Показательно, что лимиты максимизирующего выбора выявляются как бы сами собой по мере развития экономической теории и социологии и появления новых интерпретаций модели homo economicus, в том числе и неклассических. Достаточно перечислить лишь некоторые из них, чтобы убедиться в этом.
Напомним, что классическая маржиналистская модель рационального максимизатора включала три основных компонента: стремление к наибольшему значению индивидуальной целевой функции, полную информированность и достаточные для максимизационных расчетов интеллектуальные способности. О целевой функции следует сказать следующее. Она означала, прежде всего, насыщение материальных потребностей за счет внешних благ (но не внутренних источников, например, связанных с творчеством), что давало возможность приравнивать последние к определенным суммам, производить математические расчеты и переходить от максимизации полезности к максимизации прибыли.
Лимиты рациональности, связанные с реализацией целевой функции, стали явными, прежде всего, в связи с доказательством (в рамках основных разделов микроэкономики: теории потребительского выбора, теории фирмы и др.) ряда случаев ее зависимости (предпочтений) от ограничений выбора. Оказалось, что изменение ограничений (цен, доходов) отражается на экономическом поведении (величине спроса и предложения): потребности субъектов сокращаются в связи с сокращением возможности их удовлетворения (К. Боулдинг, Ю. Эльстер и др.). Между тем целевая функция (предпочтения) ставит в соответствие множество «изменений ограничений» и множество «вариантов поведения». Если же изменение ограничений вызывает изменение самой формы зависимости (целевой функции), то условия задачи оказываются недоопределенными, а сама задача не решаемой.
В силу научной рефлексии факта постоянного недостатка знаний при принятии экономических решений появляется более реалистичная разновидность модели максимизирующего поведения – оптимизационная. Она связанна с выбором наилучшего в данных конкретных условиях варианта, например, на основе поиска необходимой информации (теория поиска). Поиск осуществляется до нахождения оптимального варианта или до тех пор, пока предельные издержки от поиска не станут равными ожидаемой прибыли (выгоде). Таким образом, в оптимизационных теориях имплицитно признается, что информация является важнейшим лимитом, который ограничивает целевую функцию максимизирующего субъекта и который нужно преодолеть, чтобы приступить собственно к процессу принятия решения.
В рамках неоклассики был сделан вывод и о том, что выбор оптимальной линии экономического поведения определяется вероятностями будущих событий, которые максимизатор должен рассчитать (теория ожидаемой полезности). Это (и опять-таки имплицитно) послужило появлению еще одного лимита рационального выбора – фактора неопределенности. Дело в том, что просчет вероятности событий вскрывает методологическую трудность, связанную с собственно процессом принятия решений, особенно в нестандартных ситуациях, которым нет аналога.
Так возникает проблема целерациональных действий, ориентированных на инновационный результат. Эта проблема порождает еще одну версию экономического поведения, которая описывается с помощью эффекта неопределенности (теория Ф. Найта). В рамках этой версии делается попытка показать иррациональность инновационных (предпринимательских) действий, которые не поддаются рациональной реконструкции, не имеют количественного аналога в экономической теории и, следовательно, могут объясняться лишь в русле философской герменевтики. В связи с этим закономерно, что концепции предпринимательского поведения не вписываются в систему теорем предельной производительности.
Говоря о корректности использования априорных моделей максимизации, следует упомянуть и поведенческую концепцию ограниченной рациональности Г. Саймона, которая объясняет эту ограниченность не только наличием неопределенности, но и недостаточной интеллектуальной способностью субъектов перерабатывать имеющуюся информацию таким образом, чтобы всегда принимать правильные решения. В этой концепции проблема рационального выбора переводится в систему координат реальных человеческих действий с изменяющейся функцией человеческих притязаний. По Саймону, процесс перебора альтернатив продолжается до тех пор, пока не будет найден вариант действий, соответствующий наличному уровню притязаний субъекта.
