Вследствие хаотичного распада Советского Союза, завершившегося в декабре, и глубокого трансформационного кризиса, низшая точка которого была «достигнута», Россия объективно утратила роль одного из центров силы мирового хозяйства, каковым СССР, несомненно, был в «обойме» с США, Западной Европой и Японией — при всей дифференциации в рамках этой «четверки» по тем или иным позициям. РФ оказалась перед лицом незавидной «перспективы» бесповоротно оказаться на «обочине» мировой экономики. Вследствие оживления и роста российской экономики в 1999-2008 гг., а также того обстоятельства, что в этот период она развивалась темпами заметно выше среднемировых, положение РФ в мировом хозяйстве несколько упрочилось, однако по многим причинам представляется уязвимым, достаточно сложным и противоречивым.
На старте пореформенного периода РФ стала пассивным объектом, а не субъектом глобализации, оказывающим на нее целенаправленное и активное обратное влияние. Этому способствовала в первые постсоветские годы политика тогдашнего российского руководства, которое придерживалось упрощенной формулы «глобализация есть модернизация» и еще более спорного вывода о том, что «если мы хотим для России развития, мы просто должны встроиться в сеть глобальной мировой экономики, и тогда модернизация начнется сама собой». Лишь в ходе нынешнего десятилетия новое российское руководство стало постепенно активизировать усилия для того, чтобы вывести страну из незавидной роли «пасынка» глобализации. Вместе с тем эти усилия распространились в первую очередь на военно-политическую и внешнеполитическую сферы, где глобальные позиции РФ заметно укрепились (об этом весьма убедительно свидетельствует весьма сдержанная, — если не сказать больше, реакция США и НАТО на операцию России в Южной Осетии по принуждению Грузии к миру в августе, чего еще недавно было трудно себе представить). В сфере же экономики РФ лишь приступает широким фронтом к решению того комплекса проблем — внутриэкономических, мирохозяйственных и др., — которые мешают ей сделать ГЭ своим союзником, а самой стать, причем в своих собственных интересах и одновременно с учетом интересов партнеров, ее влиятельным и инициативным субъектом, одной из ее движущих сил.
Задавайте вопросы нашему консультанту, он ждет вас внизу экрана и всегда онлайн специально для Вас. Не стесняемся, мы работаем совершенно бесплатно!!!
Также оказываем консультации по телефону: 8 (800) 600-76-83, звонок по России бесплатный!
Представления автора о том, как это сделать с учетом реального положения РФ в современной мировой экономике и присущей последней системе МЭО, будут сформулированы ниже, чему предшествует анализ самого этого положения в контексте важнейших параметров, характеризующих его.
Экономика современной России
Амбициозную задачу по превращению из ведомого объекта в активный субъект глобализации могут ставить перед собой лишь сравнительно немногие страны мира, помимо тех государств (развитых и новых индустриальных второго поколения, причем отнюдь не всех), кто ее уже решил и продолжает это делать. Почему Россия, экономика которой за годы горбачевской «перестройки» и постсоветских реформ понесла, возможно, большие материально-финансовые потери, чем от нашествий Батыя, Наполеона и Гитлера вместе взятых (не говоря уже о невосполнимых «издержках» в других областях общественной жизни и главное в «гуманном капитале»), может ставить перед собой такую задачу перед собой?
Квалифицированный и информированный читатель данной книги (а иного, кроме «случайных попутчиков», автор себе и не может представить), не имеющий обыкновения впадать в уныние и чрезмерный пессимизм, ответит: потому что у нее для этого есть достаточный потенциал и все необходимое, — и будет прав. Вместе с тем, для научного ответа на это вопрос необходимо выяснить, какое место РФ занимает в современном мировом хозяйстве и присущей ей системе МЭО и насколько ее социально-экономическая система «вписывается» в них, позволяя справляться с императивами ГЭ.
Начнем с самого очевидного — ресурсного потенциала. В общественном сознании всего мира прописной истиной является то, что Россия сказочно богата природными ресурсами и территорией. С этим вряд ли поспоришь. Но это положение, часто экстраполируемое с бывшего СССР на Россию, в ракурсе участия РФ в глобализации нуждается в уточнении.
Да, РФ щедро наделена всем комплексом экономических ресурсов (факторов произвоства) — природных, капитальных и интеллектуальных. Так, Россия — обладатель крупнейших в мире разведанных и поддающихся при нынешнем уровне технологии рентабельной добыче запасов минерального сырья, которые в действующих мировых ценах и обменных курсах оценивались на рубеже прошлого и нынешнего веков международными экспертами в 3040 трлн. долл. США (США — 88,5, КНР — 66,5, Западная Европа — 0,5 и Япония — 0,1 трлн. долл.). Но разведанным запасам природного газа (при нынешнем и прогнозируемом объеме добычи их хватит на 100 лет) страна занимает 1-е место в мире, по нефти (на 50 лет) и углю (на 400-500 лет) входит в пятерку лидеров. Она в целом хорошо обеспечена металлическими рудами и другими полезными ископаемыми, применяемыми в ключевых отраслях.
Вместе с тем, по таким важным ресурсам, как, например, уран, хром и марганец, доступные для рентабельной эксплуатации запасы не обеспечивают текущие внутренние потребности. Так, из потребляемых страной в атомной энергетике 910 тыс. т урана в год добывается лишь 3 тыс. т. До сих пор этот дефицит покрывается в основном из созданных в советское время запасов, особенно оружейного урана, который проходит конверсию на мирные нужды. Однако запасов хватит максимум до 2020 г., так что требуется существенное наращивание геологоразведки, которая оказалась в постсоветский период в глубоко кризисном состоянии.
Был нарушен один из важнейших и строго соблюдавшихся императивов советской плановой экономики — ежегодный прирост разведанных запасов важнейших видов сырья должен был превышать их годовую добычу. Напротив, вплоть до 2004 г. в РФ наблюдалась обратная картина, ибо в отношении материально-технического и финансового обеспечения геологоразведка сидела на «голодном пайке». Лишь в 2005-2007 гг., во многом благодаря четырехкратному увеличению бюджетного финансирования геологоразведки за эти три года, а также росту финансовых инъекций в данную отрасль со стороны недропользователей, указанное правило вновь стало действовать. В случае продолжения этого процесса, для чего в обозримой перспективе имеется все необходимое, можно ожидать существенного увеличения обеспеченности России природными ресурсами, для чего есть объективные естественные предпосылки. Так, в стране расположены 23% аллювиальных пород мира, которые наиболее перспективны на нефть и газ. Россия обладает наиболее протяженной линией континентального шельфа, запасы углеводородов на котором оцениваются в настоящее время в 10,8 млрд. т условного топлива. Но все это нужно довести до состояния промышленных запасов и подготовить к освоению.
Вместе с тем мировой опыт показывает, что щедро наделенные запасами полезных ископаемых страны — за редким исключением (это, прежде всего США, Канада, Австралия и Норвегия) — не относятся к числу наиболее богатых, развитых и конкурентоспособных государств, а некоторые из них (наиболее «яркий» пример — Нигерия) принадлежат к группе беднейших членов мирового сообщества. К сожалению, Россия по разным причинам, о которых речь пойдет ниже, во многом подтверждает это правило, относясь к странам со средним уровнем экономического развития.
Это решающим образом обусловлено недостаточно эффективным использованием других видов экономических ресурсов — капитальных, трудовых и особенно интеллектуальных, которые даже по строгим мировым меркам весьма значительны. Это относится, как будет показано ниже, прежде всего к крупным капитальным ресурсам в виде государственных и частных финансов.
Наряду с этим РФ обладает таким мощным элементом капитальных ресурсов, как основные фонды народного хозяйства стоимостью в 35,7 трлн. руб. Однако темпы их обновления и модернизации существенно отстают от требований современного этапа НТР и соответствующих показателей развитых стран. Так, и без того невысокий в советское время коэффициент обновления основных фондов (ввод в действие основных фондов (без скота) в процентах от общей стоимости основных фондов на конец года) упал с 3,2 в 1992 г. до своего «перигея» 1,4 в 2000 г. и в 2004-2005 гг. достиг лишь 2,0. Степень износа основных фондов (на начало года, в процентах), напротив, повысилась с 40,6 в 1992 г. до 43,6 в 2005 г. Материальный (не говоря уже о моральном) износ активной части основных фондов — машин и оборудования — в ключевых отраслях народного хозяйства РФ достигает 60-70%, что делает невозможным высокоэффективное использование такого экономического ресурса, как труд.
Трудовые ресурсы РФ в течение всего постсоветского периода вследствие превышения смертности над рождаемостью и повышением доли населения в нетрудоспособном возрасте показывали тенденцию к сокращению, которая была лишь частично смягчена значительным притоком трудовых иммигрантов, главным образом из ближнего зарубежья. Активная демографическая политика государства, противодействующая этой тенденции, стала складываться лишь в последние 23 года и пока находится на начальном этапе формирования. Все же экономически активное население РФ имеет численность в 73,8 млн. человек (75,1 млн. в 1992 г.) и в целом характеризуется, даже по строгим международным меркам, довольно высоким уровнем образования и профессиональной подготовки. Несмотря на падение этого уровня по сравнению с СССР, главным образом из-за недофинансирования и отсутствия эффективных организационно-управленческих реформ в этой сфере, постсоветская система образования в РФ все же доказала свою жизнеспособность. На 1000 человек в возрасте 15 лет и более в РФ 160 имеют высшее профессиональное (включая послевузовское) образование, 31 — неполное образование такого рода, 271 — среднее профессиональное, 127 — начальное профессиональное, 175 — общее среднее (полное), 138 — общее основное, 77 — общее начальное и лишь 10 не имеют общего начального образования. В докладе экспертов ЮНЕСКО «Положение молодежи в России», опубликованном в июне 2007г., отмечается, что образование, как и занятость, молодых россиян «находятся на достаточно высоком уровне и сопоставимы с аналогичными показателями в развитых странах мира».
Вместе с тем качественный уровень подготовки специалистов с вузовским дипломом оставляет желать лучшего во многом из-за хаотичной коммерциализации высшей школы путем количественной экспансии частных вузов, которых в СССР не было вовсе. Правда, в связи с коммерциализацией доступность высшего образования в современной России стала в три раза больше, чем в СССР: на 10 тыс. жителей его получают 250 человек, что уступает лишь соответствующему показателю США. Однако из 500 негосударственных вузов не более 30 отвечают минимальным требованиям к качеству образования. Государственные вузы в погоне за «платными» студентами нередко так же недостаточно заботятся о качестве отбора абитуриентов и уровне преподавания. Из примерно 1000 вузов, функционирующих в стране, по оценке Минобрнауки, лишь 150-200 конкурентоспособны. К когорте мировых лидеров принадлежат лишь около десятка государственных университетов с давними традициями. То обстоятельство, что 60% российских студентов сегодня вынуждены учиться на платной основе (напомним, что в СССР такого не было совсем), преграждает путь в вузы многим способным людям из малоимущих семей. Параллельно с этим налицо развал бывшей в советское время достаточно дееспособной системы профессионально-технического образования, которая пока не нашла сколько нибудь равноценной замены.
В последнем десятилетии прошлого века на «голодном пайке» оказалась и сфера НИОКР. К чести тех, кто в постсоветские годы в ней остался и пополнил ее, следует отметить, что российское научное общество проявило удивительную выживаемость в экстремальных условиях, работая во многом из «любви к искусству», каковым в данном случае является их научная сфера. Расходы на НИОКР сократились с сопоставимых с мировыми лидерами, США и Японией, 2,5% 3% ВВП в последние годы существования СССР до не более чем 1%. Хотя этот показатель в текущем десятилетии повысился примерно до 1,21,3% ВВП, этого явно недостаточно для развертывания НИОКР даже только по магистральным направлениям современного этапа НТР.
В российских изданиях «по инерции» подчас вновь и вновь высказывается суждение, что РФ якобы по-прежнему является мировым лидером по числу исследователей, каковым в 7080е гг. XX века был СССР. В действительности лее она по этому индикатору (487 ООО), по данным ОЭСР, находится на 4-м месте после США (1 300 ООО), Китая (862 ООО) и Японии (675 ООО). В РФ сосредоточено около 12% ученых мира. Такое место следует признать серьезным показателем жизнестойкости российского научного сообщества, если иметь в виду финансовые, материально-технические и другие неблагоприятные, если не сказать: уничтожающие, — условия развития НИОКР в прошлом десятилетии. Все же из-за сохраняющегося недофинансирования и отсутствия эффективных реформ в организации и управлении НИОКР, а также за неимением механизмов преобразования идей и технических решений в высокорентабельные рыночные продукты (этот порок был характерен и для СССР, но стал еще более явным в постсоветской РФ, хотя и по другим причинам), как это происходит в развитых странах, все еще весомый научно-исследовательский потенциал страны используется крайне слабо. В результате доля РФ на мировом рынке высокотехнологичной продукции составляет лишь 0,3%.
На начальном этапе постсоветской трансформации в результате рассмотренных выше и других негативных обстоятельств доля РФ в мировом валовом национальном доходе (ВНД) по НПС упала до своей низшей точки (1,7%). В дальнейшем по мере развертывания второго и третьего этапов трансформации этот показатель стал постепенно повышаться. Вместе с тем, несмотря на определенные успехи, достигнутые с начала XXI в., РФ остается страной со средним уровнем экономического развития: по нашим расчетам на базе новейших данных Всемирного банка, ВНД России по ППС на душу населения в 2006 г. составил 113,8% (=11630$:10218$) от среднемирового показателя и 26,3% от уровня США (= 11630$:44260$). По доле в мировом валовом национальном доходе (ВИД) — 2,5% — РФ делит.
Такую — довольно посредственную — позицию страны со столь впечатляющим потенциалом можно объяснить, если сделать это в самом общем виде, неудовлетворительным использованием рассмотренных выше ресурсов, особенно капитальных и интелло1стуальпых, вследствие существенных диспропорций в экономике и изъянов в ее организации. Техническое состояние и процесс обновления материальных факторов производства не соответствуют требованиям современного этапа НТР. Это очевидная констатация («стоп-кадр») нынешних реалий. Попробуем привести этот «стоп-кадр» в движение, причем в контексте ГЭ.
Чтобы ответить на вопрос и увязать ответ на него с проблематикой участия нашей страны в процессе глобализации, необходимо дать оценку социально-экономической системы РФ. Сразу после юридического упразднения СССР в декабре 1991 г. политическое руководство постсоветской России во главе с Б.Н. Ельциным взяло курс на трансформацию страну в зрелую рыночную экономику и политическую демократию западного типа.
Эту трансформацию в ее социально-экономическом контексте хронологически и по существу можно разделить на три этапа (фазы):
• Фаза глубокого (по существу революционного) качественного перелома во всей системе общественно-производственных отношений, результатом, которого стало хаотичное формирование «дикого» капитализма, по своей природе напоминающего «манчестерский» капитализм XIX века, но в качественном отношении на исторический порядок уступающего современному рыночно-государственно регулируемому, социально-ориентированному капитализму в современных развитых странах. Постсоветский капитализм справедливо получил также название олигархического, ибо ведущие позиции в экономике захватил немногочисленный слой крупнейших магнатов капитала (главным образом занятого в сырьевых отраслях, сферах банковского дела и СМИ), тесно сросшийся с верхушкой государства и оказывающий существенное, если не доминирующее, влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны.
Этот этап начался 2 января 1992 г. шоковой терапией в результате радикальной либерализации или отпуска основной массы цен на товары и услуги. Результатом такого рода «лечения», а также последующих непродуманных и во многом противоречивых реформ стал глубокий макроэкономический трансформационный кризис, по своей глубине (ВВП РФ сократился за 1992-1998 гг. примерно на 40%, что привело к резкому падению доходов и уровня жизни большей части населения, расслоению общества на обитателей «дворцов» и «хижин») и размаху напоминающий «великую депрессию» па Западе 1929-1933 гг.
В этой связи подчеркнем, что проблема деления общества на обладателей «дворцов» и «хижин» возникла не только вследствие характера внутренних преобразований, но и как прямой результат ГЭ, точнее сказать, формы участия России в глобализации, которую можно определить, как пассивное подобие попыток удержаться в «бездне волн» человека, без оглядки бросившегося туда. Если для большинства населения полученная свобода выезда за рубеж и открытость экономики дали мало реальных шансов для обогащения, то те, кто выиграл от ваучерной приватизации, с лихвой воспользовались свободным доступом во внешнеэкономическую сферу для многократного увеличения того, что им послала судьба внутри страны на старте реформ.
Данный этап завершился глубочайшим финансовым кризисом, известным как «дефолт», в августе 1998 г. поставившим страну на грань признания банкротом со стороны мирового сообщества. В этой связи следует отметить, что этот кризис был обусловлен не только провалом политики реформ, но и небывалым падением цен на энергоносители (главным образом нефть и газ), являющиеся основной статьей российского экспорта.
• Начавшаяся после этого фаза «антикризисного менеджмента», направленного на выправление катастрофической ситуации, постепенной экономической консолидации, перешедшей в оживление и подъем. В экономической политике был взят курс на преодоление и избежание грубых просчетов, характерных для предыдущего этапа, осуществление менее радикальных и более продуманных реформ в сочетании с заметной активизацией социальной политики для исправления сложившихся в обществе глубоких диспропорций и обеспечения широким слоям населения большей социальной защищенности. В этот период основные макроэкономические показатели и индикаторы социального развития РФ заметно улучшились, что, правда, было во многом обусловлено не успехами в ее реформировании, а благоприятной конъюнктурой мировых цен на энергоносители.
• Начавшаяся к концу первого срока президентских полномочий В.В. Путина фаза характеризуется дальнейшим улучшением вышеуказанных показателей и индикаторов. В случае сохранения и впредь политической стабильности в стране после передачи В.В. Путиным в мае 2008 г. президентских полномочий Д.А. Медведеву, активизации и повышения эффективности реформ, нацеленных на совершенствование сложившихся основ рыночного хозяйства, она может стать этапом ускоренного перехода к зрелой рыночной, социально-ориентированной экономике и обеспечения устойчивого роста ВВП. При благоприятных обстоятельствах к 2020 г. РФ может приблизиться к средним для стран ОЭСР к концу прогнозируемого периода индикаторам уровня экономического и социального развития.
Развитая (зрелая) рыночная экономика, которую в той или иной форме стремятся построить все постосоциалистические страны (как известно, их также принято называть странами с переходной экономикой — СПЭ), всегда представляет собой определенную совокупность («смесь») рынков (товаров, услуг, труда, капиталов и др.) и общественных, социально-экономических институтов. К последним принадлежат отношения собственности на экономические ресурсы и продукт, хозяйственное право и органы его реализации, механизмы государственного регулирования экономики (при этом государство своей политикой призвано, прежде всего, формировать и поддерживать эффективную конкурентную среду) и социальной сферы, формы трехстороннего взаимодействия союзов предпринимателей, профсоюзов и государства и др.
Сердцевиной рыночной экономики всегда выступает такой общественный институт, как частная собственность на средства производства, несущая в себе имманентный ей мотив прибыли, который выступает в такой системе как своего рода двигатель, придавая ей, — правда только в том случае, если он «работает» в живой конкурентной среде, — хозяйственную динамику и эффективность. Поэтому главным направлением трансформации СПЭ должно было стать и действительно стало фундаментальное преобразование отношений собственности}
Преобразование отношений собственности протекало по-разному в трех группах стран. При этом «революционное реформирование» собственности в бывших плановых (центрально-администрируемых) хозяйствах России и других СПЭ, входивших ранее в СССР и СЭВ, шло по пути более или менее быстрой приватизации государственной собственности во вторичном и третичном макросекторах и деколлективизация кооперативной собственности в сельском хозяйстве.
Иная ситуация сложилась в СПЭ (Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина, Македония, Сербия и Черногория), образовавшихся в последнем десятилетии XX века в результате распада Социалистической федеративной республики Югославии (СФРЮ), в которой еще в ходе внедрения «экономической системы титоизма» (реформы 1958-1965 гг., проведенные под руководством президента СФРЮ Й. Броз Тито) плановое хозяйство неосталинистского типа, покоящееся на государственной собственности на основные средства производства, было демонтировано. На смену ему пришла специфическая разновидность рыночного хозяйства, опирающаяся на де-факто групповую (коллективную) форму собственности на крупные средства производства. Таким образом, в постюгославских СПЭ речь шла о переходе не от планового хозяйства к рыночному, а от одной (низшей) к другой (более совершенной) форме последнего. Преобразования отношений собственности здесь не могли означать разгосударствления посредством приватизации, ибо крупные предприятия юридически государству не принадлежали. Что же касается трудовых коллективов, то они не спешили расстаться с фабриками и заводами, которыми управлял «их» менеджмент. Формирование частного сектора здесь шло и идет плавно, путем создания новых частных предприятий, особенно с участием иностранного капитала.
В третьей группе СПЭ (КНР, а затем и Вьетнам, по существу копирующем китайский опыт реформ), где осуществляется длительный переход к рыночному хозяйству через «социалистическую смешанную экономику» при сохранении политической диктатуры компартий, большой приватизации (крупных средств производства) также не проводилось. Формирование и развитие частного сектора здесь осуществляется путем деколлективизация в аграрном секторе (земля, как правило, передавалась мелким семейным хозяйствам) и строительства новых частных предприятий во вторичном и третичном секторах, многие из которых принадлежат этническим китайцам и вьетнамцам из-за рубежа.
В РФ уже к середине прошлого десятилетия во вторичном и третичном секторах народного хозяйства была в основном завершена малая и развернулась большая приватизация, так что уже в 1996 г. доля негосударственного сектора в производстве ВВП достигла 60-65% . Этому способствовало то обстоятельство, что приватизация в РФ — в отличие от бывших стран СЭВ — не была обременена таким осложняющим фактором, как реституция (передача собственности бывшим владельцам), ибо за давностью Октябрьской революции 1917 г. прежних собственников и их прямых потомков почти не осталось в живых, так что не сложилось, сколько нибудь заметной политической силы, лоббирующей реституцию. Вместе с тем замедляющим приватизацию фактором стало довольно ограниченное по сравнению с экс-государствами СЭВ участие в ней иностранного капитала.
Малая приватизация в наибольшей мере способствовала экспансии торговли, бытового обслуживания населения и некоторых других отраслей сферы услуг, которые в СССР, но различным причинам были развиты слабо и сразу же стали «узким местом» в формирующейся рыночной экономике РФ. Вместе с тем за все пострсоветские годы число мелких частных предприятий колебалось вокруг отметки в 1 млн. (979,3 тыс. в 2005 г.). Если иметь в виду, что в гораздо менее масштабной экономике Польши таковых насчитывается более 2 млн., становится ясным, что сектор малого бизнеса, в развитых странах преобладающий в производстве ВВП и обеспечении занятости населения, в России не получил должного развития.
Большая приватизация в РФ, к сожалению, не сопровождалась созданием класса эффективных собственников, характеризовалась яркой выраженной социальной несправедливостью и криминализацией, приведшей к формированию в стране во второй половине 1990-х гг. дикого «олигархического капитализма». При этом первоначальный российский закон о приватизации предусматривал распределение среди населения именных и не подлежащих свободной купле-продаже приватизационных чеков, во многом аналогичных приватизационным (купонным) книжкам в Чехии, где были в наибольшей степени учтены соображения социальной справедливости. Это обеспечило в данной стране рассеивание формируемого акционерного капитала среди широких слоев населения и сравнительно бесконфликтный переход крупных и средних производственных фондов в частные руки. На этой основе сформировался сильный средний класс — социальная опора нормальной рыночной экономики.
