Диалектический материализм о принципах познания. Изучая сознание как свойство высокоорганизованного материального образования, человеческого мозга, мы отмечали, что сознание — высшая форма отражения действительности. Способ существования сознания есть знание. Что же представляет собой отражение действительности? Какова природа знания? Как оно зарождается? Каковы его формы? Как оно функционирует и какую роль в жизни общества играет?
Область науки, изучающая сущность знания, закономерности его возникновения, функционирования и развития, называется теорией познания, или гносеологией. Теория познания — составная часть любой философии. Высшая ступень гносеологии — диалектико-материалистическая теория познания. Основной проблемой гносеологии выступает вопрос о соотношениях объекта познания (окружающего мира) и субъекта познавательной деятельности (человека). Она непосредственно связана с решением второй стороны основного вопроса философии о познаваемости мира, ибо, чтобы говорить о познании, сначала нужно решить вопрос о познаваемости мира вообще. В процессе его решения философы разделились на агностиков, так или иначе отрицающих познаваемость мира, и гностиков, признающих истинность человеческих знаний.
Агностицизм, отрицающий возможность познания мира, требует специального рассмотрения. Исторически агностицизму предшествовал скептицизм. Философский скептицизм означает сомнение в возможности познания мира. Скептицизм как течение в теории познания, вообще говоря, абсурден, ибо противоречит здравому смыслу. Если человек во всем сомневается, то он не может доказать и «существование» своего «я», своего сомнения. Известна ироническая надгробная эпитафия скептика Пиррона: «Умер ли ты, Пиррон? Я не знаю..»
Классическими представителями агностицизма являются Юм и Кант. Юм рассуждал так: «Все, что я имею, — это чувственные восприятия, а откуда они появились, я не знаю и не могу знать. Возможно, за чувственными восприятиями скрываются вещи, как уверяют материалисты. Но возможно и другое: эти восприятия возбуждает во мне Бог, как уверяют идеалисты». Юм ограничивался восприятиями как чем-то данным и утверждал, что выйти за их пределы невозможно. Он сомневается в объективности существования мира.
Эмпириокритики конца XIX — начала XX в. колебались между берклеанством и юмизмом. Современный позитивизм продолжает философскую линию Юма. Его почти дословно повторял Б. Рассел: «Я не познаю непосредственно столы и стулья, а познаю только определенные действия, которые они производят во мне». Это своего рода первая форма агностицизма, выросшая из скептицизма.
В отличие от Юма, Кант признавал существование реального мира, но утверждал, что его принципиально нельзя познать. Он исходил из того, что вещи, воздействуя на людей, вызывают чувственные восприятия, или, по его терминологии, вещи «являются» в чувствах. «Явление», по Канту, — это отнюдь не физическое явление реального мира, а лишь то, как нам вещь является. Между явлением («феноменом») и вещью в себе («ноуменом») лежит непроходимая пропасть, «перескочить» через нее человеческому разуму не дано. Таков вывод Канта в «Критике чистого разума». В «Критике практического разума» этот вывод он дополняет утверждением, что переход от явлений к вещам («транецензус») возможен, но не для разума, а для веры. Учение Канта было воскрешено во второй половине XIX в. и получило широкое распространение в буржуазной философии.
Кантианство подверглось критике, справа и слева. Слева его критиковали материалисты за отрицание познаваемости «вещей в себе», справа идеалисты и более последовательные агностики — за допущение существования «вещей в себе». Кантианство — вторая форма скептицизма.
Третья разновидность агностицизма — физиологический идеализм немецкого естествоиспытателя XIX в. Иоганнеса Мюллера. Согласно Мюллеру, причиной ощущений является не воздействие внешних материальных раздражителей, а специфическая энергия самих нервов человека. Этим самым он отрицает объективное предметное содержание ощущений и утверждает непознаваемость мира.
Четвертая разновидность агностицизма — теория иероглифов немецкого естествоиспытателя Германа Гельмгольца, согласно которой ощущения суть не копии, образы, имеющие сходство с отражаемыми в них объектами, а иероглифы, символы, знаки, не имеющие никакого сходства с тем, что в них отражается. Такая теория отрицает чувственную сторону познания и направлена против принципа познаваемости мира в целом.
С близких агностицизму позиций решает проблему познаваемости мира иррационализм. Иррационализм (лат. irrationalis — неразумный, бессознательный) возник еще в XVIII в. как реакция на идеи просветителей и материалистов, отстаивавших возможности человеческого разума. Значительного распространения он достигает в конце XIX — начале XX в. в связи с перерастанием капитализма в империалистическую стадию и общим усилением реакции в политике, экономике, культуре, философии и т.п. В эпоху империализма начался процесс крушения буржуазно-реформистских иллюзий, их попыток «улучшить», «рационализировать» капитализм.
