Одна из важнейших тенденций современного мирового развития — развертывание международной экономической интеграции (МЭИ), выражающейся в формировании и развитии региональных, межгосударственных и наднациональных, интеграционных объединений. Она оказывает существенное влияние на эволюцию мирового хозяйства и его глобализацию, требуя к себе пристального внимания.
МЭИ зародилась и достигла высокого уровня развития, будучи воплощенной в масштабных и сложных по своей структуре интеграционных группировках, среди которых выделяется Европейский союз (ЕС), до перехода интернационализации на стадию ГЭ. В этой связи возникает вопрос о соотношении интеграции и глобализации. Поскольку первая носит региональный, а вторая — глобальный характер, возникает гипотеза о двух путях развития интернационализации хозяйственной жизни. Не вызывает сомнения то, что оба эти феномена (процесса) в их современном состоянии взаимо переплетены и взаимообусловливают друг друга.
Но каковы характер и направленность их взаимодействия? Единство и борьба противоположностей? Но с каким результатом для их участников, — прежде всего для России, — и мира в целом?
Значительная часть, если не большинство публикаций автора прямо или косвенно и в той или иной степени посвящены рассмотрению проблематики МЭИ. Поэтому вполне закономерно, что в данной книге ему не удастся избежать смысловых, а в ряде случаев и текстуальных повторов того, что им уже было сказано по этой проблематике ранее. Вновь обращаясь к состоянию, тенденциям эволюции и перспективам основных интеграционных объединений, действующих в современном мировом хозяйстве, автор смотрит на них под вполне определенным углом зрения: получения ответа на вопросы, сформулированные выше. Для этого необходимо, прежде всего, изложить толкование автором основных категорий МЭИ, поскольку применительно к глобализации это уже было сделано выше.
При этом автор под углом зрения ГЭ рассмотрел только те объединения, которые в набольшей мере проявили себя как субъекты МЭИ, добившись в этом качестве осязаемых результатов, и которые представляют наибольший интерес в контексте внешнеэкономической политики России. По этой причине осталась «за кадром» Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), которая уже стала влиятельной силой в сфере мировой политики, борьбы с терроризмом и наркотрафиком, но пока не проявила себя как экономическое интеграционное объединение с определенными целевыми установками, например, создания зоны свободной торговли или таможенного союза. Более того, последняя встреча ШОС на уровне министров иностранных дел, состоявшаяся в Душанбе, вновь показала, что она пока не выработала единого подхода к тому, куда и как ей следует развиваться дальше.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
По подобным же причинам не стала предметом отдельного рассмотрения и такая организация, как ГУАМ, пока не заявившая о себе как о формирующейся интеграционной группировке в сфере экономике, уже ставшей заметным участником мирохозяйственных отношений. Более того, о существовании ГУАМ до сих пор вообще мало что напоминает, кроме разве что ее штаб-квартиры, расположенной в Киеве.
Региональная интеграция и глобализация: некоторые теоретические вопросы
Международная экономическая интеграция в ее современном толковании — явление по историческим меркам сравнительно повое. Развитые формы МЭИ сложились в достаточно широких международных рамках после Второй мировой войны (действовавший в 1922-1939 гг. Бельгийско-Люксембургский экономический союз, возрожденный после Второй мировой войны с участием Нидерландов, заслуживает в этой связи упоминания как зародыш и прообраз таких форм разве что в интересах соблюдения исторической хронологии). Правда, сами по себе интеграционные идеи в Европе стали складываться значительно раньше, особенно в рядах западноевропейской социал-демократии, которая уже перед Первой мировой войной выступила с политическим лозунгом создания Соединенных Штатов Европы (СШЕ), в которых воплотились бы ее представления о реформистски-демократическом социализме. В дальнейшем международная социал-демократия, особенно немецкая, неизменно выступала как один из главных инициаторов, проповедников и проводников в жизнь идей МЭИ, вновь и вновь подчеркивая, что Соединенные Штаты Европы остаются одной из стратегических целей се политики.
Что же касается термина «международная экономическая интеграция», то он утвердился значительно позже, чем был впервые выдвинут лозунг Соединенных Штатов Европы. Известный американский экономист Ф. Махлуп попытался проследить ретроспективу термина «интеграция» (восстановление, восполнение, воссоединение целого). По оценке Ф.Махлуна, он появился не ранее 1942 г., но довольно быстро вошел в обиход и стал применяться к самым различным аспектам международных экономических отношений (МЭО): международной торговле, движению капиталов, к финансовой и другим сферам МЭО.
Глубинная (фундаментальная) причина МЭИ — противоречие между интернациональным характером производительных сил и общественного производства па этапах их зрелой индустриализации и постиндустриализации, с одной стороны, и сохранением узких национально-государственных границ, препятствующих прогрессу интернационализации хозяйственной жизни, с другой стороны.
Общий для всех интеграционных блоков мотив их создания — стремление их участников использовать МЭИ как инструмент повышения их глобальной конкурентоспособности путем формирования друг для друга определенных льготных условий взаимодействия в общем экономическом пространстве, которыми не могут пользоваться хозяйствующие субъекты третьих стран. Роль МЭИ как средства международной конкуренции во многом обусловливает ее региональный характер. В том же направлении действует фактор географической «сопредельности»: наличие у нескольких интегрирующихся стран общих границ, что формирует регионально-территориальную общность, облегчающую процесс хозяйственного сращивания. Напротив, отсутствие такой общности затрудняет интеграцию, более того, ряде случаев прямо препятствует ей (например, членству Армении в ЕврАзЭС).
Зарождение и развитие тех или иных региональных интеграционных союзов, которые рассматриваются ниже, наряду с указанным выше общим для них противоречием обусловливается в каждом конкретном случае также специфическим «набором» конкретно-исторических причин, факторов и мотивов.
Поскольку МЭИ носит региональный характер, российские ученые нередко называют ее регионализацией. В то же время западноевропейские ученые понимают под регионализацией особо интенсивное хозяйственное сближение сопредельных регионов различных интегрирующихся стран (например, в Европейском союзе по оси Северная Италия — Западная Австрия — Юго-Западная Германия). Процессы хозяйственной жизни в таких регионах взаимосвязаны между собой во многих отношениях теснее, чем с другими регионами своих же стран. Представляется, что по-своему правомерны обе трактовки регионализации. Автор же склоняется к приведенной выше трактовке регионализации, распространенной среди западноевропейских коллег.
МЭИ — это процесс сближения и взаимопереплетения экономик двух и более стран с однородной социально-экономической системой, нацеленный на достижение той или иной формы (стадии) сращивания национальных процессов воспроизводства, которое постепенно становится необратимым и нацеленным на формирование единого полигосударственного хозяйственного организма. В этом определении (дефиниции) в обобщенном виде выражена сущность МЭИ.
Интеграция — это комплексный феномен, распространяющийся и на базисные (производственные, или экономические), и на различные надстроечные отношения (политические, социальные, гуманитарные и др.). Она пронизывает самые разнообразные стороны общественной жизни интегрирующихся стран и образует тесное, но диалектически противоречивое единство объективных и субъективных процессов, формирующих интеграционную политику участвующих в пей государств. Последняя оказывает определенное влияние на конкретный состав и формы создаваемых интеграционных блоков. При этом интеграция охватывает три взаимосвязанных, но не тождественных уровня организации хозяйственной жизни в зрелой рыночной экономике — спонтанно рыночный механизм конкурентной борьбы, частно корпоративного и государственного регулирования, постепенно формируя в дополнение к ним наднациональный («коммутаторный») уровень регулирования.
Как подчеркивалось в дефиниции МЭИ, последняя возможна лишь между странами с однородной социально-экономической системой. При этом негативный исторический опыт «социалистической экономической интеграции» в рамках Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), учрежденного в 1949 г., и его обвальный крах в 1990-1991 гг. показали, что национальные командно-распределительные механизмы, по самой своей сути автаркические и управляемые авторитарно, не поддаются интеграционному сращиванию, допуская лишь их поверхностное взаимодействие (идеологические обозначенное как «братское сотрудничество»), главным образом в форме торговли на основе бартера или многостороннего клиринга. Сути планового (центрально-администрируемого) хозяйства чужды свободная конвертируемость национальных валют, свободная миграция товаров, услуг, капитала и рабочей силы между странами, необходимые для сцепления национальных процессов воспроизводства.
Подлинная интеграция возможна лишь в рыночной экономике, где хозяйственные связи и внутри каждого государства, и внутри интеграционных объединений опосредуются одним и тем же механизмом рынка, хотя и корректируемым государством, а также межгосударственными и (или) наднациональными структурами. Только между странами со зрелыми рыночными экономиками процесс МЭИ может приобретать всеохватывающий и необратимый характер. Об этом наглядно свидетельствует провал проекта зоны свободной торговли между государствfvb Северной и Южной Америк, в которую вошли бы как развитые (США, Канада), так и развивающиеся страны. Проблемы совместимости социально-экономических систем в общем хозяйственном пространстве, острые противоречия между первой и второй группами стран оказались неразрешимыми, во всяком случае, к настоящему времени.
В этой связи следует подчеркнуть, что реальное интегрирование той или иной группировки стран становится возможным лишь тогда, когда эти страны достигают необходимого уровня интеграционной зрелости. Понятие такого уровня сформулировал один из ведущих российских теоретиков интеграции Ю.В. Шишков: «В экономике это достаточно высокий уровень развития обрабатывающей промышленности, обеспечивающий широкую диверсификацию экспортно-импортных операций страны и глубокую вовлеченность ее в международное разделение производственного процесса, и хорошо развитая финансовая инфраструктура. В политике — прочно устоявшаяся демократия с четким разделением властей и верховенством закона, что делает предсказуемым поведение страны па международной арене и обеспечивает ей необходимую степень доверия со стороны партнеров по блоку». « Приведенное положение дает своего рода «методологический ключ» к объяснению того, почему интеграционные процессы на постсоветском пространстве, прежде всего в СНГ, как будет показано ниже, до сих пор привели к весьма скромным результатам и вновь и вновь «пробуксовывают».
Сущность МЭИ проявляется в ее основных формах, которые одновременно рассматриваются и как последовательно достигаемые стадии (ступени) интеграции по мере движения последней от простого к сложному, от высшего к низшему. Собственно переходу к МЭО обычно предшествует образование зоны преференциальной торговли (ЗПТ) как прединтеграционной формы (стадии). Участники ЗПТ не полностью либерализуют взаимную торговлю товарами, но предоставляют друг другу более льготные условия товарообмена по сравнению с теми, па которых они торгуют с третьими странами.
Теоретики интеграции предложили множество схем классификации форм МЭИ. Наибольшее распространение па Западе получила схема Б. Балаши, (в дальнейшем, она была взята па вооружение российскими учеными в советский, а затем и в постсоветский период) в его широко известной работе «Теория экономической интеграции». Б. Балаша, видимо, на основе «творческого осмысления» концептуальных аспектов Римского договора об образовании Европейского экономического сообщества (ЕЭС), выделил пять форм МЭИ, одновременно выступающих и как последовательные стадии восхождения интеграции от низшего к высшему: зону свободной торговли, таможенный союз, общий рынок, экономический союз и «стадию тотальной экономической интеграции». Каждая последующая стадия МЭИ отличается от предыдущей более высокой степенью либерализации движения результатов и факторов произвоства в рамках интеграционного объединения. На высшей стадии происходит гармонизация и унификация экономической, социальной и валютной политики, установление «наднациональной власти».
Низшая среди основных форм собственно МЭИ — зона свободной торговли (ЗСТ), участники которой в течение установленного ими переходного периода полностью либерализуют взаимную торговлю определенным кругом товаров (как правило, промышленными изделиями, на аграрную же продукцию сохраняются те или иные ограничения) путем поэтапного снижения вплоть до полной отмены тарифных (таможенные пошлины и т.д.) и нетарифных (квот и лицензий па ввоз определенных товаров) барьеров. В отношении третьих стран участники ЗСТ продолжают проводить самостоятельную внешнеторговую политику.
Следующая форма МЭИ, именуемая таможенный союз (ТС), воплощает в себе более высокую ступень (стадию) интеграции именно благодаря тому, что либерализация взаимной торговли между ее участниками дополняется единой внешнеторговой политикой в отношении третьих стран, для чего формируются наднациональные, стоящие над компетенциями национальных органов, механизмы регулирования международной торговли, призванные обеспечивать реализацию согласованных членами ТС внешнеторговых регламентов. В ТС устанавливается единый таможенный тариф в отношении третьих стран, дифференцированный по конкретным товарным позициям.
В общем рынке обеспечивается все более полная либерализация, а затем и свобода межстранового движения результатов и факторов производства — товаров (в форме материального продукта), услуг, капиталов и рабочей силы.
Общий рынок нередко рассматривается не как одна из основных форм МЭИ, а как один из элементов следующего, более совершенного интеграционного формирования — экономический союз (ЭС). В последнем ТС постепенно дополняется либерализацией движения услуг, капиталов и рабочей силы, все более тесным согласованием (гармонизацией) экономической и социальной политики государств-членов, созданием наднациональных органов регулирования экономики и социальной сферы. Своего рода «венцом» в формировании ЭС выступает введение единой валюты, построение интегрированного валютно-финансового пространства. Такой ЭС именуют также экономическим и валютным союзом (ЭВС).
Высшая форма интеграции, которую чаще всего именуют политический союз или стадия тотальной интеграции, означает сочетание ЭВС с политической унией и военной общностью, формированием квази-федеративного наднационального образования с единым гражданством (но без упразднения национальных гражданств).
Данная классификация (схема) форм интеграции, впервые предложенная американским ученым Б. Балашей, с теми или иными нюансами и модификациями стала общепринятой в теории МЭИ, поскольку она в целом адекватно отражает сущность и этапы развития последней.
Эта схема послужила одним из отправных пунктов и для автора настоящей монографии в его исследованиях МЭО. Вместе с тем, он придерживается четырехзвенной схемы, не выделяя в особую стадию общий рынок, что находит поддержку в литературе, хотя пяти-стадийная классификация по числу ее сторонников явно преобладает. «Фактически советские ученые — с теми или иными нюансами — придерживались схемы Б. Балаши, которая в постсоветский период стала применяться ко всем интеграционным процессам в современном мире и прочно вошла в арсенал учебной литературы для российских экономических вузов, — отмечает в этой связи В. Обуховский, — Так, данную схему полностью воспроизводит А.С. Белорусов в одном из наиболее распространенных в нашей стране учебников, — с той только разницей, что пятую, «тотальную», стадию он именует политическим союзом. Правда, другой автор данного учебника, В.С. Паньков, несколькими страницами далее исходит из четырех форм (стадий) интеграции, что характерно и для других работ данного этого исследователя. В пользу такой схемы нетрудно найти веские аргументы. Так, наиболее развитый интеграционный блок, Евросоюз, никогда не проходил в чистом виде стадию общего рынка товаров, услуг, капиталов и рабочей силы. Интеграция рынков капиталов и рабочей в ЕЭС развернулась уже в 60-е годы прошлого века параллельно с формированием там таможенного союза и элементов экономического союза (гармонизация экономической и социальной политики, формирования механизма наднационального регулирования и т.д.). Что же касается формирования общего рынка услуг, то здесь интеграционные процессы в ЕС до сих пор не достигли такой глубины, как на трех других указанных направлениях».
