Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. Связаться с автором
Феномен сближения ранее разобщенных частей глобального целого пробивает себе дорогу в реальности пост-конфронтационного мира независимо от различных попыток использовать его в политических или пропагандистских целях. На рубеже веков закладываются основы того, что Александр Зиновьев называет «сверхобществом» (а также «глобальным обществом», «западни мом»). Однако параллельно имеют место элементы развития, которые входят в противоречие с этим явлением. На наших глазах упорно и по большей части успешно проявляются тенденции восстановления полицентричности в мире, утраченной было в результате стратегических и тактических ошибок, допущенных отцами советской перестройки и авторами ельцинской стратегии «добровольного подчинения» Западу. Очень похоже на то, что конфликт между глобализацией и реконструкцией полицентричности станет определяющим для фона мирового развития в XX в. Тем более что оба феномена уже сейчас усиленно используются в политических целях силами, претендующими на всесторонне значимую роль на новом этапе истории человечества. Война НАТО против Югославии вывела наружу это противоречие, продемонстрировав ту схему, по которой оно, видимо, будет развиваться в ближайшие десятилетия.
Основу конфликта образует то обстоятельство, что «глобализация» стала универсальным прикрытием и рецептом беспрепятственного осуществления внешней экспансии США, вся политическая и экономическая элита которых усердно занимается закреплением своего нынешнего лидирующего положения в мире. Ссылаясь на объективный характер процесса все большего сближения крупных экономических регионов («зон»), американская политика активно воздействует на определение рамок и порядка осуществления контактов между ними.
Глобализм по-американски не исключает новых разделительных линий, особенно если они выполняют функцию ограждения западного пространства высокого жизненного уровня, не препятствуя в то же время доступу мульти-национальных компаний к естественным ресурсам соответствующих регионов. Война НАТО против Югославии уничтожила на Балканах транспортные коммуникации, основное направление которых было ориентировано на Восток. Взамен США и Европейский союз создают новый коммуникационный каркас, который будет уже ориентироваться преимущественно на Запад. Создание новой сети транспортных коридоров, позволяющих реализацию южного маршрута Великого шелкового пути, отнюдь не означает улучшение качества жизни населения стран Балканского региона. Они остаются (и, видимо, останутся еще надолго) глубокой экономической периферией Западной Европы. Пока мало кого волнует, что в результате капитуляции Югославии расширился и упрочился балканский криминальный маршрут (нелегальная торговля оружием, наркотики). Главное достигнуто — отныне регион исправно служит делу концентрации мировых природных ресурсов в руках тех, кто хотел бы закрепиться на позициях фактических хозяев планеты.
Косово доказало, что там, где только экономические средства интервенции не помогают или оказываются недостаточными для подчинения какой-либо страны приказам западного центра, в ход идут другие, более «убедительные» средства воздействия. В американских публикациях содержится достаточно много информации об экономических причинах балканской войны НАТО, которая раскрывает смысл несколько загадочного заявления президента Билла Клинтона накануне начала бомбардировок Югославии: «Если мы хотим располагать прочными экономическими связями, включающими нашу способность продавать по всему миру, то Европа становится ключевым элементом... В этом заключается все значение вопроса о Косово». Журналисты США указывали, в частности, на то, что глобальная цель США (НАТО) состоит в установлении контроля над югославским участком судоходства по Дунаю и его каналам, с тем, чтобы обеспечить беспрепятственное функционирование водного, т. е. наиболее дешевого торгового пути, связывающего Западную и Восточную Европу, включая СНГ и Россию. Эта транспортная артерия, включающая также соединяющий Черное и Северное моря канал Рейн-Майн-Дунай, представляет собой наиболее удобный способ доставки в Западную и Центральную Европу нефти, газа, а также нефте-газ продуктов из месторождений Каспийского моря.
«Американская глобализация» любой ценой, в том числе путем вооруженной интервенции, если иные способы воздействия не ведут быстро к желаемому результату, — таков урок, преподнесенный НАТО человечеству в Косово. При этом западные аналитики подчеркивают, что стратегия США последовательно движется к единоличным решениям проблем войны и мира. Например, французский аналитик Игнасио Рамоне отмечает: «Некоторые американские офицеры задаются вопросом, не было бы, в конечном счете, проще провести интервенцию (в Косово) по мандату ООН, как это было в заливе, чем в рамках НАТО со всеми теми осложнениями, которые обусловлены постоянными консультациями между 19 правительствами? А еще проще было бы для США действовать в одиночку. Их военное превосходство позволяет это. Позволяет установить под эгидой рынка новый глобальный порядок. Вы шокированы? Напрасно, утверждает адмирал Уильям Перри, бывший военный министр президента Клинтона: “Поскольку США является единственной страной с глобальными интересами, они являются естественным лидером международного сообщества».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
В Западной Европе, где не осталась незамеченной связь балканской войны НАТО с падением обменного курса евро по отношению к доллару, высказывается немало опасений наряду с официальной теорией, провозглашающей улучшение шансов для «экономической специализации» (т.е. передачи угнетающего окружающую среду энерго и трудоемкого производства в третий мир с оставлением высокотехнологичных отраслей в развитых странах) и для итогового реального увеличения доходов ведущих западных держав в результате такого развития. Среди западноевропейцев сильны подспудные страхи, что существование сверхприбыльных финансовых рынков, характерных для феномена глобализации, приведет к ускорению уничтожения рабочих мест в развитых странах континента, что, в свою очередь, увеличит и без того высокую безработицу, грозящую подорвать образцовую европейскую систему социального обеспечения, А это предвещает социальную дестабилизацию, взрывы, по сравнению с которыми молодежные бунты 1968 г. в ряде ведущих западноевропейских стран покажутся детской забавой. Англо-германский социолог Ральф Дарендорф видит опасность также в том, что глобализация лишает экономической основы национальное государство, являющееся опорой демократического строя: это подрывает сплоченность гражданского общества и может привести к «столетию авторитаризма. И на самом деле, если повнимательнее присмотреться к росткам правого экстремизма, прочно утвердившегося в политическом ландшафте Западной, а также Центральной и Восточной Европы, худшие формы авторитаризма вполне могут взять верх в случае социальных потрясений. Видный германский социал-демократ, бывший бургомистр Гамбурга Клаус фон Донаньи опасается, что глобализация ставит под вопрос жизнеспособность социального рыночного хозяйства немецкого образца, обостряя проблемы, уже сегодня подрывающие его основы, — застойный характер безработицы, ослабление традиционных моральных сдержек, углубление пропасти между богатыми и бедными, нарастающая солидаризация общества. В итоге вполне логичным представляется вывод о том, что глобализация в ее американском варианте угрожает закрепить подчиненное положение не только развивающихся стран, но и вполне развитых и даже претендующих на ведущую роль в мире европейских держав.
