека — деятельность в ее соответствующем определении, полагающем сложное многоуровнево эшелонированное содержание и структуру.
Важнейшим же факторомусловием становления ее структурно-содержательной сложности и приобретения, свойственных именно ей особенностей являлась некая вышеотмеченная определенность, сформированная ситуативно возникшей функциональной и содержательной связью взаимообусловливающих друг друга в их порождении сознания, мышления (уже в простейшей форме его — наглядно-действенной, как новый уровень отражения), восприятия (при способности формирования образа) новых форм, типов активности, и прежде всего возникновения свойства-способности к над ситуативным действиям и неадаптивности, способности отношения (к цели, к себе, к изготовляемому предмету), обеспечивающих становление и возникновение действительности деятельности и обусловливаемых ею. Последняя снимает в себе все виды и формы активности живого (подчиняющихся в силу объективной включенности их в принципиально новую открытую систему системному действию законов жизни социального мира при всех особенностях и самостоятельностях их проявления в рамках биологических структур человека) в качестве особой активности, активности человеческой, а поэтому активности нового уровня, свойственной новому уровню эволюции, — деятельности, выступающей всеобщим свойством социального, но реализуемой и воспроизводимой постоянно в деятельности конкретного человека.
Возникнув в сфере развития живого, это новое полагало сохранение всех основных характеристик воспроизводства живого, и в этом плане человек сохраняет природу живого своего происхождения, но не сущностного определения. Воспроизводство человека как новой реальности в мире происходило, что отмечалось, не просто как воспроизводство нового вида живого, а как воспроизводство носителя принципиально новых уровня и форм бытия, когда наряду с физическими и биологическими формами организации материи появилась новая форма ее движения — социальная, полагающая рождение новой сущности и новый способ воспроизводства (что, как подчеркивалось автором, является важным в характеристике уровневого определения систем эволюционных процессов) живого, полагающего изменение, усложнение, расширение форм и уровней организации жизнедеятельности, роста-развития человека.
Порождаемое в становлении и развертывании социальной эволюции, обусловленной становлением и действенностью человека (ее образующего), социальное сохраняет единую (но не множество) сущность в ее триединой представленности — структурно-содержательной, функциональной и субстанциальной в сложной интегрированой определенности-целостности. И как новое явление социальное занимает в универсальной эволюции соответствующую свою самостоятельную сферу в общем «потоке» ее осуществления.
Как биологическая форма развития «сняла» «вошедшие» в нее в рамках структурно-содержательной и функциональной сущностей химическую и физическую формы ее осуществления, но образовала принципиально новое, «ограниченное» в своих особенностях, возможностях и закономерностях воспроизводства и развития, о чем говорилось уже выше (и поэтому никому не придет в голову в связи наличием науки биофизики называть собаку биофизическим существом), так и социальное движение как новая форма движения и порождаемое им и порождающее его социальное как новый уровень организации бытия снимают в себе биологическое в своей новой субстанциональной, структурно-содержательной и функциональной сущности.
Человек, образующий в своей деятельности и в деятельностном осуществлении социальное движение и образуемый им, реализует свою социальную сущность в создании особого неприродного — социального — мира и себя в нем как его творческое начало. Условно говоря, он субъект своего рождения и осуществления, породитель своей человеческой сущности.
Он носитель социального, образующий в своей деятельности все структуры социального мира (это, в частности, различные группы, коллективы, неприродный мир, системы отношений, общественные институты и т. д.), реализующие социальные формы движения материи.
Более того, он не только носитель, но и производитель социального в самом своем становлении, со своими особыми субъективными свойствами, т. е. способностью не только присваивать, но и производить целенаправленно, целесообразно и относиться к производимому, к себе.