Раскрывая сущность МЭИ, нельзя обойти вниманием проблему соотношения интеграции и глобализации. Поскольку интеграция по отмеченным выше и другим причинам носит региональный характер, она, па первый взгляд, противоречит ГЭ, охватывающей весь мир. Вместе с тем объединение отдельных, ранее более или менее разрозненных стран в региональные интеграционные блоки способствует «сцеплению» — через взаимодействие этих группировок — всех основных участников мирохозяйственных отношений. Кроме того, есть основания утверждать, что указанные группировки оказывают растущее и в целом позитивное регулирующее воздействие на процессы транснационализации производства, другие аспекты операций ТНК. При этом отдельные интеграционные группировки выступают как члены влиятельных глобальных экономических организаций. Так, не только отдельные страны ЕС, но и Евросоюз как международная организация являются членами ВТО. Это способствует интенсификации процесса либерализации мировой торговли в рамках ВТО, т.е. содействует прогрессу глобализации в целом. Если глобализация, по удачному выражению Ю.В. Шишкова, — это новое качество интернационализации на стадии предельно возможного развития ее вширь, то интеграция — наивысшая ступень развития ее вглубь.
МЭИ исторически предшествует глобализации и сыграла роль (прежде всего западноевропейская интеграция) одной из главных движущих сил преодоления раскола мира на две системы и перехода интернационализации к стадии ГЭ. МЭИ и ГЭ сегодня тесно переплетаются и взаимообусловливают друг друга. Однако вряд ли правомерно вести речь о «глобальной глобализации» и региональной МЭИ как о двух сторонах одной медали, а тем более выводить эти категории одну из другой. В действительности это противоречивая общность, единство и борьба противоположностей. Результат их взаимодействия, как будет показано ниже, всякий раз зависит от конкретно исторической ситуации в интеграционных блоках и вокруг них. Он может выразиться как во взаимном стимулировании, так и в противодействии друг другу. До сих пор первое преобладало над вторым, что особенно отчетливо прослеживается в деятельности и эволюции Евросоюза в прошлом десятилетии. Однако такой вектор взаимодействия МЭИ и ГЭ не предопределен раз и навсегда и может измениться под воздействием новых конкретно исторических условий.
Важнейшие интеграционные группировки мира: эволюция в условиях глобализации
Европейский Союз
МЭИ закономерным образом достигла наивысшего уровня в отношениях между развитыми странами, ибо ее сущность полнее всего реализуется во взаимопереплетении именно развитых рыночных экономик, между которыми достигается такой уровень интеграционной зрелости (его определение Ю.В. Шишковым приводилось выше), который необходим для становления наиболее совершенных форм МЭИ.
Наиболее развитую и совершенную интеграционную группировку в мире представляет собой Европейский союз (ЕС), насчитывающий 2 7 государств-членов с населением в 485 млн. человек. Только ЕС воплощает в себе высшую форму интеграции — политический союз, причем далеко не завершенный и даже не вполне сформированный. Данное обстоятельство обусловлено, прежде всего, тем, что именно в Западной Европе после Второй мировой войны с наибольшей силой проявилось противоречие между интернациональным характером производительных сил и общественного производства на этапе их зрелой индустриализации (уже в ходе развертывания западноевропейской интеграции последняя стала переходить в 1960-е гг. в постиндустриализации), с одной стороны, и, с другой стороны, сохранением узких национально государственных границ, препятствующих прогрессу интернационализации хозяйственной жизни.
В этой связи следует отметить, что промышленный переворот был завершен во всех странах Западной Европы в последней трети XIX века (в России он в это время стал только разворачиваться после отмены крепостного права в 1861 г.), а стадия зрелой индустриализации была здесь достигнута в первом десятилетии XX века. Вполне закономерно, что именно в это время, накануне Первой мировой войны, широкое хождение на субконтиненте получила идея создания Соединенных Штатов Европы, реализация которой была отложена па полвека во многом по причинам неэкономического характера, связанным с организацией миропорядка после Первой мировой войны па основе крайне несправедливого Версальского договора, во многом предопределившего неизбежность новой мировой войны, которая и не заставила себя долго отдать.
Таким образом, интеграция в Западной Европе в современном научном толковании этой категории объективно могла начаться не в 1950-е гг., а полувеком раньше, но никак не в глубоком средневековье или даже ранее того, как это подчас утверждают авторы сомнительных исторических параллелей и ретроспектив. Для такой интеграции не было никаких объективно обусловливающих обстоятельств в доиндустриальные ЭПОХИ, в условиях господства ручного труда, даже и после формирования мануфактурного капитализма.
В этой связи лишена всякого научного обоснования следующая гипотеза, автор которой дает свое толкование генезиса европейской интеграции: «Если угодно, путь евро-интеграции можно отсчитывать от... падения Римской империи: подспудное стремление Европы вернуться к истокам, к своей матери, «восстановить Империю» совсем на новых основаниях. Эдакий «эдипов комплекс европейской цивилизации»... Во всяком случае, в эту логику вписывается создание в IX веке империи Карла Великого или деятельность Карла V Габсбурга. Ну и, естественно, деятельность Наполеона». « Однако из-за отсутствия объективной материальной и соответствующей экономической базы для объединения Европы «интеграционная» деятельность указанных исторических персонажей закономерным образом основывалась главным образом на применении военной силы и соответствующих ей личных амбициях. В этой связи представляется нелогичным отсутствие в списке вышеуказанных персонажей, имперских «собирателей» западноевропейских земель, по меньшей мере, еще и Гитлера, который имел гораздо больше оснований претендовать на роль (злонамеренного) «интегратора Европы», пытался еще более рьяно играть ее и в таком качестве пошел несравненно дальше (как в прямом, так и в переносном смысле) Наполеона, а тем более обоих Карлов.
Попутно отметим, что воссоздать что либо (в данном случае «Империю») невозможно на «совсем новых основаниях». Если избегать поверхностных и мнимых исторических аналогий, то устремления такого рода могут привести лишь к формированию также чего то совершенно нового, да и то далеко не всегда. По этой причине, например, потерпели закономерный провал попытки восстановить единый народнохозяйственный комплекс СССР на постсоветском пространстве — также на «совсем новых основаниях»: по сравнению с теми, которые имелись в центрально-администрируемой, плановой экономике. На этих припципиально новых основаниях, т.е. па фундаменте рыночной экономики, к которой постсоветские страны стали переходить после развала СССР, сформировать интегрированный народнохозяйственный комплекс до сих пор вообще оказалось невозможным, поскольку это сделать несравненно сложнее, чем вернуться к былому, как это произошло в Советском Союзе в годы послевоенного восстановления народного хозяйства страны после победы над фашизмом.
В то нее время как движущая сила интеграции в ЕС «сработала» другая важная параллель, связанная с критическим и реалистическим осмыслением политиками и учеными исторического опыта Старого Света. Эта особая для западноевропейского субконтинента конкретно-историческая причина создания ЕС (первоначально ЕЭС) состояла в необходимости для политических элит Западной Европы извлечь, наконец, адекватные уроки из двух мировых войн. Вообще европейская история на протяжении многих веков, вплоть до окончания Второй мировой войны в 1945 г., была, в известном смысле, скорее историей войн, чередуемых мирными передышками, чем историей мирного развития, время от времени прерывавшегося войнами. При этом франко-германское противостояние и вражда стали «притчей во языцех». С учетом особенно жестокого и трагического опыта Второй мировой войны политические руководители европейских стран, вставших у истоков нынешнего ЕС, твердо решили разрубить этот «гордиев узел», создав между собой такую экономическую, политическую и гуманитарную взаимозависимость, которая в принципе исключала бы для каждой из них даже гипотетическую возможность развязывать войны друг с другом в расчете на победный исход.
Кроме того, вплоть до начала 1990-х годов западноевропейская интеграция подталкивалась вперед непосредственной конфронтацией на континенте двух противоположных общественных систем — «реального социализма» (его экономической базой было плановое хозяйство) во главе с СССР и рыночно государственно регулируемым, социально ориентированным капитализмом в Западной Европе. СССР еще в 1949 г. приступил к созданию «социалистического» интеграционного блока в Европе (к нему присоединились и неевропейские страны «реального социализма» — Монголия, Вьетнам и Куба) в лице Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Государства Западной Европы стремились найти этому адекватный ответ путем создания своего интеграционного объединения.
У истоков ЕС стояло образованное в 1952 г. Европейское объединение угля и стопи (ЕОУС) — отраслевая интеграционная группировка с участием ФРГ, Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. Эти шесть стран подписали 25 марта 1957 г. Римский договор об образовании Европейского экономического сообщества (ЕЭС вступивший в силу с 1 января 1958 г. В 1973 г. к блоку присоединились Великобритания, Дания и Ирландия, 1981 г. — Греция, 1986 г. — Испания и Португалия, 1995 г. — Австрия, Швеция и Финляндия, 2004 г. — Венгрия, Польша, Словакия, Словения, Чехия, Латвия, Литва, Эстония, Мальта и Кипр (греч.), 2007 г. — Болгария и Румыния.
В 1958-1968 годах («переходный период») были отменены таможенные пошлины и количественные ограничения экспорта и импорта промышленной продукции внутри ЕЭС (но аграрной продукции была осуществлена частичная либерализация и установлен особый режим наднационального регулирования ее производства и сбыта), установлен единый таможенный режим (включая единый таможенный тариф) в отношении товаров, ввозимых из третьих стран. В области сельского хозяйства введен общий режим регулирования цеп и объемов производства основных видов аграрной продукции умеренного пояса (мясо, зерно, масло и др.) и создан аграрный фонд ЕЭС (ФЕОГА), призванный способствовать модернизации аграрного сектора и противодействовать массовому разорению фермерских хозяйств. Кроме того, была значительно либерализована миграция капитала и рабочей силы внутри ЕЭС.
В целом к середине 1968 г. в ЕЭС сложился развитый таможенный союз, дополняемый элементами межгосударственного согласования («гармонизации») экономической и валютной, а также — в значительно меньшей степени — внешней политики. В 1967 г. произошло слияние руководящих органов ЕЭС и двух отраслевых интеграционных группировок ЕОУС и Европейского сообщества по атомной энергии (Евратом), после чего вся интеграционная группировка стала официально называться Европейскими сообществами, или Европейским сообществом (ЕС). Впрочем, изменение названия отражало не только указанный факт слияния, но и то обстоятельство, что к этому моменту западноевропейская интеграция вышла за чисто экономические рамки, затронув политику, гуманитарные отношения и другие сферы общественной жизни.
Формирование таможенного союза, сразу же дав значительные выгоды всем странам-членам ЕЭС, связанные с более полным использованием преимуществ международного разделения труда, в то же время усилило спонтанное, стихийное начало, вызвав известную неустойчивость развития экономик стран ЕС. Оно повлекло за собой ослабление национально-государственных систем регулирования экономики без создания, компенсирующих это межгосударственных и наднациональных механизмов регулирования.
Отмеченные и другие обстоятельства побудили страны ЕС принять в 1971 г. программу поэтапного создания экономического и валютного союза к 1980 г. («план Вернера» — по имени тогдашнего премьер-министра Люксембурга, руководившего разработкой данной программы), который, однако, потерпел провал. Это было обусловлено временным обострением противоречий внутри ЕС, усилением дифференциации его участников по экономическому положению и уровню хозяйственного развития («экономическая дивергенция») в ходе циклических и структурных кризисов 70-х — начала 80-х годов прошлого века.
С середины 70-х до середины 80-х годов XX века интеграция в рамках ЕС переживала длительный застой, оценивавшийся многими западными учеными как кризис. Среди интеграционных мероприятий в этот период заметно выделяются лишь два. Во-первых, с начала 1975 г. Страны-члены ЕС окончательно передали свои компетенции в области внешнеторговой политики соответствующим органам ЕС. Это дало ЕС как наднациональной организации в сфере торговли (таможенному союзу) бесспорное объективное основание для того, чтобы выступать в ВТО как самостоятельная единица, что и было реализовано на практике.
Во-вторых, в 1979 г. была создана Европейская валютная система (ЕВС), базирующаяся на единой расчетной единице — экю, формируемой па основе «корзины» валют участников ЕВС. Были установлены пределы отклонений рыночного курса валют стран ЕС при их обмене друг в друга и в доллар от курса их центральных банков, т.е. своего рода валютный коридор в ± 2,25%, названный в публицистике «валютной змеей». Вместе с тем, к ЕВС не смогли подключиться сразу же Великобритания, Греция, Испания и Португалия, а Италия вошла в нее на особых условиях (± 6%).
С середины 80-х годов в ЕС стали наблюдаться резкая активизация интеграционных процессов, явное преобладание центростремительных сил, хотя эти процессы столкнулись с рядом серьезных проблем. Подобный сдвиг объясняется многими обстоятельствами, среди которых выделим два. Во-первых, необходимостью объединить усилия участников р.] С для противодействия резко обострившейся конкуренции со стороны США, Японии и «новых индустриальных стран», осуществления назревшей структурной перестройки хозяйства и решения задач нового этапа ПТР.
Во-вторых, коренным изменением позиции Франции в отношении ЕС, а именно от нее и ФРГ решающим образом зависит то, насколько быстро и интенсивно протекает и будет протекать западноевропейская интеграция. До начала 1980-х годов позиция Франции в отношении интеграции была сдержанной, достаточно противоречивой, а подчас и откровенно деструктивной (например, в 1966 г. она в течение многих месяцев игнорировала органы ЕС и не участвовала в их деятельности), что объяснялось отголосками ее имперских амбиций и претензиями на ведущую роль в ЕС как великой ядерной державы. Однако в начале 1980-х годов правящие круги этой страны окончательно осознали, что такой курс ведет в тупик и что Франция может сохранить свой высокий статус великой державы только как одна из ведущих стран ЕС и один из главных «моторов» интеграции. Была сделана ставка на ЕС и усиление его наднационального характера.
Принятый в конце 1985 г. Единый европейский акт (вступил в силу с 1 июля 1987 г.) предусматривал создание к концу 1992 г. в ЕС полностью интегрированного («внутреннего») рынка, далеко идущее объединение научно-технических потенциалов и реализацию крупномасштабных исследовательских программ в новейших отраслях (микроэлектронике, информатике, телекоммуникационной технике, биотехнологии, экологии и др.), все более тесную «гармонизацию» экономической и валютной политики стран-членов блока, усиление наднациональных механизмов ЕС.