Именно это обстоятельство позволяет рассчитывать на то, что, в конечном счете, тенденция движения мира к много-полюсности уравновесит и нейтрализует действие «американской глобализации» в том ее аспекте, который направлен на становление однополюсного мира. Впрочем, рассчитывать в ближайшее время на активные действия в этом направлении со стороны западной части континента и тянущейся вслед за ней Центральной и Восточной Европы вряд ли приходится. Балканская война НАТО продемонстрировала феномен практически добровольного и полного подчинения Западной Европы политике США в обстановке, когда оно совершенно не диктуется никакими внешними причинами. Если в период конфронтации западноевропейская лояльность Вашингтону объяснялась реальной или мнимой советской угрозой, то сегодня ни этой, ни иных угроз просто не существует. Впрочем, даже и в разгар противостояния западноевропейцы время от времени настаивали на своей автономии, а кое-кто и на своей независимости. Стоит вспомнить французский внешнеполитический ренессанс времен генерала Шарля де Голля или западногерманскую «новую восточную политику» в годы канцлерства Вилли Брандта. Сейчас же, при полном отсутствии опасности извне, при стопроцентной свободе любых действий по объединению всего континента (все европейские страны, включая Россию, готовы наращивать сотрудничество с Европейским союзом вплоть до вступления в его члены), при наличии солидной договорной базы для дальнейшей интеграции Западная Европа никак не может решиться играть самостоятельную роль даже в том, что касается кризисов на самом европейском континенте.
Раздающиеся время от времени ссылки европейских политиков 1 на «многополярность» мира повисают в воздухе, поскольку не подкрепляются делами ни с чьей стороны. Для отказа Европы от того, ж чтобы, наконец, повзрослеть, нужны были веские причины. И если повнимательнее присмотреться, то их не так уж трудно распознать. Главным движущим моментом является стремление получить щ долю в прибылях, приносимых американской глобальной директорией, установление которой Западная Европа считает неизбежным и в чем-то даже выгодным для себя. Под американским зонтиком ей хочется хотя бы частично восстановить свое определяющее влияние в мире, утраченное за истекшее после 1945 г. время «холодной войны» и деколонизации. Этот расчет вряд ли оправдается, но когда наступит разочарование, будет уже слишком поздно.
Именно по данной причине трезвомыслящие западноевропейцы (а таковых сегодня, к сожалению, не так много) продолжают возлагать надежды на инициаторскую роль России, еще во времена Советского Союза выдвинувшей идею строительства «большой Европы» от Рейкьявика до Владивостока. Само собой разумеется; что Россия через какое-то время преодолеет свою временную слабость и возродится в качестве самобытного и самостоятельного компонента соотношения сил на мировой арене. Создание единой европейской общности, в которой Россия не может не играть роли одной из ее равноправных несущих опор, отнюдь не противоречит ни коренным российским интересам, ни фундаментальным интересам остальной Европы. Играющая глобальную роль «большая Европа» ускорила бы и выздоровление России, и упрочение специфического социально-политического устройства стран Западной Европы, гарантирующего их внутреннюю стабильность независимо (или почти независимо) от внешних факторов.
Ядро конструкции «Общего европейского дома» с самого начала составлял замысел примирить потребности глобализации с индивидуальными особенностями каждой из стран европейского региона. Идеалом, к которому предлагалось стремиться, было объединение равных участников на одинаковых правах при сохранении за ними отвечающего их своеобразию жизненного пространства, которое обеспечивало бы им убеждение, что они полностью свободны и никем не притесняются. Видимо, не является случайностью, что идею подобного объединения выдвинула и стала отстаивать Россия, и никто другой. На Западе ее встретили было в штыки — как попытку подорвать «атлантизм», освящающий подчинение Западной Европы (и всех, кто к ней примыкает) Соединенным Штатам Америки. Лишь постепенно стала крепнуть решимость осознать, какой положительный потенциал для всей Европы содержится в предлагаемой конструкции. Идея «большой Европы» постепенно завоевывает популярность, но, к сожалению, еще слишком медленно.
Одной из причин такой ситуации является то, что ни разу за все истекшее время концепция общеевропейского сообщества не была конкретизирована ее авторами, не была превращена в детализированную программу построения обще-континентальной системы безопасности (этой первой, главнейшей стадии возведения «дома» Европы, без которой все остальное остается лишь маниловскими мечтами), не была претворена в четкий план совместных действий всех государств континента. Сначала предполагалось, что такое сообщество будет опираться на НАТО и Организацию Варшавского Договора, образуя своего рода единую крышу над ними, однако оставалось неясным, как это должно было произойти. Затем на экспертном уровне рассматривалась возможность замены и того, и другого блока чем-то совсем новым в духе европейской ООН со своим Советом Безопасности. Некоторые думали, что такую функцию сможет взять на себя Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, однако намеренно аморфное строение ОБСЕ и отсутствие у нее исполнительного механизма с решениями обязательного характера исключили создание какой-либо эффективной системы безопасности на ее основе, а думать о чем-либо ином никто не стал. К тому же быстрая эволюция НАТО в сторону отказа от подчинения ООН в условиях отсутствия каких-либо иных сдерживающих факторов делала идею единой Европы все менее и менее осуществимой. Наконец, война на Балканах поставила на определенное время точку в дискуссиях о «большой Европе». Во всяком случае, на ближайшее будущее надеяться на реализацию общеевропейской концепции, видимо, не приходится: усилиями Запада в повестку дня встало не объединение, а новый раскол континента.
И все же было бы ошибкой списывать в архив концепцию полиентричного мира (и «большой Европы» как части этой глобальной концепции). И как объективное явление, и как непременное условие существования человечества в условиях XX в. она не может зависеть от желания или нежелания отдельных государств ши групп государств. Предпринимаемая ныне США и НАТО попытка навязать международному сообществу схему, исключающую содержание определенного равновесия в мире, обречена в конечном счете, на провал и может лишь провоцировать обострения напряженности в глобальном масштабе, что человечество стремилось предотвратить на протяжении всего XX в. (в частности, через создание и расширение полномочий ООН). Неслучайно один из наиболее проницательных американских политологов Генри Киссинджер выдвинул емкую формулу «новый мировой беспорядок», определяющую ситуацию глобальной дестабилизации, возникшую в результате войны НАТО против Югославии.
