Среди тайн и чудес Вселенной, пожалуй, именно сознание занимает самое ключевое место. Сознание не только возвысило человека из всего живого и позволило ему понять, отразить и посредством этого же сознания описать огромный природный мир, но и наделило человека даром творчества, способностью преобразовывать мир — создать на планете сложнейшую искусственную социо-техно-структуру, заложить основы ноосферы, если воспользоваться термином русского ученого В.И. Вернадского.
И хотя записываемая (в письменах) история человечества длится уже более 6 тысячелетий, а наука с каждым годом проникает все глубже и глубже в сложности мироздания, но мы и сегодня очень мало знаем о сознании. Мы лишь приоткрываем некоторые завесы и удивляемся бесчисленным проявлениям и возможностям сознания, кстати, порой тем, которые были известны давно, служили людям, а потом были забыты. Увы, нет преемственности в развитии сознания и развертывании его потенциала. Часто на сам этот потенциал и его использование в наших же интересах мы мало обращаем внимания, а непознанного в сознании очень много.
К примеру, чем объяснить такие творения сознания и рук людей, которые созданы почти в одно и то же время в условиях полного отсутствия информационного обмена (до путешествия Марко Поло в Индию и Китай): Великая Китайская стена — конец 111 в. до н.э. (одно из самых больших и искусных строительно-технических сооружений всех времен); Пондюгар (мостакведук) во Франции (XIX в. до н.э.); Мероэ — город на территории нынешнего Судана (VI в. до н.э.). Почти одновременно сооружается в Европе (Греция) Парфенон — совершеннейшее творение античного зодчества (около 450 г. до н.э.) и в Азии (Иран) Персеполь — огромнейшая и великолепная царская резиденция (с 522 г. до н.э.). И где-то в эти же времена возникают мировые религии: иудаизм и буддизм.
Еще более поражают творения доколумбовой Америки, которая вообще вроде бы не имела никаких связей со Старым Светом (Тикаль — VI в. н.э. (Гватемала), Теотиуакан — V в. н.э. (Мексика), Чиченица — X в. н.э. (Мексика) и др.). Много общего и специфического фиксируется в известных нам цивилизациях; типологическое содержится в культурах народов, проживающих очень далеко друг от друга и практически не имеющих контактов; немало представлений и суждений, получивших статус мировых и в чем-то совпадающих, возникло в разных местах по каким-то своим основаниям.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
По-видимому, в развитии сознания есть определенные закономерности, тенденции, “скорости”, формы его объективации (закрепления в материальном), образы, причуды, прорывы, заблуждения и многое другое. Ясно только, что оно движет людьми, инициирует их поступки и действия, творит их историю, придает смысл их существованию, создает идеалы и идолов, ценности и фетиши, которым они поклоняются, обусловливает, в конечном счете (зависимости тут непросты!) судьбу каждого и всех вместе. Национальное в этом контексте можно рассматривать лишь как специфическое проявление сознания, придающее миропониманию и миро взаимодействию людей своеобразные черты. Их нельзя абсолютизировать, но нельзя и не учитывать.
Думается, что имеются веские причины говорить о двух видах сознания: объективированном, которое воплощено в языках, религии, обычаях, традициях, архитектуре, технических изделиях, сооружениях, технологиях, образе жизни и т.д. — в том, что составляет созданную человеком на протяжении его истории искусственную (“рукотворную”) сферу жизнедеятельности; и субъективном, принадлежащем отдельному человеку, которое он приобретает генетически и развивает посредством взаимодействия с сознанием других людей и, конечно, с объективированным. Существует, скорее всего, не совсем познанная диалектика взаимосвязей и взаимозависимостей между объективированным и субъективным сознанием. Ведь каждый человек после своего рождения начинает мыслить, вступает в контакт с объективированным сознанием, от него впитывает созданную (до него) культуру, овладевает какими-то ее элементами, использует их в своей жизни, а также в меру своего таланта, творческого потенциала вносит вклад в объективированное сознание.
Каждый из названных видов сознания отличается большим многообразием элементов, их структур и зависимостей. По данным археологических раскопок, объективированное сознание уходит в глубь тысячелетий, а сегодня выражается буквально во всем, что окружает, составляет и определяет современную материальную и духовную жизнь людей (от старинной рукописи до космического корабля, из камней сложенной печи до нейрокомпьютера). Сложным является и субъективное сознание (живых людей); в нем выделяют по разным критериям: общественное, групповое и индивидуальное; научное, художественное и религиозное; общественное мнение и обыденное сознание; идеологическое и психологическое; рациональное и чувственное (эмоциональное) и т.д.
В мировом сообществе разные народы, страны, группы людей отличаются разным объективированным и субъективным сознанием. Как уже отмечалось, в нем имеется много типичного, похожего, совпадающего, может быть, в чем-то и универсального, но еще больше своеобразного, самобытного, уникального. В одних случаях оно приземленно — непосредственно связано с решением жизненных проблем людей, т.е. прагматично, утилитарно, практично; в других — устремлено ввысь — заполнено мистикой, мифами, возвышенными мечтами, фантастическими конструкциями и т.п. Структура сознания, его состояние, уровень развития, в том числе и в аспекте объективации, соотношение с материальной жизнью и другие его характеристики имеют основополагающее значение для управления. Ведь управление само есть продукт и определенная форма сознания. Значит, оно зависит от того объективированного и субъективного сознания, в координатах которого живет общество.
Конечно, возможны взлеты, прорывы сознания у отдельных субъектов и объектов управления (управляющих и управляемых), но они вряд ли могут намного подняться над уровнем сознания общества. Далее, сознание управляющих (при любом их таланте) призвано воздействовать на сознание массы управляемых (объектов управления) и вынуждено с ним соотноситься. Если сознание управляемых не понимает, не воспринимает, не разделяет сознания управляющих, то достигнуть реальности управления очень трудно, не говоря уже о том, что норой сознание объектов управления — людей, занятых продуктивной деятельностью, производством материальных и духовных продуктов, а также социальных услуг, — отвергает сознание управляющих, считает его чуждым, враждебным, неприемлемым. Отсюда, в общем-то, и происходят все революции, бунты, восстания, забастовки, демонстрации, иные акты неповиновения и протеста.
Следовательно, для того чтобы управлять, надо прежде всего иметь полное представление о том сознании, которое в одном аспекте создает управленческие элементы (управленческие структуры, решения, действия и т.д.), а в другом — воспринимает их и превращает в согласованную и эффективную жизнедеятельность людей, в формирование нужной людям биосоцио-техносферы. Причем нельзя подходить к сознанию вообще, абстрактно, мол, все в мире одинаковы, и запросто заимствовать элементы сознания, взращенные на иной национальной почве.
Сама национальная почва образуется не только благодаря сознанию тех или иных народов, но и глубоким объективным основанием — географическим (ландшафтным), почвенно-климатическим, геополитическим, историческим и т.д., от которых сама зависит и которыми предопределяется. Без знания объективных оснований национального сознания трудно понимать его смысл, структуру, содержание и многие другие проявления. В том числе и тот момент, который связан с обменом спецификой сознания разных народов. Казалось бы, чего проще, поезжай по миру, собирай у народов лучшие образцы сознания и используй их у себя, но вот почему-то не получается. Порой кое-что приживается, в то же время многое (вроде бы очевидное, нужное, полезное), не воспринимается и отторгается. Кругом — таинственное, непонятное, неисследованное, метафизическое.
Меня, разумеется, интересует, прежде всего, российское сознание, которое представляет собой явление, характеризующее способ отражения и осмысления действительности, присущей людям, жившим и живущим на известной территории, так называемой евразийской равнине. Это не сознание какого-либо одного народа (скажем, русского), а сознание синтезио, комплексное, сформированное талантом и трудом представителей многих народов. Данным сознанием создана православная цивилизация, хотя такое наименование довольно некорректно, поскольку на обширных территориях евразийской равнины были и есть буддизм, мусульманство, а когда-то существовал и хазарский каганат. Короче, очень сложное сознание по своим источникам, механизмам и истории развития, структуре, содержанию духовных идеалов, представлений, месту и роли в мировом сообществе, другим элементам и параметрам.
Российское сознание творит российскую историю. Все второе тысячелетие, в том числе XX в., было для России (в широком историческом смысле) полно тяжелых испытаний, борьбы за выживание, творческих прозрений, печальных поражений, радостных побед, глубоких страданий, странных заблуждений, напряженного созидания и бессмысленного разрушения. К сожалению, по завершении XX в. мы мало что приобрели и очень многое потеряли. Как бы ни было больно, но приходится констатировать: страна повержена без боя, распалась изнутри, отброшена на задворки мирового сообщества, утратила былой авторитет, подвергнута унижениям, находится в смятении, не понимает, почему и что случилось, какое нас ждет будущее и как к нему двигаться.
Причинами всего случившегося являются, бесспорно, внешние условия и факторы, которые были и всегда существуют для любой страны. Все живут во взаимосвязанном мире, у всех имеются свои интересы, которые они преследуют, и обижаться здесь, в общем-то, не на кого. Если нас (россиян) обхитрили, обыграли, подвели, обманули, ограбили, ввели в заблуждение, сагитировали пойти по ложному пути, во что-то втянули и пр., то в этом не надо обвинять сделавшего подобное. Обвинять можно и нужно только самих себя, ибо никто за нас не должен знать наши интересы, представлять их и защищать. Любить свою страну обязан, прежде всего, человек, принадлежащий к ней, гражданин своего государства.
И вот здесь, как мне кажется, заслуживает особого внимания анализ российского сознания с точки зрения того, как оно само творило российскую историю, изнутри ее ориентировало, подпитывало, направляло, оценивало, помогало и совершенствовало. Нельзя же из столетия в столетие видеть одни и те же поступки, повторять практически одни и те же ошибки, жить в окружении одних и тех же стереотипов, проповедовать одни и те же мистификации и делать вид: сознание здесь вроде бы ни при чем, во всем, что происходит в стране в течение уже длительного времени, оно не виновато, мол; в целом оно доброкачественное, но имеются в нем отдельные прорехи. Без всестороннего осмысления сознания не может быть рационального развития, так как все превращается в бесконечный дурной круг. И опять же менее всего речь должна вестись о каком-то покаянии, самоуничижении, посыпании головы пеплом, выпрашивании прощений и тому подобных вещах. Необходимы достойный критический анализ и объективная, реальная оценка российского сознания, дабы четко определить наши возможности в XXI в.
Понятно, что в кратком обзоре невозможно рассмотреть всю сложность, многообразие и противоречивость объективированного и субъективного российского сознания. Видимо, это вообще не под силу даже всем вместе взятым исследователям. Но какие-то фрагменты, стороны, элементы обозначить все-таки можно, тем более, если смотреть на них с точки зрения вопросов управления. Естественно также, что любой взгляд субъективен, принадлежит тому, кто смотрит, видит и об этом пишет. У каждого он свой, может совпадать, а может и отличаться; и культура мышления в данном отношении заключается в том, чтобы разные взгляды пользовались равноправием, могли быть высказаны свободно и менее всего подвергались “разносу”. Ведь обществу для его развития и решения насущных проблем нужна истина (достоверное знание), а не бесконечная борьба всех со всеми.
