Коренное реформирование налоговой системы в 30-е годы

Новые идеи в финансовой и налоговой сфере

С окончанием нэпа в экономике страны произошли коренные изменения: из народного хозяйства были почти полностью вытеснены частнокапиталистические элементы, развернулась сплошная коллективизация, шел процесс раскулачивания. В стране утвердился тоталитарный режим, административно-командная система с централизованным управлением экономикой из единого центра, всеобъемлющим планированием на пятилетний срок, жестким контролем за работой каждого предприятия.

30е годы были наиболее мрачным периодом в советской истории, когда администрирование и насилие стали главными способами управления страной, игнорировались объективные законы экономического развития, необоснованно завышались хозяйственные планы, процветал волюнтаризм, насилие над огромными массами людей. Результатами такой политики в промышленности были трудности с выполнением планов, снижение производительности труда, увеличение себестоимость продукции. Планы выполнялись ценой огромного перенапряжения сил рабочего класса, колхозного крестьянства, специалистов, интеллигенции. Массовая насильственная коллективизация обернулась трагедией для наиболее производительной и жизнеспособной части хозяйств, которые были влиты в колхозы, а их бывшие хозяева с семьями направлены на стройки в отдаленные районы страны. Над колхозами было установлено бесконтрольное командование со стороны государства, их продукция по чрезвычайно заниженным ценам изымалась на нужды индустриализации, колхозное производство было организовано плохо, урожайность и общий валовой сбор зерна уменьшились. Коллективизация «создала в деревне новый порядок, во всех отношениях ограничивший свободу крестьян, отрицавший вековые деревенские ценности и традиции».

Уже в начале 30х гг. возник громадный дефицит бюджета, который восполнялся денежными эмиссиями. С 1 января 1928 г. по 1 января 1933 г. объем денежной массы в обороте увеличился в 5 (!) раз. Повышались цены, налоги; реальная заработная плата рабочих и служащих понижалась; колхозники сводили концы с концами только благодаря приусадебным участкам, т.к. оплата по трудодням была символической.

Самое читаемое за неделю
Введение ковидных паспортов в 2021 году
Должен знать каждый: Сильное повышение штрафов с 2021 года за нарушение ПДД
Введение продуктовых карточек для малоимущих в 2021 году
Доллар по 100 рублей в 2021 году
Новая льготная ипотека на частные дома в 2021 году
Продление льготной ипотеки до 1 июля 2021 года
35 банков обанкротятся в 2021 году

Происходит эволюция налоговой системы. «Прямые налоговые связи хозяйства с бюджетом, существовавшие в 20х гг., были заменены неоформленным, ненормированным распределением прибыли, многообразное и гибкое обложение оборота сменилось огромным, гипертрофированным акцизом, налоговые и иные изъятия сосредоточились во взаимоотношениях предприятий с бюджетом, что свидетельствовало о слабом развитии доходов граждан».

Теперь уже основным источником пополнения бюджета становятся не налоги с частного сектора, а доходы от социалистических предприятий города, коллективизированного сельского хозяйства и налоги с трудящихся. Кроме того, начинают широко привлекаться средства населения путем ежегодных займов, обязательного страхования, привлечения вкладов в сберкассы, «культ. сбора», специальных платежей на дешевое жилищное строительство для рабочих, другие «добровольные» сборы с граждан; в деревне по указке государства значительно увеличиваются сборы по «самообложению». По сути дела все эти платежи приобретали характер налогов.

Продолжаются попытки пересмотра основных положений теории налогов.

В качестве «теоретика» выступил ранее мало кому известный Киамиль Янбухтин, который в своей брошюре «Налоги в условиях капитализма и в советском хозяйстве» сформулировал характерные черты социалистической налоговой системы:

Во-первых, она используется, прежде всего, «для социалистической организации процессов распределения и перераспределения народного дохода».

Во-вторых, «пролетарское государство превращает налоги в могучее средство планового регулирования реальных процессов производства и потребления».

В-третьих, «наша налоговая система является системой планового распределения народного дохода в целях расширения темпов хозяйственного социалистического строительства».

В-четвертых, острие налоговой системы направлено «против капиталистических элементов, против городской и сельской буржуазии», является орудием «вытеснения и уничтожения капиталистических элементов из производства и обращения».

Автор брошюры в русле тогдашней партийной пропаганды призывает бороться с затаившимся классовым врагом, который пытается укрыться от обложения, маскируется под кустаря одиночку; он требует «величайшей бдительности» в процессе налоговой работы; особенно подозрителен автор в отношении к «личному составу аппарата, проводящего обложение». Другой его враг — это ученые финансисты, усилиями которых была сформирована налоговая система периода нэпа, — П.П. Гензель, Л.Н. Юровский, П.В. Микеладзе, В.Н. Твердохлебов и другие. Янбухтин не согласен с их утверждением, что налог с оборота является перелагаемым налогом, ибо является процентной надбавкой к цене товара. Он называет это «вредным тезисом до конца лживой теории».

Автор одобряет курс партии на расширение «добровольных» сборов с населения и развертывание массово-политической работы по его реализации. Он удовлетворен тем, что в последние годы «произошло радикальное изменение принципов и приемов финансовой работы, произошла резкая передвижка гос. доходов от налогов с их обязательным характером и, в случае необходимости, принудительными методами взыскания к широко разветвленной системе добровольного участия населения в мобилизации средств на дело социалистического строительства». (Цитата из речи наркомфина Г.Ф. Гринько на XVII партийной конференции.) Янбухтин был замечен и вскоре приглашен на работу в Наркомфин, а с 1948 г. работал заместителем министра финансов.

Таким образом, назревала не только кардинальная реформа налоговой системы, которая была начата в 1930 г., но и начинался пересмотр основных принципов налоговой политики.

Постановлению ЦИК и СНК Союза ССР о налоговой реформе предшествовали постановление ЦК ВКП (б) «О реорганизации управления промышленностью» и постановление ЦИК и СНК СССР «О кредитной реформе», которые с ней непосредственно связаны.

Тест "На сколько вы активны" Тест "Подходит ли Вам ваше место работы" Тест "На сколько важны деньги в Вашей жизни" Тест "Есть ли у вас задатки лидера" Тест "Способны ли Вы решать проблемы"

Тест "Для начинающего миллионера" Тест который вас удивит Семейный тест "Какие вы родители" Тест "Определяем свой творческий потенциал" Психологический тест "Вы терпеливый человек?"

В первом из них социалистическое предприятие выдвигалось в качестве основного звена управления промышленностью. Подчеркивалось, что перевод большинства предприятий на хозрасчет способствовал рационализации производства, упорядочению сбыта и снабжения, борьбе с бюрократизмом. Теперь администрация предприятия несла полную ответственность за выполнение производственного плана. Предприятие получало самостоятельный баланс, основой которого являлась себестоимость продукции. Разница между заданной и фактической себестоимостью становилась основным показателем успешности работы предприятия. Часть этой разницы оставалась в распоряжении предприятия на производственно-бытовые нужды.

В постановлении была выдвинута задача коренного изменения налоговой системы. «Создание единой хозрасчетной организации, — подчеркивалось в документе, — требует решительного упрощения системы обложения промышленности; поручить НКФ и ВСНХ СССР разработать систему обложения промышленности по принципу единого отчисления от прибылей».

Быстрое развитие социалистических начал в народном хозяйстве и его планирования делали необходимой и коренную кредитную реформу. Согласно постановлению ЦИК и СНК СССР существовавшая до сих пор система отпуска товаров в кредит была заменена исключительно банковским кредитованием. Оно сосредоточивалось в руках отделений Госбанка (кредитование промышленности) и во Всесоюзном сельскохозяйственном кооперативно-колхозном банке (кредитование колхозов, бедняцких и середняцких единоличных хозяйств, промысловых товариществ). Последний передавался в ведение Всесоюзного совета сельскохозяйственной кооперации.

Реформа системы обложения промышленности и налогов с населения

К сентябрю 1930 г. Наркомфин СССР подготовил проект налоговой реформы, который был принят ЦИК и СНК СССР 2 сентября 1930 г. В начале постановления еще раз подчеркивалось, что реформа вызвана коренными изменениями в экономике страны, реорганизацией управления промышленностью, громоздкостью существовавшей налоговой системы, множественностью налогов, что усложняло работу налоговых органов.

Были отменены более 60 государственных и местных налогов и сборов, акцизов и различных взносов, а взамен утверждены всего 6 «Положений»:

1.            О налоге с оборота предприятий обобществленного сектора;

2.            Об отчислении в доход государства прибылей госпредприятий;

3.            О подоходном налоге с предприятий обобществленного сектора;

4.            О единой госпошлине;

5.           О промысловом налоге с частных предприятий и промыслов;

6.          О подоходном налоге с частных лиц.

Главным становился налог с оборота предприятий обобществленного сектора. Согласно Положению от 2 сентября 1930 г., налогом облагался оборот по продаже товаров отраслевых объединений, смешанных акционерных обществ и кооперативных организаций.

Облагаемым оборотом признавалась продажная стоимость:

а) всех проданных на сторону товаров, изготовленных или заготовленных объединением и входящими в его состав предприятиями;

б) переданных на сторону товаров, полученных объединением для сбыта от других предприятий обобществленного сектора, не входящих в это объединение. Позднее появилось разъяснение, что под облагаемым оборотом понимается продажная стоимость товара, т.е. «цена, по которой продавец сдает товары покупателю со включением в нее всех расходов, произведенных продавцом до момента сдачи товара». Для каждого отраслевого объединения СНК устанавливал особую ставку налога в процентном отношении к обороту. Предусматривались льготы: так, освобождались от налога обороты по продаже руд черных и цветных металлов, льна и ряда других товаров.

Для обложения нетоварных оборотов (транспорт, гостиницы, парикмахерские, бани и др. предприятия сферы обслуживания) в августе 1931 г. был введен налог с нетоварных операций в размере от 5 до 10% от валовой выручки предприятия.

Ставки налога с оборота были дифференцированы по отдельным товарным группам, сортам товаров, местностям, назначению товара и т.п. Низкие ставки обложения устанавливались на сырье, топливо, стройматериалы, машины и механизмы — от 1 до 4%. Во много раз выше облагались товары народного потребления. Например, в многостраничном перечне ставок налога с оборота в 1931—1932 гг. приводятся следующие ставки, установленные с 1 февраля 1932 г.: хлопчатобумажные ткани и изделия из них — 75%, обувь резиновая — 40%, соль — 77%, сахар в городе — 58,9%, в сельской местности — 66,3%, масло растительное в городе — 48,5%, в сельской местности — 54,5%, макароны — 51,1%, чай кирпичный — 81%, водочные изделия — 88,4%. К 1934 г. средняя ставка обложения продукции Глав спирта составляла уже 91%. К 1938 г. ставок насчитывались многие тысячи, что затрудняло работу налоговых органов. С этого времени их количество стало резко сокращаться. Например, в марте 1938 г. общее число ставок было уменьшено в 4 раза.

По оценке современных экономистов, реформа 1930 г. «сформировала гигантский акциз под названием «налог с оборота»», что привело к деформации ценовых отношений и к атрофии рынка.

По существу реформа заключалась в слиянии существующих к тому времени акцизов с уравнительным сбором в единый налог с оборота, который «оказался по своей природе и организации ближе к акцизу, чем собственно к налогу с оборота:

Во-первых, он неравномерно ложился на разные отрасли производства, облагая главным образом предметы потребления;

Во-вторых, он не облагал равномерно все звенья оборота, а сосредоточился на оптовом звене, освобождая от обложения производство».

Плательщиками налога с оборота являлись отраслевые объединения, что создавало «полный отрыв» местных финансовых органов от предприятий и исключало возможность контролировать выполнение отдельными предприятиями количественных и качественных заданий, соблюдение финансовой дисциплины. Для каждого отраслевого объединения была установлена одна общая ставка налога в процентном отношении к обороту. Это приводило к полной обезличке в обложении отдельных товаров в объединении. Налог с оборота полностью поступал в общесоюзный бюджет, поэтому республиканские и местные органы не были заинтересованы в выполнении плана по налогу.

