Глобализация экономики стала очевидным фактом. Она охватила, прежде всего, финансовые денежные потоки — миллиарды долларов, обращающиеся на мировых фондовых биржах, в мгновение ока перемещаются из одного конца планеты в другой, вызывая потрясения в странах и цивилизациях. Мировой рынок переполнен товарами, услугами и капиталами конкурирующих между собой стран и ТНК. Да и воспроизводство современных товаров интернационализируется, становится невозможным без международной кооперации. На карте мира появляются все новые интеграционные узлы и межгосударственные экономические союзы. Что вызвало этот лавинообразный рост глобализации? Как он отразится на судьбе локальных цивилизаций и стран в XXI в.? Сохранят ли они самостоятельный облик или станут узлами и винтиками глобальной экономической машины? И каковы судьбы России и СНГ в этом стремительном потоке глобализации экономики?
Процессы глобализации экономики — не случайный зигзаг на ее историческом пути; они обусловлены внешними и внутренними факторами, закономерностями социально-экономической цикличной динамики и генетики.
Начнем с внешних факторов. Экономика как неразрывная составная часть общества не является чем-то изолированным, автономно развивающимся.
Ее масштабы, структура, направления развития диктуются тремя факторами, находящимися вне ее:
населением, ради удовлетворения растущих потребностей которого возникло, функционирует и развивается воспроизводство, фундаментом и источником динамики которого является коллективный человеческий разум (воплощенный в науке и технологиях) и совокупный работник — главная производительная сила;
природной средой, которая является первоисточником всех материальных благ (используемых и потребляемых человеком), естественной производительной силой, энергетическим базисом и в то же время ограничителем, вынуждающим увеличивать в структуре экономики сектор, имеющий целью воспроизводство (в экономическом смысле) природных ресурсов и охрану окружающей среды от вредных воздействий производства и жизнедеятельности человека;
технологической основой общества, способом соединения разума и рук человека с естественными и преобразованными средствами производства для удовлетворения растущих потребностей увеличивающегося из года в год населения, насыщения рынка разнообразными товарами и услугами. “Новейшие технологии, — обоснованно отмечает М.М. Голанский, — могут эффективно (наиболее рентабельно) функционировать, как правило, только в мировом масштабе, а вчерашние вполне довольствуются локальными рамками”.
Поскольку эти “три кита”, на которых зиждется экономика, как мы видели в предыдущих главах, приобрели глобальный характер, вышли за пределы отдельных государств и локальных цивилизаций, это неизбежно должно было придать глобальный характер и экономике.
Не меньшее значение имеют и внутренние факторы динамики экономики. Речь идет не только о стремительном увеличении ее масштабов: так, за 1990-е годы ВВП в мире в целом в долл. США (по паритету покупательной способности) увеличился с 29 534 млрд., до 44 506 млрд. долл. — на 51%, а на душу населения — с 5587 до 7350 долл. — на 31,6, или 2,9% годовых.
Столь быстрый количественный рост (хотя и впредь он будет прерываться периодическими мировыми экономическими кризисами) невозможен без качественных перемен в экономике; пожалуй, ведущее место принадлежит ее глобализации. Чем она определяется с точки зрения основных внутренних факторов?
Прежде всего, новым характером общественного разделения труда — как внутри страны, так и в глобальном масштабе.
Э. Кочетов справедливо отмечает, что интенсивное развитие крупномасштабного научно-технического и производственно-инвестиционного кооперирования привело к формированию межанклавного (меж-корпорационного) разделения труда в глобальном масштабе — к специализации хозяйствующих субъектов, сформировавшихся на транснациональной основе и выступающих в организационно-управленческом плане как интернационализированные воспроизводственные ядра. Это стало ключом к формированию геоэкономического пространства, к появлению на мировой карте экономических границ, не совпадающих с национальными (точнее сказать, государственными), к созданию ТНК — гигантских производственно-коммерческих агломераций. В результате глобализации, по данным французской неправительственной организации, уже в 1997 г. объем мирового производства, контролируемого транснациональными фирмами, составил 51%; под контролем национальных государств осталось 49%. Это качественный рубеж нового уровня глобализации — контроля небольшой группы ТНК, базирующейся в развитых странах, над всей мировой экономикой.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Параллельно развивается процесс деконцентрация производства, что привело к резкому сокращению доли стандартизированных товаров, выпускаемых массовыми сериями, многократному расширению ассортимента товаров, производимых малыми сериями или на заказ. Это вызвано усложнением, дифференциацией и быстрой изменчивостью спроса потребителей, что потребовало индивидуализации, повышения гибкости и диверсификации производства. Само по себе это стало возможным на основе освоения 5го технологического уклада, вторжения компьютерных технологий в производство, рынок, управление, возможностей, которые предоставляет информационная революция для изучения структуры и динамики спроса конкретных групп возможных покупателей во всех уголках планеты. Э. Тоффлер дал прогнозную оценку этой тенденции: “Огромные изменения в техно-сфере и инфо-сфере сошлись воедино, изменив способ производства изделий. Мы быстро движемся за пределы традиционного массового производства к сложной смеси массовой и уже немассовой продукции. Конечная цель этого усилия очевидна: изготовление только изделий на заказ, произведенное цельным, непрерывным процессом под все возрастающим прямым контролем заказчика”.
Однако не стоит абсолютизировать эту тенденцию. Речь идет только об обрабатывающей промышленности и сфере услуг и только о развитых странах. При добыче природного сырья (в горной промышленности, лесозаготовках), в сельском хозяйстве и в менее развитых, а тем более отсталых странах и цивилизациях преобладающим остается массовый индустриальный, а то и до-идустриальный тип производства по добыче полезных ископаемых, заготовке древесины, производству электроэнергии, черных и цветных металлов, первичных химических продуктов, продуктов для населения, продуктов сельского хозяйства, услуг. Однако и здесь развитые цивилизации, вступающие в постиндустриальную эру, использовали преимущества глобализации, сбросив в отстающие страны массовое и экологически неблагополучное производство. Это отмечает и Э. Тоффлер: “По мере того как это массовое производство в индустриальном мире уменьшается, его больше и больше отдают на откуп в так называемые развивающиеся страны. Подобно старым заржавевшим автомобилям, самые отсталые индустрии Второй волны экспортируются от богатых народов к бедным”. И хотя это, казалось бы, способствует развитию экономики и повышает занятость в отставших цивилизациях, пропасть между ними и авангардными цивилизациями возрастает.
В результате этих тенденций не только масштабно расширяется всемирный рынок, где с излишками своего специализированного производства выступают национальные экономики (а теперь и ТНК), получая от этого выгоды, раскрытые еще Адамом Смитом; само товарное производство приобретает глобальный характер, работает на покупателя в любой стране, ощущает на себе колебания мировой конъюнктуры.
Однако глобализация экономики не означает формирования огромной всемирной фабрики, в которой каждая страна, каждое предприятие, каждый работник являются лишь частью глобальной постиндустриальной системы, вынужденной подчиняться всем ее требованиям. Это было бы экономическим кошмаром, очередной антиутопией, продлением на XXI в. основных характеристик и противоречий техногенной эры с подчиненным положением человека.
Этому противостоит тенденция, справедливо отмеченная Тоффлером. Он выделяет в экономике два сектора: сектор А — в котором человек производит продукты и услуги для себя, своей семьи, своей общины, и сектор Б — производство товаров и услуг для продажи через рынок. В аграрных цивилизациях Первой волны преобладал сектор А — натуральное хозяйство патриархальных семей, общин. Цивилизации Второй волны характеризовались стремительным распространением сектора Б, рынка, который охватил, подчинил себе почти все воспроизводственные сферы. В конце XX в. “начался фундаментальный сдвиг в отношениях этих двух секторов или форм производства. Мы увидим, что граница между производителем и потребителем все больше стирается, что все большее значение приобретает “производитель для себя”. К тому же мы неясно различаем гигантское изменение, которое трансформирует даже роль самого рынка в нашей жизни и в мировой системе”. Это не означает, что рынок исчезнет, что мы вернемся к до рыночной экономике. Но “производство для себя” ведет к демаркетизации некоторых видов деятельности, изменяя роль рынка. “Возникновение “производства для себя” указывает на необходимость экономики, которая не будет походить на экономику Первой или Второй волн, но в новом историческом синтезе сплавит воедино характеристики обеих”.
Наиболее интересный и кажущийся парадоксальным вывод, к которому пришел Э. Тоффлер (и который не принят во внимание активными сторонниками безмерной рыночной либерализации), — о конце маркетизации, завершении исторического процесса построения рынка и перспективе создания “транс-рыночной” цивилизации. “Цивилизация Второй волны маркетизировала мир... Каждый (участник рыночной сделки. — Ю.Я.) — часть глобальной системы, в которую вовлечены миллионы, вернее, миллиарды людей... Этот грандиозный проект всей истории, сооружение труб и каналов, по которым течет и пульсирует почти вся экономическая жизнь, придал цивилизации Второй волны напор и внутренний динамизм”. Героическая эпоха построения рынка закончилась, теперь нужно его только поддерживать, обновлять. На повестку дня ставятся новые задачи: «Третья волна создает первую в истории “транс-рыночную” цивилизацию” — “цивилизацию, зависящую от рынка, но более не поглощенную потребностью строить, расширять, разрабатывать и интегрировать эту структуру... Огромную энергию, которая ранее направлялась на создание всемирной рыночной системы, теперь можно будет употребить на другие цели».
