Нынешняя китайская политическая элита начала формироваться еще до образования КНР, в пылу гражданской войны и подпольной работы. Впоследствии из вчерашних повстанцев сформировались настоящие номенклатурные кланы, объединенные на основе традиционно сильных в Китае семейных, земляческих и иных неформальных связей. Сам председатель Си является выходцем из такого клана – его отец Си Чжунсюнь вступил в Компартию еще в период борьбы с Чан Кайши, а затем был членом партийного Центрального комитета и заместителем главы правительства.
А сплав политической элиты и бизнеса, господство которого определяет положение в сегодняшнем Китае, родом из 1980-х, когда после двух десятилетий радикальных экспериментов Мао Цзэдуна начались реформы Дэн Сяопина. Пекину нужно было любой ценой восстановить экономику. Регионы получили невиданную ранее свободу действий. Налоговая система умышленно была децентрализована, местными доходами стали распоряжаться региональные руководители. Они же курировали, как сейчас сказали бы, «привлечение инвестиций», что, естественно, открывало широкие возможности для всевозможных «откатов» и «распилов». Руководство государства и партии смотрело на это сквозь пальцы, так как главным было обеспечить высокие темпы социально-экономического развития.
При этом антикоррупционная риторика не исчезала ни на день. И Дэн Сяопин, и другие руководители постоянно говорили о недопустимости «нарушений партийной дисциплины». Однако эти слова столь явно расходились с делами, что на них не обращали внимания. До сих пор в Китае борьба с коррупцией сводилась к показательной порке какого-нибудь «козла отпущения», либо использовалась как тяжелая артиллерия в борьбе партийных кланов. Гораздо громче был призыв Дэн Сяопина «богатеть». Постепенно богатели все. А партийные деятели, имевшие связи с бизнесом – быстрее всего. К концу восьмидесятых Китай оказался на грани нового «социального бунта», направленного как раз против коррупции.
Распространенное представление о том, что студенческие выступления на площади Тяньаньмэнь весной 1989-го были про «свободу и демократию», справедливо только отчасти. Эти лозунги тоже имели место, но на самом деле студенты протестовали против социальных проблем: системы блата, кумовства, инфляции и безработицы. Ценой подавления выступлений в крови и заморозки любых дискуссий о возможности политических реформ, Компартия Китая (КПК) власть сохранила, а разговоры о недоверии к ней прекратились на два с половиной десятилетия. К тому же экономика страны развивалась исключительно быстро. «Общественный договор» между обществом и властью принял форму: «власть обеспечивает рост благосостояния, а население закрывает глаза на коррупцию».
Ситуация изменилась в середине нулевых, что связано с двумя факторами. Во-первых, экономика начала неуклонно замедляться, и выяснилось, что за кулисами блистательного «десятилетия юбилеев и свершений» (Олимпиада в Пекине, ЭКСПО в Шанхае, Азиатские игры в Гуанчжоу, Универсиада в Шэньчжэне, 60-летие КНР, 30-летие реформ и так далее) множились системные проблемы. Во-вторых, появились интернет и социальные медиа, обеспечивающие почти мгновенное распространение резонансной информации. На этом фоне изображать верность заветам Маркса, Ленина, Мао, а заодно и Конфуция у чиновников получалось все хуже и хуже. Любой прокол становился достоянием общественности:
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
начиная от неудачного фотошопа инспекционной поездки, которой на самом деле не было; заканчивая новостью о том, что 23-летний сын руководителя Канцелярии ЦК партии с официальной зарплатой менее 20 тысяч долларов в год Лин Цзихуа разбился на «Феррари», в салоне которой, помимо него, были еще две голые девицы.
Объемы коррупции поражали. Она охватывала (а возможно и охватывает) все уровни управления и сферы экономики - от верха до низа. Си Цзиньпин осознал: в этих условиях не получится сохранить необходимый уровень доверия населения к КПК. Не менее важно дисциплинировать и национализировать саму партийную элиту, привыкшую вывозить за рубеж семьи и все «накопленное непосильным трудом», готовя там запасной аэродром на случай непредвиденных осложнений по службе. На фоне недавнего скандала с передачей братом Лин Цзихуа, к тому моменту уже арестованного, китайских секретов Вашингтону, последняя задача выглядит особенно актуальной.
