Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. Связаться с автором
Важнейшим фактором успешного вхождения государств СНГ в мировое (и в том числе в европейское) сообщество развитых стран является научно-технический потенциал. Под последним, как правило, понимается совокупность ресурсов, определяющих возможности решения конкретной страной задач научно-технического и промышленного развития.
Выясняя место и роль научно-технического потенциала СНГ в мировом исследовательски-производственном сообществе, видимо, прежде всего, следует обсуждать его перспективы в России. Даже в прежние времена основой советского научно-технического потенциала была его российская составляющая. Сегодня эта ситуация воспроизводится еще более рельефно: научно-технический потенциал России сохранил наибольший «запас прочности».
Распад в 1991 г. Советского Союза обозначил новый этап научной эволюции на пространствах бывшего СССР. В силу известных причин (в ряде случаев намеренно, а порой и в результате непростительного в государственных делах непонимания сути проблемы) научно-техническое сообщество, как в России, так и в СНГ в целом оказалось вынужденным осуществить внутри себя кардинальную и крайне болезненную переориентацию — дух познания заменил дух предпринимательства. Последнее проявилось: в изменении системы ценностей в научном сообществе, когда наибольшим уважением в нем начинают пользоваться не те, кто генерирует идеи, а те, кто умеет «добывать» деньги на финансирование. Сегодня доля ВВП, отчисляемая на науку, у нас в несколько раз ниже, чем в 24 ведущих развитых странах.
По объемам государственного финансирования Россия отстала даже от таких стран, как Португалия, Новая Зеландия и Испания, которые никогда не имели большой науки:
Российское государство фактически исключило науку из сферы своих приоритетов;
в падении престижа науки в глазах общества, а также среди самих ученых: лишь немногие научные работники сегодня посоветовали бы своим детям карьеру ученого;
в вынужденной вторичной, третичной и более занятости ученых, причем в основном нетрадиционной для научных работников деятельностью: консалтингом, переводами, предпринимательством и т.п.;
в формировании условий для ухода из научно-производственного сектора в более высокооплачиваемые, но никак не связанные с наукой сферы деятельности талантливой молодежи и наиболее мобильных ученых среднего поколения;
в эмиграции наиболее известных ученых, в том числе руководителей ведущих отечественных научных школ, особенно в математике, теоретической физике и компьютерных науках;
в «долларизации» науки и ее демотивирующем влиянии на научное сообщество в целом и, особенно на молодежь — все помыслы российских ученых обращены к дальнему зарубежью. Ученые других стран СНГ также стремятся в Западную Европу и США;
в становлении социального климата безразличия к истине и высокой культуре;
в уменьшении количества формальных и неформальных коммуникаций между учеными;
в существенном росте «организационных усилий» научных работников (в том числе-оформление заявок на гранты) в ущерб исследовательскому процессу;
в ориентации научно-технических структур на краткосрочное выживание, прежде всего посредством «посторонних» заработков на аренде имеющихся недвижимости и оборудования;
в автономизации опытных производств с целью получения коммерческой выгоды, что ведет к разрушению исследовательского процесса как целостности;
в погоне за внешними атрибутами престижа (волна переименований вузов), в той или иной степени продиктованными интересами коммерческой выгоды.
В целом российский научно-технический потенциал, сформированный в XX в. преимущественно в советский период, — это не только реальные интеллектуальные и технические результаты, но и людские ресурсы (только исследовательской деятельностью в России в 1997 г. было занято 455 тыс. человек), а также научно-технический менталитет страны и сложившиеся традиции научных и инженерных школ.
В России сегодня действуют 18 инновационно-технологических центров, 266 малых предприятий в научно-технической сфере и 70 технопарков. В российских регионах создано 30 узлов, составляющих основу национальной системы компьютерных сетей и коммуникаций в науке. В стране сформировано 5 компьютерных супер-центров. Таким образом, «точки роста» для отечественного научно-технического потенциала в переходный период сформированы, и теперь дело за реализацией намеченной стратегии развития сферы исследований и разработок (ИР). Последняя подразумевает создание на базе научно-исследовательских институтов инновационно-производственных комплексов и федеральных центров науки и высоких технологий. На государственном уровне осознана необходимость совершенствования законодательной и нормативной базы для формирования таких условий, при которых финансирование сферы ИР станет выгодным для негосударственного сектора экономики. Впервые в постсоветский период в 1999 г. в отношении науки в России были полностью исполнены бюджетные обязательства, а коэффициент увеличения финансирования науки в 2000 г. по отношению к 1999 г. составил 1,4. При этом объем финансирования фундаментальной науки составляет более 40% бюджетного финансирования всей науки.
На проблемном поле мировой науки позиции России весьма неоднозначны. Сегодня в качестве осевых координат мирового интеллектуального пространства предстают информационные технологии и науки биологического цикла. Наличие такого единства весьма показательно: человечество посредством биологии пытается вернуться к своим основам, стремясь при этом не только не разрушить, но и максимально усовершенствовать уже обретенный комфорт. Именно на поддержание последнего, в конечном счете, и нацелена та система интеллектуальных усилий современного научного сообщества, которая носит обобщенное название «информационные технологии».