Во-первых, будет нарастать доля сектора А — производства для себя. Вопреки прежним ожиданиям, возрастет роль домашнего и личного хозяйства в производстве бытовых услуг, ремонте бытовой техники, строительстве и ремонте жилья, производстве некоторых видов продовольствия, выращивании цветов и т.п. Этому способствует рост числа пенсионеров и безработных, увеличение свободного времени занятых, удорожание товаров и услуг на рынке. И эго экономически оправдано: труд на себя в некоторых сферах гораздо более производителен. Об этом свидетельствует хотя бы такие данные: в личных подсобных хозяйствах населения России (приусадебные участки, коллективные сады и огороды) в 2000 г. Находилось 4,1 млн. га пашни — 3,4% всей пахотной земли; они производили 53,6% продукции сельского хозяйства. Сельскохозяйственные организации, использовавшие 84,9% пашни, давали 42,4% продукции; выход на 1 га в личных хозяйствах (не получавших никакой поддержки от государства), оказался в 30,6 раз больше.
Во-вторых, увеличивается доля нерыночного сектора в экономике — фундаментальной науки, культуры, образования, здравоохранения, экологических затрат, социального обеспечения, государственного управления. Хотя и здесь имеется определенная доля рыночных услуг (неодинаковая для разных стран), однако преобладают нерыночные услуги. В постиндустриальном обществе доля духовного воспроизводства, вложений в человеческий капитал и в экологические мероприятия будет возрастать, следовательно, сфера рынка будет и впредь сокращаться.
В-третьих, с позиций мирового рынка товары и услуги, реализуемые внутри страны или между предприятиями одной ТНК, не участвуют в формировании интернациональной стоимости (хотя мировые цены и условия воспроизводства оказывают влияние на этот сектор). Внутренний оборот и в перспективе сохранится, отражая специфические условия отдельных стран, регионов, цивилизаций. Это также ограничивает масштабы глобализации экономики.
Наконец, в-четвертых, в постиндустриальной экономике сохранятся и усилятся дифференциация, различный облик, структура и масштабы потребностей отдельных цивилизаций — китайской и индийской, мусульманской и африканской, латиноамериканской и североамериканской, западноевропейской и евразийской. Это означает, что и сегменты всемирного рынка в рамках локальных цивилизаций будут существенно различаться по товарной структуре, объему, динамике (в связи с неодинаковыми темпами роста населения, развития экономики и т.п.). Товарооборот внутри Европейского союза все более приобретает характер внутри-цивилизационного, обособленного от мирового рынка.
Следовательно, глобализация экономики, которая, безусловно, стала фактом в конце XX в. и усилится в следующем веке, — явление сложное, противоречивое, не исключающее собственного экономического лица каждой локальной цивилизации, каждой страны. Эта тенденция противоречива, она не устраняет пропасти между богатыми и бедными, авангардными и отстающими цивилизациями и народами, но создает некоторые предпосылки для уменьшения разрыва в перспективе, при смене ныне преобладающей модели глобализации в интересах ТНК и западных цивилизаций.
Процесс глобализации экономики идет неравномерно как по сферам деятельности и отраслям, так и в пространстве, по странам и цивилизациям. Наивысший уровень, достигнут в финансово-кредитной сфере, информационном секторе, связи, промышленности (как обрабатывающей, так и добывающей, кроме добычи полезных ископаемых местного значения). Отстают в процессе глобализации сельское хозяйство, промышленность, производство стройматериалов, а также бытовые услуги, где производство и потребление объединено и локализовано. Дальше всех ушли по пути глобализации экономики развитые страны и цивилизации, являющиеся мотором этого процесса и извлекающие из него наибольшие выгоды (прежде всего с помощью сети ТНК). Отстающие страны и цивилизации в разной степени вовлечены в процесс глобализации и выступают в нем, как правило, в качестве объекта эксплуатации, источника перераспределения ресурсов и доходов.
Стоит остановится на роли сети транснациональных корпораций — нервной и кровеносной систем глобальной экономики. Точную характеристику их значения дал Н.Н. Моисеев: “Масштабы развития экономики, необходимость кооперации (общественного разделения труда) привели к тому, что локальные, национальные экономики постепенно стали терять потенцию саморазвития. Они стали интегрироваться в единый общепланетарный экономический организм с универсальной системой регулирования... Решающую роль в определении характера дальнейшего развития мировой экономики стали постепенно играть транснациональные корпорации (ТНК). Произошла транс-национализация капитализма”. Заработал некий “дьявольский насос”, который выкачивает из отсталых стран капиталы, ресурсы, таланты; в результате происходит все более углубляющаяся стратификация государств — и отсталые страны теперь останутся отсталыми навсегда.
Возникновение ТНК (как в свое время монополий и предшественников ТНК — международных монополий) не было случайностью или шагом назад на закате индустриальной системы. Создание ТНК, выход процесса воспроизводства за национальные рамки диктовался технологическими и экономическими закономерностями, процессом интернационализации воспроизводства. Поэтому ТНК, при всей их противоречивости, прогрессивны, это шаг вперед, а не назад в развитии экономики. Они обладают неоспоримыми технологическими и экономическими преимуществами (без этого ТНК не распространились бы столь стремительно по планете): возможность концентрировать капитал на освоении, распространении и эксплуатации новейших технологий, ориентироваться на потребности всемирного рынка, свободно перебрасывать капиталы для становления новых отраслей, кооперировать преимущества и ресурсы разнообразных экономик для наиболее эффективного ведения воспроизводства в глобальных масштабах и т.п. В том, что мировая экономика продолжает расти, невзирая на противоречия переходного периода и периодические мировые кризисы, немалая заслуга ТНК.
Другое дело, что ТНК, как любой другой мощный инструмент, в разных обстоятельствах и в разных руках могут служить различным целям. В руках недальновидных капитанов развитых стран и цивилизаций, пекущихся лишь о собственной выгоде и закреплении доминирования в глобальной экономике, они служат инструментом эксплуатации отсталых страны авангардными, углубления разрыва между ними. Но при переходе к равноправному партнерству цивилизаций и глобальному устойчивому развитию, эти же ТНК могут стать орудием ускоренного развития отставших стран, подтягивания их до уровня развитых, преодоления главного противоречия в глобальной экономике (и политике) — растущей пропасти между богатыми и бедными странами и цивилизациями.
Глобализация экономики получила мощный импульс с распадом мировой системы социализма, утверждением капиталистического строя в России, других постсоветских странах, а также в странах Восточной Европы. Переживающий стадию трансформации капитализм стал почти всеохватывающим в мире. Утвердилась система мирового капитализма, которую Джордж Сорос сравнивает с империей: “Систему капитализма можно сравнить с империей, которая является более глобальной, чем какая-либо из существовавших ранее империй. Она управляет всей цивилизацией... Империя почти невидима, поскольку не имеет официальной структуры. Большинство ее граждан даже не знают, что подчиняются ей... Более того, она имеет центр и периферию, как настоящая империя, и центр получает выгоды за счет периферии. Еще важнее то, что система мирового капитализма отнюдь не ищет равновесия, а одержима экспансией. Она не может быть спокойна, пока существуют какие-либо рынки или ресурсы, которые еще не вовлечены в ее орбиту”. Усиливается тенденция к максимизации прибыли, обострению конкуренции, проникновению мотива прибыли в нерыночный сектор. Абсолютизацию рыночных идей Джордж Сорос удачно называет “рыночным фундаментализмом”. Он считает, что “рыночные силы, если им предоставить полную власть, даже в чисто экономических и финансовых вопросах, вызывают хаос и, в конечном счете, могут привести к падению мировой системы капитализма”.
Однако из сказанного ошибочно было бы сделать вывод о возможном прекращении процессов глобализации, возврате к изолированным национальным экономикам. Эти процессы сохранятся и будут усиливаться, постепенно сбрасывая капиталистическую оболочку, ограничивая разрушительное действие стихийно-рыночных сил, трансформироваться в постиндустриальную глобализацию, в большей мере находящуюся под контролем мирового гражданского общества, если удастся реализовать сценарий гуманизации глобализации, изменении ее модели.
