Мир меняется на наших глазах с такой стремительностью и глубиной, что даже ученые не успевают осмыслить происходящие перемены и предвосхитить их перспективы. За полвека он пережил конвульсии второй мировой войны, “холодную войну”, поставившую человечество на грань самоуничтожения, распад мировой колониальной системы и мировых империй, крушение мировой системы социализма, саморазрушение СССР. Вместо того чтобы утихомириться, человечество на рубеже третьего тысячелетия охвачено новой волной трансформаций мира, меж-цивилизационных конфликтов, акций международного терроризма. Наиболее характерные и противоречивые черты этой трансформации — многократно ускорившиеся процессы глобализации на фоне становления постиндустриального общества и формирования нового поколения локальных цивилизаций. Эти две тенденции являются и взаимосвязанными, и противоборствующими. Интеграция в пределах цивилизаций может рассматриваться как необходимая ступень глобализации, перехода от обособленных национальных обществ к их единению сперва в цивилизационных (как это происходит в Западной Европе), а затем и в планетарных масштабах. Но одновременно это является обособлением и противостоянием на более высоком, цивилизационном уровне, что может привести к самоубийственному столкновению; элементы этого уже сейчас наблюдаются в локальных меж-цивилизационных конфликтах и войнах. Обе тенденции действуют в рамках глубокой трансформации мира, становления постиндустриального общества и в значительной мере предопределяют исход и характер великого исторического перехода. Реальной становится угроза будущему локальных цивилизаций, проистекающая из преобладающей ныне модели глобализации в интересах транснациональных корпораций (ТНК).
Попытаемся дать набросок основных контуров этих противоречивых глобальных тенденций, определить их последствия для России и евразийской цивилизации.
Процесс взаимодействия цивилизаций далеко не новый. И хотя тысячелетия назад локальные культуры и цивилизации возникали и развивались, казалось бы, изолированно, многочисленные нити культурных, торгово-экономических связей между ними столетие за столетием крепли и умножались, охватывая населенную часть земного шара. Это дает основание говорить об историческом процессе развития человечества в целом, смене мировых цивилизаций, известной синхронизации в динамике локальных цивилизаций.
В последние века закончившегося тысячелетия этот процесс приобрел лавинообразную форму. Практически вся населенная часть планеты пронизана нитями мирового рынка, политическим влиянием мировых империй, охвачена последствиями научных открытий и инноваций, возрождением влияния мировых религий, став полем перемещения и контактов миллионов людей с помощью эффективных транспортных средств и систем связи. Человечество все больше ощущает себя единым целым, хотя и разделенным на противоречивые, а то и противоборствующие группировки стран, цивилизаций.
Последняя треть XX в. внесла принципиально новые черты в развитие мировой экономики и человечества в целом, что проявилось в процессах глобализации, которые стали определять судьбу человечества. Они отчетливо заявили о себе в разных сферах и в различных формах.
Коснемся их сначала хотя бы в общих чертах, а в следующих главах рассмотрим их более детально:
1. Демограф экологические факторы. Это два главных и взаимосвязанных фактора. Если в XIX в. население Земли увеличивалось в 1,3 раза каждые полвека, то в первой половине XX в. оно выросло в 1,5 раза, во второй — в 2,4 раза; а на первую половину XXI в. ООН прогнозирует увеличение в 1,6 раза. Еще быстрее росли потребности населения, потребление в развитых странах. Становится все более очевидным, что земли, пригодной для обработки, запасов доступной пресной воды, минеральных и лесных ресурсов недостаточно, чтобы на необходимом уровне удовлетворить потребности возросшей массы людей; что их деятельность наносит вред биосфере, который начинает приобретать необратимый характер, а в случае ядерного столкновения или глобальной эко-катастрофы может исключить возможность сохранения человечества.
Голоса тревоги за обеспеченность человечества природными ресурсами звучали и прежде (от Т. Мальтуса до сторонников концепции “золотого миллиарда”), но приобрели новое звучание в связи тенденциями загрязнения мирового океана, вырубки “зеленых легких” планеты, “парниковым эффектом”, нарастанием “озоновых дыр” и другими тревожными явлениями. Одно из последних предсказаний подобного рода — прогноз М.М. Голландского, который предвидит падение верхней границы производства ВВП на душу населения в мировой экономике в 2025 г. на 25% по сравнению с 2000 г., а с 2015 г. — абсолютное сокращение объема мирового ВВП, что объясняется, по его мнению, выработкой ресурса биосферы, утерей ею способности к само-воспроизводству.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Подобная катастрофическая перспектива реальна: если человечество не осуществит самоограничение демографического роста, наука не сможет открыть новых природо-сберегающих технологий и энергетических источников и человечество с помощью кластера базисных инноваций не материализует эти открытия в экологически ориентированный постиндустриальный технологический способ производства, реализующий идеи В.И. Вернадского о ноосфере. Подобная угроза не раз возникала и в прошлом, и каждый раз сила человеческого разума находила решение проблемы. Почему сейчас должно быть исключение? Конечно, теперь темпы роста численности населения планеты и его потребностей гораздо быстрее, а масштабы воздействия человека на биосферу, степень загрязнения окружающей среды, разрушительная сила термоядерного оружия неизмеримо больше, чем в прежние эпохи; но и возможности науки и технологии достаточны для того, чтобы остановить и повернуть вспять разрушительные процессы. Это уже достигнуто в отдельных развитых странах. Однако решение проблемы предотвращения экологической катастрофы, рационального использования ограниченных природных ресурсов (особенно невоспроизводимых) — экологический императив, вместе с тем диктующий необходимость падения темпов прироста численности населения Земли, а к концу XXI в. — стабилизации на уровне 1011 млрд., человек.
2. Глобализация техно-сферы. Индустриальная цивилизация характеризовалась бурным ростом и планетарным распространением технических систем и технологических процессов, преобразовавших все сферы жизни общества. Образовалось мировое технологическое и информационное пространство, пронизанное сетью транспортных и телекоммуникационных нитей. Однако оно неоднородно: технологический разрыв между странами многократно увеличился по сравнению с началом индустриальной эры. В развитых странах в начале XXI в. преобладают 4-й и 5-й технологические уклады, в странах среднего уровня развития — 4-й и 3-й, а в отставших странах все еще господствуют доиндустриальные технологические уклады в сельском хозяйстве и ремесле. Монополизируя технологические прорывы, авангардные страны собирают со всего мира десятки миллиардов долларов своеобразной “технологической квазиренты”, как это делала с большим успехом до недавнего времени Япония.
Глобализация техно-сферы порождает и такое все более заметное явление, как технологический и информационный неоколониализм, реализуемый с помощью ТНК, которые используют свое монопольное положение в определенной сфере для сдерживания технологического развития отстающих стран и перекачивания из них огромных доходов на основе неэквивалентного обмена. В такое положение попали Россия и другие постсоветские страны.
Современные технологические системы далеко вышли за национальные границы и приобрели черты, опасные как для человека, так и для биосферы Земли. Изменить их характер и направленность, поставить под контроль человека во имя будущих поколений, возможно только объединенными усилиями всех стран и цивилизаций.
3. Экономическая глобализация. Интегральные процессы в мировой экономике достигли такого уровня и прочности связи между национальными экономиками, что правомерно говорить о глобальной экономике как приоритетном феномене, обладающем собственными закономерностями, тенденциями, механизмами функционирования и развития. Если К. Маркс мог позволить себе исследовать капиталистическое воспроизводство, абстрагируясь от внешней торговли, то теперь такое абстрагирование недопустимо: вряд ли можно найти хоть одно национальное хозяйство, которое не было бы органически включено в систему мирового хозяйства.
3. Кочетов в недрах мирового хозяйства отмечает формирование интернационализированных воспроизводственных циклов — ядер, в рамках которых формируется мировой доход; борьба за доступ к нему становится стратегическим ориентиром при функционировании национальной экономики на мировой хозяйственной арене. Однако он ошибается, считая эти ядра “порождением постиндустриальной модели развития, ее высшей, техногенной фазы, в основе которой — непрерывная череда технологических революций, умышленное, целенаправленное сокращение до минимума цикла жизни производственных анклавов, наслаивание новейших инфраструктур на вполне жизнеспособные и т.п.”. Постиндустриальное общество переживает фазу становления, до высшей фазы еще весьма далеко, да и вряд ли она будет техногенной; это, скорее, проявление фазы заката поздне-индустриального общества.
Формирование глобальной экономики — феномена, сложного, противоречивого, находящегося в первых фазах своего жизненного цикла, — свершающийся на наших глазах факт.
4. Геополитическая глобализация. На первый взгляд процессы в геополитическом пространстве противоположны глобализации. На протяжении второй половины XX в. волна за волной шло формирование новых суверенных государств за счет распада колониальных империй и федеративных государств. Политическая карта мира все больше напоминает пестрое лоскутное одеяло, где мировые гиганты соседствуют с карликовыми государствами, а ООН становится все более многочисленным и трудно обозримым сообществом наций. Однако, несмотря на обилие дезинтеграционных политических процессов, и здесь тенденции глобализации налицо. Они проявлялись сперва в создании и противоборстве двух центров силы, двух геополитических блоков, возглавлявшихся США и СССР. После распада мировой системы социализма и СССР центр геополитического влияния еще более сузился, заявку на моноцентрический мир сделали США, объявившие почти весь мир зоной своих стратегических интересов. Наиболее отчетливо эту концепцию сформулировал Збигнев Бжезинский. Она получила отражение в уточненной стратегической концепции НАТО и в концентрации геополитической силы в руках США и НАТО под флагом борьбы с международным терроризмом после трагических событий.
Однако такая перспектива вызывает естественное сопротивление не западных цивилизаций. Скорее, в перспективе возьмет верх тенденция формирования многополюсного мира. Ни одна страна, ни один центр силы не может определять и осуществлять ныне свои стратегические задачи во внешней политике без учета сложного и неустойчивого геополитического равновесия, многозвенных политических связей и зависимостей. Военное столкновение цивилизации может стать началом конца человечества. Достигнутый уровень оснащенности современным оружием постепенно будет исключать войну из арсенала средств достижения национальных внешнеполитических целей.
5. Социокультурная глобализация. Наиболее сложен и противоречив рисунок тенденций глобализации в социокультурной сфере — в области науки, культуры, образования, этики, идеологии. С одной стороны, все более отчетливо проявляется глобальный характер научного прогресса, не знающего национальных границ, осуществляется обмен идеями и учеными; формируются общие контуры системы непрерывного образования, ориентированного на креативную педагогику и опирающегося на высокоэффективные информационные технологии; развивается международный обмен культурными ценностями, с помощью глобальных информационных сетей распространяется обезличенная, лишенная национального содержания массовая антикультура; размываются прежние нравственные устои и семейные узы, возрождается влияние мировых религий. Одновременно наблюдаются противоположные тенденции дифференциации, возрождения и обособления национальных культур, разнообразия педагогических школ и индивидуализации процесса образования, появления новых религиозных сект и течений, усиления самобытности семьи и личности. Однако первые тенденции, особенно в условиях широкого распространения телекоммуникаций и Интернета, постепенно берут верх, порождая новую волну унификации и стандартизации в духовной сфере. В начале XXI в. устранение этого противоречия возможно в рамках формирования интегрального социокультурного строя, предсказанного Питиримом Сорокиным, утверждения нового гуманизма в соответствии с предвидением Аурелио Печчеи, становления гуманистического постиндустриального общества.
Процессы глобализации во всех своих противоречивых проявлениях — неоспоримый факт современного мира. Они образуют неизбежный, объективно и субъективно обусловленный фактор становления постиндустриального общества, мировой цивилизации XXI в. Однако глобализация развивается на фоне другого, не менее значимого общепланетарного процесса дифференциации локальных цивилизаций, формирования четвертого их поколения. Эти процессы гораздо менее исследованы, хотя в монографии С. Хантингтона проблемы возможного столкновения цивилизаций поставлены остро и глубоко: “Деления человечества, вызванного “холодной войной”, больше не существует, однако сохраняется и порождает новые конфликты деление народов по этническим, религиозным и цивилизационным признакам... В XX в. отношения между цивилизациями продвинулись от фазы, когда преобладало однонаправленное влияние определенной цивилизации, к фазе интенсивного устойчивого взаимодействия всех цивилизаций... Эра “экспансии Запада” кончилась, и начался “бунт против Запада”. Меж-цивилизационное столкновение культур и религий вытесняет рожденное Западом внутри-цивилизационное столкновение политических идей”.
Каково историческое место глобализации как социально экономического феномена? Когда она возникла и каковы ее перспективы? По этим вопросам высказываются противоречивые взгляды и суждения.
Иногда истоки глобализации относят ко времени возникновения международной торговли и становления (на меж-цивилизационной основе) мировых империй Ахеменидов, Александра Македонского, Древнего Рима. При таком подходе процессу глобализации более двух тысячелетий, сейчас развертывается новый ее этап. Однако следует учитывать, что империи эти носили спорадический характер, со временем распадались и исчезали с мировой карты, а международная торговля имела вспомогательный характер, экономика в своей основе была натуральной, локально-замкнутой, международный обмен не был ее структуро-определяющей частью. Однако сторонников подобной точки зрения немного.
Чаще встречается утверждение, что первый этап глобализации развернулся в эпоху великих географических открытий, когда возникли колониальные империи, со временем втянувшие весь мир в орбиту международного обмена, что в XX в. привело к формированию всемирного хозяйства как экономической целостности. Однако сторонники этой концепции забывают, что ключевым словом ранне-индустриальной и последовавшей за ней индустриальной цивилизации (вплоть до 60-х гг. XX в.) было понятие “национальный”: национальный рынок, национальное хозяйство, национальный суверенитет, национальная культура, войны между национальными государствами и их союзами и т.п. Это было неизбежным и прогрессивным процессом обобществления, под знаком которого прошла вторая половина истекшего тысячелетия. Это позволяло строить классические экономические, социологические, культурологические теории и концепции, в значительной мере отвлекаясь от глобальных процессов.
В последние десятилетия XX в. общепланетарная картина начала принципиально меняться. На первое место стали выходить все более интенсивные процессы интеграции — сперва на цивилизационном, а затем и на глобальном уровнях. В этом плане можно выделить два знаковых явления. Первый — это развитие западноевропейского цивилизационного сообщества на межгосударственном уровне, с созданием не только общего рынка, единой валюты, общих таможенных границ, но и с передачей ряда функций, которые ранее целиком принадлежали национальным государствам, на надгосударственный уровень, формированием Европарламента и общей правовой базы, Еврокомиссии как органа исполнительной власти, некоторых общих судебных органов и т.д. По сути дела Западная Европа реализует пилотный проект межгосударственного партнерства и сближения уровней социально-экономического развития, который в перспективе может послужить эталоном не только для других много-государственных цивилизаций (латиноамериканской, евразийской, восточноевропейской, буддийской, африканской, мусульманской), но и для всего глобального сообщества локальных цивилизаций. Самое ценное в этом эксперименте — это то, что интеграционные процессы совершаются не насильственным путем яри доминировании одной из держав, а на основе взаимопонимания и равноправного сотрудничества, с постепенным пониманием общности цивилизационных интересов и при максимальном учете особенностей национальных культур. Историческое значение этого грандиозного эксперимента трудно переоценить, его уроки и механизмы будут все более широко использоваться в течение XXI в., хотя и с учетом специфики разных цивилизаций. Это — прогрессивный сценарий перспектив глобализации на цивилизационной основе.
Второе знаковое явление последних десятилетий — формирование модели глобализации, которую Н.Н. Моисеев назвал “миром ТНК” и которая лежит в основе негативного сценария глобализации в XXI в. Здесь мы встречаемся с явным противоречием, можно сказать — парадоксом современного этапа глобализации. Технологические, информационные, экологические процессы глобального обобществления, создания общепланетарного пространства, далеко выходящего за национальные границы, существенно опередили процесс формирования глобального гражданского общества с присущими ему институтами политического, правового и социокультурного регулирования, представляющего интересы всемирного сообщества во всем разнообразии составляющих его элементов. В результате механизмы глобализации и ее плоды оказались в руках транснациональных корпораций, представляющих интересы североамериканской, западноевропейской и японской локальных цивилизаций, а глобальная цивилизация оказалась глубоко расколотой на богатейшее меньшинство и беднейшее большинство населения.
На базе осмысления этой реальной тенденции возникла концепция, обосновывающая и увековечивающая раскол цивилизаций. Пожалуй, наиболее отчетливо и аргументированно выразил эту концепцию В.Л. Иноземцев. В своей обширной монографии “Расколотая цивилизация”, он приходит к выводу, что современный западный мир (США и Западная Европа) перешел на путь самодостаточного не только постиндустриального, но и пост-экономического общества, когда уходят в прошлое частная собственность и рынок, мотивы деятельности приобретают нематериальный характер, к власти приходит слой интеллектуалов. Другие страны и цивилизации, исчерпавшие потенциал догоняющего развития, навеки обречены, оставаться на индустриальной стадии. Что касается стран, находящихся в бедности и неспособных к самостоятельному выходу из этого состояния, то по отношению к ним следует использовать систему неоколониализма, основанную на силе и внешнем управлении. Правда, В.Л. Иноземцев скептически относится к самому понятию глобализации, но нарисованная им картина однополярного мира выражает тайные устремления “мира ТНК” к глобализации по западной модели.
Подобные, хотя и более завуалированные оценки современной модели глобализации даются и другими учеными.