Постепенно шла корректировка нового налога. С конца 1931 г. централизованная система стала заменяться децентрализацией обложения по отдельным фабрикам и заводам. Вместо одной общей ставки налога по каждому отраслевому объединению устанавливались по товарные ставки, что устраняло обезличку в обложении. Фин. органы получили возможность влиять на ценообразование отдельных товаров. В результате проведенных мероприятий в этом направлении к 1934 г. обложение оказалось децентрализованным по фабрикам, заводам и организациям, которые стали самостоятельными плательщиками налога.

Как говорилось выше, одним из серьезных недостатков налоговой реформы в промышленности было то, что вся сумма налога с оборота шла в общесоюзный бюджет. Общая сумма дотаций республикам в 1931 г. достигла 900 млн. руб.: РСФСР и УССР — по 15%, БССР —43%, ЗСФСР — 83%, в среднеазиатских республиках почти весь бюджет был дотационным. Даже такие области, как ЦЧО, Средняя Волга, Западная Сибирь, оказались дотационными (от 25 до 35%). Это положение вскоре было исправлено. Постановлением ЦИКи СНК СССР введены процентные отчисления от налога с оборота в республиканские и местные бюджеты, что усилило их заинтересованность в выполнении плана налоговых поступлений.

С января 1934 г. вступила в действие новая инструкция по налогу с оборота — первое изменение порядка сбора налога после сентября 1930 г. Изменения были вызваны тем, что в 1932 г. началось разукрупнение промышленных объединений, отраслевые объединения ликвидировались, создавались тресты, ряд заводов стали автономными, а для сбыта, созданы самостоятельные сбытовые организации (напр., Союз хлопок сбыт, Союз сах. сбыт и др.) Поэтому по новой инструкции плательщиками налога стали теперь не отраслевые объединения, а промышленные предприятия.

Взамен единой обезличенной ставки отчислений для отдельных хозорганов установлены дифференцированные ставки отчислений от прибылей в зависимости от соотношения между размером накоплений данного хозоргана и его потребностями в дополнительных капиталовложениях и приросте собственных оборотных средств.

Для госпредприятий, у которых накопления не покрывали затрат на капитальное строительство и на увеличение оборотных средств, размер отчислений от прибылей существенно понижался (от 81 до 10%). Это привело к значительному увеличению доли собственных накоплений, активизировало рост производительности труда и снижение себестоимости. Было установлено, что сверхплановые накопления остаются в распоряжении предприятия. 50% из указанной прибыли могли быть израсходованы на развитие производства, на улучшение быта рабочих и служащих, на индивидуальное премирование.

Произошли изменения в обложении промкооперации. Со второй половины 1932 г. началась перестройка работы промкооперации на основе развития производственной инициативы промысловых артелей. В этой связи промысловым артелям было предоставлено право самостоятельной продажи изготовляемой ими продукции. И естественно, что теперь каждая организация промкооперации уплачивала налог за все реализуемые товары собственной выработки, независимо от того, кому реализован товар — на сторону или организациям своей системы.

Льготным было обложение колхозной торговли: ставка налога составляла 3% с валовой выручки, полученной торговым заведением за прошлый месяц.

Значительный рост поступлений налога с оборота в1935и1936гг. был следствием отмены карточной системы с 1 января 1935 г. и увеличения в связи с этим товарооборота: в 1934 г. он составлял 62 млрд. руб., в 1937 г. — 126 млрд. руб.

В 1939 г. с целью упорядочить взимание налога с оборота введены два прейскуранта на текстильные изделия:

1) отпускных цен без налога с оборота и

2) розничных цен. В бюджет вносилась разница между ценами обоих прейскурантов, различная для каждого товара. Такая же система вскоре стала действовать и в ряде других отраслей. В сентябре этого же года СНК СССР принял постановление «Об освобождении вновь организуемых производств за счет банковского кредита от уплаты налога с оборота и бюджетных наценок». Льгота предоставлялась в случае, если организация новых производств осуществлялась в сверхплановом порядке и при условии использования ими местного сырья; такой порядок действовал до полного истечения срока погашения банковского кредита, но не более 1 года. Эта мера призвана была поощрить рост местного производства товаров народного потребления. В 1940 г. на некоторые виды товаров бюджетные наценки были отменены, упорядочена система обложения продукции по децентрализованным заготовкам и гос. закупкам.

В 3й пятилетке налог с оборота по-прежнему оставался главным источником доходов бюджета. Прирост поступлений по нему в 1938 г. составил 4,5 млрд. руб., в 1939 г. — 16,5, в 1940 г. — 9 млрд. руб. В абсолютных цифрах налог с оборота в 1938г. составил 80411,0 млн. руб., в 1939 г. — 96 869,4 млн., в 1940 г. — 105 881,4 млн. руб.

Вторым по доходности источником для бюджета стало отчисление от прибыли госпредприятий. Этот налог платили предприятия гос. промышленности, транспорта, торговли, сельского хозяйства, работавшие на основе хозрасчета. Объектом обложения являлась прибыль предприятий, выведенная по квартальным балансам за текущий операционный год. Размер отчислений колебался от 10 до 81 % для промышленных предприятий (в зависимости от планируемых затрат предприятия на капитальное строительство) и 84% для торговых заведений.

Такие отчисления в доход государства прибылей предприятий были слишком высокими, что перечеркивало заинтересованность хозорганов в прибылях, не стимулировало снижения себестоимости и мобилизации внутренних ресурсов. Финансовое положение предприятии не ставилось в зависимость от выполнения ими плановых показателей, в особенности накопления. Для всех предприятий данной отрасли устанавливался один и тот же процент отчислений от прибылей, чем игнорировалось финансовое положение отдельных предприятий и нарушались принципы счета. Прибыль организаций не направлялась в первую очередь на увеличение собственных оборотных средств, а в основной массе поступала в бюджет. В случае невыполнения плана, запланированные платежи по налогу с оборота все равно отчислялись в бюджет.

Этот налог вскоре тоже был скорректирован: установлена зависимость между отпуском средств на капитальное строительство и собственными накоплениями предприятий. В распоряжении предприятия стала оставаться большая часть прибыли, нежели раньше.

Единая государственная нот ляна взималась в оплату исковых заявлений в судебных учреждениях союзных республик, в Высшей арбитражной комиссии при СТО и в др. судебных учреждениях.

Промысловый налог с частных предприятия и домыслов, введенный постановлением, значительно упростил прежнюю систему обложения частного сектора, которая отличалась множественностью налогов (64 отдельных платежа), сложностью техники их исчисления и взимания. Однако вскоре этот налог стал утрачивать свое значение, т.к. продолжалось интенсивное наступление на частный сектор. Тем не менее, власти по-прежнему требовали значительных поступлений этого налога.

Для стимулирования кустарных промыслов кустари и ремесленники стали облагаться налогом по твердым ставкам, а с октября 1932 г. от пром. налога были освобождены кустари и ремесленники, не имевшие наемных работников (они составляли 9/10 всех плательщиков налога по твердым ставкам). Эта мера способствовала некоторому росту производства товаров народного потребления.

Подоходный налог с частных лиц

Обложению этим налогом подлежали:

а)            граждане с самостоятельным доходом от источников, находящихся в пределах СССР, проживающих как на территории СССР, так и за границей, независимо от их гражданства;

б)           акционерные общества и товарищества с ограниченной ответственностью — по доходам от всех операций;

в)            первичные кооперативы, не входящие в кооперативную систему и не имеющие права на льготы и преимущества, установленные для кооперативных организаций — по доходам от всех операций;

г)            иностранные общества и товарищества, допущенные к операциям на территории СССР — по доходам от операций в пределах СССР.

Облагаемым доходом признавалась разность между валовой суммой всех полученных плательщиком поступлений в денежной и натуральной форме и суммой расходов, связанных с извлечением дохода.

Подоходным налогом не облагались лица, не имевшие других доходов, кроме облагаемых единым сх. налогом, военнослужащие Красной армии, полиции, сотрудники дипломатических учреждений, лица, награжденные орденами СССР, герои труда, если их доход не превышал 6 тыс. руб. в год, пенсионеры.

Рабочие и служащие облагались подоходным налогом по размеру заработной платы, если она за данный месяц превысила: в местностях 1 пояса — 100 руб., 2 пояса — 90 руб., 3 пояса — 80 руб., 4 пояса — 75 руб. Таким образом, указанные размеры заработной платы следовало рассматривать как необлагаемый минимум. Доходы рабочих и служащих от зарплаты облагались по каждому месту работы отдельно.

Лица творческих профессий и работники кооперативных товариществ (артелей), входящих в кооперативную систему, облагались по специальному расписанию: доход до 1000 руб. — 0,9 руб.; от 1000до 1200 руб. —9 руб. +1,25% с суммы, превышающей 1000 руб.; от 3 до 4 тыс. руб. — 58 руб. + 3,7% с суммы, превышающей 3 тыс. руб.; от 6 до 7 тыс. руб. — 215 руб. + 11% с суммы, превышающей 6 тыс. руб.; от 10 до 12 тыс. руб. — 875 руб. + 25% с суммы, превышающей 10 тыс. руб.; от 20 до 24 тыс. руб. — 3995 руб. + 36,5% с суммы, превышающей 20 тыс. руб.

Личный труд не по найму, кустари без применения наемного труда, лица, сдающие внаем строения (по расписанию № 2).

Граждане, занимающиеся кустарными промыслами с применением наемного труда (не более 3 работников) (по расписанию № 2а).

Доходы от торговых и промышленных предприятий, от денежных капиталов и процентных бумаг, от выполнения обязанностей служителей религиозного культа (по расписанию № 3).

Определение дохода (кроме заработной платы) и исчисление оклада налога производилось налоговыми органами на основании подаваемых плательщиками деклараций.

Подоходный налог с частных лиц был существенным источником бюджетных доходов, несмотря на ликвидацию капиталистических элементов, поскольку он распространялся на всех лиц, которые имели самостоятельные источники доходов. Его реформирование стало необходимым в условиях ликвидации в основном нетрудовых доходов. В этой связи профессия обложения заработной платы была «сжата»: снижена с 30 до 3,5% максимальная ставка налога, отменена профессия для заработков, превышающих 500 руб. в месяц. В 1932 г. налог в % к облагаемому доходу составлял: с рабочих и служащих, кустарей и ремесленников — от 0,83% при месячной плате 100 руб., до 3,5% при месячной плате 500 руб. и более; с некооперированных кустарей и ремесленников, не применявших наемного труда, — в среднем 10%, а применявших наемный труд — 25%; с граждан, имеющих нетрудовые доходы, — 36% .

И июня 1934 г. утверждено новое постановление ЦИК и СНК СССР «Об изменении ставок налогового обложения рабочих и служащих». Понижены ставки подоходного налога и сбора на жилищное и культурно-бытовое строительство. Уточнены льготы для многосемейных граждан: при 4 иждивенцах налог снижался на 25%, при 5 — на 30%, при 6 и более — на 40%. Повышался необлагаемый минимум зарплаты: по разным поясам — от 100 до 140 руб. Положение 1934 г. действовало до 1940 г. За это время 2 раза повышался необлагаемый минимум для рабочих и служащих. В 1935 г. в связи с отменой карточной системы он был доведен до 140—150 руб. В этом же году были освобождены от обложения единовременные премии рабочих и служащих.

Закон о подоходном налоге 1940 г. предусматривал повышение прогрессии обложения. Ранее она начиналась с 0,6% при зарплате 140 руб. в месяц и обрывалась на 3,3% при зарплате 600 руб. и выше. По новой таблице ставок работник платил от 0,8% при зарплате 151 руб. в месяц до 4,2% — при зарплате 1000 руб.; с заработка свыше 1000 руб. — 7%, Необлагаемый минимум для рабочих и служащих — 150 руб. (там же, с. 197). Кооперированные кустари и ремесленники были приравнены к рабочим, но оклад налога, исчисленный по ставкам рабочих и служащих, повышался на 10%. Для некооперированных кустарей, производивших товары из своего сырья, налог повышался на 35%. По-видимому, последнее должно было заставить кустарей приобретать сырье у государственных предприятий или колхозов.

