Централизм, децентрализация и конституционные основы единства страны

Статью подготовил ведущий корпоративный юрист Шаталов Станислав Карлович. Связаться с автором

Самое читаемое за неделю
Введение ковидных паспортов в 2021 году
Должен знать каждый: Сильное повышение штрафов с 2021 года за нарушение ПДД
Введение продуктовых карточек для малоимущих в 2021 году
Доллар по 100 рублей в 2021 году
Новая льготная ипотека на частные дома в 2021 году
Продление льготной ипотеки до 1 июля 2021 года
35 банков обанкротятся в 2021 году

Однако доминирующая тенденция государственной жизни свидетельствует о формировании в России политического режима личной власти президента, при которой парламент, правительство и судебная власть утрачивают провозглашенную ст. 10 Конституции РФ самостоятельность. Возрастает несоответствие юридической и фактической конституции.

Следует заметить, что абсолютного соответствия юридической и фактической конституции никогда не было и нет. Однако уровень такого соответствия всегда свидетельствовал о демократичности общественного и государственного строя данной страны, если юридическая конституция фиксирует гарантии суверенитета народа и прав человека.

Всякая конституция и конституционное право в целом выполняют две основные функции: регулятивную и манипуляторную (мифологическую). Первая из них заключается в реальном конституционно правовом регулировании общественных отношений; вторая — в обеспечении возможности для правящей элиты укреплять свою власть путем манипулирования общественным сознанием с помощью конституционных фиктивных понятий и суждений («демократия», «социальное государство», «права человека — высшая ценность» и т.п.).

Реальность юридической конституции увеличивается по мере того, как она становится инструментом действительного конституционно правового регулирования. И, напротив, возрастание уровня ее фиктивности пропорционально повышению роли ее манипуляторной функции.

Необходимо отметить, что в Конституции РФ 1993 г. нормы, призванные обеспечить манипулирование общественным сознанием, преобладают. Ее авторы в спешке государственного переворота 1991-1993 гг., руководствуясь сиюминутными интересами новой правящей группировки, возглавляемой Б.Н. Ельциным, включили в Конституцию, наряду с нормами, рассчитанными на их реальное применение (особенно глава 4), значительное число положений, совершенно не соответствующих реальным общественным отношениям, существующим в нашей стране и имеющим откровенно манипуляторскую природу (например, ряд статей главы I).

Многие существенные аспекты российской государственности остались недостаточно четко юридически выражены. Так, учены государство, веды ведут спор о юридической природе Федерации: договорной, конституционно договорной или конституционной. Даже вопрос о том, являются ли республики суверенными субъектами, вызывает сомнения. И потребовалось определение Конституционного Суда РФ, чтобы поставить точку в этом споре, хотя термин «суверенные республики» содержится в п. 1 раздела второго Конституции. И это показатель степени качественности конституционного текста, из содержания которого трудно понять обычному гражданину суверенны ли субъекты Федерации или нет!

Тест "На сколько вы активны" Тест "Подходит ли Вам ваше место работы" Тест "На сколько важны деньги в Вашей жизни" Тест "Есть ли у вас задатки лидера" Тест "Способны ли Вы решать проблемы"

Тест "Для начинающего миллионера" Тест который вас удивит Семейный тест "Какие вы родители" Тест "Определяем свой творческий потенциал" Психологический тест "Вы терпеливый человек?"

Конституционные положения о местном самоуправлении (ст. 12, ISO 133) повисли в воздухе, поскольку понятия «муниципальная собственность», «местный бюджет», как правило, не наполнены реальным содержанием. Местные власти бедны, зависимы от государства и во многом не способны самостоятельно осуществлять свои полномочия.

Таким образом, решать вопросы о соотношении централизации и децентрализации в современной России, опираясь на Конституцию РФ, навряд ли возможно.

Но решать их необходимо, поскольку речь идет о сохранности единства страны и институтов демократии. Но федеральная власть попала здесь в сложную ситуацию, поскольку она стремится решить эти вопросы в формах и методах, противоречащих Конституции. С другой стороны, нет недостатка в официальных заявлениях о недопустимости каких-либо изменений Основного Закона.

Представляется, что меры по развитию централизации и обеспечению децентрализации в стране необходимы, но они должны проводиться в правовых формах, соответствующих Конституции, и должны обеспечить единство страны, права человека, нормальное функционирование институтов демократии.

В.И. Ленин когда-то говорил, что Конституция РСФСР 1918 г. «не отличается краснобайством». Можно по-разному относиться к конституции диктатуры пролетариата, но ее основные положения, по нашему мнению, были реальными. Что же касается Конституции РФ 1993 г., сущность которой заключается в том, что она является конституцией государства капиталистической реставрации, то ей трудно дать подобную характеристику. Ее разительное несоответствие реальным общественным отношениям представляется очевидным. Поэтому внесение существенных поправок в ее текст, либо принятие новой конституции, по нашему мнению, — безусловная необходимость.

Коренная причина кризиса конституционной законности в нашей стране состоит в ошибочности социально-экономической стратегии развития государства, избранного правящей элитой. Что же касается нарушений баланса между централизацией и децентрализацией в государстве, то они являются формами проявления противоречий, связанных с неудачами экономических реформ и все возрастающим противостоянием центральной бюрократии, крупными олигархами, с одной стороны, и местными бюрократическими кланами и деловыми кругами — с другой.

Новая Конституция призвана закрепить гарантии единства страны, условия коренного изменения ее социально экономического курса, реального обеспечения прав человека и действительного функционирования демократических институтов власти.

Целесообразно преобразовать Россию в централизованную Федерацию. В этом смысле весьма полезен опыт РСФСР — государства, которое, в первых, сочетало черты федерализма и унитаризма и, во-вторых, строилось на принципе автономии. Практика доказала, что суверенизация субъектов Федерации непригодна для России, 85% населения которой составляют русские. Целесообразно укрепить унитаристские, централизаторские начала, обеспечив при этом широкие автономные права субъектов Федерации. Следует отметить, что ныне существующие субъекты РФ возникли не в 1991-1993 гг., а после 1917 г. и в течение многих десятилетий XX в. входили в состав РСФСР в качестве автономных субъектов либо административно-территориальных единиц. На основе федеративного договора 1992 г. и Конституции РФ их статус был изменен. Их права были расширены, но достаточно четко не определены. Представляется, что укрепление централистских начал в федеративных отношениях не может произойти без согласия субъектов Федерации. Оно должно происходить на основе уважения принципов равноправия и самоопределения народов России. Поэтому желательно и юридически корректно заключение нового федеративного договора, на основании которого и будут внесены изменения в нормы, регулирующие национально-государственное устройство. Укрепление централистских начал не может быть связано с посягательствами на права субъектов, в частности, их право самостоятельно формировать свои государственные органы.

Прежде всего, должна быть усовершенствована экономическая база федеративной власти. Целесообразно зафиксировать в Конституции гарантии федеральной собственности на основные природные ресурсы, крупнейшие предприятия, относящиеся к военнопромышленному комплексу и производству средств производства. Во-вторых, в текущем законодательстве и в правоприменительной практике целесообразно было бы обеспечить: конституционное положение о рубле как единственной денежной единице на территории России; единство железнодорожной системы и установление дешевых тарифов, которые обеспечили бы экономическую выгодность перемещения товаров между всеми регионами; государственную монополию в сфере электроснабжения и единство газовых магистралей; укрепление прокурорского надзора как гаранта единства законности; создание независимой судебной системы и усиление борьбы с организованной преступностью, в особенности, с коррупцией в госаппарате.

Централизация государственной власти — гарант единства страны. Но было бы ошибочно полагать, что обеспечение этого единства может свестись лишь к бюрократической перестройке госаппарата, к перераспределению полномочий между различными его структурами, должностными лицами, изменению порядка их назначения. Без глубоких экономических мер, гарантирующих это единство, подобные меры непродуктивны.

С другой стороны, необходимы конституционно правовые гарантии децентрализации власти, обеспечивающие укрепление демократических институтов. Бюрократическая централизация власти способна привести к усилению сепаратизма, опасному для страны противостоянию субъектов Федерации центру. Представляется, что необходимо обеспечить дополнительными гарантиями права субъектов и органов местного самоуправления от их бюрократического ограничения. Однако главное — создание условий контроля граждан над органами государственной власти, расширение контрольных полномочий представительных учреждений над органами исполнительной власти, создание демократических процедур формирования этих учреждений. В этой связи отказ от «заградительного пункта» в пропорциональной избирательной системе, обеспечение принципа равноправия всех политических партий, общественных организаций представляется необходимым. Не законодатель, а избиратели должны решить, кому они окажут доверие на выборах: кандидатам больших или маленьких политических партий. И не только партий, но и общественных объединений.

Целесообразно также ввести право отзыва депутатов, утративших доверие избирателей, а также ликвидировать возможности правящих кругов манипулировать общественным мнением с помощью подчиненных им СМИ.

Наконец, необходимо очистить конституционный закон о референдуме от антидемократических искажений, которые фактически исключают возможность для граждан добиться его проведения вопреки воле правящей элиты в любое время.

Действительное обеспечение прав и свобод человека является важнейшим условием демократизации государства, позволяющей разумно сочетать достоинства централизации и децентрализации в государственной деятельности.

Проблемы конституционного правосудия

Специальный корреспондент «М.Л. Курьера» Юрий Беледин пригласил для разговора на страницах газеты начальника кафедры прав человека Высшей следственной школы МВД РФ, доктора юридических наук, профессора, заслуженного юриста России Феликса Михайловича Рудинского.

Тема разговора — своеобразный комментарий к «процессу века», в котором принимал участие Ф.М. Рудинский.

Редакция и Феликс Михайлович надеются, что читатели поделятся своими впечатлениями по поводу этой публикации. И обещают: ответы на возникшие у вас вопросы будут откровенными, без оглядок на чьи-то пристрастия.

Хочу я написать две книги. Одну — для широкой читательской аудитории. Попробую изложить личные впечатления от многочисленных встреч с людьми, имена которых у всех на слуху. Воспроизведу факты и события, оставшиеся за кадром телехроники или намеренно искажавшиеся средствами массовой информации в угоду сиюминутной политической конъюнктуре. Книга, возможно, будет называться «Как я допрашивал академика Яковлева в Конституционном суде»...

Вторая книга — строго научное исследование. Ведь этот процесс содержал много чисто юридических аспектов, позитивно и негативно раскрывавшихся день заднем. У нас никогда прежде не было Конституционного суда, и анализ его первых шагов даст возможность представить перспективу развития конституционного права в России. Кстати, все расшифрованные стенограммы предыдущего дня заседаний суда были в распоряжении любого участника процесса буквально на следующее утро. Поэтому материалы, накопившиеся с мая по ноябрь 1992 года, дают обильную пищу для размышления.

Откровенно говоря, я и предположить не мог, что стану участником такого процесса, да еще в качестве юридического представителя КПСС. «Просто» представителями партии были В.А. Ивашко — бывший заместитель Генерального секретаря КПСС и В.А. Купцов — первый секретарь ЦК Компартии России.

Среди юридических представителей «стороны» были два адвоката и несколько учены правоведов. Темы, по которым нам предстояло выступать, были, естественно, определены заблаговременно. На мою долю выпали четыре темы. Первая — «Проблемы правовой ответственности партии в суде». Вторая — «Доказательность обвинений против партии, анализ и раскрытие противоречий в позиции противостоящей «стороны». Третья — «КПСС и права человека», поскольку я много лет занимался именно правами человека. Четвертая — «КПСС и КГБ»...

Как я оказался участником процесса? После издания Ельциным трех Указов о роспуске КПСС в конце 1991 года группа народных депутатов обратилась в Конституционный суд с просьбой проверить конституционность этого шага Президента (два Указа были подписаны в августе, один — в начале ноября). Суд принял дело к рассмотрению, но довольно долго не приступал к нему, до самого мая 1992 года. Шла весьма кропотливая подготовка сторон — окружения самого Президента, суда и группы депутатов. На этой стадии КПСС еще втянута не была.

Подготовка выражалась в том, что приглашались свидетели и эксперты. А экспертами могли быть лишь специалисты в области конституционного права. Таких юристов в нашей стране немного, мы знаем друг друга поименно.

Экспертных заключений в суде к маю собралось более ста. Писали их даже политологи, социологи, психологи, экономисты. О чем писал я? Когда появились Указы Ельцина, мне была ясна их, так сказать, политическая «целесообразность». Но с точки зрения права они не выдерживали никакой критики! На мой взгляд, они неконституционны от начала до конца. За точку отсчета можно взять тот факт, что Президент просто не имеет права  подписывать такие акты. Только суд может распустить партию, опираясь на закон. Я и написал, раз уж меня попросили высказаться, что Президент вышел за пределы своих полномочий.

В мае 1992 года многих экспертов (и меня в том числе) пригласили в Москву. Народные депутаты, которые обжаловали Указы Президента, обратили внимание на мое заключение, так как оно соответствовало их интересам. Но из этого не следовало, что я автоматически становился по какую-то сторону баррикад! Я — юрист. И хотя я был и остаюсь по убеждениям коммунистом, меня нелепо обвинять в заведомой ангажированности на определенную роль.

Мне претил бытовавший у нас феодальный социализм, мне ненавистна партократия, погрязшая в злоупотреблениях. Но коммунистическая идея в чистом виде для меня предпочтительней любых других. Ради нее сражался в годы гражданской войны мой отец. И мне меняться поздно, да и ни к чему. Это — дело моей совести, моих убеждений.

Попутно хочу отвести от себя домыслы и о меркантильных выгодах занятой мной позиции. В местной печати один из народных депутатов приклеил мне ярлык «бывшего платного консультанта обкома КПСС». Если мне и доводилось по приглашениям Дома полит проса выступать перед функционерами партийцами, то тематика касалась законодательства, правовых проблем. Все остальное — беспочвенные домыслы. Впрочем, я отнюдь не считаю для себя оскорбительным статус консультанта партийного органа, где было немало людей порядочных, компетентных. Наряду с прохиндеями и махровыми ловчилами карьеристами... А вся моя работа в Конституционном суде компенсировалась им в пределах оплаты проезда из дома до Москвы и обратно плюс суточные. Жил я у родственников, поэтому «квартирные» мне не полагались.

Вернусь к коллизии в суде, которая возникла 11 мая 1992 года. Вдруг нам объявили: депутат Румянцев, и группа его коллег подали встречное заявление о ... неконституционное КПСС. Это — уже второе дело! И суд в закрытом заседании принял решение объединить два юридически несовместимых вопроса. Тут же возникла проблема: кто будет представлять 

КПСС? Формулировка, конечно, нелепая: кто может представлять несуществующую уже партию?

Суд не пошел навстречу Купцову, сказавшему, что возникает необходимость созвать пленум ЦК или провести съезд партии, дабы определиться, кому стать защитником КПСС. Обратились к Горбачеву — он от роли защитника открестился, согласились В.А. Ивашко и В.А. Купцов.

До 7 июня, если не изменяет память, я после этого пробыл дома. И вдруг звонок из Москвы. Мне предлагают быть на процессе юридическим представителем КПСС. Откровенно говоря, ко мне обратился человек, которого я знал давно и очень уважал за глубокую порядочность, редчайшую честность. И сказать ему «нет» я просто не мог. Даже попросить несколько дней на размышление язык не повернулся.

Конечно, потом я все же мучительно взвешивал — справлюсь ли с такой миссией, хватит ли знаний, да и здоровья, в конце концов. Но представьте себе, что специалисту любого другого профиля предлагается участвовать в необычайно интересном с профессиональной точки зрения, редчайшем мероприятии. Думаю, мало, кто упустил бы такой шанс.

Как юристу специалисту, научному работнику мне, к слову, было далеко не безразлично, что ошельмованы восемнадцать миллионов человек, которых огульно причислили к подонкам, отребью. Разве это не политический геноцид? Разве можно позволить себе отмалчиваться? Те, кто в очернении всей партии руководствовался поговоркой: «Вали кулем — там разберем», делали ставку на ... колоссальную братскую могилу, какая не снилась даже монстру Сталину. А ведь один из краеугольных принципов права — индивидуальная  ответственность.

И еще одна мысль не давала мне покоя. Если уж приглашают меня, провинциального юриста, хотя в Москве не было недостатка в специалистах, объехавших в свое время весь мир, выступавших на международных конференциях и в ООН, открывавших двери кабинетов в ЦК ногой в буквальном смысле, — значит положение пиковое.

Забегая вперед, подчеркну, что отражение хода заседаний суда большинством органов массовой информации носило отчетливо тенденциозный характер, будто пользовались они единым идеологическим шампуром. Даже коммунистические издания грешили этим. Хотя в чистом виде коммунистической прессы у нас сегодня нет. Есть «близкие к кругам», «сопутствующие», «сочувствующие», но почему-то озирающиеся по сторонам. Потому-то нигде не было раскрыто истинное содержание процесса. В том числе и в правительственных изданиях и телепрограммах. Более того — я собственными глазами снова увидел старые пропагандистские клише, искажающие суть происходившего, шьющие белыми нитками по многоцветному материалу...

Особенно коробил меня взгляд некоторых теле корреспондентов на партию свысока, полупрезрительный, почти брезгливый: вот, мол, собрались тут какие-то узколобые ортодоксы, живые ископаемые, вы только взгляните на этих ущербных «товарищей»... Я бы еще понял таких журналистов, если б они буквально позавчера не стояли на единых с нами позициях, если б не служили верой и правдой КПСС до известных всем событий.

Отсюда и намеренные «подлавливания» чьих-то неудачных фраз, съемки неудачных поз или поворотов головы — на потребу низкому вкусу публики, жаждавшей скандальчиков. Я бы зауважал журналистов, если бы видел высокий профессионализм, пусть и откровенно враждебной направленности. Увы, примитив, особенно в отражении первой половины процесса, довлел.

Во второй половине, правда, телерепортажи стали поспокойнее, не столь карикатурными. Хотя сами передачи выдавались в эфир после полуночи...

Теперь хочу со всей определенностью отметить фальсифицированность главного — названия дела. Даже «Правда» (я говорил об этом со спецкором этой газеты, но вразумительного ответа не услышал) давала подзаголовок: «Дело КПСС». Не было такого дела в Конституционном суде!

Рассматривалась конституционность Указов Ельцина. А как «сопутствующий» вопрос — конституционность компартии СССР и компартии России. Короче говоря, разбиралось злоупотребление Президента властью. Это дело Ельцина! В чем он был прав (если был) и в чем не прав, подписывая Указы. Вот вам уровень искажения истины, если подходить сугубо принципиально к формулировкам, ориентирующим общественное мнение.

И у людей исподволь формировалось впечатление, что начался едва ли не Нюрнбергский процесс, что в зале сидят преступники, на чьей совести ужасные злодеяния, геноцид против собственного народа. Но процесс в Нюрнберге был уголовным! Вел его международный уголовный трибунал, усадивший на скамью подсудимых конкретных живых преступников, признавший преступными конкретные организации гитлеровской Германии.

В данном же случае ничего общего с уголовным суд не имел. Это — новый вид процесса, возникший у нас недавно, в отличие от практиковавшихся до сих пор уголовных, гражданских и административных форм судопроизводства. Родился четвертый вид — особый вид суда, высший суд в Российском государстве. Назначение Конституционного суда — защитить права человека и конституционный строй, саму Конституцию. Он стоит над Верховным судом, проверяя конституционность правовых актов, издаваемых госорганами, и международных соглашений России с другими странами. И, помимо того, Конституционный суд дает консультации, заключения юридические.

А на деле был совершен некий юридический трюк. На момент обращения группы депутатов в суд по поводу Указов Ельцина Закон о Конституционном суде предусматривал лишь тот круг его прерогатив, о которых я только что сказал. Но 22 апреля VI съезд народных депутатов «неожиданно» принял поправку к Конституции, расширив компетенцию суда статьей 1651: он имеет право рассматривать конституционность партий... И через три дня после принятия такой поправки депутат Румянцев подал в суд заявление о ... конституционности КПСС. Так объединили две темы, пытаясь отвести удар от Президента России. Жалоба на Ельцина обернулась «делом КПСС».

Мы заявили протест сразу! Ведь закон о Суде изменен не был. А суд не может руководствоваться только поправками, внесенными в любые другие документы, пусть даже в Конституцию.

И как вообще рассматривать дело о конституционности партии, не определив состав правонарушений. Да и вообще в Законе о Конституционном суде нет главы о конституционности партий. Проведу аналогию, которая просто таки напрашивается здесь: как рассматривать уголовное дело, если, допустим, отсутствует уголовно процессуальный кодекс!

Но не менее важно вот что. С древнейших времен известна юридическая аксиома, закрепленная и в международных пактах о правах человека: закон, устанавливающий новую меру ответственности или усиливающий ответственность, не имеет  обратной силы. И закон, принятый после совершения противоправного акта, не работает, на него нельзя опираться. Обратную силу имеет лишь тот закон, который смягчает или устраняет ответственность вообще.

В данном случае был, как бы установлен новый вид ответственности — конституционность партии. Дата рождения юридической «новинки» — 22 апреля 1992 года. Хотя компартию СССР распустили в августе девяносто первого! Принимая к рассмотрению дело, суд создавал прецедент, позволяющий судить, допустим, Ивана Грозного, Гришку Распутина, любую из партий, боровшихся за власть в России в далеком прошлом.

В ряде наших ходатайств, заявлений на имя председателя суда обосновывалась бессмысленность попыток судить историю. Но если б все исчерпывалось только этой нелепостью. Возьмем еще одну, которая тоже противоречит юридической аксиоме: нельзя быть судьей в собственном деле. Представьте, что дело о злоупотреблениях обвиняемого рассматривают ... его родственники в судейских мантиях. Ясно, что полагается давать самоотвод или отвод таких судей. Однако в Законе о Конституционном суде нет положения об отводе. Самоотвод — пожалуйста. Тем не менее, ни один из членов суда о самоотводе не заявил. Хотя из тринадцати его членов двенадцать были членами КПСС. И по реакции их в ходе процесса было отчетливо видно, кому и в чем они симпатизировали, а кому — наоборот. Я не говорю об их предвзятости. Но этикета где же? О праве я молчу.

Обвинители — бывший член КПСС, представитель Президента С. Шахрай, которого я помню еще юным аспирантом Московского университета, бывший член КПСС А. Макаров, первая фраза реферата его кандидатской диссертации цитировалась в суде: «Коммунистическая партия Советского Союза всегда ставила перед собой главную цель — обеспечение социалистической законности и прав личности».

Едва ли будет слишком смелой гипотетическая параллель, допустим, с судом над нацистской партией при наличии членских билетов этой же партии у самих судей.

Короче говоря, если взглянуть на положение вещей без сарказма, с нравственной точки зрения, налицо — национальный позор. Вот почему свою первую речь я начал так: «Представьте себе, что Папа Римский вдруг отмежевался от христианства и с Красным Знаменем отправился на партсобрание итальянских коммунистов атеистов, а наутро своим декретом «распустил» католическую церковь... Те же чувства испытываешь, читая Указы бывшего кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС».

Не спешите обвинять меня в догматической зацикленное. Взгляды любого человека подвержены эволюции. Но если кто-то был крупнейшим политическим лидером, а в критический момент истории круто изменил собственным убеждениям, то уйди с политической арены и замаливай грехи. Это намного честнее, чем поворот на сто восемьдесят градусов и попытки поставить вне закона вчерашних единомышленников.

Весь прошедший процесс с этой точки зрения я иначе воспринимать не могу. А вот с юридической точки зрения он был крайне интересен. 

Первое: роль Конституционного суда в защите конституционного строя. Второе: ответственность партии в правовом смысле. Третье: защита прав человека в конституционном суде. Для юристов нашей страны, я уверен, было немало открытий, которые наверняка лягут в основу десятков диссертаций и монографий.

А с точки зрения нравственности, морали процесс был тягостным. И не потому, что мы услышали нечто доселе неизвестное, архисекретное, открывающее глаза впервые на факты отечественной истории. В суд на «член возах» привозили пуды материалов из парт архива. Но если протоколы заседаний бюро Томского обкома КПСС, который возглавлял Лигачев, фигурировали в деле, то из Свердловского, которым руководил Ельцин, — ничего не дождались.

На процессе допрашивались свидетели четырех упомянутых мною ранее сторон. И примерно в середине хода разбирательства заслушивались свидетели, которых вызвал сам Конституционный суд. Кроме Горбачева, в суд явились Дзасохов, Полозков, Яковлев, Рыжков. (Нам отказали, когда мы попросили вызвать в качестве свидетелей и деятелей ГКЧП.) Затем держали речь эксперты и рассматривались письменные доказательства — в основном фигурировали секретные протоколы заседаний Политбюро, которые я бы назвал номенклатурным стриптизом. Судите сами: может ли партия в целом нести хоть какую-то ответственность за тайные разговоры, о которых не догадывались даже члены ЦК?

Каковы же правовые основания для требования ответственности всей партии? Тема очень серьезная. Нравственная ответственность, о чем я прямо заявлял в суде, может быть разложена поровну на всех членов КПСС без исключения. Например, лично меня можно обвинять наравне с коллегами в том, что мы только декларировали защиту прав трудящихся, но не защитили их практически. Мы не сумели сберечь Союз республик. И, безусловно, повинны в том, что безоглядно верили лживым лидерам, развалившим страну, проявили приспособленчество, политическое безволие.

Юридическая ответственность всей КПСС поголовно — вещь бессмысленная. Надо же четко различать, из каких элементов структурных партия состояла. И когда ставился и анализировался краеугольный вопрос — соответствовала ли деятельность КПСС нашей Конституции, — приходилось подчеркивать абсурдность такого вопроса. Разве секрет, что все Конституции в нашей стране создавались под непосредственным руководством партии. И поэтому статья шестая ставила партию в центр Основного закона. Так правомерны ли Указы Ельцина?

Другое дело — вмешательство в дела государства партийных чиновников из райкомов, горкомов, обкомов и ЦК. Их неконституционные деяния всем нам хорошо известны. Потому-то мы сразу и однозначно заявили на суде: мы защищаем не пасторатов, а честных рядовых партийцев. Они не присваивали квартиры, не строили Латошинки, не обеспечивали прихлебателей машинами. Они за рамки Конституции, как правило, не выходили. Значит, мы не занимали в суде позицию апологетов реставрации порядков, при которых стали возможны преступления Сталина, злоупотребления властью.

Конечно, за партийную элиту мог бы предметно отвечать Горбачев. Но история, которая произошла в связи с вызовом его в суд, на мой взгляд, может квалифицироваться как огромный провал в работе Конституционного суда. Я уже отмечал, что мы с самого начала заявляли о неправомерности принятия дела о конституционности КПСС к судопроизводству. Если речь идет о банальном хулиганстве на улице, о рядовой квартирной краже, младший лейтенант милиции — следователь — может вызвать человека и допрашивать в райотделе внутренних дел. И в случае отказа гражданина вправе доставить его в наручниках, основываясь на уголовно процессуальном кодексе. Дача свидетельских показаний — обязанность гражданина, а отказ — преступление. В Конституционном же суде права у судей иные: могут вызвать, могут в случае отказа оштрафовать на 100 рублей... Почему? Да потому, что Законом тогда была предусмотрена проверка правовых актов, и только, а показания свидетелей играют десяти степенную роль.

Но поскольку встал вопрос о конституционности партии, свидетельский фактор приобрел решающее значение. И суд попал в ловушку. Другими словами, Конституционный суд взялся не за свое дело.

Горбачев, разумеется, совершил правонарушение. На Западе это означало бы конец карьеры политического или общественного деятеля. В США неявка в Верховный суд карается пятилетней отсидкой и штрафом в 5 тысяч долларов, не отходя от кассы. У нас только посмеялись. Таков наш уровень правосознания: неуважение к суду — только повод для шуточек или демагогических демаршей: «Ах, политическое судилище! Ах, кто им позволил?..»

И там, где должны были стоять распинавшиеся о правовом государстве Горбачев и иже с ним, лидеры партии, пришлось стоять, в частности, мне, юристу с Самарского разъезда в Волгограде. А кто, собственно, уполномочил меня говорить за всю партию? Съезд? Пленум ЦК? Нет, я был всего лишь добровольцем.