Следует отметить, что критика неолиберальной модели глобализации и выработка альтернативной модели усиливается в последнее время в России. Так, В.М. Коллонтай отмечает: “На протяжении последнего века неолиберальная глобализация... систематически, преднамеренно взламывала целостность сформировавшихся обществ и государств, существующих национально-хозяйственных комплексов, сложившихся культур, религий, систем ценностей, приоритетов”. А.Б. Вебер подчеркивает двойственность современной глобализации: “Глобализация представляется своего рода кентавром, “тело” которого — технологическая революция в сфере информатики и телекоммуникаций, ускоренный рост транснациональных переводов капитала и международной торговли, растущая взаимозависимость обществ, а “голова” и “руки” — правительства США, других стран “большой семерки” и контролируемые ими международные финансовые организации, действующие согласно принципам Вашингтонского консенсуса, в духе идеологии и политики неолиберального рыночного глобализма”.
Н.А. Косолапов отождествляет неолиберальную глобализацию с неоколониализмом и предрекает неизбежный катастрофический ее провал: “Это чистая форма современного (постиндустриального, если угодно) неоколониализма, которая, если преуспеет, пройдет через те же неизбежные фазы, что и все предыдущие: самоутверждение (во многом уже состоялось), господство (уже имеет место), саморазложение и распад, способный принять катастрофические формы. Парадокс в том, что идея неолиберальной глобализации осуществима и конкурентна. Такая глобализация уже наличествует, но миру в будущем она готовит экологическую, социальную, культурную и военную катастрофы”.
Э.А. Азроянц видит альтернативу неолиберальной глобализации, которая ведет к углублению социо-экономического (цивилизационного) кризиса на пути неоколониализма и анархии в формировании обузданной, затем нравственной глобализации, а в конечном итоге — глобализации сознания, что позволит преодолеть кризис и перейти к новому глобальному циклу. К числу движущих сил “обузданной” глобализации этот автор относит: критическое переосмысление последствий неолиберального глобализма представителями самых развитых стран; все более конструктивное движение антиглобалистов; появление и быстрый рост новых индустриальных гигантов, способных изменить баланс сил и противостоять однополярной модели мира; кризисы и финансовые катастрофы, торговые и валютные войны; неуправляемая миграция, гуманитарные катастрофы; террористические и гражданские войны, национальная и религиозная нетерпимость. Э.А. Азроянц перечисляет меры, предлагаемые сторонниками управляемой (“обузданной”) глобализации. Среди них стоит отметить: создание институтов политического и правового обеспечения безопасности мега-социума; формирование принципиально нового международного органа, способного на наднациональном уровне обеспечивать регулирование макроэкономических процессов, а также соответствующих конструкций глобального гражданского общества; установление контроля над капиталами; введение биосферной ренты и использование ее в качестве одного из источников развития стран-доноров; расширение финансовой помощи развивающимся странам за счет развитых (до 1% от ВВП); создание (за счет налога на развитые страны) всемирного фонда помощи бедным странам в области образования, экологии, здравоохранения, ликвидации стихийных бедствий; принятие единых международных правил в области передачи технологий.
Слабое место этих мер — отсутствие согласия развитых стран, прежде всего США, на их осуществление. Правда, утверждение Э.А. Азроянца, что “исход истории и выбор альтернатив в основном зависит от воли Америки” представляется слишком категоричным. США, при всем их могуществе — далеко не единственный игрок на глобальном поле, им волей-не-волей приходится считаться с позициями иных игроков. Да и в самих США, как убедительно показал Артур Шлезингер, периодически происходит смена поколений политических деятелей, и каждое новое поколение начинает с того, что подвергает критической ревизии наследие предыдущего поколения. Можно надеяться, что следующие поколения политиков начнут избавляться от глобальных имперских амбиций и ценностей неолиберального глобализма и более трезво оценят реальный технологический, информационный, экономический и социокультурный потенциал США, который во многом носит виртуальный, искусственно раздутый характер и далеко не в полной мере отвечает реалиям гуманитарно-ноосферного постиндустриального мира XXI в. Крушение иллюзий “эпохи мыльных пузырей” не так давно пережила Япония; столь же горькая полоса разочарований ждет, вероятно, и США.
В книге Э.Г. Кочетова, где дается наиболее полный и интересный анализ экономической глобализации, современное общество характеризуется как завершающая фаза постиндустриализма: “Сегодняшний мир погружается в постиндустриальную модель, в его высшую техногенную фазу... На горизонте вырисовывается грозный, неотвратимый вопрос: как долго мир (гео экономическое пространство) будет, находится в рамках техногенной фазы постиндустриализма — фазы бешенного ресурсо поглощения, техногенного изматывания человечества” — прежде чем оформятся, окрепнут ядра новой, нео-экономической цивилизационной парадигмы развития. С этой точки зрения в конце XX в. развернулся глобальный кризис постиндустриализма; “постиндустриальная модель вступила в свой завершающий этап, когда угасают ее творческие силы, происходит само-воспроизводство модели в рамках отработанных механизмов, во все ускоряющемся темпе перемалываются интеллектуальные, производственные, природные и другие ресурсы. Меняется психология человека, его мышление деформируется, принимает однобокий характер”.
Противоречия современного мира и процессов глобализации отмечены в принципе верно, но относятся они, с нашей точки зрения, не к постиндустриальному, а поздне-индустриальному обществу, завершающей фазе, закату индустриальной цивилизации. Нет самостоятельной “техногенной цивилизации”: это одна из главных черт индустриального общества, гипертрофированная в фазе заката его жизненного цикла. Это накладывает отпечаток и на развернувшийся с конца XX в. процесс ускоренной глобализации, который на первых порах несет на себе печать противоречий разлагающегося индустриального общества, уходящего в прошлое.
Трудно согласиться и с характеристикой нарождающегося общества как нео-экономического: “Нео-экономика включает:
1) следующий за постиндустриальным этап цивилизационного развития;
2) цивилизационную модель глобальной системы, опосредованную новым набором ценностей;
3) гармоничный симбиоз техногенных и внесистемных факторов (этно-национальных, культурологических, морально-этических и т.п.) для воспроизводства качества жизни”. В таком толковании нео-экономика выходит далеко за пределы собственно экономики. В этом главное противоречие нео-экономической концепции на рождающего общества. Первенство экономики, “экономического человека” — основное свойство индустриального общества.
Переход к постиндустриальной цивилизации характеризуется возрождением гуманизма, возвращением ведущей роли в динамике общества социокультурному фактору, сменой системы ценностей и ориентиров. Поэтому более обоснованным представляется определение сущности переживающей фазу становления постиндустриальной мировой цивилизации (фазы зрелости она достигнет, по нашим прогнозам, лишь к середине XXI в., да и то далеко не во всех странах и цивилизациях) как гуманистически-ноосферного общества, где пальма первенства отдается человеку, его творческому началу, гармонизации эволюции общества и природы. На этой основе будет преодолен техногенный характер поздне-индустриального общества.
В оценке исторического места современной модели глобализации следует учитывать ее двойственную природу. С одной стороны, она представляет технологическую, информационную, интеграционную основу нового этапа развития общества — перехода к постиндустриальной мировой цивилизации. С другой стороны, в тех экономических, геополитических и социокультурных формах, в которых ныне осуществляется глобализация, она по сути дела представляет последний бастион отжившей свое историческое время индустриальной цивилизации, поздне-индустриальной его стадии, стремление продлить присущие ему характеристики и противоречия на XXI в.
Разрешить это глобальное противоречие возможно лишь путем изменения характера, вектора глобализации, ее гуманизации, придания ей человеческого лица, поворота к интересам всего человечества, его большинства. Сделать это будет неимоверно сложно, поскольку такой трансформации будут повсеместно сопротивляться мощные ТНК, опираясь на свое богатство и влияние. Но только на этой основе может быть сформировано мировое гражданское общество с его демократическими институтами, которые смогут поставить под свой контроль своекорыстные ТНК. Только на этом пути глобализация может стать объективной основой, стержнем формирования гуманитарно-ноосферного постиндустриального общества.
К теории динамики локальных цивилизаций
Центральной проблемой в оценке противоречий и перспектив глобализации является ее воздействие на судьбу локальных цивилизаций. Мы разделяем два исторических потока: прогресс
(начиная с неолитической революции) мировых цивилизаций как крупных этапов в развитии человечества как единой планетарной системы; периодическую смену поколений локальных цивилизаций, в которых проявляются особенности исторического развития, культуры, системы ценностей отдельных составных частей единого человечества.
Впервые понятие “Цивилизация” было в исторической литературе отчетливо сформулировано в книге выдающего французского историка Франсуа Гизо “История цивилизации в Европе”, опубликованной в 1828 г., и позднее — в его четырехтомной “Истории цивилизации во Франции”. До сих пор мало известно, что крупный вклад в формирование общей теории цивилизации внес А.Л. Метлинский в книге “О сущности цивилизации и о значении ее элементов”, опубликованной в 1839 г. в Харькове.
Гораздо более широко известен двухтомный труд английского самобытного историка Генри Томаса Бокля “История цивилизации в Англии”; первый том посвящен общей теории цивилизаций, роли природных условий и умственного развития в их формировании и динамике. Взгляды Бокля высоко оценил Н.Г. Чернышевский, труд этого историка был издан и в России.
Дальнейшее развитие теория локальных цивилизаций получила в труде Н.Я. Данилевского “Россия и Европа”, опубликованном сперва в журнале, а в 1869 г. — в виде отдельной книги, в которой рассматриваются основные культурно-исторические типы, а по сути дела — локальные цивилизации. Этот подход подхватил О. Шпенглер в своем нашумевшем двухтомнике “Закат Европы”. Основоположником современной теории локальных цивилизаций заслуженно считается английский историк Арнолд Тойнби, посвятивший истории цивилизаций 11 томов своих трудов; сжатое изложение его взглядов под названием “Постижение истории” опубликовано в России. Блестящий анализ истории и механизмов динамики и взаимодействия цивилизаций в Европе содержится в книгах французского историка Фернана Броделя.
Почти незнакомы русскоязычным читателям труды Питирима Сорокина по критике цивилизационных теорий, в частности, в его неизданной в России книге “Современные социологические теории”. Полезно остановиться на его взглядах, чтобы понять суть происходящих перемен в положении и взаимодействии цивилизаций в эпоху глобализации.
Изложив теории цивилизаций Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби, польского историка Ф. Конечны, Питирим Сорокин отмечает общие черты этих теорий. «В безграничном “океане” социокультурных явлений существуют крупные культурные системы, иначе называемые культурными суперсистемами или же цивилизациями, которые функционируют и как реальное единство. Они не совпадают с государством, нацией или любой другой социальной группой. Обычно границы этой культурной общности перекрывают географические границы национальных, политических или религиозных единиц».
Цивилизации как большие суперсистемы определяют большую часть изменений, происходящих на поверхности этого социокультурного океана, в том числе исторические события и жизнедеятельность малых социокультурных единиц. Глубокое изучение всех основных культурных макросистем дает макропоказатели для изучения всего культурного космоса.
Каждая цивилизация строится на определенном философском принципе, или конечной ценности, который реализует на протяжении своего жизненного пути во всех своих компонентах. Каждая из культурных суперсистем сохраняет свою самобытность вопреки изменениям в составляющих ее компонентах. Перемены носят внутренний, имманентный характер, а внешние воздействия ускоряют или замедляют их. Жизненный путь суперсистем осуществляется не линейно, а циклически, ритмически. Все теоретики выделяют фазы жизненного цикла цивилизаций. Однако каждая цивилизации следует собственным курсом, проходя по этапам генезиса, роста, расцвета, увядания, упадка и возрождения.
По мнению Питирима Сорокина, большинство цивилизаций — это не столько культурные системы, сколько крупные социальные системы, сложившиеся на основе центрального ядра, состоящего из культурных смыслов, ценностей и норм или интересов. Цивилизации бывают нескольких типов. Одни из них объединяются общим языком или этническим происхождением, живут по соседству и не образуют единого государства; другие являются государственными объединениями; третьи — религиозными общностями; четвертые представляют собой социокультурные смеси различных языковых, государственных, экономических и территориальных общностей. Применяя эту классификацию к современным цивилизациям, можно сказать, что к первому типу принадлежат западноевропейская и восточноевропейская, хотя в каждой из них нет единого языка; ко второму — китайская, индийская и североамериканская (хотя Канада — отдельное от США государство); к третьему — мусульманская и буддийская; к четвертому — африканская, океаническая и в какой-то мере латиноамериканская. Евразийская цивилизация в периоды Российской империи и СССР относилась, скорее, ко второму типу, но теперь переживает период распада.
Исследование динамики локальных цивилизаций продолжало созданное А. Тойнби и П. Сорокиным в 1961 г. Международное общество по сравнительному изучению цивилизаций. Итоги этих исследований отражены в составленной Б.С. Ерасовым хрестоматии “Сравнительное изучение цивилизаций”.
Новая волна цивилизационных исследований в России развернулась с 1990-х годов, когда осуществлялся болезненный переход от марксистко-формационного принципа к цивилизационному подходу к истории и будущему человечества. На Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Н.Д. Кондратьева, был представлен мой доклад “Становление постиндустриальной цивилизации”. Его основные идеи были развиты в моей монографии “У истоков новой цивилизации”, изданной в 1993 г. на русском и английском языках, а затем в написанном мной учебнике “История цивилизаций”, изданном в 1995 г. и в доработанном виде — в 1997 г. В 1998 г. состоялась междисциплинарная дискуссия на тему: “Локальные цивилизации в XXI в.: столкновение или партнерство?”. Концепция взаимосвязанной динамики мировых и локальных цивилизаций представлена в изданной в США в 2000 г. моей монографии “The Past and the Future of Civilizations” и в готовящемся к изданию мультимедийном диске “История, диалог и будущее цивилизаций”. Противоречивая взаимосвязь глобализации и взаимодействия цивилизаций раскрыта в первом издании настоящей монографии, опубликованной в 2001 г., Появилось немало монографий и учебников по теории и истории цивилизаций других российских, а также зарубежных авторов. Можно сказать, что современная российская цивилизационная школа занимает одно из лидирующих мест в мировом обществоведении.
Кратко изложим основные положения этой школы, относящиеся к теории и цикличной динамике локальных цивилизаций.
Основная организованная общность с присущей ей центральной системой составляет ядро локальных цивилизаций и служит основой их бытия; но имеются и инородные группы с собственной культурой, часто не согласуемой с культурой основной общности. Каждая цивилизация взаимодействует с внешними группами и их культурами, которые проникают в данную цивилизацию и существуют в ней (так было в Российской империи и СССР, где наряду с основной культурой существовали и взаимодействовали элементы иных цивилизаций — западноевропейской, мусульманской, буддийской; такая пестрота сохранилась (хотя и в меньшей степени) в современной России). Неопределенность и многозначность самого понятия “цивилизация” сохраняется, тем не менее, стоит отметить, что это не эфемерная, придуманная теоретиками категория, а живая реальность, существующая и развивающаяся не одну тысячу лет — сложная, многомерная, многогранная, динамичная, неподдающаяся точным и однозначным определениям. Особенно очевидным это стало в конце XX в., когда цивилизационные особенности и противоречия в глобальном пространстве вышли на передний план, а альтернатива взаимодействия цивилизаций определила будущую судьбу человечества.
Можно выделить некоторые общие черты и повороты судьбы локальных цивилизаций на крупных этапах истории общества, развития человечества как суперсистемы, включающей ряд взаимодействующих цивилизаций, проходящих схожие жизненные циклы. С этой точки зрения представляется обоснованным подход Арнольда Тойнби, который писал о периодической смене поколений цивилизаций, выделив три их поколения за весь исторический путь.
С нашей точки зрения, динамика мировых и локальных цивилизаций взаимосвязана, хотя и неоднозначно. Одни локальные цивилизации переживают несколько мировых, жизненный цикл других не выходит за рамки одной мировой цивилизации. Некоторые локальные цивилизации существуют весь свой исторический срок, переживая несколько периодов подъемов и упадков (например, китайская, индийская). Число локальных цивилизаций то возрастает — некоторые из них переживают периоды бифуркаций — отпочкования цивилизации следующих поколений, то сокращается — одни цивилизации гибнут, другие не получают полного развития. Динамика цивилизаций полна многообразия, неравномерных ритмов, взлетов и упадков. Здесь невозможно (и в этом прав Питирим Сорокин) выявить какую-либо строгую, количественно определенную закономерность, периодичность, ритмичность. В этом сложность для исследователей истории и вообще обществоведов: динамика общества, социокультурных групп и систем полна неожиданных поворотов, драматических переворотов, не укладывающихся в строгие правила “железных законов” и однонаправленной эволюции.
И, тем не менее, при глубоком исследовании просматриваются под этим поверхностным хаосом определенные закономерности и тенденции. К их числу относится динамичное взаимовлияние мировых и локальных цивилизаций, периодическая смена их поколений, связанная с переходом к новым историческим эпохам. При каждом таком переходе не только меняется число цивилизаций, но и характер и среда их функционирования, выдвигаются новые лидеры, а прежние уходят в тень или исчезают с исторической сцены — на время или навсегда.
Именно такой период исторического перелома, перехода к новому историческому супер-циклу (третьей триаде родственных мировых цивилизаций) и четвертому поколению локальных цивилизаций переживает человечество на рубеже третьего тысячелетия нашей эры. Это увлекательный процесс — если рассматривать его издали. Труднее приходится тем, кто является его непосредственным свидетелем и участником, не имея достаточной исторической перспективы, чтобы понять суть и перспективы происходящих болезненных перемен.