Важнейшим моментом выхода за пределы собственно биологического существования было, как отмечалось, появление надситуативных форм поведения и формирования творческих актов действия (в ситуации объективно формирующихся функциональных связей элементов, структур, нового живого: нового психического, новых форм восприятия, сознания, мышления, соответствующих эмоциональных структур и т. д., определяющих в своей взаимообусловленности определенный уровень и форму развивающейся целостности) ставящегося субъекта в качестве активного творческого феномена. Он «в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется» (по С. Л. Рубинштейну), но в них «созидается и определяется». «Лишь когда со стороны субъекта есть акт творческой самодеятельности, его объект — самостоятельный мир, объективное бытие». Одним словом, в самом становлении и определении человека как субъекта в его сущностных характеристиках объективно заложен огромный творческий потенциал, полагающий движение, изменение, развитие им себя и создаваемого им мира.
И важнейшей особенностью субъекта становится не только собственно производство условий своего особого бытия, внеприродного мира и прежде всего систем отношений, обеспечивающих возможность его удержания, расширения, изменения, но и объективно необходимое, бесконечное движение вперед, усложнение структуры движения, действенности в его жизни будущего. В этом плане в контексте обсуждения сущности человека можно подчеркнуть, что все (и прежде всего, вышеотмеченные) феномены, объективно образующие целостность системы «Человек», позволяют говорить о таких важных свойствах, сущностно характеризующих его в качестве действенного субъекта, как способность и постоянно объективно возникающая потребность самореализации, самоосуществления в творческом созидании своего будущего не только как условия своего человеческого существования, но и как особого пространства реализации этой, заложенной в его становление, в его субъектные характеристики, потребности самостоятельного мира своего объективного бытия — социального мира и осуществления себя в нем.
И только такие способность и потребность обеспечивают сохранение целостности человеческого бытия и его бесконечного расширения, а поэтому возможность бесконечного творения и самотворчества человека, творения им себя (поэтому воспитание, разные формы общественного воздействия и конкретно-историческая среда — это разные структурообразующие конструкты его реального исторического и культурного осуществления как социального феномена социального движения).
Однако понятие сущности человека и сама сущность человека не исчерпываются всеми вышеотмеченными и всей совокупностью других сущностно значимых характеристик его. И проблема сущности остается сложной для определения и неоднозначно понимаемой, хотя и существуют серьезные подходы к ее исследованию и глубокие ее характеристики. В этом плане особенно четко представлена позиция Г. С. Батищева. «Человек обладает сущностью, которая допускает его деятельность в пределах системы возможностей, ограниченной всем унаследованным им богатством объектов его культуры и реализованным в этом богатстве уровнем его развития как субъекта (выделено нами. — Э. С.), т. е. такой сущностью, которая исторически определена и ограничена. Но вместе с тем человек не обладает никакой определенной раз и навсегда сущностью с ограниченной фиксированной конечной системой возможностей, в пределах которой он развивался бы; напротив, как субъект культуры он прогрессирует, обретая принципиально новые, ранее не данные возможности. Иначе говоря, человек имеет в каждый момент исторически обусловленную границу возможного и невозможного, но только потому он и достигает этой фиксированной границы, что постоянно преодолевает или трансцендирует свою границу, постоянно отодвигает ее. Чтобы обладать сущностью, он должен ее отрицать, а чтобы отрицать ее, должен обладать». Ссылаясь далее на положение К. Маркса о собственно человеческом прогрессе, совершаемом безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу, прогрессе, в котором человек находится в постоянном становлении, развитии, он (Г. С. Батищев) далее пишет: «Это значит выработать совершенно иное и своеобразное понятие сущности: сущность человека должна состоять как раз в том, что он не имеет никакой одной определенной, раз и навсегда ограниченной сущности».
«Природа человека состоит в том, что он не имеет никакой “собственной”, конечной природы, которая была бы заранее данным ему масштабом его развития... Задача заключается в том, чтобы объяснить, каким образом и почему человек есть трансцендирующее существо». Столь длинные выдержки не случайны, они глубоко определяют сущностные особенности человека, его уникальные способности и возможности, хотя и не ограничивают человека в определении его сущности. Однако представляется, что сам факт появления «существа», способного развиваться без ограничения и безотносительно к «заранее установленному масштабу», полагает появление в эволюции живого и в универсальной эволюции чего-то такого, что и обеспечивает эти особые способности и возможности неограниченного (т. е. ограниченного только исторически определенными в его саморазвитии способностями) его развития саморазвития, безотносительно к «заранее установленному масштабу».