Я ли выдвигал программы о жилье для каждой семьи к 2000 году, о решении продовольственной проблемы, о борьбе с алкоголизмом? Или кто то из таких же рядовых коммунистов? Почему на нас перекладывается ответственность за прожектерство и шапкозакидательство? С правовой точки зрения, что бы ни говорил Горбачев, плевком в душу каждого коммуниста надо считать его нежелание вступиться за КПСС хотя бы в качестве свидетеля. А ведь он надеется еще всплыть на политической арене.

В завершение сегодняшнего разговора, обращенного к читателям «МЛ Курьера», интересующимся вопросами права, скажу еще об одной существенной частности. Нельзя судить мертвых судом живущих. В монографиях, исторических исследованиях, на конференциях и диспутах правомерно разбирать грехи и отступления от закона любой личности, партии, движения любой эпохи. Это — исторический суд.

Но с самого начала процесса Конституционный суд не определил предмет исследования, хоть мы и настаивали на этом. Что мы хотим проанализировать: конституционность партии в тридцать седьмом, сорок первом, пятьдесят третьем году или в августе 1991 года? На август девяносто первого, впрочем, тоже упирать неправомерно: закон обратной силы не имеет. И все же закроем на это глаза — будем разбираться. Уже не было шестой статьи Конституции. Партия признавала другие партии, отказавшись от своих тоталитарных установок. Она уже почти не вмешивалась в дела государственных органов. И была конституционна.

Нам возражали: партия «организовала» ГКЧП. Чушь! Ни одна первичная организация, районная, областная понятия не имели, что происходит в столичных «верхах», когда вызревал заговор парт чиновников, уже не бывших членами Политбюро. На секретариате ЦК позиции четкой не прослеживается. Даже члены ЦК не знали о подготовке провокации, именуемой «путчем».

Мы официально представили суду справки от множества областных прокуроров: «У нас ни одного уголовного дела, связанного с ГКЧП, возбуждено не было!» Если бы хоть одна парторганизация поддержала Янаева и других, дело бы завели немедленно.

Попутно замечу, что вопрос о ГКЧП ставить в Конституционном суде тоже было нельзя: этим нарушалась презумпция невиновности, поскольку уголовного суда то не было над ними до сегодня. До вынесения приговора обвиняемого преступником может назвать только дремучий невежда в вопросах юриспруденции.

Исторический аспект очень важен. Но Конституционный суд не проявил последовательности в этом вопросе. Тем не менее, суммируя итоги, я беру на себя смелость сказать, что мы одержали победу. Мы не работали на публику, делали кропотливое дело юристов. И суд не признал КПСС и Компартию России неконституционными. В этой части дело прекращено.

А вот деятельность всех руководящих структур партии — от райкома до ЦК — была на момент принятия Указов Ельцина признана неконституционной. Но роспуск первичных организаций КПСС, созданных по территориальному принципу, суд признал противоречащим Конституции России. Значит, они вправе теперь объединиться, зарегистрироваться наравне с прочими партиями. Чем компартия и воспользовалась, проведя свой Второй Чрезвычайный съезд 13-14 февраля 1993 года.

Мы, думаю, добились главного: защитили достоинство миллионов людей, которым дороги Россия и вся Советская страна, ее судьба, которым не чуждо понятие чести, которые были и остаются интернационалистами и патриотами Отечества. Мы защитили честь миллионов погибших за социализм.

Мы защитили и честь тех, кто сегодня входит в другие партии, но в прошлом, будучи в КПСС, ничем себя не запятнали.

Право иметь любые убеждения, свобода ассоциаций — важнейшие права человека. Главный вопрос, который стоял перед Конституционным судом: что выше — человек или государство, права человека или президентская власть! И Конституционный суд сказал: права человека. Мы этого добивались. В этом — наша главная победа.

Заключение от поражения к победе

Президентские Указы в августе ноябре 1991 г. означали полный запрет КПСС и КП РСФСР. Это было поражение партии, причем никто в нашей стране не выступил в ее защиту. Народ безмолвствовал. СМИ вели жесткую антикоммунистическую пропаганду, миллионы людей были полностью дезинформированы. Однако сразу же после запрета стали возникать новые коммунистические и лево социалистические партии и движения: РКРП, СПТ, РПК и другие. Большую роль сыграл Союз в защиту прав коммунистов, возглавлявшийся В.С. Мартемьяновым и И.П. Осадчим. Все эти организации вели работу среди трудящихся, их представители участвовали в процессе по «делу КПСС». Итоговое решение КС 30 ноября 1992              г. означало, что мы одержали победу. Правда, победа была неполной, частичной, но это была первая победа, свет в конце туннеля. До вынесения этого решения правовое положение коммунистического движения в стране было весьма неопределенным. Активизировались политические деятели и партии, требовавшие тотального запрета коммунистической деятельности и пропаганды марксистко-ленинских взглядов. Поэтому Постановление КС означало легализацию КПРФ. Вместе с тем оно создавало гарантии деятельности и других коммунистических партий и групп.

Путь от поражения в августе ноябре 1991 г. до первой победы в ноябре 1992 г. был трудным, сложным. Потребовалось много усилий для того, чтобы ее достичь. Автор этих строк стремился в книге подробно рассказать о том, как проходил процесс в КС, старался объективно осветить все факты и дать им свои оценки. Осознаю, что не все согласятся с моими оценками, но в достоверности излагаемых в книге фактов, надеюсь, добросовестный читатель, не усомнится. Разумеется, рассказать обо всем, что было в КС, невозможно: для этого надо прочитать все материалы дела. Но о самом существенном я все же сказал. Каково значение этого процесса в КС? Вначале о его юридической значимости.

Главными юридическими проблемами процесса были вопросы о соотношении прав человека и государства, права и власти. И хотя Суд был, на мой взгляд, непоследователен в их решении, но, все же, признав права рядовых членов КП РСФСР и территориальных парторганизаций на воссоздание партии, высказался за приоритет прав человека. Эта позиция, во-первых, имеет немаловажное значение для утверждения идей прав человека, правового государства в нашей стране. Во-вторых, признав антикоммунистические Указы Президента частично неконституционными, Суд лишил политический режим, возникший в августе 1991 г., достаточной легитимности. К сожалению, надо признать, что КС не смог в этом итоговом решении достичь той степени юридической чистоты, которой он сумел добиться по делу о создании единого министерства безопасности и внутренних дел (1991 г.) и в своем заключении о конституционности отрешения Президента от должности (октябрь 1993    г.). По этим двум делам Судом был последовательно проведен принцип приоритета прав человека над государством. В «деле КПСС» Суд остановился на полпути и не смог защитить Конституцию от посягательств главы исполнительной власти. Пытаясь хотя бы частично оправдать Президента, преступившего пределы своей компетенции, КС создал опасный прецедент. По моему мнению, существует определенная связь между юридической противоречивостью и непоследовательностью итогового решения КС по «делу КПСС» с произволом исполнительной власти в октябре 1993 г. Хотел бы, чтобы меня здесь поняли правильно. Имею в виду только то, что Президент и его окружение в тот момент, вероятно, предполагали или могли предположить, что КС не решится принять то истинно правовое и благородное решение, которое он принял в тот трагический момент. Поскольку в решении по «делу КПСС» КС в принципе не осудил Президента, превысившего свои властные полномочия, они могли надеяться, что и на этот раз КС попытается их оправдать в оценке самого главного вопроса о соотношении права, Конституции и государственной власти.

На страницах этой книги процесс исследовался в разных аспектах. Прежде всего, это было судопроизводство в высшем судебном органе конституционного контроля, поэтому юридический аспект процесса имеет первостепенное значение. Во-вторых, с точки зрения его содержания процесс был политическим противоборством антагонистических социальных сил. В-третьих, процесс был нравственным противостоянием. В-четвёртых, мировоззренческим конфликтом. Существуют и другие аспекты процесса.

В течение длительного периода на заседаниях КС обсуждались такие существенные для развития конституционного права и юридической науки проблемы, как содержание и пределы реализации прав человека на ассоциацию, на свободу мысли, религии и убеждений, на справедливый и беспристрастный суд, право стороны на защиту своих интересов в процессе; юридическое понятие партии, ее правосубъектности, ее отличие от госструктуры; конституционная ответственность партии как разновидность юридической ответственности, вины как ее основания; правовой статус имущества партии, статус главы исполнительной власти в системе разделения властей и его полномочия в условиях чрезвычайного положения; разграничение функций различных ветвей судебной власти. Один только перечень этих проблем свидетельствует о полной несостоятельности суждения американского исследователя Д. Барри, что решение по данному делу «мало что сделало, чтобы продвинуть чисто юридические аспекты конституционного права».

Как явствует из предыдущих глав, автор книги не разделяет позицию Суда по многим из перечисленных вопросов. Но надо признать, что сама их постановка и всестороннее многомесячное обсуждение в зале судебных заседаний сыграли значительную роль в становлении конституционного права как ведущей отрасли права в нашей стране. Не стану подробно говорить о содержании современного российского конституционного права. В него включены некоторые важные демократические конституционные принципы, не реализуемые на практике, но исключены социальные, подлинно гуманистические начала, которые были присущи советским конституциям. Следует напомнить, что именно при советской власти впервые в нашей стране были приняты конституции. Однако надо признать и то, что в советский период нашей истории роль конституционного регулирования общественных отношений принижалась. И дело тут, на мой взгляд, не в «злодейке КПСС», на чем настаивали наши оппоненты, а в идущих из дореволюционных времен архаичных политических традициях, которые она не смогла преодолеть и жертвой которых она была. Создание и деятельность КС вообще и, в частности, процесс по данному делу являются важным этапом в осознании обществом (но, к сожалению, не государством) роли и значения конституционного права. Процесс был серьезным шагом в становлении конституционной юстиции в России. Судьи не имели достаточного опыта в работе высшего органа судебной власти такого типа, а некоторые из них до избрания в состав КС вообще никогда не были на судебной работе.

Рассмотрение этого дела было и накоплением профессионального опыта.

Во время процесса обсуждалась проблема о статусе КС: были сформулированы две взаимоисключающие позиции:

1) КС — орган, имеющий «широкие правотворческие возможности» (эксперт В. А. Туманов);

2) КС — правоприменительный орган, обязанный строго следовать Конституции и законам, а не творить новые правовые нормы (эксперты Б.М. Лазарев, Ю.П. Еременко и др.).

В сущности, состоялась дискуссия о природе отечественного права и месте КС в правовой системе. Ведь Романо германская правовая семья, в число членов которой традиционно входит Россия, основывается на высоком уважении к правовой норме и на признании суда в качестве правоприменителя, а не демиурга права. Поэтому наша сторона рассматривала Суд как правоприменительный орган. По моему мнению, КС здесь проявил двойственный подход: при оценке статей Указов о деятельности руководящих структур партии он, по существу, сформулировал новые правовые нормы, руководствуясь своим толкованием общих принципов Конституции; при оценке первичных организаций он исходил из реально существующих правовых норм. Особое значение имели в судебных заседаниях дискуссии о процессуальных вопросах. По существу, речь шла о предпосылках формирования конституционно процессуального права. И хотя позиция КС по этим проблемам небесспорна, но сама постановка таких вопросов, как необходимость регламента КС или главы в Законе о КС, регулирующей процедуру рассмотрения конституционности партий, оказала благотворное влияние на развитие законодательства. Приведу пример. Среди основных принципов деятельности Суда в Законе о КС 1991 г. не были названы принципы состязательности и равноправия сторон. Однако при рассмотрении данного дела Суд стремился обеспечить эти принципы, хотя и не всегда успешно. В новом федеральном конституционном Законе 1994 г., который принизил роль КС, сузив его компетенцию, принципы состязательности и равноправия сторон там названы. Очевидно практика КС, в том числе рассмотрение данного дела, привела к этим новациям в законодательстве.

Особое значение имел этот процесс для развития доказательственного права. Уже в ходе первых судебных заседаний выяснилось, что статус свидетеля определен недостаточно четко, в результате чего М.С. Горбачев сумел, по существу, безнаказанно уклониться от явки в Суд. Возникли сложности и в определении статуса эксперта. Большое достижение КС в этом деле в том, что впервые в истории отечественного судопроизводства была введена правовая экспертиза, необходимость и эффективность которой, на мой взгляд, теперь очевидны. Весьма интересными были дебаты по поводу возможности контент анализа как разновидности судебной экспертизы. Полагаю, что теория и судебная практика должны решить этот интересный вопрос. Этап изучения, приобщения и оценки письменных доказательств вызвал значительное число нареканий. В Законе о КС 1994 г. сказано: «Не подлежат оглашению документы, подлинность которых вызывает сомнение». Полагаю, что было бы правильно записать: «Не подлежат оглашению и не могут быть приобщены к делу». Но в старом законе о КС 1991 г. такой нормы не было. Поэтому тенденциозно подобранные выписки из документов (точнее их копии), часто не заверенные соответствующим образом (например, материалы томской парторганизации), были приобщены к делу. То же самое можно сказать о катынских документах, поскольку имеющиеся на них подписи официальных лиц не были подвергнуты почерковедческой экспертизе. В Суде обсуждались проблемы оценки доказательств в конституционном процессе. Итоги этих дебатов небесполезны для юридической теории и практики. Таким образом, рассмотрение этого дела еще раз показало ценность процессуальной формы как единственного средства судебного постижения истины. Пренебрежение к ней, отсутствие достаточной объективности в оценке доказательств явились одной из причин появления «ситуационного», «центристского», а не правового итогового решения.

Процесс продемонстрировал высокий уровень советской юридической науки. Ведь юристы, участвовавшие в процессе, были питомцами советской школы права. Поэтому изучение материалов процесса, постижение различных юридических позиций, отстаивавшихся его участниками, имеют существенное научное значение. В целом процесс выявил трудности становления конституционной юстиции в России, которые определялись не только новизной этого института и отсутствием опыта, но и реальными острыми противоречиями, существующими в обществе, повернувшемся от социализма к капитализму.

Что же касается политической значимости процесса, то она нуждается во взвешенной, объективной оценке. Было бы наивно полагать, что Суд мог изменить политическую ситуацию, социальную природу власти, утвердившиеся после августа 1991 г. Его политическая роль была более скромной и состояла в том, чтобы зафиксировать действительное соотношение классовых сил в обществе. Процесс стал зеркалом, отразившим социальные антагонизмы в российском обществе. Он обнажил политическую сущность его участников, продемонстрировал силу и слабость противостоявших сторон. Официальные представители постсоветской российской государственности впервые публично пытались обосновать политическую доктрину, являющуюся основой становления «демократического» конституционного строя.

Политическая значимость процесса зависела от итогового решения Суда. «Глаза всех истинных демократов, — писал Гэс Холл в августе 1992 г., — прикованы сейчас к Конституционному Суду в Москве: защитит ли он честь великого русского народа или тоже предаст его?»1. В стране, где многовековая традиция харизматической власти так сильна, решится ли Суд выступить в защиту подлинной демократии?

Сможет ли он противостоять исполнительной власти, преступившей закон? Уже тот факт, что эта проблема публично обсуждалась в судебных заседаниях, имел немаловажное значение для будущего страны. Однако половинчатое, центристское решение по этому главному вопросу означало серьезную уступку реакции. Кроме того, большая часть процесса проходила в обстановке антикоммунистической истерии. Но судебное признание права на восстановление российской компартии произвело на многих впечатление разорвавшейся бомбы.

Разумеется, процесс был звеном в цепи ряда политических событий: запрет компартии в августе ноябре 1991 г. — разгром СССР в декабре 1991 г. — процесс в КС (декабрь 1991ноябрь 1992 г.) — восстановительный II съезд КПРФ в феврале 1993 г. — расстрел Верховного Совета, приостановление деятельности КС всех компартий, роспуск всех советов (октябрь 1993 г.) — принятие новой Конституции РФ, выборы в Государственную Думу — кандидаты от КПРФ становятся ее депутатами (декабрь 1993 г.). Таким образом, поражения партии сменяются частичными победами, в целом можно выявить тенденцию к усилению роли оппозиции. Итоги процесса явились первым проявлением этой тенденции. Процесс «по делу КПСС» был этапом в истории коммунистического движения в нашей стране и во всем мире. Советские коммунисты получили возможность легальной борьбы, в ходе которой предстояло отстоять плацдарм для дальнейшей политической деятельности.

С политической точки зрения процесс показал следующее. Коммунистическое движение в нашей стране имеет глубокие исторические корни. Была развеяна призрачность надежд реакции ликвидировать его с помощью государственных запретов. Партии был нанесен сильный удар, но она оказалась несломленной. Победа в Суде в ноябре 1992 г., хотя и частичная, — первая победа после августа 1991 г., продемонстрировавшая всему миру, что сторонники социализма и коммунизма являются реальной политической силой, с которой власти не могут не считаться. Успех был, достигнут благодаря проявленной в ходе борьбы воле и мужеству защитников партии в Суде и десятков тысяч ее сторонников за его стенами.

Велика была и его мировоззренческая значимость. С этой точки зрения судебное рассмотрение дела, на мой взгляд, выявило теоретическую несостоятельность представителей президентской команды. Процесс обнаружил, что новая правящая элита в России не имеет четкой теоретической концепции государственной власти, а об ее философской мировоззренческой основе и говорить было невозможно. Впрочем, только свидетель Г. Якунин, облаченный в рясу священнослужителя, должно быть представлял богословский подход к действительности, хотя выступал он как вполне светский человек. Наши оппоненты отстаивали свои позиции в русле абстрактных ценностей «демократии», «прав человека» и т. д. Но было абсолютно непонятно, какой тип политической системы они защищают: американский конституционализм или Вестминстерскую британскую демократию? Западногерманское «социальное государство» или французскую систему личной власти президента? В чем специфика российской политической системы?

Что же касается критики диалектического материализма, марксистское ленинской политической концепции власти, то она была абсолютно несостоятельной, ибо опиралась на откровенные шулерские приемы, софизмы, умышленное оглупление и искажение позиции, подвергаемой критике. К счастью, Суд не воспринял этой ущербной «логики». Мировоззренческая значимость процесса, во-первых, в том, что он обнажил теоретическую несостоятельность и логическую абсурдность современного российского антикоммунизма. Наши доморощенные противники социализма оказались весьма слабыми учениками своих более ухищренных и опытных западных учителей. Они не смогли привести ни одного нового довода, оригинального антикоммунистического аргумента по сравнению с теми, которые были наработаны в идеологических службах нацистской Германии и в современных мозговых центрах Запада.

Процесс, на мой взгляд, подтвердил истинность фундаментальных основ теории научного социализма. События, связанные с процессом, поступки его участников диктовались обстоятельствами и условиями, которые давным-давно были подробнейшим образом проанализированы и объяснены марксизмом ленинизмом. И те положения, которые, как говорится, навязли у нас в зубах, стали общим местом в теории и рассматривались как пропаганда, обрели живое воплощение. Ведь мы в советские времена привыкли говорить о классовой борьбе, о мировоззренческой непримиримости как о чем-то далеком, не относящемся к нашей повседневности. И вот судебный процесс в Москве: лицемеры заговорили откровенно, лицедеи сбросили маски, и мы увидели реальных политических противников антикоммунистов, действовавших так, как они и должны действовать в соответствии с канонами марксистской теории. Лично для меня процесс оказался своеобразным семинаром по марксизму ленинизму, в ходе которого я углубил и расширил свои познания коммунизма. «В коммунизм из книжки верят средне: мало ли что можно в книжке намолоть? Но такое оживит внезапно бредни и покажет коммунизма естество и плоть», — писал поэт. Жизнь — самый лучший университет. Нужно только уметь в нем учиться.

В течение ряда десятилетий догматизм, вызубривание положений классиков без сопоставления их с быстро меняющейся жизнью привели к окостенению марксистской теории и созданию такой обстановки, когда исследование подменялось изложением аксиом, не требующих какого-либо обоснования. Поэтому нам и приходилось переучиваться на ходу. Мировоззренческий смысл процесса заключался еще в том, что он поставил перед коммунистами новые задачи, решение которых без творческого развития теории социализма в конце ХХ начале XXI вв. невозможно.

На страницах этой книги раскрывается и нравственный аспект процесса как проявление извечного конфликта между светом и тьмой, между силами добра и правды, честности и справедливости, с одной стороны, и носителями зла и неправды, лицемерия и несправедливости — с другой. По моему мнению, в ходе процесса проявились такие нравственные качества защитников партии, как мужество, стойкость, честность, верность гражданскому долгу, и выявилось отсутствие какой-либо моральной обоснованности позиции наших оппонентов. Нормальному человеку невозможно было без внутреннего нравственного содрогания выслушивать «пламенные» речи об «истине и праве» современных Молчалиных, этих процветавших в советские времена академиков, завлабов, модных адвокатов и журналистов, надевших маски Чацких. Они прозрели!! Но как ловко, как умело, они примкнули к новой элите! Какие блестящие актерские данные обнаружили эти лицедеи! И как ТВ и ведущие газеты красочно представляли их! Но года не прошло после выступления Шахрая, Макарова и. К° на процессе, как жизнь продемонстрировала их лицемерие. Ведь каковы были тирады в защиту идей парламентаризма, конституционализма и разделения властей!

Какой накал чувств! «Лоб горел от благородства», — говорил в таких случаях Маяковский. Но вот в октябре 1993 г. расстрел Верховного Совета. И ведь эго был не «большевистский» орган власти, как утверждали сторонники Президента, а тот самый, который был избран путем многопартийных выборов, принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, внес буржуазно демократические поправки в Конституцию, принял закон о приватизации и предоставил широкие дополнительные права главе исполнительной власти. Но как наши оппоненты в Суде горячо приветствовали расстрел Белого Дома!

В течение всего процесса они всячески доказывали, что КПСС принижала конституционные органы власти — советы. С этой целью они завалили Суд копиями выписок из различных партийных протоколов, хотя в этом не было никакого смысла, ибо во всех решениях партсъездов последних 30 лет об этой негативной тенденции говорилось многократно. Они представляли себя в процессе в качестве истинных защитников советской формы правления. Но как они торжествовали, когда в октябре 1993 г. советы были разогнаны! С каким воодушевлением они участвовали в подготовке и принятии Конституции РФ 1993 г., похоронившей советскую систему! Циничность наших обвинителей проявлялась и в нравственно недопустимой трактовке исторических событий, в глумлении над памятью миллионов погибших и умерших людей, боровшихся за идеи социализма и входивших в компартию, которую они презрительно именовали «организацией, называвшей себя КПСС». Даже если считать, что наши отцы и деды заблуждались, можно ли назвать моральной позицию, отвергающую «любовь к отеческим гробам»?

И еще хотелось бы сказать, какими способами наши оппоненты стремились достигнуть своих целей. 13 июля я спросил в КС А.М. Макарова, относятся ли его утверждения о подмене партией Советов по всему Союзу ССР, в том числе к городам Москве и Свердловску, когда Б.Н. Ельцин был там партийным лидером. А.М. Макаров ответил, что у нас не было «островков законности». «То есть Вы хотите сказать, что и Борис Николаевич тоже участвовал в нарушениях Конституции?» — спросил я. «Я хочу сказать, — ответил А.М. Макаров, — что мы все участвовали в нарушениях Конституции». Хотел бы заметить, что здесь выявился один из существенных нравственных аспектов всего процесса. Ведь наши оппоненты, возглавляемые Президентом, сами входили в состав КПСС и выражали в Суде интересы про буржуазной части партгосноменклатуры. Поэтому обнародование ими выписок из документов, вытащенных из сверхсекретных архивов, обличало и их самих, причем в еще большей степени, чем нас, защитников КПСС, которые в большинстве своем были рядовыми членами партии, не имевшими представления об указанных документах. С нравственной точки зрения процесс, в сущности, был стриптизом номенклатуры, снявшей с себя марксистские одежды.

И еще одна сторона данного судебного дела. Действительность вообще, а политическая жизнь в России, в особенности, весьма противоречива, а порой абсурдна. И это ярко проявлялось в судебных заседаниях.

И в самом деле: судят КПСС! Где? В ... Москве, центре международного коммунизма!!! Кто судит? Бывшие члены КПСС!!! Это — юристы с дипломами советских вузов, они одеты в западноевропейские судебные черные мантии, но на стене за их спинами висит ... герб РСФСР!!! Кто главные обвинители? Бывший кандидат в члены Политбюро!!! Г.П. Якунин, попрасстрига, который признался в Суде, что он крал документы из госучреждения! Или свидетель Е. Альбац, дама с большим декольте, «жестокий обвинитель» ВЧККГБ. Как выяснилось, пока она стояла перед Судом, прокололи шины ее автомобиля. Об этом громогласно заявил Шахрай, укоризненно глядя в сторону коммунистов. Иногда казалось, что некоторые из свидетелей сошли со страниц Гоголя или Салтыкова Щедрина. Фарсовыми были слухи, распространявшиеся в кулуарах Суда о «готовящемся покушении на жизнь адвоката Макарова», или заявление свидетеля Гайворонского (от которого он впоследствии отказался) о пьяном, которого якобы выносили из здания КС. Признаюсь, и мой вопрос свидетелю Яковлеву: «Вы агент ЦРУ?», разумеется, имел сатирический подтекст. «Наш театр абсурда, — верно, подметил тот же журналист И. Вырубов, — глубоко реалистичен. В смысле буквального, точного отражения окружающей действительности».

Нужен ли был этот процесс? А если нужен, то кому: Президенту и его окружению; правящей элите, Коммунистической партии, другим политическим партиям, российскому обществу в целом, иностранным политическим кругам? Думаю, что на эти вопросы нельзя дать однозначного ответа. Разумеется, запрет компартии Президентом и судебный процесс по этому поводу, взятые как единая цепь событий, были нужны самым реакционным силам в бывшем СССР, в России, во всем мире. Но после издания Указов Б.Н. Ельцина в самом начале процесса (до объединения Судом двух дел в одно 26 мая 1992 г.) в проведении его были заинтересованы коммунисты, прогрессивные силы в стране и за рубежом, все поборники торжества идей права и законности. Ведь речь шла о рассмотрении ходатайства 36 народных депутатов, поставивших вопрос о Признании неконституционными названных Указов. Но правящая элита отбила эту атаку и, добившись включения ст. 1651 в Конституцию и инициировав ходатайство Румянцева и его коллег, сумела повернуть процесс в угодное ей русло.

По существу, «сопутствующий вопрос» стал доминировать над основным. Таким образом, начала осуществляться акция: «новый Нюрнберг» над компартией. В таком повороте дела были заинтересованы возглавляемые Б.Н. Ельциным политические силы, пришедшие к власти в августе 1991 г. В таком духе освещали процесс почти все буржуазные СМИ России и западных стран. Суть этой позиции выразил известный демократ Г. Попов: «Суд над КПСС — как в свое время суд над национал-социализмом в Нюрнберге — требует не апелляции к законам социалистического государства, а принятия особого статуса суда, особых норм». М. Тэтчер, американский конгресс, члены Европарламента и другие западные организации и политические деятели с восторгом встретили такой поворот событий. А.И. Лукьянов, находившийся в тот период в «Матросской тишине», высказал точку зрения, что «есть силы, программирующие решение высшего органа судебной власти». Для нас, представителей КПСС в КС, это было очевидно. Вопрос был в другом: станет ли Суд послушным объектом такого программирования или выстоит?

Ход процесса вселял самые пессимистические прогнозы, но итоговое решение КС свидетельствует, что его члены не стали пешками реакционных политических игроков. Однако в ходе процесса дело о противозаконных действиях Президента подменялось делом о «преступлениях» КПСС.

Президенту и его сторонникам процесс был нужен по следующим причинам.

1.            Они пытались спасти имидж Б.Н. Ельцина как «поборника» правового государства. Президентская сторона понимала: если КС признает не конституционность Указов, то демократы потеряют возможность говорить о легитимности нового политического режима в России.

2.            Пытались свалить ответственность за исторический тупик, в который попала страна (развал государства, провал экономических реформ, обнищание населения и т.д.), на КПСС. «Борису Ельцину, — писал немецкий журнал «Шпигель», — чем дольше он остается без каких-либо успехов, компартия становится все более нужной в качестве козла отпущения».

3.            Правящей элите необходимо было выгородить подлинных виновников трагического положения, в котором оказалась страна. По утверждению известного советского писателя Б. Олейника, высшая прослойка КПСС — где-то 0,3% партии — превратилась в парт буржуазию. Группа из этих 0,3% ликвидировала партию, чтобы убрать свидетеля обвинения и «одним махом из подсудимых превратиться в судей». (Хотелось бы уточнить Б. Олейника: по моему мнению, КПСС была ликвидирована не только представителями высшей парт бюрократии, но и высшей госхоз номенклатуры).