Формирование и главные черты четвертого поколения локальных цивилизаций
Локальные цивилизации — не новации на карте мира. Они возникли около шести тысячелетий назад в рамках древних государств и их объединений — в Шумере, Древнем Египте, Индии. Затем они менялись, как в калейдоскопе, — одни сходили со сцены, другие возникали, третьи трансформировались в цивилизации новых поколений. А. Тойнби насчитал 47 цивилизаций трех поколений, выделив пять “живых” цивилизаций начала XX в.: западную, православно-христианскую, исламскую, индуистскую, дальневосточную.
За основу классификации он взял принадлежность к той или иной мировой религии. Однако возникли цивилизации за несколько тысяч лет до “осевого времени”, в течение которого сформировались основные мировые религии. Более обоснованно в качестве классификационного признака было бы принять общность духовного мира, культуры в широком смысле, исторической судьбы нескольких взаимосвязанных этносов (хотя и общность религиозных взглядов играет немаловажную роль, например, для исламской цивилизации).
Что дает основание говорить о формировании четвертого поколения локальных цивилизаций? Во-первых, новый этап исторического прогресса, в который вступает человечество и который, вероятно, займет не одну сотню лет. Питирим Сорокин еще три десятилетия тому назад доказывал неизбежность становления интегрального общества, которое последует за капитализмом и социализмом и будет принципиально отличаться от обоих. А. Тоффлер два десятилетия назад выразился более отчетливо: “Новая цивилизация зарождается в наших жизнях... Начало новой цивилизации — единственный и обладающий наибольшей взрывчатой силой факт времени, в котором мы живем. Это центральное событие, ключ к пониманию времени, следующего за настоящим... Человечество ждут резкие перемены. Оно стоит перед глубочайшим социальным переворотом и творческой реорганизацией всего времени. Не различая еще отчетливо этой потрясающей новой цивилизации, мы с самого начала участвуем в ее строительстве”. Исторический разлом такого масштаба обычно связан с перестройкой цивилизационной карты мира, перемещением центра творческого лидерства.
Во-вторых, на смену техногенной индустриальной цивилизации, где человек был придатком, винтиком огромной промышленной, политической, идеологической машины, идет гуманистически-креативная, ноосферая постиндустриальная цивилизация, где на первое место выдвигается человек, его творческое начало, духовные ценности, различия в социокультурном облике, являющиеся системообразующим признаком локальной цивилизации, новые отношения общества и природы. Это формирует новые критерии деления мирового цивилизационного пространства.
В-третьих, процессы глобализации и интеграции вызывают в качестве своего противоположного начала процессы дифференциации и дезинтеграции на новых принципах. Это касается, прежде всего, западной цивилизации, которая имела своим историческим ядром Западную Европу, господствовала в индустриальном обществе и распространилась на Северную и Латинскую Америку, Австралию и Океанию, превратила в колонии Индию, Африку, подчинила своему влиянию Китай.
Тойнби отмечал: “В ходе своей экспансии современная западная секулярная цивилизация превратилась в буквальном смысле слова во всемирную, охватив своей сетью все остальные живущие цивилизации и все примитивные общества”. По сути дела ей противостояла только православная цивилизация во главе с Россией. XX в. стал началом заката всемогущества западной цивилизации. Это отмечали О. Шпенглер, А. Тойнби, Питирим Сорокин. Последний считал одной из главных тенденций нашего времени перемещение центра творческого лидерства с Запада на Восток: «Творческий центр истории человечества, который был локализован в течение столетий в Европе и европеизированной Америке, окончательно перестал быть заключенным внутри этих границ. В значительной степени он распространился на Восток и становится “планетарным” в смысле активности не только на Западе, но также и на Востоке... В дальнейшем, в великих “спектаклях” истории будет не просто одна евро-американская “звезда”, но несколько звезд Индии, Китая, Японии, России, арабских стран и других культур и народов. Эта эпохальная тенденция уже действует и быстро растет изо дня в день». Опыт последующих после опубликования книги Питирима Сорокина трех с половиной десятилетий, особенно девяностых годов, подтвердил истинность этого предвидения.
С. Хантингтон отметил процесс выдвижения на первый план цивилизационных различий и усиления дифференциации локальных цивилизаций, выделив на карте мира восемь цивилизаций: западную, православную, исламскую, китайскую, индийскую, японскую, латиноамериканскую, африканскую. Однако эта классификация нуждается в уточнении. Все более отчетливо проявляется различие коренных интересов и тенденций имеющей давнюю историю западноевропейской цивилизации и сравнительно недавно отпочковавшейся от нее, более молодой активной и пестрой по своему составу североамериканской. Характеристика локальной цивилизации, ядром которой служит Россия, как православной одностороння: значительную долю здесь составляют анклавы мусульманской и буддийской цивилизаций, существенна доля атеистов, да и по своему происхождению и динамике это скорее цивилизация гибридного типа, “моста”, поле взаимодействия восточных и западных цивилизаций. Не верно именовать ее и “русской” или “российской” цивилизацией в силу многонационального состава, как России, так и тяготеющих к ней стран. Поэтому более точным будут применять термин “евразийская цивилизация”, хотя, конечно, она не охватывает весь обширный евразийский континент, на котором размещено шесть локальных цивилизаций.
На X междисциплинарной дискуссии “Локальные цивилизации в XXI в.: столкновение или партнерство?” (Кострома, май 1998 г.) был поставлен вопрос о формировании четвертого поколения локальных цивилизаций, формах и механизмах их взаимодействия, альтернативе их столкновения или партнерства в наступающем веке, месте России в мировом цивилизационном пространстве. Эти вопросы были повторены в одной из моих монографий. Определены особенности четвертого поколения локальных цивилизаций: большая их дифференциация по сравнению с цивилизациями третьего поколения (в том числе расчленение западной цивилизации на западноевропейскую, североамериканскую, латиноамериканскую, океаническую; дальневосточную, китайскую, японскую, буддийскую); возросшую роль цивилизационной общности и меж-цивилизационных различий; наращивания потенциала партнерства локальных цивилизаций, формирования нового типа отношений между ними.
Следует отметить, что к началу XXI в. локальные цивилизации четвертого поколения пришли с резкой дифференциацией основных макропоказателей, экономического и военно-политического потенциала, что является предпосылкой для усиления сотрудничества и возможного столкновения цивилизаций. Воспользуемся данными, приведенными С.М. Роговым, сгруппировав их применительно к нашему подходу. Хотя здесь отсутствуют африканская и океаническая цивилизации, а по западноевропейской, евразийской и латиноамериканской данные не полны, тем не менее, диспропорции вырисовываются довольно отчетливо.
Четко вырисовываются две группы цивилизации. Более развитые цивилизации при небольшой доле в численности населения (12% обладают доминирующей экономической силой (около половины внешней торговли и расходов центральных правительств, 45% мирового ВВП, больше 41% инвестиций). Сравнительно небольшие по численности армии (14% от мировых показателей) первоклассно оснащены (57% военных расходов, 43% мировых запасов ядерного оружия). Другая группа пять цивилизаций с более низким уровнем развития и слабым потенциалом: здесь сосредоточено почти 53% населения, но приходится всего 22% ВВП, 8,5% внешней торговли (следовательно, относительный уровень глобализации, если его измерять соотношением внешней торговли и ВВП, в 2,8 раза меньше), 30% инвестиций и 10% расходов центральных правительств. Хотя численность вооруженных сил этой группы в 2,6 раза выше, но оснащены они во много раз хуже (если исключить ядерный потенциал России). Следует также учитывать, что первая группа цивилизаций в гораздо более высокой степени интегрирована и доминирует в мировом цивилизационном пространстве.
Аналогичные диспропорции наблюдаются, если взять более полные данные по доле цивилизаций четвертого поколения в населении и ВВП мира. Разрыв в уровне экономического развития цивилизаций имеет тенденцию к нарастанию.
Очевидно, что при таком соотношении сил глобализация служит, прежде всего, интересам развитых стран и цивилизаций и является новым эффективным инструментом перекачки (с помощью ТНК) в их пользу национального богатства менее развитых стран, монопольного присвоения сверхприбылей, являющихся результатом функционирования глобальной экономики, углубления разрыва между богатыми и бедными нациями.
Суть дела не в том, чтобы обратить мощные потоки глобализации вспять. Это никому уже не под силу. Решение осевой проблемы XXI в. состоит в том, чтобы поставить эти потоки под контроль мирового гражданского общества, ввести общепризнанные и соблюдаемые правила их регулирования и использовать основную часть глобализационных сверхприбылей для подъема экономики и культуры, наименее развитых стран, сокращение пропасти между богатыми и бедными народами.
Перспективы взаимодействия цивилизаций в XXI в.
Рассмотрим складывающиеся в перспективе XXI в. процессы дифференциации и взаимодействия локальных цивилизаций четвертого поколения и преломление через них тенденций глобализации в пяти рассмотренных выше разрезах:
1. Демографо-экологический разрез. Темпы роста численности населения локальных цивилизаций и их доля в населении мира существенно различаются. Воспользуемся результатами прогноза динамики численности населения Земли до 2050 г., разработанного демографической службой ООН.
Согласно прогнозу ООН, за полвека соотношение численности населения по локальным цивилизациям изменится. Больше всего потеряет православная цивилизация, возглавляемая Россией (падение доли с 4,5 до 2,4%), снизится доля западно-христианской (с 13,2 до 8,9%) и конфуцианско-буддийской, возглавляемой Китаем (с 28,2 до 22,2%). Основной глобальной проблемой станет увеличение численности самой бедной африканской цивилизации (на 940 млн. человек: с 9,2 до 16,6% мирового населения) и наиболее активной мусульманской (на 720 млн. человек: с 17,5 до 19,6% населения). Многие перемены в глобальной экономике будут объясняться этими радикальными сдвигами в меж-цивилизационном распределении населения мира и темпах его роста.
До середины XXI в. сохранится и будет нарастать численное превосходство Востока над Западом, Юга над Севером — при обратном соотношении в экономической силе и богатстве. Здесь заложен корень главного меж-цивилизационного противоречия XXI в.
Иная картина складывается с обеспечением населения природными ресурсами и с уровнем экологической напряженности. Развитые цивилизации, прежде всего западноевропейская и японская, а также восточноевропейская, в значительной мере выработали свои природные ресурсы и могут существовать и развиваться лишь за счет меж-цивилизационного обмена. Несколько лучше положение в Северной Америке, Австралии и Новой Зеландии, но и они нуждаются в импорте многих видов минеральных ресурсов. Наиболее значителен “вклад” развитых цивилизаций в загрязнение атмосферы Земли и Мирового океана. Индия и Китай перенаселены. Многие исламские государства оказались обладателями богатейших запасов углеводородного сырья, что позволяет им присваивать значительную долю мировой нефтегазовой ренты. Латинская Америка и Африка богаты природными ресурсами, но эксплуатируются они западными монополиями и ТНК, которые присваивают весомую долю мировой горной и лесной ренты. Ухудшилось положение локальной цивилизации во главе с Россией: обладая уникальными природными ресурсами, она стремительно их истощает и теряет растущую долю мировой лесной и горной ренты. Следовательно, в условиях глобализации природных ресурсов, роста мировой ренты, которая могла бы стать источником подъема экономики цивилизаций, обладающих лучшими природными ресурсами, происходит ее перераспределение в пользу развитых цивилизаций через механизм господства ТНК. При переходе к партнерству цивилизаций распределение ренты должно измениться.
Но дело не только в распределении ренты, но и в компенсации затрат, связанных с сокращением загрязнений окружающей среды, освоением и распространением экологически чистых технологий по всему миру, предотвращением экологических и техногенных катастроф и ликвидацией их последствий, когда они произошли. Этой цели может служить глобальный экологический фонд, формируемый за счет штрафных платежей за транснациональные загрязнения (экологической анти-ренты). Следовало бы ввести порядок возмещения экологического ущерба, причиненного в результате военных действий странами-агрессорами. Это будет остужать пыл сторонников разрешать политические или межконфессиональные конфликты военными средствами. Введение мировым сообществом такого порядка компенсации экологических затрат и экономических санкций станет важнейшим направлением сотрудничества и партнерства локальных цивилизаций в XXI в., глобального устойчивого развития.
2. Технологический разрез. Технологический разрыв между цивилизациями в XX в. резко возрос и, вероятно, будет в начале XXI в. увеличиваться. Каждая цивилизация технологически многоукладна, но соотношение между укладами резко различается, что предполагает дифференциацию технологического уровня и конкурентоспособности продукции на мировых рынках.
В большинстве развивающихся стран Африки преобладают примитивные доиндустриальные технологические уклады (с отдельными вкраплениями индустриальных укладов, обслуживающих интересы ТНК), что является главной причиной экономической отсталости, нищенского уровня жизни и голода значительной части населения в Африке, Индии, многих исламских странах. Северная Америка, Япония и Западная Европа являются главными носителями пятого уклада, что позволяет им присваивать основную часть мировой технологической квазиренты. Россия практически не смогла экономически реализовать свои научно-технические достижения в сфере ВПК и в фундаментальной науке и в итоге технологической деградации стала источником технологической квазиренты для развитых цивилизаций. На технологической квази-ренте в результате быстрого освоения пятого уклада поднялась, как на дрожжах, экономика новых индустриальных стран.
Однако при освоении и распространении укладов постиндустриального технологического способа производства (пятый уклад — переходный к нему, он находится сейчас в фазе зрелости и начнет в начале XXI в. вытесняться техникой и технологией шестого уклада) картина может несколько измениться. Следует учитывать, что освоение нового технологического уклада, а тем более технологического способа производства требует крупных стартовых вложений капитала в исследования и базисные инновации, наличия подготовленных кадров, развитой инфраструктуры. Но в развитых странах велика сила инерции, огромен производственный потенциал, который нужно модернизировать и реструктуризировать. Поэтому для стран и цивилизаций, которые располагают менее мощным, но достаточным потенциалом (в том числе и для России) имеется возможность осуществить в начале XXI в. технологический прорыв к шестому укладу, что открывает дорогу к повышению их доли в мировой технологической квази-ренте. Однако на долю цивилизаций, которые не имеют достаточных предпосылок, либо запоздают с освоением поколений нового уклада, останется дифференциальный технологический убыток. Можно ожидать в начале нынешнего века усиления технологической поляризации цивилизаций, что повлечет за собой углубление экономической дифференциации.
Важнейшим направлением сотрудничества и партнерства локальных цивилизаций в XXI в. должно стать сближение уровня технологического развития стран и цивилизаций на основе совместных усилий по распространению техники и технологий пятого, а затем шестого укладов. Это требует крупномасштабной поддержки менее развитых цивилизаций в освоении и распространении новых эффективных поколений техники и технологий, обучении кадров, реализации крупных международных инновационных программ и проектов. Донорами в этом случае должны выступить более развитые страны и цивилизации, а также ТНК, главным ресурсом — технологическая квази-рента, одним из источником которой является продажа высокотехнологичных товаров и услуг на рынках менее развитых стран и цивилизаций. Было бы целесообразно создать за счет этого глобальный технологический фонд, который мог бы осуществлять финансирование инновационных программ и проектов, способствующих повышению технологического уровня отставших стран и цивилизаций. Без такой поддержки им из бедности и нищеты не выйти.
3. Экономический разрез. Завершающая свой жизненный цикл индустриальная цивилизация принесла резкое усиление экономической поляризации локальных цивилизаций, многократно превысившей то, что наблюдалось на предыдущих этапах всемирной истории. По данным, приведенным Фернаном Броделем, в 1800 г. среднедушевой ВНП Китая на 7% превосходил Западную Европу и лишь на 14% отставал от США; Индия на 13% отставала от Западной Европы и на 30% от США. В 2000 г., по данным Всемирного банка, по среднедушевому валовому национальному доходу на душу населения Индия отставала от США в 74 раза, Китай — в 41 раз. Еще больше отставание центральноафриканских стран. Россия, которая в 1750 г. лишь на четверть отставала по уровню промышленного развития от Европы в целом, запоздала с освоением промышленной революции и в 1900 г. в 2,3 раза отставала от Европы в целом и в 6,7 раза от Великобритании. В XX в., несмотря на тяжелые потери в ходе гражданской и Великой Отечественной войн, отставание СССР от западной цивилизации по производству ВИД на душу населения значительно сократилось. Однако в 1990-е годы в результате затяжного экономического кризиса оно резко возросло. Отставание от США по этому показателю составило в 2000 г. по России 20,6 раза, Украине 48,9 раза, Таджикистану — 201,5 раза.
Глобальная экономика напоминает огромный многослойный пирог, весьма пестрый по разным цивилизациям и странам — как по экономическим способам производства и укладам (от доиндустриальных до ранне-постиндустриального), экономическим формам (рыночным и нерыночным), степени вовлеченности в мирохозяйственный оборот, соотношению легального и нелегального (теневого) секторов, уровню производительности труда и эффективности воспроизводства.