Я не согласен со знаменитым тютчевским восхищением: “Умом Россию не понять...”. Очень плохо, прискорбно и позорно для сознания, что оно не может понять сам себя и то, что им творится. Подобные суждения отдают либо нарциссизмом (умилением от самих себя), либо трусостью, т.е. боязнью взглянуть правде в глаза. И то, и другое не приличествует мужественной и сильной нации.
Да, у нас Андрей Рублев (1360-1430 гг.) творил на 100 лет раньше, чем Рафаэль Санти (1483-1520 гг.) и Леонардо да Винчи (1452-1519 гг.). Наверное, обосновано мнение: “Древняя Русь — этот символ сразу же вызывает в памяти образ “Троицы”
Андрея Рублева — гениального воплощения духовного идеала русского Средневековья, удивительной гармонии света и цвета, духа и материи, небесного и земного, божественного и человеческого — умо непостигаемого единства Истины, Добра и Красоты”. Мы до сих пор восхищаемся удивительными творениями начала второго тысячелетия: Софийским собором (Киев,1037 г.), Софийским собором (Новгород, 1045-1052 гг.), Успенским собором (Владимир, 1158-1160 гг.), церковью Покрова на Нерли (Владимирская обл., 1165 г.) и многими другими, так и не разгаданными по своему смыслу и чувству памятниками зодчества.
При сравнении их с Миланским, Римским, Кельнским, Парижским соборами мне всегда представляется, что православные храмы утверждают силу человека, устремленность его духа вверх (купола церквей как головные части стартующих ракет), огромные возможности свободного человеческого таланта. Почти в одно время с Андреем Рублевым писал изумительные иконы Феофан Грек (1350-1410 гг.). Примеров и образцов — бесчисленное множество.
Но у нас не состоялось Возрождение как переход к новой, более современной и жизненной системе идеалов, ценностей и целей. Более того, была разорвана целостность материального и духовного, утилитарно-жизненного и эстетического. Произошло разделение на духовное наслаждение — красоту мысли, чувства, слова, звука, цвета, гармонии — и примитивное материальное существование с убожеством практически во всех его проявлениях. На одной стороне, в центрах светской и религиозной власти — византийское великолепие; на другой (обширной, массовой) — скудная жизнь в избе или комнатушке с вечной заботой о куске хлеба, одежде и тепле. А между ними почти непреодолимая стена культурного уровня.
Можно полагать, что в XVIII в. российское сознание выполнило особую интеллектуальную работу. Если ранее оно развивалось в самобытных рамках Киевской Руси, освоения византийского варианта христианства, очищения от монголо-татарского влияния, т.е. проделывало внутреннюю работу по становлению, то теперь начало напрямую взаимодействовать с западным вариантом христианства и созданной им европейской цивилизацией. Россия стала осознавать себя европейской страной, сопричастной к культуре и судьбам народов Европы. Это рубежное явление в истории российского сознания, которое глубоко трансформировало его содержание и структуру. Пошло не только заимствование, восприятие, но и самостоятельное творение многих идеалов и ценностей, которые в последующем стали достоянием мирового сообщества.
“Звездным” временем для российского сознания был (думаю, так можно утверждать) XIX в. Многие его называют золотым, по крайней мере, в применении к искусству и художественной литературе, но такие эпитеты, наверное, ни к чему. Ведь не только в слове объективируется сознание, но и во многом другом в жизни людей и их сообщества в целом. Реально то, что в это столетие творческий потенциал россиян выразился в многогранной оригинальности и интеллектуальной силе. Практически по всем направлениям мышления и творческой деятельности было создано что-то новое, талантливое и гуманистическое. Поэзия и проза, музыка и живопись, театральное искусство и архитектура, наука и политика (например, в деятельности М.М. Сперанского, реформы Александра II), народные промыслы и торговля, промышленность и техника — во всем были явлены творения, и сегодня достойные уважения.
Вместе с тем этот век показал многие слабые, уязвимые места в российском сознании и, главное, его оторванность от решения насущных проблем страны. Ошибки были допущены в прогнозировании и начале хода войны 1812 г.; несмотря на героическую оборону Севастополя, проиграна Крымская война; не дала ожидаемых результатов и русско-турецкая война 1877-1878 гг.; затягивалась отмена крепостного права; медленно осуществлялся подход к индустриализации; отсталым продолжало оставаться сельское хозяйство; низким был уровень образования населения страны. Практически “вершины” древа российского сознания, развиваясь, не влияли на состояние его “корней”, т.е. на то, на чем стоит общество (государство). Расширялось и укреплялось пространство мысли, но мало что менялось на поле действия, в реальной жизни огромной массы людей, за исключением небольших островков, на которых была динамика развития. В целом евразийская равнина как бы оцепенела в своем страшном покое.
Россия встречала 1900 г. с чувством уверенности, надежды, гордости, исторического оптимизма. Мало кто видел (или хотел видеть), что диспропорции и противоречия в обществе вообще и в сознании, прежде всего, нарастают, усугубляются, подходят к критической черте. Многое было явным, очевидным, легко фиксируемым, но на него не обращали внимания. Тревожный голос критики терялся в потоке самодовольства, снобизма, неприятия того, что нарушало чей-то покой или чью-то логическую схему. Сегодня отчетливо видно, что XIX в. готовил кризис XX в., который и показал, что история не прощает ухода от правды, не терпит игнорирования законов и форм общественного развития, заставляет “верхи” платить за бедствия и боль миллионов.
Жестокость российской истории XX в. потрясла и смутила мир. Это всем известно и понятно. Но нельзя сказать, что выявлены и осмыслены ее истоки, причины, движущие силы. К примеру, не был поставлен самый простой вопрос: чем же объяснить, что гуманистический век российского сознания в его интеллектуальных проявлениях (на уровне творческого мышления) породил кровавую бойню, нетерпимость и беспощадность друг к другу в своем народе, не среди чужих (это тоже непростительно), а среди своих сделал допустимым братоубийство, разрушение собственной страны, отказ от предков, святотатство всего, чем жили люди? А таких вопросов множество. Без ответа на них нельзя понять, почему, что и как вершилось в XX в. А, не осознав XX в., вряд ли можно ожидать чего-то разумного в XXI в. История вновь и вновь подтверждает, что чудес не бывает, еще никто, заснув одним, не просыпался другим. Преемственность объективна, и сознание, если с ним настойчиво не работать, постоянно воспроизводит прошлое, вновь и вновь ведет по кругу тех же самых стереотипов.
Мне кажется, что сотворенное российским сознанием в течение XX в. дает обильную пищу для размышлений — конечно, если хотеть размышлять, а не прятаться за столь любимое “бес попутал”. Ведь все, кто реализовывал себя в это время (анархисты и монархисты, кадеты и меньшевики, атеисты и верующие, дворяне и мещане, разночинцы и крестьяне, ученые и рабочие, интеллигенты и безграмотные, военные и штатские и т.п.), были россиянами, формировались в рамках российского сознания, выступали его носителями и творцами. И если отойти немного от сугубо идеологической позиции, при которой свои всегда правы, и посмотреть на многое не предвзято, с научной точки зрения, то, наверное, в мышлении и поведении всего спектра так называемых политических сил можно найти что-то общее, типологическое, стереотипное, роднящее друг с другом самых крайних.
Несмотря на огромные трудности и ожидаемое неприятие, считаю своим долгом высказаться по поводу инертных, архаических, неработающих элементов российского сознания, в частности тех из них, которые мешают становлению в стране рационального и эффективного управления.
Прежде всего, отчетливо видно, что российское сознание чрезмерно заполнено идеализмом, иллюзиями, абстрактными суждениями, игрой слов и поклонением слову. Чего только в нем нет: Царство Небесное, Мировая душа, Мировой разум, София, Логос, Дух, Собор, Триединство, Богочеловек, Милосердие, Справедливость, Свобода, Вселенская любовь, Правда, Град Китеж, Социализм, Коммунизм, Счастье и многое другое, предельно возвышенное и столь же далекое от жизни. Разумеется, не за “воспарение на небеса” могут критиковаться данные элементы сознания, а за то, что “воспарение-то” всего лишь словесное, ограничивается одним полетом мысли и совсем не задумывается над ее реальностью и практичностью. Порой при чтении подобных произведений складывается впечатление, что для их авторов главное состоит в том, чтобы найти, а еще лучше изобрести подходящее слово и придать ему смысл “палочки-выручалочки”, Именно у нас был сотворен марксизм в такой интерпретации, которая не только была далека от творчества К. Маркса, но и часто противоречила ему (например, о возможности социализма в наиболее развитых капиталистических странах и переходе к нему во всех или большинстве таких стран).
Мы выдвинули ленинизм, который тоже мало напоминал личное творчество В.И. Ленина.
Потом марксизм-ленинизм “развивался” неизвестно кем, как и почему, порой не аргументами и доказательствами, а постановлениями съездов и ЦК КПСС. Не стоит забывать, что именно россияне практически “обживали” и практически “выверяли” анархизм и терроризм. Почти постоянно наблюдается поиск каких-то волшебных слов, которые своим магическим действием преобразовывали бы жизнь. В начале прошлого века справедливо было замечено: “...шелленгизм, гегелианство, сенсимонизм, фурьетизм, позитивизм, марксизм, ницшеанство, неокантианство, Мах, Авенариус, анархизм — что ни этап, то иностранное имя”. Складывается впечатление, что поиску слов подчинены все интеллектуальные усилия. За XX в. их было столько, что и перечислить трудно. Причем (и это основное, определяющее, характерное) в большинстве отсутствуют связанность (корреляция) слова и реального жизненного явления. Признано самодостаточным произносить, писать, запоминать и повторять слова. Но то, насколько они отражают практику, с одной стороны, как влияют на нее, преобразовывают, изменяют, совершенствуют — с другой, мало кого касается. Стоит отъехать от Москвы на сотню километров (в любую сторону), посетить первую попавшуюся деревню, да и город (поселок) районного подчинения, посмотреть, как там изменилась жизнь за 150 лет, и представить на минуту, а сколько же за это время прокатилось по стране “измов”. Были революция 1905-1907 гг., реформы П.А. Столыпина, февральская и октябрьская революции, коллективизация, культурная революция, строили капитализм, социализм, а затем опять капитализм, в художественном творчестве прошли путь от критического реализма до постмодернизма, непрерывно идет “острая” идеологическая полемика, а крестьянин как топил печь дровами, так и топит. Правда, появилось электричество, кое-где газ и, конечно, радио и телевидение (последнее, очевидно, для того, чтобы еще отчетливее была видна разница между тем, что говорят, и тем, какова реальная жизнь).
Как удачно определил один философ, в стране господствует логократия власть слова. “В рамках этой власти все происходит лишь для сообщения о происшедших событиях. И наоборот, происходит только то, о чем можно соответствующим образом сообщить. Что можно изобразить — и что уже заранее (подчеркнуто мною. — Г.А.) имеет свое нужное изображение. Только совпадающее с этим готовым изображением имеет право на существование: и дела, и чувства, и мысли... Это фантастическая идеократическая власть! Ибо власть ее над реальностью и над умами фантастична во всех смыслах”. Трудно сказать лучше и что-то добавить к этому.