В силу известных причин уже к 80-м гг. сформировалось стойкое отставание российской (а тогда еще советской) науки в сфере новейших методов биоинженерии, исследованиях генома человека (в том числе генной терапии), а также в изучении способов борьбы с наиболее распространенными болезнями (особенно в сфере трансплантологии и иммунологии).
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Эта непростая ситуация, сложившаяся в биолого-медицинском цикле фундаментальных наук в постсоветской России, лишь усугубилась: так, если в передовых странах на биологические исследования выделяется не менее трети научного бюджета, то у нас — меньше 10%. Сложившаяся в бывшем СССР и фактически в своем полном спектре сосредоточенная в России «номенклатура» научных направлений не может быть пересмотрена в одночасье. Во-первых, для этого требуются отсутствующие сегодня в стране значительные финансовые вложения в техническое оснащение и формирование научных кадров. Во-вторых, согласно существующим объективным закономерностям для создания новых представлений в области фундаментального знания требуются десятилетия.
Таким образом, для российского комплекса наук о жизни на ближайшее время вполне прогнозируемы лишь некоторые «точечные» достижения и полная бесперспективность усилий в гонке за мировыми лидерами в биологических науках. Среди отдельных результатов мирового уровня следует назвать российские достижения в геномике (эта наука в отличие от генетики исследует не отдельные гены, а совокупность всех генов организма и промежутков между ними). К сегодняшнему дню в нашей стране подробно исследованы 13-я и 19-я хромосомы человека, а в Институте молекулярной биологии РАН завершено создание физической карты 3-й хромосомы.
Что же касается ситуации по научному обеспечению развития в стране информационных технологий как второй важнейшей составляющей общественного развития в XX в., то здесь параметры российского научного потенциала выглядят значительно весомее.
Под информационными технологиями сегодня понимают собственно компьютерные технические средства, их программное обеспечение, а также базы данных и большие информационные сети. Функционирование последних помимо наземных и подводных оптических кабелей обеспечивают спутники. И именно в этом направлении в первую очередь могут быть реализованы достижения российского научно-технического потенциала, относящиеся к космической технике. Космос играет важнейшую роль и в современных военных информационных системах.
Научно-технический «задел» в области космонавтики, созданный отечественными специалистами за десятилетия, весьма значителен. Это позволяет предприятиям космической отрасли выжить в кризисный период. Их нынешнее положение напрямую связано с возможностями выхода на мировой рынок. Любое космическое или авиационное предприятие России, которое сегодня не имеет 50% экспортной продукции, попросту обречено. По-прежнему важнейшим направлением в развитии космонавтики является создание и обслуживание орбитальных пилотируемых станций. Наша страна имеет возможность войти в XX в. центральным партнером по эксплуатации Международной (МКС) и российско-китайской космических станций. В этом много позитивного, хотя нельзя не отметить, что в данных программах, в основном направленных на организацию системы связи нового поколения, российская космическая техника выступает уже всего лишь в качестве средства для осуществления чужих прогрессивных инноваций в информационных технологиях. В частности, большую часть средств на сборку и эксплуатацию МКС предоставляют США, всего в программе участвует 16 стран.
В настоящее время Россия активно действует на рынке коммерческих запусков, конкурируя с американцами и французами. «Россия имеет несомненный приоритет на мировом рынке пусковых услуг. По прогнозу Международного конгресса поставщиков коммерческих космических услуг, на запуск коммерческих спутников во всем мире до 2006 г. будет потрачено почти 30 млрд., долл., из этой суммы Россия вполне может рассчитывать как минимум на одну треть».
Кроме того, Россия примет участие в общеевропейском космическом проекте по осуществлению мониторинга природной среды. Предполагается создать общеевропейскую систему отслеживания экологической ситуации и единый банк данных, причем к этой информации должны быть допущены все европейские страны.
Другой не менее важный «интеллектуальный» компонент информационных технологий — это программное обеспечение для ЭВМ. В настоящее время оценки этого сегмента научного потенциала России ранжируются в диапазоне от резко негативных до похвально-восторженных. Между тем для особого оптимизма нет оснований, прежде всего потому, что, несмотря на наличие «штучных» компьютерных программ мирового уровня, в стране отсутствует необходимая для их продвижения на рынок инфраструктура, что фактически делает их неконкурентоспособными.
Третий момент непосредственно касается отечественных людских ресурсов, задействованных в обеспечении информационных технологий. Высокая степень «технизации» кадрового потенциала науки представляет собой сугубо советский феномен и не имеет аналогов в высокоразвитых странах: в технических науках было сосредоточено 60% всех занятых в сфере ИР российских специалистов5. Напротив, в США в настоящее время количество выпускников по таким специальностям, как производство полупроводников и информационная индустрия, не превышает 25 тыс. человек в год. А недостаток специалистов предполагается восполнять в значительной мере за счет «импорта мозгов» из славянских государств СНГ, прежде всего из России. Нынешний иностранный «социальный заказ» на специалистов в технических науках является прямым подтверждением весомости отечественного технического образования, но одновременно и индикатором реального положения дел с информационными технологиями в нашей стране.