В глобальном экономическом пространстве к началу XXI в. можно выделить:
авангардные цивилизации в становлении постиндустриальной экономики, строящейся на высокотехнологичной основе, сочетающей рыночные механизмы с регулирующей ролью государства, лидирующие в глобальной экономике и обеспечивающие высокий уровень богатства и доходов населения, как за счет эффективности воспроизводства, так и в результате неэквивалентного обмена и присвоения значительной части мировой ренты и квазиренты (прежде всего через ТНК); это Северная Америка, Западная Европа, Япония, а также новые индустриальные страны;
цивилизации с примерно среднемировым уровнем развития, имеющие значительный потенциал роста, но далеко не в полной мере использующие его (латиноамериканская и частично мусульманская цивилизации, а также страны Восточной Европы, осуществляющие дрейф к западноевропейской цивилизации);
находящиеся в состоянии застоя цивилизации с низким уровнем экономического развития — африканская цивилизация (к югу от Сахары, но без ЮАР), часть мусульманских и буддийских стран с низким уровнем дохода;
пока еще имеющую низкий уровень экономического развития (0,5 к мировому), но стремительно приближающуюся к нему и заявляющую претензию на первенство по доле в мировом ВВП к 30-м годам XXI в. китайскую цивилизацию, а также набирающую темпы индийскую цивилизацию;
теряющую позиции в мировой экономике и становящуюся объектом экономической эксплуатации со стороны развитых государств евразийскую цивилизацию, возглавляемую Россией, в последние годы, однако, обнаружившую явные признаки оживления экономики.
В перспективе XXI в. можно наметить следующие тенденции экономической динамики цивилизаций четвертого поколения на фоне углубляющейся глобализации.
Во-первых, большая синхронизация экономических циклов и кризисов, которые теперь не знают искусственных границ (как это было с СССР и странами СЭВ). Вероятно, еще пару десятилетий займет период становления постиндустриального общества в авангардных цивилизациях, а в отстающих переходный период затянется на более длительное время. Четко станут проявляться полувековые Кондратьевские циклы с длительными кризисными фазами на стыке циклов (возможно, такие кризисы будут наблюдаться в 10-20-е и 60-70-е гг. XXI в.). Сохранится ритм среднесрочных циклов с периодическими экономическими кризисами примерно каждое десятилетие. Мировой кризис 2001-2002 гг. подтвердил эту тенденцию. Все эти циклы и кризисы носят глобальный характер, но в каждой цивилизации проявляются по-своему, имеют собственный почерк, причем сильные цивилизации, лидирующие в мировом хозяйстве, будут стремиться перенести тяжесть кризисов на слабых.
Во-вторых, будет наблюдаться поэтапное утверждение постиндустриального экономического способа производства со свойственным ему набором и соотношением укладов: государственного (в социокультурном, оборонном секторах, стратегических отраслях); частного и смешанного укладов (в отраслях тяжелой промышленности, в строительстве, банковском деле); мелкотоварного (малый бизнес) в сфере услуг, розничной торговле, частично в сельском хозяйстве; интернационального в части секторов, непосредственно включенных в глобальную экономику и являющихся собственностью ТНК, совместными предприятиями и т.п.
Теневая экономика, занимающая значительный удельный вес в ряде стран и цивилизаций и питающаяся, подобно раковой опухоли, за счет здоровых клеток экономического организма, будет терять свои позиции, однако сохранится, особенно в виде наркобизнеса, приобретающего глобальный характер.
Дифференциация экономической структуры, особенно в первой половине века, не только сохранится, но и может усилиться.
В-третьих, более четко разграничиваются рыночный и нерыночный секторы — при росте доли и значения последнего в связи с опережающим развитием социокультурной сферы (здравоохранения, социального обеспечения, фундаментальной науки, образования, культуры), которая не может функционировать целиком на рыночных принципах, а также развития мелкого натурального хозяйства для собственного потребления. Э. Тоффлер отмечал как характерную черту третьей волны (постиндустриальной цивилизации) изменение соотношения рыночного и нерыночного производства, близящееся слияние производителя и потребителя, “восстановление огромного сектора экономики, основанного на производстве для потребления, а не для обмена”. Эта тенденция тем более важна, что она обеспечивает занятость работников, вытесняемых из сферы производства товаров и услуг, и растущей доли населения, достигшей пенсионного возраста, но еще сохранивших силу и энергию для полезного труда и самообеспечения. Безраздельное господство рынка, свойственное индустриальной цивилизации, постепенно уйдет в прошлое.
Соотношение рыночного и нерыночного секторов существенно различается по локальным цивилизациям: доля нерыночного сектора наименьшая в Северной Америке (где значительная часть социальных услуг носит платный, рыночный характер) и Японии, значительно выше в Западной Европе и в отставших цивилизациях, где существенная часть потребности в продовольствии и услугах удовлетворяется за счет семейного и домашнего хозяйства. В России в условиях кризиса доля натурального, нерыночного сектора в части социальных услуг сократилась (в связи с уменьшением финансирования социокультурного сектора), в части обеспечения продовольствием и бытовыми услугами значительно возросла (доля производства сельхозпродукции в хозяйствах населения увеличилась с 23% в 1985 г. до 59% в 1998 г., снизившись в 2001 г. до 51,5%; в 2001 г. в хозяйствах населения производилось 92,5% картофеля, 80% овощей, 57% мяса, 51% молока, 28% яиц).
В-четвертых, можно ожидать изменения соотношения реальной и “виртуальной” экономики, отражающей пропорции воспроизводства в кривом зеркале финансово-кредитных ценностей, обращающихся по собственным законам. Мощный поток финансового капитала, умноженный на возможности современных информационных технологий, расширяет поле для спекулятивной игры на фондовых биржах, которая иной раз приводит к мгновенному перемещению десятков миллиардов долларов из одного конца мира в другой. Командуют этими виртуальными потоками мощные ТНК, сконцентрированные в западных цивилизациях, и международные финансовые организации (типа Международного валютного фонда, Всемирного банка), которые служат интересам своих главных акционеров и учредителей — западной цивилизации и прежде всего США. Это порождение поздне-индустриального общества стало, пожалуй, самым главным каналом международного перетока капитала и перераспределения богатства, орудием контроля над развитием глобальной экономики в интересах ныне самой сильной североамериканской экономики. Однако такое положение вряд ли совместимо с цивилизационным полицентризмом, характерным для постиндустриального общества, с партнерством цивилизаций. Кроме того, спекулятивные перетоки капитала усиливают неустойчивость глобальной экономики, порождают частые финансовые кризисы.
4. Геополитический разрез. XX в. характеризовался неоднократной перекройкой политической карты миры, системы геополитических отношений, сменой противоречивых тенденций.
Перестройка геополитического пространства произошла после первой мировой войны, социалистических и национально освободительных революций, когда возникли социалистические страны, была разрушена германская империя. Однако радикальных перемен на геополитической карте не наблюдалось: несколько усилили свое влияние евразийская, западная (подчинявшая себе почти половину населения мира), японская, латиноамериканская и африканская цивилизации, потеснились исламская и китайская цивилизации.
Радикальный сдвиг произошел после второй мировой войны, в результате чего сфера политического влияния западной цивилизации уменьшилась в 3,3 раза, японской — на треть, православной — на 28%, тогда как доля исламской цивилизации выросла в 5,4 раза, индийской — в 50,7 раза, африканской — в 8 раз, латиноамериканской — в 1,8 раза. Это стало началом конца планетарного господства западной цивилизации, толчком к возрождению древнейших цивилизаций Востока.
В конце XX — начале XXI вв. нахлынула новая волна перемен в глобальном геополитическом пространстве.
Наиболее крупная из них — резкое падение политического влияния локальной цивилизации, возглавляемой Россией. Эго явилось результатом самороспуска Варшавского договора, СЭВ и СССР, центробежных кризисных тенденций на постсоветском пространстве. По сути дела, ослабевшая евразийская цивилизация становится объектом раздела между более сильными и агрессивными цивилизациями.
Продолжает падать доля населения под политическим контролем западной и японской цивилизаций — с 17,3% в 1990 г. до прогнозируемых 11,5% — в 2025 г.; это объясняется в основном низкими темпами прироста населения там. Однако фактически в результате распада советского блока политическое влияние Запада заметно усилилось, не встречая достойного противника; это дало основание США как лидеру западной цивилизации сделать заявку на политическое доминирование в мире.
Наиболее активным противником Запада выступает быстро растущая исламская цивилизация, доля которой в мировом населении быстро растет. Она является главным “возмутителем спокойствия” на мировой геополитической арене, источником меж-цивилизационных конфликтов — на Северном Кавказе, на Индостане, в Афганистане, Средней Азии. Растет экономическая и военная сила этой цивилизации, усиливается религиозный фундаментализм. Будучи рассеянной по материкам и требуя увеличения своей доли в соответствии с возросшим населением, исламская цивилизация несет в себе зерна грядущих меж-цивилизационных конфликтов, столкновения цивилизаций, если верх возьмут фундаменталистский, экстремистские силы.
Китайская, индийская и латиноамериканская цивилизации пока не заявляют претензий на геополитическое лидерство, хотя суммарно они контролируют половину населения мира. Однако растущая экономическая и военная мощь Китая, реакция на претензию США на мировую гегемонию может подтолкнуть его к активизации своей внешней политики. Когда “дремлющий тигр” проснется, многое может измениться на политической карте мира.
Африканская цивилизация (южнее Сахары) находится сейчас в наиболее бедственном положении: ее политическое положение не отвечает растущей доле населения в мире, которое нечем накормить и занять. Здесь таится очаг грядущих меж-цивилизационных конфликтов.
Следовательно, геополитическая картина мира в начале XXI в. характеризуется неустойчивостью и взрывоопасностью: на смену противостоянию двух мировых систем идет противоборство локальных цивилизаций. Как в этом свете выглядят сценарии геополитического взаимодействия цивилизаций в XXI в.?
Два крайних сценария были рассмотрены на X междисциплинарной дискуссии (1998 г.): столкновение или партнерство локальных цивилизаций в XXI в. Сценарий столкновения цивилизаций наиболее детально проработан С. Хантингтоном. Пока говорить о глобальном столкновении цивилизаций рано: слишком неравны силы, западная цивилизация располагает возможностями не допустить перерастания локальных конфликтов в глобальные. Но через два три десятилетия соотношение сил изменится, и к середине века (а может быть и раньше) вполне реальной станет угроза столкновения цивилизаций — прежде всего мусульманской и североамериканской, а также мусульманской и индийской, но в него могут быть втянуты и иные цивилизации. К тому времени почти все цивилизации будут владеть ядерным и иным оружием массового уничтожения, а его широкое применение угрожает глобальной катастрофой, самоуничтожением человечества. Однако осознание этого будет сдерживать правящую элиту конфликтующих цивилизаций. Угроза прямых столкновений будет смягчаться “тихой экспансией” перенаселенных цивилизаций: массовой миграцией мусульман в Западную Европу, китайцев на Дальний Восток, латиноамериканцев в Северную Америку и т.д. Процесс “перемешивания”, гибридизации цивилизаций рождает новые проблемы.
Другой крайний сценарий — партнерства цивилизаций — весьма перспективен, но и наиболее сложен. Он предполагает развитие конструктивного диалога и сотрудничества локальных цивилизаций как частей глобального сообщества наций и государств, выработку эффективного механизма разрешения возникающих межцивилизационпых противоречий, взаимопомощь, поддержку менее развитых, бедных народов и цивилизаций при их политическом равноправии, отсутствие диктата, насилия, развитие глобальной демократии, обеспечивающей свободу волеизъявления, самостоятельное принятие решений, имеющих общее значение, с учетом интересов как сильных, так и слабых, как большинства, так и меньшинства.
Создание механизма меж-цивилизационного партнерства — процесс весьма длительный и непростой, он займет весь XXI в., если не больше, и будет развиваться с разной скоростью в разных частях планеты, приходя через последовательные стадии и формы. Модель политического партнерства отработана на примере Европейского союза, Европарламента и ОБСЕ — на протяжении последних десятилетий. Естественно, исторический опыт будет модифицироваться применительно к такому сложному объекту, как глобальное сотрудничество цивилизаций. Однако выбора нет: альтернативой служит постоянно висящая над человечеством, как дамоклов меч, угроза самоубийственной войны цивилизаций — “само-кремации человечества”, по выражению Пигирима Сорокина.
Кроме названных выше двух крайних сценариев политических отношений цивилизаций в XXI в., возможно немалое число промежуточных сценариев. Один из них — сохранение нынешнего шаткого равновесия, балансирования между сотрудничеством и столкновением, с периодически возникающими очагами конфликтов, которые общими усилиями с трудом удается погасить. Другой — установление глобального диктата одной цивилизации при ограничении самостоятельности и независимости всех остальных. Где же будет центр власти глобального тоталитаризма? На эту роль не могут претендовать цивилизации Востока, Латинской Америки, Африки, да и предельно ослабевшая и разобщенная евразийская цивилизация. Остается единственный претендент — западная цивилизация, ее ядро — США как законодатель нового мирового порядка. К счастью, эта мрачная антиутопия имеет весьма мало шансов на осуществление в условиях подъема самосознания представителей локальных цивилизаций четвертого поколения.
5. Социокультурный разрез. В социокультурной сфере находится генетическое ядро каждой локальной цивилизации. С его разрушением цивилизация гибнет, переходит в реликтовое состояние. Это генетическое ядро меняется по фазам жизненного цикла цивилизации, ярко вспыхивая в периоды подъема, выхода из кризиса и угасая в фазах застоя и кризиса. Аналогичные колебания наблюдаются по фазам жизненных циклов цивилизаций с периодическим перемещением центра творческого лидерства.
Социокультурные циклы в глобальном масштабе наиболее глубоко и полно исследованы Питиримом Сорокиным. Он раскрыл закономерность периодической смены идеационального, чувственного и идеалистического (интегрального) типов культуры и показал, что XX в. характеризуется глубоким кризисом чувственного социокультурного строя, свойственного индустриальной эпохе. Кризис охватывает науку, философию, искусство, этику, политику, экономику, социальную жизнь, но является предвестником будущего расцвета интегральной культуры: “Мы живем, по-видимому, между двумя эпохами: умирающей чувственной (секулярной) культурой нашего великолепного вчера и наступающей (новой) культурой творческого завтра... Ночь переходного периода с ее кошмарами, пугающими тенями, разрывающими сердце ужасами начинает неясно выступать перед нами. Однако вдали, вероятно, поджидает заря новой великой культуры, чтобы встретить людей будущего”.
Становление интегрального социокультурного строя, по мнению Питирима Сорокина, связано с перемещением центра творческого лидерства на Восток, с взаимопроникновением и смешением западных и восточных культурных ценностей, идей, институтов, образцов и нравов. Однако этот процесс не будет протекать в одном направлении и в одинаковых формах в цивилизациях Запада и Востока. Новый строй, по-видимому, не будет ни модифицированной формой умирающего идеационального порядка восточных народов, ни восточной разновидностью господствующего на Западе чувственного порядка. “Наступающий строй, более вероятно, будет восточной формой интегрального порядка, похожего в своих основных чертах на нарождающийся западный интегральный порядок, но отличный от него в большинстве второстепенных характеристик”. Возникающий интегральный порядок, по мнению Питирима Сорокина, будет более величественным и мудрым, более справедливым и прекрасным по сравнению с умирающими идеациональным, чувственным и эклектическим порядками, объединяя в один поток Истину (науку), Красоту (высокое искусство) и Добро (новую этику, основанную на творческом альтруизме).
На пути становления нового социокультурного строя весьма опасно оказаться эклектической “свалкой”, заполненной разнообразными обломками чувственной, идеациональной, интегральной культур и других социокультурных скоплений, предупреждает Питирим Сорокин. «Любая великая культура, которая заканчивает свою жизнь превращением в этот вариант перманентной “свалки”, теряет свою индивидуальность и становится просто материалом, просто “цивилизационным навозом и удобрением” для других великих цивилизаций или культурных систем. И любой народ, общество или нация, которая не может создать новый социокультурный порядок вместо того, который распался, перестает быть лидирующим “историческим” народом или нацией и просто превращается в “этнографический человеческий материал”, который будет поглощен и использован другими более творческими обществами или народами».
Это положение является грозным предупреждением для России и других стран возглавляемой ею локальной цивилизации, поскольку сейчас наука, культура, образование, мораль, идеология все больше напоминают здесь историческую “свалку” разнородных, несовместимых социокультурных типов, угасает великая энергия творческих преобразований.
Однако именно Россия имеет шанс стать одним из эпицентров рождения интегрального социокультурного строя. Традиционная широта и фундаментальность научных взглядов способствуют формированию новой парадигмы обществоведения, адекватной постиндустриальному обществу; примером тому является школа русского цикл. В России сохранились основы великой культуры, которая становится одним из непременных звеньев интегральной постиндустриальной культуры, создает предпосылки для формирования поколений XXI в., усвоивших ценности интегрального социокультурного строя. Несмотря на моральный урон, понесенный за последнее десятилетие XX в., все еще сохраняются исторически сложившиеся предпосылки для восприятия гуманистической морали, толерантности, творческого альтруизма.
Судьба цивилизаций в глобализированном мире XXI в.
Все самое ценное, что накопило человечество за 10 тыс. лет своей истории (если вести ее отсчет от неолитической революции), можно кратко выразить одним емким словом — цивилизация. В нем выражено единство и многообразие достижений человеческого разума (науки) и культуры, их воплощение в неисчерпаемости (созданных трудом многих поколений) средств труда, технологий и архитектурных памятников, экономических, социальных и государственно-политических отношений. В нем результат прогресса периодически сменяющих друг друга мировых цивилизаций и богатство палитры локальных цивилизаций, проходящих свои жизненные циклы и поддерживающих растущее социальное разнообразие как основу выживания и прогресса общества, сохранения и передачи его наследственного ядра, генотипа будущим поколениям.