Собственно новым в объявленной Си Цзиньпином кампании стало то, что она носит всеобъемлющий характер. Был провозглашен лозунг «бить тигров и мух», что следует понимать, как заявку на амбициозную задачу искоренения коррупции на всех уровнях. Сейчас перед лицом затеянной Си «опричнины» все равны: как высокопоставленные «тигры», так и «мухи» с зарплатой пять тысяч юаней (около 60 тысяч рублей). Главная цель такого подхода – заставить чиновников всех мастей бояться, отбить у них веру в то, что их «пронесет, так как есть наверху надежные люди». Поскольку в мздоимстве замешаны практически все, то и «копать» можно на любого.
Понятно, что всегда лучше убить сразу двух зайцев, поэтому антикоррупционные чистки Си Цзиньпин совместил с избавлением от конкурентов в партийной элите. Об истинном соотношении сил за воротами Чжуннаньхая (резиденция высшего руководства КНР и КПК) аналитики могут только гадать. Это создает благодатную почву для различных конспирологических теорий, большая часть которых основана на довольно архаичных представлениях родом из классических учебников по истории и философии Китая. С кем и зачем на самом деле борется Си Цзиньпин, непонятно. Официально – с крупными руководителями, которые берут взятки, крышуют бизнес и ведут аморальный образ жизни. Объяснять все через призму «клановых войн» – излюбленное занятие экспертов. Доказать ничего невозможно, но порассуждать очень увлекательно.
Другой особенностью нынешней кампании стала ее медийность. Раньше «честное имя партии» старались в негативном контексте употреблять пореже. Коррупционер снимался со всех постов, осуждался и навсегда пропадал из поля зрения публики. Сейчас ситуация поменялась. Так как кампания имеет целью вернуть доверие общества к власти, то и медийный охват должен быть максимально большим. Более того, журналисты перестали чураться копания в очень грязном белье. Раскрытые в СМИ подробности личной жизни бывшего шефа силовиков и китайской «нефтянки» Чжоу Юнкана, обладателя нескольких роскошных особняков и целого гарема из любовниц, представляют собой отличный сюжет для порнофильма.
С этим связана и третья особенность нынешней кампании: ее морализаторский характер. Борются не только с «откатами» и «распилами», но и с различными проявлениями «излишеств» и «разложения». Существенно сократили представительские расходы и ограничили число заграничных поездок. По всей стране закрыли бордели (их крышуют нечистые на руку силовики, а посещают столь же порочные чиновники). Начали интересоваться личной жизнью чиновников, воспринимая содержание наложницы (необходимый атрибут успешного человека в Китае с незапамятных времен) как проявление коррумпированности и моральной нечистоплотности – верный знак скорых разбирательств по линии партийных комиссий по проверке дисциплины.
Алгоритм «низложения» следующий: по итогам разбирательства руководителя «уличают» в растратах, аморальном поведении и пресловутом «нарушении партийной дисциплины» (очень гибкая формулировка типа нашей «утраты доверия»). Итогом может быть выговор, понижение в должности или исключение из партии и снятие с занимаемых постов. Далее за коррупционера берется народная или военная прокуратура: ему предъявляются обвинения, производится арест, начинается подготовка к суду. Она может быть довольно долгой (например, Бо Силая лишили всех постов в марте 2012-го, а осудили только в сентябре 2013 года).
Если чиновник не является членом КПК, то процесс в отношении него обходится естественно без партийной прелюдии. Самые популярные обвинения: растрата, злоупотребление служебным положением, получение взятки, раскрытие партийных и государственных секретов. Согласно китайским законам, если сумма незаконного дохода составляет более 100 тысяч юаней (около миллиона рублей), за это предусматривается от 10 лет заключения до пожизненного с конфискацией имущества. При наличии отягчающих обстоятельств может назначаться смертная казнь.
И вот тут начинается самое интересное. Согласно китайскому законодательству, смертная казнь может осуществляться немедленно, а может быть отложена на срок до двух лет. Как правило, по экономическим статьям дается отсрочка. При этом, если преступник за это время не совершил никаких «умышленных преступлений» и вообще вел себя примерно, высшая мера может быть заменена на пожизненное заключение.
Так, ни один из высокопоставленных «тигров», осужденных в рамках антикоррупционной кампании Си Цзиньпина, поставлен к стенке не был. Более того, самые резонансные «жертвы кампании», члены так называемой «Новой банды четырех» Чжоу Юнкан и Бо Силай получили только пожизненное без каких-либо намеков на расстрел.
В среднем коррупционеров сажают на 12-16 лет. Иначе говоря, представление о том, что в Китае чиновников расстреливают пачками — это всего лишь миф.
