Главная » Юристу »
Упрощенная форма досудебного производства (дознание) в свете идей дифференциации уголовного судопроизводства
Упрощенная форма досудебного производства (дознание) в свете идей дифференциации уголовного судопроизводства
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. Связаться с автором
Ученые-процессуалисты всегда были заняты поисками способов совершенствования процессуальной деятельности. Вместе с тем, единства научных взглядов на эталоны этой деятельности и, как следствие, на формы, в которые она должна быть облачена, до сих пор не выработано. Одни ученые, исходя из установки на единство процессуальной формы для всех уголовных дел и ориентируясь на некие идеальные представления о порядке судопроизводства, решительно отвергают любые попытки дифференциации и упрощения процедуры, считая их изначально неприемлемыми. Другая же группа ученых и практиков относится к этим поискам дружелюбно, рассматривая любую идею оптимизации положительно.
Размышляя о способах повышения эффективности уголовного судопроизводства, ученые широко оперируют термином «дифференциация» (от латинского differentia), буквально означающего различие. Именно в таком значении он (термин) и употребляется в большинстве ее доктринальных определений. Так, М Л. Якуб определяет дифференциацию (процессуальных форм) как различия в построении процесса в связи с особенностями различных категорий дел.
По мнению О.Г. Бегунца, под дифференциацией следует понимать предусмотренные законом особенности, как в части досудебного производства, так и судебного разбирательства по определенным категориям уголовных дел, которые направлены или на усиление процессуальных гарантий, либо на упрощение и ускорение традиционной процедуры, но которые дают возможность установления по делу объективной истины и последовательно реализовать в этих производствах требования принципов социалистической законности и социальной справедливости.
Об особенностях и различиях как основных приметах дифференциации ведут речь авторы одноименного научного издания. Под дифференциацией уголовно-процессуальной формы они подразумевают существование в системе уголовного процесса самостоятельных производств, которые характеризуются наличием определенной материально-правовой базы, объективно требующей отличий в законодательном регулировании, комплексностью и наличием существенных различий по сравнению с обычным порядком производства, приводящих в конечном итоге к изменению форм деятельности по этим делам.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Однако авторы, как правило, умалчивают, что же считать под так называемым обычным порядком. Этот вопрос крайне важный. Представляется, что история развития форм досудебного производства не выработала процедуры, которая бы считалась обычной. Дело в том, что неизвестно, что следует считать отправной точкой этой самой обычности. Если отталкиваться собственно от обычая, который был «отцом» процедуры уголовного судопроизводства, то вполне возможно в качестве обычного порядка выделять в первую очередь открытое судебное разбирательство, привязывая к нему все досудебные «необычности». Если же вести речь о досудебных стадиях, то здесь вопрос об обычных формах весьма полемичен. Так, если отталкиваться от количества преступлений, расследуемых в той или иной форме, то по УПК РСФСР обычной формой будет скорее дознание. Да и современное дознание, по замыслу авторов уголовно-процессуального закона, должно быть делом обычным более чем по половине уголовных дел.
Поэтому понятие «обычная форма» устанавливается в большей мере конвенционально. Современная уголовно-процессуальная доктрина в качестве обычной формы досудебного производства рассматривает предварительное следствие. Таким образом, предварительное следствие обретает статус некоторого эталона, на который никто не должен покушаться. Со временем забывается, что «эталонность» эта не от внутренней природы процесса, а именно от договора. Если мы выйдем из-под «гипноза» незыблемости предварительного следствия и посмотрим на историю развития отечественного процесса и его зарубежных аналогов, то увидим немало аргументов в пользу того, что у дознания больше оснований для того, чтобы претендовать на статус обычной формы расследования. Хотя, подобный вывод должен быть оговорен тем, что эти различия порой более терминологические, нежели формальные.
Однако данное обстоятельство ни в коей мере не может повредить самой идее дифференциации. В этой связи следует особо заметить, что группа противников дифференциации как явления невелика. Думается даже, что «чистых отрицателей» мы не найдем вовсе: в противники порой записывают ученых, выступающих не против дифференциации вообще, а против конкретного ее направления, например, упрощения. Большинство ученых, не причисленных к приверженцам дифференциации, представляют собой как раз этот случай.