В перспективе XXI в. это цивилизационное разнообразие под мощным натиском глобализации и унификации поставлено под вопрос. Дело не просто в усилении тенденций международного обмена и межгосударственной интеграции. Собственно говоря, мировая цивилизация в рамках евразийского и североамериканского континентов всегда покоилась на активном диалоге, обмене не только товарами и услугами, но и научными, культурными и технологическими достижениями, формами социально-политической и государственной жизни, что давало синергетический эффект исторического прогресса. Изолированное развитие самобытных американских цивилизаций привело к их отставанию от общего потока и к гибели в столкновении с агрессивной, вырвавшейся вперед западноевропейской цивилизацией.
На планете возник новый глобальный феномен, который будет определять судьбу человечества в XXI в. Речь идет не только о перерастании национальных экономик и государственных образований в цивилизационные, надгосударственные общности, пример чему подает Западная Европа, порывая с преобладавшей в индустриальную эпоху тенденцией приоритета национальных экономик и суверенных государств, находящихся в большей или меньшей мере под контролем формировавшегося в их границах гражданского общества. Угроза цивилизационному разнообразию возникает на более высоком уровне. Гамлетовский вопрос “Быть или не быть?” в XXI в. стоит перед сложившейся системой локальных цивилизаций, которые могут раствориться в глобальном унифицирующем потоке. Вот главный вопрос, на который предстоит ответить ученым при исследовании перспектив развития человечества в этом столетии, реализующем потенции, заложенные в его генотипе.
В долгосрочной перспективе все более отчетливо просматривается три главных сценария судьбы локальных цивилизаций в XXI в. — их растворения, трансформации или столкновения. Каждый из этих сценариев имеет реальные предпосылки для своего осуществления в виде борьбы противоречивых тенденций современного переходного периода.
Рассмотрим эти сценарии, условия и последствия их реализации:
1. Сценарий растворения локальных цивилизаций в будущем глобализированном обществе отчетливо сформулировал и аргументировал А.А. Зиновьев. По его мнению, в наибольшей мере отвечает понятию “цивилизация” Западная Европа, более широко — западная цивилизация. Что касается северо-евразийских, африканских, южноамериканских, южно-азиатских народов, то, по мнению А.А. Зиновьева, они своими силами не способны создать цивилизацию на уровне современных достижений; ни о какой особой российской цивилизации и думать нечего, к тому же время цивилизаций вообще прошло, они уступают место “социальной организации иного рода и более высокого уровня”, включаются “в новую социальную организацию глобального масштаба”. Правда, в той же книге Н.Н. Моисеев придерживался иного мнения, считая, что “Россия — целостная самостоятельная цивилизация, несмотря на различия этнического происхождения многих народов, религий и т.д. Россия — симбиоз народов, синтез различных культур, сплав, родивший общее миро-представление и общий образ жизни”.
Есть ли реальные предпосылки для осуществления сценария растворения цивилизаций в глобальном сверхобществе? Да, есть, если будет продолжаться реализация той модели глобализации, которая преобладает на рубеже XX-XXI вв.
Отличительные черты этой модели:
• глобализация экономики и технологии под контролем небольшого числа сверхмощных транснациональных корпораций (штаб-квартиры которых находятся преимущественно в США и частично в Западной Европе и Японии) и мировых финансовых центров, осуществляющих мгновенные глобальные перетоки капиталов в интересах тех же ТНК и тех же цивилизаций;
• глобализация информационных потоков через Интернет, телекоммуникации, информационные ТНК, навязывание (через эти каналы) западного социокультурного строя и системы ценностей иным цивилизациям, что подрывает их самобытность, наследственное ядро;
• однополюсный мир па основе доминирования единственной сверхдержавы, которая, опираясь на подчиненные ей международные организации (типа НАТО), стремится подчинить своему влиянию и перестроить по своему усмотрению все геополитическое пространство.
При продолжении и развитии этих тенденций действительно нарастает процесс унификации человечества, угроза растворения локальных цивилизаций в унифицированном по западному образу глобальном сверхобществе, как и предполагает А.А. Зиновьев.
Каковы последствия реализации этого сценария? Унификация цивилизаций вовсе не означает, что все страны и цивилизации поднимутся по своему экономическому, технологическому, социокультурному уровню, качеству жизни до уровня стран Запада. Никаких имеющихся на Земле ресурсов не хватит, чтобы реализовать эту мечту. Результат будет обратный: произойдет явление, которое В.Л. Иноземцев обозначил, как раскол цивилизации. По его представлению, в результате развертывающейся пост-экономической революции навеки утвердится монополия Запада (Западной Европы и США). Иные страны и цивилизации (включая Японию, Китай, Россию, Индию) навсегда обречены, оставаться на индустриальной стадии развития, а беднейшие страны и цивилизации “четвертого мира” станут объектом обновленного колониализма со стороны пост-экономических стран; при этом естественно признание утверждающегося однополюсного мира. Такая концепция означает по сути дела панихиду по многотысячелетней истории цивилизаций, каждая из которых имеет свое самобытное (и равнозначное в многообразии) ядро.
Наиболее опасна “манку тирующая” функция глобальных информационных потоков, лишающая миллиарды людей их собственного цивилизационного, культурного, этического наследия и формирующих общество самодовольных идиотов по образу “прекрасного нового мира” О. Хаксли. Промывка мозгов с использованием Интернета и других каналов современной информационной революции именно такие тенденции и порождает.
Интересно, что еще в 1839 г. первый российский теоретик цивилизаций А.Л. Метлинский (1814-1870), опубликовавший книгу “О сущности цивилизации и значении ее элементов”, возражал тем, кто помышлял “о слиянии разнородных семейств человеческих в одно политическое тело, о наделении их единством языка и т.п.”; он предупреждал, что, “сливая все народы в одно политическое целое, мы... прекратили бы развитие человечества”; “каждый из народов, сближаясь со всеми единством общечеловеческого, должен проявить и самобытное совершенствование”.
Подобный сценарий может иметь краткосрочный (в пределах одного-двух десятилетий) успех, но долгосрочной перспективы у него нет, натолкнувшись на растущее сопротивление цивилизаций, стремящихся к выживанию и опирающихся на тысячелетние традиции.
2. Сценарий столкновения цивилизаций является антиподом, логическим следствием предшествующего сценария, ответом на вызовы глобализации и унификации. Все, более отчетливо ощущая грозящую опасность растворения, закрепления во втором или третьем эшелоне либо на обочине исторического прогресса, не западные цивилизации не только поднимают голос протеста, но и активно противодействуют тенденциям становления однополярного мира, окончательному расколу стран и цивилизаций на богатые и бедные, диктату одной сверхдержавы. Тревога о судьбах будущих поколений толкает на крайние формы противостояния, вплоть до международного терроризма и усиливающейся угрозы столкновения цивилизаций. Такую перспективу наиболее отчетливо нарисовал С. Хантингтон. Не исключал такой возможности и Н.Н. Моисеев: “На линиях цивилизационных разломов уже возникают фронты вследствие противоречий, которые подхлестываются модернизационной волной... Если мировое сообщество... не найдет в себе сил для глубокой перестройки своей организации, то процессы модернизации могут привести к горячим фронтам, линии которых действительно могут пройти по границам цивилизационных разломов”.
Собственно говоря, столкновение цивилизаций по линиям “цивилизационных разломов” уже идет — и не первое десятилетие. Сперва оно носило характер локальных войн внутри отдельных стран, находящихся на стыке цивилизаций (Ливан, Югославия, Закавказье, Северный Кавказ). Теперь оно выходит на международную арену, приобретает межгосударственные черты: и до, и после трагических событий 11 сентября 2001 г. угроза столкновения западной и мусульманской цивилизаций приобрела все более зримые черты. Тлеют угли такого столкновения на линии разлома между индийской и мусульманской цивилизациями на полуострове Индостан. Не исключено появление и иных “горячих фронтов” столкновения цивилизаций в XXI столетии.
Последствия общепланетарного столкновения цивилизаций ужасающи. В условиях, когда большинство современных локальных цивилизаций владеют ядерным и иным оружием массового уничтожения, как показал сценарий “ядерной зимы”, разработанный под руководством Н.Н. Моисеева, “горячая’ конфронтация цивилизаций имеет шанс завершиться их самоуничтожением. При таком сценарии вопрос о будущем цивилизаций отпадет автоматически в связи с отсутствием, как субъекта, так и объекта прогноза. Но даже столкновение цивилизаций в меньшем масштабе может отбросить человечество на столетия назад, предоставив возможность остаткам человечества, поколениям мутантов определять свою судьбу в полуразрушенном мире.
Перспектива столкновения цивилизаций вполне реальная, ее не стоит замалчивать и отбрасывать, погружаясь в само успокаивающий миф всемогущества западной цивилизации, которая сумеет найти пути усмирения своих противников. Как показывает горький опыт столкновения Израиля и Палестины, насильственного, военного решения даже при очевидном неравенстве сил проблема столкновения цивилизаций не имеет. Необходимо искать иные, более эффективные и перспективные пути.
3. Сценарий трансформации цивилизаций, их адаптации к реалиям XXI в. вполне реален и наиболее желателен.
Совершенно очевидно, что просто законсервировать и сохранить сложившийся в индустриальную эпоху строй отношений различных цивилизаций третьего поколения нереально. Слишком уж разительны и необратимы перемены в глобализирующемся мире на рубеже третьего тысячелетия. Закрывать на них глаза и пытаться сохранить “все, как есть” было бы безответственной и опасной утопией. Перемены неизбежны. Весь вопрос в том, в каком направлении они пойдут и каковы будут последствия выбранного направления. Попытаемся сформулировать возможные (и желательные) направления трансформации.
Во-первых, все более отчетливо вырисовывается тенденция формирования четвертого поколения локальных цивилизаций. В ответ на унифицирующие вызовы глобализации они дифференцируются: вместо пяти “живых” цивилизаций третьего поколения, описанных А. Тойнб, формируется 12 цивилизаций четвертого поколения. Западная цивилизация дифференцируется на материнскую-западно-европейскую и дочерние-североамериканскую, латиноамериканскую и океаническую, причем две последние имеют смешанный характер. Лидерство в этом случае фактически перешло к североамериканской цивилизации, но и западноевропейская переживает период нового подъема на базе интеграции в единую цивилизационную целостность — пилотный проект, который в дальнейшем может стать эталоном для иных много-государственных цивилизаций. В составе дальневосточной цивилизации отчетливо выделяются находящаяся в фазе долгосрочного подъема китайская; пережившая послевоенный взлет, но ныне находящаяся в состоянии стагнации японская; возможно, имеющая неясные очертания буддийская. Древнейшая индийская цивилизация накапливает силы для нового рывка. Пассионарный порыв переживает рассеянная по многим странам и материкам мусульманская цивилизация. Стадию распада завершает еще недавно противостоявшая Западу евразийская цивилизация. Промежуточная, до конца не сформировавшаяся восточноевропейская цивилизация осуществляет дрейф от евразийской к западноевропейской цивилизации. Африканская (южнее Сахары) цивилизация, пройдя недолгий период оживления после образования независимых государств, находится в кризисном состоянии, зажатая между тисками стремительного демографического роста и все более ограниченными природными, технологическими и экономическими ресурсами развития.
Даже приведенный выше краткий обзор и диагноз состояния цивилизаций четвертого поколения обнаруживает, насколько пестра и разнообразна палитра современных цивилизаций, находящихся на различных уровнях развития и в разных фазах своего жизненного цикла. Очевидно, что применение к ним единых шаблонов, попытки унификации и размывания цивилизационных различий обречены на провал. Не менее очевидно и иное: трансформация не может осуществляться по одинаковым рецептам и лекалам, нужны конкретные, во многом уникальные подходы к каждой цивилизации с учетом ее особенностей и стадии жизненного цикла.
Во-вторых, при всем разнообразии особенностей и стартовых позиций конкретных цивилизаций, можно выделить маги стиральный путь их трансформации на общем фоне глобализации и преобразования индустриальной мировой цивилизации в постиндустриальную и становление интегрального социокультурного строя. Отличительная особенность нового этапа — примат духовных ценностей и ноосферного подхода. А именно система духовных ценностей составляет суть каждой локальной цивилизации. Поэтому переход к постиндустриальному обществу возвышает роль духовного воспроизводства и умаляет значение технологического, экономического и природно-ресурсного разрыва между цивилизациями, делает бесперспективными унификационные устремления глобализации по западным стандартам.
В-третьих, масштабность глобальных проблем XXI в. и сложность трансформационных процессов таковы, что они не могут быть решены в рамках преобладавшей в течение тысячелетий модели их взаимодействия, при которой процесс диалога, взаимного обогащения научными и культурными ценностями периодически прерывался периодами конфронтации, вооруженных столкновений, иной раз завершавшихся уничтожением или ассимиляцией побежденных. Процессы глобализации и трансформации диктуют необходимость становления модели взаимодействия цивилизаций, основанной на их диалоге и партнерстве. Это становится цивилизационным императивом XXI в. Не случайно Генеральная Ассамблея ООН провозгласила первый год нового тысячелетия Годом диалога между цивилизациями и приняла 9 ноября 2001 г. “Глобальную повестку дня для диалога между цивилизациями”, определившую цели, программу действий и механизмы сотрудничества цивилизаций. Дело за тем, чтобы призывы ООН не свелись к кратковременной кампании, а стали основой долгосрочной стратегии взаимодействия цивилизаций в XXI в.
Только на этих началах возможна смена модели глобализации, придание ей человеческого, цивилизационного, лица, ибо сам процесс глобализации уже не остановить и не повернуть вспять. Однако это задача необычной сложности, ибо ей противостоят реальные экономические и политические интересы мощных ТНК и стоящих за их спиной претендующих на мировое господство североамериканской и западноевропейской цивилизаций, занимающих доминирующие позиции в мировой экономике, политике и военной сферах. Это делает возможность осуществления желательного оптимистического сценария менее реальной, но не исключает ее. В конце концов, все, что делается в стране, в цивилизации, в мире, w это воплощение знаний, интересов, воли людей, их субъективных устремлений, умноженных на энергию лидеров и следующих за ними масс; перемены идут вслед за сменой поколений людей. Решать эти проблемы будут поколения XXI в., исходя из их понимания своих стратегических интересов.
Однако нужно ясно понимать, что осуществление позитивного сценария требует ряда непременных, трудно реализуемых условий.
Во-первых, потребуется новая научная парадигма динамики цивилизаций, выяснение закономерностей, тенденций и альтернатив их развития в XXI в., выработка концепции, которая поможет обосновать глобально-цивилизационную стратегию в этой сфере. В создании этой предпосылки уже немало сделано. Вырабатывается и получает все более широкое признание цивилизационный подход к истории и будущему человечества. Активно действует Международное общество по сравнительному изучению цивилизаций, основателями которого были Арнолд Тойнби и Питирим Сорокин, Развивается современная российская цивилизационная школа; проблемы динамики мировых и локальных цивилизаций стали предметом обсуждения на международных Кондратьевских конференциях 1992 г., 1995 г., 2001 г., X Междисциплинарной дискуссии, ряда монографий. Активно исследуются проблемы и противоречия глобализации, в том числе в деятельности клуба ученых “Глобальный мир”. На IV Международной Кондратьевской конференции одобрена Концепция становления многополярного мира на началах диалога и партнерства цивилизаций. На встрече в верхах (Йоханнесбург, 26 августа — 4 сентября 2002 г.) была представлена концепция глобального устойчивого развития на основе диалога и партнерства цивилизаций, более справедливого распределения и использования мировой ренты, антиренты и квазиренты. Можно сказать, что значительная часть пути создания первой предпосылки уже пройдена, хотя впереди немало еще работы для ученых России и других стран.
Во-вторых, нужны мощные общественно-политические движения глобального масштаба, которые хотят и могут взять на вооружение предлагаемую учеными концепцию и окажутся в силах ее осуществить вопреки противодействию ТНК, сверхдержавы, претендующей на мировую гегемонию, и военно-политических кругов многих стран. Нужно признать, что положение с этой предпосылкой гораздо хуже, чем с предыдущей. Хотя в последние годы бурное развитие получило так называемое движение антиглобалистов, но оно пока в больше мере стихийно-протестное, не имеет четко выраженной конструктивной идеологии и организационных форм, которые имело, например, движение против ядерной войны в 5070-е гг. XX в. Цивилизации, которые, казалось бы, в силу объективного своего положения заинтересованы в реализации концепции трансформации цивилизаций и изменении нынешней модели глобализации, разобщены и не проявляют особой активности. Видимо, формирование второй предпосылки потребует еще одного-двух десятилетий, но процесс будет развиваться в этом направлении.
В-третьих, необходима институционализация движения за трансформацию, диалог и партнерство цивилизаций, формирование общемировых институтов, выражающих интересы мирового гражданского общества, под контроль которого, в конечном счете, необходимо поставить ТНК, действующие на глобальном поле. Речь идет, прежде всего, о том, чтобы ООН и созданная на ее основе и вокруг нее сеть организаций стали подлинными аренами и инструментами диалога, сотрудничества и партнерства цивилизаций, решения назревших глобальных проблем XXI в. Необходимо шаг за шагом формировать систему глобального права, выражающего общие интересы всего человечества и способного обуздывать своекорыстие отдельных государств и ТНК, игнорирующих эти общие интересы. Сейчас пока преждевременна постановка вопроса о всемирном государстве и всемирном правительстве. Но опыт западноевропейской цивилизации ценен тем, что здесь отрабатывается механизм, который впоследствии может быть востребован в глобальном масштабе.