В этой связи уместно привести и другие данные, связанные уже не с сугубо информационными технологиями, а с производством научных идей в Российской Федерации в целом.
Еще в 1993 г. эксперты Организации экономического сотрудничества и развития зафиксировали следующую тенденцию: бизнес в странах ОЭСР нанимает и финансирует группы из десятков и даже сотен высококвалифицированных российских ученых на срок до нескольких лет. Эту тенденцию подтверждает и статистика. Так, если в 1991 г. средства из иностранных источников в бюджете отечественной науки практически отсутствовали, то в 1998 г. они составляли уже 10%. И сегодня в ситуации относительной стабильности находятся в основном те институты РАН, в которых бюджетное финансирование составляет от 15 до 25%, а остальное — это зарубежные заказы, гранты, хоздоговора, программы и т.д. Так происходит адаптация российского научного сообщества к нынешним экстремальным условиям «научного бытия».
В аспекте глобализации науки это, безусловно, позитивные тенденции. Однако если посмотреть на ситуацию мод иным углом зрения, то оказывается, что, во-первых, при выполнении подобных работ отечественные ученые должны руководствоваться, прежде всего, интересами финансирующей стороны, а во-вторых, «по оценкам Миннауки РФ, от 60 до 80% технологий и фундаментальных результатов, получаемых в рамках международных проектов, могут иметь двойное назначение». Один из примеров такого рода связан с прекращением Россией и США совместных исследований в области создания сверхзвукового самолета второго поколения (СПС). По оценке ряда российских авиационных экспертов, полученные американской стороной уникальные научные данные в области полетов на сверхзвуковой скорости не будут «заморожены» до возобновления проекта СПС, а могут быть использованы при разработках современных образцов авиатехники.
Параллельно существуют и примеры того, как российские технологии мирового уровня незаслуженно теряют приоритет первенства. Один из самых ярких из них — ситуация с технологиями клонирования млекопитающих. В журнале АН СССР «Биофизика» сообщение о клонировании млекопитающего — мышки (ее назвали Машкой) появилось в майском номере за 1987 г. Любопытно, что первоначально авторы послали свою статью в журнал Nature, но материал опубликован не был. Этот же журнал, но десятью годами позже — в 1997 г. опубликовал статью шотландских исследователей о клонировании овцы Долли.
Среди крупнейших мировых достижений российской науки на рубеже третьего тысячелетия следует назвать открытие в 1998 г. 114го элемента в Периодической таблице Менделеева, запуск источника нейтронов в Институте ядерных исследований в Троицке и начало в 1999 г. испытаний по созданию в XX в. термоядерной электростанции.
Остановимся теперь на ситуации с промышленными НИОКР в России, которую также нельзя охарактеризовать однозначно пессимистически, хотя основания для этого, разумеется, существуют немалые: за последние 7 лет российская отраслевая наука сократила фронт работ на 90%.
«По оценкам зарубежных экспертов, ежегодный оборот на мировом рынке высоких технологий и наукоемкой продукции в несколько раз превышает оборот рынка сырья, включая нефть, нефтепродукты, газ и древесину. К сожалению, Россия при всем своем научно-техническом потенциале сегодня на этом рынке представлена более чем скромно 0,3%, тогда как США — 32, Япония — 23, Германия — 10%. В отличие от России, где происходит дальнейшее свертывание инновационной активности, а интеллектуальная промышленная собственность все меньше вовлекается в хозяйственный оборот, в европейских странах с устойчиво развивающейся экономикой инновационно активные предприятия составляют от 60 до 70%, а в таких странах, как США, Япония, Германия и Франция, — от 70 до 82%»6. И, напротив, в России уже в 19921994 гг. активно занимались инновациями лишь 20% предприятий. Еще больший спад инновационной активности произошел в 1995 г., когда она снизилась до 5,6% и далее до 5,2% в 1996 г., 4,7% в 1997 г. и, наконец, составила 3,7% в 1998 г.
Разумеется, для того чтобы ситуация с отраслевыми НИОКР в России предстала более рельефно, следует рассматривать ее на общемировом фоне.
Если характеризовать современное организационное состояние отраслевых НИОКР в промышленно развитых странах, то необходимо указать на следующие присущие им параметры:
рост централизации ИР;
распространение практики кооперационных проектов и программ,
использование внешних источников финансирования;
повышение статуса исследовательских подразделений в промышленных компаниях.
Российская практика отраслевых НИОКР пока что повсеместно противоположна (в других странах Содружества преобладает та же тенденция): централизации и кооперации препятствует межведомственная разобщенность, внешние источники финансирования отсутствуют, а значимость исследовательских подразделений преимущественно лишь декларируется.
