Товар и деньги

Товар

Товар по определению есть продукт труда, предназначенный для обмена. Продуктом труда может стать некая вещь, услуга либо еще какое-нибудь материальное или нематериальное благо. В любом случае товар, какую бы субстанцию он ни принимал, должен обладать потребительной стоимостью и меновой стоимостью.

Потребительная стоимость товара в традиционном понимании связывается с полезностью товара для потребления. (Характер потребления постоянно изменяется, поэтому и полезность носит исторический характер.) В таком аспекте потребительная стоимость товара представляет интерес для экономического анализа лишь в плане того, что должна заключать в себе полезность не для непосредственного производителя рассматриваемого товара, а для других индивидов, т.е. должна являться общественной потребительной стоимостью. С точки же зрения конкретных физических свойств товара, формирующих его полезность, товар и его потребительная стоимость справедливо служили и служат предметом исследования других наук, например, товароведения, но не политической экономии.

В этом случае потребление становится фактором равновесной корректировки складывающихся затратных пропорций при производстве товаров и в таком качестве подлежит отдельному анализу, связанному с механизмом равновесия А. Лейонхувуда, который по логике должен проводиться сразу после анализа затрат на создание товара. Сами же затраты труда на создание товара в обмене образуют стоимость данного товара, которая в том же обмене выступает как меновая стоимость.

Однако в современных теориях стоимость определяется не затратами труда, а полезностью товара. При этом отрицание приоритета трудовых затрат в определении стоимости осуществляется как напрямую, например, в работах маржиналистов, так и косвенно, через выражение безразличия по поводу того, что считать приоритетным.

Позиция безразличия давно известна в экономической науке как «ножницы Маршалла». В свое время А. Маршалл написал следующее: «Мы могли бы с равным основанием спорить о том, регулируется ли стоимость полезностью или издержками производства, как и о том, разрезает ли кусок бумаги верхнее или нижнее лезвие ножниц. Действительно, когда одно лезвие удерживается в неподвижном состоянии, а резание осуществляется движением другого лезвия, мы можем, как следует не подумав, утверждать, что резание производит второе. Однако такое утверждение не является совершенно точным, и оправдать его можно лишь претензией на простую популярность, а не строго научным описанием совершаемого процесса». Сейчас некоторые экономисты считают этот отрывок чуть ли не образцом популярного объяснения синтеза теорий предельной полезности и издержек производства, или просто неоклассического синтеза.

Конечно, можно подчеркнуто не искать приоритет либо трудовых затрат, либо полезности в определении стоимости, однако в конечном счете исподволь проводится точка зрения о приоритетности полезности в определении стоимости. Это неудивительно, поскольку вопрос приоритетности, изначально выглядящий риторическим или по Маршаллу популистским, на самом деле обусловливает очень важные практические действия, требующие борьбы не со следствием, а с причинами. Следовательно, важно знать, что принимать за причину, а что — за следствие. Поэтому следует согласиться с марксистской политэкономией, называющей такой подход А. Маршалла эклектическим.

Правда, вместо того, чтобы учесть явный факт, что полезность каким-то образом влияет на величину стоимости, марксистская политэкономия в данном вопросе полностью опиралась на трудовую теорию стоимости, гласящую, что стоимость товара состоит только в затратах труда на его производство. Вопрос приоритетности для этой теории как бы и не стоял, равно как для строго маржиналистской доктрины, признававшей основой стоимости только полезность. Однако указанная проблема существует, и первая попытка ее адекватного осмысления была предпринята А. Маршаллом.

В настоящем исследовании, несмотря на авторитет А. Маршалла в этом вопросе, как уже понятно, утверждается обратное: существует приоритет в определении стоимости, который принадлежит трудовым затратам, но при этом на величину стоимости влияет определенным образом и полезность товара. Иными словами, утверждается, что определение стоимости трудовыми затратами не может быть произведено, как говорится, в лобовую: только затраты труда, и все.

Таким образом, в данной работе отстаивается положение, что субстанцию стоимости образуют затраты труда, а не потребительная стоимость, или полезность, но вместе с тем признается необходимость учета полезности для развития общественного труда. Поэтому далее анализ будет придерживаться принципов теории трудовой стоимости, хотя в отличие от марксистского толкования этих принципов будут учтены положения теории предельной полезности.

Впрочем, в определенном смысле можно согласиться с маржиналистами, что полезность определяет стоимость. Ввиду того, что экономия рабочего времени обретает первостепенный характер, полезность для развития получает также первостепенное значение. Собственно, это находит отражение в приоритетности развивающегося конкретного труда перед приращиваемым абстрактным трудом. Даже если это нынешней экономической науке пока не известно, жизнь заставляет ощутить данный приоритет в форме повышения роли качества товара, и экономисты интуитивно при исследовании товарно-денежных отношений начинают с анализа проблем потребления и полезности, в том числе общей и предельной полезности. Чтобы убедиться в этом, достаточно взять в руки и просмотреть структуру любого современного учебника по экономике. Без сомнения, это — верный подход. А чтобы заострить внимание именно на такой полезности, следует особо отметить, что теперь от обмениваемого товара требуется определенное качество, свидетельствующее о технологичной авангардности товара.

Однако в связи с тем, что под полезностью до сих пор понимают только полезность для потребления без ее связи с экономией рабочего времени, т.е. из полезности изымается объективная основа и утверждается некое субъективное начало, требуется специальное указание именно на приоритетность принципов трудовой теории стоимости. К тому же упомянутая экономия рабочего времени как раз родом из трудовых затрат, точнее из процесса их изменения, и в конечном счете экономия рабочего времени находит свое выражение именно в новой структуре трудовых затрат или в изменившейся величине затрат. Сказанное рождает необходимость анализа прежде всего нового содержания стоимости, которая, как отмечалось раньше, выступает на поверхности в роли меновой стоимости.

Меновая стоимость товара — это пропорция, в которой данный товар обменивается на другие товары. Так как меновая стоимость есть форма стоимости товара, пропорции обмена товаров складываются в зависимости от величины стоимости каждого товара. Величина же стоимости товара определяется количеством труда, общественно необходимого для создания этого товара, т.е. размером требующихся для создания товара общественно необходимых затрат труда. В этом смысле у стоимости ничего не изменилось, и как будто бы все осталось по-прежнему.

Это не так, поскольку затраты труда, требующиеся для создания товара в современных условиях, совсем не те, что анализировались классиками трудовой теории стоимости. Затраты, рассматривавшиеся ими, состояли тогда в затратах непосредственного труда товаропроизводителей, или в прямых затратах. И хотя теория межотраслевого баланса показала, что такие прямые затраты должны учитывать так называемые косвенные затраты, данное уточнение не меняло суть прежнего понимания затрат, так как косвенные затраты являются теми же самыми прямыми затратами, формирующимися непосредственным трудом.

Самое читаемое за неделю
Введение ковидных паспортов в 2021 году
Должен знать каждый: Сильное повышение штрафов с 2021 года за нарушение ПДД
Введение продуктовых карточек для малоимущих в 2021 году
Доллар по 100 рублей в 2021 году
Новая льготная ипотека на частные дома в 2021 году
Продление льготной ипотеки до 1 июля 2021 года
35 банков обанкротятся в 2021 году

Современные затраты отличаются от прежних прямых затрат на величину вмененных затрат, которые образуются в процессе экономии рабочего времени. Конечно, прямые затраты никуда не делись, без них не создать товара, однако процесс экономии рабочего времени обусловил то, что кроме прямых затрат требуется учесть вмененные затраты, чтобы получить всю величину затрат, необходимых для создания товара.

В сумме прямые и вмененные затраты образуют приведенные затраты, поэтому все сказанное насчет содержания стоимости и современных затрат означает, что стоимость товара в современных условиях формируется приведенными затратами. Следовательно, насколько приведенные затраты отличаются от прямых, классических затрат, настолько современная стоимость товара должна отличаться от классической стоимости товара. Отличаются же приведенные затраты от прямых затрат на величину вмененных затрат.

Это обстоятельство позволяет осуществить преемственность положений классической теории трудовой стоимости. Вместе с тем вмененные затраты коренным образом отличаются от классических затрат, что заставляет заново определить все эти положения.

Как отмечалось, прежняя величина стоимости товара, определяемая прямыми затратами и основывалась на величине общественно необходимого рабочего времени, затрачиваемого на изготовление этого товара при данных общественно нормальных условиях производства и среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда. В курсах экономике раздел издержек содержит весь необходимый анализ прямых затрат как переменной величины. Правда, при этом следует сделать поправку на то, что издержки в этих разделах включают в себя затраты прошлого труда.

Возвращаясь к только что приведенному определению стоимости через прямые затраты, следует отметить, что в таком определении величины стоимости товара всегда внутренне закладывается возможность увеличения стоимости собственного товара    в целях его обмена на большее количество чужого товара. В этом случае механизмом приведения индивидуальных затрат к некой общественно необходимой их величине является конкуренция. Товаропроизводители, затрачивающие на изготовление единицы продукции меньше рабочего времени, чем другие, оказываются в выигрышном положении. Тем самым предотвращается неоправданное завышение затрат, и таким опосредованным способом реализуется процесс экономии рабочего времени.

У приведенных затрат как раз все наоборот. Они напрямую воплощают экономию рабочего времени, являясь непосредственным результатом этой экономии. Парадоксально, но при этом в них внутренне заложен механизм роста их величины. Проявляется этот парадокс в следующем. Процесс экономии рабочего времени требует создания все более и более качественных предметов потребления, самых технологически новых средств производства. Очевидно, что, с одной стороны, для их производства необходимо больше непосредственного труда, чем для изготовления менее совершенных их аналогов; с другой стороны, рост производительной силы труда приводит к тому, что прямые затраты на изготовление каждой единицы более продвинутых предметов потребления и средств производства оказываются меньше прежних затрат, так что создается впечатление, что стоимость товаров имеет тенденцию к сокращению. Этой точки зрения придерживались марксисты, ссылавшиеся на утверждение К. Маркса, что рост производительной силы ведет к снижению стоимости товара. При незначительности вмененных затрат это положение еще справедливо. Но как только произошло становление вмененных затрат, стоимость товаров уже не сокращается в связи с ростом производительной силы труда. Благодаря феномену приведенных затрат разрешается указанный выше парадокс. Несмотря на то, что прямые затраты снижаются, современная стоимость растет из-за опережающего роста вмененных затрат (парадокс Варги). Естественно, что при этом производятся более современные товары. Другими словами, чем больше в технологии производства товара и самом товаре задействуется научно-технических новшеств в целях повышения производительной силы или качества товара, тем выше стоимость товара.

В указанном парадоксе Варги следует обязательно увидеть то, как вуалируется определение стоимости затратами. Когда стоимость увеличивается, в то время как прямые затраты сокращаются, создается объективная иллюзия, будто стоимость отрывается от затрат, что затраты не конституируют стоимость. А если затраты не определяют стоимость, остается признать, что ее определяет полезность, поскольку ничего другого у товара нельзя обнаружить. Так, по крайней мере, выглядит на поверхности это явление. Поэтому нет ничего удивительного, что такое непосредственное описание содержания стоимости превалирует над научным пониманием процесса. И этот факт следует всегда иметь в виду при отделении сущности стоимости от ее проявления.

Тест "На сколько вы активны" Тест "Подходит ли Вам ваше место работы" Тест "На сколько важны деньги в Вашей жизни" Тест "Есть ли у вас задатки лидера" Тест "Способны ли Вы решать проблемы"

Тест "Для начинающего миллионера" Тест который вас удивит Семейный тест "Какие вы родители" Тест "Определяем свой творческий потенциал" Психологический тест "Вы терпеливый человек?"

Ограничителем роста затрат в механизме экономии приведенных затрат является не конкуренция, а потребление. Вкратце ситуация состоит в том, что в сопоставлении, с одной стороны, объемов производства и потребления, а с другой — затрат на производство этих объемов, отыскивается величина общественно необходимых затрат труда. При этом объемы потребления определяются в процессе максимизации качества жизни — объективного содержания предельной полезности, поэтому можно считать, что предельная полезность является корректирующей составляющей в определении величины стоимости товара. При неопределенности трудовой компоненты, т.е. при отсутствии строгих данных об общественно необходимых затратах труда на производство данного товара, предельная полезность вещи и вовсе становится единственным объективным фактором определения величины ее стоимости. Причем задействованность предельной стоимости в определении стоимости товара обусловливается тем, что предельная полезность является составляющей процесса экономии рабочего времени, поскольку через максимизацию качества жизни имеет ту же субстанциональную природу, что и вмененные затраты, пусть и опосредованным образом. Думается, что именно в таком ракурсе должно состоять решение знаменитого парадокса о стоимости воды и алмазов. Однако еще раз следует отметить, что только трудовые затраты имеют характер первоосновы в определении стоимости товара.

В литературе определение стоимости через трудовые затраты и предельную полезность, как было отмечено, называют синтезом трудовой теории стоимости и теории предельной полезности. Если синтез названных теорий понимать в рассмотренном выше аспекте, возражений против данной трактовки стоимости в настоящей работе не имеется. Но все дело в том, что до сих пор ни в одной из работ нет такого подхода к определению стоимости. У традиционных представителей трудовой теории стоимости под затратами труда понимаются только прямые затраты, а сама теория предельной полезности ими отвергается, что в принципе правильно, поскольку лишь вмененные затраты предполагают объективный учет предельной полезности. У экономистов, признающих феномен приведенных затрат (к их числу можно отнести практически всех представителей бывшей советской школы по эффективности капитальных вложений), анализ предельной полезности и ее роли для определения стоимости просто отсутствует.

Теоретики предельной полезности понятным образом во главу угла ставят предельную полезность, а трудовые затраты рассматриваются в качестве корректирующего фактора при определении величины стоимости. Казалось бы, такой подход является просто зеркальным отражением предложенного в данной работе подхода, в соответствии с которым основообразующими в стоимости признаются трудовые затраты, и корректирующей составляющей служит предельная полезность, а здесь вроде бы все наоборот.

То, что это не так, можно судить по такому факту, что в западной экономической теории феномен приведенных затрат вообще не рассматривался. Если взять любые курсы по экономике, под издержками (постоянными, переменными, средними, предельными) в них понимаются по сути прямые затраты. Чтобы убедится в этом, следует обратить внимание на то, что когда утверждается, что при росте производительной силы труда снижаются издержки, речь идет именно о прямых затратах, но никак не о приведенных затратах. Однако именно такие заключения встречаются в любом курсе по экономике.

Сказанное означает, что по уровню анализа структуры затрат западные экономисты пребывают еще в XIX в., равно как представители трудовой теории стоимости — в своем отношении к предельной полезности. Это понятно. Если одни делали в своих исследованиях упор на предельную стоимость, а другие — на трудовые затраты, немудрено, что анализ противоположной субстанции оказался по сути на нулевом уровне.