Логично, далее, что оторванность российского (уточним: интеллектуального, публичного) сознания от жизни, погруженность его фактически в семантические проблемы (споры о смыслах слов и их отношениях между собой) не могли не сказаться на его структуре. Ведь практика объективна, она выверяет достоверность и жизненность тех или иных суждений. Но если нет ориентации на практику, то все превращается в бесконечную дискуссию о правоте слов и авторитете их авторов. Отсюда столь характерная для России иерархичность мысли, ибо что-то достойное внимания может глаголить лишь великий человек (по официальному признанию) или руководящий чин.
После этого, не стоит удивляться тому, что российское сознание весьма сумбурно, хаотично, расколото на множество фрагментов, каждый из которых нетерпим по отношению к другим. Практически со времен церковной реформы патриарха Никона и попытки Ивана Грозного создать централизованное государство в нашем обществе модно делиться на группы и устраивать баталии между ними. Вспомним: бояре и опричнина, дворяне и разночинцы, западники и славянофилы, революционные демократы и реакционеры. Народничество возникло и через три года раскололось. Эта участь постигла и российскую социал-демократию, с той поправкой, что она раскололась сразу же (на первом организационном съезде в 1903 г.) на большевиков и меньшевиков. Вся история КПСС есть история непрерывного раскола, внутренней борьбы и постоянного самоуничтожения.
Прав был в начале века Н.А. Бердяев, когда полагал, что “деление философии на “пролетарскую” и “буржуазную”, на “левую” и “правую”, утверждение двух истин, полезной и вредной — все это признаки умственного, нравственного и общекультурного декаденса”. Кстати, расколом и нетерпимостью друг к другу отличалась и русская эмиграция (об этом много писал И. А. Ильин). И в наши дни российское сознание раздроблено, причем на предельно мелкие части, которые все более его запутывают. Возник такой плюрализм, который лишает сознание всякой созидательной силы, ибо если каждый знает только свое и придерживается лишь узкогрупповых взглядов, то ничего общественного из этого образоваться не может.
И здесь проблема не в том (чего иногда боятся “свободолюбивые” мыслители), что нужна какая-то унификация, шаблонирование или очередная тоталитарная идеология, опирающаяся на силу государства. Вовсе нет. Многообразие мыслей и чувств есть богатство общества и источник его развития. Имеется в виду другое, понимания чего у нас никак не происходит: между различием и противопоставлением, между естественным многообразием взглядов, вкусов, интересов, позиций и их обязательной борьбой между собой пролегает огромное расстояние, которое образованные, воспитанные люди даже не пытаются преодолевать. Истинность суждений, как подтверждает вся история человечества, менее всего выверяется в словесной “драчке”, а более всего в практической жизни. На ее примерах, состоянии, переменах и должно просматриваться все, что провозглашается, выдается за откровения, пропагандируется и навязывается людям.
Нельзя не видеть также, что различия во взглядах, вкусах, подходах, ориентациях, программах и т.д., имеющие в большинстве положительное значение и на уровне общества в известной мере согласовывающиеся, многими искусственно обостряются, преувеличиваются, разводятся и противопоставляются, превращаются в непримиримые, антагонистические (как любили выражаться в прошлом). В результате определенными кругами (их много и во власти, и вне ее) часто по причине сугубо субъективистских, а порой прямо индивидуалистических интересов российскому обществу настойчиво навязывается состояние перманентной борьбы с обязательным участием врагов, противников, в которой никто никого не слушает и не слышит — только изливается неприязнь от одного к другому. В подобный круговорот “страстей” давно втянуты миллионы людей, спорящих на работе, дома, в семье, среди друзей и знакомых, на улице и в общественных местах, за столом и в курилках о том, что реально не касается их жизни и на что они никак не могут повлиять. Иллюзия напряжений, принципиальности, преодолений, соучастия в “борьбе” при нулевом коэффициенте полезного действия!
Особого внимания в структуре российского сознания заслуживает научное знание об обществе, которое, о чем свидетельствует наш отечественный опыт, определяющее влияет на состояние и развитие общества. Можно иметь огромные ресурсы, но направлять их на достижение каких-то умозрительных, иллюзорных, нередко и ложных целей. Можно обладать первостепенными открытиями в естественных, технических и точных науках, но не использовать их на благо общества, в интересах людей. Даже многочисленная армия, оснащенная самой совершенной техникой, не смогла предотвратить распад СССР. Ведь глубинная проблема развития науки, техники, технологий состоит не в создании нового как такового (по крайней мере, этим не исчерпывается), а в создании такого нового и таком его практическом применении, чтобы оно служило обществу, людям, укрепляло и обогащало их.
Каждый, кто знает историю российской научной общественной мысли, думаю, согласится с тем, что здесь давно сложилось крайне противоречивое положение. Российский талант дал много ярких суждений в области экономики и политики, социологии и правоведения, психологии и педагогики, в других областях общественного знания — фамилий столько, что из одних их можно составить увесистую книгу. Но почему-то научное общественное знание в российском сознании не получило того признания и распространения, что художественное знание. А отсюда и многие последствия.
Любое научное общественное знание взывает к логике, дисциплине, воле, разуму, требует усилий для освоения, постоянной работы ума. Художественное знание обычно обращено к чувствам, эмоциям, ощущениям, несет с собой отдых, наслаждение, погружение в мир прекрасного, мечтательного, возвышенного (или, наоборот, низменного). Оно легко воспринимается, однако также легко и выветривается из сознания.
К сожалению, такое соотношение между наукой и искусством привело к тому, что в принятии решений по общественным проблемам часто превалирует именно художественное знание: вместо расчета — интуиция, вместо логики — откровения, вместо доказательств — ощущения, вместо реальных оснований — “души прекрасные порывы” и т.д. Многое в области политики управления делается импульсивно, по настроению, исходя из благих намерений по ситуации. И это не случайно. Ведь большинство что-то знает о прошлом, исторических событиях или известных личностях не по фактам, конкретным материалам, реальным действиям, а по художественным произведениям об этом, где на первом плане стоят образы, авторские пристрастия, композиционные построения.
Когда управление взаимодействует с научным знанием, опирается на него и включает его в свои процессы, то здесь на первый план выступают такие свойства последнего, как достоверность, актуальность и применимость. Проблема достоверности научного знания до сих пор стоит перед естественными и точными науками, хотя в них широко принят эксперимент и многое перепроверяется производственной практикой. И то приходится вновь и вновь (и все на новом уровне знаний) возвращаться к исходным концепциям, постулатам, понятиям, аксиомам и т.д. Что же говорить о научном знании об обществе, в котором все зависит от человека и объективно трудно доказуемо?
Наибольшее число ошибок (и весьма серьезных) как раз приходится на выбор той части знания об обществе, которая становится основанием политики тех или иных партий, а нередко и государств в целом. Столь же важным для управления остается вопрос об актуальности научного знания при решении определенных общественных проблем. Наличие множества работ по той или иной проблеме отнюдь не говорит об их актуальности, ибо каждая проблема конкретна, существует в системе конкретных условий и факторов, и необходима привязка знания именно к этой проблеме и этим обстоятельствам. То же можно сказать и о применимости научного знания. В мировом сообществе его в целом много, но его можно применять лишь при учете конкретной ситуации и использовании реально имеющихся ресурсов, средств, источников, мотивов и стимулов.
Разумеется, много можно писать о зримых негативных проявлениях российского сознания, которые не позволяют реализовываться его сильным сторонам, мешают развитию в нем рациональности, практичности, направленности на решение жизненных проблем.
Но и сказанного, думается, достаточно, чтобы сделать обобщающие выводы:
- в российском сознании опасный удельный вес занимают представления, суждения, размышления, поиски, стереотипы, которые носят умозрительный, виртуальный характер, направлены на открытие “абсолютов” (во Вселенной, в природе, жизни, мышлении), отличаются абстрактностью, переходят порой в словесную эквилибристику, но не связаны с реальной жизнью, с состоянием практики, с насущными потребностями людей, с интересами страны;
- российское сознание не представляет собой какой-то системы, не содержит опорных точек, определяющих идеалов и ценностей, признанных векторов общественного развития, которые его как-то упорядочивали бы, организовывали, нацеливали на достижение чего-то; традиционно процесс интеграции сознания осуществлялся не его внутренними импульсами, установками, а по принуждению государственной власти;
- российское сознание неустойчиво, обладает широкой амплитудой колебаний от идиллизации до эсхатологии, не уверено в себе; отсюда в одном аспекте — постоянные заимствования, резкий отказ от одних взглядов и восторг по поводу новых, а в другом — неуместный снобизм, оправдание самобытностью, вера в избранность (миссианство), нежелание и неумение признавать собственные ошибки и заблуждения, неспособность заниматься внутренним самоанализом;
- российское сознание противоречиво до саморазрушения; здесь одни элементы непрерывно борются с другими, их не просто опровергают, но прямо “изничтожают”; по отношению к одному “я” остальные, как правило, враги; в нем практически отсутствуют традиции терпимости, компромисса, уважения иной точки зрения, признания допустимости многообразия подходов, взглядов и позиций;
- российское сознание в течение почти всей истории излишне политизировано, в нем большинство интересов сосредоточено на власти и ее использовании для самоутверждения; в результате чисто мировоззренческий или идеологический спор разрешается не путем выверки на практике, а силовым “разгоном” тех, кто в данный момент не попал под защиту власти; и так до очередной перегруппировки сил;
- российское сознание до сих пор в культурологическом отношении не определило своей природы и принадлежности; оно все мечется между Западом и Востоком, Европой и Азией, не может никуда примкнуть и в то же время не в состоянии доказать свою самостоятельность, выбрать ту совокупность идеалов и ценностей, которая была бы рациональна, действенна и эффективна на нашей территории и в нашем геополитическом положении.
Признание названных и других кризисных моментов в российском сознании имеет принципиальное значение для судеб России в XXI в., ибо без их преодоления нельзя многого добиться. Они также очень важны для управления, поскольку дают ему ориентацию актуальных целей и средств их достижения. Даже технология любых видов управления должна основываться на знании и использовании как сильных, так и уязвимых проявлений российского сознания.
Деятельность
Другим важнейшим свойством человека является деятельность — практическое проявление его физических способностей приспосабливать, созидать, изменять, использовать и преобразовывать природную и социальную среду своего обитания. Деятельность представляет собой многомерное явление. Она служит способом перевода, “превращения” сознания (идеального) в материальное, когда идеи, образы, представления, сформированные в сознании, приобретают посредством деятельности предметность. Именно деятельность трансформирует субъективное сознание в объективированное.
Деятельность есть способ наглядной (видимой) реализации сущности человека и одновременно механизм его взаимосвязи с другими людьми, с обществом, основной канал его социализации. В деятельности выражается энергетический обмен между людьми. Деятельность — это единственное средство воспроизводства людьми материальных и духовных продуктов, социальных условий своей жизни, т.е. потребительских ценностей. Она является определяющим источником и фактором развития сознания как отдельного человека, так и общества (объективированного прежде всего), выступает непременным, неотъемлемым и главным основанием личности. Отсутствие деятельности как раз и ведет к тому печальному положению, когда сознание замыкается в самом себе, начинает из одних мыслей создавать другие, становится “закрытым” и самодостаточным, превращается в игру слов и стенания по поводу того, что жизнь не принимает великих “откровений и идет по своим законам”.