Поэтому верным будет вывод о том, что уголовно-процессуальная наука относится к идее дифференциации с глубоким уважениям, наделяя ее статусом неотъемлемого элемента уголовно-процессуальной системы. Так, современный исследователь анализируемого феномена Д.П. Великий подчеркивает, что под дифференциацией уголовно-процессуальной формы можно понимать и свойство процессуальной формы, и тенденцию ее развития, и способ построения уголовного процесса и уголовно-процессуальный принцип.
Таким образом, дифференциация есть процесс объективный, продиктованный природой процесса, и проявляющий себя на всех стадиях уголовного процесса.
Признавая право на жизнь идеи дифференциации, все же полагаем необходимым выяснить, какими внешними и внутренними факторами обусловлена дифференциация уголовно-процессуальной формы вообще и досудебного производства в частности. Назовем их обстоятельствами, обуславливающими дифференциацию.
1. Материально-правовые основания.
Процессуальная форма как урегулированный законом порядок судопроизводства складывается под воздействием не только процессуального, но и материального права. Различная степень общественной опасности преступных деяний предполагает и различные формы процессуального реагирования на них. Данный критерий, в установленных законом случаях, определяет форму досудебной подготовки материалов (предметная подследственность).
В качестве конкретного побудителя дифференциации можно назвать в первую очередь санкцию статьи уголовно-процессуального закона. Потенциальная возможность назначения строгого наказания требует, чтобы при установлении истины по данному делу был задействован максимум из существующих процессуальных гарантий. Говоря иначе, должна быть задействована схема: чем суровее наказание, тем сложнее уголовно-процессуальная форма, тем обильнее процессуальные гарантии.
Санкция уголовно-правовой нормы, по мысли В.И. Дьяченко, должна прямо пропорционально определять способы деятельности участников процесса. «Чем строже уголовно-правовая санкция, пишет он, тем сложнее форма процесса, поскольку требуется усиление процессуальных гарантий». Именно тяжесть преступления, по мнению И.А. Степановой, предопределяет форму досудебного производства.
Фактически указанное основание лежит в основе и других материально-правовых детерминант, предлагаемых учеными в качестве условий дифференциации процессуальных форм. Таким образом, материальное право как бы предопределяет формы своей реализации.
Наряду с предоставлением наибольшего числа процессуальных гарантий по делам о преступлениях, за совершение которых предусмотрено наиболее строгое наказание (как уже было отмечено), предлагается по менее тяжким преступлениям, за совершение которых, соответственно, наказание не может быть очень суровым, допускать упрощение производства за счет отказа от части формальных процедур. Данное основание обусловливает наличие обычной формы производства, характеризующегося предоставлением максимального числа гарантий, и ускоренного производства.
Вместе с тем, анализ действующего законодательства показывает, что нет четкой зависимости между видом наказания и формой досудебного производства. В форме дознания могут расследоваться уголовные дела о преступлениях, за которые предусмотрены достаточно длительные сроки лишения свободы. Это, вероятно, свидетельствует о том, что дознание находится в сфере достаточно сложных форм, с реальными процессуальными гарантиями.
Изучение литературных источников, освещающих полемику, складывающуюся вокруг данного основания дифференциации, позволило увидеть некоторые противоречия. Так, среди мнений противников приводится позиция П.С. Элькинд считающей, что степень общественной опасности не поддается формализации, поскольку наказание, предусмотренное соответствующей статьей УК, не всегда характеризует степень общественной опасности конкретного преступления; степень сложности дела не всегда соответствует общественной опасности преступления. Из сказанного П.С. Элькинд делает вывод, что данный критерий не оправдан в теоретическом отношении и оставляет свободу для произвольного применения государственными органами и должностными лицами суммарных форм взамен обычных.
Второго противника видят в М.С. Строговиче, полагающем, что неприемлемо отношение к делам о преступлениях, не влекущих строгих мер наказания как к делам «мелочным», «пустяковым», не заслуживающим детального и полного исследования их фактических обстоятельств.