Тенденции экономической динамики локальных цивилизаций
Экономика отдельных стран, локальных цивилизаций, мира в целом находится в постоянном волнообразном движении, определяемом как внутренними, так и внешними факторами. Темпы развития отдельных элементов мировой экономики неодинаковы и периодически меняются — как и синхронно, следуя логике и фазам сверхдолгосрочных (цивилизационных), долгосрочных (Кондратьевских) и среднесрочных (примерно раз в десятилетие) циклов, так и асинхронно, отражая особенности жизненного цикла отдельных стран и цивилизаций. Одни из них вырываются вперед, другие пребывают в стабильном зрелом состоянии, третьи переживают период угасания. На мерцающей экономической карте мира то на одном, то на другом континенте вспыхивают яркие огоньки цивилизаций, вырвавшихся вперед, авангардных, переживающих период подъема и стремительно распространяющих свое влияние на окрестный мир; затем яркость их слабеет, они уступают место иным, более молодым, экспансивным и агрессивным цивилизациям. Происходит это в масштабах исторического времени — столетий и тысячелетий, так что рядовому обывателю, поглощенному суетой текущих забот и дел, обычно не удается рассмотреть этот поступательный ритм экономической динамики, расслышать мелодию великой мировой симфонии с огромным числом оркестрантов. С каждым новым историческим этапом исполнителей в этом гигантском оркестре все больше, партии разнообразнее, звучание сильнее. Самое любопытное, что в этом мега-оркестре нет дирижера, нет заранее написанной кем-то партитуры, осуществляется процесс саморегулирования, подчиняющийся внутреннему голосу пока еще слабого коллективного разума да стихийной (но все более регулируемой межгосударственными соглашениями) игре рыночных сил. Отсюда нередкие срывы, дисгармонии, а то и внешние нарушения политическими конфликтами и войнами; однако они не могут нарушить или прервать обусловленное закономерностями экономической цикличной динамики ритмичное движение.
Рассмотрим в этом вечном движении темпы экономической динамики, взаимоотношения локальных цивилизаций в глобальном экономическом пространстве — их долю в мировом продукте, соотношение уровней экономического развития, изменения в структуре экономики.
Темпы экономической динамики. В современной статистике для измерения экономической динамики используются показатели валового внутреннего продукта — суммарной стоимости товаров и услуг, произведенных во всех отраслях экономики и предназначенных для конечного потребления, накопления и экспорта (из валового выпуска вычитается стоимость промежуточного продукта).
В исторической ретроспективе невозможно найти сопоставимые данные о ВВП в разных странах и цивилизациях. Поэтому для выявления долгосрочных тенденций воспользуемся данными о динамике мирового промышленного производства, приведенными в книге Пола Кеннеди.
В книге П. Кеннеди опечатка — вместо 2041,6 приведено 3041,6, что означало бы 8,4% среднегодового прироста к 1973 г. Между тем как раз в это время разразился мировой экономический кризис, так что 2,4% реальнее.
Сравнительно умеренные темпы роста мирового промышленного производства в течение первых двух Кондратьевских циклов значительно увеличились в начале XX в., на повышательной фазе третьего Кондратьевского цикла. Первая и вторая мировые войны, мировой экономический кризис 1929-1933 гг. замедлили темпы экономического роста до уровня ниже конца XIX в. Однако в 50-60-е годы они стремительно возросли, достигнув пика в 1963-1973 гг. — 6,2% среднегодовых. Это был последний, но недолгий рывок индустриальной эпохи, после которой разразился кризис перехода к постиндустриальной эпохе; темпы роста в 1973-1980 гг. вновь упали до уровня, ниже существовавшего в конце XIX в.
Цикличная неравномерность динамики мировой торговли видна более четко, чем динамики промышленного производства. В периоды первой и второй мировых войн и мирового экономического кризиса 1929-1933 гг. внешнеторговый оборот резко сокращался. Максимальные темпы прироста наблюдались в 1963-1971 гг.; именно в эти два десятилетия происходило быстрое вовлечение национальных экономик в мировую, становление первоначального этапа формирования глобальной экономики.
Неравномерность характерна и для экономической динамики отдельных цивилизаций. Об этом можно судить по данным о темпах прироста ВВП (без социалистических стран) в послевоенный период.
Наиболее высокими темпами (вплоть до 1981-1985 гг.) развивались Япония, страны Ближнего и Среднего Востока (в основном мусульманская цивилизация) и Латинской Америки. Самые низкие темпы наблюдались в цивилизациях, достигших стадии индустриальной зрелости североамериканской (США) и западноевропейской. Сравнительно умеренными темпами (превышающими, однако, среднемировые) развивалась экономика Южной, Восточной и Юго-Восточной Азии (где преобладала индийская цивилизация) и Африки. Мировые экономические кризисы середины 70-х и особенно начала 80-х годов привели к падению темпов роста по всем цивилизациям, особенно по западноевропейской, мусульманской, африканской и североамериканской. Однако в дальнейшем темпы роста вновь поднялись, особенно в Китае (9,7% за 20 лет), кроме СССР (СНГ), где опережающие темпы роста в 5070-е годы сменились стагнацией в 80-е годы и резким падением в 90-е годы. Неравномерность темпов роста и их дифференциация по цивилизациям и ведущим странам наблюдались и в последующие десятилетия.
Таким образом, соотношение темпов роста разных цивилизаций неодинаково и периодически меняется, что предопределяет изменение их “веса” в мировой экономике.
Наиболее высокими темпами развивалась экономика китайской и индийской цивилизаций. Значительные темпы прироста ВНП наблюдались в североамериканской (до 2001 г., когда США оказались в эпицентре очередного экономического кризиса) и западноевропейской цивилизациях. Япония после длительного подъема вступила в период стагнации. Евразийская цивилизация (включая Россию) в 90-е годы переживала длительный и глубокий кризис, из которого начала выходить лишь с 1999 г. Состояние неустойчивости переживают латиноамериканская и мусульманская цивилизации, а в африканской продолжаются длительные кризисные и застойные явления.
Представление о различиях в уровне экономического развития к концу XX в. дает оценка, приведенная Э.А. Азроянцем.
Динамика доли цивилизаций в мировом экономическом продукте. Структура мировой экономики, доля в ней отдельных стран и цивилизаций периодически подвергается радикальным переменам. Об этом можно судить по данным Пола Кеннеди о динамике мирового промышленного производства за период с 1750 по 1938 г. Сельскохозяйственное производство более инерционно, поэтому динамика доли цивилизаций в мировом ВВП показала бы более умеренные темпы изменений.
К середине XVIII в. лидерами мирового промышленного производства были Китай и Индия; вместе они производили 57,3% промышленной продукции мира (а всего третьи страны — 74%). Европа занимала скромное третье место (18,2%), в том числе Великобритания — 1,9%, будучи на последнем месте среди крупных западноевропейских стран. Доля России составляла всего 5%, Японии — 3,8, а Северной Америки исчезающее малую величину — 0,1%.
В течении второй половины XVIII в. начался бурный промышленный рост Великобритании, доля которой выросла за полвека с 1,9 до 4,3%, т.е. в 2,3 раза. В XIX в. стремительно изменилась картина мирового промышленного пространства; особенно в середине века, на повышательной волне второго Кондратьевского цикла: за 30 лет (с 1830 по 1860 г.) доля Европы (без России) увеличилась с 28,6 до 46,2%, т.е. в 1,6 раза, в том числе Великобритании с 9,5 до 19,9%, т.е. в 21 раз; доля США — с 2,4 до 7,2%; т.е. в 3 раза; доля Китая снизилась с 29,8 до 19,7%, т.е. в 1,5 раза, а находившейся под британским владычеством Индии — с 17,6 до 8,6%, т.е. вдвое. Лишь Россия успешно противостояла западной цивилизации, несколько повысив свою долю — с 5,6 до 7%, или в 1,25 раза.
Эти тенденции в основном продолжались до 1928 г., хотя темпы сдвигов замедлились, и произошла смена лидеров. С 1900 г. вперед вырвались США, доля которых с 7,2% в 1860 г. повысилась до 23,6% в 1900 г. и 39,3% в 1928 г., т.е. в 5,5 раза за 68 лет. Великобритания потеряла в весе в 2,3 раза и, уступив лидерство, откатилась на третье место — до 9,9% в 1928 г. против 22,9% в 1880 г. Возвысилась Германия, увеличив свою долю втрое: с 4,9% в 1860 г. до 14,8% в 1913 г.; однако после поражения в первой мировой войне ее доля снизилась до 11,6% в 1928 г. Доля России возросла незначительно — с 7% в 1860 г. до 8,8% в 1900 г., однако в результате разрушений гражданской войны ее доля упала к 1928 г. до 5,3% — ниже, чем в 1830 г. Продолжала падать доля Китая (с 19,7% в 1860 г. до 6,2% в 1900 г., т.е. в 3,2 раза) и Индии (с 8,6 до 1,7%, т.е. в 5,1 раза).
Мировой экономический кризис 1929-1933 гг. наиболее ощутимо ударил по США, доля которых в мировом промышленном производстве снизилась с 39,3% в 1928 г. до 31,4% в 1938 г., а также по Франции (падение доли с 6% до 4,4%). Великобритания и Германия сумели быстрее оправиться от кризиса и повысить свою долю, а России (СССР) удалось даже превысить уровень 1900 г., повысив свою долю в 1,7 раза за предвоенное десятилетие (до 9%).