Киссинджер писал в мае 1999 г., в разгар варварских бомбардировок мирных целей на югославской земле: «Пунктом, в первую очередь нуждающимся в пересмотре, является концепция гуманитарной интервенции, которая выдается за вклад администрации (Клинтона) в новые подходы к внешней политике. Воздушную войну в Косово оправдывают тем, что она устанавливает принцип, согласно которому отныне международное сообщество — или, по крайней мере, НАТО — будет карать за нарушения, допускаемые правительствами по отношению к их собственным народам. Однако мы не поступили подобным образом ни в Алжире, ни в Судане, ни в Сьерра-Леоне или в Хорватии, Руанде, на Кавказе, на курдских территориях и во многих других регионах. И какой будет наша позиция в случае возникновения этнических конфликтов в Азии, например в Индонезии и на Филиппинах? Часто даваемый ответ гласит, что мы действуем так не повсюду, а только там, где можем избежать для себя чрезмерного риска. Но каким же должен быть критерий для того, чтобы отличать одно от другого? И какой гуманизм выражает неготовность нести военные потери, в то время как мирная экономика противника разрушается на десятилетия вперед?»
Европейский континент стоит перед альтернативой — либо создание «большой Европы» и обеспечение ее равноправного участия в регулировании мировых дел (без чего интересы европейцев не могут быть в достаточной мере защищены), либо сохранение нынешнего подчиненного положения младшего союзника США и перспектива дальнейшего ущемления европейских интересов, когда они не совпадают с американскими. В первом варианте развития на долю России выпадает чрезвычайно важная миссия. До сих пор беда российской внешней политики состояла не столько в экономических проблемах страны, ослабляющих ее влияние на окружающий мир, сколько в отсутствии цельной, ясной и энергично проводимой линии в международных делах. Не говоря уже о периоде «игры в поддавки», связанном с именами Эдуарда Шеварднадзе и Андрея Козырева, последующие годы также не отличались последовательностью и настойчивостью с российской стороны. Единственным, пожалуй, исключением стало время, когда политика России формировалась под решающим воздействием Евгения Примакова. Видный немецкий политолог Герберт Кремп так определял его внешнеполитическое кредо в августе 1999 г.: «Примаков не связан с акулами капитализма и дворцовыми интригами; его патриотизм носит последовательный характер и не является костылем проигравшего преобразователя мира; он твердо убежден в том, что Россия «может ступать не только на западную ногу», а является — или должна быть — подлинной великой державой, для чего сегодня еще больше, чем вчера, нужна опора на прагматизм». А в качестве главной задачи для России после ельцинского периода Кремп назвал «внешнеполитическое самоопределение среди континентальных держав».
Мартовское 1999 г. решение Примакова развернуть свой самолет у побережья США и вернуться в Москву в знак категорического осуждения начавшихся бомбардировок Югославии стало однозначным жестом державы, отказывающейся подчиниться диктату США в мире. Выраженное Сергеем Степашиным в ходе июльской того же года поездки в Вашингтон публичное осуждение режима Слободана Милошевича послужило не менее однозначным жестом признания глобального верховенства США. Держава, посылающая миру столь противоположные сигналы на протяжении одного полугодия, вряд ли могла претендовать на доверие и авторитет в международном масштабе. Российская роль в прекращении войны против Югославии также не способствовала увеличению международного веса Москвы. Видный специалист в области международной безопасности Алексей Арбатов подчеркивал, что она состояла «в навязывании условий НАТО руководству СРЮ. Как могло быть иначе, если война шла «в одни ворота», бомбили только одну сторону, которая даже не сопротивлялась? А посредник между бьющим и избиваемым так и не сумел выработать (или хотя бы вразумительно озвучить) российский план урегулирования кризиса, который мог бы стать непременным условием миссии России».
Избрание Владимира Путина президентом России расчистило путь к четкому формулированию целей и задач российской внешней политики в условиях после Косово, которые как никогда ясно диктуют противодействие нарастающим угрозам национальным интересам и безопасности России. Эти угрозы были в самом общем виде определены в принятой в апреле 2000 г. военной доктрине, Российской Федерации. Комментируя необходимость включения в нее новых положений, секретарь Совета безопасности РФ Сергей Иванов заявил: «Во-первых, в международных отношениях; возрастает роль силовых методов, делаются попытки изменить существующую систему обеспечения международной безопасности в интересах узкой группы государств. Во-вторых, появляется тенденция расхождения курсов России и США в области разоружения и контроля над вооружениями. В-третьих, Россия не ощущает адекватных действий других государств в области прекращения «холодной войны» и преодоления ее последствий. Факты, к сожалению, говорят о том, что Запад заинтересован в закреплении за Россией роли сырьевого придатка. В-четвертых, наблюдается беспрецедентный рост активности международных террористических организаций, избравших территорию России местом апробации своих далеко идущих намерений». Все эти факторы требуют соответствующей реакции с российской стороны.
Естественно, что речь идет не о возвращении к полномасштабной конфронтации с США по всему спектру международных дел, как это было в советское время, когда позиция Москвы в большинстве случаев вступала в автоматическое противостояние с американской независимо от существа дела. В то же время пагубность добровольного подчинения Вашингтону также очевидна — нынешний жалкий международный статус России является продуктом именно такой политики. Лишь самостоятельная внешняя политика может отвечать коренным национальным интересам России (что также соответствовало бы интересам Европы и интересам человечества в целом). Ибо спасение России лежит в восстановлении ее ключевой роли на международной арене. Только как знаменосец интернациональной справедливости, только как противовес глобальному произволу одной или нескольких стран (в частности, США и НАТО), только как защитник главенствующей функции ООН в международных делах и укреплении всеобщего мира Россия найдет путь к национальному возрождению.
В этом смысле чрезвычайно показательно спонтанное объединение всех слоев российского общества, в поддержку подвергшихся натовской агрессии сербов. Лишь кучка американизированных политиканов попыталась противодействовать процессу сплочения русского народа на этой основе. Но их попытки провалились точно так же, как раньше обанкротились старания крайних либералов вызвать в стране восторг по поводу выхода НАТО на западные границы России (это же «укрепление демократии»!). Предстоит решить нелегкую, но жизненно важную задачу — вернуть стране и ее народу чувство собственного достоинства и гордости за международную миссию России. Это станет возможным лишь в том случае, если неуклонное следование принципам самостоятельности и ориентации исключительно на российский национальный интерес станет правилом для политики на всех уровнях. Разумеется, такая цель потребует как можно более скорого отказа от иглы западных займов. Не приходится сомневаться в том, что решительные шаги в указанном направлении встретят понимание и поддержку у населения, даже если они повлекут за собой временные материальные трудности для него.