Действительно высказанные мнения нуждаются в критической оценке. Однако и критика эта должна быть дифференцирована. На наш взгляд, степень общественной опасности достаточно четко разграничена в уголовном кодексе. Она поддается формализации путем четкого определения и установления максимальной границы наказания. Поэтому позиция уважаемых авторов касается скорее исключений, чем общего правила.
Но для нас важен другой момент: общественная опасность и обусловленная ей тяжесть наказания вызывают к жизни дополнительные процессуальные гарантии. Эти гарантии связаны и с познанием криминальных событий, однако, опосредованно. Взять, к примеру, обязательное участие защитника.
Познавательные же гарантии (достижение истины) должны быть соблюдены в любом случае. И здесь позиция П.С. Элькинд и М.С. Строговича не может быть оспорена. Упрощенный порядок производства по делам, не представляющим большой общественной опасности, вовсе не означает пренебрежительного отношения к ним. Однако, малозначительность преступления, небольшая степень ело общественной опасности (то есть невозможность назначения сурового наказания) могут выступать лишь возможностью производства в упрощенной или ускоренной форме, но никак не обязанностью определения таковых форм.
Иными словами, на цели познания и познавательные инструменты оказывает влияние не материально-правовые характеристики преступлений, а скорее иные. Их можно назвать информационными характеристиками простотой и очевидностью. Именно они положены в основу второго основания дифференциации.
2. Информационно-правовые основания (уровень сложности установления обстоятельств дела).
Несмотря на то, что априори невозможно определить степень сложности расследования конкретного дела, практика относит отдельные категории преступлений к числу наиболее сложных в расследовании, другие к тем, которые, как правило, не требуют значительных усилий в раскрытии. Данное обстоятельство обуславливает законодательное закрепление производства в ускоренной форме.
Подобный подход разделяется далеко не всеми. Так, по мнению М.С. Строговича (и с ним нельзя не согласиться) недопустимо выделение «простых», «ясных» дел, так как истинная сложность дела неизвестна до его расследования и судебного рассмотрения. Любое, даже самое простое, на первый взгляд дело, может оказаться чрезвычайно сложным и запутанным. Кроме того, данный критерий имеет субъективный характер и зависит от усмотрения должностных лиц.
П.С. Элькинд, указывая на то, что степень общественной опасности и сложность дела в расследовании не совпадают по своему содержанию. Дело может оказаться сложным для расследования и судебного рассмотрения, но не влечь за собой сурового наказания, и наоборот.
Однако указанные ученые, как и в предыдущем случае, правы скорее применительно к исключениям, чем к общему правилу. Полагаем, что тот факт, что расследование части видов преступлений в подавляющем большинстве случаев не требует больших временных и процедурных затрат, очевиден. Основанием для отнесения к упрощенной форме может выступать принадлежность данного вида преступления к перечню составов, как правило, не сложных в расследовании. В определении этих преступлений существенное влияние оказывает критерий практики.
В случае если преступления, претендующие на «очевидность» и соответственно на «простоту» досудебного, а также судебного производства, не могут (ввиду определенных обстоятельств) рассматриваться в качестве таковых, законодатель предусмотрел возможность корректировки форм досудебной подготовки. Так, ст. 416 УПК РСФСР предусматривала ситуации, в которых протокольная форма досудебной подготовки могла (должна) была заменяться дознанием. Таким образом, вполне можно согласиться со следующим утверждением; если в ходе расследования дело окажется сложнее предполагаемого, должен быть осуществлен переход к более сложной процессуальной форме.
Говоря об информационных основаниях дифференциации, как побудительном мотиве упрощения формы необходимо обратить внимание на одно обстоятельство. Если в предыдущей рубрике инструментом процессуального маневра выступали процессуальные гарантии, то здесь в центр внимания помещаются познавательные средства. Причем там существовала формула (условно): минимальный набор процессуальных гарантий плюс ... Получается, что в случае информационных оснований должна действовать формула: максимум познавательных средств минус ... Думается, однако, что в последнем случае, это не так.