Реформа обложения деревни и последующие ее корректировки

Был коренным образом пересмотрен единый сельскохозяйственный налог, чтобы отныне он способствовал росту крупного коллективного хозяйства. Конкретные пути реорганизации налога были намечены в постановлении ЦИК и СНК СССР от 23 февраля 1930 года.

По сути дела устанавливались три различные системы обложения:

1) колхозов и колхозников;

2) трудовых единоличных хозяйств;

3) кулацких хозяйств.

Для колхозов с 1930/31 окладного года был осуществлен переход от прогрессивного к пропорциональному обложению. Облагалась вся сумма валового дохода на основании колхозной отчетности из расчета 5% для сельскохозяйственных артелей и 4% для коммун; выручка от колхозной торговли освобождалась от налога. Исчисление налога с подсобных хозяйств колхозников производилось по доходу на хозяйство в целом. Колхозники полностью освобождались от обложения доходов, полученных ими от обобществленного хозяйства. По постановлению ЦК ВКП (б) от 2 апреля 1930 г. колхозники и члены ТОЗов, обобществивших рабочий и товарный скот, полностью освобождались от налога на скот.

Для трудовых единоличных хозяйств нормы доходности по многим видам культур, кроме зерновых, на 1930/1931 г. были повышены: по огородам и садам — на 40—46%, по виноградникам — на 74%. Необлагаемый минимум не устанавливался и вычет по 20 руб. на едока не производился. Таким образом, и бедняцкие хозяйства должны были платить налоги на общих основаниях. Как отмечает Е. Буртина, «с этого времени начинается налоговое давление на бедноту». Повышалось обложение доходов от неземледельческих заработков; повышен процент привлечения доходов от отхожих промыслов по найму — с 10 до 15%, не по найму — с 25 до 30%; от кустарных промыслов минимальный процент привлечения к обложению повышался с 35 до 40%, максимальный — с 50 до 60%.

Привлекались к обложению доходы единоличников от продажи продукции со своего приусадебного хозяйства на рынке, если эти доходы превышали 75 руб. в год. Эта же мера применялась к хозяйствам, которые не выполнили договор контрактации по поставке сельхозпродукции государству. Это означало, по сути, двойное обложение одних и тех же источников дохода.

Наряду с этим вводились льготы по животноводству: понижены в 2 раза нормы доходности и установлена 10% я скидка с налога при проведении мер «по улучшению животноводства», освобождено от налога свиноводство. Полностью освобождались от обложения посевы сахарной свеклы, вводилось льготное обложение табака.

На кулацкие хозяйства налоговый пресс значительно усиливался. Были повышены ставки индивидуального обложения кулацких хозяйств: с первых 500 руб. годового дохода — по 20 коп. с рубля; с 500 руб. до 700 руб. — по 30 коп. с рубля; от 700 руб. до 1000 руб. — по 40 коп. и т.д. Хозяйства, обложенные в индивидуальном порядке, не имели право ни на какие льготы. Руководство НКФ было недовольно «не до выявлением кулаков» местными органами. Так, к концу 1930 г. в Верхне-Теплянском районе на Украине по 10 сельсоветам было выявлено 10 кулацких хозяйств. Прибывшая бригада Наркомфина выявила дополнительно 85 кулацких хозяйств. Райисполкомы и сельсоветы «недопустимо примиренчески относились к взысканию обязательных платежей с кулаков», констатировал журнал «Финансы и социалистическое хозяйство». В Андрушовском районе (Украина) председатель райисполкома «за срыв работы по индивидуальному обложению кулацких хозяйств, за недооценку политического значения этой кампании» был привлечен к партийной и судебной ответственности.

В этом же журнале за вторую половину 1931 г. содержались призывы «развернуть кампанию по выявлению и обложению кулацких хозяйств, взысканию с них всех начисленных платежей». А главное — «повести решительную борьбу со всякими разговорами об отсутствии кулаков», все они должны быть выявлены и раскулачены.

Местные органы под давлением сверху вынуждены были считать кулаками крестьян, которые уже перестали быть таковыми. Например, в Рищевском районе (современная Саратовская область) кулаками числились крестьяне, один из которых «жил в собственном доме» и работал в пригородном совхозе, а другой работал на железной дороге. За ними числилась крупная задолженность по налогам — 600 и 400 руб. По всему Нижне-Волжскому краю на кулацкие хозяйства было наложено (на 1931 г.) 11,29 млн. руб., взыскано к июню 1931 г. — 3,31 млн. руб. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 23 декабря 1930 г. результаты индивидуального обложения за прошедший год признаны неудовлетворительными. Местным исполкомам и СНК автономных республик предоставлялось право изменять установленные законом признаки кулацких хозяйств в соответствии с местными условиями.

В1930 г. был завершен перевод сельскохозяйственного налога с общегосударственного на местный бюджет. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 30 сентября 1930 г. все поступления сельхозналога передавались в сельские и районные бюджеты.

В 1930 г. в результате жесткой классовой налоговой политики процент изъятия сельскохозяйственным налогом облагаемого дохода составлял для колхозов 3,3%, для колхозников — 3,4, для трудовых единоличных хозяйств — 5,3, для кулацких хозяйств — 53%. Вместе с самообложением и единовременным сбором на культурное и хозяйственное строительство налоговые изъятия из кулацких хозяйств превышали 100% облагаемого дохода.

Больше всего поражают поистине «бешеные» темпы и масштабы раскулачивания, которое началось по постановлению ЦК ВКП (б) Н.А. Ивницкий называет цифру раскулаченных в ЦЧО на 25 февраля 1930 г. — 53,6 тыс. хозяйств (2,7% всех крестьянских хозяйств), притом, что в 1927 г. в области насчитывалось 44,8 тыс. кулацких хозяйств. Он делает вывод, что в 53 тыс. наверняка попали и середняцкие хозяйства. На Северном Кавказе было намечено ликвидировать 18 тыс. кулацких хозяйств; фактически было ликвидировано 40 тыс. хозяйств. Аналогичные процессы шли и в других областях. К лету 1930 г., по данным Наркомфина СССР, в 1268 районах из 2851 (без ЗСФСР, Средней Азии и Якутии) было экспроприировано 191 035 хозяйств (58,1%), подлежащих индивидуальному обложению. Сумма их конфискованного имущества превысила 180 млн. руб. (по другим данным, 400 млн.). Можно сделать вывод, что жесткие требования центральных органов, и прежде всего Наркомфина, выявлять кулацкие хозяйства приводили к зачислению в «кулаки» середняков, а в ряде случаев даже бедняков.

В 1931 г. обложение колхозов было несколько уменьшено, расширены льготы маломощным колхозам. Это был результат массового отлива крестьян из колхозов, который последовал после постановления ЦК ВКП (б) от 14 марта 1930 г. «О борьбе с искривлениями парт линии в колхозном движении». Руководство страны вынуждено было признать нарушение на местах принципа добровольности при создании колхозов, принудительное обобществление не только основных средств производства, но и жилых построек, мелкого скота, птицы, создание вместо артелей, административное закрытие церквей, упразднение рынков и базаров (что было одной из форм принуждения крестьян к вступлению в колхозы). ЦК обязал местные партийные организации «прекратить ... практику принудительных методов коллективизации», по существу, разрешив выход из колхозов. О масштабах насилия при создании колхозов свидетельствует факт, что после этого постановления начался массовый выход крестьян из колхозов: из 14 млн. крестьянских хозяйств, «вовлеченных» в колхозы, в течение короткого времени вышло 8 млн.

Итак, в 1931 г. для колхозов и коммун была установлена единая ставка — 3%, для ТОЗов — 4% . Завершен переход к установлению облагаемого дохода колхозов по отчетности. В качестве объекта обложения был принят валовой доход колхоза, определяемый по данным годового отчета. Окладный год с 1931 г. устанавливался с 1 января по 31 декабря вместо ранее действовавшего с 1 мая по 30 апреля.

Из валового дохода подлежали исключению:

1) все отчисления в неделимый и другие общественные фонды;

2) все доходы от рыболовства, облагаемые рыболовным сбором;

3) все производственные расходы по неземледельческим предприятиям;

4) все скидки по льготам.

Серьезная льгота давалась колхозам, которые имели доход на едока не выше 60 руб.: они полностью освобождались от сельхозналога, от налога на все виды скота (без указания срока), на товарно-молочные и свиноводческие фермы, сохранялись льготы на технические культуры. Освобождался от налога скот, находившийся в личной собственности колхозников. Хозяйства, вышедшие из колхозов, лишались льгот, установленных для колхозников. Кстати, им не спешили возвращать земельный участок, скот, орудия труда, которые продолжали находиться в колхозе.

В то же время исчисление налогов с колхозников отныне стало проводиться по прогрессивной шкале ставок, правда, более низким, чем у единоличных трудовых хозяйств.

В связи с серьезными продовольственными трудностями, возникшими в ходе поспешной и насильственной коллективизации, которая дезорганизовала производство, правительство с трудом могло обеспечить снабжение населения по карточкам, введенным еще в 1929 г. (во многих регионах карточки были введены в 1928 г.). Горожане восполняли недостаток продовольствия, покупая продукты у крестьян на рынке. Поэтому власти решили, что в 1931 г. в общих доходах единоличников значительно увеличились доходы от реализации их продукции на рынке, ибо рыночные цены были значительно выше, чем заготовительные. Вместо процентных надбавок был введен особый учет доходов от реализации сельскохозяйственной продукции по рыночным ценам. В учет на 1931 г. была включена половина остального облагаемого дохода в хозяйстве.

О заготовительных ценах, по которым государство закупало сельхозпродукцию у колхозов, стоит сказать особо, ибо они были просто убыточными. В 1931—1932 гг. заготовительные организации платили колхозам за 1 центнер ржи 4,5 — 5 руб.; за 1 центнер пшеницы — 7,1—8,4 руб., что было в 4—5 раз ниже себестоимости. Для сравнения: в коммерческих магазинах 1 кг ржаного хлеба стоил 2—2,5 руб., пшеничного — 3,5—4 руб. По подсчетам НЛ. Ивницкого, в среднем заготовительные цены были в 10—12 раз ниже рыночных.

Повышено было в 1931 г. обложение неземледельческих доходов едино трудовых хозяйств. Облагаемая часть учтенных доходов от отхожих заработков по найму была увеличена с 15 до 20%; от работы не по найму—с 30 до 40%. Резко возрастало в 1931 т. обложение рыночных доходов. Отныне разрешалось увеличивать облагаемый доход за счет рыночных доходов в 2 раза. При прогрессивном обложении это увеличивало налог в несколько раз. Однако определения рыночных доходов в законе отсутствовал, что открывало широкую возможность для произвола налоговых органов. Продовольственные трудности, возникшие в связи с массовой коллективизацией, вскоре заставили отменить эту жесткую меру. В постановлении ЦИК и СНК от 20 мая 1932 г. говорилось: «в целях содействия колхозам, колхозникам и единоличным трудящимся крестьянам в деле развертывания торговли продуктами своего сельскохозяйственного производства» отменить все существующие как республиканские, так и местные налоги, и сборы с рыночной торговли крестьян; к обложению могли привлекаться лишь 30% от общей суммы рыночных доходов единоличника вместо прежних 50%. Рыночные доходы полностью освобождались от налога, если единоличники продавали свою продукцию на колхозном рынке.

В 1931 г. был отменен необлагаемый минимум, по которому ранее освобождались от налога около 30% крестьянских хозяйств. Официально это объяснялось тем, что бедняцкие хозяйства в связи с коллективизацией якобы исчезли. Но на деле некоторая их часть еще не вступила в колхозы. Буквально «запредельным» стало обложение кулацких хозяйств.

Таким образом, в 1931 г. уже при доходе 1500 руб. платежи налогов с кулацких хозяйств превышали их совокупный доход. Такие действия противоречили основному принципу налоговой политики: размер налога не должен подрывать налоговую базу. Но советские вожди руководствовались не объективными экономическими законами, а коммунистическими догмами, которые требовали вытеснения частника из сферы сельскохозяйственного производства.