Многогранность деятельности предопределяет многоаспектность ее исследования в научной литературе. На психологическом “срезе” деятельность рассматривается в системе “сознание деятельность объективный мир”, когда раскрываются механизмы отражения и закрепления потребностей в сознании человека, выработки в нем целей и мотивов поведения и действий, формирования установок как стабилизаторов деятельности, гарантов ее устойчивости. На социальном “срезе” исследуются коллективный, общественный характер деятельности, ее обусловленность социальными факторами, роль деятельности, преобразования в деятельности в историческом процессе и под влиянием тех новаций, которые вносятся, скажем так, социальным движением. Хотя деятельность осуществляется человеком, прежде всего как разумным биологическим существом, она представляет собой социальное явление, есть практическая реализация социальных качеств человека. К сожалению, в России в последние годы об этом как-то стали забывать; акцент делается на индивидуализированную деятельность, что, естественно, резко снижает ее производительность. На праксеологическом и эргономическом “срезах” внимание сосредоточивается на конкретных приемах, способах деятельности, на связи человека с орудиями труда, средствами производства, на принципах коллективно организованной деятельности, механизмах овладения человеком современной техникой, технологией, научно-техническими достижениями.
Для анализа деятельности с точки зрения запросов управления (управленческого подхода) представляет интерес членение ее на виды:
- по предмету (объекту) деятельности — отношение к среде обитания (внешней природе); отношение к природе человека; отношение людей друг к другу;
- по содержанию (смыслу) деятельности — познавательная, преобразовательная, ценностно-ориентационная, коммуникативная и эстетическая;
- по направленности и характеру результатов деятельности — материальная (производственная), социальная, политическая и духовная.
В деятельности также выделяют теоретическую и практическую формы.
Как и сознание, деятельность в каждой стране и для каждого народа наряду с типичным, общим, одинаково свойственным людям имеет немало специфического, своеобразного, уникального. Поэтому для управления недостаточно просто говорить о деятельности в виде некоего абстрактного явления. Здесь актуален конкретный анализ, раскрытие реальных возможностей деятельности и их проявлений в субъектах и объектах управления. Без выявления национальных стереотипов (традиций, навыков, умений и т.д.) деятельности управлению трудно приобрести должный уровень, стать фактором непрерывного развития страны.
Конечно, деятельность, прежде всего, зависит от содержания, структуры и состояния сознания. И если сознание сумбурно, запутанно, парализовано собственными противоречиями, пассивно, безразлично, поражено сомнением во всем, то это сказывается на деятельности и ее результатах. Отсталое и дезорганизованное сознание воспроизводит и отсталую, дезорганизованную деятельность.
Вместе с тем не только сознанием и физическими возможностями человека (сообщества людей) определяется деятельность, но и многими другими объективными условиями и элементами субъективного фактора.
Среди объективных условий именно России хотелось бы выделить следующие.
Прежде всего, географические — почвенно-климатические, природные (ландшафтные) явления, составляющие не окружающую среду (как нередко пишут), а среду обитания конкретных сообществ людей. Множество исторических фактов свидетельствует в пользу того, что именно среда обитания формировала своеобразие культуры как способа миропонимания и жизнедеятельности. В 1830 г. в последних строках своего последнего (восьмого) философического письма II.Я. Чаадаев написал: “...есть один факт, который властно господствует над нашим историческим движением, который красной нитью проходит через всю нашу историю, который содержит в себе, так сказать, всю ее философию, который проявляется во все эпохи нашей общественной жизни и определяет их характер, который является в одно и то же время и существенным элементом нашего политического величия, и истинной причиной нашего умственного бессилия, — факт географический”.
Приходится только сожалеть, что российское сознание более чем за 170 лет после написания таких слов, известных широкому кругу читателей, так и не приняло тех реальных ограничений, которые наше географическое положение накладывает на нашу деятельность. Все еще слышны сентенции о таком образе деятельности в России, будто она находится в широтах Флориды или Калифорнии, Италии или Японии. Почему-то постоянно забывается, что наша страна занимает северную равнинную часть Евразийского субконтинента, омываемую Ледовитым и Тихим океанами с полюсом холода в г. Верхоянске. В нынешних (после распада СССР) границах она еще более отдалена на восток и север, поставлена в еще более трудные природно-климатические условия. Резкая смена времен года, тепла и холода, переувлажненность и засуха, короткое лето, сложность и протяженность коммуникаций, другие объективные обстоятельства диктуют свой тип деятельности, который здесь единственно приемлем и реально осуществим.
Отсюда второй ряд объективных условий, непосредственно влияющих на деятельность. Речь идет об естественно-общественных формах человеческой жизнедеятельности, которые сформировались на каждой территории и у каждого народа вследствие длительного взаимодействия человека и природы.
География расселения людей, типы градо и домостроений, характер поселений, виды коммуникаций, способы и приемы труда и быта, ценности общежития, традиции, обычаи и менталитет — все это и многое другое представляют собой важные и объективные свидетельства того, что соответствующими народами (сообществами людей) найдены и выверены историей адекватные и адаптационные формы их труда и объединения, существования и развития, частного и общественного поведения, отражающие своеобразие ресурсов человеческой жизни и способов их использования.
Значит, нельзя к тому, что отшлифовывалось, выверялось, приспосабливалось веками, относиться легковесно, стремиться любой ценой его разрушить и заменить новым. Это не ретроградство или консерватизм, а призыв к пониманию того, что любая культура взросла в своих “координатах” естественно-общественных форм, приспособлена к ним и при переносе в другую культуру может быть использована лишь с учетом возможностей и способностей этой культуры к восприятию и впитыванию (ассимиляции) иных культурных приобретений, даже самых впечатляющих и перспективных. Следовательно, есть смысл более внимательно и уважительно относиться к тем естественно-общественным формам деятельности, которые отрабатывались на нашей территории: артель, община, товарищество, взаимопомощь, “мир” и т.д. Может быть, они вовсе и не случайны и не архаичны даже в наше время? Что, разумеется, совершенно не противоречит тому, чтобы знать и изучать мировую практику, ее достижения и новации и толково их использовать у себя.
Третий ряд объективных условий, определяющих деятельность, видится в существующем на каждый данный момент времени культурно-историческом наследии. Это удивительный феномен, в котором концентрируются не только элементы сознания, но и приобретенные навыки, умения, приемы, ценности и формы труда, а соответственно этому традиции, обычаи, нормы, идеалы и привычки образа жизни людей. Культурно-историческое наследие есть единство научного, художественного и религиозного освоения пути, пройденного каждым народом. Его носителями выступают массы людей, поскольку оно приобреталось из поколения в поколение.
Поэтому, как бы не относиться к культурно-историческому наследию субъективно (высоко его оценивать или негативно), оно является объективным фактом, с которым управление обязано считаться, если хочет придать деятельности новое качество. Сегодня культурно-историческое наследие России очень многогранно и противоречиво, отягощено драмами XX в. И нужна большая работа ума и совести для того, чтобы в нем разобраться — отделить зерна от плевел, найти то ценное, важное, с чем можно и нужно жить в XXI в., и преодолеть все устаревшее, наносное, мешающее будущему.
Решающее влияние на деятельность оказывают, далее, состояние, уровень развитости и организация субъективного фактора. Несмотря на частое употребление данного понятия, оно не раскрыто достаточно четко. Порой субъективный фактор трактуется как нечто стихийное, хаотическое, автоматическое, действующее чуть ли не по божественному промыслу. Между тем, не вдаваясь в первопричины, можно утверждать, что субъективный фактор представляет собой сознание в действии, определенное слияние мыслительного и практического процессов, дающее объективный результат. Это сознание + действие = результат. Иными словами, энергия людей, превращенная в условия своей жизни. Главное в субъективном факторе — деятельность, поскольку только по ней и ее результатам можно изучать и оценивать все его качества.
Данный момент следует подчеркнуть особо, потому что из-за “своеобразий” российского сознания у нас порой субъективный фактор замыкается в области желаний, замыслов, проектов, программ, планов, обещаний, литературных сочинений и пр. Считается достаточным пообещать, изобразить словесно картину будущего. А что и как делать для ее реализации и как эго делается реально, в большинстве остается вне поля внимания и тех, кто обещает, и тех, кому обещают.
Тем самым проблема субъективного фактора с точки зрения осуществляемой в нем деятельности требует, по крайней мере, объективного освещения. Кратко выскажу следующие свои суждения, касающиеся российских реальностей, опять же с учетом запросов управления.
Прежде всего, у нас чрезвычайно сужено (ограничено) понятие “деятельность” — общественно-необходимый труд в рамках так называемого производства. Деятельность в сфере социального обслуживания и духовного производства, в стадиях распределения, обмена и потребления не подвергается серьезному анализу. Почти все соглашаются с тем, что надо приходить “по необходимости” на работу, сделать все как-нибудь и побыстрее (то, что требуют). Результаты деятельности, их потребление, эффект от потребления исполнителя обычно мало волнуют.
Когда-то, анализируя лучшее “производственное” время нашей страны, мне довелось написать: “Среди развитых стран у нас самая продолжительная рабочая неделя и самый короткий отпуск. В стране 70 процентов мировой площади черноземов, больше, чем у всех, лесов, водных ресурсов. Мы расходуем одну треть мировой добычи минерального сырья на 5,5 процента населения планеты. И уже многие годы находимся на первом месте по производству стали, нефти, цемента, тракторов, комбайнов и немалого числа другой продукции. Станков у нас имеется столько, сколько в США, ФРГ и Японии вместе взятых. Кажется, что и интеллект у нас имеется: еще недавно руководители АН СССР заявляли, что советские ученые дают около 1/3 прироста мирового знания. А в результате?
А в результате хронический дефицит всего и вся, по всем направлениям и сторонам нашей жизни: производство и жилье, товары и услуги, питание и здоровье, транспорт и связь, образование и культура, дисциплина и порядок, душевность и безопасность и прочее, прочее”. Тогда же были поставлены вопросы: в чем дело? почему? Вопросы, которые актуальны и сегодня.
Применительно к советскому периоду ответ состоял в следующем: то, что было создано за те годы, особенно с точки зрения действовавших механизмов, нельзя было называть экономической системой в ее исконном понимании; правильнее и адекватнее ее следовало бы обозначать понятием “производственная пирамида”. Главная характерная черта последней — вертикальное построение, сводившее все к тому, чтобы производить то, что указывают свыше, безотносительно к тому, какого качества и для каких потребностей. Получили дефицит и расточительство, разрушившие строительство социализма. Ведь огромное производство не работало на общественные и личностные потребности, не удовлетворяло их и тем самым не повышало благосостояние страны. Конечно, на сказанное почти никто не обратил внимания, хотя над сложившимися стереотипами стоило бы задуматься, ведь они-то сохранились и воспроизводятся в новых условиях, хотя и под другой оболочкой.