Автору вообще представляется, что здесь необходимо выделить другую идею. История развития отечественного дознания и зарубежный опыт позволяют разглядеть одну закономерность: «очевидность» и «простота» (информационные основания дифференциации) преступления задают не новую форму предварительного расследования. Речь идет о приспособлении для процессуальных надобностей, имеющихся в наличии сравнительно простых форм, в первую очередь, полицейского (по сути административного) дознания. Если ряд преступлений можно рассматривать как деяния, пограничные административным проступкам (время от времени отдельные правонарушения кочуют из одного кодекса в другой), то возможно и приспособление форм познания, присущих другим отраслям. Таким образом, можно говорить о том, что информационно-правовые основания могут побуждать упрощение формы и в этом смысле.
3. Криминалистические основания.
Указанные основания можно было бы назвать обстоятельствами, диктуемыми природой познания по уголовным делам. Чем больше временной промежуток между допросом свидетеля и теми событиями, о которых он допрашивается, тем больше информации забывается, тем труднее установить действительную картину происшедшего. Быстрота осуществления уголовного судопроизводства в этом случае будет означать, что факты, подлежащие установлению, будут минимально искажены, а, стало быть, и установление истины в процессе уголовного судопроизводства будет более достижимо и потребует меньших усилий.
Этот лишь частный случай познания, пример. Применительно к ситуации в целом можно сделать заявление, что криминалистические основания дифференциации досудебного производства основаны на информационной теории. Согласно этой теории информация имеет свойство со временем утрачивать свою ценность. «Быстро и полно» в информационном ключе, по мнению М.П. Полякова, может означать максимальное получение информации за единицу времени, скажем, за рабочий день оперативного работника, следователя, «Быстро и полно» характеризует отношение к процессу получения информации. Формула изготовления информационного продукта должна выглядеть, как девиз адмирала Фишера «мало, но быстро»; иногда полнота и точность информации должны частично приноситься в жертву ради ее своевременности».
Представляется, что именно криминалистические основания лежат в основе выделения такой исторически оправданной формы предварительного расследования, как дознание по делам, по которым предварительное следствие обязательно. Хотя в настоящее время и принято различать понятия первоначальных и неотложных следственных действий (первые относятся к криминалистическим, вторые к уголовно-процессуальным понятиям), сама идея проистекает из теории криминалистики.
Данное основание, призывное обеспечить сохранность информации, под дифференциацией понимает не упрощение способов познание, а их усложнение. Точнее же расширение за счет привлечения иных познавательных средств.
Кроме того, сокращение продолжительности временного периода от момента совершения преступления до момента рассмотрения дела снижает возможность оказать какое-либо влияние на потерпевшего и свидетелей.
4. Особенности субъектов, привлекаемых к уголовной ответственности, а также пострадавших от преступления.
Уголовный процесс вынужден признавать особенности определенных категорий подозреваемых и обвиняемых (несовершеннолетних, лиц с ограниченной дееспособностью, лиц определенной профессиональной принадлежности). Подобное признание влечет за собой выделение дополнительных процессуальных гарантий, в том числе и сугубо процедурных.
По мнению Ю.К. Якимовича, А.В. Ленского, Т.В. Трубниковой отсутствие определенных признаков (несовершеннолетия, неспособности самостоятельно защитить свои интересы и т.д.) у лица, в отношении которого ведется судопроизводство, и лица, пострадавшего от преступления, может свидетельствовать об отсутствии препятствий для производства в упрощенной форме.
Далее авторы указывают, что для осуществления производства в усложненной форме как основание может восприниматься наличие определенных признаков у лица совершившего преступления, но никак не пострадавшего от него. Следует заметить, что настоящий УПК, в отличие от предыдущего запрещает производство в упрощенной процессуальной форме только в отношении лиц, в отношении которых необходимо осуществлять производство принудительных мер медицинского характера. В отношении же несовершеннолетних данное ограничение снято.