Положения Единого европейского акта были в основном выполнены вовремя, что нашло отражение в переименовании блока с 1993 г. в Европейский союз. «Внутренний» рынок ЕС действительно сложился к концу 1992 г. по товарам. Правда, пока не сложился единый рынок в электроэнергетике, а также по многим видам услуг (например, что особенно важно, транспортных). Нет до сих пор единого, конкурентного рынка государственных заказов. В то же время не осталось искусственных препятствий (по крайней мере, правовых препон) на пути свободной миграции капиталов и рабочей силы (по трудовой миграции таковые пока не устранены между ЕС-15, ставшими членами Евросоюза в 1958-1995 гг., и «ново европейцами», присоединившимися к ЕС).
Сильнейшие импульсы углубления интеграции в ЕС дал Маастрихтский договор о Европейском союзе, подписанный главами государств-членов ЕС и введенный в действие(Австрия, Швеция и Финляндия автоматически присоединились к нему в результате своего вступления в ЕС). Он включает в себя три принципиально новых качественных момента:
Во-первых, введение единого гражданства ЕС, которое существует параллельно с национальным гражданством стран-членов ЕС.
Во-вторых, формирование политического союза, что подразумевает проведение интегрированной внешней и оборонной политики, тесную увязку внутренних политик (особенно в области борьбы с преступностью), гармонизацию юридических систем, повышение роли парламента ЕС.
В-третьих, формирование экономического и валютного союза (ЭВС), сердцевиной которого призвана стать единая валюта — евро.
Переход к евро осуществлен поэтапно. Первоначально она функционировала параллельно с национальными валютами, причем только как расчетная единица. Полноценной валютой, циркулирующей не только в виде денег на счетах, но и в форме банкнот и монет. Кредитно-денежную и валютную политику в еврозоне осуществляет Европейский центральный банк, которому национальные центральные банки передали свои компетенции в этой области, а сами сосредоточились в первую очередь на регулировании деятельности коммерческих банков в своих странах. До сих пор в еврозону вошли 15 стран ЕС: 12 из числа ЕС-15 (кроме Великобритании, Дании и Швеции), а также Словения, Мальта и Кипр. Присоединение других государств ЕС к еврозоне займет несколько лет, что обусловлено в каждом случае комплексом специфических факторов.
Евро быстро стало одной из сильнейших валют в мире, вполне конкурентоспособной с долларом (правда, это обусловлено не столько силой евро, сколько слабостью доллара вследствие гигантских дефицитов госбюджета и баланса по текущим операциям США, а также других факторов). Евро уже прочно является второй после доллара резервной валютой мира и преобладает над долларом как валюта для долгосрочных вложений, а также на международных рынках долговых обязательств и производных валютных инструментов. Введение евро принесло всем членам ЭВС ощутимую пользу, способствуя снижению издержек и росту эффективности производства. Так, достаточно сказать, что до этого физические и юридические лица стран ЕС при обмене их валют друг в друга ежегодно несли издержки на сумму, эквивалентную примерно 6 млрд. долл. Евро избавило их от таких непродуктивных затрат.
Сегодня можно со всей определенностью утверждать, что формирование еврозоны стало как важным фактором эффективного приспособления ее стран-участниц, а также всего Евросоюза к процессу ГЭ и одновременной одной из наиболее весомых движущих сил этого процесса, особенно когда евро стал не только расчетной единицей, но и полноценным средством обращения и средством платежа. Функционирование еврозоны и деятельность во главе ее Европейского центрального банка (ЕЦБ), отметившего десятилетие своего учреждения, оказалась гораздо более успешной, чем ожидали евроскептики. Правда, при очевидном прогрессе в области монетарной интеграции, пошедшей па пользу всем странам еврозоны, между ними — во многом из-за расхождений в их экономических и финансовых политиках — сохранилась, а в ряде случаев и усилилась дифференциация (дивергенция) — по темпам инфляции, удельным издержкам на заработную плату на единицу продукции и другим важным макроэкономическим показателям, свидетельствующим об отсутствии конвергенции в сфере реальной экономики, адекватной успехам в объединении монетарной сферы.
Эти успехи получили должную оценку в политических кругах всех стран ЕС и повсеместно рассматриваются как общее достояние. Поэтому в связи с десятилетним «юбилеем» ЕЦБ и еврозоны практически единодушно высказывалось мнение, что проводившийся до сих пор ЕЦБ курс в области кредитно-денежной и валютной политики должен быть в принципе продолжен. Поэтому вызывает сомнения прогноз Т. Бордачева, согласно которому «в ближайшие 510 лет стоит ожидать постоянных и, возможно, успешных попыток установить политический контроль стран-членов зоны евро над действиями руководства ЕЦБ в «курсовых» вопросах». Такое отношение автора настоящей монографии к данному прогнозу обусловливается, по меньшей мере, двумя обстоятельствами
Во-первых, сама конструкция ЕЦБ и еврозоны в целом, базирующаяся на Договоре о Европейском экономическом и валютном союзе, такова, что она оставляет для попыток установления такого контроля довольно мало пространства и шансов. Во-вторых, благодаря уже десятилетней деятельности во главе ЕЦБ сначала В. Дуйзенберга, а затем и нынешнего президента ЕЦБ Ж.К. Трише, заставивших забыть об их национальной принадлежности (голландец и француз), сформировался уже устоявшийся стереотип поведения руководителя этого банка как выразителя «коммунитарных» интересов и гаранта таковых в качество хранителя стабильности единой валюты. В связи с десятилетием ЕЦБ это было повсеместно поставлено в заслугу обоим выдающимся банкирам. В результате уже сложились вполне определенные модель и «стереотип» поведения главного банкира еврозоны, о котором (руководителе ЕЦБ) потенциальные поборники «политического контроля» наперед знают, что он умеет держать удар с их стороны и будет вновь и вновь утверждать приоритет «коммунитарного» начала в деятельности ЕЦБ.
С этим вынужден будет считаться любой преемник Ж.К. Трише (последний к тому ясе пока не собирается в отставку). Главной нее проблемой для ЕЦБ как в ближайшие 35 лет, так и, видимо, на протяжении всего прогнозируемого периода до 2020 г. будет разрешение отмеченного выше противоречия между монетарной и реальной интеграцией, ослабляющего позиции ЕС в глобализирующемся мировом хозяйстве и ограничивающего возможности Евросоюза выступать как активный субъект глобализации.
Итак, ЕС сегодня воплощает в себе высшую форму интеграции — экономический, валютный и политический союз, строительство которого, правда, пока не завершено. Формирование и функционирование Евросоюза во многом способствовало экономическому, научно-техническому прогрессу всех государств-членов, укреплению их позиций в мире.
Однако в настоящее время ЕС переживает глубокий адаптационный кризис, начало которого связывается с отрицательным исходом референдумов по проекту Конституции Евросоюза во Франции и Нидерландах (май-июнь 2005 г.). Внешне он выражается в многочисленных сбоях в принятии и реализации важнейших «коммунитарных» решений органами Евросоюза, особенно Советом ЕС па высшем уровне. Данный кризис обусловлен совпадением во времени периода невысоких темпов экономического роста (они с начала 1990-х гг. заметно уступают среднемировым и намеченным в Лиссабонской стратегии, принятой в марте 2000 г., средне-ходовым приростом «коммунитарного» ВВП ЕС-15 на 3%) и начала объективно назревшего глубокого реформирования сложившегося механизма функционирования Евросоюза, с одной стороны, с переходом к очередному (пятому) этапу расширения этого объединения в 2004 и 2007 гг., с другой стороны. Этот этап был осуществлен правящими кругами стран ЕС и верхушкой «коммунитарной» бюрократии, руководствовавшимися в первую очередь политическими мотивами, без достаточного учета как глубины экономических противоречий и проблем внутри ЕС-15, так и осложнений, возникших в связи вступлением в него значительно менее развитых стран-членов.
Страны ЕС-15 предприняли значительные финансовые и другие усилия по интеграции «новоевропейцев» в Союз, затратив на каждого их жителя, по оценке известного французского эксперта по геополитике А. Адлера, в 5 раз больше средств, чем это было сделано американцами по «плану Маршалла». Однако столь щедрые дары не удовлетворили новых членов ЕС, рассчитывавших на еще большие щедроты и мечтавшие о ЕС как о некоем «Эльдорадо». Их адаптация к «коммунитарному» режиму Евросоюза с самого начала стала приносить неоднозначные результаты. Более того, в некоторых «новоевропейских» странах евроскептики получили основание праздновать «Пиррову победу» над евро оптимистами. Так, по оценке одного из наиболее авторитетных прибалтийских экономистов Х. Барабанера, «баланс приобретений и потерь от вступления Эстонии в ЕС пока складывается в пользу евроскептиков».
В итоге пятый раунд расширения 2004 и 2007 гг. заметно понизил качество интеграции в ЕС, сделал его менее гомогенным и потому менее управляемым интеграционным объединением, сузил возможности проведения действительно «коммунитарной» политики в отношении третьих стран, в том числе РФ, как и единой стратегии для дальнейшей адаптации Евросоюза к глобализации, а тем более для активного воздействия на нее в интересах всех стран-членов ЕС-27. Среди «новоевропейцев» особенно «своенравным» поведением, нередко противоречащим интересам партнеров, особенно из «шестерки» стран основателей ЕС, стала выделяться Польша. В том же духе подчас действовали постсоветские республики Балтии, а также некоторые другие страны.
Назревший процесс реформирования должен в той или иной мере охватить все основные сферы жизнедеятельности Евросоюза, что обусловлено как «коммунитарными» («внутриеэсовскими») причинами, так и императивами для ЕС, вытекающими из ГЭ. Так, реформа «зеленой Европы», прежде всего в сторону ее удешевления, необходима как вследствие непомерной дороговизны существующего механизма ее функционирования, резко возросшей в результате превращения ЕС15 в ЕС27, так и из-за несовместимости действующего порядка субсидирования сельского хозяйства с усилиями ЕС по дальнейшей либерализации мировой торговли в рамках ВТО.
Большие проблемы сложились в связи с давно утвердившимся порядком функционирования «брюссельской бюрократии», деятельность которой во многом развивается по собственной «логике» и носит самодовлеющий характер. Это стало следствием того, что политические элиты государств ЕС давно проводят курс на наделение этой бюрократии, прежде всего Комиссии Евросоюза (КЕС) и ее аппарата, все большими полномочиями в принятии технократических решений, что уменьшило бы для этих элит потребность в популистских мерах, особенно в предвыборные годы. Отказ от таких мер им весьма удобно оправдывать их зависимостью от решений КЕС и других органов ЕС, принимаемых объективными и независимыми технократами высшей квалификации, которые руководствуются исключительно деловыми соображениями и «коммунитарными» интересами.
Стремясь оправдать свои привилегии и вновь и вновь поставить свою «коммунитарную» власть выше интересов государств, а тем более их граждан, деятели органов ЕС и его «чиновничье служивый» аппарат (там занято более 10 тыс. человек) нередко проявляют технократическое рвение, идущее в ущерб не только конкретным людям, но и общим интересам успешного ведения конкурентной борьбы с другими центрами мирового хозяйства в условиях глобализации.
Это вызывает широкую негативную реакцию в общественном мнении всех стран ЕС, причем под огнем критики чаще всего оказывается Комиссия ЕС. Так, она явно перестаралась в применении «коммунитарного» антикартельного законодательства. В этой связи главный юрист известной европейской ТНК. Хофштеттер правомерно сетует на то, что «штрафы за картельные сговоры между участниками конкуренции в ЕС в течение последних двух лет стали безразмерными» Действительно, они достигли в целом 3,3 млрд. евро (в среднем более 70 млн. евро на одну компанию, подвергшуюся санкциям, тогда как в США, где антикартельное законодательство также отличается достаточной строгостью и четко исполняется, соответствующий показатель достиг в том же прошлом году лишь около 615 млн. долл., что в реальном выражении примерно в 8 раз меньше. Ясно, что этот фактор — при прочих равных условиях — делает ЕС менее привлекательной сферой для размещении НИИ по сравнению США и ослабляет позиции европейских ТНК в глобальной конкуренции с их американскими контрагентами.
К этим проблемам в последние годы присовокупились обстоятельства более частного, единичного характера, например, негативные явления в «коммунитарном бизнесе», нужде всего в многонациональном по капиталу известном аэрокосмическом концерне EADSи его важнейшем звене — компании EADS. Многомиллионные махинации с акциями данной МНК ее бывших руководителей г. Хумберта и Н. Форжара (оба были задержаны правоохранительными органами) стали одной из важнейших причин резкого падения ее рыночной капитализации и глубокого кризиса, выразившегося в срыве долгосрочной программы производства и реализации двух новых самолетов — гигантского широкофюзеляжного А-380 и дальне магистрального А-350. В результате кризиса руководству указанной МНК пришлось в рамках программы ее санирования предусмотреть сокращение персонала к 2020 г. на 10 тыс. человек. Поскольку EADS давно воспринимается общественным мнением в ЕС и за его пределами как товарный знак и своего рода «парадный конь» Евросоюза, все это не только привело к тяжелым социально-экономическим последствиям, но и нанесло увесистый удар по престижу идеи интеграции как таковой, усугубив отмеченные выше проявления кризиса ЕС.
При этом был временно приостановлен и стал давать серьезные сбои процесс не только экономической, но и политической интеграции. Это правомерно связывается западноевропейскими экспертами с ослаблением роли франко-германской оси в ЕС, которая решающим образом способствовала преодолению интеграционного кризиса 70х — начала 80х гг. прошлого века и играла в дальнейшем роль «мотора» в формировании экономического, валютного и политического союза в рамках ЕС. Природу такого поворота вряд ли можно охарактеризовать более точно, чем это сделал в одном из своих интервью весной 2008 г. бывший (при президенте Ф. Миттеране) министр иностранных дел Франции Р. Дюма: «Прежнее согласие двух больших стран... растворилось в Европе (имеется в виду ЕС-27 — В.П.) нынешних гипертрофированных размеров».
При этом отметим, что расширение ЕС до формата «Европы гипертрофированных размеров» само по себе идет в русле глобализации, но только формально. По сути же, обострив противоречие между ослаблением национально-государственных механизмов регулирования на национальном уровне и отсутствием компенсирующих его механизмов на международном уровне, это расширение, в той форме, в какой оно было реализовано, — в плане приспособления Евросоюза к глобализации, а тем более придания последней желательного для ЕС «облика» оказалось скорее контрпродуктивным, чем принесшим позитивный эффект.