В вопросе о приведенных затратах поражает следующий факт. Вмененные затраты как часть приведенных затрат своим генезисом обязаны альтернативным издержкам. Открытием же альтернативных издержек так гордится западная наука, что, казалось бы, ею и должны были быть открыты приведенные затраты. Но весь парадокс состоит в том, что этим открытием западная наука не смогла толком распорядиться. Это выражается в следующем. Несмотря на выделение так называемых бухгалтерских издержек и экономических издержек, проводится точка зрения, согласно которой «если рынок функционирует правильно, то рыночная цена равна альтернативным издержкам». Получается, что экономические издержки в курсах экономике подчиняются закономерностям прямых затрат (бухгалтерских издержек за вычетом амортизации), и в то же время в равновесной ситуации они равны только альтернативным издержкам. Это противоречие разрешается в феномене приведенных затрат, однако их существование даже не предполагается, и данный факт ставит под сомнение верность всей теории производства и издержек из курсов экономике.

Когда теоретики количественной теории денег во главе с М. Фридменом предлагали меры по сокращению инфляции, они совсем не предполагали, что существуют приведенные затраты и темп объективной инфляции, а именно темп роста приведенных затрат (парадокс Варги), обусловленный требуемым ростом вложений в научно-технический прогресс общественного производства. Поэтому результат внедрения их рекомендаций оказался обескураживающим: вместо «разумного» сокращения цен получилось «неразумное» сокращение производства; убив инфляцию, убили производство. Следовало бы все-таки понять, почему «инфляция стала хронической», и что лежит в основе монопольных цен и упомянутой надбавки N. Для стран СНГ цена этой ошибки оказалась слишком дорогой.

Таким образом, цена конкурентного рынка — это цена из прошлого капиталистического производства. Ее определение в качестве истинной предопределяет возврат старых производственных технологий, в которых доля ручного труда высока. Нормальную же стоимость образуют приведенные затраты. И то, что такую стоимость ассоциируют с деятельностью монополий, не должно смущать. Во-первых, любой товаропроизводитель, осуществляющий свое производство с внедрением передовых технологий, должен ориентироваться на приведенные затраты; во-вторых, современные технологии для своего применения требуют довольно высокого уровня концентрации и централизации капитала, и именно с этим связано появление монополий; в-третьих, противоядие от определенных негативных явлений, связанных с деятельностью монополий, существует, и его рождает сама жизнь.  В-четвертых, наконец-то появляются кроме Й. Шумпетера экономисты, например, П. Ромер, Р. Хейлбронер, Л. Туроу и др., которые начали узревать в монополиях признаки необходимости, В пятых, существование прямых затрат обусловливает сохранение в соответствующем объеме места для конкурентного рынка, естественно, при доминирующем наличии монопольной власти.

Этот пример показывает, что никакого синтеза трудовой теории стоимости и теории предельной полезности, зеркально отражающего рассматриваемый в настоящей работе, не существует. Предложенный синтез названных теорий при определении стоимости и формализованный в равновесии А. Лейонхувуда, как видно, существенно отличается в вопросе о современной структуре затрат.

Резюмируя итоги рассмотрения приведенного примера, можно признать, что экономическая теория в ее нынешнем состоянии не совсем адекватно объясняет суть современных экономических процессов. «Возможно, самым примечательным провалом современной теории стоимости является ее неспособность объяснить ценообразование, выпуск продукции и другие связанные с этим решения крупных, но не монополистических фирм, производящих значительную часть продукции». Принимая за затраты только прямые затраты, теория в силах лишь описать происходящие явления и процессы, и в этом описании заключается вся ее ценность, полезность. Поэтому новой теории предстоит дать полное объяснение современным явлениям и процессам.

Указанную ситуацию в микроэкономической теории можно сравнить с ситуацией в астрономии до Коперника. До определенного момента знания о Вселенной с точки зрения того, что Солнце движется вокруг Земли, имели прогрессивный характер, хотя и основывались на описании явления. Между тем оказалось, что Земля движется вокруг Солнца, так как сущность всегда противоположна явлению. Точно также не прямые, а приведенные затраты характеризуют суть ныне происходящего в экономике. Правда, аналогия с Землей и Солнцем заканчивается на указании противоположности сущности и явления, поскольку прямые затраты при капитализме XIX в, были единственной конституирующей тогдашних затрат, следовательно, их анализ раскрывал действительное содержание экономических процессов.

Именно среди них выделяется набор, в наибольшей степени максимизирующий качество жизни. Поэтому приведенные затраты всегда должны сопровождаться расширением ассортимента производимой и потребляемой продукции, что затем проявится в действиях товаропроизводителей. Впрочем, и со стороны производства приведенные затраты предполагают расширение ассортимента продукции. Это вытекает из способа определения нормы эффективности, когда требуется   сравнение вариантов развития по всей экономике. Варианты, следовательно, предполагают многоотраслевое наполнение.

За ростом приведенных затрат может скрываться, кроме всего прочего, рост объемов самого производства. Поэтому потребление служит ограничителем и для роста объемов производства. Данное обстоятельство нужно иметь в виду, хотя и без такого замечания жизнь вскоре заставит обсудить проблему недопроизводства в современной экономике.

Потребление, выступающее в качестве ограничителя, обусловливает необходимость непосредственно просчитывать общественные потребности в производимом товаре и затраты на его производство. Следовательно, товаропроизводитель внутренне вынуждается строить план собственного производства, который, как и мечтал Ф. Энгельс, «будет определяться в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимым для их производства количеством труда». Тогда в некотором смысле можно считать, что «труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был его специфически полезный характер, становится с самого начала и непосредственно общественным трудом». Ясно, что в этом абзаце речь не идет о директивном планировании.

В условиях НТР, в условиях высокой концентрации производства у предпринимателя появилась возможность изучать и учитывать емкость и структуру рынка, воздействовать на него, осуществлять прямое или косвенное регулирование потребления. Если в начале века фирмы связывали свой коммерческий успех с ростом производства и повышением его эффективности за счет снижения издержек, то на смену сбытовой ориентации фирм пришла система рыночной ориентации на потребителя, получавшая название маркетинга», — пишет как бы в подтверждение сделанных выше выводов Е.Б. Мостовая. И тут же делает заключение, что «современное производство, реализуя под воздействием НТР принципы маркетинга, рыночной ориентации на потребителя, развивается по каким-то иным законам, чем в XIX в., в каком-то ином, новом направлении». Думается, нет нужды пояснять, что эту загадку способен раскрыть феномен приведенных затрат.

Феномен приведенных затрат приводит к тому, что товаропроизводитель теперь вступает в отношения с потребителем, а не с остальными товаропроизводителями. Поэтому стоимость III представляет собой не классическое отношение товаропроизводителей, овеществленное в стоимости I, а совершенно противоположное новое отношение. Прежнее классическое отношение, по выражению Е.Б. Мостовой, положительно упраздняется, и это имеет серьезные последствия для содержания микроэкономических процессов, которые только по форме оказываются старыми капиталистическими товарно-денежными отношениями. После таких замечаний можно утверждать, что выводы К. Маркса и Ф. Энгельса обретают снова актуальность, хотя и в ином аспекте.

В стоимости I потребление играло противоположную роль. Оно являлось не прямым, а опосредованным, неявным ограничителем величины стоимости I. Поскольку изначально в стоимости I не было никаких ограничений по объемам потребления данного товара, товаропроизводители, если их устраивали сложившиеся общественно необходимые затраты труда, выпускали продукцию в соответствии со своими производственными возможностями. И лишь тогда, когда совокупный объем произведенной продукции превышал объемы потребления, потребление давало о себе знать, в результате чего снижалась стоимость единицы создаваемого товара. Как видно, в самом механизме образования стоимости I был заложен в зародыше механизм кризисов перепроизводства.

В стоимости III также можно проглядеть зачатки кризисов, но уже в форме стагфляций, а не перепроизводства. Например, в стоимости III, как отмечалось, заложен объективный рост затрат. Но экономия прямых затрат происходит лишь в начальный момент, поэтому в дальнейшем происходит экономия уже приведенных затрат, так что в итоге прямые затраты и их вес в общих затратах все время уменьшаются, а вмененные затраты и их вес увеличиваются, да так, что увеличиваются приведенные затраты в целом. Данный факт можно интерпретировать как уменьшение веса физического туда и увеличение веса умственного труда в общественном производстве. Однако главное сейчас в другом. Сокращение прямых затрат и увеличение вмененных затрат говорит о том, что в данных приведенных затратах содержатся в качестве базы прежние приведенные затраты и темп их роста. Абсолютное падение приведенных затрат в механизме их образования отсутствует, поэтому динамика приведенных затрат связана лишь с тем или иным темпом их роста, т.е. темпом инфляции, и оттого инфляция приобретает тот самый «хронический» характер, следовательно, при современных кризисах могут изменяться не абсолютные уровни цен, а темпы инфляции. Предстоит показать, почему во время кризисов инфляция не спадает и для этого необходимо еще раскрыть содержание фазы подъема капиталистического производства как решающей ныне фазы в цикличном экономическом развитии. Данное замечание, впрочем, не мешает сделать вывод, что стоимость III оказывается относительной стоимостью, т.е. стоимостью, содержащей внутри себя сравнение с прежней стоимостью, в то время как стоимость I обнаруживает в себе абсолютный характер.

Конечно, обо всем, что касается механизма стагфляций, еще рано говорить без анализа денег, монополий и т.д., однако указание на наличие зачатков современных кризисов в стоимости III было сделано для того, чтобы лучше понять содержание и свойства приведенных затрат, а также чтобы еще раз уяснить, что в простейшем явлении содержатся «все противоречия (respective зародыши всех противоречий) современного общества», и что дальнейший анализ должен показать «развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в X его частей, от начала до его конца». Кроме того, обнаружение зачатков стагфляций в механизме определения стоимости III позволяет уяснить, что появление стагфляций объективно и что они вызываются внутренними причинами, а отнюдь не последствием государственного регулирования рыночной экономики, или какими-то внешними факторами.

Указание на содержание зачатков всех явлений и процессов в экономической клеточке заставляет еще внимательней взглянуть на свойства товара, обусловленные экономией рабочего времени. В частности, очень важно отметить, что вмененные затраты появляются при экономии прямых (полных) затрат, т.е. образование второй части стоимости III обязано стоимости I (и II). Это обстоятельство позволит в будущем объяснить природу банковского мультипликатора, или механизм создания депозитных денег. Далее, со вмененными затратами, если вспомнить, связан феномен отделения управления от собственности. Как это свойство стоимости III проявляет себя, также еще предстоит показать, поэтому и его следует иметь в виду.

Необходимо обратить внимание и на такое свойство вмененных затрат, которое заключается в том, что вмененные затраты предполагают соизмерение затрат и результатов, рождающихся в процессе экономии рабочего времени. Данное свойство проявляется в своем непосредственном виде в форме зависимости качества товара и объема затрат, требующегося для достижения того или иного уровня данного качества. Если брать ситуацию в целом, то давно существующая надобность в соизмерении любых экономических результатов и затрат есть просто-напросто выражение рассматриваемого свойства вмененных затрат. При этом соизмерение затрат и результатов обусловливает появление нормы (коэффициента) эффективности затрат, следовательно, вмененные затраты предполагают определенный уровень эффективности своего осуществления. Кроме того, затраты и результаты разделены разными моментами появления. Если затраты в двум моментном подходе связаны с сегодняшним моментом, то результаты — с будущим моментом времени. Следовательно, вмененные затраты содержат внутри себя еще и связь сегодняшнего и будущих моментов. Хотя об этом уже говорилось, однако нелишне именно в данном месте исследования повторить, что вмененные затраты содержат в себе соизмерение выигрыша и потерь (упущений) экономии рабочего времени, которые составляют содержание альтернативных издержек. Поэтому становится очевидным, почему стоимость определяют как «недополученные полезности» или «утраченные полезности».

Различие стоимостей I и III заключается не только в перечисленных свойствах. Сущность стоимости I состоит прежде всего в том, что прямые затраты есть атомизированные затраты. Это — затраты небольших производителей, не влияющих, а наоборот, зависящих от складывающихся уровней общественно необходимых затрат труда и пропорций общественного производства. Стоимость I представляет собой категорию, отражающую общественный процесс сведения индивидуального, частного труда к общественному.

В этом отношении стоимость III представляет собой категорию, наоборот, отражающую процесс выведения «доли», «веса» данного индивидуального труда из общественного. В стоимости I заложен процесс интегрирования, в стоимости III  процесс дифференцирования. По определению З.И. Файнбурга и Г.П. Козловой, стоимость I и стоимость III являются элементами генетических векторов, противоположных по содержанию способов производства. Этому свойству стоимостей I и III можно предложить и другую характеристику, согласно которой стоимость I предстанет стоимостью с микроэкономическим характером, а стоимость III — стоимостью с макроэкономическим характером.

Микроэкономический характер стоимости I предполагает, таким образом, то, что в этой стоимости завязаны отношения только частных товаропроизводителей. Макроэкономический же характер стоимости III порождается отношениями не между частными товаропроизводителями, а между товаропроизводителями и обществом в целом. Это вытекает из сущности вмененных затрат. Поэтому ввиду того, что цело общественный эффект общественного труда, заключенный во вмененных затратах, выступает как частный эффект частных затрат, возникает необходимость в распределении этого эффекта на части, одна из которых будет свидетельствовать о частном характере осуществления затрат по его получению, а другая — об общественном источнике образования рассматриваемого эффекта. По форме общественная часть выступает как доля от всей величины приведенных затрат (стоимости III), и поскольку стоимость III является добавленной стоимостью, данная общественная составляющая стоимости III оказывается частью добавленной стоимости, или в терминах отчуждения — налогом на добавленную стоимость.

Выделение в стоимости III указанной общественной части, кстати, объясняет, почему в начальных главах курсов экономике, посвященных равновесию спроса и предложения, обычно сразу приводится анализ влияния налогов на характер достигаемого равновесия. Раскрытие экономической природы налога на добавленную стоимость делает очевидной связь данного налога со стимулированием научно-технического прогресса. До сих пор теория и практика лишь констатировали наличие связи между ставками налога на добавленную стоимость и интенсивностью внедрения достижений научно-технического прогресса, никак не объясняя природу этой связи. Теперь же в свете раскрытых свойств вмененных затрат указанная связь получает свою содержательную характеристику.

Консолидация всего общества по отношению к частному товаропроизводителю, заложенная в стоимости III, определяет и такое важное явление экономической жизни, как реакция общества на объективный рост современной стоимости. Очевидно, что в зависимости от силы сторон данного отношения находит конкретную форму в каждый исторический момент способ регулирования указанного роста. При развитости и силе общественных институтов рост стоимости делается контролируемым. Неразвитость же и слабость этих институтов на руку товаропроизводителю.

Последовательная детализация внутреннего содержания вмененных затрат, как элемента, предопределяющего свойства стоимости III и их отличие от свойств стоимости I в конечном счете очевидно требует рассмотрения современного товара и его стоимости с точки зрения связок «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный труд» и «конкретный труд — абстрактный труд». Поэтому следует, наконец, вспомнить о существовании двойственного характера движения общественного труда, который детерминирует все свойства происходящих процессов, в том числе и образования стоимости.

Двойственный характер движения общественного труда

Двойственный характер движения общественного труда, про являет себя через две связки парных категорий: «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный труд» и «конкретный труд — абстрактный труд». Последняя связка «конкретный труд — абстрактный труд» определяет наличие у труда просто двойственного характера, открытого в свое время К. Марксом и ставшего отправным пунктом понимания капиталистического способа производства.