За годы после написания приводимых строк многое изменилось. Проведены разгосударствление, приватизация, возник частный капитал, сформировался рынок, активизировались международные экономические отношения, началась (в частности, и под влиянием импорта) конкуренция, произошли перемены во всех сферах общественной и частной жизни.
Но нельзя сказать, что все это глубоко повлияло на деятельность, ее мотивы, ориентации и результаты. Хотя рынок объективно (по своим законам) требует производства именно потребительских ценностей и их соединения с потребностями (путем купли-продажи), рудименты производственной пирамиды дают себя знать. Как и в “старые” времена (после 73-75х годов), упор делается на ресурсодобывающие отрасли и зарубежную продажу сырья. Вновь односторонний подход на расширение добычи и вывоза минерального сырья, как будто оно воспроизводимо. Поддержание жизнедеятельности общества идет также за счет реализации накопившихся запасов и приватизации государственной собственности. Реально происходит “проедание” прошлого и будущего, опять же без анализа того, как все это сказывается на стадии потребления.
Большая часть ресурсов, полученных как внутри страны, так и за рубежом, направляется не на структуризацию производственной базы, ее технологическое обновление, не на изменение характера деятельности, а на обогащение узкого круга политической и экономической элиты. Огромные капиталы просто омертвели в роскоши и мало сказались на состоянии деятельности в стране. Администрирование в сфере обращения (распределение плюс обмен) сменилось хаосом, в результате чего потребление в обществе стало предельно деформированным и совершенно не влияющим на мотивацию и интенсивность деятельности, на изменение ее качественных показателей.
Далее, в современных условиях оказалось забытым такое понятие, как “производительность труда”, одно из важнейших проявлений деятельности! А Россия здесь всегда отставала, причем значительно. И до революции, и после революции. Кстати, социализм в советском выражении не оправдал себя не только по политическим причинам, из-за авторитарно-бюрократической системы управления, но в основном и по экономическим. Он не сумел добиться производительности труда, сравнимой с той, которая есть в развитых индустриальных странах. По итогам 1988 г., пика, можно сказать, советского экономического развития, германский журнал “Zeit” (“Время”) опубликовал любопытные сравнительные данные. Получалось, что в том году производительность труда в промышленности составила: в Швейцарии — 100 единиц, США — 90, Нидерландах — 85., Японии — 83, но в Италии — 70, Испании — 55, Великобритании — 54 единицы. Даже в первой десятке самых хорошо работающих стран разброс был существенный — почти до 2 раз (и это всего лишь через Ла-Манш). В этих же странах (при названной производительности труда) рабочее время в промышленности за год исчислялось: в Японии — 2149 ч, США — 1912, Швейцарии — 1890, Нидерландах — 1755, ФРГ — 1697, Италии — 1768, Испании — 1800, Великобритании — 1778.
Наши показатели, взятые из статистического ежегодника “Народное хозяйство в СССР в 1988 г.”, выглядели таким образом. При производительности груда в лучшем случае 40 50% от показателей ФРГ рабочее время в промышленности составляло: при 7часовом рабочем дне — 1610 ч, а при 8часовом рабочем дне — 1840 ч (в отчете указывалось 230 рабочих дней). Не сложно было сделать вывод, что при менее чем половинной производительности труда по отношению к США и Японии мы еще и работали соответственно на 300 и 500 ч меньше.
Если к этому добавить, что все названные показатели имелись в производственной пирамиде, ориентированной главным образом на создание огромного количества вооружений и военной техники, то станет понятным, почему СССР за все годы своего существования так и не решил элементарных проблем: продовольственной, жилищной, коммуникационной и др., актуальных для жизни каждого человека. Поэтому нет особого смысла сожалеть о прошлом, а надо смотреть вперед, менять личностную и общественную психологию, преобразовать всю систему отношений к труду, природе, орудиям и средствам производства, к потреблению национального богатства, друг к другу, к семье, к месту жительства, к обществу и государству. Поскольку именно в деятельности выражается сущность человека, то, прежде всего она подлежит беспристрастному анализу, объективной оценке и качественному обновлению. Об этом приходится столь жестко говорить потому, что до сих пор проявляются “страусовые” представления о том, что все как-то обойдется, мол, вчера жили и завтра проживем, на наш век хватит и т.п., уводящие сознание и практическую энергию россиян от реалий.
Странно, но в очередной раз в нашей стране делают вид, что происходящее в мире, общие тенденции, кризисные явления нас вроде бы не касаются — у них одно, а у нас — другое.
Но ведь очевидно (об этом свидетельствует множество абсолютно достоверных данных и на их основе экстраполяций), что в нашей стране имеют место те же процессы, что и в мировом сообществе, причем по некоторым их параметрам в худших проявлениях.
Как бы мы не хвастались разведанными запасами и не надеялись на вновь открываемые, имеет место сужение, а по некоторым видам и истощение ресурсов минерального сырья желаемого качества, объема и себестоимости. Да, на какое-то время его хватит, большую часть можно и продать, но пора думать и о том, что будет через 3050 лет. Правители думают лишь о периоде своего правления — общество же должно заглядывать гораздо дальше.
На территории страны значительно ухудшилась, а кое-где приобрела прямо критическое состояние природная среда обитания людей. Несмотря на бесчисленные разговоры, на деле почти ничего не делается для того, чтобы хоть как-то остановить деградацию природы. Нашему обществу просто не дают утвердиться в мысли, что доведение среды обитания до предела, в котором невозможна человеческая жизнь, делает бессмысленными все преобразования, рассуждения и действия!
В последнее десятилетие XX в. в России устойчивую негативную тенденцию приобрели демографические процессы. Не только ослаблено здоровье нации и идет ее старение, но началось (и ускоряется) вымирание населения. Об этом не любят вспоминать, данные процессы политики обычно не обсуждают, появились и “ученые”, которые такому состоянию чуть ли не радуются. Мол, идет естественный отбор, слабые погибают, сильные выживают и для них остается больше природных и социальных ресурсов. Трудно найти слова для оценки подобного отношения к своим же гражданам.
Объективно давно назревшая и действительно необходимая реструктуризация народного хозяйства страны резко усугубила географическую неравномерность развития производства с соответствующими социальными последствиями. Во многих регионах затухает производственная деятельность; в одних начался отток населения, в других утрачены перспективы развития, третьи вряд ли выдержат международную конкуренцию, зато в четвертых происходит сверх концентрация производства. На размещении производительных сил страны сказывается и включение России в международную специализацию и кооперацию труда, капитала, товаров и услуг. Неожиданные проблемы возникают в связи с формированием новых мировых экономических центров и коммуникационных линий.
Нельзя не видеть и того, что на состоянии, представлениях и поведении людей все больше будет отражаться открытость информационных обменов, прессинг западной культуры с ее ценностями, чрезмерная унификация так называемой массовой информации. Часто теряется самое главное в мировом духовном обмене — многообразие и уникальность национальных культур, их приспособленность к определенным природным условиям жизнедеятельности людей. Многим кажется, что утверждение моно культуры представляет собой торжество цивилизационных процессов. Но думается, что это не совсем так: типичное не должно уничтожать уникальное, поскольку и общее, и частное, и единичное равно имеют смысл и право на существование.
В целом достаточно просматривается общемировая тенденция расширения удельного веса и значения разума и энергии людей в сохранении и развитии социального и природного облика планеты. А из этого следует, что к деятельности нельзя подходить со старыми мерками — как делали наши предки, использовать приемы, навыки и формы деятельности, не отвечающие современным требованиям.
Разумеется, проблема модернизации (обновления, качественного совершенствования) деятельности имеет комплексный характер, ибо включает очень много субъективных и объективных элементов. Но на некоторые ее аспекты хотелось бы обратить внимание.
Мне кажется, что особое значение сегодня и в мыслимой перспективе приобретает такое качество деятельности, как мастерство — умение делать любое дело с меньшими ресурсами и максимально возможными результатами. В России, с одной стороны, всегда были и есть мастеровые люди, способные создавать уникальные изделия, конструкции, сооружения, которые и продвигают научно-технический прогресс, и высвечивают новые человеческие способности. Но с другой — все это никогда не было массовым, не становилось достоянием такого широкого круга людей, который изменил бы уровень благосостояния общества. Очень многие диковинные вещи, изобретения и открытия так и оставались экспериментальными или отдельными образцами, а также гордостью выставок и музеев. За последние полтора века немало подобных новаций ушло в другие страны, там нашло применение и было даже отмечено самыми престижными наградами.
Нельзя не заметить также, что мастерство в деятельности, несмотря на его идеологическое стимулирование в советский период истории, не получило у нас признания и поддержки у массы граждан. Оно не пользуется должным уважением в среде тех, с кем непосредственно сотрудничает мастеровой человек, поэтому мастерство не наследуется, не копируется, не расширяется.
Современное мастерство в деятельности основывается на таланте человека, личностном и общественном опыте, научных знаниях. Особо беспокоит отношение в деятельности к научным рекомендациям. Здесь ситуация крайне нетерпима. В России вроде бы накоплен большой потенциал общественного, естественного и точного знания, издается много и разнообразной переводной литературы, сложилась в целом неплохая система среднего и высшего образования. Однако когда видишь результаты нашей деятельности, причем в течение многих десятилетий, то приходится сильно сомневаться, что у нас вообще существует научное знание и им реально пользуются в деятельности. Совершаются такие ошибки и глупости, которые не к лицу даже совсем безграмотным людям. И что характерно: как на уровне принятия высших государственных решений, так и при ремонте “знаменитых” российских дорог. Странным образом соседствуют знания и невежество, творчество и бездарность. Видимо, в области мастерства в деятельности, основанной на научном знании, предстоит огромная работа национального масштаба.
Совершенно нового подхода требуют, далее, такие качества российской деятельности, как организованность, дисциплина, экономичность. Давно известно, что большинство видов деятельности специализировано, кооперировано, взаимосвязано и взаимообусловлено. Все знают также, что практически любой человек попеременно выполняет различные виды деятельности и в различных сферах общественной и частной жизни. Участие в выборах — политическая деятельность; пользование социальными услугами — социальная деятельность; потребление духовных продуктов — духовная деятельность и т.д. Это значит, что плохо выполненный один вид деятельности влияет в негативном смысле на другой, а данный — на третий и так по огромной цепи звеньев. В свою очередь каждый общественно представляемый вид деятельности имеет стадии производства, распределения, обмена и потребления, которые должны составлять кругооборот, позволяющий выверять, оценивать и стимулировать соответствующие стадии. В развитом индустриальном обществе большинство взаимосвязей между разными видами деятельности оформляется системой административных и договорных отношений, которые юридически организуют деятельность.
Десятилетия административно-экономического принуждения к деятельности, когда интерес к ней и ее результатам у многих отсутствовал, привели у нас к тому, что такие свойства деятельности, как организованность, дисциплина, экономичность, рассматривались в виде некоего внешнего, навязываемого требования к деятельности — по известной поговорке: мы делаем вид, что работаем, вы делаете вид, что нам платите. Неудивительно, что переход к рыночным отношениям оказался столь трудным. То, что были допущены ошибки, притом непростительные (профессионалы таких не делают), — это одна сторона проблемы, даже, может быть, не самая печальная. Другая сторона состоит в том, что в нашей стране давно отучились считать организованность, дисциплину и экономичность деятельности ее собственными, внутренними источниками, вне использования которых она просто не деятельность, а ее суррогат.