Иррационалисты (Ф. Шеллинг, Ф. Ницше, Э. Гартман) исходили из того, что глубокое, достоверное знание сущности вещей принципиально недоступно разуму, логическому познанию. Разум лишь разрабатывает то, что дают ему инстинкт, интуиция, чувства (внутренне подсознательная сфера психики) как основные источники познания. Это объясняется будто бы тем, что мир представляет нечто хаотичное, лишенное закономерности. И то, что составляет реальную основу вещей, непостижимо разумом, принципиально не поддается воспроизведению с помощью законов логики.
Ныне иррационализм особенно интенсивно пропагандируется экзистенционалистами, сторонниками Фрейда и др. В теории познания иррационализм непосредственно обосновывает свои исходные положения ссылкой на интуицию, которую он понимает как внезапное внутреннее озарение, вызванное причинами, непостижимыми разумом.
Теоретическое опровержение агностицизма и всех его форм заключается во вскрытии его логической противоречивости, классовых и гносеологических корней, в положительной разработке диалектико-материалистической теории познания.
Гносеологические корни агностицизма состоят в преувеличении действительных трудностей и ограничении познания (ограниченность отдельных методов и форм познания, индивидуального человеческого опыта, возможностей науки и экспериментальной техники в каждый данный период времени, критерия для подтверждения истинности научных положений).
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Сопоставляя эти ограничения с бесконечно многообразным миром вещей, агностики делали выводы о невозможности познания, не учитывая при этом диалектику процесса познания.
Социальные корни агностицизма заключаются в стремлении реакционных сил ограничить возможности научного познания, оставить место вере и теоретически разоружить прогрессивные слои общества. Особенно реакционен агностицизм в познании общественных явлений.
Самым решительным опровержением агностицизма является практика. Если мы действуем на основе наших знаний и результат совпадает с ожидаемым, если к тому же мы воспроизводим явление и заставляем его служить нашим целям (например, синтез органических веществ и др.), значит, наши знания соответствуют действительности. Кантовской неуловимой «вещи в себе» приходит конец.
Основные принципы теории познания диалектического материализма. Для диалектического материализма сущность познавательной деятельности состоит в отражении нашим сознанием окружающего мира. Это значит, что в основе теории познания диалектического материализма лежит признание внешнего мира и его отражения в человеческом сознании. Принцип отражения признается всем материализмом, а не только материализмом диалектическим. Быть материалистом в теории познания, стоять на точке зрения теории отражения и признавать познаваемость мира — одно и то же.
Убеждение человека в возможности познания природы формируется и вырастает из практики. Различие же между стихийно-материалистическим мировоззрением, свойственным обыденному сознанию, «здравому смыслу», и философским материализмом состоит в том, что последний сознательно ставит вопрос об отношении мышления к окружающему миру и доказывает тезис о познаваемости мира на основе всей совокупности данных науки и практики.
Принципиально иным образом решает вопрос о познаваемости мира идеализм. Иногда утверждают, что идеализм отрицает познаваемость мира, т.е. идеализм отождествляется с агностицизмом. Это, однако, упрощает и искажает реальное положение дел в философии. Идеализм и агностицизм имеют общие корни, но следует иметь в виду их различие в решении вопроса о познаваемости мира.
Для последовательного объективного идеализма характерен положительный ответ на вопрос о познаваемости мира. Например, у Гегеля утвердительный ответ на него подразумевается сам собой. Если считать природу «инобытием абсолютной идеи», а сознание — ее особым воплощением, то отсюда вытекает, что и природа и сознание едины по своей сущности. «Абсолютная идея» Гегеля познает самое себя, и поэтому познание природы человеком выглядит как ступень в самопознании «абсолютной идеи». Последовательный субъективный идеализм также может признавать познаваемость мира. Если сводить мир к ощущениям или мыслям, порождаемым деятельностью человеческого «я», то вполне допустимо предположение, что это «Я» может познавать свои собственные творения.
Теория познания диалектико-материалистической философии не только противостоит идеализму, но и отличается от метафизического понимания познавательного процесса. Ее принципы сложились на основе материалистического решения основного вопроса философии и учения о практике. Каковы же эти принципы?
Первым принципом материалистической теории познания является принцип «объективности рассмотрения» познаваемого предмета. Это означает, что для отыскания истины в познании должны браться не примеры, не отступления, а сами вещи, предметы, явления и процессы. Нужно изучать не наши переживания и представления о вещи, а саму вещь. Второй принцип — принцип адекватности (схожести, похожести) образов и прообразов в процессе познания. Третий принцип заключается в том, что диалектический материализм ввел практику в самую основу теории познания.
Домарксовский материализм был материализмом созерцательным. Другими словами, отражение внешнего мира принималось как непосредственный результат воздействия природы и общественных условий на пассивно созерцающего мир человека. Причем человек брался внеисторически, абстрактно, как особое в биологическом отношении существо, наделенное природой не только чувствами, но и разумом.