Феномену двойственного характера труда было посвящено столько исследований, что сейчас достаточно лишь повторить его содержательное описание. «Всякий труд есть, с одной стороны, расходование человеческой рабочей силы в физиологическом смысле, — и в этом своем качестве одинакового, или абстрактно человеческого, труд образует стоимость товаров. Всякий труд есть, с другой стороны, расходование человеческой рабочей силы в особой целесообразной форме, и в этом своем качестве конкретного полезного труда он создает потребительные стоимости».

Из данного отрывка видно, что в XIX в. абстрактный труд определял стоимость в полном ее размере, а конкретный труд также полно определял содержание потребительной стоимости.

Настоящее исследование показало, что феномена двойственного характера труда сейчас оказывается недостаточно как для полного задания стоимости товара, так и для полного определения потребительной стоимости. Чтобы учесть все возникшие затраты по изготовлению товара, необходимо иметь в виду не только прямые затраты, но и вмененные затраты. Точно так же для определения потребительной стоимости товара следует принять во внимание не только полезность товара для потребления, но и его полезность для развития общественного труда. 

Полезность для развития общественного труда имеет своим содержанием прогрессивные изменения в характере целесообразной деятельности, направленные на получение сэкономленного рабочего времени. Полезность же для потребления подразумевает обыкновенное осуществление обозначенной деятельности, имеющей целью создание материального или нематериального блага, способного удовлетворить некую человеческую потребность. Как содержание этих полезностей, так и их направленность, результативность различаются в указанных случаях.

Изменения в целесообразной деятельности — это по сути изменения в способе реализации конкретного труда. Прогрессивность данных изменений задает характеристику, смысл развивающегося конкретного труда. Следовательно, развивающийся конкретный труд и просто конкретный труд — это совсем разные категории. Конечно, их роднит то, что обе они связаны с полезной деятельностью, однако в случае с развивающимся конкретным трудом на первый план выступают именно изменения этой деятельности. В этом и заключается коренное различие данных категорий.

Следовательно, такое увеличение и определяет сущность развивающегося конкретного труда. Поэтому главным, что требуется подчеркнуть, когда речь идет о развивающемся конкретном труде, является именно особая и возрастающая роль умственного труда.

Подчеркивание значимости умственного труда для определения содержания развивающегося конкретного труда позволяет понять и противоположную сторону этого процесса, задаваемую приращиваемым абстрактным трудом. Дело в том, что при первоначальном обнаружении В.В. Новожиловым приращений абстрактного труда данная сторона процесса отображалась как дополнительные затраты абстрактного труда. Это — упрощенный подход к определению существа приращиваемого абстрактного труда. Конечно, он дает определенную информацию, однако характеристика данной стороны развития общественного труда только через объемы вложений в это развитие все же недостаточна. Дополнительные затраты отражают лишь первую ступень в понимании экономии рабочего времени, следовательно, и в представлении приращиваемого абстрактного труда. Превращение дополнительных затрат в субстанцию приращиваемого абстрактного труда происходит сначала путем сопоставления этих затрат и получаемого при их осуществлении эффекта, результирующегося в норме эффективности, а затем путем выявления объема возникающих вынужденных затрат, которые представляют собой оценку потенций как раз умственного труда. Дополнительные затраты при этом учитываются лишь как одна из образующих вынужденных затрат. Другой образующей вынужденных затрат является норма эффективности. В итоге получается, что приращиваемый абстрактный труд понимается только в своей связи и противоположности с развивающимся конкретным трудом. Иначе возможно упрощенное и не вполне адекватное отражение сущности приращиваемого абстрактного труда.

Таким образом, приращиваемый абстрактный труд — это не просто дополнительные затраты. При таком подходе эту категорию очень трудно отличить от просто абстрактного труда. Приращиваемый абстрактный труд состоит во вмененных, вынужденных затратах, определяющих оценку не труда, направленного на создание некоего блага, а умственного труда, способного при удлинении своей продолжительности результироваться в сокращении некоторого объема самого абстрактного труда.

Все вышесказанное дает основание утверждать, что именно изменения, но такие, которые касаются роли умственного труда, являются существом той стороны движения общественного труда, которая определяет себя в связке «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный труд». Совместно же со связкой, раскрывающей двойственный характер труда, данная пара категорий отражает существование двойственного характера движения общественного труда. При этом новая связка, как видно, детерминирует в движении общественного труда элементы развития последнего.

Изменения, обусловливающие развитие общественного труда, представляют собой также движение от реального состояния общественного производства, характеризующегося наличием формального равенства труда, к идеальному состоянию, при котором фактическое равенство труда будет служить основой осуществления самого труда. Достижимым идеальное состояние оказывается лишь как определенным образом зафиксированное на какой-то момент. При его достижении поставленная цель превращается в очередную ступень в движении к новой цели.

Очевидно, что при таком понимании движение общественного труда представляет собой не только путь от одного состояния производства к другому его состоянию, одно из которых наделено чертами реального состояния (формального равенства), а другое — чертами идеального состояния, но и путь от сегодняшнего состояния к будущему состоянию общественного производства, так что в итоге рассматриваемое движение можно охарактеризовать как развитие от сегодняшнего формального равенства общественного труда к будущему относительно достижимому фактическому его равенству, имеющее в своей основе увеличение роли умственного труда.

Приведенное определение характера изменений общественного труда позволяет достаточно адекватным образом выразить суть заложенного в связке «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный труд».

Различение функций каждой связки позволяет увидеть, что новая связка — не плод каких-то теоретический ухищрений. Важен сам факт существования данной стороны движения общественного труда, а как его назвать — это уже вторичный   вопрос, хотя и весьма значимый. Так вот, от выявления этого факта зависит характер познания и построения системы категорий современной политической экономии5. Поэтому для его усвоения ниже приводится и философский аспект двойственного характера движения общественного труда.

Связка «конкретный труд — абстрактный труд» определяет основу для дальнейшего совершенствования общественного производства. Вместе с тем она содержит итог этих усовершенствований. Это означает, что сама основа совершенствования труда не остается неизменной, постоянной. Вчерашняя и сегодняшняя основы нетождественны, в каждой новой основе материализуется усовершенствование предыдущей основы. Поэтому каждая последующая основа является более высокой по отношению ко всем предыдущим, если при этом не случается регресса.

Если учесть, что каждой реализации связки «конкретный труд — абстрактный труд» соответствуют свои средства производства и рабочая сила, составляющие в своей совокупности производительные силы, то становится очевидным, что данная связка в развитии производительных сил определяет наследственное (устойчивое) и дискретное (прерывное). Именно этими характеристиками передается суть процесса закрепления происходящих с производительными силами изменений. Поэтому в этой связке сосредоточен своего рода наследственный механизм, воплощающий произведенные новшества в том или ином уровне развития производительных сил, им обозначена общая функция данной связки.

Конкретный труд обеспечивает этой связке наследственную функцию, а абстрактный труд — функцию прерывности, ибо осуществленные затраты обусловливают порциоинность труда.

Иную функциональную нагрузку в движении общественного труда несет связка «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный труд». По аналогии с тем, что определяет в развитии производительных сил связка «конкретный труд — абстрактный труд», можно выяснить, что определяет вторая связка. Думается, уже ни для кого не станет откровением, если сразу сказать, что эта связка определяет изменчивое и непрерывное в развитии производительных сил, что она призвана отразить процессы постоянного преобразования ступеней этого развития и форм связи между ступенями. На поверхности это преобразование воплощается в создании все новых и новых средств производства и в развитии рабочей силы.

Как и в случае с первой связкой, предопределенность общих функций второй связки также слагается из единства функций, реализуемых каждой из составляющих этой связки. Развивающийся конкретный труд выполняет функцию изменчивости в движении общественного труда. Приращиваемый абстрактный труд обеспечивает непрерывность движения общественного труда. В результате получается, что закон экономии рабочего времени, определяющий характер движения общественного труда, лежит внутри развития производительных сил, детерминирует это развитие, являясь его внутренним двигателем.

Характеризуя связки «конкретный труд — абстрактный труд» и «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный труд», важно также упомянуть, что первая связка выступала изначально в качестве основы для образования второй пары категорий, но затем в процессе движения сама превратилась в зависимую от второй связки. Соответственно вторая связка, будучи производной от первой связки, в процессе движения общественного труда обрела роль заглавной, определяющей связки. Данные замечания особенно необходимы для анализа структуры современных денег.

Это философское отступление было сделано для еще более полного осознания факта существования двойственного характера движения общественного труда, ибо его обнаружение играет ключевую роль для дальнейшего анализа.

В тех же целях остается сделать последнее замечание относительно двойственного характера движения общественного труда, касающееся не столько связи между рассмотренными двумя связками, сколько связей между составляющими этих связок. Речь пойдет о взаимосвязи категорий «развивающийся конкретный труд» и просто «конкретный труд», а также категорий «приращиваемый абстрактный труд» и просто «абстрактный труд».

Очевидно, что попарно эти категории образуют другую структуру сторон движения общественного труда, нежели парные связки «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный груд» и «конкретный труд — абстрактный труд». Ранее вскрытый аспект структурирования этих категорий был обусловлен стремлением зафиксировать происходящие прогрессивные изменения в движении общественного труда и отделить их от застывших форм труда. Новый аспект структурирования четырех категорий позволяет раскрыть характер движения общественного труда с точки зрения общности форм и содержания осуществления самого этого труда.

Известно, что полезная целесообразная деятельность выступает формой осуществления общественного труда. Значит, такое воссоединение категорий отразит движение общественного труда с точки зрения формы протекания самого труда.

Другая пара категорий «приращиваемый абстрактный труд» и «абстрактный труд» обнаруживает свое родство с точки зрения того, что каждая из них отражает расходование человеческих сил, энергии безотносительно форм, в которых они могут осуществляться. Следовательно, связанность этой пары категорий обусловлена родством по содержательной линии осуществления труда.

В итоге получается, что двойственный характер движения общественного труда отражается в двух разных структурах попарного соединения вскрытых четырех категорий. С одной стороны, этот характер выдает собственную двойственность через пары: «развивающийся конкретный труд — приращиваемый абстрактный труд» и «конкретный труд — абстрактный труд». С другой стороны, двойственный характер движения общественного труда дает о себе знать в следующих парах категорий: «развивающийся конкретный труд — конкретный труд» и «приращиваемый абстрактный труд — абстрактный труд».

Собрав воедино все сведения о двойственном характере движения общественного труда, можно теперь продолжить прерванное исследование товарно-денежных отношений и показать, как служит знание двойственного характера движения общественного труда для наиболее глубинного проникновения в существо данных отношений.

Деньги

Деньги как деньги

Разобрав свойства и генезис приведенных затрат, определяющих содержание современной стоимости, необходимо рассмотреть и саму форму стоимости — меновую стоимость, но только в том ее качестве, какое она обрела в процессе развития товарных отношений. Очевидно, что речь идет о деньгах — отделившейся форме стоимости.

Принять сразу с этого момента во внимание феномен денег позволяют сразу три обстоятельства. Во-первых, так как в дальнейшем предстоит показать влияние вмененных затрат на содержание товарно-денежных отношений, существование прямых затрат, стало быть, полагается уже известным фактом. Следовательно, считается известным наличие двойственного характера общественного труда, отражающегося в категориях конкретного и абстрактного труда. Во-вторых, в силу признания указанных фактов можно считать раскрытой природу денег, родившихся в процессе предшествующего (в историческом плане) обмена товаров, стоимость которых определялась прямыми затратами. Этому анализу наука обязана К. Марксу и его последователям. Другие школы могут приписывать себе какие угодно открытия в функциональной роли денег, однако ни одна из них не сделала того, что осуществил К. Маркс. Поэтому логично опереться в предстоящем исследовании экономической природы современных денег на марксистскую теорию денег. В-третьих, необходимо помнить, что рождение денег изначально обязано внутреннему противоречию товара, ведь именно деньги содержат в себе способ разрешения данного противоречия.

Такой ход анализа продиктован и другим соображением. Феномен приведенных затрат основан на феномене прямых затрат, и двойственный характер движения общественного труда имеет в своем базисе двойственный характер того же труда. Поэтому то, что имеет характер развившегося базиса, требует для своего анализа привлечения результатов исследования самого этого базиса. Другими словами, для изучения формы стоимости III, определяемой величиной приведенных затрат, требуется задействование как уже известного факта результатов рассмотрения формы стоимости I, определяемой величиной прямых затрат.

Для использования этих результатов следует хотя бы вкратце напомнить об их сути. К. Марксом было показано, что «простейшее стоимостное отношение есть стоимостное отношение товара к какому-нибудь одному товару другого рода». В этом отношении первый товар выражает свою стоимость во втором товаре, а второй товар служит материалом для выражения стоимости первого товара. Товар, выражающий свою стоимость в другом товаре, находится в относительной форме стоимости, товар же, являющийся выражением стоимости другого товара, находится в эквивалентной форме, или функционирует как эквивалент.

Относительная форма стоимости и эквивалентная форма неразрывно связаны между собой и представляют собой противоположные стороны одного и того же выражения стоимости. Содержанием относительной формы стоимости является отражение качественной однородности товаров с точки зрения того, что они есть продукты общечеловеческого труда. Другими словами, первый товар потому выражает свою стоимость в другом товаре, что они имеют одно качественную природу как продукты труда. В связи с тем, что второй товар в этом отношении, раз на него обменивается первый товар, признается необходимым, именно фактом существования своей полезности для обмена и потребления служит эквивалентом в данном обмене, отношении. Поэтому содержанием эквивалентной формы является непосредственная обмениваемость товара на другой товар. Конечно, в рассматриваемом обмене следует учитывать и количественную сторону, ибо создание обоих товаров стоит определенных затрат труда. Следовательно, обмениваться могут лишь такие количества товаров, в которых овеществлена одинаковая масса труда.

Из простейшего стоимостного отношения также вытекает, что потребительная стоимость (рассматриваемая сейчас в плане полезности для потребления) товара-эквивалента, или просто натуральная форма труда превращается в форму стоимости. Вместе с тем конкретный труд, создающий потребительную стоимость, становится формой проявления абстрактного труда. И так как труд, овеществленный во втором товаре, раз он смог непосредственно обменяться на другой товар, оказался необходимым, этот частный труд стал воплощением общественного труда.

В силу этого К. Марксом было сделано заключение, что скрытая в товаре внутренняя противоположность потребительной стоимости и стоимости на поверхности выступила через простейшее отношение товаров, в котором один товар, стоимость которого выражается, играет роль потребительной стоимости, а другой товар, в котором стоимость выражается, играет роль стоимости.

Далее, создаваемый товар только изначально предназначался к обмену на другой один какой-либо товар. Со временем он стал производиться для своего обмена и на другие товары. В этом случае простейшая форма стоимости перерастает в более полную, или развернутую форму стоимости. Данное перерастание означает и то, что определенным образом разрешается противоречие, состоящее в том, что общественный труд предполагает свое воплощение во всем множестве имеющихся конкретных форм производственной деятельности, а не только в одной из них. Исторически развернутая форма стоимости пришла на смену простейшей в результате развития общественного труда, когда случайный характер товарообмена стал вытесняться регулярным за счет вовлечения в этот процесс все большего количества продуктов труда.