Динамику доли локальных цивилизаций в мировом экономическом продукте во второй половине XX в. приводит С. Хантингтон.
Наиболее значительно выросла доля исламской и китайской цивилизаций — соответственно в 3,8 и 3 раза за 42 года; суммарная доля этих цивилизаций увеличилась с 6,4 до 21%. Высокий уровень и быстрые темпы роста показала в первые два десятилетия японская цивилизация; однако затем доля ее стабилизировалась и даже начала несколько падать. Японцы называют это окончанием “эпохи мыльных пузырей”. Латиноамериканская цивилизация показывает умеренный рост своего веса в мировой экономике — с 5,6 до 8,3% за 42 года. В 50-70-е годы стремительно росла африканская цивилизация — в 8,5 раз за 20 лет; однако затем потенциал рывка был в основном исчерпан, доля в мировой экономике повышалась медленно — до 2% в 1980 г. и 2,1% в 1992 г. а к концу XX в. стала падать. Западная цивилизация за первые два десятилетия после второй мировой войны потеряла в своем экономическом весе — с 64,1 до 48%. Однако в дальнейшем ее доля стабилизировалась.
Наиболее крупные потери понесла в последнее время евразийская цивилизация. Если в первые два десятилетия после второй мировой войны ее доля даже несколько повысилась (с 16 до 17,4%), то в 70-е годы она начала снижаться, а в 90-е годы стала стремительно терять с экономическом весе — с 16,4% в 1980 г. до 6,2% в 1992 г., т.е. в 2,6 раза. В последующие годы, хотя и более медленными темпами, ее доля продолжала падать — вплоть до 2000 г., когда начала проявляться обратная тенденция.
Первенство в мировой экономике принадлежит западным цивилизациям — североамериканкой, западноевропейской и океанической (в части Австралии и Океании). Однако их совокупный удельный вес в мировом ВВП, рассчитанном по паритету покупательной способности валют, снизился с 54,5% в 1950 г. до 44,6% в 2000 г.; в перспективе до 2015 г. ожидается снижение до 37,5%. На противоположном полюсе нарастает влияние трех восточных цивилизаций — японской, китайской и индийской: с 9,3% в середине XX в. до 22,5% в конце его и 25,5% в 2015 г.
Если прибавить к ним мусульманские и буддийские страны, то сдвиг в пользу восточных цивилизаций станет еще более очевиден: соответственно 12,3% 36,0%; 39,3%. При сохранении этой тенденции можно предвидеть, что к середине XXI в. экономическое преимущество Востока над Западом станет бесповоротным.
На этом фоне трагична судьба евразийской и восточноевразийской цивилизаций, которые во второй половине XX в. противостояли Западу. Удельный вес постсоциалистических стран в мировом ВВП достиг максимума в 1960 г. — 21,4%; к 1990 г. снизился до 13,6% и к 2000 г. упал до 7,8%, хотя к 2015 г. возможно небольшое увеличение доли — до 8,8%. Особенно заметно падение доли СНГ — с 13,8% в 1960 г. до 8,8% в 1990 г. и 4,1% в 2000 г., в том числе России — с 8,8 до 5,5% и 2,7% соответственно, с возможным повышением до 3,2% в 2015 г. При оценке ВВП по официальному курсу доля России еще меньше — 0,77% в 2000 г. При такой незначительной доле евразийская цивилизация и Россия в ближайшие десятилетия выбыли из числа основных игроков в глобальном экономическом поле.
Положение усугубляется тем, что евразийская цивилизация разобщена, раздирается внутренними противоречиями, находится под возрастающим влиянием западной и мусульманской цивилизаций, теряет не только одно из лидирующих мест в мире, но и экономическую самостоятельность. Эта самая тревожная тенденция.
Изменения уровня экономического развития цивилизаций. Уровень экономического развития измеряется в настоящее время обобщающим показателем — ВВП на душу населения. Однако для выявления долгосрочных тенденций воспользуемся другим показателем, рассчитанным Полом Кеннеди, — среднедушевым уровнем индустриализации, иными словами — объемом промышленной продукции на душу населения в сопоставимых ценах. В индустриальную эпоху этот показатель имел определяющее значение, особенно для анализа тенденций в мировой экономике, поскольку сельскохозяйственная продукция потребляется в основном внутри страны, а промышленная в значительной степени поступает в международный обмен и является символом индустриальной мощи страны и цивилизации.
Во второй половине XVIII в. уровень индустриализации изменился незначительно как в Европе (кроме Великобритании, где уровень повысился в 1,6 раза), так и в Японии и в третьем мире (где произошло некоторое снижение среднедушевого производства); лишь в США он повысился в 2,2 раза. XIX в. — период стремительного распространения промышленной революции — резко изменил картину. Лидерство захватила Великобритания, где уровень индустриализации увеличился в 6,2 раза за 100 лет; с некоторым отставанием от нее шли США, Германия и Франция. Хотя в Австро-Венгрии, России и Японии наблюдался прогресс, однако отставание от Великобритании значительно возросло. Безотрадная картина наблюдалась в странах третьего мира: здесь за то же столетие уровень индустриализации снизился втрое, а по отношению к Великобритании — в 19 раз. Наибольшие потери понесла Индия, где уровень индустриализации снизился в 6 раз, а отставание от метрополии выросло в 38 раз. Это свидетельствует об одностороннем развитии индустриальной цивилизации, где процветание одних достигалось за счет эксплуатации других, нередко гораздо более древних народов и цивилизаций. Промышленная революция не принесла блага всем народам, ее плоды оказались монополизированными западной цивилизацией.
В первой трети XX в., на которую пришлись первая мировая война и мировой кризис 1929-1933 гг., темпы динамики уровня индустриализации стали более умеренными. Лидерство по этому показателю перешло от Великобритании к США, которые в 1928 г. на 49% превысили уровень Великобритании; к 1938 г. однако, разрыв сократился до 6%. Высокие темпы роста уровня промышленного развития наблюдались также в Германии (которая в 1928 г. обогнала Великобританию, но к 1938 г. вновь уступила ей), Франции, Японии и России (СССР), которая повысив свой уровень к 1938 г. в 2,5 раза против 1900 г., тем не менее, отставала от Великобритании в 4 раза. Ведущее место в мире сохранялось за западной цивилизацией с двумя ведущими центрами — Западной Европой и Северной Америкой.
Отсутствие аналогичных данных по СССР и другим социалистическим странам (где темпы роста были выше, чем в развитых и развивающихся странах) не дает полной картины, но тенденции вырисовываются четко.
В послевоенный период скачкообразно развивалась Япония (рост ВВП на душу населения в 5,4 раза, приближение к уровню США в 3,1 раза). Высокие темпы роста наблюдались на Ближнем и Среднем Востоке (рост в 2,9 раза, приближение к США в 1,7 раза). Возрождавшаяся и интернировавшаяся западноевропейская цивилизация также достигла высокого уровня и быстрых уровней роста (в 2,4 раза за 30 лет) и приблизилась к США в 1,4 раза. Улучшила свои позиции латиноамериканская цивилизация (рост 1,9 раза, приближение к США в 1,14 раза). Южная, Восточная и Юго-Восточная Азия, и Африка (суммарно более половины населения мира и самый низкий уровень экономического развития), хотя и повысили ВВП на душу населения на 7175% за 30 лет, не сумели преодолеть отставание от США.
Перелом сложившихся в мировой экономике тенденций в динамике уровня экономического развития произошел в 90-е годы.
Соотношение уровня экономического развития, рассчитанное экспертами Всемирного банка по курсу, близкому к официальному, показывает более резкую дифференциацию, чем при расчете по паритету покупательной способности: разрыв между Эфиопией и Швейцарией составил в 2000 г. 381 раз, а между США и Индией — 74 раза.
Структурные сдвиги в экономике цивилизаций. Локальные цивилизации существенно различаются по структуре экономики, темпам и направлениям структурных сдвигов. В периоды трансформации экономики темпы структурных сдвигов значительно ускоряются. Можно говорить о воспроизводственной, отраслевой, стоимостной и прочих структурах глобальной экономики, которая оказывает все более ощутимое воздействие на структурную динамику отдельных стран и цивилизаций, о глобальных и цивилизационных структурных циклах и о структурных кризисах, периодически сопровождающих их. Именно такой кризис переживает в конце XX — начале XXI вв. мировая экономика; наиболее отчетливое выражение он получил в России и других постсоциалистических странах, а с 2001 г. — в США.
Общая тенденция для всех цивилизаций (кроме североамериканской) — повышение доли промышленности в структуре экономики, т.е. продолжение процесса индустриализации в период четвертого Кондратьевского цикла. Наиболее ярким примером может служить Япония, где доля промышленности выросла с 15,1 до 35,6%, т.е. в 2,4 раза. Причем происходило это за счет опережающего роста обрабатывающей промышленности, особенно машиностроения (его доля в обрабатывающей промышленности выросла в 3,6 раза). Это и стало структурной основой “японского экономического чуда”. По доле промышленности в ВВП Япония обогнала США и сравнялась с Западной Европой; доля добывающей промышленности оказалась наиболее низкой из всех цивилизаций мира.