До тех пор, пока человек рассматривается только как продукт воздействия природных и общественных условий, невозможно понять, откуда появляются в его сознании представления, не имеющие прямого аналога в окружающем мире.
Активность сознания, его способность создавать новое, предвидеть результаты воздействия человека на реальные объекты, а также дальнейшее развитие процессов природы могут быть поняты только как следствие творческого характера человеческой практики.
Сознание отображает не только то, что уже есть в объекте, но и потребности, интересы, запросы человека, класса, общества, которые из практики вырастают и только в ней могут найти разрешение.
Не понимая роли практики в процессе отражения, домарксовские материалисты не могли решить вопрос о причинах исторического развития познания. В поисках этих причин они вынуждены были апеллировать к «любопытству», «жажде знаний» и другим подобным факторам духовного порядка. Конечно, они имеют место в процессе накопления знаний, но сами требуют объяснения.
Не видя в практической деятельности людей источника знаний о мире, созерцательный материализм не мог выработать критерий знания, т.е. способ соотношения полученных в сознании образов, представлений, теорий с объектом. Научный ответ на эти вопросы смогла дать марксистская теория познания именно потому, что она базируется на признании первичности практики по отношению к познанию. Точка зрения жизни, практика должны быть первой и основной точкой зрения теории познания.
Домарксовский материализм был не только созерцательным, но и метафизическим. Основной его недостаток — неумение применять диалектику к процессу и развитию познания.
Выяснение определяющей роли общественной практики для познания и применение диалектики к анализу процесса отражения и исторического пути развития его форм — таковы две неразделимые стороны научной гносеологии, отличающие ее от метафизической.
Хрестоматийные извлечения
Людвиг Фейербах
«Да, дело обстоит таким образом: познание бывает куплено лишь ценой потери невинности жизни. Когда Адам берется за перо, то будьте уверены, что он уже изгнан из рая жизни, уже вкусил от древа познания добра и зла. Поэтому и Мефистофель носит перо на своей голове...
Жизнь — это поэт, книга — это философ. Первый созерцает единство во множестве, второй — множество в единстве. Поэзия, чтобы увеличить прелесть и усилить эффект, рассматривает издалека дерево, как оно стоит в полном цвету и как играют на нем эти тысячи и тысячи цветов, и ограничивается магической силой этого созерцания. Но философия подходит вплотную к дереву, отламывает один или самое большее два цветка, ибо она обходится немногим, и их уже достаточно для нее, рассматривает их очень подробно, берет спокойно с собой домой, высушивает затем на солнце разума и сохраняет их в книге. Поэзия превращает каплю росы, сверкающей на дереве всеми красками, в бриллиант; но философия, для того чтобы отличить сущность от видимости, касается водяной капли указательным пальцем рассудка и, размазывая ее, кладет таким образом конец блестящей иллюзии...
Чувственное созерцание у большинства людей служит единственной мерой их рассудка, правилом их суждений, твердой точкой опоры при оценке вещей. Как только они касаются духовной области, они попадают на гладкий лед, где ломают себе шею и ноги. Поэтому они считают причиной то, что в лучшем случае является лишь весьма подчиненным следствием, за которым нужно проследить еще длинный ряд посредствующих звеньев, пока не дойдешь до причины, которая вследствие своей отдаленности может быть замечена лишь вооруженным глазом, т.е. мыслящим оком. Хотя они часто заявляют притязание на научное образование, все же в области литературы, где они вместе с чувственным созерцанием теряют как бы свою гувернантку и, следовательно, манеру держаться, с ними происходит то же, что и с заурядным человеком, попадающим в картинную галерею. Он проходит равнодушно мимо самых возвышенных созданий фантазии и исторических полотен: они его не трогают; но, когда он видит картину, изображающую плоды с аппетитными зайцами и куропатками, или корову, похожую на ту, что стоит в его собственном стойле, как одно яйцо на другое, или тем более своего родственника, являющегося депутатом ландтага, тогда совсем другое дело; на такую картину он не может наглядеться, сердце его готово выпрыгнуть из груди от превеликой радости, после этого собственная еда кажется ему еще в десять раз вкуснее: и когда он возвращается домой к жене и детям, то без конца рассказывает им о великом влиянии, которое оказывают изящные искусства на жизнь. Такие люди придают значение лишь сочинениям, в которых только и пишут, что о новых настойках против зубной боли, о свежих или копченых селедках и тому подобных практических вещах; их они, поэтому обозначают в высшей степени характерным названием справочных листков. Писателя, который не поставляет материала для подобного рода справочных листков, они считают в лучшем случае, и то когда они мягко судят о нем, праздным флейтистом, как называл себя из скромности Малерб. И чем уже сфера их практики, тем, естественно, меньше становится количество предметов и книг, реальность и значение которых для жизни они в состоянии признать. Поэтому только такой практик, как Наполеон, мог сказать: «Трагедия воспламеняет душу, поднимает настроение, может и должна творить героев. В этом отношении Франция, вероятно, обязана Корнелю частью своих блестящих подвигов»...