И все же основная трудность сегодня состоит в том, что индустрия СССР была ориентирована на военную промышленность, а сейчас ученые, конструкторы и изготовители должны переориентироваться на потребительскую экономику и вести конкурентную борьбу с Западом. Важно подчеркнуть, что «российский научно технический потенциал был милитаризован в большей степени, чем у любой другой развитой страны. Что бы ни говорилось о двойной природе передовых современных технологий, о возможностях гражданского использования достижений военных, различия остаются принципиальными: при разработке оружия главной целью являются технические параметры, а экономические соображения — стоимость, возможности сбыта и т.д. — «дело десятое». Для гражданской продукции все наоборот. Несовместимость военных и мирных технологий наглядно доказывается теми трудностями, которые испытывает оборонная промышленность, если наступает спад военного противостояния и необходимость конверсии». Однако те же самые оборонные технологии в наибольшей степени автономны и не требуют импорта лицензий и комплектующих изделий.
Текущие реальные успехи российской «оборонки» подтверждают сказанное: несмотря на нынешние колоссальные трудности, она все еще способна представить конкурентоспособные разработки мирового уровня от прицелов ночного видения до ракетных кораблей и ультрасовременной бронетанковой техники. Портфель экспортных заказов «Росвооружения» сформирован и составляет 8,2 млрд. долл. Отечественные системы вооружений не только по-прежнему надежны и качественны, но и по многим направлениям еще и дешевле западных образцов, что немаловажно для его потенциальных покупателей за рубежом.
Одновременно оборонные НИОКР России демонстрируют весьма значительный рост занятости в конструкторско-технологических подразделениях, работающих над развитием гражданских направлений. Параллельно в основном за счет инженерно-технических работников увеличивается количество рабочих специальностей. Ныне экспортеры российской военной техники начинают объединяться в реализации усилий по отчислению части доходов от экспорта оружия на финансирование перспективных НИОКР. Это наглядный пример того, как сама жизнь заставляет активизировать имеющийся в стране научно-технический потенциал. По-прежнему значимы для российского ВПК и случайные факторы (в последние годы это обстоятельство выступает в качестве устойчивой тенденции).
В большинстве случаев конкурентоспособность отечественной продукции резко повышается при различных формах кооперации с зарубежными партнерами. Разумеется, одним предприятиям с иностранными инвестициями не под силу обновить основные фонды и разработать новые технологии в реальном секторе российской экономики. Поэтому позитивный опыт ряда научно-технических секторов здесь пока скорее исключение, чем правило.
Сопоставляя пути трансформации научно-технической политики в России и на Украине, можно отметить, что уже хотя бы потому, что Украина не обладает богатыми природными ресурсами, сфера ИР должна была бы играть в этой стране достаточно значимую роль в процессе реализации государственной экономической стратегии. Однако этого не произошло.
Украинская наука к началу 90-х гг. характеризовалась следующими параметрами:
сложившиеся научные школы по целому ряду направлений. Заметно уступая России по полноте спектра научных исследований, Украина была в то же время в СССР монополистом не только в отдельных научных направлениях, но и в наукоемких производствах. Внешние потребители результатов научных исследований, проводившихся на Украине, находились, однако, в России;
высокая степень соответствия проводимых в республике исследований ее народнохозяйственной специализации при преобладании в структуре научного потенциала отраслевого сектора (в котором было сосредоточено более 50% занятых в научной сфере республики) и явной избыточности в новых социально-политических условиях отдельных отраслевых научных комплексов (в частности, в добывающей промышленности);
опережающее развитие прикладных исследований в академическом секторе науки (прежде всего в порошковой металлургии и технологии сварки, где Украина существенно опережала другие республики бывшего СССР) при существенной неполноте фронта фундаментальных исследований и их взаимосвязанности с фундаментальной наукой России.
Ныне аналогично российскому украинский научно-технический потенциал также в значительной мере не востребован. А возможность его адекватного использования может быть реализована, прежде всего, в различных формах межгосударственного научно технического сотрудничества. Сегодня такое сотрудничество уже осуществляется Украиной с Россией в области пилотируемых космических программ. Так, в апреле 1999 г. с космодрома Байконур состоялся первый запуск российско-украинского носителя «Днепр», созданного на базе межконтинентальной баллистической ракеты РС20. Родина последней — украинское КБ «Южное». Несмотря на то, что первый запуск не принес никаких прибылей, он, по замыслу организаторов проекта, должен продемонстрировать возможности конверсионной ракеты и привлечь заказчиков.
Ситуация в иных сферах научной деятельности предстает куда менее оптимистично: фундаментальную науку на Украине власти продолжают рассматривать в качестве обычного «потребителя ограниченных ресурсов». Бюджетное финансирование украинской науки продолжает сокращаться. В госбюджете на 1998 г. расходы на науку были утверждены в размере 0,54% ВВП, но даже и эти средства не были выделены полностью. В 1999 г. при сокращении расходной части бюджета в целом на 9,47% ассигнования на науку уменьшились на 22,5%. Несмотря на это, Академии наук Украины в ряде областей знания пока удается сохранить сопоставимый с мировым уровень исследований. Это относится, прежде всего, к отдельным направлениям математики, информатики, механики, физики, астрономии, материаловедения, химии, молекулярной биологии и физиологии.