Особенностью экономики США является сравнительно низкий удельный вес промышленности в ВВП; по этому показателю США значительно уступали не только Западной Европе и Японии, но и Латинской Америке. В США раньше всех индустриальная экономика достигла стадии зрелости и начала перерастать в постиндустриальную; здесь наиболее высока доля услуг (40,5% в 1981-1985 гг.).
Общей тенденцией для всех цивилизаций является падение доли сельского хозяйства — по всему несоциалистическому миру с 11,4% в 1951-1955 гг. до 6,7% в 1981-1985 гг. (в том числе по развитым странам — с 7,5 до 4% и по развивающимся с 34,4 до 17,6%). Это происходило в условиях повышения уровня и качества питания большинства населения, численность которого значительно возросла, роста продукции сельского хозяйства за рассматриваемый период на 85%, в том числе в развитых странах — на 54% и в развивающихся на 125%, что стало возможным в результате индустриализации сельского хозяйства, освоения достижений “зеленой революции”. В 2000 г. доля сельского хозяйства в ВВП составила по всему миру 5%, однако в странах с низким доходом — 23%.
Однако в 90-е годы, с началом перехода к постиндустриальной экономике, наблюдается перелом тенденций, как в развитых, так и в развивающихся цивилизациях — падение доли промышленности в структуре ВВП при росте доли торговли и услуг. Это свидетельствует о начале формирования постиндустриальной модели структуры экономики, где промышленность уступает лидерство отраслям нематериального производства. В 2000 г. доля услуг в ВВП составила по всему миру 63%.
В этот период продолжалось падение доли сельского хозяйства: с 7 до 4% — в мире, с 3 до 2% — в странах с высоким уровнем развития ис16до12% — в странах с низким и средним уровнем развития; в том числе в Африке — с 24 до 18%. Наиболее высокой эта доля оказалась в Южной Азии, но и здесь она снизилась с 39 до 28%.
Доля промышленности в ВВП в целом по миру снизилась за 19 лет с 38 до 32%. Отчетливо эта тенденция проявилась в странах с высоким уровнем дохода (с 37 до 30%), в том числе в США — с 34 до 26%, т.е. в 1,3 раза — и оказалась существенно ниже, чем в странах с низким и средним уровнем дохода. Это не деиндустриализации, а ускоренный процесс формирования постиндустриальной экономики, в которой ведущее место принадлежит услугам (их доля в США повысилась с 64 до 72%, а в странах с высоким уровнем доходов — с 58 до 64%.
Это означает, что уровень и динамика общественного продукта все менее зависят от природо-емких отраслей и все больше — от затрат живого труда в сфере услуг. Однако следует отметить, что темпы прироста добавленной стоимости услуг к концу XX в. замедлились: в 1990 — 1999 гг. они составили в целом по миру 2,5% против 3% по промышленности; в странах с высоким доходом — соответственно 2,2 и 2,6%, тогда как в странах с низким доходом — 4,7 и 1,1%.
Локальные цивилизации в глобальной экономике XXI в.
Что ждет глобальную экономику в XXI в.? Можно высказать несколько суждений предварительного характера о направлении и характере ожидающих ее перемен:
1. После некоторой заминки на рубеже XXXXI вв., вызванной трансформацией индустриального общества в постиндустриальное, вновь усилится тенденция к глобализации экономики, согласованности структуры и динамики отдельных ее элементов, взаимосвязи и взаимообмена между ними. К этому будут толкать основные факторы глобализации: демографический — продолжающийся рост численности населения Земли и невозможность удовлетворения возрастающих его потребностей в рамках отдельных стран и цивилизаций; растущая ограниченность природных ресурсов, исчерпание некоторых из них и общепланетарный характер загрязнений окружающей среды, угрозы эко-катастроф; трансграничный характер научных открытий, изобретений, базисных инноваций, необходимость объединения усилий для освоения и распространения поколений техники и технологических укладов постиндустриального технологического способа производства; повышение лидирующей роли мирового рынка высокотехнологичной продукции, необходимость совместных действий для преодоления опасно возросшего разрыва между богатыми и бедными цивилизациями, для подтягивания экономики и уровня жизни стран и цивилизаций с низким уровнем доходов, не имеющих возможности самостоятельно выбраться из нищеты и отсталости; современные информационные технологии, опутывающие весь мир сетями коммуникаций, Интернета, переплетающиеся с глобальными банковскими и кредитно-денежными системами. Возврат в прошлое, к изолированной, автаркической экономике уже невозможен, он был бы пагубным для избравшей такой курс страны или цивилизации, которые теперь навеки связаны глобальным братством.
Экспорт товаров и услуг растет опережающими темпами по сравнению с ростом ВВП, причем темп опережения нарастает.
В целом по миру коэффициент опережения темпов роста экспорта по сравнению с национальной экономикой вырос с 1,62 в 80-е годы до 2,76 — в 90-е, что является ярким свидетельством глобализации, усиления зависимости национальной экономики от мировой. Подобная тенденция наблюдалась в большинстве стран и цивилизаций — как с высокими, так и с низкими и средними доходами. В наибольшей степени этот коэффициент вырос в Японии — с 1,12 до 3,6. Исключение из этой тенденции составляет Китай, где темпы роста экспорта снизились с 19,3 до 13%, но все равно оставались высокими. Печальную картину являла собой Россия, где среднегодовые темпы падения экспорта составили в 90-е годы 6%. Под прикрытием лозунгов движения к рыночной экономике Россия фактически потеряла значительную часть внешних рынков (кроме экспорта нефти, металлов и некоторых других сырьевых товаров). В этом состояла стратегическая ошибка реформирования российской экономики, осуществлявшегося на деле в интересах ТНК и западных цивилизаций.
Плотность глобальной сети неодинакова в разных частях планеты. Процесс глобализации развивается неравномерно, имеет свои сектора прорыва, интегральные узлы — и свою периферию, отставшую в этом процессе. Уровень глобализации экономики, измеряемый как отношение внешнеторгового оборота к ВВП, существенно различается по разным странам, причем для ряда цивилизаций с низким и средним уровнем дохода (Ближний и Средний Восток, Африка) он выше, чем для некоторых развитых стран (США, Япония). Однако если учесть потоки финансового капитала, сеть ТНК, где уровень глобализации значительно выше, то окажется, что лидирующую роль в глобализации играют страны и цивилизации с высоким уровнем дохода. Это подтверждается сопоставлением данных об их доле в мировом экспорте и мировом ВВП.
По соотношению доли в мировом экспорте и глобальном ВВП можно выделить две группы стран и цивилизаций: экспорто-ориентированные, доля которых в экспорте существенно превышает долю в мировом ВВП, и, следовательно, экономика более тесно связана с мировым рынком, где они выступают в качестве постоянных продавцов товаров и услуг. Это, прежде всего страны Западной Европы (кроме Исландии и Греции); у Германии соотношение составило 2, Великобритании и Франции — 1,5; Нидерландов — 3,8; большинство стран Ближнего Востока, кроме Сирии, Иордании и Йемена (ОАЭ и Бахрейн — соотношение 4, Кувейт — 2,4, Саудовская Аравия — 1,4); новые индустриальные страны (Республика Корея — 1,5, Гонконг — 8,4, Тайвань — 2,9, Малайзия — 2,5); ряд стран Центральной и Восточной Европы (суммарное соотношение — 1,2; у Венгрии — 1,3, Словакии — 1,5, Словении — 2,7); отдельные страны Северной Америки (Канада — 2,0); Азия в целом (соотношение — 1,1) в основном за счет новых индустриальных стран, государств Ближнего Востока, Израиля (1,4) и Японии (1,1); Океании (Новая Зеландия — 1,5, Австралия — 1,01); ориентированные преимущественно на внутренний рынок; сюда относятся США (соотношение 0,54), бывший СССР (0,78, в том числе Россия — 0,82), Южная Америка (соотношение — 0,43, в том числе Бразилия — 0,33), большинство стран Африки, кроме Марокко (в целом по континенту соотношение 0,49), Азии (Непал — 0,14; Индия — 0,16; Пакистан и Бангладеш — 0,17; Китай 0,26; Иран 0,28). Наименьшей зависимостью от мирового рынка отличается индийская цивилизация; наибольшей — западноевропейская.
Можно ожидать, что в перспективе количество стран первой группы стран будет нарастать, а второй — уменьшаться, однако во всех странах значительная часть экономики будет работать на внутренний рынок, на самообеспечение; это относится, прежде всего, к нерыночному сектору экономики, доля которого в постиндустриальном обществе будет увеличиваться в связи с приоритетом духовного воспроизводства и постарением населения.
2. Каковы перспективы роста глобальной экономики в XXI. Вырисовываются два крайних сценария, между которыми возможно множество промежуточных.