Однако первоначальный российский закон был отменен. Вместо него был принят нормативный акт, предусматривавший выпуск анонимных приватизационных ваучеров со смехотворно малым номиналом в 10 тыс. обесцененных инфляцией рублей каждый, допущенных к неконтролируемой купле-продаже. В результате эти ваучеры были в основном перекуплены у обездоленных либерализацией цен широких масс населения олигархическими слоями «новых русских» или — через подставных лиц — нерезидентами. Приватизационная вахканалия (ее ваучерный этап закончился 1 июля) довершилась залоговыми аукционами, в ходе которых государство — для смягчения созданного им же гигантского дефицита госбюджета — получило от частного бизнеса кредиты под залог предприятий, которые затем были «выкуплены» кредиторами по ценам намного ниже их реальной рыночной стоимости. В результате таких залоговых аукционов многие лучшие российские предприятия реальной рыночной стоимостью не менее 200 млрд. долл. оказались в руках кучки магнатов капитала за смехотворные 7 млрд. долл. При этом владельцами стали заранее определенные администрацией тогдашнего президента Б.Н. Ельцина лица, обеспечившие последнему победу на президентских выборах 1996 г.
После этого большая приватизация оставшихся в собственности государства крупных производственных фондов приобрела плавный характер. Правительство ежегодно принимает годичную программу приватизации, определяющую перечень выставляемых на продажу на обычных аукционах предприятий, их стартовую цену на предстоящих аукционных торгах и ожидаемый доход госбюджета от предстоящих аукционных торгов. В результате к настоящему времени на негосударственных предприятиях производится около 80% ВВП страны. Это лишь на 510 процентных пунктов ниже соответствующего показателя развитых стран и бывших государств СЭВ, в 2004 и 2007 гг. вступивших в ЕС, по вполне отвечает стандартам рыночной экономики. С учетом необходимости сохранения за государством контроля за целым рядом ключевых предприятий, обеспечивающих геостратегические и военно-политические интересы нации, оставшийся потенциал для дальнейшей приватизации представляется достаточно ограниченным.
В конечном итоге, хотя политическое руководство РФ во главе с В. В. Путиным в нынешнем десятилетии стремилось избегать «приватизации за бесценок», за 1992-2006 гг. в госбюджет от продажи приватизированных предприятий поступило лишь чуть более 600 млрд. руб., т.е. около 24 млрд. долл. (по нынешнему обменному курсу и масштабу цен). Пожалуй, едва ли не единственным позитивным итогом приватизации стало то, что она уже к середине прошлого десятилетия сделал невозможным возврат к «реальному социализму» и детерминировала необратимость трансформации в направлении рыночной экономики.
В российском сельском хозяйстве преобразование отношений собственности происходило и продолжается совершенно иными путями по сравнению с промышленностью и сферой услуг. Выжившие бывшие советские колхозы пошли по пути преобразования в различного рода ассоциации в форме товариществ и обществ с ограниченной ответственностью. Каждому их члену, бывшему колхознику, формально выделены земельный надел и доля в производственном имуществе. Однако фактически земля и производственное имущество стали по-прежнему использоваться коллективно, ибо хозяйствование в одиночку в новых рыночных условиях не оставляло серьезных шансов на выживание. В отличие от подчиненных плановому диктату государства советских колхозов новые коллективные предприятия, как и новые частные агрофирмы (в официальной статистике те и другие фигурируют как «сельскохозяйственные организации»), являются самостоятельными товаропроизводителями, работающими на свободный рынок.
Частные крестьянские (фермерские) хозяйства по многим причинам не стали, как в странах Запада, социальной опорой рыночной экономики на селе. Их численность за весь постсоветский период не превысила 280,1 тыс. (1995 г.) и составила в 2005 г. лишь 257,4 тыс. при том, что вне городов в РФ проживает около 22 млн. человек. На долю таких хозяйств в 2005 г. пришлось (по стоимости) лишь 6% сельскохозяйственной продукции. Объективно сельское хозяйство РФ в обозримой перспективе должно развиваться как смешанное с точки зрения многообразия форм собственности на землю и производственное имущество. Его принудительная фермеризация стала бы не менее контрпродуктивной, чем сталинская коллективизация.
Самой сути зрелой рыночной экономики как хозяйственной системы, опирающейся на конкурентное начало, отвечает ее открытость внешнему миру. Одной из характерных черт российских реформ стало фактическое превращение РФ в открытую экономику уже до формирования основ рыночного хозяйства. Уже осенью 1991 г. указами президента РФ все предприятия резиденты РФ были «выпущены» на внешние рынки без лицензии или даже простой регистрации как участников ВЭД, курс рубля был отпущен в «свободное плавание». В результате скачкообразно и бессистемно проведенной либерализации и механизма ВЭД, значительно опередившей по темпам внутриэкономические и социальные реформы, РФ уже в первые постсоветские годы на деле стала страной с открытой экономикой, развитие которой сильнейшим образом зависит от сдвигов в мировом хозяйстве и его конъюнктуры. Не менее 35-40% российского ВВП формируется и используется в связи с ВЭД хозяйствующих субъектов и государства. По нашим расчетам на базе данных Всемирного банка, экспортная квота (отношение экспорта к ВВП) РФ в 2006 г. составила 30,9%, а импортная квота (отношение импорта к ВВП) — 16,6% .
В результате поспешной и неподготовленной либерализации внешнеэкономических связей уже в1991-1992гг. РФ как открытая экономика с самого начала оказалась под сильнейшим влиянием мировой конъюнктуры, не поддающихся регулированию с ее стороны мирохозяйственных факторов, особенно мировых цен на энергоносители — основной товар российского экспорта, обвальное падение которых решающим образом обусловило жесточайший финансовый кризис 1998-1999 гг. Избранная форма перехода от во многом замкнутой к открытой экономике привела к тому, что Россия сразу же превратилась в объект ГЭ, плывущий по «воле волн». Шансами, которые предоставила сформированная под эгидой «внешнеэкономического либерализма» среда неуправляемой, криминогенной открытой экономики, в полной мере воспользовались новые «сильные мира сего», и без того сделавшие в ходе приватизации огромные состояния «из воздуха». В результате этих преобразований в экономике и сфере ВЭД сложилось глубочайшее расслоение общества на обладателей «дворцов» и «хижин». Сделав огромные состояния на приватизации и других внутренних реформах, верхушка «новых» русских весьма обогатилась и на возможности в «либеральном» режиме вывозить за рубеж ресурсы, прежде всего топливно-сырьевые, и капиталы, вкладывая доходы от таких операций в недвижимость и банки за рубежом, в оффшорные финансовые центры. В результате всех этих хорошо известных процессов по степени социальной дифференциации беднейших и богатейших слоев общества РФ намного «превзошла» не только развитые, но и многие развивающиеся страны. За последние пять лет, по данным авторитетного в деловом мире журнала Finance, число долларовых миллиардеров в РФ выросло в 4 раза, достигнув в 2008 г. 101 (2007 г. — 61). По этому показателю РФ прочно стала «вице-чемпионом» мира после США. Разрыв в доходах между 5% богатейших и 5% беднейших россиян составляет 20:1, тогда в принципе аналогичные в относительном выражении данные приводит не менее авторитетный журнал согласно его рейтингу за 2008 г., из 1125 долларовых миллиардеров в мире 469 приходятся на США, 87 — РФ, 59 — Германию, 53 — Индию, 42 —КНР как в странах Запада 10:1 — 12:1. На средний класс в РФ приходится, по разным оценкам, 1020% населения (на Западе — 5060%), тогда как численно преобладают малообеспеченные (более 40%) и бедные (около 20%) граждане.
Как было показано выше, влияние ГЭ на социальную дифференциацию в мире достаточно противоречиво, что порождает различные, подчас диаметрально противоположные точки зрения ученых и вызывает научную полемику. Применительно же России такая полемика излишня. Проблема «дворцов» и «хижин» в нашей стране — прямой результат действия не только эндогенных факторов, но и непосредственный продукт глобализации. Это наложило глубокий отпечаток на идеологию и характер поведения многих представителей правяoих элит, ставших носителями «оффшорной психологии», суть которой довольно метко сформулировал глава Комитета Госдумы РФ по экономической политике и предпринимательству Е. Федоров: «Огромная проблема — отсутствует уровень национальной элиты, то есть национальная элита не ориентирована на Россию, фактически рассматривает Россию как место для работы вахтовым методом, чтобы заработать и уехать».
Правда, данное положение, в полной мере адекватное российской действительности прошлого и начала нынешнего десятилетия, сегодня нельзя абсолютизировать как некое аналитическое обобщение. Во всяком случае, тех, кто стоит сегодня на самой вершине пирамиды власти и в этом смысле возглавляет «национальную элиту», вряд ли обвинишь в «оффшорной психологии» и стремлении перебраться за рубеж после отбытия повинности «вахтовым методом». Напротив, они дали много формальных поводов зарубежным СМИ и политикам для обвинения их в национализме. В действительности их «пророссийский» курс, который явно не относился к сильным и любимым в народе сторонам политики их непосредственных исторических предшественников, следует квалифицировать как проявление национальной идентичности, которую было невозможно искоренить даже обстановкой «лихолетья» 1990-х гг.
В такой обстановке временно нарушается, но не отменяется действие общей закономерности, суть которой удачно сформулировал С. Кортунов: «Главное в национальной идентичности — культурное измерение, цивилизационные коды, т.е. ценности. Причем ценности навязать сверху невозможно. Потому что они суть продукт национального культурного развития. Ценности живут в душах людей, которые добровольно себя с ними идентифицируют, что и определяет, в конечном счете, национальную идентичность». Поэтому привить всей национальной элите «оффшорную» идеологию и психологию, а тем более поголовно превратить ее в некую «пятую колонну», лоббирующую чужие интересы, невозможно даже в условиях безвременья (близкое к этому состояние может подчас складываться разве что в обстановке иностранной оккупации).
Вместе с тем, при всей излишней категоричности цитированного выше умозаключения Е. Федорова оно возникло не на пустом месте. То обстоятельство, что качества носителей «оффшорной психологии» и космополитизма в широком смысле присущи многим конкретным представителям доминирующих в современной российском обществе социальных групп (и это результат втягивания России в глобализацию в той форме, какая стихийно сложилась — или была навязана ей — в прошлом десятилетии) и не могут не сопровождаться их настойчивыми попытками оказывать «свое выгодное», соответствующее их мировоззрению влияние на участие России в глобализации, вряд ли может подвергаться сомнению. Читатель — по понятным причинам — да простит автору отсутствие указаний на конкретные персоны, по примет во внимание проблему «оффшорной психологии», оценивая возможности и перспективы превращения России в активный субъект глобализации.
Лишь в текущем десятилетии стала формироваться материальная, финансовая и организационно-правовая база для противодействия этим дестабилизирующим влияниям извне, что позволяет ставить задачу превращения РФ в активный субъект ГЭ, оказывающий на нее активное обратное воздействие в соответствии со своими национальными интересами, но, безусловно, не в противовес интересам партнеров по глобализирующемуся мировому сообществу. В этой связи попутно отметим, мировая динамика цен на товары топливно-сырьевой группы в нынешнем десятилетии пока явно благоволит России. Так, вследствие соответствующего этой динамике улучшения условий торговли только за 2001-2005 гг. наша страна получила чистый выигрыш в 89,2 млрд. долл., « что, правда, лишь частично компенсировало потери от кризиса 1998 г. При этом следует подчеркнуть, что при успешном продолжении внутриэкономических преобразований и их гармонизации с совершенствованием механизма ВЭД открытость российской экономики значительно расширит потенциал экономического, социального и научно-технического прогресса нашей страны, будет играть в нем все более весомую роль.
В целом на рубеже двух веков в РФ сложились основы рыночной экономики. Помимо перехода доминирующей роли в хозяйственной жизни общества к частной собственности это выразилось, прежде всего, в формировании в целом аналогичных западным хозяйствам рынков (товаров в форме материального продукта и услуг, капиталов, труда и т.д.) и механизмов государственного регулирования экономики (административно-правового, налогово-бюджетного, кредитно-денежного и др.). Признание народного хозяйства России рыночной экономикой со стороны ЕС, США и других стран — лишь констатация этого очевидного факта.
В этом смысле попытки приклеить народному хозяйству России ярлык «сегодняшней брежневской экономики», как это делает (да еще на страницах правительственной газеты, некоторые сотрудники которой, видимо, тоже не слишком адекватно представляют себе даже недавнюю экономическую историю нашей страны) Н. Злобин, директор российских и азиатских программ Института мировой безопасности (Вашингтон, США), можно в лучшем случае квалифицировать как досадное недоразумение. Любой специалист, имеющей более или менее адекватное представление о современной и «брежневской» (т.е. 1964-1982 гг.) экономике РФ, знает, что последняя была основана на почти полном огосударствлении собственности на средства производства (если не считать худосочный колхозный довесок к ней и производительной собственности предприятий потребкооперации), централизованном плановом распределении основных экономических ресурсов и прикреплении производителей к поставщикам, плановом ценообразовании и т.д., чего нет в современной России, где по сравнению с этим всё почти «с точностью до наоборот». Если бы сегодняшняя российская экономика была действительно брежневской, то автору и читателю в контексте ее включения в глобализацию было бы не о чем дальше говорить, поскольку для этого нужно было бы для начала превратить ее из плановой и рыночную.
Напротив, как рыночная экономика, пусть даже не высокого, а среднего уровня развития (ее можно в этом смысле назвать и переходной), народное хозяйство России в принципе «вписывается» в глобализацию и может при соответствующей адаптации к ней стать активным субъектом ГЭ. Однако в такой роли может прочно утвердиться только зрелая, социально-ориентированная экономика, гармонично сочетающаяся с совершенной политической демократией. Только такая система может быть инновационным «обществом знаний», реализующим современный этап НТР, без чего невозможна успешная «интеграция в глобализацию». До этого состояния России еще предстоит пройти длительный и тернистый путь дальнейших реформ в течение всего прогнозируемого периода. Причем реформированию подлежат не только внутренние социально-экономические структуры, но и механизмы участия РФ в системе МЭО, где ее позиции более скромны, чем в мировом производстве ВНД (ВВП).
В целом экономической мощи сегодняшней РФ явно недостаточно для активного обратного воздействия на внешнюю мирохозяйственную среду, находящуюся в состоянии глобализации и ее дальнейшего развертывания, для придания тем или иным сторонам ГЭ российской «окраски». Реальная возможность для этого сегодня существует лишь в немногих секторах мировой экономики, прежде всего в энергетике и авиакосмической сфере, причем она частично реализуется, хотя и не лучшим образом. Статус великой державы Россия удерживает главным образом вследствие известных военно-политических (обладатель мощного ядерного потенциала, сопоставимого с аналогичным потенциалом США) и геостратегических реалий, что из-за недостатка экономической мощи требует все больших усилий. Этот общий вывод в то же время предполагает дифференцированную оценку места РФ в отдельных областях МЭО.
Россия в системе международных экономических отношений: адаптация к глобализации
Участие в международной миграции капитала. Российские ТНК
В последнем десятилетии XX века, в условиях трансформационного кризиса, когда инвестиционный климат в РФ был во многих отношениях довольно проблематичным или даже однозначно плохим (например, в контексте политической и экономической нестабильности), приток иностранных инвестиций был для страны с таким потенциалом весьма ограниченным. Так, среднегодовой приток совокупных инвестиций валютных нерезидентов в 1991-1998 г. составил лишь 4,21 млрд. долл., в том числе прямых — 1,65, портфельных — 0,08 и прочих — 2,49 млрд. долл., что существенно уступало показателям далее небольших постсоциалистических стран ЦВЕ. Потрясшие народное хозяйство РФ в 1998 г. финансовый кризис и связанный с ним дефолт еще более ухудшили ситуацию в области импорта капитала.
Однако с переходом в 1999-2000 г. к оживлению экономики ситуация и в сфере импорта капитала стала выправляться. Даже если иметь в виду значительное обесценивание доллара в период с 1995 г., можно констатировать многократное увеличение за это время объема иностранных капиталовложений в реальном выражении. Причем прорывным стал 2007 г., когда совокупный приток иностранных инвестиций возрос в 2,2 раза по сравнению с предыдущим годом, ПИИ — в 2,1, портфельных — в 1,3 и прочих вложений — в 2,3 раза. Еще в 2006 г. РФ по валовому притоку иностранных инвестиций за год сравнялась с КНР (без Гонконга). Правда, но объему накопленных ПИИ РФ продолжает многократно уступать КНР, но среди других развивающихся стран и СПЭ прочно заняла передовые позиции.
Особый интерес представляет ситуация с прямыми иностранными инвестициями (ПИИ) в РФ, ибо ПИИ выступает как определяющая форма международной миграции капитала, оказывающая через инвестиционные операции ТНК, как было показано в разделе 2, существенное влияние и на другие сферы МЭО, особенно на торговлю и трансграничное движение рабочей силы. По показателю накопленных импортированных ПИИ РФ находится на 17м месте в мире, т.е. в конце второй десятки, намного отставая от США, Великобритании и других традиционных лидеров в данной области." Однако, ситуация в последние годы изменяется к лучшему. Правда, объем накопленных ПИИ в РФ пока достигает менее ½, 1/7 соответствующих показателей Китая и Гонконга, но 106,6 млрд. долл. к концу марта 2008 г. следует признать — с учетом низкого качества инвестиционного климата в прошлом десятилетии — неплохим результатом, хотя и недостаточным для активного использования процессов глобализации в сфере ПИИ в национальных интересах РФ.
Не отрицая в целом позитивный вклад предприятий с участием иностранного капитала (ПИК) в экономическое развитие РФ, отметим, что он оставляет желать много лучшего. Так, на ПИК занято лишь 3,8% самодеятельного населения страны, на них приходится примерно 5% производимого ВВП и около 10% валовых инвестиций, что существенно уступает показателям КНР и стран ЦВЕ, не говоря уже о ряде развитых стран, прежде всего Великобритании, где ПИИ играют особенно важную роль в экономике.
Отраслевая структура ПИИ, также далеко не оптимальна с точки зрения интересов России и ее эффективного участия в ГЭ. Только 32% накопленных ПИИ помещены в отраслях обрабатывающей промышленности. Лишь часть из них функционируют в секторах, изготавливающих машино-техническую и другую продукцию высоких стадий обработки, особенно высокотехнологичную, что явно недостаточно с точки зрения объективных потребностей народного хозяйства России. При этом подчеркнем, что именно в эти отрасли инвестируют первоклассные ТНК, через которые может и должна происходить эффективная адаптация нашей страны к ГЭ. В то же время в операциях с недвижимостью (9,3% накопленных ПИИ), торговле и ремонте автомобилей и бытовой техники (22,8) и других отраслях сферы услуг, как правило, представлены (если не считать ряда торговых компаний типа Metro или Ikea, а также некоторых авторитетных ТНБ) далеко не лидеры мировой экономики, в том числе мелкие и средние фирмы с сомнительной репутацией. Отмеченные выше позитивные сдвиги в динамике иностранных капиталовложений свидетельствуют о значительном улучшении инвестиционного климата в РФ по сравнению с его состоянием на рубеже предыдущего и нынешнего веков, что можно частично поставить в заслугу государству, принявшему ряд мер, прежде всего, в области совершенствования правовых условий для ПИИ. Так, можно утверждать, что с формально-юридической точки зрения, существующие российские нормативно-правовыми акты по вопросам экспорта и импорта капитала уже вполне соответствуют стандартам ОЭСР, а в некоторых отношениях даже превосходят их. В соответствии с действующим законом об иностранных инвестициях нерезиденты, осуществившие в РФ прямые, портфельные и прочие инвестиции, пользуются национальным режимом, то есть ведут свою хозяйственную деятельность в таких же правовых, налоговых и прочих условиях, как и резиденты.
Федеральный закон «О валютном регулировании и валютном контроле» № 173ФЗ также довольно последовательно построен на основе либерального принципа «разрешено все, что не запрещено». В ст. 6 данного закона говорится: «Валютные операции между резидентами и нерезидентами (а таковые всегда сопровождают трансграничную миграцию капитала и выступают как ее выражение в монетарной форме — В.П..) осуществляется без ограничений, за исключением валютных операций, предусмотренных статьями 7, 8, и 11 настоящего Федерального закона, в отношении которых ограничения устанавливаются в целях предотвращения существенного сокращения золотовалютных резервов, резких колебаний курса валюты Российской Федерации, а также поддержания устойчивости платежного баланса Российской Федерации. Указанные ограничения носят недискриминационный характер и отменяются органами валютного регулирования по мере устранения обстоятельств, вызвавших их установление». Ограничения, предусмотренные статьями 7, 8 и 11, в основном связаны с торговыми операциями, а не с трансграничным движением капитала.
Правда, в отношении ряда капитальных трансфертов (международное кредитование, небанковские операции кредитных организаций, трансграничные операции с ценными бумагами, приобретение резидентами у нерезидентов долей в уставных капиталах некорпоративных предприятий, отсрочки платежа при экспорте товаров и авансовые выплаты по импортным контрактам) законом все же предусмотрена возможность ограничений в виде резервирования средств или обязательного осуществления операций через специальные счета. Установлено, что такие ограничения могут вводиться Правительством или Банком России в целях, указанных в ст. 6. Однако подобная постановка вопроса отнюдь не противоречит ни букве, ни тем более духу документов ОЭСР.
Таким образом, присоединение к ОЭСР не потребовало бы от России какой-то ломки сложившегося в ней механизма государственного регулирования импорта и экспорта капитала. Более того, оно скорее расширило бы пространство для маневра в этой сфере, способствуя использованию более широкого спектра правовых и экономических инструментов, как для стимулирования трансграничных капитальных потоков, так и защиты национальных экономических интересов. Мы сможем, в частности, не менее активно применять инструмент оговорок, чем США и другие крупные страны ОЭСР. Присоединение к ОЭСР способствовало бы также повышению инвестиционного рейтинга нашей страны.
Вместе с тем, РФ необходимо предпринять дополнительные усилия в направлении привлечения ПИИ, что способствовало бы более успешной «интеграции в глобализацию».
С начала нынешнего века российский бизнес значительно активизировал свою экспансию в области ПИИ. В 2005 г., по данным ЮНКТАД, РФ заняла 3е место среди развивающихся стран и СПЭ по объему накопленных собственных ПИИ за рубежом (120 млрд. долл.) — после Гонконга и Британских Виргинских островов, которые можно лишь весьма условно отнести к данной категории стран. При этом РФ существенно опередила во многом сопоставимую с ней по макроэкономическим и социальным параметрам Бразилию (72 млрд.) долл. Хотя в этой сфере РФ не входит в первую десятку мира, она фактически стала лидером среди развивающихся стран по показателю накопленных прямых капиталовложений за рубежом (более 140 млрд. долл.). Дальнейшее наращивание российских ПИИ (разумеется, речь идет о легальных капиталовложениях) способствует укреплению позиций РФ в системе МЭО в целом. Поскольку они не сопровождаются переносом рабочих мест за рубеж, как это нередко имеет место в развитых странах, их влияние на экономический рост России можно оценить со знаком «плюс».