Индусы знали переселение душ лишь до жизни и после нее. Но уже в жизни существует метемпсихоз. Это чтение. Не будем, поэтому завидовать брамину Амару, который последовательно принял образы ста женщин и при этом был так счастлив, что мог читать тайны любви в оригинале! Какое громадное наслаждение — вселяться в душу Платона, Гёте! Правда (и это достаточно грустно), в этом нашем странствовании по душам мы часто вселяемся в душу верблюда, осла и других низменных тварей. Но и это бывает очень полезно — узнать, как выглядит душа осла. Поэтому справедливо сказано, что нет такой плохой книги, из которой нельзя было бы чему-либо научиться...
Со своими любимыми писателями публика всегда заключает молчаливый договор, согласно которому они обязуются ничего не излагать на бумаге, кроме того, что она им нашептывает; публика же взамен обязуется выплачивать им значительный гонорар в виде похвал и почестей. Таким путем желает достопочтенная современность получать от своих философов не что иное, как письменное уверение в совершенной правоте своих взглядов и мнений, а от своих поэтов только такие сочинения, к которым она уже заранее расположена и которые вполне подходят для ее теперешнего настроения духа. Писатели, не подписывающие этого контракта, немилосердно высылаются по этапу за границу, как бродяги, которые не могут надлежащим образом удостоверить свою личность. Если именно то, что имеет в виду современность и что она диктует своим личным секретарям и писакам, есть нечто благоразумное, то на нее, действительно, нельзя обижаться, напротив, ее нужно поблагодарить за это, ибо лишь таким путем она оставляет потомству неискаженный портрет, верно передающий ее сущность. Но, к сожалению, слишком часто излюбленные писатели современности являются не чем иным, как только ее духовниками, которым она доверяет лишь свои слабости да совершаемые ею грехи и глупости».
Основные формы познания и учение об истине
Единство чувственного и рационального в познании. Познание осуществляется в двух основных формах: чувственной и рациональной. В истории познания были два направления, абсолютизирующие ту или иную его сторону. Это сенсуализм и рационализм. Сенсуализм признавал решающую роль чувств в познании, рационализм преувеличивал роль разума.
Сенсуалисты утверждали, что в разуме нет ничего такого, что не прошло бы предварительно через чувства. Это верно, так как разум непосредственно с внешним миром не связан и все знания о мире получает через органы чувств. Виднейшим представителем сенсуализма был Джон Локк.
Дж. Локк — яблоко раздора в философии. С одной стороны, его учение восприняли более последовательные, чем он сам, материалисты XVIII в. — Дидро, Гольбах, Гельвеций, а с другой — Беркли и Юм, которые также считали, что разум черпает свои знания из ощущений. Но если первые правильно полагали, что за ощущениями есть объективно существующие предметы, то вторые дальше ощущений не пошли. Односторонний подход к процессу познания определил недостатки сенсуализма.
Во-первых, абсолютизация роли чувственного познания не позволила правильно понять связь личного опыта с общественным. Знания человек получает не только из личного опыта, но и из книг, рассказов других людей и т.д. Чужие чувства не позаимствуешь, равно, как и не обменяешься ими. Во-вторых, сенсуализм не объяснял возможности предвидения, творчества мысли (новые машины, процессы и т.д.).
Слабые стороны сенсуализма XVII — XVIII вв. подвергались критике со стороны рационалистов. Последние считали, что чувства дают «темное» знание, а «светлое», глубокое знание способен давать только разум. Но, подчеркивая роль разума в познании мира, рационалисты не могли объяснить творческие способности разума и происхождение законов мышления. Они выдвинули учение о «врожденных идеях» (Декарт, Лейбниц, Кант).
Диалектический материализм преодолел односторонность и ограниченность, как сенсуализма, так и рационализма. Все положительное из соперничающих гносеологических учений было воспринято, чувства, и разум были объяснены в их диалектической связи и обусловленности общественной практикой.
Диалектический материализм является преемником материалистического сенсуализма в теории познания. Вместе с тем его последователи всегда выступали решительными сторонниками разума и всегда вели и ведут борьбу против иррационализма и мистики. Согласно теории познания диалектического материализма, путь познания человеком действительности таков: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике». Живое созерцание — это активное чувственное познание, осуществляемое с помощью наших органов чувств. Оно включает ощущения, восприятия и представления.