4.            Президент и его окружение хотели расправиться с сильной оппозицией, причем облечь эту расправу в «законную» форму с помощью КС.

5.            Они стремились, используя судебную трибуну, подорвать у населения страны доверие к социалистическим ценностям и внедрить в сознание народа ложные представления о Президенте и его команде как избавителях страны от «ужасов тоталитаризма», «защитников прав человека», «демократии и правового государства», пекущихся о благе народа.

Представители первой стороны (36 депутатов — противников президентских Указов) и представители КПСС преследовали следующие цели:

1) добиться признания этих Указов неконституционными;

2) легализовать деятельность КПСС и КП РСФСР в качестве оппозиционных партий;

3) доказать не легитимность нового политического режима;

4) противодействовать превращению процесса в «суд над КПСС», разоблачая необоснованные обвинения оппонентов;

5) отстоять социалистические духовные ценности, опровергнуть тезисы антикоммунистической пропаганды (эта цель появилась в ходе процесса).

Для достижения своих целей наши оппоненты в Суде и все поддерживавшие их политические силы за его пределами стремились (и часто небезуспешно) политизировать процесс, увести его с правового пути. Наша сторона пыталась, идя по строго юридическому руслу, не оставлять безответными политические и идеологические нападки президентской команды. Противоборство этих двух тактических линий и составляло содержание процесса. Таким образом, в проведении процесса оказались заинтересованными самые различные политические силы с несовместимыми интересами и целями. Большая часть процесса преподносилась обществу нашими оппонентами и буржуазной прессой как «суд над КПСС». Такой акцент в судопроизводстве и такая его интерпретация вызвали резкое осуждение со стороны зарубежных прогрессивных кругов и объективных наблюдателей. «Это международный позор, когда подобный процесс происходит в конце XX века, да еще в Москве! Это войдет одной из самых постыдных страниц в историю России!» — заявил лидер американских коммунистов Гэс Холл. Итальянские прогрессивные деятели квалифицировали процесс как «немыслимое оскорбление 70летней истории, истории трагической, но грандиозной» .

В предыдущих главах приведены аргументы относительно юридической несостоятельности рассмотрения в КС дела о конституционности КПСС. В принципе Суд согласился с этим положением, прекратив дело производством по «сопутствующему вопросу». Однако КС в своем постановлении не избежал ошибочных оценок о конституционности руководящих структур партии, когда решал вопрос о правомерности президентских Указов. Юридически КС не был правомочен решать вопрос о конституционности КПСС и КП РСФСР по данному делу. Из этого, конечно, не следует, что коммунисты вообще не признают никакого суда. Нет, признают, что Высшим Судом для партии рабочего класса, всех трудящихся является Суд народа. Суд, действующий на основе советского права и социалистического правосознания, а не тенденциозное судилище — «новый Нюрнберг», который хотели организовать наши процессуальные противники.

Коммунисты должны глубоко изучить причины поражения КПСС и открыто сказать об этом обществу. И это — критерий их честности и преданности интересам трудящихся. Возникают еще вопросы,: каким образом коммунисты сумели использовать те возможности, которые были открыты для них после итогового решения КС? Смогли ли они добиться единства в рамках одной компартии? Использовали ли они все юридические возможности для укрепления своих позиций с целью коренного изменения политической ситуации в стране в интересах народа? И не «врастают» ли они во власть, превращаясь в лояльную оппозицию? Смогли ли они извлечь уроки из ошибок КПСС и сделать правильные выводы, развивая теорию научного социализма в новых условиях конца ХХ начала XXI вв.? Сумели ли они отстоять благородные идеи социалистического интернационализма и братства народов при напоре буржуазного шовинизма и национализма Возродится ли Россия?

Пойдет ли она к обновленному социализму в союзе с братскими советскими народами? Будет ли у нас Конституция, гарантирующая подлинную демократию и реальные права человека? Наконец, утвердится ли в нашей стране независимая и эффективная конституционная юстиция? Но это уже темы другой книги...

Я, конечно, никогда не предполагал в своей жизни, что мне, самому рядовому гражданину, рядовому члену партии, который никогда не был членом партбюро, выпадет такая ответственная миссия — защищать юридические интересы всей Коммунистической партии в Конституционном Суде. Поэтому я ощущаю высокую ответственность, поскольку речь идет о защите прав и законных интересов миллионов людей. Почему вообще я здесь?

Я хочу сказать, что почти всю свою сознательную жизнь занимался проблемами прав человека и гражданина, работая в адвокатуре когда-то в Сибири, на преподавательской работе в разных юридических вузах. В настоящее время я возглавляю в Волгограде кафедру прав человека — это пока единственная такая кафедра в нашей стране. Права человека, как известно, являются высочайшей ценностью мировой цивилизации. И если завтра наш уважаемый Президент вопреки законам издаст указ о запрете социал-демократической партии, то я буду защищать господина Румянцева О.Г. и его политическую партию. Это первая причина, по которой я здесь.

Теперь вторая причина. Как сказано в известном кинофильме: «за державу обидно». Мы всё-таки громадная страна, великая страна, родина таких гигантов духовной культуры, как Толстой, Достоевский, Циолковский, Королев. Прошу меня правильно понять... Представьте себе, уважаемые судьи Конституционного Суда, если бы, допустим, Папа Римский объявил, что он разочаровался в христианстве и пошел бы с Красным знаменем на партийное собрание, а потом бы распустил своим декретом все структуры католической церкви. Понимаете, испытываешь чувство невероятного унижения. И дело даже не в Коммунистической партии. Вообще-то было понятно, что после XIX партконференции однопартийная система себя изжила, конечно. И я полагал, что мы пойдем по пути создания двухпартийной системы, я думаю, что для большой страны это было бы наиболее удачной формой партийной системы. Но, ликвидировав единственную партию, которая есть в стране, пусть она бюрократическая, прогнившая, но она все таки шла к какому-то прогрессу, мы попали в политическую пустоту, потому что мелкие политические партии, которых у нас много, не могут обеспечить политическую стабильность в обществе, а это ведет к угрозе правам человека. Вот по каким причинам я участвую в этом процессе.

Теперь я скажу коротко, в чем состоит сущность нашей позиции, какие главные тезисы в моем выступлении. Прежде всего, я защищаю в этом процессе не партократов, не государственных чиновников бюрократов, не представителей торговой мафии, которые в свое время проникли в партию, а теперь бросили свои партийные билеты и составили правящую верхушку нашего общества. Я защищаю законные интересы миллионов рядовых коммунистов и тех партийных работников, которые в рамках Конституции выполняли свой гражданский долг. Я, в известном смысле, защищаю даже более значительный круг людей. Есть одно право человека, которое принадлежит не только живым, но и умершим — это право на человеческое достоинство. Человек еще не родился, а вот обстоятельства его рождения связаны с возникновением этого права. Человек умер, но даже после его смерти это право продолжает существовать, особенно когда речь идет о великих людях, да и о любом человеке. Поэтому, когда мы защищаем сегодня право Коммунистической партии на жизнь, мы защищаем и память миллионов умерших людей, которые сражались за идеи партии.

Какие основные тезисы моего выступления? Первый. Нет достаточных фактических и юридических оснований для признания не конституционности КПСС и Компартии России. Тезис второй. Смысл ходатайства господина Румянцева О.Г. и ходатайств других народных депутатов в том, чтобы скрыть, на мой взгляд, подлинных виновников национальной катастрофы — лиц, о которых я говорил, которым место, конечно, на скамье подсудимых в уголовном или гражданском суде, — и дискредитировать миллионы невиновных людей, членов партии, которые всю свою жизнь честно выполняли свои конституционные обязанности.

И последнее. Ходатайство этой стороны имеет своей целью любыми способами юридически обосновать противозаконные Указы уважаемого Президента и узаконить грубейшие посягательства на права человека и гражданина миллионов людей, которые гарантированы международными пактами и российской Конституцией, и прежде всего — право на объединение, право на свободу мысли, слова, беспрепятственное выражение своих мнений и убеждений и право собственности. Вот это маленькое отступление.

Теперь о том, в чем состоит юридическая позиция Коммунистической партии, если коротко сформулировать самые основные тезисы. Первый тезис — КПСС и Коммунистическая партия России были политическими партиями. Это вытекает, во-первых, из самого факта регистрации КПСС, хотя эта регистрация не была завершена, но, тем не менее, факт регистрации состоялся. Это свидетельствует, что официальные органы признали ее политической партией. И в Указе Президента от 6 ноября есть ссылка на статью 7 Конституции, это свидетельствует о том, что Президент, распуская структуры КПСС, исходил из такой нормы Конституции, которая говорит об общественных объединениях. И, наконец, это вытекает из заявления самого господина Румянцева О.Г. и других народных депутатов. Если бы они рассматривали Коммунистическую партию как государственную организацию, то им не было бы никакого смысла предъявлять свое обращение в Конституционный Суд. Им достаточно было бы просто возражать народным депутатам, которые предъявили ходатайство о признании не конституционности Указов Президента, и говорить, что ваши Указы необоснованно, поскольку партия — это государственная организация. Предъявляя же ходатайство в Конституционный Суд, они тем самым исходят из того, что это политическая партия.

Второй тезис. В момент роспуска КПСС и Коммунистической партии РСФСР на территории России действовал Закон СССР «Об общественных объединениях». Несмотря на многочисленные рассуждения наших процессуальных противников, можно сказать, что это вытекает из статьи 4 Постановления Верховного Совета РСФСР от 20 октября 1990 года «О действии актов СССР на территории Российской Федерации».

Третий тезис. Постановление ВЦИК СНК СССР от 10 июля 1932 года. (Кстати, в эту пятницу, когда наш уважаемый процессуальный противник произносил свою большую речь, как раз исполнилось 60 лет этому знаменитому Постановлению. Я думаю, что в этом лагере был гигантский праздник по этому поводу, возможно, даже на фоне портрета товарища Сталина.) Я полагаю, что это постановление не имеет никакого отношения к этому делу, поскольку оно не посвящено регулированию деятельности политических партий.

Четвертый тезис. Статья 1651 Конституции не может быть применена к КПСС и Коммунистической партии РСФСР, поскольку она введена в действие с 21 апреля 1992 года, а закон, устанавливающий новый вид ответственности (об этом я еще буду говорить, это, конечно, новый вид ответственности — конституционная ответственность партии), не имеет обратной силы на основе статьи 66 Конституции Российской Федерации.

Вот, в сущности, говоря, наши основные юридические позиции. Это была их основная часть. А теперь я буду говорить о позиции наших процессуальных противников. Цель моя — дать анализ позиции наших процессуальных противников.

Во-первых, их позиция характеризуется, на мой взгляд, бездоказательностью, фактической необоснованностью утверждений. Это первое. Второй вывод — юридическая и логическая противоречивость. Концы они не могут свести с концами. Третье — юридическая необоснованность их тезисов. Четвертое — игнорирование или незнание реальных фактов нашей жизни. Пятое — метод умолчания. Факты, которые имеют значение для них, указываются, а те, которые имеют место, но им не угодны, они просто замалчивают.

И последнее — применение газетных идеологических штампов вместо серьезных юридических доказательств. Вот самое важное. Теперь по поводу каждого из этих тезисов.

Первое — бездоказательность, фактическая необоснованность утверждений наших процессуальных противников.

Прежде всего, бросается в глаза, уважаемые судьи Конституционного Суда, умышленное смешение совершенно очевидных понятий. Какая-то, знаете, семантическая игра происходит. «КПСС — организация, называющая себя КПСС». «КПСС — это не партия, а государственная организация». Идет какое-то смешение элементарных понятий. И что здесь самое главное? Самое главное здесь в том, суть всей этой игры в том, чтобы смешать КПСС с правящей верхушкой, прогнившей правящей верхушкой нашего общества, и доказать, что это и есть КПСС, что именно она виновна во всех несчастиях и страданиях нашего народа. В этом, по-моему, весь фокус этих семантических игр.

Главное, что здесь можно сказать: у оппонентов нет доказательств, что КПСС как партия, как система громадного количества общественных организаций, людей — многочисленных членов партии, имеет отношение, например, к августовским событиям. Где доказательства того, что первичные партийные организации или, например, средние руководящие звенья нашей партии имели отношение к августовским событиям? Я, например, в это время отдыхал в Армении. На третий день приезжаю, а нашей партийной организации уже нет. Извините, какое отношение к тому, что в Москве произошли эти события? Какое здесь основание к тому, чтобы лишить миллионы людей их права на объединение в общественные организации? И здесь был совершенно точный вопрос судьи Рудкина Ю.Д. о том, какое отношение имела вся партия к шифровкам, к секретным папкам? О чем идет речь? Никаких доказательств нет. Может быть, их еще уважаемый господин Макаров А.М. не подвез сюда. Нет пока таких доказательств. Мы пока верим, что, может быть, в конце концов, они появятся и докажут, что партийная организация Высшей следственной школы в городе Волгограде тоже участвовала в заговоре против нашего Президента.

Я приведу пример из высказываний нашего процессуального оппонента: «Готовился внутрипартийный переворот», «Указ от 20 июля о департизации остался невыполненным». Где доказательства, спрашиваю вас?

Или... «Всеобщая декларация прав человека была опубликована в «Литературной газете»? Извините меня, «Литературная газета» (это — правда) в свое время немало сделала для утверждения идей гуманизма в нашей стране. Но Всеобщая декларация была опубликована у нас давным-давно. Она во всех сборниках по международному праву во всех юридических вузах страны всегда была. Конечно, мы мало обращали внимания на эти проблемы, это верно. То, что права человека недооценивались в нашей стране — абсолютная истина. Но разве это уровень аргументации? Или, например, Советская Конституция (это утверждает господин Макаров А.М.), Советские Конституции писались этой организацией и утверждались и фактически оформлялись ею. Понимаете, он нам рассказывает, как писались Конституции. В этом зале сидят люди, которые писали Конституции. Вы спросите у юристов из ИГПАНа, и они Вам расскажут, кто писал наши Конституции. Брежнев, Вы думаете, Черненко писали Конституции? О чем идет речь? А речь идет о том (я работал в ЦГАОРе сам, изучал), как создавалась Конституция 1936 года, даже в то время. А в наше время (понимаете?) нам открыли «гигантскую» тайну. Оказывается, для того чтобы выяснить, как писалась Конституция 1977 года, надо было открыть секретные папки в Кремле. Это просто поразительно! Да Вы спросите у Николая Васильевича Витрука...

Хочу сказать, что реально, конечно, ЦК был инициатором создания нашей Конституции. Но вместе с тем Вы должны иметь в виду, что Конституция это же не инструкция для КГБ. Ведь смысл создания любой Конституции, во-первых, пропагандистский, а кроме того, любое правительство заинтересовано в поддержке общественности. Безусловно! И принятие Конституции всегда используется для привлечения общественности, для поддержки правительства. И принимаются различные предложения. Я Вам должен сказать, что даже две мои поправки (я в жизни никогда не был в ЦК партии) вошли в текст Конституции СССР 1977 года.

Кстати, юристам удалось «пробить» в Конституцию, например презумпцию невиновности, право обвиняемого на защиту. А раньше было только право подсудимого в суде. Право на судебную защиту и обжалование. Конституция эта была шагом вперед в развитии демократии в нашей стране. Ведь она впервые закрепила юридически общенародное государство. Это был отказ от диктатуры пролетариата. И, кстати, без идеи общенародного государства мы не пришли бы к идее правового государства. Вы это имейте в виду. Конечно, Конституция во многом не соблюдалась, бюрократия мешала этому, в том числе и статья 6 Конституции. У нас не было создано достаточных механизмов реализации этой Конституции. Но, понимаете, таким вот образом обосновывать не конституционность Коммунистической партии — это, Вы знаете, очень наивно и очень недоказательно.

Или такой тезис, опять же господина Макарова А.М.: «Зерна национальной розни сеяли в течение всего периода деятельности КПСС». Слушайте, ну это же просто нелепо. Мы прекрасно знаем, что такие «тезисы», как «Бей жидов!» или «Держись, Кавказ: Ермолов едет!», возникли не в советское время. В том то и дело, что коммунисты на протяжении всей своей истории, всей своей жизни всегда были интернационалистами и боролись за интернационализм. А вот шовинисты, националисты, русофобы, антисемиты, которые проникли в партию, вот они и создавали эту обстановку. Но разве мы можем, партия в целом, нести ответственность за деятельность наших противников?

Второе. Юридическая и логическая противоречивость позиций наших процессуальных противников. Здесь нужно просто вспомнить те вопросы, которые были совершенно справедливо заданы судьями Конституционного Суда нашим процессуальным противникам. Например, уважаемый Председатель спросил у господина Шахрая С.М.: «Как Вы считаете, партия — это государственная структура?» «Да», — отвечает он. «Почему же в таком случае Вы применяете закон 1932 года? При чем тут закон 1932 года о добровольных обществах, если Вы утверждаете, что партия — это государственная структура?»

Другое противоречие. Вопрос уважаемого судьи Лучина В.О.: «Если партия — государственная организация, то почему Вы обратились в Конституционный Суд?» Об этом я уже говорил. Или вопрос уважаемого судьи Эбзеева Б.С. Господин Шахрай С.М. утверждает, что КПСС — это вообще не партия, а государственная организация. А господин Румянцев О.Г. в своем заявлении пишет другое. Он утверждает, что это был своеобразный «тяни толкай», то есть это и общественная организация, и государственная структура в одно и то же время. В общем, сами люди не могут до конца уяснить свои требования. Это довольно низкий юридический и логический уровень их позиции.

Хочу обратить внимание на такое противоречие. Наши процессуальные противники говорят, что Закон СССР об общественных организациях не действует на территории России. Однако, по мнению господина Шахрая С.М., при оценке КПСС как государственной, по его мнению, организации нужно применять критерии, которые записаны в Законе об общественных организациях. То есть брать то, что выгодно. Если этот закон выгоден, мы его берем, не выгоден — откладываем. Это напоминает логику Агафьи Тихоновны из «Женитьбы» Гоголя, которая мечтала о таком женихе, у которого сочетаются достоинства всех ее претендентов.

Теперь о юридической необоснованности претензий и утверждений наших процессуальных противников. Здесь, конечно, нужно останавливаться на Указах. Я совершенно согласен с уважаемым председательствующим о том, что эта проблема уже в достаточной степени изучена. Здесь высказано уже много суждений по поводу юридических основ Указов. Поэтому говорить об этом не буду. Но я подробнее остановлюсь на постановлении ВЦИК и СНК от 10 июля 1932 года, не указывая тех аргументов, которые уже здесь были.

Вообще, это возникло впервые где-то, по-моему, в мае этого года. В «Российской газете» неожиданно появилось интервью с господином Шутько, научным сотрудником Института государства и права Российской Академии наук. И он совершил там «гигантское открытие». Это открытие в юридической мысли, которое по значению равно открытию Резерфорда в теоретической физике. Дело в том, что он, Шутько, пришел к выводу, что, оказывается, Президент, издавая Указ 6 ноября 1991 года, имел в виду Положение о добровольных обществах и союзах, утвержденных ВЦИК и СНК 10 июля 1932 года. Но самое главное, что это сразу подхватили наши процессуальные противники. Они не понимают, какую ужасную услугу оказывают уважаемому Президенту, который не является юристом и не понимает до конца, о чем идет речь. Ведь это Постановление закрепляет тоталитарную основу власти, то есть наркомат имел право прихлопнуть любое добровольное общество как муху, просто так. Власть там стоит над личностью. Ведь это Постановление по сути своей противоречит Декларации о суверенитете России, где провозглашено верховенство прав человека. Ведь это же самое главное. Как можно приписывать Б.И. Ельцину такую идею, что он, человек, который поклялся соблюдать принцип разделения властей, провозглашенный еще Джоном Локком и Шарлем Луи Монтескье, якобы руководствовался вот этим самым кошмарным Постановлением, принятым еще в те времена.

Обратимся, однако, к юридическому анализу этого Постановления, это уже очень серьезно. Если прочитать его, то сразу видно, о чем идет речь в этом Постановлении. Во-первых, в пункте 3 прямо сказано, что речь идет о создании добровольных обществ, которые функционируют в соответствующих отраслях социалистического строительства. То есть речь идет об отраслевых организациях. Это первое. Членами таких обществ могут быть государственные учреждения и хозяйственные органы. Это, во-вторых. То есть речь идет о чем? Речь идет о научно-технических обществах, о союзах филателистов, собаководов — такого рода организациях. И совершенно ясно, что это не имеет никакого отношения к политическим партиям. Да и могла ли РСФСР в 1932 году издавать нормативный акт, который регулирует деятельность союзной организации — ВКП (б), да еще в то время, при Сталине? Стал бы Калинин заниматься этими делами? Я хочу сказать: просто полное отсутствие логики... Как можно сказать, что это Постановление имеет отношение к регулированию деятельности политических партий?

Правда, уважаемый господин Шахрай С.М. сказал, что Моссовет, оказывается, регистрировал общественные организации на основе этого постановления. Но то, что Моссовет использовал это так, не является еще юридическим аргументом для того, чтобы Конституционный Суд мог сослаться на это Постановление.

И, наконец, самое главное. В этом Постановлении сказано, что республиканские добровольные общества могут быть ликвидированы по решению Президиума ВЦИК, то есть органа законодательной, распорядительной и контрольной власти, а Президент, как известно, является главой только исполнительной власти. Таким образом, и здесь не попали в точку.

Но я хочу сказать, что, конечно, судебное рассмотрение спора в данном случае для рассмотрения этого ходатайства и законности Указов является юридически единственным возможным случаем. Это соответствует статье 10 Всеобщей декларации прав человека, где сказано, что каждый человек имеет право, чтобы его дело было рассмотрено независимым и беспристрастным судом. Это вытекает из статьи 32 Конституции Российской Федерации в новой редакции. И, наконец, это статья 50 Конституции Российской Федерации в новой редакции. Вот что можно сказать по этому поводу.

Теперь о некоторых юридических аргументах наших уважаемых процессуальных противников. Первый их тезис о том, что термин «социалистический» в статье 7 Конституции РСФСР не является правовым, не имеет ключевого значения. Я хочу сказать, что это юридически совершенно необоснованное утверждение, абсолютно. Почему?

Значение того или иного термина в Конституции не может быть установлено произвольно. Выходит так, что нормы Конституции не имеют одинакового юридического значения. По-моему, это совершенно неверно. А для понимания проблемы это вопрос первостепенный, потому что нельзя обвинить Коммунистическую партию в том, что она посягала на социалистическое государство. Это, повторяю, совершенно неверно.

Или, например, такой тезис: «Устав КПСС был Конституцией СССР». Это неверно, конечно. Мы же знаем с вами, что Конституция у нас действительно принижалась, что не было механизмов для осуществления... Это все, правда. Но утверждать так, что Устав был действительно Конституцией, по-моему, это юридически совершенно не обоснованно. Я бы сказал сильнее, но только мое уважение к нашим процессуальным противникам не позволяет мне применять более сильные выражения. Хочу сказать: с юридической точки зрения — это несостоятельно. Партийные документы у нас никогда, во всяком случае, после XX съезда партии, не признавались источниками права, а только во время Великой Отечественной войны постановления Комитета государственной обороны, который был одновременно и государственным, и партийным органом. Это единственный, я знаю, случай такой. Никогда партийные акты юридически не использовались в судебной практике как нормы права. Они имели большое реальное в жизни значение, конечно. Это все, правда. Это мы все прекрасно знаем.

Но сказать, что Устав был Конституцией, как это можно? По существу ведь Конституция — это Основной Закон, нормы которого содержат самые важные принципы всех отраслей права: и административного права, и гражданского права, и земельного, трудового и так далее. Ведь по содержанию своему Устав партии не может выполнять таких функций и никогда не заменял конституционные законы. Я думаю, что это утверждение тоже совершенно не обоснованное.

Игнорирование или незнание элементарных фактов. Например, на вопрос, который был задан уважаемым судьей Н.В. Витруком господину Макарову А.М., может ли партия в своих программных документах фиксировать свои обязанности перед обществом, к сожалению, он ответить не смог. А ведь это элементарная вещь. Это все знают, что все политические партии (и республиканская США, и демократическая, любая партия в мире, лейбористская партия и наша тоже), конечно, в своих партийных документах и призывах фиксируют свои обязанности перед обществом, если они станут правящими, или если они уже правили... Например, партия, утверждает он, не может руководить народными депутатами. Ясно, это противоречит статье 16 Закона об общественных объединениях.

И, наконец, метод умолчания. Это, между прочим, применяется очень широко и всеми нашими процессуальными оппонентами. Искажаются обстоятельства путем выдвижения одних фактов, не называя других, связанных с ними. Вот, например, в частности, в заявлении господина Румянцева О.Г. пишется: «Ленин заявил, что единственным местом для эсеров является тюрьма». Скажите, пожалуйста, что мог сказать Ленин в отношении эсеров, которые в него стреляли? Они стреляли в Ленина. Если Вы пишете об этом, то Вы о выстреле Каплан скажите. Вот как нужно оценивать факты. Вот такие приемы... И когда читаешь все это, то думаешь, что, может быть, из секретных папок подбираются доказательства таким же образом? Возникают сомнения по этому поводу. Вообще я хочу сказать, что оценки Ленина совершенно не относятся к Конституционному Суду, это дело историков, конечно. Я высоко уважаю, Ленина как выдающегося политического деятеля, но для себя никогда из него не делал культа, никогда в жизни.

Я хочу Вам сказать, что высказывания Ленина, его отдельные записи, особенно эпохи революции, гражданской войны, нужно оценивать в совокупности со всеми записками Деникина, Врангеля, Юденича, патриарха Тихона и командующих многочисленных иностранных войск на территории России в то время. Вот когда будут оценивать, таким образом, тогда будет понятно, о чем писал Ленин.

Приведу «приемчик» наших процессуальных противников. Например, письмо Ленина 1921 года о деятельности в отношении церкви. Вы понимаете, это письмо опубликовано было в «Известиях ЦК КПСС» впервые, без исторических комментариев, без объяснений, почему Ленин писал это. Историки разберутся, в чем тут суть. Вытаскивается это письмо, и уважаемый господин Макаров А.М. читает его в течение получаса. Но при этом умалчивает о свободе совести уже в наше время. Мы же рассматриваем вопрос о конституционности современной КПСС. Что Вы нам тычете эти факты эпохи гражданской войны? В Программном заявлении КПСС «К гуманному демократическому социализму» сказано: «Партия выступает за надежную законодательную защиту свободы совести». Празднование 1000летия христианства — совершенно новый подход нашей страны к этим проблемам.

Партия поддержала новый Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях». В частности, в нем были: отказ от предварительной регистрации религиозных организаций, признание за ними права собственности, новый статус всех религиозных организаций, виды их. Я Вам должен сказать, это вполне демократичный закон.

А что касается аналогичного российского закона, то он пошел еще дальше, он еще более демократичен. Где-то с 19881989 годов в области свободы совести мы сделали гигантский шаг вперед. У нас свободно действуют все религии в настоящее время. Искажения, правда, есть теперь другого типа. Например, я имею в виду то, что права светской культуры, атеистов недостаточно обеспечены. У нас вообще масса религиозных организаций, права же атеистов не защищены, а ведь светская культура — это составная часть нашей российской культуры.

Полный отказ от всякого предвзятого отношения к верующим, к священнослужителям... На практике наши священнослужители получили даже возможность участвовать в органах власти. И это все было до августовских событий.

Применение газетных идеологических штампов вместо юридических доказательств... Вы знаете, тут приводились уже всякие примеры. Я останавливаться на этом не буду. Но я Вам хочу сказать о подчеркнуто идеологических речах господина Шахрая С.М. и господина Макарова А.М. Ведь речь идет о правовой проблеме, о защите прав граждан, о конституционности партии — целой политической партии. И чисто газетные штампы здесь, в Суде, мне кажутся совершенно необоснованными.

Итак, общий вывод. Позиция наших процессуальных противников не имеет ничего общего со стремлением к истине. Противоречия, желание игнорировать очевидное, бездоказательность, юридическая несостоятельность их суждений — вот что характерно для их процессуальной позиции.