В результате роста объема товарного производства, дальнейшего развития товарообмена и углубления общественного разделения труда из товарного мира выделяется один товар, который становится выражением стоимости всех остальных товаров, или всеобщим эквивалентом. С этого момента развернутая форма стоимости превращается во всеобщую форму стоимости, а всеобщий эквивалент обретает свойство всеобщей обмениваемости. Появление всеобщей формы стоимости было предопределено тем, что в этом событии общественный труд как действительный источник стоимости выразил свою сущностную однокачественность, предварительно выказав многообразие форм своего воплощения. Теперь, как нечто равное эквиваленту, стоимость каждого товара отличается «не только от своей собственной потребительной стоимости, но и от всякой потребительной стоимости, и тем самым выражает собой то, что имеется общего у данного товара со всеми другими». С этого момента на стороне относительной формы стоимости выступает, как и должно быть, все многообразие потребительных стоимостей, а не только какая-нибудь одна из них, а эквивалент выступает всеобщим воплощением однокачественности всякого человеческого труда. Следовательно, на одном полюсе стоимостного отношения предстает в полном своем объеме потребительная стоимость, и наиболее сущностно на другом его полюсе предстает стоимость. Таким образом, все виды конкретного труда задействованы в товарообмене, и их содержанием выступает абстрагированный от этих форм труд, т.е. абстрактный труд. Следовательно, все виды частного труда определяются как воплощение единого общественного труда.

Исторически процесс становления всеобщей формы стоимости сопровождается процессом выделения из товарного мира такого товара, который обретает способность непосредственного обмена на все другие товары. В качестве всеобщего эквивалента как выражения однокачественной природы общественного труда мог выступать только такой товар, который обладал определенными физическими свойствами, в первую очередь однокачественностью любых его порций. В роли всеобщего эквивалента сменялись разные товары, пока эту роль не стало играть золото. По своим естественным свойствам (однородности, делимости, компактности, сохраняемости)    золото оказалось в наибольшей мере приспособленным к выполнению общественной функции всеобщего эквивалента.

Когда всеобщая эквивалентная форма срослась с золотом, всеобщая форма стоимости стала денежной формой. Строго говоря, деньгами может быть любой особый товар, с потребительной стоимостью которого прочно срастается эквивалентная форма, однако здесь принимается, что денежная форма образуется с появлением в роли всеобщего эквивалента золота, как это было условно принято в «Капитале», а также в связи с тем, что в дальнейшем необходимо раскрыть роль золота в современном мире.

Таким образом, К. Маркс доказал, что деньги являются отделившейся формой стоимости. Рождение денежной формы привело к тому, что все товары начали обмениваться на деньги и приравниваться к деньгам, поэтому стоимость любого товара стала выражаться в деньгах. Тем самым товары обрели цену, которая явилась денежным выражением стоимости.

Это заключение позволяет теперь вместо величины затрат использовать цену. Принятое ранее обозначение Р означает с этого момента price, т.е. цену. Конечно, можно возразить, что введенное в научный оборот понятие цены относится к стоимости I, определяемой прямыми затратами. Однако категория цены связана с категорией стоимости безотносительно того, какие именно затраты лежат в основе стоимости. Несомненно, что новая структура трудовых затрат, а значит, и стоимости отразится на структуре цены, но здесь имеется в виду лишь то, что если затраты труда обретают форму стоимости, то в конечном счете стоимость товара будет выражаться как цена.

Образование пар категорий «развивающийся конкретный труд — конкретный труд» и «приращиваемый абстрактный труд — абстрактный труд» дает понимание того, что по цене, в основе которой лежит абстрактный труд, можно приобрести товар, в котором его качество определяется только конкретным трудом. Товар, качество которого задано и развивающимся конкретным трудом, нельзя купить по указанной цене, для его приобретения необходимо, чтобы в цене был заложен и приращиваемый абстрактный труд. На простом языке вышесказанное означает следующее. Для покупки товара, отличающегося новизной технологического качества, требуется установить цену выше, чем для покупки товара прежнего качества. Собственно, это знает любой человек. Однако нормально, т.е. научно объяснить это явление стало возможным, только вскрыв феномен приведенных затрат и двойственный характер движения общественного труда.

Марксистская теория денег, знание приведенных затрат и двойственного характера движения общественного труда делают понятным и направление анализа современных денег. Прежние деньги базировались на стоимости I, т.е. на прямых затратах и двойственном характере труда (конкретный труд — абстрактный труд). Свершившаяся новая «революция в стоимости», имеющая своим содержанием не изменения в способе осуществления труда, как это было раньше, а появление на основе прямых затрат вмененных затрат, должна повлечь и влечет за собой появление других денег в качестве всеобщего эквивалента для той части стоимости товара, которая определяется величиной именно вмененных затрат. Поскольку новая стоимость III имеет базисом своего рождения стоимость I, то и новые деньги, также являющиеся обособившейся формой стоимости, должны иметь в качестве основы своего появления золотые деньги, или просто классические деньги.

Поэтому участниками рынка являлись по сути частные производители товаров, и стоимость выражала отношение именно между этими участниками. При этом происходил настоящий товарообмен.

С развитием капиталистических отношений доступ к товарам стал возможен не просто через личный, частный труд, а через участие в общественном производстве в качестве наемного работника. Товаром стала рабочая сила. Конечно, это касается не всех участников общественного производства, поскольку часть их представлена работодателями, т.е. лицами, использующими наемный труд. Для тех же, кто живет за счет продажи своего труда, покупка товаров для потребления опосредствуется получением заработной платы, или определенной суммы денег за свой товар «рабочая сила» на обеспечение собственного существования. Поэтому в стоимостном отношении происходят перемены, связанные с исчезновением прежних участников рынка и появлением новых участников, приходящих на рынок не с собственноручно произведенными товарами или с вырученными за счет их продажи деньгами, а без товара, но с деньгами, выплаченными в качестве заработной платы за свой наемный труд.

Но и такое стоимостное отношение претерпевает очередные изменения. Процесс экономии рабочего времени создает условия, в которых общественное производство начинает вестись монополиями, поскольку именно они обеспечивают в статическом аспекте наиболее экономное изготовление товаров. При этом «экономное» не означает предложение самых низких цен. Самыми низкими у монополий оказываются прямые затраты. Однако цены будут монопольно высокими за счет образования вмененных затрат. В этой ситуации основная масса участников общественного производства превращается в тех самых потребителей, приходящих на рынок за покупками с заработанными деньгами на руках. Поэтому на одном полюсе товарного обмена, а значит, и стоимостного отношения будут находиться реальные товаропроизводители в лице монополий, а на другом полюсе этого обмена будут стоять потребители, имеющие не товары, а деньги. В свою очередь факт существования денег необходим как основа для исследования современных денег, так как только в указанном отношении производителя и потребителей полагает себя стоимость III. Следовательно, становится понятным, почему деньги как всеобщий эквивалент вмененных затрат развиваются на основе денег — всеобщего эквивалента прямых затрат: потребители должны прийти на рынок не просто с деньгами, а еще и с новыми деньгами.

Деньги как капитал

Производство, имеющее своим базисом наемный труд, в котором рабочая сила превращена в товар, имеет денежное обращение, отличное от денежного обращения, порожденного простым товарным производством и опосредствующего его товарообмена. Прежнее денежное обращение своей целью имело обеспечение формулы Т — Д — Т (товар — деньги — товар), так как с появлением денег в качестве всеобщего эквивалента любой товар, прежде чем обменяться на какой-нибудь другой товар, должен быть обменен на деньги, продан. Деньги стали обязательным посредником любой товарной сделки.

Капиталистическое производство, опираясь на денежное обращение простого товарного производства, рождает новый кругооборот денег, выраженный в формуле Д — Т — Д, в котором субъектом является не потребительная стоимость, а сама стоимость, и не просто стоимость, а самовозрастающая стоимость. К. Маркс в своей теории прибавочной стоимости показал и доказал, каким образом и за счет чего самовозрастает стоимость. Вкратце эта теория состоит в следующем.

В товарно-денежном обращении обмениваются эквиваленты. Поэтому никакой прибавочной стоимости не должно быть. В то же время при продаже произведенного товара капиталист извлекает прибавочную стоимость. Стало быть, обращение обеспечивает получение капиталистом прибавочной стоимости. Разрешение данного противоречия состоит в покупке капиталистом особого товара — рабочей силы, способного в процессе своего потребления создавать стоимость, превышающую стоимость самой рабочей силы как потребительной стоимости. В результате капиталистического производства на рынок поступают товары, в стоимости которых содержится прибавочная стоимость. Следовательно, кругооборот стоимости более точно отражается формулой Д — Т — Д, где Д = Д + А Д, а АД есть прибавочная стоимость.

Самовозрастающая стоимость определяется как капитал, поэтому кругооборот стоимости по формуле Д — Т — Д, называемой всеобщей формулой капитала, представляет собой кругооборот денег как капитала. Новое содержание денежного кругооборота, стало быть, полагает себя в самовозрастании базовой стоимости. Деньги служат всеобщим эквивалентом в товарном обмене на обоих полюсах формулы Д — Т — Д, но за счет итогового увеличения стоимости, становятся обособившейся формой самовозрастающей стоимости, или превращенной формой капитала.

Таким образом, появление и существование денег как капитала связаны с процессом потребления рабочей силы. В полной мере новый товарообмен может быть понят, только если во внимание будет принят особый товар — рабочая сила, а также то, что теперь стоимостное отношение будет качественно иным, чем при обмене товаров, среди которых нет рабочей силы. «Обмен, посредством которого деньги становятся капиталом, не может быть их обменом с товаром [вообще], а может быть только обменом с их понятийно определенной противоположностью, с товаром, находящимся с ним самим в понятийно определенной противоположности — с трудом».

Перерождение функционального содержания стоимостного отношения, как видно, изменяет природу денег, заставляя их функционировать в качестве средства обращения стоимости капитала, что приводит к внутреннему раздвоению самих денег.

Деньги как деньги и деньги как капитал — вот те формы, в которых оборачиваются деньги. Следовательно, различие денег как денег и денег как капитала есть различие самих денег, а не различие между деньгами и капиталом.

Анализируя новое функциональное наполнение денег, следует особо учесть, что «стоимость как капитал, как самовозрастающая стоимость, представляет собой стоимость, возведенную в квадрат, она не только имеет самостоятельное выражение, например в деньгах, но и сравнивает себя с самой собой сопоставляет себя в одном периоде (ту величину стоимости, которая была предпослана процессу производства) с собой в другом периоде, а именно после своего возвращения из обращения, после того как товар продан и снова превращен в деньги».

Кстати, то, что рассматриваемые сейчас деньги как капитал, имеют в своей основе стоимость, определяемую прямыми затратами, говорит о связи этих денег с золотом, а не об их оторванности от золота. Другими словами, отождествление денег как капитала с кредитными деньгами некорректно, поскольку у денег как капитала совсем другая затратная субстанция. Вместе с тем подтверждается мысль К. Маркса, что золото остается основой, от которой кредитные деньги по самой своей сути никогда не освободятся. Что же представляют собой кредитные деньги, еще предстоит разобрать.

В продолжение темы о самовозрастании стоимости за два периода, необходимо отметить следующее: кроме того, что «стоимость выступает в двух периодах как один и тот же субъект... как капитал», она «функционирует... как капитал лишь постольку, поскольку... в различных фазах круговорота.

Чтобы понять примечательность данного свойства денег как капитала, необходимо опять-таки вспомнить свойства вмененных затрат. Но самым главным в этом свойстве рассматриваемых денег является то, что «увеличение стоимости капитала выступает как измененное в себе самом, как имеющее свою меру в себе самом.

Когда капитал положен в качестве денег, то он, таким образом, положен в первом определении денег, в определении их как меры стоимости. Но эта стоимость является собственной стоимостью капитала, т.е. мерой его самовозрастания».

Темп прироста является не чем иным, как мерой самовозрастания, следовательно, во вмененных затратах заключена мера их самовозрастания, точно так же деньги начинают подчиняться аналогичным закономерностям. Пусть деньги как капитал еще не являются обособившейся формой стоимости III, все же они, если смотреть теперь с высоты сегодняшних дней, представляют собой переходные ступени к образованию современных денег, поэтому можно утверждать о параллельности становления новых свойств самой стоимости и ее отделившейся формы.

С введением в рассмотрение категорий «капитал» и «прибавочная стоимость» появляется возможность прояснения механизма формирования зачатков современного общества в недрах капитализма. Для этого необходимо вспомнить способы извлечения прибавочной стоимости. Первый способ К. Маркс характеризовал как производство абсолютной прибавочной стоимости. Его содержанием было увеличение времени эксплуатации рабочей силы за счет удлинения рабочего дня, в результате чего росла масса получаемой прибавочной стоимости. Однако резервы увеличения длительности рабочего дня не безграничны, при этом стремления капиталистов к его удлинению натыкаются на отчаянное сопротивление рабочих, и в результате рабочий день законодательно фиксируется. В таких условиях получение все большей и большей прибавочной стоимости связано с увеличением времени эксплуатации рабочей силы за счет сокращения времени, необходимого для воспроизводства стоимости рабочей силы. Этот способ К. Маркс определял как производство относительной прибавочной стоимости. Как известно, время воспроизводства стоимости рабочей силы, или по-другому, необходимое рабочее время, само по себе не сокращается. Но законы капиталистического производства диктуют такое сокращение. Здесь, правда, возникает вопрос об обще историчности закона экономии рабочего времени. Ответ на него заключается в том, что, прежде всего, формировались категории и процессы, опосредованно подготавливающие непосредственное осуществление экономии рабочего времени как экономии живого труда.

Вызванное производством относительной прибавочной стоимости развитие технического и технологического базиса капиталистического производства привело к тому, что возросшие масштабы овеществленного в средствах производства труда потребовали своего учета при определении получаемой прибавочной стоимости на единицу всего авансируемого капитала. Если ранее величина овеществленного труда представлялась малозначащей и в теоретических исследованиях приравнивалась к нулю, т.е. главное значение имели только затраты живого труда, то теперь игнорировать величину овеществленного труда стало невозможным. Поэтому в затратах общественного труда стало необходимым учитывать различные удельные веса и роли овеществленного и живого труда в создании товаров. Нетрудно видеть, что тем самым порождались такие сравнительные преимущества, существо которых, например, в международной торговле описывалось моделью Хекшера-Олина. В обычной экономической теории различие удельных весов и роли овеществленного и живого труда в создании товаров выразилось в построении известной производственной функции.

Но самым главным следствием данного процесса стало усреднение получаемой прибавочной стоимости на единицу суммарно авансированного капитала. Кроме того, с момента, когда потребовался учет овеществленного труда, прибавочная стоимость стала внешне порождением всего капитала, в том числе и в овеществленной и в живой форме. Поэтому считается, что прибавочная стоимость в этом случае получила свою превращенную форму в качестве прибыли, а точнее средней прибыли.