Ощущение — это самая низшая и в то же время необходимая форма познания. Отдельное ощущение отражает одно или несколько свойств предметов (ощущение вкуса яблока, его твердости, аромата и т.д.). Для понимания ощущений и всех известных форм познания принципиальное значение имеет рассмотрение их важнейших характеристик.
Ощущения есть результат воздействия материи на наши органы чувств, превращение энергии внешнего раздражения в факт сознания. Они возникают под влиянием внешней среды. Иначе, чем через ощущения, ни о каких свойствах, ни о каких формах движения материи узнать мы не можем (это, конечно, не значит, что мы не подвержены их воздействию). Непосредственная связь сознания с внешним миром происходит благодаря ощущениям. Они дают знания о предмете, который непосредственно связан с человеком (этим они отличаются, например, от приборов, научных абстракций и т.п., связывающих нас с предметами косвенно и опосредованно). Потеря способности ощущать неизбежно влечет за собой потерю сознания.
Ощущение — это субъективный/образ объективного мира. Содержание наших ощущений объективно, т.е. они более или менее верно отражают свойства и отношения объектов. В то же время ощущения принадлежат отдельному конкретному человеку. На характер ощущения влияют личные особенности человека, социальные условия и т.п. Есть индивидуальные различия в ощущениях цвета, вкуса. Ощущения зависят от состояния органов чувств в данный момент (например, вкусовые). Способность различать цветовые оттенки неодинакова для разных исторических эпох. Древние греки, например, не умели различать голубой цвет.
Многие племена слабо различали голубой, зеленый, фиолетовый цвета. Зато яркие цвета видели хорошо.
Если ощущения отражают отдельные свойства вещей, то восприятие отражает вещь в целом, это целостный образ, охватывающий собой сочетание однородных или разнородных видов ощущений (кинофильм, яблоко). Восприятие у человека обычно включает в себя осмысление предметов, определенное их понимание. (Не знающий иностранного языка воспринимает лишь отдельные звуки. Это касается и музыки, и философии.)
Высшая форма чувственного познания — представление, основные особенности которого заключаются в том, что оно:
1) есть обобщение ряда ощущений и восприятий (представление о городе, о Земле, о человеке и т. п.);
2) может существовать и при отсутствии предмета, который ранее отражался (зимой мы представляем лето, летом — зиму, на работе — отдых и т. д.);
3) более устойчиво и менее отчетливо, чем ощущение и восприятие.
Представления связаны с памятью, воображением и фантазией, что определяет их важность в процессе познания. Они, однако, неизбежно ограничены. Мы не можем представить скорость света, эффекты теории относительности. Можно ли представить геометрическую фигуру с 1000 гранями? Эти ограничения преодолеваются на ступени абстрактного мышления (или логического познания).
Мышление — это высшая функция человеческого мозга, состоящая в опосредованном, отвлеченном и обобщенном отражении предметов внешнего мира, их существенных сторон. Основными формами мышления являются понятия, суждения, умозаключения.
Понятие есть мысль, отражающая предметы и явления в их общих и существенных чертах сокращенно, концентрированно (например, материя, движение, революция и др.).
В отличие от ощущений, восприятий, представлений, понятия глубже отражают мир. Основой образования понятий являются научное познание и общественная практика. Понятия, как и сам мир, изменчивы, они обогащаются и преобразуются; они могут быть истинными и ложными (Бог, черт), за ними может ничего не стоять в реальном мире.
Суждение есть мысль, в которой о каком-нибудь предмете или явлении что-либо утверждается или отрицается (например, «все люди смертны», ныне нет альтернативы мирному сосуществованию).
Отношение между понятиями и суждениями диалектическое. Понятия являются исходным материалом для формирования новых суждений и вместе с тем итогом тех суждений, которые предваряли образование данных понятий. Суждение является истинным, если в нем связь понятий соответствует действительной связи предметов в мире, и ложным, если не соответствует.
Умозаключение — это форма мышления, состоящая в том, что из одного или нескольких суждений выводится новое, третье, суждение (вывод):
1. Все жидкости упруги.
2. Вода — жидкость.
3. Следовательно, вода упруга.
Различают три основных вида умозаключений: индуктивные, дедуктивные и традуктивные.
Индуктивное умозаключение — это форма мышления, посредством которой мысль наводится на какое-либо общее правило, общее положение, присущее всем единичным предметам какого-либо класса. Например: Меркурий, Венера, Земля вращаются вокруг Солнца. Меркурий, Венера, Земля — планеты. Следовательно, все планеты вращаются вокруг Солнца.
Дедуктивное умозаключение — умозаключение, которое обеспечивает при истинности посылок и соблюдении правил логики истинность заключения. Например: Все критяне лжецы. Эпименид — критянин. Следовательно, он лжец.