Ряд государств-членов ЕС, особенно Германия, Франция, Люксембург и Словения, после провала референдумов 2005 г. приложили значительные усилия для преодоления кризиса ЕС и нового оживления интеграции вглубь (при приостановке на несколько лет дальнейшего увеличения числа ее участников), стремясь добиться этого уже к 2009-2010 гг. В результате в октябре 2007 г. был подписан довольно взвешенный Лиссабонский договор, содержавший в себе сокращенную и адаптированную к новейшим реалиям Евросоюза версию отвергнутой в 2005 г. Конституции ЕС, но не достигающую, как последняя, уровня «протофедеративного» документа. Однако весной 2008 г. большинство участников референдума в Ирландии отвергли этот документ, а без одобрения всеми участниками ЕС-27 он не может вступить в силу. К тому же в начале июля 2008 г. президент Польши Л. Качиньский заявил о своем отказе подписать Лиссабонский договор, хотя здесь для этого достаточно решения национального парламента (сейма). К середине 2008 г. указанный договор не был ратифицирован еще рядом членов ЕС. Попытки президента Франции П. Саркози, — страны, к которой согласно принятой в ЕС ротации перешло председательство в Союзе на вторую половину 2008 г., — найти выход из тупика, наталкиваются на расхождение интересов стран-членов Союза.
Нынешний кризис явно урезал потенциал Евросоюза как «глобального игрока». Он не только осложняет приспособление ЕС к претерпевающим быструю эволюцию реалиям глобализации и укрепление его позиций в глобальной конкуренции, но их ограничивает его возможности выступать движущей силой, а тем более инициатором глоблизационных процессов. Поскольку придание ЕС-27 того качества интеграции, которое было присуще ЕС-15, может занять значительную, если не преобладающую часть прогнозируемого периода до 2020 г. (причем оно вновь снизится в случае очередного недостаточно подготовленного расширения Союза), Евросоюзу, в 1986-1991 гг. сыгравшему существенную роль в переходе интернационализации па стадию глобализации, а затем вплоть до 2004 г. активно продвигавшему ее вперед, предстоит в ближайшие годы предпринять большие усилия, чтобы не превратиться из субъекта ГЭ в ее объект, причем результат таких усилий не представляется однозначно предсказуемым. Во всяком случае, в направлении снижения роли ЕС как конструктивного субъекта, а тем более инициатора и творца идей глобализации действует процесс национализации его внешней политики в результате рассмотренного выше кризиса ЕС, действительно носящего системный характер.
Правда, «проглобализациоинным» фактором может стать учреждение в июле 2008 г. Средиземноморского союза с участием ЕС-27 и 16 других стран из региона Средиземноморья с совокупным населением в 750 млн. чел. Однако для этого необходимо, по меньшей мере, реальное становление этого объединения как интеграционного блока, — хотя бы в форме ЗСТ. Однако с позиций сегодняшних реалий в указанном регионе это представляется достаточно проблематичным.
Нафта
Вторым после ЕС по степени сцепления национальных экономик и мирохозяйственной роли интеграционным объединением развитых стран выступает Североамериканская ассоциация свободной торговли (НАФТА — КАРТА). Соглашение о создании НАФТА, подписанное США, Канадой и Мексикой и вступившее в силу с 1 января 1994 г., имеет своей конечной целью формирование ЗСТ (преимущественно по промышленным товарам), а также полную либерализацию взаимной миграции капитала. Подобные интеграционные формы к моменту создания НАФТА уже действовали в отношениях между США и Канадой. Соглашение о свободной торговле между ними (СП8ЕТА), подписанное в сентябре 1988 г., вступило в силу с 1 января 1989 г., по фактическая степень либерализации двусторонней торговли между этими странами была весьма высокой задолго до этого, а к 1989 г. ужо 73% ее объема не облагалось пошлинами.
В отличие от ЕС НАФТА с самого начала не ставила и не ставит сейчас своей целью формирование межгосударственных, а тем более наднациональных органов регулирования, действующих на основе совместно созданного («коммунитарного») законодательства, являясь соглашением о свободе торговли в рамках международного права. Для его реализации созданы совместные рабочие органы — Комиссия по свободной торговле и Секретариат.
США и Канада ставили своей задачей посредством создания НАФТА вовлечь в либерализацию движения товаров и капиталов Мексику — одну из новых индустриальных стран второго поколения (уже это определение само по себе выражает ее важную роль в современном мировом хозяйстве), страну с примерно стомиллионным населением, обладающую емким и потенциально весьма обширным, быстрорастущим рынком. Трудности в создании общего экономического пространства в рамках «тройки» были во многом связаны с тем, что Мексика значительно уступает двум другим партнерам по уровню экономического развития и, соответственно, доходов (заработная плата там, в преддверии создания НАФТА была более чем в 6 раз ниже, чем в США). Эти обстоятельства с самого начала исключили постановку вопроса о формировании общего рынка труда. Напротив, США в последние годы приняли целый ряд жестких мер по сдерживанию трудовой миграции, прежде всего нелегальной, из Мексики.
В то же время после создания НАФТА экономическое развитие Мексики значительно ускорилось во многом благодаря резкому увеличению притока капитала в форме НИИ из двух других стран «тройки», особенно из США. Основная часть таких НИИ направляется в «макиладорес» — сборочные предприятия американских ТНК, которые стали создаваться в 1960 гг. в Северной Мексике, географически прилегающей к США. В течение первого десятилетия деятельности НАФТА число «макиладорес» увеличилось примерно на половину, значительно превысив 3 тыс. Правда, хаотичный рост этих предприятий вызвал в Мексике обострение проблем экологии и неравномерности регионального развития.
Одной из важнейших задач Комиссии по свободной торговле было призвано стать разрешение споров. Однако до сих пор либерализация торговли отвечала интересам всех участников «тройки» и способствовала быстрому росту взаимных товар потоков, так что данная проблема пока не вошла в число тех, которые требуют к себе постоянного внимания, и не достигла сколько-нибудь заметной остроты.
К настоящему времени в НАФТА в целом сформировалась ЗСТ промышленными (в аграрной сфере процесс либерализации протекает не столь быстро и интенсивно), практически полностью либерализована миграция капиталов в форме ПИИ. Это пошло на пользу всем участникам «тройки».
В соглашении по НАФТА к перспективным целям этой организации были отнесены создание базы для будущей трехсторонней, региональной и международной кооперации в целях расширения и улучшения Соглашения и создание единого континентального рынка. Ни таможенный союз, ни тем более экономический и валютное союз как перспектива, даже не определенная по срокам, в соглашении по НАФТА не упоминаются. Видимо, в обозримой перспективе развитие НАФТА будет идти по линии дополнения ЗСТ промышленными товарами формированием других компонентов североамериканского рынка, особенно в сферах услуг и интеллектуальной собственности, и более тесной координацией экономической и валютной политики — в той мере, в какой это необходимо для успешного и бесперебойного функционирования ЗСТ.
В отличие от ЕС НАФТА в ее нынешнем виде вряд ли может квалифицироваться как отдельный субъект глобализации, но участие в этой ассоциации расширяет потенциал США, Канады и Мексики как глобальных игроков, позволяет им не только лучше адаптироваться к ГЭ, но и активнее влиять на нее.
Интеграционные организации развивающихся стран
В развивающемся мире с начала 1960-х гг., когда десятки бывших колоний получили статус независимых государств, было образовано более 20 региональных интеграционных группировок в Латинской Америке, Азии и Африке. Как правило, они приняли форму общих рынков товаров при установлении свободного режима миграции капитала и согласовании механизма валютных расчетов. В рамках таких рынков провозглашались правила свободной конкуренции. Все это содействовало увеличению взаимной торговли и стимулировало — при прочих равных условиях — экономический рост государств-членов. Однако подобный позитивный эффект ограничивался тем, что отраслевые структуры экономик этих государств являются не взаимодополняющими, а однобокими и ориентированными в одном направлении — па поставки на мировой рынок главным образом сырья и определенных видов продовольствия.
Наряду с этим в условиях либерализации конкурентной среды в рамках этих группировок преимущества от интеграции получали более сильные участники. Это вело к обострению противоречий внутри них, что сдерживало развитие интеграционных процессов вглубь, к более высоким формам, а в некоторых случаях вело к их распаду де-юре или де-факто. Последнее относится, например, к созданной в 1960 г. Латиноамериканской ассоциации свободной торговли в составе 11 стран данного континента, которая в 1980 г. была преобразована в Латиноамериканскую ассоциацию интеграции. Последняя формально продолжает существовать, по фактически распалась на две группировки — МЕРКОСУР и Андскую группу.
Наиболее интенсивно развивается интеграция между развивающимися странами верхнего эшелона, которые либо уже входят в группу НИС второго поколения, либо близки к последней по основным макроэкономическим параметрам. Хозяйствующие субъекты этих стран, добившихся заметного прогресса на пути индустриализации, при содействии своих государств развивают между собой специализацию и кооперирование производства, что способствует прогрессу их интеграции. Вполне закономерно, что два наиболее значительных по степени сцепления национальных экономик и мирохозяйственной роли интеграционных объединения в развивающемся мире, меркосур и асеан, сформированы как раз странами данного эшелона.
Меркосур
Южноамериканский общий рынок МЕРКОСУР (от испанского, что означает «Южноамериканский общий рынок») как таковой создан в 1995 г. Его формирование началось в 1986 г. с соглашения о свободной торговле между Аргентиной и Бразилией. В настоящее время в него входят также Уругвай, Парагвай и Венесуэла. Чили, Боливия, Колумбия, Эквадор и Перу имеют статус ассоциированных членов, а Мексика — наблюдателя. К настоящему времени 95% взаимной торговли государств-членов МЕРКОСУР не облагается таможенными пошлинами, ведется работа по доведению этого показателя до конца текущего десятилетия до 100% .
Кроме того, намечается преобразование этой интеграционной группировки в таможенный союз (ТС). Собственно, это и придало соглашению о МЕРКОСУР (Соглашению Оуро Прето) новое, более высокое качество по сравнению с предшествовавшими ему документами о ЗСТ южноамериканских стран. Для государств-участников МЕРКОСУР поэтапно вводится единый таможенный тариф (ЕВТТ) на промышленную продукцию, ввозимую из третьих стран (ставка ЕВТТ колеблется для различных товаров от 0 до 20%). Формирование ЕВТТ, как и обнуление таможенных пошлин, внутри МЕРКОСУР, может окончательно произойти в ближайшие годы: уже сегодня единый таможенный тариф действует в отношении 85-90% импорта из третьих стран.
Для решения указанных задач сформированы совместные административные органы: Совет общего рынка, Группа общего рынка. Комиссия по торговле. Совместная парламентская комиссия. Социально-экономический консультативный форум и Административный секретариат. В первых четырех работа ведется па межправительственном уровне на основе консенсуса. В документах МЕРКОСУР идея наднациональности в деятельности его органов (по аналогии с ЕС) не получила официальной поддержки. Вместе с тем, формирование ТС, а в дальнейшем и элементов экономического союза потребует шагов в этом направлении.
Создание МЕКРКОСУР обеспечило заметное увеличение взаимной торговли и инвестиций, роль которых во всей совокупности внешнеэкономических связей стран-членов повысилась. Это способствовало ускорению экономического роста всех его участников. Быстро формирующейся общий рынок стал притягательной средой и для ПИИ из третьих стран, главным образом развитых. На этой основе вырос международный авторитет МЕРКОСУР и его государств-членов, что содействовало успешному развитию экономического и научно-технического сотрудничества с другими интеграционными союзами, прежде всего с ЕС (на основе соглашения 1995 г.). Прорабатывается вопрос о создании ЗСТ между МЕРКОСУР и Сообществом развития Южной Африки. Таким образом, деятельность МЕРКОСУР все более приобретает трансконтинентальный характер в русле глобализации.
Прогресс региональной южноамериканской интеграции на базе МЕРКОСУР вновь и вновь ставит вопрос о ее углублении, в том числе за пределами торговой сферы. В конце 2007 г. было подписано соглашение между Аргентиной, Боливией, Бразилией, Венесуэлой, Парагваем, Уругваем и Эквадором о создании Банка Юга, что, как заявил президент Боливии У. Моралес, призвано стать первым шагом на пути перехода государств Южной Америки на единую валюту. В качестве временного ориентира он назвал 2010 г., по этот год может стать на пути к единой валюте только моментом старта. Если бы Латинской Америке удалось хотя бы частично применить позитивный опыт еврозоны, это способствовало бы консолидации международной валютно-финансовой системы па пути дальнейшего усиления ее глобализации.
На очередном саммите МЕРКОСУР, состоявшемся в июле 2008 г., участники приняли важные решения, направленные на формирование зоны свободного передвижения граждан для десяти государств Южной Америки. Имеется в виду в дальнейшем подключить к ней все латиноамериканские государства, в результате чего может возникнуть некий аналог Шенгенской зоны для этого континента. На саммите Бразилия предложила идею единого южноамериканского гражданства, которая нашла позитивный отклик у других участников встречи. Реализация этих проектов дала бы весомый импульс не только региональной интеграции в Латинской Америке, по и глобализации в сфере международной трудовой миграции, формированию ее нового мирового центра.
В целом отмеченные черты деятельности МЕРКОСУР способствовали лучшей адаптации входящих в нее стран Латинской Америки к процессу ГЭ. В то же время торговая интеграция в МЕРКОСУР скорее снизила интерес его членов к глобальной либерализации торговли по линии ВТО. В результате провала Дохийского раунда эта тенденция может получить дополнительные импульсы, выступая как фактор, замедляющий ГЭ или даже противодействующий ей. Во всяком случае, скорее как деглобализирующий фактор следует оценивать то обстоятельство, что МЕРКОСУР, особенно после вступления в него в 2006 г. Венесуэлы, больше не рассматривает формирование ЗСТ Северной и Южной Америк как актуальную задачу и занял более сдержанную позицию в отношении углубления экономического взаимодействия с США в таких формах, которые могли бы привести к усилению зависимости от Соединенных Штатов. Если совместная валюта будет создаваться как инструмент «отцепления» от доллара, а со временем будет претендовать на роль одной из резервных валют, это может привести к заметным подвижкам в сторону формирования поливаютной МВФС. Правда, сегодня на этот счет можно высказывать лишь гипотезы самого общего характера, на которых трудно построить научно обоснованный «сценарий».