Первая проблема — это проблема обеспечения прав граждан и роль партии в этом деле после XIX партконференции в последние годы, уже к моменту запрещения, роспуска организационных структур Коммунистической партии. XIX партконференция была гигантским шагом в развитии нашей страны. Партийную конференцию показывали по телевидению. Вся страна видела, что там происходило. На ней впервые прозвучал в партийных документах тезис Протагора: «Человек — мера всех вещей». XIX партийная конференция провозгласила приверженность партии к общечеловеческим ценностям, это был гигантский шаг в нашем развитии. Впервые была выдвинута идея социалистического правового государства, концепция прав человека, идея верховенства закона. В специальной резолюции XIX партконференции, посвященной проблемам гласности, была провозглашена решимость партии добиваться обеспечения права на информацию, права на свободу слова.

На XIX партконференции были высказаны серьезные предложения по дальнейшему развитию законодательства. Например, принцип: «Разрешено все, что не запрещено законом». Уделить первостепенное внимание правовой защите личности, упрочению гарантий прав личности. Говорилось о презумпции невиновности.

Если Вы помните, еще на XIX партсъезде всякие невежды выступали против презумпции невиновности, здесь партия выступила в рамках нового мышления. Были высказаны предложения по повышению гарантий независимости суда, в частности, о необходимости провести через законодательные органы предложения по избранию судей вышестоящими Советами и обеспечить гарантии их независимости. Говорилось о необходимости увеличения числа народных заседателей, о недопустимости опеки в правоохранительных органах. И я должен заметить, что эти слова не остались на бумаге. Если мы посмотрим на реальную политическую жизнь после 1989 года, мы увидим, как действительно партия переходила на эти позиции и как правящая партия способствовала осуществлению действительно гуманистических мер во всей жизни нашей страны. Это, конечно, происходило не просто, это было очень сложно. Прежде всего, был принят целый ряд демократических законов. Законы эти не разрабатывались где-то в партийных инстанциях, они рассматривались в нормальной парламентской процедуре. Причем коммунисты принимали самое активное участие в разработке этих законопроектов. Не все эти законопроекты были, может быть, достаточно демократичными. Мне очень понравилась опубликованная в прошлом году в «Независимой газете» статья уважаемого судьи Э.М. Аметистова о проблеме обеспечения прав человека в советском законодательстве, очень интересный, очень тонкий анализ. Он обратил внимание на те консервативные элементы, которые имеются в этом законодательстве, что совершенно правильно.

Но вместе с тем, например, такие законы — как Декларация прав человека Союза ССР, которая была принята последним Съездом народных депутатов СССР; или закон о печати и других средствах массовой информации, который отменил цензуру; о свободе совести я уже говорил; Закон о собственности, который провозгласил плюрализм собственности; Закон об основных началах местного самоуправления; о статусе народных депутатов; новые избирательные законы — способствовали осуществлению политических прав советских граждан. И не случайно депутат Котенков А.А., наш процессуальный противник, заявил здесь: «Народ действительно проверял свою волю на выборах 1989 и 1990 годов». Это заявление депутата Котенкова А.А., нашего процессуального противника, подтверждает как раз нашу позицию и опровергает во многом ту точку зрения, которая была высказана в заявлении господина Румянцева О.Г. и других депутатов.

Я хочу обратить ваше внимание на новый Закон о пенсионном обеспечении граждан, на дополнение к законодательству, связанное с обеспечением прав женщин, семьи и детства. Очень своевременным был Закон СССР об ответственности за посягательство на национальное равноправие граждан; о языках народов СССР; о всенародном голосовании — референдуме; об основных началах социальной защиты инвалидов и, наконец, Закон СССР о въезде и выезде граждан СССР, который вообще открыл дорогу к инкорпорации в нашем национальном законодательстве права человека на выезд из страны и возвращение к себе на родину.

Я хочу обратить ваше внимание еще на такие законы, как закон о расширении возможностей судебного обжалования и дополнение к Основам уголовного судопроизводства, который расширил права задержанного, расширил права адвокатов. И здесь была закреплена важнейшая норма, которая имеет большое значение для всего будущего нашей страны, — введение института суда присяжных. Я полагаю, мы очень долго вводим этот институт, он нам, безусловно, необходим. Таким образом, в этот период времени, уже к моменту роспуска организационных структур КПСС, партия немало сделала для того, чтобы на деле обеспечить нормы Конституции в части, касающейся прав граждан. Я уже не говорю о том, что партия в этот период времени всячески способствовала реализации возможностей международного сотрудничества в области прав человека участием в различных конференциях СБСЕ. Вот коротко, что я могу сказать по этому поводу.

Теперь я перехожу к очень сложной проблеме (это последнее, о чем я хочу сказать перед заключением), это о конституционной ответственности партии. Вы знаете, конечно, что в нашем российском законодательстве и в советском законодательстве до 21 апреля 1992 года вообще никогда не было понятия «конституционность партии». И наше законодательство не содержит каких-либо норм, которые раскрывали бы прямо содержание этого понятия. Ныне в статье 1651 Конституции содержится новое положение о разрешении дел о конституционности политических партий и иных общественных объединений. Имеются также статьи 7 и 165 в Конституции Российской Федерации, там тоже имеются нормы, на которые может опереться Суд, рассматривая такое дело. Но этих норм, конечно, мало, и создается весьма сложная юридическая ситуация для решения этой проблемы.

Что такое конституционность? В нашей теории мы очень плохо разрабатывали эту проблему. Можно сказать, что конституционность весьма близка к понятию «законность», но, конечно, не тождественна этому понятию. Представляется, что конституционность надо рассматривать не как исполнение Конституции, а как соответствие деятельности государственных органов, политических партий, общественных организаций, граждан Конституции. Именно «соответствие деятельности». Что же касается законности, это более широкое понятие. Я думаю, мои рассуждения имеют не только чисто теоретическое значение. Если обратиться к понятиям не конституционности, то этот вопрос ни в коем случае нельзя путать с вопросом о незаконности и, в частности, преступности чьей-либо деятельности. Это, конечно, для юриста понятия разные.

И вот в связи с этим мне представляется, что в нашем законодательстве сегодня существуют два разных правовых института.

Первый правовой институт — это институт, который предусмотрен Законом СССР laquo;Об общественных объединениях». Как Вы знаете, этот Закон предусматривает определенные санкции против общественных объединений в случаях нарушения ими требований устава или закона. Это статьи 3 и 22 Закона. Здесь речь идет о незаконности деятельности политической партии. Ведь проблема законности, как я сказал, значительно шире вопроса о конституционности. Например, законность может предполагать злоупотребление в финансовой деятельности партии, но это не относится к понятию конституционности. Но различие, мне кажется, не только в этом.

Закон «Об общественных объединениях» предусмотрел особую судебную процедуру рассмотрения вопроса о правомерности партии. Здесь три условия.

Во-первых. Нарушение партией требований ее устава или закона предполагает, что ее ликвидация может последовать по представлению Генерального прокурора, Министерства юстиции и некоторых других органов и должностных лиц, которые уполномочены на то прямо законодателем.

Во-вторых, вопрос о ликвидации общественных объединений отнесен к компетенции обычных судов.

И в-третьих, предусматривается, что последствием нарушения закона или устава может быть не только ликвидация политической партии, но и письменное предупреждение соответствующего государственного органа.

В своем повторном ходатайстве в Конституционный Суд господин Румянцев О.Г. на странице второй пишет, что в Указах Президента РСФСР не ставится вопрос о признании неконституционными самих КПСС и КП РСФСР. Ну, это, конечно, натяжка, потому что в августе ноябре 1991 года института признания конституционности политических партий в нашем законодательстве не существовало. Там же господин Румянцев О.Г., анализируя Указ Президента от 23 августа 1991 года, ссылается на то, что в пункте втором этого Указа сказано об окончательным разрешении в судебном порядке этого вопроса. Совершенно очевидно, что в Указе шла речь о судебном рассмотрении этого вопроса в судах общей компетенция, а не в Конституционном Суде. Вот что самое главное. И не случайно в Указе о приостановлении деятельности Компартии РСФСР имеется ссылка на Закон СССР «Об общественных объединениях». Вот о чем идет речь. Я думаю, что этот институт установлен в Законе «Об общественных объединениях», — это институт гражданского процесса, поскольку суд, рассматривая такое дело, будет руководствоваться нормами Гражданского процессуального кодекса. Конечно, здесь могут быть применены нормы различных отраслей права: и государственного (конституционного), и гражданского, и административного, и уголовного, и всяких других норм права. Но, в общем, этот институт, на мой взгляд, гражданскопроцессуальный. И самое главное, что он характерен именно для советской государственности, для законодательства Союза ССР. Это совершенно другой институт.

Вопрос же о конституционности партии, который рассматривается в настоящее время уважаемым Конституционным Судом, — это совершенно другой правовой институт.

Первое. В данном случае изучается именно конституционность, а не законность деятельности партии.

Второе. Вопрос этот решается не путем обычной судебной процедуры, а на основе особого конституционного судопроизводства.

И третье. Существование конституционного судопроизводства в том виде, как это изложено в статьях 165, 1651 Конституции, вытекает из принципа разделения властей, из существования особого органа конституционного надзора — высшего органа судебной власти по защите конституционного строя, каким является Конституционный Суд Российской Федерации. Следовательно, это институт конституционного судопроизводства. Вот эти два совершенно разных правовых института. Я так подробно останавливаюсь на этом, чтобы показать юридическую несостоятельность ходатайства господина Румянцева О.Г. и неправомерность его обращения в Конституционный Суд. Ведь Указы Президента, принятые в августе, исходили из того, что предстоит судебное рассмотрение этого дела в судах общей компетенции. В Конституционном Суде, на мой взгляд, может быть рассмотрено дело, относящееся к партиям, которые существуют, действуют и реально, и юридически на 1 апреля 1992 года. Здесь, между прочим, наши уважаемые процессуальные противники, применяя непрерывно термин об «организации, именующей себя КПСС», не поняли до конца, что они подрывают свою собственную позицию. Ведь точнее надо было бы сказать так: несуществующая ныне организация, называемая ранее КПСС. Вот это было бы более точно. Вот я — представитель этой организации. Вот это было бы более точно, если бы Вы сказали так. Но в статье 165, по-моему, идет речь всё-таки о реально существующих общественных организациях и политических партиях. И должен Вам сказать, что господин Румянцев О.Г. прекрасно понимал уязвимость своей позиции. Поэтому в своем исправленном ходатайстве он пишет, что якобы Указы Президента не ликвидировали КПСС и Компартию России, поскольку сохраняется возможность их деятельности за пределами Российской Федерации, а также вне организационных структур. То есть он хочет сказать, что КПСС фактически существует. Это не случайно. Тем самым он хочет сказать, что поэтому Конституционный Суд имеет право рассматривать это дело. Каким образом партия может действовать за пределами России, если ликвидированы ее руководящие структуры, конфисковано все ее имущество? Как партия может действовать без организационных структур, то есть без всяких организаций? Это, знаете, уже близко к Жюлю Верну, какая-то мистика, какой-то театр абсурда, понимаете? Но все эти утверждения необходимы господину Румянцеву О.Г. и уважаемой процессуальной стороне с единственной целью — во что бы то ни стало провести это дело через Конституционный Суд. Ведь совершенно ясно, что юридически правильным было бы решение этой проблемы на основании статьи 22 Закона СССР «Об общественных объединениях» в судах общей компетенции. Но требуется, во что бы то ни стало оправдать посягательство на принцип разделения властей со стороны Президента, и поэтому надо набросить мантию конституционности на эти действия и таким образом расправиться с политической оппозицией. Но использовать Закон «Об общественных объединениях» нашим уважаемым процессуальным противникам невыгодно, поскольку Верховный Суд Российской Федерации не будет рассматривать вопрос о незаконности Указов. Поэтому вот идут на такие юридические хитрости. Казалось бы, что это вопрос чисто процедурный, но в действительности он позволяет оттеснить вопрос о законности действий Президента на второй план, и таким образом политическая целесообразность у наших процессуальных противников превалирует над правовым сознанием, так же как в актах уважаемого Президента. Совершенно был прав народный депутат Слободкин Ю.М., когда он сказал, что это акты чисто политического характера, но не правовые.

Продолжим наши рассуждения дальше. Нужно сказать, что проблема, связанная с конституционной ответственностью партии, может быть решена только в том случае, если она решается вместе с проблемой правовых последствий признания такого решения. Если принято решение, что партия неконституционна, то, следовательно, должны последовать какие-то правовые последствия этого решения. И вот тут возникает проблема конституционной ответственности. Дело в том, что проблема конституционной ответственности, к сожалению, у нас не разработана, или разработана очень слабо. О конституционной ответственности партии у нас вообще в литературе нет никаких разработок, но есть проблемы, связанные с конституционной ответственностью вообще. В частности, можно назвать работу профессора С.А. Авакьяна из Московского университета. Мы с Ю.П. Еременко еще в 1970 году выпустили чуть ли не первую одну работу по этому поводу. Можно указать работу Ю.П. Еременко по поводу конституционной ответственности и работы профессора Зражевской из Воронежского университета.

Для конституционной ответственности необходимы, прежде всего, конечно, нормативные основания, то есть юридические нормы, которые точно определили бы основания и процедуру норм государственного принуждения.

И во-вторых, необходимо фактическое основание ответственности, то есть состав конституционного правонарушения.

Что такое ответственность? Конституционная ответственность, конечно, может быть оценена как результат развития общетеоретических понятий о правовой ответственности, то есть как реализация правовой санкции. Ответственность — это реализация правовой санкции. А конституционная ответственность — это реализация конституционных санкций. В данном случае ее должен применить Конституционный Суд. Конституционная ответственность, конечно, может быть только в том случае, если имеет место состав конституционного правонарушения. Вот об этом я буду говорить еще.

А сейчас я хочу сказать, существуют ли у нас нормативные основания для конституционной ответственности политической партии, в частности, КПСС? Некоторые нормы есть, я уже их назвал. Это 165.1, 165 и часть вторая статьи 7 Конституции, безусловно. Но все дело в том, что ни в Законе о Конституционном Суде, ни в Конституции, к сожалению, нет четкого раскрытия понятия конституционности и конституционной ответственности. И наконец, самое главное — нет санкции, не предусмотрены конкретные санкции, которые должны последовать вслед за признанием неконституционное  партии.

Вот позавчера уважаемый господин Макаров А.М. после того, как он высказал все свои требования, просил Конституционный Суд удовлетворить ходатайство наших процессуальных противников и принять определенные меры, в частности предотвратить восстановление Коммунистической партии, принять еще целый ряд мер.

Вопрос возникает — откуда господин Макаров А.М. взял эти меры, из какой нормы Конституции, из какой нормы закона о Конституционном Суде он вычитал эти меры? И тут мы сталкиваемся с Вами с гигантской проблемой, которую Вы должны решить. До сих пор она была чисто теоретической, а теперь она становится практической: какая мы страна? Мы страна романогерманской системы или англосаксонской системы? Если, конечно, мы страна англосаксонской системы, тогда, конечно, может быть, можно решить проблемы, таким образом, как это предлагают наши процессуальные противники. Но все дело в том, что мы традиционно страна романогерманской системы, хотя и утверждал здесь уважаемый господин Макаров А.М., что у нас даже Конституции нет, а есть только один Устав партии. Раз нет Конституции, то и законов, видимо, нет. Но в действительности мы страна романогерманской системы. Это значит, что всякий государственный орган, в том числе и Конституционный Суд, при принятии какого-либо решения должен опираться на определенную норму права. Я еще немножко по этому поводу буду говорить, но только сейчас хочу сказать, что с точки зрения нормативной нет достаточных оснований для того, чтобы решить эту проблему.

Профессор Чиркин в своем заключении, которое он дал Конституционному Суду, указывает, что для решения этой проблемы необходимы, во первых, нормы Конституции, нормы актов общественных организаций, нормы международного права. В общем, я думаю, этот его вывод соответствует пункту первому статьи 2 Закона о Конституционном Суде. Но в данное время, мне думается, достаточных оснований для того, чтобы Конституционный Суд мог решить эту проблему, находясь в рамках Конституции и в рамках Закона, на мой взгляд, всё-таки не существует.

Для признания конституционного правонарушения необходим состав конституционного правонарушения. Что сюда входит? В состав конституционного правонарушения, конечно, входит объективная сторона, требуется, конечно, субъективная сторона и необходим субъект правонарушения. Поэтому, прежде всего, нужно выяснить, зафиксировать объективную сторону правонарушения для того, чтобы выяснить, были ли нарушения Конституции. Если они были, то существует ли причинная связь между деятельностью партии и этими нарушениями? И здесь надо прямо сказать, что в утверждениях наших уважаемых процессуальных противников предлагается много различных фактов: обстоятельства, которые связаны с августовскими событиями, с историей нашей страны, деятельностью КГБ, международной деятельностью нашего Советского государства, и так далее. По мнению господина Румянцева О.Г. и вообще всех наших процессуальных противников, это связано с деятельностью КПСС. Надо прямо сказать, что КПСС, будучи в течение длительного времени правящей партией, действительно играла важную роль во многих сферах общественной жизни. Ее деятельность связана и с громадными достижениями нашей страны, и с просчетами, и с трагедиями, и с гигантскими ошибками. Но, на мой взгляд, было бы совершенно ошибочно считать, что все, что происходило в нашем государстве и обществе, связано с деятельностью КПСС. У нас в течение длительного времени пропагандировались такие лозунги, как, например, «Партия — наш рулевой», «Слава КПСС», и создавалась иллюзия всесилия партии. Вот эти волюнтаристские по своей сути, ничего общего не имеющие с марксизмом, несамокритичные представления, по сути, были призваны всячески возвеличивать роль бюрократов в партии и государстве. И, к сожалению, я хочу сказать, что люди, которые писали ходатайство о признании неконституционное™ КПСС, как это ни парадоксально звучит, воспитаны в этом духе. Я бы даже сказал, что они стали невольными жертвами этой псевдо коммунистической брежневской пропаганды, которая была построена на следующем принципе: «Прошла весна — настало лето, спасибо партии за это».

При рассмотрении такого дела совершенно очевидно, что надо иметь точные доказательства, которые бы подтверждали связь между действиями КПСС и нарушениями Конституции. Партия, конечно, не может нести ответственность за бюрократизм, за разгильдяйство государственных служащих, за отсутствие, допустим, парламентских традиций в нашей стране и невысокий уровень правовой культуры и тому подобное. И следует иметь в виду, что многие, многие рядовые коммунисты сами были жертвами такой деятельности. На мой взгляд, вся ложь обвинений против нас состоит в том, что партию хотят сделать ответственной за действия враждебных ей сил и традиций, с которыми боролись всегда честные члены Коммунистической партии. И террор 1937 года, и беззаконие бюрократов, и все кошмарные вещи, которые были в нашей истории, — мы их не отвергаем, это все действительно было. Это феодальная контрреволюция, это реванш, это попытка загнать народ в рабство, из которого он пытался вырваться в 1917 году.

Теперь я хочу сказать о партии как субъекте ответственности. В Указе Президента сказано, Вы об этом знаете, о том, что КПСС никогда не была партией. Это просто поразительно. И до октября 1917 года она не была партией, никогда не была партией. Я думаю, это явное преувеличение. Я думаю, что это несостоятельное утверждение вообще. Но потом господин Румянцев О.Г. пишет, я уже об этом говорил вчера, что по своему организационному строению и реальной внутрипартийной жизни партия являлась, безусловно, политической партией. В этом пункте господин Румянцев О.Г. расходится с Указом Президента и утверждениями господина Макарова А.М. и господина Шахрая С.М. И дальше он пишет, что в правовом смысле эти действия должны быть квалифицированы как узурпация государственной власти и подрыв государственного суверенитета, принадлежащего исключительно лишь народу. Эти формулы были повторены здесь нашими процессуальными противниками. Что можно сказать по этому поводу? Я бы сказал так: даже обвинять грамотно не умеют, понимаете? В науке конституционного права существует представление, оно известно еще с XVI века, с Жана Бодэна, о том, что государственный суверенитет — это свойство государственной власти, которое выражено в ее верховенстве, самостоятельности, независимости и т.д.

Господин Румянцев О.Г. говорит здесь о принадлежности государственного суверенитета народу. Я хочу сказать, что здесь спутаны элементарные вещи. Мы на первом курсе заочникам юридического вуза двойки за такие вещи ставим сразу, прямо Вам хочу сказать. Почему? Потому что они должны были написать иначе, что здесь подорваны основы народного суверенитета. Вот это было бы правильно. Это было бы верно. И обвинять ведь тоже нужно умеючи. Это — уровень правовой культуры.

Председатель Суда ЗОРЬКИН В.Д. Уважаемый представитель, я бы просил Вас не задевать теоретические конструкции, потому что в другой школе и в другом университете, скажем, у Кельзена, Вы бы получили двойку за такой ответ. Давайте не будем касаться этих вопросов. Я перебил Вас не для этого. Я Вам вчера напомнил, что есть два ходатайства. И фраза, которую Вы сейчас привели в полемике с О.Г. Румянцевым, на самом деле содержится в другом ходатайстве. Я прошу Вас это учесть. Суд все равно разберется, мы вынуждены будем разобраться, но я бы попросил Вас более корректно относиться к аргументациям тех ходатайств, против которых Вы полемизируете.

Нет, я хочу напомнить уважаемому Суду, что утверждение о том, что КПСС осуществила узурпацию государственной власти, было выдвинуто здесь, в Суде, даже устно, а не только письменно, всеми нашими процессуальными противниками. И с этой точки зрения я хочу сказать, что государственный суверенитет никогда в жизни Коммунистическая партия не подрывала. Более того, должен Вам сказать, что, кстати, наши процессуальные противники сказали об этом не первые. Еще на январском пленуме ЦК в 1987 году и на XIX партконференции было сказано об отчуждении трудящихся от власти и собственности, возникшем в результате формирования в стране бюрократической верхушки, которая узурпировала власть. Это же было сказано в решениях партии. И партия против этого боролась. В этом же смысл всех изменений, которые произошли в последние годы. И при содействии коммунистов наша страна превратилась в великую державу, суверенное государство, к которому относились всегда с большим уважением, а теперь бьют нас по щекам.

Обвинение КПСС в узурпации государственной власти наши процессуальные противники сопровождают и другими обвинениями. В частности, в том, что КПСС присвоила себе и в течение длительного времени реально осуществляла в лице своих исполнительных структур на всех уровнях функции государственно властного принуждения. Об этом уже сказано было много. Я приведу только новые аргументы. Например. Вот в последнее, самое последнее время, перед августом, или в августе 1991 г., можно ли сказать, что КПСС узурпировала государственную власть?

Председатель не вправе, перебивая представителя стороны в процессе, опровергать его, т. е. возлагать на себя функции другой стороны — представителя Президента.

Судьи должны быть объективными и беспристрастными. В.Д. Зорькин порой нарушал этот принцип правосудия (хотя к автору этой книги относился уважительно).

Да и по существу он был не прав, так как американский профессор Г. Кельзен не имеет никакого отношения к отечественной юриспруденции. И ходатайства Румянцева я цитировал верно. В теории конституционного права народный суверенитет рассматривается как принадлежность публичной власти народу. Государственный суверенитет — свойство самой власти, выражающееся в ее верховенстве, единстве и независимости. Указанные понятия никто не рассматривает как идентичные. О.Г. Румянцев ошибочно трактовал эти понятия. Следует иметь в виду, что все это происходило перед камерами телевидения. Это была попытка психологически подавить юридического представителя компартии.

И обратите внимание, я ни в коем случае не хочу высказывать каких либо суждений по поводу августовских событий. Они для меня абсолютно неизвестны, конечно. Но обратите внимание только, кто участник этих событий? Так как это в версиях обвинения значится: Президент СССР, Президент РСФСР, вице-президент СССР, министр обороны, председатель Комитета госбезопасности. Это все должностные лица государства. Вот именно они решали проблемы государственной власти. Можно ли сказать, что в момент запрета, роспуска Коммунистической партии она узурпировала в это время государственную власть? По-моему, это не соответствует даже фактическим обстоятельствам. Во всяком случае, наши процессуальные противники не привели по этому поводу здесь никаких серьезных доказательств. Больше того, скажу, если даже обратиться к положению партии в государстве, которое существовало до 18 марта 1990 года, то и в этом случае, по-моему, нельзя прийти к выводу, что деятельность КПСС была антиконституционной или неконституционной. Ведь, как известно, в статье 6 Конституции (в старой редакции) было зафиксировано, что КПСС — ядро политической системы государственных и общественных организаций. И если проанализировать эту статью, то здесь можно сделать три вывода.

Во-первых, КПСС действовала внутри полит системы как составная ее часть. Во-вторых, она занимала центральное место в политической системе. И в-третьих, она была правящей партией в условиях однопартийной политической системы.

И если сопоставить ее со статьей 2 Конституции, то совершенно очевидно, что речь идет не о государственном ядре, а о политическом влиянии. Мой вопрос вчера господину Макарову А. М. Я у него спросил о фиктивности наших Советов в Москве и Свердловске, многие поняли таким образом, что я, дескать, тут хотел уколоть Президента. Ничего подобного. Я просто хотел показать абсурдность позиции наших процессуальных противников. Не нарушал Борис Николаевич Конституции! Об этом боялся вчера сказать господин Макаров А.М. Я вынужден защитить господина Президента от его представителей, которые не могут защитить его достаточным образом. Я считаю, что уважаемый Борис Николаевич, когда он был секретарем парткомов в Москве и Свердловске, действовал в рамках Конституции. И, кстати, он пользовался большим авторитетом и в партии, и в государстве, поскольку он разгонял гришинскую мафию, наводил порядок в торговле и действовал в рамках Конституции. Такая была у нас Конституция. Вот какая была, такая была. В чем тут дело? А дело в том, что в Конституции было сказано: партийные организации действуют в рамках Конституции. А каковы эти рамки? Эти рамки не были установлены ни в Конституции, ни в законодательстве. Реально я бы сказал так, что, в общем, то, власть была не в руках партии, а власть была в руках правящей верхушки, о которой я говорил вчера. Вот что здесь самое основное и самое главное.

Говоря о соотношении между партией и другими элементами политической системы по нашей старой Конституции, я хочу сказать, что первичные партийные организации, рядовые коммунисты никогда государственную власть не узурпировали и функции государственного властного принуждения не осуществляли. Наоборот, на практике наше государство в лице его различных должностных лиц широко использовало партийные организации в государственных интересах.

Это очень примитивно думать, что партия на всех уровнях была такой, как об этом пишут некоторые наши теоретики. В действительности же, директора предприятий, государственных учреждений нередко использовали, всегда использовали первичные партийные организации для выполнения государственных заданий.

Что же касается руководящих и исполнительных структур партии, то во всех решениях партийных съездов подчеркивалось, что свои решения партия должна проводить через советские органы в рамках Конституции. На практике мы знаем, многие партийные функционеры вмешивались в деятельность государственных органов. КПСС, как любая правящая партия, выдвигала на государственные посты своих представителей. Но она никогда не формировала государственный аппарат и не осуществляла функции государственного управления вместо Генерального штаба, Госплана, министерств и ведомств. Прежде всего, она не была носительницей государственного суверенитета. В некоторых странах, в частности в Румынии, например, было полное слияние государства и партии. У нас этого не было никогда. Во-вторых, такое свойство, как монополия правотворчества. КПСС была инициатором многих правовых актов, но она не издавала законов, кодексов и иных нормативных юридических предписаний. Разрешите мне высказать некоторые критические замечания по поводу высказывания уважаемого господина Шахрая С.М. Отвечая на вопросы уважаемого судьи, Лучина В.О., он сказал, что, по его мнению, партия обладает всеми признаками государства, в частности: парт номенклатура, иерархия, территориально производственный признак и особый аппарат принуждения.