В результате в 1931 г. колхозы и колхозники, составлявшие 58,6% крестьянских хозяйств, уплатили 24,1% общей суммы сельскохозяйственного налога, трудовые единоличные хозяйства (40,5% хозяйств) заплатили 61,7% суммы, а хозяйства, подлежавшие индивидуальному обложению (менее 1%), заплатили 14,2%. Размер налога на одно хозяйство составил у колхозников — 2,94 руб., у трудовых хозяйств единоличников — 30,8 руб., у хозяйств, облагавшихся в индивидуальном порядке, — 313,64 руб.

В 1932 г. налог на один двор составлял: в колхозах — 9,8 руб., в единоличных трудовых хозяйствах — 26,9 руб., в кулацких хозяйствах  313, 7 руб.

По Положению о сельхозналоге на 1932 г. «в связи с укреплением и ростом доходности» ставка налога на коммуны и колхозы была установлена в размере 3,5% (вместо 3%), ТОЗов — 5% (вместо 4%); с колхозников с доходом не выше 50 руб. на хозяйство налог взимался по твердой ставке — 4 руб. Более высокие доходы облагались по прежней прогрессивной таблице ставок.

Вновь были увеличены нормы доходности для единоличных хозяйств: зерновых — почти на 20%, продукции огородов — на 40, виноградников — на 50, садов — на 70%. Вводится твердая ставка налога — 7 руб. для трудовых хозяйств единоличников, имевших годовой доход до 100 руб., что увеличило налог примерно в три раза. Для остальных хозяйств изменяется порядок исчисления налога. Раньше из годового дохода вычиталось по 20 руб. на каждого едока и налог исчислялся с оставшейся суммы; теперь эти вычеты были отменены, и налог начислялся с полной суммы дохода. Это также означало повышение налога, в особенности обременительное для хозяйств с большими семьями. Например, для единоличного хозяйства с семьей из 5 человек облагаемый доход увеличивался на 100 руб., а налог возрастал в полтора раза. Усиление налогового пресса на единоличников должно было, по мнению властей, побуждать их к вступлению в колхозы.

По мере развертывания сплошной коллективизации кулацких хозяйств становилось все меньше, однако центральные органы требовали «нанести решительный удар» по «всяким оппортунистическим разговорам о том, что кулаки улетучились, что их не стало». В Татарской республике в Октябрьском районе уполномоченному НКФ заявили, что «кулаков для индивидуального обложения в районе нет». Но благодаря содействию прибывшего уполномоченного в течение нескольких дней «нашли» 25 кулацких хозяйств.

В поисках средств на индустриализацию государство вспомнило опыт периода Гражданской войны. 19 ноября 1932 г. вышло постановление ЦИК и СНК СССР о единовременном налоге на единоличные крестьянские хозяйства в 1932 году». Тем самым привлекались к обложению т.н. «неучтенные сельхозналогом возросшие доходы единоличных хозяйств от неземледельческих заработков и от продажи продуктов на рынке» Для хозяйств, облагавшихся сельхозналогом по твердым ставкам, устанавливалась сумма 15—20 руб. на хозяйство; для хозяйств, облагавшихся по прогрессивным ставкам, — от 100 до 175% оклада сельхозналога; для кулацких хозяйств — 200% оклада сельхозналога.

От налога освобождались:

•             хозяйства рабочих и служащих, уплачивающих сельхозналог, у которых основным доходом является зарплата;

•             приусадебные хозяйства колхозников;

•             единоличные хозяйства, освобожденные в 1932 г. от сельхозналога по маломощности;

•             хозяйства, в семьях которых есть награжденные орденами СССР, герои труда;

•             военнослужащие, бывшие красногвардейцы и красные партизаны;

•             инвалиды войны и труда.

Как указывалось выше, низкие ставки сх. налога для колхозов и колхозников государство компенсировало чрезвычайно низкими заготовительными ценами и завышенными тонами обязательных поставок. Тем не менее, государство не всегда своевременно рассчитывалось с колхозами. «В текущем году должен быть решительно упорядочен порядок расчетов с колхозами за сдаваемую продукцию: колхозы должны получать полностью причитающиеся им суммы, причем категорически запрещается производить какие-либо отчисления и удержания из этих средств без непосредственного распоряжения самого колхоза», указывалось в передовой статье журнала «Финансы и социалистическое хозяйство».

У колхозов изымалось в «закрома государства» до 85—90% валового сбора зерновых. Значительная часть зерна шла на экспорт для нужд индустриализации. Известно, что это привело к голоду 1932—1933 гг., который власть пыталась скрыть. Это удавалось, т.к. пресса была под полным контролем партии, а чтобы голодающие не уходили в другие, более благополучные районы, на дорогах были установлены т.н. «заградительные отряды». По неполным данным, от голода погибло от 4 до 5 млн. человек.

Такая политика властей находилась в вопиющем противоречии с элементарными экономическими законами, а порой и со здравым смыслом. В результате валовой сбор зерна сократился с 1928 г. по 1932 г. с 733 млн. ц. до 699 млн., урожайность — с 8 до 7 ц. с гектара. Это было следствием массового «раскулачивания» зажиточных хозяйств, что правильнее было бы назвать «раскрестьяниванием». В отношении колхозов власть продолжала использовать методы насилия и жесткого администрирования. Коллективный труд в колхозах был плохо организован, то же можно сказать об учете и оплате труда. В августе 1932 г. был принят закон об охране социалистической собственности от разбазаривания, который в народе окрестили «законом о пяти колосках». За хищение колхозного имущества предусматривалось применять высшую меру наказания, а при смягчающих обстоятельствах — заключение на 10 лет с конфискацией имущества.

В докладе об итогах первой пятилетки на январском пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) Сталин констатировал, что колхозы объединяют уже около 15 млн. (60%) всех крестьянских хозяйств, что означает перевыполнение плана в три раза. Вне колхозов оставалось 9 млн. хозяйств. Он заявил, что кулачество как класс разгромлено, что «мы уже закончили в основном коллективизацию основных районов СССР» и во второй пятилетке не будем проводить форсированных темпов коллективизации. Теперь задача заключается в том, чтобы «укрепить колхозы организационно, вышибить оттуда вредительские элементы, ...сделать колхозы большевистскими». В речи «О работе в деревне» И января он нацелил партийные организации на борьбу с замаскировавшимся кулаком, который «перешел от прямой атаки против колхозов к работе тихой сапой».

Теперь правительство поставило вопрос «о улучшении планового руководства колхозами, воспитании социалистического отношения к труду и поднятии трудовой дисциплины колхозников, усилении охраны социалистической собственности». В этом русле следует рассматривать новую перестройку системы заготовок сельхозпродуктов, при которой сдача продукции государству приравнивалась к уплате налога. Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «Об обязательных поставках зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами» вводит «твердые, имеющие силу налога обязательства по сдаче зерновых культур государству по установленным ценам». Устанавливались твердые погектарные нормы с планового посева, дифференцированные по районам и культурам. Планы обязательных поставок заменили контрактацию.

В связи с этим было перестроено и налогообложение колхозов. Согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР, объектом обложения доходов от полеводства стала определенная планом посевная площадь независимо от фактического выполнения планов посева. Вместо пропорционального обложения валового дохода вводились твердые ставки налога с гектара, которые дифференцировались по районам. Устанавливалась 25процентная скидка с налога за выполнение и перевыполнение плана повышения урожайности и за образцовую постановку учета. Скидка шла на премирование ударных бригад и отдельных колхозников. Для обложения неземледельческих доходов сохранялся прежний порядок. Сохранялось полное освобождение от налога посевов сахарной свеклы, льна долгунца, конопли, кенафа, кендыря, риса (в отдельных районах), а также скота всех видов, птицеводства, кролиководства, пчеловодства. Полное освобождение от налога доходов от животноводства было вызвано массовым забоем скота крестьянами в начальный период сплошной коллективизации, в результате чего его количество резко сократилось, и это отражалось на снабжении городского населения продуктами животноводства.

Внесено существенное изменение в обложение колхозников по не обобществленной части доходов. Вместо прежней комбинированной таблицы с твердыми и прогрессивными ставками налога были установлены твердые ставки в пределах 15—30 руб., что снижало прежний уровень налога. Власть осознавала, что пока еще надо было давать возможность развития личного хозяйства «в рамках, допускаемых уставом сельскохозяйственной артели». Этого требовали задачи увеличения производства продуктов питания, поднятия материального уровня колхозников, а также развития торговли. Государство выделяло кредиты для «ликвидации бескровности колхозников».

Что же касается единоличников, то в течение 1933 г. и первой половины 1934 г. внимание к ним со стороны властей было ослаблено, вопрос об их вовлечении в колхозы в партийных документах не ставился, и в известной мере они оказались предоставлены сами себе. Единоличники стали заботиться о повышении производительности своей земли, более активно заниматься предпринимательством, извозом торговлей продукцией со своих участков, обрабатывали своей лошадью хозяйства безлошадных крестьян и т.п. Как пишет И.Е. Зеленин, «оставшийся без должного присмотра единоличник выходил из подчинения, демонстрировал свои преимущества перед колхозами и колхозниками в развитии сельского хозяйства и повышении своего благосостояния».

Но не надо думать, что государство на единоличников совсем перестало обращать внимание. В «Положении о едином сельскохозяйственном налоге на 1933 г.» для единоличных трудовых хозяйств вновь повышаются нормы доходности: зерновых на 9%, крупного рогатого скота — на 18 %, продукции огородов — на треть, садов — на 20%. Увеличивался налог на маломощные хозяйства единоличников: твердая ставка 15 руб. для хозяйств с годовым доходом до 200 руб. Так что вряд ли единоличник совсем остался «без присмотра».

Еще более возрастали ставки налога по индивидуальному обложению: для хозяйств с доходом до 1 тыс. руб. вводилась твердая ставка 350 руб., для остальных — прогрессивное обложение, изымавшее половину и даже более половины годового дохода. Кулацких хозяйств к этому времени практически не осталось, но, тем не менее, в законе содержалось указание правительствам союзных республик «установить тщательное наблюдение за тем, чтобы все кулацкие хозяйства были полностью выявлены, обложены в индивидуальном порядке».

Был расширен круг хозяйств, которые подлежали индивидуальному обложению:

а) хозяйства, занимающиеся систематической спекуляцией.

б) хозяйства, злостно не выполняющие заданных им планов посева, если они не относятся к бедняцким хозяйствам». Эти драконовские меры были направлены на то, чтобы создать невыносимые условия для существования единоличных хозяйств и принудить их к вступлению в колхозы.

1934 год ознаменовался новым ужесточением налогового законодательства в отношении единоличных крестьянских хозяйств. К началу года было ликвидировано около 780 тыс. кулацких хозяйств из существовавших к моменту издания постановления от 5 января 1930 г. 600—700 тысяч. «Положение» о сельхозналоге на 1934 г. вновь требует «обеспечить полное выявление всех кулацких хозяйств, обложение их в индивидуальном порядке, взыскание причитающегося с них налога полностью и в срок». Усиливается налоговое давление и на бедняцкие единоличные хозяйства. Твердая ставка налога на единоличные хозяйства с годовым доходом до 200 руб. увеличивается с 15 до 25 руб. Растут вновь и нормы доходности: на продукцию огородов — на 25%, картофель — на 60, сенокосы — на 55, сады и виноградники — на 20%.

Повторена статья из постановления 1932 г. о единовременном налоге на единоличные хозяйства: единоличные хозяйства, «злостно не выполняющие заданных им планов посева и обязательных поставок продуктов государству, облагаются сельхозналогом на общих основаниях, но сумма налога с них удваивается».

2 июля 1934 г. было созвано совещание руководителей республиканских и местных партийных организаций на тему «единоличник и коллективизация». На совещании выяснилось, что за последние полтора года единоличники в колхозы почти не вступали, было немало случаев выходов крестьян из колхозов. Что касается колхозов, то некоторые участники отмечали зажим демократии в колхозах, другие предлагали сократить приусадебные хозяйства колхозников. Последнее предложение было отвергнуто. Сталин предложил вовлекать единоличников в колхозы, но «не путем администрирования», а посредством экономических и финансовых мероприятий, т.е. «усилить налоговый пресс».