Учет овеществленного труда обусловил необходимость получения одинакового в удельном отношении объема прибавочной стоимости на единицу суммарно применяемого капитала. В случае существования разницы в получаемых прибылях в различных отраслях общественного производства обязательно происходил межотраслевой перелив капитала, усредняющий получаемую прибыль. Известно также, что перелив обусловлен общественной сутью капитала. В конечном итоге прибавочная стоимость, получаемая капиталистами, оказывалась равной величине средней прибыли, которая рассчитывается как отношение совокупной прибавочной стоимости ко всему общественному капиталу, вложенному во все отрасли капиталистического производства. А стоимость превратилась в новую величину, равную известной цене производства. Это и есть стоимость II.

Следовательно, деньги как самовозрастающая стоимость, как капитал, полагают себя в данной функции в конечном счете только тогда, когда они самовозрастут на величину средней прибыли, в механизме образования которой задействован межотраслевой перелив капитала. Это значит, что деньги как капитал наиболее полно реализуют свою сущность не тогда, когда в стоимости учитывается прибавочная стоимость в полном объеме. Развитие капиталистического производства обусловливает наиболее адекватное функционирование денег как капитала в том случае, если образуется средняя прибыль.

Таким образом, превращение денег из денег как денег в деньги как капитал определяется не только процессами развития самих денег, но и переменами на стороне самой стоимости, т.е. превращением стоимости I в стоимость II. В принципе весь этот процесс развития разных полюсов стоимости может быть поставлен в соответствие к самовозрастанию прямых затрат в связи с развитием углублением межотраслевых связей, из-за которых прямые затраты выросли и преобразовались в полные затраты общественного труда за счет появления косвенных затрат.

Деньги по своей природе, между прочим, остаются товаром, у которого наряду со стоимостью существует еще и потребительная стоимость. Она также испытывает изменения в процессе становления денег в роли денег как капитала. Деньги «помимо потребительной стоимости, которой они обладают в качестве денег... приобретают добавочную потребительную стоимость, именно ту, что они функционируют как капитал. Их потребительная стоимость состоит здесь как раз в той прибыли, которую они производят, будучи превращены в капитал. В этом качестве потенциального капитала, средства для производства прибыли, деньги становятся товаром, но товаром sui generis». Это означает, что у денег как товара изменяется не только стоимостная сторона, но и потребительно-стоимостная сторона.

Ссудный капитал

Приобретение деньгами добавочной потребительной стоимости обусловливает постоянную необходимость принесения ими прибыли. Каждая частица общественного капитала теперь призвана приносить прибыль. Однако в реальности не каждая индивидуальная сумма денег может сразу служить как капитал. «Так, из выручки от продажи каждой партии товара капиталист отчисляет определенную сумму в амортизационный фонд. Эти отчисления накапливаются в денежной форме и остаются свободными до того времени, когда возникает необходимость в обновлении основного капитала. Периодически высвобождается также и часть оборотного капитала, поскольку всегда существуют расхождения в сроках продажи товаров, с одной стороны, и покупки сырья, материалов и выплаты заработной платы — с другой. Временно свободные денежные средства образуются и в процессе накопления капитала. Не всякая сумма прибавочной стоимости может быть превращена на данном предприятии в добавочный производительный капитал. Необходимо накопить ее до определенных размеров в денежной форме». Как видно, между внутренней необходимостью реализации функции само возрастания денег и реальными условиями осуществления этой функции существует противоречие, «...если бы все эти денежные средства праздно лежали в сейфах капиталистов, то они превратились бы в мертвое сокровище, что противоречит самой природе капитала как самовозрастающей стоимости».

Разрешение данного противоречия осуществляется путем аккумулирования временно свободных денег и предоставления их в распоряжение другим капиталистам на условиях возвратности и срочности. При этом в условия возвратности, как того требует природа денег как капитала, обязательно включается получение части средней прибыли ДД, поэтому в конечном счете оказывается, что деньги сами приносят большие деньги, т.е. Д — (Д + Д Д). В этом случае деньги начинают функционировать как ссудный капитал.

Конечно, самовозрастание денег происходит не само по себе, а через использование этих денег производительным капиталом: на основе закупки средств производства и рабочей силы. Поэтому созданная производительным капиталом средняя прибыль делится на часть, присваиваемую самим функционирующим капиталистом, и на часть, передаваемую последним владельцу денег — другому капиталисту. Данный факт, однако, не отменяет того нового явления, что движение денег в качестве ссудного капитала обособляется от движения денег в качестве производительного капитала и что в обособлении ссудного капитала происходит также отделение капитала-собственности от капитала-функции.

Таким образом, деньги как самовозрастающая стоимость находят в движении ссудного капитала по формуле Д  (Д + А Д) свое адекватное выражение. Другими словами, в этой формуле деньги без всяких опосредствующих элементов обрели форму, соответствующую их содержанию как самовозрастающей стоимости. Поэтому К. Маркс писал, что «в капитале, приносящем проценты, это автоматический фетиш, самовозрастающая стоимость, деньги, высиживающие деньги, выступает перед нами в чистом, окончательно сложившемся виде... Общественное отношение получило законченный вид, как отношение некой вещи, денег, к самой себе».

С этого момента все деньги должны быть использованы как деньги, приносящие процент. Под процентом, называемым еще и ссудным процентом, здесь пока понимается указанная выше часть средней прибыли, возвращаемая собственнику капитала. Другая часть средней прибыли имеет определение предпринимательского дохода. Если деньги не приносят проценты, они не выполняют своего предназначения. Это означает, что принесение процентов действует уже как императив для денег, как закон их собственного движения.

Движение денег как ссудного капитала в корне отличается от движения денег как денег, несмотря на то, что последние являются прародителями первых. Деньги как деньги опосредовали переход потребительных стоимостей от одних товаропроизводителей к другим. В результате такого акта товары оказывались в руках своих потребителей, поэтому вместе с их потреблением исчезал и сам товар и его стоимость. В движении денег как ссудного капитала стоимость не только не исчезает, она еще и возрастает. Возрастает и потребительная стоимость, ибо большие деньги обладают и большей потребительной стоимостью.

В движении ссудного капитала появляются и другие отличия. При предоставлении денег в распоряжение других капиталистов составляются документы, удостоверяющие право собственности на предоставленные деньги в целях их возврата в указанный срок и право на определенный процент, так что движение ссудного капитала обязательно опосредуется соответствующими документами, или созданием, можно сказать, титулов собственности на сам первоначально ссуживаемый капитал и процент. Значит, если товарно-денежный обмен опосредствовался реальным товаром — золотом, то движение ссудного капитала сопровождается собственным обращением титулов на стоимость и проценты, и пока это обращение титулов соответствует обращению ссудного капитала.

Как видно, при товарно-денежном обмене одну собственность обменивали на другую собственность. Собственный товар обменивали на чужие деньги, или собственные деньги — на чужой товар. Собственность имела реальный характер. При передаче денег в чужое распоряжение, называемой ссуживанием, займом денег, или кредитом, обмена собственности в прежнем виде не происходит. Собственность просто передается, но передается на время, поэтому собственность на ссуженные деньги сохраняется. В обмен же на ссуженные деньги заемщиком подписывается долговое обязательство, тот самый титул на собственность и процент, в котором оговорены сроки и условия возврата заимодавцу кредита и процента по кредиту. Иного не дано, ибо нет другого способа удостоверения права на переданную собственность.

Это означает, что движение ссудного капитала осуществляется посредством кредита, включающего в себя и соответствующий документооборот. Заимодавцы, или кредиторы предоставляют, а заемщики получают капитал в ссуду, долг, чтобы затем возвратить его с процентами. Следовательно, капиталистический кредит есть способ движения ссудного капитала.

Из данного определения вытекает, что если деньги как деньги являлись элементом товарно-денежного обращения, то деньги как ссудный капитал включены в денежно-кредитное обращение. Отличая денежно-кредитное обращение от товарно-денежного, тем не менее необходимо отметить, что пока еще они оба покоятся на одном базисе — на базисе прямых затрат.

Между тем становление денежно-кредитного обращения определяется не просто самим фактом появления кредита. В этом случае кредит представляет собой только форму движения ссудного капитала. Настоящее становление денежно-кредитного обращения, беря свое начало от кредита, происходит вместе с возникновением самостоятельного обращения титулов на собственность и проценты, или долговых бумаг.

Кредитные деньги

Первой формой долговых бумаг является вексель. В литературе вексель определяется как специальное долговое обязательство заемщика уплатить определенную сумму денег в указанный срок. Из вышесказанного следует, что пока кредит осуществляется с одноразовым выпуском такого долгового обязательства, т.е. векселя, сопровождающего данный кредит, он еще представляет собой форму движения ссудного капитала. Однако векселя имеют свойство передаваться из рук одних капиталистов в руки других капиталистов, долг заемщика переходит от одного кредитора к другому. Для передачи векселя из рук в руки на нем делается передаточная запись, так называемый индоссамент, свидетельствующая о том, что право собственности на кредит принадлежит теперь другому лицу.

Очевидно, что передача собственности на ссуженный капитал происходит не из любезности одного капиталиста к другому, а лишь в обмен на другую собственность. Изначально другой собственностью являлся товар, поэтому в этом случае происходит обмен векселя на товар, или уплата векселем за товар. Далее, полученным векселем можно рассчитываться за другой товар и т.д. и т.п. Таких индоссаментов можно было сделать сколь угодно, и в итоге получалось, что переводной вексель обретает функции денег как денег, становясь мерой стоимости, средством обращения и средством платежа. В то же время он сохраняет в себе функции денег как капитала, заключая требования на проценты. Все сказанное означает, что по форме и содержанию вексель остается кредитным документом, а по функциям он превращается в деньги. Своеобразие такого рода денег фиксируется наукой как кредитные деньги. Строго говоря, вексель, если он становится деньгами, определяется в литературе как простейший вид кредитных денег.

Появление денег, если вспомнить, связано с обособлением формы стоимости. Обособление формы стоимости покоится на том, что один товар, превращающийся в денежный товар, или просто деньги, являясь всеобщим эквивалентом, доставляет продающемуся товару материал для выражения стоимости, меру стоимости. Если вексель обретает функцию меры стоимости, как это указано выше, то возникает вопрос, какую стоимость он может представлять.

Известно, что стоимость, которую определяют прямые затраты и которую олицетворяют золотые деньги, вексель не может представлять. Вексель есть результат не прежних товарно-денежных отношений, а новых кредитных отношений. Хотя физически он и рождается из реальной сделки, состоящей в кредитовании настоящих денег, но фактически один внутренний индоссамент векселя порождает его второй, третий и т.д. индоссаменты, в связи с чем получается, что обслуживание процесса капиталистического производства происходит не настоящими, т.е. золотыми деньгами, а документами по сути.

Другими словами, в производстве создаются настоящие стоимости, но их оборот, обращение опосредствуется только частично реальными деньгами. Если в векселе проставляются два индоссамента, то соотношение оборота стоимостей по реальным деньгам и векселям в обращении будет два к одному. Если индоссаментов станет три, то и указанное соотношение изменится и будет три к одному. Стало быть, в обращении будет задействована все большая удельная часть стоимостей, обслуживаемая долговыми бумагами. Очевидно, что кредитные деньги расширяют жизненный ареал капиталистического производства, помогая ему пускать в обмен все больший объем стоимостей по сравнению с тем объемом, который было бы способно проглотить обращение с помощью лишь одного золота, и соответственно получать все большую прибыль.

Поэтому ответ на вопрос, какую стоимость представляют векселя как простейшая форма кредитных денег, вполне прост: они представляют реальную стоимость. Но, как было отмечено, кредитные деньги не могут представлять стоимость, образованную прямыми затратами, и это обстоятельство поставило всю науку в тупик, которая до сих пор знает только прямые затраты. Действительно, если считать, что стоимость определяется только прямыми затратами, то по логике необходимо далее полагать, что кредитные деньги обслуживают оборот стоимости, не определяемой прямыми затратами, или же что кредитные деньги не представляют реальной стоимости.

Конечно, напрямую заявить, что кредитные деньги не представляют никакой стоимости, непростительно. Простое сопоставление совокупной стоимости всех созданных товаров и массы бумажных денег, как знаков золота, помноженной на скорость оборота денег, означало, что часть стоимости товаров, причем все возрастающая часть, противостоит кредитным деньгам. Следовательно, не зная способа разрешения данной общественной загадки, можно было предположить, и это произошло, что кредитные деньги, если они не представляют собой классическую стоимость, все же являются некой стоимостью, называемой в литературе «представительной стоимостью».

Впрочем, надо приветствовать и такую попытку хоть какого-нибудь логичного объяснения данного парадокса кредитных денег, поскольку в отличие от бывшей советской политэкономической науки этот очень важный вопрос по сути западную науку не волновал. Последняя удовлетворялась определением денег в стиле крылатой фразы американского экономиста XIX в. Ф. Уокера: «Деньги — это то, что они выполняют (money is what money does)», поэтому стоимость кредитных денег выводила просто из указанного сопоставления совокупной стоимости всех созданных товаров и массы обращающихся денег, в том числе и кредитных. Справедливости ради следует заметить, что и в советской литературе встречался такой подход к определению «представительной стоимости» кредитных денег. К сожалению, этих позиций стали придерживаться и некоторые российские экономисты.

Ясно, что это не качественный, а количественный подход, так как нет сомнения, что перечисленные массы должны быть равны. Однако этот факт еще не дает представления о субстанции стоимости, представляемой кредитными деньгами. Хотя считается, что данный подход взял свое начало в работах Гильфердинга, а затем получил развитие в работах И. Фишера, представляется, что этими учеными были всего-навсего продолжены традиции немарксистских школ по изучению природы денег.

Денежная теория имеет давнюю историю. Разобраться в природе денег ученые пытались с незапамятных времен. Но только в XVIXVII вв. сформировались первые крупные научные направления в области исследования денег. Это — металлическая и номиналистическая школы. Приверженцами металлической теории денег были У. Стаффорд, Т. Мэн, Д. Норс и другие, которые в своих воззрениях отождествляли богатство с деньгами, а сами деньги — с благородными металлами. Они связывали сущность денег с естественными свойствами металлов, превращая таким образом деньги в вещь.

Номиналистическая теория денег, начало которой положили еще римские и средневековые юристы, по существу была создана такими учеными, как Дж. Локк, Дж. Беркли, Дж. Стюарт. В их взглядах деньги представлялись как идеальные (номинальные) счетные единицы, обслуживающие обмен товаров и создаваемые государством.

Дополнительное развитие денежная теория получила в работах Дж. Вандерлинта, Ш. Монтескью, Д. Юма, Д. Рикардо и др., плодом усилий которых стало создание количественной теории денег. Сторонники этой школы концентрировали свое внимание не на сущности денег, а на вопросах относительной стоимости товаров, покупательной способности и причинах ее изменения. Им удалось установить, что стоимость денег влияет на их количество в обращении, но из-за незнания природы денег они считали, что стоимость денег представляет собой совершенно фиктивную величину.

Традиции количественной школы и были использованы при решении вопроса о стоимости кредитных денег в указанных работах Р. Гильфердинга, поскольку именно в ее недрах было получено уравнение, связывающее массу обращающихся денег и совокупную стоимость товарной массы. Требовалось только в составе денег выделить часть, образуемую наличными, настоящими деньгами, и часть, образуемую так называемыми квази деньгами, т.е. кредитными деньгами.