Традуктивное умозаключение (лат. traductio — перемещение) — умозаключение, в котором посылка и заключение являются суждениями одинаковой общности, т.е. когда вывод идет от знания определенной степени общности к новому знанию, но той же степени общности. Например: Иван — брат Петра. Петр — брат Степана. Следовательно, Иван — брат Степана.
Мы рассмотрели два вида познания — чувственное и логическое, или рациональное. Оба они взаимосвязаны между собой, одинаково необходимы. В процессе познания не следует пренебрегать ни показаниями органов чувств, ни доводами разума.
Хрестоматийные извлечения
Фридрих Вильгельм Шеллинг
«...1. Всякое знание основано на совпадении объективного и субъективного. Ибо знают только истинное, истина же состоит в совпадении представлений с соответствующими им предметами.
2. Совокупность всего чисто объективного в нашем знании мы можем называть природой; совокупность же всего субъективного назовем Я или интеллигенцией. Эти два понятия противоположны друг другу. Интеллигенция изначально мыслится как только представляющее, природа — как только представляемое, первая — как сознательное, вторая как бессознательное. Однако в каждом знании необходимо совпадение того и другого (сознательного и того, что само по себе бессознательно), задача состоит в том, чтобы объяснить это совпадение.
3. В самом знании — поскольку я знаю — объективное и субъективное соединены таким образом, что невозможно определить, кому из них, принадлежит приоритет. Здесь нет ни первого, ни второго, оба одновременны и едины. Когда я хочу объяснить это тождество, оно уже должно быть снято мною. Для того чтобы объяснить его, я должен — так как, кроме этих двух факторов знания, мне (в качестве принципа объяснения) ничего не дано — необходимым образом предпослать одно другому; из какого из них я буду исходить, нашей задачей не определено.
4. Следовательно, существуют только две возможности.
А. Либо мы принимаем в качестве первичного объективное и спрашиваем; как к нему присоединяется субъективное, которое с ним совпадает?
Понятие субъективного не содержится в понятии объективного, напротив, они исключают друг друга. Следовательно, субъективное должно присоединиться к объективному. В понятии природы не заключено, что существует также интеллигенция, которая ее представляет, Природа, по-видимому, существовала бы, даже если бы не было ничего, способного ее представлять. Следовательно, нашу задачу можно сформулировать и таким образом: как к природе присоединяется интеллигенция или как природа становится представляемой?
В этом случае в нашей задаче природа, или объективное, принимается в качестве первичного. Такова, безусловно, задача естествознания. Что естествознание действительно — не ведая того — по крайней мере, приближается к решению этой задачи, может быть показано здесь лишь в общих чертах.
Если всякое знание имеет как бы два полюса, которые предполагают и требуют друг друга, то они должны во всех науках стремиться друг к другу; поэтому необходимо быть две основные науки, и, исходя из одного полюса, невозможно не прийти к другому. Необходимо присущее всякому естествознанию стремление состоит, следовательно, в том, чтобы идти от природы к интеллигенции. Именно это, и ничто другое, лежит в основе стремления привнести в явления природы теорию. Наивысшей степенью совершенства естествознания было бы полное одухотворение всех законов природы, которое превратило бы их в законы созерцания и мышления, феномены (материальное) должны полностью исчезнуть; остаться должны только законы (формальное). Этим и объясняется, что, чем больше в самой природе выступает закономерность, тем более исчезает внешний покров, сами феномены становятся одухотвореннее и, в конце концов, совершенно перестают существовать. Оптические феномены — не что иное, как геометрия, линии которой прочерчиваются светом, а материальность самого света также весьма неопределенна. В явлениях магнетизма уже нет и следа материальности, а от феноменов гравитации, которые даже сами естествоиспытатели считают возможным понять только как непосредственно духовное воздействие, вообще не остается ничего, кроме закона, действие которого в грандиозных масштабах представлено в механизме движения небесных тел. Совершенной была бы такая теория природы, в которой природа полностью растворилась бы в интеллигенции. Мертвые и бессознательные продукты природы суть лишь ее неудавшиеся попытки рефлектировать саму себя, а так называемая мертвая природа вообще не что иное, как не достигшая зрелости интеллигенция; поэтому в феноменах природы, хотя и бессознательно, уже сквозят проблески интеллигенции. Высшую свою цель — стать самой себе объектом — природа достигает только посредством высшей и последней рефлексии, которая есть не что иное, как человек, или — в более общей форме — то, что мы называем разумом, посредством которого природа впервые полностью возвращается в саму себя, вследствие чего обнаруживается с очевидностью, что она изначально тождественна тому, что постигается в нас как разумное и сознательное».
Философское учение об истине. Цель, итог познания — получение истинных знаний, достижение истины. Знание — это то, что наиболее существенным образом возвышает одного человека над другим. Истинное знание состоит не в знакомстве с фактами, которое делает человека лишь педантом или эрудитом, а в осмыслении фактов, которое делает его философом. Вопрос об истинности знания наряду с вопросом о его источнике относится к самым важным в теории познания. Что же такое истина?