М.М. Голанский пришел к следующему выводу: “Темпы роста мирового производства будут быстро падать, и в начале следующего столетия они вряд ли смогут превысить 0,5% в год, а с середины второго десятилетия XXI в. выпуск продукции начнет убывать уже в абсолютном выражении. Выпуск продукции на душу населения будет постоянно падать уже с начала будущего столетия. При этом производительность труда может расти довольно быстрыми темпами (в среднем 2% в год). С начала столетия начнет свертываться экономическая деятельность”. Основанием для столь сурового приговора М.М. Голанского глобальной экономике служат рост населения мира и истощение запасов биосферы в их непреодолимой ограниченности. Поскольку эти факторы сохранят свое действие и после 2025 г., то в XXI в. глобальную экономику ждет перспектива умирания.
Со столь мрачным сценарием невозможно согласиться. Во-первых, несмотря на периодические экономические кризисы (в том числе в 2001-2020 гг.) мировая экономика продолжает расти, хотя и меньшими темпами, чем на повышательной волне пятого Кондратьевского цикла. Во-вторых, М.М. Голанский не принял во внимание результаты развертывающегося технологического переворота, который, после переходного периода снижения темпов роста 5го уклада и освоения 6го, даст новый скачок эффективности, позволит вовлечь в производство новые естественные силы, уменьшить истощение невоспроизводимых природных ресурсов.
В-третьих, как было показано в гл. 2, в соответствии с наметившейся тенденцией падения темпов прироста населения Земли и пересмотренным демографическим прогнозом ООН к середине XXI в. ожидается значительное сокращение темпов роста численности населения, что положительно скажется на среднедушевых экономических показателях.
Наконец, в-четвертых, само формирование глобальной экономики является дополнительным фактором повышения ее эффективности в результате углубления международного разделения и кооперации труда, расширения масштабов рынка, быстрейшего распространения новых технологий и методов повышения производительности труда.
Следовательно, не стоит ориентироваться на упадок и саморазрушение глобальной экономики в XXI в. Переход к постиндустриальному обществу — это не шаг к пропасти, а новая ступень в прогрессивном развитии мировой экономики, открывающая дополнительные возможности для экономического роста, повышения уровня и качества жизни большинства населения планеты в изменившихся демографических, экологических и технологических условиях.
Поэтому правомерен оптимистический сценарий будущего глобальной экономики (если не включатся внешние разрушительные силы типа столкновения цивилизаций, крупных природных или техногенных катастроф, мировых эпидемий). По мере освоения и развертывания потенциала постиндустриального общества и адекватного ему технологического способа производства можно ожидать улучшения экономических показателей глобальной экономики в первой половине XXI в.
При оценке перспектив развития глобальной экономики еле дует учитывать, что закономерность ее цикличной динамики, периодические экономические кризисы сохранятся и впредь. Среднесрочные кризисы будут повторяться каждое десятилетие; глубина их усиливается на понижательной волне Кондратьевского цикла и ослабевает на повышательной. Эту закономерность отмечал Н.Д. Кондратьев: “Средние циклы, приходящиеся на понижательный период большого цикла, должны характеризоваться длительностью и глубиной депрессий, краткостью и слабостью подъемов; средние циклы, приходящиеся на повышательной период большого цикла, должны характеризоваться обретшим чертами".
Переход к пятому полувековому Кондратьевскому циклу начался с середины 70-х годов; его повышательная волна закончилась в начале XXI в., после чего становится реальностью понижательная волна, которая завершится новым глубоким экономическим кризисом в середине 20-х годов (возможно, и раньше). Поэтому можно ожидать замедления темпов экономического роста в первой четверти XXI в. Возврат к высоким темпам роста середины XIX в. или 60-х годов XX в. не следует ожидать в связи с повышением доли услуг в структуре ВВП.
3. Будут продолжаться, хотя и с некоторыми модификациями, сложившиеся к концу XX в. тенденции структурной динамики глобальной экономики — как в отраслевой и воспроизводственной, так и в стоимостной структурах.
В структуре промышленности продолжится тенденция падения доли добывающей и роста доли обрабатывающей отраслей промышленности, а в структуре последней — доли машиностроения, что связано с необходимостью переоснащения технологической базы развитых и особенно развивающихся и постсоциалистических стран поколениями техники 5-го, а затем и 6-го укладов.
Будет ли продолжаться столь высокими темпами, как в конце XX в., рост доли услуг, которая за 15 лет повысилась с 53 до 63% (1,7% среднегодовых) и достигла в США 72% ВВП?
Здесь, видимо, необходим дифференцированный подход к разным видам услуг. Удельный вес услуг социокультурного характера (науки, культуры, образования, здравоохранения, социального обеспечения) будет расти, что следует из самой сущности гуманистической постиндустриальной цивилизации как общества знания и необходимости подтягивания отставших стран, в которых проживает большинство населения Земли. Доля информационных услуг, которая нарастала скачкообразно, будет расти гораздо медленнее, поскольку наступает предел первоначального освоения новых стран и секторов экономики информационными системами, дальше они будут развиваться более умеренно. Что касается собственно рыночных услуг (торговля, кредит), то, вероятно, они уже перешли оптимальный уровень и в дальнейшем их доля станет сокращаться за счет ликвидации излишних звеньев и повышения эффективности. Распространение интернет торговли сделает частично излишней гипертрофированную торговую сеть. Коммунальные и бытовые услуги будут расти по мере роста населения и даже чуть быстрее, чтобы сокращать отставание стран и цивилизаций с низким и средним уровнем среднедушевого дохода.
4. Процессы глобализации найдут свое выражение в усилении интеграционных тенденций — в увеличении числа интеграционных союзов, расширении их географического пространства, усилении тесноты связи как внутри этих союзов, так и между ними, развитием международных транспортных коридоров.
Межгосударственная экономическая интеграция получила развитие в Европе в послевоенный период. Он началась с создания Европейского объединения угля и стали в 1951 г. и за полвека распространилась на большую часть стран мира, охватила почти все локальные цивилизации. Некоторые интеграционные союзы формируются в рамках одной цивилизации (Европейский союз и Европейская ассоциация свободной торговли в Западной Европе; Содружество независимых государств; Маркосур, Андский Пакт и Ассоциация Карибских государств в Латинской Америке; Западноафриканский экономический и валютный союз в Африке). Другие могут включать страны нескольких цивилизации (АСЕАН, НАФТА) или многих цивилизаций — например, Азиатско-Тихо-океанический экономический союз (АТЭС), включающий 21 страну семи локальных цивилизаций с 40% населения мира и 50% мирового ВВП.
Наиболее далеко продвинулась по пути интеграции западноевропейская цивилизация. Европейский союз объединяет 15 стран с 7% населения мира, 20% мирового ВВП (превышение в три раза среднемирового уровня на душу населения) и почти 40% мирового экспорта. Их объединяют территориальная близость, общность истории и культуры, тесные экономические связи, единая денежная система, общие таможенные границы, примерно одинаковые тенденции и проблемы в области демографии и экологии. “Цель интеграции — сокращение расхода природных ресурсов и развитие человеческого потенциала на основе перехода к новому технологическому укладу. При этом макроэкономическая стабилизация сочетается с регулированием рынка товаров, инвестиций, рабочей силы, технологий, информации, созданием единой транспортной и энергетической инфраструктуры, валютной системы и с перспективой политической интеграции”. В общий бюджет ЕС отчисляется 1,2% ВВП каждой страны; половина бюджета направляется на поддержку единой сельскохозяйственной политики, треть — на структурную перестройку в отстающих регионах; финансируются также пятилетние рамочные программы по развитию науки и технологий. Осуществлен переход к единой валюте (евро). Функционируют первоосновы будущих общих органов власти — Европарламент, Совет министров ЕС, Комиссия ЕС, унифицируются налоговые платежи, согласуется национальное законодательство. Установлен общий таможенный тариф, проводится единая инвестиционная, экологическая и социальная политика, доля социальных выплат и льгот выросла с 34% до 40% ВВП, тогда как в США и Японии она составляет 30%. В настоящее время ЕС расширяется за счет стран Восточной Европы, приобретает меж-цивилизационный характер.
В других интеграционных союзах (включая АТЭС и СНГ) уровень интеграции далеко отстает от европейского. Особенность СНГ состоит в том, что здесь по сути дела речь идет в попытках остановить процесс дезинтеграции некогда единой экономики. Момент был упущен, и поставленная цель реинтеграции на новой, рыночной основе пока не реализуется, преобладают центробежные тенденции. Более высокий уровень интеграции, достигнут при создании Евразийского экономического сообщества Россией, Казахстаном, Белоруссией, Киргизией и Таджикистаном.