Одновременно вполне очевидным является тот факт, что в нынешних условиях влияние науки и научно-технических разработок на повышение конкурентоспособности украинской экономики практически отсутствует, как и восприятие нововведений на уровне отдельных предприятий. Ясно, что в ближайшей перспективе крупные предприятия будут не в состоянии взять на себя основное бремя финансирования науки, а также расходы на внедрение в производство новых технологий. Следовательно, активизация внебюджетных источников финансирования НИОКР на Украине — дело отнюдь не ближайшей перспективы.
В отличие от России и Украины, наука Белоруссии по своим масштабам предстает уже как «малая» наука. К 1990 г. на Белоруссию приходилось 4,6% научных организаций и около 3% научных работников СССР. Относительно слабая насыщенность кадрами высшей квалификации выступала не столько негативной характеристикой качественного уровня ее научного потенциала, сколько отражением специфики сложившегося здесь состава этой отрасли — преобладанием конструкторских бюро и проектных организаций.
Как и в других славянских республиках СССР, белорусская наука в основном была сориентирована на прикладные исследования. Причем в значительной части результаты этих разработок предназначались не столько для Белоруссии, сколько для других республик СССР. После 1991 г. в результате падения спроса на национальные НИОКР внутри Содружества масштабы этих работ резко сократились. На мировом рынке большинство из них оказалось неконкурентоспособно.
В условиях нынешней фактической изоляции этого государства от мира в целом наиболее важным становится режим текущего сотрудничества со странами бывшего СССР, прежде всего с Россией. А главное его направление — это поставки продукции производственно-технического назначения.
В оборонном производстве России доля поставок из Белоруссии составляет 17%. Это преимущественно средства спутниковой и космической связи, оборудование для радиостанций и радионавигационные устройства. Однако, несмотря на то, что данная продукция является наукоемкой, нет оснований утверждать, что посредством собственного научно-технического потенциала Белоруссия в XX в. способна будет осуществить научно-технические «прорывы» мирового масштаба.
Отдельного внимания заслуживает текущая ситуация в белорусской фундаментальной науке. Несмотря на то, что последняя не была доминирующей в национальном исследовательском комплексе, особенности ее эволюции в условиях науки малых масштабов весьма своеобразны. В стране за несколько десятилетий были созданы крупные научные школы по таким направлениям фундаментальных исследований, как алгебра и дифференциальные уравнения, теоретическая физика, а также оптика и спектроскопия. Проблема текущего финансирования для Белоруссии ныне не выглядит крайне болезненно: доля науки в ВВП в 1998 г. составила около 1%, а в 1999 г. бюджетное финансирование увеличилось в 1,2 раза.
На ближайшую перспективу наиболее острой проблемой для этого сектора национальных исследований становится приток молодежи в науку. Если же разрыв цепи научной преемственности все же произойдет, то страна не сумеет восстановить ее самостоятельно, так как физико-математические науки по сравнению с другими направлениями требуют наибольших финансовых вложений в формирование научных кадров и оснащение.
Таким образом, для научно-технического потенциала славянского сектора Содружества комплекс его сегодняшних проблем фактически идентичен и обусловлен: кризисом отраслевых структур НИОКР в целом, а отнюдь не вытеснением устаревших разработок и направлений исследований.
В определенном смысле ситуация в центрально-азиатских государствах СНГ даже менее драматична по сравнению с «западом СНГ»: здесь было лишь небольшое количество наукоемких производств, а следовательно, тенденция спада последних в настоящее время не прослеживается столь значительно, нежели в славянском секторе Содружества. В целом же научный комплекс центрально азиатских государств СНГ оказался слабо подготовленным к существованию в автономном режиме.
При анализе эволюции научно-технического потенциала данного региона особый интерес представляет его функционирование в Казахстане. После распада СССР масштабы научного потенциала страны существенно возросли, поскольку Казахстан стал обладателем комплекса космодрома Байконур и Семипалатинского полигона. Именно в этом секторе науки в настоящее время осуществляется активное научно-техническое сотрудничество Казахстана с государствами СНГ. Оно предстает как достаточно результативное: ныне к двум крупным проектам с российскими структурами Байконур и «ЛУКОЙЛ» добавилось совместное предприятие с РАО «ЕЭС». Собственные фундаментальные исследования здесь были развиты слабо, а оснащенность научных подразделений приборами и оборудованием значительно хуже, чем в среднем по СССР.
В настоящее время Казахстан проводит структурную реформу научно-образовательного комплекса. В основу этих преобразований заложена концепция приватизации образовательных и научных структур. Государственные региональные университеты укрупняются, продолжается процесс преобразования вузов и научно-технических организаций в акционерные общества. На сегодняшний день реализовано два таких проекта: Алма-Атинский технологический институт и Научно-экспериментальный центр по биотехнологии и воспроизводству животных реорганизованы в ЗАО. Из-за секвестра бюджета показатель финансирования науки Казахстана в 1999 г. по сравнению с 1998 г. снизился в 2 раза.
Характеризуя параметры науки центрально-азиатского сектора Содружества, важно подчеркнуть, что практически 2/з науки в регионе приходилось на Узбекистан, а доли Киргизии, Туркмении и Таджикистана были примерно равными.