Истина — это соответствующее объективной реальности содержание наших знаний. Она являет собой итог процесса познания. Истина — центральная категория теории познания, любой философской системы.
«Истина — дочь времени, а не авторитета», — отметил Ф. Бэкон. Гегель утверждал, что истина «есть великое слово и еще более великий предмет», так что у духовно здорового человека «при звуках этого слова должна выше вздыматься грудь». Самая серьезная потребность человека — это потребность познания истины. Она не подобна цветам, которые легко срывают по пути. Это далекая цель трудного пути познания. «Недостаточно просто открыть глаза и уши, чтобы стать мудрым и знающим. Многие только потому и спорят против истины, пропадут, приняв ее за таковую» (Гете).
Диалектический материализм рассматривает истину как процесс. Она не дается непосредственно и не является неизменным отражением объекта. Истина — результат последовательного, противоречивого процесса углубления познания.
Проблема истинности наших знаний включает два вопроса. Существует ли объективная истина, т.е. может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит ни от человека, ни от человечества? Если да, то могут ли человеческие представления, выражающие объективную истину, выражать ее сразу, целиком, безусловно, абсолютно или только приблизительно и относительно?
Под объективной истиной понимается такое содержание наших знаний, которое не зависит ни от человека, ни от человечества.
Скажем, утверждения «ядра атомов состоят из протонов и нейтронов» или «Земля вращается вокруг Солнца», «труд создал человека» и другие являются объективно истинными. Быть материалистом — значит признавать объективную истину, открываемую нам органами чувств и разумом.
Как же познается объективная истина? Это есть вопрос о соотношении абсолютной и относительной истины.
Диалектико-материалистический принцип развития относится и к истине, которая не возникает сразу, без всякого отношения к предшествующим взглядам, а развивается постепенно, ибо развиваются и объект познания, и способности, и средства субъекта познавать объект.
Абсолютная истина в философии понимается в трех смыслах:
1) абсолютно полное знание обо всем, что было, есть и будет в мире;
2) моменты абсолютного, непреходящего знания в составе знания относительного;
3) так называемые «вечные» («окончательные») истины.
В первом случае абсолютная истина недостижима, но нет пределов все более полному «овладению» ею.
Во втором и третьем смыслах абсолютная истина «включается» в человеческое познание на каждом из его этапов, и таким образом истиной является не только абсолютная истина, т.е. полное и совершенно точное отражение действительности, но и приблизительное, неполное, т.е. относительная истина.
Относительная истина — это истина неполная, неокончательная, приблизительная. Она уточняется с ходом развития познания. Относительными являются, например, все гипотезы. Относительна точность наших измерений.
В процессе познания мы переходим от относительных истин к абсолютным.
Таким образом, зависимость между абсолютной и относительной истинами имеет достаточно сложный диалектический характер. Как и при объяснении явлений природы и общества, диалектика и здесь противостоит метафизике, которая проявляется в форме догматизма и релятивизма. То и другое течение содержат в себе верные моменты, но односторонне преувеличивают их. Догматики признают только абсолютные истины. Истина, считают они, познается сразу, полностью или же не познается вовсе. Так считал, в частности, Дюринг. Критику его взглядов дал Ф. Энгельс в работе «Анти-Дюринг».
Другой крайностью являются полное отрицание абсолютной и признание только относительной истины. На этой позиции стоят релятивисты (релятивизм присущ махизму, прагматизму, неопозитивизму). (Нет такого нелепого заблуждения, которое не нашло бы своего защитника.)
Некоторые течения современной западной философии, признавая относительность человеческих знаний, абсолютизирует эту относительность, превращая ее в полный релятивизм, отрицающий не только переход от относительной истины к абсолютной, но и само существование последней. Релятивисты абсолютизируют отдельные моменты процесса познания: его зависимость от психического состояния личности (экзистенциализм), от биологических потребностей и эмоций субъекта (Зим мель, Ницше и прагматики) или же от логических форм и теоретических средств, как-то: символики и совокупности терминологии координат и методов отсчета и т.п. (неопозитивисты и семантические идеалисты).
Диалектическо-материалистическая философия решительно отвергает сведение релятивного к чисто субъективному. Она включает в себя момент релятивизма, отрицания, скептицизма, но не абсолютизирует их. С точки зрения диалектического материализма разница между абсолютным и относительным тоже относительна.
Если понятие «объективность истины» подчеркивает основную ее черту как верное отражение действительности, а понятие «относительная и абсолютная истина» — сам процесс ее познания, то понятие «конкретность истины» говорит о возможном практическом применении полученных знаний. Диалектический материализм исходит из того, что абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Это означает необходимость учета границы, пределов применимости результатов познания, а соответственно и их уточнения.