АСЕАН
АСЕАН (Ассоциация стран Юго-Восточной Азии) был учрежден в августе 1967 г. результате подписания Декларации АСЕАН («Бангкокской декларации») Индонезией, Малайзией, Сингапуром, Таиландом и Филиппинами. Позднее к ней присоединились Бруней-Даруссалам, Вьетнам, Лаос, Мьянма и Камбоднса. Государства-члены АСЕАН проводят курс на развертывание и углубление экономической интеграции на основе принятых ими документов — Соглашения о создании зоны свободной торговли. Рамочного соглашения о зоне инвестиций в АСЕАН и Базового соглашения о схеме промышленного сотрудничества. До сих пор АСЕАН, совокупная численность населения которой достигает без малого 600 млн. человек при ВВП около 1 трлн. долл., заявила о себе в первую очередь как солидная политическая организация, играющая видную роль в укреплении мира и безопасности, как в своем регионе, так и во всем мире. Она заметно продвинулась вперед к достижению провозглашенной ею цели — стать одним из политических центров многополюсного мира. Менее заметны ее успехи в приближении к цели стать таким центром и в сфере экономики.
Экономически как интеграционный блок представляет собой формирующуюся ЗПТ, в которой предоставляемые друг другу преференции носят фрагментарный характер. До завершения ЗПТ, а тем более создания ЗСТ АСЕАНу предстоит пройти еще значительный отрезок пути. Ограниченность прогресса в экономической интеграции во многом обусловлена тем, что отраслевые структуры экономик государств-членов АСЕАН являются однородными, а не взаимодополняющими. По этой причине доля взаимной торговли во всем внешнеторговом обороте этих стран в течение многих лет не растет. Провозглашенные на заре существования АСЕАН амбициозные цели: введение единой валюты, формирование наднациональной структуры управления внешнеэкономической деятельностью внутри ассоциации и за ее пределами и др., — сохраняются как общий ориентир на неопределенную перспективу, но не рассматриваются как актуальные. Вместе с тем государства-члены АСЕАН предпринимают усилия в сторону либерализации внутри-блоковой торговли и взаимного инвестиционного режима, осуществляют совместные экономические проекты, более или менее солидарно ведут себя в международных экономических организациях (ВТО, МВФ, ЮНКТАД и т.д.).
Отдавая должное позитивной роли АСЕАН на международной арене, Россия стремится к развитию сотрудничества с этой организацией в различных сферах, встречая адекватный ответ с ее стороны. В результате проведенного 13 декабря 2005 г. В столице Малайзии г. Куала-Лумпуре первого саммита АСЕАНРФ па высшем уровне была подписана успешно реализуемая в настоящее время Декларация о всеобъемлющем партнерстве между обеими сторонами, которая включает в себя в качестве составной части Комплексную программу действий по развитию сотрудничества на 20062015 гг. в политической, экономической, военно-технической и культурной областях.
АСЕАН, как и большинство рассмотренных выше интеграционных группировок, в ее нынешнем виде не может квалифицироваться как отдельный субъект экономической глобализации, но участие в этой ассоциации расширяет потенциал участников «десятки» как глобальных игроков, позволяет им не только лучше адаптироваться к ГЭ, но и активнее влиять на нее. В то же время АСЕАН уже стала серьезным субъектом глобализации в других областях международных отношений, особенно в сферах политики и обеспечения международной безопасности.
АТЭС
Развивающиеся страны также входят, в том числе вместе с РФ, в интеграционные группировки с участием развитых стран и СПЭ. Наиболее значимой из них является форум Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), учрежденный в ноябре 1989 г. С 1993 г. проводятся ежегодные саммиты АТЭС на высшем уровне, на которых обсуждаются основные вопросы сотрудничества. В настоящее время АТЭС насчитывает 21 участника: Австралия, Бруней, Гонконг (как особая зона Китая), Индонезия, Канада, КНР, Республика Корея, Малайзия, Мексика, Новая Зеландия, Папуа-Новая Гвинея, Перу, Россия (принята в 1997 г.), Сингапур, США, Таиланд, Тайвань, Филиппины, Чили и Японию. Поскольку в АТЭС входят Гонконг (часть КНР) и Тайвань, его участники официально именуют себя не странами-членами (или государствами-членами), а экономиками. В 1997 г. на пятом саммите АТЭС в Ванкувере было решено отложить рассмотрение вопроса о дальнейшем увеличении числа членов организации на 10 лет. Мораторий на расширение АТЭС до 2007 г. был продлен еще па один год. Вопрос о возобновлении приема новых членов пока отложен.
Территориально-географическая разобщенность участников АТЭС, резкие различия между ними по уровням социально-экономического развития, структурам экономик, традициям и т.д. исключают возможность тесной интеграции между ними. АТЭС выступает как орудие «мягкой интеграции», отдаленной целью которой объявлено формирование ЗСТ к 2020 г. (при этом развитые страны, входящие в АТЭС, призваны полностью либерализовать свой импорт из других государств-членов к 2010 г.).
В рамках АТЭС действуют принципы добровольности и консенсуса в принятии решений на саммитах и в рабочих органах, что отвечает природе «мягкой» интеграции в этой организации и ее наиболее глобализированному — по числу участников, доле в мировом населении, производстве, торговле и ПИИ — формату по сравнению с другими интеграционными объединениями. «Мы придаем принципиальное значение тому, что деятельность объединения осуществляется с учетом консенсуса и добровольности выполнения принимаемых решений, в соответствии с собственными национальными интересами. Именно такой подход позволяет добиваться как регионального прогресса, так и решения конкретных задач, которые ставит перед собой каждый из участников», — отмечает в этой связи В.В. Путин.
Хотя официально по-прежнему декларируется консультативный статус АТЭС, фактически предпринимаются небезрезультатные попытки выработки и применения, согласованных правил «впутриблоковой» торговли и инвестиций. Для этого созданы и действуют специализированные комитеты, подкомитеты и рабочие группы (по торговле и инвестициям, вопросам бюджета и управления, таможенным процедурам, стандартам, науке и технологиям, энергетике и т.д.). Важную роль в развитии сотрудничества играет Деловой консультативный совет, состоящий из авторитетных представителей бизнеса (до трех от каждой страны). Одна из важных форм его работы — организация диалогов по развитию сотрудничества в конкретных секторах с участием представителей бизнес-элит заинтересованных стран, в том числе России. Так, для нашей страны в настоящее время особый интерес представляет диалог по цветным металлам с участием 12 членов АТЭС, ибо в данной отрасли РФ выступает как один из ведущих мировых производителей и экспортеров.
В соответствии с решением третьего саммита в Осаке (1995 г.) каждая страна-участница разрабатывает для себя и ежегодно обновляет Индивидуальный план действий, но либерализации торговли и инвестиций, составляемый по унифицированной схеме. Предпринимаются усилия по выполнению принятой в 1997 г. на пятом саммите Программы ускоренной добровольной секторальной либерализации, которая предусматривает досрочное (т.е. до 2020 г.) устранение тарифных и нетарифных барьеров в 15 секторах торговли. В настоящее время реализуются более 250 совместных экономических проектов, финансируемых из средств оперативного счета АТЭС.
Как уже отмечалось выше, к важным направлениям деятельности АТЭС относится развитие электронной торговли в своем регионе и на глобальном уровне. В ноябре 2006 г. в Ханое на очередном ежегодном саммите высших руководителей государств АТЭС, в котором принял участие В. В. Путин, в то время Президент РФ, было подтверждено их стремление, чтобы к 2010 г. на «безбумажную торговлю», т.е. ЭТ, перешли развитые страны — члены АТЭС, а к 2020 г. — развивающиеся, к каковым в АТЭС причисляется и РФ. «Электронная торговля помогает ускорить темпы экономической торговой глобализации путем расширения возможностей деловой активности, сокращения издержек, повышения эффективности и содействия в мировой торговле», — отмечается в принятом в Ханое соответствующем плане действий.
Страны АТЭС предпринимают усилия для разработки и проведения согласованной политики в области глобальной электронной коммерции. Эти усилия нацелены, прежде всего, на то, чтобы совершенствовать измерение показателей структуры и объемов ЭТ (это способствовало бы формированию солидной базы международной статистики по ЭТ, которая, как уже отмечалось выше, пока не создана), углублять понимание воздействия ЭК на бизнес различных видов, национальные и мировую экономики, а также определять, каким образом ЭТ изменяет требования к уровню квалификации рабочей силы и степень трудовой занятости.
По инициативе Китая акцент был сделан на целесообразности продолжать работы по исследованиям и обобщению мирового опыта в области формирования электронных механизмов закупки товаров на международном уровне, а также в решении проблем, возникающих при введении единой сертификации и стандартизации товаров, услуг и таможенной документации на межгосударственном уровне. Примерами положительного решения вопросов стандартизации безбумажных торговых процедур стало внедрение государственной системы управления и поставки в Южной Корее и Гонконге. Так, в Гонконге уже внедрена система международной безбумажной торговли с восемью экономиками ЛТЭС, причем программное обеспечение для проведения безбумажной торговли может быть адаптировано под совместное использование с различными программными продуктами, которые уже разработаны в других странах ЛТЭС, не участвующих в этом проекте. Рекомендации, сформулированные па проводившихся под эгидой ЛТЭС в 2005-2006 гг. международных семинарах по вопросам ЭТ, приняты к исполнению органами ЛТЭС — Исполнительным секретариатом. Деловым консультативным советом, целым рядом комитетов, подкомиссий и рабочих групп.
В целом участие в ЛТЭС играет позитивную роль для всех его участников, в том числе РФ, хотя пока не достигнуто весомых результатов в области их взаимной интеграции как таковой. ЗСТ остается отдаленной перспективой, которая за последние годы не стала ближе. Для России сотрудничество в рамках ЛТЭС имеет первостепенное значение. Именно в ходе интеграционного сотрудничества со странами ЛТЭС Россия приобретает наиболее благоприятные перспективы для решения стратегической задачи по диверсификации структуры своего экспорта. В настоящее время ведется работа по реализации более 90 межправительственных соглашений между РФ и членами ЛТЭС, регулирующих сотрудничество в области валютных, налоговых, таможенных отношений, экологии, науки и техники, воздушного и морского транспорта, рыболовства, энергетики и др.
На последнем (до завершения автором работы над данной монографией в конце сентября 2008 г.) саммите ЛТЭС в Сиднее (сентябрь 2007 г.) Австралия заявила, что приоритеты ее председательства в ЛТЭС до следующего саммита форума сводятся к тому, чтобы сделать его рекомендации более обязательными к исполнению, особенно в части устранения таможенных и налоговых барьеров в ходе формирования зоны свободной торговли. За создание такой зоны весьма активно выступают СШЛ и предлагают сделать это как можно скорее. Этой же позиции более или менее последовательно придерживаются другие развитые страны-члены ЛТЭС. Россия лее, как и большинство участников ЛТЭС, рассматривает ЗСТ лишь в качестве долгосрочной цели, как это и предусматривают ранее принятые документы АТЭС. В целом, уже в ближайшие годы молено ожидать новых совместных решений, способствующих в рамках АТЭС образованию ЗСТ и повышению качества интеграционного процесса на других его направлениях, особенно развития «безбумажной торговли», инвестиционного и научно-технологического сотрудничества.
АТЭС как международная организация в ее нынешнем виде пока не стала отдельным субъектом экономической глобализации, но участие в этой ассоциации расширяют потенциал ее участников как глобальных игроков, позволяет им не только лучше адаптироваться к ГЭ, но и активнее влиять на нее. Кроме того, поскольку АТЭС является единственным интеграционным образованием с участием стран четырех континентов (кроме Африки, которая не омывается водами Тихого океана), ее укрепление как интеграционного блока, особенно по линии формирования ЗСТ, дало бы особенно мощный дополнительный импульс процессу глобализации, прежде всего в сферах торговли и инвестиций, а также других областях МЭО.
Постсоветские интеграционные объединения с участием России
После упразднения СССР в декабре 1991 г. отчетливо обнаружилось расхождение в уровнях экономического развития, темпах, формах и методах перехода от плановой к рыночной экономике бывших советских республик. На фоне их неодинаковой адаптации к новым для них мирохозяйственным реалиям процессы интеграции и дезинтеграции на постсоветском пространстве с середины прошлого десятилетия закономерно приняли разноскоростной и неравномерный характер, выразившись в формировании нескольких межгосударственных группировок, участники которых декларировали свои интеграционные намерения. При этом такой характер во многом обусловлен (и усиливается) также существенной дифференциацией в направлениях политической эволюции (движение в диапазоне от несовершенной демократии до более или менее жесткого авторитаризма) бывших республик СССР, стремлением новых правящих элит легитимировать, утвердить и консолидировать свои властные структуры путем нередко утрированного акцентирования «национальной специфики» своих стран и дистанцированным от России — единственного государства, которое потенциально могло бы выступить в роли интегратора. Проанализируем состояние, тенденции и перспективы развития тех из указанных группировок, в которых участвует Российская Федерация, под углом зрения их взаимодействия с процессами экономической глобализации и их роли в ГЭ.
СНГ: начало конца или консолидация как искусство возможного?
По понятным причинам установка на «цивилизованный развод» никогда не фигурировала в официальных документах СНГ, по она де-факто была исходной для всех участников содружества и с самого начала наложила глубокий отпечаток на его развитие. В этой связи вполне закономерно, что в сущности СНГ сегодня остается тем, чем оно было и в первые годы после его учреждения рыхлой, аморфной межгосударственной — без всякого намека на над национальность (т. е. на некое подобие Евросоюза) — организацией, члены которой более или менее активно сотрудничают, причем главным образом па двусторонней, а не на многосторонней основе, в ряде областей, прежде всего в экономической и гуманитарной. Данное определение природы СНГ, сформулированное автором настоящей монографии более чем десятилетие назад, адекватно отражает и современные реалии, сложившиеся в нем".
Многостороннее согласование между СНГ дает о себе знать позитивно лишь там, где это диктуется общими и очевидными для всех императивами и вытекающими отсюда интересами, например, в области железнодорожного или воздушного сообщения, противодействия терроризму и трансграничной преступности. Даже приняв те или иные интеграционные документы, наподобие Договора об экономическом союзе 1993 г., лидеры стран Содружества быстро убеждались в невозможности их реализации в формате СНГ-12, поэтому в поиске практических решений им приходилось вновь и вновь обращаться к двусторонним процедурам согласования и «торгам». Акцент па двусторонние договоренности всегда был характерен и для российской политики на пространстве СНГ.
В данном контексте отметим, что провозглашенная на саммите в Ашхабаде (декабрь 1993 г.) «реинтеграция» в СНГ, которая по смыслу означает восстановление некоего прежнего интегрированного состояния, объективно была невозможной уже с самого начала. Самое позднее с середины 1990-х гг. в СНГ на базе сложившихся там реалий можно ставить задачу интеграции по-новому (т. е. па принципиально повой основе рыночной и открытой экономики), а не о реинтеграции. Однако первое несоизмеримо сложнее второго". Дальнейшая эволюция СНГ, к сожалению, подтвердила обоснованность данного вывода, сделанного автором еще в 1995 г. Несмотря на подписание около 1 600 совместных документов (из них не более 1/10 имеют хотя бы какое то реальное значение) и многообещающие заверения лидеров государств Содружества в приверясенности к углублению экономической интеграции, последняя давно не приносит весомых результатов. Напротив, такое СНГ скорее дезинтегрируется по типу экономической дивергенции (причем не только фактической, но и формально-юридической) между группировками с меньшим числом участников, преследующими разные цели.