Современная западная денежная теория недалеко ушла от известного уравнения, хотя и гордится своими успехами в разработке практических инструментов использования денег в экономической политике. Поэтому на труды западных экономистов в области раскрытия субстанции кредитных денег не стоит опираться. Ведь философия объяснения ими сути денег почти не изменилась со времен Ф. Уокера. Новым стало только то, что продолжившая традиции количественной теории денег монетаристская школа во главе с М. Фридменом объявила, что «только деньги имеют значение (only money matters)», а также отделить определение функций спроса на деньги от так называемого постоянного дохода, поскольку в стабильности функции спроса на деньги монетаристы видели аргумент, опровергающий кейнсианский тезис о неустойчивости капитализма. Поэтому изначальные теоретические пробелы рано или поздно должны были сказаться на качестве их практических рекомендаций относительно методов ведения денежной политики. События в течение которых монетаризм как основная доктрина, взятая на вооружение Международным валютным фондом (МВФ), был апробирован для стабилизации переходных экономик, достаточно ясно показали, что монетаристская теория не учитывает действия глубинных экономических процессов, вследствие чего рыночные реформы, патронируемые МВФ, имели не столь успешный характер.

Правда, вскрывшуюся слабость монетаризма пытались объяснить отсутствием в переходных экономиках рыночных условий. Однако это упрощенный подход. На самом деле все известные программы по реформированию экономик бывших социалистических стран были написаны в точном соответствии с теми теоретическими принципами, прежде всего монетаристскими, которые западная наука выработала о рыночном хозяйстве. Данная программа готовилась специалистами, высокий профессионализм которых не вызывал сомнения. Поэтому говорить, что этими специалистами не принималось в расчет отсутствие рыночных институтов по крайней мере несерьезно. Этих институтов действительно не было, их нужно было создать. Поэтому не столь успешный опыт реализации монетаристских рекомендаций лишь подтвердил неполноту современных западных теоретических конструкций, в том числе и денежной теории.

Возвращаясь к вопросу о стоимости, представляемой кредитными деньгами, следует вспомнить, что попытка объяснения «представительной стоимости» выявила два пункта данной проблемы. Первый пункт состоял в том, что «представительная стоимость» есть стоимость, не определяемая прямыми затратами. Второй же пункт состоял в том, что «представительная стоимость» есть все же некая реальная стоимость.

В принципе дальнейший ход рассуждений здесь достаточно очевиден. Если это реальная стоимость, то она образуется определенными затратами, но при этом данные затраты не могут быть прямыми.

Искомыми затратами труда являются вмененные затраты. Это было вскрыто предшествующим исследованием. Поэтому в настоящей работе принимается, что так называемая «представительная стоимость» определяется именно вмененными затратами. Если это так, то кредитные деньги как такая же обособившаяся форма стоимости, что и золотые деньги, должны обладать теми же родовыми признаками, что и вмененные затраты.

Собственно, об этом можно было объявить с самого начала. Действительно, у стоимости, определяемой прямыми затратами, и стоимости, определяемой вмененными затратами, должны быть качественно разные всеобщие эквиваленты. И поскольку в целом стоимость в конечном счете обретает денежную форму, следует признать, что двум указанным стоимостям должны соответствовать разные деньги. В литературе уже выявлено, что современные деньги представляют собой агрегат золотых (наличных) и кредитных денег, поэтому раскрыв вмененные затраты, несложно было поставить им в соответствие кредитные деньги. Однако такой способ обоснования стоимости, представляемой кредитными деньгами, был обедненным, хотя и соответствовал бы методологии теории трудовой стоимости. В конце концов в самом исследовании была поставлена задача поиска денег, рожденных полноценными, золотыми деньгами, поскольку вмененные затраты как субстанция части стоимости III были порождены в процессе экономии прямых затрат — субстанции стоимости I. Все это заставило повести исследование по пути, который только сейчас привел анализ, как вытекает из предыдущего рассмотрения, к сопоставлению признаков, роднящих вмененные затраты и кредитные деньги.

Сопоставление этих признаков выявляет следующее.

Во-первых, из прежних работ, посвященных деньгам, известно, что «магистральным законом развития денег выступает всеобщий закон экономии общественного труда». Тем самым признается, что законом, обусловившим в конечном счете появление самой высшей формы денег — кредитных денег, выступает тот же закон, который обусловил появление вмененных затрат. Ввиду того, что деньги являются обособившейся формой стоимости, их развитие шло, естественно, обособленным путем. Следовательно, этим законом обусловлено то, что деньги выступают средством экономии общественных затрат, и на данное обстоятельство указывалось многими учеными, в том числе и западными.

Во-вторых, вмененные затраты вырастают на базисе прямых затрат. Они появляются, как только начинается экономия прямых затрат. Кредитные деньги также вырастают на базисе денег, стоимость которых определяется прямыми затратами. При этом, равно как один час прямых затрат рождает не количество вмененных затрат, один доллар, рубль и т.д. и т.п. золотых денег должен рождать не количество кредитных денег. Вексель является порождением оборота полноценных денег. Тем самым уже в векселе заключен в зародышевом состоянии известный механизм создания денег деньгами, именуемый банковским мультипликатором. Однако следует отметить, что пока данный механизм не может быть реализован адекватным образом, поскольку реального создания кредитных денег золотыми деньгами в векселе не происходит. Несмотря на то, что с новым индоссаментом он обслуживает другую стоимость, именно эта новая стоимость просто замещает, но не дополняет предыдущую стоимость. Поэтому одной реальной стоимости соответствует в том же объеме другая реальная стоимость, так что в вексельном обращении механизм образования вмененных затрат на основе прямых затрат по сути не обеспечен. Данное противоречие должно быть разрешено, но от векселя этого не требуется. Основная функция векселя в установлении соответствия указанных родовых признаков состоит в выделении особого рода денег, отличных от золотых денег, подобно тому, как вмененные затраты отделяют себя от прямых затрат.

Далее, и это в-третьих, во вмененных затратах заложен механизм их самовозрастания. В кредитных деньгах, в том числе и в векселе, как ранее было показано, заложен аналогичный механизм. «Кредитные деньги есть... форма реализации процесса самовозрастания стоимости». Тем самым в деньгах заложено противодействие их обесцениванию, так как прирост денег позволяет закупать более современные товары. В противном случае на те же деньги, т.е. без процентов на них, завтра можно было бы купить лишь менее совершенные товары.

Уменьшение веса прямых затрат и увеличение доли вмененных затрат в структуре современных (приведенных) затрат позволяет определить направление изменений в структуре современных денег. Теперь проще понять, почему потеряли свое значение золотой стандарт и резервы золотых сертификатов3. В этом случае, если речь идет о золотых деньгах, можно согласиться с выводами марксистов, утверждавших о будущем отмирании денег. Но если взять в рассмотрение другую часть современных денег, то, очевидно, что марксисты пришли к заключению, противоположному истине. Конечно, вмененные затраты могут оказаться нулевыми. Это произойдет тогда, когда не нужно будет экономить, что само по себе абсурдно, или когда норма эффективности окажется нулевой.

Понимание основы происходящих сдвигов в структуре денег позволяет охарактеризовать попытки вернуть золотой стандарт как не соответствующие сути экономического процесса. Между тем такие попытки до сих пор предлагаются, и этому способствует теоретическая нерешенность данного вопроса несмотря на обилие литературы по этой теме.

В-четвертых, вернуться к золотым деньгам так называемых «золотников», т.е. приверженцев «золотой» концепции современных денег, заставляет одно очень важное свойство кредитных денег — их кажущаяся фиктивность. Если золото имеет внутреннюю стоимость, то кредитные деньги не имеют внутренней стоимости, в связи с чем представляется, что они подобно фиктивному капиталу, или титулам на собственность в виде акций, являются лишь бумагами, наделенными функциями реальных денег. Однако теперь знание свойств вмененных затрат позволяет раскрыть и эту особенность кредитных денег. Достаточно вспомнить, что феномен вмененных затрат в советской литературе связывался лишь с появлением математической записи двойственной задачи в модели В.В. Новожилова, чтобы понять, что и вмененные затраты кажутся определенной фикцией, плодом математических ухищрений. В силу этого признака вмененных затрат нетрудно сделать вывод, что и деньги, выражающие такую якобы фиктивную стоимость, должны нести на себе отпечаток фиктивности, что и делают кредитные деньги. Поэтому без знания вмененных затрат действительно сложно принять долговые бумаги за реальные деньги. И если бы не ежедневная практика использования этих бумаг в качестве денег, ортодоксальные марксистские теоретики никогда не дали бы им статуса денег. «Сторонники «золотой» концепции исходят из того, что денег, не имеющих золотой основы, а значит, и собственной стоимости, в принципе не может быть...». Кажущаяся фиктивность вмененных затрат и кредитных денег является четвертым пунктом в проводимом сопоставлении их признаков.

В-пятых, роднящим их признаком оказывается обоюдная макроэкономичность. Тому, что вмененные затраты имеют макроэкономический характер, поэтому здесь нет надобности это передоказывать. То, что кредитные деньги имеют аналогичный макроэкономический характер, в литературе отмечается давно. «В отличие от микроэкономичности полноценных денег, кредитные деньги — макроэкономический феномен. Функционирование этих форм денег как с количественной, так и с качественной стороны подчиняется разным закономерностям». Впрочем, и без этой ссылки макроэкономичность кредитных денег была известна из предшествующего рассмотрения. Действительно, превращение денег в ссудный капитал как предшествующая функционированию кредитных денег ступень показало, что эти деньги уже имели макроэкономический характер, так как были связаны с производством средней прибыли, являющейся плодом усилий всего общественного капитала. В этом отношении кредитные деньги переняли свойства денег как ссудного капитала.

В-шестых, феномен приведенных затрат обусловливает отделение управления от собственности. То же самое прослеживается и в развитии кредитных денег. Очевидно, что в акте кредитования происходит передача собственности в чужое управление, т.е. передача денег в руки тех, кто может наиболее эффективно ими распорядиться. Следовательно, в кредитных деньгах заложен аналогичный механизм отделения управления от собственности, что и во вмененных затратах. Надо заметить, что данный механизм играет важную роль в трансформации раннего капитализма, ибо «отделенное от крупной частной собственности управление обрело способность противостоять ее, частной собственности, порокам и дефектам».

В-седьмых, кроме перечисленных признаков вмененные затраты и кредитные деньги роднит еще одно, обстоятельство. Процесс экономии рабочего времени выдвинул на первое место в этом процессе человека как главную силу повышения эффективности общественного производства. При этом человек стал важен не столько своими физическими данными, сколь умственными способностями, причем последние должны быть обращены в первоклассную квалификацию самого человека. Именно вмененные затраты стали оценкой плодотворности, эффективности умственного труда человека. Именно в таком аспекте человек становится важнее других факторов общественного производства. Следовательно, феномен вмененных затрат призван выделить из всех факторов общественного производства человека. Если теперь взглянуть на кредитные деньги с точки зрения определения роли человека в денежно кредитном обращении, то окажется, что и «в кредите вместо металла или бумаги посредником обмена стал сам человек... как бытие того или иного капитала и процентов». Кредитные деньги предстают не обезличенными деньгами, их оборот основан на переписывании долговых обязательств, переходе долгов все новым и новым владельцам на одного и того же капиталиста в течение кредитного срока. Поэтому в отличие от золотых денег кредитные деньги имеют свое происхождение и историю, и теперь они начинают пахнуть, а иногда и дурно пахнуть. Если по наличным деньгам доказать переход от одного их владельца к другому нельзя, не имея свидетелей этого перехода, сделки, то переход кредитных денег от одного владельца к другому весьма прозрачен, ибо он фиксируется. Конечно, предъявитель долгового обязательства может оказаться инкогнито, мистером Иксом и т.д. и т.п., и тогда цепочка передач долгового обязательства может быть не идентифицирована. Но в любом случае плательщик по долговому обязательству должен быть указан, поэтому с этой стороны кредит всегда персонифицирован.

Между тем индентифицирование заемщика, определение его возможностей по возврату ссуды, т.е. платежеспособности по кредиту, фиксация переходов обязательств, а значит и создание денег на основе денег, является специфической деятельностью, необходимой для кредитования, но в то же время отличной от производственной. За этой деятельностью скрывается деятельность по превращению бездействующих капиталов в действующие, приносящая процент и предпринимательский доход, являющаяся функцией банков — специальных кредитных учреждений, поэтому в конечном счете кредитные деньги должны быть продуктом банковской деятельности. Противоречие вексельной формы кредитных денег, состоящее в необходимости общественного признания долговых обязательств и такого же общественного признания последних в качестве средств обращения, разрешается в появлении банкнотной формы кредитных денег, сменяющей вексельную их форму. В этом случае персонификация кредитных денег обретает не частный, а действительно общественный характер.

Появление банков в качестве операторов денежно-кредитного обращения позволяет разрешить и другое противоречие первичной формы кредитных денег, связанное с тем, как на самом деле должен осуществляться механизм создания кредитных денег. Развитие общественного производства приводит ко все большему удельному весу умственного труда по отношению к физическому в общей структуре затрат, или ко все большему удельному весу вмененных затрат. Это означает, что одному часу прямых затрат должно соответствовать не меньшее количество часов вмененных затрат, как это было на ранних этапах развития общественного производства, а большее количество часов вмененных затрат. Следовательно, единица золотых денег должна рождать большее число кредитных денег, а не наоборот, как это имеет место в случае с векселем, когда большему количеству золотых денег противостоит единица кредитных денег. Рассматриваемое противоречие находит форму своего разрешения в рождении и функционировании упомянутого ранее банковского (денежного) мультипликатора, т.е. механизма создания кредитных денег.

Такой оборот событий в эволюции кредитных денег позволяет понять, что не кредитные деньги породили механизм банковского мультипликатора, а внутренние закономерности развития как самой стоимости, так и ее обособившейся формы, обусловили появление данного мультипликатора. Точно так же не трудности денежно-кредитного и золото-товарного обращения породили кредитные деньги, как это иногда представляется, а внутренние закономерности развития стоимости, приведшие к появлению вмененных затрат, обусловили все эти трудности. Генезис кредитных денег, таким образом, нельзя «выводить... из внешних затруднений, на которые наталкивается расширившаяся меновая торговля», потому что «эти затруднения проистекают из развития меновой стоимости и, стало быть, общественного труда». В принципе можно было даже показать, как процесс экономии рабочего времени сам порождает такие «трудности», а также присущие этому процессу противоречия. Именно знание генезиса вмененных затрат и их свойств позволяет понять направление развития форм кредитных денег.

Действительно, зная логику полного определения вмененных затрат, когда сначала конституируется их производственная сторона (модель В.В. Новожилова), обусловливающая, кстати, их прирост (это отражается в существовании темпа роста вмененных затрат), а затем конституируется их потребительская сторона (неоклассическая модель потребления), можно понять, почему банкнотная форма кредитных денег перерастает в депозитную форму кредитных денег. Как вмененные затраты связаны с потреблением, так и кредитные деньги должны быть в конечном счете связаны с потребителями. То, что банкнотные деньги не содержат в себе такого потребительного аспекта, характеризуется как противоречие этих денег, которое разрешается с помощью рождения депозитных денег. Депозитные деньги — это и есть те деньги, в которых находят свое воплощение все свойства стоимости III. В депозитных деньгах содержание и форма приходят в соответствие.