Необходимо возрождение, а скорее всего формирование заново внутренне побудительных мотивов к целесообразной и продуктивной деятельности. Переход к частной собственности, свободе предпринимательства, плюрализму гражданского общества, демократизации государственной власти объективно создает подобные мотивы и должен по идее активизировать деятельность. Но пока что эти мотивы, скажем так, самоорганизации деятельности охватывают лишь незначительную часть общества, к тому же не всегда самоорганизация направлена на общественно полезную деятельность. Здесь видится еще много препятствий, которые надо будет преодолеть, прежде чем для большинства граждан деятельность станет действительной формой свободного и заинтересованного самовыражения, будет организованной, дисциплинированной и экономичной не по принуждению, а через стимулы свободы, рынка и демократии.
За тысячелетия своего существования разум и руки человека биологически мало изменились. Природные возможности человека к деятельности тоже не слишком расширились. Большое развитие получила лишь коллективность деятельности, хотя она и изначально была такой. Главные преобразования деятельность претерпела и претерпевает в индустриальном, постиндустриальном и информационном обществах вследствие создания и массового освоения новых технологий, в которых научные знания, мастерство, организованность, дисциплина и экономичность деятельности сочетаются в одной системе, постоянно дающей устойчивый искомый результат. Технологичность деятельности, т.е. умелое соединение знаний, опыта, техники и рук человека, есть величайшее достижение цивилизации, важнейший продукт исторического развития человечества. Это то явление, которое позволило и позволяет каждой стране и мировому сообществу создавать благополучие людей, решать насущные проблемы их жизни. Будущее за технологизацией деятельности, ибо только так можно повышать производительность последней.
В вопросах технологизации деятельности Россия весьма отстала, что не умаляет значения некоторых передовых образцов. Необходимо не единичное, локальное применение современных технологий, а массовое, такое, чтобы каждый человек в любом виде деятельности обязательно и широко пользовался определенными технологиями. Для начала следует поэтому четко представлять себе, что олицетворяют технологии, каковы их свойства и параметры.
Технология есть способ осуществления людьми определенного сложного процесса путем расчленения его на систему последовательных и взаимосвязанных процедур и операций, которые выполняются более или менее однозначно и имеют целью достижение высокой производительности и эффективности деятельности.
Принципиальные характеристики технологии видятся в следующем:
неуклонное, обязательное и систематическое выполнение установленных процедур и операций, в результате которых всегда должен возникать искомый (запланированный) объективный результат (продукт, изделие, услуга и т.д.);
массовое, масштабное и повсеместное применение наиболее рациональных и эффективных процедур и операций по производству определенных продуктов и социальных услуг (потребительских ценностей);
использование тех процедур и операций, технических средств и мотивов поведения, которые современны, соответствуют мировому уровню и приносят максимальный эффект.
Технология коллективной деятельности — сложная система. Кроме операций и процедур, т.е. конкретного поведения людей, их действий, она включает в себя технические средства, опыт и навыки, интересы и мотивы, стимулы и санкции. В ней должны быть непременно представлены: цели (искомые результаты) — процедуры (правила) деятельности — технические средства (ресурсы) — операции (типичные действия) — мотивы (стимулы плюс санкции). Причем технология деятельности менее всего может рассматриваться лишь в качестве логической модели, желаемой цели, доброго пожелания и пр., это жестко организовавшая, практически осуществляемая деятельность каждого ее участника (по всей цепи процесса), постоянно дающая на “выходе” результат в строго обозначенных параметрах.
Освоение современных технологий представляет собой надежный путь рационализации, повышения производительности и эффективности любых видов деятельности. Эти технологии, в общем-то, известны, многие из них уже “работают” в отдельных, локальных проявлениях, часть из них можно приобрести в других странах, немало новых технологий можно создать и самим, благо талантом россияне не обделены. Огромные трудности состоят в другом в развороте российского сознания и российской практики к вопросам массового развития современных технологий. Пора проснуться, очнуться и перестать уповать на чудеса. А вот знания, опыт, навыки, умения в деятельности всегда приносили положительный результат, который сам зависел от того, какие знания, опыт, навыки, умения, желания и страсть вкладывались в дело. И конечно, от управления самой этой деятельностью и ее результатами.
Управление
Имеется немало доводов в пользу суждения о том, что одновременно с сознанием и деятельностью людей возникло и управление. Ведь становление и развитие сознания и деятельности были связаны с взаимодействием людей, обменом мыслями и опытом, организацией коллективных усилий ради достижения каких-то значимых для всех целей. Конечно, это не было управление в современном его понимании, но нельзя и отрицать, что обычаи, традиции, верования, религии, родоплеменные отношения и другие древние регуляторы содержали в себе управленческие элементы. С момента образования государства существует и государственное управление, которое тоже, вполне естественно, в разные эпохи было очень различным. От семьи, рода, племени, общины и до государства — везде проявляется управление.
Оно объективно необходимо, порождено сознанием и деятельностью людей и призвано обеспечивать реализацию их потенциала. Управление постоянно воспроизводится сообществом (объединением) людей, в нем раскрывает свои возможности, является его частью, существует для него, по уровню его развития определяется и совершенствуется. Значит, для любого общества в любом его состоянии важно как знание управления, так и его использование в практической жизнедеятельности людей.
Не вдаваясь пока в конкретику (о которой чуть ниже), можно в самом общем плане полагать, что управление в обществе есть явление:
- общественно обусловленное, вызванное к жизни закономерностями и взаимосвязями функционирования и развития общества, непременный атрибут любой коллективной деятельности людей;
- находящееся во взаимодействии со всеми общественными отношениями, пронизывающее все их виды, координирующее и интегрирующее их в рамках целостной общественной системы, вскрывающее и разрешающее противоречия между ними и внутри них;
- организованное и развивающееся по внутренне (имманентно) присущим ему закономерностям и формам общесоциологического, конкретно-исторического и национально-психологического порядка;
- сложное, многоэлементное и многоаспектное, динамическое, эффективно осуществляющееся лишь при умелом, разумном использовании его силы и возможностей;
- по своей природе социальное (общественное), всецело зависящее от сознания, энергии и организованности людей, общества в целом.
Особо актуально фиксировать один момент, определяющий сущность управления. Дело в том, что во Вселенной, в неживой и живой природе Земли многие явления упорядочены, взаимозависимы, поддаются коррелятивной связи, при которой изменение параметров одного явления вызывает соответствующий отклик в другом. В объективной организации Вселенной большое значение имеют гравитационные, электромагнитные, радиационные и иные силы. Определенные закономерности обнаруживаются в геологических и географических процессах (землетрясения, вулканическая активность, течения рек, движения пустынь и т.д.). Известная и во многом познанная объективная упорядоченность имеет место в биологических, химических и физических явлениях. Она широко используется для создания соответствующих искусственных процессов. И конечно, изобретено множество хорошо отрегулированных механических систем (от первой телеги до космического корабля).
Часто подобная объективная упорядоченность, самоорганизация и саморегулирование выдаются за управление. В таком широком смысле управление обычно рассматривается в кибернетической теории управления (Н. Винер), в математических и информационных теориях управления (К. Шеннон, У.Р. Эшби), в общей теории систем (Людвиг фон Берталанфи), в синергетике (Г. Хакен) и в других отраслях научного знания.
На первый взгляд, трудно возражать против поисков (тем более, когда они подкреплены авторитетами мировой величины) универсальных проявлений упорядочения, организации и регулирования природного, социального и духовного мира, к тому же когда эти поиски дают практические результаты, поскольку на основе полученных знаний созданы многие технологии (космические, ядерные, химические, физические, механические и др.), кардинально изменившие жизнь людей.
В то же время нельзя не замечать, что широкая трактовка понятия “управление”, когда под него подводится объективная саморегуляция либо стихийное действие природных и социальных сил, ведет к тому, что оно теряет собственно общественный (социальный) смысл, отделяется от человека и поневоле начинает ассоциироваться с чем-то таинственным, непостоянным, находящимся за пределами возможностей людей. Кстати, довольно часто такой подход и выгоден людям, особенно тем, кто занят управлением, ибо он снимает ответственность за рациональность и эффективность управленческих решений и действий. Если что-то выше нас, не зависит от наших усилий, а уж тем более предначертано “свыше”, то, что спрашивать с человека? Вот и “управляют” десятилетиями: результатов никаких, но нет и виновных за такое положение.
Более корректным, адекватным, теоретически аргументированным представляется связывание управления исключительно с сознанием, волей и деятельностью человека. Ведь лишь человек способен мыслить (в современном понимании этого слова), ставить перед собой продуманные (а не инстинктивные) цели, подчинять их достижению свое поведение, использовать волю, сознательно взаимодействовать с другими людьми, формировать и поддерживать общественные связи. Значит, управление (в латинском языке — regere, в английском — control, management, во французском — administration, в немецком — Reqierung) в буквальном смысле этого понятия начинается тогда, когда в каких-либо взаимосвязях, отношениях, явлениях и процессах присутствуют сознательное начало (мысль), интерес и знания, цели и воля, энергия и действия людей.
В природе любая саморегулятивная система имеет в контурах саморегуляции в известной мере замкнутый, локализованный, в какой-то степени закрытый характер (атом, молекула, клетка, организм, популяция, Земля, Солнечная система и т.д.) и объективно (независимо от желания и воли человека) детерминирована внутренними, имманентными данной системе закономерностями и источниками (импульсами) существования, движения и развития. Да, на основе познания объективного мира, его законов, форм и возможностей человек создал свои системы: “человек-техника”, “человек-технология”, “человек-природа”, “человек-техника-природа” и др. Здесь имеет место интеграция субъективного и объективного, и если человек этими системами или в этих системах управляет (т.е. подчиняет что-то своим интересам и воле), то только потому, что в них первичным, управляющим компонентом выступает он сам. Какой бы сложной не была подобная система (связанная с человеком), она формируется и действует по модели, конструкции, технологии, программе, заданной ей человеком, и призвана удовлетворять его потребности.
Управление находится поэтому в ряду явлений “второй”, искусственной природы, возникших и резвившихся в течение всей истории человеческой цивилизации. Оно создано разумом и практикой людей в целях обеспечения собственной жизнедеятельности и имеет для нее столь же важное значение, как семья и собственность, мораль и право, религия и традиции, способ производства и государство, знания и информация и другие общественные институты.
Отсюда очевидны для всех “связанность” управления с уровнем развития и организации человеческого потенциала (субъективного фактора), все его зависимости от состояния общества, его закономерностей и форм, идеалов и ценностей. Следовательно, управление представляет собой явление общественной природы, плод разума и воли людей, и оно осуществляется исключительно среди людей, определяя их поведение и деятельность.
Управление именно в общественном смысле очень важно как раз для общества, для всего, что создано и воспроизводится людьми. Общество, что хорошо показано (Карл Поппер), есть открытая система, в которой будущее не экстраполируется из прошлого, не поддерживается законами соединения элементов (физическими либо химическими) или генетическим кодом (биологический мир), а зависит от воли, энергии и организованности людей. Оно бывает таким, каким его сообща создают люди.