Россия имеет реальный шанс стать крупнейшей составной частью того центра силы глобального масштаба, в который может развиться объединенная «большая Европа». Условиями этого являются как быстрое и полное экономическое восстановление страны, так и отход Западной Европы от привычек и шаблонов «холодной войны». При этом следует учитывать, что в приверженности старому порядку приоритетов главную роль играют не только прежние привычки или надежды на благосклонность «доброго барина» из Вашингтона, но и сомнения в намерениях единой Германии, разом превратившейся в 1990 г. из «больного человека» Европы в ее потенциального гегемона. Вторая по численности населения (после России) держава континента, занимающая с отрывом 1-е место по экономической мощи и темпам развития, а также военному потенциалу, ФРГ обладает по существу всеми предпосылками для того, чтобы возглавить процесс европейской интеграции, диктуя всем остальным такие модальности ее дальнейшего хода, которые в максимальной степени отвечали бы германским — и прежде всего германским — интересам. Американское главенство, арбитраж США рассматривается в данном контексте остальными участниками интеграции как наименьшее зло, обеспечивающее противовес чрезмерному влиянию Германии в Европе (хотя, конечно, формально Вашингтон не имеет отношения к внутренней жизни Европейского союза).
До самого последнего времени германская политика избегала забегать вперед в интеграционной сфере, предоставляя инициативу другим, в первую очередь Франции. У ФРГ действительно хватало забот с освоением пространства бывшей ГДР и подготовкой почвы для наращивания экономического «дрангнахостен». Однако перспектива приема в ЕС практически всех стран Центральной и Восточной Европы уже в первое десятилетие XX в. стала грозить скорым размыванием основ германского влияния в Европе, превращением ФРГ лишь в один из винтиков интеграционной машины. Неудивительно, что в мае 2000 г., полвека спустя после интеграционного почина Робера Шумана в направлении создания Европейского объединения угля и стали и на десятом году после присоединения ГДР к ФРГ, «зеленый» министр иностранных дел Германии Йошка Фишер изложил, наконец, свое видение дальнейшего развития обстановки на континенте, которое в наибольшей степени закрепляло бы ведущую роль Берлина (в связке с Парижем, чья политика уже давно не воспринимается в Германии как нечто чужеродное). Воскрешая тезис де Голля о «Европе отечеств», который в свое время был категорически отвергнут официальной западногерманской политикой, Фишер потребовал сохранения европейских национальных государств даже в условиях продвинутой интеграции на этапе создания Европейской федерации, в которой должно появиться «ядро», «центр тяжести», «авангард» — нечто вроде правящего комитета, состоящего из государств с особыми правами и полномочиями. Тем самым на пути новых членов ЕС был бы воздвигнут дополнительный, причем практически непреодолимый барьер для достижения полноправного статуса: им придется выполнять не только весьма жесткие условия для «присоединения к Западной Европе» вообще, но и затем, уже находясь внутри ЕС, проявить себя достойными допуска в «святая святых» — руководящую группу стран, определяющую судьбы интегрированной части континента. Видимо, можно исходить из того, что предложение Фишера, реализующее уже давно высказывавшуюся идею разделения участников интеграции на первый и второй (а, вероятно, еще и третий) разряды, будет реализовываться и в ближайшие годы: давление предстоящего расширения ЕС на Восток, которое сделает его практически неуправляемым при сохранении нынешних порядков, заставит сделать это в той или иной форме. Не случайно же в качестве устрашения Фишер привел пример беспомощной ОБСЕ, которая насчитывала при своем создании почти столько же членов, сколько предстоит включить ЕС в итоге расширения.
Такой расклад не снимает стоящей перед внешней политикой России цели равноправного участия в европейской интеграции, но делает ее достижение еще более сложным. Подтверждается обоснованность осторожного подхода к темпам сближения России и ЕС, закрепленного в «Стратегии развития отношений Российской Федерации с Европейским союзом на среднесрочную перспективу (2000-2010 годы)», текст которой был передан Владимиром Путиным представителям ЕС в октябре 1999 г. на саммите РФ EC в Хельсинки. Четкая формулировка этого документа: «Партнерство Россия — Европейский союз в рассматриваемый период будет строиться на базе договорных отношений, т. е. без официальной постановки задачи присоединения или «ассоциации» России с Европейским Союзом» — вряд ли требует каких-либо дополнений.
Западной Европе надо дать время убедиться на практике, что без весомого вклада России общеевропейская интеграция обречена на застой и регресс, а мечты о возрождении независимой и влиятельной Европы в глобализованном мире так и останутся мечтами. К тому же расчет Фишера на то, что интеграционные процессы снимают проблему поддержания равновесия сил на континенте, явно ошибочен: германское превосходство продолжает оставаться фактором, вызывающим серьезное, хотя пока по большей части скрываемое беспокойство у партнеров ФРГ. Полнокровное и полноправное участие России лишит остроты оба аспекта положения — «большая Европа» просто осуждена на то, чтобы стать одним из центров силы, составляющих многополюсный мир, а Германия получит, наконец, партнера, мнение которого она не сможет игнорировать. С течением времени эта непреложная истина пробьет себе дорогу даже в самое заскорузлое сознание людей, вершащих судьбы континента. Кроме того, должна проявиться убедительность схемы, которую отстаивают ряд исследователей и в России, и за рубежом. «В качестве долговременного прогноза, — утверждают они, — более вероятной представляется трехполюсная система США — евразийский центр — Китай. Данная система дает возможность уравновесить основные властные центры без глубокой трансформации политических образований, существующих на евразийском континенте».
Только «большая Европа», Европа с равноправным участием России, сможет внести свой незаменимый вклад в решение стоящих перед человечеством глобальных проблем XX в. В программной речи генерального секретаря ООН Кофи Аннана в апреле 2000 г. эти проблемы были очерчены следующим образом: «Только что закончившееся столетие то и дело сотрясали жестокие конфликты. Ужасающая нищета и поразительное неравенство по-прежнему наблюдаются внутри стран и между ними, причем это имеет место на фоне беспрецедентного по масштабам богатства. Болезни угрожают свести на нет с таким трудом достигнутый прогресс. Природная система жизнеобеспечения, от которой зависит само выживание рода человеческого, подвергается серьезным потрясениям и разрушается в результате нашей же повседневной деятельности». Логика истории такова, что либо Европа выступает как самостоятельная сила, накопившая за свою историю значительный опыт разрешения различных конфликтных ситуаций и могущая, поэтому предлагать нестандартные выходы из положения, либо она (в лице ЕС без России) примыкает к США в качестве вспомогательного, зависимого от чужой воли формирования, более или менее добросовестно выполняющего приказы из Вашингтона.