В противном случае можно строить совершенно произвольные догадки относительно природы кредитных денег, их стоимости и направлений их эволюции. Собственно, это сейчас и происходит, поскольку до сих пор не удавалось решить эти вопросы. В литературе выделяют несколько направлений объяснения стоимости кредитных денег. С одним из них, проистекающим из работ Р. Гильфердинга, выше уже имелась возможность познакомиться.

Другой подход, изложенный еще в конце XIX в. в работе профессора Казанского университета П.А. Никольского и нашедший свое развитие в 80х годах XX в. в работах С.Н. Никитина    и особенно В.М. Усоскина, связывал стоимость кредитных денег с некоей монопольной ценой самих денег. Видно, что данному подходу присуще стремление найти ответ не в изменении структуры затрат, с необходимостью порождающем изменения во всеобщем эквиваленте, а сразу в новых свойствах самих денег. В этой концепции стоит обратить внимание лишь на выделение признака монопольное, который организационно венчает статическое действие приведенных затрат. Данный признак, если вспомнить, уже дал о себе знать при разборе монопольной цены.

То, что природу кредитных денег ищут не в самой стоимости, а точнее, не в затратах, определяющих стоимость, является недостатком не только указанного подхода, но и вообще всех подходов. Например, идея существования «представительной стоимости»  вроде бы наталкивает на мысль о наличии стоимости, отличной от стоимости, детерминируемой прямыми затратами, однако все дело в том, что сторонники данной концепции даже не имеют представления о вмененных затратах, поэтому природу «представительной стоимости», а значит и кредитных денег, пытаются найти совсем в другом месте.

Ее искали то в стоимости золота, то в товаре рабочая сила, но как только требовалось на основе этих идей объяснить монистически остальные явления современной экономики, сразу возникали серьезные трудности, свидетельствовавшие о необходимости принятия новых гипотез.

В этом отношении наиболее близко к решению проблемы кредитных денег подошел А.М. Коган. И хотя он не знал феномена приведенных затрат, вследствие чего характеризовал эти деньги как деньги — не товар, А.М. Коган ощутимо представлял себе связь стоимостей III и IV с процессом экономии рабочего времени, соответственно, аналогичную связь с этим процессом и кредитных денег. Кстати, идею о «нетоварное» современных денег высказывал еще В.П. Казакевич, однако в этом случае и А.М. Коган и В.П. Казакевич оказались все-таки неправы, на что им и указал Ю.В. Пашкус.

Итак, современные деньги не являются тем монолитным образованием, каким они были в XIX в. Как вытекает из предшествующего анализа, они и не могут быть сейчас однородной массой. Двойственная структура приведенных затрат определила возникновение агрегатной структуры и денег, состоящих из двух частей, первую из которых образуют наличные деньги (знаки золота), т.е. деньги, природу которых раскрыл К. Маркс, а вторую — депозитные деньги как наиболее развитая форма кредитных денег. Денежную массу такой структуры и принято сейчас изучать в любом учебнике экономике.

Удельный вес наличных и депозитных денег и вытекающие из этого удельного веса значения банковского мультипликатора определяют следующие два обстоятельства. Во-первых, все знают, что масса образующихся депозитных денег зависит от уровня резервной ставки, а не от какой-то пропорции прямых и вмененных затрат. На поверхности это действительно выглядит так. Однако теперь очевидно, что резервная ставка должна принять такое значение, чтобы обеспечить объективное значение банковского мультипликатора. Только тогда будет обеспечено соответствующее распределение наличных и депозитных денег.

Во-вторых, все эти показатели, в том числе и резервная ставка, показывают, сколько примерно должно быть создано депозитной массы денег. Однако на поверхности опять-таки все выглядит наоборот, будто создаваемая масса денег сама определяет все остальные экономические показатели. Так, рост денежной массы при фиксированной товарной массе приводит к тому, что за единицу товара предлагается больше денег. Поскольку обмен товара за деньги есть выражение цены товара, то получается, что при большем предложении денег цена товара растет.

То, что за таким актом роста цены происходит реальное выражение вмененных затрат через кредитные деньги, предстает как рост цен вследствие увеличения предложения денежной массы. Тут как тут, естественно, монетаристы с их выводами о денежной природе инфляции, т.е. роста цен. Им и невдомек, что происходит на самом деле. Конечно, за определенной чертой увеличение денежной массы действительно превращается в денежную инфляцию, но это, так сказать, перебор в самой системе. А до той границы, пока вмененные затраты полностью не выразят себя в ценах, инфляция оправданна, и к тому же объективно обретает постоянный, хронический характер. Это хорошо чувствуют чиновники из Федеральной резервной системы или подобной ей, дающие некоторый простор инфляции. Тот же, кто не понимает этих тенденций, обречен на неудачу, как японцы пожелавшие заменить инфляцию на дефляцию.

Описанный процесс имеет и другую сторону. То поверхностное представление, будто рост денег влияет на цены, рождает иллюзию, будто сами деньги теперь определяют все, в том числе и сколько товаров можно купить, например, на 1 долл. Конечно, этому представлению способствует и тот факт, что в отличие от золотого обращения лишнему количеству кредитных денег некуда деться, кроме банков, так что и это лишнее количество влияет на уровень цен. Поэтому кажется, что именно деньги влияют на характер экономических процессов, что они сами рождают свою покупательную способность. Сообразно этому на первое место выводится закон покупательной способности денег. Мнение, что не величина стоимости определяет количество денег и их покупательную способность, а наоборот, сами деньги определяют стоимость и свою покупательную способность, между прочим, роднит его со взглядами Р. Гильфердинга, согласно которым стоимость определяется из соотношения товарной и денежной массы. Следовательно, при выдвижении закона покупательной способности денег отрицается причинно-следственная связь закона стоимости.

Далее, поскольку товарная масса теперь производится в основном монополистами (здесь нет предпосылок к рассмотрению олигополистов), все вышесказанное выглядит еще и как рост цен, учиняемый господством монополий. Другими словами, на поверхности явлений дело обстоит так, что монополии взвинчивают цены на свои товары, следовательно, и указанная ранее монопольная надбавка в цене, или как ее называют потребители — «плата за имя фирмы» — имеет исключительно инфляционную природу. Думается, что после проведенного анализа уже никто так не считает и представляет себе действие закона стоимости. Теперь трудно согласиться с тем, что «инфляционный фактор зачастую полностью трансформирует зависимость цен от стоимости, модифицирует действие закона стоимости».

Задействование механизма банковского мультипликатора для увеличения в необходимых размерах денежной массы, а точнее, ее кредитно-денежной составляющей, провоцирует задействование этого механизма и в случае борьбы с инфляцией. Кажется, что если увеличение денежной массы приводит к росту цен, то уменьшение денежной массы должно, наоборот, привести к снижению цен. Однако теперь для начала требуется как бы изъять некоторую сумму наличных денег. Изъятие же таких денег означает ликвидирование части реальной стоимости, детерминируемой прямыми затратами. Данный акт может осуществиться не иначе как через сокращение объема производства. «Политика «дорогих» денег ведет к сокращению номинального ВНП». Следовательно, уменьшение денежной массы имеет своим первым результатом сокращение производства, а не снижение цен. Незнание этого обстоятельства или же сталкивание с ним, такое неприятное для монетариста, рождает у последнего объяснение о наличии так называемого эффекта «храповика» при обратном задействовании банковского мультипликатора («храповик — это механизм позволяющий крутить колесо вперед, но не назад»).

Сделанные выводы о природе современных денег позволяют завершить картину стоимостного отношения, на одном полюсе которого находится сам товар, выражающий свою стоимость, а на другом — деньги, поскольку товар должен быть обменен сначала на деньги. Новым аспектом данного отношения по сравнению с классическим определением его содержания является то, что и потребительная стоимость и стоимость предстают двойственными категориями, поэтому кроме полезности для потребления и прямых затрат должны найти свое отражение и находят полезность для развития и вмененные затраты.

В товаре это воплощается в его более высоком технологическом качестве и возросших затратах на производство; в деньгах это воплощается в задействовании кредитных орудий в качестве денег и их полезности в части принесения процентов.

Очевидно, что кроме прежних противоречий между потребительной стоимостью и стоимостью, конкретным и абстрактным трудом, частным и общественным трудом обретают жизненность противоречия между потребительной стоимостью для развития и стоимостью затрат на это развитие, развивающимся конкретным трудом и приращиваемым абстрактным трудом. К этим противоречиям добавляются противоречия между просто потребительной стоимостью (полезностью для потребления) и потребительной стоимостью для развития, прямыми и вмененными затратами; конкретным трудом и развивающимся конкретным трудом, абстрактным трудом и приращиваемым абстрактным трудом.

Что касается аналогичного дополнения к противоречию частного по форме и общественного по содержанию труда, то надо вспомнить соответствующее содержание вмененных затрат. Во вмененных затратах, если вспомнить, противоречие частного и общественного труда находит способ своего разрешения, однако рождается новое противоречие. Каждое состояние производительных сил теперь характеризуется как формальная гармония, т.е. состояние, в котором заложено стремление к наиболее прогрессивному состоянию как цели, когда наступит фактическая гармония, а именно: состояние всесторонней развитости каждого индивида. Поскольку формальная гармония предполагает целообщественную гармонию, то описываемое здесь противоречие имеет смысл противоречия не только формальной и фактической гармонии, или цели и состояния по пути ее достижения, но и характера общественного и личного развития. Поэтому в конечном счете искомое противоречие в противовес противоречию между частным и общественным трудом можно определить как противоречие между развитием общества в целом и личности в отдельности. Если это так, то очевидно, что данные два противоречия завязаны между собой и по внутренним составляющим: общественный труд и его развитие, частный труд и его развитие.

Напоследок, думается, стоит еще раз повторить, что существуют параллели в развитии стоимости и его обособившейся форме — деньгах. Стоимость пока прошла в своей эволюции три этапа, которые характеризуют ее как стоимость I, стоимость II и стоимость III. Стоимость II по отношению к стоимости I определяет учет возросших за счет межотраслевого обмена затрат, т.е. переход от прямых к полным затратам. Золото, представлявшее собой натуральную обособившуюся форму стоимости I, само по себе не могло приносить проценты, поэтому деньги простого товарного производства не могли отражать такой рост стоимости. Только превратившись в капитал, и не просто капитал, а сначала капитал, дающий среднюю прибыль, а затем сам ссудный капитал, приносящий проценты, деньги как ссудный капитал смогли выполнить новые функции стоимости II как самовозросшей стоимости I. Стоимости I и II покоятся на феномене прямых затрат, поэтому и деньги как деньги и деньги как ссудный капитал связаны с золотым денежным обращением, или обращением знаков золота.

Стоимость III как продолжение стоимости II, и в то же время как ее отрицание, имеет в своей основе как старые, прямые затраты, так и новые, вмененные затраты, которые внутри себя также имеют потенции к самовозрастанию. Поэтому новые деньги также должны были иметь и имеют ссудную, или кредитную основу. Поскольку вмененные затраты имеют совершенно иную природу, нежели прямые затраты, то и новые деньги должны были иметь и имеют не золотую основу, т.е. не материальную, а как бы фиктивную основу. В сумме этими характеристиками обладают кредитные деньги, которые и образуют вместе с наличными деньгами совокупность современных денег, или известные агрегаты Ml, М2, М3 и L.

В денежных агрегатах Ml, М2, М3 и L фигурируют, как было сказано, депозитные деньги. Депозитные деньги на сегодняшний день являются самой развитой формой кредитных денег. До них кредитные деньги функционировали в качестве векселей — самой простейшей их форме, а затем в качестве банкнот. Сегодня функциональное бытие депозитных денег, как впрочем, и наличных денег диктует возможность и необходимость их обращения золото и серебро сами по себе не приносят процента. В отличие от капитала они не могут самовозрастать в электронной форме, так что может создаться впечатление, что депозитные деньги отмирают, и рождаются новые электронные деньги. Однако нетрудно увидеть, что электронные деньги по своей сути — это те же депозитные деньги, но расчет которыми со вкладов производится с помощью электронных носителей (кредитных карточек) и связей между банками.

Купля-продажа товара осуществляется за деньги, не в обмен на другой товар в качестве бартера. Почему это происходит именно так, было проанализировано выше, особенно полно К. Марксом. В таком акте купли-продажи реализуется стоимостное отношение, имеющее форму цены. Поскольку в качестве денежного товара здесь уже фигурируют не одни лишь наличные деньги допущение относительно использования цены в равновесии А. Лейонхувуда можно считать верным. Кроме того, с этого момента исследования можно и нужно отражать затраты в ценовых пропорциях. Например: «затраты на производство какого-нибудь товара в стольких-то долларах, рублях и т.д.», или «производство товара стоит столько-то денег».

Таким образом, исследование, казалось бы, отдалившееся от простейшей формы стоимости, т.е. х товара А = у товара В, вновь вернулось к нему, только в качестве товара В фигурируют деньги. Сначала это были золотые деньги, а теперь еще дополнительно к ним и депозитные деньги. Но и сама стоимость производимых товаров претерпела раскрытые выше изменения, обусловившие изменения на стороне эквивалента, в том числе и появление депозитных денег и вытеснение ими золотых денег, т.е. утрату золотом прежнего своего величия и значения.

Впрочем, изменения коснулись не только денег. Экономия рабочего времени обусловливает превращения материальной формы товара А, левого полюса стоимостного отношения. В качестве товара А теперь фигурируют не только материальные продукты труда. Какие новые товары противостоят новым деньгам — раскроет последующий анализ. Лишь на его основе можно будет определить все составляющие денежного предложения и спроса на деньги, а потому из денежной сферы анализу необходимо вернуться в сферу производства товара.

Однако до того следует остановиться на проблеме, только обозначенной в предшествующем исследовании, но никаким образом не раскрытой. Речь идет о проценте. До сих пор считались сами собой разумеющимися его существование, необходимость. И теория прибавочной стоимости действительно показала это. Вместе с тем в этой теории было только указано на наличие собственных закономерностей определения процента, отличных от закономерностей определения средней прибыли. Какова их суть — осталось неизвестным. Данный вопрос настолько важен, что отсутствие его решения определяется в литературе как неразработанность теории процента.

Процент

Из предшествующего анализа вытекает, что стоимость товара может расти двумя способами. С одной стороны, растут затраты на производство товара — растет стоимость, т.е. имеет место так называемая объективная инфляция издержек. С другой стороны, стоимость возрастает за счет оплаты не труда, а рабочей силы, так что рождается прибавочная стоимость. В первом случае самовозрастание стоимости достигается за счет осуществления динамического прибавочного труда, а во втором — за счет статического прибавочного труда. Следовательно, так или иначе для самовозрастания стоимости требуется труд «сверх меры потребностей». Однако, если с самовозрастанием стоимости в случае со статическим прибавочным трудом вроде бы все очевидно, то с самовозрастанием стоимости в случае с динамическим прибавочным трудом требуется специальное разъяснение.