К особенностям данного научного комплекса можно отнести следующие:
узкий спектр научных направлений, соответствовавший сырьевой специализации региона и его природно-климатическим условиям (в том числе по наличию там уникальных для науки объектов и явлений);
высокая доля изыскательских, геолого-поисковых, геологоразведочных и гидро-метеослужб;
низкий в целом качественный уровень кадровой составляющей научного потенциала при внешне благоприятной квалификационной структуре;
преобладание вузовского сектора — преимущественно педагогических и медицинских институтов. Доля вузовской науки в структуре научных кадров региона составляла 50-60%;
высокая степень концентрации науки в столицах;
значительная доля не титульных национальностей в кадрах высшей квалификации;
неожиданные всплески отдельных показателей, характеризующих качество научного потенциала, на фоне их общего крайне низкого уровня (так, Туркмения имела наивысший в бывшем Союзе показатель оснащенности научных организаций персональными ЭВМ).
Обобщая данные о текущем характере функционирования научно-технического потенциала «четверки» стран центрально-азиатского региона СНГ, следует отметить, что реально востребован в настоящее время лишь его производственно-технический потенциал. Причем последний сегодня также реализуется в усеченном виде «эксплуатационной» составляющей, а именно в аспекте совместного использования ресурсов и импортных передовых технологий. Проводниками передовых технологий становятся здесь компании Daewoo, ВАТ, Lonrho, Mtsubsh, MercedesBenz, KruppHoesch, Newmont, Semens, Technp, Ol Captal, Occdental Petroleum. Разумеется, в качестве точки отсчета такие действия по реализации научно-технической политики следует только приветствовать, однако в дальнейшем она должна быть расширена в проектно-конструкторскую сферу, которая, в конечном счете, и определяет рубежи уровня технологического развития той или иной страны.
Проблемы закавказских государств в научно-техническом аспекте неоднозначны. В 1990 г. здесь работало около 5% ученых СССР (для сравнения: среднеазиатский регион представляли 4,5% научных кадров). Большая часть ученых работала в Грузии, но наиболее высокие показатели обеспеченности народного хозяйства наукой сложились в Армении, которой принадлежало 2е место в Союзе по доле научных работников в численности населения и 1е — по их доле в городском населении. Квалификационная структура научных кадров Грузии и Армении отличалась высоким удельным весом кадров высшей квалификации. Квалификационная структура научных кадров Армении характеризовалась чрезвычайно высокой долей докторов наук, более трети, которых были заняты в общественных науках. В структуре научного потенциала региона была высокой доля академического сектора — от 20 до 25% по научным кадрам. Однако если в Грузии он поглощал до 70% всех средств республиканского бюджета, выделяемых на науку, то в Азербайджане соответствующий показатель был в 2 раза меньше.
Сегодня Грузия ищет свои будущие приоритеты не столько в опоре на научно-технический комплекс, сколько примеряя на себя новую «роль» профессионального транзитного перегрузчика нефти и газа. В Азербайджане в настоящее время значительно сократились НИОКР в нефтяной отрасли, прежде работавшей на весь Союз.
Сложной является ситуация с функционированием научно-технического потенциала Армении. Здесь доминировали фундаментальные исследования, которые в настоящее время являются практически невостребованными. Между тем до распада СССР расходы на науку в Армении (наряду с Россией, Украиной и Белоруссией) соответствовали уровню развитых стран. Следует подчеркнуть, что в отличие от своих соседей Армения не обладает значительными природными ресурсами и поэтому может рассчитывать лишь на ресурсы интеллектуальные. Однако до сих пор отдельные попытки использовать последние (в частности, в сфере программного обеспечения) реализуются с трудом. Основным препятствием для создания в стране филиалов иностранных исследовательских фирм становится налоговое законодательство. Занятость в науке Армении за последние годы сократилась в 3,5 раза. Высококвалифицированные научные кадры в основном эмигрируют из страны.
Подведем некоторые итоги. Пожалуй, в качестве главного можно зафиксировать тот факт, что адаптация научно-технического потенциала государств СНГ к постсоветским реалиям состоялась. Другое дело, что успешность этой деятельности пока напрямую связана с инерционными процессами, характеризовавшими советскую науку, т.е. ее способы организации, а также ресурсное обеспечение и традиции научных школ. Их текущее функционирование в основном базируется на таких параметрах, как благоприятная конъюнктура по отдельным направлениям на мировом научно-технологическом рынке, возникшие контакты с зарубежными учеными, а также на консерватизме поведенческих стереотипов отечественных исследователей. Кроме того, в ряде случаев уже упомянутые традиции научных школ выступают в качестве компенсаторного (а по сути удерживающего систему научной деятельности от быстрого распада) инерционного фактора в исследовательском процессе.