Принцип конкретности истины есть одно из гносеологических выражений внутренней противоречивости в природе и обществе, из чего вытекает необходимость всестороннего учета противоречий и различных тенденций развития. Эти принципы неразрывно связаны с анализом и осмыслением новых явлений, возникающих в научной практике и общественной жизни.
Но бывают времена, когда истина скрыта столькими покровами, а обман, заблуждение так прочно укрепились, что распознать истину может лишь тот, кто горячо ее любит.
Заблуждение вначале — точно желуди; затем они становятся мощными дубами, которые разум не в силах вырвать с корнем. И если человек не знает основ нравственности, наука об окружающем мире не принесет ему утешения в тяжкие минуты жизни.
Хрестоматийные извлечения
Виссарион Григорьевич Белинский
«Есть два способа исследования истины: a priori и a posteriori, т.е. из чистого разума и из опыта. Много было споров о преимуществе того и другого способа, и даже теперь нет никакой возможности примирить эти две враждующие стороны. Одни говорят, что познание, для того чтоб было верным, должно выходить из самого разума, как источника нашего сознания, следовательно, должно быть субъективно, потому что все сущее имеет значение только в нашем сознании и не существует само для себя; другие думают, что сознание тогда только верно, когда выведено из фактов, явлений, основано на опыте. Для первых существует одно сознание, и реальность заключается только в разуме, а все остальное бездушно, мертво и бессмысленно само по себе, без отношения к сознанию: словом, у них разум есть царь, законодатель, сила творческая, которая дает жизнь и значение несуществующему и мертвому. Для вторых реальное заключается в вещах, фактах, в явлениях природы, а разум есть не что иное, как поденщик, раб мертвой действительности, принимающий от ней законы и изменяющийся по ее прихоти, следовательно, мечта, призрак. Вся вселенная, все сущее есть не что иное, как единство в многоразличии, бесконечная цепь модификаций одной и той же идеи; ум, теряясь в этом многообразии, стремится привести его в своем сознании к единству, и история философии есть не что иное, как история этого стремления. Яйца Леды, вода, воздух, огонь, принимавшиеся за начала и источник всего сущего, доказывают, что и младенческий ум проявлялся в том же стремлении, в каком он проявляется и теперь. Непрочность первоначальных философских систем, выведенных из чистого разума, заключается совсем не в том, что они были основаны не на опыте, а, напротив, в их зависимости от опыта, потому что младенческий ум берет всегда за основной закон своего умозрения не идею, в нем самом лежащую, а какое-нибудь явление природы и, следовательно, выводит идеи из фактов, а не факты из идей. Факты и явления не существуют сами по себе: они все заключаются в нас. Вот, например, красный четверо угольный стол: красный цвет есть произведение моего зрительного нерва, приведенного в сотрясение от созерцания стола, четверо угольная форма есть тип формы, произведенный моим духом, заключенный во мне самом и придаваемый мною столу: самое же значение стола есть понятие, опять-таки во мне же заключающееся и мною же созданное, потому что изобретению стола предшествовала необходимость стола, следовательно, стол был результатом понятия, созданного самим человеком, а не подученного им от какого-нибудь внешнего предмета. Внешние предметы только дают толчок нашему «я» и возбуждают в нем понятия, которые оно придает им. Мы этим отнюдь не хотим отвергнуть необходимости изучения фактов; напротив, допускаем вполне необходимость этого изучения; только вместе с тем хотим сказать, что это изучение должно быть чисто умозрительное «я», что факты должно объяснять мыслию, а не мысли выводить из фактов. Иначе материя будет началом духа, а Дух, рабом материи. Так и было в восемнадцатом веке, этом веке опыта и эмпиризма. И к чему привело это его? К скептицизму, материализму, безверию, разврату и совершенному неведению истины при обширных познаниях. Что знали энциклопедисты? Какие были плоды их учености? Где их теории? Они все разлетелись, полопались, как мыльные пузыри. Возьмем одну теорию изящного, теорию, выведенную из фактов и утвержденную авторитетами Вуало, Ватте, Лагарпа, Мармонтеля, Вольтера; где она, эта теория, или, лучше сказать, что она такое теперь? Не больше, как памятник бессилия и ничтожества человеческого ума, который действует не по вечным законам своей деятельности, а покоряется оптическому обману фактов...
Итак, все на свете только относительно вайсно или неважно, велико или мало, старо или ново. «Как,— скажут нам,— истина и добродетель — понятия относительные?» — Нет, как понятие, как мысль, они безусловны и вечны; но как осуществление, как факт, они относительны. Идея истины и добра признавалась всеми народами, во все века; но что непреложная истина, что добро для одного народа или века, то часто бывает ложью и злом для другого народа, в другой век».