Применительно к основным сферам экономических отношений внутри СНГ автору трудно говорить об интеграции по-новому, не вызывая у читателя подозрения в сарказме. Так, в сфере товарообмена можно отметить лишь пред интеграционное образование гетерогенной зоны преференциальной торговли, в рамках которой преференции согласовывались в двусторонних, а не «коммунитарных» (т.е. принятых всем Содружеством) документах. В указанной зоне, помимо преференций (более низкие таможенные пошлины по сравнению с применяемыми к третьим странам и т. п.), практикуются отдельные элементы свободной торговли. К концу 2006 г. в СНГ обращалось без ограничений примерно 12 тыс. наименований товаров, тогда как принятая в 1995 г. товарная номенклатура внешнеэкономической деятельности СНГ была составлена на основе девятизначной системы кодирования товаров и включала около 9 тыс. укрупненных товарных позиций, содержащих десятки, сотни и более наименований товаров. До зоны свободной торговли СНГ, несмотря на принятые па его саммитах решения, так и же «дозрело».
Зона преференциальной торговли не помешала переориентации внешнеторговых потоков стран Содружества с ближнего на дальнее зарубежье. Удельный вес взаимной торговли его участников па протяжении нынешнего десятилетия не достигает и 1/3 общего объема их внешней торговли против 72,1% в 1990 г. и 55% — в 1995 г. (в ЕС он стабильно держится на уровне около 2/3). При этом данный показатель заметно дифференцирован по отдельным государствам СНГ, что отражает их большую или меньшую заинтересованность в дальнейшем развертывании интеграции в рамках СНГ-12.
К переориентации торговли на дальнее зарубежье привел, прежде всего, развал единого машиностроительного комплекса СССР с его глубоким внутриотраслевым разделением труда, порождавшим интенсивные взаимные потоки готовых инвестиционных товаров разных видов и типоразмеров, комплектующих изделий и деталей. Вследствие этого товарообмен внутри СНГ сегодня ведется преимущественно на основе межотраслевого разделения труда, причем довольно примитивного, но меркам современного мирового хозяйства: имеет место главным образом обмен изделиями различных отраслей аграрного сектора и ТЭК, а также готовой продукции невысоких стадий переработки. В то же время межфирменная (микроэкономическая) кооперация производства как потенциальная основа для реальной экономической интеграции стран СИГ по-прежнему находится в крайне неудовлетворительном состоянии, хотя в нынешнем десятилетии наблюдается ее постепенное оживление.
Взаимодействие между хозяйствующими субъектами стран СНГ в сфере миграции капитала, особенно в форме прямых инвестиций, стало еще более слабым, чем в области торговли. Не случайно Статкомитет СНГ публикует по взаимной торговле хоть какую то обобщающую и более или менее регулярную информацию, тогда как по инвестициям внутри СНГ такого нет и в помине. По экспертным оценкам, в 2003 г. объем инвестиций из стран СНГ составлял менее 3% всех иностранных капиталовложений в РФ, а объем инвестиций в страны СНГ — 2,3% всех зарубежных инвестиций РФ". По оценке председателя Координационного финансово банковского совета стран СНГ А. Казакова, если в ЕС норма взаимопроникновения банковских капиталов стран-участниц достигает 17% , то в СНГ — лишь 1,2% .
В довольно примитивном и хаотичном состоянии находятся валютно расчетные отношения в СНГ, хотя для интеграции в этой области в 1993 г. был создан Межгосударственный банк СНГ, а 21 октября 1994 г. на высшем уровне было подписано Соглашение о создании Платежного союза государств — участников СНГ, которое предусматривало возможность создания коллективной валюты. Но никакие перспективы такого рода не просматриваются.
В монетарной сфере «явочным порядком» сложился некий валютно-расчетный конгломерат, включающий в себя бартер, примитивный клиринг на уровне государств и хозяйствующих субъектов (в том числе коммерческих банков), децентрализованные и централизованные расчеты в СКВ. После отказа РФ от советской валюты в 1992 г. на новый российский рубль (при этом для многих стран СНГ он де-факто во многих случаях служит резервной валютой) и «мягкие» валюты стран СНГ как инструменты взаиморасчетов приходится от 5 до 20% объема последних (в целом рубль обслуживает около 15% товарооборота между участниками СНГ), а доминирующим средством здесь выступает доллар США. Введение, какой либо единой валюты СНГ не только не актуально, но и перестало быть предметом серьезных научных дискуссий.
Такими образом, уровень и качество интеграции, — если вообще можно говорить о таковой, — в современном СНГ невысоки. Это было обусловлено, прежде всего, объективными процессами экономической дивергенции между его участниками в ходе постсоветского реформирования их экономик и общественных систем. Субъективные дезинтеграционные факторы, воплотившиеся в подчас недружественной политике тех или иных государств СНГ по отношению друг к другу (чаще всего в отношении России), как препятствие консолидации СНГ играют немаловажную, но вторичную роль в ее торможении. Такой же позиции придерживается, например, Н. Никулин: «...тот уровень интеграции, который существует в настоящее время, является объективным. Его нельзя было повысить какими то специальными мерами... Тот факт, что на словах (на самом высоком уровне) представители многих стран-членов СНГ зачастую выражают недовольство степенью интегрированности Содружества, можно в значительной мере объяснить определенной политической игрой, поскольку реализация тех программ, которые принимались при формировании СНГ, означает в реальности определенную потерю суверенитета власти этих государств».
Более того, в последние 23 года в политических, деловых и научных кругах стран как ближнего, так и дальнего зарубежья вновь и вновь обсуждаются кризис СНГ и даже упразднение организации. Если соображения зарубежных политиков и экспертов в пользу упразднения СНГ могут лишь приниматься к сведению субъектами российской внешней и внешнеэкономической политики, то более серьезного осмысления заслуживает позиция видного российского специалиста по мировой политике С. Караганова: «Надо начинать заканчивать с этой организацией».
Прежде всего, данная позиция не представляется бесспорной. Скорее государствам — участникам СНГ необходимо на договорной основе четко определить их области, где общность выражена наиболее отчетливо, и сконцентрировать именно в таких сферах целенаправленно регулируемые интеграционные процессы. Это позволило бы реформировать СНГ, придерживаясь веками проверенного человечеством принципа: политика — есть искусство возможного.
Следует признать, что для глубокой и всесторонней интеграции (по модели ЕС) в рамках СНГ12 в обозримом будущем не видно объективных предпосылок. Так, если применить к СНГ, разработанные Ю. Шишковым научные критерии, определяющие уровень интеграционной зрелости участников, то налицо глубокая дивергенция по степени зрелости рыночных структур и демократичности политической системы, открытости экономик, социальной защищенности населения и другим показателям. Поэтому ставить даже на долгосрочную, но совместно обозначенную перспективу задачу формирования таможенного и экономического союза, не говоря уже о большем, было бы утопией.
Чтобы обеспечить формирование хотя бы минимальных предпосылок для перехода к углубленной экономической интеграции в рамках СНГ, необходимо, по меньшей мере, принять меры по ослаблению весьма резкой, если не сказать вопиющей, дифференциации по уровням экономического развития, например, путем формирования и использования по образцу ЕС структурных фондов (аграрного, регионального и социального). По многим очевидным причинам СНГ это не под силу, не говоря уже об отсутствии политической воли.
Вместе с тем, если опыт движения ЕС к экономическому и валютному союзу для СНГ в целом сегодня не актуален, то он может в той или иной мере послужить ориентиром для более узких по числу членов интеграционных объединений на постсоветском пространстве, которые в отличие от СНГ создавались не для «цивилизованного развода», а по аналогии с ЕС для объединения и все более тесной интеграции.
Российской стратегии реформирования СНГ необходимо исходить из того, что принадлежность партнеров РФ к этому объединению должна перестать быть для них в первую очередь средством «выбивания» из нашей страны помощи, особенно в форме продажи им ресурсов по ценам ниже мировых. Трудно не согласиться с тезисом С. Караганова, что «помощь в 90% случаев вредна или бесполезна и для большинства ее получателей, и для допоров»". Если и выступать в роли донора, то по аналогии с тем, как это делала ФРГ в ЕС: с пользой и для себя, и для партнеров.
Основополагающий институциональный принцип, по которому должны в дальнейшем развиваться отношения внутри СНГ, сформулировал П. Назарбаев на неформальном саммите лидеров стран Содружества в Москве (июль 2006 г.): «Решения должны приниматься консенсусом и быть обязательными для всех». Н. Назарбаев предложил пять ключевых направлений сотрудничества, которые удовлетворяли бы все страны СНГ: миграционная политика, транспорт, образовательная система, сфера борьбы с вызовами сегодняшнего дня (очевидно, к ним
ЕврАзЭС: путь к таможенному и экономическому союзу?
Если в СНГ, как видно из предыдущего п. З.2.5.1., после раздела «советского наследия» с середины 1990х гг. сложился некий неустойчивый баланс между процессами интеграции и дезинтеграции с преобладанием в текущем десятилетии скорее вторых, чем первых, то ЕврАзЭС предстает как значительно более консолидированное объединение, в котором интеграционные процессы, являясь предметом постоянного внимания политических лидеров и регулирующих государственных структур, имеют реальные перспективы. Это во многом обусловлено генезисом ЕврАзЭС: оно создавалось не для «цивилизованного развода», который к моменту его учреждения был завершен, а для хозяйственного сближения па основе уже сложившихся постсоветских реалий. В Договоре об учреждений ЕврАзЭС между РФ, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном от 10 октября 2000 г. определено, что данное Сообщество создается для эффективного продвижения процесса формирования сторонами таможенного союза и единого экономического пространства. Основные вехи на этом пути были отмечены в Приоритетных направлениях развития ЕврАзЭС на 2003-2006 гг. и последующие годы. Для обеспечения этого процесса созданы более дееспособные, чем в СНГ, руководящие и рабочие органы ЕврАзЭС.
Высший орган ЕврАзЭС — Межгосударственный Совет (МГС), в состав которого входят главы государств и правительств стран-членов, принимает все решения, касающиеся принципиальных, стратегических вопросов развития Сообщества, как и аналогичный орган в СНГ, консенсусом. В то ясе время в Интеграционном комитете (ИК) в составе заместителей глав правительств, на который возложена ответственность за организацию деятельности Сообщества, отработку всех принимаемых в ЕврАзЭС международно-правовых актов и текущих вопросов, решения принимаются большинством в % голосов. Количество голосов каждой договаривающейся стороны соответствует ее взносу в бюджет Сообщества. После вступления Узбекистана в ЕврАзЭС (январь 2006 г.) они распределились следующим образом: РФ — 40, Белоруссия, Казахстан и Узбекистан — по 15, Киргизия и Таджикистан — по 7,5. Такой порядок принятия важных решений квалифицированным большинством голосов создает важную предпосылку для развития элементов наднационального регулирования в ЕврАзЭС, чего нет в СНГ.
К настоящему времени достигнутый уровень интеграции в торговой сфере ЕврАзЭС значительно выше, чем в СНГ. На долю ЕврАзЭС приходится до 80% внешнеторговых операций на пространстве СНГ. Была заметно активизирована работа по формированию Общего таможенного тарифа (ОТТ) ЕврАзЭС, утвержден Базовый перечень ОТТ Белоруссии, Казахстана и России, приведенный в соответствие с ТН ВЭД ЕврАзЭС и вступивший в действие с 2003 г.
Со времени утверждения Приоритетных направлений наибольший прогресс достигнут в следующих областях: создание интегрированной таможенной инфраструктуры; формирование единой транспортной инфраструктуры; сближение и оптимизация работы финансовых систем; регулирование трудовых миграционных потоков и их облегчение путем устранения неоправданных препон и упорядочения; объединение энергетических систем.
В январе 2006 г. РФ и Казахстан учредили Евразийский банк развития (ЕАБР) — первое межгосударственное учреждение такого рода на постсоветском пространстве. В ближайшем будущем в число учредителей ЕАБР намерены войти другие четыре участника ЕврАзЭС. Уставный капитал ЕАБР определен в 1,5 млрд. долл., причем доля РФ — 1 млрд. долл., что дает ей Уз голосов. В соответствии с принятой в октябре 2007 г. Стратегией развития ЕБР на 20082010 гг. его инвестиционный портфель вырастет с 0,661 млрд. долл. до 4,55 млрд. млрд. долл. к концу 2010 г. По мнению председателя правления ЕАБР И. Финогенова, банк способен на равных конкурировать с крупнейшими мировыми банками развития — Всемирным банком, ЕБРР, Исламским банком. По его оценке, ЕАБР станет к 2010 г. вторым по объемам проектов банком развития в РФ и третьим — в Казахстане.
Все это позволило на неформальном саммите лидеров государств ЕврАзЭС в Сочи (август 2006 г.) принять решения по дальнейшему развитию Сообщества. Принципиально новый момент состоит в том, что если до сих пор любой документ в ЕврАзЭС считался действующим только после присоединения к нему всех членов Сообщества, т. е. допускалась только односкоростная интеграция, то отныне она может быть и разноскоростной, но на основе «коммунитарных» согласований. Так, Россия, Белоруссия и Казахстан должны были вступить в таможенный союз (ТС) в 2007 г. (к сожалению, этот срок не удалось выдержать, но по ТС3 ведется интенсивная работа), а Узбекистан, Киргизия и Таджикистан — по мере готовности.
Следующим масштабным проектом ЕврАзЭС могло бы стать его слияние с Организацией договора о коллективной безопасности (ОДКБ), что могло бы привести к созданию первого на постсоветском пространстве военно-экономического союза. Одно из главных препятствий к этому было снято на саммите в Сочи: в ОДКБ был вновь принят Узбекистан, ранее выходивший из этой организации. Вопрос об объединении ОДКБ и ЕврАзЭС обсуждался в 2006-2007 гг., однако его решение в 2008 г. значительно осложнилось.
Армения, седьмой участник ОДКБ, пока не стала членом ЕврАзЭС, но уже в течение ряда лет активно участвует в качестве приглашенного партнера в работе его саммитов на высшем уровне. Эта страна могла бы стать членом обеих организаций и, по-видимому, стремится к этому. Однако этому препятствует отсутствие у Армении общей границы с другими участниками Сообщества, причем данная проблема резко обострилась в связи операцией России по принуждению Грузии к миру в Южной Осетии и Абхазии в августе 2008 г. и последовавшими за ней событиями. Дело в том, что Грузия имеет в своих руках существенный рычаг давления на соседнюю страну, поскольку жизненно важные для Армении коммуникации из России (особенно газовая и железнодорожная) проходят через грузинскую территорию и даже гипотетически не имеют сколько-нибудь равноценной альтернативы. Этот рычаг может использоваться руководством Грузии как инструмент противодействия дальнейшей интеграции Армении в ОДКБ и ЕврАзЭС и объединения обеих организаций.