Маловероятно и углубление автономизации научно-технических потенциалов стран Содружества. Текущие мировые реалии прямо противоположны, а позитивные аспекты кооперации сегодня не оспариваются практически никем. Таким образом, по крайней мере, на ближайшее десятилетие наиболее актуальной задачей для научно-технического потенциала государств Содружества является, прежде всего, поддержание его в работоспособном состоянии и недопущение потери имеющейся «критической массы». Это дает основания прогнозировать, что прорывов на новых направлениях ожидать не следует, — они требуют явно отсутствующих в ближайшей перспективе масштабных финансовых вложений.
Что же касается новых результатов на направлениях, ныне имеющих сопоставимые с мировым уровнем достижения, то они в начале XX в. вполне возможны в науке и технологиях СНГ, прежде всего по причине происшедшей их адаптации к нынешней ситуации в экономике. Видимо, в наибольшей степени к этому подготовлены ресурсы научно-технического потенциала России. Так проявляют себя объективные закономерности большой науки.
Прогнозируя развитие российского научно-технического потенциала на долгосрочную перспективу, следует исходить из следующих обстоятельств.
Во-первых, стратегия полномасштабного охвата всех научных направлений в XX в. нереальна даже для индустриально развитых стран. Это, однако, не означает необходимости свертывания — в угоду текущим соображениям любого порядка — ныне существующего достаточно широкого спектра научных изысканий. Различная его продуктивность по ряду направлений исследований вполне соответствует мировой практике. Путь узкой научной специализации для России неприемлем. Хотя это вовсе не означает отказа от специализации отдельных научных учреждений и формирования иерархии исследовательских приоритетов. Но чтобы воспользоваться достижениями мирового развития в области науки и технологии, нам придется проводить весь спектр академических и промышленных исследований на самом высоком уровне. Страна в целом должна сохранить такой научно-технический потенциал, который даст возможность с успехом осваивать любой передовой опыт в сфере новейших технологий.
Российская наука, безусловно, лидирует в таких направлениях, как исследования космоса, энергетика, оптика и квантовая электроника, физика твердого тела, некоторые направления химии (в том числе физическая химия), ряд оборонных технологий, физиология, геофизика и геология. Утрата таких интеллектуальных ресурсов оказалась бы для страны невосполнимой потерей, и уже, поэтому государству следует проводить политику пусть даже минимального патронажа по отношению к собственной науке.
Во-вторых, российский научно-технический потенциал является основой для системы отечественного высшего образования и уже хотя бы, поэтому должен оставаться крупномасштабным, чтобы обеспечивать высшую школу преподавательскими кадрами необходимой квалификации.
Сохраняя свои традиционные функции, научные организации всех типов обречены в ближайшей перспективе выступать и в новой для себя роли предпринимательских структур. Наиболее продуктивной данная стратегия представляется именно для перспектив вузовской науки. На этом пути, особенно на базе уже существующих вузовских НИИ и при некотором государственном патронаже (по типу российской программы «Интеграция»), можно достичь новых результатов. Исследователи должны научиться «рекламировать» свою потенциальную полезность для процесса создания новых технологий, а также уделять должное внимание патентованию и лицензированию. По крайней мере, для этого сектора науки такая переориентация в ближайшей перспективе может оказаться более удачной, нежели четкая отладка механизма взаимодействия между отраслевой наукой и промышленностью. Дело в том, что относительная автономность науки на нынешнем постсоветском пространстве сложилась достаточно давно, и ныне ее следует лишь модифицировать. А полноценные контакты науки с промышленностью — процесс, который следует формировать чуть ли не «с нуля», поэтому определенные результаты здесь могут быть достигнуты в перспективе более отдаленной.
В целом стратегия реорганизации отраслевой науки должна быть кардинально перестроена исходя из следующих принципов:
отраслевая наука должна дополнять, а не подменять инновационную активность промышленности;
при решении задач обновления экономики Содружества необходимо использовать опыт организации ИР в индустриально развитых странах с поправкой лишь на собственные национальные особенности и опыт реформирования данного сектора в странах ЦВЕ.
Последние, не сумев реализовать на практике стратегию деятельности отраслевой науки как «генератора» технологий для промышленности, избрали компромиссный путь, ориентируясь, наказание разнообразных услуг — от сертификации продукции, измерений и тестирования до поддержания малых фирм, не располагающих необходимой научно-технической базой, организации семинаров, обучения персонала и сбора информации о международных достижениях в соответствующей отрасли. Это потребовало от персонала исследовательских институтов хороших знаний о состоянии и уровне технологии на мировых рынках. Кроме того, отраслевая наука, как и академическая, может позволить себе сосредоточение усилий на долгосрочных проектах, свободных от посредственного давления рынка.
Наконец, именно науке принадлежит функция поддержания интеллектуального климата в обществе и тем самым противостояния безразличию к истине и высокой культуре. Для столь огромной страны, как Россия, эта функция научно-технического потенциала является едва ли не определяющей.
В процессе использования национальных научно-технических потенциалов государства СНГ сталкиваются с весьма идентичными проблемами, в решении которых они едины, как показала практика прошедшего десятилетия, в главном: в нынешних непростых условиях в первую очередь должны быть сохранены условия воспроизводства кадров, научных школ, а отнюдь не приборы и оборудование. Хотя, разумеется, проблемы неразвитости коммуникаций и устаревшей материально-технической базы также подлежат решению. Установка на людские ресурсы вполне вписывается в мировые тенденции. Но по отношению к масштабам нашей науки предпринимаемые усилия несоизмеримо малы.