По данным МИД РФ, за последние пять лет сумма приобретенных российским капиталом активов за рубежом из года в год быстро растет. Так, она увеличилась с 10,7 млрд. долл. до более чем 20 млрд. долл; « за январь-май эта сумма уже достигла 11,4 млрд. долл., так что результат обещает оказаться гораздо выше отметки предыдущего года. Это расширяет возможности России оказывать обратное воздействие на глобализацию в сфере ПИИ и в целом полезно ее бизнесу, но, к сожалению, до сих пор не способствует решению стратегической задачи перехода на инновационный путь развития, о чем свидетельствует отраслевая структура этих российских капиталовложений: по данным МИД РФ, 1/3из них приходится на добычу полезных ископаемых, 27% — на металлургию, далее следуют другие традиционные лидеры отечественной экономики — химическая, нефтегазовая и пищевая отрасли, электроэнергетика и лишь затем машиностроение. В то же время Китай осуществляет подобные вложения приоритетным образом в банковский сектор и в высокотехнологичные отрасли экономики зарубежных стран.
Накопленный за рубежом российскими ТНК капитал в форме ПИИ, а также снятие Банком России ограничений для российских резидентов на внешнеэкономические операции с капиталом (это представляет собой важную и, безусловно, необходимую веху на пути к реальному обеспечению полной конвертируемости рубля) могут стать трамплином для дальнейшей экспансии и укрепления позиций ТНК, базирующихся в РФ, в мировом хозяйстве. При этом необходимо добиться того, чтобы эти ПИИ осуществлялись на легальной основе и обеспечивали реальное присутствие российских ТНК в ключевых отраслях экономики зарубежных стран, которое вновь и вновь завоевывают и подтверждают для себя иностранные ТНК высшего эшелона.
Россия в мировой торговле
Наиболее весомы по сравнению с другими областями МЭО позиции России в сфере международной торговли товарами в форме материального продукта, особенно в экспорте энергоносителей: по всем видам данной продукции ее доля составляет примерно 7%. Если, но товарному экспорту в целом РФ занимает 13-е место в мире, то как экспортер природного газа она — бесспорный лидер, значительно опережая «вице-чемпиона» Канаду, а по экспорту нефти прочно занимает 2-е место после Саудовской Аравии (по добыче РФ даже несколько превзошла последнюю).
Жизненно важное и растущее значение энергоносителей для всего мирового сообщества, обострение глобальной проблемы энергетической безопасности способствуют укреплению роли РФ как одного из видных субъектов мирового хозяйства. Кроме того, положение нашей страны в указанной сфере представляется сравнительно прочным из-за высоких темпов роста экспорта товаров и заметного превышения последним импорта, наблюдаемым из года в год. Так, активное сальдо по торговле товарами составило (по данным Росстата) 152,8 млрд. долл. (при экспорте в 352,5 и импорте в 199,7 млрд. долл.).
Вместе с тем, российский экспорт, если его оценивать с точки зрения страны, которая хочет построить развитую рыночную экономику и стать субъектом глобализации, характеризуется явными структурными изъянами: примерно на 9/10 он состоит из сырья (преимущественно углеводородного — нефть и природный газ) или готовой продукции низких стадий переработки (нефтепродукты, продукция черной и цветной металлургии, минеральные удобрения, лесоматериалы). Доля готовой продукции в совокупном экспорте товаров достигает лишь 21%, в том числе машин и оборудования — 5,3% , причем последние в крайне ограниченном объеме поставляются в страны ОЭСР. Удельный вес высокотехнологичных изделий в экспорте готовой продукции составляет 8%, а в совокупном экспорте — порядка 2% . Решение десятилетиями ставившейся, — как в советское, так и в постсоветское время, — политическим руководством страны задачи диверсификации экспорта в сторону резкого повышения удельного веса в нем готовой продукции высоких стадий обработки, особенно высокотехнологичной, до сих пор не сдвинулось с «мертвой точки».
Диверсификации российского экспорта в сторону повышения доли готовой продукции, особенно машино-технической и высоко-технологичной, могло бы способствовать вступление РФ во Всемирную торговую организацию (ВТО). Россия добивается этого с 1993 г., когда ВТО (функционирует с начала 1995 г.) еще находилась в стадии формирования на базе действовавшего с 1948 г. Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), которое стало своего рода «несущей опорой» ВТО. Вступление в ВТО облегчило бы доступ российской готовой продукции, в том числе машино-технической и высокотехнологичной, на рынки стран-партнеров, позволило бы РФ как члену этой организации непосредственно воздействовать ход дальнейших переговоров в ее рамках по либерализации мировой торговли, повлекло бы за собой и некоторые другие позитивные последствия для нашей страны.
Вместе с тем при нынешней структуре ее экспорта РФ не нуждается в скорейшем вступлении в ВТО: в отношении углеводородов (нефти и газа) как его основной статьи во всем мире и без того практикуется самый либеральный (без пошлин и количественных ограничений и т.д.) импортный режим. Россия получит лишь шанс, но отнюдь не гарантию для решения стратегической задачи по диверсификации отечественного экспорта, которая, требуя существенной структурной перестройки в сфере материального производства, может быть решена только в среднесрочной и долгосрочной перспективе.
В то же время РФ при вступлении в ВТО сразу же возьмет на себя обязательства по либерализации в течение переходного периода (27 лет по конкретным товарным позициям) своего импорта, что неизбежно создаст более или менее весомые проблемы в развитии многих отраслей — и прежде всего как раз производителей готовой продукции. В связи с гипотетическим присоединением к ВТО в наиболее проблематичном положении оказались бы легкая и пищевая промышленность, машиностроение (особенно транспортное), фармацевтика, а также — и это в особой мере — сельское хозяйство.
К тому же следует иметь в виду и фискальную сторону дела: потери госбюджета от уменьшения таможенных пошлин в связи с вступлением ВТО, а в 2007 г. таможня обеспечила около 40% бюджетных поступлений (в 2008 г. ожидается до 50%), тогда как в развитых странах этот показатель обычно находится на уровне 12%. Такие потери потребуют сложной и длительной адаптации и диверсификации источников формирования доходной части госбюджета.
Вступление в ВТО принесет скорую выгоду только производителям и экспортерам готовой продукции низких стадий обработки, прежде всего крупнотоннажной химии (минеральные удобрения, средства защиты растений и др.), черной (к середине 2008 г. на ее продукцию действовало свыше 30 ограничительных мер в 11 странах) и цветной металлургии, поэтому вполне закономерно, что именно лидеры этих отраслей, прежде всего глава «Северстали» А. Мордашов, выступают наиболее активными поборниками и глашатаями скорейшего присоединения к ней.
Действительно, торговые рестрикции, с которыми сталкиваются российские экспортеры, более всего касаются именно указанных видов продукции. При этом речь идет в первую очередь не о таможенных пошлинах, а о нетарифных барьерах — квотах и особенно об антидемпинговых и компенсационных расследованиях. По данным Минэкономразвития России, применительно к российским товарам в мире применяются более 100 подобных рестрикций, причем наиболее интенсивно со стороны стран ЕС, Австралии, ЮАР и Турции. От этого соответствующие хозяйствующие субъекты РФ ежегодно теряют 12 млрд. долл. Если же РФ была бы членом ВТО, то эти субъекты получили бы значительные дополнительные возможности для защиты своих интересов через орган по разрешению споров ВТО.
Таким образом, по поводу вступления в ВТО по части компетенций ГАТТ Россия стоит перед задачей подсчитать баланс возможных в долгосрочном аспекте приобретений и шансов, с одной стороны, и немедленных реальных осложнений и потерь, которые можно будет компенсировать только успешными адаптационными мерами бизнеса и государства, с другой стороны.
Для обеспечения достойного будущего страны, в том числе для ее превращения из объекта в субъект глобализации как равноправного участника будущих торговых переговоров, но линии ВТО, вступление РФ в эту организацию необходимо, но это не должно произойти поспешно и «любой ценой». Многие (особенно политически мотивированные) требования, выдвигавшиеся и выдвигаемые некоторыми партнерами на переговорах РФ о вступлении в ВТО, не могут быть приняты как «входная плата». Если эти переговоры в обозримом будущем не принесут удовлетворительных результатов, это не станет для России трагедией, а тем более «концом света». В краткосрочном плане это может оказаться даже полезным, если Россия сможет использовать очередную отсрочку для лучшей адаптации к условиям членства в ВТО.
Такую отсрочку дает и провал Дохийского раунда, неучастие в котором в качестве равноправного переговорщика уже нанесло бы ущерб России, если бы на нем до вступления РФ в ВТО были бы приняты проблематичные для России, но в дальнейшем обязательные к исполнению ею решения. Видимо, отсрочку для уточнения своей позиции и утверждению ее на переговорах с ВТО и адаптации экономики к ожидаемым условиям вступления в нее РФ имеет, как минимум, до следующей конференции ВТО на министерском уровне, которая намечена на конец 2009 г. (предыдущий форум такого рода, который планировался на конец 2007 г., пришлось отменить из-за тупика, в который зашел Дохийский раунд).
Принимая во внимание отмеченные выше обстоятельства и учитывая, что РФ вступает в ВТО в последней группе реальных и потенциальных кандидатов (после присоединения Украины в мае 2008 г. ВТО насчитывает 152 члена, так что наша страна по очередности вступления в лучшем случае может рассчитывать на место лишь в 16-м десятке) и уже по этой причине вынуждена сталкиваться с весьма жесткими требованиями партнеров по переговорам, она не имеет никаких оснований стремиться туда любой ценой, соглашаясь на чрезмерные уступки ради ускорения этого процесса. Это касается и вопросов, регулируемых другими базовыми соглашениями ВТО — ГАТС, ТРИПС и ТРИМС.
Положение РФ в торговле услугами, регулируемой ГАТС, значительно хуже, чем в торговле товарами в форме материального продукта. Место России в списке мировых экспортеров услуг, как видно из сопоставления данных, значительно ниже, чем по товарам. Кроме того, в противоположность ситуации в сфере торговли товарами Россия по услугам из года в год показывает крупные дефициты (14,9 млрд. долл. в 2006 г.)
Из трех видов коммерческих услуг, выделяемых в статистике ВТО, РФ имеет активный баланс только по транспортным услугам (это «заслуга» не столько ее экономики, сколько географического положения), которому противостоят чувствительные дефициты по туристическим и почти по всем видам прочих коммерческих услуг. Это результат в целом неудовлетворительного состояния третичного сектора российской экономики, хотя он в постсоветский период и развивался значительно быстрее двух других макросекторов народного хозяйства страны.
Вступление в ВТО (ГАТС) принесет третичному сектору РФ, особенно финансовой сфере (попутно отметим, что ее доля в российском экспорте услуг едва достигает 2,5%), на много лет вперед тяжелые адаптационные трудности. Тогда как банковская сфера после преодоления кризиса 1998-1999 гг., несмотря на многочисленные диспропорции и «узкие места», в целом находится в состоянии, способном справиться — при поддержке государства — с возросшей иностранной конкуренцией, другие сектора финансовой сферы, особенно страхование, рискуют «попасть под колеса» этой конкуренции.
Правда, если судить по информации о ходе переговоров РФВТО, российской сфере страхования будет предоставлен для адаптации девятилетний переходный период. Только после него 50% этой сферы будет передано «на волю» международной конкуренции, а 50% будут «зарезервированы» за российскими страхователями." Вместе с тем, слабым и не слишком гибким в ведении бизнеса (но весьма изощренным в вытягивании денег из отечественных клиентов) российским страховым компаниям такая защита может оказаться недостаточной.
В то же время, при всех проблемах для указанных хозяйствующих субъектов, усиление конкуренции в результате вступления в ВТО (ГАТС) наверняка приведет к значительному количественному и качественному обогащению предложения услуг для российский потребителей (как физических, так и юридических лиц), особенно в таких областях третичного сектора, как транспорт, туризм, связь, финансы и кредит, страхование.
Еще слабее, чем в торговле услугами, позиции РФ в международном обмене технологиями. Так, в 2005 г. дефицит (превышение платежей за рубеж над поступлениями оттуда) РФ в области торговли технологиями с зарубежными странами составил 16,1 млрд. руб. Доля РФ в мировом экспорте технологий оценивается в 0,3%, в экспорте наукоемкой высокотехнологичной продукции (не считая военной) не превышает 0,5% , а по биотехнологической продукции, в области производства которой СССР накануне своего распада находился среди мировых лидеров (СССР на 12 местах, сегодняшняя РФ на 70м месте), и того меньше — 0,2% . Это в конечном счете обусловлено неудовлетворительным состоянием высокотехнологичных отраслей российской промышленности, которые в последние годы обеспечивали не более 10% экономического роста РФ (в развитых странах — около 60%). Кроме того, инновации к 2008 г., осуществляют только 9,4% российских предприятий, тогда как, например, в Германии — 73%, в Португалии и Греции, сопоставимых с РФ по уровню развития, — соответственно 39% и 27%.
В сфере обмена технологиями РФ движется навстречу ВТО (ТРИПС) с двойственными чувствами. С одной стороны, она может надеяться на заметное улучшение условий для импорта ценных зарубежных технологий и более эффективной защиту отечественной интеллектуальной собственности в сфере НИОКР, — а объектов для защиты в последние годы становится больше. Так, в данной сфере после провала и последующего в провале нашей биоиндустрии заключается одна из главных причин чрезмерной зависимости от импорта жизненно важных лекарств (по инсулину — 99,2%, онкологические препараты — 94%, кардиологические препараты — 85%, антибиотики — 76%), что подрывает национальную — и далеко не только экономическую — безопасность нашей страны застоя в прошлом десятилетии, в последние 35 лет, во многом благодаря усилению ее государственной поддержки, стало наблюдаться некоторое оживление. Так, резко увеличилось число патентных заявок, особенно в области производства программного продукта для компьютеров. Пока же российские результаты НИОКР из-за неудовлетворительного состояния защиты этой и другой интеллектуальной собственности в нашей стране часто за бесценок или даже бесплатно попадают в руки зарубежных контрагентов. Вступление в ВТО (ТРИПС) способствовало бы хотя бы смягчению остроты данной проблемы.
С другой стороны. ТРИПС как международно-правовой документ возложит на российское государство гораздо более сложные и затратные обязанности по защите прав интеллектуальной собственности, чем те, с которыми оно имеет дело до сих пор. Ему пришлось бы сразу же после вступления в ВТО ценой растущих затрат значительно активизировать свои усилия в борьбе с контрафактной продукцией, ее изготовителями и распространителями («пиратами») — даже с учетом того, что в последние 35 лет в этой области произошли позитивные изменения (так, нормы части 4 Гражданского кодекса РФ, касающиеся защиты интеллектуальной собственности, были сформулированы с учетом требований ТРИПС, значительно усилилась «антипиратская» деятельность правоохранительных органов). Выгоды от присоединения к ТРИПС, как и в случаях с ГАТТ и ГАТС, проявятся в более или менее отдаленной перспективе, а сложности заявят о себе сразу же.
В прогнозный период, по оценке автора, российский экспорт товаров и услуг мог бы расти быстрее мирового, если бы этому способствовал комплекс мер по диверсификации и стимулированию российского экспорта. Соответствующие рекомендации автора настоящей монографии, адресованные российскому государству и бизнес-сообществу.
Участие в международной трудовой миграции в условиях глобализации: кошмар и (или) благо для России?
Наиболее заметным результатом ГЭ в сфере международной миграции рабочей силы стало, как уже было отмечено выше, превращение России и СНГ в один из главных мировых центров движения трудовых эмигрантов и иммигрантов, которое происходит в обоих направлениях, хотя и с разной интенсивностью.
С одной стороны, уже в конце горбачевской «перестройки» и особенно с предоставлением гражданам РФ вскоре после упразднения СССР юридического права свободного выезда из страны начался процесс эмиграции, во многом принявший трудовой характер. Если следовать официальной информации ведомств, компетентных в вопросах миграционной статистики (Министерство внутренних дел РФ, Федеральная миграционная служба, Росстат), то, по оценке Д. Полетаева, в период 1989-2005 г. нашу страну безвозвратно покинуло более 1,3 млн. российских граждан, которые переехали на постоянное место жительства в зарубежных странах и, видимо, в большинстве своем натурализовались там. Из этих лиц 58% (760 тыс.) обосновались в Германии, 25% (324 тыс.) в Израиле, 11% (145 тыс.) — в США и 6 (%) — в других странах вплоть до экзотических наподобие Парагвая.
Фактическое число эмигрантов наверняка значительно превысило приведенный показатель, возможно, и вдвое, но оно, безусловно, оказалось несравненно меньше 10-20 млн., которые предсказывали бывшие «буржуазные советологи», переквалифицировавшиеся в «русоведов» (попутно отметим: нередко русофобского толка) в результате распада СССР и «реального социализма». Частично за эту «услугу» современной российской экономике, быстрорастущей и потому повышающей спрос на трудовые ресурсы, следует поблагодарить власти развитых и некоторых других принимающих стран, проводивших жесткую, рестиктивную иммиграционную политику, которая, правда, касалась главным образом работников средней и ниже квалификации. Что же касается высококвалифицированных специалистов, в том числе ученых, то они встретили благожелательный, а подчас и восторженный прием у соответствующих зарубежных ведомств, особенно в США.
Хотя эмигранты часто и не без оснований приводят и другие мотивы своего безвозвратного выезда из РФ (этнические, политические, личные и др.), па деле эмиграция из РФ детерминирована преимущественно экономическими обстоятельствами, о чем однозначно свидетельствует, например, динамика ее численности по годам. Первый «пик» эмиграции из РФ пришелся на самые тяжелые кризисные годы, характеризовавшиеся, — почти как по К. Марксу, хотя и по другим причинам, — массовым «абсолютным обнищанием рабочего класса» и других слоев населения: в 1993 г. (это было обусловлено и предоставлением гражданам России с 1 января 1993 г. права свободного выезда из страны) был, достигнут «рекорд» в 114 тыс. эмигрантов, который был примерно повторен в 1994-1996 гг. В экономически сравнительно «благополучный» 1997 г., когда впервые за последнее десятилетие ВВП России не сократился, а «вырос» на 0,4%, число эмигрантов снизилось. В ходе последующего оживления и перехода к экономическому росту, сопровождавшихся заметным повышением уровня и качества жизни в РФ, число эмигрантов резко сократилось: до 67 тыс. в 2002 г. и примерно 35 тыс. в 2004 г. С тех пор оно стабилизировалось на уровне примерно 30 тыс. в год.
Наряду с безвозвратной эмиграцией существует заметная «маятниковая» трудовая миграция в обе стороны по отношению к России, в ней участвуют около 5 млн. человек, в том числе около 2 млн. из них совершают свои вояжи в «дальнее зарубежье», т.е. за пределы СНГ. Более половину из них составляют известные «челноки», ведущие свой бизнес с контрагентами в определенных странах (Китай, Турция и т.д.). Остальная часть этой категории трудовых мигрантов находит себе за рубежом временную (обычно на срок действия туристической визы, т.е., как правило, не более 3 месяцев) и нелегальную занятость, прежде всего в сфере услуг (гостиницы, рестораны и т.д.), в качестве сельскохозяйственных сезонных рабочих, а также в домашних хозяйствах (уборщицы, няни для детей и по уходу за больными и др.). В деятельности некоторых лиц оба направления «маятниковой» миграции пересекаются. Одновременно примерно тем же самым занимаются у нас граждане государств СНГ и некоторых других стран. «Маятниковую» миграцию правомерно рассматривать как распространенную форму «приграничного сотрудничества», причем кавычки в этом словосочетании указывают на преимущественно нелегальный или полулегальный («серый») характер этого сотрудничества, его тесную смычку с российской и зарубежной «теневой» экономикой.
Если баланс безвозвратной эмиграции в целом явно выпадает со знаком «минус», прежде всего из-за утраты Россией большого массива квалифицированной рабочей силы, то сальдо «маятниковой» миграции не столь однозначно. Для самих «челноков» и прочих мигрантов этой категории оно, вероятно, положительно, как и для российских потребителей (а последние, как известно, относятся в лучшем случае к нижней части среднего класса, а преимущественно — к малоимущим слоям общества) сравнительно дешевой «челночной» продукции, тем самым получающих доступ к нужным товарам по более или менее доступным ценам. Иначе обстоит дело с народнохозяйственной точки зрения, поскольку реализуемая в РФ «челноками» продукция оказывает серьезную конкуренцию ряду отраслей отечественной индустрии, особенной текстильной, швейной и обувной, противодействуя развитию указанных и ряда других отраслей со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.
Одновременно РФ после распада СССР стала одним из важнейших в мире гравитационных центров для трудовых иммигрантов. Но данным Международной организации по миграции за 2006 г., для 192 млн. мигрантов мира Россия, принявшая 8% всей мигрантской массы (15,4 млн. человек), — вторая по популярности страна после США, куда внедрилось 20% всех мигрантов. По оценке экспертов Всемирного банка, в настоящее время мигранты составляют 10% населения РФ. Для «гастарбайтеров» и других мигрантов, большей частью находящихся и работающих (в 2007 г. разрешение на работу имели лишь 700 тыс. «гастарбайтеров) в РФ нелегально, наша страна — при всех ее проблемах — такая же «Эльдорадо», как США для мексиканцев и др.
Последствия занятости «гастарбайтеров» в целом довольно противоречивы. С одной стороны, их вклад в производство российского ВВП оценивается в 7-10%.
С другой стороны, занятость «гастарбайтеров» в ее известном сегодняшнем виде тянет вниз средний по стране уровень заработной платы и формирует вокруг себя негативную социально-экономическую среду, вследствие чего:
• ограничивается эффективный совокупный спрос (в смысле теории Дж. М. Кейнса) как важнейший в рыночной экономике стимулятор хозяйственной конъюнктуры;
• сдерживается развитие общероссийского внутреннего рынка как важнейшей опоры долговременного роста ВВП и занятости;
• тормозится ПТП из-за отъезда за рубеж квалифицированных и других кадров по причине их недовольства зарплатой, а также из-за достаточно широких возможностей обеспечивать конкурентоспособность продукции на внутреннем рынке не инновационным путем, а за счет применения дешевого труда;
• оказывается противодействие проведению давно назревших реформ в различных секторах социальной сферы (пенсионная система, здравоохранение, ЖКХ, образование и др.);
• поощряется экспансия теневой экономики, коррупции, уклонения от уплаты налогов и прочих форм преступности.
По оценкам Фонда сельскохозяйственного развития при ООН, российские граждане, живущие и работающие за рубежом, в 2006 г. перевели на родину в соответствующих валютах сумму, эквивалентную 13,7 млрд. долл. (правда, из информации указанного фонда не ясно, о каких конкретно лицах и переводах идет речь). Из официальной российской статистики следует, что обосновавшиеся в РФ и работающие здесь иностранные граждане, главным образом из ближнего зарубежья, в том же году нежели в свои страны 18,8 млрд. долл.
В целом баланс участия постсоветской России в международной трудовой миграции в рассмотренных выше и других формах до сих пор представляется, очевидно, отрицательным. Поскольку эти формы возникли как результат преодоления раскола мира на две системы и должны рассматриваться как непосредственный продукт ГЭ, этот баланс является одним из важных аргументов в пользу тезиса, что РФ после распада СССР стихийно и помимо собственной воли стала не субъектом, а вынужденным и пассивным объектом глобализации. Реформирование порядка занятости «гастарбайтеров» в РФ и российской трудовой эмиграции уже давно превратилось в одну из актуальных и «взрывоопасных» политических проблем, требующих эффективного решения.