Я не могу не сказать вот о чем. Самое главное здесь состоит в том, что партия, как политическая организация, и государство имеют, конечно, общие черты. И то, и другое — это политическая организация людей, И там, и здесь может быть номенклатура. И там, и здесь может быть иерархия. И там, и здесь может быть аппарат принуждения. Но вся суть в том, что в утверждении господина Шахрая С.М. отсутствует самое главное, а именно: госаппарат принуждения должен быть государственно властным, принудительным учреждением. Государственный суверенитет — вот что здесь самое главное. Вот это, к сожалению, он упустил в своей речи. Признаки общественной организации как партии выражены в Законе СССР в статьях 1, 3 и 16. И, на мой взгляд, Коммунистическая партия полностью соответствовала этим признакам. Имело ли место сращивание партийных и государственных структур? Оно имело место. Но ни рядовые члены партии, ни партийные структуры как таковые ни с кем не сращивались. Сращивались чиновники партийные, советские, хозяйственные. Сращивание происходило номенклатур разных видов, а не партии, как организации в целом.

Я думаю, что в партии, как субъекте ответственности, можно выделить пять элементов:

- во-первых, партия в целом;

- во-вторых, руководящие структуры партии:

- высшего,

- среднего и

- низшего звена.

Это, например, съезды, пленумы парткомов и тому подобное.

Далее, парт аппарат, функционеры. Первичные организации. И, наконец, партийные учреждения и предприятия.

Мне кажется, что когда Вы решаете проблему конституционности партии, необходимо точно выявить конституционность каждого из этих элементов. Мне кажется, что это самое главное.

Вина партии. Установить вину партии — это значит выявить несут ли рядовые члены КПСС и первичные организации конституционную ответственность за деятельность партийных руководителей, которую они совершали в тайне от членов партии или с помощью дезинформации искажали события, относящиеся к их незаконным действиям. Несут ли конституционную ответственность руководящие структуры партии (я имею в виду пленумы, съезды партии) за противозаконную деятельность отдельных функционеров? Могут ли нести конституционную ответственность руководящие структуры среднего звена партии, если они не знали или не были проинформированы обо всех фактах, относящихся к работе руководящих структур высшего звена партии?

По моему мнению, это значит, что уважаемая процессуальная сторона должна доказать, что все члены партии действовали в антиконституционных целях или, по крайней мере, осознавали ее анти конституционность. И нужно прямо сказать, что это «ахиллесова пята» и в Указах Президента, и в ходатайствах депутатов о конституционности партии.

По моему мнению, данный процесс не дает оснований прийти к выводу о не конституционности партии. Не установлен состав конституционного правонарушения. В нормативных актах отсутствуют признаки этого правонарушения и отсутствуют санкции. Действия лиц, которые входили в бюрократическую верхушку страны, ее отдельных партийных руководителей, государственных чиновников, представителей хозяйственной, торговой номенклатуры, — вот эти действия приписываются всей Коммунистической партии. Не установлено причинной связи между действиями КПСС, как политической партии в целом, как партии миллионов, с нарушениями Конституции. Напротив, решения XIX партконференции, XXVIII съезда партии опровергают эти утверждения наших процессуальных противников.

И в заключение я хочу сказать несколько слов о рядовых членах партии. В Указе сказано, что недопустимо шельмовать рядовых членов партии. Об этом не говорил пока еще никто. Что значит «шельмовать»? Что это значит? Это слово означает: позор, бесчестие. Термин этот достаточно неопределенный для такого юридического акта. Во всяком случае, в российском законодательстве XX века его никогда не было. Не ясно, почему нельзя шельмовать именно рядовых членов партии? А нерядовых можно шельмовать? И вообще, допустимо ли шельмование и унижение достоинства людей в цивилизованном обществе? По международному пакту о гражданских и политических правах имеют право на достоинство и арестованные, и осужденные. По российскому закону недопустимо шельмовать даже самых опасных уголовников в колониях особого режима. Возникает вопрос, как можно оценить принятие Указа о деятельности КПСС именно 6 ноября 1991 года, когда трудящиеся нашей страны, особенно коммунисты, традиционно отмечали праздник Октябрьской революции? Можно по-разному относиться к этой революции. Я это прекрасно понимаю. Это все равно, что закрыть все православные храмы в день святой Пасхи и говорить при этом о недопустимости шельмования верующих. Я полагаю, что в данном случае мы имеем дело с унижением достоинства многих людей, придерживающихся социалистических и коммунистических убеждений. Для израненных ветеранов войны, для старых коммунистов, для борцов с фашизмом кличка «красно-коричневые» просто унизительна, особенно, если применяют ее представители официальных властей. Можно, конечно, критиковать любые идеи, в том числе марксизм, ленинизм, Ленина критиковать можно, кого хотите. Но при этом надо уважать достоинство людей. Это, по-моему, самое основное и самое главное.

Приводят возражение такого рода. После роспуска КПСС граждане, придерживающиеся социалистических и коммунистических убеждений, имели возможность организовывать новые партии. Некоторые из них уже зарегистрированы. А Вы меня спросили, хочу ли я вступать в эти новые партии? Вы понимаете, о чем идет речь? Почему, на каком основании Вы меня лишили права быть в той партийной организации, в какой я был? А вот, нравится мне быть именно в этой парторганизации. Это мое право человека. Вот в чем суть.

Антикоммунистическая пропаганда в органах массовой информации и недвусмысленные высказывания высших должностных лиц, Указы, ходатайства в Конституционный Суд со стороны наших процессуальных противников — все это создает, хотите Вы этого или нет, обстановку нетерпимости по мотивам убеждений. Я должен сказать, что в условиях нашей страны у нас на генетическом уровне существует страх. Мы прошли и самодержавие, и 37-й год. И в такой ситуации люди, конечно, лишены уверенности в своих правах.

Главное право, о котором говорил Ш. Монтескье в своей известной книге, это право на безопасность, т. е. такое состояние, когда отсутствует принуждение над личностью. Или уверенность в том, что такое принуждение не будет осуществлено. Такой уверенности, к сожалению, у людей нет, ощущение такое, что власти, во что бы то ни стало, хотят загнать многих людей, которые придерживаются каких-то оппозиционных мнений, в незаконные условия, Я думаю, что признание неконституционной партии, которая почти в течение всего XX века была широким общественным объединением людей, традиционной партией, единственной формой выражения общественных устремлений, партией, с которой миллионы людей связали всю свою деятельность и отдали за нее свою жизнь, является глубоко несправедливым и юридически несостоятельным. Поэтому я прошу Вас отказать в удовлетворении ходатайства наших процессуальных противников. Благодарю за внимание.

Я хочу остановиться на трех вопросах. Вопрос первый — это критика позиций наших процессуальных противников. Хочу остановиться на таких проблемах, которые еще не затрагивали другие наши представители.

Второй раздел — это КПСС и КГБ.

И третий раздел — это КПСС и права человека.

Прежде всего, я хочу отметить, что в результате рассмотрения дела длительного, многомесячного, после того, как мы столько времени потратили на выслушивание прений сторон, на исследование многочисленных доказательств, вырисовывается, к сожалению, та же картина, которая была, очевидно, еще с самого начала, когда мы только выслушали первые речи наших процессуальных противников. Бросается в глаза, прежде всего юридическая неосновательность, бездоказательность и даже, простите меня, абсурдность некоторых их заявлений и утверждений. Люди иногда переходят за грань возможного в своих обвинениях против Коммунистической партии. Например, одно из самых главных обвинений, которое и в ходатайстве, и особенно в модернизированном виде уже было предоставлено здесь где-то с середины процесса. «КПСС,— говорят наши процессуальные противники,— посягала на основы конституционного строя». При этом адвокат Макаров говорил, что такая была плохая Конституция, не было даже понятия конституционного строя, а было понятие «общественный строй». Это вообще очень большой и сложный теоретический вопрос, он действительно у нас в течение многих лет в конституционном или государственном праве был, но суть не в этом. Конечно, советские юристы, а ныне российские юристы, всегда понимали, что существуют основы советского конституционного строя, у нас были книги по этому поводу. Ленинградский был учебник «Конституционное право» профессора Ряжнина. Саратовский профессор Фарбер, московский профессор Каток очень много говорили об этом. В науке это было очень серьезное направление. И современные понятия конституционного строя, которые содержатся в ныне действующей российской Конституции, они в значительной мере взяты оттуда.

Но я ведь говорю не об этом. Я здесь не веду теоретическую дискуссию. Я говорю: вы подумайте только, как может правящая Коммунистическая партия, признанная в Конституции как правящая, как руководящая сила, посягать на основы конституционного строя? Как можно сформулировать такое обвинение? То есть это обвинение в самоубийстве, понимаете? Коммунистическая партия хотела убить саму себя? Я совершенно не понимаю, как можно серьезно выйти с таким, простите меня, легковесным обвинением: «Коммунистическая партия посягала на основы конституционного строя». Непонятно абсолютно, что это значит!

Или второе обвинение: «КПСС проводила политику русификации в сфере национальных отношений и нарушала, таким образом, Конституцию». Вначале это обвинение шло все время в первую половину процесса, но где-то с середины появилось новое обвинение. Оказывается, Коммунистическая партия «посягала еще на территориальную целостность России». И вот позавчера адвокат Макаров подробно приводил факты — такие то сельсоветы были переданы Казахстану в двадцать таком то году, такой то город был передан Эстонии и, конечно, обязательно сказали о передаче Крыма Украине.

Спрашивается, если Коммунистическая партия проводила политику русификации, то каким же образом она передала вдруг Крым Украине или другие районы другим сестрам — союзным республикам? Не свидетельствует ли это как раз о чем-то совершенно противоположном? Если Коммунистическая партия вопреки воле русского народа передала украинскому народу полуостров Крым, то тут нужно говорить о том, что КПСС проводила политику украинизации, а не русификации. Уже совершенно другое обвинение.

Или говорят, что СССР был унитарным государством. Между прочим, это придумал не уважаемый адвокат Макаров. Впервые об этом заявил М.С. Горбачев, когда он был в Литве. Я, когда это прочитал в газете, чуть не упал со стула. Процессы централизации, бюрократизации, унитаризмами в Советском Союзе были, это действительно имело место, но сказать, что СССР — унитарное государство, это вообще вульгаризация реальных общественных отношений, конституционных институтов, которые были в нашей стране. Здесь это повторяется на полном серьезе. И уважаемый Макаров сказал, что республики — это были фиктивные субъекты. Если республики — это были фиктивные субъекты, уважаемый адвокат Макаров, и если передали Украину от одного фиктивного субъекта другому фиктивному субъекту, то где здесь покушение на территориальную целостность России? Ведь в унитарном государстве государственная территория рассматривается как нечто единое. Если мы передаем в унитарном государстве какую-то территорию из подчинения одного органа в другой, то где же здесь покушение на территориальную целостность государства? И вообще при Коммунистической партии как приросла территория нашей страны — и Калининградская область, и Курилы, и Южный Сахалин. И утверждать, что Коммунистическая партия посягала на территориальную целостность государства Российского, по-моему, это совершенно необоснованная вещь.

Надо при этом отметить, что все передачи каких-то территорий производились, конечно, в юридически правильных формах, с учетом обсуждения населением и по решению государственных органов власти. В частности, это было и с Украиной, хотя вопрос этот очень и очень серьезный.

И наконец, самое главное: откуда могли знать в 1954 году, когда передавали полуостров Крым Украине, что в 1991 году будут подписаны Беловежские соглашения? Вот если вы докажете, что Коммунистическая партия знала это, тогда, конечно, ваше обвинение будет совершенно обоснованным. Ну, где вообще здесь логика?

Теперь в отношении Карабаха. Тут все время приводятся различные рассуждения, относящиеся к 1921 году, что сказал Орджоникидзе на заседании Кавбюро, как вынесли одно решение, другое решение. Но уважаемый адвокат Макаров, конечно, не знает, что в это время проводился местный референдум в Карабахе. Об этом можно прочитать в известной книге покойного профессора Котока «Референдум», он приводит там данные со ссылками на исторические источники. Кроме решений партийных органов, был еще и референдум местного населения. И вообще — Карабах, я уже говорил об этом... Лезть нам в Конституционном Суде в эту проблему просто трагично и невозможно с учетом той обстановки, которая происходит сейчас на Кавказе.

Пойдем дальше. КПСС, говорят нам, «так называемая организация КПСС» — это вообще не общественная организация, это не политическая партия, это государственная организация. Но если это так, то к чему же ваши рассуждения в отношении того, что она не зарегистрирована как общественная организация в нормальном, как вы считаете, порядке, не до конца, и что были там недостатки при регистрации Устава. Какая тут логика? Либо — одно, либо — другое. А я просто был удивлен, когда уважаемый мною М.А. Федотов, между прочим, человек высокой юридической подготовки, с самым серьезным видом при обсуждении этой проблемы, при допросе свидетелей, я помню, выяснял такие обстоятельства: в 1898 году, когда был I съезд РСДРП, то было всего 9 человек, а вот по Закону об общественных объединениях должно быть 10 граждан. Понимаете? Вы себе можете представить, в 1898 году собрались подпольщики на окраине Минска, из них шесть представителей социал-демократической партии и три бундовца. Одного бундовца не хватило с точки зрения Закона 1990 года. Вот что бывает, когда люди начинают нарушать элементарные правила логики.

Здесь говорили уже о том, что призыв к отказу от юридического нормативизма, который прозвучал в выступлениях представителей и уважаемого С.М. Шахрая и А.М. Макарова, представляется очень и очень странным. Что значит — отказаться от уважения к норме права? Не означает ли это призыв к отказу от требований закона? Что значит этот призыв к юридическому нигилизму? Я полагаю, что это просто недопустимо. Причем, вот это пренебрежение правом, пренебрежение нормами права — это, вы знаете, проходит красной нитью не только через Указы Президента, к сожалению, но и через выступления наших уважаемых процессуальных противников.

В этом смысле меня просто удивляют всегда грубые, некорректные, я даже хочу сказать хуже, но просто из уважения к членам Конституционного Суда даже не могу сказать такие слова, например, как «красно-коричневые с топорами», в отношении Коммунистической партии — «эксгумация трупа», сравнение профессора Мартемьянова с Вышинским, которое вчера прозвучало из уст уважаемого С.М. Шахрая.

Как это нужно все понимать?

Вы знаете, я хочу сказать, что «аргументам ад Хоминым», то есть аргументация к человеку, — это один из самых плохих, один из самых скверных способов доказывания. Когда не могут опровергнуть какие-то доводы, начинают аргументировать к личности человека. Я полагаю, что это недостойные приемы, особенно среди юристов. Мы — корпорация юристов, мы — профессионалы, мы все советские юристы, ныне российские. Независимо от наших политических взглядов мы должны учиться уважать друг друга. Это необходимо. Поэтому я рассматриваю эти все высказывания как совершенно недопустимые, особенно в таком демократическом учреждении, каким является Конституционный Суд.

Но здесь было приведено так много всяких исторических фактов... Вчера на полном серьезе адвокат Макаров анализировал Конституцию РСФСР 1918 года, Конституцию РСФСР 1925 года, показывал, в чем и как происходили нарушения этой Конституции, если они на самом деле были. Если уже дошли до Конституции 1918 года, то, конечно, мне придется тут отвечать  так некоторые проблемы исторического плана, но я даю вам честное слово, что у меня нет ни малейшего желания в эту проблему вторгаться. И я буду, во всяком случае, вести это дело в сугубо конституционном плане.

Обвинение: «КПСС посягала на народовластие, федерализм, республиканскую форму правления и разделение властей». Но прежде всего, нужно сказать, что советские конституции закрепляли социалистическое народовластие, закрепляли советскую форму правления, советскую республику и советский федерализм. Это, между прочим, качественно совершенно другие понятия. Мы сейчас находимся в другом государстве с вами. Поэтому о чем тут идет речь?

Во-первых, о социалистическом народовластии. Во всех советских Конституциях, как вы знаете, начиная с Декрета второго съезда Советов, была провозглашена идея полновластия трудящихся, идея — вся власть принадлежит Советам. Причем этот тезис о полновластии Советов стал традиционным в нашей стране, это традиционная форма власти, которая существует и в ныне действующей российской Конституции даже тогда, когда Коммунистическая партия уже перестала быть правящей партией и, больше того, она даже подвергается всяким гонениям.

Надо заметить, конечно, что на протяжении всего XX века идея народовластия, идея республики Советов не принималась чиновниками, бюрократией. Это, вне всякого сомнения, безусловно. И надо заметить, если вы прочитаете все партийные решения, в них всегда отмечалось о необходимости бороться против подмены органов власти Советов. Эта линия проходит сквозь все съезды Коммунистической партии. Но утверждать так, что вообще в нашей стране не было никакой формы участия масс в осуществлении власти, что Советов вообще не было, что вместо них якобы были только партийные комитеты и партийные чиновники, я думаю, что это, конечно, искажение истины.

Скажите, пожалуйста, кто вел жилищное строительство у нас, где мы получали ордер на квартиру или место в детском саду? Чистота на улицах, озеленение города, управление магазинами, вообще весь быт, в чьих руках он был? Конечно, у нас существовала Советская власть, конечно, у нас были органы государственной власти, другой вопрос, что они принижались. И вот особенно после XXVIII съезда партии, в результате перестройки, Коммунистическая партия проводила меры, направленные на поднятие роли трудящихся и демократизации Советов. Здесь мы допросили по этому поводу много свидетелей. И свидетель Медведев об этом говорил, о работе Верховного Совета, и свидетель Дзасохов, и свидетель Денисов, и многие другие.

Я должен сказать еще (об этом не говорил здесь никто), что ведь сама то Коммунистическая партия — это была тоже форма участия трудящихся в политической жизни. Ведь в ней было 18 миллионов человек. И причем не самых плохих, я должен вам сказать, не самых плохих. Из этой партии вышли, например, и Президент Ельцин, и Травкин, и Шостаковский, и Попов, и вообще многие те, кто обвиняет сейчас Коммунистическую партию. Они вышли, выросли в этой партии. И поэтому я полагаю, что обвинение в том, что КПСС посягала на народовластие, абсолютно неверно.

Больше того, я вам скажу, чем определяется наш подход к народовластию и к правам человека. Я думаю, что лучше всего об этом сказал, когда то Ленин: «Поменьше пышных фраз, поменьше политической трескотни, побольше простого, будничного дела, побольше забот о пуде хлеба и пуде угля». Не может быть субъектом народовластия человек, если хлеб стоит 25 рублей одна буханка, не может, понимаете, не может! Вот проблема материальной гарантии народовластия — это для Коммунистической партии была всегда самая главная проблема. Но мы пропускали здесь очень многое, я думаю, и прежде всего правовое воспитание трудящихся, осознание своих собственных прав.

Второе: «КПСС посягала на федерализм». Я думаю, что такое обвинение странно слышать от этих людей, от сторонников Беловежских соглашений, которые поддержали ликвидацию советской федерации. Такое обвинение кажется очень и очень странным. Тем более, если вы вспомните историю, уважаемые члены Конституционного Суда, ведь когда произошла революция, то Россия в течение некоторого времени вообще была без определенной формы правления, потом в октябре 1917 года была провозглашена республика Советов, также и форма государственного устройства определена не была. И лишь в январе 1918 года в Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа была провозглашена федеративная форма устройства России.

И кстати, поскольку ныне действующая российская Конституция закрепляет принцип федерализма, я думаю, он идет оттуда, от Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа. Мы от этого не уйдем никуда. И такие, например, акты, как Договор об образовании Союза ССР, различные формы советского федерализма, которые были на протяжении почти всего XX века, идут оттуда; Союз ССР — оригинальная форма федерации; Закавказская федерация — совершенно другая федеративная форма, и наконец, РСФСР. Бюрократическая система не давала возможности развиваться федеральным институтам.

XXVIII съезд партии провозгласил обновление федерации. К сожалению, это не состоялось, хотя мы так надеялись на этот процесс.

Далее: «КПСС посягала на республиканскую форму правления». Я должен сказать, ведь именно большевики провозгласили республику, республиканскую форму правления. Причем обратите внимание, без монархических институтов. Это была республика, в которой не было единоличного президента. Уважаемый мною профессор Мишин, ныне ярый антикоммунист, но, тем не менее, очень серьезный ученый, писал когда-то, что единоличный президент в республике — это республиканский вариант монарха. ВЦИК — это был высший орган государственной власти, построенный на принципах коллегиальности. Стремились уйти от монархических институтов, не удалось до конца претворить в жизнь эту идею. Бюрократия навязывала нам власть первых, мы об этом слышали: первый секретарь, генеральный секретарь, и тому подобное. Я думаю, что тут дело не в Коммунистической партии и не в коммунистической идее. Тут дело в том, что харизматическая власть, к сожалению, это старая российская традиция и выйти из нее в XX веке, как видите, нам не удалось. Но, тем не менее, конечно, Коммунистическая партия всегда была сторонницей республиканской формы правления.

Кстати говоря, адвокат Макаров вспомнил позавчера в своей речи о расстреле царя и его семьи. Это впервые, потому что за все время процесса это не предъявлялось ни разу Коммунистической партии, и вдруг в конце процесса вспомнили и об этом.

Кстати, я хочу сказать, что это обвинение против большевиков активно поддерживает не только адвокат Макаров; кстати, он не первый в этом смысле, это впервые начало общество «Память».

Так вот я хочу сказать, что, конечно, расстрел царя, особенно его детей, — это трагический, ужасный факт нашей истории, безусловно. Но ведь надо смотреть на этот факт глазами того поколения, не так, как мы сегодня в конце XX века смотрим.

«Самовластительный злодей, тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу». Это написал не Демьян Бедный и не Маяковский, это написал Пушкин. В народном сознании такая идея тоже была: тираноборческая.

И большевики выражали эту идею, конечно. Но я хочу использовать этот факт в другом совсем смысле, чисто конституционном, правовом. Вы утверждаете, что Коммунистическая партия была противницей республиканской формы правления. Но расстрел императора, разве это свидетельствует о монархических тенденциях большевиков?

Как раз с точки зрения доказательств, я с конституционной точки зрения оценивал, это свидетельствует как раз о противоположном, о том, что эта партия, конечно, была республиканской.

Теперь обвинение в том, что Коммунистическая партия покушалась на принцип разделения властей. Сейчас он признан в российской Конституции. Я тоже сторонник этого принципа. Это, конечно, принцип демократических конституций многих стран мира. Хотя я должен сказать, он не является общепризнанным во всем мире. Например, Жан-Жак Руссо был решительным противником этого принципа, и далеко не все конституции построены на принципе разделения властей. Нужно это прямо сказать.

И когда в начале века большевики выступали за власть Советов, Ленин подчеркивал, что Советы сочетают в себе законодательные, исполнительные и контрольные функции. Эта идея, кстати, заложена в статье 92 Конституции СССР 1977 года. Почему исходили из этого? Исходили, во-первых, из того, что возникли реальные органы власти — Советы. Во-вторых, из того, что принцип разделения властей имеет и свои достоинства и недостатки. Один из недостатков его состоит в том, что принцип разделения властей обеспечивает самостоятельность и чрезмерную независимость бюрократии, исполнительной власти. С одной стороны, принцип разделения властей дает возможности для соблюдения свободы личности, это очень важный аспект, и правильной работы государственного аппарата, но, с другой стороны, недостаток контроля со стороны представительных органов над исполнительными органами — это существенный недостаток этого принципа.

Советские конституции не закрепляли принцип разделения властей, хотя элементы его были всегда. Например, в Конституции признавался всегда принцип независимости судей. А вот с 1989 года принцип разделения властей начал постепенно входить в нашу Конституцию, как вы знаете, учреждение единоличной президентской власти, принцип недопустимости занятия депутатами правительственных постов и учреждение Комитета конституционного надзора, который почему то адвокат Макаров назвал пресловутым. Почему он пресловутый? Я не понял.

Кроме того, принцип разделения властей был закреплен, как вы знаете, в Декларации о государственном суверенитете России и сейчас включен в Российскую Конституцию. В чем, почему, каким образом могла Коммунистическая партия на протяжении XX века посягать на принцип разделения властей, мне совершенно непонятно, если и в конституциях этого принципа не было. Это остается загадкой для меня.

Таким образом, все эти обвинения, на мой взгляд, беспочвенны. Партия никогда не посягала на основы конституционного строя. Особенно после XXVIII съезда партия, еще даже раньше, с XIX партконференции, выступая за правовое государство, за демократические конституционные формы решения всех противоречий в обществе, никогда не посягала на основы конституционного строя. Больше того, за все годы Советской власти коммунисты старались всегда укреплять и развивать конституционный строй.

Уважаемый Председатель! Уважаемые судьи Конституционного Суда! Я продолжаю свое выступление и остановлюсь на природе партии. В Суде в основном шла дискуссия, и шли поиски по проблеме: партия — это общественная или необщественная организация. Искали признаки партии как общественной организации или опровергали, утверждая, что таких признаков нет.

Процессуальные противники утверждают, что КПСС это не партия, а государственная структура. Я хочу остановиться на доказательстве того, что партия это не государственная структура. Какие здесь можно привести новые аргументы, которые, на мой взгляд, еще не приводились?

На мой взгляд, наиболее точное определение государственной структуры дал 17 сентября уважаемый эксперт Б.М. Лазарев. Он сказал: «Государственная структура — это организация, для которой характерны три признака. Во-первых, они созданы государством. Во-вторых, они выступают от его имени и по его поручению. И в-третьих, они наделены государственно властными полномочиями». Я полагаю, это совершенно точно, если существуют эти три элемента, мы имеем дело с государственной структурой. Если взять первый элемент, то, конечно, мы знаем, что партия никогда не создавалась по воле государства. По второму элементу — выступающие от имени и по его поручению. Вот по этому поводу наши процессуальные противники утверждают, что высшие представители партии брали на себя государственно властные полномочия в международных отношениях и ссылались они на Брежнева, ссылались на Горбачева, которые подписывали международноправовые соглашения.

Что можно сказать по этому поводу? Если взять в целом наших высших партийных руководителей страны в ее историческом плане, то, как известно, Ленин был Председателем Совнаркома. Ну, о Сталине я вообще говорить не буду, потому что в этот период времени говорить о соблюдении Конституции и законности, конечно, не приходится. Хотя я должен заметить, что он с 40-го года был Председателем Совнаркома.

Что касается Хрущева, то он четко разделял партийные и государственные функции. Я хорошо помню, как во время его поездки в Югославию и Индию он ездил, будучи членом Президиума Верховного Совета и первым секретарем ЦК, он ездил с Булганиным. А когда он прибыл в Соединенные Штаты Америки (кстати, до сих пор всячески муссируют, что он там бил ботинком по столу), между прочим, он там все время говорил: «Я свой партийный билет оставил дома, я здесь выступаю как Председатель Совета Министров». Он это подчеркивал в Соединенных Штатах все время.

Как вы знаете, с 1964 года посты Предсовмина и первого секретаря ЦК были разделены. Брежнев с 1964 по 1977 годы — 13 лет — был Генеральным секретарем и членом Президиума Верховного Совета, он подписывал Хельсинкскую декларацию. Андропов, Черненко совмещали высшие партийные и государственные посты и, наконец, Горбачев подписал Делийскую декларацию.

Что можно сказать? По этому поводу нужно обратиться к Закону о порядке заключения, исполнения, денонсации международных договоров СССР от 6 августа 1978 года («Ведомости Верховного Совета СССР», № 28). В этом Законе имеются две статьи. В статье 10 сказано, что ведение переговоров и подписание международных договоров без специальных полномочий относится к Председателю Президиума, Председателю Совета Министров, министру иностранных дел, главам дипломатических представительств. А в статье 9 сказано, что полномочия на подписание от имени СССР или Президиума Верховного Совета международных договоров выдаются Президиумом Верховного Совета, правительством и МИДом СССР. Причем никаких оговорок нет в отношении, каких бы то ни было лиц. Из этого можно сделать вывод, что вообще и Генеральный секретарь мог подписать какие-то международные соглашения, если только это было поручено Президиумом Верховного Совета СССР или какими-то иными высшими органами государства. Поэтому с точки зрения Закона в этом нет правонарушения. Хотя я, конечно, считаю, что эти подписания свидетельствуют об определенном уровне правовой культуры наших руководителей. О правовой культуре Михаила Сергеевича мы уже знаем в связи с его заявлением о неявке в суд. Но что касается Брежнева, то, что можно сказать? Но, во всяком случае, это обстоятельство, на мой взгляд, не должно свидетельствовать о том, что это признак, который характеризует Коммунистическую партию как государственную структуру.