Особенностью борьбы с коррупцией в Китае является то, что ведет ее, в первую очередь, не прокуратура, а партийный орган – Центральная комиссии по проверке дисциплины (ЦКПД). Эта структура существовала и раньше, но именно при Си Цзиньпине она превратилась в силу, обладающую большим весом, чем спецслужбы. А ее руководитель – Ван Цишань – фактически стал «человеком № 2» в КНР, хотя традиционно это место зарезервировано за главой правительства.
Впрочем, как водится, структура, которая наказывает всех за злоупотребления, сама начинает злоупотреблять не меньше. ЦКПД фактически выведена из вертикали партийной власти и формально подчиняется только Центральному комитету, а на практике – лично Си Цзиньпину, который находится с Ван Цишанем в дружеских отношениях. Доказать, что на данный момент ЦКПД превращается в самую коррумпированную структуру в Китае, в которой за очень большие деньги «решаются любые вопросы», практически невозможно. Но сами китайцы (на условиях анонимности, конечно же) говорят об этом, как об общеизвестном факте. Правда, не исключено, что таким образом выражается недовольство накалом антикоррупционных чисток.
История знает немало примеров, когда кампания в конечном итоге оборачивалась против ее инициаторов. Ставки, которые сделаны Си Цзиньпином и Ван Цишанем, высоки. Затеять столь масштабную борьбу, которая волей или неволей расшатывает status quo можно только будучи абсолютно уверенным в собственной силе или непогрешимости. Однако, зачищая политическое пространство и нарушая правила, выработанные предыдущими поколениями руководителей, Си Цзиньпин делает собственное положение в будущем весьма шатким.
По действующим правилам, высший руководитель покидает свой пост по истечении двух пятилетних сроков. Так завещал великий Дэн Сяопин, так поступали и Цзян Цзэминь, и Ху Цзиньтао.
Залогом соблюдения правил был компромисс коррумпированных элит: высокопоставленный чиновник обязан в положенное время добровольно уйти на покой, а за это ему гарантирована почетная и безопасная старость, не омраченная разбором его прошлых злоупотреблений. Ради сохранения и усиления власти партии Си Цзиньпину пришлось от этого компромисса отказаться, нанеся ряд ударов по лицам, считавшихся «неприкосновенными». Но не приведет ли это все к тому, что сам Си не сможет уйти, понимая, что его безопасность уже не является безусловной? Не превратится ли он, таким образом, в пожизненного правителя, каким был Мао Цзэдун, больше всего на свете боявшийся потерять власть?
Точного ответа на этот вопрос пока нет ни у кого. Но уже точно известно, что правильная по своей сути антикоррупционная кампания вызвала ряд неприятных побочных эффектов. Для китайской экономики ущерб от ее проведения составил примерно полтора процента ВВП – последствия снижения спроса на элитные товары и, скажем так, стагнации «деловой активности» бизнеса, связанного с чиновниками.
Российско-китайское сотрудничество в краткосрочной перспективе от этого также скорее терпит убытки, чем выигрывает.
Во-первых, до минимума сократилась делегационная активность приграничных властей. Раньше китайцы ездили много, пусть зачастую и бестолково. Сейчас количество визитов резко сократилось. У сотрудников канцелярий иностранных дел «на ответственное хранение» забрали не только служебные, но и личные загранпаспорта. Согласование любой поездки происходит на нескольких уровнях. Боясь обвинений в превышении должностных полномочий, коррупции и так далее, местные руководители стараются без веской причины никому ничего не разрешать. Даже китайские ученые признаются: приезжайте лучше вы к нам, все оплатим, а нам к вам приехать будет очень тяжело (не подпишут, не согласуют, не отпустят).
Посетители играют в рулетку во время открытия первого казино Tigre de Cristal в игорной зоне "Приморье" в бухте Муравьиная в 50 км от Владивостока.
Во-вторых, планы по развитию туризма в сопредельных с Китаем регионах во многом рассчитаны как раз на тех самых «тигров и мух». В октябре прошлого года в развлекательной зоне «Приморье» под Владивостоком наконец-то открылось первое казино. Специалисты в области игорного бизнеса утверждают: обычные туристы в казино нужны только для массовки, а вся прибыль идет от ВИП-игроков. Очевидно, что приморское казино нацелено на «випов» из Китая, в том числе коррумпированных китайских чиновников. Прибыли казино в Макао за минувший год упали на треть – как считают эксперты, из-за кампании против коррупции и расточительства. Каковы на этом фоне перспективы приморского казино, неясно.
Наконец, под угрозой окажется реализация многих трансграничных проектов. Ранее они лоббировались местными китайскими руководителями, которые часто имели в этом деле долю. Сейчас чересчур высовываться – себе дороже. Поэтому и особой активности от китайских партнеров нынче ожидать не приходится.
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