И эту способность обеспечивает особая — социальная — сущность человека, представленная в ее триединстве (структурно-содержательной, функциональной, субстанциальной), заключающая в самой себе противоречие, разрешение которого и обеспечивало ее воспроизводство, вернее, если условно взять экономический термин, — постоянное «расширенное воспроизводство». Такое воспроизводство возможно, как отмечалось, в силу особого способа существования человека, заключающегося в его особой активности как активности живого, но не свойственной другому живому, — деятельности. В становлении, в структурно-содержательной и функциональной сущности ее содержится надситуативная активность как внутреннее свойство деятельности, заложенное в ее генезисе, само возникновение которой связано с одновременным появлением ставящегося индивида в качестве субъекта, способного подняться над ситуацией, способного к неадаптивным действиям, поэтому к нададаптивной деятельности. Но предмет деятельности, его функционирование и среда (возможного существования), формируемые в деятельности, обеспечивались только во взаимодействиях действующих индивидов, «построенных деятельностью живых связей общения, образующих динамическую систему» такого взаимодействия, в которой рождалось новое по своей природе — социальное — движение и формировался новый — неприродный — мир, рождалось социальное.
И в рождении социального закладывалось главное противоречие его движения — противоречие между способностью отдельных индивидов в качестве субъектов действия к над ситуативной активности, к нададаптивной деятельности, и прежде всего к изготовлению орудий труда, различного рода технических средств, сооружений и т. д., и невозможностью использования и сохранения их как обеспечивающих существование индивида без связей с другими индивидами, необходимостью взаимодействия с ними и превращения их труда, приобретений, достижений в общее достояние, — взаимодействия, без которого индивид не мог состояться. И именно благодаря включенности индивида в сложную систему взаимодействия и его субъектной способности к нададаптивной деятельности, обеспечивающей ему переход в его индивидуальной деятельности через общие результативные структуры, уровни, достижения в присвоении всеобщего, а также переход «через себя» в преодолении присвоенного в своей творческой деятельности, формируется не только общее и его пространство жизнедеятельности (и прежде всего, материальные основания), но и динамичность создаваемого им социального.
В постоянном воспроизводстве противоречия — способности и потребности в реализации и самореализации индивида в качестве субъекта творческой деятельности, с одной стороны, и одновременно, с другой — необходимости его взаимодействия с другими и снятия его единичности в этом взаимодействии как условия его существования и в постоянном разрешении этого противоречия за счет расширения поля действия и приобретения способностей к присвоению достижений других индивидов, обеспечивающих воспроизводство его потребностей в самореализации и субъектной действенности в системах усложняющегося взаимодействия с другими, обеспечивалось сущностное содержание социального движения. И только в процессе расширяющегося, усложняющегося социального движения, его непрерывности ставилась целостность и сущностные свойства субъектов, когда всеобщее постоянно воспроизводилось в единичности индивида-субъекта как объективно обеспечивающего в своей деятельности и ее расширении, усложнении саму возможность существования социального и социального движения. Но возможности та кого воспроизводства обусловливались движением социальной материи, развертыванием в социальной эволюции социального как результата постоянного действия главного механизма их созидания и сохранения — деятельности.
И именно воспроизводство социальной сущности человека и способности сохранять эту сущность обеспечивает целостность человека как явления социального мира. А соответствующие характеристики воспроизводимой им социальности обеспечивают целостность человека как конкретного субъекта социального действия, реализующего этот мир и себя в нем на исторически разных этапах его существования и развития. Поэтому формируется иерархия форм и уровней реализации целостности человека, четко определяемая сохранением ее сущностного смысла в целостности его развития как субъекта, воспроизводящего социальный мир. И поэтому поиски сущности человека полагают в качестве главных исходных его субъектность и социальность (в вышеприведенном ее сущностном понимании), в основе которых лежит деятельность, в которой осуществляется субъект и созидаемый им мир — мир социальный.