Ну, и наконец, последний признак: б государственно властных полномочиях. Здесь говорили очень много по этому поводу. Дело в том, что в рамках статьи 6 Конституции партийные структуры расставляли кадры, принимали политические решения, которые предрешали содержание правовых актов. Это имело место. Я хочу сказать, что не всегда это происходило по инициативе партии, что партийные работники стремились захватить как можно больше государственных полномочий. Это было далеко не всегда так. Государственные чиновники, государственные служащие нередко сами пытались возложить свои полномочия на партийные организации. Это свойство вообще любого бюрократа — перекладывать свои полномочия. И в доказательство этого обстоятельства я приведу вам весьма достойного свидетеля. Это из доклада Б.И. Ельцина «Отчетный доклад МГК КПСС XXVI конференции Московской городской парторганизации, 1986 г.». Он, между прочим, говорил об улучшении стиля работы и привел там такой пример: «Как можно, — сказал он, — охарактеризовать стиль, если один министр пытается повлиять на другого через письмо в горком партии? (Речь идет о Московском городском комитете партии.) Сам же с этим министром не повстречался и не переговорил». Значит, вот такая была практика тоже. Но всё-таки я должен сказать, что ни одно должностное лицо не получило бы заработной платы, если бы не было юридического акта о его назначении. Без санкции прокурора невозможно арестовать гражданина. Без приказа министра обороны или военного командования не сдвинется с места ни одна воинская часть, как бы ни говорили о том, что партийные структуры захватывали государственно властные полномочия.

По этому поводу, я полагаю, Б.М. Лазарев совершенно прав. Он так сказал: «В КПСС, конечно, существовали государственно подобные структуры — отделы ЦК». Здесь мы слышали много по этому поводу, и показания свидетеля Вельского. Такие же структуры были и на уровне обкомов. Но всё-таки я полагаю, что это обстоятельство не должно приводить к выводу о том, что Коммунистическая партия выступала как государственная структура. С точки зрения профессора Гулиева: «ни фактически, ни юридически партия не была, а только номинально». Это была партия диктата (стенограмма 15 сентября, страница 41); или профессора Ильинского: «ее деятельность не соответствовала общедемократическим принципам»; профессора Ковлера: «по внешним признакам партия, но с отклонениями от демократических партий»; или профессора Назарова, присутствующего здесь: «ее деятельность противна началу демократической конституционности». Речь тут идет, на мой взгляд, уже не о признаках партии как таковой, а здесь речь идет о ее отличии от государственных структур. Здесь речь идет о качестве самой партии, уровне ее демократизма. Это уже не юридический, это уже чисто политологический вопрос. Партии могут быть демократическими, прогрессивными, реакционными и т.п. Но речь тут идет совершенно о других обстоятельствах. Здесь уже цитировалось мнение профессора Туманова. Здесь я долго останавливаться не буду, но я только хочу сказать, что его вывод о том, что «одно партийность — это аномальный вариант партийной системы», на мой взгляд, всё-таки неправильный. Допустим, что аномальная, но это партийная система. Он даже дальше идет. Он так сказал: «Многопартийность — это один из правовых критериев понятия «партия» (24 сентября). Почему? Кем и где это установлено, где это определено? Здесь, на мой взгляд, неверна сама точка отсчета. Партия, сказал он, выступает в собственном примитивном смысле этого слова только тогда, когда в обществе имеются другие субъекты, т.е. если имеются другие партии. Точкой отсчета здесь берутся западные демократии, ценности североатлантической цивилизации с присущей ей многопартийностью. Но ведь существуют и другие страны. Существуют другие образцы и другие партии. Может, это не пример для подражания, но это же реальный факт — партия государство в Гвинее при Секу Туре. Или мусульманские партии в странах Азии и Африки.

Я хочу сказать, что возможны партии, которые существуют и функционируют и в однопартийных системах. Если говорить о качестве демократичности этих партий — это одно, но ведь в данном случае речь идет о признаках самой партии. И документ Копенгагенского совещания по человеческому измерению 1990 года, кстати, это не международное соглашение, а политический региональный документ, подписанный на уровне зав. отдела Министерства иностранных дел. Это очень демократический документ, конечно, где говорится о правовом государстве, многопартийности. Но применять его к России, к партиям прошлого, на мой взгляд, это совершенно необоснованно. В конце концов, конечно, хорошо жить в стране, где в ХШ веке приняли Великую хартию вольности, где не было монгольского ига, не было Аракчеева. Допустим, не было разорительных войн, кровожадных тиранов. Хорошо жить в такой стране. И измерять этими критериями. Но у нас ведь другая страна, другая история. И поэтому применять эти западные политологические критерии для измерения партии, которая существовала в советском государстве, по-моему, это и с политологической точки зрения не очень убедительно.

И в связи с этим приведу маленькую цитату. Эта цитата из известного русского философа Бердяева, из его книги «Истоки и смысл русского коммунизма». Он писал: «Идеологически я отношусь отрицательно к Советской власти. Но в данную минуту это единственная власть, выполняющая хоть какую-нибудь защиту России от грозящей ей опасности. Внезапное падение Советской власти без существования организованной силы, которая способна была бы прийти к власти, не для контрреволюции, а для творческого развития, исходящего из социальных результатов революции, представляла бы даже опасность для России и грозила бы ей анархией». Это написал Бердяев об однопартийной Советской власти в 1937 году. («Истоки русского коммунизма». Москва, 1990 г.) И мне кажется, он более прав с точки зрения исторической.

Отвечая на вопросы уважаемого судьи Эбзеева, профессор Туманов на страницах стенограммы 128 и 129 от 24 сентября так говорил: «Каковы государственные признаки партии? Первое — это система некоторых конституционных органов, не закрепленных в Конституции».

Видите ли, система органов партии не закреплена в Конституции, так же как и система профсоюзных, допустим, органов. «Принятие важнейших политических решений». Любая, на мой взгляд, правящая партия занята этим делом. «Нормотворческая функция». Нормы права непосредственно партия сама всё-таки не принимала. «Международное представительство». Об этом я уже сказал. «Фактическое присвоение некоторых государственно властных полномочий» в государственно подобных структурах, конечно, существовало. Это мы все знаем. Об этом говорил эксперт Лазарев.

Но что здесь самое главное? Самое главное это то, что к моменту роспуска и прекращения структур КПСС, к этому периоду времени после изменения статьи 6 Конституции, эти государственно подобные структуры были распущены и об этом в Суде говорили свидетели: Рыжков, Вольский, Медведев и Гайворонский. По существу, власть переходила в президентские структуры. И отделы ЦК уже не играли никакой роли в этом плане.

Но можно назвать еще и другие признаки. В основном речь идет все время о том, есть ли государственно подобные признаки или их нет. Но ведь возможны и другие признаки. Обратите внимание на показания свидетеля Глеба Якунина. Он сравнил КПСС с церковью (стенограмма 31 июля, страница 78). И действительно, в КПСС, если сравнить ее по внешним признакам, можно найти не только государственно подобные, можно найти и церковноподобные структуры. Например, их конфессиональный признак. Некоторые из них назвал Глеб Якунин, например: догматика, построение великого будущего, святые, инквизиция, первомайские демонстрации, которые похожи на крестные ходы. К этому можно добавить отделы пропаганды, дома политпросвещения, политинформации. Это чисто внешние, конечно, признаки. Я не думаю, что они достаточно научны, но эти чисто внешние признаки разве не напоминают церковную жизнь?

На прошлой неделе в Институте философии философы обсуждали там проблему: КПСС в Конституционном Суде; я тоже принимал участие. Один из участников этой дискуссии доказывал, что КПСС подобна католической церкви, это нормальная конфессия, но без религии. И действия Президента, объявившего о роспуске партии и о передаче собственности, он сравнивал с действиями французского короля Филиппа Красивого в отношении ордена тамплиеров. Я должен заметить, что это все исторические сравнения. Но я хочу сказать, что если, так сказать, иметь богатую фантазию, если сравнивать КПСС с государственной организацией, можно найти в ней и церковноподобные структуры, можно найти и сравнить ее с профсоюзными организациями. Например, первичная профсоюзная организация и партийная по месту работы — и там, и там есть прием в членство, и там, и там есть партийные и профсоюзные взносы, и там, и там право контроля над администрацией.

Я хочу с помощью этих сравнений просто показать искусственность аргументации наших процессуальных противников, надуманность их доводов. Естественно, что любые виды и формы организации людей в обществе — государство, партия, церковь, профсоюзы — имеют какие-то общие черты, могут где-то соприкасаться, могут где-то переплетаться. Но разве это основание для того, чтобы отождествлять государство с политической партией? Ведь это не просто заблуждение, какая-то логическая ошибка. Нет. За этим скрывается стремление властей разделаться с политической оппозицией. Вот что здесь опасно.

Я вообще не могу отделаться от мысли, что оправдание подобных акций противоречит научной истине. Ну, в самом деле, отказать КПСС даже в праве называть себя политической партией, по-моему, это всё-таки логически и фактически совершенно несостоятельно. Вот на этом я закончу первый раздел своего выступления.

Теперь второй вопрос: КПСС и КГБ. Хочу представить, уважаемые члены Конституционного Суда, уважаемый Председатель, Валерий Дмитриевич, на ваше рассмотрение следующие тезисы.

Первый. Органы государственной безопасности в Советском государстве всегда были органами государства. Они никогда не были внутрипартийными структурами.

Второй. Соотношение между партией и органами государственной безопасности было различным на разных этапах развития Советского государства и советского общества.

Третий. Последние полвека МГБ (КГБ) превратилось в замкнутую, секретную, автономную структуру — орудие правящей элиты. Его деятельность была связана с грубейшими нарушениями прав человека и гражданина, в том числе прав членов партии.

На многих этапах партия, ее члены были жертвами этой деятельности.

Четвертый. Значительная часть деятельности органов госбезопасности, например, разведка, охрана государственных границ, секретных предприятий, была конституционной.

И последний тезис. После марта 1990 года, особенно к августу 1991 года, руководство КПСС уже не контролировало КГБ, во всяком случае, влияние партии в этой организации шло на спад. И уже к августу, на мой взгляд, контроля руководства КПСС над КГБ не было.

Вот основные аргументы, основные тезисы, которые я хочу здесь вам представить. Прежде всего, я хочу обратить внимание в этой очень сложной теме на то, что здесь очень много вымыслов, которые использовали наши журналисты. Легковесных вымыслов! Это тема очень непростая, конечно. Эта тема обыгрывается очень часто и средствами телевидения, и ередст вами информации уже созданы определенные, я бы сказал, на уровне подсознания, определенные стереотипы в этой области. И наши процессуальные противники воспользовались этими штампами для того, чтобы представить Коммунистическую партию Советского Союза как какую-то кровожадную организацию, которая создала специальный аппарат для подавления прав человека, для уничтожения людей.

Вообще сам этот тезис: «КГБ — вооруженный отряд КПСС» — он муссировался тут в течение всех этих месяцев.

Если взять все эти штампованные формулы, то тут можно придумать: армия — агрессивный отряд КПСС, МВД — самый тупой отряд КПСС, государственные гастрономы — это отряды КПСС по обману покупателей. Можно придумать массу всяких таких формул, потому что партийные организации были во всех государственных органах.

Здесь очень много такого легковесного. И это то обстоятельство, которое ни в коем случае не может быть положено в основу судебного решения.

Во-первых, органы государственной безопасности — это органы государства. Они формировались всегда государством. Сотрудники этих органов всегда были государственными служащими, которые получали заработную плату. В последние полвека все они имели воинские звания и на них распространялись воинские уставы и военная дисциплина. Их статус определялся определенными юридическими актами.

Положение о ВЧК и местных органах ВЧК, утвержденных Президиумом ВЦИК от 28 октября 1918 года, и потом был еще целый ряд актов: Положения об НКВД в двадцатых тридцатых годах, Положение о КГБ 1959 года и, наконец, Закон СССР о государственной безопасности. Начиная с 1922 года, как вы знаете, уважаемые члены Конституционного Суда, органы государственной безопасности относились к числу союзно-республиканских государственных ведомств. Это было сформулировано, в частности, и в Конституции СССР 1936 года, и в Законе СССР о Совете Министров СССР 1979 года.

Во-вторых, о соотношении между партией и органами государственной безопасности. Я думаю, что этот вопрос является частным к вопросу о соотношении государства и партии.

Я считаю совершенно неправильным вывод В.Е. Гулиева, когда он говорил о том, что партия у нас существовала чисто номинально. Государство было просто «перчаткой на партийной руке». Это очень красиво, конечно, выглядит, эффектно очень. И Конституция была, по существу, тоже недействительной, во всяком случае, нереальной. Ну, если посмотреть на всю политическую систему нашу, то здесь нечего даже и сказать. Это очень похоже на встречу в известном романе Булгакова, который так любит, как мы узнали, Сергей Михайлович, когда Воланд на Чистых прудах подходит к литературному критику Берлиозу и спрашивает у него: «Так Вы что сказали, что Бога нет»? Берлиоз говорит: «Да, Бога нет». «Ну а черт»? Он говорит: «И черта тоже нет». Он говорит: «Слушайте, как у Вас все просто; за что ни возьмись — ничего нет».

Вот такая логика, когда и партия номинально, и государственная перчатка на лайковой руке, и Конституции нет. Я полагаю, что с научной точки зрения такая позиция ведет в никуда.

Нет. Государство у нас существовало. Причем, это была всегда гигантская машина, состоящая из сотен министров, ведомств, государственных служащих. Она имела свои специфические интересы. Ленин говорил еще во время профсоюзной дискуссии в 1921 году: государство у нас пролетарское, но с бюрократическими извращениями. Наш аппарат только сверху помазан советским миром.

И вот государственная безопасность была, конечно, у нас составной частью этой системы. Причем, она находилась в определенных соотношениях не только с КПСС, но и с армией, с военнопромышленным комплексом, с директорским корпусом, с деятелями торговли, с партийными работниками. Так однозначно просматривать: КГБ — вооруженный отряд КПСС; это очень легковесно и недостаточно серьезно и научно.

В соответствии с уставами партии в органах госбезопасности создавались партийные организации из коммунистов. Формы партийного руководства ими были такими же, как и в отношении других государственных органов. Но фактически на разных этапах истории это соотношение было различным. Об этом говорили здесь много, особенно свидетельница Альбац — это замечательная женщина. Эта женщина нам рассказала, что она, проникнув в глубочайшие подвалы, архивы КГБ, обнаружила очень много материалов ЧК, даже специальную инструкцию ВЧК.

Ну, что я могу сказать по этому поводу? Я вам могу сказать, что я специально летом изучал эту проблему, я перерыл все сборники, какие есть. Издан, например, самый крупный сборник. Есть много других из истории ЧК, несколько томов. Но самый крупный сборник: «Ленин и ВЧК», Сборник документов 19171922 гг. под редакцией Цвигуна, Москва, Политиздат, 1975 г. Там, около 800 документов. И, кстати, там почти все документы по партийному руководству ЧК. Вот что самое интересное.

Эту книгу можно взять везде. Я ее в Звенигородской районной библиотеке увидел. Ее даже можно на Малой Арнаутской улице в Одессе купить в любом киоске. И вот что хочу сказать, если вы посмотрите на этот сборник, то вы увидите, что в нем опубликовано Положение, а не инструкция, как об этом сказала Евгения Марковна Альбац, о Всероссийской ВЧК и местных ЧК 28 октября 1918 года.

В пункте 2 этого Положения было записано, что ВЧК является органом Совнаркома и работает в тесном контакте с наркомом внутренних дел и Наркоматом юстиции. Члены ВЧК назначаются Совнаркомом (пункт 3). Председатель ВЧК входит в коллегию НКВД. Местные ЧК назначались местными исполкомами. Это Положение было дополнено потом в 1919 году.

Кроме того, здесь имеется свыше 50 протоколов ЦК РКП (б), связанных с ЧК. И вот на основании изучения этих материалов я вам могу сказать, что в условиях революции и гражданской войны ЦК РКП (б) осуществлял политический контроль за руководством ЧК, а Совнарком осуществлял государственное руководство ЧК. Это совершенно ясно, это открыто абсолютно, все эти документы имеются.

Приход к власти Сталина и его группировки привел к формированию авторитарно бюрократической системы, отчуждению личности от власти, произволу и беззаконию.

Я лично рассматриваю эти события — это моя личная точка зрения — как реванш бюрократии. Именно в этот период, в - годы, Коммунистической партии был нанесен самый сильный удар. Единоличная диктаторская власть использует органы НКВД против партии. В этих условиях воля партии была подавлена. Во-первых, была подтасовка на выборах ЦК на XVII съезде партии — это общеизвестные факты — и затем физическое истребление большинства делегатов XVII съезда и членов ЦК.

В этих условиях государственная бюрократическая власть, государственная машина, ее органы НКВД были поставлены над партией.

22 июля, когда мы допрашивали свидетеля Медведева, уважаемый судья Аметистов спросил его: «Мы же всё-таки видим решения Политбюро в отношении уничтожения и в отношении репрессий, разве Политбюро — это орган НКВД? Это же был орган партии».

В этом, на мой взгляд, весь трагизм ситуации. Под партийными лозунгами эти внешне партийные формы были использованы для совершения самых тягчайших преступлений.

Первое. Приговор по делу Берии. К сожалению, мы не смогли его истребовать, этот приговор. Но данные по делу Берии и его сообщников были во всей печати — было прямо сказано о роли органов НКВД, о том, что они были поставлены над партией.

Во-вторых, решения XX-XXII съездов КПСС.

В-третьих, документы в перечне первом от 34 до 37 — перечень документов о высылке народов: немцев Поволжья, крымских татар, где указано, что выселяются и члены ВКП (б) и ВЛКСМ. Этот аргумент очень существенный. Если вы, уважаемые процессуальные противники, утверждаете, что партия занималась этим делом, то каким же образом члены партии оказались жертвами этих репрессий?

И наконец, в качестве доказательства я привожу еще свидетельства очевидцев. Я привожу, в частности, известное завещание Бухарина И.И., которое он и не написал, а произнес устно, его жена выучила это завещание — обращение к будущим руководителям Коммунистической партии (это сборник «Осмыслить культ Сталина», Москва, 1989 год, страница 609). В этом завещании есть такие слова: «Так называемые органы НКВД — эти переродившиеся организации безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые в угоду болезненной подозрительности Сталина... творят гнусные дела». Это очень серьезный документ.

Далее, свидетельство Мартемьяна Никитича Рютина — это совесть нашей партии. Хотя он и не был лидером партии, но это был очень умный партийный работник. В своей известной платформе высказал целый ряд суждений по этому поводу. Он обвинил Сталина в измене марксизму ленинизму. «Подлинный ленинизм отныне перешел на нелегальное положение, — писал он. — Партия, сама живя под постоянным дамокловым мечом террора, как машина, вынуждена совершать свои движения, получаемые от первоисточника и выполняя волю главного механика». Это вы найдете в книге «Реабилитация. Политические процессы 3050х годов», Москва, 1991 год, страницы 418, 433.

Я должен сказать о данных, полученных в последнее время. Начальник отдела регистрации архивных фондов Министерства безопасности России генерал-майор Краюшкин дал такие данные: с 1918 по 1990 год было осуждено 3 миллиона 853 тысячи 900 человек, расстреляно из них 827 тысяч 995 человек. И по данным, которые я получил уже здесь в ЦКК (товарищ Кодин), по его данным, 400 тысяч коммунистов было расстреляно в этот период времени.

Эти многочисленные факты, а также реабилитация многих тысяч людей, которая проводилась уже в партийных и государственных органах, после XX съезда партии, разве это не доказательство правильного, истинного положения соотношений между КГБ (МГБ), НКВД и партией в тот период времени?

И в этой связи я хочу сказать несколько слов об абсолютно ошибочных суждениях свидетеля Яковлева, «Зло, посеянное большевизмом, — говорил он, — «взбесилось». Здесь не идеологическая дискуссия. Я не собираюсь ни в коем случае вести какие-то споры о Марксе, о Ленине со свидетелем Яковлевым, это совершенно бесполезное дело, и не здесь нужно этим заниматься. Я бы не стал говорить об этом совершенно, если бы он свои показания не построил таким образом. Он цитирует Маркса о насилии как «повивальной бабке в истории». «Эту теорию, — говорит он, — исповедовал Ленин». Мораль, наоборот, по его мнению. И тут же он перечисляет списки расстрелянных, которые подписывают Сталин, его сподвижники и т.д.

В чем, на мой взгляд, ложность этих суждений, грубой ошибочности самой методологии подхода к этой проблеме? Ошибочность этой позиции заключается в том, что совершенно неправильно, совершенно неверно полагать или думать, что сами по себе какие-то идеи о «повивальной бабке в истории» способны привести к каким-то методам насилия.

Разве это правильно? Можно думать так, что начитался Берия Маркса, законспектировал «Капитал» Карла Маркса, как дошел до «Анти-Дюринга» — сразу кинулся осуществлять ГУЛАГ. Или Чурбанов начитался Ленина и начал брать взятки.

Разве насилие, политическое насилие в истории можно объяснить такими вещами? Естественно, что насилие в истории — применяется ли оно тираном или какими-то революционными партиями, кем бы то ни было — вытекает из политического, социального положения и социальных интересов определенных групп. А политические теории — они ведь только применяются для освещения каких-то акций.

И, кроме того, по сути своей, что такое выражение Маркса: «Насилие — повивальная бабка в истории»? Это ведь не научный вывод. Это образное сравнение. И, кстати говоря, это сравнение опровергает выводы нашего известного академика от марксизма. Ведь рожает ребенка не повивальная бабка. Рожает женщина. А повивальная бабка только помогает, да еще не всегда она нужна. В этом же весь смысл, что прогресс у Маркса — это естественный исторический процесс, а революционное насилие играет вспомогательную роль. А теперь, после XX съезда партии, когда еще больше 30 лет назад партия признала возможности парламентского пути к социализму, в общенародное государство, сегодня в процессе вытаскивать за уши эту «повивальную бабку» и доказывать с ее помощью о том, что Ежов и Берия были связаны именно с этим, — это совершенно неверно. Ведь кто такой Берия? Разве это интеллектуал? Это же сексуальный маньяк, у него же был гарем на 200 женщин. Он же насиловал женщин на улицах прямо, понимаете, (Шум в зале.) Разве можно объяснять такими историческими параллелями и такими теоретическими аргументами нашу историю? Какая вульгарность!

Ну, дальше. Я полагаю всё-таки, что террор и деятельность НКВД, которая была использована в этом плане, хорошо раскрыта Гавриилом Поповым. Еще когда он был действительный марксист, он написал прекрасную статью о романе Александра Бека «Новое назначение». Благодаря чему он и стал известен. Его мысль очень верна. Он пишет, что террор вытекал из бестоварное производственных отношений. Насилие выступает как фактор мотивации участников полуфеодальных производственных отношений.

«Страх, — писал он, — это обязательный элемент более или менее жесткого механизма для административной системы. Не имея достаточных рычагов материальной и моральной мотивации, бюрократы командуют своими подчиненными не в последнюю очередь и потому, что над ними занесена рука Берии». Это совершенно точно. Переход к этим административно-командным производственным отношениям породил террор — бюрократия нуждалась в этом. И, кроме того, я думаю, это было средство, чтобы загнать народ в стойло. Он вырвался во время революции из стойла — его нужно было загнать снова. Вот в чем смысл этого террора. И я считаю, что это глубочайшая историческая неправда, это просто клевета на Коммунистическую партию, когда пытаются связать ее с этими событиями. Поэтому эти документы, которые имеются в деле, не имеют никакого отношения, они только свидетельствуют о том, как прошла Коммунистическая партия через этот ад, как она вообще выстояла. Я прекрасно это все помню, я же был мальчиком в то время. У меня ведь отец бежал, он был исключен из партии, он скрылся вовремя, два года был в подполье, скрывался. Я же помню это время!

Я полагаю всё-таки, что эти обвинения наших противников являются совершенно неправильными.

В 1953-1957 годах приход к власти Хрущева, новый курс партии, свержение Берии, а затем других, так сказать, сталинских последователей, были связаны, между прочим, с усилением роли армии в нашей политической жизни. Это абсолютный факт. Ведь когда арестовывали Берию, войска МГБ были выведены из Кремля и заменены армейскими частями. И отставка Жукова, на мой взгляд, была потом связана именно с этим, потому что высшее партийное руководство боялось усиления роли армии в политическом руководстве страны.

Вот в этом смысле и надо рассматривать Положение о КГБ 1959 года. Его нужно рассматривать конкретно исторически. Написано оно, конечно, на уровне того времени. Но нельзя его читать глазами, так сказать, конца XX века. На том уровне, на котором находимся сегодня мы. Это Положение характеризуется стремлением восстановить действие статьи 126 Конституции 1936 года. В связи с этим — и формула о политических органах как органах КГБ, Формула эта, смысл этого Положения понятны. Никто, конечно, не собирался превращать органы госбезопасности в партийные комитеты. Ничего подобного. Речь шла об усилении политического контроля над этими органами в рамках статьи 126 Конституции 1936 года. И, между прочим, это было направлено на предотвращение нарушения законности и защиту прав граждан. В связи с этим МГБ было преобразовано в КГБ, то есть в коллегиальный орган; было усиление коллегиальности. Само название — «КГБ при Совете Министров СССР», обратите внимание, не «при ЦК КПСС». Если вы утверждаете, что это боевой отряд партии, почему же КГБ не стал «КГБ при ЦК КПСС»? Именно — при Совете Министров СССР. Это ведомство получило статус союзно-республиканского. Положение это, если вы внимательно прочтете, обязывает органы госбезопасности обеспечивать социалистическую законность и права граждан, предусматривает меры прокурорского надзора за следственными органами КГБ, особенно при осуществлении арестов и обысков.

Следует иметь в виду, кроме того, что в это же время было принято Положение о прокурорском надзоре 1957 года, которое призвано было усилить роль прокуратуры. На практике это не произошло, как мы видим из показаний свидетеля Иваненко. Но, тем не менее, такое стремление тогда было.

Попытка представить Положение 1959 года как результат беззаконий со стороны КПСС совершенно беспочвенна и с исторической, и с юридической точки зрения. Напротив, это Положение явилось результатом широкого демократического движения в партии и в обществе, которое возникло после XX съезда партии. Суд и расстрел Берии и его сообщников, массовая реабилитация сотен тысяч граждан, правда о ГУЛАГе — все это сделала партия. Это имело громадное значение для утверждения идей демократии и свободы личности. Я хорошо помню это время. Должен вам сказать, что я не собирался вступать в партию. Не собирался. Я вступил после XX съезда партии, когда поверил в то, что эта партия действительно за социализм. Я заканчивал институт еще при Сталине, был в самом подавленном состоянии. Но после съезда партии понял, что мне место в этой партии, и считаю, что поступил правильно.

Однако отставка Хрущева произошла под давлением высших кругов бюрократии и, между прочим, при поддержке КГБ. Семичастный принимал в этом участие. В этот период времени, при Брежневе, роль КГБ опять усиливается. И, в конечном счете, не случайно, что руководитель КГБ Ю.В. Андропов становится Генеральным секретарем ЦК КПСС. КГБ приобретает значительную автономию, и вряд ли эту могущественную организацию можно рассматривать как подразделение КПСС. Доказательства этому есть. Во-первых, показания свидетелей. Свидетель Бакатин (стенограмма от 9 октября 1992 года, страница 173): «Тут не надо говорить о ЦК, — сказал он, — тут надо говорить Политбюро и даже не Политбюро, а тут надо говорить Генеральный секретарь и секретарь, который дела вел. Партия — это одно; ЦК — это другое; Политбюро — это третье; Генеральный секретарь и секретари — это четвертое».

Но самое сильное доказательство — это, конечно, ответ Бакатина на вопрос С.М. Шахрая. Его ответ очень помог мне в выяснении реальностей, именно этого обстоятельства. 9 октября, страница 212. Сергей Михайлович спрашивает Бакатина: «Можете ли Вы подтвердить в Суде Ваш вывод — КГБ как автономное, никем, кроме ЦК КПСС, не контролируемое, сверх закрытое ведомство, обладавшее широкими возможностями от тайной политической слежки до применения спецназа, использовалось руководством КПСС для реализации этой политики». Бакатин отвечает: «Могу, кроме одной оговорки; не точно — ЦК КПСС, это какая-то ограниченная часть Политбюро, которая занималась руководством КГБ, это была уже святая святых, куда простых членов ЦК КПСС просто не допускали».

Значит, мы видим, что даже ЦК КПСС не контролировало полностью.