Дело в том, что настоящим эффектом динамического прибавочного рабочего времени является сокращение необходимого рабочего времени, которое, очевидно, определяет явно противоположное росту явление. Речь, правда, идет о сокращении прямых затрат. Тем не менее данное сокращение прямых затрат оборачивается приростом вмененных затрат, а в конечном счете и приведенных затрат, поэтому содержание эффекта в общем случае не совпадает с самим фактом роста затрат и может даже ему противоречить. Кроме того, полученный эффект может быть недостаточен с точки зрения перспектив роста, так что характеристика эффекта и в этом случае будет отлична от характеристики роста.

В общем случае некий эффект, составляющий основу какого-нибудь роста, может быть использован только частично в целях роста, поэтому размеры эффекта и роста будут различны, следовательно, характеристика роста должна будет здесь отражать лишь приемлемый темп, в котором найдут отражение возможности конечного использования эффекта в целях самого роста.

Сказанное означает, что рост связан с двумя событиями. Первое событие состоит в образовании соответствующего эффекта, служащего затем основой роста. Второе же событие отражает конечные темпы роста, т.е. заключает в себе сравнение стоимости в разные два момента времени после использования полученного эффекта в соответствующих целях. В таком случае следует различать обеспечивающую составляющую роста и саму величину получающегося в итоге роста. Поскольку в последней величине выражена суть роста, ее можно назвать сущностной характеристикой роста.

Несмотря на то, что обе указанные составляющие роста связаны между собой, тем не менее есть основания считать их одновременно и относительно независимыми. Их относительная самостоятельность порождается в том числе и тем, что какие-то условия роста могут требовать определенного конечного темпа роста, и в то же время может сказаться недостаточность обеспечивающего эффекта. Другими словами, полученный эффект не всегда может удовлетворять требованиям роста, хотя и лежит в основе роста.

Таким образом, самовозрастание стоимости сущностно положено в конечном темпе, проценте ее роста или просто в проценте. В связи с тем, что стоимость, как было указано, растет двумя способами, процент должен содержать две компоненты, одна из которых отражает темп инфляции, а вторая — темп роста стоимости за счет соответствующей части прибавочной стоимости. Стало быть, из-за инфляции также возможно расхождение между нормой прибыли и процентом. В литературе подобное выделение компонент процента называется эффектом Фишера, при этом общий процент определяется как номинальный процент, а темп роста стоимости за счет прибавочной стоимости — как реальный процент.

Как видно, само существование эффекта Фишера предполагает, что количество денег непосредственно влияет на уровень номинального процента, поэтому данный факт обязательно должен быть учтен и учитывается в современных теориях процента.

Строгое разделение компонент номинального процента, однако, не должно приводить к мысли, будто его слагаемые независимы друг от друга. Поэтому для понимания сущности процента, точнее номинального процента, важно знание генезиса обоих его слагаемых. Ибо если только определять сущность номинального процента исключительно со стороны реального процента, можно не увидеть связи между эволюцией стоимости и содержанием самого реального процента. И поскольку эволюция стоимости берет свое начало от стоимости, состоящей в прямых затратах, то и рассмотрение генезиса процента необходимо начинать с самовозрастания прямых затрат. И тогда открывается вот что.

Механизм этого роста с точки зрения соотношения «затраты — эффект» таков: сначала он выразился в появлении эффекта прямых затрат — овеществленного в разнообразных товарах труда. Развитие межотраслевых связей привело к тому, что через результаты овеществленного труда прежние прямые затраты живого труда превратились в полные народнохозяйственные затраты, учитывающие феномен косвенных затрат, возникших с образованием промежуточного потребления. Феномен полных затрат поэтому основан на межотраслевом обмене результатами прямых затрат, или, другими словами, на учете живого и овеществленного труда, содержащего отпечаток межотраслевых связей.

Данные выводы свидетельствуют о том, что эволюция стоимости I, определяемой прямыми затратами труда, в стоимость II, определяемую полными затратами труда, состоит в следующем. Во-первых, эта эволюция характеризуется самовозрастанием затрат, а стало быть, стоимости. Во-вторых, эффект роста стоимости основан на феномене овеществленного труда, содержащего как отпечаток межотраслевой обмен результатами живого труда. Это означает, что возросшая стоимость должна учесть межотраслевой эффект, выступая при этом результатом затрат живого и овеществленного труда. Так и получается при превращении прибавочной стоимости в среднюю прибыль, которая обусловливает образование цены производства. Соответствие же цен производства полным затратам воплощается в известном равенстве суммы цен производства по всему общественному производству сумме стоимостей, которые как раз определяются полными затратами. В-третьих, рассматриваемая эволюция результируется и в определенном темпе самовозрастания стоимости.

Из предшествующего исследования следует, что изменения в стоимости находят свое отражение и в ее отделившейся форме — деньгах. Зная характер эволюции стоимости I в стоимость II, нетрудно теперь поставить ей в соответствие развитие денег как денег в деньги как капитал. В конечном счете деньги как капитал должны отразить и отражают, с одной стороны, межотраслевой феномен, поскольку капитал результируется в образовании средней прибыли и цены производства, а с другой стороны — простой факт их собственного самовозрастания, что находит свое выражение в образовании ссудного капитала и ссудного процента, или просто процента.

Здесь надо учесть, что самовозрастание затрат имеет макро и микроэкономические аспекты. Появление полных затрат есть целообщественный процесс, поэтому полные затраты характеризуются как народнохозяйственные. Однако все затраты, даже если они и носят народнохозяйственный характер, осуществляются частным образом, как затраты частного капитала. Как затраты частного капитала, повязанного межотраслевыми связями, они результируются не просто в прибыли, а в средней прибыли, в которой реализуется принцип «экономического равенства» капиталистов: равная прибыль на равный капитал.

Поэтому полным затратам как макроэкономическому феномену на микроэкономическом уровне соответствуют цены производства, определяющие микроэкономическое содержание стоимости II. Точно так же самовозрастание затрат с точки зрения темпа этого роста имеет макроэкономическое выражение в форме темпа роста общественного производства и микроэкономическое выражение в форме номинального (ссудного) процента.

Таким образом, стоимость II содержит в себе определение не только средней прибыли, но и процента. При этом средняя прибыль обеспечивает процент, т.е. процент является частью средней прибыли. Однако несмотря на это процент все же имеет относительно самостоятельную природу, связанную с динамикой ссудного капитала в частности и общественного производства в целом.

Это означает, что несмотря на образующуюся норму средней прибыли общественное производство объективно предполагает определенный темп самовозрастания общественной стоимости, ниже которого это самовозрастание стоимости оказывается недостаточным для самого общественного производства. На поверхности явлений данное требование развития общественного производства облекается в форму превышения средней прибыли над процентом и определенного роста ссудного капитала. При этом процент, поскольку ссудный капитал растет не иначе, как ссужаясь, представляет собой цену ссудного капитала, или денег взаймы. Впрочем, многим экономистам и так ясно, что процент в качестве цены является иррациональной ценой, поскольку к примеру 5% стоимости, если такова ставка процента, не могут служить стоимостью всей стоимости, или 100% стоимости. Этот способ самовозрастания стоимости рождает и другие представления о проценте как о плате за расставание с ликвидностью или как о вознаграждении за отказ от текущего потребления в пользу накопления капитала. Первой позиции придерживался Дж.М. Кейнс, а второй — представители австрийской школы, в особенности Е. БёмБаверк. Кроме того, поскольку деньги ссужаются капиталистам, имеющим наилучшие возможности их приложения, процент интерпретируется еще как критерий при передаче денег в наиболее эффективное пользование или развитие. Такую точку зрения на процент высказывал И. Шумпетер.

Процент, если речь идет о ссудном капитале, есть в первую очередь мера самовозрастания стоимости, но такая мера, которая определяется динамикой общественного производства. Когда этот факт опускается, т.е. экономика рассматривается в статическом аспекте, нет никакого другого подхода выведения ставки процента, кроме как из объемов самого ссудного капитала. Его может быть больше либо меньше, поскольку процент влияет на объемы ссудного капитала, однако на поверхности кажется будто наоборот объемы ссудного капитала, а именно: спрос и предложение ссудного капитала определяют высоту процента. Такое видение способа определения процента составляет суть теории ссудных фондов, названной еще классической теорией процента.

В этом отношении марксистская теория несравненно глубже проникала в суть вопроса несмотря на то, что нынешние экономисты отказывают ей в такой глубине. Уровень процента К. Марксом связывался с уровнем средней прибыли, которая в свою очередь являлась характеристикой эффективности общественного капитала, стало быть, неявно процент зависел от эффективности общественного капитала. Но сила марксистской теории оказалась и ее слабостью. Поскольку процент теория рассматривала как часть средней прибыли, то превышение процентом уровня средней прибыли она трактовала как исключение из правила.

Связанность процента и средней прибыли, а также факт содержания в средней прибыли межотраслевого феномена придают проценту межотраслевую окраску, но здесь снова необходимо иметь в виду, что регулятором межотраслевого перелива капитала является не процент, а сама норма средней прибыли, И лишь в той мере, в какой межотраслевые сдвиги влияют на эффективность общественного производства и динамику его развития, процент испытывает воздействие межотраслевого фактора.

Данную зависимость процента от межотраслевого фактора, составляющую одну из сторон в общей характеристике процента как экономической категории, А. Маршалл и Дж.Б. Кларк    считали заглавной, поэтому определяли процент как плату, налог за общее повышение эффективности экономики благодаря улучшению отраслевой структуры. Тот, кто разделяет учение К. Маркса о средней прибыли, вряд ли разделит позицию данных ученых и сделает это совершенно справедливо, поскольку ответственность за межотраслевой перелив ресурсов процент так явно не несет, ибо как мера самовозрастания стоимости процент сущностно предопределен другой характеристикой, но об этом уже было сказано.

Чтобы еще строже отделить межотраслевой аспект процента от его сущностного аспекта, надо опять-таки заглянуть чуть-чуть вперед. В условиях действия монополий они получают не среднюю, а монопольную прибыль. Прежний принцип «экономического равенства» капиталистов заменяется другим принципом отношений, по которому размеры прибыли зависят от удельного веса монополиста в отрасли. Поэтому межотраслевой фактор, хотя и сохраняет свое значение, правда, в меньшем масштабе, уступает место монопольному фактору. Это, конечно же, должно сказаться на одной из характеристик процента, но не в такой степени, чтобы заново определить процент как плату теперь уже за монопольный характер экономики. В то же время характеристика процента как меры самовозрастания стоимости сохраняет свою действенность и в новых условиях.

Все сказанное говорит, что процент сущностно определен именно в степени самовозрастания стоимости. И так как данная степень дает о себе знать лишь при фиксации стоимости в разные моменты времени, процент более справедливо определять с позиции межвременного фактора, если быть точнее, с динамических позиций. Именно такой подход предпринял в свое время Й. Шумпетер, основываясь на теориях У. Джевонса, Е. Бём Баверка, К. Викселля, И. Фишера, которые рассматривали процент как категорию межвременного выбора, как плату за выигрыш времени. Однако эти подходы базировались совсем на других методологических моментах, которые в настоящей работе не разделяются, и в первую очередь это касается определений стоимости и капитала. Поэтому в отмеченных теориях интересна не содержательная, а количественная сторона процента, реализованная в математических моделях процента. В статическом же аспекте их пока невозможно нормально оценить. Данное разъяснение приведено для того, чтобы подчеркнуть следующее обстоятельство. Упомянутые теории, кроме теории Й. Шумпетера, исходят из условий равновесного состояния экономики, которое в динамике представляет собой лишь мимолетный момент в экономическом развитии. Следовательно, распространять условия одного момента, пусть даже и очень важного, на все развитие некорректно, поэтому должны быть учтены все условия действия межвременного фактора. К тому же эти теории, равно как и все другие, перечисленные ранее, строятся на феномене прямых затрат. И это также нужно учитывать при построении современной теорий процента.

Впрочем, сущностно процент сохраняет все свои черты, обнаруженные при анализе роста прямых затрат. Но что удивительно, они более четко проявились для исследователя, как только стало возможным более детальное изучение свойств вмененных затрат, в частности, выделение двух характеристик роста: обеспечивающей и сущностной. Частное всегда лучше познается, если известна общая картина явления.

Кстати, общее понимание эффекта и меры роста дает осознание не только возможности их разнонаправленное. Этот анализ открывает и другие комбинации их изменения. Эффект, полагаемый в сокращении, может обусловить совсем не рост, а уменьшение, вследствие чего искомая мера будет определять не меру роста, а меру уменьшения. Однако это не имеет отношения к проценту как характеристике роста, а не уменьшения.

Кроме того, получение эффекта может оказаться проблематичным, вследствие чего ожидание роста станет безосновательным, и тогда приемлемым значением меры роста может оказаться ноль, т.е. достаточным будет сохранение прежнего состояния развития. Применительно к проценту сказанное означает следующее. Условия развития могут сложиться так, что процент может принять нулевое значение. Конечно, для процента, если берется процесс самовозрастания стоимости, определенной прямыми затратами, это неприемлемо, ибо пропадает смысл кредитования. Но для процента по отношению к стоимости, определенной вмененными затратами, это допустимо, поскольку получение экономии рабочего времени не всегда возможно, если, например, это нужно осуществить в нереальные сроки или же если само общественное производство не подготовило достаточных условий для технологического прорыва. Поэтому процент по кредитным деньгам может стать нулевым, как бы отсутствовать, не уплачиваться. Такое имеет место для вкладов (депозитов) до востребования и банкнот. Нулевая ставка процента по вкладам до востребования отсутствует как раз из-за неопределенности в сроках получения эффекта, а по банкнотам — в силу того, что в момент их появления общество не располагало достаточным потенциалом для научно-технического развития.

Отсюда вытекает, что наличие нулевого процента у определенных долговых обязательств не является критерием для вычеркивания таких обязательств из числа кредитных денег. Поэтому прав был В.М. Усоскин, указавший на данное обстоятельство при определении форм современных денег.

Общий подход к эффекту и мере роста позволяет выявить еще одну особенность теперь уже чисто меры роста. Поскольку она может быть исчислена как соотношение одного значения какого-нибудь показателя с его последующим либо предыдущим значением, получается, что в первом случае мера роста действительно выразится в проценте роста, или просто проценте, во втором случае, когда во внимание берется предшествующее развитие, а отсчет роста производится от предыдущего момента, процент обретает свойства дисконта. Акцентирование на таком понимании и исчислении процента, так сказать, в обратном порядке, строго говоря, не соответствует содержанию процента как мере самовозрастания стоимости. Однако это не означает, что дисконт не нужен: он как раз-таки нужен, если требуется восстановить некое первоначальное значение или же если необходимо элиминировать кумулятивные составляющие роста. И. Фишером процедура дисконтирования была использована как для определения самого понятия «капитал», так и для вычисления его величины по известной ставке процента и величине ежегодного дохода. Ясно, что капитал — это самовозрастающая стоимость, но в данном случае И. Фишером сущность капитала подменена формулой его процентного роста. «Более того, Фишер отказывался отвечать на вопрос, почему существует процент».

Последнее замечание, однако, не означает, что невозможно первоначальное определение экономической природы процента. В принципе оно уже было дано и выразилось в следующем. Процент есть мера конечного самовозрастания стоимости. От этого можно и отталкиваться, учитывая, разумеется, и другие ранее сделанные выводы относительно содержания процента.

Назад | | Вверх