Рассматривая перспективы ЕврАзЭС, необходимо взвешенно оценить как достигнутые им позитивные результаты, так и глубину нерешенных проблем, и силу противодействующих факторов. С одной стороны, есть реальное, хотя и умеренное, продвижение при формировании единого таможенного, экономического и энергетического пространства. С другой — для их претворения в жизнь потребуются большие усилия, поскольку этому противодействует целый ряд факторов.
Дифференциация, но показателям уровня развития и структуры экономики стран — участниц ЕврАзЭС выражена не столь резко, как в СНГ, что благоприятствует достижению в первом более высокого уровня интеграции, чем во втором. К тому же в рамках ведуньей «тройки» (Россия, Белоруссия и Казахстан) различия невелики.
Нельзя закрывать глаза и на то, что степень зрелости институциональных структур рыночного хозяйства и демократических институтов гражданского общества далеко не одинакова даже в странах ведущей «тройки», не говоря уже обо всем ЕврАзЭС6. Вместе с тем, формирование в ЕврАзЭС таможенного союза, дополняемого теми или иными элементами экономического и валютного союза, следует рассматривать как достижимую перспективу на срок до начала следующего десятилетия (для создания таможенного союза с участием РФ, РБ и Казахстана все три партнера официально называют как временной рубеж), если на это будет ориентирована внешнеэкономическая стратегия и политика всех государств Сообщества. Россия по многим мотивам заинтересована в этом, в том числе по тому, что это повысило бы ее возможности быть активным «игроком» на арене глобализации, особенно в сфере торговли.
Союз Россия-Беларуссия: реальная перспектива или мираж?
Наиболее существенных результатов на ряде направлений интеграции достигли Россия и Белоруссия, что обусловлено комплексом экономических, геополитических, военно-стратегических, этнических и других факторов. Договор о создании Союзного государства и Программа действий по реализации его положений были подписаны президентами РФ и Республики Беларусь. В июне правительства и центральные банки государств-участников подписали План совместных действий по введению единой денежной единицы Союзного государства на период 2001-2005 гг. По некоторым позициям этого плана стороны добились весомых результатов. Так, совместными усилиями центральных банков обеих стран созданы условия для обеспечения конвертируемости белорусского рубля по текущим операциям, что облегчило расчеты между хозяйствующими субъектами РФ и РБ. Вместе с тем срок введения российского рубля в качестве единой валюты Союзного государства (СГРБ) был в конце августа 2004 г. отложен президентами обоих государств до 1 января 2006 г., но снова не был выдержан, что отсрочивает переход к единой валюте на неопределенное время.
Поначалу белорусская сторона настаивала на некоем «союзном рубле » и на создании второго эмиссионного центра в Минске, имея в виду равные нрава с РФ в области эмиссии единой валюты и регулирования денежного обращения в СГРБ, хотя ее валовой национальный доход, но обменному курсу составляет лишь 4,0% от российского (но данным Всемирного банка, 32,8 и 822,4 млрд. долл. в 2006 г. соответственно), а по ППС — 5,2% (86 и 1656 млрд. долл.). Золотовалютные резервы РБ по отношению к соответствующему показателю РФ и вовсе малы. По-видимому, осознав бесперспективность такого подхода к формированию валютной унии, белорусское руководство решило отложить решение данного вопроса в «долгий ящик».
Достигнут прогресс в формировании таможенного союза РФ и РБ. Этому во многом способствовало вступление в силу в 2007 г. нового таможенного кодекса РБ, за основу которого был взят аналогичный российский документ. Вместе с тем пока не принят единый таможенный тариф. Различия в ставках таможенных тарифов показывают тенденцию к сокращению, но пока сохраняются по 57% из примерно 14 тыс. товарных позиций. Как заявил председатель Государственного таможенного комитета РБ В. Гошин, «оформление единой таможенной территории должно быть завершено до 2010 года. Там будут действовать единые правила таможенного оформления, как это происходит сегодня в ЕС».
Если говорить о серьезных, хотя и не «прорывных» результатах российско-белорусской интеграции, то следует назвать союзные программы, которые стали приносить осязаемые результаты уже на начальном этапе их реализации. Так, суперкомпьютер «СКИФ К1000», разработанный в рамках союзной программы, занял 6е место в мировом рейтинге 1;высокопроизводительных ЭВМЧ за 10 лет после принятия в 1998 г. первой союзной программы развития дизельного автомобилестроения партнеры совместными усилиями многократно увеличили выпуск данной продукции: в 2007 г. с конвейеров кооперирующихся предприятий двух стран сошло 103 тыс. машин и 273 тыс. моторов (прирост соответственно в 8,7 и 7,5 раза, при этом по стоимости объем товарной продукции вырос почти в 12 раз — до 148,7 млрд. российских рублей), а численность занятых на указанных предприятиях возросла в 2,4 раза — до 144 тыс. человек. В 2008 г. на них производятся дизельные автомобили стандартом не ниже Евро-3, тогда как десятилетием ранее все выпускавшиеся машины имели нулевые евро стандарты. К 2014 г. в новой, действующей программе предусмотрен переход на Евро-5, а затем — и Евро-6.
В целом более чем 40 союзных программ, реализуемых или уже реализованных в последние годы, принесли весомую пользу обеим странам, поскольку в них участвовали 8 тыс. предприятий, с числом занятых более 300 тыс. человек. Вместе с тем последний показатель необходимо оценивать с учетом того, что общее число занятых в обеих экономиках составляет около 80 млн. В этой связи вызывают недоумение слова госсекретаря СГРБ П. Бородина о том, что эти программы стали «фактической основой интеграции Республики Беларусь и Российской Федерации».
Следует также иметь в виду, что средства, выделяемые на указанные программы, как и весь объем бюджета СГРБ (на 75-80% он расходуется на финансирование указанных союзных программ), пока невелики, хотя он и вырос за 2001-2007 гг. в 10 раз, достигнув в 2008 г. 4,1 млрд. российских рублей. Отношение бюджета к совокупному ВВП обеих стран составляет, по нашим расчетам, около 0,02%, что не идет ни в какое сравнение с бюджетом ЕС (1,11,2%). Бюджет на 2006 г. был утвержден по доходам и расходам около 3,1 млрд. руб. Увеличение союзного бюджета на 2007 г. до 3,8 млрд. руб., т. е. на 22,6% по сравнению с 2006 г., а в 2008 г. еще па 10% к предыдущему году (в июне 2008 г. Совмин СГРБ наметил рост бюджета в 2009 г. на 12,5% до 4,615 млрд. руб., из которых РФ внесет 3 млрд., а РБ — 1,615 млрд.) имеет положительное, но не «прорывное» значение и не ведет к резкому возрастанию его роли в становлении и развитии СГРБ. К тому же следует иметь в виду, что выделенные в общий бюджет средства в последние годы осваиваются не полностью, — очевидно, из-за того, что соответствующий интеграционный механизм их реализации носит преимущественно межгосударственный, дирижистский характер, органически не включает в себя микроэкономический рыночно-конкурентный уровень и к тому же недостаточно отлажен. Да и взаимодействие на межгосударственном уровне по реализации союзных программ оставляет желать лучшего. Так, до сих пор не решен даже сравнительно несложный вопрос: правовые нормы, регулирующие в обеих странах реализацию выделенных из союзного бюджета средств, все еще разнятся. Во многом вследствие этого из предусмотренных к завершению в 20022007 гг. 25 совместных программ удалось исполнить только 12, а 13 пришлось продлить.
За 2000-2008 гг. обоим партнерам удалось в той или иной мере продвинуться вперед и по некоторым другим направлениям интеграции, в результате чего уровень взаимодействия обеих экономик, если его оценивать на фоне общей ситуации в СНГ, сегодня довольно высок. При этом белорусская экономика преимущественно ориентирована на российскую. Так, в стоимости белорусской машиностроительной продукции, на которую приходится основная часть экспорта РБ, до 70% составляют комплектующие, поставляемые из РФ. Россия, на которую в 2006 г. пришлось 57% внешнеторгового оборота Белоруссии, закупая более 50% белорусских тракторов, 65 — «МАЗов», 95 — телевизоров и более 80% холодильников стала для нее торговым партнером № 1. В то же время РБ из года в год занимает в списке внешнеторговых партнеров РФ место в первой «пятерке» или рядом с ней. Товарооборот между двумя странами достиг значительной величины: 26 млрд. долл. в 2007 г. На прошедшем в Минске (март 2008 г.) очередном заседании Совета Министров Союзного государства был совместно сформулирован прогноз, согласно которому этот показатель превзойдет в текущем году 30 млрд. долл.
Следует подчеркнуть, что между предприятиями обеих стран сложились сравнительно развитое разделение труда и кооперационные связи в производстве готовой промышленной продукции, особенно изделий машиностроения, играющего ключевую роль в интеграционном «сцеплении» национальных хозяйств. Но данным П. Бородина, машиностроительный комплекс РФ и РБ интегрирован на 85% (правда, при этом не дается никаких пояснений о том, как был рассчитан данный показатель).
Важным моментом, способствующим «сцеплению» народных хозяйств РФ и РБ, является то обстоятельство, что у 80 субъектов РФ сложились довольно обширные и динамично развивающиеся торгово-экономические связи с белорусскими партнерами, каковыми выступают все области РБ. В целом реальный прогресс в формировании СГРБ к настоящему времени оказался далеко не столь значительным, как это первоначально намечалось в 1999-2000 гг. Такая ситуация обусловлена целым рядом причин, среди которых выделим следующие.
Во-первых, разная степень зрелости институтов рыночного хозяйства в обоих странах, прежде всего отношений собственности на факторы производства. Если в России не менее 3/4 ВВП производится в частном секторе, то в Белоруссии — не более 1/4 Российскую экономику следует определить как рыночно-государственно регулируемую, а белорусская экономика представляет собой специфическую форму дирижистского, центрально-администрируемого хозяйства, в некоторых отношениях напоминающую плановое хозяйство «реального социализма». В этой связи дальнейшая интеграция в сторону экономического и валютного союза, который возможен только на рыночном фундаменте, во многом зависит от проведения в РБ давно назревших рыночных реформ, прежде всего, путем приватизации и дерегулирования. Однако белорусское общество пока не созрело для них, что обусловлено состоянием его политической сферы.
Во-вторых, дифференциация политических систем РФ и РБ, с учетом степени зрелости демократических институтов гражданского общества. При всех известных проблемах молодая российская демократия утверждает себя, тогда как в Белоруссии наблюдаются проявления авторитаризма и «вождизма».
Необходимо подчеркнуть, что отмеченные черты белорусской экономики и политической системы находятся в прямой зависимости между собой. Стремление к консервации институтов своей власти побуждает «режим А. Лукашенко» сохранять в руках государства «командные высоты в экономике», избегая их передачи в частные руки, тем более иностранцев. Отсюда проистекает осложняющая интеграцию обеих стран проблема, на которую указывает вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей И. Юргенс: «...единое союзное государство мы вроде строим. Но на самом деле Белоруссия так и не предприняла конкретных шагов к реальному доступу на свою территорию российского бизнеса. И в том, что ничего не сделано, я вижу жесткий продуманный расчет» С этим вполне согласуется признание, сделанное А. Лукашенко в одном из интервью, в том, что он не намерен начинать процесс приватизации, и не хочет, чтобы в его стране появились олигархи, поскольку это может привести к изменению порядков и смене власти в ней».
В РБ интеграционная политика решающим образом определяется воззрениями первого лица. «Режим Лукашенко» до сих пор проводил курс — и не без очевидного успеха — на «капитализацию» союза с Россией для своего укрепления и стабилизации. Россия в последние годы дотировала, по некоторым оценкам, до Уз ВВП Белоруссии. Когда в ходе нефтегазового конфликта, возникшего между двумя государствами в конце 2006 — начале 2007 гг., белорусскому руководству стало ясно, что Россия больше не намерена подпитывать их экономику в обмен на ничего не стоящие посулы светлого будущего, А. Лукашенко заявил, что его республика «никогда не войдет в состав любого государства», а союз должен строиться на принципах равноправия™. Правда, при этом президент РБ уверен: отходить от идеи единения двух стран он не собирается. «Лично для меня это стало бы равнозначно политической смерти», — заявил он.
Реагируя на это, некоторые российские публицисты и политологи говорили о том, что с «утопией» и «бюрократическим фантомом» Союзного государства покончено. В пользу такой оценки можно найти немало весомых аргументов. К тому же в политической сфере Белоруссии за долгие почти два десятилетия «раздельного проживания» сформировался влиятельный элитарный слой, озабоченный в первую очередь воспроизводством своих прерогатив в высшем эшелоне белорусской власти и поэтому не заинтересованный в создании СГРБ, предпочитая сохранять уже завоеванные властные позиции в своей стране, которые он рискует утратить даже в менее развитом объединении, чем ЕС, не говоря уже о подлинной государственной общности федеративного типа.
Весомы и некоторые проблемы, лежащие на стороне России. Так, следует иметь в виду, что в процессе формирования СГРБ в некоторых из нынешних субъектов РФ, по своему экономическому и демографическому потенциалу сопоставимых с РБ или даже превосходящих ее, под лозунгом придания им равных прав с Белоруссией могут усилиться центробежные, сепаратистские тенденции, что могло бы осложнить решение проблемы поддержания единства и территориальной целостности российского государства. Вряд ли хотя бы один ответственный и дальновидный российский политик может игнорировать подобную «перспективу» и с учетом печального опыта прошлого десятилетия способствовать появлению новых факторов центробежного характера. Найти такую модель СГРБ, которая не даст оснований или по меньшей мере, поводов для активизации подобных тенденций, видимо, не менее сложно, чем проплыть между Сциллой и Харибдой.
Думается, что к оценке перспектив СГРБ нужен более сдержанный подход по известному правилу: никогда не говори «никогда». Пока нее можно констатировать появление реальной перспективы устранения главного объективного препятствия на пути интеграции РФ и РФ на принципах рыночной экономики: засилья в Белоруссии государственной собственности. В конце июля 2008 г. руководство РБ объявило о том, что приступает к массовой приватизации. В опубликованный список подлежащих реформированию на базе приватизации государственных предприятий вошло 519 крупных объектов. Кроме того, государство продаст свои пакеты акций еще в 147 уже созданных ОАО. В результате бизнес-сообщества обеих стран поучают шанс реально продвинуть их интеграцию как раз там (на микроэкономическом уровне), где она до сих пор находилась в застойном состоянии. Это способствовало бы адаптации обеих экономик к процессу дальнейшей глобализации.