На мои вопросы на странице 217 он отвечает: «Да, можно сказать, что реальная власть принадлежала верхушке военнопромышленного комплекса, верхушке партократов, КГБ и верхушке армии». Между прочим, его очень ценное показание на странице 222 о связи между обкомами партии, на уровне обкомов и государственной безопасности. Он сказал так: «Приходил на партийное собрание и от имени партии произносил речь, посвященную бдительности. Вот и весь контроль».

И на вопрос уважаемого судьи Лучина получен ответ: «КГБ не был в прямом подчинении областного комитета партии. Это была очень жестко централизованная организация».

И наконец, показания свидетеля Рыжкова 1 октября, страница 112 и 252. Он сказал: «МИД, КГБ, Министерство обороны замыкались на Генерального секретаря. Было 23 секретаря, на которых выходили эти организации. Совмин фактически не руководил КГБ».

Почему, можно спросить? Ведь была Конституция СССР, был Закон о Совете Министров СССР, который предусматривал, что КГБ является союзно-республиканским ведомством, которое входит в систему государственных министерств и ведомств! Кто должен нести за это ответственность? Это же была сверхсекретная сфера деятельности. Почему Коммунистическая партия должна нести ответственность в Конституционном Суде за такую обстановку? Я думаю, должны нести ответственность конкретные лица: Генеральный секретарь, Председатель Совета Министров. Почему Председатель Совета Министров не осуществлял Закон о Совете Министров? Почему член Президиума Верховного Совета Генеральный секретарь брал на себя функции Председателя Совета Министров? Здесь, по-моему, есть должностные преступления, может быть. Я полагаю, что это вопрос, который должен быть рассмотрен именно в таком порядке.

Кроме того, есть показания свидетеля Иваненко на странице 124, который на мой вопрос ответил: «Было Положение о прокурорском надзоре, Закон о Прокуратуре, Конституция СССР 1977 года, в самом Положении говорится о законности и прокурорском надзоре». «Были иногда ситуации, — признал он на странице 125, — когда хвост вертел собакой, то есть когда КГБ навязывало свою волю партийному руководству». Отчеты. Мы видели эти отчеты, они есть, это Документы: № 25, 26 перечня за 1986, 1988 годы. Я когда прочитал эти отчеты, я просто не поверил своим собственным глазам. Вообще я не мог себе представить, что на таком уровне для Генерального секретаря ЦК КПСС какие-то общие слова, цифры не проставлены, оставлены места для цифр: поймано 17 шпионов! Это какая-то общая справка, которая перепечатывается из года в год, и по этому поводу свидетель Иваненко так сказал: «Отчеты носили в большей степени парадный, конъюнктурный характер, это формализм в значительной степени». Это страница 125а.

Имеются показания свидетеля Медведева на странице 137, 22 июля. Ну и, наконец, здесь очень важны, конечно, показания свидетеля Яковлева. О нем я еще буду говорить сегодня. Это 12 октября на странице 80. Ведь из показаний свидетеля Яковлева явствует, что прослушивались его телефонные переговоры после Вильнюсских событий. На вопрос уважаемой судьи Морщаковой Яковлев сказал: «Михаил Сергеевич категорически отрицал, что давал разрешение на прослушивание». Что можно сказать по этому поводу? Можно сказать, что КГБ обладало такими возможностями, когда оно могло прослушивать даже членов Политбюро. Одно из двух: либо КГБ могло прослушивать без согласия Генерального секретаря, либо это было задание Горбачева, который, может быть, не доверял Яковлеву? Тут понять трудно, но, во всяком случае, все это свидетельствует о невероятном могуществе, независимости КГБ как государственной структуры.

Какой вывод можно сделать?

Благодаря секретности рядовые члены партии, конечно, не были информированы о деятельности госбезопасности или, во всяком случае, не имели возможности оказывать влияние на его политику. В 7080е годы КГБ было орудием власти правящей элиты, а не КПСС. На мой взгляд, это совершенно очевидно из тех данных, которые у нас имеются.

И наконец, по КГБ последний вопрос, на котором я хочу остановиться. КПСС и КГБ в период роспуска партии. По этому поводу вы можете прочитать в книге того же свидетеля Бакатина, эта книга приобщена к делу, насколько я помню. «Избавление от КГБ», Москва, 1992 год, на странице 144: «Когда я пришел в КГБ, — пишет он, — он уже не был прежним монолитом, слепо выполняющим любые распоряжения Компартии и любые приказы любого начальства. И августовские события 1991 года это хорошо продемонстрировали». Да, эти факты действительно показали, что вся служба не поддержала руководства КГБ. Если бы это произошло, возможно, события были бы другими.

Бакатин утверждает дальше: «Комитет не был однородным. Перестройка привела к тому, что там, как во всем обществе, были люди самых различных идейных ориентаций, хотя состав в целом был более консервативным, чем в обществе в целом». Я думаю, что нет никаких оснований для того, чтобы сомневаться в этом выводе.

Бакатин пишет, что «партком КГБ 19 августа поддержал эти события, а 23 августа в том же составе осудил их». На странице 149. Это к вопросу о «железных партийцах» в КГБ. А теперь я хочу сказать, что о реальности коммунистического влияния в КГБ можно судить по таким лицам, как генерал Калугин — известный демократ; генерал Стерлигов — известный националист, они только сходятся в том, что они оба являются антикоммунистами. И наконец, генерал Иваненко. Его показаниями можно было бы и закончить.

На странице 110 «в» 24 июля показания свидетеля Иваненко: «Органы КГБ шли к кризису. Наиболее ортодоксальная часть сделала для себя выбор в организации антиконституционного переворота и участии в нем. Ну, а люди, убежденные в необходимости реформирования КГБ, пытались противодействовать, и значительная часть сотрудников попросту проголосовала ногами».

Таким образом, можно сделать вывод, что в момент роспуска Коммунистической партии КПСС не имела серьезного влияния в этом ведомстве и руководство госбезопасности, которое участвовало в ГКЧП, не выражало волю партии и даже, как я понял, даже волю всех сотрудников данного государственного ведомства. Вот что можно сказать по этому поводу.

И теперь я перехожу к последнему вопросу моего выступления, хотя, честно говоря, я уже устал.

Вы же понимаете, что тема, которая мне попала, очень непростая, конечно, эта тема является идеологической, я бы сказал, это та тема, которая является объектом многочисленных нападок со стороны наших процессуальных противников и органов правительственной прессы в настоящее время.

Какие тут основные выводы можно сделать в отношении Коммунистической партии и прав человека? То, что я буду говорить вам: тут будет целый ряд правовых рассуждений и целый ряд аргументов, которые я никогда не стал бы применять, но я вынужден их применять, поскольку эта тема широко эксплуатировалась нашими противниками, я вынужден опровергать.

Я хочу сказать, что Коммунистическая партия не нарушала советской Конституции и не нарушала прав человека и гражданина. Коммунисты всегда стремились к соблюдению советской Конституции, к развитию советской Конституции, к ее демократизации, к расширению прав личности, они всегда понимали, в каких условиях они живут. Мы с вами жили в это время, мы все прекрасно знаем и прекрасно видели. Но в нашей стране, в XX веке, совершались тягчайшие преступления, совершались нарушения советской Конституции. Совершались они, на мой взгляд, представителями бюрократической элиты, многие из этих преступлений и нарушения Конституции совершались секретно, втайне от партии. О некоторых фактах партия знала, но была дезинформирована, знала о самих фактах, но не представляла себе, что эти факты преступны.

Но самое главное, что я хочу вам сказать: воля партии никогда не имела антиконституционной направленности. Между прочим, проблема воли партии — это вопрос очень серьезный, когда вы будете обсуждать проблему конституционности КПСС и Коммунистической партии РСФСР. Воля партии, я думаю, проявляется в решениях съездов, в решениях пленумов ЦК партии. И секретные решения, принятые без ознакомления или путем дезинформации партии об этом, конечно, ни в коем случае не могут быть поставлены в вину партии или рассматриваться как доказательство ее неконституционное.

Воля партии никогда не имела антиконституционной, я больше того скажу, воля партии никогда не имела антигуманной направленности. Может быть, она не всегда была правильной, может быть, она была ошибочной, как мы знаем и видим, но, во всяком случае, она всегда была гуманной.

Партия была часто жертвой преступлений и нарушений законности, и она боролась с этими нарушениями, как могла. Вот это я могу вам сказать.

Следует ли из этого, что вообще члены партии не несут никакой моральной ответственности? Это уже другое, это уже другая тема. Ведь многие в нашем обществе осуждают КПСС и нас, представителей КПСС, почему и как мы можем защищать Коммунистическую партию, вот видите, такие преступления, как вы не знали и т.п. У нас ведь общество в правовом отношении совершенно слабо развито, к сожалению. И у нас очень часто путаются люди. Я в коридоре разговаривал с Львом Разгоном. Я понял, что он не понимает, в чем разница между нравственной ответственностью человека и конституционной ответственностью в Суде. Нравственно, конечно, мы отвечаем перед трудящимися за то, что мы не защитили их права, за то, что мы не смогли защитить Союз ССР и обновить его. И главное — за то, что мы поверили лживым лидерам, их словам. В нравственном смысле, конечно, мы виновны, безусловно. Я, во всяком случае, считаю себя виновным. Но в юридическом, в конституционном смысле, конечно, партия является конституционной, потому что никогда она не имела умысла, она не имела воли на нарушение советской Конституции и прав человека.

Теперь я коротко остановлюсь на правах человека. Дело в том, что (вы это прекрасно знаете, конечно) современная юридическая наука различает права человека и права гражданина. Права человека — неотъемлемое свойство, возможности развития личности, признанные в международных актах. А права гражданина существуют как мера возможного поведения, закрепленная в Конституции и в других законодательных актах. У нас не различают это даже многие юридические работники.

Российская Декларация прав и свобод человека и гражданина, Конституция Российской Федерации с поправками, принятыми 21 апреля 1992 года, Закон о Конституционном Суде признают права человека лишь в современном понимании. Я считаю, что это очень важный аспект в понимании проблемы.

Права и свободы человека, его честь, достоинство — это высшая ценность, как сказано в статье 31 Конституции. Права и свободы человека принадлежат ему от рождения. Это статья 32.

И наконец, особое значение, на мой взгляд, имеет статья 33, где сказано, что они могут быть ограничены только законом.

Об обвинениях КПСС в нарушении прав человека. Я хочу сказать, в целом эти обвинения, которые имеются в этом процессе, потрясают своей чудовищной несправедливостью. Что здесь главное? Во-первых, стремление обвинить умерших людей, наших дедов и отцов. Кто что совершил, кто прав и виноват — это все смешали и пытаются рассмотреть здесь. Во вторых, стремление возложить действительные или мнимые преступления и нарушения прав граждан, совершенные в прошлом, на современное поколение Коммунистической партии. Если бы это было не так, зачем нашим уважаемым процессуальным противникам с разгона Учредительного собрания начинать? Что за этим стоит? Это просто-напросто попытка возложить ответственность отцов на детей, а ведь это противоречит принципу вины как основанию юридической ответственности.

А с юридической точки зрения, я полагаю, у них стремление беспредельно расширить пределы судебного рассмотрения в Конституционном Суде, расширить так, чтобы сделать неопределенным предмет доказывания. И отсюда эта теория длящихся правоотношений, правовых состояний. Вообще, такие теории существуют, но всё-таки в чем же смысл этих теорий для процесса. А смысл этих теорий состоит в том, что все, что делал известный матрос Железняк, когда он шел на Одессу и вышел к Херсону, за это должен нести ответственность сегодня я, потому что это длящиеся правоотношения. И последствия гражданской войны до сих пор, последствия любых событий в мире бесконечны. И почему вы начинаете с 1917 года? Можно начать с 1905 года, можно начать с русско-японской войны, с гибели нашего флота в Цусиме. Вообще, можно начать с любой точки истории, все это очень связано.

Длящиеся правоотношения — это правовые состояния, но они тоже имеют начало и конец. Например, институт гражданства; приобретение гражданства, прекращение гражданства. К сожалению, эту теорию, как я понял, пытался развить Михаил Александрович. Я очень уважаю этого человека, очень профессиональный юрист, но он, к сожалению, нам не объяснил всё-таки, что же он имеет в виду под этими длящимися правоотношениями? Где начало, где конец, каковы элементы этих правовых отношений? Это уже открытие в науке конституционного права. Всякое открытие нужно обосновать, а не просто провозгласить.

В-третьих, стремление подменить субъект и вид ответственности. Понимаете, доказать, что преступники, которые совершали преступления (Берия), — это и есть Коммунистическая партия.

Я полагаю, что лица, совершившие конкретные правонарушения, должны понести конкретную уголовную, административную ответственность.

Что же касается конституционной ответственности партии, она может наступить только в том случае, если установлена определенная причинная связь между действиями партии в целом и какими-то последствиями. И наконец, должна была быть выявлена воля партии.

И к тому же к Коммунистической партии, я думаю, это нельзя применить.

И наконец, попытки применить юридические институты правового государства к советскому государству, к партии, которая действовала еще в условиях статьи 6 Конституции в старой редакции.

Я хочу сказать, что советские конституции были построены ведь не на концепции прав человека, в современном понимании. Конституция 1918 года, Конституция 1925 года, даже Конституция РСФСР 1978 года были построены на концепции защиты прав трудящихся. Это совершенно иной подход к правам личности. Ленин писал: «Центр тяжести передвигается от формального признания свобод, как было при буржуазном парламентаризме, к фактическому пользованию свободами со стороны трудящихся, свергающих эксплуататоров» (том 36, стр. 7374),

Советские конституции устанавливали широкие права трудящихся. Я не буду их перечислять.

Конституция 1918 года разграничила статусы личности: граждане, трудящиеся, нетрудовые элементы. Лишение прав имело место. Это была Конституция гражданской войны.

Конституция 1936 года расширила формально, по крайней мере, многие права и ввела, в частности, право на труд, право на отдых.

Но, во всяком случае, все наши советские конституции были чужды концепции естественных и неотчуждаемых прав человека. Вот это надо иметь в виду.

Но наряду с этим нужно иметь в виду другое, что в советской правовой теории и нашей международноправовой практике признавались права человека. СССР участвовал во многих многосторонних международных договорах: конвенции относительно рабства 1926 года, о принудительном, обязательном труде 1930 года, о сокращении рабочего времени 1935 года, против пыток 1984 года.

СССР, как вы знаете, был одним из учредителей ООН, в Уставе которого записана вера в права человека.

СССР активно участвовал в подготовке Всеобщей декларации прав человека, но воздержался при голосовании. Я не буду говорить, по каким причинам он считал, что эти акты не содержат достаточного количества гарантий.

Советское государство подписало два международных Пакта о правах человека 1966 года. И они вступили в силу, как вы знаете, в 1976 году. А в 1975 году СССР подписал Хельсинкский акт СБСЕ. И вот принципы этого акта были включены в статью 29 Конституции СССР 1977 года.

Таким образом, с 1977 года уважение к правам человека было зафиксировано Конституцией как принцип внешней политики государства.

Теперь, летом 1990 года, СССР присоединился к Первому факультативному протоколу и Пакту о гражданских и политических правах. Свидетель Ковалев по этому поводу возмущался здесь в Суде. Он сказал так: «Вплоть до лета 1990 года не подписывали. Почему?» Да потому, что он содержал некий механизм международного контроля. Свидетель Ковалев психологически (хотя он ныне председатель парламентского Комитета по правам человека) полностью еще находится в эпохе 60х годов. В нем нет главного — терпимости. Я к нему даже подойти не могу. Он на меня смотрит как Ленин на буржуазию.

Так вот, в этом виновна КПСС, что только в 1990 году! Вот как можно достоинство, достижение превратить в обвинение.

Я вам хочу сказать, что факультативный протокол подписали из двухсот государств мира только 43. И все великие державы, за исключением Франции, этот протокол не подписали, а СССР подписал в 1990 году. Кстати, это одно из доказательств нового курса КПСС на правовое государство. Это одно из свидетельств того, что КПСС поворачивается в сторону концепции прав человека. Почему же такая необъективность со стороны Председателя парламентского Комитета по правам человека? Но это уже проблема совсем другая.

Теперь реально. Какова же была роль КПСС в защите прав человека и в отношении тех обвинений, которые были здесь высказаны?

Что я могу вам сказать, уважаемые члены Конституционного Суда, по этому поводу?

Я совершенно не разделяю точки зрения наших процессуальных противников. Я не знаю в истории XX века такой партии, которая бы так способствовала развитию человеческой свободы во всем мире, как наша партия. И особенно в разновидности прав трудящихся.

Дело в том, что, конечно, на протяжении многих лет мы находились в неправильном понимании, когда мы представляли себе, что права человека и права трудящихся — это синонимы. Это, конечно, не так. Дело в том, что права трудящихся — это один из видов прав человека. Это один из видов экономических прав человека. Вот в чем дело. Наше правовое сознание не сразу дошло до этого.

Но если объективно вообще оценить, дело тут не в КПСС, конечно. КПСС отражала общий уровень развития общества. И партийные работники, и мы, юристы, не понимали все это до конца.

Я хочу сказать, что в течение особенно последнего полвека я не знаю такой партии и такой страны, которая бы столько сделала для осуществления самого главного права — права на жизнь, права на мир на всей земле.

Ведь права человека — это всемирная категория, это же всеобщая категория.

Ядерный щит, который мы создали, обеспечил баланс сил (была холодная война). СССР, Коммунистическая партия не допустили ядерной войны, ядерной катастрофы, это нам досталось большой ценой. Но, тем не менее, мы несли этот крест. Как только исчезла КПСС, нет Варшавского Договора, развалился СССР. Мы видим, что происходит в Европе. Югославия погибла, Чехословакия погибла, а НАТО существует.

Нас уверяли: мы укрепляем мир. Я, между прочим, сам одно время был под этим наркозом, я тоже думал, что вот мы распустим Варшавский Договор, распустится НАТО. Нет, НАТО не распустится. Вот в чем дело.

Я теперь совершенно по-новому оцениваю все эти обстоятельства. И когда мой уважаемый коллега, профессор Назаров, пишет в своем заключении: «Главная вина КПСС в том, что она покушалась на право, на жизнь», я хотел бы его спросить: «Уважаемый Борис Лазаревич, Вы человек, который создал первую кафедру прав человека ВЮЗИ, всю свою жизнь разве Вы, как член КПСС, действовали против права на жизнь? Да, Вы преподавали это, Вы же и программу первую создали по этому поводу. Разве Вы действовали таким образом? Мы с Вами говорили только об этом все время. Как же можно сделать такой вывод?»

Конституции оказали громадное влияние на конституционное развитие многих стран мира. Ведь в области прав человека у нас в стране всегда были две тенденции. Здесь утверждалось, что у нас всегда только нарушались права человека, и КПСС это делала все время. Людоеды у нас были чуть ли не члены Коммунистической партии, как здесь нам рассказывал уважаемый адвокат Макаров.

Я должен заметить, что, правда ведь в другом: у нас в стране, да как во всем мире, всегда были две тенденции в обеспечении прав человека и прав гражданина. Были позитивные тенденции и были негативные тенденции, были положительные импульсы, которые со времен революции были. Были бюрократические, реакционные тенденции. И эти тенденции боролись все время. Например, НЭП. Это впервые, идея конвергенции проводилась. Осуществление социально-экономических прав крестьян, переход к продналогу. Восьмичасовой рабочий день был введен. Рабочие отпуска, впервые рабочие поехали на курорт. Была осуществлена правовая реформа. Новые кодексы впервые появились. Первый кодекс законов о труде. Это был уже, точнее, второй кодекс.

В 1922, 1923 году было зарегистрировано 66 всероссийских обществ. Бурлила театральная жизнь. И Станиславский, и Вахтангов, и Мейерхольд, и Таиров. В литературе различные литературные течения. Рубль, благодаря реформе, которую провели Ленин и Пятаков, за один год был признан конвертируемой валютой во всем мире. Вот что такое настоящая экономическая реформа. Ругают сейчас Ленина, как только могут. Забыли эти важные акты.

Две только краткие цифры. В 1940 году и по сравнению с 1913 годом рост реальных доходов на душу населения в 6,6 раза. И число больничных коек с 40 на 10 тысяч до 130.

В 60-е годы, пусть это были «хрущевки», но, тем не менее, каждая четвертая семья бесплатно получила квартиру. Вот что можно сказать в отношении прав человека. Мы имели гарантированное право на труд, и низкую квартплату, и бесплатное обучение, бесплатное медицинское обслуживание.

Приведу только несколько классических цитат. Первая цитата, это статья 6 Конституции, о которой никто ни разу за четыре месяца не сказал. А ведь в статье 6 Конституции есть такая формула: «КПСС служит народу». И проверять надо конституционность КПСС и по этой формуле: «КПСС служит народу». Обязательно.

И вторая цитата, это уже классическая: «Все наши усилия в экономике, в конечном счете, направлены на повышение уровня жизни народа. Это высшая цель партии» (Б.Н. Ельцин, Отчетный доклад МГК КПСС на XXVI конференции в 1986 году).

Вам не надо было представлять столько документов. Мы этот доклад вам представим. Он у нас есть. Достаточно этого доклада для того, чтобы понять, как работала партия, какие были формы, нарушения Конституции, если вы там увидите. Там вообще все, в этом докладе есть все. Я бы не сказал, что Борис Николаевич был самый плохой, самый последний секретарь партийного комитета.

Вы там увидите, например, в частности, он на странице 46 говорит таким образом: «Непонятна медлительность на строительстве МЖК, это молодежные жилищные кооперативы. Вопрос о создании МЖК одобрен на заседании Политбюро. Мосгорисполком этот вопрос рассматривал около двух лет». Видите, Политбюро вмешалось, когда Мосгорисполком два года не мог проблему решить. И Борис Николаевич рассматривает это как позитивный фактор.

Санитарное состояние, своевременная очистка улиц города стали просто нарицательными. Партийным активом страны характеризуется как неудовлетворительный уровень управления городом вообще. Видите, думали даже о чистоте на улицах.

«Ушел в руки спекулянтов, — это на странице 49, — московский рынок. Таких высоких цен, как у нас в Москве, пожалуй, нет ни на одном рынке страны», как будто это сказано сегодня. Это было в 1986 году.

«Пора нам вместе с министерствами взяться за решение этой проблемы; серьезно отстала система родовспоможения», — говорит Борис Николаевич Ельцин. Понимаете, партия служит народу, так понималась тогда эта задача, так рассматривалась она.

Я полагаю, что в рамках Конституции это все правильно. Если бы, допустим, партийная конференция приняла решение: такому то родильному дому выделить какое-то количество пеленок, такое то количество кирпича — это была бы оперативная хозяйственная деятельность. Но выработать основные стратегические направления на основных линиях работы государства и общества — это соответствовало статье 6 Конституции. Это характеризует, между прочим, деятельность Коммунистической партии.

И еще небольшая цитата: «Обеспечение строгого соблюдения социалистической законности, искоренение всяких нарушений правопорядка, ликвидация преступности является одной из важнейших задач, поставленных Коммунистической партией перед советским народом». Это я уже взял из другого источника (А.М. Макаров. «Применение научно-технических средств к рассмотрению судами уголовных дел» — кандидатская диссертация). Я без всякого юмора, я тоже так писал, я тоже так думал. И это правда. Это, между прочим, единственное правдивое слово, которое я услышал от Андрея Михайловича. Коммунистическая партия ставила задачи такие, стремилась к этому, защищала права человека и защищала законность, как могла, иногда с нарушением законов, конечно. Это тоже было.

Наконец, я хочу сказать о деятельности парторганизаций. Ведь мы всегда рассматривали деятельность партийных комитетов как политическую гарантию прав граждан. И в теории мы рассматривали, и везде; и люди ходили в партийные комитеты. Я должен вам сказать, что и это имело большое значение для жизни нашей страны.

Затем была прямая помощь, которую мы оказывали мировому развитию. Мы оказывали помощь Китаю, Индии, Египту, другим странам мира. Например, если вы помните, на одном из заседаний, во время допроса свидетеля Фалина, был поставлен вопрос в отношении фиктивных паспортов для членов подпольной Коммунистической партии Турции.

Валерий Дмитриевич резко меня спросил, неожиданно, я даже не выдержал этого, не был готов к этому: «Вот как я считаю, изготовление фиктивных паспортов — это законно или незаконно, это конституционно или неконституционно»? Я кое-что ответил, но не до конца. Обдумал только потом. Я считаю, что вообще, конечно, изготовление фальшивых паспортов — это преступление. Но, другой пример, изготовление Валенбергом — известным шведским дипломатом — фальшивых шведских паспортов. Он их выдавал венгерским евреям, которых нацисты гнали в концлагерь. Выдача фальшивых паспортов в этих условиях, когда это направлено на защиту прав человека, — это конституционно, законно, ибо это состояние крайней необходимости, как это записано в уголовном праве. Я думаю, что если изготавливались фальшивые паспорта для спасения людей, которых преследуют, во имя прав человека, я не думаю, что это было антиконституционно. Во всяком случае, это моя точка зрения.

Юридическая проблема реализации прав человека была затронута профессором Черниченко. На вопрос М.А. Федотова 28 сентября на странице 31 он сказал: «Существует две концепции соотношения международного и внутригосударственного права — дуалистическая и монистическая. Некоторые стали почти монистами (профессор Грищенко). Но большинство практически тяготеет к дуализму, то есть нормы международного права к индивидам не применяются». У нас в стране, конечно, теоретически господствовала, как мы видим из показаний этого эксперта, — кстати, очень объективного, на мой взгляд, очень квалифицированного человека — господствует дуалистическая концепция. Смысл ее в том, что нормы международного права о правах человека обязательны для государства, которое приняло на себя эти обязательства перед международным сообществом. Но наши суды никогда не рассматривали международные пакты как источник права, подлежащий применению в процессе. Я таких случаев никогда не видел. Я вам больше скажу, у нас даже Конституцию не рассматривали как акт прямого действия.

Но вместе с тем я должен сказать, что в ряде наших актов, например, Основы гражданского законодательства, Основы законодательства о труде, в них указывалось, что в случае противоречия советского законодательства с международным правом действуют нормы международного права.

Вот, в частности, проблема правозащитников. Среди правозащитников, конечно, были разные люди, в том числе были коммунисты, например, Григоренко и ЕгидесАбовин, были антикоммунисты, такие как Буковский, который был советником американского конгресса. Это были разные люди с разными моральными чертами, политическими взглядами. Но я всё-таки считаю, что в тех конкретных условиях 6080х годов граждане, которые участвовали в правозащитном движении (многие из них), были нарушителями Конституции. Почему? Они ссылались на Конституцию, как будто бы они выступали в ее защиту, они не признавали только статью 6 Конституции. А статья 6 Конституции — это была составная часть Конституции. Уж, какая была, такая была. И они нарушали постановление ВЦИК и СНК 1932 года «О добровольных обществах». Они могли действовать только после регистрации. Я с юридической точки зрения оцениваю эти акты. Действовали уголовные законы, статьи 70 и 191 УК — антидемократические, я согласен. Но не было Конституционного Суда, который бы мог признать их неконституционными. Против этих людей применялись, конечно, противозаконные действия, например «психушки». Были против них незаконные действия, безусловно. Вот так я оцениваю эту ситуацию.

Имело ли право Политбюро вообще обсуждать эти вопросы? Я считаю, что оно имело право. Но, конечно, давать указания органам КГБ, и тогда была Конституция, и юридически независимость судей была, безусловно. Но нужно обратить внимание, что правозащитники 60-80-х годов всё-таки отличались от тех, которые были во время большого сталинского террора.

Во-первых, это было ограниченное число лиц. Во-вторых, многие из них действительно нарушали законы. При Сталине большинство — это были невинные люди. Были там и виновные, конечно, но большинство было невинных людей.

С нравственной точки зрения им нельзя отказать в мужестве, этим людям, таким, например, как Сахаров. Но, вы понимаете, когда сегодня происходит какая-то моральная травля, хотят доказать, что вообще все законопослушные граждане нашей страны являются нравственно ущербными в том смысле, как сказал нам здесь Буковский: «Вы все знали, вы все понимали, боролся я один, страна молчала, вам нужно встать и уйти отсюда, нравственность на моей стороне». Что я могу сказать по этому поводу? Кто вообще больше принес реальной пользы, с точки зрения правосознания, развития идеи законности в России, республиканец Пестель или монархист Сперанский, законопослушный гражданин? Кто? Я даже так скажу, кто вообще для развития идеи права принес больше пользы — правозащитник Ковалев или профессор Савицкий, который всегда был очень близок к верхам в нашей стране?