Полагаем, в случаях, когда потерпевший по ряду причин не в состоянии воспользоваться своими правами (несовершеннолетний, страдающий тяжелым недугом, и т.д.) объективно окончание расследования в сокращенной форме маловероятно. Поэтому целесообразней сразу приступать к расследованию с более сложными процессуальными формами. Возражение против данной точки зрения может быть следующим усложнение формы расследования обременительно для лица ограничено дееспособного. В данном случае должен сработать такой критерий, как учет интересов лица, пострадавшего от преступления.
И второе необходимо установить (как и в УПК РСФСР) запрет производства в упрощенной форме по уголовным делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними, так как обязательное участие законных представителей, иногда педагогов, в производстве существенно замедляет ход расследования и, в итоге большинство таких дел приходится заканчивать в «обычной» форме расследования.
Вместе с тем, не хотелось бы делать категорический вывод о том, что субъект может быть препятствием для производства в упрощенных и сокращенных формах. Сам субъективный критерий предполагает, что основной фигурант по делу установлен. Кроме того, вывод о процессуальной форме должен делаться на основании комплекса оснований. Если преступление относится к категории простых и очевидных, то нет резона расследовать его в сложных формах. Представляется, что по делам несовершеннолетних и потенциальных субъектов принудительных мер медицинского характера предварительное следствие было обусловлено в первую очередь необходимостью соблюдения такой процессуальной гарантии, как обязательности участия защитника.
В тех случаях, когда, то или иное деяние нарушает интересы отдельного гражданина, а не общества в целом, и потерпевший в состоянии самостоятельно отстаивать свои права, государство не вправе брать на себя решение вопроса об осуществлении уголовного преследования в отношении виновного. Кроме того, форма государственной реакции по таким делам может быть максимально упрощена.
Таким образом, здесь актуализируется значение, которое имеет преступление для интересов отдельных лиц, тех или иных ведомств, организаций и предприятий, преобладание частных интересов.
Некоторая часть преступлений отнесена законодателем к разряду частных и частно-публичных. Особенностями производства по данным категориям дел является ограничение поводов к возбуждению уголовного дела до одного обычного (заявление пострадавшего) и одного исключительного (решение прокурора), а также возможностью прекратить уголовное преследование по делам частного обвинения по заявлению потерпевшего.
Данное положение обусловлено тем, что дела частного обвинения затрагивают в подавляющем большинстве случаев личные отношения между членами семьи, родственниками и знакомыми, которым может быть нанесён непоправимый урон, если государственные органы вмешаются в урегулирование конфликта помимо воли потерпевшего.
Кроме того, зачастую такие конфликты носят временный характер и могут вскоре закончиться примирением сторон. Как справедливо заметили Ю.К. Якимович, А.В. Ленский, Т.В. Трубникова, государство в таком случае «должно осуществлять не карательную, а примирительную функцию, не раздувать конфликт посредством возбуждения уголовного дела и публичного обвинения, а, напротив, стараться погасить его».
По мнению законодателя 60-х годов 19 века, к делам данной категории должны быть отнесены те проступки, которые «не представляют особого вреда для общества, а в то же время одни
только потерпевшие от них и могут знать, в какой степени виновато совершившее проступок лицо». А также случаи, когда «...одни обиженные могут знать и оценить, не нанесет ли им оглашение обиды еще большего позора и вреда в обществе, нежели само оскорбление».
Действительно, квалификация того или иного действия, посягающего на личное достоинство, не может не зависеть от того, как оно воспринимается лицом, которое ему подверглось или к которому оно относилось. И наличие самого оскорбления, а также его степень может определить только то лицо, на которого были направлены действия обидчика. Ведь само произнесение оскорбительного слова не определяет, что оскорбление наличествовало. Обязательным условием нанесения оскорбления является унижение собственного достоинства, то есть, нужна обида, как последствие оскорбления.
Возникает закономерный вопрос, а может ли являться основанием перехода к производству по делам частного обвинения небольшая тяжесть совершенного деяния? Полагаем, что небольшой размер наказания, установленный за совершение преступления, свидетельствует о его относительно малой общественной опасности, но никак не о преобладании в данном случае частного интереса над общественным.