ЕЭП: вероятная перспектива или виртуальная модель?
Инициатива в выдвижении идеи Единого экономического пространства (ЕЭП) «четверки» исходила, как это ни странно, от украинской стороны, которая по части постсоветской интеграции всегда занимала довольно сдержанную, а нередко и явно деструктивную, позицию. Тогдашний президент Украины Л. Кучма, резко ухудшивший отношения с Западом, в конце 2002 г. решил компенсировать это сближением (или его видимостью) с Россией и ее ближайшими союзниками. Инициатива Л. Кучмы была воспринята его коллегами в России, Белоруссии и Казахстане как «приятный сюрприз» и вызвала с их стороны позитивную реакцию.
Соглашение о ЕЭП и концепция его формирования, ратифицированные парламентами России, Украины, Белоруссии и Казахстана в 2004 г., уже подвергались обстоятельному научному анализу в российской литературе", поэтому ограничимся краткой оценкой их сути. В случае реализации Соглашения о ЕЭП, основные положения которого конкретизируются в пакете многосторонних соглашений, «четверка» достигла бы довольно высокого уровня интеграции (например, в области трудовой миграции). Однако в действительности ЕЭП-4 было и остается лишь межгосударственным проектом, особенно после «оранжевой революции» на Украине в конце 2004 г. Позиция РФ, Белоруссии и Казахстана после саммита ЕврАзЭС в Сочи ясна: они намерены создать в рамках ЕврАзЭС свое ЕЭП, используя при этом наработанные документы по ЕЭП. Для реализации ЕЭП3 нет необходимости создавать другую организацию.
Постсоветская политическая элита Украины до сих пор делала явную ставку на «европейский выбор страны», т. е. на вступление в Евросоюз, а не на СНГ, где она ассоциированный член, или другую интеграционную структуру с участием России. Правда, как отмечает немецкий эксперт по ЕС Э. Ян, никто в Евросоюзе, кроме Польши, не готов в практическом плане даже обсуждать вопрос о членстве в нем Украины. Однако руководство Украины в любом составе настойчиво стремилось в ЕС и продолжает это делать.
Пытаясь не повредить своей — эфемерной — «европейской перспективе», Украина до сих пор избегала придания даже намека на над национальность группировкам на постсоветском пространстве. При разработке документов ЕЭП максимумом того, к чему Украина проявляла готовность, было создание зоны свободной торговли, а не таможенного союза.
Вместе с тем вся постсоветская история торговли показывает, что проблема реэкспорта Украины продукции из третьих стран в РФ не решается, несмотря на словесную готовность украинских властей урегулировать данный вопрос. Решить ее стало значительно сложнее после вступления Украины в ВТО в мае 2008 г. В условиях зоны свободной торговли эта проблема может только еще более обостриться, как и проблема реэкспорта, Украиной российских товаров, особенно энергоносителей, в третьи государства. Подобные осложнения могут быть эффективно урегулированы с учетом интересов сторон только в общем таможенном пространстве при его наднациональном регулировании, т. е. в таможенном союзе, от участия в котором Украина до сих пор категорически отказывалась. Исходя из интересов РФ в сфере торговли, позиция нашей страны должна быть вполне определенной: либо Украина входит в таможенный союз с участием России, Белоруссии и Казахстана, либо сохраняется нынешняя ситуация с теми или иными корректировками.
Украина до сих пор не выдвинула серьезных и масштабных предложений по реализации соглашения о ЕЭП-4, предусматривают его превращение в общий рынок с четырьмя свободами (в различной степени) и с элементами экономического союза. Тема валютной интеграции с Россией и другими участниками ЕЭП-4 — «табу» не только для украинских политиков, но и ведущих ученых. Так, из публикации украинского экономиста Я. Белинской следует, что в исследовании государственного валютного регулирования темы взаимодействия в какой либо форме с РФ, Белоруссией и Казахстаном для специалистов Украины вообще не существует.
Глубокий отпечаток на развитие всего комплекса отношений России с Украиной окажет то, каким образом разрешится ситуация с вступлением Украины в НАТО. «Отношения Украины с Россией пока не стали ни зрелыми, ни устоявшимися. В политическом контексте для русских, — отмечается в последнем докладе влиятельной Трехсторонней комиссии, — принадлежность к НАТО такой большой территории, как Украина, которую многие из них рассматривали (или продолжают рассматривать) как часть родины, была бы таким же шоком, как от сейсмического толчка». Соглашаясь с этим, подчеркнем, что такой же шоковый эффект вступление Украины в НАТО имело бы и в сфере экономических отношений с РФ, хотя он проявился бы позднее и скорее опосредованно, чем прямо. Во всяком случае, о ЕЭП с участием РФ и Украины пришлось бы забыть. Так или иначе, вопрос о вступлении Украины в НАТО и в свете итогов последнего саммита этой организации (на нем была отклонена просьба Киева об утверждении ему плана действий для вступления в НАТО, но стороны решили вернуться к ее рассмотрению на сессии НАТО на уровне министров иностранных дел, который запланирован на декабрь 2008 г.), состоявшегося в начале апреля 2008 г. в Бухаресте, продолжает оставаться открытым, что негативно сказывается на потенциале экономической интеграции обоих государств.
В свете сложившихся к началу осени 2008 г. реалий ЕЭП-4 можно рассматривать лишь как виртуальный проект, причем мертворожденный. Россия не имеет объективных оснований делать на него ставку в своей долгосрочной стратегии участия в интеграционных процессах. Что касается Украины, то наиболее оправдан акцент на развитие двусторонних отношений с нею. При этом можно исходить из того, что события в Южной Осетии и Абхазии в августе 2008 г. и весьма недружественная по отношению к России роль в них президента Украины В. Ющенко и его ближайшего окружения дадут толчок дополнительному осложнению и охлаждению всего комплекса отношений между Украиной и РФ, причем не по российской инициативе. Так, вряд ли было случайным совпадение по времени этих событий с мерами украинской стороны по ослабление позиций российского бизнеса в такой важной для развития сотрудничества обеих стран компании, как «Укртатнафта». Так или иначе, до президентских выборов на Украине и прояснения ситуации в высшем эшелоне власти этой страны перспективы углубления сотрудничества с нею представляются достаточно туманными.
Таким образом, вследствие сложившихся на постсоветском пространстве объективных и субъективных реалий Россия не должна действовать ни в направлении упразднения СНГ, ни в направлении его превращения в наднациональное интеграционное объединение тина Евросоюза, для чего к настоящему времени не осталось даже минимальных «стартовых» предпосылок. В то же время для России целесообразно в отношении СНГ проводить линию не на цивилизованный развод или распад, а на реалистическое его реформирование, на консолидацию и укрепление «брака», пусть даже по расчету.
Для этого иногда предлагается использовать опыт Британского содружества наций (БСН). Такая постановка вопроса правомерна, но требует «расшифровки». Прежде всего, члены БСН понимают его как политическое, языковое и культурно-этническое сообщество и ведут себя на международной арене как его участники, хотя для них еще важнее могут быть другие союзы (ЕС, НАТО, АТЭС), в которые они также входят. В этой связи необходимо уяснить суть механизмов, при помощи которых поддерживается того рода общность. Не менее важен для России опыт Лондона по сохранению влияния Великобритании на политические элиты и бизнес круги других стран БСН.
В то же время роль формализованных механизмов для поддержания экономических связей внутри БСН к настоящему времени свелась к минимуму. Система британских торговых преференций (пониженные таможенные пошлины и т. п.), дававшая некогда определенные результаты бывшим колониям после вступления Великобритании в ЕС (1973 г.), утратила значение, и как модель для подражания не актуальна для РФ и СНГ. Россия также едва ли имеет основания использовать в своих валютно-расчетных отношениях со странами СНГ опыт того, что осталось от зоны фунта стерлингов.
Определенные надежды на реформирование СНГ в духе «искусства возможного» дали итоги неформального саммита (июнь 2007 г.) его лидеров в Санкт-Петербурге, который впервые собрал всех президентов государств-членов этой организации. Стороны решили впредь ежегодно рассматривать только один актуальный вопрос, приходя по нему к единому мнению. Первой темой по предложению Казахстана стала миграция, далее намечены к рассмотрению проблемы транспорта и коммуникаций, затем — образования. Кроме того, был предварительно одобрен предложенный Астаной проект концепции развития СНГ.
Доработанный проект данной концепции, предусматривающий продвижение вперед по принципу «один год — решение одного важного процесса» (как и предлагала ранее Астана, таким вопросом на 2007 г. стала миграция, а на 2008 г. — транзитно-транспортный потенциал), был утвержден, причем без лишних споров, на официальном саммите СНГ в Душанбе (октябрь 2007 г.). Правда, Концепцию развития СНГ, не выдвинув возражений по существу, отказался подписать президент Грузии М. Саакашвили.
Как показал неформальный саммит СНГ, состоявшийся в конце февраля с. г. в Москве с участием всех первых лиц, получивших возможность «примериться» к будущим взаимоотношениям с Д. Медведевым, приглашенным ими на эту встречу, все участники Содружества заинтересованы в развитии ЕС в духе указанной концепции. Вместе с тем признание в том же месяце США и их ведущими партнерами самопровозглашенной независимости Косово заложило под СНГ12 «мину замедленного действия».
В отношении ЕврАзЭС Россия имеет все основания для проведения курса на формирование таможенного союза, постепенно дополняемого другими блоками экономического союза, включая элементы валютной интеграции. В этом в той или иной мере заинтересованы все участники ЕврАзЭС. что и подтвердили итоги последнего саммита Сообщества в Душанбе (октябрь 2007 г.). «Результат почти революционный, — оценил эти итоги В. Путин, — мы договорились о формировании Таможенного союза и создании наднационального органа — комиссии, которая будет заниматься таможенным регулированием». В состав данной комиссии вошли представители стран-участниц на уровне не ниже министра или даже вице-премьера правительства. Принят рассчитанный на три года план действий по формированию ТС. В этот период Россия, Казахстан и Белоруссия войдут в ТС, а остальные члены ЕврАзЭС активизируют работу по формированию предпосылок для вступления в него. До сих пор тремя государствами принято 13 документов, создающих правовую базу ТС. На последнем заседании (февраль с. г.) Совета по финансово-экономической политике государств-членов ЕврАзЭС, прошедшем на уровне вице-премьеров правительств, был, достигнут реальный прогресс в разработке межгосударственных целевых программ по обустройству границ (к 2020 г. необходимо совместно обустроить 92 тыс. км общих границ 2/3 которых — внешние общие границы ТС с третьими странами), созданию автоматизированной информационной системы таможенного контроля, единого порядка экспортного контроля, которые позволят реализовать идею ТС.
Что касается СГРБ, то здесь настал момент истины. С одной стороны, нельзя недооценивать реальные подвижки в сторону формирования основ союзного государства, произошедп1ие в последнее время, например, ратифицированные в 2007 г. Госдумой РФ соглашения с РБ по вопросам взаимного пенсионного обеспечения и медицинского обслуживания, формирование единого миграционного учета и др. Вряд ли вполне адекватной характеристикой российско-белорусской интеграции, особенно как раз в экономике, следует признать оценку, согласно которой она больше десятилетия находится в стадии стагнации, хотя это правомерно применительно к политической и информационной сферам жизни обеих стран. Что лее касается экономики, то интеграция между ними скорее пребывает в стадии вялотекущего, точечного продвижения вперед «мелкими шагами», которые, однако, приносят, пусть не «прорывные», но обоюдополезные осязаемые результаты (например, по линии союзных программ или постепенной таможенной гармонизации).
С другой стороны, нет оснований для завышенных оценок достижений в деле становления СГРБ и его перспектив. Так, трудно согласиться с мнением спикера Госдумы РФ и председателя Парламентского собрания Союза Беларуси и России Б. Грызловым: «По сути, мы уже и есть Союзное государство...», — хотя это мнение и выражает чаяния широких слоев населения обеих стран. Данный тезис не поддается научному обоснованию даже применительно к Евросоюзу, хотя там уровень экономической, социальной и политической интеграции несравненно выше, чем между РФ и РБ. В преддверии парламентских и президентских выборов в РФ трудно было ожидать серьезных подвижек в направлении формирования СГРБ. Выбор стратегии развития отношений между Россией и Белоруссией — один из первоочередных вопросов, по которому должно будет определиться новое российское руководство во главе с Д. Медведевым.
Из изложенного видно, что главным инициатором и «идеологом» интеграции на постсоветском пространстве сегодня выступает руководство Казахстана во главе с Н. Назарбаевым. Было бы весьма полезным для всех государств СНГ, чтобы Москва определила стратегию в этой области и активизировала бы здесь усилия по развитию конструктивных взаимовыгодных отношений с партнерами. Это могло бы стать одной из важнейших областей российской политики, где новый президент РФ Д. Медведев получил бы реальную возможность и перспективу продемонстрировать принципиально новые стратегические подходы, отвечающие коренным национальным интересам, и сделать заявку на свою эпоху в историческом развитии нашей страны как державы глобального значения.
Все рассмотренные межгосударственные образования (к ним лишь частично и в разной степени применимо понятие «интеграционные группировки») на постсоветском пространстве пока не стали, как это с самого начала глобализационной эпохи сделал Евросоюз, субъектом процесса глобализации экономики, а тем более других сфер МЭО, мало способствовали тому, чтобы РФ и другие их участники утвердили себя в таком качестве. Вместе с тем, ЕврАзЭС и СГРБ в случае их успешного продвижения к провозглашенным целям, а это возможно только при разработке и реализации Россией соответствующей интеграционной стратегии, — могли бы оказать весомое содействие этому.
О ЕЭП-4 в свете роли Украины в событиях вокруг Южной Осетии и Абхазии и последующего развития обстановки можно на неопределенное время забыть. Что же касается СНГ, то сам по себе выход Грузии из него скорее избавляет эту организацию от балласта в виде давно уже фиктивного участника и автоматически не ведет к ликвидации Содружества. Вместе с тем, это добавляет аргументов сторонникам точки зрения, согласно которой СНГ следует упразднить, изменив всю конфигурацию на постсоветском пространстве. Думается, что с учетом императивов глобализации для России и ее партнеров центральное место в этой конфигурации должен занять прогрессирующий ЕврАзЭС как «гравитационное ядро» интеграции по-новому (а не некоей надуманной реинтеграции, которая давно невозможна по определению), которое в прогнозируемый период может преобразоваться в таможенный союз, дополняемый другими элементами экономической.
Современный предмет, который мы называем также, как во времена Лермонтова называли конверт с письмом, написанным орешковыми чернилами. Что это за предмет?
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