ЗОРЬКИН В.Д. Уважаемый представитель, не могу Вас не прервать, к сожалению, потому что Вы же сами призывали не переходить на личности.

РУДИНСКИЙ Ф.М. Ну, я же в самом хорошем виде о нем говорю. Я хочу сказать, что Валерий Михайлович значительно больший внес реальный вклад, хотя он был законопослушный гражданин. Я с этой точки зрения.

ЗОРЬКИН В.Д. Я имею в виду не только Валерия Михайловича, но и адвоката Андрея Михайловича.

РУДИНСКИЙ Ф.М. А что Андрей Михайлович?

ЗОРЬКИН В.Д. А вот то, что перед этим было. Николай Трофимович, я бы попросил.., уважаемые судьи, я бы попросил вообще не нарушать порядок.

РУДИНСКИЙ Ф.М. Я про Андрея Михайловича ничего плохого не сказал. Валерий Дмитриевич, я эту цитату из Андрея Михайловича привел не для того, чтобы изобличить его. Я просто Вам сказал, какой был уровень мышления того времени. Оценивать явления надо с точки зрения законов, которые действовали тогда, и с точки зрения правосознания, политического мышления, которое было в то время. Я хочу сказать, нельзя сегодняшние взгляды, сегодняшние законы переносить на те времена.

В заключение еще несколько слов.

О презумпции невиновности. Статья 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и статья 65 Конституции провозглашают, как вы знаете, презумпцию невиновности. С точки зрения презумпции невиновности, на мой взгляд, надо рассматривать и два события, о которых здесь говорилось. Я имею в виду Катынские события и события на Чернобыльской АЭС. Я не думаю, что сейчас, сегодня, в Конституционном Суде можно давать конституционную оценку этим фактам. Когда, например, я докладывал вам, уважаемые члены Конституционного Суда, в отношении материалов по Катынскому делу, это делал я, я говорил вам о том, что здесь необходим допрос ряда лиц, экспертиза ряда документов. Нужно иметь в виду и заключение комиссии Бурденко, которое нельзя сбрасывать со счета.

Что же касается сокрытия этих фактов, кто виновен в сокрытии этих фактов? Почему эти факты были в каких-то закрытых пакетах, кто-то там их хранил? Здесь необходимо расследование. Без расследования этих обстоятельств нельзя, на мой взгляд, давать оценку этим событиям.

То же самое, на мой взгляд, относится и к Чернобыльской катастрофе. Кстати говоря, по этому поводу есть ведь приговор суда, по делу о Чернобыле, от которого уйти нельзя. Кто не проинформировал население конкретно? Какое отношение имеет к этому делу КПСС? Здесь необходимо заключение независимых экспертов. Здесь необходимо расследование. Я полагаю, что если Конституционный Суд думает рассматривать эту проблему, то, на мой взгляд, самое правильное было бы эти вопросы выделить отдельно. В противном случае это может сыграть отрицательную роль с точки зрения презумпции невиновности. Без вынесения приговора по конкретному делу заранее судить об этих конкретных фактах, мне представляется, очень и очень сложно.

Несколько слов о допросе свидетеля Яковлева. Это имеет отношение к теме моего выступления.

Меня многие спрашивали, в чем смысл вопроса, который я ему задал в отношении агента ЦРУ. При допросе в Конституционном суде РФ свидетеля А.Н. Яковлева, бывшего члена политбюро ЦК КПСС, одного из главных инициаторов запрета КПСС и разгрома СССР, автор этой книги спросил его: «Вы агент ЦРУ?». Здесь были разные подходы и разные суждения. Некоторые увидели в этом обличение, некоторые — обвинение, подозрение, другие увидели в этом иронию, сарказм или желание докопаться до истины. Я вам скажу, что здесь есть, может быть, это все. Но есть еще один аспект, на который, может быть, никто не обратил внимания.

Один участник обсуждения проекта Программы партии на XXII съезде партии — там был тезис: «Догоним и перегоним Соединенные Штаты в экономическом отношении», — так вот один из участников этого обсуждения внес поправку: «Догоним Соединенные Штаты, затем остановимся, затем перегоним». Спрашивают: «Зачем останавливаться?» — «Вот, — говорит он, — когда будет остановка, я выйду».

Конечно, этот человек жил в Одессе на Малой Арнаутской улице. И вот, глядя на свидетеля Яковлева, я подумал: у нас очень много людей, которые знают, когда надо выйти. И в самом деле, член высшего советского руководства, член Президентского Совета! Я не пытаюсь говорить о его убеждениях. Дело здесь не в этом. Дело не в его убеждениях. В конце концов, каждый человек имеет право на свои убеждения, он имеет право менять свои убеждения. Хотя из документа № 21 (перечень 1) явствует, что он имел отношение к делу о преследовании диссидентов Даниэля и Синявского. Дело совсем не в этом. Но, в самом деле — член высшего советского руководства! Обещали, например, потеснить пьянство. Провалили. Обещали решить жилищную программу в 2000 году. Где эта программа? Обещали продовольственную программу. Провалили. Обещали обновить СССР. Развалили. И вот приходит в суд и начинает говорить о Марксе, о муках 

бытия и обо всех известных истинах марксизма и т.п. Говорят, что Горбачев — плохой человек, он не явился в суд, а Яковлев — положительный человек, он выполнил свой правовой долг. Но я всё-таки хочу вас спросить, уважаемые члены Конституционного Суда: кто должен представлять КПСС здесь, в Конституционном Суде — я, Миронов, Филимонов? Мы здесь должны доказывать, какие были заслуги у КПСС? Мы должны здесь краснеть за ее ошибки, нести ответственность за злоупотребления ее лидеров? Это ли не возмутительно, когда лидеры партии... Вся пресса пишет: «Горбачев не явился в Суд в качестве свидетеля!» Да разве он должен быть в Суде в качестве свидетеля? Об этом не говорит никто. В вопросе этом моем мое возмущение. В какой стране возможны такие вещи! Когда же будет ответственность людей, которые берут на себя такие высочайшие обязанности перед государством, перед страной?! «Мне надо в Сорбонну. Мне в Париж по делу». Разве это не аморально? И почему у нас нет законов, которые бы устанавливали ответственность за выполнение своего государственного долга?

И второй аспект. Обратите внимание на ответ, который он мне дал. Он мне сказал: «А вы израильский агент». Вы можете сказать: какой был вопрос, такой был и ответ. Но я хочу вас спросить, почему от сказал «израильский агент» мне.

Мне в жизни напоминали об этом не раз и здесь напомнили. И Валерий Дмитриевич, если вы помните, зачитал из протокола Политбюро высказывание Горбачева о борьбе с сионизмом тоже. Я надеюсь, после ответа, который дал мне Яковлев, и этой цитаты из заявлений Горбачева на секретном заседании Политбюро, для вас, я надеюсь, уважаемые члены Конституционного Суда, понятно, кто сеял национальную вражду в нашем обществе — партия или пробравшиеся в руководство анти марксисты типа Яковлева и Горбачева, которые под флагом борьбы с сионизмом пытались натравить русский народ на евреев, украинцев на русских, грузин на абхазов и т.д. и т.п., развалить партию и Советский Союз.

Что же касается Коммунистической партии, то она всегда была партией интернационалистов, хотя и были у нас и ошибки в этом смысле, и злоупотребления. Было все что угодно, но коммунисты всегда были интернационалистами, и они не могут нести ответственность за действия таких лиц.

На мой взгляд, допрос свидетеля Яковлева весьма показателен. Я считаю, это не свидетель этой стороны: с идеологической точки зрения — да, а с точки зрения доказательства — это наш свидетель, хотя не все мои коллеги это поняли. Это наш свидетель, потому что его показания были в высшей степени характерными и в высшей степени доказательными в том смысле, что у нас в партии было не два направления, как об этом говорят все время: было обновленческое и реакционное, консервативное. Я считаю, что было три направления.

Основное направление в партии было обновленческое, реформаторское: это все мы, которые верили, что мы обновим партию, обновим страну СССР пойдем по пути социализма, мы будем использовать опыт цивилизации, права человека и т.д. Это главное направление. Небольшое консервативное направление — «ниноандреевцы», я считаю, их мало. И наконец, ликвидаторскопробуржуазная, скрытная группировка, которая действовала под маркой обновленцев, реформаторов, марксистов, а на самом деле

привела партию к разгрому. И в этом смысле допрос Яковлева позволяет нам четко проявить мой тезис об ответственности правящей элиты. Вот и на этом я буду заканчивать.

В заключение я хочу сказать следующее. Уважаемый эксперт Гулиев Владимир Евгеньевич 15 сентября (стенограмма, стр. 38) сказал: «Указ Б.И. Ельцина — это акт эмансипации народов СССР и членского состава этой партии». Вы понимаете, я всё-таки считаю, что такой вывод является глубоко ошибочным именно с точки зрения прав человека потому, что это совершенно не соответствует международным пактам о правах человека, точнее статьям 19, 22 Международного пакта о гражданских и политических правах: праву человека придерживаться своих мнений и свободе ассоциаций.

При этом я хочу обратить ваше внимание на Декларацию о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религий и убеждений. Это Резолюция 3655 Генеральной Ассамблеи ООН от 25 ноября 1985 года. В ней записано, что каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии, включая свободу иметь убеждения любого рода. По своему выбору исповедовать свою религию и выражать убеждения как единолично, так и сообща с другими публичным или частным образом.

Никто не должен подвергаться принуждению, умаляющему иметь религию или убеждения по своему выбору. Обратите внимание, «по своему выбору и сообща с другими». Это естественное право человека. В соответствии с Конституцией оно принадлежит от рождения. И понимаете, нет ли в подходе Владимира Евгеньевича Гулиева тоталитарного, патерналистского подхода? Президент — власть. Он решает, кого эмансипировать, кого не эмансипировать. «Без меня женили», — если сказать просто по-русски. Но ведь это посягательство на мое естественное неотъемлемое право выражать свои убеждения! Тут, вы понимаете, все исходят из права на ассоциацию. Я считаю, что в решении этого нашего спора самым главным является право на свободу мысли, совести, религии и убеждений. Право иметь религию и убеждения по своему выбору и сообща с другими, никто не имеет права посягать на это право. Я сам должен решать: сообща, с кем и как я буду осуществлять свои убеждения.

Обратите внимание: Борис Николаевич Ельцин вышел из партии на XXVIII съезде. Между прочим, это доказательство того, что, во-первых, он вышел из партии, об этом он писал, между прочим, сам в заключениях, в письмах своих, что у него были внутренние трудности, переживания. Он вышел из партии, и вышел добровольно, он осуществил это свое право. Почему же это право имеет только он? А другие разве не имеют такого права? Почему я не имею права определять, с кем, где я буду осуществлять свои убеждения. Я хочу в этой, традиционной Коммунистической партии, пусть она была с государственно подобными или церковноподобными структурами, Бог с ними. Мне нравится в этой партии. Что выше — власть или права человека?

Это, на мой взгляд, самое важное, что мы ждем от решения Конституционного Суда. Действительно ли наши права естественны и неотъемлемы, или они зависят не от нас? Что выше — права человека или власть? Это главный вопрос этого процесса. И я надеюсь, что будет правильный ответ.

Благодарю за внимание.

Газета «Буревестник»

№ 10 (59) 2003 г.

РОССИЙСКАЯ «ДЕМОКРАТИЯ».

РЕФЕРЕНДУМ И КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД

Выступая недавно перед журналистами, Президент В. В. Путин признал, что бедность населения — одна из самых тяжких проблем нашей страны. Правда, количество бедных людей власти пытаются преуменьшить. В президентском послании Федеральному Собранию РФ говорится, что только четверть российских граждан имеет доходы ниже прожиточного минимума. По данным авторитетной международной организации Программы развития ООН (ПРООН), за чертой бедности в России около половины ее граждан. Какова же причина такой катастрофической ситуации и что думает народ по этому поводу?

Конституция РФ провозглашает Россию демократическим государством. В статье 3 говорится: «Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ».

Как известно, законы у нас принимает Государственная Дума, большинство которой составляют сторонники президентской власти. В последние годы наш парламент принял значительное число таких актов, как Трудовой кодекс, законы о земле, об энергетике, которые ведут к ухудшению экономического положения страны.

Депутаты коммунисты, будучи в меньшинстве, голосовали против всех реакционных законопроектов, но помешать их принятию не смогли. Поэтому коммунистическая оппозиция и решила обратиться к народу.

В Конституции сказано: «Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы... Граждане имеют право... участвовать в референдуме» (ст. 3, 32). Было решено поставить наиболее острые вопросы жизни народа на референдум (т. е. принятие закона прямым голосованием граждан). Ведь Конституция это как будто разрешает. Но здесь, уважаемый читатель, начинается самое интересное.

Когда-то К. Маркс, оценивая французскую конституцию 1848 г., писал: «Каждый параграф конституции содержит в себе самом свою собственную противоположность: ...свободу — в общей фразе, упразднение свободы — в оговорке».

Как говорят, нет ничего нового под луной. И через 150 лет эти слова К. Маркса характеризуют не только французскую, но и нынешнюю российскую Конституцию. Посудите сами. Конституция громко провозглашает право народа на референдум. А процедура его проведения описывается в специальном законе о референдуме 1995 г. Это крайне реакционный закон, который содержит множество ограничений и препятствий для проявления народной инициативы. Нельзя проводить референдум и по финансовым вопросам, и о статусе субъектов Федерации, и о прекращении полномочий президента и т. д. и т. п. Чтобы добиться назначения референдума, группа граждан инициаторов должна собрать много бумаг, пройти многие бюрократические ступени: две избирательные комиссии (местную и центральную), Конституционный Суд. Кто же назначает референдум по Конституции? Догадались? Правильно. Конечно, президент. Как у Пушкина сказано: «...и слабым манием руки на русских двинул он полки». У нас без «мании руки» ничего не может произойти. Даже проявление воли нашего многострадального «суверенного народа». Правда, в западных государствах назначение референдума также, как правило, относится к компетенции главы государства, но там традиции таковы, что он не посмеет отказать в его назначении, если имеются конституционные основания. Но у нас, в России, где президент — «наше все», такое правило имеет другой смысл.

Постсоветская история России свидетельствует, что когда референдумы выгодны правящей элите, она проводит их. Так Ельцин провел в 1993 г. два общероссийских референдума, а в 2003 г. был организован местный референдум в Чечне.

Но когда инициатива исходит от оппозиции, то на первый план выходит известный принцип: «Держать и не пущать».

Тем не менее, был создан центр по подготовке к референдуму. Поскольку мне довелось быть его членом, расскажу некоторые подробности. В работе этого центра участвовали депутаты Государственной Думы — сторонники проведения референдума, товарищи из регионов. Большую работу провели члены научного общества «Российские ученые социалистической ориентации» (РУСО), особенно юристы. Тщательно изучили общественное мнение, предложения избирателей. Прежде всего, надо было сформулировать вопросы, которые надо вынести на референдум. Подготовили четыре вопроса. Они выражали самые главные аспекты существования миллионов людей. В кратком изложении они выглядели так: «Считаете ли Вы, что зарплата и пенсия не могут быть ниже прожиточного минимума, а размер оплаты жилья и других коммунальных услуг не должен превышать 10% от совокупного дохода семьи? Считаете ли Вы необходимым, чтобы продажа земли была запрещена, а наиболее важные для безопасности России предприятия находились в государственной собственности?»

Эти вопросы вызвали серьезное беспокойство в правящих кругах. В высших правительственных канцеляриях был подготовлен специальный план действий, направленных к срыву референдума. Копия его попала в наши руки. И надо сказать, что все государственные структуры действовали весьма слаженно.

Тем временем в сентябре прошлого года в Краснодар съехались 145 представителей от республик, областей, которые составили инициативную группу по возбуждению вопроса о референдуме. Они приняли все необходимые документы и 17 сентября 2002 г. направили их в точном соответствии с законом в Краснодарскую избирательную комиссию, заседание которой было назначено на 1 октября.

Президентская администрация не дремала. Там очень беспокоились, как бы препятствия, предусмотренные в законе о референдуме для его проведения, не оказались недостаточными. А вдруг инициативная группа добьется ее регистрации в избирательной комиссии и процедура референдума все же начнется?

Поэтому в сентябре 2002 г. шесть депутатов Думы от «Единства», «Яблока», СПС и других буржуазных партий срочно внесли законопроект о поправке к закону, о референдуме. Его содержание состоит в том, что проведение референдума не допускается в период избирательной кампании, а также в последний год полномочий президента и Государственной Думы. Поскольку в 2002-2003 гг. по Конституции должны произойти выборы указанных органов власти, то референдум отменяется.

Таким образом, минимум на два года граждане лишены права на участие в референдуме! Подобное покушение на демократические институты вызвало возмущение у многих людей. Даже такой антикоммунист, как лидер «Либеральной России» покойный С. Юшенков, резко критиковал этот законопроект.

И здесь хочу обратить внимание читателей на некоторые детали парламентской жизни.

Дело в том, что процедура принятия законов тщательно прописана в особых утвержденных Думой правилах, называемых Регламентом. Обычно проект закона обсуждается в одном из комитетов парламента, в трех чтениях на заседаниях палаты, его направляют субъектам Федерации, в различные государственные органы.

Но, как говорят у нас, «нельзя, но если очень хочется, то можно». И наши отечественные поклонники правового государства, полностью растоптав Регламент Думы, преподнесли нам уроки «истинного демократизма» и «парламентаризма». Минуя все ненужные им парламентские правила, они приняли поправку к закону с быстротой ледника в Кармадонском ущелье. 6 сентября законопроект был внесен в парламент, 20 сентября принят сразу во втором и третьем чтениях. 25 сентября без реального обсуждения за 20 минут его принимает Совет Федерации. 27 сентября его подписывает президент, а 28 сентября он публикуется в газетах.

Успели таки! А почему такая спешка? Ответ простой: надо было запретить референдум до 1 октября, когда вопрос о его начале будет решать Краснодарская избирательная комиссия. Думаю, что этот «ценный» опыт российского парламентаризма мог бы быть включен в Книгу рекордов Гиннесса: принятие закона с космической скоростью! Но если серьезно, то надо сказать, что в парламентских правилах законодательства заключена мудрость веков: хороший закон должен быть результатом тщательного, всестороннего и неспешного изучения и обсуждения его законодателем.

А между тем в Краснодаре 1 октября избирательная комиссия приняла решение об отказе в регистрации инициативной группы, поскольку она «нарушает нормы, предусмотренные Конституцией». Об обстановке, которая была создана вокруг этой комиссии, свидетельствует такой факт. Ее председатель В.Ф. Галушко, член КПРФ, позвонила секретарю крайкома партии и заявила, что психологически не в состоянии вынести нажима сверху и выходит из партии. Жалоба членов инициативной группы в Центральную избирательную комиссию, возглавляемую А.А. Вешняковым, разумеется, была отклонена. Итак, властям удалось в самом начале пресечь попытку граждан поставить вопрос о бедственном положении миллионов граждан на референдум.

Но битва на этом не закончилась. Совершенно очевидно, что парламент принял закон, нарушающий Конституцию и посягающий на права человека.

Конституция РФ закрепляет принцип разделения властей, в силу которого законодательная, исполнительная и судебная власти самостоятельны, но каждая из них выступает как противовес другой, сдерживая ее от возможных злоупотреблений. Поэтому 117 депутатов — сторонников референдума — обратились в Конституционный Суд РФ, который призван установить, соответствует ли закон Конституции. Вопрос готовили тщательно. При его подготовке выяснились ужасающие факты. Оказалось, что поправка к закону в действительности не была принята!

Официально было объявлено, что за нее якобы проголосовали в Думе 304 депутата, против — 130. В Регламенте Думы сказано, что при исключительных обстоятельствах (болезнь и т. д.) депутат вправе передать свой голос другому депутату, составив доверенность, где должны быть указаны причины отсутствия, и как следует распорядиться этим голосом. Выяснилось, что при голосовании отсутствовали 122 «проголосовавших» за закон депутата (!), но в доверенностях не указано, почему они отсутствуют и, главное, как они хотят голосовать по этому вопросу. Некоторые депутаты имели 2030 доверенностей. Например, депутат Гайнуллина бегала по палате и голосовала 27 раз! Такая вот «парламентская демократия»! Все 122 голоса не могут быть признаны действительными.

31 октября 2002 г. запрос направили в суд. Однако у нас, оказывается, принять антидемократичный закон можно значительно быстрее, чем выяснить его не конституционность. Только 6 февраля 2003 г. Конституционный Суд принял запрос к своему производству. Рассмотрен он был 13—14 мая. Решение же было вынесено только 11 июня. Полгода понадобилось судьям, чтобы решить такое сложное для них дело!

Нашу сторону в суде представляли депутаты А.И. Лукьянов, В.И. Зоркальцев и В.И. Илюхин. Мы просили, чтобы выслушали наших экспертов и свидетелей, в этом нам было отказано, но экспертные заключения к делу все же приобщили.

Наши представители привели четкие юридические аргументы в обоснование тезиса о неконституционное  поправки к закону о референдуме. Противная сторона не могла привести ни одного серьезного контраргумента. Особенно в трудное положение они попали тогда, когда им начали задавать вопросы.

Опытный участник судебных поединков, бывший прокурор В.И. Илюхин буквально загнал в угол председателя думского комитета В.В. Гребенникова. Уж как тот юлил, выкручивался, но не смог отрицать тот факт, что его комитет не обсуждал законопроект, нарушив парламентские правила...

Но вот решение суда (почти через месяц!) оглашено. Суд отказал нам в ходатайстве. Каковы же мотивы этого решения?

Право на проведение референдума, по мнению суда, не нарушено, так как поправка к закону привела к тому, что граждане обладают таким правом в течение половины избирательного срока (в течение двух лет из четырех, когда проходят выборы). Это совершенно непонятное решение суда. Конституция устанавливает сроки проведения выборов президента и Государственной Думы. Но сроки, когда граждане захотят инициировать референдум, Конституция не устанавливает. Они могут осуществить это всегда (кроме условий военного и чрезвычайного положения). Ведь народ, по Конституции, суверен, он — носитель высшей власти. В этом смысл статьи 3 Конституции. Но суд отказался защищать права народа и право человека на участие в референдуме.

После вынесения решения председатель Конституционного Суда В.Д. Зорькин в своем интервью «Российской газете» сказал, что мы — не Швейцария. «Что получится в России, если страна будет вовлечена в калейдоскоп беспрерывно идущих референдумов с частотой мелькающей электрички?».

Помилуйте, Валерий Дмитриевич, откуда вы это взяли? Можно подумать, что у нас каждый день инициируются референдумы, а избиратели так и рвутся к избирательным урнам. Напротив, миллионы граждан разочарованы в нынешней власти, не верят ей, не участвуют в голосованиях. Так, в выборах Государственной Думы в 1999 г. отказались голосовать более 38% избирателей. При выборах президента эта цифра составила 32%. Путин не набрал и 40 млн. голосов из 109 млн. избирателей, числящихся в списках.

Мелькающие электрички референдумов нам не грозят. Да и власть с помощью закона 1995 г. о референдуме не позволит их провести.

Что же касается невыполнения требуемых Конституцией правил принятия закона, то Конституционный Суд признал, что для принятия любого закона требуется «обеспечение личного участия депутатов в заседаниях и голосовании». Однако указал суд, Регламент Государственной Думы предусматривает возможность передачи депутатом своего голоса другим депутатам. Причем в 19992003 гг. многие законы были приняты в таком порядке. Если Конституционный Суд займется оценкой того, соответствует ли эта практика Конституции, то он должен будет оценивать правильность принятия и других законов. И вообще, эту норму Регламента никто не обжаловал. Следовательно, дело в этой части надо прекратить.

Для того чтобы разобраться в этих юридических хитросплетениях, можно предложить такую задачу по арифметике для учеников 3го класса средней школы. Учительница говорит: «Дети! В Государственной Думе 450 депутатов. Для того чтобы принять поправку к закону о референдуме, надо, чтобы проголосовали 2/3 депутатов. Вопрос: сколько депутатов должно проголосовать? Правильно, Вася, 300 депутатов. Какой ты умный мальчик! А теперь второй вопрос. За поправку к закону проголосовали лично 180 депутатов. Принят ли закон? Нет, не принят... Правильно, Катя. Ты у нас отличница!»

Увы, такая арифметическая задача оказалась непосильной для судей нашего российского Конституционного Суда.

Мы пришли в Конституционный Суд не для того, чтобы обжаловать процедурные правила Регламента: они, эти правила, конечно, безобразные, так как разрешают ленивым депутатам спать дома, сидеть в кафе и передавать по доверенностям свои голоса другим, более активным коллегам. Хотелось бы узнать, свое депутатское жалованье, бесплатное жилье, автомобиль и другие блага депутаты Думы также свободно уступают своим коллегам? Призванные выполнять волю избирателей, они должны сами выполнять эти функции, не возлагая свои полномочия на других лиц. И мы ждали, что суд защитит этот важнейший принцип демократии. Но этого не произошло. Ссылка суда на то, что подобные безобразия имели место и при принятии других законов, ничего не оправдывает. Ведь мы обратились в суд для того, чтобы прекратить эту негодную практику передачи депутатских голосов.

Почему мы не обжаловали в суде правила Регламента? Потому что в этом не было необходимости. Если бы противники референдума в парламенте соблюдали Регламент, то суд был бы прав в этом случае. Но дело в том, что они нарушили не только Конституцию, но и этот Регламент. Они попрали все нормы права. И как можно было в этом случае прекратить дело? Здесь судьи, подобно известному евангельскому герою, умыли руки, отказавшись рассмотреть дело по существу. Такова юридическая сторона этого дела.

Но есть еще политическая. Рассмотрение этого дела прояснило ужасающие факты загнивания современной российской «демократии». Оказывается, как признал Конституционный суд, в 19992003 гг. законы принимались в условиях, когда многие депутаты лично не голосовали за них. Поэтому можно сказать, что их конституционность весьма сомнительна. Но где был президент, гарант Конституции? Представитель президента в суде М.А. Митюков всячески защищал такую практику, называя ее «обыкновениями». И это правовое государство — власть, где беззакония в парламенте стали обыкновенным явлением? В.И. Ленин писал когда-то, что буржуазный парламентаризм основан на признании касты парламентариев, не ответственных перед народом.

Дело о референдуме продемонстрировало КРИЗИС парламентаризма в России. В России нет права отзыва депутатов парламента избирателями. Они свободны от наказов избирателей, но многие из них несвободны от инструкций частных компаний и президентской администрации. Поэтому они открыто пренебрегают своими депутатскими обязанностями.

Рассмотрение этого дела в Конституционном Суде высветило его реальную РОЛЬ в государственной жизни. Он все более и более утрачивает свою независимость. После 1993 года трудно найти решение, в котором бы этот суд осмелился возразить всесильной президентской администрации. Решение суда по делу о референдуме нанесло колоссальный удар по его авторитету.

У меня это решение вызвало глубокое разочарование. Десять лет назад мы, юристы, связывали возникновение этого суда с большими надеждами. Вот кто защитит законность и права человека в стране! Теперь, когда убийства депутатов и губернаторов стали «обыкновениями», когда преступность проникла даже в уголовный розыск, кто как не Конституционный Суд должен решительно выступить против любых нарушений Конституции и прав человека?

Увы! Этого не произошло. И по другим важным делам (о Чечне, о порядке назначения премьер-министра, об отставке Генерального прокурора) этот суд не сумел отстоять Конституцию. Возникает вопрос: нужен ли России Конституционный Суд? Его функции мог бы с таким же успехом выполнять и Верховный Суд. Следовало бы разработать соответствующую поправку к Конституции.

И теперь о самом главном. В действительности во всем этом деле речь шла не о референдуме, а о защите права человека на достаточный уровень жизни. Речь шла о защите прав наших пенсионеров, бездомных детей, трудящихся, лишенных зарплаты, и безработных, обо всех униженных и оскорбленных. И власти продемонстрировали свое нежелание выслушать мнение народа.

Назад | | Вверх