Не рассматривая ставшие уже классическими положения теории ограниченной рациональности, выделим лишь одно из них, которое касается критерия рационального выбора, наиболее часто игнорируемого экономической теорией. Г. Саймон отмечал: «Критерий эффективности – это приближенное выражение критерия рациональности при принятии решений. Суждение о том, какой выбор эффективен, как и суждение о том, какой выбор рационален, всегда делается относительно проводимых в жизнь ценностей. Поэтому, когда измеряется и оценивается эффективность, надо знать какие и чьи ценности максимизируются. Определив их, мы должны определить, как измерить степень достижения этих ценностей».
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Отметим в этой связи, что аксиологический модус экономического поведения является в определенном смысле базовым компонентом рационального выбора. Он определяет вектор целей и режимов максимизирующего поведения, его нормативные границы, за которыми открывается пространство редистрибутивных эффектов, то есть эффектов получения выгоды за счет убытков другого.
Лимиты рационального выбора в связи с эмпирическим анализом деятельности фирм были изучены Х. Лейбенстайном и изложены в его концепции «Х-эффективности». В ее основу положены следующие предпосылки: с одной стороны, любой реальный экономический субъект действует по принципу экономии энергии, который ориентирует его на минимизацию затрат и сохранение статус-кво, с другой, – перманентное возникновение экстремальных ситуаций, давление конкурентов, неблагоприятная конъюнктура, наоборот, стимулируют максимизацию затрат. Таким образом, индивиды, фирмы и экономики функционируют не на максимуме своих производственных возможностей, согласующихся с их ресурсами, а чаще всего не используют их до тех пор, пока не возникает соответствующая ситуация. Этот процесс происходит волнообразно: в зависимости от обстоятельств экономический субъект форсирует или минимизирует свои затраты.
Фактически теория «Х-эффективности» показывает феномен постоянного недоиспользования экономическим субъектом своих возможностей, поскольку на определенном уровне он минимизирует затраты, сохраняя резервы. Другое дело, что субъект экономического поведения (индивид, фирма, организация и т. п.) не всегда знает, а часто не может, да и не хочет знать своих реальных возможностей, поскольку его в большей степени устраивает устойчивость (при стабильной средней норме прибыли), нежели риск, связанный с внедрением нововведений, поиском новых ресурсов, организационных схем и информации.
Таким образом, идея ограниченной рациональности экономического действия дополняется идеей рациональности «переменной», которая демонстрирует версию классического эффекта минимизации затрат при максимизации выгод, если для этого имеются объективные условия.
Рассмотренные примеры (которые можно было бы многократно умножить) показывают, что модель рационального максимизатора подвергается критике не только по всем ее основным элементам, но и в целом. Не случайно в рамках маржинализма наряду с неоклассической его парадигмой, базирующейся на количественных методах, сформировалась и либеральная парадигма, основанная на процедурах и вербальных моделях австрийской и неоавстрийской школ, отрицающих макроэкономику и сопутствующие ей методы математического анализа. Кроме того, в ХХ веке были разработаны субъективистские, институциональные, гуманистические (междисциплинарные) и некоторые другие модели экономического поведения, частично или полностью отрицающие принцип максимизации. В целом, с точки зрения этого принципа, в интерпретациях экономического поведения явно прослеживаются тенденции постоянного колебания между двумя предельными полюсами: от универсально-рациональной версии детерминистского выбора до ее иррационально-экзистенциального антипода. Суть последнего можно проиллюстрировать на примере концепции радикального субъективизма Дж. Шэкла.
Этот английский ученый предлагает экзистенциальное объяснение загадки экономического выбора. Его «радикальный субъективизм» основывается на ранее выдвинутых предположениях Дж. Кейнса о существовании «внерациональных стимулов» экономического поведения – спонтанной активности экономических субъектов (animal spirits). Дж. Шэкл связывает экономические действия с беспредпосылочным выбором субъектов, активность которых инициируется просто фактом необходимости действовать и их творческой фантазией. Этот беспредпосылочный выбор предшествует решению и является «первой инстанцией» дальнейшего действия. Мотивация же выбора заключается преимущественно в получении эмоционального удовлетворения.