С этого времени начинается заключительный этап коллективизации, который связан с дальнейшим усилением налогового пресса на единоличные хозяйства.

На местах были готовы к такому повороту событий. В центр пошли «встречные предложения» по поводу борьбы с частником. В Записке секретаря Западного обкома ВКП (б), направленной в ЦК в августе 1934 г. выдвигалось предложение «ужесточить налоговые требования к единоличнику и установить в этом отношении резкую грань между колхозниками и единоличниками, не говоря уже о целой сумме репрессивных мероприятий политического и экономического характера против кулацких и саботирующих под разными предлогами выполнение государственных обязательств элементов».

Начало очередной кампании было положено постановлением ЦИК и СНК СССР о новом единовременном налоге на единоличные хозяйства. Ставки налога значительно возрастали в зависимости от наличия в хозяйстве средств производства и рыночных доходов. Основная тяжесть налога ложилась на те хозяйства, которым удалось сохранить орудия производства и рабочий скот. Для хозяйств с годовым доходом 200 руб. ставки резко увеличивались. Если в хозяйстве не было рабочего скота и рыночных доходов, они платили от 15 до 20 руб.; безлошадные хозяйства, имевшие рыночные доходы, платили от 30 до 50 руб.; имевшие лошадь платили от 50 до 125 руб., т.е. от двух до пяти окладов сельхозналога. Хозяйства с годовым доходом свыше 200 руб. платили по-старому, как в 1932 г.; кулацкие хозяйства — 200% оклада сельхозналога. В результате, несмотря на сокращение числа единоличных хозяйств, поступления по единовременному налогу возросли в 1934 г. в 2 раза. С хозяйств, «злостно не выполнявших заданных им планов посева и обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству», сумма единовременного налога удваивалась. В результате этот налог мог достигать суммы годового дохода хозяйства.

На 1935 г. нормы доходности для единоличников опять неуклонно растут: на 20—30% увеличены нормы по зерновым культурам, резко подскочили нормы по животноводству — по рабочему и крупному рогатому скоту — в 4—5 раз (!), мелкому скоту — в 2,5 раза. Увеличивается обложение неземледельческих заработков: в облагаемый доход стали включаться от 50 до 100% их суммы.

Власти вынуждены были понизить с 25 до 15 руб. твердую ставку налога с хозяйств с доходом до 100 руб. При этом сделана была оговорка, которая могла свести на нет указанное понижение: «Во всех случаях оклад налога с единоличного хозяйства должен быть не менее чем на 25% выше ставок, установленных в данной местности для колхозников». Для хозяйств колхозников твердая ставка повышалась до 40 руб. Вывод напрашивается сам... Возрастали ставки налога на хозяйства с доходом свыше 200 руб., что дало рост налоговых поступлений по этому каналу в полтора раза и вновь начались «перегибы». Из Калининской области сообщали в сельскохозяйственный отдел ЦК ВКП (б): «Сельсоветы и местные финансовые органы при учете объектов обложения сельскохозяйственным налогом преувеличивали рыночные доходы единоличников и в соответствии с этим завышали размеры налога и всех других видов платежей». Для погашения платежей у крестьян описывали имущество. «Изымалось буквально все, вплоть до домашних вещей — жилые постройки, лошади, коровы, сараи, риги, сельскохозяйственный инвентарь, платья, продукты и т.д. Нередко изъятие производилось по нескольку раз».

По подсчетам Е. Буртиной, за 6 лет коллективизации сельхозналог на единоличника (только за счет повышения норм доходности и изменения порядка исчисления налога) увеличился в 9 раз (!): с 23 руб. в 1930 г. до 210 руб. в 1935 г. Доля налогов в облагаемом доходе возросла за это же время с 7 до 25%. Как здесь не вспомнить строки из поэмы Александра Твардовского «Страна Муравия».

В результате хозяйства единоличников становились все беднее, о чем свидетельствуют следующие данные. В 1933 г. на хозяйство единоличника приходилось по стране 0,5 голов лошади, 0,59 коров, 0,66 овец и коз, а в 1937 г. соответственно 0,35, 0,55, 0,54. Удельный вес единоличных хозяйств в производстве земледельческой продукции снизился с 19,1% в 1933 г. до 1,5% в 1937 г., продукции животноводства — с 29,9 до 2,7%. Существование единоличных хозяйств становилось невозможным.

В результате уже к лету 1935 г. в колхозах состояло 83,2% крестьянских хозяйств, на которые приходилось 94,1% посевных площадей. А уже в 1937 г. — последнем году второй пятилетки — в колхозы входило 93% крестьянских дворов и 99,1% посевных площадей. Оставалось всего 1,4 млн. единоличных хозяйств; это были стойкие «упрямцы», не желавшие вступать в колхозы, хотя большинство из них едва удовлетворяли свои потребности в 1936 г. происходит существенное изменение системы обложения колхозов, вводится подоходный налог. В Постановлении ЦИК и СНК СССР от 20 июля 1936 г. «О замене сельскохозяйственного налога с колхозов подоходным денежным налогом» следующим образом мотивировалась эта реформа: «Действующая система обложения колхозов сельскохозяйственным денежным налогом, построенная на основе погектарных ставок налога с планового посева текущего года и на взимании большей части налога за счет доходов от зерновых культур, почти полностью освобождает от налога доходы от технических культур и животноводства. В настоящее время такая система, заостренная против зернового хозяйства, стала уже несправедливой и должна быть изменена в соответствии с ростом доходов от животноводства и технических культур. Рост доходов колхозов от технических культур, огородничества и промыслов позволяет уже в настоящее время понизить обложение доходов от зерновых культур, а укрепление колхозов как крупных сельскохозяйственных предприятий позволяет заменить устаревший сельхозналог с колхозов более справедливой системой обложения — подоходным налогом».

Подоходный налог распространялся на валовой доход от всех отраслей сельского хозяйства. Прежнее льготное обложение доходов от технических культур и полное освобождение от налога доходов от животноводства были отменены. Согласно постановлению, в валовой доход колхозов включались все денежные и натуральные доходы, причем натуральная часть подлежала оценке по государственным заготовительным ценам. Ставки подоходного налога устанавливались пропорциональные: 3% для артелей и коммун и 4% для ТОЗов.

Оставшаяся после уплаты налога продукция, согласно Уставу сельхозартели, должна была направляться на:

а) выполнение обязательств перед государством по поставкам и возврату семенных ссуд, выполнение обязательств по натуроплате и договоров по контрактации;

б) засыпку семян и фуража и для создания неприкосновенного фонда семян и кормов;

в) создание фонда помощи инвалидам и нетрудоспособным членам семей красноармейцев, на содержание детских яслей;

г) продажу государству и на рынке в размерах, определяемых общим собранием колхозников. И только после этого оставшаяся часть шла на оплату трудодней. Обязательный минимум трудодней, который должен был колхозник выработать в год, был установлен постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 27 мая 1939 г. «О мерах охраны общественных земель от разбазаривания»: в хлопководческих районах —100, в нечерноземной полосе, северных и восточных областях — 60, во всех остальных — 80.

Реорганизация налоговой системы на селе была проведена и в отношении приусадебных хозяйств («не обобществлённого сектора»). Власти решили, что работа на своем участке отвлекает колхозников от общего труда на благо колхоза, подрывает общественную дисциплину труда. Выдавая желаемое за действительное, они утверждали, что колхозы окрепли, произошел «бурный рост их доходов в результате успешного выполнения второго пятилетнего плана», «резко повысилась роль обобществленного хозяйства в удовлетворении потребностей колхозников». Поэтому личное хозяйство колхозников «должно носить все более узкий, подсобный характер». Прежняя система льготного обложения личного хозяйства якобы «вступила в противоречие с разрешением задачи подъема производительности труда и укрепления трудовой дисциплины в колхозах, поощряла нарушителей дисциплины труда».

Все это послужило обоснованием значительного роста налогообложения не обобществленных доходов колхозников:

•             Отменено обложение по твердым ставкам и установлено прогрессивное обложение. В отношении доходов от не обобществленного хозяйства и от неземледельческих заработков установлены прогрессивные ставки в пределах 50 руб. при доходе до 700 руб. и до 15% при доходности свыше 4 тыс. рублей.

•             К обложению налогом стали привлекаться все доходы колхозников от личного хозяйства, включая доходы от животноводства и специальных отраслей сельского хозяйства.

•             Доход от сельскохозяйственных источников стал определяться по средним нормам доходности различных культур и отраслей. Эти средние нормы устанавливались на основе учета средней фактической урожайности, продуктивности скота и уровня рыночных цен и дифференцировались по союзным республикам.

•             В облагаемый доход включались также доходы от некооперированных кустарно-ремесленных занятий и других неземледельческих заработков, полученных не в отхожих заработках. Все виды неземледельческих доходов, полученных «в отходе», облагались подоходным налогом.

Таким образом, можно сделать вывод, что в 1936 г. налогообложение колхозников существенно возросло.

Продолжался также дальнейший рост налогов на единоличные хозяйства. Порядок определения облагаемого дохода от сельскохозяйственных источников и неземледельческих заработков был таким же, как у колхозников. Отличия состояли в более скрупулезном учете всех доходов единоличников и в более высоких ставках налога. В облагаемый доход единоличных хозяйств включались также доходы от продажи их продукции на рынке. Минимальные ставки для исчисления налога с единоличных хозяйств при доходе до 1 тыс. руб. — 110 руб.; при доходе свыше 6 тыс. руб. — 45%. Представление о росте налогов на колхозников и единоличников дает таблица.

В предвоенные годы продолжалось наступление государства на личные приусадебные хозяйства колхозников. В законе о сельскохозяйственном налоге от 1 сентября 1939 г. предусматривалось обложение ЛПХ не по твердым, а по прогрессивным ставкам в зависимости от всех доходов, получаемых колхозниками отличного хозяйства, от кустарных промыслов и от работы по найму. Доходы от ЛПХ и от всех видов скота определялись по нормам доходности, которые устанавливались исходя из средней урожайности и средних доходов от скота по рыночным ценам. Таким же образом определялся облагаемый доход в единоличных хозяйствах с добавлением дохода от продажи сельскохозяйственных продуктов на рынке. В результате обложение колхозников возросло в 1,8 раза. Тогдашний нарком финансов А.Г. Зверев пишет, что это повышение было вызвано возросшими расходами на оборону страны.

Суровые меры принимало государство в отношении должников по налогам. 17 ноября 1934 г. последовало грозное постановление СТО «О порядке реализации скота, изъятого у населения за невыполнение в срок государственных обязательных натуральных поставок, денежных платежей и конфискованного по суду». Отобранные за недоимки лошади и молочные коровы поступали в колхоз, а мясной скот передавался «За гот скоту». Постепенно меры еще более ужесточались. И апреля 1937 г. ЦИК и СНК СССР приняли закон «Об отмене административного порядка и установлении судебного порядка изъятия имущества в покрытие недоимок по государственным и местным налогам, обязательному окладному страхованию, обязательным натуральным поставкам и штрафам с колхозов, кустарно-промысловых артелей и отдельных граждан». Отныне изъятие имущества могло проводиться по решению суда.

При этом изъятию не подлежали:

а) жилой дом с хозяйственными постройками;

б) одна корова, а у колхозников также мелкий скот и домашняя птица;

в) одежда, обувь, белье, мебель и прочая домашняя утварь;

г) продукты питания до нового урожая;

д) средства, полученные по социальному обеспечению, пособия по многодетности;

е) инструменты для кустарного промысла.