В первом случае Европа осуществляет функцию активного участника процесса формирования экономических и политических международных отношений, не теряя возможностей отстаивать свои законные интересы в наибольшей степени подходящим для каждого данного случая путем. Во втором — сфера ответственности Европы фундаментальным образом съеживается, все серьезные решения принимаются за океаном, на мировой сцене Европа как самостоятельно действующее лицо практически отсутствует. Выбор между обозначенными путями предоставлен самим европейцам (точнее, западноевропейцам, которые пока еще имеют возможность мыслить и действовать самостоятельно). В какой-то степени он повлияет и на позицию России, которая продолжает считать, что «большая Европа» представляет собой наиболее естественный и потому наиболее эффективный способ создания европейского центра силы («центра притяжения») в глобальном масштабе. Естественно, что решение сложных проблем, связанных с определением европейского будущего, потребует значительного времени. Россия согласна ждать. Однако сроки этого ожидания не могут быть безграничными.
Между тем, какую крупную европейскую проблему ближайших десятилетий ни возьми, она является частью глобальной и требует для своего решения как самого тесного сотрудничества всех европейцев между собой, так и их взаимодействия с соседними геополитическими пространствами. В обстановке, когда сама Европа постепенно утрачивает свою былую стабильность, особое значение приобретает роль европейского континента в решении глобальной задачи предотвращения войн, сохранения всеобщего мира и урегулирования возникающих локальных конфликтов. Решение о расширении НАТО на Восток и начало этого расширения, за которым, вероятно, скоро последует продолжение, возродили острую опасность нового раскола континента. Натовская агрессия против Югославии вернула войну на землю Европы после полувекового периода мира, последовавшего за майской Победой 1945 г. Новая балканская война создала атмосферу глубокого недоверия между европейцами, которая сводит практически на нет весь положительный заряд пост-конфронтационного периода. Вмешательство США, Запада в целом во внутренние дела сначала Сербии, а затем Белоруссии вносит сильнейший элемент дестабилизации в межконтинентальные и мировые отношения. Ситуация настоятельно требует самостоятельного вклада Европы в предотвращение опасного обострения глобальной ситуации, но единого европейского голоса нет, а западноевропейский почти не слышен. Если указанные тенденции сохранятся в ближайшие годы, то Европа сама перестанет быть островком предсказуемости в непредсказуемом мире и окончательно упустит время для каких бы, то ни было инициативных шагов по предотвращению катастроф в прилегающих регионах. Тогда вряд ли можно будет вообще говорить об «особой миссии» Европы, которую она призвана сыграть в свете своей истории. В этой связи настораживает, что генеральный секретарь ООН усматривает лишь три приоритетные задачи глобального характера на XX в.: «Борьба с нищетой, невежеством и болезнями; борьба с насилием и террором; борьба с деградацией и разрушением нашего общего дома (т.е. окружающей среды)»18. При всей важности названных им проблем предотвращение войн на планете остается главной задачей международного сообщества, и за Европой сохраняется ведущая роль в ее решении.
Ухудшение положения в этой сфере затрагивает не только Россию и некоторые другие восточноевропейские страны. Намерение Вашингтона пустить на слом соглашение по противоракетной обороне, ставшее фундаментом всех последующих договоренностей о контроле над вооружениями и сокращении вооружений, самым непосредственным образом входит в конфликт с интересами европейских членов НАТО. Помимо общей дестабилизации, нарушение Договора неизбежно вызовет тот разрыв в степени защищенности членов альянса, которого Западная Европа так старалась избежать в течение всего периода конфронтации. Бывший министр иностранных дел ФРГ Клаус Кинкель (СвДП) подчеркивал в апреле 2000 г.: «Планы создания чисто американской противоракетной обороны наталкиваются на широко распространенный скепсис и среди европейских партнеров США по альянсу. Следует опасаться, что такой оборонительный щит приведет к ликвидации сцепки между безопасностью Северной Америки и безопасностью европейского континента и тем самым расшатает одну из основных опор НАТО».
Остается фактом, что обе мировые войны начались именно в Европе. В этой связи принципиально важно, чтобы в первую голову европейцы сами держали свой дом в порядке. Война против Югославии — страны, никому не угрожавшей ни сейчас, ни в будущем — подорвала стабильность в одном из наиболее чувствительных регионов континента. Не исключено, что сбудутся мрачные пророчества, предсказывающие (по аналогии с Тридцатилетней войной) три десятилетия военных осложнений на Балканах, когда оккупационные армии под командованием НАТО будут вынуждены вооруженной рукой подавлять бесконечные этнические и цивилизационные конфликты в регионе. Нет никаких оснований полагать, что исламский фундаментализм, временный балканский триумф которого обеспечила натовская интервенция, удовлетворится аннексией Косово или даже созданием «Великой Албании». Опыт «Ичкерии» свидетельствует о том, что для мусульманских экстремистов не существует границ. Может быть, создание и сохранение постоянного очага конфликтов на Балканах и отвечает интересам негласного американского «мирового правительства», устраняющего таким образом возможного конкурента в лице единой Европы, но подобная ситуация ставит под удар общие интересы человечества.