Наконец, в-четвертых, остается в силе марксистское положение: идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами. В современном мире существуют два главных канала продвижения идей диалога и партнерства цивилизаций в широкие слои населения: образование и средства массовой информации (включая телекоммуникации и Интернет). В принятой Генеральной Ассамблеей ООН 9 ноября 2001 г, резолюции “Глобальная повестка дня для диалога между цивилизациями” предложено использовать оба эти канала: включать курсы по изучению различных культур и цивилизаций в учебные программы и использовать технические средства общения, в том числе аудиовизуальные средства, печатную продукцию, мультимедиа и Интернет с целью распространения идей диалога и взаимопонимания во всем мире, освещения и пропагандированное исторических примеров конструктивного взаимодействия между различными цивилизациями.
Международный институт Питирима Сорокина — Николая Кондратьева совместно с Санкт-Петербургским госуниверситет том и электронным издательством “Райз мультимедиа” предпринимают конкретные шаги в этом направлении: при поддержке ЮНЕСКО и Института ЮНЕСКО по информационным технологиям в образовании разрабатывается мультимедийный диск и сайт Интернета “История, диалог и будущее цивилизаций”, разработана учебная программа по этому предмету, которая предназначена для экспериментальной реализации в отдельных вузах и гимназиях. Однако распространение идей диалога и партнерства цивилизаций, новой модели глобализации должно получить широкий государственный и международный размах, активную поддержку; только так можно реально противостоять культу войны, насилия, международному терроризму, изменить характер и последствия глобализации.
Россия и СНГ в постиндустриальном цивилизационном пространстве XXI в.
Глобальное цивилизационное пространство изменчиво, нет постоянного доминирования одних и тех же локальных цивилизаций и ранжирования остальных. Смена мировых цивилизаций и тем более формирование нового поколения локальных цивилизаций сопровождается шквалом перемен, тектоническими сдвигами, которые ведут к новой расстановке сил на мировой арене. Именно такие процессы развивались в конце XX — начале XXI вв.
Как меняется положение России и евразийской цивилизации в этом стремительно трансформирующемся мире?
Индустриальное общество последних двух столетий характеризовалось безусловным доминированием западной цивилизации. Промышленная революция, разразившаяся в Западной Европе, начавшаяся там же серия буржуазных революций сформировали новую социально-экономическую модель, которая распространилась по всему миру. К началу XX в. вырисовались три модификации этой модели. Одна из них утвердилась в метрополиях — центрах огромных колониальных империй; другая — в странах среднего уровня развития, где переплетались элементы индустриального и доиндустриального строев; третья — в колониальных и зависимых странах, которые деградировали и подчинялись интересам метрополий, образуя с ними единую систему.
Единственной локальной цивилизацией, которая противостояла Западу и сохраняла свою самостоятельность на мировой арене, была Россия. Намного уступая Западу в экономической силе и отставая в освоении потенций промышленной революции и либерального строя, Российская империя обладала крупным трудовым потенциалом, разнообразными сырьевыми ресурсами, значительной военной мощью и периодически вступала в военное противостояние с ведущими государствами Западной Европы и их союзами. Однако содержание ее социально-экономической модели принципиально не отличалось от индустриальной модели, господствовавшей в мире.
После первой мировой войны, революций 1917 г. в России и мирового экономического кризиса 1929-1933 гг. произошла бифуркация в динамике этой модели, взрыв мутаций, который привел к появлению нескольких модифицированных моделей поздне-индустриального общества. Возникла принципиально новая, социалистическая модель, которая пыталась выразить альтернативу вступившему в фазу заката индустриально-капиталистическому обществу. Лидером в апробации этой модели стала Россия, которая после национальной катастрофы, третьей в своей тысячелетней истории сумела восстановить единство большинства народов и регионов распавшейся Российской империи, а после победы в единоборстве с почти всей западноевропейской цивилизацией во время второй мировой войны распространила во многом вульгаризированную социалистическую модель на ряд стран Восточной Европы, отдельные страны Азии и Латинской Америки, сформировала обширный мир социализма, противостоявший западной цивилизации во главе с США. Возник двухполюсный мир.
Однако и западно-капиталистическая модель претерпела модификацию. Просматривались три ее варианта. Тоталитарный вариант — фашистские государства во главе с Германией, диктаторские режимы в ряде латиноамериканских и других странах. Либерально-демократический вариант, представленный в США, Великобритании, следующих за ними странах; после второй мировой войны он получил широкое распространение. И, наконец, смешанный вариант во многих освободившихся в результате распада колониальной системы странах, провозгласивших социалистические или родственные им идеалы, но развивавшиеся в условиях смешанной экономики.
Следует отметить, что и социалистические, и тоталитарные, и либерально-демократические, и смешанные модели были лишь вариациями постиндустриальное типа общества, вступившего в последнюю фазу своего многовекового цикла, в фазу, отличавшуюся поиском путей трансформации в следующую ступень развития мировых цивилизаций.
Картина резко меняется с конца XX в. Возникла новая волна бифуркаций, глубинная суть которых — трансформация индустриального общества и присущих ему моделей в постиндустриальное, становление интегрального социокультурного строя, идущего на смену разлагающемуся чувственному строю на Западе и обветшавшему идеациональным строю на Востоке. Переход этот начался с глубокого планетарного кризиса, исторического разлома, разметавшего привычные устои и резко изменившего картину мира, положение локальных цивилизаций. На первый план выдвинулись цивилизационные различия, противостояние локальных цивилизаций формирующегося четвертого их поколения.
Можно говорить о начавшемся процессе становления постиндустриальной социально экономической модели нескольких модификаций. Одна из них — модель западного типа, которую предоставляют североамериканская и западноевропейская цивилизации, сделавшие заявку на формирование однополюсного мира при сохранении и усилении доминирования Запада. Гуманистическая модификация этой модели реализуется в скандинавских странах, Швейцарии, Австрии, Германии.
Восточный вариант постиндустриальной модели формируется в Японии, новых индустриальных странах, Китае. Они берут многое (прежде всего в технологической и экономической сферах) от Запада, но сохраняют самобытность в методах и путях трансформации общества, государственно-политическом и социокультурном строях. Кризис 1997-1998 гг. в Юго-Восточной Азии не означает краха этой модели; кризис преодолевается и поможет избавиться от некоторых увлечений, чрезмерной зависимости от притока капитала с Запада. Вероятно, по близкому пути пойдет и Индия. Латинская Америка и Океания, скорее всего, будут ближе к западной модели, но с некоторыми модификациями.
Какое место займет Россия и возглавляемая ею цивилизация (которая сжалась до масштабов СНГ, где преобладают центробежные тенденции) в мировом цивилизационном пространстве XXI в., среди локальных цивилизаций четвертого поколения? И на какую социально-экономическую модель ей следует ориентироваться?
Сейчас уже для всех очевидно, что евразийская цивилизация в конце XX в. переживает один из жесточайших кризисов за всю свою историю сравнимый со “смутным временем” конца XVI — начала XVII вв. и с гражданской войной начала XX в.), находится в состоянии распада, раздела между более сильными, агрессивными цивилизациями. На этом пути пройдено уже две стадии распада. Сперва отпал “внешний пояс” — страны, объединявшиеся Варшавским договором, Советом Экономической Взаимопомощи, а также развивающиеся страны, находившиеся под влиянием СССР. На втором этапе был осуществлен само роспуск СССР, и противоречия между бывшими составными элементами единой системы все более углубляются. В результате процесса поляризации и суверенизации территорий России резко ослабились внутренние узы. Распад России как единой государственной и цивилизационной целостности по тому или иному варианту предрекали Збигнев Бжезинский, С. Хантингтон, Джульетте Кьеза. Такой сценарий был реален в 1990-е гг. Однако уже с 1999 г. наблюдаются признаки усиления противоположной тенденции.
В чем причины столь трагического поворота в судьбе некогда могущественной цивилизации, имеющей тысячелетнюю историю и с успехом противостоявшей Западу? Нужно видеть как внутренние, так и внешние, как объективные, так и субъективные факторы этой трагедии.
Объективным фактором является исчерпание того варианта поз неиндустриального общества, социалистической его модели, за реализацию которого взялась Россия. Признаки заката индустриального общества и либеральной модели, воплощавшей его главные черты, стали очевидными в итоге первой мировой войны, небывалой, но масштабам вовлеченных в нее территорий и по потерям. На повестку дня была поставлена проблема поиска принципиально новых путей организации общества, новой социально-экономической модели. Такой моделью для большинства интеллектуалов стала социалистическая модель, предпосылки для которой созревали к началу XX в. как антитеза капитализму. То, что именно Россия взялась за реализацию социалистических идеалов, было предопределено рядом факторов: глубиной и остротой социально-экономических противоречий, наличием сильных (хотя и противоборствующих) социалистических движений (большевиков, эсеров, меньшевиков), историческими (общинными и соборными) традициями большинства населения, неспособностью противодействовать этому выбору правящих классов. К этой модели устремились и другие народы и страны: Германия и Венгрия, суньятсеновский Китай, Монголия Сухэ Батора. Так что дело не в ошибках и фанатизме отдельных политиков, а в объективно обусловленной тенденции. Этот путь предстояло пройти, испытав казавшуюся столь заманчивой и перспективной социалистическую модель. И Россия прошла его до конца, возглавив и осуществив грандиозный исторический эксперимент.
На первый порах этот эксперимент дал ощутимые плоды. Несмотря на огромные потери, понесенные в годы гражданской войны, на поражение революции в других странах, на допущенные ошибки, перегибы и преступления тоталитарного режима, удалось вывести страну из состояния национальной катастрофы, собрать в едином государстве большую часть бывшей Российской империи, а после победы в Великой Отечественной войне — собрать под знамена социализма ряд стран Европы, Азии и даже Латинской Америки. Не стоит забывать, что еще 1520 лет назад большинство интеллектуалов мира было уверено, что будущее за социализмом в той или иной его разновидности. Многие из социалистических мер, впервые апробированных в СССР (планирование экономического развития, социальные гарантии для трудящихся и др.), были взяты на вооружение (в модифицированном виде) иными странами и цивилизациями, в том числе и западной (социально-рыночная модель).
Однако постепенно-наращивались негативные стороны социалистической модели (в том ее виде, в каком она была реализована), признаки тоталитарного общества: чрезмерная концентрация экономической силы в руках правящей бюрократической верхушки, подавлявшей предпринимательскую инициативу, ограничение прав и свобод личности, что открывало дорогу к периодическим репрессиям; избыточная централизация, игнорирование особенностей и интересов территорий; милитаризация, концентрировавшаяся лучшие ресурсы и интеллектуальные силы в сфере гонки вооружений.
В критических ситуациях, в условиях военных противоборств социалистическая модель доказывала свои преимущества. Хотя многие убеждены, что мир социализма потерпел поражение в “холодной войне”, действительное положение обратно: Варшавский договор, СЭВ, СССР распались именно потому, что “холодная война” окончилась, что отпал внешний враг, лопнули обручи военной угрозы, удерживавшие вместе страны и народы перед опасностью уничтожения. Подтвердился прогноз Питирима Сорокина: “Если в ближайшем будущем теперешние отчаянно критические ситуации (холодной и горячей войн, великой социальной смуты, исключительной бедности большей части человечества, смертельной радиации, перенаселения и др.) пойдут на убыль, то, чем решительнее человечество отойдет от этих крайностей, тем больше следует ожидать упадка тоталитаризма”. Сорокин объясняет и причины неминуемой неудачи коммунистической модели: «Коммунистически-тоталитарная разновидность экономики, управления и образа жизни не может успешно удовлетворять жизненные и творческие потребности людей в хорошей жизни, свободной от безнадежных кризисных ситуаций, если завтрашнему человечеству суждено иметь такую хорошую жизнь. Коммунистическая и другие разновидности тоталитарной экономики, управления и образа жизни, — это дети критических ситуаций — родителей. Это сильные, но опасные “лекарства”, применяемые для противодействия безнадежной “кризисной болезни”. В условиях этой “болезни” они иногда (хотя и не всегда) полезны в преодолении “болезни” и восстановлении нормального “здоровья” больного социального организма. Как только его здоровье улучшается, такое лекарство перестает быть необходимым, но даже становится вредным для общества. По этой причине оно постепенно отменяется и заменяется “нормальным” режимом социальной, культурной и индивидуальной жизни, свободной от чрезвычайной правительственной регламентации и других тоталитарных черт».
Из сказанного напрашивается вывод, что не холодная война, вызвавшая чрезмерное перенапряжение сил, стала главной причиной крушения социалистической модели в СССР и возглавляемой им локальной цивилизации, а напротив, предпринятая по инициативе СССР разрядка, ликвидация противостояния двух систем, растворение образа внешнего смертельного врага привели к такому исходу. Стратегической ошибкой правящей элиты СССР и входивших в его орбиту стран состояла в том, что она запоздала с трансформацией экономики и общества, отторгла вариант преобразования общества на тоталитарных основах, создания “социализма с человеческим лицом” и регулируемой рыночной экономики, к чему призывали немногие дальновидные, но непонятые реформаторы. И это затянуло агонию тоталитаризма и сделало его крах более болезненным и разрушительным.
Другая стратегическая ошибка, допущенная обновленной правящей и интеллектуальной элитой трансформирующихся стран, состояла в выборе неправильных ориентиров, устаревшей социально-экономической модели. Вместо того чтобы устремиться вперед, к постиндустриальной модели XXI в., был провозглашен курс возврата к либеральной модели XIX в., к реставрации капитализма эпохи свободной конкуренции. Ничего путного из этого получиться не могло: стрела времени, как убедительно доказал Илья Пригожин, обратного хода не имеет. В результате получился некий мутант, гибрид вчерашнего с позавчерашним, псевдо-либеральная модель с паразитическим первоначальным накоплением капитала, господством олигархов, компрадоров и мафиозной теневой экономики, со стремительным ограблением государства и большинства населения в условиях обвального экономического и общесистемного кризиса.
Третья стратегическая ошибка заключалась в разрыве складывавшихся столетиями уз, скреплявших взаимозависимые части единого цивилизационного организма, в распаде СЭВ и СССР, в стремлении в одиночку вырваться из опостылевшего тоталитарного строя, отдаться на милость более богатым и сильным соседям. Каждый погибает в одиночку, ищет собственные пути выхода из трясины кризиса — и все глубже увязает в ней. Надежды на бескорыстную благотворительность в глобальной экономике и мировой политике — весьма опасная иллюзия, которая не могла не привести к печальным результатам. Началась борьба за передел ослабевшей цивилизации. Первой заявила свои права на наследство западная цивилизация, прибирающая к рукам восточноевропейские страны, Прибалтику, делающая ставку на Украину, настойчиво продвигающая НАТО к российским границам. Другим наследником объявила себя мусульманская цивилизация, делающая заявку на Среднюю Азию и Казахстан, Азербайджан, республики Северного Кавказа и Поволжья с преобладанием мусульманского населения. Если эта тенденция продолжится в XXI в., то через пару десятков лет на карте мира останется слабосильный реликт от некогда мощной цивилизации со славным историческим прошлым.
На какую же социально-экономическую модель следует ориентироваться в этот предельно критический период российской истории? Какой путь в будущее выбрать? Здесь четко вырисовывается три реальные альтернативные модели (при наличии множества промежуточных, смешанных и экстремальных моделей).
Одна модель наиболее четко, откровенно и аргументированно сформулирована в докладе В.Л. Иноземцева на международной конференции “Социальные модели общества в период перехода к социально ориентированной рыночной экономике: принципы, практика, перспективы”. Суть позиции автора в однозначной ориентации России на западную модель, на подчиненное и зависимое положение по отношению к постиндустриальным странам: “Сегодня доминирует точка зрения, согласно которой наша страна должна выполнять роль некого “связующего звена” между Западом и Востоком. Высказываются и стремления к стратегическому партнерству с Китаем и другими развивающимися странами. На наш взгляд, необходимо однозначно избрать ориентацию на сотрудничество с западным блоком; определяющим при таком выборе должно стать то обстоятельство, что наши восточные соседи представляют собой результат копирования (и далеко не всегда и не вполне успешного) западной модели, а их инвестиционные возможности кажутся сильно переоцененными. Нельзя также забывать, что при всех своих культурных, социальных и даже религиозных особенностях Россия была и остается европейской страной. Поэтому приоритетом в экономической сфере должны стать хозяйственные контакты с Европейским союзом, уверенно включающим в орбиту своего влияния все новые и новые страны Восточной Европы”.
Причем речь идет не о равноправном партнерстве на пути к постиндустриальному обществу, а о консервации в состоянии индустриального придатка к постиндустриальному Западу: “Современный индустриальный мир (а Россию в среднесрочной перспективе можно видеть не более чем индустриальной страной) развивается на основе импорта западных инвестиций и технологий и экспорта продукции в постиндустриальные страны... Мы убеждены, что в следующем столетии России не выйдет на мировые рынки как поставщик новых интеллектуальных технологий. С гораздо большей вероятностью в ближайшие десятилетия она станет поставщиком самых обычных потребительских товаров, производимых на дочерних предприятиях западных корпораций”.
Будущее В.Л. Иноземцев, подобно Збигневу Бжезинскому, видит в утверждении однополярного мира: “Фундаментальной проблемой современного мира является переход от многополюсной его модели, характерной для XIXXX вв., к однополярному миру, доминирующее место в котором, безусловно, принадлежит странам, в которых постиндустриальная модель уже вполне сформировалась”. Это объясняется двумя факторами: нарастающей замкнутостью, самодостаточностью постиндустриального мира на фоне масштабной глобализации, “резким снижением зависимости развитых постиндустриальных стран от сырьевых и энергетических ресурсов остального мира”; невозможностью для стран, не входящих в клуб развитых постиндустриальных стран, в перспективе попасть в него: “в современных условиях ни одна хозяйственная система не способна к быстрому развитию без широкомасштабного заимствования технологий и знаний у развитых наций и активного экспорта собственных продуктов... вхождение каких-либо стран в круг пост-экономически организованных держав в современных условиях невозможно”...