Историческое наследие, которое люди используют в качестве “материала” для строительства своей жизни (завтрашнего дня), является продуктом жизнедеятельности предыдущих поколений и тоже открыто для них в своей оценке и ресурсах. Можно его отрицать, низвергать, отказываться от него и строить на пустом месте, что особо любо для России. Можно, наоборот, относиться к нему бережно, уважительно, избирательно, брать все ценное и конструктивное и таким образом постепенно наращивать национальное богатство. Все упирается в выбор.
И еще важный момент: жизнь отдельного человека, коллектива, общества открыта (вариантна) и в том смысле, что ничто в ней не делается раз и навсегда, не является нерушимым и абсолютно устойчивым, осуществляемым по задуманной программе. Личностные и социальные взаимосвязи (любовь и благополучие, здоровье и статус и т.д.) воссоздаются ежедневно, ежечасно, ежеминутно усилиями сознания и воли, реальным поведением и активной деятельностью людей. Без этого наступают энтропия, хаос, анархия, произвол, распад. Вот в таких-то реальных условиях (которые никто и не для кого не отменял) — открытости всего человеческого (общественного) — управление служит важнейшим общественным инструментом самосохранения, восстановления, преодоления энтропии (разрушения) общественной и частной жизни. Без управления и помимо управления людям просто нельзя существовать — у них не может быть социальности.
В чем же суть управления, почему оно актуально, необходимо и важно?
Управление в научной литературе характеризуется по-разному. Наиболее распространенным является представление о том, что управление — это специфический вид человеческого труда, фиксируемый в адекватных ему формах, особого рода деятельность людей. Такую специфику (особенность) видят главным образом в том, что она направлена на исполнение законов, создание правовых актов и проведение организационных мероприятий. Конечно, управление, как и все в обществе, реализуется посредством деятельности людей (их интеллектуальных и физических усилий). Но указание на то, что управление есть деятельность, не раскрывает его социальной сущности, неопределенно описывает место и роль управления в жизни людей.
Немало научных публикаций, в которых под управлением понимают особое отношение, входящее в общую систему общественных отношений. Действительно, управление устанавливает определенные отношения в государстве и обществе, между людьми, вовлеченными в управленческие процессы. Но отношение, даже если его описывать как управленческое, немного дает в выявлении сущности управления.
Часто, особенно в последние годы, управление определяют как информационные взаимодействия между людьми, их структурами. Разумеется, что все в управлении основано на информации и само оно есть информация. Но информация специфическая, в чем и заключается сущность управления.
Точнее управление можно характеризовать через термин “воздействие”, который указывает на определяющее в управлении — его реальное влияние на сознание, поведение и деятельность людей, подчиняющее их реализации намеченных целей. В этом смысле влияние есть результат и деятельности, и отношения, и информационного взаимодействия, которые оно в каком-то виде их и содержит в себе. Преимущество термина “воздействие” усматривается в том, что он отражает практичность, реальность, осуществляемость управления как взаимосвязи между сознанием и деятельностью. Это не мечты о прекрасном, а попытки их превращения в действительность. Важно также понимать, что управление всегда олицетворяет волю — способность концентрировать знания и усилия на достижении определенных целей, подчиняться им самому и подчинять этому других. Управление не может быть благим пожеланием, простым призывом к добру, оно содержит в себе момент требовательности, известного давления, в том числе и стимулирующего, оно представляет собой волевое напряжение.
Управляющее воздействие, т.е. реально действующее, побуждающее, заставляющее, изменяющее, преобразовывающее влияние, содержит в себе три составных элемента, как раз и отличающих управление от других общественных явлений.
Прежде всего, это целеполагание. Здесь более всего проявляются способности человеческого сознания что-то предвидеть, прогнозировать, мысленно конструировать, моделировать, представлять как желаемое, нужное, актуальное для его жизни. Ведь цели представляют собой отражение каких-то потребностей, запросов, интересов и соответственно идеальный прообраз возможных путей и средств их достижения, мыслительную (логическую) структуру предполагаемой деятельности.
Целеполаганием, разумеется, занят в той или иной мере каждый человек. И многие его мысли отличаются целями. Огромная роль в целеполагании общественного развития и жизнедеятельности отдельного человека принадлежит науке, художественному творчеству, религии, идеологии, традициям и другим формам познания, политике и политическим институтам. Но в управлении целеполагание отличается особым характером, и его можно обозначить как “практическую целенаправленность”. В отличие от других интеллектуальных сфер в управлении цели наиболее “операциональны”, введены в практику, сориентированы на выполнение необходимых, уже обозначенных действий; это своего рода цели-задания.
В управляющем воздействии, если оно формируется как таковое, все (сказанное, описанное и обдуманное, желаемое и мечтаемое) выступает уже “привязанным” применительно к реальным возможностям власти и собственности, наличным материальным, финансовым, информационным, правовым, организационным и иным ресурсам. Любое управляющее воздействие всегда и везде должно содержать в себе точную цель и точное направление движения к ней, к тому же быть практичным, т.е. вызывать действительное движение к цели и приближение к ней. В противном случае это будет не управляющее воздействие (управление), а что-то иное — произвольное, стихийное, безвольное, бездумное, безграмотное и т.п.
В управляющем воздействии обязательно содержится, далее, организационный момент. Ведь оно актуально тогда, когда имеются несколько человек и необходимо объединить их усилия для достижения общих целей. Хотя понятие “организация” содержит в себе самостоятельный смысл, особенно в статическом состоянии, оно многими своими аспектами входит в состав управляющего воздействия. Организовать — значит располагать людей в пространстве (территория, сооружения, привязка к орудиям и средствам труда и т.д.) и наделять их функциональными ролями, состоящими в выполнении необходимых видов и объемов деятельности. Организация нужна в силу специализации и кооперации деятельности, поскольку расширяет возможности людей и усиливает их потенциал. В управляющем воздействии содержится, прежде всего, динамический (функциональный) срез организации, поскольку управление есть приведение людей в реальную активность, в практические действия, когда люди выполняют свои функции и добиваются реализации целей.
Управляющее воздействие также, придавая какой-либо деятельности определенные цели (преднамерения), организуя в ней взаимодействие, призвано в рамках этих целей и организации конкретно регулировать поведение и деятельность каждого из участников соответствующего управляемого процесса. Разумеется, что кроме управления в обществе действуют многие другие социальные регуляторы, направляющие и ориентирующие, оценивающие и мотивирующие поведение и деятельность людей: традиции и обычаи, право и мораль, ценностные и социально-технические нормы и т.д. Но особенность управляющих воздействий в этом аспекте видится в том, что посредством них осуществляется прямое и практическое регулирование. Здесь не просто фиксируется наличие той или иной нормы, а такая норма (регулятор) на самом деле применяется, реально исполняется для достижения поставленных целей через возможности имеющейся организации взаимодействия людей.
В общем, управляющее воздействие отличается от всех иных видов общественных и личностных воздействий тем, что заключает в себе моменты целеполагания, организации и регулирования, иными словами, возможности сознания (знания, творчества), воли и организующе-регулирующей деятельности людей (определенной части субъективного фактора).
Сказанное позволяет определить управление как общественное явление следующим образом: это целеполагающее (сознательное, преднамеренное, продуманное, спланированное), организующее и регулирующее воздействие на собственную, общественную, коллективную и групповую жизнедеятельность, осуществляемое как непосредственно (в формах самоуправления), так и через специально созданные структуры (государство, общественные объединения, партии, предприятия, учреждения, кооперативы, фирмы, ассоциации, союзы и т.п.).
Но если с таким понятием управления согласиться, то сразу же возникает вопрос, а кто и на кого воздействует, кто выступает субъектом воздействий, а кто их объектом, т.е. тем, кто их воспринимает, им подчиняется (в соответствии с их требованиями ведет себя).
Субъектом управления всегда является либо конкретное лицо (отдельный человек), либо формализованная структура (объединение людей), которые по отношению к другим людям обладают властью в социологическом смысле. А власть в таком смысле есть общественная связь, в рамках которой люди в силу разных причин — материальных, социальных, интеллектуальных, родственных, физических и др. — добровольно (осознанно) или по принуждению признают верховенство воли других, а также целевых, нормативных, ценностных установлений и в соответствии с их требованиями совершают те или иные поступки и действия, строят свою жизнь. Авторитет (от лат. auctoritas — власть) тоже представляет собой власть, но основанную на уважении, обычае, традиции, достоинствах личностных качеств.
В любом случае для того, чтобы быть субъектом управления, необходимо в кругу лиц, на которые может быть оказано управляющее воздействие, иметь известное преимущество — по возрасту, знаниям, положению в иерархической структуре общества, по возложенной ответственности, обладанию материальными ресурсами, по полученным юридическим полномочиям либо иным основаниям. Как будет показано далее, именно характер (природа и возможности) субъекта определяет соответствующие виды управления.
Главный признак субъекта управления — способность и право (легитимность) принимать управленческие решения, осуществлять управленческие действия, т.е. формировать и реализовывать управляющие воздействия — целеполагать, организовывать, регулировать.
Сложнее обстоит вопрос с характеристикой объектов управления, поскольку сами субъекты соподчинены друг другу, управляют друг другом, что создает впечатление, будто нижестоящий субъект управления выступает объектом управления по отношению к вышестоящему. В иерархии субъектов управления, безусловно, один может управлять другим или другими, но он все равно управляет ими как субъектами управления. А объект управления применительно к любому субъекту управления всегда сохраняет свою качественную специфику.
Объекты управления представляют собой деятельность людей, их групп, объединений, общностей и т.д. по производству материальных и духовных продуктов и социальных условий жизни. На выходе управляемых объектов возникают потребительские ценности, которые непосредственно удовлетворяют (или способны к этому) частные и общественные потребности, создают и поддерживают инфраструктуру существования человека. Различать субъекты и объекты управления очень просто. Субъект управления, кто бы он не был, вырабатывает и организует исполнение управленческих решений (управляющих воздействий), а объект управления производит продукты и услуги (товары), которые необходимы для жизни людей.
К качественным особенностям управляемых объектов можно отнести следующие:
- объекты управления в общественной жизни людей пользуются приоритетом перед субъектами управления, так как воспроизводство (создание) материальных и духовных продуктов и социальных условий является первичным и главным для жизнедеятельности людей. Нет пищи, одежды, жилья, образования и здравоохранения, духовных продуктов — ни к чему все субъекты управления;
- объекты управления напрямую воспринимают естественно-природные и общественно-исторические условия и закономерности и в соответствии с ними выстраивают технологии своей деятельности. Субъект управления может полагать, что в северных широтах растут оливки, но объект управления точно знает, что это невозможно;
- объекты управления рационально и эффективно, т.е. продуктивно функционируют лишь в адекватных им организационных формах. Другими словами, каждый производственный процесс нуждается в соответствующей организации, сыскать которую обязан он сам и, конечно (и прежде всего), субъект управления;
- управляемые объекты в условиях рынка и демократической государственности для придания устойчивости и гарантированности общественных взаимосвязей нуждаются в своевременном и возможно полном юридическом определении порядка их формирования, общественного статуса, процедур общественной подотчетности и контроля, других параметров.