Дестабилизация грозит Европе и с другого конца. «Двойной стандарт» Запада в оценке внутренних и внешних аспектов политики «своих» и «чужих», разность критериев, применяемых ЕС и НАТО для определения демократичности общества в странах Центральной и Восточной Европы, также становится фактором расшатывания основ удержания возникающих конфликтов в мирных рамках. В прибалтийских республиках, входивших ранее в состав СССР и взятых ныне Западом под свое особое покровительство, открыто проводится линия на дискриминацию этнических меньшинств, составляющих большую часть населения, которая под надуманными предлогами лишается гражданства и связанных с ним прав на образование, работу, социальное обеспечение. Это обстоятельство, равно как и глорификация там местных эсэсовцев и нацистских преступников периода Второй мировой войны, не мешает дружбе Запада с ними, хотя гораздо более мелкие «прегрешения» Белграда послужили мотивировкой нападения НАТО на Югославию. Для всех ясно, что преследования этнических русских в странах Балтии являются крупномасштабной провокацией в отношении России, что действия местных властей вступают в кричащее противоречие с принципами, провозглашенными мировым сообществом, часто по инициативе Запада, в качестве всеобщих и универсальных. И, тем не менее, ничего кроме вербальных «увещеваний» в самой мягкой форме со стороны Запада не слышно. Наоборот, идет деятельная подготовка к приему стран Балтии в Европейский союз и — параллельно или раньше — в НАТО, хотя это будет означать, что Запад полностью поддержал допускаемые там нарушения прав человека. Предостережения Москвы в расчет не берутся, превалирует убеждение, что Россия, «проглотившая» начало расширения НАТО и затем деятельно способствовавшая принятию Югославией диктата Вашингтона, отступит и на сей раз. А если Россия не откажется от защиты интересов русских, очутившихся за рубежом только потому, что ранее эта территория была частью единой страны? Видимо, Запад исходит из того, что очевидная слабость России исключает какие-либо эффективные шаги с ее стороны в этой сфере. Однако конфликт вокруг стран Балтии неминуемо создаст еще одно труднопреодолимое препятствие на пути создания «большой Европы». Трудно себе представить, что в Западной Европе не понимают этого. Следовательно, есть веские причины идти на такие осложнения — тогда о них следует честно заявить.
Из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, являющихся одновременно членами «ядерного клуба», трое входят в число европейских держав, а четвертый состоит в военном союзе с двумя из них. Это обстоятельство лучше всех других рассуждений подчеркивает особую европейскую ответственность за недопущение ядерной войны. Однако до сих пор в диалоге на эту тему участвуют лишь Россия и США, а другие европейские владельцы сверхоружия продолжают бездеятельно стоять поодаль. В 1989-1990 гг. американское руководство искренне или нет, но выдвинуло идею создания совместного пространства безопасности от Ванкувера до Владивостока. С тех пор, однако, военная стратегия США значительно изменилась. Ныне Вашингтон официально преследует цель обеспечить себе «свободу атаковать» в любом месте земного шара и «свободу от атаки» со стороны кого бы то ни было. Такая постановка вопроса не может оставить безучастными европейских союзников США, рискующих утратить всякое влияние на центральную державу пост-конфронтационного мира. Видимо, ядерным державам следует сообща всерьез заняться всем комплексом ядерных, ракетных и противоракетных средств и вооружений, чтобы выработать формулу равновесия в новых пост-конфронтационных и после-косовских условиях. Конструктивный вклад Великобритании и Франции очень помог бы в этой работе. Одновременно наметилось бы и продвижение к общеевропейскому единству.
Исключительно важна роль Европы в решении общей задачи модернизации системы международных отношений в соответствии с новым периодом всемирной истории. Эйфория его начальной стадии вызвала множество пожеланий в этом направлении — например, увеличение числа постоянных членов Совета Безопасности ООН, с тем, чтобы сделать более справедливым географическое представительство стран, входящих в эту организацию; усиление роли ООН в деле выравнивания жизненного уровня жителей планеты; обеспечение устойчивого развития для всего человечества; дальнейшая демократизация межгосударственных отношений; подготовка глобального процесса сближения государств, конечной точкой которого стало бы создание «всемирного парламента» на базе Генеральной Ассамблеи ООН и чего-то вроде «всемирного правительства» на базе ее Совета Безопасности с точно очерченной компетенцией.
Однако действительность отодвинула большинство этих идей куда-то на второй план. На первом плане остался лишь западный тезис о правах человека как о высшей ценности, перед которой должны стушеваться все остальные принципы международного права. Да и тот в силу своей расплывчатости служит скорее предлогом для глобальных действий Запада, чем действительным стержнем международной жизни. Понятие «права человека», не имеющее точного определения в действующих международно-правовых документах, чрезвычайно удобно для оправдания чего угодно. Оно растяжимо до такой степени, что под него можно подогнать любую ситуацию в любой стране мира. Если задаться целью, то можно найти достаточно фактов, чтобы обвинить в нарушении прав человека и сами США, и Великобританию, и Германию. Кстати, совсем ведь недавно Европейская судебная палата по правам человека в Страсбурге осудила Францию за истязания молодого марокканца, арестованного французской полицией.
Между тем генеральный секретарь ООН косвенно поддерживает американское требование ограничить полномочия организации и прежде всего ее Совета Безопасности, когда заявляет, как это было в его уже упоминавшейся апрельской 2000 г. речи, что «наши послевоенные институты создавались под международный мир, а мы сейчас живем в мире глобальном», и «если завтра международному сообществу потребуется создать новую ООН, то ее структура, несомненно, будет отличаться от той, которой мы располагаем сейчас». Пусть формальная логика на стороне Кофи Аннана — сегодняшний мир действительно во многом отличается от того, как он выглядел в 1945 г., — однако с точки зрения эффективности работы Совета Безопасности его существующая структура и полномочия не выдержат дальнейшей модификации. Ограниченное число постоянных членов СБ и принадлежащее каждому из них «право вето» — это тот минимум, без которого ООН окончательно потеряет влияние на мировое развитие. А преобладающий вес представителей европейских государств в СБ лишь подчеркивает реально существующую глобальную ответственность европейского континента.
Уже сегодня практика показывает, что ООН стремительно теряет функцию регулятора международных отношений, которую она начала было приобретать на последнем этапе существования биполярного мира. Сейчас всеми реальными властными полномочиями глобального масштаба владеет отнюдь не ООН, а такие находящиеся под безраздельным влиянием Запада, в первую очередь США, «самозванные» органы, как «семерка», ОЭСР, МВФ, Всемирный банк и т.д. Развитие идет в сторону укрепления определяющего влияния именно этих структур, а не ООН. В различных частях мира возникают региональные организации, находящиеся на разной ступени интеграции, но претендующие на исключительное регулирование положения дел в своей сфере действия. Европейский союз, НАФТА, МЕРКОСУР, АСЕАН представляют собой уже существующие или потенциальные органы управления обширными районами планеты, совершенно независимые от ООН.