Пример западноевропейский интеграции, последовательно осуществляемой более четырех десятилетий, несмотря на неизбежные различия национальных интересов, является эталоном для других цивилизаций на XXI в. Следует в перспективе ожидать углубления разносторонних интеграционных связей внутри каждой локальной цивилизации; к этому ведут общие демографические, экологические, экономические, технологические социокультурные интересы. Образцом меж цивилизационной интеграции станет, видимо, АТЭС, где используются более мягкие формы координации деятельности стран разных континентов и цивилизаций. При оптимистическом сценарии, если правящей, деловой и интеллектуальной элитой стран СНГ будет осознана общность их коренных интересов, экономические и социокультурные интересы возобладают над политическими амбициями, и здесь усилится тенденция к реинтеграции в направлении, близком к Европейскому союзу.
Будущее глобальной экономики можно представить как эффективно действующий механизм согласованного, равноправного взаимодействия интегральных союзов в рамках отдельных цивилизаций и меж-цивилизационных объединений, обеспечивающий более высокие темпы экономического роста, коллективную помощь отсталым странам и цивилизациям, объединение сил в смягчении и преодолении периодически возникающих экономических, экологических, технологических, социально-политических кризисов и конфликтов. Это — оптимистический сценарий.
При пессимистическом сценарии возможно нарастание противоречий и конфликтов (вплоть до самоубийственного столкновения цивилизаций, которое разрушит глобальную экономику), использование интеграционных связей ТНК в своих корыстных интересах более сильными странами и ТНК.
5. Как изменится положение локальных цивилизаций в глобальной экономике в XX в. Вырисовываются два крайних сценария.
Пессимистический сценарий, основанный на продлении ныне сложившихся тенденций, заключается в использовании преимуществ глобализации и интеграционных механизмов в интересах более развитых цивилизаций (прежде всего североамериканской и западноевропейской) при сохранении или даже углублении их отрыва от отставших цивилизаций (африканской, индийской) и возможном разделе экономического пространства распадающейся евразийской цивилизации. Решающую роль при этом сыграет мощнейшая глобальная сеть ТНК, которые умело, используют интеграционные механизмы для извлечения огромных сверхприбылей.
Однако эти тенденции неизбежно натолкнутся на растущую экономическую силу мусульманской и китайской цивилизаций, на сопротивление набирающих силу латиноамериканской и индийской цивилизаций. Продление основных тенденций и противоречий уходящего в прошлое индустриального общества, но в модифицированном и гипертрофированном виде, приведет к формированию экономической основы для грядущего столкновения цивилизаций — сначала в локальном, а затем и глобальном масштабе. Мировая экономика завершит свое существование, будучи уничтоженной в пламени ядерной войны или, в лучшем случае, отброшенной назад на столетия.
Оптимистический сценарий состоит в перестройке глобальной экономики на принципах, адекватных формирующемуся постиндустриальному обществу: равноправия, взаимовыгодного сотрудничества и в перспективе — партнерства локальных цивилизаций и входящих в них стран, гуманизация, экологизация и информатизация мировой и национальных экономик, выборе новой модели глобализации.
Путь к реализации этого сценария длителен и нелегок. Он предполагает, во-первых, разработку (основанного на всестороннем объективном анализе сложившихся тенденций и противоречий) глобального долгосрочного прогноза с альтернативными вариантами развития экономики стран и цивилизаций мира на первую половину XXI в. (демографический прогноз ООН на период до 2050 г. дает основу для расчета таких сценариев) и оценкой последствий каждого из сценариев. Подготовку такого прогноза и проекта глобальной стратегии могла бы взять на себя ООН — по образцу прогноза мировой экономики на период до 2000 г., выполненного по заказу ООН в конце 70-х — начале 80-х годов под руководством В.В. Леонтьева и с участием Института экономики Сибирского отделения АН СССР. Прогноз осуществлялся на базе глобальной макромодели межотраслевого типа по 22 отраслям и 15 регионам мира, во многом совпадавшим с цивилизациями, но более дробным: Северная Америка; Латинская Америка — со средним и низким доходом; Западная Европа — с высоким и средним доходом; Восточная Европа; СССР; Азия — страны с централизованным планированием (прежде всего Китай); Япония; Азия — со средним и низким доходом; Ближний Восток; нефтедобывающие страны (основа мусульманской цивилизации); Африка — пустынная тропическая и со средним доходом; Океания. Было рассчитано несколько вариантов прогноза. Хотя сам прогноз в значительной степени не подтвердился из-за непредвиденного перелома тенденций в конце XX в., методология, статистическая база, алгоритмы и программы расчетов этого прогноза могут быть использованы при разработке глобальной модели и долгосрочных прогнозов взаимодействия локальных цивилизаций в первой половине XXI в.
Во-вторых, прогноз должен послужить базой для выработки и принятия на высшем государственном и межгосударственном уровнях основных положений глобальной долгосрочной экономической стратегии (на 2025 лет), которая могла бы стать фундаментом для формирования нового мироустройства, основанного на принципах взаимовыгодного сотрудничества, взаимопомощи и партнерства локальных цивилизаций и стран. На этом пути придется находить способы преодоления близорукого своекорыстия, как мощнейшей сети ТНК, так и наиболее развитых стран и цивилизаций, стремящихся использовать глобализацию экономики в своих интересах, захватить центральные позиции в регулировании мировой экономики и использовать их для дальнейшего перераспределения в свою пользу доходов.
В-третьих, придется выработать действенный экономический механизм реализации глобальной стратегии нового порядка, включающий как существующие институты (типа Международного валютного фонда, Всемирного банка, Всемирной торговой организации и т.п.) — при изменении характера их деятельности, так и вновь создаваемые по образцу Европейского союза; пример партнерских отношений внутри одной цивилизации полезно было бы распространить и на меж-цивилизационное взаимодействие.
Напомним, что в ЕС осуществляется поддержка развития отстающих регионов (на это направляется четверть общего бюджета ЕС) путем предоставления субсидий на создание новых рабочих мест, развитие человеческого капитала и инфраструктуры из фонда регионального развития и других структурных фондов. Общий фонд структурной перестройки ЕС достиг к концу 90-х годов 40 млрд. долл. Вместе с бывшей ГДР и югом Италии эти регионы получили в 1994-1999 гг. поддержку на общую сумму 180 млрд. долл. Подобный механизм потребуется разработать в глобальных масштабах для поддержки и стимулирования развития стран и цивилизаций с низким уровнем дохода.
Следует отметить еще одну опасность, которая угрожает глобальной экономике: возможность краха мировой финансовой системы, построенной на валюте одной страны — долларе США. Д.В. Валовой отмечает неизбежность мирового финансового краха, когда рухнет долларовая пирамида. В доказательство он приводит следующие данные. За пределами США находятся в обращении более 400 млрд. долл. Между тем, золотые запасы США вместе с валютными резервами оцениваются в 304 млрд., долл.; внутренний долг США достиг фантастической суммы 7,4 трлн., долл., а дефицит платежного баланса — 209 млрд. Нетрудно себе представить, что произойдет, если кредиторы предъявят финансовой системе США хотя бы половину “бронзовых векселей” в виде ныне всесильных зеленых бумажек, не имеющих самостоятельной ценности. Необходимо вырабатывать запасные варианты, обеспечивающие устойчивость мировой валютной системы. Таким запасным вариантом может служить символ западноевропейской интеграции — евро.
В-четвертых, необходимым условием реализации оптимистического сценария является выработка и распространение глобального экономического сознания среди деловой и политической элиты. Это, казалось бы, субъективный фактор, весьма далекий от реальной экономики. Речь идет не об отказе от частных интересов предпринимателей и банкиров, национальных интересов государств, а о модификации этих интересов, признании принципиально новых условий осуществления в условиях растущей глобализации. Об этом писал Э. Тоффлер, отметивший тенденцию формирования планетарного сознания: «Уменьшение роли государства нации отражает появление мировой экономики нового типа, складывающейся одновременно с подъемом Третьей волны... Мировая экономика, порожденная развитием экономики государств наций, теперь приобретает новые, неизвестные ранее формы. Так, в новой мировой экономике доминирующую роль играют огромные транснациональные корпорации, банковские и финансовые системы. Она оперирует суммами и кредитами, которыми не может оперировать ни одна нация. Она развивается в направлении транснациональной валютной системы... Она разрывается конфликтами между обладателями ресурсов и их потребителями и задолженностями доселе непредставимых масштабов... Третья волна порождает группы людей, интересы которых шире, чем национальные. Эти люди становятся носителями глобальной идеологии, которую иногда именуют “планетарным сознанием”».
За последние десятилетия признаки планетарного экономического сознания стали еще более очевидными. Однако оно неоднозначно, формируется в двух версиях. Пока преобладает унаследованная от индустриального общества версия — игнорирование национальных интересов и использование новых возможностей и механизмов глобализации ради извлечения сверхприбылей, усиления эксплуатации отставших стран и цивилизаций. Эта версия пагубна для будущего глобальной экономики. Противоположная версия, ориентированная на общечеловеческие ценности, гуманизации глобализации, развитие диалога сотрудничества и партнерства цивилизаций, подтягивание отставших стран и цивилизаций, перспективна и единственно спасительна. Но она присуща умам пока лишь части ученых и деятелей культуры, владеющих глобальным мышлением, чужда сознанию финансовых воротил и политических деятелей, руководителей ТНК и государств, далека от реальных интересов миллиардов землян, поглощенных текущими заботами, борьбой за выживание в мире, в котором резко обострились противоречия. И лишь тогда, когда позитивная версия глобализма станет доминирующей, определяющей стратегические планы, принимаемые решения и предпринимаемые действия, сможет реализоваться глобальная стратегия устойчивого развития, адекватная условиям гуманистически-ноосферного постиндустриального общества.