Возможна ситуация, когда совершено преступление небольшой тяжести, отнесенное, однако, к числу публичных, но от мнения потерпевшего зависит определение, имело ли место преступление, а интересы потерпевшего могут быть нарушены возбуждением уголовного дела и публичным производством по нему еще более чем совершенным деянием.
Следует отметить, что в литературе не раз высказывались мнения о расширении круга дел частного обвинения в сравнении с ныне существующим. По нашему мнению, данные изменения весьма обоснованы и только благотворным образом скажутся на противодействии преступности в целом.
По поводу значения, которое имеет совершенное преступление для ведомств, организаций и предприятий, как критерий отнесения к той или иной форме расследования, мнение автора было высказано ранее. Однако здесь важно учитывать одно обстоятельство. Поэтому в качестве дополнительного фактора в уточнение к сказанному следует выделить степень общественного интереса к конкретному делу. Если преступления, отнесенные законодательством к частному и частно-публичному обвинению, получили большой общественный резонанс, в силу чего общественная опасность преступления, а значит и заинтересованность общества значительно возрастает. Данное обстоятельство должно позволять правоохранительным органам в таких случаях начинать уголовное преследование без согласия пострадавшего лица. Аналогично должно поступать и государство при повышенном общественном интересе к преступлению, предусмотренному главой 23 УК РФ, уголовное преследование по которым возможно только по заявлению или с согласия руководителя организации, которой преступлением нанесен ущерб.
По мнению автора, оставление безнаказанным лица, которое совершило преступление зачастую поощряет дальнейшую преступную деятельность, В данном случае диспозитивность вступает в конфликт с публичностью. И если в отношении дел частного и частно-публичного обвинения, диспозитивность должна браться в расчет в первую очередь, то в отношении преступлений против службы в коммерческих и иных организациях проблема видится в ином и разрешаться она должна в рамках уголовного права.
Следует также отметить позицию авторов, полагающих, что степень общественного интереса к делу со стороны граждан, общественных организаций, средств массовой информации обуславливает необходимость создания специальных процессуальных форм Однако формализовать данное основание невозможно, поскольку общественный интерес зачастую является ничем иным, как желанием средств массовой информации излишне драматизировать события.
Автор склонен полагать, что нецелесообразно выделять данное основание (уточнение) для определения формы производства.
Мы согласны с мнением авторов, полагающих, что общественная значимость деяния не должна применяться в качестве оснований использования производства с более сложными процессуальными формами. Категории преступлений, раскрытие которых действительно представляет значимое общественно-политическое значение, уже отнесены законодателем к категории особо тяжких. Следовательно, введение данного, дублирующего основания не обоснованно.
Если же указанную значимость данная категория преступлений приобрела временно, в силу каких-либо политических веяний, существование указанного основания совершенно недопустимо.
7. Необходимость (или ее отсутствие) принудительного обеспечения надлежащего поведения обвиняемого и подозреваемого.
По нашему мнению, оснований для выделения данного основания разграничения производств нет. Необходимость принудительного обеспечения надлежащего поведения лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование, свидетельствует о повышенной сложности дела. Соответственно, в выделении данной характеристики дела в качестве самостоятельного основания разграничения производств нет необходимости. Более того, какая форма производства должна быть определена по делу в отношении лица, надлежащее поведение которого необходимо обеспечивать принудительно?
С одной стороны, подобные категории преступлений, как правило, сложны в расследовании, по ним назначается наиболее суровое наказание, следовательно, и производство должно осуществляться в форме, характеризующейся большим сроком производства, обеспечивающей максимальное число процессуальных гарантий.
С другой стороны, объективно существует необходимость ускорения производства по делу в отношении лица, чьи права существенно ограничены избранием наиболее жестких мер пресечения.
Из чего можно сделать вывод о неоднозначности влияния на сложность производства по делу необходимости применения мер пресечения. Кроме того, данные ситуации урегулированы законом (ограничение сроков содержания под стражей, расследование дел данной категории в процессуальной форме обеспечивающие максимальное число предусмотренных процессуальных гарантий), следовательно, выделения отдельного основания дифференциации не обуславливают.