Европейская компонента важна при решении и других проблем глобального характера, которые по определению затрагивают и Европу. Проблема голода и недоедания существует не только в третьем мире, хотя там она стоит, разумеется, наиболее остро. Однако и в целом ряде европейских регионов голод и недоедание не исчезли с прекращением конфронтации. Процессы распада, все еще доминирующие на обширном постсоциалистическом и постсоветском пространствах, ведут даже к их нагнетанию (включая неправильное питание и вызываемые им заболевания). Е1е следует забывать, что именно вследствие нищеты и недоедания в Албании возник очаг гражданской войны, который затем был использован Западом для «отвоевания» у Югославии Косово, уровень жизни в котором был много выше, чем в коренной Албании. Одним из тяжких последствий бомбардировок объектов мирной экономики в Сербии, а затем вызывающего отказа США и НАТО в целом помочь в восстановлении разрушенных войной сербского хозяйства, производства и финансов даже в преддверии суровой зимы является перманентное возрождение угрозы голода в первую очередь для Сербии, но также и для других стран Юго-Восточной Европы, чье благополучие тесно связано с состоянием сербской экономики.
Повторение глубоких экономических кризисов типа «обвала» российских финансов 17 августа 1998 г. или катастрофических недородов, которые предсказываются специалистами в случае отсутствия модернизации сельскохозяйственной техники в России, может втянуть в воронку голода даже крупные и потенциально богатые страны. Однако главной заботой международного сообщества остается то, что не может быть ослаблена борьба с голодом и недоеданием в третьем мире, — на этот счет имеются твердые обязательства в рамках программ помощи ООН. Это означает необходимость как можно скорее нормализовать положение на европейском континенте, чтобы затем усилить мобилизацию ресурсов, прежде всего в пользу стран Африки.
Не менее настоятельной остается проблема преодоления отсталости и обеспечения устойчивого развития на европейском континенте. Данная проблема затрагивает, прежде всего, регион Центральной и Восточной Европы, а также Россию и другие страны СНГ, которым предстоит преодолеть как диспропорции, унаследованные от долгих лет строительства социализма, так и последствия бездумно и безответственно осуществлявшихся реформ переходного периода. Для этого потребуется значительное увеличение вклада интегрированной части континента в восстановление и развитие экономического потенциала остальной Европы по примеру того, как существенная материальная помощь «новым землям» ФРГ оказывается со стороны федерации и «старых земель». В то же время и отдельные зоны самого Европейского союза также требуют дополнительной заботы со стороны более благополучных его членов. Это относится, прежде всего, к входящим в ЕС частям Средиземноморья — Греции, Португалии, южным районам Италии (в дополнение к территории бывшей ГДР). Потребуются также специальные программы поддержки новых членов ЕС, к приему которых идет деятельная подготовка. И опять нельзя упускать из виду то обстоятельство, что Европа не может сосредоточиться исключительно на своих бедах и несчастьях. Ее участие в деле выравнивания уровня экономического и социального развития в глобальном масштабе нечем заменить. Оно будет тем более эффективным, чем более скорым и полным будет ликвидация отставания отдельных районов континента от средней европейской нормы.
Балканская война НАТО выделила жизненную важность задачи предотвращения реальной угрозы экологической катастрофы для Европы. Бомбардировки чрезвычайной интенсивности, какой не видел континент со времен Второй мировой войны, нанесли существенный, быть может, непоправимый ущерб окружающей среде на всей территории Югославии, включая воздушное пространство над ней. И в ходе войны (в частности, на заседании Комиссии ООН по устойчивому развитию в апреле 1999 г.), и после нее международные эксперты указывали на беспрецедентное загрязнение воздуха, почвы, водных потоков и подземных вод токсичными химическими веществами в результате разрушения югославских военных и гражданских объектов; на попадание в окружающую среду больших количеств нефти, нефтепродуктов, продуктов их горения, а также опасных, вредных, взрывоопасных и легковоспламеняющихся веществ, имеющих длительное канцерогенное, мутагенное и тератогенное воздействие; на опасность ощутимых глобальных климатических изменений вследствие значительных выбросов в атмосферу сажи и углекислого газа. Подчеркивалось, что целенаправленная бомбардировка экологически опасных объектов и огромные масштабы поражения окружающей среды обернулись масштабной экологической войной, последствия которой угрожают не только непосредственным соседям Югославии, но и всем государствам Европы, а также Ближнего Востока и Северной Африки. При этом отмечалось, что бомбардировкой экологически опасных объектов Югославии НАТО нарушила положения Конвенции о воздействии на природную среду от 1977 г., а также целого ряда других международных конвенций и деклараций, ограничивающих причинение вреда окружающей среде в результате военных действий, среди которых — Всемирная хартия природы 1982 г., Стокгольмская декларация по окружающей среде 1972 г., Конвенция о всемирном наследии 1972 г., Дополнительный протокол № к Женевским конвенциям 1949 г. о защите жертв международных военных конфликтов.
XX в. вошел во всемирную историю, прежде всего как век кризиса Европы. Участники идеологического противостояния, возникшего к концу его второго десятилетия, дружно называли в качестве начальной даты кризиса как раз октябрь 1917 г., когда к власти в « России пришли большевики (для одних красный флаг над ним, а затем над Кремлем символизировал исходную точку установления коммунистического рая на Земле, для других — пролог к ликвидации демократических порядков в глобальном масштабе). Однако на самом деле кризис континента стал назревать значительно раньше, а именно после того, как рухнул «концерт держав», выстроенный Венским конгрессом (1815 г.) по завершении наполеоновских войн, ставших своего рода прообразом мировых войн последующего столетия. «Концерт держав», а с ним и европейское равновесие оказались подорванными в результате Крымской войны Англии и Франции в союзе с Турцией против России (1854-1856 гг.) и последующего (1871 г.) появления в центре континента объединенной Германской империи, считавшей себя не справедливо обделенной и потому готовой огнем и мечом завоевывать себе «место под солнцем». Кризис приобрел открытую формул сентябре 1914 г., когда после объявления Австро-Венгрией войны Сербии и Германией России вооруженный конфликт стал перерастать в глобальный (по понятиям тогдашнего узко понимаемого «цивилизованного мира»). Октябрьская революция в России была одним (возможно, наиболее значительным) проявлением кризиса Европы, а не его причиной. Точно так же, как Вторая мировая война, развязанная германским нацизмом в целях завоевания «жизненного пространства» для немцев, была по существу лишь продолжением Первой мировой войны, закончившейся поражением Германии.