Таким образом, шэкловский человек является прямой противоположностью неоклассическому. Вектор его поведения спонтанен и непредсказуем. Он действует в системе полной неопределенности. Ему не нужен прошлый опыт, поскольку будущее будет определяться все новыми и новыми комбинациями спонтанных действий не только его самого, но и множества других взаимодействующих с ним субъектов. Решения же он принимает путем интуитивного сравнения «возможностей» (а не вероятностей) наступления исходов действий. С точки зрения Дж. Шэкла, исчерпывающей информацией не может обладать ни отдельный человек, ни рынок в целом, как это постулируется, например, у Ф. Хайека.
Более не вдаваясь в рассмотрение контраргументов против модели рационального максимизатора, которая является ядром наиболее мощного в современной экономической теории неоклассического течения, следует подчеркнуть следующее. Развитие последнего демонстрирует дискретное, постепенное наполнение указанной модели множеством деталей и компонентов, которые превращают идею и принцип максимизации в систему операциональных моделей, выполняющих не столько познавательно-эвристическую, сколько методологическую функцию доказательства точности экономической науки.
Однако, как мы уже отмечали, постулат максимизации, являясь идеологическим (нормативным) конструктом, не может быть основанием строгих логических выводов. Не решает проблемы и декларируемая М. Фридменом точка зрения о том, что оценивать научную теорию следует по реалистичности ее прогнозов, а не предпосылок. Эта мысль является лишь констатацией противоречий и антиномий научной рациональности. В реальности же люди могут действовать как в соответствии, так и не в соответствии с принципом максимизации, хотя для изучения экономического поведения он, безусловно, важен.
Главной причиной недостаточных объяснительных возможностей неоклассических теорий является игнорирование ими социокультурных и институциональных детерминант реального экономического выбора. Проиллюстрируем их важность на примере рассмотрения ориентиров (факторов) целеполагания, предложенных Н.Ф. Наумовой. Они отражают многомерность детерминации социального, и в том числе экономического поведения и позволяют оценивать его скорее как социокультурную данность, нежели как конкретное инструментально-поведенческое явление. Обобщающие ориентиры целеполагания, по Наумовой, лежат как внутри, так и вне конкретных целенаправленных действий.
Вот эти ориентиры:
1. Наиболее обобщенные механизмы целеполагания – сфера личностных смыслов, которые лежат за пределами четкого их объяснения и понимания. Это некоторые проекты человеческого поведения, в которых заложены экзистенциальные и нормативно-аксиологические компоненты выбора.
2. Система модальностей и предпочтений должного, где выбор варианта социального действия определяется императивом следования долгу.
3. Сфера ценностей (инструментальных и терминальных), как фундаментальных ориентиров поведения, оснований для определения порядка предпочтений, отбора альтернатив и границ социальных действий.
4. Система социокультурных норм, которые диктуют социальные требования к человеку, являясь стандартом и образцом социальных действий. Вышеперечисленные аспекты образуют основной фундамент нормативно ориентированного поведения, на базе которого формируются более узкие, субъективно-личностные компоненты целеполагания. Однако на анализ последних, прежде всего, и направлены усилия маржиналистов.
5. Цель, ориентирующая человека в выборе средств (инструментальных объектов) и обеспечивающая их перевод с языка личностных смыслов на язык объективной реальности. Цель дает человеку представление о желаемом для него результате действия, но не о процессе его выполнения (как, например, норма или долг). Она определяет результат в терминах внешних объективных процессов и явлений (а не внутреннего состояния), в терминах рационально выбранных (то есть нормативно и ценностно одобренных) средств. Функция целевого поведения – непосредственная и инструментальная реализация стремлений, сформированных другими ориентирами.
6. Самость, самобытность действующей личности. Этот феномен может занимать различное место среди механизмов ориентирования. Он может быть подчинен другим; но если он становится центральным, то все другие ориентиры (за исключением общего жизненного проекта) могут быть подчинены ему. Функция такого поведения – сохранение здоровья личности.
7. Отсутствие ориентира, то есть нерациональное поведение, которое может интерпретироваться по-разному, как:
а) псевдоцеленаправленное;
б) непонятное (для наблюдателя или для самого субъекта действия);
в) поисковое, связанное с неопределенностью;
г) импульсивное, представляющее инстинктивную реакцию личности на те ситуации, для которых у нее нет готовых ориентиров;
д) рудиментарное, стереотипное и т. п.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