Государство продолжало считать, что единоличники «часто ускользают от выполнения своих обязательств» перед ним. Решено было окончательно «дожать» единоличника. 21 августа 1938 г. Верховный Совет СССР утвердил закон «О государственном налоге на лошадей единоличных хозяйств». Обоснованием закона явилось утверждение, что будто бы «лошади в единоличных крестьянских хозяйствах используются не только для производства сельскохозяйственных работ, а как средство спекулятивной наживы на всякого рода работах вне своего хозяйства... Использование лошадей в единоличных крестьянских хозяйствах в целях спекулятивной наживы расшатывает дисциплину среди единоличников по выполнению ими своих государственных обязательств». Налог на одну лошадь в хозяйстве в зависимости от группы района составил от 400 до 500 руб. За каждую последующую лошадь налог возрастал до 700—800 руб. Такие суммы оказались запредельными, единоличники стали продавать лошадей; часть из них вынуждена была вступить в колхозы.

Самообложение и культ. сбор

Самообложение — это форма добровольного участия населения в удовлетворении своих социальных и культурно-бытовых нужд. Сборы по самообложению регулировались и направлялись государством и, по сути дела, представляли собой налог. Поступления по самообложению декретировались постановлениями ЦИК и СНК и с течением времени регламентировались все более детально. Их сборы постоянно росли: в 1928/29 г. — 104 млн. руб., в 1929/30 г. — 193 млн., в 1930/31 г. — 226 млн., в 1932 г. — 408 млн. руб. По закону размеры самообложения определялись общим собранием граждан данного селения, за исключением лиц, лишенных избирательного права. Уже в 1931 г. был сделан вывод о том, что самообложение как «форма участия трудящихся масс деревни в ее социалистическом переустройстве» и как «один из способов решительного наступления на кулака» себя оправдало.

Закон о самообложении на 1931 г. внес в практику его осуществления ряд изменений. Теперь к самообложению стали привлекаться колхозники, имеющие доход от не обобществленного хозяйства, облагаемого сельхозналогом, в размере от 6 до 12 руб. на хозяйство. Колхозники, имеющие не обобществленный доход, но освобожденные от уплаты сельхозналога, платили от 4 до 8 рублей. Бедняцкие единоличные хозяйства привлекались к самообложению по твердым ставкам: от 6 до 10 руб. на хозяйство. Единоличные трудовые хозяйства должны были уплачивать от 50 до 100% от суммы сельхозналога на 1931 г. Кулацкие хозяйства платили из расчета 100% от суммы сельхозналога.

Перечень мероприятий, на которые могли расходоваться собранные средства, определялся правительствами союзных республик. Так, в Постановлении ВЦИК и СНК РСФСР от 28 августа 1932 г. к ним относились: строительство, оборудование и содержание школ, библиотек, изб читален, красных уголков, народных домов, детских яслей, больниц, врачебных и фельдшерских пунктов. Наряду с культурно-бытовыми нуждами, предусматривались расходы и на хозяйственные цели: организация и содержание агрономических и ветеринарных пунктов, хлебо-запасных магазинов, проведение мелиоративных работ общественного значения, дорожное строительство, ремонт дорог и мостов, противопожарные мероприятия, водоснабжение, электрификация, содержание общественных бань, колодцев, наем сторожей. Как видно из перечня, государство перекладывало на сельское население многие расходы, которые должно было осуществлять само.

Собранные средства включались в бюджет сельсовета с обязательным сохранением их целевого назначения. Заметим, что с 1933 г. сельсовет перестал быть распорядителем средств самообложения, значительная их часть начинает поступать в районные бюджеты.

Из постановлений о самообложении исчезает запрещение использовать эти средства на цели, не предусмотренные постановлением сельского схода.

В самообложении должно было участвовать все население, постоянно проживающее в сельской местности: кулацкие хозяйства, служители религиозных культов, единоличные трудовые хозяйства, члены колхозов, кустари и ремесленники, проживающие в сельской местности, в т.ч. не ведущие сельского хозяйства, постоянно проживающие в сельской местности рабочие и служащие, владельцы торговых предприятий.

До 1932 г. колхозники, не имеющие не обобществлённых доходов, полностью освобождались от самообложения; теперь они тоже в нем участвовали. Освобождались от самообложения колхозы, государственные, кооперативные и общественные организации и принадлежащие им предприятия, рабочие, служащие, кооперированные кустари, если единственным источником их дохода была зарплата ниже 40 руб., военнослужащие, не ведущие сельского хозяйства, милиционеры, герои труда, орденоносцы, пенсионеры, учащиеся.

Хозяйства колхозников, имеющие не обобществленные доходы, согласно постановлению, участвовали в самообложении в следующих размерах:

а)            колхозники, облагаемые в 1932 г. сельхозналогом прогрессивно, платили от 10 до 14 руб. с хозяйства;

б)           колхозники, освобожденные от сельхозналога на 1932 г. И облагаемые им по твердым ставкам, платили от 5 до 8 руб. с хозяйства;

в)            колхозники, не имеющие не обобществленных доходов, привлекались к обложению в размере 5 руб. с хозяйства.

Единоличные трудовые хозяйства участвовали в самообложении в процентном отношении к сумме уплачиваемого ими сельхозналога: в 1931 г. они платили 50—100% от суммы сельхозналога, в 1932 г. — 100-150%.

а)            единоличники, облагаемые сельхозналогом в твердых ставках, платили от 12 до 18 руб. с хозяйства;

б)           хозяйства, облагаемые прогрессивно, платили от 100 до 150% оклада сельхозналога на 1932 г.;

в)            единоличные хозяйства, освобожденные от сельхозналога, привлекались к обложению в сумме от 8 до 12 руб. с хозяйства.

В отношении кулака закон устанавливал высокое обложение: вместо 100% от суммы сельхозналога в 1931 г. — 200%.

Рабочие и служащие, кустари и ремесленники, проживающие в сельской местности и не ведущие сельского хозяйства, участвовали в самообложении по твердым ставкам в зависимости от размера заработка.

Постепенно сбор самообложения упрощался. По Постановлению ЦИК и СНК СССР от 11 сентября 1937 г. колхозники и постоянно проживающие в сельской местности рабочие, служащие и кооперированные кустари платили 20 руб., единоличные крестьянские хозяйства, имеющие полевой посев и рабочий скот, — не более 75 руб., единоличные хозяйства, не имеющие полевого надела и рабочего скота, хозяйства некооперированных кустарей, не ведущих сельского хозяйства, другие граждане, имеющие трудовые доходы не от найма, — не более 40 руб.

Для выполнения заданий по «добровольному самообложению» организовывались массовые агитационные кампании, соцсоревнование, но не всегда дела шли хорошо. Так, например, план самообложения по III кварталу 1931 г. вместо 35% годовой контрольной цифры дал всего 20,6%. Как наиболее слабый участок отмечалось взыскание самообложения с кулаков. «Со всей решительностью надо заявить, что, несмотря на исключительную важность ...выполнения задачи по взысканию кулацкой задолженности, на местах в ряде случаев проявляют мягкотелость к кулаку, потворствуют ему».

Культ сбор. С1930 г. сельские труженики должны были также платить отдельный сбор на культурные и хозяйственные нужды, т.е. на то же самое, что и самообложение. Ставки культ сбора устанавливались в процентном отношении к окладу сельхозналога предыдущего года. Колхозники платили до 60% ставки сельхозналога в 1933 г. и до 80% в 1934 году. Трудовые единоличные хозяйства платили в первой половине 30х гг. от 65 до 200% оклада сельхозналога. Ставки культ сбора за первую половину 30х гг. выросли в 7—8 раз. Кулаки в первые два года проведения культ сбора платили его в размере одного, а в последующие годы—двух ставок сельхозналога. Сборы поступали в районные и сельские бюджеты.

17 января 1932 г. Правительство приняло закон о проведении единовременного сбора на культурные нужды в городе и деревне. Новый закон предусматривал привлечение к сбору всех колхозников, включая тех, которые не имеют доходов от не обобществленного хозяйства и неземледельческих заработков. Размер сбора с этой группы колхозников — 5 руб. с хозяйства. Колхозники, имеющие не обобществленные доходы, но освобожденные от сельхозналога в 1931 г., платили от 8 до 16 руб. с хозяйства. Хозяйства колхозников, облагавшихся в 1931 г. сельхозналогом и имевшие не обобществленные доходы платили от 12 до 16 руб. на хозяйство. Закон предоставлял право сельсовету освобождать от культ сбора колхозников, не имеющих не обобществленных доходов, а также имеющих их, но освобожденных от уплаты сх. налога в 1931 году. Единоличные хозяйства, которые освобождались от уплаты сх. налога в 1931 г., привлекались к сбору в твердых ставках, размер которых был определен на хозяйство от 8 до 16 руб. Трудовые хозяйства единоличников, облагавшихся сх. налогом в 1931 г. на общих основаниях, привлекались к сбору в размере оклада этого налога, но не ниже размера ставки, установленной по селению для колхозников, облагавшихся сх. налогом в 1931 году. Кулацкие хозяйства уплачивали сбор в размере 100% от суммы сх. налога, но не менее 150 руб. на хозяйство. При этих условиях перечисленные категории хозяйств платили в среднем культ сбор в 1932 г.: хозяйство колхозника — 12 руб., единоличное трудовое хозяйство — 26 руб., кулацкое хозяйство — 300 руб.

Рабочие, служащие, кустари и ремесленники, не имеющие доходов от сельского хозяйства, при заработке ниже 40 руб. в месяц, от сбора освобождались; получавшие свыше 40 руб. платили его в зависимости от их месячного заработка. Для этих категорий населения размер твердой ставки установлен от 8 до 75 руб. Для некооперированных кустарей и ремесленников — от 12 до 130 руб. По решению сельсоветов отдельные рабочие, служащие и кооперированные кустари могли частично или полностью освобождаться от сбора. Нетрудовые хозяйства, не имевшие доходов от земледелия, уплачивали сбор в размере самообложения за 1931 г., но не ниже 150 руб. с хозяйства.

Плательщики из числа горожан делились на 5 основных групп:

1) рабочие и служащие;

2) некооперированные кустари и ремесленники без наемных рабочих;

3) те же с наемными рабочими не более трех;

4) владельцы строений;

5) нетрудовое население. Лица 1й группы с заработком ниже 75 руб. от сбора освобождаются. Остальные категории уплачивают сбор.

 «Мобилизация средств населения» и массовые агиткампании

Кроме налогов население вынуждено было участвовать в так называемых «добровольных платежах» в бюджет государства, которые приобретали многообразные формы: подписка на ежегодные займы, обязательное участие в страховании, приобретение акций Тракторо-центра, участие в паях кооперативных организаций, привлечение вкладов в сберкассы. В 1931 г. произошла коренная перестройка финансовой работы, «переход к методам массовой политической работы и организации вокруг финансовых органов широчайшего финансового актива из передовых рабочих и колхозников. Финансовая работа становилась на протяжении 1931 г. все более массовой политической работой».

Массовые политические кампании проводились партийными, профсоюзными, комсомольскими организациями, специально созданными «комиссиями содействия» (комсодами), широко привлекались также пионеры и школьники. Эти кампании шли под знаком «мобилизации средств населения для социалистической индустриализации страны». Общая сумма поступления средств населения планировалась государством. На 1931 г. было запланировано получить в результате этой кампании свыше 6 млрд. рублей, что составляло половину средств, которые давали накопления социалистической промышленности.

Средства населения восполняли недовыполнение плана накоплений гос. промышленностью. Например, промышленное производство в 1931 г. возросло на 21% вместо 36% по плану, существенно был не довыполнен (на 250 млн. руб.) план накопления прибылей в обобществленном секторе; прибыль на транспорте была ниже плановой на 700 млн. руб. Как заявил наркомфин Г.Ф. Гринько, недобор госбюджета удалось покрыть «доходами от советской торговли и успехами в деле привлечения средств населения (в особенности по линии займов и других форм участия населения в финансировании социалистического строительства)». Было проведено также «незначительное повышение розничных цен на ряд товаров и создана сеть магазинов государственной коммерческой торговли, где цены были значительно выше, чем на продукты, выдаваемые по карточкам.

В бюджете на 1932 г. общий размер поступлений от сборов среди населения возрос на 70% по сравнению с 1931 г.: окладное страхование — на 34%, самообложение — на 11, культ сбор — на 57, госзаймы — на 74, привлечение вкладов в сберкассы — на 134%.