В прогнозируемый период до 2020 г. можно с большой степенью уверенности ожидать усиления внешнего давления на российский рынок труда, внедриться в который будут более или менее активно стремиться граждане всех государств ближнего зарубежья и известных других стран (Китай, Вьетнам и др.), ибо социально-экономическая ситуация у нас будет складываться, по имеющимся прогнозам, лучше, чем в указанных государствах.
С учетом прогнозируемого автором роста числа зарубежных претендентов на рабочие места в нашей стране должна выстраиваться и реформироваться миграционная политика российского государства. Вступление в силу существенных поправок к российскому иммиграционному законодательству следует рассматривать лишь как первый шаг в этом направлении, причем далеко не бесспорный, хотя и, если судить, но первым его результатам, дающий надежды на улучшение ситуации с нелегальной иммиграцией. Вместе с тем с учетом негативных демографических тенденций для поддержания численности населения РФ хотя бы на нынешнем уровне российское государство должно уже сегодня обеспечивать приток (конечно, на легальной и рационально регулируемой основе) 700 тыс. иммигрантов в год с постепенным его увеличением до 1,21,3 млн. к 2030 г. Проблемы, затронутые в п. 4.2.З., требуют более подробного рассмотрения под углом зрения участия России в ГЭ и адекватного решения.
Россия — обладатель твердой валюты и мировой финансовый центр?
Сравнительно благоприятным в текущем десятилетии стало положение РФ в области международных валютно-расчетных и кредитно-финансовых отношений, что произошло благодаря весомому экономическому росту (ВВП превысил показатель более чем на 70%), крупным активам балансов, но торговле товарами и, но текущим операциям, санированию государственных финансов (госбюджет сводится с профицитом, тогда как в предыдущем десятилетии он из года в год показывал крупные дефициты). Кроме того, удалось осуществить и другие позитивные сдвиги в указанной сфере, что позволяет, реализовав ряд дополнительных мер, в полной мере придать рублю статус первоклассной твердой валюты, без чего невозможно превращение России в активный субъект ГЭ. Так, государственная внешняя задолженность снизилась с около 80% ВВП до 5% ВВП«« (в ЕС приемлемым официально считается показатель до 60 7о, правда, вкупе с внутренним госдолгом, который в РФ также невелик в отношении к ВВП), этот показатель намечено сократить до 2%. По величине золотовалютных резервов (588,3 млрд. долл) РФ вышла па 3е место после Китая (более 1,75 трлн. долл.) и Японии (1,01 трлн. долл.). К этому следует добавить, что в Резервном фонде РФ было аккумулировано 3,5 трлн. руб., а в Фонде национального благосостояния"" — более 770 млрд. руб., что было эквивалентно примерно 149 и 33 млрд. долл. соответственно.
Если в последнем десятилетии рубль был откровенно слабой валютой, обладатели которой стремились обезопасить свои накопления от обесценивания бегством в твердые валюты, первоначально в доллар США (соответственно, происходила бурная «долларизация» всей российской экономики), а также в евро. Однако в течение последних 35 лет происходит обратный процесс, который можно было бы назвать, «рублизация», если абстрагироваться от неблагозвучия этого словообразования по канонам «великого и могучего». Во всяком случае, большинство граждан России сегодня предпочитают национальную денежную единицу в качестве средства обращения и сродства платежа, да и средства накопления всем прочим валютам, особенно хиреющему доллару.
В текущем десятилетии рубль ревальвируется по отношению к другим свободно конвертируемым валютам, прежде всего к доллару, на 68% в год в реальном выражении. В целом рубль укрепился, по оценке А. Кудрина, по отношению к мировым валютам на 85%. Правда, это приносит не только позитивные эффекты, например, облегчение в обслуживании внешнего долга или удешевлении импорта, что сдерживает инфляцию. Одновременно это снижает ценовую конкурентоспособность на внешних рынках отечественных производителей и экспортеров готовой продукции, что побуждает их вновь и вновь призывать Банк России (ЦБР) проводить валютные интервенции для сдерживания ревальвации рубля. Краткосрочные отклонения от многолетней тенденции к повышению обменного курса рубля в реальном выражении обусловливаются снижениями его номинального курса по причинам конъюнктурного (так, временные падения котировок нефти на мировых биржах всякий раз ведут к некоторому повышению курса доллара к другим валютам и, соответственно, к снижению курса последних, в том числе рубля, к доллару), причем подчас неэкономического характера (например, такое краткосрочное снижение было обусловлено попятной реакцией Московской межбанковской валютной биржи в конце первой декады августа 2008 г. на операцию по принуждению Грузии к миру в Южной Осетии).
Вместе с тем, па микроэкономическом уровне (российские компании и банки) в последние годы образовалась крупная внешняя задолженность по кредитам, которая при ее достигнутых масштабах (они не сравнимы с внешней задолженностью негосударственных субъектов США, о которой речь шла выше) не может не иметь макроэкономических последствий и в некоторых отношениях достаточно проблематична. Этот процесс обусловлен тем, что российская банковская система, несмотря на ее консолидацию и быстрый рост после финансового кризиса, пока обладает ограниченными ресурсами для удовлетворения потребностей отечественных хозяйствующих субъектов в кредитах, особенно в виде «длинных денег». Об этом наглядно свидетельствуют следующие данные Всемирного банка. Объем внутреннего кредитования национальной экономики составил (в % к ВВП) в России лишь 21% , тогда как в других странах БРИК показатели следующие: в Индии — 64, Бразилии — 82, КНР — 138. Для сопоставления приведем и данные по странам «большой восьмерки»: Япония — 302%, США — 230, Канада — 224, Великобритания — 179, Германия — 132%, Франция — 116, Италия — 113%." Не имея возможности покрыть свои кредитные потребности за счет доступных им внутренних источников, крупные российские фирмы и банки стали активно брать кредиты на международных рынках. В результате оссийский корпоративный долг вырос в 1,5 раза и достиг в валовом выражении 460 млрд. долл. (35,5% ВВП), из них на банки приходятся 163,7 млрд. долл.
Известный французский экономист Ж. Сапир, директор парижского Центра по изучению процессов индустриализации, автор ряда научных работ по России, оценил ее чистый корпоративный долг суммой порядка 150 млрд. долл., что, видимо, соответствует действительности. «Для вашей страны, не без оснований полагает он, — это не так много. Российские компании — нефтяные, металлургические и другие зарабатывают хорошие деньги. До трети корпоративного долга — проценты. Их следует выплачивать в срок. Остальные долги обычно «переписываются». Это нормальное явление в мировой практике. Так что особых трудностей с решением проблемы корпоративного долга у России быть не должно». В принципе соглашаясь с этим, подойдем к данной проблеме более дифференцированно.
С одной стороны, преобладающая часть российского корпоративного долга приходится на мощные компании и банки, контролируемые государством. Они занимали «длинные деньги» главным образом для приобретения авуаров других компаний и банков, как за рубежом, так и в РФ. Эти авуары, а также другое их обширное имущество как хозяйствующих субъектов в рыночной экономике, а отнюдь не средства госбюджета, как полагают авторы многочисленных публикаций в российских СМИ, является гарантом этих кредитов в гипотетическом — маловероятном для таких солидных субъектов — случае возникновения серьезных трудностей в обслуживании их долга.
С другой стороны, с учетом большой волатильности и уязвимости международных кредитно-финансовых рынков это достаточно проблематично, особенно для российских банков, не относящихся к высшему эшелону ТНБ. Так, нет гарантий того, что новые кредиты для обслуживания этого долга (для этого необходимо выплатить кредиторам 111 млрд. долл.) будут действительно получены в той проблематичной ситуации на указанных рынках, которая сложилась в ходе и результате кризиса ипотечного кредитования в США. Правда, нет и явных оснований опасаться того, что требуемые кредиты не будут предоставлены. Кроме того, ЦБР официально заверил российский бизнес, что в случае необходимости предоставит российской кредитно-банковской системе соответствующие ресурсы, которые до сих пор нейтрализуются («замораживаются») в рамках реструктивной кредитно-денежной политики ЦБР, направленной на обуздание инфляции. Во всяком случае, можно констатировать, что пока российская внешняя задолженность па негосударственном (корпоративном, «производственном») уровне не сказалась на курсе рубля и обеспечении его свободной конвертируемости. Эта задолженность в ее нынешнем состоянии и в обозримой перспективе не может породить некий аналог финансового кризиса и дефолта 1998 года.
Отмеченные выше и другие позитивные сдвиги в экономике и ВЭД России позволили ЦБР, несмотря па указанные выше и иные проблемы, снять ограничения на международные операции с капиталом, что означает соответствие рубля статусу свободно конвертируемой валюты. Ранее же он был свободно конвертируемым только по текущим операциям. Это принципиальное изменение пойдет на пользу всем валютным резидентам РФ, — как юридическим, так и физическим лицам. Так, российские компании могут свободно инвестировать в различные проекты за рубежом, напрямую брать там для этого кредиты. Значительные выгоды от повышения доверия к рублю в результате повышения его статуса и, соответственно, роста спроса на него за рубежом, получат российские туристы, которые в своих заграничных путешествиях все еще вынуждены в основном полагаться на доллары и евро, что влечет за собой для них значительные транзакционные потери. Расширяется поле для прямых рублевых расчетов за экспорт и импорт, что могло бы ослабить инфляционное давление па российскую экономику.
Вместе с тем пока не созданы все экономические и институциональные условия, позволяющие рублю прочно и, безусловно, приобрести мировое признание и авторитет как первоклассной твердой валюты. К сожалению, рублю пока не удалось полностью преодолеть свою негативную репутацию, сложившуюся в мире в прошлом десятилетии. Иностранные экспортеры по инерции стремятся получить за свои товары и услуги в первую очередь доллары и евро. Спрос на наличные рубли за пределами СНГ, где он и до снятия указанных ограничений был значителен, имеется лишь в немногих соседних странах (КНР. Финляндия, Монголия и др.). В начальной стадии формирования находится международный платежно-расчетный механизм трансграничного движения рубля и организационного обеспечения его конвертируемости на основе межбанковских корреспондентских связей. Поэтому иностранные банки, как правило, не имеют обыкновения держать в своих странах крупные рублевые позиции для ведения обменных и прочих коммерческих операций. В случае решения этих проблем рубль может уже к середине следующего десятилетия превратиться в одну из резервных валют, хотя и намного уступающих по своему значению в этом качестве доллару и евро. Западные эксперты предсказывают рублю к этому времени долю в официальных мировых валютных резервах порядка 35% , что сопоставимо с сегодняшними показателями фунта стерлингов и евро и намного выше нынешнего показателя швейцарского франка (0,4%).
Для получения той или иной национальной денежной единицей реального статуса резервной валюты (а такой может быть только первоклассная твердая валюта) страна-эмитент должна отвечать, по меньшей мере, следующим критериям, которые в той или иной формулировке (при этом им, как правило, не придается количественное выражение) фигурируют во многих публикациях (ниже они сформулированы в авторской редакции):
• обладать большой по объему ВВП и стабильно растущей экономикой (показывающей позитивную динамику основных макроэкономических индикаторов);
• оказывать существенное влияние на производство, транспортировку и потребление в мире стратегических ресурсов, особенно энергетических;
• располагать заметной долей в мировом экспорте вещественных товаров и услуг;
• характеризоваться низкой инфляцией (не выше среднего уровня развитых стран);
• обладать зрелой, высокоразвитой монетарной (банковской) системой, крупными золотовалютными резервами, полным набором больших и ликвидных финансовых рынков (кредитного, фондового, производных финансовых инструментов и др.);
• быть политически стабильной и самодостаточной в смысле обеспечения своей военно-стратегической безопасности или иметь прочные международные (прежде всего в рамках военно-политических альянсов и др.) гарантии последней.
Этим критериям в целом отвечают, хотя и в разной степени по отдельности, эмитенты доллара и евро, а также — в гораздо меньшей мере — йены и фунта стерлингов. Швейцария ясе располагает слишком малой долей в мировом производстве и торговле, не оказывает существенного влияние на мировое движение энергоносителей. Именно поэтому валюта данного государства (швейцарский франк), имея по известным причинам, связанным с особым международным статусом Швейцарии и ее исторически сложившейся ролью «страны банков», во всем мире высокую репутацию одной из лучших, наиболее твердых валют, как валюта резервная имеет вспомогательное и скорее символическое значение (ее доля в мировых валютных резервах составляет 0,4%).
Россия указанным критериям либо уже отвечает (хотя и в разной степени по каждому в отдельности, меньше всего — по инфляции), либо движется в этом направлении. Западные эксперты нередко отводят рублю уже к началу следующего десятилетия 34% в официальных мировых валютных резервах. К этому времени он при всех обстоятельствах должен проявить себя как первоклассная свободно-конвертируемая валюта, для чего уже в ближайшие 23 года необходимо сформировать адекватный механизм его функционирования за рубежом, создающий и поддерживающий там на него достаточно высокий спрос. При условии сохранения политической стабильности в РФ и повышения эффективности реализации реформ в российской экономике, что обеспечило бы значительное повышение ее технологического уровня и среднегодовые темпы прироста ВВП на уровне 67% , доля рубля в мировых официальных валютных резервах к 2020 г. могла бы заметно превзойти указанные 34%.
Россия: от объекта к субъекту экономической глобализации
Для России особое значение имеет проблема активной адаптации к процессам глобализации экономики для все более полного использования в своих национальных интересах позитивных сторон последней, смягчения и элиминирования негативных моментов ГЭ. Вследствие скоропалительного перехода к открытой экономике для новой России с первых лет после распада СССР реально никогда не было альтернативы: вступать или не вступать в процесс ГЭ и сложившийся в мире механизм ее международного политического и правового оформления, поскольку она с самого начала спонтанно оказалась втянутой в этот процесс. В действительности проблема состояла и состоит в том, чтобы органично и с максимально возможной выгодой для себя интегрироваться в глобализацию с учетом ее сущностных черт и противоречий, рассмотренных выше. Однако такой интеграции не произошло. Вовлечение и включение РФ в мировые глобализационные процессы до сих пор едва ли можно в целом оценить как успешное, хотя по некоторым аспектам глобализации ей и удалось добиться определенных позитивных результатов, особенно в сфере топливно-энергетического комплекса.
Из анализа приведенных выше показателей, характеризующих место РФ в мировом хозяйстве и системе МЭО, и других фактологических данных со всей определенностью «напрашивается» вывод об ограниченности возможностей России «содетерминировать» процессы глобализации, а тем более оказывать па них направляющее воздействие. Об этом свидетельствует и 75о место из 117 в мировом рейтинге, отведенное России экспертами Всемирного экономического форума в «Отчете о глобальной конкурентоспособности за 2005-2006 годы», хотя методика составления данного рейтинга и далеко не бесспорна. Такая ситуация во многом обусловлена отсутствием у РФ стратегии «интеграции в глобализацию», характерной до сих пор для нашей страны пассивной адаптацией к свершившимся фактам в мировой экономике.
Однако Россия вовсе не обречена па то, чтобы сидеть, сложа руки и пассивно взирать на глобализацию. Участие РФ в последней должно осуществляться на базе разработки и реализации продуманной стратегии (но не отдельной, а являющейся органической составной частью общей стратегии социально-экономического развития страны до 2020 г.), учитывающий, с одной стороны, отмеченные выше негативные реалии, а, с другой стороны, богатейшие ресурсные возможности и преимущества нашей страны. При этом Россия должна в полной мере использовать свое уникальное геополитическое преимущество, выражающееся в возможности одновременного участия в процессах развития экономического партнерства и квази-интеграционного взаимодействия, как с Евросоюзом, так и с государствами АТЭС — двумя важнейшими регионами мирового хозяйства.
Основные направления интеграции в глобализацию
Для превращения РФ из объекта в субъект ГЭ необходимо предпринять целый комплекс мер в рамках дальнейших реформ в сторону построения зрелой, социально ориентированной рыночной экономики. О том, что следует двигаться в этом направлении, в российском обществоведении и политической элите сложилось некое подобие консенсуса. Дискуссии, причем принявшие в последние годы вялотекущий характер, ведутся в основном по вопросу о том, модель какой развитой страны или группы стран можно было бы «принять за основу» при формировании стратегии дальнейших реформ, обогатив данную модель «национальными особенностями» ее реализации.
Поскольку подробное рассмотрение хотя бы контуров этой модели далеко выходит за рамки проблематики участия России в глобализации и заслуживает, по меньшей мере, специального монографического исследования, здесь ограничимся указанием на то, что наиболее приемлемой для указанной цели автору представляется модель социального рыночного хозяйства Германии, которую он на протяжении всей своей без малого сорокалетней научной «карьеры» неоднократно подвергал подробному анализу. Думается, что именно социальное рыночное хозяйство Германии, при всех реальных и надуманных проблемах, с которыми оно столкнулось после объединения ФРГ и ГДР в 1990 г., наилучшим образом сочетает в себе экономическую свободу и эффективность с предоставлением человеку целого комплекса прочных социальных гарантий, обеспечивающих ему гарантированные возможности достойного существования и благоприятные шансы для раскрытия потенциала его личности. Эта модель с теми или иными нюансами практикуется и в ряде других странах Западной Европы, вследствие чего ее нередко квалифицируют как западноевропейскую или континентально-европейскую (в отличие, например, от британской, больше ориентированной на США и вследствие чего именуемой также англо-саксонской).
При формировании стратегии дальнейших реформ следует иметь в виду, что репрезентативные опросы общественного мнения, проведенные в 2008 г. как накануне президентских выборов, так и вскоре после них, показывают, что явное большинство в российском обществе, переутомленном потрясениями и неопределенностью конца 1980-х гг. и последующего десятилетия, выступает за сохранение политической стабильности, за отказ от методов «шоковой терапии», приобретших в общественном мнении с 1992 г. по известным причинам дурную славу, и за продолжение курса на умеренные, постепенные реформы в экономике и социальной сфере, проводившегося в годы президентства В.В. Путина. Вместе с тем, представляются целесообразным ускорение и некоторая радикализация этих реформ, как внутреннего характера, так и охватывающих сферу внешнеэкономической деятельности (ВЭД) России.
Для активизации российского влияния на ГЭ необходимо прежде всего, принять меры внутриэкономического характера, направленные па повышение удельного веса РФ в мировом ВНД и промышленном производстве, что создало бы базу для укрепления ее позиций в торговле и по другим направлениям мирохозяйственных отношений. Скорректированная экспертной оценкой экстраполяция тенденций экономического роста РФ и мира в целом за 2000-2006 гг. позволила автору прогнозировать повышение удельного веса РФ в мировом ВНД по ППС с 2,5% в 2005 г. до 3,73,8% в 2017 г. Однако для весомого улучшения ситуации необходимы радикализация реформ для формирования зрелого социального рыночного хозяйства и существенное совершенствование государственного регулирования экономики, особенно в направлении формирования эффективной структурной политики, контуры которой стали вырисовываться лишь в последние 23 года.
В этой связи также может быть полезным «творческое осмысление» исторического опыта структурной политики ФРГ, родившегося в ходе преодоления первого в послевоенной истории этой страны макроэкономического кризиса 1967-1968 гг. Наряду с другими важными нормативными актами, направленными на стабилизацию и рост экономики, нижняя палата парламента (Бундестаг) утвердила в 1968 г. обязательные к исполнению правительством Принципы отраслевой и региональной структурной политики, которые в дальнейшем корректировались Бундестагом в соответствии с изменениями во внутренних и внешних условиях развития страны.
В данном документе были четко сформулированы критерии объектов для выборочного (селективного) структурного регулирования, инструментарий воздействия на них и принципы его применения. Это позволило строить структурную политику в соответствии с национальными интересами и приоритетами, избегая распределения бюджетных и других льгот под давлением тех или иных «групп по интересам», т.е. лоббистов. Такой подход к формированию структурной политики для современной России актуален даже в гораздо большей степени, чем для ФРГ 30-40 лет назад. Так или иначе, в 7080-е годы прошлого века ФРГ, стартовав с неблагоприятных исходных позиций, во многом благодаря целенаправленной структурной политике — вкупе с содействием НИОКР — добилась существенного прогресса в авиакосмической, микроэлектронной, биотехнологической и некоторых других отраслях.
В этой связи подчеркнем то обстоятельство, что на рубеже предыдущего и нынешнего веков заметного повышения своего удельного веса в мировой экономике добились как раз те страны (прежде всего отмеченные выше НИС «первой волны» и КНР), которые как раз и сумели разработать и реализовать эффективную структурную политику. Общим для этих стран было то, что они не подражали западным моделям постиндустриализации и сделали упор на целенаправленной модернизации народнохозяйственной структуры с акцептом на ряд отраслей и подотрасли вторичного сектора (промышленность и строительство), которые должны были обеспечить им в перспективе прочные «ниши» на мировом рынке. В результате доля третичного сектора (услуги) в их экономике была и остается ниже (35-50% ВВП), чем в высокоразвитых странах (67-77%). Таким путем они сумели противодействовать стихийному заимствованию — под давлением глобализации— «западной» модели постиндустриализации.
Россия же спонтанно пошла по иному пути — своего рода второсортной постиндустриализации с видами па Запад. За один 1992 г. доля сферы услуг в ВВП нашей страны увеличилась на 15 процентных пунктов по сравнению с предшествующим годом. Правда, это было решающим образом обусловлено не глобализацией, а внутренними факторами, связанным с ломкой стоимостных макроэкономических пропорций вследствие либерализации цен. В дальнейшем третичный сектор стал устойчиво преобладающим в ВВП (а со второй половины 1990-х гг. и в общей численности занятых) и по долевым показателям приблизился к странам Запада (56% от ВВП в 2005 г.).
Нынешний российский «постиндустриализм» имеет весьма мало общего с постиндустриализмом стран Запада. Доминирование третичного сектора на Западе основывается на том, что первичный (сельское хозяйство и рыболовство) и вторичный сектора, достигнув весьма высокого уровня развития, целиком удовлетворяют потребности населения во всей номенклатуре товаров и полностью обеспечивают третичный сектор адекватной для высокоэффективного развития технической базой, и это при падающей доли промышленности и особенно сельского хозяйства в совокупной занятости.
В противоположность этому российская «постиндустриализации» в постсоветский период стала результатом не столько реального прогресса третичного сектора (хотя позитивные сдвиги здесь налицо по ряду направлений), сколько промышленного и аграрного кризисов прошлого десятилетия, т.е. деиндустриализация и деаграризации. При этом экспансия третичного сектора в РФ проходила главным образом за счет «разбухания» торгово-посреднического и финансового секторов. В то же время деловые (инжиниринг, консалтинг и др.), информационные и другие высокотехнологичные услуги развивались менее высокими темпами, хотя и показывали значительный прогресс. Недостаточно развиты также транспортные и туристические услуги. В результате Россия, из года в год, показывая внушительный актив внешнеторгового баланса по товарам, одновременно сводит баланс по торговле коммерческими услугами с внушительным дефицитом (14,2 млрд. долл. США в 2006 г., по данным ВТО).
Безусловно, Россия нуждается в ускорении экспансии третичного сектора, особенно в вышеуказанных проблемных секторах сферы услуг, без чего успешная «интеграция в глобализацию» невозможна. В случае достижения весомых положительных результатов в этом направлении нашей стране вполне под силу превратить дефицит по внешней торговле коммерческими услугами в крупный профицит. Однако еще более важным для резкого укрепления позиций России в мировой экономике следует считать реиндустриализацию па новой технической основе с акцентом на машиностроительный комплекс и связанные с ним высокотехнологичные производства, что позволило бы также придать дополнительные стимулы роста третичному сектору, как и сельскому хозяйству. Для этого необходимо разработать четкую концепцию и механизм государственной структурной политики, нацеленной на оптимизацию, как макроструктуры народного хозяйства, так и пропорций внутри трех секторов.