Подобной же позиции придерживается М.М. Голанский, утверждая, что нынешнее превращение мирового капиталистического хозяйства “в самовоспроизводящуюся систему лишает отставшие страны какой бы то ни было надежды на преодоление отсталости в порядке внутреннего развития в переходный период”: “Мировой рынок стал слишком могущественным, чтобы он мог терпеть жалкие потуги слаборазвитых стран противостоять ему и вступить в конкуренцию с развитыми странами.
В связи с резким обострением борьбы за выживание отсталые страны должны совсем забыть о возможности собственными силами создавать у себя новые масштабные производства”.
Однозначная ориентация на западную модель не только ошибочна, но и опасна. Она закрывает перед Россией, странами СНГ, другими цивилизациями с низким и средним уровнем развития (а в них проживает 75% населения Земли) путь в постиндустриальное общество — иначе как в форме сырьевого источника и рынка сбыта готовых изделий и современных технологий для постиндустриальных развитых стран и для ТНК, выражающих их интересы и господствующих в глобальной экономике.
Какие аргументы можно выдвинуть против этой концепции?
1. Становление постиндустриальной мировой цивилизации вовсе не означает, что в нее войдут (или уже вошли) лишь наиболее развитые страны и цивилизации (западноевропейская, североамериканская, японская, океаническая — в части Австралии и Новой Зеландии), а остальные останутся в качестве их придатков на индустриальной или доиндустриальной стадии развития. Исторический перелом обычно связан с крупными потрясениями и сдвигами в мировом цивилизационном пространстве: появляются новые лидеры, а некоторые прежние отодвигаются на периферию. Так было в прошлом, и нет основания полагать, что так не останется в будущем, что доминирование закрепится за лидерами уходящей эпохи. Неизбежность перемещения центра творческого лидерства на Восток предвидели Арнолд Тойнби и Питирим Сорокин. Будущий мир не может быть однополярным, при доминировании США как единственной мировой сверхдержавы. Претензии на это только усиливают сопротивление иных цивилизаций, если не претендующих на лидерство, то не желающими быть ведомыми, зависимыми.
Утверждения о растущей самодостаточности развитых постиндустриальных стран (“золотого миллиарда”) иллюзорны. Глобализация означает общепланетарный характер всех основных процессов и противоречий. Увеличение численности населения мира в предстоящие полвека на три млрд., человек (по среднему варианту) за счет наиболее бедных стран — проблема мировая, и, если не будут предприняты эффективные меры по преодолению растущей бедности и нищеты, катастрофа в результате столкновения цивилизаций охватит всю планету. Богатые страны являются главными потребителями природных ресурсов и загрязнителями окружающей среды, а донорами выступают страны со средним и низким достатком. Военное могущество и преимущество развитых стран условно и недолговечно: иные страны и цивилизации активно вооружаются (в том числе атомным и другим оружием массового уничтожения), приближая глобальную военную катастрофу.
2. Характер постиндустриального общества иной, чем индустриального. Он, скорее, проявляется в демилитаризованной Японии, Скандинавии, Сингапуре, чем в милитаризованных США, заявляющих претензию на мировое господство. Питирим Сорокин отмечал главную тенденцию формирования интегрального социокультурного строя вместо разлагающегося чувственного строя на Западе и устаревшего идеационального строя на Востоке. А предпосылки для формирования интегрального строя как раз более сильны в России. Трудно согласиться с положением В.Л. Иноземцева о том, что высокий уровень материального благосостояния должен предшествовать становлению постиндустриального общества. Скорее, наоборот: низкий уровень материального благосостояния (при наличии достаточного интеллектуального потенциала) побуждает к энергичному поиску новых научных открытий и парадигм, призванных преобразовать мир. Критическое состояние, в котором находится страна, служит импульсом для такого поиска. Так было в России в 20-е годы XX в., когда выдвинулась плеяда блестящих ученых мирового уровня, были сформированы краеугольные камни постиндустриальной парадигмы. Подобная тенденция наблюдалась в стране в конце XX в. в обстановке глубочайшего кризиса.
3. Ложно утверждение, что Китай и другие наши восточные соседи представляют собой лишь результат копирования (не всегда успешного) западной модели. И Япония, и Китай, и Индия, и новые индустриальные страны немало взяли из накопленного западной цивилизаций опыта, особенно в области технологий и рыночных отношений. Но они представляют собой цивилизации самобытные и более древние, чем западноевропейская и тем более североамериканская; заимствованное они трансформировали применительно к своим традициям и выбирают свой путь самостоятельно. Восток никогда не был и не будет ухудшенной копией западной модели.
4. Утопична установка на то, чтобы Россия ввозила из развитых постиндустриальных стран высокие технологии и в обмен экспортировала в эти страны потребительские товары, произведенные на дочерних предприятиях западных корпораций (читай: ТНК). Российские потребительские товары — продовольствие, продукция легкой промышленности и тем более бытовая техника — западным странам и даром не нужны: у них рынки переполнены своими товарами. Развитые страны — прежде всего Западная Европа и Япония — нуждаются в российском сырье и энергоносителях, а также в том, чтобы сбывать на рынках России и других стран СНГ свои товары (не всегда высшего качества). В то же время восточные страны нуждаются в российских высоких технологиях, чтобы успешно конкурировать с ТНК па мировых рынках. Япония показала эффективность этого, немало позаимствовав изобретений из СССР. Да и США десятками тысяч импортируют ученых и программистов из России (ни цента не затратив на их дорогостоящую подготовку).
5. Наконец, весьма опасно, что В.Л. Иноземцев закрывает для России (и, следовательно, для других постсоциалистических, а также развивающихся стран) двери в постиндустриальный рай. Это безрадостная, демобилизующая перспектива, целиком отвечающая интересам развитых стран и ТНК. Она реальна, если будет избран путь слепого следования западной модели, пессимистический сценарий будущего Россия и евразийской цивилизации.
В противоположность столь печальному будущему некоторые ученые выдвигают идею исключительной роли России в становлении постиндустриального общества.
Оптимистического взгляда на будущее России в глобальном цивилизационном пространстве XXI в. придерживается Э.Г. Кочетов: “Россия еще не успела, к счастью, вклиниться в последнюю стадию постиндустриального развития — техногенную. Завершая индустриальный цикл своего развития, обладая сформировавшимися производственными анклавами (очагами), интеллектуальными заделами и способностью к воспроизводству научно-технического потенциала, Россия имеет исторический шанс — она, не обремененная последней стадией постиндустриальной модели, готова не только гармонично войти в новую модель цивилизационного развития, но и при определенных условиях стать лидером этого процесса... Именно Россия является “локомотивом” формирования глобальной нео-экономической модели, ибо обладает огромной этно-национальной палитрой, широким спектром религиозно-этнических блоков, огромным пластом духовного развития в сочетании с мощным интеллектуальным потенциалом”. Если отставить в стороне рассуждения о техногенном постиндустриализме и нео-экономической модели, то шансы для достойного (а в чем-то и лидирующего) места России JB глобальном цивилизационном пространстве XXI в. действительно пока еще сохраняются (хотя их и немного и они тают с каждым годом в результате допущенных стратегических ошибок). Лежат они не в технологии и экономике (здесь Россия прочно и надолго отстала не только от авангардных стран, но и от среднемирового уровня), а в социокультурной сфере (что правильно отмечает Э.Г. Кочетов), в системе духовных ценностей, которые приобретают первостепенную роль в постиндустриальном обществе. Однако одного этого явно недостаточно. Вспомним, что в середине XVIII в. Китай и Индия были лидерами в мировом промышленном производстве и, несомненно, превосходили Западную Европу в духовном богатстве, но в течение полутора столетий превратились в зависимые страны с колониальной или полуколониальной, технологически отсталой экономикой. Чтобы Россия могла не только выжить, но и вырваться в число лидеров, она должна материализовать интеллектуальные преимущества в технологическом прорыве, конкурентоспособной продукции и эффективной экономике.
И второе замечание. В противоборстве цивилизаций Россия не сможет противостоять мощным соперникам, если она будет ориентироваться на замкнутую этно-экономическую модель в границах нынешней России. Ее будущее во многом (если не в решающей степени) зависит от способности реинтегрировать, возродить евразийскую цивилизацию, по крайней мере, ее основную часть, стать центром притяжения для группы стран и народов, спаянных общностью социокультурной среды, технологии, экономики, экологии, историческими судьбами и человеческими узами.
Оптимистическая концепция мирового лидерства России — при всей ее внешней привлекательности — столь же утопична (хотя и с противоположным знаком), как и выше рассмотренный выше путь слепого и покорного следования за западной моделью, в фарватере западной цивилизации. Силы, энергии, авторитета, да и реальных предпосылок для того, чтобы возглавить путь человечества к постиндустриальному обществу, стать локомотивом прогресса, у России, увы, уже пет. Великая энергия была растрачена на социалистический эксперимент, и провал, долго провозглашавшийся и настойчиво проводившейся линии на лидерство в движении человечества к светлому будущему надолго подорвал авторитет нашей страны в глазах иных народов и цивилизаций. Россия занимает ничтожную долю в глобальном ВВП и мировом экспорте, технологически деградирует, не может навести порядок в собственном доме, найти общий язык с ближайшими соседями — странами СНГ. Да и духовное богатство страны подорвано безжалостными ударами стихии рынка и волнами грязной антикультуры, хлынувшей с Запада.
Следовательно, обе указанных выше альтернативные модели вряд ли подходят для определения будущего России и стран СНГ, неразрывно связанных с ней общностью исторической судьбы, бедствиями переходных кризисов и положением изгоев в мире. Остается третий путь: трезво оценив суровую реальность, всю глубину и возможные трагические последствия постигшей нас (по собственному выбору) катастрофы, стиснуть зубы, мобилизовать все силы и, чувствуя свою ответственность перед грядущими поколениями, постепенно, шаг за шагом вступить на путь становления постиндустриального общества в партнерстве с другими цивилизациями — как западными, так и восточными.
Несмотря на огромные потери и разрушения, вызванные допущенными стратегическими ошибками, Россия еще имеет шансы (но ненадолго: в ближайшие годы они могут быть безвозвратно утрачены) для следования по постиндустриальному пути, к партнерству цивилизаций.
Эти предпосылки состоят не только и не столько в природных ресурсах, способных обеспечивать самодостаточное развитие в рамках СНГ, не столько в огромном и значительно устаревшем производственном аппарате, сколько в самом народе, который не раз показывал пример выхода из самых трудных кризисов и ситуаций, который все еще имеет мощную интеллектуальную базу, кадры образованных специалистов, менталитет, непокорный фанатизму. Мы много потеряли, дорого заплатили за урок, но есть еще возможность, выбрав правильную стратегию, встать на путь длительного поэтапного возрождения России и возглавляемой ею цивилизации. Для этого потребуется избавиться от иллюзий, копирования чужих моделей, объективно оценить собственный потенциал и эффективно его использовать. Потребуется смена поколений политических, деловых, интеллектуальных лидеров, которая неизбежна и уже начинается. Путь этот долгий, сложный, мучительный. Первый шаг на этом пути — выбор правильного, надежного, перспективного направления движения, единственно верной модели будущего общества, контуры которого пока еще размыты, но суть становится все более ясной.
О многомерной гео-цивилизационной модели
Исследовать процесс глобализации и взаимодействия локальных цивилизаций можно традиционным путем — на основе логического анализа выявленных тенденций в прошлом и предвидения их изменений в будущем, с привлечением доступных статистических и прогнозируемых данных. Однако более высокий уровень исследования и прогнозирования может быть, достигнут на основе глобального моделирования — при построении многомерных динамических моделей, имитирующих процессы динамики и взаимодействия цивилизаций в ретроспективе и перспективе, позволяющих дать количественные оценки главным тенденциям, построить альтернативные сценарии на будущее и оценить возможные последствия реализации этих сценариев.
Второй путь неизмеримо сложнее — как в силу многогранности и динамичности самого объекта исследования, недостаточной изученности факторов и механизмов взаимодействия цивилизаций и высокой его неопределенности в условиях трансформации общества, неожиданных поворотов на путях глобализации становления постиндустриальной мировой цивилизации, так и из-за отсутствия достаточно полных и надежных суммарных, количественных данных, характеризующих эти процессы. Тем не менее, есть смысл приступить к этой работе, понимая всю ее сложность и длительность.
Некоторый опыт построения глобальных прогностических моделей уже накоплен. Назовем лишь наиболее известные примеры.
В 1972 г. был опубликован получивший широкий резонанс доклад Римскому клубу Д. Медоуза и других специалистов “Пределы роста”, построенный на базе прогнозной глобальной компьютерной модели, содержавшей около тысячи математических уравнений. В 1974 г. М. Месарович и Э. Пестель опубликовали доклад “Человечество на перепутье”; его основой служила глобальная модель (содержавшая более 200 тыс. уравнений), которая описывала 10 регионов мира и включала разнообразную информацию.
Модель мировой экономики, разработанная под руководством Дж. Форрестера в Массачусетском технологическом институте (МТИ), стала в упомянутом докладе “Пределы роста” основой для долгосрочного прогноза глобального развития. Исходные показатели для модели (численность населения, объем капитала, обеспеченность ресурсами, уровень загрязнения окружающей среды и др.) определялись с 1900 г. и продлевались на долгосрочную перспективу до 2100 г. На базе этой модели World 3 был, затем рассчитан ряд сценариев глобальной динамики (по параметрам “население”, “продовольственные ресурсы”, “сырье”, “промышленное сырье”, “загрязнение окружающей среды”) при различных темпах роста населения и изменениях других факторов. Недостатками этой модели было рассмотрение мирового хозяйства как единого целого, без разбивки по регионам (группам стран) и основным отраслям. В малой степени был учтен научно-технологический фактор, его влияние на уровень и эффективность использования ресурсов, а также цикличная неравномерность динамики мирового хозяйства, потенциал перехода к новым технологическим укладам и постиндустриальному технологическому способу производства. Вывод о пределах роста и “нулевом росте”, полученные на базе этой модели, подверглись острой критике.
Второй доклад Римскому клубу, представленный М. Месаровичем (США) и Э. Пестелем (ФРГ), был построен на базе многоуровневой модели глобального развития, разработанной в Западном университете Кейса. Она включала показатели по 10 регионам мира:
1. Северная Америка (США и Канада);
2. Западная Европа;
3. Япония;
4. Остальные развитые страны (включая Австралию и ЮАР);
5. Восточная Европа (включая СССР);
6. Латинская Америка;
7. Северная Африка и Средний Восток;
8. Центральная Африка;
9. Южная и Юго-Восточная Азия (включая Индонезию и Индию);
10. Азия (страны с централизованно планируемой экономикой, включая КНР и ДРВ);
Модель мировой экономики строилась на трех уровнях: девяти-отраслевая модель “затраты — выпуск” (включая энергоресурсы); макроэкономическая модель; модель международных межрегиональных торгово-экономических связей.
В докладе Э. Пестеля “За пределами роста”, изданном в 1988 г., сформулированы подходы к методологии построения глобальных моделей: «Исследуя полное неопределенности будущее с помощью моделей любого типа, необходимо строго определить цель построения модели, должна ли она давать типичные прогнозы или использоваться как инструмент, позволяющий получить представление о различных возможных вариантах будущего развития... Чтобы принимать практические решения, люди должны иметь в своем распоряжении целую “корзину моделей”, которыми можно пользоваться по мере необходимости. Сюда могут входить вербальные и концептуальные процедуры — “база знаний,” — которые для принятия решений так же важны, как количественные или логические компьютерные модели». Этот подход отмечался и при построении первой глобальной модели: “модель глобального развития не может быть полностью формализованной, а должна иметь человеко-машинный характер, когда человек старается предугадать изменения общей стратегии развития, продиктованные качественными изменениями объективной ситуации”.
Руководители Римского клуба понимали ограниченные возможности моделирования глобального развития. Это отмечал основатель Римского клуба Аурелио Печчеи: “Действительность слишком сложна, чтобы наш разум мог охватить ее всю целиком; а модели были и остаются компромиссом, который позволяет синтезировать реальность, одновременно расширяя возможности нашего разума с тем, чтобы он мог эту реальность вместить. Они могут быть хорошими и не очень хорошими в зависимости от того, насколько хорошо синтезируют действительность; но ни одна модель — ни мысленная, ни формальная — не может быть одинаково справедлива ко всем ее элементам”.
В 1983 г. на базе уникальной модели ноосферы в ВЦ АН СССР под руководством академика Н.Н. Моисеева была проверены сценарии американского астрофизика Карла Сагана и определены последствия “ядерной ночи” и “ядерной зимы”, после которых установится новое квазиравновесие в биосфере, в котором не будет места человеку. Аналогичную модель разработали американские ученые. Обе модели показали совпадающие результаты и сыграли немалую роль в подготовке общественного мнения к заключению соглашения о частичном сокращении ядерного оружия.