В этом контексте становится понятным, почему прекращение в 1990-1991 гг. идеологического противостояния в силу признания одним из контрагентов своей несостоятельности не стало концом; кризиса Европы, а продолжило его, лишь обнажив глубинные корни явления. Ведь речь идет не об истинности тех или иных доктрин, а о реальном влиянии соперничающих сил в мире на развитие глобальной ситуации в соответствии со своими материальными и политическими интересами, о возможности ограничения засилья наиболее мощного участника соревнования. Иллюзии так называемого «романтического» периода пост-конфронтационной эры быстро развеялись, выведя на поверхность железную решимость американо-западноевропейской коалиции навязать свою; волю оставшейся части континента, а заодно и всему остальному миру. Разрекламированные с западной стороны в начале 90-х гг. намерения построить нечто вроде нового «континентального концерта держав», который по историческому опыту способен избавить Европу от крупных военных столкновений, носили поверхностный, преимущественно вербальный характер. Экспансия НАТО в восточном направлении, открыто мотивируемая необходимостью защитить новых членов альянса от «российской угрозы»; война против Югославии вопреки мнению и, несмотря на протесты России; антироссийская истерия в связи с жизненно необходимой антитеррористической акцией Москвы в Чечне — все это показывает твердое намерение Запада «поставить на место» Россию, отказав ей в том участии в определении хода европейского развития, право на которое гарантируют России история и вес страны в международных отношениях. Идеологического противостояния давно нет, но нет и конца кризису Европы, который принял на сей раз форму разлада — не антагонистического, но, тем не менее, острого и не лишенного рисков разлада — между Россией и остальной частью континента.
Перспективы Европы в XX в. будут определяться тем, удастся ли и насколько быстро и основательно найти пути и средства к созданию подлинно панъевропейского сообщества государств, которое гарантировало бы как удовлетворительное решение проблемы безопасности для всех европейцев и выравнивание уровня внутриконтинентального развития, так и эффективное отстаивание европейских интересов в глобальном масштабе. (В том, что последнее необходимо уже сейчас и станет вскоре еще более необходимым в связи с возрастающим эгоизмом США и напором окрепших азиатских и иных «тигров», сомневаться не приходится). Без России Западной Европе в этом деле обойтись будет невозможно. Разумеется, основное внимание руководства Российской Федерации еще долгое время останется сконцентрированным на внутреннем восстановлении в значительной степени разрушенного хозяйства и социальной сферы, на включении российской экономики в мировой рынок, на обеспечении фирмам и предприятиям России благоприятных условий для работы как внутри страны, так и вовне ее. Однако это не означает, что Россия сможет абстрагироваться от глобальной политической или экономической ситуации. «Перерыва» в российской внешней политике не будет, и первые же шаги президента Путина подтвердили, что международные, в первую очередь европейские, дела будут пользоваться постоянным вниманием нового руководства. Россия сохраняет решимость принять самое деятельное участие в строительстве подлинной «большой Европы», и Европейский союз должен скорее раньше, чем позже, определиться, готов ли он принять Россию как полноправного игрока на континентальном поле или же он поддастся соблазну продолжить нынешнюю деструктивную линию на дискриминацию и изоляцию вчерашней «сверхдержавы», которая отнюдь не утратила шансов когда-либо в будущем восстановить свои глобальные позиции теперь уже на новой, не конфронтационной основе.
Неудовлетворительное на рубеже веков состояние отношений России с ее основными европейскими партнерами, прежде всего с Германией и Францией, может быть быстро преодолено в случае успешного внутреннего восстановления страны. Концепция «европейской федерации», высказанная министром иностранных дел ФРГ Йошкой Фишером в мае 2000 г. и заменяющая господствовавшую ранее теорию «единого европейского государства», облегчает в определенной степени решение задачи, как должна выглядеть «большая Европа» на практике. Примыкающая к деголлевскому лозунгу «Европы отечеств» (и потому нашедшая сразу поддержку Парижа) формула Фишера нацелена, похоже, на создание не столько «федерации», сколько «конфедерации» европейских государств, вступивших на путь экономической и политической интеграции. Подобная перспектива может с течением времени оказаться приемлемой и для России, если общеевропейское сотрудничество будет развиваться достаточно быстро и успешно. Возникновение же «европейской конфедерации», пусть даже достаточно рыхлой на первых порах (на этот случай Фишер предусматривает, как известно, учреждение в ней с самого начала германо-французского «руководящего центра»), снимает одним махом проблему обеспечения обще-континентальной безопасности, которая до сих пор остается серьезнейшим препятствием для атмосферы доверия, абсолютно необходимой для процветания Европы.
Оптимистические варианты прогнозов на будущее предсказывают полное экономическое возрождение России к концу второго десятилетия XX в. и возникновение «большой Европы» к середине столетия. Менее оптимистические предусматривают несколько более длительные сроки. Только пессимисты исходят из того, что изоляция России и тем самым раскол континента продолжится на протяжении значительной части XX в. Такой расклад означал бы значительные угрозы для самого существования Европы как влиятельной силы в мире и для благосостояния европейских народов. Вряд ли подобная ситуация не будет осознана ответственными политическими кругами континента.
Реальные трудности на пути к разрешению главных проблем наступающего века — не основание для того, чтобы опускать руки. Главное, чтобы неуклонно продвигаться к поставленным целям, достижение которых означает, быть может, единственный шанс избавления от гибели Европы и всего человечества. Успех дела во многом будет зависеть от полномасштабного и равноправного участия России в общеевропейской интеграции. Восстановление мощной и влиятельной демократической Россией в XX в. своих позиций великой державы может и должно помочь движению мира прочь от края пропасти, в которую его толкают попытки добиться моно-полярной системы глобальных отношений. Для выполнения своей глобальной миссии России нужна цельная политика, базирующаяся на естественных принципах здорового патриотизма и уважения к законным правам других. «Большая Европа» — это естественная концепция будущего России, которая была, есть и остается неотъемлемой частью европейской цивилизации.
Россия должна и будет играть решающую роль в решении глобальных проблем, встающих в XX в. перед человечеством и перед Европой в целом. Об этом российская политика должна постоянно, ненавязчиво, но и не шепотом напоминать своим международным партнерам на любом уровне. Всеобщая безопасность без или против Европы и ее важнейших составных частей так же немыслима, так немыслима европейская безопасность без или против России. Сумеет ли Европа стать одним из полюсов притяжения мира KX в. — ответ на этот вопрос должны дать уже его первые десятилетия. Однако и сегодня ясно, что без «большой Европы», т. е. без участия России, о самостоятельном европейском месте в мире говорить не придется. В очевидности этого вывода кроется шанс, что европейская политика правильно и, главное, вовремя отреагирует ш требования нового века.
Как сдвинуть с места бетонную плиту размером 50 метров в высоту, 100 метров в длину и весом 202 тонны, не применяя никаких механизмов и приспособлений?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