На первом месте среди «добровольных» платежей стояли займы. Первый заем на индустриализацию был выпущен в 1927 г. на сумму 200 млн. руб., его подписчиками стали 6 млн. рабочих. После этого займы проводились ежегодно, сумма подписки возрастала; это давало значительное пополнение бюджету. Однако власти считали, что рост подписки на займы не соответствовал росту доходов населения. Поэтому постепенно подписка стала приобретать «добровольно принудительный» характер. Все чаще в период подписки проводились массовые мероприятия: митинги, шествия и демонстрации, которые сопровождались широкой агитацией.

8 июня 1932 г. было принято постановление ЦИК и СНК СССР «О государственном внутреннем займе 4го, завершающего года пятилетки (третьем выпуске государственного внутреннего займа «Пятилетка в 4 года»)» на сумму 3,2 млрд. руб. Такой значительный рост плана, по официальной версии, обусловливался «громадным ростом численности рабочего класса и его денежных доходов и общим повышением доходности колхозной деревни». На 800 млн. руб. заем предполагалось разместить среди жителей деревни, на остальную сумму — в городе. По «добровольному» займу журнал Наркомфина предписывал рабочим подписаться как минимум на трехнедельный заработок.

Развернувшаяся агитация по подписке на новый заем уже на 1 августа 1932 г. имела результатом подписку на 2,6 млрд. руб. (81% плана). В Москве план подписки был выполнен за 5 дней, в Ленинграде за 7 дней. Вместе с тем, отмечалось «исключительно плохое» состояние подписки среди единоличников. 15 августа 1932 г. НКФ СССР издал постановление с указанием на ряд недостатков в проведении подписки и в обслуживании держателей займа. Среди них: «крайне неудовлетворительное обслуживание», особенно в сельской местности, «безобразная волокита с раздачей облигаций», неудовлетворительная постановка консультационной работы по займам, слабое информирование населения о выигрышных тиражах и т.п. Оказалось, что не полностью были розданы подписчикам оплаченные облигации.

Всего за годы первой пятилетки население дало государству по займам 5863 млн. руб. Благодаря массовым кампаниям быстро росло число подписчиков: в 1930 г. — 12 млн., в 1932 г. — 40 млн. человек.

14 мая 1933 г. вышло постановление ЦИК и СНК СССР «О государственном займе второй пятилетки (выпуске первого года)». Заем был на сумму 3 млрд. руб. сроком на 10 лет (с октября 1933 г. по октябрь 1943 г.).

Предусматривалось два выпуска:

1) «беспроигрышный» и

2) «процентный». По первому весь доход по облигациям выплачивался в виде выигрышей. В течение 10 лет предполагалось провести 40 тиражей, в ходе которых выигрыш падал на каждую облигацию. По второму весь доход по облигациям выплачивается в виде процентов по купонам; начисляются ежегодно по 10% с выплатой один раз в год.

Практиковались также щелевые или авансовые займы на приобретение определенного вида товара. Например, в 1930 г. был осуществлен первый опыт привлечения целевых накоплений граждан на приобретение велосипедов и швейных машин через систему сберкасс. В результате 272 тыс. подписчиков на «вело-обязательства» передали промышленности (на 1 августа) 27 млн. руб. Подписчики на приобретение швейных машин дали промышленности 16 млн. руб. В августе 1931 г. СНК СССР по инициативе Ленинградского завода им. ОГПУ издал постановление о выпуске фото-обязательств, по которым промышленность за счет целевых накоплений граждан в сумме 78 млн. руб. должна была дать стране не менее 400 тыс. фотоаппаратов.

В сентябре 1931 г., проводя первый опыт подобных займов, журнал «Финансы и социалистическое хозяйство» констатировал, что они являются «одной из реальных форм кредитования трудящимися отдельных отраслей промышленности, в развитии которых заинтересованы отдельные слои трудящихся».

Подписка на займы в ходе первых пятилеток неуклонно росла. В 1937 г. займы дали бюджету 4330,4 млн. руб., тогда как налоги и сборы — 4027,7 млн. руб. Число держателей облигаций в 1938 г. достигло 50 млн. человек. К.Н. Плотников к средствам, полученным от индивидуальных подписчиков, добавляет суммы, полученные от приобретения облигаций учреждениями и организациями.

На втором месте среди «добровольных платежей» стояли страховые платёжки. Страхование было установлено с переходом к нэпу: по всем видам временной и постоянной утраты трудоспособности, от безработицы, страхование имущества от стихийных бедствий, пожаров и т.п. Во главе страхового дела стояло Главное управление государственного страхования (Госстрах), которое действовало в составе Наркомфина. Основу капиталов Госстраха составили средства, выделенные из гос. казны. 50% прибыли по страховым операциям обращалось на пополнение запасного капитала.

В первое время страхование было государственной монополией, а затем декретом СНК было переведено на основы хозрасчета. Сначала обязательному страхованию подлежали имущество частного сектора, в т.ч. крестьянских хозяйств. Крестьяне должны были вносить в фонд Госстраха страховые платежи. Такое страхование называлось окладным. С осени 1929 г. обязательное страхование имущества от стихийных бедствий было распространено на предприятия обобществленного сектора. Одновременно декретом от 4 октября 1929 г. неокладное страхование прекратило свое существование.

Стало широко распространяться окладное страхование, которое включало в себя 4 основных вида:

1) страхование от несчастных случаев, болезни, инвалидности для рабочих и служащих;

2) страхование строений от огня;

3) скота от падежа;

4) посевов от града. К концу 20х гг. окладное страхование охватило почти всю страну. В 1930 г. страховых взносов было собрано примерно 270—280 млн. руб., в 1931 г. — 500 млн. (по плану).

В 1931 г. страховые платежи поступали крайне неравномерно: в РСФСР на 1 сентября план был выполнен на 82%, в Туркменской ССР — на 2%, в Закавказье — на 20%. На 20 декабря поступило 406 млн., или 80% суммы; по единоличным хозяйствам план реализован на 79%, по колхозам — на 52%.

Летом 1932 г. состоялась Всероссийская конференция по страхованию, которая была посвящена новому закону по окладному страхованию и кампании по его реализации. Предусматривались более благоприятные условия для страхования обобществленного имущества в колхозах по сравнению с единоличными хозяйствами; общая сумма страховых платежей возрастала за счет размеров страхового обеспечения и распространения страхования на новые объекты.

На конференции подверглись критике частые случаи задержек выплаты страховых вознаграждений, а также передача страховых средств на погашение других видов платежей. Выявилась несвоевременная выдача страхового вознаграждения, которая носила массовый характер. Так, по Киевской и Винницкой областям общая сумма неоплаченных страховых убытков составила на 1 сентября 1932 г. 2,1 млн. руб. Страховые органы запаздывали с составлением актов на убытки от стихийных бедствий.

ЦК ВКП (б) рассмотрел вопросы страхования сх. имущества, скота и посевов и принял постановление «Об извращениях в работе по страхованию в деревне». В нем говорилось, что страхование на селе «превратилось в легальную форму обмана государства и прикрытия страховым актом результатов бесхозяйственности и прямого вредительства кулацких элементов». Во многих областях составлялись фиктивные акты с целью скрыть посевы от заготовок. Серьезные злоупотребления отмечались при страховании скота: убытки оплачивались независимо от причин гибели животных. Таким образом, работа по обязательному страхованию населения серьезно буксовала...

Привлечение вкладов в сберкассы Наркомфин также рассматривал как источник пополнения бюджетных средств. Сберегательное дело в советский период стало развиваться с переходом к нэпу, после издания постановления СНК от 26 декабря 1922 г. об учреждении «гос. труд сберкасс». Для общего руководства сберегательным делом 16 июля 1923 г. создается Главное управление государственных трудовых сберкасс. Их целью становится аккумулирование средств населения для использования в народном хозяйстве.

Значительное развитие получили сберкассы по окончании денежной реформы 1922—1924 гг. Если ежегодный прилив вкладов в 1903—1913 гг. составлял 48 млн. руб., то в 1925—1926 гг. — 53 млн., а в 1926—1927 гг. — 82 млн. руб. Первая сберкасса в послеоктябрьский период открылась в Москве в феврале 1923 г., а к 1 января 1926 г. действовало уже 2489 сберкасс со вкладами 2 млн. руб. Постановлением НКФ СССР в августе 1925 г. был повышен процент по вкладам: для частных лиц по бессрочным вкладам — до 8%, по срочным — до 8,5—9% в зависимости от срока. Используя различные формы агитационно-массовой работы, сберкассам удавалось привлекать большое число вкладчиков из среды трудящихся, однако их вклады были ничтожными. В 1926 г. 38% всех счетов содержали вклады до 1 руб., столько же — до 5 руб.; 11% — от 25 до 100 руб., 2,3% — свыше 500 руб. На 1 октября 1927 г. 82% вкладов были менее 25 руб., из них 36% — менее 1 руб.

В конце 20х гг. это был, пожалуй, самый отстающий участок «добровольных платежей». Поэтому на 1928/29 операционный год перед сберкассами в масштабе всей страны была поставлена задача развернуть кампанию по привлечению новых вкладчиков, а общую сумму вкладов увеличить на 169 млн. руб., т.е. на 80%. Фактически чистый прирост составил 144,5 млн. руб.

На 1930/31 г. Главное управление вновь запланировало нереальные цифры роста вкладов и вкладчиков: вкладчиков — на 5,5 млн. человек и вкладов — на 270 млн. руб. Фактически количество вкладов удалось поднять лишь на 46,3%, а рост числа вкладчиков составил 54,5%кплану. Если по сведениям рабочих бюджетов в 1925и 1926 гг. у них имелись определенные накопления денежных средств, то уже с 1927 г. наблюдалась совершенно другая картина, что было связано с ростом подписки на заем, ростом потребительских цен, начавшимися трудностями со снабжением городов продовольствием. Налицо было «прогрессирующее истощение действительных сберегательных возможностей населения», а «успехи сберегательного дела в годы первой пятилетки были мнимыми».

В ряде мест в агитационную и практическую работу по расширению контингента вкладчиков привлекали пионеров и школьников. Например, Московский областной отдел сберкасс выступил инициатором кампании по вовлечению добровольных срочных вкладов школьников в сберкассы. Кампания началась 1 октября 1931 г. и проходила под лозунгом «Внесем в сберкассы 10 руб. сроком на 2 года для усиления материальной базы культурного обслуживания школьников». Ожидалось, что вклады учащихся составят по области до 8 млн. руб. По вкладам предполагалось начислять 9% годовых. Областной отдел сберкасс заключил договор с Московским областным отделом народного образования, по которому последний получал долгосрочную ссуду на 6 лет в размере 20% от общей суммы вкладов учащихся, поступивших к 1 января 1932 г.; если эта сумма превысит 5 млн. руб., то ссуда повышалась до 30%. Средства предполагалось расходовать на строительство школ и культурное обслуживание учащихся.

В1933 г. вклады в сберкассы составили 761 млн. руб., в 1938 г. — 3541 млн. руб. Средняя величина вклада на 1 января 1933 г. была 40 руб., на 1 января 1938 г. — 320 руб. При этом число вкладчиков уменьшилось почти на 40%: на 1 января 1933 г. — 23 млн., на 1 января 1938 г. — 14 млн. человек.

В процессе сбора обязательных и «добровольных» платежей, как уже говорилось, развертывались массовые кампании, в которые вовлекались общественные организации, так называемый «фин. актив» из рабочих, служащих и крестьян. Формы массовой работы были чрезвычайно разнообразны. Партийное руководство поощряло развитие самодеятельности на местах. Финансовая эстафета, комсомольские и профсоюзные походы, смотры работы по мобилизации средств, конкурсы, соцсоревнование, комиссии содействия госкредиту и сберегательному делу при сельсоветах, колхозах, совхозах и МТС, подворные обходы, «буксир», различные формы участия пионеров и школьников, массовые митинги, например, по поводу подписки на заем, гуляния в парках и другие. Направляли всю эту деятельность по мобилизации средств секторы агитмассовой работы в наркомфинах союзных республик, краевых и областных финотделах (образованы по решению Всесоюзного совещания финработников 2—4 июля 1931 г.).