В 70-е годы для реализации проекта ООН “Будущее мировой экономики” была под руководством лауреата Нобелевской премии В.В. Леонтьева построена глобальная межотраслевая модель, охватившая основные параметры развития 15 регионов мира, объединенных в три группы: развитые регионы (Северная Америка, Западная Европа, Восточная Европа, СССР, Япония, Океания, Южная Америка); развивающиеся регионы, богатые природными ресурсами (Ближний Восток, Венесуэла, некоторые страны Андской системы, часть тропической и северной Африки); бедные ресурсами развивающиеся страны. Модель включала 2625 совместных уравнений, позволяющих описать структурные межотраслевые связи 45 отраслей, объединенных в четыре сектора: сельскохозяйственный; минерально-сырьевой; обрабатывающая промышленность (22 отрасли); энергоснабжение, строительство, торговля и обслуживание, транспорт и связь. В модель были включены экологические параметры — выпуск основных загрязнителей и типы деятельности по снижению уровня загрязнения, а также демографические перемены на основе трех сценариев роста населения, разработанных ООН. На основе модели рассматривались два основных сценария на 1980-й, 1990-й и 2000-й гг. — исходя из заданных уровней дохода на душу населения по каждому региону (нормативный прогноз) и экстраполяции на будущее сложившихся уровней доходов с учетом эндогенных параметров (генетический прогноз). Хотя оба сценария в итоге происшедших в 8090-е годы XX в. глубоких и неожиданных структурных сдвигов во многом не подтвердились, однако как выработанная методология, так и полученные сценарии весьма ценны и могут быть использованы на следующей ступени глобального моделирования.
Третий пример — использование многомерной воспроизводственное-цикличной макромодели для выявления основных тенденций динамики структуры экономики (в 6 разрезах) по 7 мировым цивилизациям (включая прогноз постиндустриальной цивилизации на 20-е и 60-е гг. XXI в.) и отдельно по СССР и Россиb. Однако эта модель строилась на основе экспертных оценок, характеризовала преимущественно динамику структуры экономики и носила экспериментальный характер.
Пришло время сделать следующий шаг в глобальном моделировании и приступить к созданию глобальной многомерной меж-цивилизационной модели. Попытаемся сформулировать основные методологические подходы к построению, структуре и использованию такой модели, понимая, что это лишь предварительный подход, который будет уточнен в процессе работы над моделью.
Каковы особенности предлагаемой модели?
1. Многомерная глобальная модель позволяет исследовать взаимодействие цивилизаций в шести разных аспектах, отражающих многосторонность современного мира и сложность взаимосвязей между различными его сторонами. Соответственно выделяются шесть функциональных блоков (которые могут разбиваться на под блоки) — по сути дела самостоятельные глобальные модели: гео-демографическая, гео-экологическая, гео технологическая, геоэкономическая, геополитическая, гео-социокультурная.
Исходными являются два блока, характеризующие распределение между цивилизациями первичных ресурсов — трудовых (численность и структура народонаселения) и природных (обеспеченность природными ресурсами и загрязнение окружающей среды). Именно эти блоки характеризуют объем и структуру потребностей каждой цивилизации, ее способности и возможности удовлетворить эти потребности за счет собственных первичных ресурсов. На этом уровне заложено главное противоречие конца XX — начала XXI вв., на основе преодоления которого может быть обеспечено глобальное устойчивое развитие, динамическое равновесие в суперсистеме общество (человечество) — природа (биосфера Земли).
Функциональные блоки второго уровня — технологический и экономический — во многом являются производным от блоков первого уровня. Они характеризуют технологический уровень цивилизации, соотношение и динамику технологических укладов, уровень и динамику ее экономического развития (производство ВНП на душу населения, уровень жизни), сложную систему экономического взаимодействия цивилизаций, в том числе по формированию и распределению мировой ренты, антиренты и квазиренты. Именно здесь лежит ключ к преодолению пропасти между богатыми и бедными цивилизациями, достигшей критического уровня и угрожающий взорвать хрупкое равновесие всей глобальной системы.
Блоки третьего уровня производны от первого и второго и характеризуют сложную сеть геополитических отношений (включая объединения, союзы, международное сотрудничество — и меж-страновые и меж-цивилизационные противоречия, конфликты, войны) и социокультурную сферу, выражающую генетическое ядро и основные отличительные черты цивилизаций — в области науки, культуры, образования, этики, религии). Взаимодействия цивилизаций в этих двух блоках более причудливы, изменчивы, трудно измеримы; тем не менее, можно выделить параметры для измерения соотношений, структуры, динамики основных гео-цивилизационных процессов в этих сферах.
Объединение шести функциональных блоков моделей трех уровней позволяет с разных сторон оценить структуру и динамику человечества как глобального единства во всем многообразии составляющих его элементов и усложняющихся его взаимосвязей с окружающего средой и с истощающимися природными ресурсами Земли.
2. Территориальный разрез предлагаемой глобальной модели впервые строится на основе группировки стран по 12 цивилизациям четвертого поколения. В свою очередь, эти цивилизации и зоны можно разбить на три группы.
В индустриальном обществе XIXXX вв. западноевропейская цивилизация доминировала в мире, хотя и не была единственной. Она является материнской для североамериканской, латиноамериканской, океанической (в части Австралии и Новой Зеландии) цивилизаций, оказала сильное влияние на Восточную Европу, евразийскую и африканскую цивилизации. В то же время древнейшие индийская и китайская цивилизации (в которых проживает более трети населения мира), а также сравнительно изолированная японская, разбросанная по нескольким материкам мусульманская и нечетко вырисовывающаяся буддийская (к которой можно с известной долей условности отнести Цейлон, Бирму, Таиланд, Вьетнам, Корею) сохранили свою идентичность и имеют много общего, как в своем социокультурном ядре, так и в исторической судьбе. Именно восточные цивилизации способны в XXI в. противостоять западным, борясь за влияние на цивилизации промежуточного типа (сейчас в последних преобладает влияние западных цивилизаций).
В каждом из 12 территориальных (цивилизационных) блоков модели возможно выделение ведущих, ключевых стран. В одних случаях они почти совпадают с границами цивилизаций (японская, индийская, китайская), в других очевидны (североамериканская, евразийская, океаническая); в третьих сохраняется многообразие государств, нет признанного лидера (западноевропейская, восточноевропейская, мусульманская, буддийская, африканская). Модель с выделением ведущих стран приобретает более сложную структуру, но зато конкретизирует меж-страновые потоки меж-цивилизационных взаимодействий.
3. По характеру использованных показателей (параметров) модель является натурально-стоимостной. Она сочетает практически по каждому блоку, как натуральные показатели, так и стоимостные (как правило, в текущих мировых ценах). В первом уровне функциональных блоков преобладают натуральные показатели (численность, структура и динамика населения, обеспеченность основными видами природных ресурсов, главные загрязнения окружающей среды и т.п.); в блоках второго уровня, особенно в геоэкономическом, преобладают стоимостные параметры. В блоках третьего уровня они сочетаются с натуральными показателями (например, по уровню образования, числу приверженцев различных религий) и с экспертными оценками (например, при оценке этического под-блока).
4. Во временном разрезе модель является многопериодной, аналитически-прогнозной. Основное временное поле модели — вторая половина XX в. и первая половина XXI в. (прогнозная часть) — с шагом в 10 (в отдельных случаях — 5) лет. В этом плане модель является квази-динамической, в некоторых случаях тенденции могут выявляться и в более долгосрочной ретроспективе и перспективе (например, по численности населения с 1750 по 2100 гг.).
5. Модель позволит выявить и прогнозировать цикличность в динамике гео-систем. В меньшей мере это относится к среднесрочным циклам с 10летней периодичностью в силу выбранного временного интервала. Однако отчетливо будут просматриваться структурные сдвиги в функциональных территориальных блоках, связанные со сменой (раз в полвека) преобладающих технологических укладов и Кондратьевских циклов (в 7080-е годы XX в., в 1020-е гг. XXI в.), а также со сменой технологических способов производства и мировых цивилизаций в конце XX — начале XXI вв. Здесь также можно выявить и оценить взаимодействие циклов различных видов — демографических, экологических, технологических, экономических, политических и социокультурных.
6. По необходимости (из-за отсутствия достоверных статистических данных по ряду параметров) модель будет носить имитационно-экспертный характер. Если демографический, экономический и отчасти природно-экологический блоки имеют достаточно полную и надежную статистическую и прогнозную базу, то технологический, геополитический и социокультурный блоки такую базу имеют в минимальной степени. Придется опираться на обобщенные экспертные оценки. Следует учитывать, что модель носит исследовательский, оценочный характер, предназначена для выявления тенденций, а не для детальных расчетов.
Рассмотрим теперь в первом приближении основные параметры гео-цивилизационной модели, исследуемые по каждому из шести разрезов (блоков).
Демографический блок является исходным и структуро-определяющим в глобальной многомерной модели.
Его выходными параметрами, определяющими динамику других блоков модели, являются:
• динамика общей численности населения по 12 локальным цивилизациям (и основным странам) в ретроспективе и перспективе, зависимость численности от темпов естественного прироста, уровня фертильности, изменения средней продолжительности жизни;
• изменения половозрастной структуры населения, доли населения в трудоспособном возрасте;
• качественный
• состав населения (уровень образования, заболеваемости);
• цивилизационный состав населения (доля населения, относящегося к разным цивилизациям);
• миграционные процессы (в том числе меж-цивилизационные миграционные потоки).
Данные для блока имеются в демографических прогнозах ООН и в других демографических справочниках и прогнозах.
Параметры данного блока будут использованы для формирования других блоков модели, прежде всего экологического (демографическая нагрузка на природные ресурсы и окружающую среду) и экономического (объем, динамика и структура потребностей, уровень ВВП и личного потребления на душу населения).
2. Экологический блок модели рассматривается в двух аспектах:
обеспеченность функционирования и развития цивилизаций природными ресурсами (с учетом их качества);
уровень загрязнения окружающей среды (во внутри-цивилизационном и глобальном пространствах).
При этом могут быть определены следующие параметры (в ретроспективе и перспективе):
• доля цивилизаций в мировых запасах природных ресурсов (земельных, минеральных, лесных, водных) и в загрязнениях окружающей среды;
• демографическая нагрузка на природные ресурсы (плотность населения, основные виды ресурсов на душу населения) и на окружающую среду (основные выбросы загрязнений на душу населения);
• объем и уровень затрат на экологические цели и их доля в ВВП;
• меж-цивилизационный обмен природо-емкими продуктами и загрязнениями.
Результатом рассмотрения будет выявление очагов повышенной экологической опасности, оценка природно-экологических катастроф и их последствий в прошлом и прогноз на будущее (что потребует привлечения данных демографического и экономического блоков), оценка мировой природной ренты (горной, земельной, лесной и др.) и схемы ее распределения и присвоения.
Исходные данные по основным параметрам имеются в существующей статистике; некоторые параметры загрязнений и природной ренты потребуют экспертных оценок. Следует оценить вероятность, территориальные аспекты и последствия эко-катастроф разных уровней и масштабов, возможности привлечения принципиально новых ресурсосберегающих и экологически чистых технологий для предупреждения эко-катастроф (особенно в цивилизациях с высокой плотностью и быстрым ростом населения), изменения схемы распределения и присвоения мировой природной ренты и экологической антиренты, платежей за загрязнение окружающей среды.
Технологический блок предназначен для оценки динамики и соотношения технологических способов производства и технологических укладов в разных цивилизациях, что предопределяет структуру и конкурентоспособность их экономики и образ жизни.
Основные параметры модели:
• научно-технический, изобретательский и инновационный потенциал цивилизаций (объем, доля в ВВП и уровень затрат на душу населения, численность и доля занятых в науке и научном обслуживании; число заявок резидентов и нерезидентов на изобретения и выданных патентов, доля в мировом патентном фонде);
• динамика доли технологических способов производства и технологических укладов в структуре ВВП и экспорта (что определяет конкурентоспособность продукции);
• оценка динамики (в ретроспективе и перспективе) среднего технологического уровня стран и цивилизаций;
• технологические кризисы и техногенные катастрофы;
• объем и динамика мировой технологической квазиренты (дифференциального научно-технического дохода).
Если по первой группе параметров статистические и прогнозные данные имеются, то по другим группам потребуются экспертные оценки и сложные расчеты. Результаты расчетов по моделям — оценка технологического разрыва между цивилизациями и их взаимодействия.
4. Экономический блок строится в основном на базе статистики национальных счетов и включает параметры по цивилизациям и ведущим странам в ретроспективе и в перспективе до 2050 г. (альтернативные сценарии):
• объем ВВП, его доля в мировом ВВП и уровень на душу населения;
• структура занятости и уровень безработицы;
• объем личного потребления (потребления домашних хозяйств) на душу населения;
• структура экономики (доля воспроизводственных секторов и основных отраслей в ВВП);
• степень глобализации экономики (отношение экспорта и импорта к ВВП);
• институциональная структура экономики (доля экономических укладов, форм собственности);
• динамика и соотношения внешнеторговых цен, темпы инфляции;
• капитализация фондового рынка, финансовые потоки (включая кредиты и инвестиции);
• уровень внутренней и внешней задолженности;
• обобщенные оценочные данные по объему, динамике и распределению (по цивилизациям и ведущим странам) мировой природной ренты, технологической и финансовой квазиренты.
При этом оцениваются последствия периодических экономических кризисов в структуре среднесрочных, Кондратьевских и цивилизационных циклов, их эпицентры, структура и ареал распространения.
Исходные статистические и прогнозные данные для экономического блока имеются, их необходимо перегруппировать по цивилизациям и получить производные аналитические показатели. Могут быть использованы данные глобальных моделей
“Римского клуба” и В.В. Леонтьева, моей воспроизводственное-цикличной макромодели, а также данные национальных межотраслевых балансов на базе системы национальных счетов. Потребуются экспертные оценки рентных потоков.
5. Геополитический блок потребует специальной разработки, как для определения его структуры, так и для статистического наполнения.
В первом приближении этот блок может включать следующие основные параметры:
• преобладающий характер государственного строя, уровень демократизма и централизации государственной власти (что потребует выработки оценочных показателей, характеризующих действие обоснованного Питиримом Сорокиным социального закона флуктуации тоталитаризма и свободы);
• уровень социально-политической напряженности (число внутренних конфликтов и уровень вовлеченных в них);
• военный потенциал — численность армии и ВПК и их доля в экономически активном населении, затраты на оборону и их доля в ВВП;
• количество цивилизационных (внутри-цивилизационных межгосударственных, меж-цивилизационных) конфликтов, число участвующих в них, потери и их отношение к численности населения и армии, социально-экономические последствия войн;
• геополитические блоки и альянсы (в том числе цивилизационные), взаимодействие между ними.
Развивая разработанный под руководством Н.Н. Моисеева сценарий “ядерной зимы”, используя статистику (П. Сорокина) войн и данные о современных меж-цивилизационных конфликтах, необходимо построить сценарии и исследовать результаты возможных конфликтов цивилизаций в первой половине XXI в.:
• вероятные очаги возникновения меж-цивилизационных конфликтов и оценка факторов, их вызывающих;
• определение интенсивности, масштабов и характера ожидаемых столкновений (с применением обычного оружия, термоядерного, химического, бактериологического);
• оценка возможных демографических, экологических, экономических, социокультурных и иных последствий столкновений различных цивилизаций, оценка потерь и разрушений (с учетом опыта атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС и др.);
• выработка рекомендаций по механизмам предотвращения или преодоления столкновений различных цивилизаций, становления многополюсного мира.
6. Социокультурный блок позволит представить тенденции и перспективы изменений социокультурной сферы в целом и ее основных элементов (науки, культуры, образования, этики, идеологии) в разрезе 12 цивилизаций 4го поколения.
Этот блок может включать следующие параметры:
затраты на социокультурную сферу (науку, культуру, образование, здравоохранение, социальное обеспечение, физкультуру) на душу населения, их доля в ВВП;
численность занятых в науке и затраты на науку (всего и на душу населения), доля этих затрат в ВВП; количество поданных заявок на изобретения и полученных патентов;
численность занятых в сфере культуры и затраты на культуру (всего и на душу населения), доля этих затрат в ВВП;
уровень образования (грамотность населения, охват образованием разных ступеней);
книжный фонд публичных библиотек, количество радиоприемников и телевизоров на тысячу жителей, количество экземпляров ежедневных газет на тысячу жителей;
уровень преступности (число преступлений, в том числе тяжелых, на тысячу жителей);
число и доля верующих, в том числе по основным мировым религиям.
Исходные статистические данные по этим параметрам по странам, как правило, имеются, публикуются в национальных источниках, справочниках ООН и докладах ЮНЕСКО; потребуется сгруппировать их по цивилизациям и определить сценарии на перспективу. Возможна выработка сводного индекса по социокультурной динамике (как и по другим блокам модели) на основе оценки важности отдельных параметров.
Построение многомерной меж-цивилизационной модели потребует многих лет, серьезных усилий большого коллектива программистов и ученых разных специальностей. В процессе этой работы неизбежно будут внесены изменения в предлагаемую методологию. Особенность глобальной модели состоит в том, что ее можно разрабатывать и использовать по отдельным блокам. Результатом этой работы будет возможность определять сценарии развития и взаимодействия локальных цивилизаций и оценивать разнообразные последствия осуществления этих сценариев, что сделает процесс глобализации более прозрачным и структурированным, будет содействовать развитию диалога и партнерства локальных цивилизаций в XXI в.
Понятно, что изложенные выше общие контуры построения глобальной многомерной модели меж-цивилизационных взаимодействий потребуют многолетней работы ряда итераций. Но дорогу осилит идущий. Нужно приступать к работе, от успешного выполнения которой во многом зависит будущее мировых и локальных цивилизаций. То, что не сумеем или не успеем сделать мы, доделают следующие поколения.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