Поскольку глобализация как продолжающийся процесс неуклонно ведет к усилению целостности единого всемирного экономического пространства, это делает, как справедливо отмечает С. Кортунов, «нежизнеспособными модели национальной безопасности и национального развития, основанные на изоляционизме, а интеграцию в это формирующееся пространство — единственно возможным способом защиты национальных интересов». Такая интеграция, в том числе России, должна проходить с учетом рассмотренных выше императивов ГЭ, относящихся к сфере МЭО. Как раз применительно к России иное и трудно себе представить. Ведь необходимо иметь в виду, что РФ в результате распада СССР вошла в глобализацию в кризисном, хаотичном, «разобранном» состоянии, что более чем на целое десятилетие вперед предопределило ей «статус» пассивного объекта ГЭ, чему она поначалу была бессильна противодействовать. В то же время в текущем десятилетии государство и бизнес-сообщество стали методом проб и ошибок постепенно нащупывать средства и методы такой интеграции. Принципиальные подходы к этому (прежде всего курс па инновационное развитие) под давлением императивов глобализации уже сложились. Автору остается лишь предложить свое видение определенных «сюжетов» и нюансов интеграции нашей страны в глобализацию.
Из трактовки автором ГЭ следует, что России не нужно никакой особой программы (стратегии, концепции) «интеграции в глобализацию» — отдельной от государственной концепции социально-экономического развития страны до 2020 г. (концепции 2020), включающей себя раздел по ВЭД. Вполне правомерно, что таким разделом в концепции 2020 призвана стать стратегия внешнеэкономического развития страны, доработанный вариант которой был направлен Минэкономразвития России в правительство РФ в начало августа 2008 г." При формировании и реализации концепции2020 надо лишь иметь в виду, что она осуществляется в обстановке глобализации, поэтому следует исходить из ее императивов и руководствоваться задачей превращения России из объекта ГЭ в ее субъект, оказывающий на нее активное обратное воздействие в своих собственных интересах, но не в ущерб интересам глобальных партнеров. При этом на высшей стадии интернационализации хозяйственной жизни действует простое правило: все, что укрепляет позиции РФ как экономической державы мирового класса, способствует и ее более эффективному включению в ГЭ, усилению ее активной роли в дальнейшем развертывании последней.
Среди императивов глобализации для России выделим следующие моменты.
Ведущая роль ТНК высшего эшелона в мировом хозяйстве и системе МЭО однозначно детерминирует для России следующий императив: чтобы РФ в прогнозируемый период смогла утвердить себя как субъект глобализации, не только адекватно реагирующий на ее требования, но и оказывающий на нее активное обратное воздействие в своих национальных интересах и с учетом интересов партнеров, российское бизнес-сообщество при поддержке государства должно предпринять активные усилия по формированию и развертыванию сети глобальной экспансии первоклассных ТНК, базирующихся в нашей стране.
До сих пор же в России имеется не так много компаний, отвечающих даже самым общим критериям для причисления к ТНК, применяемым ЮНКТЛД. Российские ТНК действительно международного класса («Газпром», «Лукойл», «Русал» и некоторые другие) можно буквально таки пересчитать по пальцам, но и они занимают в рейтинге 500 крупнейших корпораций мира по показателям транснациональности места далеко не в первой десятке. Например, у ведущего среди российских ТИК по всем показателям транснациональности «Лукойла» размер зарубежных активов в 2004 г. был в 58 раз меньше, чем у мирового лидера по этому показателю «Дженерал электрик» и почти в 20 раз меньше, чем у «Бритиш петролеум» (ВР)." Как показало весьма солидное исследование А.В. Кузнецова, из 40 ведущих российских нефинансовых ТНК лишь у 1 («Лукойл») зарубежные активы превысили 10 млрд. долл., а у 9 («Газпром», «РУСАЛ», «Совкомфлот», «МТС», «Новошип», «Алтимо», «Норникель», «Зарубежнефть» и «Евразхолдинг») составили от 1 до 5 млрд. долл.° Все прочие российские ТНК вообще не сопоставимы по этому критерию с мировыми ТНК первого эшелона.
Как видно из приведенного списка лидеров среди российских ТНК, ни одна из них не относится к отраслям, идущим в авангарде НТП. В то нее время некоторые ТНК из стран, сопоставимых с РФ по ряду параметров, уже фигурируют среди лидеров в отраслях глубокой переработки, в том числе высокотехнологичных секторах (например, индийские «Инфосис» и «Уипро текнолоджис» в сфере информационно-телекоммуникационных услуг). Без формирования собственных первоклассных ТНК в отраслях глубокой переработки, особенно высокотехнологичных, РФ не только не станет субъектом ГЭ, но и будет окончательно вытеснена на периферию мирового хозяйства.
Для превращения в первоклассные ТНК, действующие ныне российские компании (это в той или иной степени и в специфических для кредитно-финансовой сферы формах относится и к банкам) должны предпринять — по своей инициативе и на базе уже имеющегося собственного потенциала — по меньшей мере, следующие шаги:
- слияния и поглощения (СиП) и (или) формирование стратегических альянсов с отечественными партнерами;
- первичные размещения (IР0) своих акций и других ценных бумаг в одном из ведущих мировых финансовых центров, предпочтительно на Лондонской фондовой бирже;
- приобретения долевых участий в капитале первоклассных зарубежных ТНК или дружественные СиН с последними;
- вступление в международные стратегические альянсы (МСА).
Что касается МСА, то пока можно выделить лишь отдельные примеры, способствующие реализации стратегической установке на переход к инновационной модели развития. Пожалуй, наиболее яркий и перспективный в контексте этой установки пример такого рода — формирование МСА между ЗАО «Гражданские самолеты Сухого» (ГСС) и итальянской компанией AleniaAeronautica, которой распоряжением президента РФ от 15 января 2008 г. было разрешено владеть блокирующим пакетом акций (25% +1 акция) ГСС для кооперации в области производства, и сбыта новейшего регионального самолета SukhoiSuperjet100. Для обеспечения прочной кооперации обоими партнерами создается СП SuperjetInternational, которое будет использовать доводочную конвертационную базу итальянского партнера. При этом СП и ГСС распределили рынки продаж и послепродажного обслуживания по всем регионам мира, в которых новый самолет уже получил заказы. Создатели данного МСА ставят своей целью в течение последующих 20 лот захватить долю па мировом рынке региональных лайнеров (на нем в настоящее время доминируют бразильский концерн Embrager и его канадский конкурент Bombardier) в 15-20%.
Формирующиеся первоклассные ТНК российского происхождения, если они намерены утвердить себя в таком качестве, должны сыграть существенную роль в продолжение тенденций к повышению удельного веса развивающихся стран и стран с переходной экономикой (СПЭ) в общемировом объеме трансграничных СиП (с 4 до 13% за 1987-2005 гг.) и но числу заключенных сделок СиП (соответственно с 5 до 17%), а также в глобальных ПИИ в целом. Доля указанных стран в мировом импорте ПИИ повысилась с 20,3% в 1978-1980 гг., до 22,6% в 1998-2000 гг. и 40,6% в 2003-2005 гг., а в мировом экспорте ПИИ — соответственно с 3,0% до 9,6% и 14,1% при соответствующем уменьшении удельного веса развитых стран. Обо тенденции в прогнозируемый период, вероятно, получат дальнейшее развитие — при более активной роли России в этих взаимосвязанных процессах.
Поскольку главным субъектом мирового хозяйства и его глобализации выступают ведущие ТНК, Россия для равноправного участия в ГЭ и активного воздействия па нее должна располагать несколькими десятками первоклассных ТНК, российскими по контролю над капиталом и местопребыванию материнской (головной) компании, имеющими филиалы в важнейших регионах мира и проводящих глобальную стратегию в области ПИИ, НИОКР, производства, маркетинга и реализации товаров и услуг, ориентирующуюся па национальные интересы нашей страны, что способствовало бы наиболее полному удовлетворению и их собственных «меркантильных» интересов.
Формирование и экспансия первоклассных ТНК, как показывает мировой опыт, невозможны без активной поддержки государства — прямой и косвенной, экономической и неэкономической (политической, организационно-правовой и т.д.). Это, по-видимому, вполне осознают в высших эшелонах государственной власти в России. Вместе с тем, пока речь может скорее идти об интересе и благожелательном отношении российского руководства к формированию и внешней экспансии «наших» ТНК, чем об активной и продуманной поддержке государством этих процессов.
Государство должно особенно активно содействовать формированию именно первоклассных российских ТНК, причем, как правило, косвенно, т.е. при помощи организационно-правового и административного инструментария, а в ряде случаев, когда ЭТО диктуется национальными интересами, и напрямую. В этом смысле заслуживает одобрения деятельность государства по интеграции «Газпрома» и «Сибнефти» под эгидой первого в мощную нефтегазовую компанию действительно мирового класса, что способствовало вхождению «Газпрома» в пятерку мировых лидеров по рыночной капитализации. Сейчас и в дальнейшем российскому государству особенно важно добиться появления мощных ТНК в машиностроении и связанных с ним высокотехнологичных отраслях, куда крупный отечественный частный капитал — в отличие от топливно-сырьевых секторов — до сих пор явно не «рвется», что в ряде случаев детерминирует формирование госкорпораций (Объединенная авиастроительная и судостроительная корпорации, «Ростехнологии», «Роснанотех» и др.). По мере укрепления их позиций внутри страны и за рубежом, если они не будут подавлять рыночные силы, российскому и иностранному частному бизнесу целесообразно предоставить возможности активного участия в их капитале и хозяйственной деятельности, на что он вправе рассчитывать. Одновременно необходимо государственное содействие созданию и развитию международных стратегических альянсов (МСА) с участием российских компаний.
При этом государство должно пристально следить за тем, чтобы российские ТНК и МСА с их участием на внутреннем рынке не овладевали доминирующими, а тем более монопольными позициями в ущерб другим хозяйствующим субъектам и обществу в целом. Для этого должно постоянно совершенствоваться законодательство в области регулирования монополии и конкуренции внутри РФ, что будет и побуждать российские ТНК проводить более эффективную стратегию за рубежом, где вследствие наличия многих мощных конкурентов им определенно не уготована перспектива легкой добычи.
Для успешной адаптации РФ к процессам глобализации и ведущие российские банки должны войти в клуб первоклассных, лидирующих в мировых рейтингах транснациональных банков (ТНБ). Однако позиции РФ в мировой банковской сфере значительно слабее, чем в области деятельности промышленных ТНК. Важнейшие показатели всей российской банковской системы, которая включает в себя чрезмерно много «маломощных» по международным меркам хозяйствующих субъектов (действовали 1101 коммерческих банков и 44 небанковских кредитных организаций, получивших от Банка России право на проведение банковских операций), подчас уступают соответствующим индикаторам даже по отдельным субъектам из первой десятки ТНБ мира или в лучшем случае сопоставимы с ними.
Так, зарегистрированный уставный капитал указанных кредитных институтов, действующих на территории РФ, составлял на 1 ноября лишь 721 244 млн. руб., т.е. около 29 млрд. долл. Такая ситуация, конечно, не устраивает лидеров российского банковского бизнеса. Так, Сбербанк в конце июня 2008 г. объявил о планах в ближайшие пять лет повысить свою капитализацию более чем вдвое — до 200 млрд. долл. и по этому показателю войти в десятку крупнейших мировых банков. Другой крупнейший российский банк, ВТБ, созданный на базе бывшего Внешторгбанка, ставит перед собой менее амбициозную цель: подняться — после своего реформирования и укрепления — в рейтинге европейских банков с 59го на 30е место. Автору как доброжелательному наблюдателю остается только надеяться, что эти намерения опираются на тщательно разработанные и реалистичные корпоративные планы, которые найдут поддержку государства. Это относится и к другим ведущим банкам РФ. Во всяком случае, объективные предпосылки для их превращения в субъекты глобализации в сфере МВФО представляются достаточно весомыми.
На мировой арене российские банки, даже лидирующие среди них, сегодня выступают не как полноправные участники международных валютно-кредитных отношений, а как клиенты мировой банковской системы. В результате сегодня, по оценке зам. председателя ЦБР А. Улюкаева, российский межбанковский кредитный рынок на 70% финансируется зарубежными деньгами. За счет внешних кредитов в РФ формируется до 40% банковских пассивов. При этом и в роли клиентов российские банки проявляют себя далеко не лучшим образом, не используя, например, возможности, связные с наблюдаемой на кредитном рынке диверсификацией форм получения заемных средств. Из всех возможных видов международного межбанковского кредитования (оперативные линии, срочные овердрафтные линии, счета Ностро, кредиты по казначейским операциям и др.) они прибегают преимущественно к одному: синдицированным кредитам, относящимся к традиционным формам кредитного бизнеса.
Правда, частично такая роль обусловливается не упущениями и изъянами в ведении собственного бизнеса, а тем, что контролирующие органы ведущих финансовых центров, а также многих оффшорных банковских центров проводят политику недопущения российских коммерческих банков на свои национальные рынки. Для обоснования такой политики эти органы не испытывают недостатка в аргументах: они не без оснований мотивируют это недостаточностью капитализации российских банков; периодически повторяющимися проявлениями нестабильности банковской системы РФ, хотя она уже давно вышла из финансового кризиса конца прошлого десятилетия; неполным соответствием системы бухгалтерского учета и отчетности международным стандартам и др.
К сожалению, для повышения своей капитализации лидеры российского банковского бизнеса не используют даже наиболее распространенные в мировой практике, давно известные средства, например, слияния. До сих пор в России не произошло пи одного слияния двух банков из числа действительно крупных (например, из числа первых 30ти)", хотя этот процесс еще в прошлом десятилетии «захлестнул» весь мир. Весьма яркий пример СиП, заметно укрепляющего позиции страны в глобализации сферы МВФО дала, в частности, Франция, где в текущем десятилетии объединились по капиталу два ТИБ из первой десятки кредитных институтов этой страны: в результате приобретения GreditAgricole82% акций GreditLyonnais за 16 млрд. евро появился новый крупнейший в еврозоне и третий в Европе коммерческий банк. В целом в странах ЕС-15 за последние десять лет — главным образом благодаря СиП — число банковских институтов сократилось с 9600 до 6900, что сопровождалось заметным укреплением их экономической базы и, соответственно, улучшением их финансовых показателей. Так, для получения выручки в 1 евро они затратили в среднем лишь 57 евроцентов против 66 в 1994 г.
Напротив, до сих пор в РФ имели место лишь поглощения банками из первой «тридцатки» и сопоставимыми с ними банками их «коллег», значительно уступающих им по капиталу и активам и в ряде случаев находящихся не в блестящем финансовом положении, если не па грани неплатежеспособности или даже банкротства. Возможно, СиП будет способствовать принятое в августе 2008 г. постановление правительства РФ, согласно которому с 10 до 14 млрд. руб. поднимается планка активов, превышение которой при СиП требует обязательного уведомления и предварительного согласия Федеральной антимонопольной службы. Важно, чтобы при превышении указанной новой планки (а она касается банков в лучшем случае средней руки) указанное ведомство руководствовалось соображениями повышения народнохозяйственной эффективности всей банковской системы, ее органичного включения в процесс ГЭ. Для этого было бы целесообразным разработать «пакет» мер по государственному содействию крупным СиП, отвечающим такого рода соображениям.
Слабость российской банковской системы вынуждает, как уже отмечалось выше, крупнейшие российские компании обращаться за получением нормальных коммерческих кредитов к зарубежным источникам, что привело к резкому увеличению их внешней задолженности. До тех пор, пока ведущие российские банки будут оставаться в незавидной роли преимущественно клиентов мировой банковской системы (по итогам первого полугодия 2008 г. внешняя задолженность российских банков достигла, по данным ЦБР, 186 млрд. долл.), а не ее полноправным и видным участником, превращение России из объекта в субъект ГЭ представляется невозможным.
В области мировой торговли Россия не сможет стать активным субъектом ГЭ, не превратившись в крупного (во всяком случае, входящего в десятку мировых лидеров) экспортера промышленной продукции высоких стадий обработки, особенно машино-технических и высокотехнологичных изделий. Для этого ее доля па мировых рынках технологий и высокотехнологичной продукции должна вырасти с нынешних соответственно 0,3% и 0,5% до, по меньшей мере, 35%, добиться чего до конца прогнозируемого периода будет весьма затруднительно, но возможно.
В этой связи, прежде всего, представляется целесообразным разработать по линии государства комплексную программу стимулирования экспорта (не сырьевого). Думается, что принятая в 1996 г., но оставшаяся на бумаге Федеральная программа развития экспорта была рациональной и в достаточной мере учитывающей мировой опыт. Так, в соответствии с мировым опытом она предусматривала выделение 0,35% ВВП па стимулирование экспорта, по таких средств тогда не нашлось. Сегодня финансовый потенциал для этого имеется, поэтому указанная программа могла бы быть принята за основу при разработке новой Федеральной программы содействия (не сырьевому) экспорту и подвергнута соответствующей коррекции с учетом сегодняшних реалий.
В программе следовало бы учесть и более новый мировой опыт сопоставимых с нами развивающихся стран, например, по возврату пошлин на импортируемый товар для последующего его использования в производстве продукции на экспорт, налоговому стимулированию экспорта и противодействию, связанным с этими льготами коррупционным проявлениям.
При этом следует иметь в виду, что, реализуя программу диверсификации экспорта, Россия должна «выжать» все для нее полезное из своих сегодняшних сравнительных преимуществ в торговле энергоносителями, использовав полученные от этого средства для структурной перестройки экономики и указанной диверсификации экспорта. Конечно, колебания цен на нефть и впредь будут порождать для России фактор неопределенности в прогнозах своих бюджетных доходов и динамики ВВП. Особенно остро это проблема встала для РФ в середине 2008 г.: всего за три месяца (июль-сентябрь) нефтяные цепы колебались в диапазоне от почти 150 до менее чем 100 долл. за баррель, а ведь среднегодовое снижение нефтяных цен только на 1 доллар за баррель обходится нашей стране потерями 3 млрд. долл. в год. В этой связи вновь и вновь перед российским руководством встает вопрос, как реагировать на очередной призыв ОПЕК вступить в эту организацию (глава ОПЕК министр энергетики и шахт Алжира Шакиб Хелиль возобновил это предложение в конце сентября 2008 г.). Нужно ли это в свете объективной необходимости, в том числе в контексте утверждения себя в качестве субъекта ГЭ, более активно влиять на динамику цен, на нефть? В ближайшем будущем, видимо, стоило бы придерживаться проводимой до сих пор (в последние 10 лет) линии: не вступать в ОПЕК, но, регулярно участвуя в ее заседаниях, расширять и углублять сотрудничество с ней, выдвигая для этого собственные предложения. Вместе с тем, вопрос о качестве и формате отношений РФОПЕК требует постоянного мониторинга и прагматического, «незашоренного» подхода к его решению, особенно в связи с перспективой, хотя и не ближайшей, формирования «газового ОПЕК». В таком ракурсе, а также по причинам, могущим возникнуть в будущем, проблема членства РФ в ОПЕК может приобрести новую окраску.
Несмотря на повышенную волатильность конъюнктуры (особенно цеповой) на мировом рынке нефти, подчас оказывающей дестабилизирующее влияние и на смежные рынки энергоносителей, нефть и газ в прогнозируемый период до 2020 г. тем не менее, должны оставаться основными источниками валютных поступлений, хотя их доля в экспорте за это время должна заметно снизиться при соответствующем повышении удельного веса готовой продукции. Причем важно, чтобы Россия утвердила за собой репутацию не только ведущего, но и самого надежного поставщика энергоресурсов, для чего потребуется не только традиционное для нее строгое исполнение соответствующих договоров и контрактов, но активные усилия для проведения адекватных этой задаче РR-компаний во всем мире. Утверждение за собой такой репутации было одновременно и эффективным средством для обретения Россией роли субъекта ГЭ, и важным проявлением себя в такой роли.
При этом следует полностью отвергнуть, как несостоятельную идею о целесообразности искусственно ограничить топливно-сырьевой экспорт, руководствуясь мнимой заботой о потомках. Это лишь замедлило бы экономический рост страны как раз в ущерб последним. В то нее время дополнительные ресурсы для такого рода экспорта стоило бы получать не столько путем высоко затратного наращивания их добычи, сколько посредством снижения их удельного потребления на единицу ВВП внутри страны, а также замещения нефти и газа как топлива для производства электроэнергии вводом новых мощностей в ядерной энергетике (разработанная правительством РФ программа предусматривает до 2015 г. ввод 26 новых энергоблоков на АЭС), а также использованием других энергоносителей.
Россия ИИ в коем случае не должна согласиться с такими условиями вступления в ВТО, которые делали бы невозможной реализацию программы развития сельского хозяйства страны до 2012 г. В таком случае под угрозой оказалась бы установка на повышение уровня продовольственной безопасности как одного из важнейших аспектов экономической безопасности РФ. Сегодня же РФ покрывает около 40% потребности в продовольствии за счет импорта, что далее нетерпимо с учетом возможных изменений в худшую сторону геополитической и военно политической обстановки вокруг России. Так, США и НАТО уже использовали операцию по принуждению Грузии к миру в Южной Осетии как повод для ужесточения своего курса в отношении РФ, вследствие чего с их стороны нельзя исключать проявлений «новой холодной войны». Конечно, применительно к продовольствию нет необходимости формулировать задачу столь жестко, как это сделал В.В. Путин на заседании президиума правительства РФ в конце июля 2008 г. в отношении ВПК: обеспечить себе независимость от импорта при выполнении заказов оборонной промышленности.
Вместе с тем, намеченную в правительственной программе развития сельского хозяйства цель: до 2012 г. повысить самообеспеченность продовольствием с нынешних 60% до 70%, — следует рассматривать как промежуточный рубеж и «задачу минимум». Более того, у России имеются значительный потенциал, а с учетом нынешней ситуации в мировом производстве и международной торговле продовольствием — и перспективы наращивания экспорта сельскохозяйственной продукции, прежде всего зерна (в 2007 г. вошла в тройку ведущих мировых экспортеров этой продукции). Поэтому РФ имеет все основания на переговорах о вступлении в ВТО удержаться на том рубеже разрешенной государственной поддержки аграрного сектора (99,5 млрд. долл.), который был согласован, по информации А. Гордеева, еще весной 2007 г.
Утверждению роли РФ как субъекта глобализации могло бы способствовать дальнейшее развитие экспорта вооружений, объем мирового рынка, которых до середины следующего десятилетия международными экспертами оценивается в 4550 млрд. долл. в год. Сформированная в текущем десятилетии политика в области экспорта вооружений в целом отвечает императивам ГЭ, геополитическим и военно-политическим реалиям сегодняшней России. Она позволила после провала 1990-х гг. восстановить позиции нашей страны как второго в мире (после США) экспортера такого рода продукции. Экспорт вооружений достиг в 2007 г. рекордного для нас уровня в 7,5 млрд. долл., более чем, удвоившись с начала нынешнего десятилетия, а портфель заказов к концу 2007 г. исчислялся 32 млрд. долл. Эта политика нуждается лишь в частичных корректировках с учетом изменений в военно-политической ситуации в мире. Частота и малая предсказуемость этих изменений значительно осложняют здесь долгосрочное прогнозирование и планирование поставок.