Кроме того, науке на просторах СНГ придется все теснее увязывать свою судьбу с территориальной «малой родиной» и все больше опираться на местные бюджеты, причем во всех секторах науки от академического до отраслевого. Необходимость инновационного развития постепенно начинают осознавать и региональные лидеры. Так, 6 руководителей субъектов РФ заявили, что они готовы со своими «региональными» деньгами создавать венчурные фонды в Татарстане, Санкт-Петербурге, Саратовской, Новгородской, Свердловской и Пермской областях.
Многоканальное финансирование становится для науки неизбежным. Сегодня это мировая закономерность, и, видимо, в ближайшие десятилетия наука Содружества должна будет ее реализовать (уже сегодня наука в России самостоятельно зарабатывает примерно столько же, сколько получает из бюджета).
Российский интеллектуальный капитал не только составляет основу интеллектуального пространства СНГ, но и задает базовые принципы его организации. Исторически сложилось так, что наука государств Содружества развивалась в тесной связи с российской. Для Украины и Белоруссии это, прежде всего, означало, что основные потребители их научной продукции находились в России. Кроме того, фронт фундаментальных изысканий из-за своей неполноты развивался в тесной взаимосвязи с российской фундаментальной наукой.
Многие исследователи, характеризуя данные взаимосвязи, справедливо отмечают, что в социалистический период национальные Академии наук считали себя, прежде всего частью АН СССР и лишь затем — элементом экономики конкретного региона. После распада СССР формально ситуация изменилась: академии провозгласили себя частью национальных экономик и лишь затем — звеном в цепи мирового научного сообщества. Однако по прошествии десятилетия стало очевидным, ЧТО первая задача до сих пор существует лишь на уровне декларации. Что же касается интернациональных научных контактов, то при очевидном расширении их географии самым болезненным и далеким от разрешения остается вопрос об интеллектуальном «центре притяжения» для малых наук государств Содружества. Ныне иллюзии ожидания крупномасштабного западного научного «патронажа» все более рассеиваются и приходит прагматичное понимание того, что по большинству крупномасштабных и дорогих программ реальна лишь кооперация с Россией.
Для центрально-азиатских государств в ближайшие десятилетия задача поддержания комплекса « образование наука вы с нее образование» с учетом лишь собственных сил является однозначно неразрешимой. Что же касается источников внешней поддержки, очевидно, что, кроме обучения некоторого количества граждан этих государств в университетах развитых стран, никаких иных видов поддержки научно-образовательному комплексу в центрально-азиатском секторе СНГ оказано не будет.
Перспективы реализации научно-технического потенциала государств Закавказья напрямую связаны с тем, сохранятся ли здесь прежние связи с российской наукой, определявшие характер развития исследований и высшего образования в советский период. В противном случае угроза разрушения научно-технических комплексов закавказских государств представляется вполне реальной.
Приведенные аргументы дают основания полагать, что, пройдя через период тотального отрицания, государства СНГ придут к пониманию необходимости научно-технической интеграции с Россией в той или иной форме.
Нет оснований утверждать, что в XX в. наука СНГ (и прежде всего российская наука) сумеет «опередить» кого-либо из 6 мировых лидеров науки, половину из которых представляют ведущие европейские державы. Однако процесс глобализации науки в XX в. будет углубляться, и именно в этом аспекте значение постсоветской науки как самобытной, весьма результативной и крупномасштабной нельзя не учитывать. В целом же только на базе решений и стратегий, опережающих текущий день, можно занять достойное место на мировом научно-технологическом рынке.
Для российского научного менталитета типичны коллективизм, устная культура распространения знаний, архаичная иерархия и вера в авторитеты в сочетании с острой потребностью в интеллектуальной свободе, максимальная приборная независимость и «дух познания», доминирующий над «духом предпринимательства». Практически все эти качества нетипичны для европейского исследователя, но в новой науке XX в. весьма велика вероятность их реального востребования прежде всего потому, что постиндустриальная компьютерная эйфория неизбежно придет к своему завершению, и человечество вновь, хотя и на более высоком уровне развития, обратится к во многом утраченным приборно независимым и не формализуемым основам научного творчества. Отечественный научный контекст в его нынешнем существовании может в таком случае оказаться как нельзя кстати.
Уникальна и наша система организации науки. Насколько она окажется жизнеспособной — покажет время, но сам факт ее существования еще долго будет представлять для мирового научного сообщества бесспорный интерес.
Однажды один путешественник попал в плен к амазонкам. После недолгого совещания эти отважные воительницы приняли решение убить беднягу. Однако перед этим они предложили «идущему на смерть» исполнить его последнюю просьбу. Подумал-подумал путешественник и попросил амазонок кое-о-чем. Это-то, собственно говоря, его и спасло. -так, вопрос: какую просьбу высказал обреченный»?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