Развитие массовых кампаний отчасти было связано с тем, что в 1929—31 гг. проводились чистки госаппарата, которые сильно затронули и Наркомфин СССР. Напомним, что в 1929 г. Сталин окончательно разгромил «правый» уклон во главе с Н.И. Бухариным, а его сторонников было немало в Наркомфине. Тогда из Наркомфина было уволено около 200 человек, «чуждых в классовом отношении людей, бюрократов и волокитчиков», а на самом деле — опытных профессионалов. Всего аппарат НКФ был сокращен на 28%. На местах прошли процессы против финансовых работников — в Смоленске, Астрахани, Ростове на Дону, Грозном и других городах.

В 1930 г. были уволены ведущие работники НКФ и Госбанка, среди них Л.Н. Юровский, В.В. Шер и другие. Многие преданы суду по обвинению во «вредительстве». Смещен был и нарком финансов Н.П. Брюханов, на место которого поставлен более послушный властям Г.Ф. Гринько. Брюханов был переведен на работу в Моссовет. В 1931 г. после второй волны чистки финансовый аппарат потерял 2700 сотрудников.

Потери возмещались за счет «рабочих от станка», которые не имели ни экономического, ни финансового образования, а могли лишь участвовать в массовых кампаниях. Всего в эти годы в аппарат пришли 3800 «вьщвиженцев» из рабочих и крестьян. Работа аппарата НКФ и местных фин. органов была существенно ослаблена. В 1931 г. в финансовых органах работали лишь 20% работников высшей квалификации. К этому времени (по-видимому, в 1929 г.) прекратил свою работу Институт экономических исследований, где был сконцентрирован цвет ученых—экономистов и финансистов, одни оказались не удел, другие были обвинены во вредительстве.

В брошюре 1931 г. издания уже фигурируют как «вредители» Л.Н. Юровский, Н.Д. Кондратьев, Л.Н. Литошенко, К.Н. Шмелев, А.А. Соколов, бывший зав. секцией прямых налогов Наркомфина И.Ф. Шевцов, бывший референт по подоходным налогам Степаненко и др. Ученых автор брошюры обвиняет в том, что они «путем весьма сложных статистических махинаций, прикрытых туманом большой учености, языком «беспристрастных цифр» доказывали, что завинчивать налоговый пресс в отношении зажиточных хозяйств более нельзя. Работники Наркомфина виноваты в том, что «проводили курс на не до обложение кулака и частника, пере обложение середняка и бедняка».

Таким образом, разыскивая мнимых врагов, виноватых в трудностях, на самом деле возникших в результате игнорирования властями объективных экономических законов, подобные критики устраняли настоящих ученых и квалифицированных специалистов от всякого влияния на экономическую и финансовую политику страны.

В 1937 г. жертвой очередной волны сталинских репрессий пал и наркомфин Гринько. На его место в августе 1937 г. был назначен Влас Яковлевич Чубарь (1891—1939), но и он в январе 1938 г. был снят со своего поста и арестован. Новым наркомом становится его заместитель Григорьевич Зверев (1900—1969), который побил все рекорды продолжительности пребывания на этом посту— с  1938 по 1960 г. Новый нарком в 1933 г. закончил Московский финансово-экономический институт и был назначен начальником финансового отдела Бауманского райисполкома Москвы. Оказавшись наркомфином, Зверев начал с реорганизации структуры наркомата и укрепления финансовой дисциплины. Во время войны его усилиями в сложнейшей обстановке обеспечивалось наполнение бюджета, финансирование в первую очередь военных предприятий и армии. Финансовое положение страны резко ухудшилось, но катастрофы не произошло, как во время Первой мировой войны. После войны он обеспечил почти безболезненное проведение денежной реформы с одновременной отменой карточной системы. За последующие годы его работы в Министерстве финансов А.Г. Зверев успешно решал многие сложные финансовые и налоговые проблемы, о чем сказано в соответствующих разделах книги.

На всесоюзных совещаниях финработников, на страницах журнала «Финансы и социалистическое хозяйство» содержалось немало призывов покончить с «кампанейщиной» и наладить систематическую работу по сбору налогов и мобилизации средств населения. Однако массовые кампании продолжались и были главной формой работы по выполнению планов сбора налогов и неналоговых платежей. Зав. райфин отделом одного из районов ЦЧО рассказывал на совещании финработников 2—4 июля 1931 г., как им удалось выйти из прорыва (16% фин. плана к 15 мая). «Мы привлекли тогда колхозные массы. В каждом колхозе из актива создали комиссии из 3—5 человек. Каждой была поручена определенная работа: одной — по займу, другой — по сберегательному делу, третьей — по сбору взносов в колхозы и т.д. Всего в районе было организовано 565 комиссий, и в их работу вовлечено 2825 человек. В результате досрочно — к 20 июня — план был выполнен на 103%». Нетрудно представить, сколько людей в масштабах страны отвлекалось от основной работы для подобных кампаний!

5—6 октября 1932 г. состоялось совещание секторов массовой работы и мобилизации средств фин. органов. С докладом «За систематическую массовую работу из декады в декаду нарастающими темпами» выступил работник Наркомфина СССР Г. Бейлинсон.

Основные положения его доклада:

1) массовая работа должна вестись постоянно, непрерывно, без пауз и «отдыха»;

2) она должна сопровождаться борьбой с «оппортунистической недооценкой массовой работы, которая до сих пор не изжита в недрах финансового аппарата»;

3) использовать уже опробованные удачные формы (финансовая эстафета, буксир, комсомольский поход) и искать новые;

4) при проведении массовых кампаний учитывать местные условия;

5) плохо обстоит дело с «развертыванием массовой работы по доходам обобществленного сектора» (А уж это — не дело «фин. актива», а обязанность государственных финансовых органов! — Н.П.);

6) в процессе массовой работы следует широко использовать соцсоревнование (в I кв. 1932 г. в соревновании участвовало 26 республик, краев и областей);

7) фин. актив «не учтен и не изучен, никакой работы с ним не ведется», передовой опыт не изучается.

Руководство Наркомфина особенно популяризировало такую форму массовой работы, как краевая финансовая эстафета. 7 октября 1931 г. финишировала эстафета на Средней Волге, которая стала «крупнейшим общественным праздником». Эстафета включала следующие направления финансовой работы: заем, обязательные платежи, платежи в кооперацию, сберкассы, платежи колхозов, накопления в обобществленном секторе (1), включая помощь колхозам в организации финансовой работы, платежи в коммунальном и жилищном хозяйстве, платежи в профорганизации и добровольные общества. Для руководства эстафетой был сформирован краевой штаб во главе с заведующим краевым финансовым управлением. В начале сентября 1931 г. на места были направлены 155 работни ков, сформированных в бригады по 2—4 человека. План оказался выполнен на 110%.

С 1929 г. стали практиковаться шефские связи заводов с финансовыми органами. Так, Московский электрозавод установил шефство над аппаратом Наркомфина СССР. В ноябре 1931 г. в торжественной обстановке отмечалось двухлетие этого события. В отчете о нем говорилось, что за это время «осуществлялась мысль Ленина о бесплатном выполнении широчайшими массами трудящихся обязанностей по управлению государством», велась «борьба за генеральную линию партии, за большевистские темпы в работе, за социалистические методы труда, за искоренение бюрократизма и волокиты, за рационализацию аппарата, упрощение и удешевление его, за ударное выполнение аппаратом директив партии и правительства». Рабочие шефы активно участвовали в чистке аппарата НКФ СССР.

Другое направление шефской работы — взимание недоимок с частного сектора, в которой участвовало свыше 300 рабочих. За 2—3 месяца их работы удалось взыскать свыше 40 млн. руб. недоимок.

Третье направление — «социалистическое совместительство», для которого выделялись рабочие завода, причем даже на должности заместителей руководителей секторов. Например, рабочий Андреев был зам. руководителя сектора массовых платежей, где была сосредоточена и работа по налогам. Исполнял он эти обязанности в свободное от производства время. Ставилась утопическая цель «создать целую систему рабочих соц. совместителей, начиная от зам. руководителя группы и кончая зам. наркома». Всего через шефские бригады прошло 3 тыс. рабочих завода.

Злоупотребления в ходе налоговых кампаний и сбора средств населения

Завышенные планы налоговых сборов и мобилизации средств населения приводили к злоупотреблениям и нарушениям принятых законов. Например, 3 июля 1932 г. Коллегия НКФ СССР приняла специальное постановление по жалобе двух гражданок на действия Сафоновского района Западной области, которые являлись «грубейшими извращениями налогового законодательства». Они выражались в привлечении рабочих и служащих, покупавших на рынке продукцию сельского хозяйства для собственных нужд, к уплате пром. налога и штрафу за не выборку регистрационных удостоверений. У женщин отобрали поросят, купленных на рынке для выращивания. Коллегия постановила немедленно исправить допущенные незаконные действия и наказать виновных.

Подобные нарушения наблюдались и в других регионах. В Донской области на рынках были задержаны лица, один из которых продавал 4 пары носков, другая — 1,5 кг масла. Они были привлечены к уплате крупных штрафов и подоходного налога за счет описанного имущества. Нередкими были факты завышения оборотов и доходов кустарей и ремесленников. Инвалиду, который занимался починкой замков, определили доход в размере 5100 руб. в год, что во много раз превышало действительный. Любопытное свидетельство приводится в статье «Б. К.» «За высокое качество работы». В ходе проверки в Тульском гор. финотделе на одном документе обнаружена такая резолюция: «2.— крупный кустарь, надо угробить».

Нередко нарушениям и злоупотреблениям давалась политическая оценка, хотя имели место самые настоящие уголовные преступления. Так, серьезным нарушениям, граничившим с преступлениями, в Омском горфо была дана такая квалификация: «Притупление классовой бдительности. Потеря политического лица в руководстве аппаратом со стороны всего треугольника. Бюрократизм, волокита, зажим самокритики, разложение аппарата». Зав. гор. финотделом и другие его работники расхищали со склада горфо конфискованные за неуплату налогов вещи: продукты питания, мебель, ковры, одежду и т.д. Жена рабочего была задержана при продаже одного куска мьша и оштрафована на 100 руб. «за нелегальную торговлю». Один из рабочих оштрафован на 400 руб. за продажу собственных старых вещей. В результате огласки этих фактов виновные в количестве 30 человек отданы под суд.

А вот еще одно, видимо, распространенное нарушение. В ЦЧО в Кирсановском районе колхоз сдал государству в порядке заготовок зерна и мяса на 8 тыс. руб. Ему выдают наличными только 1 тыс. руб., остальные 7 тыс. облигациями госзайма, потому что план по «добровольным» платежам выполнен всего на 30%. Завышались доходы от продажи сельхозпродуктов на рынке; было несколько случаев обложения в индивидуальном порядке бедняцких хозяйств, не плативших сельхозналог. При сборах с городского населения не соблюдался принцип подоходности при обложении культ сбором.

В итоге наиболее типичные нарушения при сборе налогов и неналоговых платежей с населения можно свести к следующим:

•            игнорирование основ налоговой политики и нарушение действующего налогового законодательства;

•             обложение в индивидуальном порядке середняцких, а иногда и бедняцких хозяйств;

•             завышение обложения «по конъюнктурным доходам»;

•             необоснованное причисление к спекулянтам лиц, никогда не занимавшихся спекуляцией: рабочих, служащих, колхозников, трудящихся единоличников;

•             нарушение принципа добровольности при проведении подписки на заем и самообложении;

•             преступное отношение отдельных работников к своим обязанностям.

В августе 1932 г. Наркомфин принял специальное постановление «О работе финотделов по рассмотрению жалоб трудящихся». В нем говорилось, что внимание местных фин. органов к жалобам недостаточное, рассматриваются они слишком медленно. В связи с этим установлен 10дневный срок рассмотрения жалоб и рекомендовано создать в составе секторов массовых платежей Наркомфинов СССР и союзных республик, край и область, специальные бюро жалоб. Работа по рассмотрению жалоб должна проходить при участии общественных организаций.

Назад | | Вверх