Вместе с тем, можно с определенность сказать, что утверждению России в роли субъекта глобализации способствовали бы:
• диверсификация географической и товарной структуры экспорта вооружений;
• более широкое использование элементов международной производственной и научно-производственной кооперации, по при тщательнейшей проверке соответствующих проектов па предмет не нанесения ущерба интересам национальной безопасности РФ, особенно в контексте предсказуемых отдаленных последствий;
• акцепт на поставку технически сложных видов вооружений, эксплуатация которых способствует формированию длительных стабильных отношений выгодной обоим партнерам взаимозависимости и благоприятствует их продолжению по истечении сроков действия соглашений о военно-техническом сотрудничестве и экспортных контрактов.
Государство и российский ВПК фактически уже придерживаются этих ориентиров. Валено, чтобы они соблюдались и с учетом императивов глобализации, а не только по традиционным соображениям.
В области торговли услугами, где позиции РФ в настоящее время существенно хуже, чем в мировом товарообмене, молено ожидать до 2020 г. лишь некоторого улучшения ситуации, поскольку поднять ее из нынешнего незавидного состояния на качественно новый уровень можно лишь путем сверх пропорционального наращивания инвестиций и глубоких преобразований механизма функционирования третичного сектора. Вместе с тем вполне реально добиться крупных позитивных сдвигов и даже прорывных результатов в некоторых отраслях новейших высокотехнологичных услуг, где к этому есть научно-технологические и другие предпосылки.
Это относится, прежде всего, к мировому рынку навигационных услуг, объем которого многократно возрастет и уже к 2015 г. может достигнуть 60 млрд. долл. Здесь есть серьезные шансы у формируемой российской системы космической навигации «ГЛОНЛСС». Чтобы эти шансы не утратить, необходимо для начала выполнить к намеченному сроку (2009 г.) программу создания орбитальной группировки из 24 спутников, которая бы практически обеспечила непрерывную навигацию по всей территории земного шара. Готовность воспользоваться услугами данной системы уже выразили ряд стран. Попутно отметим, что Россия, на долю средств, выведения которой уже приходится 40% всего мирового годового объема космических запусков, имеет основания не опуститься ниже этого показателя или далее повысить его, а ведь здесь речь идет о деле довольно крупного пирога: мировой рынок пусковых услуг уже достиг 21 млрд. долл. в год и продолжает расти.
В то же время для активизации роли РФ в ГЭ необходимо и серьезное улучшение ее позиций в мировом экспорте традиционных видов услуг, прежде всего туристических, где она обладает для этого огромным потенциалом, а неиспользованные резервы часто «лежат на поверхности». В последнем ежегодном рейтинге конкурентоспособности в сфере путешествий и туризма, опубликованном в начале 2008 г. Всемирным экономическим форумом в Давосе совместно с Международной ассоциацией перевозок. Всемирным советом по путешествиям и туризму и Всемирной туристической организацией ООН, Россия из 130 стран оказалась на 64й позиции. При этом она была поставлена значительно ниже по таким позициям, как наличие отелей соответствующего цепе качества, стоимость отдыха и особенно, но уровню безопасности для туристов (127-е место). Для решения этих проблем, что привело бы к существенному улучшению баланса РФ по торговле туристическими услугами, не требуется инновационных и технико-внедренческих сверх усилий. Для этого ость масса давно известных способов, рассмотрение которых было бы излишним в данной книге.
Что касается развития электронной торговли, тот, в РФ пока созданы лишь основы, «каркас» ЭТ, причем не полностью. Как отмечалось выше, ЭТ включает в себя целый ряд компонентов: маркетинг и заказ товаров, платежные системы и системы предоставления услуг, в частности связанных с доставкой товаров, и др. На сегодня в РФ наиболее развиты первые два компонента ЭК, а именно: электронный маркетинг и механизм заказа товара в электронных магазинах. По показателям технической оснащенности физических лиц и хозяйствующих субъектов Интернетом и другими элементами инфраструктуры ЭТ Россия заметно уступает лидерам в этой области. Российская ЭК только начинает приобретать трансграничный характер, в основном замыкаясь в национальных рамках. Вместе с тем, это отставание РФ от зарубежных стран в течение текущего десятилетия заметно сократилось. Перспективы роста ЭТ в России практически единодушно оцениваются российскими и зарубежными авторами как благоприятные. Развитие ВЭД в сфере ЭТ может стать одним из важных факторов более эффективного включения России в ГЭ.
Вместе с тем, реализация этих перспектив не может произойти автоматически, без усилий российского бизнес-сообщества при поддержке государства. При этом обе эти стороны заинтересованы в развитии ЭТ, хотя и по разным мотивам. Бизнесу в области ЭТ, особенно мелкому и среднему, она открывает принципиальную возможность быстрого получения сверхприбылей без крупных долгосрочных инвестиций, только за счет реализации неординарных бизнес-проектов и идей. Крупный же капитал рассматривает ЭК как важное дополнение к традиционным, давно сложившимся формам и методам ведения его бизнеса. Государство, в свою очередь, не без оснований видит в ЭТ важный новый инструмент борьбы с коррупцией, уменьшения и рационализации бюджетных затрат па реализацию госзакупок и размещение госзаказов, не относящихся к продукции военного и двойного назначения, средство повышения народнохозяйственной эффективности в целом.
Рассмотренный в настоящей монографии зарубежный (накопленный главным образом развитыми странами) опыт организации ЭТ представляет интерес для внедрения в российскую экономику. К сожалению, до сих пор он используется далеко не в полной мере, хотя там, где он применяется, пусть даже лишь отчасти, это приносит позитивные результаты (например, в области применения технологий электронного рынка для реализации госзакупок, т.е. в секторе В2А).
Активизация применения зарубежного опыта ЭТ в секторах В2В и В2С зависит главным образом от российского бизнеса и его предпринимательских объединений — прежде всего Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) и Торгово-промышленной палаты (ТПП) РФ. Представляется весьма целесообразной разработка по линии РСПП и ТПП комплекса методических рекомендаций для российских хозяйствующих субъектов по применению зарубежного опыта в сфере ЭТ, которые содержали бы для предприятий (фирм) практические ориентиры: например, установку на ускоренное внедрение и освоение принципиально новых, перспективных средств ЭК: «смартфонов» («умный телефон») — сотовых телефонов с возможностями карманного компьютера, карманных персональных компьютеров (КПК) и др.
Однако для того чтобы активизация усилий бизнеса в области ЭТ принесла весомые результаты, необходима соответствующая поддержка со стороны российского государства, которое должно существенно улучшить общие, рамочные условия (нормативно-правовые, институциональные, организационно-экономические, налоговые и др.) для развития ЭК в России с учетом зарубежного опыта государственного регулирования данной сферы в развитых странах.
В этой связи в первую очередь следует разработать усовершенствованный по сравнению с аналогичным документом (проект № 110813), поступившим в Госдуму РФ в 2001 г., вариант федерального закона об электронной торговле и довести его до принятия обеими палатами Федерального собрания и введения в силу. Этот закон призван преодолеть такие изъяны нынешнего правового поля ЭТ, как отсутствие специального регулирующего документа уровня закона, преобладание разрозненных подзаконных актов, их недостаточная «стыковка» или даже противоречивость. Данный закон должен ориентироваться на вышеупомянутый типовой закон UNICITRAL 1996.
Правительству РФ было бы целесообразным поручить компетентным научным учреждениям разработку проекта государственной концепции развития ЭТ, которая после утверждения им такого проекта могла бы быть положена в основу соответствующей целевой программы на 510 лет, которую следовало бы «состыковать» с правительственной программой «Электронная Россия (2002-2010 годы)», одобренной в 2001 г. Следует подчеркнуть, что целесообразность разработки таких концепции и программы в области ЭК детерминируется не только преимуществами и перспективностью ЭТ, но, например, членством РФ в АТЭС, активное участие в котором рассматривается российским руководством как одно из приоритетных направлений внешней и внешнеэкономической политики. Разработка государственной концепции РФ по развитию ЭТ способствовало бы реализации вышеуказанных решений АТЭС по развитию ЭТ, ее интернационализации и глобализации.
Дальнейшего быстрого и интенсивного развития требует экспансия электронного рынка госзакупок, особенно в свете того обстоятельства, что уже в 2008 г. правительством РФ намечалось перевести 98% всех закупок такого рода на открытые торги (тендеры). Открытость в области размещения госзаказов и реализации госзакупок наиболее полно обеспечивается именно технологией электронных торгов, которая заслуживает и требует здесь максимально возможного применения.
Для этого российскому государству необходимо решить, по меньшей мере, три задачи:
• довести до требуемых масштабов и усовершенствовать материально-технологическую базу электронного рынка госзакупок;
• распространить позитивный региональный опыт организации госзакупок (например, в Новосибирской и Челябинской областях) на все субъекты федерации;
• полностью интегрировать федеральный и региональные электронные механизмы размещения госзаказов в единую общегосударственную систему электронного рынка госзакупок, неотъемлемыми атрибутами которой должны стать открытость и транспарентности (разумеется, это НС относится к закупкам продукции военного и двойного назначения, производство и реализация которой регулируются в особом режиме).
Первостепенного внимания засуживает внедрение технологии электронных торгов на рынке нефти и нефтепродуктов в свете протекающего в настоящее время процесса формирования российского механизма биржевой торговли этими товарами. Первыми покупателями здесь призваны стать государственные структуры — Минобороны и МЧС. Формирование такого механизма способствовало бы уменьшению потерь от действующих до сих пор непрозрачных процедур установления цен на российскую нефть, которые оцениваются Минэкономразвития России минимум в 4 млрд. долл. в год.
Для этого важно, чтобы на бирже нефтепродуктов в кратчайшие сроки нашли широкое применение технологии электронных торгов с использованием Интернета, других ИКТ и основанных на последних технических средств. Государственные органы и предприятия должны отдавать безусловное предпочтение этому инструментарию для проведения своих операций на данной бирже. Так, с точки зрения экономии бюджетных средств" и борьбы с коррупцией было бы целесообразно, чтобы Минобороны и МЧС приобретали бы нефтепродукты только через электронные конкурсные торги. Такие технологии следует внедрить и на газовой бирже, если она будет создана.
В области позитивной активизации глобальной роли России как мирового центра международной трудовой миграции особого внимания заслуживало бы такое направление государственной иммиграционной и демографической политики, как содействие переселению в РФ соотечественников из-за рубежа. К сожалению, в 2007 г., когда начала действовать соответствующая государственная программа, в страну переехало лишь около 400 человек (143 семьи), тогда как планировалось привлечь 50 тыс. соотечественников. Очевидно, в ходе совершенствования этой программы и ее реализации речь должна идти о предоставлении более весомых стимулов к переезду на историческую родину, облегчении самого переселения, особенно процедуры натурализации, предоставлении более емких и надежных социальных гарантий.
Для превращения в субъект глобализации в области международных валютно-финансовых отношений Россия должна, прежде всего, прочно утвердить рубль в статусе первоклассной свободно конвертируемой валюты. Для этого он должен стать, прежде всего, для самих российских хозяйствующих субъектов заметной валютой (платежным средством) в экспортно-импортных расчетах за товары и услуги. Этому, в частности, способствовало бы установление порядка международных торгов на формирующихся в РФ биржах нефти и газа только за рубли, что относится и к биржевой торговле зерном. В апреле 2008 г. на ММВБ состоялись первые торги зерновыми фьючерсными контрактами, что, но мнению министра сельского хозяйства РФ А. Гордеева, сделало Россию десятым мировым центром таких торгов (до этого они велись в Канаде, США, Бразилии, Великобритании, Франции, Венгрии, ЮАР, Японии и Австралии). Если иметь также в виду намеченную им перспективу увеличения российского экспорта зерна с нынешних 10-15 млн. т в год до 25-30 млн. т, то реализация значительной части такой товарной массы через российские биржи за рубли весьма способствовала бы устранению пока остающихся препятствий на пути рубля к статусу первоклассной твердой валюты.
До и после вступления в должность президента РФ Д. А. Медведев неоднократно (например, в интервью агентству накануне июньского саммита РФЕС в Ханты-Мансийске) высказывался за то, чтобы рубль взял на себя «роль региональной резервной валюты для облуживания сделок в тех странах, которые входят в рублевую зону, которые используют рубль в качестве средства платежа». Главный экономист Всемирного банка по России Ж. Богетич в июле 2008 г. высказал мнение, что рубль может стать таковой валютой в ближайшие десять лет. Этому объективно благоприятствуют многие факторы, например, то, что доля России на финансовых рынках СНГ и других стран Восточной Европы и Центральной Азии оценивается более чем в 60% . При рассмотрении данной проблемы необходимо также иметь в виду, прежде всего следующие обстоятельства.
Формирование валютной зоны, в которой рубль был бы платежным и резервным средством, наиболее вероятно на базе ЕврАзЭС. К ней могли бы при определенных условиях гипотетически присоединиться некоторые другие страны: Армения и Молдавия (они экономически реально привязаны к РФ — по линии трудовой миграции и другим каналам), а при некоторых обстоятельства и Монголия. Вместе с тем Казахстан, в принципе проявляющий конструктивный подход и к валютной интеграции в рамках ЕврАзЭС, скорее склоняется к идее коллективной принципиально новой валюты, так что рублевую зону он мог бы допустить только как этап па пути к последней. Это же молено сказать, видимо, и о Белоруссии, о проблемах валютной интеграции с которой уже было сказано выше. При всех случаях необходима дополнительная научная проработка по соответствующему поручению правительства РФ вопроса, насколько отвечает интересам России и при каких условиях выполнение рублем роли резервной валюты и платежно-расчетного инструмента на том или ином сегменте постсоветского пространства. Во всяком случае, Россия имеет уже весьма негативный опыт выполнения советским рублем — за ее счет — такой функции в 1991-1993 гг., который тоже не следует упускать из виду.
Что касается СНГ-12 (к моменту выхода в свет данной монографии оно, видимо, станет СНГ-11), то перспективы какой либо институционально оформленной валютной интеграции, в том числе на базе рубля, в обозримой перспективе представляется нереальной, хотя некоторые специалисты ее, но только допускают, но и предлагают денежным властям РФ, руководящим органам СНГ и центральным банкам стран СИГ, например, внедрить механизмы расчетов между этими странами в рублях, других постсоветских национальных валютах или в расчетных единицах, отличных от доллара США. Конечно, это было бы неплохо для всех участников подобных механизмов. Однако для Украины проблема валютной интеграции со странами СНГ в любой форме давно снята с повестки дня и далее не обсуждается там. То лее самое можно сказать, хотя и, но разным причинам, об Азербайджане и Туркмении. Поскольку будущее СНГ после августовских событий 2008 г. вокруг Южной Осетии и Абхазии стало достаточно неопределенным, вряд ли проблема валютной интеграции в СНГ сегодня вообще поддается научно обоснованному решению и заслуживает серьезного обсуждения в научной литературе, тем более с установкой па разработку соответствующих практических рекомендаций. Географическими рамками для создания бывшими советскими республиками институциональных механизмов валютной интеграции (валютной зоны и др.) в той или иной форме сегодня может быть, как максимум, пространство ЕврАзЭС (это, правда, не исключает возможности подключения к ним других стран на «ассоциированной» основе).
Однако все это не мешает спонтанному превращению рубля в одну из резервных валют, причем не только для государств СНГ, но и для третьих стран, по мере его становления как первоклассной твердой валюты. Так, это происходит по мере распространения расчетов за рубли при оплате российского экспорта и импорта с ростом доверия к рублю. В результате уже сегодня объем рублевых расчетов на пространстве СИГ превышает товарооборот между Россией и другими участниками этой организации. Рубль также все активнее используется в расчетах между третьими странами. Думается, что необходимо отдавать приоритет преодолению отмеченных выше остающихся препятствий для полного соответствия рубля статусу первоклассной твердой валюты и всем критериям резервной валюты. Параллельным результатом реализации такого подхода и будет превращение рубля в одну из мировых резервных валют, причем далеко не только на постсоветском пространстве. Вряд ли требует специальных доказательств, что это способствовало бы обретению Россией роли активного субъекта ГЭ.
Этому содействовало бы формированию в России крупного мирового финансового центра (без этого рубль не сможет утвердиться и в качестве резервной валюты, даже только региональной), в пользу чего вновь и вновь высказываются лидеры российской политики и бизнеса. При этом как основной претендент и кандидат на эту роль практически единодушно рассматривается Москва, с чем трудно не согласиться, если абстрагироваться от соображений «локального патриотизма», не имеющих научного обоснования. Такая оценка столицы РФ объективно обусловливается ее выдающимся даже по международным меркам экономическим потенциалом (так, она является вторым городом мира по размеру бюджета, который достиг 50 млрд. долл. в год) и доминирующим положением в российской финансовой системе.
Вместе с тем Москва (чисто гипотетически и какой либо другой город России) могла бы играть указанную роль только при том условии, что Россия располагала бы высокоразвитым по мировым меркам общенациональным финансовым рынком со всеми его компонентами (фондовый, кредитный, производных финансовых инструментов и т.д.). Российский же финансовый рынок по степени своей привлекательности не входит в авторитетных международных рейтингах далее в полусотню лидеров, а по капитализации фондового рынка РФ находится на 12м месте в мире. Под этим углом зрения рассмотрим реальное состояние и эволюцию важнейших сегментов финансового рынка РФ. Попутно выделим те проблемы, которые необходимо решить для формирования в России (в прогнозируемый период до 2020 г. это возможно только в Москве, где в настоящее время сосредоточено более 3/5 денежных ресурсов страны) нового мирового центра финансовой глобализации.
Российский кредитный рынок по мировым рынкам можно оценить как среднеразвитый. Его емкость, как было показано выше, оставляет желать много лучшего, а кредитный потенциал в виде «длинных денег» формируется большей частью за счет привлеченных из-за рубежа ресурсов. Так, на рынке межбанковских кредитов доля иностранцев составляет около 70% (их доля в капитале российских банков достигла к середине 2008 г. 26,8%). Таким образом, кредитный рынок РФ с точки зрения его мирохозяйственной ситуации молено квалифицировать как ведомый. Об этом свидетельствуют его периодически повторяющиеся потрясения под воздействием негативных изменений конъюнктуры мирового кредитного рынка в резком диссонансе с благоприятной динамикой макроэкономических, в том числе монетарных (кроме разве что темпов инфляции), индикаторов развития РФ.
Серьезные недостатки присущи и фондовому рынку РФ, причем последний обладает еще меньшей степенью зрелости, чем кредитный рынок. Его ограниченная емкость во многом обусловливается небольшим по меркам развитых стран числом инвесторов: участниками рынка ценных бумаг стали только около 700 тыс. граждан (напрямую акциями российских компаний владеют лишь около 500 тыс. граждан РФ, тогда как в США аналогичный показатель равен примерно 100 млн.), т.е. около 1% самодеятельного населения страны, что по превышает 1/10 среднего класса РФ. В совокупных активах российских банков, но оценке экспертов ЦБР, доля акций не превышает 3,5%. В развитых странах все эти показатели многократно выше. Правда, на российском фондовом рынке преобладает повышательная динамика развития, в том числе по количеству отечественных «игроков» на нем. За последние три года торговля акциями па российских фондовых биржах выросла в 10 раз, рублевыми облигациями — в 7 раз, а производными финансовыми инструментами — в 23 раза. Периодические потрясения на данном рынке были бы намного более чувствительными для отечественной экономики, если бы здесь, как это было еще до начала нынешнего десятилетия, по-прежнему действовали главным образом иностранные спекулянты — не валено, «собственной персоной» или через местных «представителей».
Что касается рынка производных финансовых инструментов (деривативов и т.д.), то он по существу только начинает обретать более или менее определенные контуры и превращаться в макроэкономический заметную величину, хотя за последние три года объем торгов здесь и вырос в 23 раза.
Все это вновь и вновь порождает потрясения и симптомы нестабильности на финансовом рынке РФ. «Архитектура российского финансового рынка, — как правильно отмечают М. Эскиндаров и Я. Миркин, — делает его уязвимым к классическим кризисным сценариям. Слабая капитализация институтов, олигополия — причина неустойчивости рынка — сочетаются со сверх концентрацией денег в Москве (более 60 процентов денежных ресурсов страны), с зависимостью от внешних инвесторов, многолетним ралли в акциях, кредитным бумом (с нарастанием проблемных долгов), быстрым ростом срочных сделок банков (одним из каналов «горячих денег» в экономику). Многие годы эмиссия рублей производится, но существу, против внешних заимствований (в не меньшей мере еще и под приток инвалюты от экспортных поступлений, которые не есть заимствования — В.П.). На практике нет рублевого рефинансирования Банком России коммерческих банков в качестве канала денежной эмиссии. Ставка рефинансирования Банка России не имеет серьезного значения. Двузначный рыночный процент сочетается с волатильностью финансового рынка, одной из самых высоких в мире».
На этом фоне предстают вполне закономерными вновь и вновь возникающие «турбулентности» в финансовой системе РФ, все еще чрезмерно зависимой от стихийной игры внешних сил. Так, становится понятным, почему в результате рассмотренных выше потрясений на мировом финансовом рынке рекордный нетто-приток капитала в РФ, наблюдавшиеся в предыдущем году, резко сменился его нетто-оттоком в весьма чувствительных для нас масштабах, хотя российская экономика продолжала динамично развиваться. Гораздо худшие неприятности ждали бы нас от других внешних шоков, особенно связанных с резкими падениями цен на нефть, которые побудили бы глобальных инвесторов сыграть па понижение своих коротких
Такой шок и произошел в сентябре под воздействием временного падения мировых цен на нефть (до 100 долл. за баррель или даже несколько ниже этой отметки) и углубления кризисных явлений на мировых финансовых рынках. Он выразился в резком падении курсов акций на российском фондовом рынке и резком ухудшении состояния ликвидности отечественных коммерческих банков, хотя для этого не было прямых внутриэкономических причин.
Этот шок в очередной раз со всей очевидностью продемонстрировал недоразвитость — по стандартам зрелой рыночной экономики — российской банковской и в целом финансовой системы, ее чрезмерную зависимость от экзогенных (мирохозяйственных) факторов. Правда, он показал и значительно возросший потенциал государства для противодействия подобным потрясениям. Снизив норму минимальных резервов (одно это увеличило ликвидность коммерческих банков на 300 млрд. руб., причем эти средства оказались в распоряжении последних уже 19 сентября 2008 г., через день после принятия ЦБР соответствующего решения) и, выразив готовность предоставить кредиты банкам под залог ценных бумаг на срок до трех месяцев в размере не менее 2 трлн. руб., ЦБР снял напряжение на кредитном рынке и способствовал быстрому восстановлению курса акций в РТС до уровня, существовавшего до сентябрьского шока. Этому способствовало и заявление правительства о резервировании 500 млрд. руб. для стабилизации фондового рынка, которые в случае необходимости будут использованы на эти нужды.
Способность государства к решительным и эффективным антикризисным действиям, проявленная в ходе сентябрьского финансового шока, несомненно, способствовала повышению репутации России как весомого и быстро прогрессирующего участника международных валютно-финансовых отношений. Вместе с тем, без устранения отмеченных выше и других фундаментальных изъянов в российской финансовой системе в нашей стране не может возникнуть центр валютно-финансовой глобализации и утвердить себя в этом качестве. Если под этим понимать центр, т.е. место «гравитации», финансовых операций (совершения сделок, расчетов и т. д.), то для этого должна быть, безусловно обеспечена международная конкурентоспособность и привлекательность всех указанных звеньев российской банковской системы. На это, как отмечают ведущие российские банкиры, потребуется не менее 57 лет. Однако Москва может и должна уже в ближайшее время переместиться в рейтинге глобальных финансовых центров с 56й позиции в число «топ50», а до 2020 г. (видимо, во второй половине прогнозируемого периода) попасть в первую десятку, хотя трудно себе представить, что здесь она окажется в одном эшелоне с Нью-Йорком или Лондоном. При этом нам, но может опыт становления в качестве мировых финансовых центров Франкфурта и Дублина в прошлом десятилетии, Дубая, Бахрейна и Катара — в нынешнем.