В понимании сущности управления, смысла и предназначения управляющих воздействий важное значение принадлежит также свойствам и структуре управляемых объектов.
Естественно, социальная природа управления предполагает, что и субъектом, и объектом управления выступает человек. А он, осуществляя деятельность по производству материальных и духовных продуктов и социальных условий жизни, так же как и субъект управления, что-то знает, понимает, мыслит, ориентируется, выражает и реализует свое представление об общественных явлениях и ценностях, поступает в соответствии со своими целями, интересами, мотивами и установками. В этом-то и особенность управления, его отличие от объективной регуляции. Когда включаешь зажигание, то знаешь, что исправный двигатель тут же заработает. Но если дать точно такую же команду человеку, из нее вовсе не следует, что он ее исполнит как механизм. У него может быть по данному поводу свое мнение и свой подход к исполнению (своя технология действий). В управлении все осуществляется через сознание людей.
Отсюда некоторые свойства управляемых объектов. Первым из них является самоактивность (собственная импульсивность) управляемых объектов, что выражается в их способности к самодвижению (инициатива на основе внутренних (собственных) побудительных причин (потребностей, интересов, мотивов, установок и т.д.). Второе свойство состоит в том, что активность людей в объектах управления в большинстве (бывает, конечно, бездумная активность) отличается целенаправленным характером, ориентацией на конкретные предметы, явления, отношения, результаты. Человек всегда чего-то хочет и во многих случаях это знает. Третье свойство управляемых объектов можно обозначить как их адаптивность (приспособляемость) к условиям и факторам природного и социального бытия. Значит, субъектам управления надо считаться с этим и не заставлять человека идти на неблаговидные поступки. К четвертому свойству управляемых объектов относится их способность к самоуправлению своей жизнедеятельностью и своим развитием. Упорядоченность производственного процесса происходит не только вследствие активности субъектов управления (сверху), но и благодаря разумному поведению самих управляемых объектов (так сказать, снизу), которые умеют, особенно по горизонтали, координировать свою деятельность. И пятое свойство управляемых объектов выражается в том, что они зависят от объективных условий и факторов общественной жизнедеятельности и воспроизводят их в своем функционировании и организации. То, что на улицах гололед, быстрее и лучше всего воспринимает водитель автотранспорта, а потом уже и субъект, управляющий им. И так на каждом шагу подобная зависимость очевидна.
Управляемая общественная жизнедеятельность (совокупность управляемых объектов) образует сложную систему, состоящую из разных людей, занятых в производственных, социальных, духовных и иных процессах.
Эту систему в компонентно-структурном отношении можно представить в следующих уровнях:
- отдельный человек в проявлениях его сознания, поведения, трудовой и общественной деятельности, в своей целостной социально-продуктивной активности;
- коллективы и объединения людей, выступающие первичной формой общения и совместной деятельности;
- общество в целом, его социальные образования, отношения, связи и процессы, возникающие вследствие общественной и частной активности людей и их объединений.
Управляемая система в содержательном “срезе” (по социальным функциям) структурируется по таким критериям: цели и направления функционирования (деятельности) управляемых объектов; содержание их основной (главенствующей) по характеру деятельности; материальные, духовные и социальные результаты деятельности; преобладающие закономерности их функционирования и организационной формы. В соответствии с основными сферами общества и указанными критериями управляемые объекты подразделяются на видовые группы: экономические, социальные, духовные и политические (последние имеют двойную природу и во многом являются субъектами управления).
Свойства и структура управляемых объектов влияют на характер управляющих воздействий.
Самоуправленческие механизмы управляемых объектов определяют меру управляющих воздействий. Чем выше первые, тем меньше вторые.
Структурно-компонентная организация управляемых объектов диктует диапазон управляющих воздействий. Для крупных общностей — он широкий, для определенного человека — предельно конкретный.
Содержательный “срез” управляемых объектов обусловливает виды управляющих воздействий. Для экономических объектов управления они одни, для духовных — другие.
Завершая разговор об управляемых объектах, необходимо еще добавить, что они не только воспринимают управляющие воздействия, но и сами инициируют их, ставят перед субъектом управления свои управленческие потребности и интересы, заставляют их принимать необходимые управленческие решения. В результате взаимосвязь любого субъекта управления является не однонаправленной “команда-исполнение”, а двусторонней — субъект воздействует на объект управления, но в свою очередь последний влияет на субъект. Каждая из сторон привносит в управленческие процессы свои элементы, формирующие в итоге сложную систему управления в обществе.
В такой системе в зависимости от избранных критериев можно выделить разные виды управления. Порой это делают по сферам общественной жизни, порой по управляемым объектам. Я полагаю, что подобным критерием видов управления может быть только субъект управления (его власть), ибо именно субъект формирует и реализует управляющие воздействия.
Изучение истории, теории и практики управления, многолетние собственные размышления на данную тему позволяют выделить шесть видов управления, которые определенным образом соотносятся между собой.
Первый, самый важный и основополагающий вид управления представляет собой государственное управление. Такое управление в условиях демократии реализуется государством, его аппаратом от имени и по поручению народа, общества в целом, в соответствующих легитимных формах и процедурах и распространяется на все общество, воздействуя на системообразующие составные общественных отношений. Государственное управление не может и не должно вмешиваться во все стороны жизни людей, но оно обязано обеспечивать целостность, упорядоченность и безопасность общества, того, что именуется конституционным строем. Главная особенность государственного управления заключается в том, что оно опирается на государственную власть — организованную силу общества. От состояния государственного управления зависит очень многое в обществе, и недооценивать его нельзя.
Ко второму виду управления следует отнести местное самоуправление, смысл которого состоит в том, что жители поселений, административных территорий непосредственно или через создаваемые ими структуры (органы местного самоуправления) управляют своими отношениями по месту проживания. Это весьма актуальный вид управления, развитость которого сильно влияет на самочувствие людей. Жаль, что он традиционно недооценивается и используется заведомо слабо. Субъектом управления здесь выступают жители поселений, административных территорий.
Третий вид управления — менеджмент, приобрел, особенно в последнее время под влиянием североамериканских интерпретаций, умышленно неопределенные очертания. Говорят, и неслучайно, о государственном менеджменте, муниципальном менеджменте, информационном менеджменте, интеллектуальном менеджменте и т.д. Мол, на всем можно делать деньги, даже на торговле государственной властью. Между тем если посмотреть повнимательнее, то нетрудно обнаружить, что менеджмент представляет собой довольно точное понятие.
Менеджмент (с точки зрения управления) означает нечто иное, как управление собственностью со стороны собственника (хозяина, владельца). Разумеется, что речь идет о собственности как общественном отношении, в котором задействованы разные люди со своими интересами, а не о простом пользовании вещами, имуществом, услугами и т.п. Ничего не меняется от того, что управлять по поручению (или доверию) собственника могут менеджеры — наемные управленцы, как и от того, что сама собственность может быть общей, долевой, акционерной, кооперативной, коллективной, муниципальной, государственной и пр. Менеджмент справедливо включает в себя предпринимательство, бизнес, производство, маркетинг, торговлю, финансы, использование знаний, информацию и многие другие социально экономические явления. Основополагающий момент здесь связан с целеполаганием, которое заключается в основном в приросте собственности, т.е. в получении дохода, прибыли, ренты, в материально-финансовом обеспечении своих потребностей.
Философия менеджмента несколько иная, чем в государственном или муниципальном управлении. И если быть корректным в смысле понятий, то использовать названные выше прилагательные к менеджменту (государственный, муниципальный и т.д.) можно только в том аспекте, когда речь ведется об управлении соответствующим видом собственности, т.е. когда основанием управляющих воздействий служит собственность, а не власть народа. Здесь водораздел между вышеназванными видами управления, который российское сознание никак не может провести. В результате политика (государственная власть) и экономика (собственность) все еще не могут отделиться друг от друга.
Четвертый вид управления — это общественное управление, субъектами которого выступают институализированные (юридически оформленные) общественные объединения. Они управляют как внутри своих собственных организаций, так и вне них, в соответствии со своими уставными функциями и полномочиями. В гражданском обществе такой вид управления занимает весьма важное место.
Пятым видом управления выступает групповая (коллективная) саморегуляция, благодаря которой несколько человек (или некторое количество людей) свободно (по собственному усмотрению) управляют своей совместной деятельностью. Данный вид управления встречается буквально на каждом шагу, ибо людям всегда приходится как-то регулировать любые групповые и массовые контакты и взаимоотношения. Расширение свободы предполагает, что все больше вопросов взаимодействия людей должно решаться ими самими, исходя из их потребностей, интересов и целей.
Шестой вид управления усматривается в целесообразном поведении или действии отдельного человека, когда он ставит себе в жизни созидательные, гуманные цели и для их достижения отдает свои знания, силы, время. Это фундамент, основание всех других видов управления, поскольку именно от характера поведения и действий человека зависят содержание, объем и механизмы последних. Порой почему-то забывается, что только разумное поведение каждого человека служит предпосылкой разумного развития общества в целом.
Вместе с тем важно помнить и практически из этого исходить, что все виды управления:
- подлежат конституционному и иному правовому регулированию, которое устанавливает тесную взаимосвязь государственного управления с другими видами управления;
- взаимосвязаны между собой, дополняют, заменяют, усиливают или ослабляют друг друга. Нужна системная организация всех видов управления.
При анализе и оценке управления, при постижении самого смысла этого понятия следует, наконец, отчетливо представлять, что в интеллектуальном аспекте управление выступает сплавом “науки-искусства-опыта”.
Управление есть отрасль научного знания, которое является комплексным и включает в себя положения и выводы философии, истории, экономики, социологии, психологии, педагогики, “теории человека”, эргономики, праксеологии, истории, информатики и других наук. Многоаспектность управления обусловливает большое разнообразие наук, рассматривающих его в рамках своего предмета.
Одновременно в управлении присутствует не только “сухая” логика или строгий математический расчет (подлинная наука), но и горячее человеческое чувство, страсть, чутье, интуиция, озарение, наитие, подсознание, все то богатство граней, которое скрыто в интеллектуальном и эмоциональном потенциале человека. Управление наполнено талантом и творчеством, и только действительно даровитые люди создавали его историю.
Управление включает в себя также опыт как индивидуальный, накопленный отдельным человеком, так и коллективный и исторический, который выработан другими, в том числе и предыдущими поколениями. Это как важная составная управления, без которой оно много теряет, так и его большое достояние. Многие актуальные элементы управления люди искали и испытывали веками (в тысячах определенных ситуаций), и это надо знать и уметь практически использовать.
На переломе тысячелетий управление приобрело такое огромное значение в жизнедеятельности людей, что заслуживает глубокого уважения, постоянного изучения и все большего освоения. В принципе оно необходимо каждому. Правда, в разной мере.
Современный предмет, который мы называем также, как во времена Лермонтова называли конверт с письмом, написанным орешковыми чернилами. Что это за предмет?
Статью подготовила доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Волгушева Алла Александровна. 