Перспективы России и СНГ в глобальной экономике
Локальная цивилизация с ядром в России занимает крайне неблагоприятные стартовые позиции в развернувшемся процессе глобализации экономики.
К началу кризиса (в 1990 г.) нынешние страны СНГ занимали 8,8% в мировом ВВП по ППС, 6,4% в мировом экспорте и на 63% превышали среднемировой уровень ВВП (по ППС) на душу населения. Цивилизация занимала скромное, но достойное положение в глобальной экономике, уступая североамериканской, западноевропейской и японской цивилизациям, находясь на уровне латиноамериканской, мусульманской и китайской и превосходя индийскую, африканскую и океаническую.
Кризис 90-х годов резко ухудшил положение евразийской цивилизации: ее доля в мировом ВВП упала до 4,1% в 2000 г., в мировом экспорте — до 2,3%, пропустив вперед по доле в ВВП Китай, Индию. Резко ухудшилась воспроизводственная и отраслевая структуры экономики, наблюдается процесс технологической деградации, упала конкурентоспособность продукции. Страны СНГ оказались отброшенными на десятилетия назад, приблизившись по структуре экономики к развивающимся странам.
Резко сократилась доля инвестиционного сектора (особенно машиностроения, прежде всего в связи с резким уменьшением госзаказов ВПК), сектора личного потребления при увеличении доли топливно-энергетического комплекса и скачкообразном росте доли сектора обращения (особенно рыночной инфраструктуры, которая стала каналом первоначального накопления и перераспределения доходов с помощью галопирующей инфляции).
Для столь резкого ухудшения положения локальной цивилизации в мировой экономике не было объективных причин: она лучше других цивилизаций обеспечена природными ресурсами, численность населения стабилизировалась и даже начала сокращаться, имелись в наличии высокий уровень образования, развитый научно-технический потенциал, позволявший на равных соревноваться с США в военно-технической области. Главная причина субъективная — неудачно выбранный и энергично осуществлявшийся курс политических и экономических реформ, который привел к распаду СЭВ и СССР, разрыву технологических и экономических связей, сокращению внутреннего рынка и открытию его для ТНК и зарубежных товаропроизводителей, быстрому нарастанию государственного внутреннего и внешнего долгов, усилению центробежных тенденций и конфликтов. В качестве цели была избрана модель стихийно рыночной экономики, характерной для капитализма XIX в. В отличие от предыдущих периодов первоначального накопления капитала в России (при Петре I, в конце XIX — начале XX вв. и в годы нэпа), а также в Западной Европе и Китае, оно сопровождалось не ростом, а падением производства, носило паразитический характер, привело к вывозу значительной доли национального капитала за рубеж.
В итоге всех этих тенденций исходное положение евразийской цивилизации в глобальной экономике к началу XXI в. стало крайне неблагоприятным. Лишь с 1999 г. тенденция стала меняться: рост ВВП за 1999-2001 гг. в России на 20,6%, инвестиций — на 34,4%. Что же ждет Россию и СНГ в XXI в. с учетом происходящих в мировой экономике перемен, о которых речь шла выше?
Можно предложить вниманию заинтересованных читателей несколько сценариев.
Пессимистический сценарий состоит в том, что в России и других странах СНГ на долгие десятилетия сохранится третьеразрядная экономика, находящаяся в полной зависимости от ТНК и выполняющая функции, типичные для полуколониальной экономики: быть рынком сбыта готовой продукции и источником экологически грязного сырья и топлива. Причем и эти функции она не сможет выполнять, как следует, поскольку большинство населения обнищало, а эффективные с позиций мирового рынка запасы минерального сырья исчерпываются. Применительно к выполняемым функциям изменится и структура экономики. Инновационно-инвестиционный сектор (и прежде всего наука и машиностроение) будут сведены к минимуму, необходимому для обслуживания топливно-сырьевого сектора, который займет преобладающие позиции; непомерно высокой останется доля сектора обращения и рыночной инфраструктуры, обслуживающих полезные для ТНК отрасли; командные высоты в экономике займут представители паразитический-компрадорского капитала и лидеры теневой экономики.
Какие факторы говорят в пользу этого сценария? Во-первых, крайнее истощение экономики рекордно (для мирного времени) длительным и глубоким кризисом; перешедший критическую точку износ основного капитала, который в подавляющей части уже не пригоден для производства конкурентоспособных товаров и услуг.
Во-вторых, недостаток реальных внутренних источников накопления: значительная доля амортизации (фонда возмещения) проедается; рентабельность продукции упала с 15,8% в 1995 г. до 6,3% в 1997 г., а рентабельность активов — с 7,9% в 1994 г. до 1,7 в 1997 г. Однако к 2000 г. эти показатели возросли соответственно до 18,9 и 7,6%, что дало толчок росту инвестиций. Средства коммерческих банков, особенно после кризиса августа 1998 г., невелики и почти не направляются на инвестиции в основные фонды. Надежды на то, что можно на инвестиции использовать сбережения, накопленные многократно ограбленным населением, иллюзорны. Значит, внутренних источников накопления мало и пока не предвидится значительного увеличения. Что касается внешних источников, то золотого потока иностранных инвестиций, обещанного зачинателями реформ, не последовало: в 2001 г. прямые иностранные инвестиции составили 4 млрд. долл. США, портфельные — 451 млн. долл., что можно уподобить каплям от насморка для онкологического больного.
В-третьих, главным источником реализации пессимистического сценария является насилие близорукой политики над собственной экономикой. Поколение политиков, пришедших к власти на гребне перемен, оказалось способным разрушителем, но бездарным созидателем в экономике (и не только в ней). Движимые собственными амбициями и корыстными интересами, политики удивительно быстро сумели разрушить и расхитить накопленный многими поколениями капитал, разорвать десятилетиями складывавшиеся кооперационные связи единого экономического организма, разрезать его по живому на крупные и мелкие (зато “свои”) куски, возложив на большинство населения все бремя ошибочно ориентированных реформ, судорожных попыток с помощью непродуманных решений и чехарды правительств предотвратить падение в экономическую пропасть.
И, тем не менее, будущее не столько апокалипсично, как это следует из пессимистического сценария. Глубокий кризис уже позади: Россия и большинство других стран в первые годы XXI в. вступили в фазу оживления экономики, темпы экономического роста превышают среднемировые.
Умеренный сценарий представляет медленное, тяжелое, с повторением все более слабых приступов болезни выздоровление. При этом сценарии темпы роста с переходом к оживлению экономики составят 23% годовых (с повышением в фазах слабо выраженных подъемов и падением в фазах кризисов); докризисный уровень (удвоение ВВП) будет, достигнут лишь за два десятилетия при 3% прироста и за три десятилетия при 2%, тогда как другие страны и цивилизации далеко уйдут вперед.
При этом следует учитывать, что с учетом высоких темпов развития китайской и мусульманской цивилизаций отставание России от среднемирового уровня может еще более увеличиваться.
Нельзя исключить оптимистический сценарий, хотя бы в слабой степени повторяющего то, что было в России в период нэпа, в СССР — в послевоенный период, наблюдалось в Китае, Вьетнаме, новых индустриальных странах. В этом случае темпы роста ВВП могут достичь 79%, инвестиций — 10-15%, уровня жизни — 56%, докризисный уровень будет, достигнут за 10-12 лет, Россия сможет ускоренными темпами, залечив раны, формировать постиндустриальную экономику.
Однако для реализации сценария стремительного возрождения экономики России нужно почти невероятное сочетание благоприятных факторов: поворот мощных потоков капитала — как отечественного, так и иностранного — в реальную экономику, особенно в обрабатывающую промышленность и АПК; реализация стратегического курса на технологический прорыв, крупномасштабное распространение 5го и своевременное освоение 6го технологических укладов; активная регулирующая роль государства, приход к власти нового, творческого поколения лидеров; преобладание интеграционных тенденций как внутри страны, так и в СНГ, реальный курс на реинтеграции СНГ, возрождение распадающейся локальной цивилизации. Нужен и еще один, трудно измеримый, но, пожалуй, главный субъективный фактор: героический порыв, охватывающий миллионные массы и возглавляемый стратегически мыслящими харизматическими лидерами.
При любом сценарии евразийская локальная цивилизация в период трансформации индустриального общества в постиндустриальное резко ухудшила свои позиции в глобальной экономике; потребуются обоснованная долгосрочная стратегия и предельная концентрация сил, чтобы хотя бы частично восстановить утраченные позиции, не уйти на дальнюю периферию в поступательном движении общества.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