Направления продвижения к этому очерчены выше. Они конкретизированы, например, в докладе Федеральной службы по финансовым рынкам (ФСФР) «О мерах по совершенствованию регулирования и развитию рынка ценных бумаг на 2008-2012 годы и на долгосрочную перспективу», представленном в апреле 2008 г. в правительство РФ, и модели «идеального рынка», разработанной экспертами Национальной ассоциации участников фондового рынка (НЛУФОР). ФСФР и НЛУФОР считают целесообразным к 2020 г. повысить капитализацию российского фондового рынка более чем в 4 раза (до 5,45,6 трлн. долл.), а число частных инвесторов на нем — более чем в 20 раз (до, как минимум, 20 млн.), довести долю иностранных ценных бумаг на наших фондовых биржах до 12% (сейчас они вовсе не имеют хождения). Параллельно с этим дол лены быть приняты меры по развитию других сегментов финансового рынка, прежде всего кредитного и рынка производных финансовых инструментов, которые также необходимо адаптировать к требованиям ГЭ.
Набор инструментов, позволяющих, устранив указанные изъяны, сформировать в России условия для превращения Москвы в один из глобальных финансовых центров, известны отечественным экспертам (в частности, они перечислены в цитированной выше статье М. Эскиндаров и Я. Миркина). В этой связи обратим внимание лишь па сам подход к выбору этих инструментов. Как это ни покажется парадоксальным на первый взгляд, мирохозяйственная («глобализационная») задача по формированию в РФ одного из признанных глобальных финансовых центров должна решаться с акцентом на ускоренное замещение денег, пришедших к нам извне, за счет экзогенных заимствований, эндогенными источниками их накопления, консолидацию внутренней институциональной структуры российской финансовой системы и ее превращение из ведомого участника МВФО в активный субъект глобализации в данной сфере. При этом такие «националистические» меры (например, создание благоприятного и конкурентоспособного режима налогообложения операций с ценными бумагами и производными финансовыми инструментами на российском финансовом рынке) вовсе не должны ущемлять права нерезидентов и открытость счета капиталов. Подобные преобразования, без осуществления которых Россия не сможет стать мировым финансовым центром, займут, видимо, весь прогнозируемый период до 2020 г., — и то только при условии, что этому не помешает наметившаяся к осени 2008 г. угроза эволюции международной обстановки в сторону нового издания «холодной войны».
Европеизация или трансконтинентальный прорыв?
Отмеченные и другие изменения в сфере ВЭД РФ будут сопряжены с определенными «подвижками» и в ее географической (страновой) структуре, в содержании экономических отношений нашей страны с ее ведущими партнерами. В этом контексте приоритетную роль будет играть обеспечение благоприятного развития сотрудничества с Евросоюзом, который на протяжении всего постсоветского периода выступает как экономический партнер России № 1 (так, на него приходится несколько более половины внешнеторгового оборота РФ). В прогнозируемый и период ЕС останется для России таким партнером. Правда, ряд отмеченных в настоящей монографии факторов действуют в направлении некоторого снижения удельного веса ЕС во внешней торговле РФ при соответствующем повышении доли других регионов, особенно АТЭС.
После вступления в действие в полном объеме с 1 декабря 1997 г. Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (оно было подписано еще 24 июня 1994 г. на о. Корфу, но его ратификация по ряду причин затянулась), учреждающего партнерство между Российской Федерацией, с одной стороны, и Европейскими сообществами и их государствами членами, с другой стороны (далее: СПС-1), под их отношения была подведена солидная и достаточно адекватная тогдашним реалиям договорно-правовая база, стимулировавшая их дальнейшее поступательное развитие. К сожалению, о несомненном прогрессе в этих отношениях пришлось говорить не слишком долго. На протяжении почти всего первого десятилетия нового XXI века в целом ряде областей взаимодействия между обоими партнерами накапливались взаимные упреки, недомолвки и нерешенные проблемы. Более того, как справедливо отмечают наблюдатели с обеих сторон, «с конца 2006 г. мало что продвигается в отношениях между Европейским Союзом и Россией... Проявления раздражения друг другом растут, пробка во взаимоотношениях не рассасывается, она даже становится более плотной».
В такой обстановке 30 ноября 2007 г. десятилетний срок действия СПС-1 истек. Поскольку в соответствии со ст.106 СПС-1 ни одна из Сторон не направила другой Стороне письменного извещения о денонсации настоящего Соглашения как минимум за шесть месяцев до его истечения (т.е. до 1 июня 2007 г. — прим. авт.), оно было автоматически возобновлено (продлено) на один год, что и было подтверждено на саммите ЕСРФ в португальской Албуфере (октябрь 2007 г.). Официальные переговоры между обоими партнерами по новому соглашению до сих пор не начались, формальной причиной чего стала известная позиция Польши.
Стратегии развития отношений Российской Федерации с Европейским Союзом на среднесрочную перспективу (2000-2010 годы), представленной Правительством России на саммите РФЕС в Хельсинки (октябрь 1999 г.), говорится, что Россия будет вести дело к достижению договоренности с ЕС «о совместной разработке и заключении нового широкоформатного соглашения о стратегическом (курсив авт.) партнерстве и сотрудничестве в XXI веке» (далее: ССПС), призванного прийти на смену СПС-1. В этой связи представляется весьма актуальным выяснить, руководствуясь известным принципом, согласно которому политика есть искусство возможного, насколько реалистична данная целеустановка в свете современных реалий в отношениях РФЕС.
В настоящее время отношения между Российской Федерацией (РФ) и Евросоюзом переживают сложные времена, если не сказать: застой или, более того, кризис, как это оценивают многие эксперты с обеих сторон. Начало данного процесса явно совпадает с предпоследним расширением ЕС с 1 мая 2004 г. После этого расширения ЕС, когда в него вошли несколько государств, традиционно не проявляющих симпатий, а подчас даже и «дежурной доброжелательности» к России, значительно умножились отмечавшиеся уже с начала нынешнего десятилетия признаки (мелочный торг по условиям вступления РФ в ВТО, навязывание позорного для нас соглашения по Калининграду, срыв одобренного всеми конфликтующими сторонами российского плана урегулирования в Приднестровье, неприкрыто антироссийская активность в ходе «оранжевой революции» па Украине, попытки навязать РФ ратификацию неприемлемого для России Договора к Энергетической хартии, которую ей пришлось подписать в 1994 г., когда она экономически и политически буквально стояла на коленях перед Западом) того, что Евросоюз — вопреки дружественной риторике — взял курс на замораживание сближения с Россией и начал де-факто проводить политику «мирного сосуществования», а то и жесткой, если не враждебной конкуренции в экономической сфере. Для такой оценки политики ЕС в отношении РФ, данной С. Карагановым еще осенью 2005 г. к сожалению, есть и другие основания, число и весомость которых пока не обнаруживают тенденцию к уменьшению.
Такая ситуация во взаимоотношениях обоих партнеров сложилась на фоне того, что ЕС после серьезных успехов в деле углубления интеграции, достигнутых в 1986-2002 гг., переживает глубокий структурно-адаптационный кризис. В этой связи подчеркнем, что интеграционный кризис в ЕС заметно понизил качество интеграции в ЕС, сделал его менее гомогенным интеграционным объединением, сузил возможности проведения действительно «коммунитарной» политики в отношении третьих стран, в том числе РФ. Как следствие подобной эволюции партнера для России стало значительно труднее вести дела с Евросоюзом как с «солидарным сообществом», чего неизменно требует от нее другая сторона (отметим, что постсоветская Россия в отличие от СССР всегда считалась с этим и не делала ставку на разжигание противоречий внутри ЕС).
Для того чтобы похолодание и застой в отношениях РФЕС сменились потеплением, обе стороны должны прежде всего четко определить свои стратегические ориентиры для дальнейшего развития своего партнерства на основе адекватного и глубокого осознания того, чего они могут ожидать друг от друга с учетом их сегодняшнего положения в мире и ситуации внутри них. От этого зависит и решение вопроса о характере и качестве нового базового соглашения (НБС), которое рано или поздно придет па смену СНС-1.
Евросоюзу было бы небесполезно осознать, что за годы президентства В.В. Путина Россия перестала выступать, как в прошлом десятилетии, в неприглядной роли «просителя у парадного подъезда» Евросоюза и всего Запада, ведомого «соучастника» отношений с ними, которого лишь по доброте души можно милостиво удостаивать благозвучного и почетного титула «партнер». Экономическое, финансовое, социальное и политическое положение страны — в противоположность ситуации конца XX века — в целом позитивное и стабильное. Поэтому Евросоюзу в духе реализма и известной формулы: политика есть искусство возможного, — было бы не только необходимо, но и полезно для самого себя вести на равных дела с Россией, которая преодолела комплекс «младшего партнера» и субъекта (наподобие доминиона) своего рода «полуколониальной» внешней и внешнеэкономической политики, даже если это кому, то и не по душе. Партнерство возможно только на равноправной основе, как равноценных субъектов, каждый из которых обладает своими сильными и слабыми сторонами. В изменившейся обстановке РФ не признает и не признает за ЕС правомерность претензий на роль старшего партнера, а тем более ментора. Да и по ряду весомых причин ЕС все меньше по сравнению с началом постсоветского периода развития России подходит на эту роль.
Перспективы развития экономических отношений РФЕС связаны с рядом объективных обстоятельств. Так, в Европе РФ, по всей вероятности, сохранит роль регионального энергетического лидера, поскольку она имеет для этого наилучший для поставок в ЕС инфраструктурный (трубопроводный и др.) и ресурсный потенциал (к 2017 г. добыча нефти в РФ вырастет до 530-550 млн. по сравнению с 480 млн. т в 2006 г., а газа до 740 млрд. куб. м по сравнению с 656 млрд. куб. м), репутацию, безусловно, надежного поставщика, политическую волю и далее выступать в этом качестве и необходимую для этого внутриполитическую стабильность.
Вместе с тем спрос на импортные энергоносители в других центрах мирового хозяйства, особенно в СШЛ, Китае и Индии, будет расти значительно быстрее, чем в ЕС. Кроме того, эти страны не делают акцепт на снижении зависимости от РФ в импорте данной продукции (с энергетическом импорте США доля РФ вообще сравнительно невелика). По эти и другим причинам относительная заинтересованность РФ в ЕС как рынке сбыта продукции ТЭК, вероятно, несколько снизится (хотя и будет оставаться в абсолютном выражении высокой), особенно если Евросоюз будет продолжать делать излишний акцент на уменьшении энергетической зависимости от РФ и препятствовать прямым инвестициям российских компаний («Газпрома и др.) в свой ТЭК. При этом следует подчеркнуть, что РФ готова гарантированно удовлетворить энергетические потребности ЕС соразмерно своей ресурсной базе. От обеспечения прочных перспектив экспорта продукции российского ТЭК в ЕС (туда направляется 9/10 такого рода экспорта РФ за пределы СНГ) экономическая стабильность
И безопасность нашей страны зависят никак не меньше, чем Евросоюза — от импорта указанной продукции. Вследствие этого любое, сколько нибудь весомое ограничение экспорта российского ТЭК в ЕС по неким соображениям политического давления на последний (а именно этого он опасается, по меньшей мере, вербально) неизбежно превратилось бы для России в отношении самой себя в своего рода акт «экономического членовредительства» на грани самоубийства, так что вести речь об этом можно только умозрительно гипотетически. Это обусловливается и тем обстоятельством, что для, сколько нибудь серьезной переориентации нефтяных потоков России на Восток в ущерб Евросоюзу потребовались бы многомиллиардные инвестиции по созданию новых мощностей для добычи и транспортировки данного продукта, по меньшей мере, в течение целого десятилетия.
Таким образом, Россия, конечно, заинтересована в сохранении ЕС в качестве торгово-экономического партера № 1, каковым он неизменно является на протяжении всего постсоветского периода и будет оставаться, по меньшей мере, до 2015-2020 г. Это способствовало бы поддержанию годами сложившейся солидной базы для дальнейшего развития комплекса внешнеэкономических связей РФ. Опираясь на эту базу, Россия могла бы продвигаться вперед в области внешнеэкономической деятельности (ВЭД), в том числе на других ее географических и отраслевых направлениях.
Вместе с тем нынешняя доля (более 1/2) ЕС во внешнеторговом обороте нашей страны в ближайшие 10-15 лет будет показывать тенденцию к постепенному снижению (возможно, до примерно 40%), поскольку в других регионах мира, прежде всего АТР, есть более благоприятные предпосылки для наращивания ВЭД России. Так, доля Северо-Восточной Азии, одного из субрегиона АТР (Китай, Япония, Республика Корея), может удвоиться по сравнению с нынешними 12,5%. Правда, подобную переориентацию провести будет очень сложно. Тем не менее, с учетом этих обстоятельств РФ исходит из целесообразности постепенного повышения доли АТР в своем экспорте энергоносителей с нынешних 3% до 30% (для этого потребуется «переброска» па Восток не менее 60 млн. т нефти и 65 млрд. куб. м газа в год), что, правда, экономически и технически возможно только к концу прогнозируемого периода до 2020 г. или даже за его пределами.
Следует также иметь в виду, что наибольший потенциал для наращивания экспорта готовой, особенно машино-технической и высокотехнологичной продукции, к чему стратегически давно и неизменно стремится РФ, объективно находится, прежде всего, как раз в пространстве АТР (АТЭС), но никак не в Евросоюзе. Так, автор почти не видит перспектив (за исключением точечных прорывов в отдельные мелкие ниши) для наращивания экспорта подобной продукции в Германию — ведущую экономическую державу Евросоюза. Вместе с тем в регионе АТР для решения этой задачи имеются более благоприятные предпосылки на стороне спроса на импортную машино-техническую и высокотехнологичную продукцию (в том числе потенциально и российскую), которые могут еще более улучшиться в ходе формирования в АТЭС к 2020 г. зоны свободной торговли.
Таким образом, Россия заинтересована в сохранении высокого уровня экономических отношений с Евросоюзом (хотя растущая доля ВЭД РФ будет в ближайшие 10-15 лет приходиться на АТР и некоторые другие регионы мира) и их дальнейшем взаимовыгодном развитии, готова гарантированно удовлетворить энергетические потребности в той мере, в какой ЕС в этом нуждается, в развитии всего комплекса отношений стратегического партнерства. Вместе с тем РФ не признает и не признает за ЕС правомерность претензий на роль старшего партнера, а тем более ментора. Да и, но ряду причин ЕС все меньше, но сравнению с началом пореформенного, постсоветского периода развития РФ подходит на эту роль.
К этим причинам относятся, по меньшей мере, следующие обстоятельства:
• Экономические показатели развития ЕС в прошлом и нынешнем десятилетии характеризуются среднегодовыми темпами экономического роста заметно ниже среднемировых и высокой (в некоторых странах ЕС и застойной) безработицей. Как уже отмечалось выше, такая ситуация но темпам прироста ВВП, по нашему прогнозу, в целом сохранится до 2020 г., несмотря на сравнительно благоприятные для ЕС и еврозоны итоги 2006-2007 гг.
• «Лиссабонскую стратегию», принятую в марте 2000г. и нацеленную на превращение ЕС к 2010 г. в самую динамичную и конкурентоспособную экономику в мире, уже сегодня следует считать невыполнимой.
• В научно-технологическом отношении ЕС продолжает существенно отставать от США и отрыв от последних — в отличие от ситуации 60-80-х гг. XX века — скорее имеет тенденцию к увеличению, чем к сокращению. Это объективно обусловливает заинтересованность ЕС в углублении и расширении научно-технологического сотрудничества с Россией, которая, несмотря на известные потери российской науки, после распада СССР, еще имеет в этой области весомый потенциал.
• Политический вес ЕС в современном мире заметно превосходит его реальные экономические и военно-политические возможности. С одной стороны, это обусловлено высокой эффективностью международной деятельности ЕС и ряда входящих в него государств. С другой стороны, крайняя слабость силового компонента и неспособность к разработке единой внешней политики ЕС в условиях его нынешнего кризиса могут быстро ликвидировать данную диспропорцию.
Вследствие отмеченных выше и других обстоятельств, лежащих на обеих сторонах, а также действия факторов общемирового (глобального) характера роль ЕС в мире без организации эффективного стратегического партнерства с РФ в обозримой и отдаленной перспективе, по-видимому, будет гораздо ниже, чем при наличии такого партнерства. Это же относится и к России. Как участник стратегического партнерства с Россией Евросоюз объективно заинтересован в прочной поддержке РФ со стороны военно-политического, геополитического, геоэкономического и ресурсного компонентов ее мощи, без чего ему будет значительно сложнее обеспечить свою безопасность и продвинуться вперед в области решения глобальных проблем (мирового терроризма, энергетической, экологической, бедности и отсталости развивающихся стран и др.). Россию же привлекают, прежде всего, экономический и технологический (особенно внедренческий) компоненты мощи Евросоюза, возможности более полного использования политического влияния ЕС в мире во взаимных интересах обоих партнеров. Весь вопрос, однако, состоит в том, как организовать стратегическое партнерство РФЕС.
С точки зрения коренных, долгосрочных интересов обоих партнеров заключить ССПС было бы предпочтительнее, чем некое модифицированное и усовершенствованное СПС-1 в виде СПС-2. Однако в последние 35 лет ситуация такова, что ЕС, ссылаясь на свое толкование тех или иных сторон политической и социально-экономической системы России и не сумев «переварить» как свершившуюся реальность серьезное возрастание ее роли в мире, стал для нее партнером, не только менее склонным к поиску взаимоприемлемых компромиссных решений, но и менее предсказуемым. Более того, даже эксперты по интеграции из стран самого ЕС, например Ф. Бьяншери, называют Евросоюз «самым непредсказуемым партнером» (курсив авт. — В.П.), поскольку он ныне переживает исторические перемены — переломную фазу реконструкции системы своего управления.
В такой обстановке, подчас, к сожалению, усугубляемой еще и тактически неудачными ходами российского государства и бизнеса на политической и экономической арене, обоим партнерам непросто совместно намечать и принимать меры, наполняющие их сотрудничество действительно стратегическим содержанием. Этим обусловлена и явная аморфность принятых на саммите РФЕС в мае 2005 г. «дорожных карт», которые действительно «не ведут в Европу». Фактически они воплощают в себе только декларацию о намерениях и обозначающих в самом общем виде вехи на пути к четырем общим пространствам ЕСРФ (экономическому; свободы, безопасности и правосудия; внешней безопасности; науки, образования и культуры), но не содержат более или менее четких определений этих понятий и не задают достаточно определенные параметры указанных пространств. Правда, к достоинствам этих карт, являющимся своего рода «обратной стороной медали», следует отнести то, что они позволяют развивать сотрудничество с «изменяемой геометрией», в зависимости, от текущих потребностей расставляя в нем акценты, интенсифицируя или, наоборот, лишь имитируя совместные усилия в тех или иных областях взаимоотношений.
По-видимому, бессодержательность этих документов, подписанных на саммите ЕСРФ 10 мая 2005 г., была решающим образом обусловлена тем, что обе стороны к тому моменту не сформировали свои принципиальные позиции по дальнейшему развитию отношений в новой обстановке, коренным образом отличающейся от ситуации в России, ЕС и мире 1994-1997 годов, когда СПС-1 подписывалось и вводилось в силу. Как показали итоги последнего саммита ЕСРФ в Португалии 26 октября 2007 г., этого не произошло и до сих пор. Оценивая современное состояние сотрудничества РФЕС, зам. Председателя комитета по международным делам Совета Федерации В. Лихачев пишет: «Ключевым фактором взаимодействия России и ЕС на нынешнем этапе сотрудничества является работа по реализации «дорожных карт» по формированию четырех общих пространств: экономического, свободы, безопасности и правосудия; внешней безопасности; научных исследований и образования, включая культурные аспекты, утвержденных в 2005 году». Если бы эти «карты», не содержащие четких, взаимообязывающих параметров сотрудничества, претворяемых в жизнь, действительно играли столь приоритетную роль, то перспективы развития сотрудничества РФЕС, особенно как раз в экономической сфере, следовало бы оценивать довольно пессимистично. Однако на деле эти перспективы могут оказаться намного лучше, если новое базовое соглашение (ПБС) удастся дополнить комплексом отраслевых соглашений, который стали бы последовательно реализовываться обеими сторонами.
Поэтому при всех случаях ПБС, будь то соглашение ССПС или СПС-2, а также конкретизирующие его отраслевые соглашения призваны существенно обогатить содержание этих карт. Так или иначе, позиции обеих Сторон по новому соглашению до сих пор не сложились, так что польское вето, возможно, было в душе воспринято ими как некий желанный сюрприз, дающий передышку для соответствующих размышлений.
В контексте разработки экономических разделов НБС небезынтересно выяснить, что полезного можно почерпнуть из соглашений Евросоюза с третьими странами о партнерстве, экономическом и научно-техническом сотрудничествами.
В этой связи привлекают внимание, прежде всего соглашения постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) об их ассоциации с ЕС (к настоящему времени эта страны либо вступили в ЕС в 2004 или 2007 гг., либо ведут с ЕС переговоры о вступлении). Эти соглашения получили полуофициальное, утвердившееся в литературе название «европейские соглашения об ассоциации» (ЕСА) Кроме того, трудно пройти мимо общих соглашений ЕС об экономическом и научно-техническом сотрудничестве и партнерстве с Индией и Бразилией (международные эксперты классифицируют последние как страны с быстро формирующимися и развивающимися рынками, как и РФ), положение которых в мировой экономике и научно-технической сфере также во многом сопоставимо с нашей страной. Следует сразу же подчеркнуть, что эти документы по своему международно-правовому содержанию насыщены значительно меньше, чем ЕСА, носят подчеркнуто рамочный характер, почти свободны от норм прямого действия и потому в контексте задач настоящей статьи представляют меньший интерес, чем первые, хотя и заслуживают внимания.
ЕСА коренным качественным образом отличаются от СПС-1 тем, что предусматривают ассоциацию стран ЦВЕ с ЕС как промежуточный этап на пути этих стран к будущему членству в Евросоюзе. Однако членство в ЕС России не представляется возможным и целесообразным с точки зрения интересов обеих сторон, для которых этот вопрос не актуален, пожалуй, в равной мере. С одной стороны, ЕС основан па балансе интересов средних по мировым меркам (как таковые в ЕС принято рассматривать и крупнейшие из них — Германию, Великобританию, Францию и Италию) и малых стран, Россия же, как член ЕС нарушила бы этот баланс. Ясно, что ЕС не в состоянии «переварить» экономику России, распространив на нее все имманентные ему процедуры. Действительно, можно лишь в кошмарном сне представить себе такую ситуацию: все регионы России, кроме Москвы, Казани и Ханты-Мансийска, претендуют на дотации из бюджета ЕС.