8. Учет интересов лица, в отношении которого ведется судопроизводство, или лица, пострадавшего от преступления.
Настоящее уголовно-процессуальное законодательство предусматривает ряд случаев, при которых возможно изменение формы производства с учетом волеизъявления лица (ходатайства обвиняемого о рассмотрении дела в отношении него судом с участием присяжных заседателей, применения особого порядка принятия судебного решения без проведения судебного разбирательства, и т.д.). Однако данное основание применяется только в судебных стадиях.
Представляется, что развитие системы уголовно-процессуальных производств неизбежно должно повлечь за собой более активное использования данного основания.
Представляется, что данное основание тоже имеет право на жизнь. Большое количество фигурантов априори предопределяет сложности расследования.
10. Отраслевая принадлежность преступлений.
М. П. Поляков предлагает ввести такое понятие, как отраслевые преступления. Он, в частности, говорит о налоговых и таможенных преступлениях. Указанный автор полагает, что речь может идти об отраслевых расследованиях, представляющих синтез уголовно-процессуальных и иных процедур, предусмотренных таможенным и налоговым законодательством. Идеи, высказанные М.П. Поляковым, вне всякого сомнения, интересны. Однако последние изменения законодательства несколько ослабили их значимость Федеральные органы налоговой полиции были упразднены, таможенное законодательство существенно изменено Кроме того, гармонизация российского законодательства исходит из того, что все отраслевое (узкоотраслевое законодательство) должно быть подчинено крупным технологическим нормативным актам. Иными словами, вся деятельность, так или иначе связанная с расследованием преступлений, должна быть организована исключительно в соответствии с УПК РФ.
11. Полное признание обвиняемым своей вины, отсутствие материально-правового спора.
В ряде зарубежных стран применяется и предлагается к использованию некоторыми отечественными учеными и практиками такое основание применения упрощенного уголовно-процессуального производства, как полное признание обвиняемым своей вины. Однако, по мнению ряда авторов, полное признание своей вины не может использоваться в качестве самостоятельного основания для перехода к упрощенному производству. Его следует воспринимать как обстоятельство, которое вместе с рядом других обстоятельств свидетельствует о небольшой сложности установления фактических обстоятельств по делу либо вообще об отсутствии материально-правового спора.
Отсутствие материально-правового спора означает крайнюю степень несложности установления обстоятельств дела. Если обвиняемый (подозреваемый, подсудимый) полностью согласны как в описании имевших место фактов, так и в их юридической оценке и, кроме того, если признание себя виновным не оспаривается другими участниками процесса и у суда, прокурора, следователя, органа дознания отсутствуют основания не доверять этому признанию, в данном случае можно говорить об отсутствии материально-правового спора.
Говоря об этом обстоятельстве, следует отметить, что действующая модель дознания, подспудно исходит из того, что правовой спор должен отсутствовать. В противном случае чем объяснить то обстоятельство, что обвинительный акт ставит точку в предварительном исследовании обстоятельств дела. Следовательно, о не признании обвиняемым своей вины, в контексте современного дознания, не может быть и речи. К слову, анализ зарубежного (германского) законодательства показывает, что обвинительный акт, представляет собой скорее постановление о возбуждении уголовного преследования, чем итоговый документ.
Естественно, приведенные обстоятельства не исчерпывают собой всей гаммы побудительных мотивов разделения уголовно-процессуальной формы. Нами приведены лишь те, что находятся на поверхности и описаны в юридической литературе.
Чем же предопределяется выбор направления, в котором должна совершенствоваться уголовно-процессуальная форма досудебной подготовки? Количество форм, свойства, которыми они должны быть наделены, могут быть определены лишь с помощью изучения обстоятельств обусловивших возникновение каждой из них. Соответственно, критерии отнесения конкретного дела к какой-либо форме производства определяются основанием ее возникновения.
В бар зашли три зэка и заказали: гроб с костями, многоэтажку и то что мы строили. Официант им все принес и говорит: вот вам гроб с костями и многоэтажка. А то что вы строили – нет. Есть только то где вы были. Что заказали зэки?
Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. 