С другой стороны, с точки зрения интересов России ее полное членство в ЕС также весьма проблематично. Если бы РФ вступила в ЕС как полноправный член, то она была бы связана в отношениях с третьими странами правилами внешнеторгового режима ЕС и не могла бы проводить автономную внешнеторговую и в целом внешнеэкономическую политику. Это значительно осложнило бы, например, отношения РФ с США, Китаем и другими странами АТЭС, куда не входит и по определению не может входить ни одно из государств-членов ЕС. В целом автор настоящей монографии не видит для России серьезных оснований добиваться членства в ЕС не только сегодня, но и в сколько нибудь обозримой перспективе. Соответственно, не актуален и вопрос об ассоциации России с Евросоюзом.
Наибольший интерес как источник идей и возможных формулировок для нового базового соглашения (НБС) РФЕС представляет торговый раздел ЕСА, особенно те его аспекты, которые касаются формирования зоны свободной торговли (ЗСТ). Хотя в данный момент создание ЗСТ ЕСРФ не стоит на повестке дня (для этого должна но меньшей мере проясниться ситуация со вступлением РФ в ВТО), этот вопрос может стать актуальным в обозримой перспективе. Поскольку проблематика ЗСТ РФЕС уже подробно рассматривалась автором в других изданиях, ограничимся отсылкой читателя к соответствующим публикациям и некоторыми дополнениями, подтверждающими сформулированные там выводы.
Прежде всего, принципиально важно, что и в ЕСА процедуры создания ЗСТ однозначно увязывались с правилами и нормами ГАТТ/ВТО, так что без членства в данной организации движение в этом направлении фактически исключалось. Даже при весьма развитых торговых связях устанавливался весьма длительный переходный период для формирования ЗСТ. Так, в случае со Словенией, соглашение с которой было подписано в 1996 г., а вступило в силу в 1999 г., предусматривался 6летний период для достижения этой цели, хотя к тому времени эта страна была уже довольно тесно интегрирована в хозяйственное пространство ЕС. Отметим также, что важным пунктом ЕСА являлась договоренность об исходных ставках таможенных пошлин, отталкиваясь от которых, стороны должны проводить их снижение. Если пошлины снижались в соответствии с предписаниями ГАТТ/ВТО уже после вступления соглашения в силу, то именно эти — последние — тарифы ВТО применялись в качестве исходной базы для последующей их либерализации. Попутно отметим, что еще более важным источником идей для ЗСТ РФЕС, когда она будет создаваться, может и должна стать Стокгольмская конвенция о создании Европейской ассоциации свободной торговли (ЕАСТ). Это документ содержал четкие международно-правовые нормы для создания З-СТ в рамках ЕАСТ в течение десятилетнего периода (1961-1970 гг.), представляя собой, если прибегать к современной терминологии, настоящую «дорожную карту» на пути к свободе торговли.
Инвестиционные разделы СПС-1 и ЕСА находятся примерно на одном качественном уровне, ориентируясь на основополагающие документы Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), и различаются лишь в деталях и нюансах. Среди международных экономических организаций именно ОЭСР внесла наибольший вклад в либерализацию трансграничной миграции капитала, а ее основополагающие документы, особенно Кодекс либерализации движения капиталов (1961г., с последующими около 200 поправками) и Декларация о международных инвестициях и транснациональных корпорациях (1976 г.), приобрели для большинства государств мира и бизнеса характер важнейших стратегических ориентиров в данной области.
Представляется целесообразным внести в данный раздел НБС, но вопросам применения национального режима (НР) и режима наибольшего благоприятствования (РНБ) к взаимным инвестициям четкие, не допускающие неоднозначной трактовки положения — такие же, как в ЕСА, например, между Евросоюзом и Хорватией. В статье 49 пп.1 и 2 обе Стороны с момента вступления в силу Соглашения о стабилизации и ассоциации между ЕС и Хорватией обязуются применять к учреждаемым на своей территории компаниям другой Стороны или к уже действующим на своей территории дочерним компаниям другой стороны тот же подход, который «не менее благоприятен, чем в отношении своих собственных компаний, или, если это более благоприятно, к компаниям из третьих стран».
Иными словами, в сфере взаимной миграции капитала в форме прямых инвестиций обе стороны с момента вступления в силу ЕСА между ними без всяких оговорок однозначно предоставляют друг другу НР или РНБ в зависимости от того, что для учреждаемых или уже действующих компаний другой Стороны более благоприятно. К этому следует добавить, что в статье 60 п.1 этого соглашения с момента его вступления в силу обе Договаривающиеся Стороны обязуются «обеспечить свободу взаимного движения капитала в связи с прямыми инвестициями». Представляется, что приведенные формулировки из статей 49 и 60 Соглашения о стабилизации и ассоциации между ЕС и Хорватией, будучи адаптированными в рамках НБС, сделали бы последнее для России, как и для другой Стороны, в инвестиционной части более полезным и перспективным, чем СПС-1.
Правда, сама по себе имплантация в НБС указанных положений ЕСА между ЕС и Хорватией была бы недостаточной, если бы ЕС и РФ поставили бы перед собой действительно стратегическую цель формирования зоны свободного инвестирования, например, но аналогии с соглашениями о Европейском экономическим пространстве между ЕС и ЕАСТ или о НАФТА, действующими с 1994 г. Для согласования вопроса о формировании подобной зоны ЕС и РФ должны в первую очередь найти взаимоприемлемое решения вопроса об ограничении прямых иностранных инвестиций в некоторые стратегические отрасли их экономик. Законодательные акты по этому вопросу в настоящее время готовятся как в Государственной Думе РФ, так и в Комиссии и Парламенте ЕС. Поскольку такого рода документ ЕС, видимо, будет во многом сходен с подобным законом, недавно введенным в действие в США, который создал российскому бизнесу (прежде всего компаниям с государственным участием в их капитале) достаточно сложные проблемы, нельзя исключать, что именно этот вопрос может стать камнем преткновения в деле придания инвестиционному разделу НБС качественно нового уровня, стимулирующего в сфере взаимных капиталовложений действительно стратегическое кроссекторальное сотрудничество.
В области трудовой миграции с учетом соответствующих положений ЕСА и уже имеющегося опыта, апробированного за время действия СПС-1, важно, чтобы СПС-2 способствовало свободному передвижению профессионалов, часто въезжающих в страну не по делам индивидуального бизнеса, а в рамках ротации кадров в международных корпорациях, имеющих свои отделения в России, а также миграции профессионалов с исключительными способностями. В то же время НБС должно способствовать решению вопросов перечисления на родину пенсионных взносов работников из РФ в странах ЕС, но меньшей мере тех, которые отработали в государствах ЕС и, соответственно, направляли взносы на нужды обязательного пенсионного страхования в течение ряда лет, но менее нормативного срока, необходимого для получения хотя бы минимальной пенсии (этот срок составляет в странах ЕС, как правило, не менее 15 лет) от соответствующих органов принимавших их стран.
По аналогии с «европейскими соглашениями» в СПС-2 в миграционном контексте целесообразно:
- устанавливать для рекомендуемых изменений контрольные, пусть далее рекомендательные сроки, в течение которых должны быть разработаны меры, оговоренные и необходимые для прогресса в миграционной сфере, и это могло бы служить индикатором продвижения в интеграции;
- взять за образец стремление к действительному отсутствию всякой дискриминации иностранных работников из РФ в странах ЕС и работников стран ЕС в РФ по национальности при найме на работу и в условиях работы, свободном доступе к рынку труда, если они являются легальными работниками;
- включить в СПС-2 предписания по пенсиям и платежам по старости, при смерти, несчастном случае на производстве или при болезни, вызванной работой, которые обеспечиваются работнику в странах обеих Договаривающихся Сторон. Это также должно касаться пособий многодетным семьям и членам семей работников.
В СПС-2 нельзя ставить активное сотрудничество по миграционным вопросам в один ряд с борьбой с преступностью, терроризмом и коррупцией, так как это автоматически компрометирует такие договорённости, как контрольно противодействующие меры для миграции. Такие вещи необходимо оговаривать в разных пунктах договора.
Также для России могут быть полезны при подготовке переговорного процесса достижения миграционных соглашений Венгрии с ЕС накануне вступления ее в Евросоюз, среди которых:
- начало процесса по упрощению миграционных перемещений, в том числе на уровне оформления документов;
- наличие конкретных сроков по переходу от одной стадии этого процесса к последующим этапам, с ясным описанием предпринимаемых действий;
- заключение отдельных соглашений по перемещению научных работников, учащихся, особых категорий, для которых не просто упрощён режим перемещения, но и введены режимы благоприятствования;
- урегулирование и гармонизация законодательных актов, касающихся пенсионного и социального обеспечения;
- особый порядок, упрощающий процесс воссоединения семей, в том числе родственников различных степеней родства;
- создание специальных баз данных, но мигрантам, позволяющих управлять и контролировать процесс миграции;
- сотрудничество в противодействии недокументированной, нелегальной миграции, в пресечении торговли людьми и борьбе с организацией криминальных каналов миграции.
Для РФ также может быть полезен опыт Китая как страны, в которой проблема нелегальной миграции с ЕС регулируется, в том числе за счёт выноса в неё массовых производств из традиционных отраслей промышленности стран Евросоюза. Это может служить для России интересным примером возможного варианта миграционной политики, хотя сам факт выноса производств напрямую не связан с миграционной политикой ЕС, а является одним из проявлений глобализации и обусловлен наличием большого количества дешёвой и незанятой рабочей силы в КНР, чего в РФ нет. Такой подход к делу позволяет снизить эмиграционный потенциал Китая и частично оградить ЕС от наплыва нелегальных иммигрантов. С учетом данного опыта КНР имеет смысл выстраивать и российские отношения с Евросоюзом, одновременно преследуя цели наращивания промышленного развития, предотвращения исхода населения из страны, в том числе в такой стратегически опасной форме, как утечка умов. Для Евросоюза, активно укрепляющего свою «шенгенскую стену», такой ракурс постановки проблемы тоже может быть достаточно привлекательным, побуждая органы ЕС к разработке мер, поощряющих бизнес из традиционных отраслей (текстильной, деревообрабатывающей и др.) к созданию новых производственных мощностей и рабочих мест в России. Правда, поскольку это может негативно отразиться па занятости в самом ЕС в случаях переноса рабочих мест в Россию, возможности достичь на этом направлении позитивных для обеих сторон результатов представляются достаточно ограниченными.
В целом новому соглашению, тем более, если оно все же примет характер договора о стратегическом партнерстве, необходимо придать социальное измерение, которое полностью отсутствует в СПС-1 и других действующих до сих пор документах, регламентирующих отношения РФЕС.
Из сравнительного анализа и соглашений Евросоюза с третьими странами в разделах, касающихся охраны и реализации прав интеллектуальной собственности (ИС), видно, что они ориентированы па одни и те же основополагающие международно-правовые документы по данной проблематике и находятся в целом на примерно одинаковом качественном уровне. Различия между ними касаются главным образом тех или иных деталей, которые могут и дол лены быть учтены при разработке НБС. Так, представляется, что для российского проекта НБС в контексте ИС приоритетным делом должна быть дальнейшая адаптация российских норм и стандартов в области ИС к соответствующим атрибутам Евросоюза, к чему другая Договаривающаяся Сторона, несомненно, отнесется с полным пониманием. Иного и трудно ожидать, ибо в данном случае речь пойдет о переходе от менее развитого к более развитому феномену. Правда, этот процесс не должен стать «улицей с односторонним движением»: в нем было бы целесообразно учесть и накопленный позитивный опыт России, а также третьих стран.
Содержащиеся в ст. 55 СПС-1 нормы следует считать генеральными нормами, применимыми и к сфере ИС. Статьей 55 устанавливается необходимость сближения законодательства России с законодательством ЕС с целью достижения их совместимости. Таким образом, в ст. 55 подчеркиваются пределы (рамки) намечаемого сближения законодательств: обязательства по сближению, принятые на себя Россией, являются ограниченными. Во-первых, четко обозначена цель сближения — достижение совместимости законодательства. Это понятие не подпадает под понятия «унификация» и «стандартизация» — оно наиболее близко понятию гармонизации и, очевидно, сближение может быть достигнуто даже при отсутствии совпадения некоторых норм. Во-вторых, достижение совместимости предполагается не законодательствами отдельных государств-членов ЕС, а законодательствами Евросоюза.
Следует подчеркнуть, что специальные нормы, относящиеся к праву интеллектуальной собственности, содержащиеся непосредственно в ст.54 СПС-1, являются декларативными и не несут особой правовой нагрузки. Вместе с тем приложение 10 к данной статье содержит ряд чрезвычайно важных норм, представляющих собой международно-правовые обязательства России в сфере ИС. Россия обязалась к концу пятого года после вступления СПС-1 в силу, т.е. 2002 года, обеспечить у себя уровень защиты прав, аналогичный уровню, существующему в ЕС, включая эффективные средства обеспечения соблюдения этих прав. Обязательства, возлагаемые этой нормой на РФ, несомненно, смягчаются тем, что РФ должна стремиться к обеспечению лишь аналогичного уровня защиты прав, что означает более мягкое требование, чем тождественный, тот лее самый уровень защиты.
Говоря о направлениях и сферах унификации и гармонизации отечественного законодательства в сфере защиты исключительных прав на объекты интеллектуальной собственности с нормами ЕС, представляется необходимым выделить следующие: биотехнологические изобретения; селекционные достижения в сфере растениеводства; компьютерные программы и базы данных; спутниковое и кабельное вещание; новеллы в системе авторских правомочий (право сдавать в прокат и передавать в безвозмездное пользование объекты творческой деятельности); использование объектов интеллектуальной собственности в глобальных информационных сетях.
Достаточно подробная разработка вопросов научно-технического сотрудничества в соглашениях между ЕС и третьими странами, как и в СПС-1, с одной стороны, свидетельствует о том, что данной проблематике следует уделить должное внимание и в СПС-2. С другой стороны, сам характер этой разработки не дает больших оснований для активных заимствований, а тем более «плагиата» из указанных соглашений. В соглашениях по ПТС Евросоюза с Бразилией и Индией, носящих подчеркнуто рамочный и мало к чему конкретно обязывающий характер, автор не обнаружил идей, способных обогатить соответствующий раздел будущего СПС-2 между РФ и ЕС. Здесь можно использовать лишь отдельные формулировки.
ЕСА во многом (но в гораздо меньшей степени, чем с Бразилией и Индией) носят также рамочный характер, что в особой мере относится к их разделам и статьям по вопросам НТС. В них намечены в первую очередь цели и формы НТС, но не прописаны, сколько нибудь детально обязательства договаривающихся Сторон, но конкретному оформлению механизма сотрудничества, особенно в части его финансирования. В плане развития НТС на этапе ассоциации этих стран с ЕС ЕСА не идут дальше того, что записано в положениях по НТС, содержащихся в СПС-1.
При подготовке НБС целесообразно предусмотреть комплекс конкретных мер, наполняющих содержанием четвертую из указанных выше «дорожных карт», что на деле обеспечило бы тесное и систематическое сотрудничество в отраслях фундаментальной и прикладной науки на основе совместных многолетних рамочных программ и совместного финансирования; гармонизацию законодательства, гарантирующего, в частности, право интеллектуальной собственности; формирование общеевропейского образовательного пространства на основе Болонского процесса, включая сближение систем образования, широкий обмен преподавателями, студентами и аспирантами, взаимное признание (без всякого рода «нострификаций») дипломов о высшем образовании.
Отметим, что как в экономическом, так и в научно-техническом разделах НБС для обеих сторон было бы целесообразно улучшить международно-правовые рамки для международной производственной и особенно научно-производственной кооперации (МНПК) РФЕС на фирменном уровне при содействии государства. Эти наиболее прогрессивные синтетические формы МЭО, далеко выходящие за рамки традиционной торговли и играющие ключевую роль в экономических связях компаний из развитых стран, в отношениях между ЕС и РФ пока не получили приоритетного развития, а по МНПК имеются лишь единичные примеры.
В целом рассмотренные выше элементы соглашений Евросоюза с третьими странами, если их в той или иной форме «имплантировать» в повое базовое соглашение ЕСРФ, укладываются в русло модифицированного, «усовершенствованного» СПС-1, т.е. в СПС-2. Пожалуй, лишь разработки по З-СТ могли бы придать НБС (а именно: торговому разделу последнего) характер заявки па переход к подлинно стратегическому партнерству.
Попутно отметим, что как цитированная выше Стратегия развития отношений Российской Федерации с Европейским Союзом на среднесрочную перспективу (2000-2010 годы), так и принятая в том лее 1999 г. на саммите ЕС в Кельне Коллективная стратегия Европейского Союза в отношении России не только не определяют в виде более или менее четкой дефиниции основные параметры того, что они понимают под стратегическим партнерством, но как раз в экономическом аспекте не несут в себе видения, какой либо стратегической перспективы. Особенно это относится к п. «Диалог по экономическим вопросам» и «Торговля и капиталовложения» Коллективной стратегии Европейского Союза в отношении России, содержащим лишь «обтекаемые», мало что значащие формулировки. При этом содержащийся в них акцент на оказание консультационного содействия Евросоюзом России в деле улучшения макроэкономической ситуации РФ сегодня совершенно не актуален. Таким образом, обе «стратегии» (какой то намек на стратегический подход в них можно обнаружить, причем с большим трудом, пожалуй, только по вопросам безопасности и энергетики) никак не могут быть не только фундаментом, но даже лишь, сколько нибудь прочной «точкой опоры» для разработки НБС, если оно будет призвано стать документом, на деле создающим международно-правовую базу для стратегического партнерства между Россией и Евросоюзом.
Сказанное выше, а так лее резкое осложнение отношений РФЕС в августе 2008 г. в связи с российской операцией по принуждению Грузии к миру в Южной Осетии и Абхазии пока не позволяет рассчитывать на то, что результатом переговоров, но НБС, приступить к которым стороны решили на их последнем саммите в Ханты-Мансийске (июнь 2008 г.), могло бы стать заключение в разумные согласованные сроки амбициозного и широкоформатного договора, содержание которого реально создавало бы международно-правовую базу для стратегического партнерства.
По проблематике ПБС просматривается большой «разброс» точек зрения ведущих российских и «коммунитарных» экспертов по всем рассмотренным в настоящей статье вопросам, весьма отчетливо проявившийся в ходе дискуссий на двух представительных международных конференциях по данной проблематике, которые были организованы в феврале и декабре 2007 г. соответственно МГИМО (У) МИД РФ и Институтом Европы РЛП совместно с Фондом им. Бертельсмана (ФРГ). Так, по вопросу о характере НБС высказывались полярные воззрения: от обязательного, подлежащего ратификации по формуле 1+1+27 стратегического документа преимущественно прямого действия до политической декларации о намерениях, со многими промежуточными вариантами. Вероятно, эти расхождения, отражающие реальное положение вещей в отношениях РФЕС, так или иначе, проявятся на будущих переговорах по НБС, которые по одной лишь данной причине могут затянуться. Однако возможную затяжку не стоило бы драматизировать.
Жизнь не требует форсирования этих переговоров любой ценой, в ущерб их качеству и будущим результатам, ибо описанная в начале п.4.3.2. процедура продления СПС-1 на один год не ограничена во времени. К этому добавим, что, по имеющимся оценкам, пока не реализованы до половины из 112 статей этого документа. Таким образом, с началом переговоров по НБС партнеры не станут безработными, если даже ограничатся претворением в жизнь нереализованной половины СПС-1.
В ситуации, сложившейся к осени 2008 г. в отношениях между РФ и ЕС, интересам нашей страны в наибольшей мере отвечает такой вариант новой договорной базы, который сочетал бы в себе лаконичный базовый документ (возможно, в форме декларации) с указанием на наиболее важные для обеих сторон сектора сотрудничества, по которым будет намечено заключить соглашения прямого действия, наполненные четким содержанием. Попутно отметим, что автор настоящей монографии уже в ходе переговоров РФЕС о ЕЭП предлагал такого рода отраслевой подход как наиболее приемлемую для РФ генеральную линию взаимодействия обоих партнеров в экономике. К сожалению, вместо этого па свет появились пустопорожняя «дорожная карта» по экономике и три других столь же «стратегических» документа.
При всех случаях для подготовки российского проекта нового базового документа необходимо создание специальной рабочей группы высокого уровня с привлечением ведущих экспертов, перед которой не была бы поставлена задача, если прибегать для ее описания к шахматной терминологии, делать судьбоносные ходы в жестком цейтноте, «па флажке». Было бы весьма желательно, чтобы не повторилась история с появлением в 2005 г. «дорожных карт» в их окончательном виде, когда после интересных дискуссий в ведущих научных журналах России, принесших целый ряд плодотворных рекомендаций, но формированию общих пространств (в том числе экономического), сложилась ситуация, которую можно довольно адекватно отразить известным афоризмом: «гора родила мышь». В этой связи заслуживают внимание новейшие разработки, авторы которых предлагают взвешенные соображения по новой договорной базе отношений РФЕС. Будущее отношений, в том числе экономических, между Россией и ЕС — слишком важное дело для обоих партнеров и всего мирового сообщества, чтобы принимать судьбоносный для пего документ, не взвесив все «за», «против» и «если».
Таким образом, дальнейшее динамичное развитие экономических связей России с Евросоюзом объективно необходимо и целесообразно для обеих сторон, но в свете сегодняшних реалий достаточно проблематично. По-видимому, а прогнозируемый период мы можем исходить из перспективы дальнейшего наращивания торговли и других форм этих связей в реальном выражении, во всяком случае, умеренными темпами. Вместе с тем, рассмотренным выше реалиям, долговременным стратегическим интересам России, в том числе в контексте ее превращения из объекта в субъект ГЭ, отвечало бы опережающее развитие экономических отношений с другими регионами мира, особенно с экономиками АТЭС, Латинской Америкой (прежде всего с участниками МЕРКОСУР) и динамично развивающимися странами Азии и Африки (Сирия, Египет, Ливия, Нигерия и др.), обладающими хорошим ресурсным (природным, капитальным, да и интеллектуальным) потенциалом. В этом контексте было бы в определенной мере полезным, и обрести вновь «старых друзей» как экономических партнеров (Монголия, Куба), хотя потенциал последних достаточно ограничен.
Иными словами, императивам глобализации для России адекватна не только диверсификации товарной структуры ее экспорта в сторону повышения доли готовых, особенно машино-технических и высокотехнологичных, изделий, но и диверсификации географической структуры экспорта в указанном направлении, причем оба процесса объективно взаимосвязаны между собой. Именно там имеются сравнительно благоприятные возможности для расширения сбыта российской готовой продукции, в том числе по линии поставок комплектного оборудования, строительства промышленных, энергетических и инфраструктурных объектов. Это могло бы сопровождаться соответствующими мерами РФ по увеличению и диверсификации ее импорта. В целом такая диверсификация ВЭД России — без ущерба для поступательного развития ее сотрудничества с Евросоюзом — способствовала бы укреплению ее экономической безопасности, особенно в свете того, что к осени 2008 г. стало объективно невозможным исключать развития обстановки в мире, но меньшей мере в обозримой перспективе, по сценарию нового издания «холодной войны» в той или иной форме. Таким образом, один из главных императивов глобализации в области ВЭД России вырисовывается достаточно четко: рациональная европеизация плюс трансконтинентальный прорыв.
Только в случае реализации Россией данного императива — вкупе с прогрессивной диверсификацией товарной структуры ее экспорта — к 2020 г. станет возможным повышение доли РФ в мировом экспорте.
Статью подготовила ведущий эксперт-экономист по бюджетированию Ошуркова Тамара Георгиевна. 
